Illecebra. Соблазн

      Дорога в Империю Цинь заняла четыре с половиной дня, в течение которых Чонгук мучился одной мыслью — что ему делать с Чимином. Он не мог не признать, что к омеге влекло, как путника к ручью. Когда ты пьешь прохладную воду и не напиваешься, потому что с последующим глотком жажда усиливается и, даже когда твой желудок полон, кажется, что всеми клетками тела ты готов впитывать эту живительную влагу еще и еще. Чон не может понять, с какого момента все пошло не так. Он искренне ненавидел принца, но его неумная злость еще больше распаляла в нем желание завоевывать. Будто все наказания омеги были проверкой для него самого — сколько ты еще сможешь выдержать, король Силлы, перед этим смелым волчонком, что кусается, как настоящий зверь.       Завидев столицу китайской империи, Чонгук остановил отряд, смотря с горы на страну, простирающуюся перед ним. Внизу змеей вилась дорога, по которой им ехать еще пару часов, чтобы добраться до столичных ворот, но король остановился именно здесь. Полковники молча стояли за спиной государя, обозревавшего окрестности. Зорким взглядом Чон смотрел на лес, бурные потоки Янцзы, несущиеся с гор, поля, где работали крестьяне. Даже издали можно увидеть сгорбившихся стариков, которые, не меняя позы, медленно передвигались по полям. Король презрительно фыркнул — вроде и большая страна, а живут здесь, словно отстали в развитии на несколько сотен лет. Бедные накренившиеся домики, расставленные у границ королевства, говорили о том, что в самой столице роскошь прет через край — эту закономерность Гук заметил давно. Чем хуже окраина, тем лучше дворец. Что ж, император его не удивил, а первую оценку о положении соседей Чонгук уже сделал.       Дворцовые ворота империи в центральном городе Сяньян возвышались до небес. Вышколенные стражники поклонились Чонгуку и спросили о цели визита. Грамота короля Силлы, что развернули перед носом китайцев военачальники, так же быстро была скручена в свиток. Чонгук даже не пошевельнулся, наблюдая за тем, как охранники забеспокоились и начали кланяться приехавшим, открывая тяжелейшую дверь. Встречавшие их конюхи, забрали лошадей, а из главного зала дворца на улицу вышел император Чжао Бин. Чонгук посмотрел на него, как на равного, и под его взглядом император кивнул, приглашая посетителей войти.       — Добрый день, Ваше Величество! — император поклонился Чонгуку. — Как дорога? Утомительно?       — Ничуть, Ваше Императорское Величество, — Чонгук поблагодарил за беспокойство и сел к столу, заранее приготовленному для гостей.       Аппетита не было, но не отведать вкусностей оскорбительно для хозяина, и Гук еле-еле запихнул несколько кусочков мяса. Желудок свело так, словно он конину ест впервые. Чонгук постарался отвлечься, а когда подали рисовое вино, попробовал совсем немного и почти не захмелел. Император, с которым он раньше не имел дел, а только пересекался в других странах на праздных мероприятиях, показался ему в целом неплохим человеком, но занудным.       Как и предполагал Чонгук, Чжао Бин оказался слишком помешан на роскоши в своей империи. Будто от этого есть толк, если ты не можешь защитить свои границы, подумал Гук, рассматривая внутреннее убранство дворца в Сяньян. Он погладил золотые подлокотники роскошных кресел и осмотрелся вокруг. Столько много несуразного дешевого лоска рядом с благородным золотом, что аж глаза болят, зажмурить хочется. Возле него суетятся кисэн, пытаясь обратить на себя внимание. Они виляют бедрами и призывно заглядывают в глаза, а Чонгук уже знает, чем закончится его вечер. Император, заметив взгляд альфы, улыбнулся уголками глаз и щелкнул прислуге, чтобы та исчезла.       — Ваше Величество, нам давно нужно было встретиться с вами и обговорить дела, — император начинает издалека, но король Чон определенно знает, о чем пойдет речь.       — К великому сожалению, Ваше Императорское Величество, в последнее время в моей жизни произошли изменения, поэтому пришлось заниматься некоторыми делами безотлагательно, — Чонгук поставил его на место, чтобы оппонент не уличил его в невежестве. — Как Вы справляетесь с такой страной, Вы же не так давно стали государем?       Гук зыркает на молодого императора и сцепляет зубы. Что-то ему начинает не нравиться не только во всей Империи Цинь, но и в самом Чжао Бине. Его внутренний альфа неспокоен, а это может означать только одно, и Чон топит все свои эмоции, стараясь говорить сугубо о делах.       — Я долго учился руководить у покойного императора, — император Чжао поднял глаза к небу, демонстрируя точеный профиль — красивый лоб, прямой нос, острый подбородок, изящный прищур глаз — словно сошел с картинки. — Поэтому хорошо знаю, чем живет моя страна.       Китайский правитель ведет себя очень достойно — его лицо, словно мраморный камень, не выражает никаких эмоций. Чонгука это злит еще больше — Бин, как манерная омежка, рисуется перед ним, пытаясь показать себя во всей красе, но еще пара минут и у короля Силлы из носа огонь повалит, если его не остановить. Император Чжао улыбается и предлагает выпить.       — Я переживаю за восточные границы, Ваше Величество, — подбирается осторожно он к сути вопроса, и Чонгук максимально напрягается — вот это уже разговор по сути. — Вы же понимаете, король Чон, что безопасность моих границ напрямую зависит от положения вашего королевства. Наши отцы берегли хорошие отношения между странами, поэтому я бы не хотел, чтобы именно со стороны королевства Силлы появилась угроза.       — Этого не будет, можете не переживать, император Бин, — заверил его Чонгук, а у самого желваки заиграли. Да что он себе позволяет?       — Я уверен в Вас, король Чон, — на лице китайца появляется приторная улыбка, аж сахар на зубах скрипит, и утонченная рука с длинными пальцами ложится на грубую мозолистую руку Чонгука. Альфу немного передернуло от нежных прикосновений, но он не убрал руки. Бин немного сжал его ладонь и продолжил. — Я говорю о нынешних изменениях на восточных границах, Ваше Величество.       Когда теплота чужой ладони исчезает с руки Чонгука, он снова приходит в бешенство. Император не только усомнился в могуществе его страны, но еще и пытается лезть в дела государства! И тут Чонгуку бы впору взорваться гневной тирадой, но он понимает, что император Бин отчасти прав. Именно королевство Силла является тем камнем преткновения, о который боятся споткнуться внешние враги. И пока на границах тихо, в Империи Цинь жизнь течет размеренно и однообразно. Ввязываться в войну молодой император не хочет, да и опыта у него особого нет — взгляд Чонгука прикован к лощеным рукам с ухоженными пальцами и тщательно отполированными ногтями. Гук считает биения своего сердца до десяти и после раздумий дает ответ.       — Если вы говорите об отношениях нашей страны с королевством Пакче, то здесь можете не переживать — оно под контролем Чон Хосока, — твердо и без обиняков говорит Чонгук, пытаясь прочитать реакцию императора.       — Я осведомлен об этом, Ваше Величество, именно поэтому настаивал на нашей встрече как можно быстрее. Ваши действия на восточных границах посеяли панику. Вы же понимаете, что захват Пакче — незаконный акт. При живом правителе Тэджоне королевство Пакче фактически все еще принадлежит ему — он не отрекался от трона и не передавал его Чон Хосоку, — император противно растягивает свою речь, словно пытаясь объяснить маленькому ребенку сложное природное явление. — Поэтому ваши позиции там крайне шаткие, можно сказать — просто призрачные.       Чонгук скалится так, что его рык изнутри заметил и император, который тут же пошел на попятную. Призрачные — это твои мечты, а его власть к Пакче вполне реальна! Его брат — его вторая рука, он ему доверяет, как себе!       — Ваше Величество, территория Пакче может стать причиной раздора для соседних королевств — только и всего, — примирительно улыбается император, чтобы загасить злость Чона. — А мы бы не хотели, чтобы ваша страна была втянута в военный конфликт. Поймите, нам это просто не выгодно. Цинь хочет жить мирно и иметь сильного соседа.       «Расчетливая сучка», пролетает у Чонгука, когда он вспоминает о мелких конфликтах между Силлой и Цинь. Действительно, кровопролитные войны они не вели и китайцев вполне устраивало долгие годы жить за Силлой, как за каменной стеной. О том, что на востоке свирепствуют монголы, наслышаны все, но Чжао Бин настолько труслив, что пытается прикрыться его страной? Чонгук рассматривает напротив сидящего императора и думает, что с таким в качестве союзника никуда выступать нельзя. Сомнительное соседство, а теперь еще и попытка спрятать голову в песок — не зря он не доверял китайцам. Пока Гук раздумывает, император Бин продолжает.       — Ваше Величество, вы понимаете, что у этой ситуации может быть только одно решение, — император смотрит на Чонгука исподлобья, словно пытаясь увидеть его изнутри или залезть в голову и прочитать мысли.       Чонгук медленно поднимает взгляд и смотрит прямо на императора. В его глазах прямой вопрос, на который он хочет получить ответ. И у Чонгука он есть.       — Понимаю, — спокойно отвечает король.       — Вы можете использовать эту возможность, чтобы легально стать правителем обоих государств, — император говорит, словно льет мед, а его ладонь снова тянется к руке Чонгука. И король Силлы готов бы соврать, что никогда не думал над этой ситуацией, но сейчас перед самим собой нет смысла лгать и извиваться.       — Я подумаю, — не отводя взгляда говорит Чонгук.       — Я надеюсь, вы примете правильное решение, Ваше Величество.       — Я принимаю решения в интересах моей страны и так было всегда. Если понадобится, Пакче легально присоединится к Силле. Я не исключаю, что пойду на этот шаг, — Чонгук пытается соблюдать дипломатию, хотя у самого злость накатывает еще больше. Император оказался не таким простым, его пронырливость, грациозность мыслей, изворотливость, как у ящерицы, не дают альфе покоя. Над этим еще нужно будет подумать, а пока…       — Я выделю Вам, Ваше Величество, одного из лучших своих кисэн на вечер, а теперь давайте закончим трапезу, и погуляем по дворцу, — Бин переводит разговор на другую тему, чтобы больше не обострять разговор.       Перед Чонгуком снова маячат раздражающие его красивые руки. Большой перстень элегантно колышется над столом, а император аккуратно отщипывает кусочек пышной булочки. Чону невольно кажется, что его руки, отчасти грубоватые и совсем не королевские, проигрывают, а в глазах встают недавние сцены в траве с Чимином. Наверное, наследного принца Пакче должны ласкать такие пальцы — утонченные, безупречные и холеные. От императора хотя бы кровью не несет и мозолей от меча нет. Непонятно откуда взявшиеся мысли раздражают. С чего бы ему сравнивать себя с правителем Цинь, будто когда-то Чонгука беспокоили другие. Но с таким бы Чимин не противился — от него сквозит надменный аристократизм, хотя и основанный на пустых амбициях. Выбрасывая дурь из головы, король Силлы доедает сочное мясо и почти не притрагивается больше к вину.       После еды император Бин предлагает Чонгуку пройтись. Великолепный сад пленит своими запахами, но Гуку неспокойно. Вокруг только цветы, а у него перед носом ощутимо витает персик, и в душе поселяется тревога. Персика рядом нет — ни дерева, ни плодов, но почему-то именно этот запах преследует возле чудесных крупных красных цветов, спускающихся с ветвей небольшого дерева прямо в руки, а некоторые клонятся к земле. Они большие, с множественными соцветиями, растущими одни над другими.       Чонгук, не особо следящий за цветами и деревьями, удивляется — не от них ли исходит этот призрачный аромат. Ему кажется, воздух можно пощупать — настолько сгустились все краски, а он, словно оголенный нерв, ломается под этим запахом. Только сердце начинает стучать сильнее и иногда замирает, что королю крайне не нравится.       — Как называется это дерево? — старается он отвлечься от тревожных мыслей и заводит непринужденный разговор о понравившихся ему красно-огненных цветах на ветках, от которых невозможно оторвать глаз.       — Какое, Ваше Величество? — император Бин, гордо идущий впереди, прослушал, о чем говорил король. — Вот это? Это хайтан-хуа — китайская дикорастущая яблоня. Очень давно во дворец привезли саженцы хайтан из дальних провинций, и наши садовники развели деревья здесь. Ни у кого в окрестностях не было их, а потом отец стал дарить саженцы в соседние королевства в качестве подарка. Прелесть этого дерева отнюдь не в плодах, а именно в цветах. Сломанные ветви долго стоят в воде, а у нас они считаются символом вечной любви. Тот, кто дарит хайтан, признается в любви. Когда-то мы возили их и в Пакче, — император подмигивает Чонгуку, а тот напрягается. — Говорят, они стали любимыми цветами тамошнего принца Чимина.       — Что Вы мне еще расскажете о Пакче, император? — не без раздражения спрашивает Чонгук, ругая себя за такую оплошность. Он узнал из уст чужого человека о любимых цветах волчонка. Хотя какая разница! Можно подумать, он ему их собирается дарить!       — Мне мало известно о Пакче, Ваше Величество. Знаю только, что мой отец хотел через брачные узы породниться с этой страной, но потом он умер, да и тамошний принц не особо заинтересован в браке. Насколько я понимаю, его уже тогда готовили к свадьбе с принцем Мином. Честно говоря, я не вникал — принятие трона, управление страной, это все навалилось так неожиданно, что мне не до женитьбы было, а сейчас…       Чонгуку кажется, что в голосе императора Бина он слышит нотки сожаления, а это вызывает приступ бешеной ревности. Не зря он ему уже заранее не нравился. Император скрестил руки за спиной и вышел из сада.       — Хотите прокатиться на джонке? — спросил Бин, поглядывая на крутящего головой Чонгука. Ему открылась обширная водная гладь, которую за дворцом было сложно угадать. — Искусственные рвы, — поясняет Чжао Бин происхождение у подножия дворцовых стен такого количества воды.       Словно большая река, вода змеей вилась у одной из сторон дворцового комплекса, обвивая его в изгибе проложенной мраморной дороги, после чего глаза уже не видели ее конца, и Чонгук с удовольствием согласился. Евнух, что пригнал джонку к стенам дворца, укрепил ее у самых ступенек, с которых правители шагнули в лодку. Путешествие по воде длилось не более часа, но Чонгуку понравилось — прохлада немного отрезвила его голову и развеяла тревожные мысли. Вернувшись во дворец, император предложил ему чай и немного рисового вина, после чего евнух приготовил королю купальню. Горячие камни приятно грели спину, а ванная, выложенная в полу, помогла расслабить все тело после длительной поездки. Одевшись в чистую одежду, король отправился в помещение, предоставленное ему на время визита.       В покоях, залитых приятным светом, уже сидел омега. Он поджал ноги на полу возле кровати, пока господин не позовет его занять место рядом с ним. Император хорошо воспитал своих омег, подумал Чонгук — при виде его кисэн уставился на края своего платья и замер, словно птица в клетке. Гуку показалось, что парень боится — неудивительно, сколько раз его подкладывали под таких гостей, как он. Король шел медленно, попутно рассматривая сидящего наложника. Черные густые волосы, перевязанные красной лентой, спускались по вискам и красивым черным водопадом лежали на плечах, словно омега заранее готовился покорять короля своим видом.       В голову немного ударило вино, и Гук пошатнулся, но продолжил идти. Сложенные на коленях руки кисэн демонстрировали кротость и полное подчинение господину, а хрупкие плечи, слегка сведенные вперед — желание спрятаться от него. Хм, неужели омега наслышан о короле соседней страны. Почему тогда боится? Чонгук невольно сравнивает его с Тэхеном, который тоже был покорен, но в себе самом сочетал и лед, и пламя. А еще в памяти всплыл волчонок, но его образ король старательно отогнал — опять в сердце щемить стало.       Чонгук сел на кровать и погладил кисэн по волосам. Он намотал их на руку, чтобы приподнять голову и увидеть омегу. Парень даже не ойкнул, но, прикрыв томно глаза, приподнял лицо. Император не соврал — красивый, утонченный, с правильными чертами лица, тонким носом и большими глазами в обрамлении густых ресниц. У Чжао Бина неплохой вкус, если в его гареме такие омеги, подумал Чон и дал знак парню встать. Омега молча поклонился и грациозной кошкой встал на четвереньки перед кроватью, смотря просящим взглядом на господина. Это игра такая, правильно понял альфа и цокнул языком в знак разрешения. Кисэн, ранее не касавшийся короля, аккуратно положил ему ладонь на колено. Тонкие белые пальцы на черном атласном халате для сна хотелось быстрее отцепить, потому что пухлые губы манили больше всего.       Сидя на коленях перед королем, парень изгибался, покачивался в каком-то только ему известном танце. Он соблазнительно улыбался, не смотря на короля, вилял задом, а нежнейшая ткань повторяла своими волнами его движения. Его пальцы скользнули по черному шелку, спускаясь по икрам вниз и оголяя ногу из-под халата. Прикосновения к коже лишь немного раздражают, но омега делает все быстро, не давая королю прийти в себя. Легкими движениями пальцев кисэн спускается к щиколотке, обхватывает ее и поднимается наверх, скользя по бедру под халатом.       Чонгук больше расслаблен, нежели напряжен. Любовник оказывается умелым, он просовывает руки под пояс и развязывает узел, легко обнажая тело альфы. Небольшим нажимом ладоней кисэн заставляет Гука лечь на спину, а сам становится между его ног, целуя внутреннюю сторону бедра, а руками путешествуя по животу и проскальзывая к груди. Кисэн немного приподнимается, чтобы заполучить больше доступа к телу, но Чон резко хватает легкого китайца под руки и тянет его на себя, сажая на бедра.       От тканей не остается ничего, когда альфа разрывает красный раздражающий ханбок, высвобождая молодое красивое тело. Тонкая шея, узкие острые плечи, молочно-белая кожа, словно ее специально отбеливали, и розовые вставшие соски притягивают взгляд короля. В алкогольном дурмане ему кажется, что омега улыбается, а потом Чонгук ощущает его пальцы на своей груди, на шее, они зарываются ему в волосы, отключая сознание. Еще минута такой пытки и он заснет, но кисэн внезапно прекращает свои ласки и резко двигается назад, специально потираясь задом об уже вставший член.       Течки у омеги нет, как и запаха, который Чонгук даже определять не хочет, но задница кисэн явно подготовлена и смазана ароматическим маслом — контакт кожа к коже происходит гладко и омега, придерживаясь на руках, начинает ерзать вперед и назад, наращивая возбуждение у альфы. Все те же томные глаза, в которых хочется увидеть страсть, прячутся за густыми ресницами, а губы сжаты так, что края помады едва виднеются тонкой полоской. Они здесь все такие истуканы, думает король, откидывая голову назад. Смотреть на омегу не хочется, но хочется за долгое время ощутить разрядку, ибо дела в Силле не оставляют времени на хороший отдых.       Еще несколько поцелуев на груди и Гук подкидывает бедра, давая знать, что омега может продолжать дальше. Кисэн далеко не дурной, он тотчас выпрямляется и насаживается на член, принимая как можно больше и глубже. Закрыв глаза, Чонгук забывается и превращается в один сплошной комок ощущений. Он двигает бедрами, а кисэн ловко ловит ритм и уже за пару толчков приноравливается к такту альфы, работая в унисон. Чонгук желает оттянуть оргазм как можно дольше, но кисэн, скачущий на нем, сжимается и только обостряет ощущения. Ловкими движениями он почти полностью соскальзывает и насаживается вновь, подогревая интригу. Чонгук, у которого ощущения на максимум, через несколько толчков кончает, а омега, сделав еще пару движений, ловко соскальзывает с него и вылизывает остатки спермы с его члена. Спустя пару минут кисэн подбирает одежду и, откланявшись уже дремлющему королю, пятится назад, покидая покои.       Утреннее солнце бьет в глаза, и Чонгук, оказавшись обнаженным, но полностью удовлетворенным, в гостевых императорских покоях разминает затекшие мышцы. С непривычки кровать жестковата, и он завидует своим хваранам, которые точно спят на футонах. Король неспешно оделся и спустя некоторое время за ним пришел евнух императора. Грядущий день в Империи Цинь прошел за разговорами, а Чжао Бин похвастался своей библиотекой и вручил в подарок несколько свитков с учениями китайских философов. Перед отъездом, поблагодарив за прием, Чонгук уверил императора, что у него нет повода для беспокойства. Зато последние часы это ощущение не покидало короля, и он спешно покинул Цинь, собираясь заехать еще в провинцию Канвондо. Его неумолимо тянуло в Силлу, хотя он выдерживал и не такие продолжительные походы. В этот раз что-то подсказывало, что король нужен во дворце как никогда.

