machinae supremacy — gimme more (sid)
Девяносто — в Сеул, девяносто — в Пусан: по тридцать человек на команду. Остальные сто двадцать остаются здесь, прямо в Кванджу, где разбиваются на те же группы по тридцать, где из одной шестеро остаются с Карателем и Учёным, но Киллер и Потрошитель идут один за троих. Конструктор, Оружейник и Механик задерживаться здесь долго не могут, так как идут на своих двоих каждый — Чонгук лишь замечает, как тоскливо бросает на его бывшего лучшего друга взгляд один Чон Хосок, потому что не имеет возможности попрощаться как следует здесь, у всех на глазах, а потому только лишь кидает резкое: «Живите» и скрывается за одной из белых раздвижных дверей вслед за товарищами. Удар назначен на девять: поезд с солдатами двинется в семь, и до Сеула с Пусаном все как раз успеют добраться и в запасе будет около часа, чтоб разместиться и остаться, как и в тот раз, незамеченными. — Посадим дядю Азарта на задницу, — это то, что говорит ему Потрошитель в восемь вечера, садясь позади и потягиваясь, пусть винтовка за спиной и мешает, — а если вдруг выживем, хочу поэкспериментировать. — И как же? — хмыкнув под маской, интересуется Киллер, заводя рычащий мотор: Юнги, застывший в одной из кабин двух летучек и настраивающий их на волну телефона Тэхёна, показывает пальцами значок «ок» перед тем, как выпрыгнуть прочь — теперь два беспилотника будут следовать за ними на безопасном расстоянии на тот самый случай, если понадобится вдруг перебросить силы из одной точки в другую. — У нас там, в пещере, — шепчет ему Потрошитель прямо на ухо, когда байк срывается с места, уверенный, что его всё равно прекрасно расслышат, — есть крюки. Помнишь их? — Отлично помню, — голос Чонгука звучит очень довольным, невзирая на то, что за ними едет целая колонна из таких же вот мотоциклов, однако только один будет курсировать вокруг одной из баз Кванджу, будучи живой, настоящей мишенью: кому-то предстоит хорошо маневрировать, чтобы уберечь и себя, и пассажира, однако Тэхён уверен в Чонгуке ровно так же, как и в себе, иначе бы не доверил ему эту роль суицидника. — Хочешь на них повисеть? — хмыкает Ким. — Вау, да ты затейник. Стимул остаться живым, — и байк ускоряется. Тэхён же, пользуясь случаем, щекой прижимается к чужой сильной спине, обтянутой чёрной кожаной курткой: если прикрыть глаза, то можно представить, что Чонгуку не всё равно. И что он действительно дал ему шанс. Байк уверенно и громко рычит в стремительно сгущающихся сумерках, как и десятки других, что следуют за своим предводителем.***
— Расстановка сил будет такая, — говорит им Тэхён, ведя пальцем по голографической карте местности. — Мы с Чонгуком возьмём клин мотоциклов на себя, и ударим по третьей базе Кванджу: она находится к Сеулу ближе всего, а значит, Канпимук доберётся до неё раньше, чем до всех остальных. Придётся хорошо посветиться и кататься вокруг базы приманкой: я не могу отсиживаться в тылу и подвергать опасности людей, повышая их шанс быть разбитыми в разы, потому что когда Бхувакуль решит ударить, он будет действовать по-военному быстро и не будет щадить никого. К моменту, когда он подойдёт прямо к третьей базе, а на летучках это всего полчаса, мы уже должны быть на приличном расстоянии от взрыва и жать на газ изо всех сил. Вступать с ним в схватку смысла не будет: со стороны верхних на подмогу придёт слишком много людей, а мы уже будем вымотаны операцией. — В каком смысле приманкой? — вскинув бровь, интересуется Киллер, скашивая глаза на Юнги, который отошёл к кухонной тумбе, но так и застыл, глядя на карту. — В