Время шло. У Азирафеля были книги и сборники мистических символов, множество страниц, исцарапанных Енохианским, направляющие вселенную в состояние гармонии.
Кроули один раз поправил грамматику, и, к большому удивлению Кастиэля, Азирафель швырнул в него подушкой.
— Тебе нужно отдохнуть, — наконец сказал ему Кроули. — Ты прокручиваешь свои casos и basos, ты устал.
Casos и basos были трудными понятиями для объяснения на английском языке; они были похожи на формальный и неформальный тон, за исключением того, что они применялись к Тому, Что Есть и Что Может Быть, а также к земному воздуху и небесному воздуху, всё вместе взятое, за исключением того, когда они переключались.
— Вовсе нет, — возмутился Азирафель.
— Нет, это так, — сказал ему Кастиэль, потому что он мог видеть через его плечо. — Всё в порядке. Ты устал.
— Я не устаю, — сердито сказал Азирафель.
— Значит, запутался, — сказал Кроули. — Ты определенно путаешься. А творчество — не самая сильная сторона ангела. Ты пишешь сложное заклинание из ничего и запутываешься в собственных мыслях. Давай. Сделай перерыв. Кастиэль ведь не будет возражать, правда, Кастиэль?
Кастиэлю было обещано, что он будет доставлен в тот самый момент, когда его украли, так что всё дополнительное время, проведенное в этом прекрасном месте, было, надеюсь, приятным развлечением без последствий.
— Я не возражаю, — сказал он.
Азирафель отодвинулся от стола.
— Мне нужен перерыв, — устало сказал он.
Кроули взглянул на Кастиэля — это было очевидно даже в тёмных очках — а затем на Азирафеля.
— Я могу заняться твоими крыльями? — предложил он.
Азирафель улыбнулся ему.
— Это было бы чудесно, дорогой, — сказал он и склонил голову набок, глядя на Кастиэля. — Я могу помочь тебе с твоими после, — неуверенно предложил он. — Если хочешь. Должно быть, они ужасно чешутся.
Кастиэль уставился на него.
Они действительно чесались.
Они зудели, как самая зудящая вещь, с которой он когда-либо сталкивался. Он не думал, что что-то может чесаться так сильно, как чешутся его крылья. Они даже зудели, когда он был бестелесным, ноющее, жгучее ощущение. Он возглавлял восстание и выглядел так, словно его тащили назад сквозь розовый куст. Его крылья были ужасны, и они были ужасны в течение многих лет: через некоторое время после встречи с Дином он перестал доверять своим братьям позади него.
С тех пор крылья сводили его с ума. Он не осмеливался просить кого-либо на Небесах позаботиться о их, а его люди… ну… Он предпочитал, чтобы их глаза оставались нетронутыми.
И вот Азирафель, добрый, странный ангел из доброго, странного мира, просит позаботиться о их. Не один из его братьев. Он не участвовал в войне, а если бы и участвовал, то наверняка был бы на стороне Кастиэля. Он помог остановить апокалипсис в этом мире, как и Кастиэль в своём собственном. Добросердечный, нежный Азирафель.
— С Азирафелем… это было бы приемлемо, — с некоторым удивлением осознал Кастиэль.
Он взглянул на Кроули. Он искренне любил Кроули. Он не хотел, чтобы какой-нибудь демон касался его крыльев, особенно один из Падших, даже если это был Кроули. Но Кроули, казалось, знал это, потому что он пожал плечами, не обидевшись.
— Я… они действительно чешутся, — нерешительно сказал он Азирафелю. — Мы на войне, — запинаясь, добавил он. — И ты устал, Азирафель, я не могу просить тебя об этом…
— Чепуха! Прихорашиваться — это не проблема. Давайте их починим, хорошо? — Азирафель сказал ему. — Сначала Кроули займётся моим, а потом я займусь твоим. Давай! У нас наверху есть подходящие стулья.
Кастиэль последовал за ними, чувствуя нелепую робость. Он хотел возразить, что Азирафель, поправляющий крылья, не отдыхает, но, честно говоря, ему очень хотелось прихорашиваться. Он делал это так давно.
— Иди прими душ, — сказал ему Кроули, указывая на ванную. — Вымой волосы. Тебе станет легче от этого. Я знаю, что это по-человечески, но поверь мне. Держи свои крылья внутри, это ужасно, когда они мокрые. Иди.
