bring me the horizon — parasite eve
— Последний раз, когда мы так разделились, у нас кто-то умер, — буднично замечает Чимин, проверяя, хорошо ли закреплён тросс, по которому он будет вынужден подниматься первые двадцать семь этажей, чёрт возьми. — Умер настолько, что аж рядом стою, — отвечает Юнги, проверяя крепления у того на спине. — И всё же: не кажется вам, что такое разделение сил будет немного, ну... предсказуемым? — допускает Конструктор, вздыхая и на пробу ставя ногу на стену. — Типа, есть вероятность, что Уюн такая: «Ага, моего малыша Чимин-и трахает вон тот красавчик с большим вкусным членом»... — Чимин, — просит Чонгук с ноткой усталости, но Пак непреклонен: хмурит брови задумчиво, чтобы добавить серьёзно: — Нет, без шуток. На себя мне насрать, но я переживаю за этих двоих, — и кивком — на Хосока с Юнги, что отошёл к своему сегодня не только партнёру, но и подельнику: — В том, что она будет пытаться выследить хмурого парня в этом Аду, я не сомневаюсь, и мне стрёмно отпускать с ним просто Хосока. Не в обиду ему, но тот же Чонгук, может быть... — Приведёт Юнги к верной гибели, — замечает Тэхён, проверяя на себе бронежилет. — Поставить их двоих в пару — абсурд, а сейчас мы не только соблюдаем баланс сил, но и её переигрываем. — Что ты имеешь в виду? — Что Уюн стопроцентно уверена, что я не сгруппирую нас так, как сгруппировал на второй сеульской базе, Чимин, — отвечает ему Потрошитель. — Во избежание повторения случая, но именно так я и поступаю. Да даже если не учитывать логику: Намджун очень хорошо развит физически и действует в стрессовых ситуациях благоразумнее Чонгука, а ты умный и быстрый, но паникёр — по этой причине вас двоих нельзя разделять. Чонгук... — и ловит внимательный взгляд Киллера сбоку, — ...импульсивный. — Ты тоже. — Но я благоразумный, — парирует Ким. — А вон те двое, я могу поклясться тебе, пройдут дальше и быстрее всех нас, несмотря на их активные поиски. Они осторожны и очень продуманны. Не недооценивай их. — Почему ты уверен, что она не будет пытаться поймать Чонгука живым? — интересуется вдруг Намджун. — Это логично, разве не так? — Нет, логично, как раз-таки, то, что она будет стрелять по нему на поражение, — отвечает Тэхён, проверяя шнурки на ботинках. — Он унизил её на глазах у всей, блять, страны, и открыто бросил ей вызов. Семья — это прекрасно, но она очень труслива и у неё наверняка взыграла гордыня, на которой мы и можем сыграть, если на пять минут включим головы. И в этот момент Чимин коротко цыкает, потому что Потрошитель смотрит ему прямо в лицо — взгляд карих глаз невообразимо серьёзный, Тэхён будто весь изнутри подобрался, как хищник перед финальным прыжком, и даже голос у него звучит значительно ниже, когда произносит: — Чимин, ты понимаешь, что самая большая ответственность лежит на тебе? — К сожалению, — говорит в ответ Пак, пожимая плечами. — Главное, сделайте так, чтобы не пришлось бежать спасать ваши задницы. — Но, пожалуйста, сделай так, чтобы мы знали, если придётся спасать твою, — произносит Хосок, включая гарнитуру на ухе. — Запрашивай помощь сразу же. Намджун, не отходи от него ни на шаг, он ключ к нашей победе сегодня. — Я никогда не отойду от него, даже если он таким больше не будет, — парирует Ким. — Итак, начинается задница, — хлопнув в ладоши, хмыкает в свою очередь Киллер. — До сих пор пугает тот факт, что мы без проблем вошли в город. — Это значит, что те планы, которые нам набросал Джебом, всё же чертовски точны, и почти все военные силы сейчас переброшены на них с Сокджином, — пожимает плечами Тэхён. — Я не ошибся, когда назвал Архангела козырем. Он действительно убрал нам огромный пласт грязной работы. — Главное, чтобы они выстояли, — бормочет Чимин. — Главное, чтобы мы это сделали, — встревает Юнги. — Особенно вы двое, — и смотрит на Потрошителя с Киллером: — Мы идём зачищать снизу, Чимин и Намджун зайдут сверху, но самая задница будет посередине. Вы буквально приманка. — Нам не впервой, жаль только, что в этот раз без мотоцикла, — хмыкает Чонгук в свою очередь. — Ну, понеслась? И шесть кулаков в чёрных митенках соединяются в одном решительном жесте.***
Если верить планам Архангела, то главное здание Департамента устроено достаточно просто, но основной проблемой могут быть непосредственно те, кто здесь работает: в частности, можно войти в здание совсем незамеченными, если отрубить сигнализацию и воспользоваться той самой отмычкой, которую некогда изобрёл ещё Джексон — Юнги отлично умеет ей пользоваться, поэтому проблем не возникает, когда они с Хосоком заходят с парковки, остерегаясь всех камер. Два ключевых блока управления сигнализацией находятся здесь, но сложность и невроз их положения заключается в том, чтобы отключить их одновременно, и им предстоит разделиться, а Механик пиздец как не хочет выпускать из виду свою человечность. Пусть даже если она теперь намного сильнее и опытнее. Пусть даже если она здесь буквально жила — ощущения страха за то, что ты любишь, дурманит тебя в одинаковой степени вне зависимости от того, человек ты или андроид. Но Юнги, бесшумно ступающий в полумраке кишок-коридоров, обитых железом, нервным не выглядит. Напротив, выглядит уверенным, собранным и чертовски сексуальным, на самом-то деле, ну, если отмести в сторону всю их ситуацию и... — Мне скучно просто так ползти вверх. Хотите анекдот расскажу? — интересуется Чимин в гарнитуре, и если бы Хосок был человеком с мирным небом над головой, а не андроидом в стане врага, который рискует вот-вот лишиться всех своих микросхем, он бы вздохнул. Или выругался. Но благо там, снаружи, отключения сигнализации остались ждать Тэхён и Чонгук, которые пока могут позволить себе говорить в полный голос. — Чимин, давай лучше сыграем в игру, — голос Потрошителя в наушнике слегка искажён, но даже так в нём слышится потайная угроза. — В города? — живо интересуется Пак. — В молчанку, — предлагает Тэхён. — Ты водишь, Чимин, — встревает Чонгук. — Вы двое... знаете, кто? Вы две большие волосатые задницы без грамма сочувствия к чужому положению, вот вы кто! Юнги тихо хмыкает, а потом кивком головы указывает Хосоку на первую дверь, за которой скрылся первый блок управления. — Не засирай нашим сапёрам эфир! — возмущается тем временем Киллер. — Я не засираю, Чонгук, а развлекаю этих ребят! Там коридоры знаешь, какие? До пизды мрачные и кишат охраной, было бы славно послушать анекдоты перед тем, как ты, возможно, откинешься! Пока что охрану им видеть не доводилось. Что подозрительно. — Твой — второй, — напоминает Юнги одними губами, игнорируя ругань Чимина с Чонгуком в их гарнитурах. — Иди вперёд, я жду команды. Механик кивает. Всего каких-то десять метров между двумя комнатами, и боже, пожалуйста, пусть всё пройдёт без проблем, договорились? Потому что Хосок совершенно не хочет лишиться одного из своих аккумуляторов по чистой случайности, так что было бы здорово, чтобы охрана свалила на экстренный сбор с целью перегруппировки. Узкий коридор, обитый железом, освещён тускло, что немного нервирует. Но он всё ещё пуст, и по этой причине немного становится легче — морально, пусть и пришлось оставить Юнги за спиной. И у входа в кабинет со вторым блоком внутри он никого не встречает. Это слишком сильно пахнет дерьмом, но план нужно выполнить. Отключить сигнализацию. Запустить Тэхёна с Чонгуком. Всё будет нормально. — Ты готов? — голос Карателя затыкает Конструктора с Киллером разом. — Нашел кнопку? Она должна быть красного цвета и не закодирована, по крайней мере, у меня так. — Да, у меня тоже так, — для уверенности Хосок кивает, даже если этого никто не увидит: на большом экране действительно есть несколько квадратиков с обзорами камер, но все коридоры пусты. Возможно, пока что. Но кнопка в наличии. — Давай на счёт «три»? — Без проблем. Раз... два... И на долгожданной команде Хосок жмёт на кнопку, и понимает, что теперь действовать предстоит быстро: по всему коридору