Тайна Змея

      Выдохнув, она постучала в черную дверь.       Долгое время ничего не происходило. За дверью стояла тишина, хотя Вики отчётливо видела свет, струящийся из-под двери. Терять ей уже было нечего и она постучала ещё раз. Наконец, дверь распахнулась.       — Мне нужна помощь, — Вики сглотнула и прямо посмотрела в холодные синие глаза.       Что-то в её взгляде, в напряженном теле, остановило его от едких замечаний. Он молча открыл дверь чуть шире и сделал приглашающий жест рукой.       — Спасибо, — сказала Вики и юркнула в комнату.       Она остановилась посередине, едва окинув комнату взглядом, и задержала его на огне в камине. Он вернулся на свой диван, взял в руки бокал с глифтом и молча посмотрел на Уокер.       — И? — Геральд отпил из бокала. Внимательно её осмотрел. Сейчас ему показалось, что от Вики осталась лишь оболочка. Словно вся жизнь медленно вытекла из неё, как из потрескавшегося сосуда, оставив последние капли. Слабый, еле уловимый миндаль, очень слабый, на грани восприятия. Он был не расположен к приёму гостей. И уж тем более не предполагал, что она придет к нему за помощью. Злость и раздражение всего сегодняшнего дня всё ещё клокотали внутри. И он не знал, чего бы ему сейчас хотелось больше всего: придушить её собственными руками или же даровать ей прощение, за её осознанную выходку.       — Я знаю, кто вы. Я знаю, кем вы были. И мне нужна именно ваша помощь.       Она перевела взгляд на Геральда, подошла к дивану и встала напротив. Его лицо ничего не выражало. Она не могла уловить ни малейшего намека на энергию, ни одного отголоска мысли. Она и не смогла бы, даже если бы захотела. Он - высший демон. Она - Непризнанная. Но она его не боялась. Она знала, что если она не ошиблась в своих выводах, только он сможет вернуть ей надежду либо покончить со всем этим.       — Слишком опрометчивое заявление, — Геральд усмехнулся.       Навряд-ли девчонка действительно знает, кто он. Это скорее бравада, и способ его заинтересовать. И ему стало интересно, какого чёрта ей надо от него сейчас, глубокой ночью?       — Мне нужен ваш вердикт, — тихо произнесла она, словно прочтя его мысли.       Геральд удивленно вскинул бровь и вновь выпил из бокала.       — Вы знаете о крыльях всё, — говоря это, подавив гримасу боли, она раскрыла свои сломанные крылья, обняв себя руками за плечи и вцепившись от боли ногтями в кожу. — Вы сломали сотни таких крыльев. Вы знаете в них каждую кость. Скажите, я смогу вернуть им подвижность? И если нет - окажите мне честь, лишите меня их совсем, и отпустите с Небес с миром.       Геральд замер. Сердце пропустило несколько ударов и лишь потом вернулось к обычному ритму. Ещё через пару секунд он вспомнил, как дышать. А она не лгала. Она и правда знала, кто он. И совершенно чётко подметила, что о сломанных крыльях он знает всё. Но больше всего его удивило, что она хочет сбежать из этого места, просто лишившись крыльев. И ему даже не нужно было спрашивать, почему она пришла с этим вопросом только сейчас. Он видел её перебинтованные крылья, и прекрасно понимал, что она милостиво отдалась в руки Мисселины, позволив той попытаться всё исправить. Но Мисселина и понятия не имела, что именно и как надо было исправлять. Он искренне не мог понять, что заставило Уокер отдаться в руки костоправам и добавить к ежедневной боли ещё парочку болезненных травм. Что заставило её довериться Мисселине? И почему он сам не остановил Ангела, когда понял чем они с Уокер занимаются? Почему он позволил ей продолжать?       Ах, да!       Он сам разрешил сломать им Уокер все кости.       — Мне нужен ваш вердикт, — тихо произнесла она, разорвав наступившую тишину, — пожалуйста…       Её тихое «пожалуйста» возымело обратный эффект. Геральд понял, что он опять злится. Природу этой злости он не мог объяснить даже сам себе, но он злился, чувствовал, как эта злость начинает медленно закипать и плавиться.       — Повернись.       Уокер послушно повернулась к нему спиной, не закрывая крыльев, и стараясь не смести ничего вокруг. Он смотрел на её спину, на судорожно сжатые плечи, на свежий шрам у основания крыльев. Топ с открытой спиной давал возможность всё рассмотреть и без слов.       И он увидел.       И неправильно сросшуюся лучевую кость, и чуть вывернутую лопатку. Имей он цель пытать Уокер до смерти, он не справился бы лучше, чем это сделала Мисселина из благих побуждений. А Уокер безропотно всё это вытерпела. Каждый день приходя на занятия, отсиживая их, и завершая свой день в библиотеке. И впервые внутри него зародилось ощущение, что он совсем не знает её. Кто она и на что способна.       Он тихо встал, подошёл к ней вплотную, и провел руками по её крыльям. Она вздрогнула, лишь сильнее вцепилась ногтями в предплечья, и чуть ниже опустила голову. Кожа спины покрылась мурашками, но Геральд точно знал, что такое личное, почти интимное прикосновение, не принесло ей удовольствия, и мурашки были вызваны болью.       — Потерпи, — он прощупал кости, оценивая, насколько сильно их повредили. И чем больше он ощущал, тем отчётливее понимал, что восстановить их уже невозможно.       — Их не восстановить, — выдохнул он почти беззвучно.       Но она услышала, крылья мгновенно опали и сложились. Он повернул её к себе, ожидая увидеть поток слёз и услышать истерику, но её глаза остались сухими. Ледяной холод её синих глаз прямо смотрел в такие же холодные синие глаза напротив.       — Тогда вырвите их. Отпустите меня.       — Есть и другой выход. Подожди ещё несколько месяцев и …       — Я не хочу ждать. Вы не понимаете. Я не хочу выбирать сторону. Я не хочу быть Ангелом, особенно глядя на Фенцио или слушая сплетни о моей матери. Я не хочу быть Демоном, особенно глядя на самовлюбленного Люцифера и на вас, на всех вас! Я не хочу выбирать сторону. Отпустите меня.       Её слова больно резанули его. «Не хочу быть демоном, глядя на вас». А от сравнения его с Люцифером его передернуло ещё больше. Какая-то серая «пташка» решила осудить его за то, кем он является?       Пташка… Отчего-то это слово откатило волну его негодования. Но злость осталась. И этой злости как раз хватит на то чтобы вырвать ей крылья, и покончить с этим.       — Пути назад не будет.       — Меня ничего и никто здесь не держит. Вырвите их. Отпустите меня, — она усмехнулась. — Не отрицайте, в своих мыслях вы не раз уже это провернули, верно?       Он усмехнулся.       Как хорошо она его считывает, как тонко она улавливает все его колебания.       Уокер развернулась к нему спиной, медленно опустилась на колени, и замерла. Он положил ей руку между лопатками, нагревая их, давая возможность расслабить мышцы. Реально представляя, сколько боли она вынесла, он искренне хотел чуть ослабить силу последней боли, что собирался ей причинить. Она права, ей не место здесь, на Небесах. Она слишком слаба для них.       И словно опровергая его мысли, память услужливо начала выкидывать картинки.       … Ожесточённый спор Уокер на защите своей работы по философии мироздания…       … Горящие глаза в мерцающем коконе миндаля «Кап…»       … Удар о скалу…       … Забинтованные основания крыльев…       Она не была слабой. Больше не была. И почему он заметил это только сейчас? В тот момент, когда собирался отправить её в Небытие?       «Если бы вы с Фенцио, и вашей Матерью Терезой Мисселиной, хоть раз увидели в ней её саму, а не дочь Ребекки, вы бы очень удивились.»       Старый демон разглядел этот стальной стержень раньше их всех. И не просто разглядел, а дал ему окрепнуть. Подал ей руку, чтобы она смогла подняться.       