Кастиэль сделал, как ему было сказано. Душ был сложным в эксплуатации[1], так как горячей воде требовалось некоторое время, чтобы нагреться, но в конце концов Кроули был прав. Было приятно мыть голову и кожу вручную, вместо того, чтобы запрещать какой-либо грязи прилипать. Теперь, когда он знал, что в будущем его ждет прихорашивание, его крылья сильно чесались.
У двери лежала новая одежда. Кастиэль подозревал, что это сделал Кроули, так как она были гораздо более хорошего качества, чем до этого.
Когда он вышел, то нашёл их в гостиной, и нашёл потому, что с удивлением услышал счастливые звуки Азирафеля. Он уже столько лет не слышал ангельского напева. Давным-давно, за сотни и сотни лет до апокалипсиса, а может быть и за тысячи, казалось, что вся радость ушла с Небес. В последний раз он слышал ангельский напев, когда Бальтазар лежал рядом с ним после долгого дня, много-много лет назад.
Он и сам не помнил, когда в последний раз издавал этот звук, хотя несколько раз был близок к этому с Дином.
Он последовал за призрачным бормотанием. Азирафель, без рубашки, сидел спиной вперёд на стуле с высокой спинкой. Его руки были сложены на макушке, щека покоилась на них, а позади него распростерлось одно кремового цвета крыло. Другое, аккуратно сложенное, лежало на спине. Кроули прихорашивался первым, напевая на ходу земную песню. Кастиэль пробыл с ними достаточно долго, чтобы узнать Queen[2], единственную группу, которую его машина играла по какой-то непонятной причине.
— Садись, дорогой, — мягко сказал Азирафель Кастиэлю. Кастиэль неловко опустился на диван[3].
— Хорошие песни, но не «Queen», — небрежно заметил Кроули. Он использовал… ну, в английском языке для этого не было подходящего слова, но это был длинный стержень, чтобы приподнять перья Азирафеля и рассыпать порошок вниз. И все же это было так странно, что казалось физическим. — Давай.
— Что?
— У меня в голове только «Queen», и это сводит меня с ума. Пожалуйста, ты же бегал с американцами, они должны слушать музыку.
— Они слушают, — ответил ему Кастиэль. — Дин очень разборчив. — Он не добавил, что это было чрезвычайно редко, чтобы человеческая музыка была одинаковой во всех вселенных.
— Ну, продолжай. Напой что-нибудь.
— Ты можешь этого не знать, — сказал Кастиэль.
— Я живу на Земле уже шесть тысяч лет. Если у Дина есть вкус, я это узнаю.
Кастиэль был уверен, что у Дина вкус лучше, чем у Кроули.
— Carry on my wayward son
(Продолжай, мой блудный сын), — неуверенно пропел он.
— Драма! — рассмеялся Кроули, полный восторга, и он действительно знал мелодию, альтернативная вселенная или нет. — There’ll be peace when you are done
(Обретёшь покой и мир)… — его голос был прекрасен, как у любого ангела, безупречный, хотя и немного скрипучий.
И это Кастиэль понимал. Он много раз пел вместе с Сэмом и Дином в Импале, и это производило странный эффект на Земле, совсем не такой, как на Небесах. На Небесах пение было красотой и означало славу; на Земле пение означало единение. Раньше Кроули прихорашивался перед Азирафелем, и они что-то делили между собой; теперь же Кроули каким-то образом, словно по волшебству, подключил Кастиэля.
— Lay your weary head to rest
(Не бывает в мире грёз), — пели они вместе. — Don’t you cry no more
(Боли, горя и слёз)…
Они пропели всю песню до конца, пока Кроули заканчивал с кроющими перьями Азирафеля. Азирафель снова закрыл глаза и начал что-то напевать глубоким басом в такт песне. Кастиэль обнаружил, что расслабился на диване, почти желая напевать себе под нос.
Веселье. Он… на самом деле веселился. Прошло много-много эр с тех пор, как он испытывал что-то подобное: сидел со своими друзьями, чистил перья, расслаблялся и был вместе. Земная близость была прекрасна, но чужеродна. Это было знакомо, как восход солнца. Кроули говорил, что люди связаны пищей; ангелы, конечно, связаны перьями и уходом за ними. Когда-то давным-давно, когда Небеса были ещё добры, именно так выглядели его минуты отдыха. Он, Анна и Бальтазар проводили вместе долгие часы, вот так, без пения. Пение было приятным. Это было невероятно по-человечески и добавляло ему какой-то пикантности.
