Моя страна

Злость вскипала в Аанге, пробуждая в нём давно забытое желание растерзать кого-то в клочья. Насколько смертен был человек, настолько быстро он стремился добиться чего-либо. Подобная фраза явно бы подходила подлому инспектору Бейфонг. В один момент Аангу вдруг почудилось, что он и правда желал себе смерти. С таким вызовом Ли смотрел в его сторону, что не принять его было бы ошибкой. Аанг сжал кулаки. Вряд ли на его лице сейчас держалась маска притворной важности и дружелюбия. Сколько бы ни старался, даже будучи аватаром, прожившим немало воплощений, к врагам и противникам он не мог относиться иначе. Сделав шаг вперёд, Аанг бы не смог остановиться. И той малой доли чакры, что всё ещё оставалась в слабом потоке после сильного яда, хватило бы, дабы разнести в прах этого наглеца. — Господи-ин! Едва Аанг рывком потянулся к противоположной стороне дороги, как его резко дёрнули за руку и развернули обратно. Перед ним стоял запыхавшийся Джет в бесформенной одежде слуги. Едва ворочая языком, он с умоляющим видом проблеял что-то невнятное и потянул Аанга за собой. Катара поначалу застыла в странных мыслях, назойливо крутящихся в её голове. Ли был так настойчив и удивительно красноречив. Ей вдруг показалось, будто он был искренен, однако стоило вспомнить его происхождение и пренебрежительное отношение ко всем, кто хоть как-то отличался от него, то всё тут же вставало на свои места. — Что с тобой? — Катара удивлённо вскинула брови и холодно отстранилась. — Надо же! Совсем на тебя не похоже! — фыркнула она. — Ты что, Кёну из легенды о Чильсок? Тебе не идёт быть таким вежливым. Боги! И почему мне стало так душно? Отряхнув ладони о платье, Катара подобрала подол и семенящей походкой направилась в сторону перекрёстка. Ханбок стеснял её в движениях, приходилось прикладывать больше усилий, чтобы выполнять элементарные задачи. Катара не могла дождаться того момента, когда их расследование закончится, и она, наконец, покинет эту деревню, чтобы снова отправиться на поиски брата. Ещё больше не терпелось встретить Аанга и посмотреть на его виноватое лицо, когда он узнает, на что Катаре пришлось пойти ради его вызволения из ловушки этого хитроумного подлеца. Аанг, тем временем, стоя на другом конце улицы, обернулся и тревожно огляделся по сторонам. Ни инспектора, ни Катары поблизости уже не было. *** Джет завёл его в самый безлюдный переулок из саманных домов с наполовину протёртыми крышами, с которых обваливалась черепица, и соломенных тюков, приставленных почти к каждому двору. Здесь проживали крестьяне, занимавшиеся скотом, именно поэтому их сараи были до отказа забиты кормом и соломой. Аанг мало обращал внимания на запахи, однако вонь, ударившая в ноздри, едва перед ним открыли дверь, заставила его отшатнуться. — У вас что, одинаковые родители? — съязвила Тоф. — Вы с моим братом будто королевскими близнецами родились и никогда не убирали навоз в конюшне! Такие неженки. Аанг откашлялся. — Запах и правда убийственный, — отметил Джет. — Сомневаюсь, что тут обитают только кони. — Страусо-кони самые вонючие животные в мире, — хмыкнула Тоф. — Хуже них только летающие лемуры. Что? — воскликнула она, получив от Джета лёгкий толчок в спину. — Эта мартышка изгадила мне всю простынь своими орехами. Надо было ей подбирать их с мокрой травы в лесу? — Надеюсь, я выслушиваю это не развлечения ради, — встрял Аанг. — У меня не так много времени. Говорите, что произошло? — Прости меня, Тоф. Джет с виноватым видом коснулся её целого плеча, скинул с неё хаори и отвернулся, прикрыв глаза. Перед Аангом предстала картина куда тошнотворнее навозной вони. Обгоревшая от локтей до ключиц кожа местами покрылась волдырями и побагровела. Вокруг и на поражённых тканях образовался отёк. Удивительно, что Тоф всё ещё оставалась с здравом сознании, превозмогая такую боль. Аанг