Illecebra. Соблазн

      Юнги возвращался с охоты, когда на лесной дороге у самого подъезда ко дворцу ему встретились незнакомые мужчины, разодетые в дорогую одежду. На головах повязки с каким-то обозначением, но в лучах закатного солнца его не особо различимо. По виду воины, но точно не скажешь, хотя оружия при них — хоть отбавляй, больше на разбойников похожи. Они разминулись на протоптанных тропах всего в десятках метров друг от друга, но по спине Мина пробежал холодок. Он осмотрелся вокруг, свистнул своим евнухам и министрам и ускорил лошадь, спеша во дворец.       Как только король Мин въехал в главные ворота, к нему тут же подбежал один из начальников охраны.       — Ваше Величество, в королевстве были люди из Силлы, — запыхавшись, сообщает тот, а Мин недовольно поджимает губы. Так вот значит кого он встретил в лесу.       — Просили аудиенции? — поднял бровь вверх Юнги и удивился, почему они уехали, не повидавшись с королем. Или его персона — не цель визита во дворец? Немного даже обидно и внутри взбрыкнула гордыня.       — Никак нет, Ваше Величество, — склоняет голову военный. — Велели передать.       Начальник кивает на средних размеров ящик, замотанный в дорогую ткань. Качество атласа сразу бросается в глаза и даже интересно, что там внутри. Юнги спрыгивает с коня, отдает поводья конюху и пинает содержимое.       — Открывай!       Начальник пыхтит и развязывает крепкие узлы. Из открытого ящика их мгновенно обдает смрадом. Военный морщится, а Юнги заглядывает внутрь и едва сдерживает рвотные позывы. На дне ящика, усыпанного солью, лежит человеческая голова. Запах разлагающейся плоти чуть ли не сбивает с ног, и Юнги делает шаг назад.       — Какая мерзость! — только и выдает король Мин. До него сразу доходит, что за «подарок» привезли ему люди из Силлы. — Где король Тэджон?       Евнух, подошедший к королю, кланяется:       — В опочивальне, Ваше Величество. С кисэн.       — Старый развратник! — Мин сплевывает себе под сапоги кислую слюну с ощущением гадости во рту. — Голову собакам!       Он командует начальнику охраны, не смотря больше на содержимое ящика, и широкими шагами пересекает дворцовую площадь. Юнги сегодня знатно поохотился, и кто же знал, что самый главный улов будет не ранним утром в лесу, а вечером перед самым носом короля Мина. Разочарование гуляет в голове и мешает хладнокровно мыслить, но король Корё стискивает кулаки, пытаясь собраться.       В комнате Тэджона горит приглушенный свет. Евнух, сторожащий под дверью, почтительно кивает Мину и открывает створки, громко покашливая. Омега, увивающийся возле старого короля, ничего не слышит, а только лишь доставляет удовольствие Тэджону, что блаженно закатил глаза и стонет, подаваясь бедрами вперед. Возрастной живот мешает ему видеть отсасывающего омегу, но он под веками представляет весь процесс ярко и красочно.       — Пошел вон, Сорён! — кидает Юнги омеге и тот поднимает мутные глаза на короля. — Живее, я сказал!       Тэджон пробуждается от поглотивших его ощущений и, видя перед собой зятя, быстро накрывается покрывалом. Омеги уже и след простыл — он спешит к выходу, подобрав с пола одежды. Королю Паку стыдно совсем немного, но он бормочет:       — Юнги, мальчик мой! Ты мог послать за мной, а не вот так…       Разозлившийся Мин стучит кулаком по прикроватному столику, с которого тут же слетает куча безделушек.       — Мы получили неприятности, Ваше Величество! — Мин уставился на короля, а тот — немигающими глазами на него, совершенно не понимая, о чем идет речь. — Откуда вы взяли этого бездарного посланника для Чимина?       — Юнги, он показался мне приличным человеком, — оправдывается Тэджон. — Что случилось?       