прямом. Твоей основной задачей будет не потерять управление и не получить пулю в затылок, моей же — стрелять на поражение, но не думаю, что нас подобьют. — Откуда такая уверенность? — интересуется Конструктор, дымя сигаретой. — Уж не думаешь ли ты, что Азарт настолько в тебя въёбан уже столько лет, что для него будет принципом кокнуть тебя самостоятельно? — Даже с точки зрения стратегии убивать меня и Чонгука будет невыгодно, — сообщает Тэхён, увеличивая масштаб карты. — Им нужны ответы. Для ответов придётся пытать. А чтобы пытать, нужно, чтобы мы были живы. Мне придётся снять маску, когда мы попадём в зону видимости камер, но оторвёмся от наших, — и цыкает. — Чтобы он точно поверил, что это я, Потрошитель, и его новый приближённый, за которым он уже высылал как-то Охотника. — Горе-снайпера он тоже возьмёт с собой? — кривит губы Чонгук. — Я уверен, что смогу взъебать его ещё раз, и так, что он уже больше не встанет. — Я бы на твоём месте не был настолько самоуверенным, потому что ты первая цель, которую Охотнику удалось упустить. Не думаю, что он легко простит тебе свой прокол, но... — и, прокрутив карту от Сеула и обратно до базы, Ким поджимает губы задумчиво, — не думаю, что он позволит своему киллеру вмешиваться. Однако если ты попадёшься, в своём палаче будь уверен, так что Чонгук, будь осторожен, пожалуйста. Если я дам знать, что дело пропало — а может быть всякое, — то сбрось меня и вали ко второй группе, то есть к Чимину, Намджуну и... — осекается, мазнув взглядом по замершему Хосоку, что сохраняет молчание. — К Намджуну и Чимину, короче. И не возвращайся за мной. — Они тебя запытают, если поймают, — напоминает Чон хмуро. — В жизни бывает полоса неудач, — пожимает плечами Потрошитель в ответ. — Это у вас двоих типа забота такая? — фыркает Джин, глаза закатив. — Потрясающе. Когда-нибудь я разберусь в том, что вас двоих связывает, но не сегодня, как очевидно. — Расскажешь нам сразу после того, как поведаешь крутую историю о химике с сеульской станции по замене запчастей, который имеет тесную связь с сержантом Верхнего общества, — и видит, как Чонгук скалится остро, чтобы ему подмигнуть: — Не умеешь ты намекать. Все эти выкрики про двух предателей в доме прошли мимо всех остальных, потому что Хосок учудил цирк. — Мартышки для номера оказались неподготовленными, — бормочет Механик, но Тэхён, что скрывать, прикладывает все усилия для того, чтобы проглотить эту колкость. — Так что же связывает тебя с Архангелом, а? — подмигнув, интересуется Ким, глядя на Учёного не без искр в глазах. — Когда мы с Чонгуком уже выходили из поли-притона, он догнал нас и очень просил меня не делать поспешных выводов на твой счёт и дать тебе и твоему дружку шанс. — Не думал, что тебя так заинтересует чужая личная жизнь, — кривит Сокджин полные губы в усмешке. — Тебе бы со своей разобраться сначала. — Ты же знаешь, что это неравнозначно, — шепчет Чимин, тыкая друга локтем под рёбра. — Скажи им! — Хорошо, мы с Джебомом встречаемся, но то, что я и есть тот самый Учёный, он не знал до недавнего времени. Познакомились, когда он приезжал на мою станцию для того, чтобы сделать закупку для одного из подразделений своего Департамента, — вздыхает Учёный. — Мы вместе не так уж и долго, но мне бы не хотелось, чтобы всё в один миг закончилось из-за того, что ты вдруг решишь, что кто-то из нас двоих тебе больше не нужен, — и в тёмно-карих глазах Тэхён видит угрозу. — Напоминаю, что тебя всё ещё окружают живые люди, которые могут испытывать чувства. И для этих людей эти самые чувства в какой-то момент могут стать