Illecebra. Соблазн

***

      — Юнги, мальчик мой, — Тэджон стучит в покои короля Корё и кланяется, высказывая свое почтение. Все-таки, он любезно принят в гостях, да и зятя нужно уважать. — Ты уже знаешь слухи о том, что в соседнем королевстве планируют свадьбу? Юнги! Этого нельзя допустить!       Король Мин лениво ворочается на троне. Вроде бы ему и не столько лет, сколько Тэджону, но иногда он чувствует себя намного старше. И уж точно умнее. Вот именно сейчас ему лень даже повернуться в сторону старого дурака несостоявшегося родственника, но нужно как-то реагировать.       — И что? — уставился маленькими глазками Юнги на обеспокоенного Пака. — Мы можем этому помешать? Или у вас есть армия в несколько тысяч солдат, которыми мы сотрем Силлу с лица земли? Нет? Вот и я не вижу столько бойцов. Мертвые не воюют.       Король Мин наступил на самое больное и Тэджон тут же заткнулся, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Юнги заметно раздражен и от него веет агрессией, которую Тэджон ощущает в воздухе.       — Но нужно же что-то делать…       — Нужно. Но не делать, а думать, — подытоживает Юнги. — Сейчас армия Корё не способна противостоять Силле. Посылать моих солдат на гибель я не хочу — хватит мне отцовского похода, когда мы вернулись с остатками войска. Я до сих пор не могу восстановить численность солдат. К тому же, теперь против нас воюют и в Пакче.       — Да что ты, Юнги? Не может быть, — возмутился Тэджон. — Мои воины не станут воевать за Чон Хосока.       — Твои воины, мой дражайщий будущий тесть, — напирает Юнги, указывая на родство, и позволяет себе перейти на «ты», — теперь сеют рис. Чон Хосок далеко не дурак, он набрал новое войско, которое приносило присягу лично ему. По данным моей разведки оно не слишком многочисленное, но собственный отряд и новобранцы вполне способны защитить королевство Пакче. Ну или хотя бы продержаться до прихода подмоги из Силлы. Поэтому пока мы не можем действовать силой, нужно включать мозги.       Тэджон, явно удивленный услышанным, потупил взгляд. Если раньше он надеялся на своих воинов, то теперь, даже при условии изгнания Хосока, Юнги может легко захватить трон и забрать Пакче. В голове Тэджона сразу же появляются противоборствующие мысли — с одной стороны, он хочет сохранить за собой Пакче, а с другой стороны — увеличить владения и дать поруководить Юнги. С третьей стороны, руками зятя можно вернуть свои земли и расшириться в сторону Силлы, а с четвертой стороны — Юнги может стать опасным, если получит огромные земли — тут и сам Тэджон лишится жизни. Передавив в себе желание решать все и сразу, Тэджон занимает выжидательную позицию и замолкает, слушая Юнги.       — Не спешите, Тэджон, пусть все идет своим чередом. Просто мы должны сделать так, чтобы Чимин не забыл о своей родине и, даже будучи в Силле, помнил о том, наследным принцем какой страны он является. Не хотите написать письмо?       Внезапное предложение зятя Тэджону даже нравится, а Юнги продолжает:       — Ваше письмо нужно передать незаметно, с посланником. А для официальной церемонии мы напишем второе и отошлем его вместе с подарком. Король Чон не должен ничего заподозрить: отцовский подарок — это вполне нормально. Хоть он вас и искренне ненавидит.       Юнги исподлобья смотрит на короля Пакче, пытаясь понять, насколько тот ему доверяет. Тэджон нечистый на руку человек, его решения импульсивны, а оттого предсказуемы и глупы, и его нужно успеть переиграть — всего-то.       — Если ты считаешь, что так нужно, мальчик мой, — растерянно и с долей разочарования говорит Тэджон. — Мне кажется, что в политике от Чимина мало толку…       Как и от тебя, впрочем, тоже, думает Юнги.       —... но, если нужно.       — Нужно, нужно, завтра же составим бумагу и оформим наилучшим образом. Перстень с королевской печатью при вас?       — При мне, — выдавил из себя король Пак.       — Вот и отлично, воспользуетесь им, а теперь не время ли нам посетить кисэн? — подмигивает Юнги старому королю, который уже несколько недель подряд не может выбрать из гарема Мина наложницу. — Вы ведь призывали в последние ночи Сорен, не так ли?       — Ах, Юнги, знаешь ты чем мое стариковское сердце порадовать, — посмеивается Тэджон.       Юнги улыбается и кивает тому идти следом за ним. Нет ничего проще, чем подарить стареющему королю вторую молодость.

***

      Новости о королевской свадьбе разнеслись по всей округе. Людям рот не закроешь, а приготовления к такому событию не остаются бесследными. По многочисленным дорогам к королевству Силла стекаются торговцы, привозящие свои самые дорогие и ценные товары. Не сказать, что в Силле этого нет, но король, ведущий простой образ жизни, не особо думал о празднике. Отдав подготовку к свадьбе в руки дворцового церемониймейстера, Чонгук только и выкладывал мешочки с золотом и серебром на приобретение различных товаров.       Преимущество отдавалось местным торговцам — их дворец поддерживал в первую очередь. Из Силлы королю везли атласные и шелковые ленты, жемчуг, колокольчики, разноцветные фонарики, различные вазоны с цветами, которых не было при дворце. Джин с ног сбился, не зная куда поставить привезенное добро, но чиновник, распоряжавшийся церемонией, ловко командовал, помогая генеральскому супругу.       — Намджун, ты поставишь мне памятник рядом с фигуркой Будды, если я переживу эту свадьбу.       Джин обессиленно садится на кровать. За окном уже темно, а генерал Ким, ждущий Сокджина, успел разогреть мужу рисовые пирожки и достал из печи теплый соус.       — Садись, поешь, и расскажи мне, в чем проблема, — Ким пододвигает тарелку и смотрится на уставшего омегу. Да, свадьба — еще более выматывающее мероприятие, чем война, усмехается генерал, приготовившись внимательно слушать супруга.       — Представляешь, я не могу уложить в голове, как провести обряд правильно. Во-первых, мы не можем договориться с родителями Чимина и устроить согэтхин* — Чонгук ни в коем случае не отправит посла к королю Тэджону. То есть получить его согласия мы не можем. А как послать сачжу** в дом к омеге, если омега живет в одной комнате с королем? Им в кровати приглашение отдать? Намджун, я сойду с ума. Надо попросить короля хотя бы до свадьбы разрешить Чимину вернуться в свои покои в правой половине дворца.       Генерал Ким сидит и только растягивает довольную улыбку.       — Джинни, тебе не кажется, что королю Силлы плевать на все условности?       Джин ревностно вскидывает взгляд на мужа. Он так старается, чтобы обряд прошел правильно и красиво — а Чонгуку плевать! Хотя если учесть, что свадьба — сугубо техническая деталь, то вполне может быть, хотя в душе Джин вынашивает мечту, что у Чонгука к наследному принцу проснулись хоть какие-то чувства.       — Не ругайся на меня, просто ты больше всех переживаешь за эту свадьбу, а не стоит.       — Да, конечно, а как же наппхе***? — с обидой за Чимина смотрит Джин. — Он должен его получить.       — Ну уж здесь я уверен, что получит, — посмеивается Джун. — Кушай, ты так устал, на тебе лица нет. Плохо себя чувствуешь?       — Да нет, — вздыхает Джин. — Просто замотался.       Джин словно в воду глядел, когда вспомнил о наппхе. Традиция эта существовала во всех королевствах. Наппхе — свадебный подарок супруга, который посылался омеге перед свадьбой. Чонгук долго думал, что положить в ларец из полированного красного дерева, сделанный на заказ у лучших мастеров королевства. На крышке большого ларца изображен золотой дракон с расправленными крыльями, державший в руках добычу. Его глаза из камней хищно горели отовсюду, как ни посмотри на ларец. Что ж, с охотящимся драконом и добычей получилось даже символично, усмехнулся король, когда впервые увидел предоставленную мастером работу. Не подумав, что Чимин обидится, король принял ларец и щедро отплатил жителю Намджондо. Пусть омега привыкает, что в Силле все принадлежит его дракону и находится в его лапах.       Единственное, где решил уступить король, был выбор ткани для свадебного ханбока. Джин рассказал, как Чимин скучает по родине и журавлям, напоминающим о родных землях, поэтому по просьбе Чонгука Хосок нашел в Пакче лучших мастеров и заказал им расшить десять метров красного атласа фигурками золотых журавлей. Когда ткань доставили в Силлу, Чонгук признал — местные умельцы постарались для своего любимого принца — под рукой, скользящей по ткани, совсем не чувствовалась золотая нить, все было сделано настолько качественно, что Чон остался доволен. Будущий супруг не посрамит его на церемонии своим одеянием.       Чимин, которому Джин принес ларец, очень удивился его содержимому. В сердце сразу кольнули воспоминания, ведь точно в таком же ханбоке с журавлями Чимин был на свадьбе с Юнги. Немыслимая тоска накатила на него в эту секунду — прошлые времена не вернуть, да и нужно ли, если нынешняя реальность имеет лицо дракона. Чимин резко захлопнул крышку, звук которой отозвался в мозгу. Дракон сверху на ларце его не устрашил, скорее Чимин ожидал какой-то выходки от короля, чтобы показать ему место. Что же, наследный принц тоже умеет удивлять.       — Джин, мне не нужна эта ткань, — Пак решительно отодвигает ларец, забрав оттуда только большие серьги с драконами и ожерелье с таким же огнедышащим зверем. Он спускался, извивался по шее, оплетая Чимина, а его пасть была направлена на левую сторону, в сторону сердца. И тут снова победа короля Чона. Омега вздохнул и снял украшения, отложив в свой сундучок. Джин добился разрешения на возвращение Пака в собственные покои и теперь они могли поболтать здесь о чем угодно.       — Но Ваше Высочество, — Ким устремил глаза в потолок, молясь, чтобы свадьба прошла как можно скорее, а он не расстался с рассудком. — Король Чон очень расстроится, если вы не примете его подарок.       — Джин, король Чон постоянно из-за чего-то расстраивается. То, что мы не поубивали друг друга — достижения недюжинной дипломатии. Его предложение стать супругом — всего лишь шаг к объединению Пакче и Силлы. Да, признаюсь, меня это разозлило, но если это спасет мой народ от жертв, военных походов и убийств среди мирного населения, то я готов рискнуть. Больше между нами ничего не изменилось…       — Но вы же… — Джину очень неловко лезть в личную жизнь Чимина, поэтому он только намекает издалека.       — Кровать большая, между нами еще четверых кисэн можно положить, если ты об этом.       Джин покраснел. Да, он об этом.       — Так вот, если ты боишься гнева короля, можешь не отправлять его подарок обратно, просто оставь здесь. Скажешь, что передал мне. Теперь выполни мою просьбу — закажи у лучших мастеров ханбок цвета крови. Понял? Бордовый, не красный, — и пусть его разошьют драконами. Драконами, Джин!       — Ваше Высочество! — Ким вскрикнул и закрыл рот ладонями, а на глазах его выступили слезы. — Ваше Высочество, как же…       — Да, Джин. Не годится мне, будущему королю Силлы, надевать ханбок с журавлями. На церемонии коронации я должен показать, какой стране принадлежу. Я принимаю Силлу и отныне она должна стать мне домом. Поэтому втайне сшей мне именно такой, понял? — Чимин полон решительности в своих словах. Последние дни он думал над тем, чтобы попросить традиционную для Пакче одежду. Даже брак по согласию должен быть именно таким — наследный принц в соответствующем одеянии. Но Чимин своенравности учится у лучших учителей и похоже усвоил все на «отлично».       — Слушаюсь, Ваше Высочество! — все еще не может поверить в услышанное Джин. О, небеса, они с Намджуном знали, что Чимин станет лучшей парой королю Чону, но мальчишка, еще не будучи королем делает тактические шаги намного вперед. Умный, компромиссный, решительный государственник — именно такой король должен быть рядом с Чонгуком.