Мин брезгует и на кровать не присаживается. Он продолжает нависать над Тэджоном, смотря на испуганного короля.       — Его голову мне сегодня прислал Чон Чонгук. Как вы понимаете, Ваше Величество, посланник был схвачен и казнен, а это значит, что письмо не попало к Чимину. Оно попало к королю Силлы. И если первая фикция меня вообще не волнует, то это письмо было крайне важно для нас. Теперь Чонгук знает, что мы пытаемся склонить Чимина на нашу сторону. Есть ли нам от этого выгода?       Тэджон хоть и туповат, но смекает, что в политике нет ничего хуже преждевременно раскрытых карт. Интриги во дворце — это одно, но вести политику тайно на уровне между двумя государствами нужно крайне осторожно. И здесь небеса были против них.       — И что нам теперь делать? — Тэджон спрашивает, потому что больше надеется на Мина. Пронырливый зять что-то обязательно придумает.       Юнги расхаживает по покоям, закусив нижнюю губу. Сейчас ему кажется, что даже шрам стал поднывать — настолько организм резко реагирует на нервный всплеск. Еще бы — планы Юнги держать Чимина на крючке разрушились в один день и все его мечтания заполучить Силлу руками бывшего жениха превратились в дым. Пока Юнги думает, Тэджон молчит, не смея его прерывать. В комнате зависает напряженная тишина.       — Ладно, — прерывает молчание король Мин. — Пусть все идет своим чередом. Нам будет выгодно, если Чимин не только станет королем Силлы, но и родит наследника Чонгуку.       — Юнги! — Тэджон вскрикивает от возмущения, но тут же затыкается под тяжелым королевским взглядом. Шрам на лице как никогда придает некой хищности и желание спорить отпадает. — Ты примешь Чимина с ребенком от другого альфы?       — Тэджон, в политике чувства играют последнюю роль и не вам ли это знать. Мне, конечно, не просто далось это решение, но ради объединения наших земель, их возврата из лап Чонгука, я могу на это пойти, — Юнги картинно вздыхает, да так, словно пропустил через себя всю мнимую боль от предательства истинного.       — Юнги, ты… — Тэджон не знает, как отблагодарить зятя за такой благородный поступок. Пак боялся, что Чимин после всего случившего станет Мину не интересен, а его планы на расширение земель не сбудутся, но сейчас Юнги показывает невиданную добродетель.       — Оставьте высокие речи, Тэджон, мы понимаем, насколько нам важен Чимин, и я готов пойти на этот шаг. Потому что он открывает нам новые возможности.       Тэджон заинтересованно забегал глазками. Жадность, которая залегла внутри, так и просится наружу, но он помалкивает и только заглядывает в глаза зятя.       — С помощью Чимина и наследника Силлы мы захватим эту землю.       — А Чонгук? — недоуменно спрашивает Пак.       — Чонгук не вечен. Но об этом я позабочусь сам. В Империи монголов неспокойно, местные кланы недовольны политикой Джучи. Просили меня о поставке оружия, им не хватает стрел и луков, — Юнги задумчиво поглаживает шрам на щеке. — Интересно, что они задумали… Пока нам необходимо как можно пристальнее наблюдать за всем, что происходит в Силле. Любые изменения могут стать важными для составления дальнейшего плана действий. Теперь, как минимум, у нас есть девять месяцев в запасе, чтобы усилить армию, а то и больше. После того, как все случится, мы вернемся к этому вопросу, а пока выжидаем.       Юнги пока сам не понимает, насколько его план сырой и что может измениться. Но в данной ситуации поступать опрометчиво нельзя. Уже сделанные ошибки могут иметь последствия для Чимина. Если король Чон ему не доверяет после письма, то подобраться к правителю Силлы будет тяжело. В очередной раз ругая в мыслях Тэджона за тупость, Юнги кивает ему, разворачивается и уходит. Ему и самому нужно привести мысли в порядок.