только сейчас заметил её плотно сжатые губы и напряжённый вид. — Сильнейший в мире маг земли не может терять лица даже перед такими травмами? — хмыкнул он. — Когда это случилось? — Прямо перед нашей встречей, — нездорово пошутила Тоф, затем с её лица внезапно слетела непринуждённость, и она нахмурилась, прикрыв глаза. Джет тревожно обернулся и мельком посмотрел на неё. Видимо, опасаясь, что как-то нарушит её достоинство, он вёл себя более, чем скромно, ибо мужчинам не позволялось лицезреть оголённые части тела женщин, если, конечно, это не их жёны или наложницы. — Не знаю точно, с какого времени за ней следили, — начал Джет и осёкся. — Шпионы рыскают по всей округе. Этому болвану долго на вранье не продержаться. Вероятно, они ждут, когда мы сделаем первый шаг. Аанг методично вытянул из бурдюка водный хлыст и скрутил его в светящийся круг. Его чакра только восстанавливалась, любые манипуляции в покорении стихий давались тяжелее обычного. Аанг не мог гарантировать полное заживление поражённых тканей, о чём заранее предупредил ребят. Куда важнее на тот момент было спасение Тоф. — Враг не будет ждать, — произнёс он. — Вероятнее всего, за спиной он готовит свой первый удар. — Тоф вздрогнула, когда водный круг коснулся её кожи, и Джет вновь обернулся, точно беспокоящаяся за своего ребёнка мать. — Мы должны успеть раньше. Аанг перевёл взор на него. В этот момент Джет неохотно признал для себя, что не мог отказать аватару, и вряд ли Тоф станет противиться его безумной идее. — И что ты предлагаешь? — с осторожностью переспросил Джет. — Проберитесь вдвоём в склеп и разведайте обстановку. Мне нужно знать, что именно прячут в этом месте главные семьи деревни. *** В назначенный час аудиенции стражники раскрыли ворота главного поместья старейшины, где их ожидал худой, низкорослый господин Касе, чью голову полностью покрыла седина, проглядывающаяся даже сквозь хыннип. Двое названных молодых влюблённых вошли во двор, где стояла гробовая тишина, а все военнослужащие походили на каменные изваяния. Катару озарило мрачное предчувствие. Следуя местным традициям, она отступила на шаг от Зуко и склонила голову, сложив руки на животе, да так и последовала всю дорогу за ним. По легенде, будучи его прислугой, она не имела права смотреть ему в глаза, однако ослушалась всех правил и соблазнила молодого господина. Именно за это Катара часто получала косые взгляды от прохожей знати. Со временем такое отношение стало напрягать, и изредка у неё возникало ощущение, будто она сама жила такой жизнью без выбора. И сама совершила тяжкий грех, за который отныне придётся расплачиваться. — Её ребёнок не сможет сдать государственный экзамен, — услышала она за спиной. — О чём только думает семья этого мальчишки? Зуко остановился у очерченной линии и поклонился старейшине. — Я вынес вердикт по вопросу Ичжэна из семьи Суро, — начал господин Касе. Он раскрыл перед собой свиток и отодвинул его подальше, стараясь ясно прочесть, что в нем было написано. — Как серебро утратит свою ценность, слившись с камнем горной породы, так и янбан утратит своё значение, и потомки его вынуждены будут носить звание мунгэк до конца жизни своей, ибо никогда не состоятся на государственной службе. Однако, — он поправил лист, — если того желает род, так тому и быть. Принимая благословение предков и старших членов семьи, янбан может связать себя узами брака с простолюдином и обязуется больше никогда не сдавать государственный экзамен. Это решение было принято совместно с главой семьи — магистратом Суро Таншу. Подавшему запрос истцу запрещается покидать деревню до момента прибытия старших родственников и проводить какие-либо празднования в честь дня венчания. Всю замудренную речь старейшины Катара внимала разве что с приоткрытым ртом, так как ничего не смыслила в его словах. Западный диалект