elsa & emilie — au volant
Иногда Хосоку на полном серьёзе кажется, будто всё то, что с ним сейчас происходит — это игры его больного сознания, и наплевать, что андроиды не могут сходить с ума от душевных терзаний. Иногда Хосок без шуток начинает задумываться, будто все эти касания, которые он ощущает так остро, ему лишь мерещатся. Поцелуи по телу: от самых губ мелкой чередой до ключиц, где осторожно прикусывают в момент чувственного толчка внутрь его такого жалкого тела; томящееся прикосновение пальцев по рёбрам, нежно сминающих кожзаменитель, чтобы спуститься ниже, к ногам и огладить внутреннюю поверхность напрягшихся бёдер; то, как двигаются его губы в такт чужим в поцелуе до невыносимого сладком. Всё это лишь игры рассудка, ему кажется, когда он мелко дрожит от страха и неуверенности, но Юнги, осторожно толкаясь в него, шепчет прямо на ухо: — Хочу о тебе позаботиться, ладно? Хосоку в этом угаре, где он всё ещё не до конца принимает тот факт, что это Юнги, и он занимается любовью с Юнги, пробуя с ним нечто такое, чего никогда в жизни не делал до этого, хочется ужасно сильно заплакать, потому что нельзя так поступать. Нельзя заставлять задыхаться от этих ощущений, что они делят сейчас на двоих, дарить ту заботу, по которой изголодался до невозможного, а потом просто брать — и добивать словами авторства парня, который когда-то красил лицо чёрным оттенком. Тот парень, он был очень старательный в том, что касается заботы о ближнем, и чертовски сильно хотел помочь одному сильному молодому мужчине, который всё потерял и привык жить утратой и болью в побеге, запутавшись в том, что он действительно от этой жизни хотел. Тот парень, который красил волосы, губы, веки и ногти в траурный чёрный, выражая во внешнем виде своё состояние, в молодом том мужчине смог разглядеть то, чего тот сам в себе не мог всё никак разглядеть: силу и простую жажду быть хотя бы кем-то любимым. И решил, что костьми ляжет, но докажет другому, что тот достоин чувствовать счастье. А сейчас тот парень, что носил шипастые чокеры, штаны из чёрной кожи с цепями-нашивками, умер с улыбкой на тёмных губах. Умер счастливым, напоследок шепнув едва слышно: «Я выполнил своё обещание, я доказал ему, чего он достоин», уступив место преемнику. Но преемник этот сейчас, разметав по подушке светлые волосы в полумраке такой знаменосной спальни в чёрных тонах, чувствует себя боязливым ягнёнком, который попался хищнику в лапы. Но только тот не ранит всерьёз, нет, играет не с телом, но на струнах души, которая у андроидов всё-таки есть — иначе как так случается, что с каждым касанием пальцев Юнги внутри Хосока что-то так жалко звенит и трясётся от переизбытка эмоций? С каждым словом, которое срывается хрипло и низко, совсем полушёпотом, разбивается на миллионы осколков, чтобы соединиться вновь от толчка там, внутри глубоко, собраться назад и от новых прикосновений снова рассыпаться? Этот цикл мучителен, он заставляет Хосока теряться и всхлипывать в свой первый раз в пассивной позиции, но то не от боли — от чувств, которые переполняют его. — Ты меня восхищаешь, — вновь цитирует его человечность, накрывая хосоковы губы своими, а потом, отстранившись немного, целует в уголок рта, чтобы податься назад, оперевшись рукой на подушки, и посмотреть ему прямо в лицо сверху вниз, толкнувшись ещё раз и замерев. — Ты меня... мучаешь... — хрипло стонет Механик, отчаянно цепляясь за плечи Карателя в попытке податься навстречу, быть ближе, скользнуть поплотнее. Доказать себе, что это не выдумка, а та вот реальность, где