Тайна Змея

      Он с силой швырнул бокал в камин.       Возвращаясь в обычный облик, и взлетая вслед за этой невыносимой Уокер, он чувствовал лишь одно желание - свернуть ей шею, раз и навсегда покончив с её острым языком. Он практически нагнал её у школы, в красках представляя себе всё, что он с ней сделает. Но и Уокер была не глупа. Она не стала прятаться в здании, а приземлилась прямо в компанию своих разнокрылых друзей, что небольшой кучкой сидели на поляне, рядом со школой.       Разбираться с ней на глазах у всей этой толпы он был не намерен.       Захлопнув за собой дверь своей комнаты, мгновенно отыскал глифт, залпом проглотив первый бокал, не обращая внимания на то, как жидкость обжигала горло. Клокочущая злость обжигала его душу гораздо сильнее.       Когда он позволил ей так с собой обращаться? Когда он позволил ей выйти за рамки их обоюдного равнодушия? Да кто вообще во всем этом поднебесном мире, рискнул бы позволить себе обозвать его павлином, и при этом остаться в живых.       Его, восьмого высшего демона.       Его, великого Инквизитора Ада.       Очередной бокал отправился в камин.       Там, в разрушенном городе он забылся…       Наслаждаясь её нежными прикосновениями, её восхищением, которое струилось из её глаз. Его внутренний демон, укрощенный её искренним восторгом, милостиво разрешал ей касаться крыльев, дотрагиваться до брони. Никто и никогда не позволял себе даже и близко подойти к Астароту, когда тот принимал свой истинный облик. Его боялись, перед ним трепетали, безропотно склоняя головы.       Но ей - он позволил.       Просто потому, что стоя так близко рядом с ней, в этом чёртовом городе, где кроме них не было ни единой души, он поймал себя на мысли, что хочет прикоснуться к этой пульсирующей вене на шее, запустить руку в черный шелк её волос, заставить её миндаль сильнее искриться от волнения. Это были давно забытые, утраченные эмоции. И чтобы вырваться из этих странных ощущений, он решил явить её взору, то, что скрывалось внутри.       Веками спящий внутренний демон, давно уже не будоражил его сознание подобными мыслями и ощущениями. Уснув, он принес ему покой и умиротворение. Которые залечивали его душу все эти столетия, проведенные в школе. И он даже вспомнить не мог, за всё это время, касалась ли его даже тень подобных мыслей или эмоций. Но стоило ему почувствовать этот чёртов горький миндаль, как демон проснулся, пробуждая и все запрятанные глубоко ощущения, чувства, мысли.       И чтобы отвлечь себя от этих странных мыслей, он решился показать ей то, о чём она просила. В надежде, что это заставит её держаться от него подальше, не будоража его своей пульсирующей веной, и не притягивая копной блестящих волос. Но вместо того, чтобы отпрянуть, она стала ещё ближе. Заставляя его чувствовать то, чего он не испытывал за всю свою вечность.       Там, в заброшенном городе, поддавшись её восприятию себя самого, он позволил ей больше, чем просто прикоснуться к его истинному облику. Он позволил ей задеть его душу, коснуться её, слегка поглаживая нежными ладошками.       И тем больнее его резанули её намеренно произнесённые слова.       Камин похоронил в своей раскрытой пасти ещё один бокал.       С чего он вообще взял, что она смогла прочувствовать этот момент также как и он?       С чего он вообще взял, что ею двигало нечто большее, чем просто желание увидеть страшного Инквизитора?       С чего он вообще взял, что между ними возможна какая-то иная связь, нежели обычные отношения между преподавателем и ученицей?       Потому что она отвечала более вдумчиво и осознанно, вступая с ним в диалог, и пускаясь в слишком подробные объяснения?       Потому что она доверила ему слишком личные страхи, в ту ночь, когда он вырвал ей крылья?       Потому что она не боялась отвечать ему колкостью на его выпады?       В её поведении не было ничего, что указывало бы на то, что он был прав, пытаясь увидеть нечто большее. Скорее, оно вообще отрицало наличие какого-либо личного интереса.       Она просто была уверенней других, внутренне сильнее. Она не боялась. И именно это отличало её от всех. Она выделялась на фоне всех этих серокрылых Непризнанных. Но в её поведении не было ничего, что могло бы указать на то, что она относится к нему иначе, чем к другим.       Поняв, что бокалы закончились, он отпил глифта прямо из горлышка бутылки.       