Моя страна

Отец всегда говорил, что был рад рождению каждого своего ребенка. Он любил их всех одинаково и всегда стремился подарить детям родительскую заботу и тепло. То чувство, когда он брал в руки новорожденного малыша, не могло сравниться ни с чем. Будто вся вселенная сжималась в одном крохотном комке жизни, будто ничего более не существовало за его пределами. Банвон эти чувства не испытал. На его лице не отразилось ничего, кроме усталости и облегчения, когда лекари сказали о рождении сына. Его собственного сына. Сердце Банвона не дрогнуло, а он сам подумал только о том, что принцесса Вонгён осталась жива, а это самое главное. Не каждая женщина могла выжить при родах, его мать сама скончалась от сильных болей, но успела подарить отцу шестого сына. Учитывая хрупкую натуру Вонгён, взращенную, точно комнатные цветы в теплице, для ее здоровья было опасно выносить ребенка, не говоря уже о самих родах. И Банвону было бы глубоко наплевать на ее состояние, если бы не осознание: без клана Мин ему точно не справиться. — Теперь ты действительно стал взрослым, — с гордостью заявил брат. — Познать, что значит быть родителем — величайший дар и возможность посмотреть на себя со стороны. Дети — они ведь как отражение тебя самого, твоя маленькая копия, слепок. Бангва был рад больше. Он искренне улыбался, сочувствовал переживаниям принцессы Вонгён и всячески поддерживал младшего брата. Банвон же в это время строил планы по укреплению границ и периодически отвлекался на радостные крики его подчиненных солдат, которые целый вечер отмечали победу в битве при Ляодун. Прошлой ночью принц отрубил голову полководцу Куэя, потому как армия царства Земли не собиралась сдавать позиции и освобождать занятые ими территории. Этим вечером Банвон уже праздновал рождение сына. Выпивал по несколько кувшинов макколи, но ничего не чувствовал: ни вкуса, ни эмоций, ни опьянения. — Родился и родился, — усмехнулся принц, аккуратно поставив на стол осушенную чашку. — Что в этом такого? Люди каждый день рождаются и умирают. Многим не удается даже до ста дней дотянуть. Бангва одарил брата внимательным настороженным взглядом, затем задумчиво выдал: — Да, ты прав. Малыш должен дожить до ста дней*. Тогда ему больше ничего не будет угрожать. Однако… — тут он почесал подбородок и чуть придвинулся к столу, — как же ты его назовешь? Важно с осторожностью выбирать имя. Оно сыграет огромную роль в судьбе твоего сына. Разве недостаточно того, что этот ребенок носил фамилию Ли? Она не делала его великим? Сын Банвона уже являлся принцем. Чего еще нужно было желать, давая ему какое-то особенное имя? — Если ты хочешь, чтобы он был сильным, то лучше использовать корень «Ён» или «Нам», — продолжал распинаться Бангва. — Тогда это сделает его мужественным. Слог «Сон» сделает его искренним и внимательным к окружающим, таким же добрым, как наша почившая матушка. «Хо» подарит богатство и величие. Не зря это слово чем-то похоже на тигра! А «Хён»… — Тётушка! — прокричал кто-то, празднующий за соседним столом, подзывая к себе владелицу постоялого двора. — У вас такая вкусная говядина, просто пальчики оближешь! Давайте нам еще! — Да! Еще добавки, тётушка! — До**, — не задумываясь выдал Банвон и, схватившись за меч, преспокойно лежащий по правую руку от него, встал со стола. — Принц Ли До, — пояснил он ошалевшему брату. — Враг побит, стена укреплена, а Куэй еще некоторое время не тронет наши земли. Пусть мы и не отвоевали Ляодун обратно, об этой битве будут слагать легенды. Завтра на рассвете я выдвигаюсь в столицу. Настала пора выходить на охоту. *** Сокка радовался победе, искренне радовался, однако сердце его было неспокойно. Племена Воды выхватили