они вновь друг у друга, друг для друга и теперь — навсегда. — Зачем ты это всё говоришь?.. — Потому что люблю тебя, — признаётся Юнги, нежно оглаживая его подбородок свободной рукой, а та ласка, что плещется в тёмных глазах прямо над ним, лишает Хосока какой-либо мысли. — Потому что ты мой человек. Ты мой смысл. Моя невесомость. Потому что ты всё для меня. И это всё становится слишком. Или, напротив: достаточно, потому что Хосок в спине прогибается, изливаясь себе на живот и позволяя Карателю, слившись с ним в поцелуе, догнать себя по ощущениям спустя несколько тягучих минут. А после того, как тот ложится с ним рядом, крепко со спины обнимая и не переставая шептать тихо: «Люблю», позволяет себе, наконец-то, расплакаться, выплеснув разом всю эту боль, что накопилась за долгие месяцы. Всю усталость рассудка, что терзала разум без передышки, весь страх за любимого, которого так долго не видел, а потом наконец-таки встретил, чтобы вновь потерять и опять обрести. А теперь — так отчаянно плакать в его кольце рук, чувствуя, как его прижимают к сильной груди и нежно оглаживают, целуя в ещё пахнущий краской затылок. Хосок безумно устал. Но вместе с тем до безумия счастлив быть сейчас рядом со своим искуплением и совсем слёз не стесняться. Юнги-я поймёт. Юнги-я всегда его понимал и любил вопреки, принимая в нём всё. — Я так люблю тебя, — шепчет Хосок сквозь рыдания, глядя в темноту их с Юнги спальни. Вообще, сейчас тут спят Сокджин и Джебом, но эти двое чертовски умные люди и вызвались уехать на вылазку в одну из легалок на пару ночей, сказав напоследок: «Хозяевам спальни вход разрешён». И один из этих хозяев, приподнявшись на локте, нежно целует второго в висок, оглаживая светлые пряди, чтобы заметить: — С этим цветом волос ты похож на самого прекрасного ангела. Дядька из рая тебя покарает за то, что ты переплюнул его подопечных, и отправит ко мне в преисподнюю. — Для того, чтобы он меня покарал за такое, мне нужно к нему вознестись, а у меня изначально нет шансов на это, — замечает Хосок, слегка успокоившись от этой истерики, но чувствуя себя лучше в тысячу раз, наконец-то дав волю эмоциям. И разворачивается к своей человечности, так, чтобы глаза в глаза: — Да и умирать опять я не планирую. — Не та стезя, где мне бы хотелось, чтобы ты был рекордсменом, — с мягкой улыбкой говорит ему Мин, снова нежно целуя. — А где бы ты хотел, чтоб я им стал? — В оргазмах? — вскинув бровь, игриво замечает Каратель. — В количестве поцелуев за день? Не знаю. Но это определённо обязано быть чем-то подобным. Никаких смертей больше. — Ты не можешь загадывать, — замечает Чон в ответ. — Твоя бывшая, думаю, на меня теперь немного обижена. — Я на неё обижен чуть больше, — отвечает Юнги. — Но я не иду её убивать. По крайней мере, сейчас. — Оптимистично. — Реально. Я костьми лягу, но прикончу её. Хотя бы за то, что она сделала с моим сознанием после того, как улучшила. И с сознаниями всех остальных андроидов в городе, — перевернувшись на спину, произносит Мин с ноткой задумчивости. — Как ты думаешь, если бы мы добрались до головного офиса Департамента, мы могли бы использовать твою программу, чтобы как-то освободить всех этих людей? — Могли бы! — раздаётся вдруг позитивное, и Хосок с Юнги подлетают в кровати: Каратель, сказав нехорошее слово и поспешно накрывая себя и Хосока одеялом черного цвета, смотрит на влетевшего к ним в спальню без стука Чимина с той самой ноткой, что как бы говорит своё: «Ты ебанутый?», но Пак ни капли не обижается, как и всегда. Напротив, выглядит