идёт странный гул, природу которого сложно понять, но он механический, и он выбегает назад в коридор, не заботясь о том, чтобы оставаться бесшумным, и видит, как одна за одной опускаются железные занавесы, отделяя его от Юнги. Но зато проявляются незамеченные в этом освещении двери. Те самые, которые, открывшись, знакомят Механика с таким феноменом, который в народе именуют засадой, потому что из одной такой двери на всех парах вылетают сразу четверо с пушками наперевес, и Хосок здесь явно не в выигрыше. — Твою мать, блять! — рявкает он, уже не скрываясь, и с одного выстрела снимая первого противника пулей точнёхонько в лоб: кровь брызгает на стену незамедлительно, понимание, что перед ним всё-таки люди, немного облегчает морально, но Механик всё ещё в проигрыше. И всё ещё должен бежать вперёд в неизвестность, скача, как грёбанный заяц, чтобы в него не попали, и совершенно не зная, что встретит там, дальше: один раз ему всё-таки попадают в район правой руки, закоротив пару контактов, и пальцы нахрен отказывают: «Май» с грохотом падает на пол, а «Июнь» достать из кобуры возможности нет. Коридор узкий, вертлявый, Хосок, слава богам, устать не может ввиду своей же природы, но у него всё ещё есть пара слабых мест в теле, пусть карта памяти была перемещена Чимином из крестца прямо в лодыжку. Аккумуляторы, мать их дери, никуда не деть ввиду их функционала, и поэтому если сейчас они каким-то хреном пробьют ему затылок и спину, то он будет в полном дерьме... ...или даже без этого: резко затормозив, он, словно в традициях самого обосранного в мире клише, упирается в блядский тупик, пока там, сзади, раздаётся топот шести ног за раз, и все они идут по его душу. Слышатся за поворотом: и Чон, обернувшись, прижимается к стене спиной, понимая, что настал полный пиздец, потому что эти ребята, которые вырастают от него всего в нескольких метрах, настроены, мягко говоря, недружелюбно. Если попадут в голову, то будет совершенно не здорово, а куда метить, чтобы уничтожить андроида, эти ребята осведомлены лучше всех. Не в силах сдержать нервной улыбки, всё ещё совершенно безоружный, Хосок чувствует себя зверем, загнанным в угол в прямом смысле этого слова: они наступают на него медленно-медленно, словно бы ожидая, что он выкинет какую-то дичь; за спиной всё ещё железная стенка, а единственная дверь в коридоре, которая будто бы издевательски находится по левую руку, открывается, видимо, только с другой стороны — он успел дёрнуть за ручку парочку раз, пока в запасе была пара секунд. А ещё, конечно, видит и словно бы чувствует кожей красную точку на собственном лбу, и это не добавляет веселья. Однако вопрос с ним быстро решает Каратель, который внезапно распахивает ту самую дверь, в прыжок оказывается между Механиком и ребятами из Верхнего общества, чтобы вскинуть «Апрель» и, ухмыльнувшись невесело, рявкнуть: — Не в мою смену, уёбки.***
— Вы в порядке? Голос Чимина не должен звучать настолько взволнованным, когда он произносит эти слова: в конце концов, каждый из них здесь прекрасно знал, на что шёл, и каждый осознавал, что живыми отсюда унесут ноги не все. Но, может быть, даже в такой сложный момент в душе Конструктора есть место для чёртовых чувств, с которыми он всё ещё старается жить: когда в гарнитуре слышатся выстрелы, он даже слегка тормозит, но Намджун уверенно тащит за руку вперёд. Департамент сейчас охраняется плохо: Сокджин и Джебом в прямом смысле берут город штурмом, отвлекая на себя всё внимание вышки, но лишь вопрос времени, когда Уюн кто-то доложит, что из семи действующих лидеров Нижнего общества за стенами из стали стоит только один. И вопрос времени также момент, когда она их разыщет, чтобы не пропустить к самому важному — одному из своих головных офисов, куда Чимин так отчаянно стремится попасть чем раньше, тем лучше. В их плане нет особых прорех, как не бывает их и в любом другом плане, которым занимался лично Тэхён, но есть один жёсткий нюанс: нужный им люк, цифровой код которого получилось взломать, находится почти через всё здание от заветной двери. Чимин и Намджун здесь вдвоём, и если сюда повалят незваные гости, то даже белый флаг ни хрена не спасёт — расстреляют прямо на месте. Потому что Чимин никогда не был особо важной фигурой — не с появлением Азарта в среде. Его не станут даже допрашивать. — Да, — раздаётся, наконец, хриплый голос Юнги в гарнитуре, — осталось только понять, как много мы наделали шуму, и искать выход наверх. — Будьте в порядке, — просит Тэхён где-то внизу. Намджун на это лишь только и может, что головой покачать и кивнуть своему бойфренду, мол, давай, поторапливайся. Покорно кивнув, Чимин, приличия ради отбросив все колкости в сторону, устремляется за Оружейником дальше по коридору, внутренне морщась от воспоминаний: было же время, когда он ходил здесь, ничего не боясь, и было же время, когда все здесь боялись его. Осталось лишь снова заставить бояться, пусть ненадолго, но только теперь немного иначе. Слегка по-другому. В ином ключе, так сказать. Коридор кипенно-белый и до брезгливого чистый — Намджуну наверняка режет глаз такой интерьер, как давит отсутствие каких-либо дверей. Но это, на самом деле, только так кажется: кому, как не Чимину, знать лучше всех, что проходов тут великое множество, просто все они скрыты от человеческих глаз. Или же глаз посторонних. Но запутаться и правда легко: будь Пак человеком, уже бы выпал в осадок, а пока в голове есть чёткая схема этого здания со всеми входами и выходами, которую он буквально вгрузил себе в карту. Остаётся просто надеяться, что на них никто не выйдет, каким сексуальным Намджун бы в ярости ни был. Стараясь ступать быстро и максимально бесшумно, Конструктор посреди коридора ощущает себя, словно на мушке — наверное, именно так себя чувствуют обычные люди годами даже в стенах своих же бараков. Кажется, ему даже страшно. И отчаянно сильно волнительно за всё то, что грядёт, но пока есть только они вдвоём — и коридор, безликий и длинный, будто бы бесконечный. Совсем, как ожидание грядущей пизды.***
— Дальше по курсу коридор расходится на две половины, так что нам с тобой предстоит разделиться, — сообщает Тэхён со злорадной ухмылкой сразу после того, как они с Чонгуком заходят в здание в качестве почётных гостей прямо через главный вход, а Киллер, ни секунды не мешкая, стреляет в лоб замершему на ресепшене парню. Тот был человеком: кусочки мозгов по белой стене выглядели довольно контрастно, но выстрела было не слышно из-за очередного разработанного Хосоком глушителя, и только звук тяжёлого падения мёртвого тела слегка разрядил обстановку. Впрочем, у них такая задача: чуть-чуть пошуметь, но, как сказал Юнги назидательно, «в пределах разумного». «Вспомните своё бурное прошлое, но только без глупостей. В пределах разумного», — так он сказал. А Тэхён, пусть и поменялся за всё это время тысячу раз, сейчас извращённо чувствует себя хорошо оттого, что они с Чонгуком, как в старые-добрые, разминают вдвоём свои косточки на общем опасном для их задниц деле. Было же время, когда они гнали предателя по тёмному спящему городу; было же время, когда они работали палачами для всего Нижнего общества; было же время, когда после этого они отчаянно трахались, а секс походил на какой-то, блять, спарринг. Это было давно. Может быть, в прошлой жизни, но сейчас ощущения будто просыпаются снова: будто они не женаты и у них всё ещё всё очень сложно и ни хрена не понятно, а Тэхён совершенно не уверен в том, что ощущает к Чонгуку, в то время как Чон в ответ гарантирует никаких любовных привязанностей. Как он там говорил? «Поебать на чувства абьюзера»? Что же, даже если сегодня Потрошителю уготовано сдохнуть, ему будет не особенно грустно: в конце концов, он как минимум совершил нихуёвый апгрейд собственной личности, а ещё заполучил лучшего мужчину в этой Вселенной. Так же весомо, как и построить дерево, вырастить дом и посадить сына. Или