Он не позволит ей так с собой обращаться. Он не позволит самому себе больше ни одной мысли, выходящей за рамки отношений между преподавателем и ученицей. Он не позволит больше никому коснуться того, до чего дотронулась она. Он заставит своего внутреннего демона, взять в зубы все эти странные чувства, эмоции и мысли, и отнести их в самый дальний коридор его темной души, закопав там навечно. Он вернет себе свое собственное спокойствие и свое холодное равнодушие. И больше никогда не подпустит к себе Уокер, ближе чем расстояние вытянутой руки.       Бутылка умерла там же, где и все бокалы до этого.       Но, адское пекло, как же хочется свернуть ей её тонкую шею, с ненавистной пульсирующей веной.

*****

      Она перегнула палку.       Хотя поняла это не сразу.       Она сбежала из города, так стремительно, как могла. Прекрасно понимая, что разозлила его. Она летела к школе так быстро, как позволяли её крылья. Чувствуя, как в груди отчаянно стучит сердце, как легким не хватает воздуха, чтобы вздохнуть нормально. Он нагнал её у самой школы. И понимая, что встречаться с ним один на один сейчас не в её интересах, она буквально рухнула с неба на валявшихся на траве Ади и Сэми. Мими повезло больше, она успела отскочить. Чёрный силуэт пролетел мимо и скрылся за дверями школы. Так и не встретив его в тот день, Вики выдохнула и расслабилась.       Первые пару дней она ничего не замечала.       Его холодное вежливое обращение вполне подходило к ситуации.       На третий день, она ответила чуть резче, чем было нужно, ожидая услышать громогласное «Уокер!», но он лишь холодно кивнул головой, и никак не прореагировал.       Тогда у неё голове раздался первый тревожный звоночек.       На четвертый день она дотошно и в красках расписала у доски момент слияния энергий, ожидая увидеть его удовлетворенный, горящий взгляд, почувствовать его немое одобрение и заинтересованность, ожидая что он, как обычно, вступит с ней в дискуссию… Но демон ни разу не поднял на неё своего холодного взгляда, неотрывно смотря в журнал на столе. И просто кивнув, после её ответа, он поставил ей оценку и вызвал следующего.       И тревожный звоночек превратился в набат.       На пятый день она внимательно за ним наблюдала, выискивая момент, когда бы она смогла завязать с ним диалог и как бы невзначай извиниться за свои слова, сказанные там, в городе Ангелов. Но он словно почувствовал её стремление, и ни разу не предоставил ей такой возможности.       Все выходные она провела в небе и на стене. Выматывая себя до изнеможения, пытаясь не думать. Но все эти дни она упорно возвращалась мыслями к этому демону.       Нет, безусловно, она перегнула. Назвав древнего высшего демона павлином. Но в тот момент ей это казалось смешным и веселым. В тот момент. Она не ожидала, что эта случайно оброненная фраза его так заденет. Его, кто своим сарказмом мог довести кого угодно в этой школе до состояния белого каления. И всё же она его задела. Вики и сама не могла понять, почему сейчас равнодушие этого демона её так беспокоит. Многие месяцы они просуществовали в этой школе как раз-таки в состоянии взаимного холодного равнодушия. И это её не трогало. Ей было всё равно.       Так почему сейчас она изводит себя мыслями о том, что его равнодушие её ранит? Почему сейчас ей стала так важна его реакция на неё саму? Она и раньше подкалывала его, совершенно не мучаясь угрызениями совести, более того, позволяла себе его провоцировать. Так почему сейчас она ощущает вину за сказанные слова? Почему?       Что изменилось?       Ей показалось, что она очутилась в каком-то вакууме. Все звуки вдруг стали слышаться тише, все эмоции вдруг стали чуть бледнее, а чувства, наоборот, обострились до предела. Она прекрасно улавливала все интонации его голоса, когда он обращался к другим. Она улавливала и одобрение, и раздражение, и скрытую иронию. По отношению к другим. Не к себе. Обращаясь к ней, его голос терял все свои интонации, становясь безжизненным и равнодушным. Его глаза больше не мерцали мягким блеском при взгляде на неё. Кроме застывшего льда в них больше ничего не осталось. Он не подходил к ней ближе, чем на два шага. Больше не наклонялся к её уху, чтобы вкрадчиво прошептать «неплохо, Уокер». И она начала ощущать внезапно образовавшуюся пустоту вокруг себя. И она отчаянно пыталась найти ответ.       Что изменилось?