гордым собой, смотрит на замерших на кровати товарищей, а потом пожимает плечами: — Ой, ёпт, всполошились, как будто я в жизни не видел писюн и могу случайно травмироваться! — Нет, я уверен, что ты видел множество таких писюнов и от их вида только балдеешь, но лично я не хотел бы, чтобы ты видел мой, потому что это уже сделает травму как раз-таки мне, — замечает Юнги, покачав головой. — Я бы на него посмотрел не без любопытства, конечно, так сказать, в целях анализа, но после таких вот слов я бы рекомендовал тебе смотреть в оба, Юнги, потому что в моих силах тебя как-нибудь выключить, чтобы очнулся ты уже без стручка! — гордо отвечает Конструктор, но вдруг болезненно айкает, потому что за спиной у него вырастает Намджун, который на пинок под зад сил не щадит: — На что бы ты там посмотрел?! — Почему вы?.. — приподнявшись на локте, начинает Хосок, но только вздыхает, потому что в дверях возникает бодрый Тэхён, который втаскивает в спальню Чонгука за целую руку, чтобы сесть в одно из кресел и посадить своего, как оказалось, уже даже мужа себе на колени. Чонгук смотрит на него какое-то время — мол, ты в порядке тут, нет? — но только вздыхает, смирившись с действительностью. В коридоре Хосок видит было синюю макушку Ю, однако Чимин, очевидно, всё ещё ревниво относясь к тому, что у него пытаются отобрать амплуа, категорично жмёт на кнопку закрытия двери, оставляя девчонку за ней с громким: «Детям давно пора спать!». А потом расплывается в маниакальной улыбке. — Что ты задумал, — без вопросительной интонации интересуется Киллер. — Почему вы все, сука, вломились сюда посреди ночи? — вежливо задаёт свой вопрос Мин. — Можно мы хотя бы оденемся? — почти молебно просит Хосок. — Одевайтесь, — довольно разрешает Чимин. И округляет глаза, глядя на них двоих, не мигая. — Я могу его пнуть ещё раз, если вам нужно, — буднично предлагает Намджун, на что Конструктор бурчит что-то про абьюз в семье, а затем, не стесняясь, садится прямо на пол и говорит: — Я что-то задумал. — Мы уже поняли, — отвечает Тэхён. — Чонгук уже даже спросил тебя, что. — Рад, что вам интересно, друзья! — захлопав в ладоши, Чимин начинает мерзко и злобно хихикать, вновь становясь блядским злым гением. В комнате воцаряется тишина, нарушаемая лишь этим звуком. — Чимин, — призывает Конструктора Мин. — Извините, увлёкся, — поспешно откашлявшись, Пак пожимает плечами. А потом излагает идею.***
crywolf feat. charity lane — neverland
— Это бесполезная трата времени, — замечает Ю, сидя рядом с Чимином, и это, наверное, первый раз, когда он с ней реально согласен. — Посмотри на них! Это бесконечный спарринг! Ауч, — морщится, когда кулак Юнги прилетает Тэхёну в лицо, а тот теряет равновесие на долю секунды, чтобы оттолкнуться от пола и, приняв вертикальную стойку, быстро присесть, чтобы ударить ногой по лодыжкам Карателя. Мимо, однако: тот подпрыгивает, как человек не может физически, поджав под себя ноги, и прицельно бьёт подошвой ботинка Потрошителю в нос было, однако тот перехватывает чужую стопу и резко крутит без страха сломать. Сделав в воздухе горизонтальное сальто не по своей воле, Юнги приземляется прямо на руки, чтобы откатиться чуть вбок и, сощурившись, выжидать нападение со стороны оппонента. — Да, спарринг бесконечный, конечно, но из него живой я бы, наверное, не вышла, да? — Да, — согласно кивает Чонгук, замерев с другой от неё стороны. — Потому что ты человек и у тебя хрупкие кости. — Эй, злыдня, прекрати говорить об этом так, будто тебя уже «улучшили»! Ты тоже всё ещё человек, так что