***

      Провинция Канвондо встречает правителя удивительной тишиной и умиротворенностью. В каждом доме кипит работа, женщины и мужчины занимаются кто чем, а возле дворов орут ребятишки, играя в игры. Королю, медленно проезжающему по улочкам, вежливо кланяются даже те, кто его не знает в лицо. Высокий, статный, в богатом одеянии, да еще и с отрядом солдат — такого человека в этих краях встретишь не каждый день.       Чонгук не кланяется в ответ, но всматривается в лица каждого, пытаясь сравнить с тем, что видел в Империи Цинь. Здесь явно дадут фору полуголодным тощим китайцам — одни мальчишки чего стоят! Один из них выбежал прямо под копыта лошади, и Гук еле успел натянуть поводья и остановить животное перед отчаянным мальчуганом. Большие черные глазенки ребенка лет шести без страха уставились на короля, рассматривая государя, а тот в ответ не мог не улыбнуться.       Дом представителя старой династии Кан Джиуна находился в центре провинции, хотя внешне он больше напоминал отдельное государство. Обнесенный высоким забором, с посаженными внутри фруктовыми деревьями, зазывно перекидывавшими ветви с плодами прямо на улицу, он выделялся из остальных построек. Даже ворота в него охраняли служивые люди — местные, нанятые за гроши и стоящие здесь только для того, чтобы подчеркнуть величие аристократии. Вздернув взгляд на короля, горе-охранники поникли, как только увидели приезжих — несколько десятков военных, вооруженных до зубов, им не под силу, поэтому они только шире открыли ворота и отступили на пару шагов. Хвараны короля быстро построились в два ряда, а остальные стали у дверей. Полковники прошлись по двору и осмотрелись, оценивая нажитое богатство. Да, таким и королю впору хвастаться. Чонгук ничего не говорит на увиденное и молча заходит в покои.       Кан Джиун расположился за огромным столом, обложившись тарелками с едой, а на коленях сидит совсем юный омега. При виде короля Джиун дернулся и тут же толкнул омегу в бок, чтобы он исчез — парнишка растворился в секунду, прикрывая дверь в дальние покои.       — Ваше Величество! — Джиун становится на колени перед королем, но большой живот и старческая неуклюжесть только замедляют процесс, что раздражает Чонгука. Глядя на все, что стоит на столе аристократа, он понимает, почему тот возвел себе забор и закрывается от людей. Взмахом руки все тарелки летят в сторону, грохотом откликаясь на полу из дорогой породы дерева.       — В-ваш-ше В-велич-често! — тон Джиуна резко меняется, как только ему под ноги попадают глиняные осколки.       — Приходная книга провинции! — шипит Чонгук на Джиуна и отходит на шаг назад. Ползающий у ног господин Кан жалок до невозможности, и Гук понимает, что заехал не зря — этот богач просто так не сдастся.       — У королевского сборщика налогов, Ваше Величество, — чуть смелее бормочет Кан и по сантиметру сокращает расстояние к королю. Чонгук кивает стоящему сзади хварану, и тот выходит из дома.       — Сколько чистой прибыли от своих доходов Вы сдали, господин Кан?       Врать Чонгуку бесполезно, потому что своими горящими глазами он прожигает аристократа насквозь. Но изворотливый, как уж, Джиун пытается и здесь выкрутиться.       — Все, что нужно, Ваше Величество, — Кан несколько раз кивает, чтобы ему поверили, и замирает в ожидании.       — Открывай сундук!       Толстяк не может не повиноваться, а в это время в комнату заводят государственного чиновника — собирателя налогов, назначенного в эту провинцию. У него глазки испуганно бегают то ли от того, что он увидел короля, то ли от уже открытого сундука с золотыми и серебряными слитками.       — А теперь у меня к вам вопросы! Сколько прибыли получил господин Кан за месяц цветка сливы?       — Тридцать слитков золотом и восемьдесят пять серебром, Ваше Величество! — бормочет чиновник, открывая последнюю страницу приходной книги.       — Уплачено в казну?       — Три слитка золотом и девять серебром, В-ваше В-велич-чество! — голос чиновника начинает его подводить — король не глуп, и если он будет расспрашивать дальше, то их сговор с Джиуном раскроется очень просто.       — Сколько всего составляет состояние господина Джиуна?       — Пять килограмм золотом и восемьдесят шесть слитками, а также двадцать два килограмма серебром и сто тридцать два слитками, Ваше Величество.       — Перевесить и пересчитать!       Проворные хвараны оттащили Джиуна и государственного чиновника в угол, а сами принялись за дело. Весы у Кана самые точные — ни грамма не ошибались, а мешочки со слитками упакованы строго по пятьдесят штук. Вся процедура заняла несколько минут, в течение которых на лице задержанных отразился весь спектр эмоций от негодования до страха, от повиновения до полнейшего отрицания своей вины. Оглашенный вердикт воинов их, похоже, не удивил, но спеси поубавил.       — Шесть килограмм золотом, двести тридцать семь слитков, а также двадцать восемь килограмм серебра и двести один слитками, Ваше Величество!       В мгновение ока, пока хвараны укладывали на место имущество аристократа, замок на сундуке был срублен королевским мечом. Громко лязгнувший металл нарушил тишину, повисшую в воздухе.       — Я предупреждал, господин Кан, что налоговые изменения касаются всех провинций, или нет?       — П-пре-ддуп-преждал-ли, В-ваше В-величество! — толстяк провисает на руках хваранов, которые не дают упасть ему под ноги королю. Хотя Джиун и сам понял, что это бесполезно — за свой проступок он понесет наказание.       — Тварь! Ты вот этими своими руками полез в государственную казну! Ты лично обворовал каждого, кто живет в королевстве Силла, — Чонгук приставил к его горлу меч, поэтому Кан Джиун только и мог что моргать глазками, заплывшими в щеках. Сглотнуть себе дороже — король и не подумает, как надавит на горло и ему конец. — Неужели ты думаешь, что сможешь меня обмануть? Так вот этими руками ты и поплатишься, подонок!       Джиун позорно завыл, когда Чонгук ослабил меч на горле. Король уже не слышал его стенаний и обещаний отдавать в казну большую часть прибыли. Сделавший проступок однажды — сделает его и еще раз, а прощать такое правитель не собирается. Перейдя к государственному чиновнику, у которого при приближении короля выпала из рук книга учета налогов, Чонгук остановился. Он внимательно посмотрел тому в глаза и поднял рукопись. Последние записи, сделанные государственным служащим, поражали стабильностью — прибыль постоянно низкая, причем с завидным постоянством. Как будто не прошел сезон ярмарок, не было сбора урожая — доход увеличивался на одинаково незначительную сумму.       — Когда я назначал чиновников в провинции, — король Силлы подошел почти вплотную, глядя на дрожащего сборщика налогов, который вжал голову в плечи, только бы не видеть и не слышать государя, — я выбирал самых умных и самых честных людей. Видимо, в тебе я ошибся — ты не умеешь думать головой, иначе бы никогда не стал подделывать учетную книгу. Сколько он тебе дал?       Чиновник молчит, только что-то бормочет себе под нос, но терпение короля длится всего лишь несколько секунд. Учетная книга внушительной толщины проходится как раз по лицу чиновника, краем рассекая ему губу, из которой сразу же хлынула кровь.       — Я еще раз спрашиваю — сколько он тебе дал? — орет Чонгук, заставляя чиновника дернуться от громкого голоса.       — Пять с-слит-тков з-золот-том, В-ваше В-величество, — сплевывая под ноги кровь, говорит плачущий чиновник.       — Дурак, совсем думать не умеешь, да? — король берет сборщика налогов за волосы и оттягивает голову назад. Позади слышится только скулеж Кан Джиуна, а сам чинуша хрипит, пытаясь сказать что-то в свое оправдание. — Видно тебе голова не нужна, если ты согласился продать свою жизнь за пять слитков золота. Я тебе платил достаточно, чтобы ты не покрывал такую мразь, как Джиун, но ты вздумал поступить иначе и поиграть с государством Силла. Не со мной, а со своей страной, где налоги идут в первую очередь на армию и продовольствие. Армия защищает твою семью от врагов, а продовольствие мы раздаем в неурожай. Но ты решил, что защита Силлы тебе не нужна, а я решил, что Силле не нужен ты!       Чонгук кивает хваранам, и они выволакивают Кан Джиуна и сборщика налогов на улицу. Военные снимают охрану с выходов и выдвигаются к главной площади провинции Канвондо. Простой люд, наслышанный о внезапном приезде короля со стражниками, с интересом сопровождает процессию — визит к господину Кану по его виду не сулит ему ничего хорошего. В центре площади, где всегда проводились разные мероприятия — от народных гуляний до публичной казни — уже столпились зеваки. Торговцы, ремесленники и даже крестьяне отвлеклись от своих дел на земле, вытирая об одежду грязные руки.       Чонгук кивнул воинам, и господин Кан был брошен на землю. Встав на колени, он с мольбой в глазах уставился на короля, но тот был непреклонен. Ненависть в глазах Его Величества говорила о том, что Кану это просто так с рук не сойдет и тот только опустил голову ниже, дабы не смотреть в глаза окружающим. Вокруг послышались перешептывания, а люди не понимали, чем прогневил Джиун самого правителя.       — За сокрытие дохода и неуплату налогов в государственную казну господин Кан Джиун лишается рук, которыми он эту казну ограбил, — Чонгук зол, а от его голоса у многих поползли мурашки. Кана не любили, он собирал непомерные подати с крестьян, обманывал ремесленников, недоплачивал торговцам, но никто даже не мог подумать, что именно его может наказать король. Шептаться в толпе перестали, кто-то только охнул, а матери увели подальше с площади детишек, которым предстоящее действо было крайне интересно.       — Нет, Ваше Величество! — Кан начал рыдать, раскачиваясь на коленях. Слезы полились на связанные хваранами руки, которые он стал прятать, зажав между бедрами. — Пожалуйста, пощадите меня, Ваше Величество! Я отдам Вам все, что у меня есть, только пощадите. Ваша милость безгранична, Ваше Величество!!!       Рыдающий старик вызывал сожаление, но простить такое Чонгук не мог. Здесь так привыкли жить все — одни непомерно обирали других, а те просто молчали и отдавали нажитое непосильным трудом зарвавшемуся богачу, у которого сундук ломился от денег в то время, как население голодало и даже продовольствие из королевских хранилищ не всегда спасало людей.       — Руки! — крикнул Чонгук, давая понять, что решения своего менять не собирается.       — Нет, Ваше Величество, пожалуйста, нет! — рыдает Кан, а смотрящие вокруг замолчали все, как один. В наступившей тишине истерический визг Джиуна резал слух и Чонгуку это порядком надоело.       — Руки, собака!              Кан Джиун вытянул перед собой дрожащие руки и положил на один из камней, который заменял стол местным игрокам в камни. Мужчина сгорбился, утупился в землю, казалось, истерика у него закончилась или только последняя надежда теплилась, что король пожалеет. Плечи едва заметно подрагивали, а скрежет зубов, чтобы не заплакать, Джиун слышал и сам. Он отдавался в ушах, а на всем теле ощущались взгляды горожан, которых он несправедливо обидел. Люди смотрели молча и с интересом: Джиун им противен и ему сыпались проклятья с уст бедняков, стоявших в первом ряду. Аристократ головы не поднимал, а издали послышался крик его омеги — полуголый, он бежал с дальней стороны улицы, спотыкаясь и падая на землю. Презрительные взгляды собравшихся в сторону бежавшего не предвещали ничего хорошего — как и Джуина, его презирали и считали продавшимся за богатство.       Руки Кана не были пережаты веревками — обычно добрые палачи связывают их до посинения, чтобы нарушить чувствительность и немного уменьшить боль во время казни, но здесь хвараны сделали все в точности так, как желал король. Они выступали из-под рукавов дорогого ханбока, ткань для которого была явно нездешняя, привозная. Слегка полноватые в запястьях, заплывшие старческим жиром, мягкие, со скрюченными толстенькими пальцами, ногти которых впивались в мягкие ткани, царапая до крови собственную ладонь, эти руки приковали внимание короля. Зрители только еще раз ахнули, когда поняли, что будет происходить дальше. Не спешиваясь с коня, Чонгук взялся за поводья, уперся животному в бока и наклонился так низко, что одним ударом отсек Джиуну обе кисти.       На площади раздался нечеловеческий крик — сначала Кан Джиуна, а потом и его омеги, который уже пробрался сквозь толпу и подбежал к толстяку. Глаза старика выражали нечеловеческую боль, от которой он орал, как дикий зверь. Омега, присев перед ним на разбитые колени, не чувствуя собственной боли, только наклонил голову к обрубкам, рыдая и пытаясь схватить их вместе. Джиун в агонии смотрел на то, что раньше было руками, и мотал ими, не веря, что это таки произошло. Юноша был весь забрызган кровью, даже его лицо, а порванный и грязный ханбок теперь стал серо-красного цвета. Запекшаяся на ткани кровь за считанные секунды бурела, но на руки рыдающего омеги лились новые струи красной жидкости, фонтаном бьющие из крупных сосудов. Омега сдернул с себя нижнюю юбку, разорвав ее напополам, и попытался замотать кровоточащие кисти, из которых виднелась кость, а по краям висели куски мяса. Буквально в метре от него лежали отрубленные руки Джиуна.       Чонгук смотрел на это молча, ощущая на себе взгляды местных. Кто-то боялся поднять голову и выглядывал из-под соломенной панамы, а стоящие чуть дальше глядели с неприкрытым восхищением в глазах. Джиун, что насолил всем, получил по заслугам. Захотев обмануть короля, он сам нашел свою судьбу. В толпе послышался шепот о лекаре, но пока король не отошел от Кана, уже потерявшего сознание, о помощи бедняге не могло быть и речи. Омега, рыдающий над ним, наконец перевязал кровоточащие руки и тщетно пытался оттащить толстяка Джиуна в сторону.       Видя, что хрупкий омега не справляется, а помочь ему в присутствии короля никто не рискует, Чонгук развернул лошадь и повел ее вперед, где хвараны удерживали глупого чиновника. Его стошнило прямо на землю, когда он увидел, что произошло с Джиуном, а глаза страдальца были направлены на отрубленные кисти, лежавшие в песке. Позади толпы уже крутились собаки, почувствовав запах крови, но в центр не подходили, боясь людей. Чиновник, завидев подъезжающего короля, глаз не поднял, а только замычал и закрутил головой, пуская слюну. Веревки, крепко связавшие руки за спиной, не позволяли ему вытереться. Запачканный темно-синий ханбок, дорогие, но грязные туфли, растрепанные волосы — он мог бы и дальше служить королю, но превратился в безвольное и жадное чудовище.       — За сокрытие доходов от государственной казны и сговор с Кан Джиуном ты будешь обезглавлен, — послышалось сверху.       Чиновник попытался вырваться из рук военных, но смерть его настигла мгновенно. Он только успел услышать свист меча и тень от ханбока короля, что прометнулась над ним, после чего навсегда пожалел о содеянном, но поздно.       Чонгук совершил за секунду тот же маневр, и голова казненного полетела в толпу, прикатившись ровно к ногам мальчишки, который чуть не попал под лошадь. Мать развернула ребенка к себе, уткнув лицо в колени, и тихо плакала, прикусив губу до крови. Обезглавленный был ее любовником, поэтому она до конца надеялась на пощаду короля, не желая верить в то, что случилось. Женщину тут же увели под руки, а мальчонку забрали к себе соседи, не дав смотреть на ужасы, происходящие здесь. Хвараны бросили возле столба обезглавленное тело, под которым моментально образовалась лужа крови. Струйки впитывались в землю, но багровое пятно расплывалось все больше. Рука Чонгука и все его лицо были забрызганы кровью, которую он вытер, еще больше размазывая по щекам.       Вокруг стоит тишина и даже стоны женщины слышатся где-то вдалеке. Скуление омеги возле бездыханного Джиуна, обморок которого был настолько глубоким, что его от мертвого не отличишь, стали намного тише. Чонгуку кажется, что он слышит стук собственного сердца, а запах крови, расширяющий его ноздри, не дает ему надышаться. Как давно он не был на сражении, но даже сейчас эта необходимая мера не дает ему полного удовлетворения. Ему бы на поле боя, где от мертвых тел пар стоит, как белое молоко, растворенное в воздухе, когда тишина повисла не от страха перед ним, а от того, что никто сказать ничего не может. Он смотрит сквозь пелену крови на глазах и видит, что перед ним не трупы врагов, а жители его страны — они стоят вокруг, взирая на него, как на божество. Гук затуманенным взглядом обводит все вокруг, тяжело вздыхает и разминает руку. Вложенный в ножны меч немного успокоил, а люди словно расслабились от напряжения.       — Через несколько дней у вас будет другой чиновник, — сказал король, осматривая тело казненного. — Если он продастся за пять золотых слитков, как этот, разрублю на кусочки. Тело не убирать, а привязать к столбу до появления моего человека. Он лично выроет яму и похоронит его, чтобы не повадно было. Голову можете отдать собакам.       Чонгук обернулся и увидел, как Кан Джиун, которого успели облить холодной водой и привести в чувство, уставился на двух дворняг, что терзали его отрубленные кисти, желая ухватить кусок побольше. Больше господин Кан ими ничего не украдет из королевской казны.       — Поехали! — крикнул король хваранам и отряд сорвался с места, нагоняя черный плащ Чонгука, развевающийся впереди. Вслед за ними уставились десятки испуганных глаз, и только крик омеги Джиуна снова нарушил тишину — толстяк умер от сердечного приступа, не выдержав шока.