*****

      Она не выспалась. Её измотанное тело ныло. Ныло каждой клеточкой, прося о более долгом сне или хотя бы об отсутствии физических нагрузок. Но сегодня всё было против неё. Сегодня по плану занятий у них было крылоборство.       Она устало выдохнула, и взлетела. Сегодня точно всё было против неё. Она никак не могла сосредоточиться, допуская глупые, элементарные ошибки. Два раза она оказывалась на земле. Без особых повреждений, но с легкой горечью поражения. Потому что её противник не был сильнее. Просто она была рассеяна.       Он наблюдал за тренировкой, чувствуя как в глубине души снова зарождается злость. Что она делает? Какого чёрта она вытворяет? Но он огромным усилием воли стискивал зубы, и молча наблюдал. К концу тренировки злость начала переплавляться в ярость. Все его тщательно сокрытые эмоции, которые он сдерживал всю неделю, медленно плавились в котле.       По окончанию занятия они все выстроились перед Геральдом. Он вызывал их по одному. Они подходили, он четко указывал на допущенные ошибки, озвучивал, что нужно доработать и отпускал. Пока она не осталась одна. Один на один с демоном. Ожидая услышать гневную тираду, она мысленно сжалась, но внешне постаралась ничем себя не выдать, прямо глядя ему в глаза.       — Уокер, ты можешь идти. К тебе у меня претензий нет.       Она распахнула глаза от удивления.       Нет претензий?       Да что происходит?       Он должен быть зол, как тысяча чертей и еще все восемь высших демонов вместе взятых. Да она сама себе готова поставить три неуда за сегодняшнюю тренировку.       — Вы это серьёзно?!       — Абсолютно. Можешь идти.       И, развернувшись, он направился к служебным помещениям стадиона.       И Вики не выдержала. Вся дикая усталость этой недели, все её напряжение, от непонятных эмоций, вылились в крик:       — Ты так и будешь меня игнорировать и делать вид, что у тебя ко мне нет претензий, Геральд?       Она перешла эту грань осознано. Она хотела знать. Сейчас или никогда.       Он вздрогнул, услышав её «ты». Так тонко указывающее на личное. Так некстати вызвавшее глубоко запрятанное воспоминание.       И котел опрокинулся.       — Хочешь услышать моё мнение? — он резким шагом вернулся к ней, но всё же удержал установленную им дистанцию в два шага.       — Да! Хочу! — она, не отрываясь, смотрела в его ледяные глаза.       — Да что с тобой происходит? — его голос гремел раскатами грома, глаза засверкали ледяным пламенем, вены на шее вздулись от напряжения. — Какого чёрта ты делаешь в воздухе? Даже самый глупый Непризнанный в свой самый первый день сможет понять, что если замахнулось правое крыло, то уйти нужно влево. Но нет! Ты лезешь именно под это самое правое крыло. Ты не в состоянии оценить правильно расстояние, чтобы выиграть временное преимущество и нанести удар первой. Ты расслаблена настолько, что разрешаешь какому-то вшивому ангелу, слабее тебя в два раза, оказаться у тебя за спиной и ударить тебя по крыльям. По моим, между прочим, крыльям! Которые ты обещала беречь! Что с тобой происходит, Уокер? Или все твои способности сводятся лишь к твоему острому языку? Довольна? Услышала моё мнение?       