within temptation — the purge
— Нам не нужны жертвы, — это то, что Чонгук произносит, глядя на Ю сверху вниз. — Ты должна быть предельно внимательна на этом задании. Все мы должны, потому что это во всех смыслах предпоследний рывок. — Никто лучше меня не справится с этим, — отвечает ему в свою очередь девушка, — а для того, чтобы они мне поверили, ты должен сделать так, как я говорю. — Джебом не простит тебе твою самостоятельность. После всего, что он для тебя сделал, ты хочешь поступить... так? — Я уже давно не под его командованием, Чон Чонгук, — с кривой усмешкой говорит ему девушка. — Ты — мой начальник, и, вроде бы как, ты никогда не был придурком и умел доверять тем, кто тебе подчиняется. Сделай так, как я говорю. Чонгук, сощурившись, смотрит ей прямо в глаза — угольно-чёрные, в которых ни намёка не осталось на жизнь, будто вместе с лучшим другом Ю похоронила и своё стремление выжить, оставив только снедающую её душу ненависть по отношению ко всем там, в Сеуле, и железные, нерушимые принципы. Она ни разу не плакала с тех пор, как погиб бывший любовник того мудака, который так и остался лежать на операционном столе, уступив место новой ипостаси высшего лидера Нижнего общества; ни разу не жаловалась, что ей может быть страшно и сложно; ни разу слабину не давала ни на одной из прошедших на прошлой неделе облав, где оппозиция под руководством Тэхёна разматывала Верхнее общество, словно щенков, загоняя Уюн Ванг в тот самый угол, из которого она живой выбраться точно не сможет. Потрошитель с Конструктором основали совершенно дикий тандем двух гениальных умов, что не ведают жалости, когда речь идёт о тех, кто, оставаясь человеком личиной, присягнули на службу андроидам — «верхние» перестали справляться с контролем поставок оружия в горячие точки округов Пусана, Сеула и Тэгу после того, как Нижнее общество перекрыло наземные и воздушные пути путём подрывов и введения в оборот инноваций от Механика и Оружейника, которые работают сейчас на износ. И Чонгук соврёт, если скажет, что не переживает за своего лучшего друга, потому что Каратель взял на себя контроль за «осуществление террористической деятельности», как говорят в новостях, и устраивает тур за туром по городам, участвуя в каждой операции лично и не удосуживаясь даже маску надеть. — Пусть видят, кто пришёл по их души, — так месяц назад сказал Юнги им всем перед тем, как на прощание прижаться губами к губам Механика, шепнув негромко: «Я вернусь к тебе обязательно», и бегло спуститься по ступеням крыльца, чтобы прыгнуть в машину и дать по газам, не тормозя и не оборачиваясь. Уехать на линию фронта, сейчас окрашенную в чёрный цвет смерти. Уехать туда, где воздух пропитан порохом, металлической отдушкой намджуновых пуль и человеческим хрипом. В правительстве перестали скрывать, что война достигает своего апогея, но граждан эвакуировать никто не стремится, обещая «решить все проблемы по мере их поступления». Но что удивительно: Сокджин говорит, что добровольцев, желающих присоединиться к Нижнему обществу, становится больше — люди оказывают посильную помощь друг другу, выходя на улицы и устраивая самосуд тем, кого называют лжемэрами. Семь городов сдались не просто совершенно без боя, а с ликованием и приветствием Нижнего общества, разобрав по кирпичам административные здания. Пять городов было стёрто с карт с возможностью всем несогласным с режимом взять всё, что необходимо, и выехать. О ситуации в Департаменте сложно сказать, поскольку «своих» там почти не осталось, но по тому, как активно Уюн начала шмонать любого, кого можно назвать хоть немного причастным, можно свидетельствовать