within temptation — stand my ground
Бежать довольно легко — куда тяжелее держать внутри себя скопившееся напряжение, которое то и дело норовит выплеснуться, когда Конструктору приходится останавливаться для того, чтобы подождать куда более мощного, а оттого медленного Намджуна: тот действительно передвигается достаточно быстро, но не так ловко, как может андроид, и Чимин, целиком переключившийся на свою машинную сущность и постоянно делающий короткие остановки, изрядно психует. Не потому, что его раздражает Намджун — отнюдь, к своему ужасу, он понимает, что тот вообще не может вызвать в нём негативных эмоций, — а просто слишком много всего накопилось за раз и хуёвое чувство жрёт изнутри. Это можно было бы назвать интуицией, если бы у андроидов она могла бы быть в принципе, чёрт его знает, но сейчас Пак, вскинув руку со сжатым в ней «Ноябрём», красиво снимает с одной из стен горе-снайпера, который уже поставил на Оружейнике свою красную точку, а затем, развернувшись, палит и из «Декабря», потому что красавчику в белом, который появляется из-за угла, пора бы и отдохнуть приблизительно вечность. — А ты хорош, — замечает Намджун, когда равняется с ним, и Чимин, хмыкнув, снова приспускает вперёд, не забыв оглянуться, чтобы заметить: — И такого меня ты до сих пор не оприходовал! — Ты действительно считаешь, что сейчас лучшее время для того, чтобы выяснять со мной отношения?! — сверху стреляют, и Оружейник, цыкнув, поднимает свой «Август», чтобы снять очередного горе-лоха из Верхнего общества, почти даже не глядя в ту сторону. Чимин про себя ухмыляется: этот парень явно не промах, он в нём совсем не ошибся. Ким Намджун хищник, а ещё умелый притворщик, хитрый, расчётливый — одним словом, сводящий с ума своей внутренней силой, которую тщательно прячет. А Чимин, он всё ещё падальщик, и сходит с ума по этой чёрной внутренней ауре, которая вот-вот да прорвётся при нынешнем положении дел, и рассуждает достаточно здраво — нет ничего лучше для падальщика, чем следовать за сильным охотником, который не знает понятия проигрыша. И поэтому он останавливается. Всего на секунду, чтобы широко улыбнуться Оружейнику сквозь прорези в маске, и, облизнув губы, сказать не без маниакальных ноток в собственном голосе: — Кто-то из нас здесь сегодня может погибнуть. Или мы вместе. Может быть, кого-то из наших товарищей-лидеров уже нет в живых, а мы просто не знаем. И, по-моему, сладкий, сейчас самое время задать вопрос тебе. — И какой же? — он уверен, что под тканью из чёрного Оружейник сейчас ему хмурится. Но в том же и сладость: чувствуя, как ещё шире разъезжаются губы, Пак подаётся вперёд, как никогда ощущая себя рядом с этим роскошным и крупным мужчиной с вязью тату по всей смуглой коже маленьким и вёртким чёртиком из табакерки. — Когда ты уже признаешь, что влюблён в меня, а, Ким Намджун? — имя Конструктор произносит губами, чтобы никто не расслышал. — Когда, как не в этом аду, где бал правят кровь и насилие, твой поцелуй будет лучшим стимулом выжить? — и Намджун замирает, глядя на него, как под гипнозом, и Чимин, совсем не стесняясь, подаётся вперёд, даже позволяя себе вольность в том, чтобы царапнуть по чужой чёрной футболке ногтями. — Именно так. Никогда. Так поцелуй меня так, как хотел бы поцеловать на прощание, потому что, кто знает, возможно, сегодня оно этим и будет. И, наверное, в этом есть своя доля романтики, потому что Оружейник всё же не медлит, когда притягивает его к себе, прижимаясь губами к губам: поцелуй получается грубым и властным, а ещё — со вкусом дыма и отдушкой свинца в этом кошмаре, но от того ещё более вкусный. От таких поцелуев, что с грубым натиском рта и проталкивающимся языком внутрь чужого, хочется тихо стонать, а после — немедленно трахнуться, но у них такой возможности нет и, наверное, кто знает, может, не будет уже никогда, потому что кто-то из них точно имеет возможность не вернуться живым. — Я влюблён в тебя, — отстранившись, хрипло шепчет Намджун, позволяя Чимину с его-то рецепторами прочувствовать губами чужое дыхание. — Блять, как же влюблён в тебя со всеми твоими заёбами, жаждой крови и ебанутым рассудком. Ты охуенен, Конструктор, в любой ипостаси. Как же ты охуенен. — Теперь у меня есть стимул выжить, Оружейник, — негромко и (чёрт) слишком счастливо отвечает Чимин. — Давай разъебём тут всех, а потом вернёмся в хижину и от души трахнемся? — Если заслужишь, — негромко отвечает Намджун, ему усмехаясь. Впервые