И сердце Геральда дрогнуло.       Он наклонился к уху Уокер и прошептал:       — Потерпи немного, будет больно, адски больно. Но мы всё исправим. Потерпи, не сдавайся.       Она кивнула. Задержала дыхание, и лишь сильнее вцепилась в предплечья. Демон чуть сильнее разогрел мышцы, положил одну руку ей на плечо, захватывая шею, а второй резко рванул крыло на себя. И мгновенно проделал это со вторым крылом.       Облако резко завибрировало, увеличилось в размерах, заискрилось молниями внутри. Концентрация боли моментально выросла в разы. Фариа улыбнулся.       — Ну вот и всё. Потерпи, пташка, потерпи…       И он начал сжимать облако, сжигая его огнём своих глаз, уничтожая эту боль, не давая ей возможности снова вернуться. Подняв руку, он развеял по ветру оставшийся от облака прах.       Из рваных ран на спине струйками потекла кровь. Он положил обе руки на зияющие раны и тихо произнес, на одном ему понятном языке:       — Я дарую тебе право обрести крылья. Я дарую тебе право жить. Я дарую тебе право обрести бессмертие…       Боль была настолько сильной, что Вики едва цеплялась за грани сознания. Дикая разрывающая все внутренности боль. На глазах появилась поволока. Она не кричала, лишь изорвала в кровь предплечья и закусила внутреннюю сторону щек. Во рту разливался металлический вкус крови. Усилием воли удерживая сознание, она вскинула голову и встретила взгляд синих глаз.       — Потерпи, Пташка, потерпи. Сейчас станет легче, — он опустился напротив неё на колени.       И она зацепилась за его глаза, как за единственное, что могло её удержать. Пытаясь вынырнуть из омута своей боли, она смотрела в его глаза, не позволяя им не на миг выпустить её из своего плена. И совершенно неосознанно память выпустила из-под контроля её воспоминания, позволяя ему увидеть.       …Тёмная фигура Демона, трепещущие на ветру края мантии, и умиротворенное лицо, обращённое к небу… И почему-то это воспоминание было таким важным для неё, что она вспомнила о нём на пороге смерти? Но она хотела, чтобы он увидел.       Поддавшись порыву, он притянул её к себе. Вики судорожно вздохнула и расцепила свои руки, обнимая его в ответ. Его руки согревали каждую мышцу её спины, пытаясь утихомирить боль. Она лишь сильнее вжалась в него, спрятав голову на его плече. В объятиях этого демона уходить в Небытие было не так страшно…       Когда внутри спины прошлись первые толчки, она тихо застонала.       — Ш-ш-ш… Расслабься, — прошептал он. — Выпусти их, Вики. Позволь им раскрыться.       Она мгновенно отстранилась от него, заглядывая в его глаза. С удивлением, с недоверием, с немым вопросом.       — Выпусти их, Пташка…       И Вики выпустила. Застонав от боли, она вцепилась в плечи Геральда и одним усилием воли, разрешила им раскрыться. В воздух взметнулись два новых, серебристо серых крыла. Они смели все с каминной полки, и со стола, и величественно застыли. Они были явно больше обычных крыльев Непризнанных. Сильнее.       — Очень красивые крылья, Пташка. Очень сильные. Достойные тебя.       Все ещё не веря в происходящее, она сложила и снова раскрыла крылья. А потом опять. И снова. Вскинула на него синие глаза, в которых не осталось места холоду, из которых струился восторг и благоговение. И её лицо озарила улыбка. Она улыбалась, но не так как Фариа. Улыбка предназначенная ему лучилась счастьем и нежностью, доверием и восхищением. Она добралась до самых темных закоулков его души и затерялась там навечно. Он улыбнулся ей в ответ. Дотронулся рукой до её щеки, оставляя на ней след крови. И обнял её, резко притянув к себе.       — Надеюсь, ты убережёшь эти крылья лучше, чем первые.       — Спасибо вам, Геральд.       