«Луна, ты здесь?» «Луна, прошу, мне нужно тебе кое-что сказать» «Не игнорируй звонки и сообщения, это важно!» «С тобой всё хорошо?» «Злишься на меня?» «Ладно, уже поздно, ты, наверное, спишь» «Напиши мне, как только прочтёшь, ладно?» «Или позвони» «Что угодно, только не оставляй меня в неведение» «Знаешь, мне правда нужно тебе кое-что рассказать» «Надеюсь, ты не оттолкнёшь меня» «Потому что ты важна для меня» «Я вижу, что ты прочла мои сообщения, — прилетело только что. — Почему ты не спишь в два часа ночи?»
Я вздыхаю.«Я в действительности не представляю, что произошло сегодня в университете. Почему Реджинар кричал о лжи? Неужели ты не смог сдержать данное мне обещание о том, что будешь говорить мне правду и только правду, какой бы она не была? Просто скажи мне: это всё было лицемерием? Ты играл со мной?»
Я обвиняла его в, наверное, самых страшных для самой себя вещах, до конца не представляя, какой именно могла оказаться та самая правда. Но худшие из подозрений я вылила на Мартино, словно ведро с грязью. И за это в ту же секунду стало до безобразия стыдно. С другой стороны, я имела основания? Ведь имела?«Ты накручиваешь себя. И думаешь только о самом плохом. Ты правда важный человек для меня, а я достаточно зрел для того, чтобы нести ответственность за собственные поступки. Именно поэтому я просто хочу поговорить с тобой. Глядя в глаза, а не по переписке»
«Так значит, ты и вправду лгал мне?»
«Я такого не говорил. Просто скажи, что придёшь в наше кафе сегодня, к полудню»
Пораскинув мозгами, я написала в ответ краткое «Хорошо» и уставилась в потолок, через неопределённое количество времени проваливаясь в царство Морфея.***
Кафе, по своему обыкновению, встретило меня запахом превосходного кофе, с примесью ароматов десертов, теплом и такой… по-родному приятной атмосферой. Я была здесь, кажется, сотню раз. А может и больше. За столиком в другом конце зала, у самого окна, сидит Мартино. Он поворачивается ко мне. На лице расписан весь спектр человеческих эмоций: в глазах отчаяние и неуверенность мешаются с нескрываемой радостью, под кожей проступают желваки, губы поджимаются в жесте, подчеркивающем волнение. — Вкусный кофе? — интересуюсь я, приближаясь к нему, конечно, скованно. Но заставляю себя встретиться с его взглядом, буквально кричащем о чём-то важном. Он точно взволнован. — Спасибо за то, что пришла, — отрезает он. — А я могла поступить иначе? Ставлю сумку на кушетку и понятия не имею, что говорить. И надо ли что-то говорить? Казалось бы, я жаждала знать всю правду. Но почему-то именно сейчас, когда я вижу внутреннюю борьбу Мартино, его перекошенное то ли от боли, то ли от радости лицо, мне не хочется ничего знать. Будто именно сейчас все мысли, раньше не дававшие никакого покоя — вмиг отступили. Где моя сила воли, когда она мне так нужна, а? Я делаю глубокий вдох и продолжаю: — Я просила тебя говорить мне только правду, и ты… — Обещал. Знаю. Хочешь чего-нибудь? Будет крайне некрасиво, если я сам буду лакать кофе, а столь прекрасную даму оставлю без десерта и напитка. Желаешь заморское тирамису или рождественский штолен? А может ванильное печенье? Я ёрзаю, чтобы повернуться лицом к Мартино и остановить свой выбор на зелёном чае и торте «Биненштих»*. — Забавно, — неожиданно отрезает парень, когда я уже вовсю поедаю излюбленный торт. — Я дал тебе обещание, когда мы были именно в этом кафе, именно за этим столиком около месяца назад… Время пролетело так быстро, не так ли? Я невольно задумалась о сказанном и предалась — необычайно тёплым для моего сердца — воспоминаниям. — Лучше скажи мне то, что так хотел, Мартино. Разве не для этого мы здесь? — Ах да. От волнения у него раскраснелись щёки. Похоже, предстоящий разговор стоил ему не малой доли ревностно оберегаемого комфорта. Что же он сделает? Затаив дыхание, Мартино продолжал молчать, а мне желалось во всё горло возразить