решающим фактором, — быстрый взгляд на Хосока, — который может изменить вектор их направления деятельности и степень лояльности по отношению к тому, за кем им стоит идти, а за кем — нет. — Ты мне угрожаешь, — фыркает Потрошитель, глядя на этого парня. — Не страшно? — А потерять гения-химика для тебя не должно быть страшнее? — мягко интересуется Джин. — Вот и подумай над этим. Вроде как, ты известен людям как гениальный стратег, так поработай в этом направлении лучше. — Во сколько я подрываю поезд, лучше скажи, — с огоньком в глазах интересуется Конструктор, перебивая. — Мне важно знать! — Что за внезапная жажда убийства? — с постным лицом задаёт Тэхён встречный вопрос. — Я люблю фейерверки, а это будет ну очень большой бум, чувак, — широко улыбается Пак. — Ещё и с кровавым дождиком от невинных тел, которым просто не повезло. Что может быть лучше? — Твой парень псих, — повернувшись к Намджуну, сообщает Чонгук, кажется, не первый раз, судя по уставшему лицу Оружейника. — Он не мой парень, — отвечает тот пресно и словно заученно. — А зря, — сообщает Чимин. — Я делаю лучшие в мире минеты. Я согласен подарить тебе купон на десять бесплатных минетов! Пробная версия премиума, так сказать... — Боже мой, блять... — раздаётся от кухонной тумбы. — А ты точно злой гений? — Он по фану убил трёх верхних, отрезал им головы и оставил записку, которая наверняка взбесила правительство, — напоминает Намджун. — Насчёт гения я не уверен, но не самый добрый типок. — Это часть плана! — дует губы Конструктор. — Вы ещё мне все скажете большое спасибо за то, что вас всех не прикончат! — Ты, типа, роль жертвы на себя решил взять, отвлекая внимание Уюн и Азарта от нас? — интересуется Каратель, застыв с чашкой воды. Все взгляды на этих словах упираются прямо в Чимина. — Ты же понимаешь, что это всё бесполезно? Ей нужны мы с Чонгуком, не ты. — Есть в этом мире что-то страшнее, чем простая привязанность, Юнги-я, когда дело доходит до обороны, — произносит негромко Чимин, становясь вдруг негромким и не серьёзным, а грустным. — Например, страх, а они оба боятся меня. Надеюсь, когда придёт нужный момент, он сыграет на руку Нижнему обществу. Так что пусть боятся. Верно же? — и широко улыбается, чтобы перевести взгляд на Потрошителя. — Я подорву поезд в девять ноль пять. Он как раз будет ехать к третьей базе, она будет первой остановкой на его пути следования, а второй они не смогут запустить по неисправным рельсам. Но у меня есть одно «но». — Какое же? — вскинув брови, интересуется Тэхён. — Уюн должна будет знать, что его взорвал я, — и улыбка Конструктора превращается в страшный оскал. — Знать и бояться.***
Приманка. Чонгук отлично справляется с этой задачей, когда быстрая атака, наконец, происходит, а мотоцикл с рёвом вылетает на пустынную местность перед третьей базой Кванджу, по периметру которой понатыкано камер: Тэхён, широко улыбаясь, он знает, с лица снимает чёрную маску, подмигивая едва ли не в каждую — и, приглядевшись, Киллер замечает суету на высоких белых стенах. Заметили — и Тэхён, надев маску обратно, хватается сильными пальцами за его чёрную кожанку, потому что Чонгук начинает сильно вихлять, не позволяя прицелиться: ребятам для установки взрывчатки потребуется лишних пару минут вражеского замешательства, после чего им надо будет нестись отсюда на полной скорости, чтобы не задело волной — а пока Чон, хмыкнув, выжимает газа побольше. — Тебе не кажется, что пора пострелять? — интересуется он у Тэхёна в тот самый момент, когда из больших белых ворот вылетают три мотоцикла белого цвета. — Мне нужно