Кроули учил Кастиэля песне «We Will Rock You», хотя вместо того, чтобы топать ногами и хлопать в ладоши, он слышал, как Кастиэль бормочет и напевает ангельские звуки, довольно чуждые в этой игривой обстановке. Азирафель счастливо напевал всё это, хотя иногда закатывал глаза на выходки Кроули, а иногда жаловался на их выбор песен, без настоящего жара или намерения. Это заставило Кастиэля улыбнуться.
Они прошли через то, что Кастиэль мог вспомнить из любимых песен Дина, которые заставляли Кроули хихикать от восторга.
— Хороший вкус у твоего Дина, — сказал он наконец, и Кастиэль почувствовал, как его распирает от гордости.
Его Дин. Ему это действительно нравилось.
Кроули наконец-то закончил с крыльями Азирафеля.
— Лучше? — спросил он его.
Азирафель встал со стула, на его плечах появилась рубашка. Он торопливо застегнул её.
— О, очень, — сказал он. — Спасибо, мой дорогой, — он поднял глаза и улыбнулся в тёмные очки Кроули. Присмотревшись, Кастиэль увидел, что Кроули слегка пошатнулся под напором этой привязанности.
— Кастиэль? — беспечно спросил Азирафель. — Кресло твоё. Кроули, принеси, пожалуйста, мой дюбель.
Кроули издал довольно высокий горловой звук, ангельский звук, и побежал в соседнюю комнату, чтобы принести… дюбель, что бы это ни было.
Кастиэль колебался.
— Я… простите меня, мы воюем, и я уже несколько лет не доверяю своим братьям… — встревоженно выпалил Кастиэль.
— Я не твой брат, — мягко сказал ему Азирафель. — Может быть, больше похож на кузена? Как бы то ни было, я не причиню тебе вреда, Кастиэль. Я не заинтересован в вашей войне.
Двоюродный брат. Кастиэлю это понравилось. Он нервно подошёл к креслу.
— Тебе придется снять рубашку, иначе ты её порвешь, — мягко сказал Азирафель.
Правильно. Правильно. Кастиэль расстегнул её и бросил на диван. Его руки слегка дрожали — странная человеческая реакция. Он раскрыл свои крылья.
Так, так странно, что они были материальными. Коричневые и полосатые, они были бы прекрасны, если бы перья лежали ровно. Здесь, в этой вселенной, они имели вес и массу и не причинили бы вреда человеку, никогда. Он всем сердцем желал, чтобы так было и дома.
— Вот так! — радостно воскликнул Азирафель. — Теперь садись, и мы можем начать, а? Что ж. Когда Кроули принесёт мне дюбель.
Кастиэль сел, скрестив руки на спинке стула, как это делал Азирафель. Он чувствовал себя очень уязвимым.
— Он у меня, ангел, — сказал Кроули с другого конца комнаты. Кастиэль невольно ощутил, как взъерошились его перья. Кроули был его другом, напомнил он себе, но никак не мог унять дрожь.
— Хей, — беспечно сказал Кроули. — Не подходить к тебе, да? Наследственные враги и всё такое, я понимаю. Я просто отдам это Азирафелю, и знаешь что? Я иду вниз. Возможно, на другой конец города. У меня есть несколько растений, которых нужно терроризировать, — он дал Азирафелю жезл… ах, они называли его дюбелем. Казалось, он сделан из какого-то растения.
Кастиэль без необходимости задержал дыхание, пока Кроули не ушёл.
— Я дотронусь до твоего левого крыла, — тихо сказал Азирафаэль. Он сделал это с согласия Кастиэля, пригладив коричневые перья, и Кастиэль медленно выдохнул.
— Ну вот, — сказал Азирафель через мгновение. — Видишь? Я не причиню тебе вреда, — он пригладил перья.
Кастиэль снова выдохнул, и Азирафель одобрительно хмыкнул. Он осторожно взялся за передний край левого крыла Кастиэля и раздвинул его.
— О боже, — сказал он, — какая неразбериха. Скажи мне, что ты об этом думаешь, — он постучал дюбелем по крылу Кастиэля.
Это было прекрасно.
— Из чего оно сделано? — спросил Кастиэль.