о панике. Хаосе. Вот и разведка докладывает, что первый отряд, что находится под прямым руководством Азарта, покинул стены Тэгу, чтобы нанести прямой удар по позициям «нижних» в Ильсане, а на месте они будут уже через двадцать часов. Ироничен, правда, тот факт, что в Ильсане их бы в любом случае дождался засевший там Мин Юнги, однако здесь в игру вступила эта девчонка, предложив Чонгуку свой план, который напрочь лишён здравого смысла, однако не может быть не полезным. — В этот отряд входит ближнее окружение Уюн, те самые ребята, которые контролируют большинство Верхнего общества и докладывают Канпимуку всю ситуацию, а это значит, что они знают, кто именно из лидеров Нижнего общества сейчас находится в городе, и решили играть очень по-крупному, — гнёт она свою линию здесь и сейчас, серьёзно глядя Киллеру прямо в глаза. — Там будет человек тридцать командования. Их смерть посеет в рядах «верхних» хаос, который остановить будет сложно: Азарт потеряет «подушку», а в рядах этих придурков начнётся анархия. Это редкая удача — перебить всех тварей разом. — Ты сама понимаешь, что мне предлагаешь одобрить?! — восклицает Киллер, борясь с желанием схватиться в отчаянии за голову. — Да, Чонгук, я понимаю. И поверь, все затраты окупятся. — Они не окупятся, Ю! — повышает он голос, рискуя привлечь внимание Хосока с Намджуном, которые только недавно вернулись со склада раздачи оружия, чтобы разработать больше новых макетов. — Такое нельзя окупить! — Мы на войне, Чон, разве не ты говорил мне об этом? — уперев руки в бока, хмуро тянет девчонка. Чонгук злобно цыкает, радуясь, что не нужно тратить лишний ресурс, чтобы справиться с дрожью, которая сама собой в руках возникает, да, по привычке. — И ты сам говорил, что на войне случаются жертвы. — А если не выгорит? — Поверь, я знаю, как сделать так, чтобы выгорело. Но для этого ты, Чонгук, должен меня отпиздить до кровавого месива, — серьёзно говорит ему Ю. — Справишься, а, большой парень? — Джебом мне за такое потом яйца отрежет. — Пришьёшь себе новые. У вас, андроидов, в этом плане можно сохранять небольшую стабильность, — хмыкает девушка. — Давай, бей. Прям по лицу. А когда упаду на пол — ногами. И отвези нас с Чимином в Ильсан, я уже рассказала ему о том, что планирую, уточнив, что у тебя не будет других вариантов, кроме как со мной согласиться. Чонгук зубы сжимает. А потом, коротко выдохнув, сжимает и заносит кулак над лицом хрупкой девчушки семнадцати лет, чувствуя себя как никогда отвратительно.***
Юнги стреляет, игнорируя плотную стену из дыма и душащий всех простых людей запах гари: в душной ночи языки пламени с рёвом взлетают к самому лунному диску, иронично светлому, ясному в противовес тому аду, что развернулся прямо под ним. — Каратель! Перевернём и этот состав?! — громко восклицает парнишка над ухом. Кажется, его кличка — Питон, но Мин не уверен: в любом случае, головой мотает из стороны в сторону перед ответом: — Ни в коем случае, парень. В этом поезде может быть динамит, поэтому будем стрелять по топливным бакам. Ты знаешь, где они находятся у поездов этой серии? — Сбоку, Каратель, у двери машиниста. — Славно. Тогда вели ребятам тащить свои задницы нахрен подальше, пока нас всех тут не прикончили. Я выстрелю сам, — и, кивнув, Питон поспешно призывает остальных пацанов (а им всем, судя по голосам, больше двадцати пяти точно не будет) отступать. Мальчишки послушные: всего Юнги в подчинение дали семь человек, где он — андроид — восьмой, и в темноте каждый, кого он взял на вылазку, мимо мелькает уже в течение пары минут. Юнги, быстро прицелившись и удобнее перехватив винтовку