falling in reverse — the departure
— Быстрее, быстрее, быстрее! — это Чхве Мансок кричит так громко, что его слышно, кажется, всюду, но Тэхён в свои двадцать два слишком много дерьма успел пережить, чтобы поддаваться панике и отчаянию при виде тех, кого убивает достаточно часто, являясь бельмом на глазу современного мира андроидов. Или же, подождите, не так: это Потрошитель является тем, кто поставил на колени Нижнее общество и держит его, склонившим свою буйную голову — он больше не убивает просто так всех шпионов, крыс и предателей, он давно придумал идею получше, основав небольшую базу в вертлявой коридорами узкой пещере в часе езды от их поселения, и именно там происходит веселье, которое последний раз слегка омрачилось фактом смерти его очередного любовника. Кихёна забрали андроиды во время рядовой вылазки в один из стальных городов — в Пусан, если быть точным, и, несмотря на то, что он был очередным мусором, который боялся даже упоминания общества и вёл жизнь слизняка, трахал... неплохо. И задница у него была, чёрт, что надо, Тэхёну безумно нравилось объезжать её снова и снова, пока её обладатель не требовал от него ни любви, ни отношений — возможно, тайно надеялся, но уже наплевать: всё равно в глазах современного человеческого общества он теперь сдох, а Ким не из тех, кто будет думать и ныть по тому, чего не вернуть, тем более, по такой незначимой вещи, как трах — его всегда несложно найти, если не включать выебоны, на которые он способен порой. Однако, если подумать, Кихён был лучшим за долгое время, пусть и не единственным после отца: его абсолютно устраивал тот карт-бланш фетишей, которые Потрошитель (о том, что Тэхён и лидер такого пугающего Нижнего общества являются одним человеком, он, конечно, не знал) ему предложил, и они оба находили это довольно комфортной и приятной сексуальной игрой. Найти второго такого будет проблематично. В любом случае, здесь и сейчас, пока Мансок дурниной орёт за окном, он абсолютно спокоен: это уже не первый такой налёт на их поселение — возможно, машины пронюхали, что в нём обитает кто-то из нижних, но прямых доказательств пока не имеют, вот и не посылают к ним поджигателей. В пещере, он точно знает, Хосок уже давно разместил тех крыс, которые пойдут на опыты после того, как Намджун их запытает до состояния анабиоза — в конце концов, перед тем, как просто так убивать и разбирать на органы, нужно ведь выяснить, что они слили и ради чего. И кому — но пока что Потрошитель несколько занят, поэтому присоединится к веселью попозже. Так Тэхён думает, трахая милую девочку совершенно обычно и буднично, без каких-либо изысков толкаясь внутрь упругого тела и даже особо не вслушиваясь в нежный скулёж: с ней он, разумеется, кончит — физиология, но внутреннего удовлетворения не ощутит, поскольку та не способна дать ему ощутить полный спектр грубых эмоций, после которого Ким действительно чувствует себя хорошенько оттраханным и может протянуть без спермотоксикоза какое-то время. С учётом того, как уже пару раз за эти минуты он прочувствовал частые-частые сокращения мышц влагалища, что стимулируют его собственный член, понимание того, что девчонка любит нежно, аккуратно и бережно, пришло само собой. Проблема в том, что у Тэхёна слишком большие проблемы с головой и жёсткий бэкграунд подросткового возраста, и, возможно, глубоко внутри жрущее чувство вины, которое не позволяет ему дойти до глубокого чувства сексуального удовлетворения без определённых... действий в процессе. Кончить вхолостую — да, но не пресытиться на недолгое время. Нет боли — нет чувства спокойствия. А в данном случае это можно приравнять к глупой дрочке на второсортное порно, где сисястая сучка фальшиво повизгивает, пока её изнутри рвёт огромный, блять, хуй, который головкой долбит по матке. Ничего приятного, на самом деле, в таких ощущениях нет, но зрителю-деграданту нравится очень, а если ты хоть как-то соображаешь в сексе, то в принципе кончаешь на такое, скорее, от безнадёги, нежели от большого энтузиазма. Так и здесь. — В тебя можно? — резким выдохом интересуется Ким, и она, всхлипнув, кивает, чтобы выкрикнуть — и дойти до пика опять. Возможно, он действительно хорош в этом, или эта малышка слишком чувствительна, хрен его знает, но, получив