— Папирус, — гордо ответил Азирафель. — Из Дельты Нила. Некоторые из первых форм настоящей бумаги были сделаны из папируса, ты знаешь.
Кастиэль знал это, но голос Азирафеля звучал успокаивающе.
— Могу ли я этим воспользоваться, дорогой? — снова спросил Азирафель, слегка постукивая Кастиэля дюбелем. — Ты никогда не говорил мне ни да, ни нет.
— Всё в порядке, — вздохнул Кастиэль. Дюбель был похож на Азирафеля — гладкий, как страницы книги, устаревший, как магазин внизу, и у него было почти такое же ощущение, как у зубцов вилки после поглощения пищи. Кроме того, здесь был едва заметный намёк на Кроули: хорошее вино и выхлопные газы Бентли. Это не было угрозой, как боялся Кастиэль, это было прекрасно.
— Ну ладно, — сказал Азирафель. — С чего мне начать? Все предпочитают по разному, знаешь ли.
— Третичные, — сказал Кастиэль, удивленный таким вниманием. Бальтазар всегда начинал со своих первичных, и это его раздражало. — Потом второстепенные, потом кроющие и первичные.
— Отлично, — без лишней суеты Азирафель принялся за работу.
Очевидно, чувствуя беспокойство Кастиэля, он продолжал болтать — в основном о своём прогрессе с заклинанием, чтобы отправить Кастиэля домой, о том, как он боролся, потому что был лунный компонент, и он даже не мог прочитать текст, если это не была правильная фаза луны. Азирафель признал, что он не был прирожденным чародеем, но заверил Кастиэля, что доставит его домой, несмотря ни на что. Это просто займёт некоторое время и немного исследований.
Кастиэль его почти не слышал.
Никто так нежно не касался его крыльев ещё задолго до войны. Азирафель старался не дергать, и хотя он не ласкал так, как ласкал Кроули — что было хорошо, так как это было бы неудобно — он был далёк от небрежности. Его постукивание, разделение, разглаживание дюбелем говорило о дружбе и доверии, о книгах, пирожных и какао, и Кастиэль обнаружил себя лужицей на стуле, желая этой заботы так сильно, что у него заныло внутри. Азирафель отдал это почти без раздумий: друзья, сказал он, подняв руки, мы друзья. Теперь всё в порядке. Твои друзья — люди, но у тебя есть по крайней мере один ангел, и я понимаю.
— Ты не можешь прийти в мой мир, — сказал ему наконец Кастиэль, подавленный. — Пожалуйста, никогда не ходи за мной. Ты будешь убит, ты должен остаться здесь навсегда и быть в безопасности, Азирафель…
— Полегче, — пробормотал Азирафель, поглаживая его крылышко. — Простой. У меня не было планов посетить твой мир. По всем признакам он кажется ужасным.
— Да, это так, — с несчастным видом сказал Кастиэль.
— Ты же знаешь, что можешь остаться, — пробормотал Азирафель после недолгого молчания. — Добро пожаловать сюда. Небеса не воюют, и Ад тоже. Мы остановили наш апокалипсис. На данный момент в мире царит мир. Мы могли бы подыскать тебе квартиру в Лондоне. Ты мог бы помочь мне с моим книжным магазином или Кроули с его растениями, или мог бы просто жить, и найти себе место здесь.
Это было заманчиво. О, Кроули был прав: Азирафель был бы злобным демоном, потому что это было ужасно заманчиво. Он представил себе, как Азирафель с абсолютной нежностью расчесывает его кроющие перья. Дом, настоящие друзья, которых он мог бы назвать своими, безопасность. Ни войны, ни потерь.
Ни Сэма, и что ещё важнее, ни Дина. Ни Импалы, ни охоты на монстров. Никакой войны. Если он уйдёт, тот мир взорвётся.
— Я должен вернуться, — сказал он. — Я должен остановить Рафаэля.
— Бедный солдат, — печально произнёс Азирафель, но больше ничего не сказал. Он прочесал еще несколько кроющих перьев, покрывая второстепенные снизу порошком. — Что это? — наконец нараспев спросил он. — Что это, что это? Заостренное перо? Ты не говорил, что ты Херувим, — он осторожно пробежал пальцами по его первичным перьям. — А где твои другие крылья?
— Я не
Херувим, — сказал Кастиэль, от оскорбления выходя из своей мечтательной расслабленности. — Какая польза херувимам от остроконечного пера? Я Серафим.
