Как осторожно вошла в моё сердце твоя золотая стрела, Звенят бубенчики, колокольчики, колокола. Небо искрится, полыхают костры, В сердце томится ослепительный взрыв.
Поцелуй неловкий, потому что у обоих это первый опыт, но от того не менее страстный. Бинхэ восторженно стонет в губы учителя, выгибается на простынях так, словно у него горит все тело, и это наверняка так. Цинцю горит тоже, поэтому скидывает ханьфу лихорадочно-быстрым движением, не отрываясь от таких сладких, таких обжигающих губ. Ни один из них не закрывает глаза, и их пылающие взгляды, полные одинакового восторга, одинаковой нежности, одинакового голода, сталкиваются, и сам воздух вокруг искрит. Поцелуй становится все более глубоким, они чутко следуют за ощущениями друг друга, поэтому процесс с каждым мигом приносит все больше наслаждения. Цинцю сидит на чужих бедрах, и он чувствует ягодицами возбуждение мальчишки; Бинхэ обхватывает руками тонкую талию заклинателя, держит горячими ладонями гибкую поясницу, ловит на своем лице горячечное дыхание.Бьётся и рвётся наружу сиянье, размеры его велики, Лучше бы не смотреть и не думать, спрятать лицо в лепестки. Не удержать, не погасить, не разрушить, Кажется, я нашел всё, что мне нужно.
Когда Цинцю выпрямляется, чтобы избавиться и от нижних одежд, ученик просто в голос воет от открывающейся картины. Молочная кожа, выступающие ключицы, трогательная впадинка под кадыком, маленькие соски - он воплощение идеала. Учитель, решительно раздевший и его тоже, думает о Бинхэ в точности то же самое. Ему нравится видеть эти широкие плечи, эту мускулистую грудь, нравится, что в этой фигуре присутствуют мощь и изящество в равной мере; он не отрываясь смотрит, пожирая глазами, лаская ими чужое тело, и под этим взглядом мальчишка выгибается снова. Цинцю не выдерживает - проводит по принадлежащему ему телу пальцами, оглаживает живот, грудь, опаляет горячим дыханием шею, прижимается к ней губами. Он отчаянно хочет быть нежным, но он слишком голоден, поэтому впивается в подставленное горло зубами, оставляя яркую метку - неопровержимое доказательство владения. Руки Бинхэ скользят по его спине, и от каждого его движения по позвоночнику бегут мурашки. Мальчишка стонет, почти скулит, он умоляюще просит еще, и немедленно получает ожерелье из укусов. Улучив момент, он проводит языком по шее учителя, от плеча к уху, и тот подставляет глотку сам. А-Хэ лижет его, словно большой пес, но от его действий все тело схватывает спазмами наслаждения. И это наслаждение становится настолько оглушающим, что с губ срывается вибрирующий стон, когда острые зубы ученика сжимаются на его горле.Целый мир на мгновенье перестанет вращаться. И смотреть - не насмотреться, и дышать - не надышаться. Не нарушим молчания. Излучая сияние.
Они все еще в нижних штанах, но это дарит сладкое предвкушение, как у разворачивающего подарок ребенка. С одной стороны, хочется поскорее избавиться от обертки, с другой - растянуть этот процесс как можно дольше. Цинцю пробегается губами и языком по ключицам ученика, целует его плечи, спускается ниже, с любопытством прикусывает коричневый сосок. Обоих встряхивает, и учитель решает уделить этому месту побольше внимания. Он исследует реакции Бинхэ неторопливо и размеренно: всасывает сосок в рот, теребит пальцами второй, кусает до боли, выкручивает, вылизывает, дует, и цепко следит за чужими ощущениями. Мальчишка мечется по простыням, его рука путается в волосах учителя, его стоны становятся хриплыми и почти умоляющими. Ему нравится так, что он прямо сейчас готов испустить дух. Улыбнувшись, Цинцю спускается еще ниже, покрывает ребра россыпью поцелуев и засосов, переходит к животу - идеальному, удивительно красивому, и не позволяет себе пропустить ни одного миллиметра сладкой кожи. Когда он оставляет языком влажную дорожку у тазовой косточки, его вдруг резко дергают наверх. Бинхэ опрокидывает его на спину, нависает сверху, стоя на четвереньках, облизывает его жадным взглядом, опускается на локти, чтобы снова приникнуть к хрупкой шее.Может быть, это лишь новый мираж, эфемерный и сладкий обман, Но пустыня внезапно закончилась, передо мной океан. Волны и чайки, пьяный ветер надежд, Но я боюсь прикоснуться к воде.