***

      Выслушав доклад чиновника из провинции, Чонгук устало откинулся на троне. Жесткая спинка немного давила, но он мало обращал на это внимание — усталость забирала свое. Совещания с самого утра, потом поездка с генералом Кимом на тренировочную базу, которую он организовал для солдат-новобранцев, после — прием чиновника… Вереница дел не отпускает короля и даже самые мельчайшие не обходятся без его присутствия. Иногда Чонгук думает, что это паранойя, но все же необходимо контролировать все в своих руках. Правду говорят, что без королевского разрешения даже пылинка в воздухе не пролетит.       Размяв спину, Чонгук вышел во внутренний двор. Еще теплый вечер и рано садящееся солнце только и намекали на приближение холодов. День становился короче, в траве раньше замолкали кузнечики, а красивое зарево уже опускалось на королевство. Смотря на горизонт, Чонгук не может не улыбнуться: впереди, за крышами казарм хваранов, он видит развевающийся ханбок нежно-розового цвета. Такие цвета раздражают зрение сразу, ведь король привык видеть министров и солдат в форменных одеждах, а в последнее время и вовсе забыл о том, что у него есть омега.       Приходя поздно вечером, он заставал Чимина уже спящим, а утром только убирал пряди волос с его лица и оставлял поцелуй на щеке, после чего тихонько уходил, не тревожа сон омеги. Пак старательно учился быть супругом государя, много времени проводил в библиотеке, читал труды философов, практиковался в этикете, улучшал навыки, полезные каждому омеге — вышивание, каллиграфию, танцы. Получая доклады от Джина, король удивлялся этому неугомонному сорванцу. Чимин делает все, чтобы стать достойным правителем рядом с ним, и в душе Чонгуку это невероятно льстило. Пусть отношения между ними и оставались не сахар, но все же омега сумел отпустить ситуацию и начать жить дальше. Чонгук только удивлялся как.       Ноги сами несут к той части сада, где струится мощный ручей. Он громыхает своими потоками воды, поэтому Чимин, прыгающий с камня на камень, совершенно не слышит, как к нему подходит король Силлы и, скрестив на груди руки, смотрит на мужа, улыбаясь. Картина потрясающая — Чимин, задрав ханбок почти до колена, чтобы не замочить края, считает про себя и в только ему известном порядке становится сначала на один камень, потом на другой, а потом повторяет все в точности наоборот и заново. Чонгук готов вечно наблюдать за омегой, чьи голые ноги из-под ханбока выглядят слишком соблазнительно и слишком откровенно.       Альфа взглядом сжирает кожу по сантиметру, мысленно впиваясь поцелуями в острую косточку на щиколотке, чуть выше, проходясь по икрам, а дальше, у колена, остается только мечтать — розовые складки ткани скрывают все, что не позволительно видеть постороннему взгляду. Думая о том, что он не посторонний, Чонгук ощущает жар внизу живота и уже представляет идеальную картину обнаженного омеги, как слюны в его рту скапливается слишком много, и он непроизвольно закашливается, выдавая свое присутствие.       — Ой! — вскрикивает Пак, быстро оборачиваясь. — Что вы здесь делаете?       Официальное обращение режет по ушам. Значит еще злится.       — Если ты оступишься, я не буду тебя вытаскивать, — резонно подмечает Чонгук, потому что Пак на мокрых камнях опасно балансирует, едва не падая вниз.       — Здесь неглубоко и уж точно я не жду вашей помощи, Ваше Величество! — фыркает Чимин и отворачивается. Он опускает полы ханбока, смутившись от животного взгляда альфы, и перескакивает по камням к земле, ловко прыгая на траву.       — Зато вода холодная, да и вечера уже не те, а ты без накидки, — Чонгук поморщился, всем телом ощущая, как омега замерз. Наверняка он просто долго гулял и не заметил, как стало вечереть. — Иди сюда.       Внезапно его захотелось коснуться и согреть. Хотя Чонгуку все труднее себе врать. Не внезапно — эта мысль уже давно гложет его сознание и прогонять ее бесполезно. Труднее всего бороться с собой, ведь силы то равны. И король чувствует, как проигрывает снова и снова, попадаясь на блеск этих глаз, прищур с морщинками на носике-кнопке, смущенную улыбку.       — Это просьба или приказ? — Чимин стоит там, где стоял, и вытаскивает альфу из размышлений. — Потому что я не кисэн, чтобы мне приказывали.       Чонгук устало поднимает глаза к небу. Проще было сделать Чимина кисэн и на кой ему сдалось это Пакче — он бы достиг сразу двух целей: мира в королевстве и желанного омегу под боком. Но нет, он не выбирает простых путей, причем небеса решили подкинуть ему не самого покладистого истинного. Король вздыхает и говорит:       — Расценивай, как хочешь, но иногда я жалею о том, что ты не кисэн.       