у судьбы еще один шанс и одолели врага, но какой ценой. Юный принц в полном объеме ощутил на себе тяжелую ношу принятых лично им решений, которые повлекли за собой смерти и несчастья. Стоя вокруг женщин, оплакивающих отцов, братьев, возлюбленных и мужей, Сокка понимал, что именно он был виноват в их гибели, что это проклятие отныне будет преследовать его вечно, что ему никогда не смыть кровь со своих рук. Впервые в жизни ему стало так невыносимо и одиноко. «Глупый самонадеянный мальчишка, не способный принимать правильные решения». — Ты большой молодец, Сокка. — Хакода мягко дотронулся до его плеча и тепло улыбнулся, выказывая поддержку, в которой он так нуждался. — Я правда горжусь тобой. Сокка на самом деле хотел, чтобы отец говорил то, что он по-настоящему испытывал, однако всем сердцем понимал, что это далеко не так. Он подвел его, страну, людей, доверивших свои жизни гениальному плану, который с треском мог провалиться. Это давило и заставляло ощущать себя проваленным под камень или утонувшим в глубоком море без возможности выбраться. — За всю историю существовало огромное количество великих и прославленных полководцев, одержавших не одну победу и заслуживших признание народа. — Хакода посмотрел вдаль и нахмурился, позволяя глубоким морщинам проявиться на лице, что отразилось в прозрачной глади воды. — Никто из них не любил поражения, однако каждому пришлось испытать на себе горечь утраты. Все эти люди отдавали сердца во имя великой цели, все их жизни были отняты не напрасно. С каждым новым сражением полководцы стремились, чтобы имена погибших солдат не были забыты, а судьбы не сломлены напрасно, и ставили на кон все, что имели. Ты был таким храбрым. Благодаря тебе мы сумели выиграть время и отыскать Джао. Их имена, их жизни не были напрасными, Сокка. Но тебе стоит помнить каждого и стараться изо всех сил оправдать их ожидания. Это не последняя битва. Их будет множество, и мы не сможем этого избежать. Адмирала Джао связали и доставили на корабле в столичную тюрьму, где в будущем вождь Арнук планировал его казнить, а голову в коробке отправить посылкой в страну Огня. Жалкий конец для того, кто считал себя великим. Возможно, Джао его заслужил. Возможно, после случившегося он и сам желал смерти самоотречением от жизни, однако получил постыдный приговор и был вне себя от горя и разочарований. Сокка не знал. Отец всегда выходил победителем. По крайней мере, он оставался жив, а значит, не терпел поражений. Поэтому Сокка толком и не задумывался, как чувствовали себя проигравшие. Страдали ли они так же, как и те, кому пришлось повести за собой храбрых воинов на верную смерть, зная, что только так можно спасти страну? *** Незнакомый молодой мужчина был окружен таинственностью и, возможно, легкой угрозой, что Катара не сразу поняла. В тот момент ей было необходимо спасти его жизнь, а уж про все остальное она могла подумать и в другое время. Под наставлением Хамы операцию удалось провести успешно. Первый пациент Катары остался жив и постепенно восстанавливался. Не так быстро, как ей бы хотелось. Все-таки ранение было обширным, затрагивающим важные участки человеческого тела. Отыщи его не маги воды, обладающие даром целительства, и этому человеку точно не удалось бы дожить до утра. — Его ци нарушена. Хама методично сканировала тело все еще не пришедшего в себя мага воздуха на протяжении нескольких дней, и каждый раз молчаливо мотала головой. Катара приходила в его палату время от времени, чтобы проверить состояние, и зажигала свечи. С любопытством она рассматривала этого человека как нечто, пришедшее не из этого мира. Кочевники Воздуха стали так редко появляться в округе, что многие уже и