— Я подозреваю, что наши иерархии отличаются, — легко сказал Азирафель, явно забавляясь. — Я Начало.
Он уже знал об этом. Азирафель не имел ничего общего с порочными территориальными Началами у себя дома. Кастиэль немного расслабился. — Херувимы — это маленькие ангелы низкого ранга в нашем мире.
— Здесь они воины, — сказал Азирафель, и в его голосе прозвучало странное сожаление. — Взяты в качестве незрелых птенцов для подготовки, вдали от их гнезд. К тому времени, как у них отрастают свои перья, они уже знают, как убить стажера. У них четыре крыла, — он вытащил вросшее перо из зудящего места. Кастиэль вздохнул, немного расслабляясь.
— Очень странно, — пробормотал он. Кастиэль провел свое недолгое время в качестве птенца, играя с Бальтазаром и его товарищами по гнезду. Он с нежностью размышлял об этом: ангелы рождаются полностью сформировавшимися, но они должны опериться или отрастить свои перья. Однако Кастиэль принадлежал к касте воинов, и когда-то Архангелы и Серафимы усердно тренировали его легион. Он сам стал Серафимом только после того, как Отец вернул его к жизни.
— Хм, — задумчиво сказал Азирафель. Он закончил с левым крылом Кастиэля и начал правое, сначала третичные, так как Кастиэлю это нравилось. Кастиэль оперся щекой на руки, скрещенные на спинке стула. Он закрыл глаза.
— Спасибо, — сказал он наконец. — За то, что сделал это.
— Всегда пожалуйста, — ответил ему Азирафель, и он явно имел это в виду. — Действительно, добро пожаловать. Когда ваша война закончится, когда вы проиграете или выиграете, вы вполне можете уйти сюда, знаете ли. О, беда, ты погнул одно, — добавил он сердито. — Прости, я думаю, мне придется его выдернуть.
Кастиэль фыркнул, забавляясь. Это было наименьшей из его забот.
— Всё в порядке.
Азирафель недовольно прищелкнул языком, но всё же выдернул согнутое перо. Щипало, совсем немного, ведь благодать Кастиэля была связана с его крыльями, но это была приятная боль, почти облегчение. Он даже не осознавал, что перо беспокоило его, пока оно не исчезло.
— Я подумаю об этом, — честно сказал ему Кастиэль, — уйдя отсюда. Я хочу… — он не знал, как это выразить, но Азирафель знал.
— Ты хочешь забрать своих людей, я понимаю. Но не забывай, дорогой Кастиэль, что их жизнь конечна. Ты можешь иметь и то, и другое.
Это не приходило в голову Кастиэлю.
— Я подумаю об этом, — повторил он.
— Вот и славно, — сказал Азирафель. Он принялся за вторичные перья, и Кастиэль откинулся на спинку стула. Он вздохнул, затем снова вздохнул, и напряжение медленно покинуло его, а затем ещё быстрее, когда Азирафель начал напевать. Он не узнал песню, но в наступившей тишине в горле у него нарастал гул, и он позволил себе выразить его, долгий, низкий и довольный. Азирафёль похлопал его по плечу и продолжил.
«Мой друг», — с некоторым облегчением подумал Кастиэль. Он чувствовал себя расслабленным и немного эйфоричным, потому что прихорашивание действительно имело такой эффект. Он тихо и удовлетворенно напевал, впервые за много веков, и удивлялся, что Кроули был прав: Азирафеля так легко любить.
«Мой дорогой друг».
---
В благодарность он прихорашивал Азирафеля на следующей неделе, но даже это было наполнено смехом и кривыми комментариями Кроули. Кривые комментарии Кроули, перебранки, смех становились обычным делом во время его пребывания здесь, и это было очень кстати. Он обнаружил, что расслабляется, пока Азирафель работал над этим заклинанием, а время медленно шло вперёд. В конце концов, он даже позволил Кроули прихорашивать себя, несмотря на его прежние опасения[5], хотя демон оставался пугливым, когда Кастиэль предложил вернуть услугу.
— Это не из-за тебя, — нервно сказал он, — это… Ад и идиотизм, и, послушай, мне нужно знать тебя какое-то время, хорошо[6]?