Чонгук понимает, что сболтнул лишнего. Чимин впивает в него взглядом, в котором вся обида мира, направленная на альфу.       — Конечно, твоим кисэн при дворце живется лучше, чем королевскому супругу, — со злостью бросает Чимин и тоже замолкает.       Фразы, сказанные необдуманно и на эмоциях, повисли в воздухе. Чонгук признал свое желание, а Чимин — свою ревность. Еще минута — и между ними можно поднести огонек, чтобы пламя сожгло весь дворец. Король Силлы делает два больших шага, оказываясь рядом с Чимином, и прижимает того к стене хранилища.       — Можно подумать, волчонок, что ты бы согласился стать моим наложником, — рычит Чонгук ему прямо в ухо и приподнимает подбородок. Напротив на него уставились бесстрашные черные глазки, мечущие сотни молний.       — Никогда! Чтобы бы ты трахал меня, как своих кисэн, когда тебе вздумается? — Чимин шипит не хуже змеи, и Чонгук удивится, если сейчас не высунется раздвоенный язычок, брызжущий ядом.       — Сначала — желание, — Чонгук обводит пальцем по щеке омеги и спускается к губам. — Потом — страсть. Затем — подозрение. Ревность, гнев, предательство. Когда любовь продается, не может быть доверия, без доверия не может быть любви. Ревность сведет тебя с ума!       Чимин слышит слишком много правды в одном предложении. Это все то, чем он одержим в последнее время. Все пороки, что перечислил Чонгук — его. Он отчаянно пытался избавиться от своего желания, но, просыпаясь по ночам, открывал глаза и стыдливо разглядывал короля, засматриваясь на его тело. Желание… Оно сводило с ума так, что Чимин, накрыв ладошкой низ живота, постыдно отодвигался на край кровати, дабы больше не видеть своего альфу и не испытывать страсть, скапливающуюся внутри. Подозрение съедало его своими черными мыслями, потому что каждую ночь, когда Чонгук засыпал, омега придвигался ближе и принюхивался к чужому запаху. Особенно ожидаем был лотос, но нет. Только его собственный, запах теплой крови, от которой сводило скулы и омеге так хотелось надышаться им, что любовь отключала мозг, а доверие не имело границ.       — Еще чего! Я не рев… — пытается увильнуть Чимин, но слишком поздно.       Чонгук прикасается к желанным губам, слегка обводя их языком. Нежно и невесомо, словно дразня и играя с Чимином. Пак замирает, а на его талию ложится сильная рука, притягивая его к себе. Отступать некуда, за спиной только холодная каменная стена, которая ничуть не отрезвляет, потому что Чонгук просяще раздвигает языком его губы, а сжатые зубы Чимина сдают оборону тут же. Омега в тысячный раз ругает себя за то, что не может устоять, но тут же находит и оправдание — королю Чону подвластно все в этом мире, а уж он — тем более.       Чимин встает на цыпочки и тянется к истинному. Досадная разница в росте и Пак постоянно проигрывает. Он обхватывает альфу за шею, позволяет хозяйничать в своем рту, сплетаясь языками в битве, где нет победителей — только проигравшие самим себе. Рука государя сжимает его бок, а Чимин только стонет от наслаждения, когда вторая ложится ему на шею, властно проходясь от подбородка по груди и ниже к животу. Омега заныл, потому что терпеть становилось слишком трудно. Чонгук, словно издеваясь, переместил руку на бедро, оторвался от губ и прикусил тонкую кожу у ключицы. Чимин замер в ожидании метки, но Гук только лизнул впадинку, спускаясь ниже, в углубление чогори, где еще оставалась кромка обнаженной кожи. Он игриво посмотрел на Чимина, у которого грудь тяжело вздымалась от нехватки воздуха, и встал перед ним на одно колено, задирая ханбок. Чонгук провел рукой от щиколотки по ноге, сжал колено и поднялся вверх по бедру, встретившись с нижним платьем.       — Чонгук, я… — Чимин отчаянно пытается вырваться, но король только больно сдавливает его щиколотку и приподнимает ногу, ставя ее себе на колено. Он оголяет тело, утыкается лбом в колено, пытаясь взять себя в руки. Под пальцами невероятно нежный бархат, а перед глазами — изгибы слегка смуглой кожи, которые манят своей идеальностью. Чимин сейчас завоет от такого издевательства и стыда, но Чонгук целует лодыжку, оставляя легкий след от укуса.       — У Вас завязки ослабли на туфлях, — хрипло говорит альфа и потуже затягивает атласные ленты, поправляя красивый бант, — Ваше Величество!        Чонгук, еле сдерживаясь, опускает ножку Чимина на землю. Омега дрожит так, словно его окатили ледяной водой и поставили под промозглый ветер. Гук скидывает с себя плащ и накрывает плечи Его Величества, а сам уходит в военное ведомство, где еще горел огонек и составлял списки воинов Намджун. Чимин, кутаясь в плащ с запахом альфы, прикусывает губы и улыбается. Без доверия не может быть любви.