***

      Сердце Чонгука бешено гнало его домой, выкидывая из головы сюжеты в Канвондо. Альфе настолько неспокойно, насколько это состояние вообще можно описать — такое впечатление, что не только мурашки по всему телу, но и в голове мысли уже стали живыми: они все шепчут только одно слово — домой! Чем ближе взмыленная лошадь подъезжает к границам королевского дворца, тем сильнее стучит сердце, а голова понимает, что что-то не так.       Зловещее молчание еще хуже, чем он встретил в Канвондо, накрывает его полностью, вселяя непонятное чувство. Это не страх, он его никогда толком и не знал, это не злость и не раздражение, что все, словно вымерли и не хотят встречать любимого короля. Чонгуку не по себе, когда перед ним на одно колено склоняются воины, охраняющие главные ворота. Они открывают тяжелые двери с такими эмоциями на лице, которые не прочтешь, и что случилось за время его отсутствия — он даже предугадать не может. Стража на месте, а значит на Силлу никто не напал, тем более Намджун, оставшийся в управлении страной, способен отразить и не такую атаку.       Чонгук спрыгивает с лошади и кидает поводья, не дожидаясь конюха. В голову лезут самые дурные мысли, и король понимает, что он чувствует — беспомощность. Кажется, это самое правильное название тому, что творится внутри. Дай ему в руки меч, и он положит сотню солдат, когда видит цель, но сейчас, стоя посреди огромной дворцовой площади, он ощущает лишь невидимого противника, с которым бороться трудно. Оглянувшись и не заметив особых признаков жизни во дворце, Гук широкими шагами направился в тронный зал в поисках генерала Кима. Хвараны, открывшие перед ним дверь, стояли с такими же серыми лицами, что и стражники на воротах. Всех и каждого хотелось взять за грудки и потрясти, чтобы выяснить, что случилось, но король сдержался.       В тронном зале Кима не было, а у Чонгука ощутимо поползли мурашки по спине. Стук каблуков повторял каждый его шаг, разносясь по пустому помещению и буквально сбивая его с ног, оглушая по голове, впиваясь противным звуком в голову. На секунду Чону показалось, что он попал не в свой дворец — здесь все какое-то чужое, постороннее, неродное. В его дворце всегда стоит умеренный шум, кипит работа, снуют чиновники — чувствуется жизнь. Теперь же серые стены стоят молчат, не желая выдавать секрет, известный только им одним. Оглянувшись, словно впервые видит это место, Чонгук вышел из тронного зала и направился в библиотеку. Извилистые коридоры, казалось, не закончатся никогда, а узкие проходы буквально сходились с двух сторон, прижимая его между собой. Если он не выберется отсюда — они его сдавят и просто расплющат между собой. Это какое-то сумасшествие, но он не чувствует себя здесь так, как обычно. Что-то изменилось, но о самом плохом он думать не хочет.       Навстречу в полутемном коридоре к нему шел генерал Ким. Королю показалось, что он постарел лет на двадцать, а ранее посеребренные сединой волосы стали почти полностью белыми. Да Чонгук же отсутствовал чуть больше десяти дней! Он приходит в себя при виде Намджуна и яростно стряхивает свое стопорное состояние, мотнув головой. Это какое-то наваждение и только. Сейчас Ким доложит о ситуации, они поговорят, он пойдет в купальню, а потом проведает волчонка.       — Чимин… — сдавленно говорит Намджун, словно надламываясь изнутри. Будто ранее сильный генерал потерял стержень и опору. — Чимин…       Чонгук замирает на месте и смотрит напряженно на друга. Между ними пара метров, но ни один из стоящих не делает шаг вперед. По тону Намджуна и его внешнему виду становится понятно, что во дворце неприятности. Внутренне король пытается сдержать самообладание и глубоко вдыхает, чтобы на одном дыхании сказать:       — Что с ним?       — Он отравлен.       Ответ генерала звучит, как приговор. Не может быть! Волчонок не может умереть сейчас, когда он решил…       — Что ты сказал? — с металлическими нотками в голосе спрашивает Чонгук, прищуривая глаза. Он не может поступить не по-королевски, но сейчас впервые хочется потрясти за грудки генерала Кима и накричать на него.       — Ты можешь казнить меня прилюдно на городской площади, Чонгук, — Намджун переходит на неофициальный стиль и видно, как нелегко ему даются эти слова. Король Силлы подходит ближе, уставившись на военачальника. — Это я виноват, я не усмотрел. Я заслуживаю смерти, Ваше Величество.       Генерал Ким склоняет голову и опускается на колени. Чонгук замечает залегшие круги под глазами, неопрятные волосы, ханбок не первой свежести. Он стоит, смиренно положив руки на колени, оружия при нем нет. Гук, не моргая, уставился на серую макушку, смотря вниз. Этого не могло случиться! Намджун не тот человек, который допустит такое. Голова генерала раскачивается, словно он беззвучно плачет.       — Где он?       — В своих покоях, Ваше Величество, — глухо говорит Ким.       На одеревенелых ногах Гук разворачивается и оставляет Намджуна стоять на коленях. Соображать не может никто — король из-за только что полученной информации, а генерал из-за отсутствия сна третьи сутки. Вина сжирает его, откусывая по кусочкам каждый день, прожевывая и сплевывая на пол. Лучше бы с ним разделались сразу — казнили, отсекли голову, выкрутили ноги и руки — да что угодно, лишь бы не видеть бездыханного Чимина и короля Силлы, которому стыдно смотреть в глаза. Джун обессиленно приваливается к холодной темной стене коридора и позволяет себе урвать минуту сна, в очередной раз распекая за неосмотрительность.       Покои принца недалеко и король за пару минут преодолевает длинные коридоры, крутые повороты. Впереди горит тусклый свет, виднеющийся из приоткрытой двери комнаты Чимина. Чонгук даже руки поднять не может, боясь войти. Что ждет его там, он не знает, но глубоко вдыхает и толкает двери.       На шорох вскидывает голову Линь, сидящий у постели больного. Кажется, он тоже задремал, но с появлением короля весь сон прошел — лекарь встал и поклонился, пробормотав:       — Ваше Величество!       У изголовья Чимина горят свечи, а картина наводит ужас даже на короля. Чонгук, мельком посмотрев на Линя, приковывает свой взгляд к лежащему принцу. Серый безжизненный цвет лица и холодные руки. Щеки впали, а под глазами снова синяки. Только его волчонок начал поправляться и оживать здесь, как случилось несчастье. Гук берет его маленькие пальцы и согревает в своей ладони, но не чувствует ответной теплоты. Веки не дрожат, губы плотно сомкнуты и все говорит о том, что он…       — Он без сознания, Ваше Величество, — подсказывает тихонько Линь, а у короля внутри все обрывается и сердце останавливается в ударах — он уже подумал о самом плохом.       — Как долго?       — Третьи сутки, Ваше Величество, — голос Линя звучит также надломленно, как и генерала. Чонгук просто спиной ощущает беспокойство, идущее от врача.       — Как это случилось и чем он отравлен? — интонация у Чонгука не меняется, словно он все еще не осознал произошедшего. На эмоции сейчас он просто не способен.       — Ему стало плохо вечером. В тот день в королевстве был театр, много времени люди просидели под солнцем, принц утомился и пошел к себе, а потом его нашел господин Сокджин.       — Яд! Чем его отравили? — Чонгук подозревает неладное и хочет знать о происхождении отравы. Если это то, чем Чимин хотел отравить его, то здесь может быть замешан король Мин. — Это сделали чужаки?       — Я… Я не знаю, Ваше Величество, — лжет лекарь и хорошо, что король сидит к нему спиной, гладя Чимина по руке, иначе выражение лица Линя сдало бы его полностью. — Яд мне неизвестен, но я сделаю все, чтобы наследный принц Пак поправился.       В дверях появляется Намджун и прислоняется к проему. Его ноги уже не слушаются и он, кажется, рухнет от усталости прямо здесь, у входа.       — Наследного принца перенести в мои покои. Там он будет в безопасности, — распорядился король. — А генералу Киму нужно отдохнуть. Сделайте ему отвар женьшеня для восстановления сил.       — Ваше Величество! — Ким глухо зовет короля и тот окидывает Намджуна взглядом. Он не винит его, но в деле нужно разобраться. — Приехал дозорный, отправленный на поиски бродячих артистов. Их нашли.       Чонгук дернулся в предвкушении того, сколько голов еще он снесет. Ноздри уже раздуваются от ощущения теплой крови, что прольется сегодня, но военачальник разбивает вдребезги его мечтания.       — Двадцать трупов неподалеку от выхода из леса на северной стороне. Они все отравлены.       Король Силлы разочарованно ругается себе под нос. Этого не может быть!       — Он был с ними, генерал Ким? Кто мог отравить принца?       — Точно не артисты, они сами погибли от рук убийцы, — вздыхает Ким, еле стоя на ногах. — Я тоже думал, что это они, поэтому и отправил отряд разведки, чтобы доставить их во дворец.       — Крыса сидит здесь, — задумчиво произносит Чонгук, прикусывая губу. — Когда наследный принц был с ними? Ел? Пил? Отвечай!       — Да, после представления им готовили еду, а принц приходил поговорить с бродячими артистами, но я не видел, что он ел или пил. Вся еда была из нашей кухни — она не могла быть отравлена, — разводит руками в недоумении генерал.       — Значит яд добавили в то время, когда он был с ними, — Чонгук уставился перед собой и только быстро бегающие зрачки выдавали бешеную работу мозга. — Если артисты отравлены, это сделали раньше. Все равно отравили на кухне, Ким! Я повешу их всех на столбах вокруг дворца!       Чонгук рычит и заводится еще больше, а Намджун прислоняется головой к двери. Испуганный Линь только смотрит на генерала и складывает руки в мольбе — работники не виноваты, но одно неосторожное решение короля может их всех отправить на небеса. Лекарь прикусывает губу в ужасе от осознания того, сколько невинных людей пострадало и еще может пострадать от выходки Тэхена. Этого нельзя допустить, и доктор только качает головой, глядя на военачальника. Ким понимающе кивает — он попытается удержать короля от этого шага.       Маленькая холодная ладошка в руке короля не теплеет, она только пропадает почти полностью в большой кисти, сжимающей похудевшие пальцы. Волчонок должен справиться, иначе и быть не может. У него на принца слишком большие планы. Государь встает, чтобы не мешать лекарю, а тот хлопочет вокруг больного и по каплям пытается дать ему какое-то снадобье. Намджун, стоящий в дверях, следует за Чонгуком, перехватывая его у одной их комнат.       — Так нельзя, Чонгук! Ты можешь убить всех во дворце, но так и не узнаешь правды! — Джун разворачивает короля, положив руку на плечо. — Успокойся, пожалуйста!       — Генерал Ким! Во дворце предатель, который должен быть наказан! Если это кто-то из служанок, я не буду долго разбираться!       — Чонгук! Остановись! Ты безумен! Они работают на дворцовой кухне уже несколько поколений. Это семьи, преданные роду Чон, здесь нет случайных людей! Что вы творите, Ваше Величество!       Намджун толкает Чонгука на каменные стены и больно ударяет спиной. Генерал собрал в себе последние силы, чтобы остановить обезумевшего правителя. Он смотрит в черные глаза напротив и видит там только жажду крови. Это может нехорошо закончиться, если короля не остудить. Чонгук с силой отталкивает Кима на противоположную стену.       — Что я творю?! Навожу порядок, пока ты не смог обеспечить омеге защиту! — рычит на него Чонгук, заставляя Намджуна испытывать еще большую вину.       — Чонгук, я виноват, убей меня, но не горячись ты так! Пострадают невинные люди! Это не тот случай, когда нужно лишить жизни своих подданных. Признайся уже себе, наконец, что ты делаешь все это из-за него! Ты любишь его, поэтому и бесишься, но волчонок тебе не простит, если ты казнишь всю кухню. Гук, верь, он поправится, но нужно найти виновного, а не рубить с плеча!       Чонгук молча смотрит на Намджуна. В голове только отбивается «ты любишь его» — неужели он действительно сорвался только из-за того, что пострадал наследный принц? Слова Намджуна, как ведро воды на голову — холодной и отрезвляющей. Будь это кто-то другой, он бы отдал это в распоряжение Кима и министра внутренних дел, но Чимин… Чонгук выдыхает, упираясь руками в стену, и опускает голову. Он часто и глубоко дышит, пытаясь прийти в себя, а Намджун притягивает его к груди и крепко обнимает.       — Перестань, Чонгук, он поправится, слышишь, — Джун отстраняет его и смотрит в безумно тревожные глаза. — Вы нужны ему, Ваше Величество. Я пойду отдохну. Пока ты здесь, наследный принц в безопасности.