забыли, как они выглядели. Катара слышала, что все они сбривали головы, но у этого мужчины темные волосы были бережно собраны в пучок и заколоты заколкой, на основании которой переплетался причудливый узор, не похожий ни на один из увиденных ею ранее. Он выглядел таким усталым, даже пребывая во сне, казался совершенно одиноким и несчастным, словно весь мир в одно мгновение однажды отвернулся от него. Кочевники Воздуха были мирным народом и старались никому не причинять вреда. Отчего же на теле этого человека было так много шрамов, будто вся его жизнь только и состояла из смертей, тягот и лишений? — Жизненная энергия ослабла настолько, что с трудом восстанавливается, — со вздохом выдала Хама. — Нужно согреть иглы. Если не поможем ему, тело этого молодого человека перестанет слушать своего хозяина и замрет, точно камень. — А… атрофия мышц? — негромко пролепетала Катара. Помнится, когда-то эту фразу она услышала от Сокки. Её применяли лучшие лекари Ба Синг Се, обладающие передовыми техниками в лечении серьезных болезней. Хама о таком не ведала, но объяснила по-своему. Помогут ли иглы в таком случае? Ци восстанавливается только из внутренних ресурсов человеческого организма. Неужели легкая боль способна вернуть тело в прежнее состояние хотя бы немного? — Скажу вождю, что ты натворила, — рассерженно выдал Кваху. — Все расскажу. О спасении этого незнакомца с весьма сомнительным прошлым. О том, как на полпути прервала задание. Как бросила команду и чуть не погибла в море, решив потягаться с железной махиной. Лучше бы погибла. Как раздражает! Ты бестолковая, слабая, но мнишь себя ужасной выскочкой, способной на любые подвиги. Если бы ты не была принцессой, то наверняка погибла от голода на этом острове, либо от рук этого… кого ты там спасла? Катара молча прошла мимо него, прекрасно понимая, что в этот раз Кваху не врал. Все было на самом деле так: она поступила глупо и опрометчиво, и должна ответить за свой проступок. Теперь, если маг воздуха очнется, Катаре придется денно и нощно его сторожить, чтобы тот случайным или волшебным образом вдруг не оказался сторонником заговора людей Огня. А ведь такое вполне могло произойти. Кочевники не высовывали своего носа дальше южных границ континента Земли, и то в мирные времена. Кто их знает, чем они могли заниматься после смерти аватара? Ведро с теплой водой в любой другой ситуации могло опрокинуться на Кваху прямо в лицо, но не в этот раз. Катара отрешенно прошлепала по коридору лечебницы с потухшим взглядом, ни разу не оглянувшись назад. Кваху это, конечно, взбесило, и ему даже захотелось утащить лежащего без сознания незнакомца подальше, на остров какой, однако тут же вспомнил, что и сам принимал участие в операции по спасению, и ему вроде как стало жаль свои напрасно потраченные труды. В любом случае, Кваху не прекратил бы следить за этим типом до тех пор, пока сам вождь не захочет отпустить его с миром. Чтобы уж наверняка. *** «У вас такие густые и шелковистые пряди, госпожа». «Ваше лицо похоже на цветущую весной вишню в саду». «Вы очаровательны». «Эта заколка отлично подошла бы к вашему наряду». Все не то и все не так. Как-то раз Банвон метко обозвал таких девушек, вечно стремящихся подсластить пилюлю, хоть в их речах не было ни грамма правды. Тоф не запомнила, но название ее очень рассмешило. Да, она понимала, что не сильно удалась внешностью (об этом говорили насмешки в ее сторону от ровесников), не выглядела милой и притягательной для людей, и не обладала хорошим характером: покладистым, женственным и легким, как это было принято в лучших традициях воспитания девочек благородного происхождения. Тоф всюду чувствовала себя чужой. Во-первых, потому, что