Намджуна в руке, делает выстрел. И, как он ожидал, его сносит с ног взрывом, хотя расстояние между ним и поездом чертовски приличное. Хорошо, что не рвануло чуть раньше, а то бы от его бравой команды ни хрена не осталось. — Каратель! Ты в порядке, Каратель?! — до одержимого хочется, чтобы эти цыплята всё-таки выжили: хватают под руки, чтобы помочь подняться назад, и он позволяет им это, как будто живой человек, который нуждается. Чертовски заботливые, глаза под прорезью масок — действительно детские, хватают его, отряхнуть пытаются от сажи и копоти, а лепетать не перестают: — Живой? Точно не ранен?! — Порядок, малые, — ухмыляется хрипло под маской, а после кивает в сторону города: — Идём живее отсюда, пока не налетело всякой хуйни. ...Тэхён скинул денег на аренду аж трёшки, однако деньги в Ильсане не пригодились: люди, которые в очередной раз сожгли мэрию, разобрав главу города на схемы и провода, наперебой вызывались предложить квартиры с целью ночлега, и таким образом Юнги и семь пацанов оказались в просторной квартире аж из пяти комнат, которая ранее принадлежала — ого, неужели? — местному мэру. Парни отдали ему отдельную спальню («Ты наш командир, хён, без тебя мы точно помрём!»), а сами разделились кто как, долго раздумывая, стоит ли им снимать свои маски. Юнги сказал тогда, что доверие — это залог хорошей команды. Парни спорить не стали, но его не призывали к тому, чтобы довериться, и в комнату не заходили вообще, стараясь лишний раз не беспокоить. Мин, в свою очередь, сам снял свою маску, пребывая в состоянии глубокого шока от всего в Ильсане увиденного, и всё-таки вышел на связь с местными новыми «главами» с целью разработки плана для патрулирования — всего восемь групп из трёх человек, по две на ночь и обязательно с одним «нижним» в команде для того, чтобы можно было быстро связаться. Юнги не хотел становиться одним из многих других — тех, кто больше всего боится оказаться увиденным и всё-таки узнанным: в его внутренний компас морали и принципов всегда было заложено защищать то, что дорого, честным путём. И именно это — причина, по которой он позволяет мальцам разглядывать себя каждый день, а мирным широко улыбается, желая хорошего дня. Юнги хочет, чтобы его узнавали. Запомнили — и передали туда, в самый Сеул, что он здесь и он готов драться, даже если прибыл в Ильсан задремавшим опасным котом, который выглядит холёным и совершенно ручным. Ведь сам на второй день запросил подкрепление, которое должно было прибыть уже утром, потому что им такой херни с рук точно не спустят: считай, без боя взяли полезнейший город у Уюн прямо под носом — и похуй, что люди отдали ключи к нему из рук в руки. Возможно, Юнги слишком часто думает над тем, что жизнь демонстрирует ему всё больше граней: в быту его беженцем Нижнее общество все ненавидели и чертовски боялись. А сейчас встречают, как настоящих героев, и он совсем не уверен, можно ли хоть отчасти подумать, что в этом есть и его небольшое вложение. В конце концов, его не было чертовски давно, а Чонгук успел так продвинуться в массах, несмотря на жестокие методы. Однако люди парадоксально зовут их справедливыми, а их всех, не террористами, а освободителями. Материя тонкая, ему слегка неподвластная — Хосок, если бы ему пришлось быть здесь, может быть, и пояснил, что к чему, однако же остался там, в другой точке, помогая с новым оружием. Тэхён бы, наверное, тоже мог разжевать, не занимайся он постоянной подготовкой атаки на столицу Кореи, а Чонгук, в свою очередь, продолжает то, что люди между собой называют «зачисткой». То тут, то там горят города вместе с теми людьми, которые выйти