Чимин хочет начать скулить приблизительно на этом моменте. Но у него на это нет времени, потому что он, развернувшись, несётся к стене с такой скоростью, будто у него выросли блядские крылья — и действительно видит перед собой дверь, с которой легко сбивает замок одним выстрелом. Намджун влетает следом за ним, оказываясь в тесноте и полумраке защищающей базу стены — и, нет, Конструктор вовсе не думает, что это чертовски интимно, — и они бегом поднимаются прямо наверх, оказываясь в полной, чёрт возьми, заднице, потому что Оружейнику откровенно фартит, что андроид вылезает первым наружу, так как выстрелы звучат практически сразу, а Пак, сматерившись, отлично снимает всех оказавшихся людей прямо на месте, чтоб рявкнуть своё резкое: — Чисто! — и знает, что видит Намджун, когда выходит за ним, потому что пуля в лоб попала достаточно красноречиво — новенький аккумулятор жил недолго, что грустно, а ещё ему прострелили грудную клетку и руку, но в остальном, в общем-то, полный порядок. Но Ким замирает, а Конструктор, предвидя такую реакцию, вскидывает бровь заинтересованно: — Нравится вид? — Где же находится у тебя карта памяти, что тебе плевать, что происходит с твоей головой? — интересуется у него Оружейник, а Пак только разводит руками, чтобы ему подмигнуть и ответить: — Это я расскажу тебе после брачной ночи, малыш. Вот и тебе даю стимул дожить... Блять, сзади! — и в момент выстрела Намджун сдавленно шикает, но пуля плотно застревает в плече. И в этот момент Чимин видит. Чёрная аура из Оружейника наконец-то выплёскивается, спровоцированная на пробуждение болью, и Ким, зубы сжав, только лишь негромко смеётся, что обескураживает двух долбоёбов из Верхнего, которые не ожидают такой реакции. Зато её ждал Чимин. Уже достаточно долго. — ...больно, — выдыхая, произносит Намджун, поднимая здоровую руку и медленно стягивая маску с фиолетовых волос, чтоб обернуться к противнику с горькой насмешкой и полным игнорированием крови по левой руке, что повисает безвольно. — Вас никто не учил, что нападать со спины немного невежливо? — и, улыбаясь пошире, вздыхает в ответ на молчание: — Видимо, нет. Что ж... И, выхватив из кобуры пистолет, открывает по этим двоим такую пальбу, что у Чимина... ей-богу, почти встаёт член на картинку Оружейника в такой ипостаси. Намджун расстреливает подсосков андроидов без колебаний, не тратя лишних пуль, но оставляя в каждой туше по три, где последняя наверняка просто красивая точка в этом спектакле, потому что: — Не надо, — выстрел. — Меня, — ещё один. — Обижать, — и последний — первый мудлан падает замертво, и это происходит, блять, до невыносимого быстро: Конструктор хочет выть от восторга и силы. — Я сам, — и новый. — Обидеть, — пятый. — Могу, — и второй тоже присоединяется прямо к товарищу. Намджун коротко цыкает, глядя на поверженных противников с раздражением и ноткой презрения, будто бы наступил в какое дерьмо, а потом Чимин отмирает, потому что буквально: — Ты ранен! — и, подбежав, осторожно щупает дырку в плече. — Охуенен, но ранен! — Хуйня, и поглубже засаживали, — закатывает Оружейник глаза, и эта фраза звучит так пикантно, но так совершенно неправильно в контексте их обстановки. — Ты сам в порядке? — Да-да, они повредили мне бета-аккум, но так всё окей. Надень маску, бога ради, здесь камер натыкано с хуеву гору, — и, подхватив брошенный кусок ткани, натягивает на Оружейника сам. — Вот, так вот порядок. Тебя нужно слегка подлатать... — У нас на это нет... — и договорить не успевает: звук лопастей вертолётов оказывается для них неожиданностью, а подняв голову, Чимин мгновенно узнаёт эмблему некогда своего Департамента. И, действительно: — Нижнее общество, с вами на связи директор Департамента технического развития Уюн Ванг. Сдайтесь или база будет уничтожена, — раздаётся механический голос из динамиков над их головами. — В случае отсутствия сопротивления власти каждый из вас будет помилован и «эволюционирован» в высший вид. Нижнее общество, с вами на связи директор Департамента технического развития Уюн Ванг. Сдайте оружие. — Мы отступаем, — произносит Конструктор негромко. — Немедленно, — и, перепрыгнув через два трупа, бежит обратно в сторону открытой настежь двери. — Убили мы не так уж и много, но выбора нет, потому что главная сучка лично пожаловала на пир, так что... — Спорить не смею, — отвечает было Намджун, стартуя за ним, но неожиданно застывает, как громом поражённый. Замирает