Моя страна

Зуко трудился не покладая рук, сквозь боль, обиды и разочарования, пересилив себя, усталость, голод и поношенную одежду, которая в холодную дождливую погоду вовсе не грела. Наоборот, заставляла стучать зубами, кутаться в протянутый каким-то сердобольным старичком тряпочный шарф и работать еще усерднее. Так хотя бы можно было согреться, либо на время перестать думать о чем-либо. Так было легче пережить еще один день. Айро продолжал вести себя непринужденно, однако Зуко понимал, насколько сильно подвел его. А совесть совсем заела постоянными мыслями о том вечере, когда, вернувшись домой, юноша так долго кричал на несчастного старика, что оба не могли разговаривать друг с другом несколько дней. Зуко, понятное дело, было обидно за всю несправедливость и трудности, свалившиеся на его плечи, но дядю не стоило винить в собственных промахах. Он тоже тяжело трудился и практически ничего не ел. Несмотря на это, Айро вел себя так же спокойно и открыто, с улыбкой вел беседы со всеми, кто к нему обращался. — Не иди сегодня на поле, дядя, — приказал ему Зуко. — На улице слякотно. Не хватало еще, чтобы ты отморозил себе ноги и слег от болезни. — Ты беспокоишься обо мне, племянник? — добродушно улыбнулся Айро. — Не сказать, что волнуюсь, — с легким пренебрежением выдал тот, стараясь не показать своего смущения. — Если ты вдруг подхватишь простуду, мне придется пахать за двоих дольше одного дня. Решил обойтись малыми жертвами. — Ладно, — кивнул старик, — будь по-твоему. Сегодня никуда не пойду. Спасибо тебе, Зуко. Юноша смутился и шустро надел на голову соломенную шляпу, затем, бросив у порога что-то вроде «не стоит, не ради тебя стараюсь», выбежал из дома, точно ошпаренный. Не говорить же дяде, что Зуко заметил его порванную обувь и рану на ноге. К тому же, в последний раз он сгоряча высказал Айро столько обидных слов, которые, как оказалось, он попросту не заслуживал. Зуко глодала совесть, и ему было так стыдно, что ничего другого придумать больше не мог. Близились последние дни, когда крестьяне собирали остатки урожая и готовили почву для зимы. Кто-то засеивал ее чесноком, морковью или капустой, а кто-то бережно рыхлил землю и огораживал участок до весенних работ. Крестьяне были заняты делом постоянно и являлись большими тружениками. — Как жаль, что не хватает здоровых и молодых людей, — грустно вздохнул средних лет мужчина, мечтательно уставившись на горизонт. — Их помощь могла бы прийтись очень кстати. — Да куда нам? — махнула рукой женщина. — Восточные врата все еще под угрозой вторжения, песчаные люди с юга совершают набеги на близлежащие деревни, вот и отправляют наших мальчишек на войну. Это ладно, что не уплатил налоги, а уж если ты родился магом земли — пиши пропало. — Да, — задумчиво проговорил еще один крестьянин. — Пэкче нынче богат покорителями земли. — Интересно, к чему бы это? — Да кто его знает? Хорошо ли, плохо ли, — главное, чтобы живыми возвращались. Старик Нам, вон, за десять лет пятерых сыновей потерял. — Так сколько их у него было-то? — испуганно округлила глаза женщина. — Шестеро, — мрачно отозвался собеседник. — Последний и то дурачком оказался. — Эй, вы! — закричал с того конца поля бригадир. — Чего расселись, бездельники? А ну живо за работу! Или семью свою маслом одним без хлеба кормить собираетесь? Люди тут же встрепенулись и засуетились. — Простите, господин! — ответила женщина в поклоне, и в ее голосе проскользнула легкая издевка. Зуко молча выполнял то, что от него требовалось. Не произносил лишнего, не связывался с кем-либо и даже практически не ел, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. На родине такое бы сработало, но не в Пэкче. Народ здесь сильно отличался от сухих на проявление заботы и эмоций людей Огня, которых с детства учили правилу не совать нос в чужие дела. Здесь же возможности для уединения и отшельничества не представлялось. Пэкчесцы