из них наотрез отказались. Благо, таких крайне немного: Мин ожидал тысячи жертв, в то время как в последнем городе осталось не больше десятка таких суицидников. Но он параноик. И то, что всё идёт слишком по плану, внушает гору сомнений: не бывает так, чтоб легко и почти что без крови. Значит, всё дерьмо лишь впереди, а какого характера, нельзя даже постараться представить. В любом случае, он чертовски морально измотан за эти несколько дней, что они здесь, в Ильсане, стараются не пропускать поездов и военных летучек, которые успели сбить уже целых семь штук. Бельмо на глазу машинного социума. Скоро за ними точно придут, и ни хрена не понятно, смогут ли они отразить нападение. А парни хорошие. Действительно будет хреново, если кто-то из них отдаст Богу душу, хотя бы лишь потому, что Бога действительно нет, иначе бы он не послал людям проверкой эту суку Уюн.***
— Он двинулся в твою сторону. — Что? — В вашу сторону двинулись особо крупные шишки Верхнего общества, и по этой причине Чонгук решил лично их поприветствовать, — голос Чимина звучит до чёртиков бодро. Ровно настолько, чтобы понять, что прямо сейчас, в эту минуту, происходит дерьмо, о котором Карателю говорить не очень хотят, но придётся, пока он не сорвался назад проверить всё лично. Но нет смысла. Если Чонгук всё-таки двинулся, значит, идёт зеркально кое-кому, кто куда опаснее бытовых неразберих и поломанных ног. — Разве он не занят на другой стороне фронта? — Юнги хмурится, глядя в окно и внимательно слушая всё, что говорит близкий друг. Парни там, в комнатах, галдят весело и не подозревают о том, о чём Мин уже и сам давно догадался, а сейчас — и вовсе уверовал из-за звонка и бодрого голоса. — Был занят, — туманно отвечает Конструктор, а Каратель только и может, что головой покачать: — Они идут по наши души, их много и они очень сильные, а у Чонгука есть план, который придумал Тэхён, и прямо сейчас ты едешь с ним рядом, потому что ты в каждой бочке затычка. Я угадал? — С тобой стало скучно иметь дело, Юнги, — голос Чимина звучит очень обиженно, а сам он недовольно сопит, когда Мин негромко смеётся, — ты слишком хорошо всех нас выучил. — Я могу думать, что мы собираемся устранить их и совершить финальный налёт на Сеул? Потому что ты бы точно не ехал с ним, если бы не был пиздец подготовленным. — Я перестаю общаться с ним! — вопит Чимин куда-то вбок, обращаясь к кому-то, с кем, очевидно, находится рядом. — Он слишком хорошо нас всех выучил! — Каратель слышит громкий смех своего лучшего друга, а ещё — почему-то — и Ю, которая едет, видимо, с ними. Что странно, потому что изначально планировалось, что они вместе с Джебомом будут в тени до последнего. — Так какой план? — Какой-какой... — бормочет Конструктор. — Приедем — узнаешь. Ну, а пока занимайся всем тем, что делал до этого: воруй, убивай или чем ты там занимаешься. — Я не ворую и я не убиваю, Чимин, — тянет Юнги, не забыв глаза закатить. — Я просто делаю то, что я должен делать во благо местных жителей и Нижнего общества. — Во имя Карателя Ильсан стал свободным. — Мне нравится, как это звучит. — В общем, мы скоро будем на месте, большой хмурый парень. По нашим подсчётам и данным разведки, сеульские сливки придут лишить тебя головы послезавтра. Мы сработаем чуточку раньше и поможем тебе подготовить им тёплый приём, а после того, как их всех вырежем нахуй, ударим по столице, пока та будет ослаблена. Загоним твою бывшую в угол! — Дай бог, получится. — Ты в него ещё веришь? Юнги лишь хмыкает вместо ответа. А потом говорит своё честное, помолчав с пару секунд: — Нет. Но я верю в твой ум, Пак Чимин. И чертовски горжусь.