***

      Весть о том, что король вернулся, быстро разлетелась по всему дворцу. Теперь, когда глава государства дома, все начало понемногу оживать. Из кухни снова пошел запах вкусностей, в купальне стоял пар, туда-сюда сновали чиновники, министры и другая челядь. Все словно проснулись от трехдневного сна, только не Чимин, которого хвараны аккуратно на руках занесли в покои короля и положили на большую кровать. Линь прошмыгнул за ними и дождался альфу, вернувшегося через несколько часов.       — Я побуду с ним, можешь идти, — сказал Чонгук, заходя в покои. Он пожалел лекаря, который был и так тощим, а сейчас будто похудел в два раза. С него такой доктор, хоть самого лечи.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — кивает лекарь и показывает на небольшой сосуд. — Этот отвар нужно давать каждые два часа по две ложки.       — Противоядие? — Чонгук пытливо смотрит на него и Линю кажется, что его сейчас раскроют. Это действительно противоядие, потому что он уверен, что Тэхен травил олеандром. К счастью, у Линя есть лекарство, но проблема в том, что оно совершенно не действует на наследного принца. Яд олеандра можно вывести, если начать лечение в первые сутки, но на счету уже третьи, а результата все нет. И это доктора беспокоит больше всего.       — Лекарство, Ваше Величество, — пытается сдержать беспристрастное выражение лица доктор. — Я надеюсь, что оно поможет.       — Ты знаешь или надеешься? — зло зыркнул на него Чонгук. Когда наследный принц при смерти не время экспериментов, ему нужно самое действенное средство.       — Я уверен, Ваше Величество, — Линь кланяется и пятится назад, не желая больше допросов. К счастью, король Чон направил все внимание на наследного принца и китайцу удалось быстро уйти.       За дверями королевских покоев стояли хвараны, преградившие путь даже старшему евнуху — король велел до утра его не беспокоить. Чон лег рядом с Чимином и убрал пряди с его лба. В бессознательном состоянии они принцу ничуть не мешали, но омегу неудержимо хотелось коснуться. Чонгук провел рукой по щеке, очертил подбородок, поднялся выше, остановив пальцы на губах, и дальше к носу. На руке ощущалось еле слышное дыхание, от чего у альфы расползлась улыбка.       — Ты обязательно выкарабкаешься, волчонок. Ты же такой дикий, ты не можешь просто так сдаться. Цепляйся коготками за жизнь, давай, мой маленький.       Говорить дальше становится трудно, а горло саднит. Чонгук берет руку Пака и с силой сжимает, чтобы отросшие ноготки омеги впились ему в ладонь. Альфа совершенно не чувствует той боли, потому что сердечная затопила все тело. В груди настолько сдавливает, что того гляди и дыхание остановится. Король замечает сосуд и по капле дает принцу ложку лекарства. Губы Чимина сухие, слегка потрескавшиеся, а лицо холодное и безжизненное. Гук рассматривает его вблизи, словно ни разу этого не делал. Каждый раз он открывает для себя что-то новое и даже сейчас не может не любоваться им. Чонгук наклоняется, не сдерживая своего желания, и прикасается к холодным губам. Он дует на них, слизывает горчинку снадобья, обводит языком по краям, задевая корочки. Чимин, который ночью на траве изнывал под его поцелуями, теперь не отвечает совсем и его хочется растормошить, похлопать по щекам, разбудить и приказать встать, только бы не видеть этого безжизненного тела.       Чонгук проваливается в сон, прижимаясь к омеге и согревая его своим теплом. Спустя некоторое время он просыпается и снова дает отвар, а потом опять слизывает горечь с губ.       — Какая гадость, — морщится король, пробуя лекарство на вкус. — Если ты продолжишь болеть, я больше не буду тебя целовать…       Угроза уходит в пустоту, а состояние омеги не становится лучше. Чонгук засыпает, но чутко спит до следующего раза. Под утро он понял, почему Линь и Намджун такие вымотавшиеся — это нелегко не спать по ночам и ухаживать за больным, но он уверен, что наследный принц поправится. В душе теплится надежда, что близость истинного поможет побороть болезнь.

***

      С утра Чонгук последний раз дает лекарство, целует Чимина и уходит, оставив его на лекаря. Это единственный человек, который не будет принимать участие в публичном созыве жителей дворца. Сегодня на главной площади король собирает всех — чиновников и их семьи, кухарок, купальщиц, весь штат евнухов во главе со старшим, министров всех рангов и ведомств, а также кисэн — для всех без исключения наложников Чонгук выделил места у ступеней дворца. Солнце палило нещадно, заливая площадь своими лучами и раскаляя камни так, что рукой прикоснуться горячо. Все собравшиеся молча прохаживались по дворцовой площади — такие сборы король делает впервые и что будет — неизвестно, а оттого еще более волнительно.       Тэхен с остальными кисэн сел вместе в первом ряду. Пока Хосока нет, он не чувствует себя защищенным и свободным, как раньше. Зато хорошо выдерживает заинтересованное и абсолютно невинное выражение лица, словно они собрались здесь на праздник. Через несколько минут из дворца вышел король и перешептывания прекратились. Министры и чиновники заняли места поближе, чуть дальше разместились их мужья, жены и дети, сбоку выстроились евнухи, внимающие каждому слову короля.       — Вы знаете, что за время моего отсутствия был отравлен наследный принц Пакче, — Чонгук говорит спокойным размеренным голосом, словно не он желал убить всех и каждого, кто мог быть причастен к этому. Но ледяная холодность взяла верх и теперь он король своей страны, защитник своих поданных и справедливый судья для тех, кто преступил закон. Его закон.       Тишина продолжается, люди застыли, будто превратились в восковые фигуры, которые плавились на горячих камнях. От страха. Потому что про случившееся с наследным принцем знали все, оттого и попрятались по домам, дабы меньше появляться возле половины, где жил наследный принц. Мало ли чего?       — В этой стране вся власть принадлежит королю Силлы. Так было до меня, моего отца и отца моего отца. Так будет и впредь, — Чонгук рубит слова, вдалбливая их в голову каждого. Десятки глаз молча уставились на него, глотая за королем каждое слово. Безразлично смотрел и Тэхен, не желая навлечь на себя подозрение. — Власть в Силле означает не только полное подчинение интересам государства, но и ответственность перед народом за содеянное. Я всегда несу ответственность за то, что я делаю.       Чонгук обводит глазами всех присутствующих. Глядя на министров, евнухов, чиновников, он буквально помнит все, даже самые мелкие передряги с ними. Кого-то король наказывал, кого-то миловал. Кто-то мог ненавидеть его, а кто-то боготворил, как утреннее солнце. Но Чонгуку плевать — его власть одинакова для всех. Задержавшись взглядом на сбившихся в кучку кисэн, король продолжил.       — Я повторяю, что наследный принц Пакче, пребывающий здесь, отравлен. Это попытка убийства, которую предпринял тот, кто сидит среди вас. Я не знаю, кто это, но обязательно найду его. А сейчас я хочу сказать, что только король Силлы имеет право карать. Вы знаете, что король Силлы Чон Джисон погиб по вине Пак Тэджона. Но ни один из вас, даже самый скорбящий житель страны, не может мстить за его смерть. Если нужно, наследный принц умрет от моей руки, и только я имею право забрать его жизнь. Сейчас вы можете быть свободны, но помните, что я не оставлю этого просто так — убийцу найдут и казнят на городской площади.       Король еще раз обвел всех тяжелым взглядом, развернулся и ушел. За ним последовал Намджун, а Джин собрал кисэн и пошел с ними в дом. В толпе послышался недовольный шепот.       — Доколе этот щенок будет жить здесь? Да еще и нас подозревают в его отравлении? — шепчет один из чиновников другому.       — Видимо, он надолго тут. Король Чон мог его давно убить, а нет — держит подле себя, не отпускает, — зудит второй, подливая масло в огонь.       — Кто же его отравил? Может и поделом — не было Паков и не было проблем.       Шепот прекращается, когда министры проходят мимо и шикают на собравшуюся группу сплетников. Они переглядываются и расходятся в разные стороны. Теперь, когда король во дворце, жизнь снова идет своим чередом, им всем нужно вернуться к своим обязанностям.

***

В королевских покоях Чимин пробыл под надзором Линя еще четыре дня, пока доктор уже не стал похож на привидение. Ханбок висел на нем, словно с чужого плеча, а чогори даже не запахивалась — на похудевшем теле пояс можно было обвязывать несколько раз. Вечером, когда лекарь вышел за очередной порцией снадобья, а Чонгук еще не вернулся с совещания с Намджуном, хвараны услышали стоны из покоев короля. Они переглянулись и прислушались — это точно был наследный принц. Один из охранников мигом помчался в тронный зал доложить об этом Его Величеству.       Завидев воина, Чонгук напрягся, а Намджун подскочил на ноги.       — Наследный принц, он зовет Вас, — выпалил охранник, забыв о титуле при обращении к королю.       Уже спустя пару мгновений Чонгук оказался в своих покоях. Чимин метался по кровати и повторял его имя. Король велел позвать скорее Линя, а сам склонился над омегой.       — Я знал, что ты меня не подведешь, Ваше Величество, — Чонгук удерживает его лицо и целует в лоб, чтобы проверить нет ли жара.       Чимин дергается от прикосновений и открывает глаза, туманным взглядом обводя все вокруг. Он задерживает взгляд на короле Силлы и, набирая воздуха в легкие, снова зовет его.       — Я здесь, волчонок, все позади, перестань.       Чимин не может поднять голову из-за слабости, а еще комната сильно кружится, и он не может понять, где оказался. Чонгук приподнимает его за плечи, чтобы посадить в кровати, но омега только стонет — резкая головная боль простреливает в висках, от чего он совершенно не соображает.       Вбегающий Линь благодарит небеса и бросается на колени перед королевской кроватью. За это время он сильно устал и так испугался за жизнь отравленного принца, что прямо здесь разрыдался, выпуская накопленные эмоции. Ему искренне жаль Пака, на долю которого выпало столько испытаний, а тут еще и соперничающий Тэхен со своими гадостями. Линь громко плакал, прислонившись лбом к коленям Чимина, обняв его за ноги. Он очнулся, а это самое важное.       — Линь, сейчас не время, — Чонгук, пораженный таким срывом всегда хладнокровного доктора, трогает его за плечо, чтобы тот помог Чимину.       Они хлопотали с омегой до поздней ночи, пока тому не удалось уснуть рядом с королем нормальным сном. Чимин практически не говорил из-за слабости, есть ему тоже пока нельзя — обильное питье, лекарства и отдых помогут восстановиться. Откланявшись и оставив короля наедине с Чимином, лекарь пошел в свои покои. У него не переставали течь слезы и это был единственный раз, когда он не знал, что делать. Если бы принц Пак умер, он бы последовал за ним — это совершенно точно. Отперев небольшой сундук, стоящий в углу, Линь налил себе полный стакан рисового вина. Доктор использует его сугубо в лечебных целях, но сегодня можно — ему надо вылечить свою душу. Здорово напившись, Линь глубокой ночью, пока никто не видит, отправился в дом кисэн. Он чуть не выбил дверь в покои Тэхена, который крепко спал.       — Какая же ты сволочь, Тэ, — икнул Линь, облокотившись об дверь. Это единственная опора, которая удерживала его на шатающихся ногах.       Тэхен, разбуженный непрошеным гостем, от страха вскрикнул и сел в кровати, натягивая на себя накидку. Он не боится Линя, но лекарь пьян, а это он видит впервые.       — Ты мразь, Тэхен, — Линь тычет в него пальцем, пытаясь прицелиться. Картинка расплывается, Тэхен то отдаляется от него, то снова приближается, потом их становится двое и Линь замолкает.       — Линь, ты чего? — осторожно спрашивает Тэхен. — Что случилось? Что-то с наследным принцем?       В его интонации неприкрытый интерес и отдаленные нотки торжества. Если Чимина удалось отправить на небеса, то это самая лучшая новость, которую мог принести ему лекарь.       — О нет, дорогой друг, — с издевкой в голосе произносит Линь, но язык заплетается и слова ему даются труднее и труднее. Алкоголь настолько разморил его, что даже двери не выдержали — Линь опирается на них и плавно съезжает вниз, садясь на пол. Растрепанные волосы, круги под глазами, нездоровая худоба — вид у него бывал и получше.       — Посмотри на меня, Тэхен, — лекарь пытается сфокусироваться на кисэн. — Посмотри, до чего ты меня довел. Твое счастье, что наследный принц очнулся, иначе я уже не выдерживаю. Семь рассветов я боролся за его жизнь.       Доктор откидывается головой на дверь и громко смеется. Тэ внимательно присматривается и думает, что тот сошел с ума, но китаец продолжает:       — Тебе не удастся его убить, Тэхен. Его хранят небеса и королевская милость. Он намного сильнее, чем ты думаешь, сильнее тебя, сильнее, сильнее…       Последние слова Линь бормочет, словно хочет что-то доказать, но его голова от выпитого вина на фоне усталости моментально тяжелеет, и он валится на пол, крепко заснув. Тэ с ужасом смотрит на эту картину и укладывается спать дальше. До утра он проспится, а потом уйдет. Зато есть ночь, чтобы подумать, что же делать дальше.