клан Бейфонг все еще не отказался от старой фамилии, принадлежащей выходцам влиятельных семей царства Земли. Во-вторых, ее отец, Лао Бейфонг, глава клана и чиновник, которого ценил и глубоко уважал сам король, не имел более ни одного наследника, кроме единственной дочери, да еще и с плохим здоровьем. А что Тоф могла поделать, будучи рожденной слепым ребенком в семье, где ожидали крепкого, смышленого и талантливого мальчика? Ни того, ни другого у нее не было. — Даин, — обратилась Тоф к служанке, чувствуя по ее легким движениям пальцев, что она вот-вот закончит с прической, — скажи, я красивая? Необязательно быть зрячей, чтобы завоевать расположение юноши, который мил моему сердцу? Она проговаривала каждое слово мягко, стараясь придать голосу нежные нотки, смешанные с девичьей наивностью и любопытством. Так ее учили разговаривать с людьми. Срабатывало не всегда, к примеру, придворная дама Гу была вдоволь наслышана и даже насмотрелась проявлений ее непокорности и дерзости так, что сама была не рада служить принцу Банвону, все время отправляющему ее на прогулку с юной госпожой. Но каково же было их удивление, когда спустя некоторое время Тоф показывалась перед ними во всей красе! Из-за страха никто не мог толком объяснить господину Бейфонг, отчего они отказывались служить его дочери, а за все время еще ни одна служанка не задержалась в ее покоях дольше трех месяцев. Такой скверный характер был у юной дочери влиятельного чиновника, что молва о нем распространилась среди всех прислуг, и ни одна из них не желала с ней связываться. — Вы свежи как утренняя роса и прекрасны, госпожа. Девочка не видела, но чувствовала, как служанка натянуто улыбнулась ей, повернув голову в сторону зеркала. Тоф бы и сама рада была узреть в нем свое отражение хоть на мгновение, узнать, отчего же она постоянно вызывала улыбки со стороны сверстников, и еще сильнее приходила в негодование. Даин испортила ей настроение с самого утра, тут уж ничего не поделать. — И все равно, — девочка томно вздохнула и зарылась пальцами в волосы, неаккуратно потянув их вниз, — мне кажется, будто эта заколка сильно давит на мою макушку! Из чего она? — Золото, госпожа, — поклонилась прислуга. — Я ведь говорила, что не люблю золото! — воскликнула Тоф. — Оно тяжелое и постоянно скользит! — Она дергано стянула с волос заколку и швырнула ее в дальний угол. — Ну, вот, теперь только переделывать! — Но вы сами попросили меня вчера заколоть ваши пряди золотой шпилькой, потому что сегодня у вас важная встреча. — Служанка искренне старалась не повышать голоса и быть покорной к юной госпоже, но было видно, как она едва сдерживала себя. — Я просила тебя об этом сегодня? — недоуменно вздернула брови Тоф. — Ах! Ты бесполезна! Девочка поднялась с пола, отряхнулась, подбирая под себя неудобные полы ханбока, затем сдула со лба висящую прядь волос и, перешагнув через склонившуюся перед ней прислугу, гордо прошлепала по направлению к комоду с вещами. Даин не сразу догадалась, что собралась творить ее госпожа. Затем, когда до нее дошло, прислуга мигом ринулась за Тоф отбирать у нее хаори. — Вы снова наденете это поверх вашей нижней одежды? — воскликнула Даин, пытаясь перетянуть ткань в свою сторону. — Так ходят только простолюдины! Прошу, не надевайте его! Вы оскорбляете честь вашей семьи! — Что удобно, то и ношу! — Но у вас штаны! Как вы собрались выходить в этом без юбки? — Хаори длинное! Я приделаю к нему пояс и пойду гулять! В чем проблема? Не успела Даин оглянуться, как молодой госпожи и след простыл. — Да что же это такое, о, Духи? — с отчаянием взмолилась она, шустро надевая туфли у порога. — Эта девчонка меня с ума сведет! Госпожа! Погодите! А как