Она в долю секунды преодолела разделявшие их пару шагов. Оказавшись к нему так близко, сверкая сапфирами своих глаз, она сжала руку в кулак, намереваясь ударить его, выплеснуть на него всю ту злость, что сейчас клокотала в её душе, и уже занесла руку…       Но увидев, как часто вздымается его грудь, на которой буквально ходуном ходили сложенные в его излюбленный жест руки, как заострились его скулы, как адское пламя горит в черных зрачках, как пульсируют вздутые от крика вены на шее…       Она разжала кулак, резким движением запустила свою руку в его волосы, с силой притянула его голову к себе, и, встав на носочки, впилась яростным поцелуем в его губы. Вложив в него всю свою злость, всё то, что сейчас клокотало внутри её души. Лишь через пару секунд, когда первая волна злости откатилась, она поняла, что он не отвечает, оставаясь незыблемым как скала, и даже не разжав скрещенные на груди руки.       «Шепфа, что я делаю?» — первая промелькнувшая мысль заставила её вздрогнуть и начать отстраняться, ослабляя хватку в его волосах, опускаясь с носочков на пятки.       Видя, как в её глазах всколыхнулось пламя, он был готов к тому, что она рискнет его ударить. Он слишком хорошо её знал. И он внутренне собрался. Нужно просто переждать все её отчаянные попытки.       Но ощутив её губы на своих, Геральд замер.       В этом была она вся: порывистая, непредсказуемая, живая.       И едва почувствовав, что она отстраняется, он словно очнулся.       В долю секунды разжал свои руки, с силой притянул её к себе, запустив свою руку в копну её волос, и уже в свою очередь обрушил на неё всю свою злость и ярость этих дней. Он не давал ей ни малейшего шанса вырваться, улизнуть, сбежать из-под его натиска. Он наказывал её за все те странные чувства, что раздирали его на части все эти дни.       Едва почувствовав его губы на своих, она всхлипнула и сдалась на милость его ярости. Слегка приоткрыв губы, разрешая ему проникнуть, сделав их поцелуй глубже. И он этим воспользовался. Жёстко, яростно, на грани. Она обняла его шею рукой, вернув вторую на его затылок, отвечая ему с такой же злостью и яростью, не уступая в накале, балансируя между болью и удовольствием. Он лишь крепче прижимал её к себе, рискуя сломать ей пару рёбер, не давая ей возможности нормально вдохнуть, не отпуская её на миг.       Поцелуй был бесконечно долгим, мучительным, сжигающим все эти непрошенные чувства в огне обоюдного желания дать выход эмоциям. И злость растворилась, ярость улеглась, принося в их души покой и умиротворение.       Он отстранился от неё, чуть потянул за волосы её голову назад, открывая своему взгляду мягко мерцающие сапфиры, слегка раскрасневшуюся кожу щек, и припухшие губы, выдержавшие его натиск.       — Прости, — прошептала она, прекрасно зная, что он поймет.       — Когда-нибудь я сверну тебе шею, — он мягко прижал её голову к своей груди и погладил по волосам.       — Мир? — спросила она, устраивая свою голову поудобнее, вслушиваясь в частые удары его сердца.       — Перемирие… — усмехнулся он, легко коснувшись волос поцелуем, прекрасно понимая, что мир между ними понятие хрупкое.