были слишком болтливы, часто разговаривали на повышенных тонах, громко смеялись, знали про своих соседей все, что только было доступно, и даже могли обсудить чью-либо внешность. Упоминаний о шраме Зуко было больше, чем криков бригадира немедленно прекратить праздное проведение времени, что неимоверно злило. — Какое вам дело, откуда я заработал его? — прикрикнул Зуко однажды на сердобольную и до ужаса любопытную крестьянку. — Мне станет лучше, если я вам расскажу? Шрам исчезнет? Или вы можете убрать его с моего лица? Если нет, то и лезть с вопросами не нужно! Он и сам был не прочь отделаться от этого вечного клейма позора и больше не мозолить им глаза окружающих. Зуко радовался бы даже каждый день наряжаться шутом с маской, будь его воля. — Эй, Ли! — подозвал его к себе местный старожил. На вопросительный взгляд он лишь молча поманил Зуко к себе, лениво опустив ладонь в воздухе. — Что-то больно руки трясутся, когда лопату держишь. Мужчина с кряхтением приподнялся с пенька и отряхнулся. Затем мягко подтолкнул Зуко на освободившееся место и протянул сверток размером с большой кулак. — Подкрепись, — сказал он, похлопав юношу по плечу. — До вечера еще слишком много времени. Так и от голода свалиться недолго. Зуко с удивлением и интересом развернул ткань и, вскинув бровью, вопросительно посмотрел на мужчину. — Зачем вы это делаете? По мне видно, что я голоден? Проявление жалости? — Жалости? — мужчина рассмеялся. — Я бы никогда не отдал свою еду кому-то другому. Это дочка моя младшая приготовила с утра. Очень ты ей понравился, вот и решила отблагодарить за то, что помог ей достать с дерева воздушного змея. — А… вы про это… Зуко задумчиво уставился на три огромных треугольных кимбаба, бережно завернутых в водоросли. Видно было — к готовке приложил руки ребенок, но как старательно он это сделал, с какой любовью и заботой. На вкус, может, и пресно оказалось бы, но наверняка кимбаб был до отказа напичкан начинкой. Мило и трогательно со стороны девочки, имя которой Зуко даже не помнил, ибо просто проходил мимо и решил помочь, только бы она не плакала. — Спасибо, — тихо и смущенно произнес он, но поблизости уже никого не было. *** Ближе к вечеру на небе из-за туч выглянуло солнце. Поле тут же озарилось яркими желтыми красками, стали подтягиваться с разных концов люди, зашумели дети и сразу стало как-то веселее на душе, хорошо и тепло, словно дневное светило принесло с собой радость и умиротворение. Зуко остановился на минуту, размял плечи и, прищурившись, посмотрел наверх. Иметь бы возможность летать как маги воздуха. Он бы уже давно покинул эти края и обрел спокойствие где-нибудь на необитаемом острове, где всегда жаркое лето и мало проблем. — Погода — благодать! — мечтательно вздохнул рядом стоящий паренек. Откуда он появился и когда именно, Зуко точно не знал. — Самое то для неспешных раздумий и мечтах о великом. Прямо-таки горы хочется свернуть! Зуко негромко и раздраженно цокнул, вновь принимаясь за работу, и полностью проигнорировал собеседника. Только и умеют, что портить настроение своей пустой болтовней. Какие мечты? Что великого в том, что он вспахивает поле и перебивается с воды на хлеб? Зуко определенно нужен лук со стрелами. Пора выходить на охоту и добывать настоящую еду: кабаны, олени, лосе-львы, перепелки и дикие утко-фазаны. В лесах столицы Виресон кого только не встретишь! Была бы возможность их поймать. — Да-а, — протянул надоедливый паренек. — Будь моя воля — всех бы тут распустил! Кого по домам, кого просто на заслуженный отдых. Вот работенка-то! А бригадир чего стоит? Ты только взгляни на его холеную морду. Видно же, что заодно вместе с низкопоставленными чинушами подворовывает. Эх, ты! У собственного народа! Чтоб тебя! — Может, прекратишь уже брюзжать, как бабка старая, и возьмешься за работу? — грубо прервал его Зуко. — С хрена ли вообще лез сюда, если все плохо? — Сам