***

      — Ваша милость безгранична, Ваше Величество! Не велите казнить! — в тронный зал заходит хваран, охраняющий помещение. Он низко склоняет голову, извиняясь, что помешал совещанию короля и военного министра Кима.       — Докладывай!       — Хвараны прочесывали территорию возле дворца и поймали человека из Корё, Ваше Величество!       — Из Корё? — Чонгук с удивлением поднимает одну бровь и медленно перекатывает слова на языке. — Из Корё… Неужели хотят поздравить меня? А, генерал Ким?       — Ну Вы не особо скрывали своих намерений, Ваше Величество! — справедливо подмечает Намджун. — Заводите!       Через пару минут под ноги королю бросают человека средних лет. Кажется, ему немного за тридцать, но шрамы старят, причем отметины боевые — Чонгук четко видит их и даже может сказать, каким видом оружия нанесено ранение.       — Зачем ты пришел в земли Силлы? — рявкает король, а посланник сжимается весь, словно дрожит.       — П-прост-тите м-меня, В-ваше Ввелич-чество, я бедный к-крестьян-нин…       Чонгук не дает ему договорить и пинает носком сапога. Посланник тут же падает — связанные за спиной руки не дают ему возможности упереться и лишают равновесия.       — Не лги мне, тварь! Ты знаешь, что бывает с теми, кто мне врет? Их языки доедают собаки на моем дворе. Я устрою это прямо сейчас. Хвараны! Обыскать его!       Двое хваранов, стоявших поодаль, принимаются обыскивать пойманного человека.       — У короля Мина не осталось нормальных воинов? Что он присылает всякое отребье? — Чонгук злится, смотря на то, как хвараны быстро и ловко осматривают одежду несчастного, что только успевает утирать кровь с разбитого лица. Гнев государя исчезает тут же, как в руках стражников появляется скрученный свиток. Его хваран отдает королю, становясь перед ним на колено. Повиновение и полное подчинение — это то, что выработалось у них с первых дней службы при дворце, и Чонгук слегка улыбается отточенности движений воина. У него в Силле — лучшая армия во всей округе.       Чонгук берет свиток и срывает ленту. Намджун заинтересованно заглядывает в написанное и становится за спиной короля, чтобы читать одновременно. Другого бы генерала лишили за это головы, но Ким имеет слишком много привилегий. Пробегаясь глазами по письму, он не может сдержать удивления на лице.       «Мой дорогой и горячо любимый сын! К великому сожалению, в этот важный для тебя момент я не могу быть рядом и оказать тебе всю полноту отцовской поддержки, на которую ты, мальчик мой, всегда можешь рассчитывать. Даже здесь, находясь далеко от родной земли, мне тяжело осознавать, что чувствуешь ты, заключенный в темнице зверя столь длительное время. Известие о твоей свадьбе потрясло нас с королем Мином, но мы искренне верим, что ты делаешь это для блага своей страны и вашего будущего с Юнги.       Чиминни, то долгое время, что я тебя не видел, разрывает мне сердце. И хотя я не могу лицезреть тебя, но уже знаю, что ты поступаешь правильно. Этот политический шаг по силам сделать только тебе. Я знаю, что ты ненавидишь каждую минуту, проведенную вне королевства Пакче, верь мне — я точно также ненавижу того, кто отнял у меня твою мать, королеву Дахи, кто отнял у меня друга и союзника короля Мина и наконец тебя — мою единственную любовь и отраду.       Дорогой Чимин, помни, что мы любим тебя и ценим ту жертву, что ты принесешь на алтарь своей страны. Ты поступаешь правильно, взвешенно и мудро. Я горжусь тем, что вырастил такого сына. Ты достоин того, чтобы стать правителем Пакче. Сынок, в минуты церемонии думай обо мне и короле Мине — тебе будет легче пережить весь тот ужас, что тебя ждет. Страх за тебя бередит мне душу, но еще больше я боюсь того, что могу тебя потерять.       Чиминни, ради меня и ради Юнги будь покладистым, меньше говори и больше слушай, не вступай в спор и не накликай на себя гнев. Ты — наше спасение, наш светлый лучик надежды на то, что все вскоре наладится и ты вернешься сюда, в королевство Корё, и займешь по праву достойное место короля возле Юнги. Варвар не может очернить твою душу, даже если он осквернил твое тело. Помни это и всегда оставайся своей светлой душой с нами, самыми близкими тебе людьми, что остались в этом мире.       Сын, прими с достоинством корону, данную тебе небесами, но не забывай, на какой земле ты родился и где должен умереть. Ты — принц Пакче, наследник великих королей и правителей, что веками проливали кровь за свою землю. Я верю, что ты не посрамишь нашу страну и станешь достойным государем. Твои мысли и деяния уже вселяют в меня надежду, что мы с Ее Величество Дахи воспитали тебя правильно.       Сегодня ты должен бесстрашно смотреть в глаза опасности и помнить, что за твоей спиной Пакче и Корё. Будь смелым, сын мой, и верь в то, что мы воссоединимся все вместе очень скоро. Да пребудут с тобой благословение небес и наша с Юнги любовь».       — Хм, — только и произнес Намджун после прочтения письма. Ему хватило с первого раза понять, о чем идет речь. Чонгук все еще уставился в свиток — он не тупой, просто он смакует особенно будоражащие его моменты, чтобы разогнать злость в крови. Хотя, куда разгонять еще, если костяшки пальцев побелели от того, как он вцепился в послание, а на челюсти мышцы заходили ходуном, да зубы скрипят, что аж генералу слышно.       — Сука! — Чонгук отбрасывает свиток под ноги, пиная его сапогом в дальний угол. — Этот подонок прислал свадебное поздравление! Интересно, сколько таких писем он уже направил сюда и скольких людей я не поймал. Сколько подобного дерьма получил волчонок, а, генерал Ким?       Чонгук бесится и расхаживает по помещению, нарушая каблуками мертвецкую тишину.       — В пыточную, — кивает он хваранам на пойманного посланника. — До особого распоряжения.       Несчастного отволокли в то место, где раньше держали Чимина, а Намджун спустился на пару ступенек вниз и сел перед троном, упершись мечом в пол.       — Не думаю, что наследный принц получал подобные письма, — спокойно говорит Намджун, но на разъяренного Чонгука это совсем не действует. Генерал или слеп, или слишком беспечен. Гук бросает на него обеспокоенный взгляд, не прекращая ходить по тронному залу из стороны в сторону.       — Он дает ему указания! Ты такое видел! Нет, его точно не травили из Пакче — такой змеей, запущенной в Силлу, планировались пользоваться. Сученок, как он ловко меня обвел вокруг пальца!       — Чонгук! — Намджун не выдерживает королевского гнева. — Опомнись, наконец! Он твой омега, а не предатель!       — Как он может быть моим омегой, если пляшет под дудку Тэджона и короля Мина? Тебе перечитать еще раз или плохо видел то, что здесь написано? — Гук поднимает свиток с пола и скручивает его сильнее, засовывая за пояс ханбока. — Я разберусь с этим и ему будет не повадно играть против меня!       — Больной! Ты им больной! — кричит королю в спину генерал. — Ты хочешь подчинить то, что и так уже твое, но ты продолжаешь давить на него. Хочешь сломать? Хочешь себе марионетку? Дурную куклу, которая будет затыкаться при одном только виде тебя.       — Возможно. Пусть открывает рот в нужное время и в нужном месте, а все остальное — мое дело и дело моей страны, — Чонгук не может не ответить на претензии генерала. Он слишком горд, чтобы промолчать, поэтому разворачивается и уходит, оставив последнее слово за собой.       — О, небеса, как же трудно быть омегой короля Силлы! Дай ему сил и терпения, иначе я сам вложу ему в руки оружие, и после этого король будет ползать перед ним на коленях, — Джун поднимает глаза к небу, опираясь о металлическую рукоять.

***

      Утро в день свадебной церемонии выдалось ясным, словно небеса специально придерживали солнечный диск и выкатили его пораньше, дабы озарить светом огромную площадь перед дворцом. Чимин с восхода был в доме Джина и Намджуна, которые выступали в роли его родителей. Джин проплакался еще с вечера, примеряя на себя эту роль, чтобы на самой церемонии не проронить ни слезинки. У него и так много дел — все нужно контролировать, а тут еще и такая ответственность за омегу. Намджун держался получше, но Джин видел, что генерал Ким максимально напряжен.       Чимин с утра побывал в простенькой купальне Кимов — не такая королевская, зато в отдельной части дома. Слуги принесли самые дорогие ароматические масла, которые использовал наследный принц, а также невесомое нижнее платье из тончайшего белого шелка. Наконец-то Пак надел свадебный ханбок, а Джин скомандовал слугам делать прическу для праздника. Непослушные светлые локоны не хотели ложиться так, как надо, но многочисленные заколки и гребешки сделали свое дело — у Чимина получился высоко подобранный хвост с уложенными вокруг локонами, а отдельные пряди красивыми завитками ложились на плечи.       Джин не мог насмотреться на эту красоту, а еще на смелый покрой платья, на котором настоял Чимин. Он, не стесняясь своего почти не заметного шрама на шее, заказал у портных максимально широкий вырез, чтобы оголить ключицы. Семеро портных отказались шить и только последний под страхом смертной казни раскроил ткань и пошил ханбок так, как того пожелал будущий король.       Ким вдел Чимину в уши серьги и лично закрепил на шее ожерелье с драконом. Посмотрев на свое отражение, наследный принц остался доволен. Туфли на каблучке добавили ему роста, чтобы он не смотрелся таким низким по сравнению с королем. Пак разгладил складки ханбока и залюбовался тканью. По темно-бордовому винному платью разлетелись красавцы-драконы, которые сплетались своими хвостами в удивительные узоры, сцеплялись пастями, боролись друг с другом. На спине ханбока мастера расшили изображения двух крупных драконов, стоящих на задних лапах и упирающихся хвостами в землю. Крылья их были сложены, а спины — прислонены друг к другу. Головы драконов запрокинуты и получалось так, что они смотрят друг на друга. Джин по достоинству оценил намек Чимина. Интересно, поймет ли его король Чон?       Последним штрихом стали браслеты и живые цветы, укрепленные в волосах омеги. Туда же прикрепили и заколки со свисающими в несколько нитей жемчугами. Евнухи нанесли на губы красящее вещество и подвели черным глаза. От пудры, привезенной из Китая, Чимин отказался — хватит ему косметики на лице. Он хочет оставаться собой, а не быть похожей на фарфоровую куклу. Завязав пояс, Чимин глубоко вдохнул и прикрыл глаза. Сегодня ему нужно пережить самый важный день в своей жизни, который начнет отсчет новой эпохи в жизни Силлы и Пакче.       Не меньше взволнованы были и в королевском дворце, где Хосок уже с утра ворвался в покои короля, чтобы поздравить брата с этим событием.       — Ты слишком серьезно все воспринимаешь, Хосок, — Чонгук сидит, пока ему делают прическу, но уже стучит одной ногой по полу от нетерпения. — Долго еще?       — Одну минуту, Ваше Величество! — евнух чуть не поперхнулся от королевского вопроса и заработал руками быстрее. Волосы были уложены в хвост, часть которого прикрывала заколка из золота с изображением королевских драконов. Король Чон настоял на повязке, которая ему всегда была привычнее, но Хосок свел брови в недовольстве.       — Чонгук, ты король, ты должен выйти в короне. Иначе Чимин подумает, что его берет простолюдин, — заметил брат.       — Поверь мне, это меньшая проблема. Наследный принц Пакче готов стать мужем простолюдина, а не короля Силлы. Не удивлюсь, если волчонок и сегодня что-то выкинет. Надо быть готовым ко всему.       Чонгук еле дождался, пока ему сделают прическу и принесут свадебный ханбок. На темно-синем фоне узоры драконами — поистине королевские одеяния.       — Ты не слишком спешишь? — обеспокоенно спросил Чон-старший, глядя на младшего брата.       — Ты о коронации? — догадался Чонгук. — Нет, это главное, чего я хочу добиться. Свадьба — слишком просто, тем более, что мужей у меня может быть несколько, а король Силлы — один. Поэтому свадьба и коронация в один день — лучшее политическое решение. Так я укреплю тебя на троне, и ты сможешь чувствовать себя увереннее.       — Хочу скорее забрать Тэхена, — мечтательно произнес Хосок.       — Погоди, он все еще мой кисэн, — заметил Чонгук, на что Хосок недовольно поджал губы и перевел разговор на другую тему.       — Волнуешься?       — Ты меня спрашиваешь? — удивленно поворачивается к нему Чонгук. — Я ослышался?       — Тебя, — хитро улыбается Хосок.       — Ты знаешь, лучше бы я сразился с целой армией, чем с этой белобрысой бестией, но нет — я не волнуюсь. Еще нет такого омеги, который сможет меня заставить пережить это чувство, — уверенно сказал король, затягивая пояс на ханбоке.       — Хорошо, Чонгук, уже пора, — напомнил брат, выглядывая во внутренний двор.