и Конструктор от неожиданности, потому что крик даёт им по ушам. Голос знакомый, можно даже сказать, что родной, они его слышат каждый ёбаный день, но никогда Чимин не подумал бы, что он может издавать такого рода вот звук, полный агонии, нечеловеческой боли. — Ты хотела его?! Забирай! Слышишь меня?! Забирай его, делай, что хочешь, только сохрани ему жизнь! Спаси его, чёрт возьми, ты же хотела забрать его у меня! — Юнги, он?! — плевать на клички сейчас, потому что Механик может звучать настолько разбитым, поломанным только при одном дерьмовом раскладе — и просить её спуститься на землю с определённой целью может тоже только в единственном случае. — Он всё ещё жив, мы можем помочь! — восклицает Чимин, дёргаясь в ту сторону, откуда слышен мучительный вой, который издаёт Механик прямо сейчас, но Намджун хватает его за плечо здоровой рукой в тот самый момент, когда один из вертолётов идёт на снижение. — Ты не успеешь, смотри! — и кивает. — Она уже спускается — очевидно, услышала. А если ты туда сунешься, то покойников будет три вместо двух, — его голос ломается на этих словах, и Конструктор поражённо смотрит в чужие глаза, вдруг осознав: а ведь Хосок не жилец, как и, очевидно, Юнги, если Чон прибегнул к последней возможности его защитить. — Ты ему не помог бы, — негромко подтверждает его мысли Намджун, толкая в сторону двери. — У тебя с собой нет оборудования, а если Механик... действительно решил отдать свою жизнь, значит, у Карателя шансов тоже практически нет. В любом случае, нам лучше считать, что они оба мертвы. — Я не согласен! — восклицает Чимин, ощущая парализующий страх. — Нам нельзя бросать здесь тело Хосока, ты понял?! Мало ли, что с ним могут сотворить Верхние, когда займут базу опять! — Мы его заберём, когда улетят вертолёты, — и только сейчас, прямо сейчас Пак замечает, что у Намджуна глаза влажно блестят и белки покраснели — а ведь Намджуну куда тяжелее уйти отсюда, чем его партнёру по бою. Если для Конструктора Хосок и Юнги всегда были ребятами, с которыми можно было скоротать своё время, теми, кто просто сильно ему импонировал, то Оружейник прямо сейчас теряет семью, где Мин уже тоже наверняка в неё вписан как постоянный партнёр одного из двух самых важных людей. — Я не брошу здесь моего лучшего друга. Но для того, чтобы Нижнее общество не потеряло ещё двоих лидеров, нам нужно исполнить приказ, — и, повернув голову, Чимин замечает внизу отряд департаментских медиков и носилки с уже знакомой голубой макушкой на них, что движутся по направлению к приземлившемуся вертолёту на всей доступной андроидам скорости. И понимает, что Ким смотрит туда же: — Они забрали его. Забрали Юнги. А Хосока сейчас... — и голос его предаёт. Вот же дерьмо. — Пойдём, — хмуро бросает Чимин, хватая его за здоровую руку. — Мы отступаем. — Мы отступаем, — эхом повторяет за ним Оружейник.***
Тэхёна изнутри жрёт отвратительным чувством дерьма, какое бывает, когда происходит что-то очень плохое, в то время как ты сам точно не можешь понять, что именно за дрянь приключилась. Хотя, в целом, его персональную занозу в заднице зовут Уюн Ванг, которая с таким остервенением летает над их головами и откровенно мешает. — Нижнее общество, с вами на связи директор Департамента технического развития Уюн Ванг. Сдайтесь или база будет уничтожена. В случае отсутствия сопротивления власти каждый из вас будет помилован и «эволюционирован» в высший вид. Нижнее общество, с вами на связи директор Департамента технического развития Уюн Ванг. Сдайте оружие. — Азарт, сука, — это вырывается с плотоядной ухмылкой. — Переиграл. — Странно было бы думать, что она не придёт на вечеринку, — замечает Чонгук, стоя рядом. У него руки в крови по локоть, а глаза под маской блестят зло, нездорово: сейчас его душу потопило той стороной, что от убийства впадает в высшую степень экстаза. Для Киллера убивать — это чувствовать себя живым и полезным, оценённым и нужным, Тэхён это уже осознал. Будь они не экстремистами, а, допустим, садоводами, Чон бы с таким же усердием розы сажал, честное слово. Но, увы: — Из Сеула до пригорода не так уж и долго лететь. — Это-то и дерьмово, — цыкает в ответ Потрошитель. Они вдвоём за такое короткое время выкосили около десяти человек — не так уж и мало, но сколько ещё здесь осталось в ожидании шанса на выстрел? — Тебе пора отступать, — замечает серьёзно, повернув к нему голову. — Пошёл нахуй отсюда, возвращайся к Сокджину и защити