бы за себя говорил, — иронично протянул паренек. — По твоему выражению я что-то тоже не вижу большой радости от этого занятия. — Я, по-твоему, веселый гусь, чтобы ходить целый день и улыбаться как идиот? — огрызнулся Зуко. — Мог бы и в королевской конюшне навоз убирать, — непринужденно пожал плечами его собеседник. — Там ведь больше платят, да и условия получше. Зуко отбросил мотыгу и резко развернулся к нему. — Нарываешься? — спросил он, вздернув бровь и грозно сжав кулаки. — С чего бы? — усмехнулся паренек. — Просто предполагаю. Или шучу. Зачем так реагировать? Зуко нахмурился. Кого-то этот человек ему сильно напоминал. К тому же, он не мог понять, встречал ли его ранее на поле, либо где-то в другом месте. Зуко знал практически всех крестьян этого района. Похожих на стоящего перед ним юношу точно не попадалось поблизости. Если только не на рынке. — Ты, — округлил глаза Зуко и тут же вцепился руками за его воротник. — Это же ты расклеивал листовки по всей округе в тот день! — Что? — наигранно удивился юноша. — Не совсем понимаю, о чем ты? Какие листовки? — Дурачка решил повалять, псина огородная? — прошипел Зуко. — Это точно был ты! — Эй, вы оба! — прикрикнул на них бригадир. — Времени на болтовню так много, что разборки решили устроить? Вас, наверное, занять надо, а то, гляжу, совсем со скуки с ума посходили? Зуко замер на месте и с огромной неохотой отпустил подлеца, но продолжил сверлить его злостным взглядом, не предвещающим ничего хорошего, а тот лишь усмехнулся и подначил: — Правильно. Послушайся этого маразматика. Продолжи и дальше влачить свое жалкое существование. Подчиняйся чужим указкам, паши как проклятый и получай за это гроши. А те, что сидят повыше, вроде этого товарища, пусть наворуют больше мешков риса и наживаются на чужих несчастьях. Тебе ведь определенно нравится такая жизнь. *** Что это было? Расклейщик следил за ним? Или где-то раздобыл о Зуко информацию? Как он оказался на рисовом поле и зачем произнес те слова? Что он имел в виду? Так много вопросов и предположений, что Зуко часами изводился и даже не пошел домой, дабы ненароком не навлечь на себя и дядю беду. Стоило тщательно поразмыслить над словами того паренька. Зуко опасался, как бы кто за ним не устроил слежку, как бы кто не прознал о его настоящей личности. Он был не готов «оживать» раньше времени. Зуко пока еще слишком слаб. Узнай о нем кто-то, и головы точно не сносить, ибо он в самом логове врага, где каждый имел честь растерзать сына правителя страны Огня в клочья. Зуко нервно провел ножом по прутьям и едва не ранил себя. Затем замер и сосредоточенно вслушался в шелест листвы, опавшей на землю. Словно по ней кто-то ходил. Кто-то очень тяжелый и медленный. Зуко повел ухом в сторону раздающегося легкого шуршания, аккуратно прицепил заточенный камень на прут и попробовал прицелиться с самодельной тетивой. Конечно, было бы лучше иметь при себе настоящее оружие. Подручными средствами здоровых животных не убить, и в данном случае отлично помогла бы магия огня, однако Зуко боялся сдать себя. Оставалось довольствоваться тем, что было при себе. И каково же было его разочарование, когда перед глазами предстал пятнистый олень, спокойно прогуливающийся по роще леса и ищущий себе лакомства, спрятанные под листвой деревьев. Такой огромный, упитанный. Его мяса хватило бы на несколько недель при рациональном использовании, а у Зуко только тонкая тетива с малопригодными для такой охоты стрелами да карманный нож — устаревший и выброшенный когда-то в мусорный мешок хозяином барака. «Попытать счастья? — размышлял Зуко. — Или бросить это занятие?» Ответом ему послужил точный выстрел прямиком в сердце животного, пущенный сверху. Олень упал замертво, а на землю с дерева свалился недавний знакомый Зуко, который уже здорово успел потрепать ему нервы. — Ты и тут решил подгадить мне? — рассердился Зуко. — Как долго это