твои косточки бы тоже стёрлись в блядскую пыль, — Ю дует губы. Чонгук ухмыляется: — Нет, дело не в этом. — А в чём тогда? — В том, что Чонгук бы не попался и в половину из этих захватов, — отвечает Чимин вместо Киллера, внимательно глядя за каждым движением парня Хосока. — То есть Тэхён-андроид увернуться не может, а Чонгук-человек — вполне себе? — девчонка вскидывает тёмную бровь. — Звучит, как херня. — Тэтэ не ставит цель уворачиваться, как и Юнги, — отвечает Чонгук. — Если ты всё ещё не поняла, зачем они спаррингуются, то мне тебя жаль. — Ну и зачем? — Потому что Юнги обучен драться как любой другой Верхний или андроид Департамента, — закатывает глаза Чимин, за что получает тычок прямо под рёбра. — И показывает нам приёмы сейчас. Но спарринг реально бесконечный, я признаю, потому что Тэхён чертовски хорош. — У меня всё это время была отличная груша! — раздаётся весёлое чуть впереди. — Ещё раз назовёшь меня грушей, и я подам на развод! — ни секунды не остаётся Киллер в долгу. Потрошитель смеётся, делает кувырок назад, минуя прямой удар кулаком, и выпрыгивает ногами вперёд, хватая ими Карателя прямо за шею, но тот солдатиком падает на пол спиной, позволяя своему оппоненту пропахать бетон носом. — Следующий! — Чимин поднимается и сменяет Тэхёна. — Лучше сдай на запчасти, — широко улыбаясь, сообщает Потрошитель, глядя Чонгуку прямо в глаза. — Чем это лучше? — вскидывает тот тёмную бровь. — Тем, что это для меня будет не таким страшным, как перспектива развода, — подмигнув, Ким быстро и на ходу клюёт мужа в губы. Чимин издалека издаёт рвотный позыв, Хосок, ожидающий своей очереди, громко смеётся, Ю, будучи тем самым шиппером, чей пейринг оказался реальностью, только вздыхает блаженно, Намджун качает головой и продолжает наблюдение со своей стороны. — Скоро слёт, ты же помнишь? — потрепав Тэхёна за щёку, интересуется Киллер. Тот сразу серьёзным становится: кивает, зная, что значат для Чонгука эти слова, и шепчет негромко: — Хочешь поговорить об этом? — Нет, я в порядке. Просто... наверное, нервничаю? — и Чон ведёт плечами в небольшом замешательстве. — Вдруг что-то пойдёт не так? — Так, Юнги-я! — раздаётся истеричное сразу же. — Давай на секунду прервёмся, сдаётся мне, что кто-то там на галёрке сомневается в моих способностях гения, мне нужно дать ему пиздюлей! — Угомонись, Чимин, иначе потеряешь бдительность и я случайно тебя нокаутирую. — Сдаётся мне, что это будет ни хрена не случайно, — бубнит Конструктор, но возвращается к спаррингу. — Иногда он такой ребёнок, — замечает Механик негромко. — Я не понимаю, как в нём уживается и кровавый маньяк, и шут, и злой гений, и вот эта черта. — И этим он потрясающ, — пожимает плечами Намджун с мягкой улыбкой на полных губах. — За это я его и люблю. — Так, Юнги-я, вот теперь нам точно нужно прерваться, потому что мне нужно заняться самым отчаянным сексом с любовью всей моей жизни. — Чимин, мать твою, ты заебёшь. — То есть ты хочешь сказать, что когда Хосок-и говорит тебе что-то в духе: «Ты моя опора» или «Я люблю тебя за то, какой ты есть», то у тебя не возникает желания заняться с ним сексом немедленно? Повернув голову, Чонгук замечает, что его лучший друг замирает в боевой стойке с удивлением на красивом лице. Даже чешет синеволосую голову с неизменной красной банданой, а потом замечает: — Нет, не возникает. — Какого, блять, хрена?! — и Пак манерно всплёскивает руками в приступе злости. — Я вам зачем рецепторы двоим ставил?! Бета-рецепторы, так-то, я даже себе их ещё не поставил, а вам! А вам! — Потому что я хочу заниматься с ним сексом всегда вне зависимости от того, что он говорит, — пожимает плечами Каратель. — Я люблю его. И я выйду за него замуж, если мы с ним выживем после всего. — Погнали я прямо сейчас вас поженю! — Чимин, у тебя нет таких полномочий. — Детали. — Возвращайся к тренировке, пожалуйста. — А зал? — Зал? — Свадебный зал, который я зарезервировал в своей голове только что! С ним что делать?!***