***

      — Чонгук, — зовет его принц, просыпаясь рано утром, но король еще спит. Омега уставился на него, переплетая свою руку с его большой ладонью. Кажется, что Чон отсыпается за все то время, что он дежурил у постели больного омеги. — Чонгук!       Чимин тормошит его руку, а в ответ получает хитрую улыбку, расплывшуюся на лице короля.       — Скажи так еще.       — Чонгук, ты же не спишь, — упрекает омега, что тот игнорирует его просьбы.       — Сплю, — отвечает король, не открывая глаз. — Но я хочу поспать подольше, если ты будешь меня так будить.       Будучи пойманным на уловку, Чимин стыдливо отдергивает руку, а король поворачивается к нему.       — Как ты себя чувствуешь? — Чонгук пододвигается ближе и впервые замечает, что Чимин не отстраняется, но в его глазах появляется непонятный ужас. — Что случилось? Тебе плохо? Линь!       Гук кричит охране через двери и знает, что лекаря приведут спустя пару минут. Чимин пытается привстать, но, поднимаясь на локтях, только каждый раз валится на простыни. У него трясутся губы, а из глаз льются слезы. Чонгук резко встает с кровати и пытается помочь омеге сесть, но тот брыкается в его руках и не дает к себе прикоснуться.       — Я сам! Я сам! Я сам! — Чимин бьется в истерике, отталкивая от себя альфу. Гук сдается и оставляет его в кровати, наблюдая, как принц пытается сесть и в который раз у него не получается это сделать. Линь, вбежавший в королевские покои, испуганно останавливается, глядя на Чимина. Он думал, что произошло самое худшее, но, хвала небесам, омега жив.       — Что случилось, Ваше Высочество? — доктор подбегает к рыдающему омеге, который лежит и колотит кулаками по постели. Чонгук только пожимает плечами и наблюдает. Врач пытается прощупать его пульс, но Пак в истерике отдергивает руку, не даваясь даже лекарю. Линь в недоумении мотает головой и оглядывается вокруг — что могло спровоцировать такую истерику, он не знает.       — Прекрати, слышишь, — громко говорит Чонгук, хватая омегу за плечи и вдавливая в мягкую кровать.       Чимин слышит, но от этого плачет еще громче. Король Силлы не видел у него никогда такой истерики, поэтому даже не знает, что делать. Он в охапку сгребает Пака, поднимает его на руки и садится на кровать, прижимая маленькое тело к себе. Альфа качает его, как маленького ребенка, а Чимин рыдает у него на груди, орошая слезами ханбок. Усиливающийся запах крови успокаивает омегу, пока истинный все сильнее сжимает его в объятиях.       — Тихо, тихо, — Чонгук продолжает раскачивать его, а Пак скулит, но стихает. Одной рукой король крепко держит его под спину, а второй рукой поглаживает по бедру до колена, стараясь успокоить.       — Линь, принеси посонмаль, наследный принц замерз, — просит Чонгук, обращая внимание на босые ноги Чимина, который дрожит в истерике, а не от холода.       — Я не чувствую, — захлебывается снова в рыданиях Чимин и пытается вырваться от альфы.       — Чего не чувствуешь? — недоуменно спрашивает Чонгук.       — Я ног не чувствую, — вместе с последним истерическим криком говорит наследный принц и снова плачет.       До Линя доходит внезапно все, что он знает о яде. Как же он мог забыть!       — Ваше Величество, яд имеет паралитический эффект. В зависимости от того, сколько попало в организм, он может обездвиживать человека, и он теряет чувствительность.       Чонгук сосредоточенно думает о том, что сказал врач. Так вот почему Чимин не мог сесть в кровати — это не слабость, он потерял чувствительность. Линь бледнеет, потому что о таком действии яда он слышал, но никогда не сталкивался с ним и пообещать ничего не может.       — Он будет ходить, — казалось бы, это вопрос лекарю, но Чонгуку плевать. Он не спрашивает, а утверждает. Ему нужно поставить волчонка на ноги. — Сколько это продлится?       — Не могу знать точно, но я продолжу лечение, Ваше Величество, — Линь старается говорить максимально уверенно, хотя это чувство тает в нем с каждым днем. Он не особо знает, что делать в таких случаях, поэтому откланивается королю и несется в свои покои разбирать свитки, доставшиеся от отца. У него таких записей нет, вот разве что отец мог знать… Линь выкидывает свертки один за другим из сундука, пока не находит нужный — он быстро пробегает глазами по словам и понимает, что справиться с болезнью не так просто.       Лекарь возвращается, когда король успокоил омегу, свернувшегося клубочком у него на руках. Чимин не думает, почему ему так хорошо и спокойно. Просто это Чонгук, который постепенно проникает в его сердце, овладевает его мозгом, становится частичкой его клеток и каждым вдохом, что делает омега. Избавляться от него бесполезно и Пак смиряется. По крайней мере пока.       Линь внимательно осматривает Чимина и прощупывает ступни — там омега ничего не чувствует, а также до колена и выше. Лишь немного появляется чувствительность в пояснице, но сесть на попу принц не может — он не отталкивается ногами и не упирается, а ослабевшие руки не могут удержать вес его тела.       — Ваше Величество, наследному принцу нужен массаж, иглоукалывания и другое лечение. В моих свитках написано, что восстановление длительное, но оно возможно. Разрешите начать?       Чонгук доверительно поглядывает на Линя, а потом переводит взгляд на Чимина. Омега с мольбой в глазах смотрит на короля и цепляется руками за воротник его ханбока, не желая отпускать. С Чонгуком рядом совсем не страшно, как раньше.       — Так нужно, волчонок. Линь хочет тебе помочь, — альфа гладит его по щекам и уговаривает послушаться доктора. Испуг в глазах Чимина неподдельный, он действительно не хочет его отпускать и в глубине души Чонгуку это приятно. Чимин топит лед в его сердце и пробирается глубже, в самое нутро. Король оставляет поцелуй на лбу истинного и перекладывает его на постель.       — Не уходи, пожалуйста, — Чимин крепко держит ладонь альфы, боясь отпустить.       Обездвиженный, он стал таким беспомощным, что становится стыдно за свое положение. Теперь он понимает, что вся спесь и злость уходят на второй план — он сейчас всецело принадлежит королю. Нет смысла огрызаться и кусаться, когда ты не можешь даже шагу по земле ступить — это чувство собственной ничтожности съедает Чимина. Он стал таким слабым, что от него впору избавиться, как от бремени, что легла на короля. Он лишний, он мешает, ему здесь не место. Королевские покои для таких, как Тэхен — кто может этими ногами что-то делать, а не лежать, как он — бревно, истукан. От ненависти к самому себе у Пака снова катятся слезы, а Чонгук тихонько говорит:       — Я побуду здесь, не бойся.       Линь, копошившийся в своей корзинке, достает иглы и не меньше двадцати штук втыкает на порядочную глубину в каждую ногу омеги от ступни до колена. Чимину не больно, он только с ужасом смотрит на свои конечности и от стыда валится на кровать. Быть здесь таким жалким — самое ужасное, что могло случиться в последние дни. Омега свыкся, старался приноровиться к течению жизни во дворце и найти здесь себе место и занятие. Он стал больше рисовать, читать, вышивать, даже танцевать пробовал, а теперь его жизнь снова откатилась назад, где карабкаться наверх нужно с самого начала.       Иголки стояли несколько часов, но чувствительность не возвращалась. Линь поджег четвертую свечу и продолжил читать свитки, пытаясь собрать больше информации. Спустя несколько дней улучшений не было, а доктор применял все возможные методы — прикладывал компрессы с травами, использовал лечебные грязи — чего он только не делал, чтобы помочь Чимину, но все было тщетно. Омега не стал ходить ни тогда, ни сейчас, по прошествии двух недель с момента, как он пришел в себя. От новых выдумок доктора Чимину становится тяжелее — он уже не мог видеть его фальшивой улыбки на лице, когда тот начинает лечение и уверяет, что скоро все пройдет и чувствительность вернется. Ничего не пройдет и ничего не вернется. Чимин плачет по ночам в подушку, когда Чонгук глубоко засыпает, он старается не звучать, чтобы не разбудить короля, но по утрам слышит, как тот целует его припухшие от слез глаза, собираясь на совещание к министрам.       — Волчонок, — Гук обводит его подбородок, видя, что Чимин уже не спит, просто не открывает глаза. — Посмотри на меня.       Нехотя Пак смотрит на короля и почти сразу же отворачивается от стыда. Чонгук настойчиво берет его за подбородок и поворачивает к себе, оставляя поцелуй на крепко сжатых губах. Он не хочет брать его силой, а Чимин сопротивляется сколько может, чувствуя себя ненужным.       — Кто может тебе помочь? Я привезу лучших лекарей со всего мира, чтобы поставить тебя на ноги.       — Зачем я тебе? — вздыхает Чимин. — То, что мы истинные, совершенно не обязывает тебя ухаживать за мной. Ваше Величество, отправьте меня домой. Мне нет здесь места, Силла для меня приносит только несчастья.       — Несчастья тебе приношу я, — Чонгук неловко смотрит вниз, уставившись на тесемки нижнего платья омеги.       — Я обуза, Чонгук. Отпусти меня, и я не пропаду. За мной будут следить служанки, я…, я, — Чимин не давит на жалость, но ком в горле не дает ему сказать больше ни слова.       — Не думай так. Я никуда тебя не отпущу, пока ты здесь — ты принадлежишь мне и этой стране.       — Чонгук, я — не вещь, я — человек. Я не могу никому принадлежать.       — Можешь. У нас слишком много дел, волчонок, поэтому поправляйся. Ты мне нужен.       Чонгук встает с кровати, чтобы уйти, но Чимин тянет его за рукав.       — Зачем? Что ты задумал?       — Я тебе это скажу, когда ты поправишься. Это дело государственной важности.       — Тогда можно тебя попросить? — Чимин с мольбой смотрит на него и Чонгук садится рядом, не в состоянии отказать омеге.       — Можно, — сдается король, слегка улыбаясь.       — Пришли доктора Джана из Пакче. Он хороший лекарь, возможно, он поможет мне.       — Я сегодня же отправлю паланкин за ним, — утвердительно кивает Чонгук и сжимает его руку. — А пока отдыхай.       — Спасибо, мне это важно, — Чимин обессиленно ложится на спину.       Он слишком устает, если опирается на локти, поэтому сейчас ему нужно немного полежать, пока придет Линь и посадит его, чтобы покормить. Сегодня, как и вчера, и позавчера, Линь начнет новое лечение, не приносящее результата. Пак закрывает глаза и молится небесам, чтобы доктор Джан вылечил его, а потом засыпает.