кивок, спускает глубоко внутрь гибкого женского тела без каких-либо эмоций, получив быструю разрядку, что оглушает только на первые острые пару секунд, а потом отрезвляет привычными пустотой и неудовлетворением. — Тэхён-а... — её зовут Вин? Мин? Ван? Он не помнит. Знает, что ей около шестнадцати лет и что она, как и многие здесь, по уши в него влюблена, но когда было не похуй? Поэтому, вытащив из неё член и протянув руку, «Тэхён-а» берёт салфетку из пачки на прикроватной тумбочке, хорошо обтирается, а после натягивает на себя обратно чёрные джоггеры вместе с нижним бельём. — Ты придёшь ещё? — Нет, — отрезает. — Почему? — Мне не понравилось, — а ещё у них в пещере помимо предателей схвачено двое андроидов, которым Хосок сбил датчики отслеживания, перепрограммировав на то, чтобы в Сеуле думали, что их псы умотали в Пусан, ослушавшись своё руководство. Но дерьмо происходит непреднамеренно в лице Чхве Мансока, который несётся по улице с криком «Быстрее!», ударяя пальцем в окно целых два раза, и на то, чтобы понять, что происходит, Тэхёну необходимо несколько долгих секунд. Два удара по стеклу значат лишь: «За тобой». За ним или за этой девчонкой, Тэхён не уверен, но знает, что этот парень был в курсе, к кому он пошёл — они говорили за пять минут до того, как он переступил порог её дома, на крыльцо которого он вышел прямо сейчас, наблюдая какую-то блядскую сцену из фильма ужасов, где для антуража демонстрируют пустые улицы, густой туман и старые бараки с наглухо закрытыми окнами. Несколько долгих секунд на понимание дерьма ситуации. Тех самых, которых оказывается достаточно, чтобы в итоге расслышать злой механический голос, громкий и, очевидно, идущий из одного из динамиков, которые при себе носят ублюдки: — Ким Тэхён, военное подразделение Сеула, мы знаем, что ты здесь, и ты пройдёшь с нами, — и сразу же после этого он видит троих, что появляются из-за поворота, и, повернув голову, видит ещё двух. Какие большие отряды посылают нынче за простыми смертными, а? Впрочем, Тэхён только хмыкает, вытаскивая из-за пояса намджунов «Февраль», на который Хосок поставил свой любимый усилок со звучным названием «Атлант»: отдаёт в плечо жестко вплоть до болезненных вывихов в самом начале «знакомства», но зато пуля пробивает стальной слой толщиной до тридцати сантиметров — и эта малышка даже до восьмиста грамм не дотягивает. Это любимая тэхёнова детка, он давно уже управляется с ней куда лучше, чем с «Январём» или «Мартом», и сейчас с удовольствием станцует с этими ребятами их последнюю партию, потому что ещё никто не оставался живым после встречи со вторым зимним месяцем. — Головкой подавитесь, когда я здесь каждому глубоко в задницу вставлю, — мурлычет в нём Потрошитель, и с расстояния тридцати метров, в принципе, будет сложно попасть непосредственно в карты памяти этого мусора, но выбора нет: их пять, он один, и Хосоку с Намджуном лучше сейчас не высовываться — есть риск, что огребут тоже, но процент того, что оба уже в курсе, что за ним пришли ребята, составляет приблизительно сотню. И даже если Потрошитель сегодня падёт, он восстанет обратно — поэтому Тэхён не боится. Он уверен в себе, стреляет без какого-либо, блять, промедления — и два андроида, что шли с другой стороны, падают замертво. Тэхён всегда знал, что хорош. А ещё — что быстро бегает, поэтому припускает назад, чтобы дать себе фору, отвести андроидов с улицы (ему похуй на жизни этих людей, на самом-то деле, но он всё ещё поддерживает репутацию хорошего мальчика, а в окнах слишком много зрителей этого цирка), развернуться и... увидеть справа и слева ещё по три. Итого — девять на него одного, и это явно вызывает подозрения: кажется, Сеул хорошо осведомлён о том, кто в этой дыре владеет оружием и кое-какой, видимо, властью. Интересно, убьют всех или ограничатся только одним? В любом случае, когда они, куда более сильные, на него нападают, это всё же провал. Проигрыш, грязь — Потрошитель отбивается руками, ногами, матерится сквозь плотно сжатые зубы, но понимает прекрасно: на этом конец — они его заберут. И они делают это, оглушив по голове сзади одним из прикладов, а он всё ещё человек — людям свойственно терять сознание от чего-то подобного.***