его, понял? — А ты? Ослушаешься своего же приказа? — насмешливо интересуется Киллер. — Я вам приказывал, а не себе, — обрывает Тэхён. Может быть, она выйдет. Может быть, спустится — и тогда он выпустит весь магазин в её микросхемы, и одной проблемой станет поменьше. Определённо, Потрошитель обязан здесь задержаться, но должен спровадить Чонгука, который всё ещё человек, что постоянно действует на эмоциях, отключая рассудок. Нет, таким образом он точно погибнет, случись вдруг что, его нельзя тут оставлять. — И сейчас я приказываю тебе выполнять мой приказ. Ослушаешься — я в тебя выстрелю, — блеф, конечно же. — Ты меня не убьёшь, — но ему верят, он это читает по взгляду. — Не убью, но покалечу. Таким ты мне будешь в оппозиционном деле не нужен, — и понимает, что наступил на больную мозоль, поскольку Чон замирает. Пёс скалится. Это опасно, но укусить не попробует: сейчас перед ним не Тэхён, с которым он трахается, не Тэхён, который, пряча глаза, давил из себя своё глупое «Почему ты мне даже шанса не дашь?». Напротив него стоит сам Потрошитель: лидер Нижнего общества, жестокий убийца, что держит в страхе что людей, что андроидов — тот, с которым они столкнулись первый раз в городе, и тот, который может выстрелить в черепную коробку любому, не моргнув глазом. Даже если это будет Чонгук. Особенно, если это будет Чонгук, который своим поведением рискует повлечь больше жертв. — Сейчас мы на войне, — говорит ему Ким, глядя прямо в глаза. — Так веди себя по-военному, а не как мелкая шавка, которая пытается быть уместной, но только мешается под ногами хозяев. Пошёл вон отсюда. — А если подстрелят по дороге назад? — как-то сдавленно интересуется Киллер, уже начиная потихоньку сдавать все позиции. Осталось дожать — и Тэхён ради его блага делает это, зная, куда нужно метить: — Набью себе полоску на пальце, как твой лучший друг. — Катись нахуй с этим дерьмом, — ледяным голосом предлагает Чонгук. — Сразу после того, как ты свалишь отсюда, — и Чон, поджав хвост, плюёт на землю со злобой, чтоб, развернувшись, устремиться обратно к стене, с которой они спрыгнули всего минут десять назад. А Тэхён на него не оглядывается — не может заставить себя, — но начинает осторожно, но быстро углубляться на задымлённую территорию в сторону всё тех же открытых ворот, держа наготове что «Январь», что «Февраль». Он выстрелит. Он действительно сделает это, даже если для этого придётся отдать свою жизнь. Так он думал сначала — потому что то, что он слышит, заставляет его замереть. — Ты хотела его?! Забирай! Слышишь меня?! Забирай его, делай, что хочешь, только сохрани ему жизнь! Спаси его, чёрт возьми, ты же хотела забрать его у меня! — и один из вертолётов начинает снижение. Голос Хосока сквозит такой чистой истерикой, что сомнения нет: Мин Юнги будет вот-вот мёртв, и это его лучшему другу узнать только лишь предстоит. Выплюнув горькое «Блять!», Тэхён ускоряется прямо на голос, стараясь быть незаметным и дать отпор в любую секунду, но база пуста, будто до странного. Неужели реально всех перебили? — Забирай, Уюн Ванг! Он умрёт без тебя! — Что ж ты делаешь, сука, суицидник ебучий, — рычит Потрошитель, выжимая из аккумулятора всю возможность на скорость, но не успевает, поскольку внимание привлекает отряд департаментских медиков, что держат носилки с мёртвым — он не уверен, но не хочет давать себе ни капли надежды — Карателем, быстро-быстро устремляясь к приземлившемуся кое-как транспорту. Обогнуть здание. Повернув голову, Тэхён замечает ещё парочку Верхних, которых снимает незамедлительно, а сам застывает от страха, потому что вдруг понимает: шанс на то, что Уюн оставит жить одного из лидеров Нижних, да ещё и бойфренда своего любимого бывшего, равен нулю. И, самое страшное, Хосок тоже это знает отлично, а значит, понимал, на что шёл. Долбоёб, сука, какой же он долбоёб, который игнорирует все приказы — человек, одним словом, и Тэхён как никогда понимает, что сейчас поступает совсем идентично, потому что несётся сквозь дым и огонь, подгоняемый желанием защитить того, кого любит. Того, за кого должен был отдать жизнь в случае чего — с пятнадцати лет так и планировал.«Всё, чего я хочу — это чтоб Хосок был в безопасности. Чтобы его не тронуло это дерьмо, понимаешь?» «Я сказал ему, что если он вдруг поймёт, что я выхожу из-под контроля, он должен будет убить меня. А я не хочу, чтобы он убивал. Ни меня, ни кого-то вообще. Он не должен повторять нашу участь».