Он отстранил её от себя, поднялся и подошёл к старым сломанным вырванным крыльям, собираясь сжечь их дотла. Но Вики остановила его.       — Можно я? — робко спросила она, коснувшись его занесённой руки, в которой полыхал маленький огонь.       — Конечно, только школу не спали, — усмехнулся он.       Она цыкнула, чуть закатив глаза, скользнула по внешней стороне его ладони охватывая её своими тонкими ледяными пальцами и тихо повернула, позволяя огню соскользнуть на перья. И они вспыхнули. Её старые крылья. Вики пристально смотрела на огонь, сжигая в нём всю свою боль, возрождаясь из пепла. В этом огне горело всё её разочарование, все насмешки, обращённые в её адрес, все пьяные вечеринки, которые выматывали её душу больше, чем восстанавливали.       Геральд смотрел на неё не отрываясь. Физически ощущая, как её энергия, настолько слабая до этого, что он её почти не чувствовал, возрождалась, крепла и кутала Уокер в свой кокон искрящегося миндаля.       «Как птица Феникс» — понеслось у него в голове, и Геральд вздрогнул.       Он впервые позволил себе её увидеть. Глядя на тлеющий огонь, она была прекрасна. В ней не было ни капли от матери. Она была полная противоположность ей. Гибкое, тренированное тело, светлая кожа, иссиня-чёрные волосы, и глаза. Такие же, как у него. Пронзительные. Синие. Холодные.       Но сейчас, когда она обернулась к нему, холода в них не было. Отблески догорающего пламени, и восторг от происходящего, заставляли её глаза лучиться, переливаться драгоценными сапфирами, на бледном лице, сверкать, как самые яркие звёзды. Демон поймал себя на мысли, что в такие глаза, он готов смотреть вечно. Чтобы они согревали его ледяную пустошь, напоминали о том, что он всё ещё жив. Где-то глубоко внутри, он осознал, что спас Уокер ради себя самого. Потому что увидев её настоящую, его внутренний демон склонил свою голову в восхищении.       Геральд дошёл до дивана, захватив по пути два бокала и бутылку глифта.       — Иди сюда, Уокер. Садись.       Она повернулась к нему и, склонив голову набок, удивленно наблюдала как он разливает глифт по бокалам.       — Садись, говорю.       Она решительно села рядом, поджав под себя ноги и развернувшись к нему всем телом. Взяла предложенный ей бокал глифта.       — Вы уверены, что нам надо выпить?       — Уокер, оглянись вокруг, — он обвел рукой с глифтом свою разнесённую комнату с горсткой пепла посередине. — Мы с тобой соучастники преступления. Нам определённо надо выпить. Мы теперь повязаны одной большой тайной нарушения одного из запретов, тебе ли этого не знать.       — Да, я думаю выпить стоит, — она тихо рассмеялась.       Первый бокал они выпили молча.       Наливая второй, Геральд спросил:       — И что ты теперь будешь делать?       — Я? — Вики удивленно вскинула на него свои глаза.       — Ты, Пташка. Теперь у тебя есть крылья, и тебе придется выбрать сторону.       — Нет, вы всё-таки самый что ни на есть демонский демон!       — Ну, ты вроде знала, к кому шла.       — Знала. И тогда я действительно была уверена.       — Что изменилось сейчас?       — Я впервые увидела главную благодетель Небес — Милосердие.       — Пффф, — фыркнул демон, наливая себе третий бокал, — брось, Уокер. Ты помнишь, с кем говоришь?       — Конечно. С восьмым высшим демоном Ада — Астаротом.       Он вздрогнул, услышав имя. Внимательно посмотрел на Вики.       — Откуда ты знаешь? Фариа?       — Нет. Зачёт по иерархии верховных демонов, слухи внутри школы, и ваши способности на уроках. Ну и немного моих непризнанных мозгов, чтобы все это сложить в одну картинку.       — Удивляешь, Уокер, — он с недоверием окинул её взглядом.       — Но будьте спокойны, я никому не скажу, — она приложила палец к губам, — не раскрою ваш секрет, потому что теперь мы с вами повязаны одним преступлением.       