будет развернуться, — говорит ему Ким, цыкнув. — Ну, так разворачивайся! — А держаться мне как? — Ну, покажи теперь не только мне, как ты умеешь бёдра сжимать, — ухмыляется под тканью маски чёрного цвета, а Потрошитель, гоготнув, враз разворачивается на полном ходу, расчехляя винтовку и открывая огонь по колёсам преследователей... и по ним самим, что уж: в боковом зеркале Чонгук замечает, как один из водителей, получив ранение в грудь, падает прямо на руль, заливая всё кровью, и чужой мотоцикл переворачивается, подрезая второй, а третьему Тэхён бьёт прямо по шинам, и тот падает следом на полном ходу. План реально работает: по ним стреляют со стен, но целятся явно в резину, а Чонгук слишком сосредоточен на том, чтобы постоянно вихлять корпус байка из стороны в сторону, чтобы было сложнее прицеливаться, а в какой-то момент и вовсе резко меняет направление движения, делая крутой поворот и стартуя назад. А после — направо, подальше от стен, а затем круто влево, чтобы максимально приблизиться, и тогда Тэхён, добивая магазин их винтовки, начинает стрелять по охране: за ним как за андроидом в темноте преимущество. А потом Чонгук видит пущенную красную искру в черноту небосвода, и, не постеснявшись пробуксовать задним колесом красную пыльную землю, круто разворачивает байк на девяносто и выжимает из мотоцикла полную скорость одним стремительным рывком — таким, что, он уверен, Потрошитель едва ли не падает, но успевает зацепиться за ручки под сидением перед тем, как, развернувшись, ударить его по лопатке: — Предупреждай! — и округа тонет в оглушительном взрыве: Киллер спиной чувствует огненный жар, который исходит от того, что некогда было третьей базой Верхнего общества в округе Кванджу, и его затапливает острым ощущением... Ликования. Возмездия. Отмщения — ведь это только начало их кровавого пути, где главной мишенью станет та, к кому у него личные счёты. За свою боль, за боль лучшего друга, за пятилетнего мальчишку Дживона, который кричал ему «Мне больно, Гу, больно!» и «Помоги мне, хён, помоги!», горя заживо. Пусть они сдохнут. Каждый из всех этих ублюдков, что посмели считать, что под крылом блядских машин они будут чувствовать себя в безопасности, пока другие люди — живые, никому вреда не причиняющие — горят за своё право на жизнь, отвечают смертью за то, что кто-то неведомый им посчитал вдруг проступком. Чонгука в эту секунду разрывает оглушительной яростью, но вместе с тем топит окровавленным счастьем, что с адреналином разгоняет по венам горячую кровь. Он взмокший, глаза у него, точно знает, что бешеные, а база взрывается снова и снова, унося туда, к небесам, десятки, нет, сотни жизней подсосков, которые предпочли гнить вместо того, чтобы бороться. И этот адский коктейль не проходит даже тогда, когда они, наконец, останавливаются, чтобы обернуться на огромнейший столп пламени там, вдалеке, такой яркий и остро по глазам бьющий своим контрастом с чернотой негостеприимного неба — выдохнув, Киллер свою маску снимает, глядя на это всё, как на блядское произведение искусства, высшую инстанцию счастья, вместе с тем ненавидя эту картинку всем своим сердцем. — ...