Всё было в порядке. Он сидел на полу перед диваном, в то время как Кроули и Азирафель сидели на диване плечом к плечу, и все трое смотрели абсурдные земные фильмы. Он пел вместе с Кроули в Бентли все песни Queen, какие только можно себе представить, и сидел с Азирафелем на крыше книжного магазина, наблюдая за закатом. Он летал с ними обоими над Лондоном, просто чтобы почувствовать ветер в своих крыльях.
— Только не слишком быстро, — предупредил его Кроули. — Ты всё делаешь по-ангельски быстро, ты упускаешь самое прекрасное в жизни, да?
Они встречали рассвет на холодных берегах Англии, и его друзья водили его в каждый ресторан, со всеми видами еды на свете. Азирафель показал ему Мадрид, Кроули — Париж. Они втроём ели мороженое в Риме, а Кроули корчил рожи в Ватикане. Азирафель и Кроули очень любили людей — это было заметно во всём, что они делали, во всём, что они ему показывали. Кастиэль нашёл это восхитительным.
В общей сложности, Кастиэль провёл три месяца с Азирафелем и Кроули. Это были, без сомнения, лучшие три месяца в его жизни.
За исключением того, что Азирафель наконец-то разобрался с заклинанием, и пришло время возвращаться домой.
— Ты не должен, — сказал ему Кроули. Они стояли в книжном магазине, поздно ночью, на убывающем полумесяце. Азирафель настаивал на том, что Луна очень важна. — Ты можешь остаться с нами. Это… Кастиэль, здесь безопасно, — печально сказал он.
— Это так, — ответил Кастиэль. — Но там, дома, мир в опасности. Если Рафаэль победит или вообще получит какую-то землю, апокалипсис начнется снова. Я не могу этого допустить.
— Я так и думал, что ты это скажешь, — вздохнул Кроули.
— Мы оба это знали, — сказал Азирафель. Он отошёл от того места, где рисовал Енохианские символы на полу. — Итак, мы кое-что для тебя приготовили, — он неуверенно улыбнулся. — В основном это была идея Кроули.
Кастиэль удивленно посмотрел на него. Он снова посмотрел на Кроули. Кроули щелкнул пальцами, а затем протянул длинную, тонкую коробку.
— Для тебя, — сказал он.
Кастиэль с благоговением взял коробку. Раньше он не получал подарков. Он оглянулся на Азирафеля, который ободряюще улыбнулся ему. Он открыл коробку.
Это был галстук.
Он выглядел точно так же, как и все остальные его галстуки, синие и человеческие, но на ощупь был мягче. Более качественный материал.
— Переверни его, — мягко сказал Азирафель.
Он всё ещё был похож на галстук — за исключением деликатно всшитого нежной рукой защитного заклинания, очень сильного. Он никогда раньше не видел такой сильной руны; когда он осторожно прикоснулся к ней, она вызвала у него странное, скользкое ощущение. Он понял, что это был не просто эфир, не просто Азирафель — Кроули также вплёл оккультное заклинание. Они не сводили друг друга на нет — вместо этого они переплетались и создавали нечто большее, более мощное, более чудесное и более таинственное. Он никогда не видел ничего подобного. На ощупь он был довольно липким.
— Что вы сделали? — спросил он, глядя на галстук.
— Это парадокс, — гордо сказал Азирафель. — Мы всё ещё… всё ещё учимся делать это правильно, но если соединить оккультное и эфирное, то получится нечто совершенно иное. Твой мир так ужасен, Кастиэль — мы подумали, что тебе нужна защита. От нас обоих. Он может иметь… неожиданные свойства, этот галстук. Но это никогда не причинит тебе вреда.
— Может, даст немного удачи, — сказал ему Кроули. — Похоже, он тебе понадобится.
Кастиэль кивнул.
— Спасибо, — искренне поблагодарил он их. Он снова посмотрел на часы.
— Ты понятия не имеешь, как это надеть, не так ли? — сухо спросил Кроули. — Ты просто всё это время чудом справлялся, ленивый ублюдок.
Кастиэль хотел фыркнуть и отрицать это, но это было не совсем так.
— Ладно, снимай свой старый, я сделаю это, придурок, — рассмеялся Кроули.
Кастиэль сделал, как ему было велено, и позволил демону завязать галстук вокруг его шеи.
— Ты не должен следовать за мной, — сказал он, — никогда, Кроули, понимаешь?