***

      После совещания с министрами Чонгук оставляет Намджуна, устало смотрящего на короля. Они с Джином переживают за наследного принца не меньше, поэтому генерал Ким ничуть не чувствует себя лучше, пока известия из дворца неутешительные.       — Ты еще не сказал ему ничего? — спрашивает Намджун короля, который подпер голову рукой, усевшись на троне. Министры разошлись, теперь нужно отдать распоряжения генералу и можно вернуться в свои покои. Сегодня у Чонгука много планов.       — Нет, я не хочу его добивать этой новостью. Он ненавидит меня, а потом возненавидит еще больше. Пусть сначала поправится, а потом я все ему расскажу, — раздумывает Чонгук, все больше убеждаясь в своей правоте.       — Хорошо, просто не затягивай. Ситуация на границах становится напряженной, но пока нам ничего не грозит.       — У меня к тебе будет задание, — Чонгук берет заранее написанный свиток и передает его генералу. — Здесь письмо Хосоку, отвези его и посмотри, как идут дела в Пакче, но это не главное. Помнишь, когда мы были там, видели лекаря? Пожилой такой, высокий и худой. Зовут доктор Джан. Наследный принц попросил себе лекаря из Пакче — не вижу причин отказать.       Намджун принимает свиток из рук короля и думает о том, что небеса на его стороне. Ему в руки плывет самая крупная рыба, которую он хотел поймать. Теперь у него появился официальный повод встретиться с доктором и не выглядеть подозрительно, а если он привезет его сюда… У Кима тут же зреет в голове план, которым ему не терпится поделиться с Джином. На лице генерала расплывается довольная благодарная улыбка. Король доверил эту миссию ему как нельзя кстати.       — Чего улыбаешься? — государь подозрительно смотрит на военного министра. — Или засиделся в Силле, хочется куда-то съездить?       — По Хосоку соскучился, — честно говорит Намджун, вспоминая, что вот уже несколько месяцев он не видел старшего Чона. Он одинаково привязан к братьям, поэтому не может не беспокоиться о Хоби.       — Мне тоже его очень не хватает, — Чонгук сникает на мгновенье и чувствуется, что ему тяжело без брата. С самого детства они были вместе и воевали плечом к плечу, а теперь же их отделяют сотни километров дороги и не было дня, чтобы Гук не вспомнил о нем. — Посмотри, как там он, ладно?       Голос дрожит, а затаенная теплота вырывается наружу. Железный король Силлы лишь на секунду дает слабину, но Джун улавливает ее слишком быстро.       — Не переживай, он справится, я уверен, — Намджун приободряет короля и уходит выполнять поручение.       Во дворе уже вынесен паланкин и погружен на повозку, как для самого дорогого гостя, а Джун пошел собирать отряд для охраны. Навстречу ему спешил Джин, который шел на кухню отдать распоряжения по питанию принца. Омега машет ему рукой и подходит, чтобы спросить о делах.       — Джин, — генерал обнимает мужа и поднимает над землей. — Нам несказанно повезло. У меня есть план.       Ким осматривается вокруг и на ухо шепчет Джину то, что придумал во дворце. На лице супруга расплывается улыбка, а в глазах пляшут искорки.       — Это отличная идея, Джуни. Ты молодец!       — Пока меня не будет, подумай, как все устроить, хорошо?       — Обязательно, — Джин в хорошем настроении, он целует мужа в щеку и спешит на кухню, а Джун — в казарму. Уже скоро все может открыться, а значит тайна, что ускользала от него, станет явной.       После совещания с военачальником Чонгук заканчивает подписывать указы и оставляет их министру внутренних дел. Как и планировал, он справился с делами раньше, поэтому отдал евнухам распоряжения и пошел в свои покои. Чимин дернулся от непривычки — обычно король возвращался поздно, но сегодняшний день исключение.       — Ты не спишь? — тихонько спрашивает Чонгук, заходя внутрь. — Линь сказал тебе больше отдыхать.       Чимин только мотает головой. Тело ломит от неудобной позы так, что о дневном сне не может быть и речи, а ночью он засыпает только потому, что Чонгук рядом.       — Пойдем гулять? — государь подходит ближе и смотрит на Чимина. — Отказ не принимается.       — Ты самый жестокий и ужасный человек, которого я встречал, — вздыхает Чимин. — Зачем ты издеваешься надо мной, если прекрасно знаешь, что я не могу ходить?       — Жестокий и ужасный звучит из твоих уст, как похвала. Раньше ты называл меня другими словами, — делает Чонгук замечание и садится рядом. — Я прекрасно все знаю, но ты не можешь здесь больше так сидеть.       Чонгук наклоняется к принцу и берет его на руки.       — Что ты хочешь сделать? — Пак с ужасом смотрит на короля и понимает, что он не способен ему противостоять. — Чонгук!       — Не кричи, волчонок, держись лучше за меня.       Чимин нехотя обвивает его за шею руками. Под пальцами горячая кожа, от которой можно обжечься, а еще усиливающийся запах. Альфа подкидывает его немного, чтобы тот удобнее взялся, и Чимин кладет ему голову на плечо, уставившись на маленькую родинку на шее. Он вспоминает их ночную прогулку и Паку хочется повторить это снова, но, только коснувшись пальцами обнаженной кожи, омега останавливается. С ним возятся из жалости, а не потому, что он нравится королю. Чонгук чувствует вину за то, что Чимин теперь стал таким ничтожным и жалким. У Пака наворачиваются слезы, но он утыкается в ханбок короля, чтобы тот не заметил.       Омега совсем легкий, поэтому Чонгук без труда выносит его в сад. Вечерняя прохлада накрывает королевство, солнце садится, окрашивая небо в дивные оранжево-фиолетовые краски. Цветы, которыми Пак так любил раньше любоваться, уже закрылись, но не утратили своей красоты. Чонгук пробрался прямо среди разноцветных зарослей и пошел вглубь, где был чайный домик и уже стоял ароматный напиток, приготовленный специально для них.       Король посадил Пака в беседке, укрыв его ноги одеялом. Вечер стоял теплым, но все равно альфа снял плащ и накинул на Чимина.       — В саду столько цветов, я их давно не видел, — голос у омеги дрожит, и он оглядывается вокруг. Действительно, за время болезни распустились новые сорта роз, нарциссов и гиацинтов, которые созревали позже остальных.       — Какие тебе нравятся больше всего? — вскользь спросил король, вспоминая свой визит в Империю Цинь.       — Здесь их нет, — грустно говорит Чимин, потупив взгляд. Воспоминания вернули его в Пакче, когда он с маменькой Дахи бродил по саду, в котором росли удивительные яблони, подаренные китайцами. Чимин прикрыл глаза и сжал губы до боли — главное сейчас не разреветься снова, но он удерживает себя. Маменька! Как давно он о ней не вспоминал. Он помнит ее длинные черные волосы, удивительно добрые глаза и властный строгий голос, которым она давала Чимину наставления. Пак любил ее слушать и ходил буквально с раскрытым ртом по пятам, внимая каждому слову. Она была удивительной для него — настоящей королевой, величественной женщиной и любящей матерью. Омега не сдерживается, и из глаз катятся одинокие слезы.       — Почему ты плачешь? — Чонгук стирает пальцем слезы и пододвигает чашку с чаем.       — Маму вспомнил, — сдавленно говорит Чимин, потому что от воспоминаний ком в горле такой стоит, что он даже слюну проглотить не может. Чимин отпивает горячий напиток, но лучше не становится. Дрожащие руки ослабели и трясутся, а чашка с кипятком падает ему на ноги, разливая горячую жидкость.       — Ай! — громко кричит Чимин под звук разбившегося фарфора.       Чонгук дергается от его крика и смотрит на него с удивлением. Омега обжегся чаем, а это значит, что он начал чувствовать.       — Мне больно, Чонгук! — Чимин глупо улыбается и поднимает глаза на короля.       Счастливая улыбка на лице напротив смущает Чимина. Он улыбается ему потому, что действительно рад? Пак старается стереть пятно на ханбоке, но чай прочно окрасил ткань.       — Значит, прогулка была не зря, — Чонгук берет в свои руки дрожащие от волнения пальцы и сжимает маленькие ладони. — Я же говорил, что ты поправишься.       В чайном домике они просидели еще несколько часов и болтали обо всем. Чонгук рассказал о посещении Империи Цинь, умолчав лишь о самом важном, чтобы не расстраивать омегу заранее. Чимин много говорил о детстве и с каждым словом воспоминания давались все легче, будто он говорит это не заклятому врагу, а своему другу. Чонгук рассказывал о походах с отцом и тоже вспоминал маму. В эти моменты они почувствовали себя самыми несчастными людьми на земле.       Когда королевство накрыла темнота, государь взял Чимина на руки и отнес в купальню. Горячий пар, повисший в воздухе, разморил омегу, но он тут же засуетился, когда Чонгук посадил его на лавку.       — Нет, ты не будешь это делать, — отчаянно замотал Чимин головой, сгорая от стыда. — Нет, Чонгук, нет, не надо!       — Скажи еще раз мое имя, и я тебе напомню, что ты еще полностью зависишь от меня, — альфа наклонился и поставил руки по бокам от Чимина.       — Это подло пользоваться моим положением! — слабо запротестовал омега.       — Ты сам сказал, что я жестокий и ужасный. Не думаю, что еще один мой поступок изменит твое мнение обо мне в лучшую сторону, — альфа хитро улыбается и снимает с себя ханбок, оставаясь обнаженным наполовину. Чтобы не испугать Чимина, он снимает с него только свой плащ и ханбок, оставляя того в нижнем платье. Чимин вздыхает — таким принц его видел не раз, поэтому благодарит небеса, что альфа прекратил на этом. Сильные руки подхватывают Чимина под колени и спину, и король заходит вместе с ним в горячую воду. Она приятно обволакивает все тело, но промокшая насквозь одежда и просвечивающиеся соски Чимина заставляют его краснеть, и он отворачивается к Чонгуку, чтобы не выдать себя.       От плотного контакта с омегой альфу ведет, и он прижимает хрупкое тело к себе. Чимин и так легкий, а в воде и вовсе ничего не весит. Альфа сажает его на ступеньку так, что он оказывается по плечи в теплой воде, а сам ныряет в большой купальне, обдавая омегу брызгами. Пак морщится и вытирает лицо, но это напрасно — с другой стороны купальни ему прилетает новая горсть воды, отправленная альфой. Сопротивляться бесполезно, поэтому Чимин принимает правила игры и брызгается в ответ.       В помещении прислуги нет, но на краю они оставили ароматические масла и другие купальные принадлежности. Чонгук передает ароматическое масло, и Пак обмакивает палочку, после чего тщательно выполаскивает ее. В тусклом свете из-за пара почти ничего не видно, но король любуется профилем омеги, когда тот опускает глаза и изящной, тонкой рукой барахтается в воде. Лекарь сделал все возможное, чтобы быстрее вывести яд из организма омеги, поэтому принц выглядит намного лучше, хотя Чонгук хотел бы видеть его другим. Он помнит, как омега провожал его в поход на Пакче, каким он был застенчивым, с румяными щечками, которые хотелось затискать.       Чимин откладывает сосуд с маслом на мрамор и втягивает носом воздух. По всему помещению раздается тонкий аромат каких-то цветов, здесь целый букет и один запах выделить просто невозможно.       — Нравится? — спрашивает Чонгук, отходя вдаль купальни и прищуривая глаза.       — Здесь есть что-то мне знакомое, но не могу понять что, — отвечает Чимин, прикрывая глаза и еще больше вдыхая запах цветов.       — Это подарок от Чжао Бина из Империи Цинь. И вправду необычно, — соглашается Чонгук и подходит к Чимину. Он кладет руки ему на бедра и разминает ноги у коленей, спускается вниз по икрам, разминает щиколотки и гладит стопы, не обделяя вниманием каждый пальчик. Чимин закрывает глаза и тихо стонет от наслаждения, потому что по всему телу проходит волна дрожи. Он ощущает Чонгука и каждое его прикосновение, а от накатившего волнения и страха, что это все мираж, Чимин интуитивно бросается ему на шею и начинает плакать. Чонгук еле успел схватить омегу, который в воде легко соскользнул к нему.       — Ты что-то чувствуешь? — осторожно спрашивает король, зная, что любое напоминание о болезни может вызвать новую волну истерики.       Омега сопит и сквозь слезы только кивает, еще больше цепляясь за шею короля и боясь его отпустить. Чимина накрывает понимание того, что они неразрывно связаны — вся ненависть и любовь, которую он чувствовал в последнее время, была направлена только на Чонгука. Омега забыл, когда имел подобное к кому-либо другому, в том числе и к Юнги — в его жизни Чонгук становится центральной фигурой и, как бы он не хотел его впускать в свои мысли и в свое сердце, это единственный человек, который заставляет его чувствовать себя живым, пропускать весь тот спектр эмоций, которые испытывают обычные люди. Чимин так соскучился по самым простым прикосновениям, что впился ноготками в плечи короля, оставляя там полукруглые следы, а Чонгук подхватил его под попу и прижал его к себе, чтобы дать больше телесного контакта. Запахи цветов постепенно вытесняются запахом альфы, который проникает омеге в нос и дышать становится легче.       — Я все чувствую, — шепчет Чимин на ухо, зарываясь в мокрые пряди длинных волос, которые Чонгук не подвязал в хвост. — Каждое твое прикосновение, и это меня пугает. Ты меня убиваешь и возвращаешь к жизни снова. Это мучительно больно, Чонгук, я так устал.       Король молчит, потому что не знает, что сказать. Ненависти в его сердце почти нет, но разум старательно подавляет то самое светлое, что зарождается в альфе с каждым днем. Прав ли был Намджун, что он его любит? Гук берет Чимина за талию, сажает снова на ступеньки и разводит его ноги, становясь между. Он гладит его бедра, притягивает Чимина ближе, положив руки на ягодицы, а потом запускает ладони под нижнее платье, которое под водой дает доступа больше, чем Чимину хотелось, но омега не сопротивляется, когда пальцы короля пробегают по лопаткам и поднимаются на плечи.       Мокрая ткань становится жутко раздражающей, но снимать ее Чонгук боится, чтобы не испугать принца. Когда альфа касается голого плеча, спустив платье, по купальне раздается громкий стон, который Пак сдерживать уже не может. Гук вылизывает его шею, прикусывает нежную кожу на подбородке, а Чимин не терпит, он сам ищет его, притягивая к себе ближе. Омега целует первым, робко накрывая губы Чонгука, облизывая нижнюю, а тот не может больше устоять и захватывает его язычок в плен, улыбаясь в поцелуй.       Завязки нижнего платья оказываются такими слабыми, что развязываются сами собой, а Гук аккуратно снимает его, отбрасывая тяжелую ткань на мраморный бортик. Альфа сжимает принца за плечи, снова глубоко и несдержанно целует, проходится руками по груди и спускается к животу. Под пальцами он чувствует, как Чимин напрягся, но он дает передышку в пару секунд и отрывается от губ.       — Посмотри на меня, — просит Чонгук и берет его за подбородок, приподнимая лицо. Чимину стыдно быть в таком виде перед ним, поэтому он до последнего не открывает веки, пока Чонгук не целует его в нос. — Посмотрите на меня, Ваше Величество.       