***

      Месяц орхидеи выдался очень жарким. Его Величество постоянно бродил у пруда в дворцовом саду, от которого исходила живительная прохлада. Пруд был невероятно красивым, а дворец мог похвастаться специально разработанной системой, когда вода пополнялась из подземных источников и частично сбегала по склону, потому что местные умельцы создали многоступенчатый путь, по которому она с грохотом и переливом устремлялась вниз и исчезала где-то в глубине камней. О том, как все это называется и как работает, Чимин узнал у местного министра финансов господина Джихе.       Строгий министр почему-то проникся к мальчишке любовью и давно заприметил в Чимине поистине королевскую смекалку и наблюдательность. Пак не был игрушкой возле короля, его пытливый ум лез туда, куда не надо, спрашивал то, о чем знают только избранные, но Чимину не терпелось узнать побольше о самом дворце. Часто, когда министр финансов не занимался казной и написанием отчетов королю, который всегда был требователен в таких вещах, они бродили по дворцу и Чимин доставал его всякими вопросами.       — Почему вы так много знаете, министр? — Чимин смеется, обводя рукой огромный дворец.       — Потому что я оплачивал постройку, мой мальчик, — в седую бороду только и усмехается Джихе. — Король Чон любил новшества.       Он смотрит на небеса и словно обращается к умершему королю. Чимину неудобно затрагивать эту тему, но для министра она явно непростая. Воспоминания давят, и он утирает скупую слезу.       — Расскажите мне о нем, пожалуйста, — Чимин берет старика за морщинистую сухую руку и тянет присесть под раскидистой сливой. — Я очень хочу знать, каким был старый король. Чонгук… похож на него?       Старик кряхтя усаживается и потирает бороду, приглаживая волосы в стройный ряд. В глазах сразу появилась теплота.       — Чонгук… Он очень похож на своего отца. Иногда мне кажется, что я вижу короля Чона, и только присмотревшись понимаю, что это младший. Ты не думай, что я сошел с ума, но это действительно так. Я при дворце сколько себя помню — еще мои родители служили в Кёнбоккун, а потом и я получил образование и стал помощником министра, а потом и министром. Король Чон был… — министр Джихе не знает какие слова подобрать и на минуту замолкает. — Он был необыкновенным. Знаешь, есть такие люди, которые живут ради других? Вот он такой.       Чимин кивает, но вспоминает, что ему рассказывали о Силле в Пакче и его плечи передергивает. Это королевство всегда навевало страх, и даже его отец не ввязывался в конфликт с Силлой. Чимин прикусывает губу, чтобы не спросить лишнего, и слушает министра дальше.       — Король Чон хотел, чтобы все жили хорошо. Он всегда заботился о людях своего королевства. А еще он очень сильно любил свою жену. Они как две звездочки светили здесь. Она умерла раньше. Но теперь здесь есть ты, — министр сжимает руку Чимина и гладит маленькую ладошку. — Надеюсь, ты сможешь сделать Чонгука счастливым. Ты и сам как звездочка — весь светишься изнутри.       Чимину неловко и он слегка улыбается, уставившись на туфельки.       — Я постараюсь, — выдавливает он из себя слова, которые и сам слышать боится.       — Постарайся хорошенько и небеса отплатят тебе сторицей. Король Чон вспыльчивый, но он умеет прощать.       — Да, а еще умеет ненавидеть, — Чимин невольно тянется к шраму на шее.       — Но и любить он умеет, как никто другой, — подмигивает министр.       — Ах, господин Джихе, что вы такое говорите? Откуда вам знать? — смущается Пак и на его щеках расцветает румянец.       — Просто я еще не настолько ослеп, как ты думаешь, мелкий проказник. Я видел, как вы целовались за казармой хваранов, с другой стороны сада, — министр не сдерживает себя и смеется до слез, показавшихся в счастливых глазах. — Никогда и ни с кем я не видел Чонгука таким счастливым, как с тобой.       — У него есть еще семь кисэн кроме меня, — обиженно бурчит Чимин, сложив руки на груди в замок. Ревность, душащая изнутри, дает о себе знать. — Он сам набрасывается на меня с поцелуями, а потом уходит.       — С тобой кисэн уж точно ненужная статья расходов. Надо будет вычеркнуть деньги на их содержание! — веселится министр. Глаза пропадают за пухлыми щеками со старческими морщинами и Джихе не перестает смеяться, а Чимин еще больше краснеет и думает, что лучше бы наложников вообще не было. Пак вздыхает, и, смотря на министра, сначала улыбается, а потом заливается заразительным смехом вместе с ним.       — Звоночек! — улыбается генерал Ким, прислонившись спиной к зернохранилищу и выглядывая, чтобы его не заметили. — Чонгук, ты не можешь этого отрицать.       Король Силлы ничего не говорит, а только наблюдает за Чимином и министром. Омега практически всегда в поле его зрения, когда Чонгук во дворце, да и отлучаясь он дает приказ следить за непослушным волчонком. Похоже, он прижился здесь. Чонгук вздыхает и невольно улыбается, а Намджун решает больше не заострять на этом внимание. Счастливой улыбки Чонгука ему вполне хватает.