Маленький деревянный домик с одним санузлом и четырьмя тесными комнатками, где одна — проходная, стоит на отшибе небольшой горы, но удачно спрятан от Сеула за камнем и какой-никакой, а всё же растительностью, которая здесь обнаружилась. В нём воняет сыростью в совокупности с плесенью, пылью и чем-то старым и ветхим, а ещё — гуляет сквозняк, что делает это место одним из самых непривлекательных с точки зрения удобства и сомнительной эстетики, однако безопаснейшим из всех тех, которые они могли где-либо найти за такой короткий временной промежуток. — Тачка у входа привлекает внимание, — произносит Юнги, окидывая взглядом предметы местной роскоши: продавленный старый диван, маленький кривой столик и пыльный холодильник в углу. Плита электрическая, но уверенность в том, что оно здесь проведено, стремится к нулю; деревянный пол под ногами скрипит, а слышимость тут колоссальная, и это не считая того, что гуляющий по дому сквозняк довольно прохладный. — Есть, куда её откатить? — Пещера недалеко отсюда, да, — произносит Тэхён, проходя вглубь и нос морща. — Но это успеется. Добро пожаловать в новую штаб-квартиру правителей Нижнего общества, блять, — и разводит руками. — Здесь вы будете срать, спать и тусоваться какое-то время. Телевизора нет. Электричество нужно отрубать постоянно, иначе накрутка счётчиков привлечёт их внимание. Связь не ловит, если что: сдайте свои мобилы Хосоку, он собьёт с них шифрование, чтобы по ним нельзя было вас отследить, — злобно цыкнув, идёт в одну из соседних комнатушек, чтобы, открыв шаткую дверь, продемонстрировать шесть мощных, но запылившихся ламп. — Пак, Чон, Ким — для учёта в работе. — А как? — недоумевает Чонгук. — Они... электрические, но нам нельзя эксплуатировать его здесь в полной мере, — и получает на это презрительный смех, а после Тэхён демонстрирует то, о чём Чон не подумал: сев на корточки возле одной, сдувает с неё пыль, и, развернув, демонстрирует заряженные съёмные аккумуляторные блоки, прикреплённые к каждой. — Я ответил на твой вопрос, мусор? — и широко улыбается, видя, что Чон уязвлён: вот доебался, кусок дерьма блядский со скверным характером, так и хочется пулю в лоб пустить, но уж слишком мала карта памяти, да и обычным пистолетом из категории тех, которые находятся в распоряжении обыкновенных людей, сплав металла и кости андроидов не пробить так легко. Даже если ко лбу дуло прижать: придётся потом восстанавливать кожный покров, а до этого — смотреть на поверхность черепа, но по нему не пойдёт даже трещин. Но это не значит, что Чонгук будет это терпеть: они ехали сюда почти шесть часов, шесть часов в машине с придурком Конструктором, который не знает слова «молчать», и все эти шесть часов этот ублюдок пытался его провоцировать. Он делает это крайне искусно: ужимками, насмешками, взглядами — Ким Тэхён, понимает Чон где-то на первом же часе пути, тот ещё сукин сын с манией величия (впрочем, заслуженной). И не нужно быть неебаться психологом, чтобы понять, что главная ключевая фигура Нижнего общества делит своё окружение на себя великого, Механика и Оружейника и на, как он выражается, мусор. Вот только к Чонгуку у него интерес какой-то особенный, будто была необходима боксёрская груша, и взгляд государя упал на простого человека со сложной неизлечимой болезнью: прореха в их команде отбросов действительно заслуживает того, чтобы её унижать. И поэтому, да, Чонгук начинает нихуёво так злиться, но злость эта никак с обидой не связана, нет: если он будет дуться, как малолетка без опыта, ничего хорошего точно не будет, потому что именно этого Потрошитель и добивается — негативных эмоций. Поэтому Чон злится подстёгивающе — это когда хочется разбить ебло этой сволочи об его же чувство собственной важности, красиво сработав. Он давным-давно перестал загоняться на тему того, что бесполезен для какой-либо общины: в последнем поселении он так и вовсе был одним из важнейших игроков со своим багажом опыта в выживании и умении абстрагироваться от боли пощёчин, которые жизнь раздавала — его уважали и чертовски боялись, а девчонки хотели, проблема крылась только лишь в том, что он их в ответ не хотел. Так что, нет, Потрошитель его не уязвит. И не убьёт — ему нужны Юнги и машина, а Мин всё ещё не будет сотрудничать, если его лучшему другу будет грозить какая-либо опасность. Карт-бланш, сука, но