же прическа? Юной девушке не положено ходить с распущенными волосами среди белого дня! *** Еще одной прислуги, подосланной придворной дамой Гу, Тоф не выдержит. В данный момент она и Даин терпела сквозь зловещий скрип зубов, ибо та постоянно стремилась проследить за всеми передвижениями своей госпожи. Даром, что по совету королевы пришла в поместье Бейфонг, один Кох знал, что было у нее на уме. Наверняка докладывала обо всем отцу, либо самой королеве, если, конечно, Её Величеству было интересно, чем занималась маленькая, больная и несмышленая дочь советника ее мужа целыми днями. Определенно не училась, не водилась с ровесниками и детьми из других богатых семей, не имела каких-либо увлечений и часто проводила время в постели, особенно по весне, когда легко можно было подцепить простуду. От такой, на первый взгляд, несерьезной болезни порой умирали, а со слабым здоровьем Тоф необходимо быть очень осторожным. — Вперед-вперед! — махнула она рукой носильщикам. — Чего застыли? Госпожа хочет проветриться перед недельной терапией иглоукалывания. Да, кстати, — обратилась Тоф к подоспевшей и сильно запыхавшейся прислуге, — Даин, скажи отцу, что сегодня я сама навещу учителя Ю. Ему не о чем переживать, так как со мной будет Сатору. Подавляя кашель и хватаясь руками за живот, Даин только и смогла пролепетать: — Заколка! Ваши волосы! — А, точно! — непринужденно улыбнулась Тоф, выхватывая из ее пальцев украшение. — Спасибо! С этими словами носильщики подняли свой нелегкий скарб и потащили юную госпожу, гордо восседающую в паланкине, по направлению к небольшому холму, откуда был проложен путь до центральной части города. А Даин так и осталась неподвижно стоять на обочине дороги, провожая замученным взглядом удаляющиеся фигуры носильщиков. Тоф усмехнулась, самодовольно проведя пальцами по взъерошенным волосам и проверяя на наличие случайно затаившейся заколки в них, поправила полы хаори, затянула его туго толстым поясом, чтобы поначалу не выделяться среди простых горожан, и принялась заворачивать густые локоны в шишку на макушке. И кто сказал, что слепые не могут мастерски укладывать прически? По крайне мере, Тоф очень ловко орудовала с незатейливыми формами мальчишеских хвостов. Они давались ей лучше всего. Все эти махинации не заняли много времени, однако вскоре Тоф показалось, будто что-то снаружи подозрительно затихло. Она сама отвлеклась от работы, и ей даже пришлось упустить пару прядей, которые не умещались в ее маленькой ладони, чтобы внимательно прислушаться к тому, что творилось за пределами ее тесной и неудобной коробки. — Мы поднимались на холм или уже спустились? — озадаченно проговорила Тоф. — Почему я не чувствую тряски? Эти ребята научились правильно водить? Паланкин слегка дернулся, а затем она отчетливо почувствовала землю под собой, точнее, ее энергию, настолько близкую, что становилось понятно одно: ее спустили вниз и поднимать наверняка не собирались. Тоф замерла, услышав поблизости странный звук, будто кто-то тяжело дышал, но в один миг все резко прекратилось. Стало так тихо, что пролети мимо комар, его бы точно смогли поймать по одному только шелесту крыльев. — Открывай, — приказал кто-то, стоя в паре шагов от паланкина, в котором сидела Тоф. Деревянная дверь шумно заскрипела, словно не желая подчиняться тому, кто ее насильно отпирал. Тоф почувствовала легкое дуновение ветерка и свежую весеннюю прохладу, и даже не сразу поняла, что к ее горлу кое-кто приставил очень длинный меч. Пугало, конечно, но не так сильно, как причудливой формы голос еще неокрепшего мальчишки, что стремился казаться мужественным и дико устрашающим: — Ты. То, что у тебя в руке — отдай его, и останешься цела.