***

      Площадь перед дворцом кишела людьми. Здесь собрались чиновники разных рангов, выстроившиеся согласно цензу в первых рядах. Дальше — евнухи, военные, представители их семей, аристократы из провинций, приехавшие на торжество. Много присутствовало и послов из разных стран — они привезли бесчисленные подарки, которые уже ждали своей участи в специальной комнате. Через всю дворцовую площадь расстелили метры монгольского дорогого ковра из натуральной шерсти, что церемониймейстер купил в Империи Монголов за баснословную сумму — двадцать слитков золотом. Ему головы не сносить, если король среди трат вычтет стоимость ковра, но, глядя на кровавую дорогу, убегающую вдаль почти на сотню метров, распорядитель ничуть не пожалел о потраченных средствах.       Дворец, украшенный к празднику, был по-особенному нарядным. Повсюду от арок домов к крышам тянулись ленты разных цветов, но преимущественно красные и синие. Они означали альфу и омегу, но немало было и желтых лент, которые в Силле использовались очень часто. Желтый цвет — цвет золота и цвет дракона, охраняющего государство Силлу. Такие ленты красиво собрали рядами и протянули над главным входом от городских ворот до самой дворцовой крыши. Повсюду играла нежная мелодия, доносившаяся равномерно из разных сторон площади. Выстроившиеся в ряд чиновники терпеливо ждали, пока начнут обряд.       В центр вышел церемониймейстер и все в момент замолчали. Из главного тронного зала, чьи ступеньки спускались прямо к площади, вышел король Чон, а навстречу ему сбоку от дворцовых ворот хвараны несли паланкин. Украшенный всевозможными лентами, самодельными фонариками, золотыми кистями и нитями бус, паланкин мерно покачивался, скрывая внутри будущего короля Силлы. Чонгук замер, всматриваясь в профиль, просвечивающийся сквозь ткань паланкина. Его несли так медленно, что Гук начал считать время, пока паланкин приблизится к нему. И он бы соврал сам себе, если бы не хотел, чтобы такая свадьба случилась у него по любви.       Когда до короля оставалось пару метров, хвараны остановились и поклонились государю. Чиновники, стоящие рядом, преклонили свои колени и головы перед будущим королем, не смея поднять глаз. Намджун и Джин, стоящие по разные стороны от короля у самых ступенек, переглядывались друг с другом, переживая за свадьбу. Паланкин поставили на землю, и церемониймейстер огласил:       — Его Высочество наследный принц Пакче Пак Чимин!       Створки паланкина открыли и из него вышел Чимин. Чонгук, увидев принца, потерял дар речи и так и остался бы стоять, смотря на него, если бы не противный голос чиновника. Чимин был бесподобен, словно Солнце. Но больше всего Чонгука привлек ханбок с драконами. Расшитые драконы, которых Чимин так люто ненавидел, теперь украшали его тонкий стан, оказавшись на свадебной одежде.       Король поднял одну руку, не отрывая взгляда от Чимина, и солнце над площадью вмиг померкло. Даже Намджун не знал в чем дело и удивленно посмотрел наверх. Чимин замер, оглядываясь вокруг. По всему периметру дворцовой стены на расстоянии метра появились лучники, сидевшие в засаде до появления наследного принца. Сейчас, когда они поднялись, церемония приобрела ужасающий оттенок — на всех давили солдаты, сея панику и тревогу. Хвараны с луками стояли в два ряда спина к спине. Один ряд смотрел внутрь дворцовой площади, а второй ряд контролировал окрестности.       — Ваше Величество! Зачем все это? — тревожно сказал Чимин и посмотрел в глаза Чонгуку. Он хотел было поклониться, но тут же услышал рев альфы, который процедил сквозь зубы.       — Не смей кланяться, волчонок.       Церемониймейстер в напряжении застыл, потому что поклон принца будущему супругу был крайне важным в процедуре. Джин растерянно посмотрел на Намджуна, но вмешаться никто не решился. Хвараны стояли молча и недвижимо, словно застыли во времени и пространстве.       — Продолжайте! — рявкнул Чонгук, глядя на испуганного чиновника.       — Сегодня мы собрались здесь, чтобы провести свадебную церемонию короля Силлы и принца Пакче. Силой, данной мне небесами, я объявляю короля Силлы Чон Чонгука и наследного принца Пакче Пак Чимина супругами, о чем мною будет сделана запись в книге книг. Теперь прошу вас пройти обряд хапкыл-ле****.       Церемониймейстер поклонился Чонгуку и Чимину, стоящим друг напротив друга. Чонгук пожирал мужа глазами и не мог насмотреться на идеальную красоту, представшую перед ним. Евнух, подошедший с чашами рисового вина, поставил перед ними столик.       — Первую чашу вы выпьете, чтобы принести клятву в том, что вы будете единым целым и на небе, и на земле, — громко произнес распорядитель, а стоящие вокруг с интересом смотрели на супругов.       Чонгук подал Чимину чашу, а вторую взял сам. Обязательное условие обряда — пить, смотря друг другу в глаза. Чимин, не отводя взгляда, выпил вино за один раз, отчего выступили слезы.       — Тебе хочется быстрее закончить церемонию и напиться, волчонок? — усмехнулся Чонгук и медленно выпил чашу, удерживая зрительный контакт.       Вторая чаша — брачная клятва супругу. Евнух приносит следующую чашу, на что Чимин слышит:       — Ты можешь не пить, чтобы не чувствовать себя предателем. Я даю тебе полную свободу, — Чонгук посмеивается и приподнимает руку, давая понять, что эта чаша может остаться полной. Евнух в недоумении переглянулся на короля, а потом на Чимина. Пак с достоинством поджал губы, зло сверкнул на Чонгука и выпил чашу залпом. Король Силлы пить не стал.       — Ты был моим первым альфой, не думаю, что смогу отдать себя другому, — улыбается Чимин, бесстрашно глядя в глаза напротив, и читает во встречном взгляде «лжец».       — Третья чаша, как обещание жить в любви и согласии, беречь друг друга и поддерживать в горе и в радости, — протянул чиновник противно напыщенным голосом.       Чонгук подал руку Чимину, а тот, не мешкая, вложил свою маленькую ручку в большую ладонь альфы. Гук сжал ее до побеления костяшек, наклонился к Чимину и прошептал:       — Ну вот и закрылась твоя ловушка, волчонок.       Они взяли глиняную чашу и вместе разбили ее на две части. В каждую из частей евнух налили вина и отдал супругам выпить.       — Поздравляю Вас, Ваше Величество, и весь народ Силлы с появлением короля! — чиновник поднял руки к небесам, сложил их и упал на колени перед уже законными супругами. — А теперь разрешите мне короновать Вашего супруга.       Это именно тот момент, которого больше всего ждал Чонгук. Для Чимина вынесли корону, и чиновник аккуратно возложил ее на голову Пака. Корона для церемонии громоздкая и помпезная, выполненная полностью из золота и драгоценных камней, изумительно сидела на Чимине, словно ждала своего хозяина. Вино уже немного ударило в голову и Его Величество Пак Чимин протянул руки Чонгуку.       — Да здравствует Его Королевское Величество! — загудели стоящие вокруг приглашенные и министры. — Долгих лет Вашему Величеству! Долгих лет королевству Силла! Долгих лет Вашему Величеству! Долгих лет королевству Силла!       Присутствующие на площади восхваляют короля и государство, но не расходятся. Пока король и его супруг не покинут площадь, другим этого делать нельзя — неуважение, за которое можно поплатиться жизнью. К тому же, лучники на дворцовых стенах вселяют страх. Все это не к добру.       — Что ж, церемония коронации окончена, а теперь я хочу передать тебе подарок от короля Тэджона, — скривился Чонгук, произнося ненавистное имя. Он ощущает на себе взгляды присутствующих, но продолжает, — думаю, он тебе очень понравится.       — Но я уже получил письмо от отца, — недоумевает Чимин.       — Ты плохо играешь, волчонок, если думаешь, что я тебя не раскусил, — шипит король, стискивая его руку.       — О чем ты? Отпусти, мне больно! — на глазах у Чимина чуть ли не слезы выступают, но он должен держаться достойно. К счастью, этого позорного разговора не слышит никто.       Чонгук поднимает руку и один из чиновников по его распоряжению приносит свиток. Дрожащими руками Чимин берет послание и разворачивает.       — Читай! Вслух! — рычит ему Чонгук и наблюдает за его эмоциями.       Чимин не понимает, о чем речь, ведь он действительно получил от отца пару безделушек и письмо, в котором не было ничего, кроме общих скупых фраз. Такое впечатление, что его писал чиновник, и Паку тогда даже обидно стало от того, что его персона для отца — всего лишь рядовой адресат, письмо которому может написать кто угодно. Тогда он пожаловался только Джину, тот его успокоил, и Пак забыл про это послание. Может оно и к лучшему, нежели тянуть в новую жизнь старые воспоминания. Новое послание, которое Пак никогда раньше не видел, никак не читалось — руки дрожали, а от застилающих слез иероглифы было не различить.       — Читай! Мне! Письмо! А как только ты его дочитаешь, голова посланника поедет обратно туда, откуда это паскудство тебе пришло. Если не будешь читать — я отрублю голову тебе. И молись небесам, потому что в следующий раз я отправлю твою голову без права выбора, понял? — Чонгук до боли стискивает кисть уже короля.       Чимин стоит в немом шоке и смотрит за плечо короля. Замерла и вся площадь собравшихся. Несмотря на каблуки, Чимин был все еще меньше короля, но даже так ему видно, как на площадь выводят связанного человека с мешком на голове. Мешок снимают и глаза пленника с обезображенного лица уставились на Чимина.       — Нет, Чонгук, пожалуйста, нет! В чем виноват этот человек? Что он сделал?       — Он принес свою смерть, и сейчас она в твоих руках. Выбирай, чья голова отправится в Корё — твоя или его? — Чонгук наклоняется ближе, обдавая омегу запахом крови. Таким явным и теплым, словно он недавно убил человека, и ранее привыкшего Чимина снова передергивает. Желудок сжимается и к горлу подступают рвотные спазмы. — Я совершенно не против, если твоя, волчонок. Ты уже коронован и все, что мне от тебя надо — я получил.       Альфа шепчет прямо на ухо, а Чимин хватается за его руку, чтобы не упасть. Как поступить — он знает точно. В этот раз омега выбирает свою жизнь, но не потому, что не ценит жизнь совершенно невинного человека, только выполнявшего приказ. Просто смерть его будет напрасной, а ведь Пак еще может послужить своему народу.       — «Мой дорогой и горячо любимый сын!» — Пак пытается читать ровно, не сбиваясь с ритма, чтобы не выдать свое волнение. — «мне тяжело осознавать, что чувствуешь ты, заключенный в темнице зверя столь длительное время» — О, небеса, откуда это! — «нас с королем Мином, мы искренне верим, ваше будущее с Юнги».       Обрывки фраз стучат в голове, отбиваясь болезненными спазмами в висках. Чонгук с довольной улыбкой смотрит, как Чимин ломается изнутри. Выговаривать каждое слово смерти подобно. На лице Чимина полное отвращение к происходящему, а на спине — сотни взглядов людей, собравшихся на площади. Как король этой страны, он не может допустить заминки, ему нужно держаться во что бы то ни стало!       Чонгук смотрит на него с легкой улыбкой.       — Я знал, что ты так поступишь. Молодец, волчонок, настоящий король Силлы, — тихонько прошептал Чонгук с гордостью в глазах. Чимин становится похожим на него, сам того не понимая.       — «ты поступаешь правильно. Этот политический шаг по силам сделать только тебе», «Я знаю, что ты ненавидишь каждую минуту», — голос Чимина начинает дрожать — эти строчки совершенно неверные, он не ненавидит Силлу, здесь он обрел не только ненависть, но и любовь. В последнем Пак сомневается, он смотрит умоляюще в глаза Чонгука, чтобы тот прекратил пытку. Озвучивать наглую ложь тяжело, но еще тяжелее смотреть в глаза тому человеку, который в это верит.       — Продолжай! — приказывает король и Чимин понимает, что пощады не будет. Просить бесполезно, а унижаться и плакать не позволяет королевская гордость.       — «Сынок, в минуты церемонии думай обо мне и короле Мине — тебе будет легче пережить весь тот ужас, что тебя ждет», — нет, он этого не переживет. Глазами, полными слез, он продолжает смотреть на Чонгука. Губы омеги безмолвно шепчут, что это все ложь, выдумка больного сознания.       — Думай обо мне и короле Мине, — шепчет ему Чонгук на ухо, опаляя шею горячим дыханием.       — Зачем ты так поступаешь?       — Не останавливайся!       — «ради меня и ради Юнги будь покладистым, меньше говори и больше слушай, не вступай в спор и не накликай на себя гнев», «займешь по праву достойное место короля возле Юнги», «ты не посрамишь нашу страну», «Да пребудут с тобой благословение небес и наша с Юнги любовь».       С последним сказанным словом Чимин видит, как над пленником поднимается меч, и палач отсекает его голову, покатившуюся к ногам одного из министров. Он ловко подбирает ее, с уже остекленевшими вмиг глазами, и поднимает на вытянутой руке. Кровь льется из головы, забрызгивая руку и лицо самого палача. Тот слегка трясет ношей и кладет в ящик, принесенный хвараном. На площади воцарилась тишина такая, что слышно звук летающей мошкары. Подкатившая тошнота уже во второй раз напоминает, что организм Чимина не железный, но ситуацию спасает король Чон. Он притянул омегу к себе, чтобы тот успокоился. Побелевшее лицо истинного проняло даже сурового Чонгука.       — Дыши!       Приказ отдан, и Чимин не имеет права его ослушаться. Он вдыхает запах альфы и кровь становится не такой противной. Она оседает в легких, разливается по собственным сосудам, смешиваясь с жизненно важной жидкостью Пака. Ему кажется, что он добровольно впускает ее, но противиться нет сил. После прочитанного послания в голове осталась пустота, а на сердце лег камень.       Письмо было совершенно другое и написано оно точно отцом — Чимин из всех посланий узнает стиль отца. Печать внизу не оставляет сомнений, что писал Тэджон. Зачем он это сделал? Что хотел сказать этим письмом? Почему их два? Получается, Чонгук читал все, что пришло во дворец, а с этим посланием устроил целый спектакль, который стоил жизни человеку? Чимину сейчас слишком сложно над всем размышлять, и он последний раз вдыхает запах крови и отстраняется.       — Ты знал заранее, — это даже не вопрос омеги, а утверждение. — Тогда зачем все эти воины? Кто мишень, Чонгук?       Чимину до боли обидно — он растоптан и подавлен. Его свадьба и коронация превратились в настоящий ад, церемонию унижения его, как личности. Письмо, присланное из Корё, окончательно испортило всю радость от светлого момента, в который пытался верить Чимин. Ведь правда — это должно быть началом другой жизни, только почему события подозрительно похожи одни на другие, словно он ходит по кругу и не может вырваться из него.       Чимин не понимает, где совершил ошибку и совершил ли ее вообще. Это странное стечение обстоятельств, злой рок, он не ожидал этого письма и совершенно не надеялся на то, что понадобится отцу. Тот явно намекал на то, что они с Юнги ждут Чимина, но как ему вернуться отсюда, став супругом короля Силлы? Паку кажется, что в голове скоро закипят мозги, но он решительно ничего не может придумать сейчас. Мотивы письма, его цели и конечные результаты Чимину пока не дано понять, но он увидел только одно — недюжинный гнев в глазах напротив, которые потеряли в него веру.       Паку больно от того, что когда-то он находил здесь совершенно другие чувства. Когда Чонгук ухаживал за ним, когда они гуляли ночью на краю обрыва, когда он целовал его так… На щеках выступает румянец. Неужели все, что было, одним письмом перечеркнулось в прах, сгорело и больше никогда не восстанет из пепла? Чимин не может этого позволить, но пока пытается с честью выдержать церемонию и повторяет свой вопрос:       — Кто мишень, Ваше Величество?       — Ты, — коротко отвечает Чонгук и бросает сотни молний в Чимина, читая реакцию по глазам.       — Не удивлен. Ты бы убил меня? — сохраняя хладнокровие, спрашивает омега.       — Они здесь на случай того, если ты вздумаешь что-то выкинуть. Подсыпать яд, например, — намекает Чонгук, а Чимин прикусывает губу. Справедливо, нечего возразить. — Поэтому, как только со мной что-то случится, в тебя будет выпущено триста стрел. А те воины, что стоят спиной, готовятся встретить непрошеных гостей. Вдруг ты решил кого-то пригласить на праздник, не предупредив меня.       Намек Чимином понят. Король Чон посчитал письмо сговором Пака с отцом и Юнги.       — Ты удивительный человек, Чонгук, — Чимин поднимает руку и гладит альфу по щеке. Тот сжал скулы, напрягаясь так, что мышцы стали словно каменные. — Неужели ты думаешь, что после всего, что произошло, я могу так сделать? Я принял королевство Силла, посмотри на мой ханбок. Я верен тебе независимо от того, что ты имеешь гарем наложников.       — Ты все сказал? — перебивает его Чонгук. — На нас все смотрят. Сейчас я должен поцеловать тебя и только попробуй…       Чонгук угрожает, но еще ближе наклоняется ближе к Паку, у которого сердечко выпрыгивает из груди от страха и волнения. Один его неверный шаг и он действительно станет жертвой лучников, но Чимин готов рискнуть и делает все по-своему, нарушая правила церемонии. Ему нечего терять, разве что будет растерзан здесь и сейчас, но не попробует — не узнает.       Он целует Чонгука первый, подаваясь вперед к королю. Ему совершенно не стыдно, и Чимин при всем народе обнимает его, становится на носочки, обвивает шею руками и прижимается до неприличия близко, так, что ему кажется, он чувствует Чонгука всем телом, а в том самом месте — особенно. Потому что у короля возбуждение разливается по всему телу от того, как омега сам раздвигает его губы, нежно и ласково проводит по нижней, давит ладонью на скулы, расслабляя челюсти.       Опешивший Чонгук впускает его, замешкавшись буквально на минуту, но перенимает инициативу в свои руки. Борьба языков, темпераментов, характеров. Борьба двух королей, каждый из которых не хочет уступать другому. Завороженные чиновники, кисэн, министры и евнухи застыли в благоговении. Кто-то шепчет, какая они красивая пара, другие просто смотрят, не отрывая глаз. Хосок улыбается, глядя на брата, и сжимает руку Тэхена, стоящего рядом.       — Скоро и у нас так будет, любимый, — шепчет Хосок на ухо Тэхену, опаляя того горячим дыханием.       Хоби не может насмотреться на своего омегу. Тэ от отчаяния закусил губу, а наивный Чон-старший думает, что это от зависти. Отчасти да — этот белобрысый омега, выскочка, стал королем такого государства, о котором мечтал Тэхен. Еще придя сюда Тэ, не знал, что ждет его во дворце, но спустя время, получив сердца принцев, наложник видел свои приоритеты. Сейчас ему очень обидно проигрывать, а мечты рушатся на глазах.       — Конечно, Ваше Высочество, обязательно будет! — отвечает Тэхен, выдавливая из себя мучительную улыбку. Она почти получилась, но Хосок поверил.       Кто-то рядом негромко шаркнул ногой, нарушив тишину, и пришедшие на церемонию опустили глаза вниз. То, что происходит в центре площади — уже не для них. Этот момент слишком интимный, слишком запретный, слишком личный. Короткий поцелуй — всего лишь демонстрация повиновения омеги альфе, но сегодня все не так. Чонгук притягивает Чимина за тонкую талию, наклоняется и чуть ли не сгибает омегу пополам. Под его большой ладонью тело омеги трепещет, а кажется, что сами драконы взмахнули крыльями с ханбока. Чимин негромко стонет, он теряет почву под ногами, но держится только одной мыслью — он стал королем Силлы и не годится ему демонстрировать разногласия с Его Величеством.       Джин, подошедший к мужу, утирает слезы, сбегающие по щекам. Он держался всю церемонию и даже не слыша, что говорили между собой супруги, Ким видел их напряжение в глазах и боялся непредвиденного, но теперь, когда Чимин обыграл Чонгука на шаг вперед, Джин не выдерживает и плачет на плече Намджуна от счастья.       — Джуни, они такие… я не могу, Джуни…       — Тише, любимый, все хорошо, я вижу. Он справился. Мы справились. Все обязательно будет хорошо, — успокаивает того генерал, прикусывающий губу от переполняющих его чувств.       — Он такой, такой… наш Чиминни.       — Наш Чиминни… — подтверждает Ким и смахивает скупые мужские слезы, внезапно собравшиеся в уголках глаз.       Чимин не может оторваться от Чонгука, но все дальнейшее уже переходит границы здравого рассудка. Он с трудом отстраняется от альфы, чей внутренний зверь еле сдерживается Чонгуком, и шепчет:       — И скажите, Ваше Величество, что после этого наши подданные не полюбят меня? — хитро улыбается омега, на которого устремлены сотни счастливых глаз.       — Волчонок, ты можешь обмануть кого угодно, только не меня, — Чонгук почти не злится, в его глазах тухнет ненависть, но продолжают гореть огни страсти, от которых у Чимина по спине идет животный страх и пробегает холодок. Он старается не думать о том, какие последствия ждут его сегодня ночью, но глаза короля не предвещают ничего хорошего.       Церемониймейстер переминается с ноги на ногу, боясь нарушить гробовую тишину, стоящую на площади. Мероприятие затягивается, а чиновник не знает, что делать дальше. Открыть рот может быть себе дороже, потому что никто не слышит, о чем разговаривают эти двое.       Чимин становится на цыпочки, притягивает Чонгука к себе и шепчет на ухо.       — Я просто начал жить настоящим, а не прошлым, Чонгук. И тебе советую того же.       Чимин похлопал его ладонью по плечу и отстранился, оставив наедине со своими мыслями.       Распорядитель праздника вскидывает бровь, и король машет рукой, чтобы тот продолжал. Все действие продолжается еще минут двадцать, после чего король Чон с супругом скрываются во дворце. Чимин легонько приподнимает ханбок, чтобы не наступить на полы и не испачкать драконов. Ему кажется, что они живые — настолько реалистичными получились рисунки на ткани. Теперь он этих существ не боится, но уважает. Чонгук показал, как их укрощать, но Чимин только сам себе улыбается, следуя за королем.       Правитель Силлы прочно придерживает за локоть Пака, вцепившись в самое больное место, но Чимин терпит и раздает всем вокруг ослепительные улыбки, получая в ответ одобрительные вздохи от чиновников и всех собравшихся на церемонии. Зайдя в помещение, Чонгук выдыхает, разворачивает Чимина к себе, и, как только хвараны закрывают за ними двери, несдержанно целует, больно прикусывая за губу.       — Ты что за представление устроил, волчонок? — Чонгук тяжело дышит, его грудь ходит ходуном, а сердце колотится так сильно, что Чимин невольно ощущает эти вибрации.       Пак вытирает кровь с прокушенной губы, но ранка большая. Чонгук — дикий, его методы — животные, его сила — неконтролируемая, но Чимин уже не боится. Он слишком много перенес и потерял для того, чтобы отказаться и бросить все на половине пути.       Глаза Чонгука горят, лицо пылает от жара, а приложи ко лбу руку — ну точно лихорадка началась. Чимин чувствует, как новая капля бежит по подбородку. Запах крови — запах истинного. Кажется, что он бьет в голову похлеще крепкого напитка, что сегодня пил на церемонии. Странно, но рана не болит. Омега неторопливо высовывает розовый язычок и также демонстративно медленно облизывает нижнюю губу, только еще больше размазывая кровь. Он останавливается языком в уголке, прикусывает язык, показывая белые зубки, после чего быстро засовывает его в рот и причмокивает.       — Вкусно, — шепчет Чимин. — Попробуешь?       Он подставляет лицо, подаваясь окровавленными губами вперед. Чонгук смотрит на все это действо, не отвлекаясь, а сейчас и вовсе заворожено стоит перед омегой, ощущая, как попадает в его власть. Эти губы хочется сминать, искусывать, целовать до покраснения, пока он кровью его не напьется, не насытится, не измажется полностью. Он с трудом отрывает свой взгляд от губ Чимина, но не может противостоять этой просьбе и слизывает густую каплю крови. Шершавым языком Чон проводит от ключицы, которую Чимин невольно подставляет ему, дрожа всем телом от возбуждения. Он проходится по вене, пульсирующей под языком, носом зарывается в пахучие железы, которые стали выделять активнее персиковый запах, прикусывает кожу, а потом достигает подбородка и наконец ему на язык попадается кровь.       Она сладкая. Как тогда сладкая, когда Чимин поранил себе шею заколкой. Но сейчас еще слаще, словно туда сахар насыпали, и Чон слизывает первую каплю, размазывая языком по небу, пробуя на вкус, как самое дорогое рисовое вино, что когда-то пил в Империи монголов. Чимин мажется горячим дыханием Чонгука, что держится из последних сил. Это чертовски сводит с ума — власть над этим альфой, он ощутил ее только сегодня, когда осмелился нарушить правила церемонии, сделать то, что нельзя, что сошло ему с рук, но сейчас, похоже, пришло время расплаты.       Чонгук подхватывает омегу на руки и несет через коридоры в свои покои. Чимин вцепился в его ханбок маленькими пальчиками: если он не успокоится, то стащит его прямо здесь. От Чонгука жар исходит, сердце альфы колотится, в глазах просто животное желание, противиться которому он не смеет. Кто он теперь такой? Супруг короля, который должен быть ему верен, исполнять все его желания, быть советником и опорой. Чимин очень хочет, чтобы именно так все и случилось, но… Чонгук проходит мимо своих покоев и идет дальше. У омеги останавливается сердце от обиды и разочарования, дыхание спирает так, что не дает ему даже вскрикнуть.       Чон толкает двери в покои Чимина и сажает его на кровать. Он молча снимает с него корону и расплетает волосы, которые длинными светлыми прядями ложатся новоиспеченному королю на плечи. Пак мало что понимает из происходящего, но замирает, когда альфа касается его плеч. Он сжимает тело, словно хочет и без того тощего Чимина сделать меньше, сдавить в руках и растереть до пепла, а потом развеять и больше никогда не видеть. У омеги собираются слезы от обиды, но он контролирует себя и смотрит в глаза королю Чону, не собираясь прятаться.       — Мне понравилось, волчонок. Ты сделал верный ход, и я горжусь тобой, малыш. Я даже почти поверил в то, что ты сможешь стать королем этой страны, а пока «думай обо мне и короле Мине — тебе будет легче пережить весь тот ужас, что тебя ждет», — Чонгук отложил корону на столик у кровати, развернулся и вышел, оставив Чимина в состоянии совершенной прострации. Что это было и чего ждать дальше — похоже его королевская жизнь обещает быть не простой.