мучительной тишине. «У меня не так много временных ресурсов!» — быть может крикнула я. Нет. Скорее просто пробубнила себе под нос. Но сдержалась. Потому что не могу торопить его, такого потерянного и, в какой-то степени, опечаленного чем-то, что предстояло узнать и мне. — Я знаю, что крайне глупо просить тебя об обещании, но пообещай мне, что останешься такой же смелой, несмотря ни на что, ладно? — Что? — Будь такой же сильной. Всегда. Он берёт мои ладони в свои и сжимает их едва ощутимо. Но даже этот призрачный жест даёт мне почувствовать то, о чём Мартино никогда не переставал твердить. Он рядом со мной сейчас. И будет всегда, чтобы поддержать. Но его пылкие речи выглядят так, будто произошло что-то настолько ужасающее, из-за чего нам придётся попрощаться. Быть может, навсегда. По крайней мере, выглядело всё именно так. Но мне не хотелось, чтобы мои самые страшные подозрения оправдались. Сейчас я с ясностью озарения вдруг поняла, что за крайний месяц настолько привязалась к нему, что… он мне нужен. Очень сильно нужен. Кто, если не он, будет бросать в меня снежки, пихать в бок во время очередной глупой шутки, разделять со мной порцию мороженного и фильмы девяностых годов. Вероятно, Амбар. Но она не поклонница старых кинолент. И мороженого. И дурачеств. Чёрт бы всё это побрал! — Луна? — Но я слаба, — шепчу я. — И не знаю, что с этим делать. — Это далеко не так. — Говорит Мартино, продолжая касаться меня пальцами. — Я всё понимаю. Я всегда знал, какая ты. Но у тебя есть внутренняя сила. Ты сама говорила, что общение со мной и Амбар — самая большая смелость в жизни. Ты борешься. Тот, кто борется — далеко не слаб. И это искренне. И мне хотелось бы заверить тебя в том, что абсолютно всё, что шло от меня в твою сторону — было чистым. Вернее, да! Я никогда не желала тебе зла, но есть кое-что, о чём я врал. Я роняю голову на грудь, отчаянно борясь с каруселью мыслей, бушующей в голове. Он всё же лгал. Хотя дал слово… — И о чём же ты оговаривался? — Луна, — твёрдо говорит Мартино. — Посмотри на меня. И я смотрю. Пересилив себя и засевшую глубоко обиду. — Я знаю, что мне нет оправдания после свершённого, но я правда хотел сделать, как лучше, — в сердце щемит в ожидании знакомого чувства безопасности и чуда, когда я внимательно рассматриваю янтарные глаза, цепляясь, наверное, за каждую прожилку. — В первый день нашего знакомства в потоке какого-то… страха, наверное, я назвал вам с Амбар не своё имя. — Я глубоко вдыхаю и выдыхаю. — Вернее, моё, но не совсем. Непривычная мысль. — Объясни? — Мартино — моё второе — так называемое среднее — имя, — я пытливо смотрела на него, ожидая продолжения, но парень всё молчал, а продолжить решился через несколько минут: — И… моё имя, к которому я привык… Просто лучше сказать тебе это прямо сейчас! Сказать, что тот парень из Твиттера, который шлёт тебе подарки и следит за тобой, это… ну… это я. Мне потребовалось несколько минут на то, чтобы переварить поднесённую на блюдечке информацию. Горло сжимает, дыхание сбивается, а я лишаюсь всяких сил, выдёргивая пальцы из его ладоней. — Ты хоть понимаешь, что наделал?! — Кричу я. — Ты пугал меня до полусмерти своими выходками, но в это же время утешал, клялся в том, что будешь защищать меня! — Пальцы, в невнятном жесте, касаются щёк. Они мокрые. Я окончательно теряю самообладание, привлекая внимание всех посетителей кафе. — Ты пообещал мне не лгать, но сделал это! А я ведь… Подумала, что смогу доверять тебе! Что ты правда исключение! Но я ошиблась. Вскакиваю из-за стола, с лязгом отодвигая стул. — Луна, ты правда важна для меня! Влетает в уши уже на выходе. Но я не обращаю внимание на ладонь Мартино, Маттео — как его там — и спешно покидаю заведение. Торт «Биненштих»* — классическая немецкая выпечка, открытый пирог на дрожжевом тесте с верхним слоем из миндаля с жиром и сахаром, который при выпекании карамелизируется.