Чонгук? — и рука Потрошителя ложится ему на плечо. Глаза Тэхёна в прорезях маски такие живые, взволнованные, блестят лихорадочно — и Чон понимает, что в эту секунду он думает не о свободе, а о том, что написано на лице у партнёра по оружию, и свои эмоции и сам передать толком не может. От счастья хочется неимоверно кричать, но вместе с тем разрыдаться от чувств, и это всё бьёт по мозгу противоречивостью, возведённой в высшую степень страданий все годы до. Чонгук в шестнадцать, никому нахуй не нужный, всем телом дрожал бы, глядя на вот этот вот цирк, а потом бы разрыдался всенепременно; Чонгук в восемнадцать, в которого поверил один Джексон Ванг, что замкнулся позже в потере, так и оставив его догнивать в одиночестве, лишился бы чувств. А Чонгук в двадцать четыре улыбается широко-широко, чтобы, вздохнув полной грудью, рывком снять с Потрошителя чёрную маску и, схватив за грудки белой майки, к себе притянуть и на фоне ревущего пламени грубо слить их губы в экстазе чёрного цвета. Цвета победы. Первого шага к свободе.***
Хосоку не нравится. Вернее, даже не так: он переживает пиздец, у него действительно не на месте то, что когда-то звалось сердцем, а теперь предстаёт аккумулятором под укреплёнными рёбрами — Юнги остался там, в арьергарде, и переживать пока что точно не надо, однако отделаться от пресловутого чувства волнения Механик всё же не может. Это, наверное, глупо — так волноваться за взрослого парня, который точно сможет за себя постоять, тем более, что остался с командой хороших бойцов, в то время как сам Хосок сейчас находится в откровеннейшей заднице, потому что у них за главного парень, у которого напрочь плывут микросхемы. Чимин гений, это бесспорно. Злобный гениальный гном с копной ярких волос и множественными проколами в ушах и даже в брови, но Хосок уже выходил с ним на миссию, чтобы понять: Конструктор ни хрена не стратег в той части, что касается непредсказуемости боевых действий. Да, для этого здесь с ними Намджун, который уже безапелляционно взял своего недо-бойфренда за шкирку, словно котёнка, когда тот бодро заявил своё: «В принципе, у нас достаточно смелости, чтобы разъебать всех в лобовуху», и рыкнул веское: «Не, заюш, нихуя». «Заюша» на это только губы поджал, глядя на Оружейника, немного насупившись, а потом, вздохнув, сообщил не без нотки уныния: — А ведь я хотел без кровавого дождика и конфетти из кишочков невинных. Но раз вы настаиваете... Ирония в том, что при всём боевом вооружении Верхнего общества, рельсы бронепоезда по непонятной причине оставались без дополнительной охраны — подсоски ограничились только лишь камерами, которые имеют радиус обзора только в сто восемьдесят градусов, а с учётом шумихи, которую навели остальные команды, они трезво рассудили, что на парочку сдвинутых ракурсов всем на базах будет слегка поднасрать, поэтому их план был до ужаса чист и действительно прост, даже убивать никого не пришлось. С другой стороны, загвоздка этой затеи всё ещё кроется в том, что, несмотря на то, что Хосок сигнал перебить-таки смог, заблаговременно расставив по стальным путям своих Тойтерьеров, радиус действия которых составляет по километру каждый, он не может гарантировать, что у Верхнего общества нет запасных частот, ему неизвестных, для передачи сигнала бедствия. И либо всё пройдёт, как по маслу, либо им придёт полный пиздец и сюда прибудет очередная порция вооружённых до зубов пидорасов. — А на какой процент успеха стоит надеяться? — интересуется он в густые сумерки, когда они, словно в дерьмовом кино, занимают позицию в плотном кустарнике в стороне от рельсов, стоит только почувствовать едва ощутимую дрожь земли от волн взрывов, что следуют одна за другой. Вопрос Механик никому в частности не адресует, скорее, так, заполняет напряжённое пространство в ожидании потенциальной цели, однако Чимин не был бы собой, если бы не посчитал своим долгом ответить: — Мы не рассчитываем на процент, — мысль звучит глубоко, Хосок даже про себя невольно восхищается подобным подходом, а