***

      Сколько он просидел в покоях — не помнит, но к нему постучался Джин, весь запыхавшийся и счастливый, словно замуж вышел он. Пак поднял на него грустные глаза и Ким сник, падая на колени перед королем.       — Что случилось, Ваше Величество? Могу я теперь Вас так называть? — смущенно спрашивает Джин. — Рассказывайте скорее.       — Я даже не знаю, что сказать, Джин.       — О чем вы говорили на церемонии? Я так боялся, что что-то пойдет не так, — омега генерала сплетает пальцы и мнет их, переживая за Пака.       — Отец прислал письмо. Тот человек, которого убили, посланник из Корё. Письмо было странным, понимаешь?       — Нет, — мотает головой Ким.       — Намджун не знает?       — Он ничего мне не говорил, — отрицательно отвечает Джин. — Что в письме?       — Я не могу понять. Это зашифрованное послание? Там столько всего неоднозначного. Я недавно получил совершенно другое, — Чимин прикусывает больную губу и ойкает от неожиданности. Вспоминая, откуда взялась рана, он аккуратно проводит пальцем по губам. Присутствие Чонгука невольно ощущается и Пака передергивает от нахлынувших ощущений.       — А что там? — не отстает Джин.       — Отец пытается что-то сказать… Я должен ждать чего-то… Нет, это совершенный бред, этого не может быть.       — Но вы же не собираетесь… — Джин хотел сказать «навредить Чонгуку», но тут же осекся. Не стоит поднимать прошлое.       — Нет, что ты! — Чимин бросает раздраженный взгляд.       — Не расстраивайтесь, мой господин, все будет хорошо. Король Чон не допустит ничего плохого, — Джин гладит Чимина по коленке. — Я уверен, что вы под защитой.       — А я нет.       — Бросьте, лучше пойдем смотреть подарки. Их все еще продолжают привозить во дворец. Пойдемте же.       Джин тянет уставшего и морально измотанного Чимина в комнату, где собралось немало добра. Большие ларцы, красивые корзины из дорогих сортов лозы, непонятные предметы, которым Чимин и применения найти не может, коробочки с украшениями, диковинные цветы, от которых комната стала больше похожей на оранжерею — здесь всего столько, что разбегаются глаза. Совсем недавно евнухи принесли еще несколько ларцов с подарками — их оставляют уже у стен дворцовых ворот, потому что охранники не успевают передавать дары прислуге.       — Смотрите, какой красивый ларец, что там?       Джин поднимает небольшую коробочку, стоящую на столике, и отдает Паку. Она привлекла его внимание красивейшей росписью на крышке — на синем фоне было нарисовано солнце.       — Откройте! — не терпится Джину, и он переминается с ноги на ногу от любопытства.       Несмотря на все многообразие цветов и красок для Чимина они меркнут. Сейчас ему хочется быть не здесь, а разбор дурацких подарков он и вовсе может сделать позже. Да и Джину вполне доверяет — вот бы и копался тут генеральский супруг, сортируя присланное по степени ценности. Пак машинально пожимает плечами и как бы Джин не старался его развеселить — получается плохо. В неслушающиеся руки попадает коробка и Чимин на автомате открывает ее. Сердце пропускает удар, потому что внутри лежит самджак норигэ, принадлежащий королеве Пак Дахи.       Чимин трясущимися руками берет нефритовое украшение матери, а на глазах выступают слезы. Сегодня, в день свадьбы и коронации, он совсем не хотел плакать. Он хотел держаться изо всех сил и даже отсутствие поддержки родных так остро не ощущалось, как сейчас. Все то, что накопилось в груди, захлестнуло его с головой.       — Будь ты проклят, Чон Чонгук! Будь ты проклят, мразь! Подонок! Убийца!       Чимина накрыли воспоминания, которые он старательно прятал все это время. От этого из груди вырываются рыдания, сотрясающие все его тело. Джин испуганно забирает коробочку и достает записку — подарок из Пакче от доктора Джана. В записке он пишет приятные пожелания будущему королю и передает семейную реликвию, но дальше Джин не читает.       Чимин обессиленно приваливается к стене покоев и медленно оседает вниз. Он колотит руками по дощатому полу, отдающему приятным запахом свежего дерева дорогой породы, впивается ногтями в доски и обламывает их до крови.       — Будь ты проклят, чудовище!       — Ваше Величество! Ваше Величество! — Джин садится прямо на пол рядом и пытается забрать норигэ, но Пак сжимает его и не отдает. — Перестаньте, пожалуйста, Ваше Величество! Не нужно так!       Генеральский супруг насильно тянет Чимина на себя, прижимая маленькое тельце к коленям. Чимина трясет крупной дрожью, потому что сразу вернулись картины прошлого — такой же самый пол, по которому стекала кровь из отрубленной головы его матери. Вспомнил ее остекленевшие глаза, искаженный ужасом рот, застывшие в посмертной ужасной улыбке губы. Пак видит это настолько явно, что пятится, больно впиваясь пальцами в колени Джина. Ким не понимает, что случилось, но крики Чимина пугают его не меньше, чем самого омегу.       — Я ненавижу тебя, Чонгук! Ненавижу! Ненавижу!       Пак кричит еще громче, а Джин занят тем, что укачивает его, словно ребенка, пытаясь унять истерику. Получается плохо, но получается.       На пороге раскрытой двери стоит Чонгук, сложив руки на груди. Он смотрит на Чимина, извергающего проклятия, и не может поверить в то, что час назад этот омега целовал его так жарко, так страстно, а теперь выкрикивает слова ненависти на того, чьим супругом сегодня стал. В голове Чонгука отбиваются слова из письма: «я точно также ненавижу того, кто отнял у меня твою мать, королеву Дахи, кто отнял у меня друга и союзника короля Мина и наконец тебя — мою единственную любовь и отраду». Точно так же.       Ни Джин, ни Чимин не слышат, как Чонгук бесшумно, словно дикая кошка, выходит в коридор и скрывается в лабиринте ходов, ведущих в библиотеку. Встретив старшего евнуха, Чон попросил принести туда рисового вина и удалился, скрываясь между стеллажами.       Он помнит, что здесь узнал об их с Чимином истинности. Стало противно сдавливать в груди — истинный, ненавидящий его всем сердцем, вряд ли принесет ему в жизни счастье. Вспоминая родителей, Чон понимает, что их любовь была уникальной, единственной во всем мире. Его тяжелые раздумья нарушает евнух с кувшином вина.       — Оставь! — небрежно приказывает Чон и прислоняется спиной к шкафу со свитками. — Сюда никого не впускать. Где принц Хосок?       — Не знаю, Ваше Величество, — бормочет от страха евнух.       — Зато я знаю, можешь идти!       Чонгук точно знает, где Хосок. Тут и гадать не нужно, что он в своих покоях с Тэхеном. Комната брата остается неприкосновенной и Чонгук вспоминает, сколько наложниц было оттрахано на кровати Хоби. Он наливает первый стакан и выпивает залпом. Ненавидит, значит. Чонгук немедля наливает второй стакан, и он идет вслед за первым. Плохое дело пить самому на голодный желудок, но поселившуюся внутри боль он не хочет делить ни с кем. Сам виноват, что впустил этого омегу в свою жизнь и в свое сердце, сам виноват, что дал этому смазливому лицу одурманить себя. На что он надеялся — что дикий волчонок станет ручным? Полюбит его, как его мать любила его отца? Больной, он совершенно больной, если допускал даже мысль о таком.       Третий и четвертый стаканы идут чередом почти без перерыва. За окном становится темно, а у Чонгука во рту кислый привкус от вина не дает ему даже провалиться в сон. Противно, горько, а еще хочется где-то найти утешение или выпустить свою злость. Голова раскалывается от выпитого и продуманного за эти несколько часов. Лучше бы ему вообще память отняли. Чонгук неуверенно встает на ноги, опираясь на этажерку. Выбираясь между узкими рядами, он своими габаритами сносит соседний стеллаж и свитки рассыпаются по всему полу. Ничего, евнухи все уберут. Чонгук хмыкает и двигается в сторону покоев брата. Самый близкий человек поддержит и поймет.       Приближаясь к комнате наследного принца Хосока, Чонгук хватается за виски, которые разрывает от боли, потому что в нос ударяет терпкий запах лотоса. Он смешан с запахом Хосока, но тот абсолютно теряется, перекрываясь настойчивым, манящим и соблазнительным лотосом. Чонгук приваливается лбом к стенке и вдыхает этот приторный аромат. Ему бы сейчас персик вдохнуть, потому что от лотоса вовсе дышать нечем, но государь плюет на все и открывает дверь в покои брата.       Раньше он не стучал, потому что все было общее, и кисэн тоже. Чонгук не стучит и сейчас. Он делает широкий шаг внутрь, щурясь от свечей, который колышутся на ветру по углам покоев. В полутьме он своим острым зрением видит обнаженного кисэн, который скачет на члене его брата. Хосок активно работает бедрами, а голый Тэ, чья медовая кожа отражается в лучах лунного света, похож на божество. Он так отлично смотрится — Тэ подобрал волосы руками, чтобы они не мешали, его тело ритмично приподнимается над Хосоком, а тот вжимается руками в талию омеги, управляя глубиной проникновения. Очевидно, что Хосок достает глубоко, потому что Тэхен скулит все больше, и Чонгук с пару минут наблюдает за их соитием, не желая мешать, но желая присоединиться, потому что собственный член от это картины твердеет, к нему приливает кровь, а от головы удивительно отливает, делая ее пустой и звенящей внутри, словно колокол.       — Могу я присоединиться? — глухим голосом с пьяной интонацией спрашивает Чон. — Ты же не откажешь мне, брат?       Хосок поворачивает в дурмане голову, потому что ненасытный Тэхен вытрахал все мозги. Так совпало, что с приездом Хосока у кисэн началась течка. Реакция на истинного и его длительное отсутствие сделали свое дело. Тэ еще с утра чувствовал себя плохо, но потом понял к чему это. Они уже который час кряду не вылазили из постели, вспоминая всевозможные позы, в которых уже брали Тэхена, и выдумывая новые. Взгляд Хосока на брата нечитаемый, но Чонгуку разрешение не нужно.       — Он мой омега, — рычит Хосок, приходя в себя, и скидывая разочарованного Тэхена с себя. Омега ноет, так и не получивший очередной оргазм, а его тело ничего не слушается, желая только альфу внутри.       — А я все еще его хозяин, — напоминает Чонгук, развязывая пояс свадебного ханбока. Интонация выдает его.       — Ты пьян, — подмечает Хосок.       — Да, и что? У меня же сегодня свадьба, — Чонгук подходит ближе, скидывая ханбок на пол и обнажая мускулистую грудь. — Имею право.       — Так почему же ты здесь, а не у своего омеги? — непонимающе спрашивает Хоби, даже не пытаясь прикрыться. Чего не делает и Тэхен, сидящий позади альфы и поглаживающий собственный член. Кисэн смотрит на короля, закусывает нижнюю губу и зазывает взглядом, словно только его и ждал. Чонгук завороженно глядит на стоящий член омеги с покрасневшей головкой и облизывается.       — Потому что мой муж меня не хочет, — медленно тянет Чонгук, присаживаясь на кровать рядом. — Он меня ненавидит. Ненавидит, понимаешь?       — Мне жаль, мой господин, — вставляет свое слово Тэ, сидящий до этого молча, как рыба.       — Давай, Хосоки, последний раз повеселимся вместе, ведь ты скоро заберешь Тэхени? — клацает Чонгук, оглядывая тело омеги. — Если я разрешу.       — Чонгук! Я поставил ему метку. Он мой омега! — со злостью бросает Хоби.       — Брат, — Чонгук тянется пальцами к оголенной стопе Тэхена, хватается за щиколотку и поднимается по бедру, — я не спорю, что он твой омега, и не собираюсь ему ставить метку. Да, Тэхени? Мы просто развлечемся, как в старые времена.       Чонгук подсаживается ближе, тянется к Тэхену за поцелуем, а тот наклоняется ближе и целует короля, одновременно до боли сжимая в своих руках ладонь Хосока. Чон тянет Тэхена на себя, опрокидывает на спину и шепчет:       — Поработай, детка, не обижай нас.       Тэхен, оказавшись как специально перед пахом Хосока, целует того, уделяя все внимание еще не опавшему половому органу. Хосок стонет от вида Тэхена, который насаживается ртом и помогает себе руками, стимулируя яички и мошонку, а сам выпячивает задницу, потому что Чонгук тремя пальцами врывается внутрь, исследуя жаркое влажное тело. Тэхен течет так сильно, что Чонгук завидует Хосоку. Брату достался хороший омега, покладистый, сексуальный и чертовский красивый.       Тэхен двигает попой, стараясь вобрать глубже пальцы короля, но не отвлекается и от Хосока, который выгибает тело дугой в приближении оргазма. Он не помнит, сколько раз кончил за сегодня, но с Тэхеном каждый раз, как первый — остро, в красках, на пике. Словно накопившееся за долгое время, наслаждение выходит одинаковыми порциями, ничуть не становясь меньше — от такого кисэн кроет сильно и бесповоротно и Хосок, смотря на раздевающегося догола брата, пропадает в который раз в сладостной неге, потому что Чонгук врывается в Тэхена сзади, наклоняя того вперед и придавливая голову к промежности брата.       Член Хосока касается гладких стенок горла, кисэн пропускает и не закашливается, не меняет темпа, чего альфа терпеть уже не может, пока Чонгук все еще активно долбится в Тэхена, двигаясь сзади. Чего они только не творили втроем и Хоби, прикрывая в глаза, вздыхает в надежде, что скоро это кончится. Кисэн выпускает стоящий член изо рта, скулит, у него поднимается температура, а смазка густыми каплями выталкивается из ануса, ритмично появляясь там от движений короля Чона.       — Потерпи, малыш, — шепчет ему Хосок и стирает соленый пот со лба.       Тэхен сейчас навряд ли много соображает, потому что находится в том состоянии, когда неважно, чей член внутри — лишь бы желание, разрывающее на части, быстрее удовлетворилось. Он мутными глазами смотрит на Хосока, все так же раскачиваясь от толчков сзади, и тянется к нему, прося поцелуя. Чон-старший не отказывает, он придерживает омегу за лицо, целует то жадно, то нежно, считая секунды, длящиеся мучительно долго.       Тэхен не помогает абсолютно, он только подогревает страсть Хосока — поглаживает стоящий член и скулит, прося больше.       — Хосок, Тэхени так соскучился по нашим встречам, что ему слишком мало меня одного. Присоединяйся, — подмигивает Чонгук, меняя положение омеги.       Он кладет омегу на брата, и Тэхен целует Хосока, уводя в мир безумных фантазий младшего. Чонгук подталкивает кисэн, чтобы поравнять его анус с членом брата, но благо течка способствует быстрому проникновению. Гук берет два члена и разом проталкивает их в подготовленное отверстие. Тэхен громко стонет, но не от боли, а от наслаждения. Поначалу ему казалось, что тело не выдержит, но первые секунды дискомфорта быстро прошли, как только альфы начали двигаться в нем. Чонгук, устроившийся сзади, смотрит на спину Тэхена и покрывает ее и плечи поцелуями. Ему кажется, что кожа такая же шелковистая, как у Чимина, поэтому он пальцами вцепляется в тонкие плечи, придавливая Тэхена к себе.       В алкогольном дурмане, что еще не полностью отпустил, ему иногда мерещится светловолосый омега, и Чонгук живет этими секундными лживыми вспышками. Они с Хосоком работают синхронно — четко, ритмично, словно единый организм. Тэхен только скулит от удовольствия, а уже через пару минут его доводят до оргазма. Кисэн забрызгивает живот Хоби, который от трения своего члена с телом омеги и членом брата уже чуть ли не теряет сознание, но еще успевает уловить момент изломленных бровей и наивысшего наслаждения своего истинного. Чонгук с выдержкой подольше только раззадоривает старшего, и они вместе еще какое-то время совершают фрикции, пока не кончают одновременно, заливая омегу изнутри.       Обессиленные и уставшие, альфы не меняют положения, но пропускают тот момент, когда набухают два узла. Выйти из омеги нельзя, иначе ему обеспечены травмы, поэтому, сохраняя остатки сознания, Хосок и Чонгук валятся на простыни, зажимая между собой Тэхена.       — Ничего страшного, Хо, омеги пьют отвар. Побудем так и скоро все пройдет, — бормочет Чонгук, уставший за этот дурной день, как загнанная собака. Ему очень хочется прикрыть глаза и забыть обо всем, что произошло. И даже голая спина Тэхена перед глазами, которую он раньше так любил целовать, оставляет тело без удовлетворения и желания что-либо делать. Спать, только спать.       Кисэн плачет от реальной боли, которая разрывает его изнутри. Сцепки с Хосоком у него не было никогда, но даже с одним альфой процесс не всегда безболезненный, а сцепка с двумя одновременно — это выше его сил. Тэхен обращен лицом к принцу, который сцеловывает его слезы, размазывает их по щекам и шепчет слова любви.       — Я соскучился по тебе, родной, — удрученный произошедшим, Хосок убирает пряди на вспотевшем лице наложника. — Я скоро заберу тебя, и мы всегда будем вместе и ничто не разлучит нас, мой хороший.       Тэхен с любовью смотрит в глаза Хосока и лишь всхлипывает, потому что верит словам своего альфы. Он терпит до последнего всю боль, боясь даже пошевелиться, и надеется, что не напрасно. Потому что отвар, который Тэхену дает Линь, он уже две последние течки удачно выливал, возвращая доверчивому другу лишь пустые пузырьки.       На лице омеги расплывается улыбка, когда он немного шевелится и понимает, что оба узла крепки и не спадут еще долго — ему нужно опередить Чимина и родить наследника и не важно, кто отец. Он рассчитывал сегодня на Хосока, но небеса преподнесли ему двойную удачу. Что ж, только дурак бы не воспользовался такой возможностью, подумал Тэхен и попытался заснуть, но тянущая боль в животе не давала ему даже прикрыть глаза. Он тихонечко опустил руку вниз, буквально прощупывая под слоем мышц узел Хосока. Скорее всего, ему повезет и ребенок будет от Чона-старшего. Наследник королевской крови, будущий король…