— Кастиэль, не обижайся, но твой мир ужасен, — он опытной рукой затянул галстук. Кастиэль почувствовал, как защитное заклинание подействовало — оно задрожало до кончиков его крыльев, мощное и странное, как будто он окунул свои перья в тесто для торта.
— Совершенно с тобой согласен. Дай-ка я посмотрю, — Кастиэль повернулся, как велел ему Азирафель, и Азирафель улыбнулся. — Очень красиво, — сказал он.
— Он точно такой же, как и тот, другой, — криво усмехнулся Кастиэль.
— Более высокого качества, — фыркнул Азирафель. — И с ужасно сильным заклинанием, — он улыбнулся. — Теперь иди внутрь, Кастиэль. У нас осталось не так много времени, — он указал на магический круг, старательно нарисованный белой краской на деревянном полу.
Кастиэль вошёл в круг.
— Спасибо, — сказал он им. — За всё. Я этого не забуду.
— Мы тоже не забудем, дорогой, — сказал ему Азирафель, и его глаза были ужасно грустными и ужасно любящими. — Не беспокойся об этом.
— Приятно было познакомиться, — мрачно сказал Кроули. — Удачи тебе на войне и всё такое. Не умирай.
Кастиэль улыбнулся ему, слабо, но искренне.
— Удачи вам во всем, — сказал он, и это было правдой.
Был длинный момент, наполненный молчанием.
—
Возвращайся, — печально сказал Азирафель по-Енохиански, и все вокруг вспыхнуло
белым.
____________________
[1] Это была вина Кроули. Он потребовал шикарный душ, если собирался жить с Азирафелем больше, чем на полставки, и Азирафель капитулировал. Это привело к некоторым забавным махинациям, в которых они оба промокли и замёрзли, прежде чем поняли, как управлять этой чёртовой штукой. Ванна, однако, была достаточно большой для них двоих, и даже Азирафель должен был признать, что это было довольно мило.
[2] — I’ve been with you such a long time
(Мы с тобой вместе уже так долго), — напевал Кроули, пока Кастиэль был в душе. — You’re my sunshine, and I want you to know that my feelings are true; I really love you
(Ты для меня — свет солнца, и я хочу, чтоб ты знала, что чувства мои искренни. Я по-настоящему люблю тебя)… — и это было прекрасно, когда они были одни, но теперь, когда Кастиэль был здесь, ему действительно нужно было что-нибудь напевать — это было просто неловко.
[3] Во время прихорашивание, для небожителей, не было неудобным для третьей стороны, чтобы наблюдать. Это было интимно, но не так, чтобы было неудобно, проще говоря; это было похоже на то, как держать руки или расчесывать волосы, повседневный аспект жизни. Он может быть настолько наполнен смыслом, насколько вы этого хотите, или нет. Кастиэль уже много лет не испытывал ни малейшей Небесной привязанности. Это было странно. Он не стал ёрзать, хотя ему очень хотелось.
[4] Хотя прихорашивание было обычным делом, оно требовало некоторого доверия. Раньше это не было проблемой. Маленькие девочки заплетают друг другу косы на вечеринках с ночевкой, не задумываясь. В комнате, полной вооруженных людей, которым вы едва доверяете, вы не попросите кого-либо заплести вам волосы. Именно так жил Кастиэль последние несколько десятилетий, ещё до апокалипсиса.
[5] В этом доме прихорашивание происходило по меньшей мере раз в неделю, обычно по пятницам. Кроули любил петь, и его дюбель почему-то напоминал змею, греющуюся на солнце. Кастиэлю потребовалось много недель, чтобы позволить ему хотя бы остаться в той же комнате, но тот небрежно поправил кривое перо, которое Азирафель не заметил, и после этого было легко позволить ему остаться у себя за спиной. Странно, но легко. Кроули, конечно, никогда не причинял ему вреда.
[6] Он всё ещё вздрагивал от первого прикосновения, когда Азирафель делал это, и он был достаточно смущён этим, потому что ему нравилось, когда Азирафель прихорашивал его. Это было просто — столько лет скитаться по миру в одиночестве с Адом, дышащим ему в затылок, и в тот раз Хастур предложил, когда Ад был молод, и они все только что пали, и он вырвал почти все маховые перья Кроули. Они прикреплялись к кости, это было больно. Они не отрастали в течение много лет. Он очень любил Азирафеля, но всё ещё боялся своих крыльев. Я не хотел обидеть Кастиэля, ведь не прошло и года.