Цинцю принимает его напор с готовностью и наслаждением, запрокидывает голову, и уже его пальцы путаются в чужих волосах, а ладонь лежит на пояснице. Бинхэ целует и лижет, и каждое его касание эфемерное и нежное - чтобы уже в следующий миг впиваться зубами в обнаженную кожу, потрясенно наблюдать, как на ней расцветают бутоны лиловых синяков, которые он тут же зализывает, скрывая рвущийся из горла рык. Впрочем, долго сдерживаться он не может, и рычит хищно и торжествующе, когда учитель вскрикивает и выгибается от прикосновений к горошинам сосков. Еще он быстро выясняет, что Цинцю нравятся поцелуи четко под линией ребер, и он уделяет этому месту особое внимание. Тот откликается с жаром, и разум ученика затмевается головокружительным наслаждением. Он, желая, чтобы учитель под ним метался в бреду, стягивает с него штаны, и приникает губами к члену, проводит языком по стволу, берет в рот и жмурится от наслаждения. Меч Сюя ошеломленно ахает, по телу проходит жаркая волна стыда, но быстро исчезает под напором чувств мальчишки: тот так счастлив от этого действия, что просто не получается думать, что это неправильно, так что он просто выгибается навстречу и несдержанно стонет. Пальцы А-Хэ крепко удерживают его за пояс, сжимают тазовые косточки, и заклинатель уверен: останутся синяки. Но ему плевать, он растворяется в наслаждении, откидывает голову, жмурится - и стонет, стонет, стонет.Соединятся ладони, и время для них остановит свой бег. И волшебству не исчезнуть, и тайнам не иссякнуть вовек. Чистый нектар солнечных грёз и желаний, Две разноцветные трубочки в тонком стакане.
Впрочем, это не мешает ему упереться стопой в плечо Бинхэ, отодвигая его. Тот сцепляет пальцы вокруг его щиколотки, ведет языком по изгибу стопы, вылизывает пальцы, с глубоким удовлетворением видя, что учителя потряхивает от наслаждения. Как только он выпускает изящную лодыжку, мир кружится, и учитель снова оказывается сверху, стягивает с него штаны и коленом становится между бедер. Его пальцы касаются губ ученика, и тот вбирает их в рот, видя ярко вспыхивающие искры удовлетворения в глазах Цинцю. Ему очень явно нравится послушность мальчишки, а Бинхэ готов сделать что угодно, лишь бы видеть этот взгляд, полный жадности, удовольствия, нежности - и чего-то намного большего - направленным на себя. Наконец учитель убирает руку и тут же касается влажными пальцами между ягодиц А-Хэ, нежно массирует вход. В его глазах вдруг всплескивается веселье, и он наклоняется к уху ученика: - Этот учитель был совсем юн, когда случайно нашел книжку со странными иллюстрациями в господском доме. В силу возраста я даже не понял, что это такое, и наивно пролистал все до конца, - кожи Бинхэ касается горячий смешок. - Мне очень повезло просмотреть тогда сборник Лунъяна. Мальчишка стонет и подается бедрами навстречу ласковым пальцам. Оценив выражение его глаз, Цинцю аккуратно вводит палец, массирует им тонкие стеночки, слышит требовательное "еще" и добавляет второй. Но Бинхэ не унимается, он просит больше, судорожно насаживается на чужие пальцы, и ему абсолютно плевать на то, что это все достаточно больно. Поэтому растягивание проходит быстро, возможно даже слишком, но противостоять горячим мольбам просто невозможно, так что учитель аккуратно начинает входить в чертовски тесного мальчишку.Задержись на мгновенье, я хочу здесь остаться. И смотреть - не насмотреться, и дышать - не надышаться. Не нарушим молчания. Излучая сияние.
Тот вообще не ценит чужую нежность, подается бедрами вперед, цепляется за плечи, лихорадочно дышит, и Цинцю не выдерживает, входит единым плавным движением, слышит над ухом стон-крик, а потом зубы впиваются в его плечо до крови. Заклинателя это не волнует совершенно, он начинается двигаться, сначала мягко, но очень быстро срывается на жесткие судорожные толчки. Бинхэ выталкивает из себя восторженное: - Прина... длежу... учите... лю... Цинцю отвечает на это глухим рыком, ускоряется, смотрит на испачканные в собственной крови губы А-Хэ, наклоняется, чтобы страстно его поцеловать. Они кончают быстро и одновременно, с громким стоном, но не торопятся менять положение, жадными глазами ловя медленно отступающее наслаждение партнера. Наконец Цинцю перекатывается к стенке, устраивает голову на плече ученика, лениво вытирает их тела чьей-то нижней одеждой, отбрасывает ее в сторону. Его пальцы ласково поглаживают все еще подрагивающее тело Бинхэ, а тот крепко прижимает его к себе. - Этот ученик любит вас, - тихо говорит мальчишка, и заклинатель фыркает. - Этот учитель тоже, - коротко отвечает он, не желая говорить банальности.К счастью ли, к горю ли, каждому сердцу - своя золотая стрела, Закаты, рассветы и лучики в уголках сияющих глаз. Взгляды встречаются, замыкается круг, Тихо парит пёрышко на ветру.