***

      — Монголы… — хрипит человек, подъезжающий к воротам Силлы на взмыленной лошади, бешеные глаза которой говорят о том, что бедное животное просто загнали. — Монголы…       Охранники возле дворцовых стен Силлы тут же забирают поводья у прибывшего разведчика. С тех пор, как с королем Чоном случилось несчастье, тайный отряд хваранов всегда прочесывает окрестности. Смерть отца Чонгука научила многому, а теперь безопасность его страны стоит на первом месте, нежели завоевания. От последних он не отказывается, но все же решает не торопить события. Зато с внешними врагами нужно всегда быть осторожными, и самое главное — осведомленными.       Хвараны завели во дворец измученного воина, который уже не мог стоять на ногах. От жажды у него кружилась голова, ослабели конечности, начало подводить зрение — легкие галлюцинации преследовали солдата уже на подходе к родным землям, но он из последних сил держался, чтобы быстрее доставить тревожную новость и предупредить короля.       Завидев приехавшего человека, которого с земли под руки поднимали стражники, Намджун ускорился, а в его сердце поселилась тревога — сейчас так некстати дурная весть, что только ее не хватало в накале всех страстей во дворце. Генерал Ким с волнением преодолевает расстояние широкими шагами и склоняется к вновь упавшему хварану.       — Сон? Что случилось? Где отряд? — генерал треплет по плечу воина, в глазах которого тухнет жизнь. — Сон, ты слышишь меня?       — Монголы, генерал Ким… у северо-западных границ… отряд разбит… — говорящий обессиленно склоняет голову и падает в обморок.       — Линя срочно сюда! — раздается по всей дворцовой площади зычный голос Намджуна и стоящий вдалеке охранник срывается тут же за лекарем. — Дождитесь лекаря и отнесите его в казарму!       Намджун пружинит на ногах, словно в свой тридцатник ему еще пятнадцать, когда он только сдал экзамен в военном ведомстве и готовился к своему первому походу. В груди разлилось недюжинное волнение, а где-то глубоко внутри воспрянул тот воин, которым генерал был всегда — смелым, мужественным, идущим в бой до последней капли крови, до последнего вздоха. За короля, за Силлу! Уже вечер и Чонгук, возможно, пошел отдыхать, но мешкать в этой ситуации не стоит — Джун уверенно шагает в тронный зал. Он всегда начинает поиски короля отсюда, но сегодня его там нет.       Чонгук коротает вечер в библиотеке, перечитывая философские труды Конфуция. Как специально ему попадаются фразы, заедающие в голове. А может быть он сам их ищет? Читает свитки только для того, чтобы поковыряться до кровавых ран где-то внутри и вынуть из себя невозможное? До кровавых ран… Чонгуку чувствуется запах крови. Если это его аромат — он не завидует Чимину: приторно-сладкий, с теплотой и оседающим специфическим вкусом на языке. Интересно, омегу тянет к нему? По запаху? Должно, вздыхает Чонгук и перекладывает свиток.       «Любовь — это начало и конец нашего существования. Без любви нет жизни, потому что любовь есть то, перед чем преклоняется мудрый человек. Ха!», усмехается король. Хорошо писать Конфуцию, познавшему любовь. Мудрый перед ней преклоняется… Чонгук знает, что еще никогда не сдавал своих позиций — ни перед врагами, ни перед друзьями. Стоит ли этого любовь?       «Когда желания чисты и проникнуты любовностью, сердце становится правдиво и прямо. А когда сердце становится правдиво и прямо, человек исправляется и становится лучше. А когда человек исправляется и становится лучше, то и в семье устанавливается порядок. А когда в семье устанавливается порядок, то и в стране устанавливается благоустройство. А когда в стране устанавливается благоустройство, то устанавливается мир и согласие во всей Вселенной». Чонгук читает и хмыкает. Отчасти здесь много пафоса, но Конфуций прав — когда страной правил его отец и рядом была мама, то в Силле царил мир и порядок. Но ответа на самый главный вопрос — что такое любовь — Чонгук так и не нашел.       