как там было, блять?.. — Думаешь, в каждом из коридоров нас будет ждать по сюрпризу? — насмешливо интересуется тем временем Чон: им двоим, в отличие от Юнги с Хосоком или же Намджуна с Чимином, вовсе не нужно думать о том, чтобы казаться бесшумными. Возможно, ровно настолько, что будь у них лишний танк, то они двое бы на нём сюда радостно въехали. — Я даже смею надеяться, что мы знакомы с обоими, — замечает Тэхён с широкой улыбкой, — и с одним из них у тебя, помнится, есть пара нерешённых моментов. Он видит, как вспыхивают у Чонгука глаза. Той самой жаждой отмщения, тем самым ощущением скорого кровопролития и виртуозного драйва, который дурманит сознание обычных людей и заставляет кровь забурлить. У Киллера, конечно, крови нет больше, но стоит надеяться, что «коктейль возрождения» подскочил на парочку градусов от понимания, кто их, скорее всего, будет встречать — Тэхён редко прогадывает, а ещё точно уверен, что Канпимук даже подумать не мог, что им удастся зайти со стороны подвала и с крыши. Вроде как, там всё хорошо оцифровано. Вроде как, защита была стопроцентной, ну, до первого Им Джебома в стане Нижнего общества. Азарт уверен, что они зайдут прямо через главный вход в здание. Кто такой Потрошитель, чтобы разочаровывать дитятку? — Тогда я буду надеяться, что мой сюрприз будет ждать в том коридоре, в который предстоит пойти мне, — хищно осклабившись, тянет Чонгук. Коридоры на этом этаже немного ебаные. В том самом смысле, что, разделившись на два, они в итоге снова сойдутся в один, и это делает операцию проще и лучше, а триумф от победы — чуточку слаще, потому что после возможной победы Тэхён даже сможет быть немного романтиком и прыгнет своему мужчине прямо на ручки. Прямо как будет: пахнущим смертью с отдушкой триумфа, но если они действительно сейчас смогут выпилить что Охотника, что его папочку, то тогда успех гарантирован процентов на девяносто. Главное, чтобы детки не привели с собой пару хвостов. Но, впрочем, и здесь беспокоиться стоит только об аккумах: карты памяти Чимин, конечно же, снова всем пересадил по старой традиции. О том, что кто-то из них может до точки пересечения живым не дойти, Потрошитель думать отказывается. Но всё же даёт себе ещё разок волю — притянув к себе за грудки, коротко целует любимые губы, ловя своими чужую усмешку и шёпот: — А если тут камеры? — Они наверняка есть здесь. — Хочешь показать Азарту и Охотнику шоу? — Нет, сейчас я просто целую любимого мужа перед нашим финальным забегом, а шоу я лучше покажу им приватно, в конце концов, они хорошо заплатили. И, Чонгук, громко фыркнув, ему лишь подмигивает перед тем, как устремиться в «свой коридор» справа, позволяя Тэхёну идти по иной траектории.***
— Мне кажется, мы заблудились, — Хосок коротко цыкает, подняв глаза наверх к потолку и быстро оглядываясь по сторонам: другой коридор, в который привела их вся та же дверь, оказался тесным, тёмным и тусклым, будто для служебного пользования, но даже здесь они умудрились наткнуться на троих из Верхнего общества. Но пока что везёт: те всё ещё были людьми, и даже в таком узком пространстве андроиды имеют преимущество перед человеческой расой, поэтому с ними проблем не возникло — только кровью сильно разит. И Юнги явно слегка закипает, тоже поняв, что они немного отклонились от плана — и пусть Тэхён обещал им погрешности, этого хода на плане Джебома с Чимином однозначно не наблюдалось. — Постарайтесь найтись, потому что мы не можем сейчас занять себя поисками, — сообщает Конструктор едва-едва слышно: — Тэхён, Чонгук, вы на какой уже стадии? — Мы разделились, — говорит ему Киллер, — думаю, скоро здесь начнётся веселье, потому что включилась сирена. — У меня уже началось, — смеётся вдруг Потрошитель, и Хосок отчётливо слышит на другой стороне звуки выстрела и тяжёлый звук падающего тела: — Но пока только люди, и меня это весьма напрягает. Механика, если быть до конца откровенным, тоже напрягает значительно: не могла же Уюн окопаться в своём офисе, выставив вокруг него штат из роботов для защиты своих микросхем, но отправить людей на убой? Или, быть может, она всё же перебросила силы на какую-то другую часть здания? Но вопрос — на какую? Не могла же она вдруг узнать, как именно лидеры Нижнего общества решили одержать победу над режимом машин, и что именно им удалось выяснить? А если она всё же и смогла догадаться, то получается, что Тэхён и Чонгук совсем не приманки. Получается, их постараются лишь устранить или же задержать, а основной удар придётся по... — Твою мать! — это восклицает Юнги, не боясь быть услышанным, и, повернув голову, Чон сталкивается с испуганным взглядом обычно спокойных и серьёзных глаз своей человечности. — Твою мать, Хосок, нам нужно выбираться отсюда как можно скорее. Сука, Хосок, нам нужно!.. В гарнитуре слышится выкрик Намджуна. — ...наверх, — заканчивают они с Хосоком синхронно, и приспускают вперёд с робкой надеждой на то, что шанс выбраться из этого лабиринта появится как можно скорее.***
— Живыми не брать. Это всё, что говорит Канпимук Бхувакуль, на Охотника даже не глядя и перезаряжая свой пистолет: ненависть чёрного цвета клокочет где-то под кадыком, мешая нормально сглотнуть, давит на глотку и поглощает. Замерший рядом Охотник реагирует быстро, пусть и видит лишь одним глазом, но сжирает изображение на экране компьютера ликующе: ему разрешили за себя отомстить, позволили за себя постоять, взять реванш, отыграться. Разрешили убить того, кого до этого убивать запрещалось, и Азарт прямо сейчас разрывается от клубка самых противоречивых ощущений за всю свою жизнь: старая мечта, такая же чёрная, как и та ненависть, что сейчас разъедающим ядом проникает в сосуды, вспыхивает обжигающе ярко, однако её перекрывают эмоции — новые, жгучие, застилают глаза, а бешеный пёс внутри, что снедаем жаждой вернуть своё и заклеймить его посмертно принадлежностью лишь одному человеку, рвётся туда, в коридоры, чтобы отступиться от всех изначальных, мать вашу планов. Чтобы убить. Разорвать. Ни хрена не оставить — тем более, что Уюн теперь разрешила. Пошёл ты нахер, Охотник, вместе со своими травмами и говноамбициями: проваливай к чёрту с этой игровой доски, где тебя отдадут в жертву ради чужой крупной победы. Ради чужой старой мечты, подпитанной чёрным и острым.«Я разобью тебе ебало, если ты меня поцелуешь»
Так он когда-то сказал ему в полумраке поли-притона после того, как они всю ночь развлекались друг с другом и с тремя обдолбанными вусмерть девчонками.«Я люблю развлекаться, но не люблю, когда кто-то думает, что работу можно смешать с весельем»
Так он заверил в их последнюю встречу, поставив точку на чёрной взаимной зависимости острым, обрывистым «Просто забудь о том, что, теоретически, мы могли бы присунуть друг другу» после всего того, что их разделяло. После того, как хорошо они понимали друг друга.«Ты пустой, Канпимук. Сильный, но одноразовый»