Пэкче в разы отличался от восточного и был смешан с культурными особенностями страны Огня. Хоть Катара не знала, как выглядел их слог, но резкие, бьющие точно молотком по голове, нотки она расслышала. На удивление, её напарник всё прекрасно понял и даже напрягся, словно желая вступить в спор. — Но, старейшина! — возмутился Зуко. — Разве для этого я просил убежища в вашем поселении? Какой толк в венчании, если теперь об этом узнала вся моя семья? Старик смял бумагу в руках и наклонился вперёд, грозно рыкнув: — А ты думал, я посмею пойти против магистрата? Ради какого-то мальчишки! Таковы правила: если оступишься от наказаний семьи, станешь никем. Ты хочешь такой жизни? Проживать её без поддержки рода и без гроша в кармане? Ты уверен, что справишься с такой задачей? Катара подняла голову, с подозрением полагая, что слова старого главы деревни не были напрасны. Словно в его речах таилось что-то нехорошее, чего она не могла понять, но всё её чутьё вдруг внезапно напряглось. — Не вам решать, что я хочу от жизни, господин Касе! — огрызнулся Зуко. Он схватил за руку Катару и стремительным шагом направился к вратам. Стражники нерешительно помедлили, затем покорно сняли оковы, позволив им выйти. Зуко всё ещё продолжал тащить Катару за собой, а она, спотыкаясь о подол юбки, в молчаливом изумлении следовала за ним. Юноша был вспыльчив и эмоционален, и у него развилось слишком острое восприятие ситуации, даже тех, в которых он никогда не был. Будничное угрюмое выражение лица сменилось пылающим негодованием и огорчением. Катара одёрнула руку и остановилась. —Спектакль окончен, — сказала она, с досадой потерев кисти. — А ты умело вживаешься в роль! Настолько, что я сама чуть не поверила в свою печальную судьбу. Зуко, осознав свои действия, смущённо отвёл глаза. — Мои родители… были талантливыми артистами, — попытался съязвить он, но ещё больше помрачнел в лице. —Оно и видно, — фыркнула Катара. Дома поблизости выглядели так зловеще, что невольно хотелось осмотреться в поисках опасности. Их тень падала на расставленные повсюду глиняные горшки, в которых жители хранили воду, соль или зерно для скотины. Луна на небе с каждой секундой становилась ярче, а на улице усиливался ветер, пробирающий холодком и сыростью. Темнело. Зуко осторожно прошагал вдоль улицы, прислушиваясь к звукам, затем обратился к Катаре: — Ступай домой. Запри все окна и двери. Ни с кем не разговаривай по дороге, поняла? Я скоро вернусь. *** Как только Зуко обнаружил угрозу, таящуюся за углом деревянного дома, преследователь пустился в бега. Тень неизвестного скользнула при свете луны и исчезла в южном направлении. Туда же Зуко и направился. Преследователь бежал слишком легко для взрослого, зато его шаги были слышны повсюду, а тёмная фигура постоянно мелькала перед глазами. Поймать его, загнав в тупик, не представлялось трудным занятием, хотя стоило отметить ловкость и пронырливость, с которой он так удачно огибал препятствия на пути. Зуко словил его у каменного ограждения, ведущего в поместье. Пока мальчишка, оказавшись в тупике, пытался перелезть через барьер, Зуко схватил его за ногу и повалил на землю, придавив так, что тот не смог пошевелиться. Мальчишка, возрастом чуть старше Тоф, испуганными круглыми глазами таращился на выставленный перед его горлом нож и тяжело дышал. Вероятно, больше всего его удивила возможность быть убитым, а не пойманным, словно он вовсе не ожидал такого поворота событий. Зуко почуял это и приблизил остро заточенный конец к месту, где пульсировала кровь. — Говори: кто ты такой и что тебе нужно? Мальчишка испугался злобного рыка и дрожащими губами ответил: — Прошу, не убивайте, господин! Я лишь выполняю просьбу моего брата. *** Ичжэн уже заканчивал работу в мастерской и выплавил все мечи, которые смог. Его огрубевшие, обожженные и намозоленные руки покрылись