Чимин широко распахивает глаза. Ему не показалось? Когда он был без сознания, иногда слышал чужие голоса и один раз даже голос короля, назвавший его Ваше Величество.       — Почему Вы так говорите? — Пак не может назвать его на «ты», когда к нему такое обращение.       Чонгук решает, что тянуть дальше нельзя — в конечном итоге, Чимин все равно обо всем узнает рано или поздно, а сейчас, когда он слаб и беспомощен, но все способен адекватно воспринимать происходящее — самое время. Он приближает его к себе, придерживая за шею так, что они сталкиваются лбами и ближе контакта быть не может, глаза в глаза, губы в губы.       — Потому что скоро ты станешь королем этой страны, — отвечает Чонгук и пытается поцеловать Чимина, но тот резко отстраняет альфу.       — Что? Ты в своем уме? — у Пака не хватает воздуха от полученной новости и закончились слова, чтобы выразить свое возмущение.       — Если ты беспокоишься о своем здоровье, то можешь не переживать — церемония пройдет, как только ты выздоровеешь.       — Чонгук! — Чимин резко бьет кулачком его в плечо, но альфа даже не отстраняется. — Что это за бред!? Это неправильно!       — Ты же не надеешься вернуться домой? — спрашивает его Чонгук, которого поведение Пака начинает немного злить. Кто он такой, чтобы отказываться от королевского трона и мешать его политике. Этот брак ему нужен для укрепления позиций на границах, в противном случае власть Хосока в Пакче становится все более шаткой, но омеге об этом знать не обязательно.       — Вернуться домой?! Сколько раз я тебя просил об этом — ты не помнишь? — кричит Чимин, задыхаясь от злости и обиды. Им пользуются, как марионеткой, как куклой для решения своих проблем. Он вспоминает о том, как трепетно Юнги относился к нему, как просил стать его мужем, как постоянно говорил о будущей свадьбе и слушал мнение Чимина о том, как все должно произойти, но здесь же его мечты полностью разрушились о скверный характер короля Чона.       — Помню, а ты не помнишь, сколько раз я тебе говорил, что у тебя нет дома? — Чонгук от злости сцепляет зубы, а внутри него просто взрываются вулканы. — А еще я тебе напомню, что на троне твоего королевства мой брат. Твои земли — это мои земли. Если ты хочешь вернуть свою страну, ты станешь королем Силлы — у тебя нет другого выхода, волчонок.       — Тварь! Подонок! Ты все продумал, да? — Чимин пытается вырваться из оков Чонгука. — Ты моими руками хочешь присоединить себе мои же земли? Тебе мало того, что ты убил половину нашего войска, заставил моего отца скрываться в чужой стране, а теперь ты хочешь стереть Пакче с лица земли? Сделать его безымянной частью Силлы?       Чимин колотит его кулаками, но это бесполезно и омега сникает.       — Волчонок, — шипит Чонгук. — Если ты сейчас не заткнешься, это придется сделать мне! Я убил не половину твоего войска, а почти все, а король Тэджон жив только потому, что я дал ему возможность сбежать в Корё. В противном случае он был бы уже на небесах. Не слишком ли большая уступка только для того, чтобы заполучить твою задницу рядом со мной?       — О, небеса, ты знал? Ты вынашивал этот план раньше, чтобы воспользоваться мной? Какой же ты…       — Ужасный и жестокий, я помню, можешь не утруждать себя лишний раз, — Чонгук крепко держит его, чтобы Чимин не упал в воду, которая уже порядком остыла и на плечах омеги появились мурашки. Гук положил свои ладони ему на шею, чтобы растереть ее и плечи, но Чимин резко дернулся.       — Не трогай меня! — закричал омега со злостью.       — Пару минут назад ты этого не говорил, — безразлично говорит Чонгук, не убирая рук с его плеч, а только впиваясь пальцами до боли в похудевшее тело. Чимин ойкает, но терпит и не жалуется. — Неужели ты меня настолько ненавидишь, что даже сам факт этого брака тебе так неприятен? Ты так мастерски со мной играешь, чтобы однажды сбежать отсюда?       — Я не игрушка, Чонгук, ты не можешь так поступать, — кричит в отчаянии омега. Он глазами, своим взглядом показывает, чтобы Чонгук остановил эту пытку, он не ненавидит его, нет, совсем наоборот, только признаться в этом так тяжело. Чимин просто на грани своей истерики, когда он хочет сказать что-то очень важное и самое главное, о чем, возможно пожалеет, но король пресекает его слова.       — Не вижу препятствий, чтобы этого не делать, — хмыкает Чон и смотрит в глаза Чимину. — Или у тебя есть причина, чтобы мне отказать? Может быть это король Мин? Отвечай, щенок, ты все еще любишь этого ублюдка?       — Да! — Чимин кричит в ответ только для того, чтобы разозлить короля. В голове у него творится черти что из-за паники, накрывшей его в эти минуты. Ему так обидно и больно, омега втайне надеялся, что этот брак возможен по любви, но он стал очередной пешкой в игре тех, кому оказался не нужен. Отец, Юнги — с их предательством он отчасти свыкся, но Чонгук — к нему только стали просыпаться первые чувства, он стал его тайной надеждой на счастливую жизнь. Ему было так спокойно и тепло с ним, как ни с кем другим, и все разрушилось за одну секунду. Король Силлы хочет расширить свою власть, поиграть мышцами перед соседними королевствами, укрепить Хосока на троне, а он — разменная монета.       В ответ на крик Чимина в воздухе раздается громкий шлепок — наследный принц получает пощечину от короля, да такую, что ему показалось, мозги из головы вылетели или по меньшей мере пары зубов лишился. Во рту появился неприятный привкус крови, а на глазах выступили слезы от обиды.       — Не смей мне больше никогда лгать, понял? — Чонгук нависает над ним, а Пак сжимается в комочек, осознав все свое положение. Если Чонгук разозлится, он убьет его прямо здесь. Что ж, лучше смерть, чем жить с деспотом, который пользуется его телом и его душой.       Чимин тихонько плачет от обиды, но ему хочется кричать так, как никогда в жизни, собрав все силы, чтобы от его крика разрушились стены этого дворца. В груди давит все больше и кажется, сердце от боли остановится. Он смотрит на Чонгука, у которого только желваки на челюсти играют от злости, и умоляет глазами дать надежду, что это все не из-за земель королевства Пакче. Чимин сейчас такой слабый, морально измотанный, что простого «люблю» ему бы хватило, чтобы стать самым счастливым на свете. Всматриваясь в глаза напротив, омега получает только обидное:       — Одевайся!       Ему в лицо прилетает мокрое нижнее платье, которое Чимин стыдливо натягивает, под внутренний вой своего омеги. Чонгук, оказавшийся истинным, не хочет принять его, а все то, что было между ними — очередной фарс и политическая игра. Как же больно обманываться в том, что тебя любят! Чимин прикусывает губу, из которой сочится кровь. Видимо, тяжелая рука короля прошлась не без последствий. Сладковатый вкус он слизывает сразу же и утирается рукой, пока Чонгук поднимает его на руки и выносит из купальни. Чимину стыдно за свои слезы, за те глупые мечты, что он позволил впустить в свое воображение! Король влюбился? В кого? В него, который вечно доставляет ему неприятности, чье имя Чон проклинал с самого момента их встречи?       Альфа посадил Чимина на край большой лавки и отправился переодеваться в сухую одежду. Чимин неловко отвернулся, когда увидел, как Чонгук скидывает рубашку, а потом потянулся к белью. Рядом с ним лежал его чистый сухой ханбок, приготовленный евнухами. Чимин смог сменить только верхнюю одежду, потому что переодеваться ему обычно помогали Линь или Джин.       — Можно мне вернуться в свои покои? — надломленно спросил омега, все еще не оборачиваясь на короля. Ему будет трудно жить в одной комнате с Чонгуком и спать с ним рядом, зная, что он для него никто.       — Исключено, — рявкнул Чонгук. — Хочешь опять что-то выкинуть? Привыкай, тебе все равно скоро придется спать со мной в одной постели, желаешь ты этого или нет.       Чимин замолчал, когда понял, что разговаривать об этом бесполезно. Он послушно сидел и смотрел, пока Чонгук завяжет ханбок и заберет его из купальни. По дворцовым коридорам король шел молча, на лице были злость и раздражение. Чимин выучил, что Чонгук часто прикусывает щеку изнутри, когда чем-то недоволен, как сейчас. Альфа положил его на кровать и позвал Джина, чтобы помочь переодеть принца, а сам вышел в сад немного остыть. Он корил себя за то, что не сдержался и ударил принца, но этот ответ его просто выбесил. Это ревность? Чонгук кусает губы и опирается спиной об столб. Неужели волчонок до сих пор любит Мина?       Джин, прибежавший по первому зову короля, застал Чимина в ужасном виде. Омега продолжал плакать, как только Чонгук оставил его и ушел.       — Что случилось, Ваше Высочество? — Джин присел на кровать и притянул к себе Чимина. Он еще такой ребенок и плачет по-детски, с обидой на весь мир, сотрясаясь всем телом от накопленного внутри чувства.       — Джи-и-и-н, — растягивает Пак и захлебывается в слезах. — Он.. он.. он…       Чимин всхлипывает и не может сформулировать свою мысль, а Джин отстраняется и вытирает слезы, подавая чашу с водой.       — Выпейте и станет легче.       Чимин немного отпивает и пытается успокоиться.       — Его Величество обидел Вас? Что случилось? — Джин понимает, что давит на больное, но иначе ему ничего не узнать. Ким гладит омегу по лицу, а Чимин отдергивает щеку, на которой уже едва-едва виднеется небольшой синяк.       — Он ударил Вас? — с ужасом спрашивает Ким и Чимин только кивает, бросаясь Джину на грудь. — Перестаньте, Ваше Высочество, не плачьте, сейчас я принесу холодную ткань.       Чимин отрицательно крутит головой и вцепляется омеге в плечи. Он не хочет его отпускать, а только тихонько скулит.       — Он х-хочет жениться н-на мне, — выпаливает Чимин наболевшее.       — А вы? — Джин не удивлен, потому что о плане Чонгука он узнал от мужа. Теперь об этом узнал и Чимин. Что ж, он предполагал, что принца эта новость потрясет, но не настолько, чтобы так убиваться. — Ваше Высочество, вы не хотите этого?       Джин спрашивает очень аккуратно, словно подсказывает Чимину и прощупывает его реакцию. Он ожидал злости, скандалов, да чего угодно — только не такого сломленного омегу. Неужели? Этого не может быть, но у Джина сердце от счастья внутри подскочило. Он резко отстранил Чимина от себя и взял его припухшее от слез лицо. Глаза, глаза его всегда выдают, но сейчас в них кроме обиды ничего нет.       — Ваше Высочество, — Джин сдерживается, чтобы не заплакать самому. — Вы любите его?       Ответа не последовало, но гримаса боли на лице Чимина все поставила на свои места. Он унижен и растоптан, он чувствует себя ничтожеством, которого нельзя любить — им можно только пользоваться. Джин в душе боялся этого больше всего и мечтал, что к моменту, когда все состоится, Чимин сможет полюбить Чонгука и принять свои чувства. А король только убил в нем все самое лучшее, что так долго и с трудом пробивалось сквозь тонны ненависти к убийце. Да что же это такое!       Слова здесь лишние, и Джин только притягивает принца к себе и гладит по волосам, чтобы успокоить. Чимин почти засыпает, потому что Джин напевает ему какую-то незнакомую, но очень красивую песню, укачивая его на руках.       — Ваше Высочество, король Силлы не простой человек, но он меняется рядом с Вами, и я это вижу. Вы смогли затронуть его душу, как ни один кисэн и ни один наследник других королевств. Он просто не умеет любить, он боится открыться Вам и стать слабым. Вы не дождетесь от него любви и заботы так быстро, но только Вы, Ваше Высочество, сможете проникнуть в его сердце. Будьте терпимы к нему и мыслите в интересах страны.       — Как, если я ему безразличен? — Чимин бурчит куда-то в ханбок, но Джин все слышит. Обида в голосе принца просто переворачивает все внутри Кима, и он так зол на Чонгука, как никогда. Надо же все так испортить!       — Поверьте, Вы не безразличны ему, —Джин продолжает его гладить по мокрым волосам. — Давайте я помогу вам переодеться, а вы приведете себя в порядок. Не годится Его Королевскому Величеству встречать короля в таком виде.       Джин подает ему гребенку и ленты, чтобы сделать прическу. Чимин даже в своем положении научился по большей части ухаживать за собой сам, выполняя элементарное.       — Джин, я слышу это, как приговор. Не называй меня так, пожалуйста, хотя бы до коронации.       — Ваше Высочество, — Джин улыбается, поднимая его под поясницу. — В ваших руках начало новой жизни. И я уверен, что Вы ошибаетесь относительно короля.       Джин переодевает Чимина и целует того в лоб, обнимая и всячески подбадривая. Закрыв двери в королевские покои, он столкнулся в коридоре с Чонгуком, которому надоело ходить по дворцу, изъедая себя за то, что случилось.       — Ваше Величество, — Джин кланяется при встрече и низко опускает голову перед государем.       — Как он? — виновато спрашивает Чонгук.       — Он сильный, он справится, но без этого нельзя было обойтись? — Джин прекрасно понимает, что Чонгук чувствует свою вину.       — Я вспылил.       — Чонгук, — Джин подходит ближе и позволяет себе то, чего никогда не делал. Он кладет руку на щеку короля и гладит по напрягшимся скулам. — Не ломай его, пожалуйста. Чимин — твоя самая лучшая партия, вы созданы друг для друга. Но он никогда не станет твоей игрушкой на ниточке, да тебе такой омега и не нужен. Постарайся его понять — ты слишком много горя принес ему и его семье.       Чонгук дергается, а Джин продолжает:       — Помолчи, хорошо. Я знаю, что тебе больно за потерю отца, но Чимин здесь не виноват. Ты вымещал все свое зло на нем, а он смог тебя полюбить вопреки всему. Представь, что он чувствует. Ты — убийца его матери. Ты хоть понимаешь, как он корит себя за малейшее проявление тепла к тебе? Ты сломал в нем все моральные устои, он чувствует себя чудовищно, будто предавая память матери. Он должен бежать от тебя изо всех сил, но каждый день он делает маленький шаг тебе навстречу, а ты этого не видишь. Он ненавидит себя за это, но все равно продолжает пробираться к твоему сердцу. Не закрывайся и ты увидишь, как сам полюбишь его так же сильно, как он тебя.       Чонгук млеет от тепла ладони Джина. Ему кажется, последний раз так было с матерью, когда-то очень давно, и он совсем не против сейчас полежать у нее на коленях, как раньше, и попросить совета, потому что запутался сам в себе.       — Джин, я не знаю, что сказать. Я не могу его ненавидеть, но сегодня он мне сказал, что любит этого подлеца короля Мина. Ты понимаешь, что я не могу ему доверять? Он всадит мне нож в спину первым.       — А ты не отворачивайся от него, тогда и не всадит, — Джин говорит простыми фразами, в которых слишком много смысла и Чонгук это понимает. — Все в твоих руках, Чонгук, и даже больше, чем ты думаешь.       Джин обнимает короля и подталкивает его к покоям, где Чимин уже крепко уснул, наплакавшись вдоволь за сегодняшний вечер.