Ближе к вечеру Тэхён находит его на крыльце: сидит в одиночестве, наслаждаясь тишиной и дымом от сигареты, которую курит с чередой редких, но очень глубоких затяжек, выдыхая, как старец после тяжёлого рабочего дня. Не тот человек, рядом с которым Потрошитель мог бы упасть просто так, без разрешения — в принципе не тот человек, с которым у него сложилось по-дружески и доверительно. Если быть до конца откровенным, он вообще не был готов встретиться здесь, тет-а-тет, и даже не знает, стоит ли оставаться и, уж тем более, начинать диалог. В конце концов, так уж сложилось, что они расстались, будучи друг другу не врагами, но всё-таки недругами, несмотря на то, что теперь Ким понимает, что чувствовал лучший друг его бесконечности в тот страшный период, когда всё было чуть хуже, чем плохо. — Садись, чего замер, — устало роняет Юнги, не оборачиваясь. — Не сожру я тебя и толкать речи о том, как тебя ненавижу, не буду. — И почему? — Потрошитель делает так, как ему предложили, и теперь видит задумчивость на чужом скуластом лице. Ни гнева, ни действительно ненависти, ни одной негативной эмоции. Но всё равно, нервно прикуривая, чувствует сжатость и раздражающее чувство неловкости, как какой-то подросток, которого внезапно кто-то застукал за дрочкой. Перед ответом Юнги вновь глубоко затягивается своей сигаретой. Но говорить начинает, впрочем, на выдохе: — Потому что чтобы толкать речи о ненависти, нужно и впрямь ненавидеть того, с кем говоришь, а я не испытываю к тебе подобных эмоций. — Я ожидал ровно обратного. Это и было обратным. Что сейчас изменилось? — Тэхён тоже затягивается, ощущая себя совсем не в своей тарелке, серьёзно. Он столько дерьма причинил этому парню, что был уверен, что Мин его презирает как минимум, однако сейчас — да и раньше — такого в его глазах он не заметил. Оттого и неловкость: сложно склеить хотя бы попытку на поговорить, если совсем не понимаешь, что на уме у твоего собеседника. — Ты, — просто отвечает Каратель. А потом косится в его сторону с лёгкой беззлобной усмешкой. — Ты изменился. — Мы с тобой даже толком не говорили. — Нужно быть дураком, чтобы не заметить того, как ты над собой поработал. И мне не нужно говорить с тобой, мне было достаточно взгляда. — Взгляда? — Да. Я сразу видел, как ты на него смотришь. Как только подошёл к вам, когда вы только приехали, — откинувшись на ступени крыльца спиной, объясняет Юнги. — Пока я был человеком, ты на него так никогда не смотрел. Сейчас по-другому. — А как сейчас? — Как тот, кому можно доверять. Или доверить. Или два в одном сразу, — снова ухмыляется Юнги. — Больно было? — переводит вдруг тему, и Тэхён откровенно теряется в попытке угнаться за потоком чужого сознания: — Что именно? — Ломать себя и перестраивать. Ради него и ради... них всех. — А тебе? — А что мне? — Тебе было больно очнуться, помня всё до каждой детали, которую твой человеческий мозг просто отметал как что-то ненужное и не особо фиксировал? Помня то, как ты думал, когда не был собой, что ты делал под сторонним контролем, и сейчас понимая, как много ты пропустил и сколько ошибок нужно исправить? И сколько