копотью. Приходилось долго мочить их в воде, чтобы смыть всю сажу и грязь. Наточенные клинки были собраны на столе аккуратно в ряд, по размеру, чтобы на следующее утро подбить под них рукоять. Эта неделя представала сложной, но она подходила к концу. Если завтра не будет заказов, Ичжэн сможет отдохнуть несколько дней и ни о чем не волноваться. Если бы не одно «но»… Тяжелый труд в кузне выматывал сильнее тренировок по фехтованию и покорению огня. Однако это было ничем по сравнению с его прошлой жизнью. Ичжэн был готов мириться с чем угодно, только бы не возвращаться домой. И он чувствовал себя намного счастливее, когда смог перебраться в деревню, где никто не знал, как он выглядел и какую фамилию носил ранее. Дядя наверняка не оставил бы его проступок безнаказанным, а наказаний Ичжэн получал даже больше, чем все непослушные мальчишки в семье. Он стремился забыть прошлое и жить своей тихой жизнью, но в последнее время всё чаще натыкался на разного рода слухи вокруг настоящего имени. Это не давало покоя. — Брат! В дверь постучали два раза. Ичжэн собирал мусор и закрылся изнутри, чтобы никто больше его не тревожил. Он планировал уйти до того, как песок в колбе осыпется вниз, чтобы найти бездомного мальчишку, которого приютил у себя дома пару месяцев назад. Совсем недавно Ичжэн дал ему задание. Неужели оно провалилось? Мальчишка снова постучался и совершенно несвойственным низеньким голосом проблеял: — Брат, это я! Отвори… пожалуйста. — Вот же мелкий! — тихо выругался Ичжэн. — С каких пор ты выучился вежливой манере речи? Нутром он понимал, что в этом было нечто необычное и, вероятно, опасное, но, в то же время, Ичжэн не мог оставить ребёнка одного, зная, что ему кто-то угрожал. С тяжёлыми мыслями он осторожно распутал цепи и приоткрыл дверь. В тот же миг в комнату яростным вихрем ворвался незнакомый человек с железной маской на половину лица. В Его руках было оружие — меч из тонкой граненой стали, заточенной до такой степени, что могло разрезать деревья и дробить кости. Ичжэн прекрасно понимал, кому могла принадлежать эта редкая и очень ценная вещь. Он пустил волны пламени в сторону врага, но тот ловко отбил их мечом и продолжил наступать. Тогда Ичжэн схватился за клинок, лежащий на столе, и едва не оказался на краю гибели, когда осознал, что не сможет справиться с таким устрашающим гневом. Незнакомец пнул его в живот, от чего Ичжэну показалось, будто он сейчас выплюнет все свои внутренности наружу. Он попятился назад, задел груду железных кольчуг и окончательно потерял равновесие. — Вы обещали не трогать его! — вскрикнул мальчишка, но незнакомец даже его не послушал. Он схватил Ичжэна за грудки и пригвоздил его к стене, как что-то невесомое и неживое. То, из чего можно выбить воздух, словно перед ним стоял не человек, а пуховая подушка, и поднять с земли. — Кто ты? — В голосе внезапного гостя явно улавливались гневные нотки, на что Ичжэн толком ничего не мог ответить и ещё больше терялся. — Я спрашиваю, кто ты такой? — прорычал незнакомец, снова придавив его к стене. — Ты приказал следить за мной? Отвечай! — Я… я не понимаю, о чем речь, господин, — попытался оправдаться Ичжэн. — Я не понимаю, что происходит… — Ты! — рявкнул неизвестный. — Если не расскажешь мне всю правду, я разнесу твою кузню в щепки! Ты меня понял? Лучше тебе принять верное решение, приятель. Я никогда не бросаю слов на ветер. *** Дом опустел. Точнее, он и не был заполненным до этого дня, но Катаре становилось жутко неудобно находиться здесь в одиночестве. Пустая комната напоминала о временах её бродяжнической жизни, проведённой в отчаянии и безумных попытках отыскать хоть какую-то информацию об отце и брате. Это заставляло её всё чаще вспоминать события прошлого и вновь переживать боль предательства. Даже один единственный вечер в томительном ожидании кого-то