будет продолжаться? Кто ты и что тебе от меня нужно? Паренек проигнорировал его и направился к подстреленному оленю. Аккуратно он вытянул стрелу из туши, протер ее тряпкой и загадочно улыбнулся, покрутив ее в руке. — Твое… оружие так точно бы не попало, — произнес юноша, сделав акцент на непригодности его орудий труда. — Только зря добычу бы спугнул. — Он подошел к Зуко и вложил в его ладонь стрелу. — Бери. В качестве компенсации за неудачный день. Ты здорово спас меня и мою команду тогда. Спасибо тебе. — Компенсация? — повторил Зуко с подергивающейся бровью. — Думаешь, этим поступком сможешь загладить то, что произошло в тот день? В его золотых глазах заплясали недобрые огоньки. Зуко больно вцепился рукой в плечо своего «приятеля» и гневно посмотрел на него. — Да, — нагло, с похожим на угрозу тоном отозвался юноша. — Было бы здорово, если бы ты принял его. — А если нет? — глухо прорычал Зуко. — Я бы не хотел этого, — «приятель» с нажимом отцепил его пальцы со своих плеч. Оба сиюминутно среагировали и попытались нанести удары. Потасовка продлилась не дольше пары минут, и за это время они умудрились здорово набить бока друг другу и шишки на макушках. — Признаю, силенок у тебя много, — пропыхтел расклейщик. — Да я даже не прочь взять тебя в свою команду! Только вряд ли тебя это устроит. — Как в воду глядел! — воскликнул Зуко, хватаясь за пробитое солнечное сплетение и пытаясь восстановить дыхание. — Я с тобой даже за один стол никогда не сяду, придурок! — А вот это было грубо и обидно! — рассмеялся юноша. — Как знаешь. Оленя я тебе отдал. Все остальное: решение, право выбора — за тобой. — Чего? — вопросительно уставился на него Зуко. — Как я уже сказал, — пояснил тот, — только тебе решать: оставаться ли чьим-то рабом, не имея права на нормальную жизнь, и кормить разжиревших командиров, либо стать по-настоящему свободным. Вот уж не ожидал от себя такого, но тебе действительно подходит эта роль! *** На соревнованиях все было хорошо до того момента, пока резко не сократилось число участников. А затем по причине голосования судей Катаре в противники поставили Кваху. С тех самых пор все пошло кувырком. А ведь этот парнишка грозился показать себя на соревновании и «вмиг уделать несносную принцессу», и был так рад встретиться на поле с ней лицом к лицу, что аж засиял и еще больше распушил перья. Пускал так много колких издевок в сторону Катары, пока она пыталась пробить его ледяную защиту, все время шутил и поддразнивал ее, однако сам даже не пытался нападать. Словно все происходящее было не более, чем игрой, и Кваху мог уделать соперника в любой момент, просто взмахнув кистью руки. Соревнования проходили уже больше часа. За это время многие участники выбыли, оставались только сильнейшие. Все было проделано ради того, чтобы север и юг перенимали друг у друга полезные техники и оценивали способности учеников, ведь только так можно определить, чья столица выдержит нападение войск народа Огня и кому больше необходима подмога. Также соревнование в виде боев один на один позволяли увидеть новые таланты и выявить уязвимые места. И, конечно же, для развлечения. Сокка, естественно, голосовал за сестру. А куда ему было деваться? Хотелось, конечно, выбрать себе достойного фаворита, но среди способных выделялся только Кваху, а болеть за него было как-то нечестно по отношению к Катаре. Которая, к слову, распалялась в бою не на шутку и даже сумела расшевелить своего противника. Кваху уже не только защищался и ставил преграды, но и стремился атаковать. Битва получалась зрелищной и насыщенной. Весь зал рукоплескал и выкрикивал слова поддержки в сторону своих фаворитов. В напряжении сидел и Хакода, что часто замечал Арнук, находящийся подле него, и Юи, не сводящая глаз с опасного танца двух магов воды, что словно стремились смертельно ранить друг друга в бою. Лишь Хама оценивающе всматривалась в каждое