всего чужих — ещё предстоит? Юнги молчит какое-то время. Снова затягивается, выдыхает медленно-медленно вверх, а потом отвечает негромко: — Безумно. Но я был счастлив, что у меня, наконец, получилось быть здесь тем, кто я есть. — Вот и мне было так же, не сомневайся, — хмыкает Ким. — Оно того стоило, да? Вся эта боль. Она окупилась в тот же момент, когда ты всё понял. Когда осознал, что теперь ты свободен даже от себя самого и от груза дерьма, которое копилось годами. — Определённо, — здесь Каратель не медлит с ответом. — Но, думаю, окончательно всё окупилось тогда, когда твой лучший друг мне впервые широко улыбнулся. Когда я увидел, что теперь он мне верит. — Что же... — сигарета дотлела: Тэхён тушит её в жестяной пепельнице, которую сюда вынес Чимин. — Мы похожи куда больше, чем ты можешь подумать, Юнги, — и, поднявшись, руку протягивает, чтобы дополнить в порыве такого интимного прямо сейчас ощущения искренности: — Я не хочу больше причинять боль кому-то. Ни тебе, ни другим. Но конкретно сейчас я хочу познакомиться с тобой ещё раз. По-человечески — за каламбур извини. И начать нормально дружить. Юнги смотрит на протянутую ладонь, сжав бычок между губ, слишком долгое время: будто бы взвешивает, стоит ли игра свеч, потому что одно дело — наконец-то одобрить выбор лучшего друга, но совершенно другое — пойти на сближение. Возможно, смотрит так долго, что Тэхён о своём порыве уже успевает сто раз пожалеть и даже думает бросить коротко: «Забудь» и убрать руку, однако именно в этот момент Юнги сжимает её своими длинными узловатыми пальцами, позволяя помочь себе подняться с железных ступеней. Тоже окурок выбрасывает. А потом, взглянув в глаза, говорит с доброй и мягкой улыбкой: — Мин Юнги. Та ещё задница. — Ким Тэхён. И мы всё ещё чертовски похожи, — широко улыбаясь, отвечает ему Потрошитель. — У меня есть для тебя кое-что, Ким Тэхён, — внезапно сообщает Каратель, засовывая руку в карман своей кожанки. — Я понимаю, что скоро оно потеряет свою актуальность, но, сдаётся мне, что это всё равно должно быть у тебя. Потрошитель лишь быстро моргает парочку раз, пытаясь понять, о чём идёт речь. А потом Юнги выносит на свет кисть ладонью вперёд, демонстрируя небольшой, местами потрёпанный жгут, и едва слышно поясняет столь странный подарок: — Когда-то давно я сделал его, чтобы помогать Чонгуку во время приступов его эпилепсии. Ему много лет, но, как видишь, руками я работать умею, так что штука не подвела ни разу и всегда меня выручала. Потом приступы стали пореже, но я всегда носил с собой этот жгут. Во всех ситуациях. Даже когда мы с ним поругались. Даже когда отправились на ту злополучную миссию, он был со мной — мало ли что, — признаётся негромко. — Чудом из кармана не выпал, пока меня тащили в носилках и везли в Сеул, а вещи мои Уюн утилизировать запретила без моего разрешения. Поэтому, вот. Отдаю тебе свой гарант безопасности, — переложив его в чужую ладонь, Мин мягко сжимает тэхёновы пальцы в кулак, да так и замирает в прикосновении, глядя ему прямо в глаза. — Береги его, Потрошитель. Не потеряй, хорошо? И Тэхён, глядя на свой кулак в объятиях чужих длинных пальцев, совсем не дурак, чтобы понять, что речь совсем не о жгуте. Но всё же совсем человек для того, чтобы, подняв глаза, продемонстрировать Мин Юнги свои добрые счастливые слёзы, что враз сорвались с ресниц по щекам, и столкнуться с точно такими же — на скуластом лице, что сейчас находится прямо напротив. — Буду беречь, Юнги-я. И в горе, и в радости, как обещал. И клянусь тебе, что не потеряю.