Глифт мягко делал свое дело. Наполнял тело теплом, расслаблял мышцы и чуть отпускал самоконтроль. И Геральд позволил себе чуть расслабиться и насладиться остатками ночи. Вики же просто пребывала в состоянии лёгкой эйфории, подпитанной глифтом.       — Почему вы не отправили меня в Небытие?       — Хотел дать тебе ещё один шанс, возможность, затолкать всем этим разнокрылым все их слова сама знаешь куда.       Она кивнула.       — Надеюсь, я вас не разочарую.       — Уокер, ведёшь себя как демон.       — Пффф, — фыркнула она, — Непризнанной мне не остаться, а в Ангелах мне делать нечего. Мне путь туда заказан. Так что я думаю, что вполне себе неплохо быть Демоном, если рядом будет хотя бы парочка таких же демонов, как Фариа.       — Почему заказан?       Она внимательно посмотрела на него, и произнесла то, что всегда знала в глубине своей души, но тщательно это прятала:       — Я не хочу провести всю свою вечность бессмертной жизни в борьбе, доказывая, что я это я, а не просто дочь Серафима. Я не хочу всю свою вечность доказывать матери, которой я не нужна, что я чего-то стою. Уж лучше я всю свою вечность проведу в стенах библиотеки, наслаждаясь уважением Фариа и его теплотой.       — Ну да, из-за меня ты демоном становиться не хочешь, я запомнил.       — А вы докажите мне, что это не так! — Уокер сама поразилась фразе, которую выдала.       — Сначала ты докажи мне, что я не зря рисковал и нарушал запрет.       — Хорошо! — Уокер оживилась и протянула вперёд руку, — если я докажу вам, что вы не ошиблись, спасая мне жизнь, готовы доказать мне, что … — она вдруг осеклась.       — Договаривай, Вики.       — Нет.       — Нет? — он взял её протянутую руку своей, и потянул на себя. — Нет? Уверена?       Их глаза оказались слишком близко. Настолько, что он рискнул проникнуть в её сознание, чтобы считать её мысли. И не смог. Как и она. Которая попыталась сделать тоже самое.       — Сейчас или никогда. Что ты хочешь получить взамен?       — Вас.       — Меня?       От чего-то они оба говорили шёпотом, пристально глядя друг другу в глаза.       — Пообещайте мне… Если я докажу вам, что вы не ошиблись, пообещайте мне, что в моей вечности на пути Демона, что бы не произошло, вы останетесь моим другом…       — Договорились, — хрипло прошептал Геральд и неожиданно коснулся её губ поцелуем. Она ответила. В нем не было страсти. Спокойный, мягкий, он был скорее логичным завершением уговора. Она оторвалась от него первая.       — Надеюсь, кровью наш договор скреплять не надо? — прошептала она.       — Вики, оглянись вокруг, тут полно твоей крови, так что успокойся, руки резать не будем.       Она стукнула его кулачком в плечо.       — Ты не выносим, — и осеклась, осознав, что непроизвольно перешла на «ты». — Оойййй…       Он рассмеялся тихим, обволакивающим, бархатным смехом.       — Учитывая все обстоятельства и два совместно нарушенных запрета, я думаю позволить тебе называть меня на «ты», находясь без лишних свидетелей.       — Два?       — Уже два, Пташка. И это не считая глифта.       — Тогда мне стоит уйти, потому что за пару часов, проведённых с вами, я натворила больше дел, чем за все время пребывания на Небесах.       — Однозначно, — хохотнул Геральд.       Вики быстро допила остатки глифта. И стоя у выхода, почти открыв дверь, произнесла:       — Но я по-прежнему не разрешаю вам звать меня «пташка». Придумайте свое…       Она выскользнула из комнаты демона, даже не попрощавшись.       Геральд расхохотался, прикрывая глаза, откинувшись головой на спинку дивана.       Несмотря на нарушенные запреты, погром в комнате, пепел и засыхающую кровь, эта ночь оставила приятное послевкусие в глубине его души.