потому без задней мысли уточняет негромко: — А на что же тогда? Вариантов ответа в его голове скопилось действительно много. В том смысле, что Конструктор мог бы обронить что-то вроде: «Потому что уверенные в успехе в процентах не нуждаются» или «Если допускать вариант провала, то к победе никогда не прийти». Ну, или, на крайний случай, он имел все шансы ответить: «Если сомневаться, то о свободе можно забыть». Но вместо этого Чимин просто поднимает на него глаза, чтобы моргнуть пару раз и, помолчав с пару секунд, честно ответить: — На божью помощь, конечно. У нас, чё, другие варианты есть, блять? И Намджун начинает заливисто ржать на этом моменте, а Механик глубоко вздыхает — из чувства смирения, а не от надобности — и бормочет что-то в духе: «И на что я надеялся?». Но порядок. В том самом смысле, что Пак пусть и дебил, но явно знает, что делает: во всяком случае, когда Конструктор замечает невроз на ярко накрашенном лице, он вдруг отвлекает его... разговором — склонив к плечу голову и даже улыбаясь как-то особенно мягко, вдруг задаёт свой вопрос: — Это можно назвать сублимацией? — О чём ты? — спокойно интересуется Чон, прекрасно понимая, о чём пойдёт речь, потому что взгляд Чимина скользит по его губам и поднимается к густо накрашенным векам, чтоб опуститься на руки в кожаных браслетах, ногти на которых тоже накрашены чёрным. — Твой внешний вид. Его можно назвать сублимацией? — Смотря, что ты хочешь этим сказать, — тянет Хосок вместо ответа. — Внутренняя боль, — неожиданно негромко произносит Чимин, скользя глазами по его лицу, и этот взгляд... нехороший, потому что Механик ощущает себя голым под ним — и ладно бы, если физически, на это ему совсем наплевать, но сейчас впечатление такое, будто Пак ему прямо в душу заглядывает. А Хосок не любит, когда так происходит. — У тебя слишком много внутренней боли. И желания всё исправить, я угадал? Сожаление, — склонив голову, тянет Конструктор, — огромное количество сожаления, скорее всего, из-за Тэхёна. Я о вашем прошлом знаю не так много, как мог бы, но у тебя больше нет причин для того, чтобы жрать себя: Карателя-то ты склеил обратно. Да, думаю, это можно назвать переносом. Совсем, как то, что Потрошитель делает сейчас со своим окружением. — О чём ты? — вскинув бровь, интересуется вдруг Оружейник. — Он влюблён в Киллера, а Киллер в него не влюблён, — пожимает плечами Чимин, глядя на рельсы. — Ваш друг и без того воспринимает проявление чувств как ужасную слабость, а тут ещё и невзаимность, опасность. Больше всего на свете Потрошитель хочет две вещи, и сюда даже термин «свобода» не вписывается. — И чего же он хочет? — задаёт Хосок свой вопрос. — Защитить и быть защищённым, — коротко отвечает Чимин. — Мы все в этом нуждаемся, отрицать даже бессмысленно. У Тэхёна много психологических травм и заёбов. Подсознательно сейчас он даже больше ищет защиты, чем стремится защитить кого-то самостоятельно — у него на второе нет внутреннего ресурса. Он ведёт, но даже ведущему иногда нужно чувствовать себя в безопасности. Быть ведомым. Поэтому он в Чонгука и въебался по самые яйца: тот легко может быть сам по себе и несгибаемый. Проблема кроется в том, что он одиночка. Поэтому, собственно, к Тэхёну вряд ли испытывает что-то сильнее, чем тяга. — Как ты смог понять это всё? — моргает Намджун. — Слишком долго жил среди тех, кто приносил себя в жертву ради чего-то великого. — Например? — Лучшей жизни, — спокойно пожимает плечами Конструктор. — Верхнее общество с Нижним борется не просто ради потехи, а для того, чтобы уравнять шансы всего человечества