движение ученицы и хмурилась, когда она допускала ошибку. Однако старуха выглядела расслабленной и была более чем уверена — Катара определенно победит. — Ты погляди-ка! Как сильно разозлили тебя мои слова! — с преисполненным азартом воскликнул Кваху, уворачиваясь от ее водных дисков. — Не иначе как убить решила! — Ты сильно раздражаешь! — отозвалась Катара и запустила в него целую струю воды, которую он сумел перехватить. — Не люблю врунов, хвастунов и подлых людей! Соорудив ледяную дорожку, она проскользила по ней и в считанные мгновения нанесла решающий удар по противнику, в момент, когда он был совсем к такому не готов. Кваху отлетел на пару метров и здорово приложился лбом об лед, приземлившись, но попытался встать, хоть его попытки и были тщетны. Катара же с победным выражением лица встала рядом, позволив себе убедиться, что он не поднимется, и только после повернулась к рукоплескающей публике. Еще одно доказательство, что она — одна из лучших магов воды нового поколения. — Проклятье! — гневно пробормотал Кваху, вытирая со лба и носа капли крови. — Думаешь, так легко победила меня в бою? Он гневно сузил глаза, пытаясь сосредоточить взор на расплывающейся фигуре соперницы, а затем внезапно нашел в себе силы и приподнялся на локтях. И пока Катара совершенно не подозревала, что творилось за ее спиной, Кваху на последнем ударе гонга собрал в руках ледяной шар размером с камень и запустил его прямиком в девушку. Весь зал охнул, а Катара, которой лед прилетел в макушку, без сознания рухнула оземь, да так и не пришла в себя. — Как тебе такое? — победно ухмыльнулся Кваху, оголяя белоснежные зубы. *** В детстве Катара очень часто видела один и тот же сон. На родине всегда было холодно, порой жутко морозно, так, что конечности отмерзали, но каждый раз она чувствовала тепло, когда засыпала рядом с матерью. В ее мыслях навсегда останутся воспоминания о ее убаюкивающем голосе и нежных руках, которыми она гладила девочку по голове. Ласково проводила пальцами по волнистым волосам, собирала из них разные прически и укачивала на коленях, напевая колыбельные. Приятное и щемящее сердце чувство тепла и уюта растекалось по телу, стоило только Катаре вспомнить об этих моментах ее утраченного детства. Ей нравилось видеть эти сны. Они всегда были живыми, яркими, загадочными и ощущались сильно, насколько вообще могла ощущаться реальность этого мира. Словно Катара и в самом деле присутствовала в том месте, чувствовала тепло, жаркий ветер, слышала шелест листвы и льющуюся воду из чайника. Пила чай из тонкой глиняной чаши и своими устами произносила клятву верности на диалекте, совершенно ей не знакомом. Катара бы назвала его «учтивым» или «почтенным», если бы эти слова подошли к ним. При первом упоминании этого сна в ее голове сразу же возникал образ красных шелковых тканей и неудобный пояс, сжимающий бока при поклонах до пола. И громкая, отчетливая клятва: — …клянусь почитать и любить своего мужа… быть ему опорой… клянусь в верности до самого конца нашей жизни и после смерти… Если бы Катаре сказали об этом сейчас, она была бы точно уверена: красные ткани служили традиционным элементом одежды людей Огня, а ощущение жаркой летней погоды, так не похожей на вечную мерзлоту Южного племени Воды, только подчеркивало принадлежность брачующейся девушки к чужой стране. Но Катара ни разу не бывала где-то помимо юга и севера племен Воды. Она не знала ничего о культуре народа Огня и даже предположить не могла, что такая погода вообще существовала, если бы не любознательный и умный брат, который ее и просветил в географии и истории других народов. Тогда почему же ей снились такие странные сны? Откуда они взялись? И отчего так неожиданно появились в этот раз, спустя столько лет после смерти матери? Катара не могла ответить. Но ей отчетливо казалось, что не зазря, и что-нибудь обязательно за ними последует. Но что именно?