Да что бы ты понимала, высокомерная тварь с микросхемами вместо мозгов? Одержимая желанием восстановить то, что когда-то утратила, но по-детски впавшая в ненависть после того, как твои живые игрушки не захотели тебе подчиняться? Твоя обида глупа, дебильна, смешна — и это ты, сука, пустая, и это ты, блять, одноразовая. В тебе ни хрена нет святого: ты родного брата убила, который с ума сошёл после того, как тебя потерял, потому что решила, что отныне он и его любовь к тебе — слабость, которая тебя недостойна. Ты не способна на светлые чувства, Уюн, можешь только играться и пользовать. Думать, что если спрятаться в собственном мире мечтаний и грёз, то реальность начнёт вращаться по заданной тобой траектории, но ведь так не бывает. Даже если обратиться к давным-давно вымершему — той же религии, можно увидеть, что не всегда люди ведут себя по воле Создателей, а ты совершенно не бог. Как раз-таки ты, Уюн, слабая. Ты заливала о том, что Азарт может только использовать, но по итогу сама заигралась. Сама превратилась в жалкую, истеричную суку. А Канпимук просто когда-то очень сильно любил. Невзирая на то, что сам себя лишь обманывал, заверяя своё же сознание, что это лишь удовлетворение первичных потребностей, он привязался ровно настолько, что нашёл в себе силы уйти озлобленным псом, оторваться, заставить себя ненавидеть в ответ. Возможно, он сделал неправильно. Возможно, сглупил, потому что сам же и вляпался в это дерьмо, хотя никто из них не давал никаких обещаний. Но смотреть в глаза Потрошителю после того, как тот перечеркнул его чувства, уже больше не мог. Тэхён не хотел тонуть в чувствах с «коллегой», с которым одновременно воспитывался, отказав ему грубо, обрывисто, не оставив и шанса, и Азарт ушёл в сторону, разлагаясь внутри все эти годы, не подошёл к нему даже в ту недолгую пору, пока Ким был в Сеуле, повинуясь программам и кодам. Канпимук Бхувакуль всегда любил Ким Тэхёна так сильно, что в те далёкие годы, на самом-то деле, никогда в нём не видел соперника — только лишь лидера, за которым хотелось идти. И немного подобраться поближе, в сердце залечь. Но Тэхён ему отказал. Никаких отношений с «коллегой», верно ведь? Но тогда почему прямо сейчас он поцеловал под камерой Киллера? — Ты идёшь в левый коридор, Мью, — чеканит бездушно, на того даже не глядя. — Азарт, но ведь в него пошёл... — Это приказ. Возражения не принимаются. Проваливай с игровой доски, чёрт бы побрал. И извини, что тебя придётся принести в жертву тому, что Азарт зовёт отмщением.***
Если Чонгук выйдет из этого пекла живым, то возненавидит белый цвет до конца дней своих из-за его обилия в этом отвратительном месте. И железо возненавидит под стать: будь Киллер всё ещё человеком, всенепременно бы словил какой-нибудь блядский припадок от тесноты, дискомфорта и нервов, однако сейчас это проблемы дней давненько минувших, и по этой причине Чон не тормозит ни секунды. План здания в голове хорошо отпечатан, местонахождение скрытых дверей на этаже Джебом и Чимин отлично запомнили, и по этой причине Чонгук слегка тормозит перед каждой из них: очевидно, что его ждёт тёплый приём в лице, скорее всего, лучшей собачки Верхнего общества, и он ждёт этой встречи так сильно, как не желал получить тот подарок, который ему Охотник подарил на день рождения. Но тот не спросил, а теперь не спросит Чонгук: сжимая в каждой руке по одному из «осенних» (что до сих пор слегка непривычно, волнующе: двумя руками он практически отвык пользоваться за всё то время, что был инвалидом, однако сейчас всё иначе и ощущения будто бы новы), он бежит по коридору стремглав. Где-то там, за плотным железом, по точно такому же бежит самый дорогой человек, готовый ко встрече со своим давним кошмаром, и Киллер соврёт, если скажет, что за него не волнуется. Тот самый случай, когда на себя по большей части как-то плевать, но Тэхён и его давние травмы, тяжёлое прошлое, а также тяжёлый труд над собой выходят в приоритет ослепительной вспышкой и возводятся в ранг чего-то остро-сакрального. Если хотя бы один волос упадёт с его головы, Чонгук подорвёт это здание вместе с собой. Если тот ранит его не только физически, но и морально — разнесёт весь Сеул на психах. А если после того, как Тэхён посмотрит Азарту в глаза перед смертью второго, он начнёт сомневаться в себе и в своей человечности... то будет с ним рядом столько, сколько понадобится. Не отойдёт, даже не подумает вдруг оттолкнуть: нет, прижмёт к себе и до конца дней этой планеты будет рассказывать, как замечателен тот, кого зовут Потрошителем, и как много он пережил. И как много работал, чтобы стать таким, коим является здесь и сейчас. Чонгук ускоряется, пистолеты сжимая покрепче в руках, морально собираясь с духом и силами: ещё пара рывков, и этот адский день кончится, поставив точку в страшной книге, что писалась рукой тирании андроидов. Кончится, распахнув книгу новую: страницы в ней будут чистыми, но глава первая уже давным-давно назвалась равноправием, правами, свободами. Одна из скрытых дверей по правую руку резко распахивается: Киллер мгновенно затормаживает и сгибает колени, уклонившись от пули, посланной рукой человека. А после голову вскидывает, чтобы следом — и брови. Не ту пустолайку из Верхнего он ожидал тут увидеть. Однако же вот он, Азарт, стоит в своём неизменном чёрном плаще — Чонгуку вгрузили воспоминания Тэхёна, Юнги и Чимина об этом придурке с завышенным чувством собственной важности, и поэтому Чон узнаёт его сразу. — Так вот, как это чувствуется, — сребровласая голова клонится к плечу, интонация ленивая, даже вальяжная: ровно настолько, чтобы Киллер вдруг понял, как сильно Канпимук Бхувакуль напряжён и взволнован их встречей. — Имею в виду, — и улыбку шлёт острую, — как ощущается встреча со знаменитостью всего Департамента. Неприкосновенным сокровищем, за порчу которого здесь когда-то можно было даже получить смертную казнь. Чонгук не шевелится: он был уверен, что к нему в коридор спустится его давний соперник, но никак не чужое тёмное прошлое и оплот психотравм дорогого ему человека. — Конструктор кудесник? — внезапно тянет Азарт, кивая на чужую левую руку. — Как он смог поставить протез, если тебя ранили ножом «Poisoned spell»? Он не знает. Он не знает, что Чонгука «улучшили», и Киллеру стоит огромных трудов держать лицо напряжённым, а не ликующим: Азарт наверняка решил устранить помеху в лице одного из лидеров Нижнего общества, подсунув Тэхёну Охотника, который однозначно ему проиграет, дабы встретиться со своим давним врагом без свидетелей. Но он даже не в курсе, что сейчас стоит не перед слабым здоровьем молодым человеком, а перед настоящим андроидом, который превосходит его абсолютно во всём. Канпимук Бхувакуль действительно пошёл к Чонгуку уверенным, что расправится с ним за пару минут, жестоко и жёстко подставив своего человека. Этот поступок, на самом-то деле, заставляет Киллера разочароваться в Азарте ещё чуточку больше, но это так, с вершин его личных принципов: никогда бы Чон не пошёл драться с тем, кто заведомо слабее него; никогда бы не опустился до уровня пыток над немощным — пусть чем-то подобным занимается кто-то другой. Но пока будет весьма интересно поиграть в ту игру, в которой, как Азарт пока думает, лишь только он способен задавать какие-то правила. — Что изменилось? — голос сделав хриплым, уставшим, задаёт Чонгук свой вопрос. — Ты сказал, что когда-то можно было получить смертную казнь. Что изменилось? — Уюн ненавидит тебя, — пожав плечами, просто отвечает ему генерал с улыбкой на красивом лице. Чимин когда-то назвал этого парня рептилией, и сейчас Чон как никогда понимает причину такого определения. — Ненавидит так сильно, как это только возможно: ты у неё всё отобрал. Решил не давать себе шанса на лучшую жизнь. — Прямо как ты, я посмотрю, — не удерживается Киллер от колкости, послав этому придурку усмешку. Азарт вздрагивает. Явственно злится. — Что ты имеешь в виду? — Мой муж, — ага, значит, вот, где слабость: ещё одна судорога чужого тела наталкивает на определённые мысли, — мне рассказал, что когда-то ты немного попутал своё положение и переступил пару границ, после чего очень расстроился. Настолько, что предал товарищей. Красивое лицо пронзается яростью, а голубые глаза вспыхивают ослепительной ненавистью — эмоцию эту даже линзы притупить не в силах совсем. — Твой муж — это? — О, — и Чонгук широко улыбается. — Вы с ним знакомы. Его зовут Ким Тэхён. Мы поженились недавно, извини, что тебя не позвали на торжество. И, видимо, наступает на больную мозоль, потому что Азарт замирает на пару мгновений. А потом ошибается, поддавшись эмоциям, как и любой другой человек: на Чонгука бросается, ни секунды не мешкая, каждое движение — чертовски отточенно, и будь Чон одного с ним вида, ему пришлось бы очень несладко. Рывки резкие, дикие, пистолет грохочет исправно, пули отлетают от стен, однако... Это всё ещё медленно. Всё ещё недостаточно против машины, которая двигается намного