иметь выбор под властью андроидов. Цель одна, лидеры разные. И если в случае с Верхними мы должны склонить головы перед роботами и просто позволить им нас вести, то в случае с Нижними главная цель — чтобы машины с нами считались, — и хмыкает, глядя вдруг на Хосока: — Успокойся. С таким настроем ты вернёшься к нему, но это станет твоей последней вылазкой, Чон. — Что?.. — Ты разобран и не можешь собрать себя в кучу. Ты распыляешь свои мысли, потому что как бы ни обижался на своего лучшего друга, ты не можешь оттолкнуть его от себя до конца. А ещё ты думаешь о своём парне и переживаешь за него, что излишне, — и Чимин ухмыляется. — Он будет в порядке, Механик, потому что уже давным-давно большой мальчик, которого ты поставил на ноги. Так дай ему самому побежать — и к нему непременно вернёшься. А вот и малютка, — и склабится хищно, глядя на то, как приближается огромная бронированная махина Верхнего общества. — Я хоть и падальщик, детки, но даже кондорам иногда приходится охотиться, чтобы выжить, — и, не сводя глаз с приближающейся точки, начинает негромко считать: — Три... — и, вытащив небольшое устройство из-за пазухи, которое Хосок разработал специально для этой миссии, Чимин становится похож на маниакально одержимого, — два... твои заглушки сигнала сработали, — поезд приближается стремительно, очевидно, машинист даже не подозревает подвоха и не заметил развёрнутые камеры видеонаблюдения, которые, впрочем, смотреть в режиме реального времени уже давным-давно некому. — Один. Не медля ни единой секунды, Конструктор нажимает на кнопку, повергая проезжающий над взрывчаткой поезд в агонию мощнейшего взрыва — такого, что даже им на расстоянии в несколько десятков метров прилетает волной: Намджун падает с ног, андроиды же стоят неподвижно; Пак с нездоровой улыбкой вслушивается в скрежет металла и стон всего состава, что, объятый огнём, подрывается снова из-за горючего в баках, и падает с рельс с диким грохотом. А потом делает глупость, выпрыгивая из их убежища так, чтобы его было видно во всех доступных камерах, раскрывает руки перед собой и начинает хрипло кричать, глядя прямо в один из глазков: — Я снова убил их всех! Убил всех твоих людей, ты, сука бешеная! Так кого ты теперь отправишь подраться со мной, а, Уюн? Кто следующий?! — и, развернувшись, бесстыдно приспускает кожаные штаны, чтобы, смеясь, хлопнуть себя по ягодице. — Его надо убрать, потому что если сейчас изображение передаётся в Сеул, то нам пиздец, — спокойно произносит Хосок. — Я не пойду, — сообщает ему его второй лучший друг, глядя на бешеные танцы на фоне пожарища. — Когда он в таком состоянии, он действительно стрёмный. Как у тебя по аккумулятору, кстати? — Альфа окончательно сел, бета включился, — вздыхает Механик, садясь на корточки и уныло глядя на то, как Конструктор бегает по тому, что осталось от рельс, с диким гиканьем и прыжками. — Мы же не успели толком подзарядиться в той хижине. Но порядок. Его должно надолго хватить. — Вот и отлично, — кивает Намджун. И неожиданно каждый из них ощущает в кармане вибрацию, которая вынуждает достать телефоны. pnther: база успешно уничтожена rpr: мы вылетаем в сеул — Мы делаем что?! — восклицает Чимин издалека. — Он ебанутый?! Он посчитал потери?! Он посчитал ресурс?! rpr: ребята на второй сеульской базе подверглись сильной атаке, надо спешить, иначе всех перебьют rpr: за каждой из групп скоро прибудут летучки, мы с чонгуком летим вперед rpr: не отходите от точек — Выбора у нас, кажется, нет, — цыкает Хосок, поднимаясь, и повышает голос: — Заканчивай цирк! Ждём карету!