***

      Тэхен с блаженной улыбкой засыпает спустя час, когда у альф спадают узлы и дискомфорт внутри проходит. Чонгука ранним утром тревожит назойливое солнце, бьющее в глаза. В покои Чон Хосока так и не заходили евнухи, боясь помешать принцу, поэтому от лучей было не спрятаться. Гук откидывается на большой кровати и переворачивается на спину, уставившись в потолок. Ночь с кисэн совершенно не утолила его жажду, а только раззадорила, но не к Тэхену.       Чимин… Он вспоминает, как омега кричал слова ненависти в сторону короля, и закрывает глаза. Неужели письмо было правдой? Все слова Пак Тэджона идеально ложились на картинку вчерашнего вечера. Не складывается только одно — поцелуи с омегой такие искренние и настоящие, что вера в плохое просто тает на глазах. Гук готов волосы на себе рвать от непонимания того, что происходит между ними двумя. Как только все налаживается — тут же летит ко всем чертям. Но Чимину хочется доверять, а это разрывает сердце еще больше. Хочется, но не можется.       Гук встает с кровати, глядя на спящего брата, крепко обнимающего Тэхена. Оба невозможно красивые и любящие, такие, что глаза хочется выколоть себе от зависти, чтобы не подсматривать за чужим счастьем. Если его брат нашел любовь с простым кисэн, почему же он не достоин такого же с наследным принцем?       Чонгук улыбается, когда воспоминает о вчерашнем дне. Чимин уже не наследный принц, а король этой страны. Сегодня и завтра в стране еще праздник, а потом Паку придется занять трон рядом с ним, присутствовать на официальных мероприятиях, принимать послов. Хорошо, что он королевской крови и его не надо учить элементарным мелочам. Не то, что Тэхен — простолюдин, с которым Хосоку еще придется помучиться. Чонгук завязывает шнурок на паджи, надевает чогори, а сверху свадебный ханбок. Он последний раз смотрит на обнаженных любовников и тихонько закрывает двери в покои Хосока. Больше он Тэхена трогать не будет.       В свои покои Чонгук возвращается сразу и не находит там омегу, который по правилам должен отныне спать с королем. Он не ждал его? Чонгук плохо помнит вчерашний вечер, но знает, что отправился в библиотеку, значит… В голове ничего не вяжется, и альфа вздыхает, оглядывая пустое и холодное помещение. Здесь нет даже тонкого аромата персика, который бы намекал на присутствие омеги. Хвараны у покоев короля только сменились и спрашивать о чем-то бесполезно.       Гук возвращается в покои Чимина, который уже встал и был одет. Свой вчерашний наряд он сменил на сдержанного тона ханбок — глубокий синий, как море, цвет ткани гармонировал с его глазами и светлыми волосами. Омега сидел перед туалетным столиком и даже не отреагировал на вошедшего короля. Прислуга для утренних процедур была заранее отпущена — Чимин ждал его. Он знал, что король вернется.       В нос Паку въедается раздражающий лотос. Чей запах — ему и догадываться не надо. На лице Чонгука отпечаток невыспавшейся ночи. Он спал, но не отдохнул — под глазами залегли круги, на лице беспокойство и толика вины перед супругом. Еще бы!       Чонгук неслышно подходит сзади, а Чимин ожидает его, сдерживаясь всеми фибрами души. Он вплетает в волосы ленты, надевает на руки золотые браслеты с драконами, защелкивает сережки, свисающие почти до плеч длинными жемчужными нитями. Чимин идеален, и Гуку чертовски хочется прикоснуться к этому непорочному телу. Тэхен не такой — они с братом его делили не раз, но Чимин — особенный. Даже после изнасилования королем в нем нет намека на грязь, его не запятнать, он светится изнутри, словно само солнце, рождающее утренние лучи.       Через окно на локоны омеги попадает несколько ярких солнечных пятен. Они пляшут на волосах, отблескивают на сережках, играют с бархатной кожей омеги, лаская ее своими разноцветными язычками. Пак хищно улыбается уголками губ, глядя на свое отражение. Ему нравится он и то, как на него смотрит король. В лицо хочется рассмеяться, но Чимин сцепляет зубы — у него сейчас эмоции крайне нестабильны, и он боится натворить глупостей.       Король Силлы стоял за спиной, возвышаясь над головой супруга. У Чонгука пальцы болят и колют от того, как хочется прикоснуться к Чимину. Альфа берет со стола ожерелье с драконом и раскладывает его на груди, омеги, защелкивая сзади маленький замочек. Государь смотрит ему в глаза через отражение и ведет пальцем по открытой груди, перебирая косточку на ключице, проходясь пальцем по шее, чувствуя старый шрам его авторства. Чимин замирает от того, как ему хорошо. А еще он каменеет от обиды, застывшей внутри. Его альфа провел ночь с другим кисэн.       Чонгук, закончив ласки, наклонился к другой части стола и взял оттуда корону. Теперь Чимину придется носить ее всегда. Он сам себе разрешает для удобства не использовать корону ежедневно, но супругу короля не положено. Одна, большая и громоздкая — для официальных церемоний, другая — для внутренних мероприятий, а третья, которую Гук заказал специально для Чимина, для ежедневного ношения. В Силле все должны знать, кто король этой страны. Чонгук не без гордости крепит корону на голове Чимина. Эскиз для нее придумал он сам, а делали ее самые лучшие мастера королевства. Корона была сделана в индивидуальном стиле, полностью из золота и совсем не похожа на те, что носили в королевстве раньше. Причудливые вензеля сплетались в один за другим, образуя непрерывную окружность и символизируя вечность правления государя Силлы. Украшение инкрустировано драгоценными камнями, заказанными в тех странах, где Чонгук никогда не бывал, но лично отправил туда министра торговли и церемониймейстера для выбора минералов.       Глядя на супруга в отражении правителю кажется, что корона не достойна Чимина. Ее красота и изысканность, чем Гук хотел удивить омегу, меркнут по сравнению с тем, чем удивляет омега самого короля.       — Не подходите ко мне, Ваше Величество, пока трахаете тех, кого не можете забыть. Прав был мой отец, когда писал об ужасе, который меня ждет, — холодно отвечает Чимин.       Чонгуку кажется, что лучше бы ему дали пощечину — настолько больно слышать эти слова. Заслуженные.       — Что ты себе позволяешь, щенок? — Чонгук дергает его за руку и притягивает к себе, но в ответном взгляде абсолютно никакого страха, только один большой упрек и вопрос зачем?       — А что вы себе позволяете, Ваше Величество? От вас разит омегой вашего брата! Совсем не осталось ничего святого — ни чести, ни гордости? — спрашивает Чимин, уставившись на короля.       — А ты ревнуешь, волчонок? Кисэн моего брата хотя бы не плачет на плече Ким Сокджина и не кричит о том, как он ненавидит меня. Громко, неистово, всем сердцем, — отвечает Чонгук. — Я прикажу евнухам, чтобы Ваши вещи были сегодня же перенесены в мои покои. И не забудь, что первую течку в качестве короля Силлы ты проведешь со мной. Мне нужен наследник.       — К счастью, она еще не скоро, — Чимин отступает, потому что горящие глаза Чонгука не предвещают ничего хорошего. — Но я сделаю все, чтобы не понести от тебя, чудовище.       — Ты сомневаешься во мне как альфе? — Чонгук прижимает его к стенке, облизывая губы. Неоднозначный стояк, упершийся между ног Чимину, заставляет того напряженно сглотнуть. — Я сегодня же прикажу Линю не давать тебе отвар. Ты родишь мне наследника, как и подобает любящему супругу, а потом можешь убираться отсюда куда глаза глядят.       Чимин смотрит на Чонгука и не понимает, как его может тянуть к этому человеку. Еще вчера утром он умирал от преданности и любви к нему, вечером ненавидел, а сегодня тает, словно мед на солнце, растекаясь от одних только прикосновений. Чимин откидывает голову на стенку и упирается лопатками, лишь бы не упасть. Его омежья сущность бунтует против разума, она дико хочет оказаться под альфой, принять истинного в себя, соединиться с ним воедино. Пак с ужасом открывает глаза и думает, что это может быть течка — тогда ему несдобровать, но, к счастью, все обходится — это только влияние истинного, только его сила вынимает из омеги душу и топчет, кроша на маленькие кусочки.       Чонгук приподнимает его за подбородок.       — Соберись, сегодня вечером впервые в роли короля будешь провожать со мной Чон Хосока в Пакче. На дворцовой площади будут все министры, поэтому не опозорь меня, волчонок.       Гук проводит пальцем по нижней губе Чимина и уходит.