быстрее и лишена множества неудобств тел из плоти и крови: Чонгук, хорошо натренированный Юнги и Тэхёном, уворачивается от всех ударов с поразительной лёгкостью, каждая пуля, которая метит в него, кажется до ужаса медленной — и по этой причине у Киллера нет поводов не сделать то, что он делает. Резкий рывок под чужой рукой, подсечка — Азарт в пространстве теряется, и Чонгук, выпрыгнув у того за спиной, с силой даёт ему по голове прикладом одного из «осенних», заставляя бесславно осесть на холод белого пола, а после — незамедлительно стреляет тому по ногам, обездвиживая. И только потом смотрит на чужое лицо. От боли серое, взмокшее — ни следа не осталось от ненависти и набившей за краткость знакомства гордыни, только лишь измученный призрак чего-то когда-то живого. Чего-то, что осознало: эту войну не выиграть его стороне. Канпимук Бхувакуль, генерал Верхнего общества, которого боялись если не все, то очень и очень многие люди, сейчас найдёт свой конец от руки Киллера — высшего лидера Нижнего общества. Но перед этим, тихо постанывая и глядя на лужу из красного, что растекается под ним на полу, только лишь улыбнётся и посмотрит на него снизу вверх с тихим: — На один вопрос ответь мне перед тем, как пристрелить. Договорились? — Валяй, — коротко разрешает Чонгук. Ему не жаль эту сволочь. Но жаль мальчугана, которого с детства приучили к жестокой системе. Но, с другой стороны, никто из всех тех, кого Чон считает семьёй, не поступил бы так со своим коллективом, потому что у каждого есть понятие чести. А бесчестного человека не жаль. Осудите, оспорьте — Чонгук никогда не сможет проникнуться, если за душой нет ничего, кроме злобы и эгоцентризма. — Почему он выбрал тебя, но не выбрал меня? — и Канпимук смеётся негромко. А Чонгук, плечами пожав, мог бы толкнуть ему целую речь о том, как сильно изменился каждый из них с момента знакомства, а Азарт, очевидно, как был статичным, так и остался; что Тэхён в принципе ненавидит бесчестных людей, которые могут изогнуться под всеми углами, и куда ценнее для Потрошителя — умереть за то, что он считал верным, не сдаться, чем, переобувшись, спасти свою шкуру. Но Чонгук слишком уважает Тэхёна, чтобы говорить за него без него. А потому, плечами пожав, лишь отвечает: — Ты бы мог получить честный ответ на свой вопрос из первых же уст, если бы в тебе было хоть что-то от человека, и если бы ты не отправил своего подчинённого драться с Тэхёном — то бишь, на однозначную, стопроцентную гибель, а дал бы нам с ним свести свои старые счёты. Но ты решил, что тебе поважнее не поговорить с тем, кто тебе небезразличен, а устранить того, кого ты считал слабым и того, кому ты завидовал. Не получилось, Канпимук Бхувакуль. Ты опять обосрался, а говорить за кого-то я прав не имею, так что прими просто как данность, — и, покачав головой, возносит дуло своего «Октября» напротив чужой головы. — Блядские роботы... — глядя на потолок с невесёлой улыбкой, лишь шепчет. — Как же я вас всех ненавижу... И на этом Чонгук заставляет его замолчать навсегда одним коротким завершающим выстрелом, что отражается по стене сзади веером густого и красного. Бесславная, глупая смерть. Утонул ты в гордыне своей, Азарт, и не жаль тебя нынешнего почему-то... совсем. Покачав головой, Чонгук устремляется дальше по коридору. Там, впереди, в нём нуждаются больше, чем нуждается в нём труп того, кого человеком язык не поворачивается даже назвать.***
— Давненько не виделись. Эта встреча весьма неожиданна, ну, разумеется: Тэхён, почему-то уверенный в том, что Канпимук захочет с ним повидаться с глазу на глаз, совершенно не думал, что Азарт его слегка переиграет и отправит своего подчинённого на верную смерть — а в том, кто из этой схватки выйдет поверженным, Ким ни секунды не сомневается. Здесь нет самоуверенности — совсем никакой. Лишь только разница в опыте, знании врага своего, а также собственных силах. Охотник всё ещё человек, пусть и обученный, как лишить жизни андроида, однако Тэхён — это всё ещё не просто андроид, а тот, кто чувствует и набирается опыта лучше, чем это делают многие люди. И тот полный самодовольства взгляд уцелевшего в бою с Киллером глаза, что сейчас Тэхён наблюдает, как раз говорит о том, что поражение ближе, чем его сопернику хочется думать и знать. — Повязка красивая, — подбородком указывает Потрошитель на чужое лицо. — Мой мужчина красиво на твоём ебле расписался. Манипуляция на Охотнике совсем не срабатывает, а Ким и не думал, что тот поведётся — уж больно дешёвый был ход. Как бы Тэхён этого парня ни ненавидел за принесённые Чонгуку увечья и за больное мышление, тот всё ещё остаётся отлично натасканным воином. Да, такой, как он Потрошителю совершенно не ровня, но здесь разгадка превосходства проста, а вот если смотреть на навыки объективно и со стороны, то нельзя не увидеть машину. Не ту, на которую Охотник сейчас старается так отчаянно скалиться, а ту прослойку людей, которая из себя выжгла все чувства и принципы в угоду какому-то делу — тоже экстремизм, так-то, но только в обратную сторону. Больное сознание. Одержимость достижением цели, которая, проходя сквозь холодный расчёт, обрастает маниакальностью — а если ещё глубже подумать, то становится ясно: этот мужчина, что стоит перед ним, идёт не своей совершенно дорогой, а той, по которой ему велели идти, чтобы выжить. Тэхён хорошо разбирается в людях — до психолога ему, конечно, далековато во всех смыслах этого, блять, каламбура, но он действительно умеет находить причинно-следственные в поступках других и развил хороший навык пользования этими связями. И сейчас, стоя посреди коридора и оставив за спиной несколько трупов, отчасти Охотнику даже сочувствует. Но проблема кроется в том, что у него ещё и память хорошая — такое бывает, когда ты андроид, — и он в мельчайших деталях запомнил, как этот тип пытал его в попытке выманить Чонгука из тени да и просто для кайфа. Да... Тэхён действительно хорошо разбирается в людях. Вот только прощать их толком не научился пока. — Я второй раз не наебусь, если что, — уточняет, скорее, для какой-то проформы, возводя курок на человека, который его с таким упоением мучил. — В отличие от тебя, который наверняка уже понял, что его разменяло родное начальство. — Такое первый раз произошло, — пожимает плечами этот придурок с ухмылкой, взглядом целого глаза внимательно за ним наблюдая, однако, конечно же, зная, что он так и так труп: в прошлый раз ему удалось заполучить Потрошителя слабым, доверившимся уже умершим людям, а сейчас тот стоит перед ним, готовый драться в полную силу, и здесь исход всё ещё очевиден, если не случится какое-то чудо. Но в их мире чудес не бывает, и именно это — причина, по которой Нижнее общество решило творить судьбу всех людей своими руками. — Имею в виду, до этого мной разменивались довольно открыто, — осклабившись, поясняет ему Охотник тем временем, — и, как видишь, я всё ещё жив, хотя были случаи, когда люди верили, что я уже не вернусь. — Ну так и со мной, играющим в полную силу, ты впервые встречаешься, — пожимает плечами Тэхён. А после не медлит: где-то там, в соседнем от него коридоре, Чонгук наверняка схлестнулся с Азартом, и Ким напиздит, если скажет, что ни хрена не волнуется. Поэтому Охотника убрать стоит быстро — собаке, в конце концов, собачья смерть, верно ведь? Без церемоний и игры в поддавки: Потрошитель отбрасывает в сторону всё уважение к простым, человеческим слабостям, и в свою очередь движется так, как люди не могут. Быстро. И выстрелом Охотнику в район селезёнки — таким же быстрым, бесшумным и заставляющим, охнув, согнуться, оружие выронив. — Это тебе за инвалидность Чонгука. Он даже не выстрелил. Не успел просто-напросто. Зато теперь наверняка понимает, на что его обрёк Канпимук Бхувакуль, которому он так верил. А Тэхён, беспардонно пнув его в бок и опрокидывая на белый пол, лишь только с пару секунд смотрит на расползающуюся под слабым человеческим