Тэхён бежит. Бежит так быстро, насколько это возможно — не ради себя, а ради того, кого заставил пообещать много страшных вещей; ради того, чтобы сохранить жизнь тому, кого столько лет делал несчастным, потому что Хосок заслужил того, чтобы жить больше, чем сам Потрошитель, честное слово.«— Почему я вообще дружу с твоей легкомысленной задницей? — Потому что я весёлый и классный, полагаю?»
Весёлый и классный. Самый лучший, самый близкий и самый преданный друг — семья, которой у юного Ким Тэхёна с поломанной психикой по крови толком и не было. И поэтому Тэхён бежит, бежит так быстро, насколько это возможно — отстоять жизнь того, кто был дорог. Выполнить обещание, данное Намджуну в пятнадцать, потому что он никогда не допустит, чтобы Хосоку сделали больно. Но всё, что слышит — это грёбанный выстрел. Чтоб, выскочив из-за угла спустя секунд тридцать, увидеть мёртвое тело того, кто был ближе всего. И её. Заходящую в кабину второго вертолёта в белом платье с разрезом. У Тэхёна наготове были что «Январь», что «Февраль». Он был уверен, что выстрелит. Он про себя клялся, что действительно сделает это, даже если для этого придётся отдать свою жизнь. Но вместо этого, кажется, отдал чужую, потому что в момент, когда он, слыша шум взмывающего вверх вертолёта, в кабине которого скрылась Уюн Ванг, слыша удаляющийся рокот того, что забрал Мин Юнги и глядя на распростёртый труп Чон Хосока, своего лучшего друга, медленно оседает на землю, в голове пустота. Вы когда-нибудь бывали в Аду? Тэхён всегда думал, что он в нём живёт. Все вокруг говорили, что тут температуры высокие, котлов немерено и черти пытают, прокручивая в задницах грешников раскалённые вилы, но на самом деле здесь холодно, пустошь и сквозит в груди ледяным ветром по тому самому месту, где сердце билось когда-то, пуская по венам крупную дрожь и провоцируя возникновение безграничного чувства отчаяния. Вы когда-нибудь бывали в Аду? Тэхён в нём находится прямо сейчас. Ад, на самом-то деле, не расплата за твой личный прокол, не кара за совершение миллионов ошибок, отнюдь: Ад — это когда ты на своего лучшего друга смотришь целые годы, тщетно пытаясь помочь ему вернуть прежний облик, но никто из вас двоих не верит в его возвращение. Некогда улыбчивый мальчик в ярких вещах, который всем помочь был готов, враз закрылся, но оставлял в себе немного от человека, пытаясь держаться за человечность в том, кто стал ближе всего. Вы когда-нибудь бывали в Аду? Тэхён вот попал. И сейчас, на коленях застыв в тишине, нарушаемой треском огня, как никогда понимает, что Ад — это продолжать жизнь за тех, кто заслуживал её куда больше тебя самого. Продолжать жизнь с осознанием, что даже не успел извиниться, потому что сначала не захотел, а потом стало поздно.«— Ладно, хуй с тобой. Если тебе от этого легче, я тебе обещаю, окей? Я убью тебя. Своими руками. — И если стану андроидом — тоже убьёшь. — А вот тут — чёрта с два. Не буду я этого делать. — А что будешь? — За тобой пойду, понял? И никакой Намджун меня не удержит. — Зачем? — А вдруг мы с тобой будем настолько крутыми андроидами, что сможем сбежать из-под гнёта Сеула и вернёмся домой?»