***

      — Ты уезжаешь слишком рано, — замечает Чонгук брату, который уже погрузил необходимое в повозку и собрал отряд хваранов, с которыми отправится в дорогу.       — В Пакче небезопасно, — Хосок прячет глаза, чтобы не смотреть на короля. — Не хочу оставлять надолго.       — Правильно, — Гук хлопает его по плечу.       Собравшиеся кланяются Хосоку, как только братья заканчивают личный разговор. Ким Намджун переговаривается с военными, отдает какие-то указания, рассказывает о новых поставках холодного оружия. Чимин напряжен максимально, потому что волнуется.       — Я рад, что все так произошло. Думаю, что лучшей партии королю Силлы не найти, Чимин, — Хосок обнимает Пака и берет его за руку. — Будь к нему снисходительнее, у Чонгука непростой характер.       — Спасибо, Ваше Высочество, — Чимин кивает, пробуя делать это с короной. Первый раз на людях так волнительно, что он даже забывает о том, что Чонгук запретил перед кем-то опускать голову. Пак опомнился, улыбнулся и наклонил голову вбок, одаривая Хосока своей очаровательной улыбкой. Блеск золота под лучами садящегося солнца искрится и кажется, что искрится весь Чимин, а позади него восторженно вздохнули министры от умиления. Маленькая ладошка исчезла в больших руках наследного принца.       — Ты небезразличен моему брату, поэтому подумай, как найти ключ к его сердцу, — прошептал Хосок, чтобы никто не слышал, а Чимин залился румянцем. Да уж, точно небезразличен.       Пак ведет себя с достоинством. Через пару метров от него стоит Тэхен, который от течки еле на ногах держится. Лицо покрыто красными пятнами, глаза слезятся, как при лихорадке, такое впечатление, что его тело здесь, а сам он отсутствует — взгляд омеги стеклянный, но устремлен только на Хосока. В руках Тэхен теребит пояс ханбока, нервно скручивая его и сминая пальцами. Чимин, взглянувший на кисэн, отчасти сочувствует ему. Представлять себя на месте Тэхена ему не хочется.       Когда Хосок попрощался со всеми и остался наложник, он подошел к своему омеге и молча уткнулся подбородком в макушку Тэхена. Пленительный крепкий запах лотоса, замешанный на собственном запахе, заставляет его прикрыть глаза и зарыться носом в темные шелковистые пряди. От Тэ пахнет ночным развратом, пахнет желанием, его тело дрожит, как перед оргазмом, поэтому Хоби стискивает истинного еще сильнее. Ему физически плохо перед расставанием, низ живота еще дико ноет, а боль потерять любимого перекрывает все разумное.       Тэхену бы отлежаться, как советовал Хосок, но вместо этого он пришел на площадь, ибо думать об истинном мало — хочется увидеть, прикоснуться. Тэхен должен сказать прощай, отправляя Хосока в опасный путь, но кто он такой, чтобы надеяться на встречу. Помеченный омега без рода и статуса. Из глаз кисэн льются слезы и Чон поцелуями, не стесняясь всех вокруг, слизывает соленую влагу, целует щеки.       — Потерпи, мой хороший, Гук больше тебя не тронет, — шепчет ему на ухо альфа. — Ты только мой, цветочек, слышишь, только мой.       Кисэн хлюпает носом и кивает, но больше вцепляется тонкими длинными пальцами в ханбок из жесткой ткани. В дороге может быть холодно, а Хосок выезжает в ночь, чтобы уже через пару суток к утру приехать в Пакче.       — Я обязательно заберу тебя, как только станет безопасно, Тэхени. Я сделаю все, чтобы был со мной рядом на троне и правил этой страной. И пусть Пакче для тебя не родное, ты сможешь полюбить это королевство. Это будет только твое государство, малыш.       У Хосока сердце разрывается, и он готов бросить Тэхену под ноги короны всех королевств мира, лишь бы его омега перестал плакать.       — Обещай, что будешь передавать мне весточки в Пакче, хорошо? Ну не плачь, малыш.       Чонгук кашлянул, намекая на затянувшееся прощание. Министры, потупившие головы вниз, посмотрели на Хосока и кисэн. Как ни крути, а они красивая пара, хоть безродный омега и не внушал особых надежд. Наследник полукровка всегда опасно сидит на троне, его можно свергнуть очень легко, объявись даже дальний непрямой претендент королевских кровей. Но с наследным принцем никто не спорит — министрам жизнь дорога, ведь в порыве гнева Чон Хосок мало чем отличается от Чонгука.       Их тела, наконец-то, разлепляются. Хоби держит Тэхена за плечи, а тот умоляюще смотрит истинному в глаза.       — Все будет хорошо, — выныривает из своего ступора Тэхен. — Скоро я пришлю тебе весточку.       Кисэн улыбается, уголки рта ползут вверх и Хосоку кажется, что эта вымученная улыбка еще долго будет стоять у него перед глазами. Он последний раз целует Тэхена и садится на лошадь. Сзади к омеге подходить Линь, придерживая того за плечи.       — Ты в порядке? Помощь нужна?       — Нет, спасибо, я в полном порядке, — отвечает кисэн и уходит в покои.       Чиновники с площади расходятся, а Линь, Джин и Чимин остаются посмотреть на уезжающих вдаль воинов. Хорошо, что это не Чонгук и Намджун, вздыхают про себя все трое. Между Джином и Линем почти нет никакого напряжения, или это «почти» улавливает только новый король.       — Ваше Величество, мы так и не разобрали подарки, — говорит Джин, напоминая о вчерашнем вечере.       Чимин берет себя в руки и вздыхает. Он больше не позволит себе давать слабину и истерить. Все. Хватит. Его мать с достоинством приняла смерть от рук чудовища, а он срывается каждый раз, когда вспоминает о том страшном дне. Хотя, жить с Чонгуком страшнее, чем умирать от его меча — тут он совершенно согласен.       — Пойдем, в конце концов это нужно сделать. Линь, пойдем с нами, — предлагает Чимин и проверяет свои предположения.       — Если на то будет Ваша воля, Ваше Величество, — Линь склоняет голову перед королем Силлы и все никак не может привыкнуть к Чимину в новой роли.       Еще недавно он выхаживал его, отбирая у небес, а сейчас Его Королевское Величество готово убить само одним только своим видом. Ослепительный и непревзойденный — Линь по праву думает, что Чимин лучшая партия для Чонгука. И что бы ни хотел Тэхен — этого не изменить.       Омеги заходят в комнату, где со вчера так и остались неразобранные коробки. Джин подает еще одну коробку, а Линь с интересом заглядывает через плечо.       — Какая красота! — не может сдержать восторга лекарь. — Просто прелесть!       В руках у Чимина подарок от старой японской династии, приславшей ему красивейший браслет, которого Пак до этого не видел. Он покрутил его на пальцах, померял на руку и посмотрел на свет. При свечах браслет заиграл новыми красками.       — Пожалуй да, — одобряет украшение Чимин и автоматически прикладывает руку к ожерелью с драконами, которое утром надел Чонгук. — Джин, отложи в ту большую шкатулку.       — Думаю, нужно отослать письма благодарности всем, кто прислал подарки. Это будет невежливо не отреагировать, — подмечает Чимин.       — Ваше Величество, здесь вам лучше посоветоваться с королем Чоном. Он может разозлиться, если вы сделаете это без его ведома, — предупреждает Джин и тащит огромный сундук. — Да что же здесь?! Он тяжеленный!       В сундуке оказались метры шелковой ткани с различным рисунком, присланные из Империи Цинь. Легкий и невесомый материал был таким тяжелым из-за нескончаемого потока, который Джин и Линь не могли никак уложить в сундук. Чимин смеялся, оборачивая вокруг себя цветастый материал, и уже думал о том, какие ханбоки из этого можно пошить.       Они провозились еще два часа и утомленные, но счастливые, почти разобрали гору подарков, рассортировав что куда. Джин с удовольствием подумал о том, что на этом его миссия по проведению церемонии может быть закончена и он займется своей жизнью, а Линь просто с круглыми глазами наблюдал за диковинками, которые редко мог увидеть, разве что здесь. Все такое дорогое и изысканное — просто глаз не отвести.       — Джин, иди сюда, — Чимин позвал Кима и протянул ему дорогую заколку, украшенную редкими видами жемчуга. — Возьми, это тебе.       — Не стоит, Ваше Величество, — начал отнекиваться Джин, но понял, что бесполезно. — Спасибо.       — Линь, а это тебе, — Чимин протягивает длинную ниточку бус, которые можно обкрутить на шее в несколько раз. Золотая основа и горный хрусталь различных оттенков делали бусы невообразимо красивыми.       — Что вы, государь, я не могу принять такой подарок, — засмущался лекарь.       — Линь, ты помог мне, когда я болел, это благодарность тебе, как доктору, — настаивает Чимин и обвивает нити вокруг шеи тощего китайца. — Бери, тебе очень идет.       Осталось несколько коробок и две шкатулки и можно идти спать. Глаза у Линя и Джина уже закрывались, да и Чимин не отличался стойкостью — потирал лицо и хлопал себя по щекам, лишь бы не заснуть. После вчерашнего нервного срыва он не выспался, поэтому сегодня надеялся на лучшую ночь. И ничто ее не испортит, даже Чонгук.       Чимин рассматривает один из ларцов. Средней величины, не тяжелый, украшен не слишком броско, но расписан и не самыми дешевыми красками. Омега отщелкивает замок и тут же кричит, роняя из рук шкатулку. Та падает на пол, крышка отлетает, не держась на креплениях, а из нее выпадает тельце мертвого котенка.       Видимо, посылку прислали не так давно, а может и в день свадьбы. Трупик котенка еще не издавал запах и не успел покрыться червями или мухами. Джин и Линь сразу же подбежали к Чимину, у которого руки стали трястись от произошедшего. Он с ужасом зажал рот, чтобы не разораться. Серенький комочек с белыми лапками еще недавно бегал где-то, а теперь… Кто мог так зверски поступить, а самое главное — это не случайность. Джин поднимает с пола записку из шкатулки, и отдает Чимину, не имея права читать личные письма короля.       — «Легкая смерть королю — последний подарок, который могут преподнести подданные», — озвучивает Пак и замирает. — Человек, пожелавший отравить меня, находится гораздо ближе, чем я думаю.       Чимин точно уверен, что это его рук дело. Пальцы перестали трястись от неприятной неожиданности, а на мертвого котенка у ног он старается не смотреть.       — Ваше Величество! Что это значит? — испуганно спрашивает Линь.       Джин молчит, поджав губы и кусая нижнюю. Он лихорадочно соображает и очень хочет сейчас посоветоваться с Намджуном.       — Ничего страшного, Линь, — хладнокровно выдает Чимин, мастерски скрывая волнение. — Это всего лишь означает, что управлять государством не так просто, как кажется. Но это мы еще посмотрим.       Чимин вертит в руках записку, пытаясь узнать что-нибудь о ее авторе, но потом складывает в потайной карман ханбока. Разбирать последние две коробки расхотелось и омеги решили разойтись спать. Испорченное настроение и пища для размышлений появились у каждого из них. Линь, выходя из покоев и закрывая дверь, обернулся посмотреть на бедное животное. Странно, такого же самого малыша он недавно видел в саду. С ним играл Тэхен.