телом кровавую лужу, а после, головой покачав, поясняет: — Знаешь, в чём твоя слабость, Охотник? — и вместо ответа — хрипы с проклятиями, и Потрошитель считает, что может продолжить, уже возводя курок снова: — Слишком много пиздишь. И стреляет без промедления. А затем — ещё и ещё, для достоверности. Чтобы после, не обернувшись, броситься туда, по коридору вперёд с оружием наперевес: тот раздражающе длинный, и уже спустя несколько метров он вновь натыкается на ребят в одежде белого цвета. Но у Тэхёна нет времени на какие-то там реверансы: движения быстрые, нечеловеческие, и вот уже ещё трое трупов остались лежать на полу, пока Потрошитель бежит вперёд, не тормозя ни на миг — за Чонгука страшно пиздец. А к моменту их встречи совсем неготовым оказывается: выскочив из своих коридоров одновременно, они едва ли не сталкиваются, а после — чуть было не стреляют друг в друга. — Твою мать, — Чон негромко смеётся, а выглядит совсем не задетым: покатые плечи опускаются в расслабленном жесте. — Я думал, что ты... А Тэхён, теперь уже по-человечески выдохнув, всё-таки делает то, что так хотел. Прыгает Киллеру на руки, чтобы поцеловать крепко в губы с негромким: «Ты жив», чувствуя, как его нежно придерживают. — Живее всех, — хмыкает его целый муж. — В отличие от твоего старого друга. Прости, он не оставил мне выбора. — Надеюсь, в Аду ему будет тепло, — ухмыляется Ким. — Пойдём, нас заждались Намджун и Чи... И в этот же миг слышит крик Чимина в наушнике.***
aaron mist — i want you'll be proud of me
Всё идёт абсолютно по плану. Первые пятнадцать минут, что они проводят на этаже, стараясь бесшумно дойти до нужных дверей, и это было так глупо — подумать, что у них всё получится. Было так наивно решить, что у них не будет проблем, а Уюн Ванг настолько отвлечена бойней под стенами города, которой руководят Джебом и Сокджин, что не заметит их присутствия здесь. Джебом и Сокджин, что уже должны, судя по времени, ворваться в Сеул и идти к Департаменту, по плану появиться здесь уже в течение нескольких минут: сирены отключены Хосоком с Юнги, точно так же, как отключена блокировка дверей; всех тех, кто может помешать продвижению Нижнего общества вверх, уже устранили Чонгук и Тэхён, которые тоже уже должны подниматься сюда. Но Конструктор не ожидал, что она их переиграет настолько, усилив не подступы к своим главным офисам, а непосредственно весь этаж, заманив их в западню: и прямо сейчас они с Намджуном даже не могут и носа казать из-за угла — сразу стреляют. Ни хрена не пускают — Чимин, зло ругнувшись, прижимается розоволосым затылком к стене, крепко жмурится, мысленно считая до трёх, а потом переводит глаза на Намджуна, который, утерев со лба испарину, только говорит коротко: — Я буду в порядке, — и болезненно морщится. — Да, разумеется, ты будешь, блять, — и похуй, что бок продырявили и оттуда хорошо так подтекает, а сам ты серого цвета и тебе сложно ходить, а Чимин один против целой орды из Верхнего общества: сколько их там человек? Штук двадцать? Или же больше? — У тебя выбора нет, кроме как быть в порядке, — шипит злобным котом, а потом навскидку шмаляет из-за угла, чтобы не расслаблялись, а не решили их по итогу зажать в этом углу и расстрелять, как котят. Очередь в ответку прилетает мгновенно. Дыхание Намджуна становится рваным и частым, а Пак, зубы сжав, только выдыхает прерывисто: крика сдержать он, конечно, не смог, когда Оружейник снова пулю словил, и по ощущениям это ни хрена не как на второй базе, где в какой-то степени это было пиздец сексуально. Сейчас это стрёмно, потому что его парня шатает из стороны в сторону, и он даже не может ничего с этим сделать, кроме как отвлекать на себя людей одной злобной стервы в ожидании помощи. Это уже не говоря даже о том, что ему ещё надо прорваться в офис к самой Уюн Ванг. — Эй, милый, — шепчет негромко, огладив намджунову щёку кончиками пальцев. — Я здесь, я рядом, идёт? Ты слышишь меня? — Да... слышу, — откашлявшись, хрипит в ответ Ким. — Я не оставлю тебя до тех пор, пока не придёт помощь, Намджун. Веришь мне? — А... потом что? — А потом у меня миссия, — не плакать, не плакать, не плакать, Конструктор, ты же помнишь о том, что ты большой и крутой парень, которым гордятся столько людей, верно ведь, да? Ты не можешь сейчас разрыдаться от страха на глазах у того, кого любишь и кто сейчас в тебе видит поддержку, понятно? Ты должен запомнить, что плакать всегда можно после того, как всё кончится, но никак не во время. Эмоции только всё рушат, мешают, а у тебя, блять, задание, которое ты выполнишь с гордостью. Обосрёшься — но выполнишь. Сделаешь всё, чтобы во имя Потрошителя, Киллера, Карателя, Механика, Конструктора, Учёного и Оружейника люди были свободны. И андроиды, блять, были свободными тоже. Ну, а пока... А пока гремит взрыв, и Пак прижимается к телу Намджуна, его собой закрывая, но выдыхает: на этаж буквально с ноги влетают Тэхён и Чонгук, у каждого в руке — по пистолету, а на лице — по кровожадной улыбке: Чимин замечает, что пока Потрошитель начинает быстро отстреливаться, Киллер кидает в толпу за углом шашку, которая разрывается с громким хлопком и шипением. Время. — Пожалуйста, Намджун, будь в порядке, — просит Конструктор. Чон, подбежав, быстро и без лишних слов щупает Оружейнику пульс, тихо ругается, а потом коротко рявкает прямо в наушник: — Юнги, мать твою, где вы застряли? Намджун сильно ранен, его нужно увести отсюда к чёртовой бабушке, иначе его здесь прикончат. — Минут пять и мы будем на этаже, — раздаётся в гарнитуре голос Хосока. — Мы поднимаемся. С нами пятьдесят человек, — вклинивается в эфир и Сокджин. — Тридцать секунд. И это знак для Чимина: пора, сука, действовать. Обменявшись с Киллером короткими взглядами, он не может сдержаться — подавшись вперёд, губами жмётся к губам Намджуна аккурат перед тем, как подскочить так, как люди не могут, и, пользуясь тем, что в коридоре возникла завеса из дыма и посеялась паника, бежит сквозь него, в глубине души тайно радуясь, что андроидов всех-таки бросили воевать на передовой, а люди беспомощны. Особенно — без руководства, которое на корню подорвала сильная девочка по имени Ю. Андроид может разглядеть нужные двери даже через такую помеху. Незамеченным проскочить в состоянии мимо мечущихся туда-сюда тел, сильно пригнувшись и радуясь, что сердца нет — от страха не грозится проломить грудь. Андроид легко может ворваться в комнату с рядом панелей для управления зданием и всем городом и страной в целом: системы отключили Хосок и Юнги. И андроида здесь никто не застанет врасплох: всех лишних «убрали» Тэхён и Чонгук. Андроид — это всего лишь машина, как говорят, но именно такая машина сейчас, нагнувшись над главным компьютером, нервно и быстро вбивает пароли, сунув флешку с вирусом в нужный разъём. Тот самый вирус, что способен отменить все заданные Уюн программы и коды: нужно лишь подождать и ввести пару команд по строке — он его проверил тысячу раз, стравливая друг с другом сеульских андроидов, и уверен в работе. Но только разница в том, что если в процессе экспериментов Чимин подгружал тем свою волю, то сейчас он подарит свободу. Отменит всё то, что навязали по всей стране, он сделает это, осталось только на кнопку нажать... Последнее, что слышит Конструктор — некогда мальчик, который мечтал стать врачом, а позже подросток, сбежавший из детского дома и умирающий на уличном холоде, чтоб по итогу стать андроидом-гением, способным совершить революцию — это хлопок. Он короткий, он хорошо его знает и на сто процентов уверен, что он не промажет: она видит, где его карта памяти, где бы он ни старался её как-нибудь спрятать. Обезопасила себя очень давно специальными датчиками в глазном, сука, нерве. А последнее, что Конструктор — некогда тот падальщик, что старался взлететь как можно выше, а позже изменивший своё мнение юноша, повстречавший семью и любимого — делает, так это руку вытягивает, чтобы кулаком в падении уже мёртвого тела всё-таки зацепить. Всё-таки смочь. Освободить. И отключиться навечно с улыбкой и разбитой на микрочастицы картой под ногами у той, что когда-то дала ему второй шанс на жизнь. Может быть, умереть? А андроиды могут? Ведь они, знаете ли, не живые в том понимании, как о себе говорят представители человеческой расы. И плевать, что Намджун всегда говорил, что Чимин — это тот, о ком можно сказать «живей всех живых». ...