пока не победа, потому что Тэхён не так прост, а ситуация рискует быть весьма интересной и не без доли пикантности: так сказать, посмотрим, родной, кто кому тут засадит по гланды, потому что Чонгук весьма терпелив, но лишь до поры, а зверя в нём лучше никому не будить. — Странно, что мусор здесь я, а воняешь только ты, Ким, — спокойно сообщает Чон в ответ этому гаду, глядя в глаза неотрывно, и слышит восторженный присвист Механика, а затем — заливистый смех Оружейника, который, собственно, и вставляет свои пять копеек немедленно: — Урыл, сука. По красоте, парень. — Чон Чонгук, — медленно к нему поворачиваясь, отзывается тот. — Меня зовут Чон Чонгук, если ты умеешь собирать оружие, значит, у тебя есть память на мельчайшие детали для сборки. Следовательно, и три слога запомнишь, я прав? — и Хосок снова присвистывает, а затем, прижав ладонь к накрашенному чёрной помадой рту, начинает громко и беспардонно ржать в повисшую между всеми здесь тишину, но взглянув на Юнги, чтобы в итоге выдавить сквозь выступившие от смеха слёзы: — У твоей суки выросли зубы или она просто ворчит из-за чувства усталости? — и начинает хохотать пуще прежнего. Однако недолго, потому что помещение прорезает неожиданно резкий низкий голос Тэхёна, который произносит... совершенно не то, что Чонгук вообще мог ожидать: — Завали своё ебло, Хосок, ты сам по себе — ссыкливый мудила, и не тебе рассуждать здесь о том, у какой суки что выросло. Сначала себе отрасти то, что должно находиться в мошонке, а потом открывай свой ёбаный рот, — и Механик затыкается просто мгновенно, вскинув чёрные брови и глядя на своего давнего друга (Чонгук не уверен) с удивлением настолько огромным, что граничит с искренним шоком. Намджуново лицо предстаёт точно таким же, а Чон оборачивается, чтобы быть проигнорированным Потрошителем до почти что обидного, блять, абсолюта, потому что Ким смотрит только на того, к кому обращается: глаза мечут молнии, губы поджаты, скулы заострились от злости — действительно в ярости, и в голове у Чонгука назревает всё больше вопросов, потому что, кажется, Ким самостоятельно приложил все усилия, чтобы с Чонгуком так обращались. Или здесь тот случай, когда травить может только лишь он? Чон хмыкает: похуй. Он не боится этого выблядка: убить — не убьёт, опять же, а Чонгук за двадцать четыре года своей насыщенной жизни столько дерьма успел сожрать, что ни одна пытка не будет казаться такой. Для того, кто прошёл через Ад и видел огонь, падать всё-таки некуда. — А я, что, твоя сука? — веселясь, интересуется вслух, глядя на Потрошителя. — За меня впрягаться не надо. Думаешь, я не могу сам за себя постоять? — Чонгук, прекрати, — негромко и ровно напоминает Юнги о себе. — Доведёшь до дерьма. А Тэхён, повернув голову, наконец, поднимается. Подходит вплотную к Чонгуку, демонстрируя себя одного роста с ним: нос к носу, взгляд одной пары глаз — чётко в другие, одни искривлённые насмешкой губы — к другим, что растянуты в едкой усмешке. И Чон чувствует искры: они яркие, чёрные, жгут кожу, из-за них, возможно, становится сложнее дышать, но он не даёт себе возможности сдаться — даже не вздрагивает от такого вмешательства в своё личное пространство, стойко держит защиту, готовый укусить первым в любую секунду. — Не моя, разумеется, — улыбаясь пошире, сообщает Тэхён. — Но ты ею станешь. — Я же мусор. Без желаний и каких-либо амбиций, — фыркает Чонгук. — И ты больше не находишь меня сексуальным. Напоминаю. — Возможно, я немного ошибся, — и Потрошитель неосознанно толкает изнутри языком смуглую щёку. — Я же живой. — Технически — нет. Извини за каламбур, парень. — Вот ты и проверишь, — и андроид подмигивает. — Отсоси, — спокойно предлагает Чонгук. — Чур ты первый, — и Ким, рассмеявшись, отступает назад, глядя на Юнги, Чимина, Намджуна и Хосока, словно на квартет идиотов. — Что, вам четверым никогда не хотелось попробовать мальчика? Большое упущение, клоуны. И резко бьёт пяткой по доске на полу, а Чонгук пытается понять, как сильно ещё его сможет удивить эта жизнь, потому что диван отъезжает в сторону, демонстрируя потайной ход вниз, куда-то... под гору, выходит. — Для учёта в работе, — вновь подмигивая, повторяется Потрошитель. — Добро пожаловать в новую штаб-квартиру правителей Нижнего общества!