вызывал тревогу и бессилие. Катара не могла долго оставаться одна. Она чувствовала себя уязвимой и брошенной. Деревянный дом с обветшалыми потолками излучал холод и пропах сыростью. Горная местность по осени не была приветлива на тепло. Дни были короче, а ночи длиннее. Палящее солнце, когда оно находилось в зените, припекало и бросало в жар, а влажный ветер по вечерам проникал под одежду и морозил кости. Если бы Катара вернулась на родину, смогла бы она вновь приспособиться к местному климату? Кажется, она стала слишком теплолюбивой в последнее время, либо на неё, как и на всех других людей, живущих не в царстве вечных льдов, влияла смена времён года? — Разве такое возможно? Жители племён Воды, как никто другой, устойчивы к холодам, — пробормотала она, разворачивая кулёк купленного на рынке мяса, и вздохнула. Оно бы не сравнилось с тем качеством, которое Катара пробовала в детстве. Отец развивал домохозяйства и всячески помогал фермерам, и они в благодарность давали ему отборное свежее мясо. А Пра-Пра всегда складывала жирные куски в отдельный погреб и кормила ими внуков только когда они подхватывали простуду. Катара сморщилась, ощутив давно забытый тошнотворный вкус разогретого пингвиньего жира на языке, и постаралась отбросить непрошенные воспоминания, которые отвлекали её от домашних хлопот. Наступала ночь, а Ли так и не появлялся на пороге. Снаружи были слышны звуки проезжающей телеги, чьих-то шагов и разговоров, однако всё это прекратилось ближе к часу Крысы. Катара было подумала, что с её напарником что-то случилось. Ли предупреждал, что вернётся нескоро. Стоило ли за него волноваться? В конце концов, он мог пойти куда угодно и вершить всё, что ему вздумается. Вряд ли стоило. Катара отряхнула руки и вышла во двор. Огни горели только в поместьях больших семей, все остальные жители деревни давно отошли ко сну. Сквозь тёмные облака пробивались лучи лунного света, окрашивая растения и камни в серый цвет. Катара заметила, как трое мужчин мерно вышагивали по улице в полной тишине и напряжении. Только изредка раздавался звон монет и железа. Мужчины остановились возле временного дома новоприбывших беглецов, а один из них с надетой на голову шляпой с перьями, обратил взор на девушку. Нити, украшающие головной убор, были покрыты драгоценными камнями, что означало принадлежность мужчины к знатному роду. Также это говорило о том, что её владелец успешно сдавал государственный экзамен, а значит, являлся госслужащим. Катару одолело смутное предчувствие, и она решила незаметно скрыться за дверью, однако едва она забежала в дом, как кто-то снаружи насильно дёрнул за поручень и потянул в свою сторону. В прихожую зашёл тот самый мужчина, шедший по улице возле её дома. Он остановился у порога, осмотрелся вокруг, пока следом входили его товарищи, и перевёл свой тяжёлый взгляд на Катару. Незнакомец показался ей холодным и жестоким, и жутко неприветливым. От него исходила темная энергия, давящая, вызывающая пульсирующую боль в висках. Хотелось ответить той же дерзостью, и Катара едва совладала с желанием нагрубить ему, но не стала этого делать. — Так это ты — та самая продажная девка, которая соблазнила моего племянника? — задал вопрос мужчина. — Что, простите? В момент Катара осознала, кто стоял перед ней. Это был магистрат округа — Таншу из клана Суро. Тот самый, о котором так часто говорил старейшина. И, вероятно, если он оказался здесь, то Ли и в самом деле угрожала опасность, а ведь от Аанга даже не было никаких вестей, чтобы продвинуть расследование. Голос магистрата звучал негромко, но убедительно. И всё его поведение выдавало домашнего деспота, готового строго наказать непокорных младших братьев и детей за любую провинность. — Отвечай.— Магистрат постепенно терял самообладание. — Где этот ублюдок, решивший, что может отказаться от семьи?