Юнги влетит в комнату первым и первое, что успеет заметить — это тело Чимина под ногами у той, что разрушила тысячи жизней, и бросится на неё было в праведном гневе, но его остановит Хосок, который зайдёт с другой стороны и одним метким выстрелом парализует ту руку Уюн, которой та успела навести пистолет на некогда самого близкого, важного, ценного. Оружие выпадет, Юнги её схватит за волосы, будет трясти и что-то кричать. Даже, кажется, плакать, рыдать перед тем, как её грубо вытащить туда, в коридор — показать, что стало с тем, что она якобы «строила». Показать, что все, что когда-то для неё имело значение, уже больше не встанет. Показать, что она проиграла. Показать, что люди отныне... Но Тэхён, влетев в комнату следом, этого уже не услышит: упадёт на колени перед телом красивого юноши, который сделал так много для каждого и сделал для человечества всё.***
— Граждане города Сеула и других стальных городов, а также их окрестности, — голос Хосока раздаётся по всему помещению: по всему городу, потому что у разломанного пополам Ким Тэхёна нет сил на то, чтобы толкать какие-то речи — сидит на полу, положив себе на колени розоволосую голову, и не может перестать тихо плакать, ощущая в груди пустоту, что граничит с неверием. — С вами на связи Нижнее общество, а если быть точным — один из его семи лидеров по кличке Механик. И по имени... — осекается Чон, но лишь на секунду, чтоб, выдохнув тихое «да», представиться: — Чон Хосок. Меня зовут Чон Хосок. Ну не мог умереть тот, кто всегда всех спасал. Не мог же, ведь так? Но почему лежит тогда, не шевелится, не подаёт признаков жизни? — Наверняка каждый из вас, кто некогда был «улучшен» системой, сейчас ощущает себя очень странно, — продолжает Механик. — Словно очнулся от долгого сна, и, думаю, каждый из вас захочет знать правду о том, как он жил последние годы. Всё, что вы бы ни делали — это не ваша вина, Нижнее общество хочет, чтобы вы это приняли. Бывшая директор Департамента технического развития превысила свои полномочия и внедрила каждому здесь совокупность программ и кодов, детали которых скоро будут доступны в открытом доступе каждому, диктуя жителям свою волю и закладывая в ваши головы лишь свои ценности. Сейчас всё это было отменено. И то, что я скажу дальше, будет обращено ко всем жителям нашей прекрасной страны. Абсолютно ко всем. — …слышишь, что он говорит? — шепчет Тэхён в неистовстве, как никогда ощущая себя человеком, ведь вот-вот рискует потерять то чувство контроля над разумом, что так присуще всем роботам. Тем самым, что оказались живее, чем они думали сами; тем самым, что, как выяснилось, хотели жить столь же сильно, как и их живые «сородичи»; тем самым, что, потеряв дорогих сердцу товарищей, точно так же рискуют сломаться напополам. Хотя Чимин всегда говорил, что сойти с ума андроид не может — да что бы он понимал, чёрт возьми! — поскольку это прописано в кодах. А сейчас, вот, лежит на холодном полу, будто заснул, навечно прекрасный и с лёгкой полуулыбкой на полных губах — улыбнулся Уюн перед тем, как погибнуть? Что-то сказал ей, дурак, напоследок? Или же совсем не успел? — Слышишь, да, Чимин-и? — хрипло и сдавленно шепчет Тэхён, ощущая, как жжётся в глазах и как первые слёзы сквозь истеричный смешок срываются с длинных ресниц. — Я бы никогда не смог так сказать. — Каждый из вас сможет получить медицинскую помощь, в том числе — психологическую, — продолжает Хосок, прекрасно слыша всё то, что происходит у него за спиной: пальцы вцепились в панель со множеством кнопок и мелко дрожат. Сейчас некому его успокоить: самим бы не сломаться от горя утраты, но голос Механика в сотнях тысяч динамиков звучит уверенно, твёрдо и внушая надежду. Недаром же его так все звали в детстве: — Также в каждом населённом пункте населением от десяти тысяч человек будут находиться координационные группы, которые помогут вам найти своих близких, ранее отнятых у вас прошлым жестоким режимом. Вы сможете воссоединиться с семьёй. В течение недели мы дадим каждому больше информации о новом политическом векторе и о том, чего ожидать. Но считаю важным заметить, что каждый живой человек имеет полное право как отказаться от «улучшения», так и добровольно его получить. Теперь всё зависит только от вас и от того, чего именно вы хотите получить в этой жизни. — Сейчас он это скажет, — шепчет Тэхён, глядя Конструктору прямо в лицо, которое более не улыбнётся, не скажет какую-то колкость и больше не будет живым и весёлым: навеки застыло с полуулыбкой да россыпью розовых прядей по лбу. — Сейчас скажет, Чимин-и… — Во имя Потрошителя, Киллера, Карателя, Механика, Конструктора, Учёного и Оружейника люди стали свободны, — заявляет Хосок в микрофон. — Небо для вас отныне всегда будет чистым, а сталь городов — доброжелательной и гостеприимной. Пожалуйста, давайте все вместе построим страну, в которой смысла бояться больше не будет. И, отключив микрофон, медленно оседает на пол, начиная в голос рыдать, и осудить его никто прав не имеет — все похоронены горем утраты. — Надо привести Намджуна в чувства, — блёкло и серо шепчет Сокджин, слушавший всё в скорбном молчании до этой минуты. — Но предварительно подключить к системе с успокоительным. Я боюсь, на чистую голову он это не выдержит. — Никто из нас, — вздохнув, произносит Чонгук, оглаживая фиолет волос внесённого сюда Оружейника с заботой и нежностью. — Думаю, ему будет необходимо, чтобы Хосок и Тэхён были с ним рядом, когда он очнётся. Мы с Юнги возьмём на себя первые сложности. — Если сейчас у Карателя тоже что-то пойдёт по пизде, я его лично убью, — зло цедит Джин, осторожно убирая руки Тэхёна с тела Чимина. — Не пойдёт. Он знает, что делает, — негромко отвечает ему Потрошитель, утирая слёзы тыльной стороной своей кисти. — Уверен? — внимательно глядя товарищу прямо в глаза, уточняет Учёный. И Тэхён, не отводя взгляда, кивает с уверенностью: — В Юнги? На сотню процентов.***
А ведь было время, когда он находясь здесь чувствовал всё смутно настолько, что не чувствовал вовсе. Ощущением зыбким, неясным — детали, эмоции ускользали сквозь пальцы, словно песок, и фата моргана собственной целостности до странного грела, пока такой же мираж шептал искусителем: «Здесь ты в безопасности».«Я просто увидел, что вы парканулись, а потом смотрю — за вами андроиды чешут, ну, думаю, вот и пиздец котятам пришёл, значит, тачка никому не нужна. Кто ж думал, что вы окажетесь настолько живучими!»
У искусителя облик был: миловидный и нежный, хрупкий и стойкий, длинноволосый и любящий. И имя было, блять, тоже, как и лицо — такое родное, до боли знакомое. Было давным-давно время, когда он каждую деталь знал в нём, считал морщинки при каждой улыбке, но то утекло, как всё тот же песок, оставив после себя семь полос на пальце руки и лучшего друга, сражённого страшными недугами. Страхом отметился. Постоянным побегом отпечатался в разуме, чтобы исчезнуть после ранения и кровавейшей бойни, из которой он человеком не вышел — зато переродился в спокойствии. Тоже навязанном. Зато без лишних эмоций в этом кабинете сидел — совсем, как сейчас, но разница в том, что сегодня из него их все разом выжгли: все чувства будто до остова сгорели, оставив привкус пепла на нёбе и память о широких улыбках и дурацких шутках того, кто уже никогда не пошутит и больше не улыбнётся.«— Ты, типа, роль жертвы на себя решил взять, отвлекая внимание Уюн и Азарта от нас? Ты же понимаешь, что это всё бесполезно? Ей нужны мы с Чонгуком, не ты.