***

      В королевство Пакче Намджун приезжает поздним вечером, поэтому возвращаться в ночь он не хочет. Хосок, еще не ложившийся спать, невероятно обрадовался генералу Киму и крепко обнял его, только завидев на пороге тронного зала.       — Что дома? Что-то стряслось? — с тревогой в глазах спросил Чон-старший, сажая Намджуна возле себя. Прислуга принесла ароматный чай, и военачальник откровенно наслаждался его вкусом. С дороги он немного устал, но больше — от нервного напряжения последних дней.       — Ты проницателен, Хоби. Да, Чимина отравили, и я прошу тебя выслать со мной здешнего лекаря Джана. Наследный принц ему доверяет, поэтому король Чон распорядился его доставить.       — О, небеса, да что ж это такое! Мальчишка столько настрадался, — в сердцах бросил Чон. — А как у Чонгука с наследным принцем?       — Все сложно, они оба такие упертые, — Намджун не может не улыбнуться, произнося эти слова. Наблюдая за Чимином и Чонгуком, он видит, как они ломают себя, чтобы стать ближе. И если истинность уже начала проявлять себя, то они противятся этому изо всех сил.       — Конечно, я скажу, чтобы лекаря оповестили о поездке в Силлу. Вы выезжаете завтра? Может останешься на пару дней?       — Не могу, Ваше Высочество, принц Пакче требует немедленной помощи. Он недвижим почти две недели, поэтому чем быстрее начать лечение, тем лучше. Неизвестно, сможет ли доктор Джан помочь, но это наша последняя надежда, — Намджун разводит руками, но пытается не отчаиваться. — Расскажите лучше, как здесь дела идут?       Хосок приосанился, удобнее устроился на троне и начал свой рассказ. Остатки войска он распустил, выплатив компенсацию воинам на первое время. Его солдат хватает, чтобы охранять границы Пакче. Военачальник Чхве Ин собирает новое ополчение тех, кто ранее не служил в войске. Они будут давать присягу лично Чон Хосоку и нарушить ее будет уже сложнее. Воины, воевавшие за Тэджона, стали простыми крестьянами. Большинство из них вернулось в свои семьи, теперь они работают на земле или занимаются ремесленничеством и мелкой торговлей. Жалоб на них Хосоку не поступает, мародерства тоже нет — все оружие сдано сразу же после того, как издан приказ о расформировании армии Пакче.       Сейчас Хосок занимался набором новых чиновников, ездил по провинциям и знакомился с местными кланами. На удивление, большинство из них приняли известие о Хосоке с радостью. Король Тэджон утратил свое уважение, а последние неудачные походы показали его слабость, как главнокомандующего войском королевства. О нем мало кто вспоминает, зато у людей появился энтузиазм и вера в будущее. Ко дворцу стекается народ, чтобы предложить свои услуги, потому что даже прислугу во дворце Хосок сменил полностью. Пока все идет своим чередом — тихо и размеренно, но угроза со стороны, конечно, остается. И в первую очередь усилена охрана на границе с Корё, откуда в любой момент может вернуться на трон Пак Тэджон.       Когда Намджуна провожали в покои для гостей, Хосок потянул его за рукав и спросил:       — Как он?       Генерал Ким сразу понял, о ком идет речь.       — Скучает, но с ним все хорошо, — Ким хлопает Хосока по плечу. По глазам старшего Чона видно, как он тоскует по своему кисэн, но забрать пока не может — ситуация на границе рискует измениться в любой момент, а Тэхен — слишком лакомая добыча и самое слабое место Хоби. Зная об этом, он в первую очередь не хочет подвергать истинного опасности, поэтому оттягивает его переезд в Пакче до лучших времен.       Уже ранним утром Ким пошел в тронный зал попрощаться с Хосоком. Принц попросил передать послание Тэхену и пожелал счастливой дороги. На дворцовой площади генерала уже ждал доктор. Высокий, худой, как и описывал Чонгук. Джун его запомнил — у него хорошая память на лица, особенно те, которые ему чрезвычайно важны и интересны. В руках у лекаря корзинка с принадлежностями. Он сомкнул губы и сдержанно кивнул Намджуну в приветствии и поклонился королю Чону. Доктор сел в паланкин, и процессия покинула Пакче.       Всю дорогу было лишь несколько остановок на привал и водопой для лошадей. Генерал пытался наладить контакт с врачом, но он держался чрезвычайно достойно — максимально вежливо, и не более, чтобы не показаться грубияном. Ким явно не внушал ему доверия, хотя глаза у лекаря были добрые, и Намджун решил, что ему нужно дать время — они явно найдут общий язык. Самое главное, чтобы Джин подумал над их планом.       В Силлу отряд прибыл ранним утром. Джан, высунувшись из паланкина, с искренним удивлением оглядывался вокруг. Враги, напавшие на его королевство, казались чуть ли не варварами, но в самой Силле все было так же, как и при старом короле, даже еще лучше. Джан бывал здесь, навещая сестру и передавая подарки маленькому Тэ, но потом ездить сюда стало опасно. Силла предстала перед ним могущественной страной. Проезжая через провинции, Джан видел трудящихся крестьян, чумазые лица местных мальчишек, счастливых омег, собирающих цветы на полях и плетущих венки для своих альф.       Доктор вздохнул и вспомнил, что когда-то точно также было и в королевстве Пакче. Тогда правили король и королева, а маленький принц с умным видом ходил по дворцу, постигая сложные науки. Он с трепетом думал о Чимине, ожидая встречи с ним, как ни с кем другим. Не имея своих детей, врач прикипел к малышу всем сердцем. Он отпаивал его травами, когда принц болел простудой, сбивал температуру, когда появился первый зубик, наблюдал, как нескладный подросток превращается в красивого омегу, желанного всеми соседними принцами и королями. Джан сжал свою корзинку и молил небеса, чтобы у него получилось помочь Чимину, иначе больше надежд ни на кого не было.       Ворота королевского дворца торжественно открылись вышколенными хваранами, к которым врач привык еще в Пакче. Паланкин на повозке медленно въехал на центральную дорогу, а спустя пару минут — на мощеную мрамором площадь перед дворцом. Чонгук, услышав шум, вышел на улицу. Собрание министров еще не началось, поэтому у него было время встретить гостя и уделить ему внимание. Он должен понять, можно ли доверять этому человеку, ведь он будет заниматься здоровьем будущего короля Силлы, в чем Чон совершенно не сомневался.       — Приветствую Вас, Ваше Величество! — доктор тотчас встал на колени перед королем, как только паланкин опустили на землю. — Чем могу быть полезен?       Джан еще смотрит вниз перед собой и не смеет поднимать глаза. Все же, это тот самый ужасный и кровожадный король, от имени которого дрожит округа. Кто его знает, в каком он настроении сегодня, и удастся ли лекарю остаться живым после посещения Силлы.       — Встаньте, — скомандовал Чонгук. — Вы знаете, зачем генерал Ким доставил вас во дворец?       — Вкратце, Ваше Величество, — не поднимая головы, говорит Джан, но держится с достоинством. Его голос тверд и не дрожит, а на все вопросы он отвечает предельно коротко, как и подобает подданному. — Его Высочество занемог.       — Именно. И он просил, чтобы вы оказали ему помощь, — Чонгук смотрит на Джуна, который стоит сзади лекаря и коротко кивает — ему можно доверять. Гук присаживается на корточки перед доктором, чтобы разговаривать на равных. — Я хочу, чтобы вы поставили на ноги будущего короля Силлы.       Джан крайне удивлен, но даже не подает вид. Новости в его возрасте он воспринимает спокойно, благо за всю свою жизнь он и не такое встречал.       — Слушаюсь, Ваше Величество.       — Вы можете встать, доктор, — Чонгук поднимается с колен. — Следуйте за мной.       Джан забирает свою корзинку и оглядывается вокруг. Масштабы дворца его просто поражают. Здесь столько разных строений, а сам дворец большой и просторный, богато убран, но в то же время не кричит роскошью. Лекарю понравилась такая практичность и он поспешил, догоняя короля. Величественные коридоры, освещенные свечами по всему ходу, привели его в помещение, у которого стояли караульные. Доктор только приподнял бровь в удивлении. Если Чимина охраняют так, то он точно в безопасности. Но как же произошло то несчастье, о котором говорил ему генерал Ким — лекарь даже предположить не может.       Чонгук открывает дверь и заходит в свои покои. Чимин уже не спит, но отворачивает голову от него — после той ссоры он еще не простил короля, а отношения между ними оставались натянутыми.       — Вы можете начинать лечение этого упрямца, — сказал Чонгук, и принц повернулся, подскочив в кровати настолько, насколько мог.       — Доктор Джан! — Чимин раскинул руки и потянулся вперед.       Доктор спешно поставил корзинку на пол и подбежал к омеге.       — Мальчик мой! — он сжал его в своих объятиях и склонился над ним, целуя в лоб, в щеки и куда только попадал, потому что глаза залили слезы. — Ваше Высочество!       Гук хмыкнул, наблюдая за этой встречей, и где-то в глубине кольнула ревность. Решив, что доктора можно оставить без надзора, король вышел из покоев.       — Доктор! — Чимин спрятался в его объятиях, совсем утопая и прислоняясь к доброму лекарю. Он всегда был к нему добр, поэтому Чимин безмерно любил Джана.       — Как же так получилось, Ваше Величество? — врач заметил, что государь ушел, и набросился с расспросами. — Вас тут не обижают? Как к вам относится король? Это было такое несчастье, когда Вас забрали сюда.       — Все хорошо, — лжет Чимин. — Ко мне здесь хорошо относятся.       Пак говорит и понимает, что на большее он просто не способен. Если он начнет вспоминать, сколько пережил в Силле, то точно у него начнется истерика, а добродушный лекарь очень сильно расстроится из-за этого.       — Давайте, я Вас осмотрю, — доктор снимает одеяло и отмечает, что Чимин слишком худой для своего роста и возраста, но связывает это с болезнью. Он прощупал ноги от ступней до бедра, а потом расспросил Чимина про ощущения. Когда Пак рассказал, что появилась чувствительность, доктор удивился.       — Не иначе, как чудеса! — восклицает он. — Если бы рядом с вами был король Мин, Вы бы поправились быстрее. Истинность берет свое.       Лекарь улыбается, думая, что именно король Мин является истинным наследного принца, но Чимин вносит ясность в его мысли, заставляя удивиться еще больше.       — Мой истинный — король Силлы Чон Чонгук.       — Не может быть?! Точно?       — Как видите, лекарь, я сам был очень… удивлен этим, — Чимин вздыхает, а доктор качает головой.       — Я даже не мог такого подумать… А что же король Мин?       — Я не знаю, господин Джан, когда я был дома в последний раз, я видел его, но больше встреч не было, — Чимин замолкает, а лекарь решает не ворошить прошлое.              Принц погрустнел при разговоре о короле Корё, поэтому его лучше не расстраивать. Джан осматривает Чимина полностью и покачивает головой, глядя на шрамы на запястье и на шее. Они еле видны, но затянувшиеся рубцы на коже говорят о том, что нанесены были ранения острым предметом. Джан берет это на заметку и решает чуть позже спросить о них, а пока наследный принц зовет Линя, чтобы обсудить дальнейшее лечение.       Линь появляется через несколько минут, будучи неподалеку. Он кивает Джану и они отходят от наследного принца поговорить. До Чимина долетает много незнакомых фраз, названий каких-то веществ, растений, которые они собираются применить для лечения. Линь уходит готовить лекарства, поскольку большинство ингредиентов у него есть, а кое-что Джан привез с собой.       — Мы поставим Вас на ноги, Ваше Величество! — уверяет он принца и добродушно улыбается, чтобы вселить в него надежду.       — Не знаю, хочу ли я этого, — бормочет Чимин, скручивая в руках кончик одеяла. — Когда я выздоровею, мне вот этими собственными ногами придется прийти к королю Чону и стать его мужем.       Чимин так тяжело вздыхает, что у Джана разрывается сердце при виде омеги.       — Вы не любите своего истинного? — осторожно спрашивает лекарь, на что получает обескураживающий ответ.       — Больше жизни люблю.       Разговор становится неловким — Чимину стыдно признаться в том, что он имеет чувства к убийце, а доктору не хочется бередить душу омеги, которому эти слова дались слишком трудно. Их маленькая тайна так и останется за дверями покоев.       В Силле доктор остался до полного выздоровления наследного принца. Поставить Чимина на ноги удалось буквально через неделю — чувствительность, вернувшаяся к нему тогда, сыграла важную роль, остальное было делом умелых рук лекарей, которые постоянно делали массаж омеге. Чонгук каждый вечер спрашивал об успехах в лечении и заплатил щедрую сумму за услуги Джана.       Встать у омеги получилось не без помощи короля — он продолжал каждый вечер выносить на руках его в сад, даже когда омега противился. В первые дни они сидели молча, Чимин отворачивался от государя и разглядывал цветы, шевеля рукой траву, до которой мог достать. Чонгуку приносили свитки в сад, и он что-то читал, исподлобья поглядывая на принца.       — Что говорит лекарь? — спросил Чонгук на пятый день, не выдерживая молчания со стороны Пака.       — Можно подумать, тебе не дают отчет каждый день, — огрызается Чимин и отворачивается, не желая продолжать разговор.       Чонгук откладывает свиток в сторону и садится рядом с наследным принцем.       — Ну почему ты такой колючий, волчонок? — спрашивает он, обнимая того за плечи. — Попробуешь встать? Иди ко мне. Пожалуйста.       Чимин слышит те самые слова, о которых мечтал давно. Это не приказ и не требование. Это просьба, на которую он просто не может не ответить. Злость к королю в нем давно перегорела. Он видел, что Чонгук возится с ним, как с маленьким ребенком, поэтому ответить на добро злом просто не может. Пак кряхтит и привстает на руках, чтобы повернуться, но Чонгук резко встает и отходит на пару шагов.       — Иди ко мне, — повторяет он, а Чимин, округлив глаза от страха, только мотает головой. — Не бойся, волчонок.       — Когда ты перестанешь меня так называть? — злится Чимин и не решается встать.       — Пока ты кусаться не перестанешь, — смеется Чонгук. — Ну, иди же.       Чимин облокачивается на спинку и берется одной рукой за край стола, а второй упирается за спинку стула. Тот достаточно тяжелый, поэтому омега легко отталкивается рукой и встает. На ногах он уже может стоять, но сделать шаг очень страшно и стыдно — если он упадет перед королем, это будет полное фиаско.       — Ваше Величество! — Чонгук протягивает руку. — Вы станете моим мужем?       Чимину кажется, что если и раньше ноги его держали, то он бы точно не двинулся с места. Сердце стало биться чаще, а от жара во всем теле и волнения на лбу выступила испарина. Он действительно это слышит? Чонгук стоит, заложив одну руку за спину, а вторую вытянул ему. В черном ханбоке с повязкой на голове и сведенными вместе бровями он не казался грозным или злым, просто сосредоточенным и внимательным.       До его руки, на которую хочется опереться, два шага, но принц должен сделать их сам. Остаться здесь — значит отказать королю, пойти вперед — согласиться на брак, но как же трудно сделать эти шаги не только морально, но и физически. И так слабые ноги ощущаются ватными, он боится бросить опору и ступить хотя бы шаг, но губы короля Силлы расплываются в улыбке, а рука призывно машет идти вперед. Чимин делает один шаг и проверяет, может ли он стоять на земле, после чего бросает руку и делает второй. До Чонгука остается меньше метра, но король упертый и не подходит, заставляя омегу сделать последний шаг. Когда Чимин набирается смелости и ступает, крепкие руки подхватывают его за талию и притягивают к себе.       — И потом не говори, что не пришел ко мне сам, — Чонгук улыбается, придерживая все еще слабого Чимина, и поднимает его на руки, занося в покои. Джан и Линь, гуляющие по двору и сдружившиеся за эти дни, только улыбаются, глядя в спину королю.       — Из них выйдет отличная пара, — говорит доктор Джан.       — Если они не поубивают друг друга, — смеется Линь, который знает чуть больше гостя.

***

      Через несколько дней доктор Джан собрался уезжать. Чимин уже ходил сам — понемногу, неспешно и не на большие расстояния, но без посторонней помощи. Он попрощался с лекарем в покоях, а Чонгук заверил, что визиту врача всегда будут рады в королевстве Силла. Намджун, обеспечивающий безопасность лекаря, попросил его в то утро перед отъездом зайти к нему домой. Они подружились с Джином, и тот хлопотал вокруг стола, угощая лекаря на дорогу ароматным чаем с рисовыми булочками.       — Паланкин уже готов, господин, — Намджун заходит в покои и кивает Джину. — Я дам вам два лучших отряда сопровождения, и вы будете в безопасности. Можем ли мы с мужем попросить Вас об одной услуге?       — Конечно, генерал, все, что в моих силах, — Джан кланяется и отпивает ароматный напиток из красивой чашечки с золотыми ободками. — Что нужно сделать?       — Передать послание Чон Хосоку, он очень ждет это письмо, — загадочно улыбается Джун. — Оно от его омеги.       — Ах, конечно же я сделаю. Где письмо? Давайте я положу его в корзину.       — Сейчас его принесут, — Намджун садится напротив и внимательно наблюдает за выражением лица Джана. Он беспечно попивает чай и смакует вкуснейшие рисовые пирожки, нахваливая кулинарные способности генеральского супруга. — Джини, приведи пожалуйста, омегу Чон Хосока, чтобы он лично передал письмо.       Джин кланяется и идет за Тэхеном. Он предупрежден заранее, поэтому с нетерпением ждал гостя, которому сможет передать письмо любимому. Написанный свиток уже пару ночей лежал у омеги в покоях, а Тэ перечитывал его и постоянно что-то добавлял. Он не силен в красноречии, а писать умеет просто и не очень красиво, зато от души — в письме рассказал, как быстрее хочет попасть к Хоби и скучает по нему.       Джин возвращается через пару минут. Он проходит первым, чтобы понаблюдать за лекарем, а потом в покои входит Тэхен, кланяясь гостю. Увидев кисэн, Джан резко изменился в лице и чуть не поперхнулся чаем. Он помнит Тэхена маленьким, но перепутать точно не может — это второй сын королевы Дахи.       — Познакомьтесь, доктор, это Ким Тэхен, сын Ким Инха из Силлы, — говорит Намджун и сомнений у него не остается. Доктор выдал себя полностью.       Тэхен, который не помнит своего дядю, поскольку был слишком мал, вежливо улыбается, не замечая подвоха. Джан смотрит на него широко открытыми глазами и не может поверить в то, что тот нескладный мальчишка вырос таким красавцем. Тэ продолжает держать свиток на вытянутой руке, ему неловко от такого пристального внимания, но Намджун кашляет и Джан забирает свиток, все еще не переставая любоваться Тэхеном.       — Я буду вам очень благодарен, господин, — кисэн одаривает его своей шикарной улыбкой и уходит. Джан смотрит вслед, а затем кладет свиток к своим вещам. Намджун переглянулся с Джином и решил начать первым.       — Господин лекарь, вы не знакомы с этим юношей?       — Нет, я его раньше нигде не видел, — лжет доктор, тут же дав себе обет позабыть о том, что произошло почти двадцать лет назад.       — Видите ли, доктор, — продолжает Намджун. — У меня есть основания подозревать, что вы все же встречались с Ким Тэхеном ранее.       — Нет, говорю же, — настаивает лекарь. — Откуда мне знать жителей Силлы?       — Оттуда, что рожден был Тэхен не в Силле, а в Пакче, — генерал не желает долго тянуть, потому что времени у него мало. Он не хочет, чтобы пребывание доктора в его доме вызвало лишние слухи. В ответ на это доктор только покачал головой, но ничего не сказал.       — К тому же, рожден он был в тот же день, что и наследный принц Чимин, — Джун смотрит исподлобья на меняющееся выражение лица лекаря. — Почему так произошло, что Пак Тэхен оказался здесь под другой фамилией?       — Я не знаю, о чем вы говорите.       — Доктор Джан, вы знаете о том, что по старому поверью, у братьев по крови истинные тоже имеют родственную связь?       — Я слышал об этом, генерал Ким, но не думаю, что это так.       — Доктор, — примирительно говорит Намджун. — Я не хочу знать, почему Пак Дахи избавилась от второго ребенка, но в этой истории слишком много совпадений. Ким Тэхен — истинный Чон Хосока, а Пак Чимин — истинный Чон Чонгука. Я разговаривал с Ким Инха — этот ребенок приемный. Причем дети одного возраста, а самое главное… — Намджун оборачивается на Джина, который озвучивает еще один аргумент.       — У мальчиков на пояснице родимое пятно в виде полумесяца, — говорит Джин, пристально смотря на доктора.       — Не слишком ли много случайностей? — генерал давит фактами на лекаря, но последний добивает его полностью. — Я видел, как вы смотрели на Тэхена, доктор. Не отпирайтесь, вы ведь знаете правду?       — Господин, — Джин кладет ладонь на руку, уже покрывшуюся морщинами. — Нам важна истина, потому что от этого многое зависит. Вы же понимаете, что вступление на трон принца Чимина играет большую роль в политике обеих стран, а если Тэхен вернется в Пакче и займет трон рядом с Чон Хосоком, то он по праву станет обладателем своих земель. Доктор, о том, что Тэхен и Чимин братья, не знает никто. Если вы откроетесь нам, эта тайна останется здесь, и я надеюсь, что вы доверяете мне и моему мужу.       Доктор Джан понимает, что скрывать правду бесполезно, поэтому уж лучше он поделится ею с генеральской четой, внушающей доверие.       — Ким Тэхен — младший сын короля Пак Тэджона и Пак Дахи. А Ким Инха — моя сестра, которой я отдал мальчика после рождения, — сознается Джан и ему впервые за двадцать лет стало невероятно легко.       В доме генерала Кима настала тишина — все тайное стало явным.