— Есть в этом мире что-то страшнее, чем простая привязанность, Юнги-я, когда дело доходит до обороны. Например, страх, а они оба боятся меня. Надеюсь, когда придёт нужный момент, он сыграет на руку Нижнему обществу. Так что пусть боятся. Верно же?»
Этот говнюк знал, что умрёт. Похоронил себя разными способами в своей голове ещё перед давней миссией по уничтожению баз: прокрутил разные сцены наверняка до деталей, оттого и возникали частые мысли, что он нет-нет — а прощается. Вот только в последний путь свой ушёл по-настоящему. Истинно по-человечески — включив все эмоции и бросив вызов себе самому. Интересно, был ли у него в запасе такой сценарий собственной смерти? Наверняка. Конструктор был гением. — Ранее, когда мы с тобой были здесь вместе, я всё задавался вопросом: почему я? — говорит он, сев прямо на стол, устало закуривая и задумчиво глядя в стену напротив. — Я ведь жалок, по сути: меня сломил твой уход, а смерть нашей дочери меня просто размазала. Она молчит: возможно, Юнги дурак или же просто попиздеть крайний любитель, но не мог просто взять — и пристрелить её, нахрен, без разговоров. Не уподобился ей, а пока что... связал, посадив на пол в её кабинете, прострелил бета-аккумулятор и слил большую часть «коктейля» из вен, чтобы точно далеко уйти не смогла. Чтобы дослушала. — Знаешь, я так сильно любил её, нашу малышку Союн, и люблю до сих пор. Каждый мой день начинался с того, что я качал её... и всё искал сходства между вами двумя — их было так много, ты знаешь... и представлял, как расскажу ей о её маме, когда она вырастет. Что её мама была самой заботливой, самой чудесной, человеком-солнце. Снова затягивается. Уюн смотрит в пол. Поверженный ангел возмездия, всё такой же прекрасный, но не вызывающий ни капли сочувствия. — Я бы ей рассказал, что у неё было самое золотое сердце на свете. Что она всегда видела в людях только хорошее, и вот ни хрена не соврал бы. Вот такой была её мама, такой была моя девушка, которую я любил больше всего. Но Союн... умерла, и я так и не успел ей толком ничего рассказать, — вздохнув, говорит, выпуская дым изо рта. — А потом была смерть родителей, Чонги и Юнджин, Джексона... всего поселения. У меня на глазах горели животные, дети, женщины и старики, и я ничего не мог с этим сделать: всё, о чём я мечтал — это вытащить нас с Чонгуком из этого Ада. А после... совершил много ошибок, Уюн. Я был таким жалким и так отчаянно цеплялся за всё то, что уже давно сгинуло. После смерти Ёнджуна — это был мой молодой человек до Хосока, но я уверен, ты знаешь — вовсе отказался принимать действительность, выдумал мир, в котором были только я и Чонгук. Поставил крест на себе, начал жить за него, реализовывать на нём свой родительский инстинкт, что было в корне неправильно. Он же не маленький. И он тоже личность. И, знаешь, что? — Что? — хрипло задаёт она тихий вопрос. Первый с того момента, как они оказались в её кабинете. — Сильно позже, уже став одним из лидеров Нижнего общества, я думал всё: почему же ты так цепляешься за меня, так хочешь вернуть обратно, в лоно «семьи»? Чонгук — ладно, окей, ему уже под конец было совсем-совсем плохо. Даже сердечный приступ был, знаешь же? Но... я?.. — и Юнги делает эффектную паузу. Смотрит на неё прямо в упор, а она на него — всё ещё нет. И ему всё ещё чертовски не жаль. — А потом я осознал. Ты, как и я, прошлое не смогла отпустить. Но ты изменилась — моя Уюн Ванг бы не убила всех тех, кто был дорог. Не оттолкнула бы брата, для которого была смыслом всей жизни. Единственным, что осталось у Джексона, как у меня когда-то остался только Чонгук. Но знаешь, чем я отличаюсь от Джексона? — она голову вскидывает, и Юнги смотрит ей прямо в глаза без намёка на страх. — В итоге я отпустил. Благодаря другому, не побоюсь сказать, человеку, я смог отпустить и тебя, и Союн, и родителей с Джексоном, и даже Чонгука — в свободное плавание, жить так, как он решит сам. Я ведь ему не родитель. Благодаря же всем людям, которых я при всех их недостатках и ссорах, даже с учётом начала нашей истории, смог наконец-то назвать семьёй, я всех отпустил. Я даже бросил машину — символику прошлого. Чонгук разбил джип, я мог восстановить его, но не стал этого делать. А Джексон не смог отпустить. Отчасти из-за меня: я был занят Союн, за ним не доглядел, не поймал, не помог. Хотя, с другой стороны, он не был ребёнком и знал, на что шёл. Вот и ты. — И что же вот я? — Отпустить не смогла. Стала истоком системы, которую всю жизнь ненавидела, и сделала её в миллионы раз хуже. Она отводит глаза. Сказать действительно нечего. — Но я действительно думал, что, столкнувшись с тобой, убить не смогу, как не смог в своё время Джексон. А потом ты допустила... ошибку? Возможно. Поддалась эмоциям, потому что была ко мне всё ещё странно привязана, но ты эгоистка, Уюн, и больше ты не моя. Ты не дала мне быть счастливым с другим. Тем, кто помог мне найти себя, понимаешь ведь, да? Я безумно любил его, и люблю до сих пор, — и улыбается грустно. — Всегда буду любить. Но любовь эта отлична от той, которой я когда-то любил тебя. Она более зрелая, я её, сука, выстрадал, и я буду её так защищать, как только смогу. Я убью за него. Тебя. Прямо сейчас. А ещё убью за того, кто стал мне, как младший брат — и за того, кто стал мне, как старший. Кровь за кровь, понимаешь? — снова искра: обмен взглядами, глаза в глаза. — Смерть за смерть, — спокойно продолжает Юнги: — И пусть кто-то скажет мне, что это неправильно, мне всё равно, потому что ты сейчас сдохнешь, будучи пустой оболочкой от той, кто когда-то хотел просто спокойствия и счастливой жизни с семьёй. И я делаю тебе одолжение: тебе будет легко, потому что всё кончится, а Намджуну с потерей жить до конца своих дней. Нам всем жить с тоской по Чимину столько, сколько нам будет положено жить. И если прошлую тебя я отпустил с ощущением светлой грусти и благодарности... — заводя курок, заканчивает Каратель эту тираду, — то с тобой нынешней я жестоко прощаюсь без сожаления, потому что я тебя ненавижу. Но ты можешь умереть хотя бы с ноткой достоинства, если скажешь мне... — Во лбу. Чётко посередине, — перебивает Уюн, не отводя своих глаз. — Я не переставляла свою карту, Юнги-я. — Не смей меня так называть. — Приношу извинения... как там? Каратель? — она говорит это без злобы. Без желчи. Смирившись, как смиряется тот, кто, быстро прицелившись, стреляет без сожаления или каких-либо заминок. Как смиряется тот, кто заходит в кабинет сразу же после того, как тело Уюн, навеки больше недееспособное, куклой падает на пол, и просто садится с ним рядом. Руку сжимает своими сильными пальцами, глядя на труп, а потом говорит тихо-тихо и хрипло: — Хэппи энд в твоей жизни остаётся сомнительным, а все романы для женщин за пятьдесят со счастливым концом остались во внедорожнике, который я разъебал, но кое-что всё-таки актуально даже спустя столько времени. — Что же? — в очередной раз выдыхая, задаёт Юнги свой вопрос. А Чонгук, положив голову на плечо своего лучшего друга, лишь поясняет: — Я сдержал обещание. Не стал восьмой полосой даже по глупости. И Юнги, прижавшись щекой к черноволосой макушке, позволяет себе вольность в том, чтобы тихо заплакать. Всё поменяется. Что-то забудется ввиду ненадобности, что-то — притупится временем, кто-то уйдёт, чтоб не вернуться, а кто-то новый обязательно откроет двери в их жизни, чтобы порадовать новым знакомством. Но эта константа — то, что они всё ещё здесь, рядом друг с другом, и остались живыми — пронесётся и дальше. До той самой точки, когда им суждено будет когда-то покинуть эту бренную землю, как её покинул один из самых близких людей не так давно. Юнги почему-то, сидя вот так, в тишине, нарушаемой звуками их с Чонгуком тихого плача, в этом отныне уверен на сотню процентов.