Он с грустью положил свиток на верхнюю полку, как услышал приближающиеся шаги.       — Ты здесь? Хвала небесам! Не хотел тебя сдирать с очередного кисэн, но Вашему Величеству придется отвлечься, — пыхтит Намджун, опираясь рукой об стену и переводя дыхание.       — Джин тебе не рассказал, что я не призываю больше кисэн в покои? — удивленно поднял бровь Чонгук. — Уже двадцать рассветов я встречаю один.       — Ваше Величество, обо всем вы мне поведаете позже, а сейчас нам нужно заняться государственными делами.       Чонгук тревожно смотрит на военачальника:       — Говори!       — Приехал человек из разведывательного отряда, на границах монголы!       — Не может быть, я точно знаю, что Темучин и Субедей пошли далеко на западные земли. Где они?       — Северо-запад нашего королевства. Что делать будем?       Чонгук прикусывает губу и молчит пару минут.       — Наш отряд разбит, — добавляет Ким.       — Отправь к границам еще один отряд, но пусть близко не подходят. Мне важно знать численность. Часть наших войск в Пакче, поэтому мы не можем выступить всей силой, а снимать хваранов оттуда я не хочу. Скорее всего, это восстали улусы. Мунке и Тангкута в последнем походе оставляли без награбленного, похоже они пользуются возможностью наверстать упущенное в отсутствие Джучи. Сволочи! Нашли куда сунуться!       — Помощь Хосока может понадобиться, — резонно замечает генерал.       — Нет, исключено. Как только Хосок с войском выедет за границы Пакче, этим воспользуются король Мин и Тэджон. Хосока не привлекать ни в коем случае, даже если мы будем нести потери. Пакче должно остаться за нами — это земля волчонка, я не могу ее потерять, — отвечает Чонгук и расхаживает между узкими стеллажами библиотеки. — Пока объявляй мобилизацию. Две тысячи солдат оставь на охрану дворца, остальных готовь к походу. Точную численность решим, когда узнаем о силах противника.       — Слушаюсь, Ваше Величество! — генерал кланяется и уходит, а Чонгук идет в купальню. Кисэн бы сейчас не помешал.       Чимин расчесывает волосы перед сном, смотря на свое отражение. Он откровенно и бессовестно любуется шикарным блондином напротив. Длинные пряди разлились морем по плечам, они блестят от масел, что он применяет после купания, и искрятся при свете стоящих в углах свечей. Пламя равномерно раскачивается от ветра, проникающего через створки приоткрытого окна, а Чимин покачивается всем телом, проводя гребешком по кудрям и негромко напевая песню, которую когда-то ему пела еще мама.       — Я первый раз слышу, как ты поешь, — Чонгук облокотился о стену, наблюдая за волчонком и не решаясь войти вглубь покоев. — Почему ты раньше этого не делал?       Чимин не вздрагивает от неожиданности, потому что отчетливо слышит запах крови и знает, что Чонгук стоит неподалеку, но петь не прекращает.       — Пение — это состояние души. По большей части просто не хотелось, — отвечает Пак.       — У тебя голос завораживающий, от него спать хочется, — Чонгук реально ощущает, как слабеют мышцы. То ли это купальня его так разморила, то ли тяжелый день выдался, но держаться за стену сил больше нет. — Иди ко мне.       Альфа на ватных ногах добирается до кровати и валится на простыни. Сегодня они темно-синие, по краям тяжелая бахрома и кисти из золотых нитей. Подарок от арабских правителей. Чимин, закончив заплетать волосы в косу, откладывает гребешок и не двигается.       — Зачем?       — Я просто хочу, чтобы ты был рядом. Я устал, — «бороться с собой» продолжает мысленно Чонгук, но вслух не произносит. — Спой что-нибудь.       Чимин нехотя поднимается и подходит к кровати, садясь на противоположном краю. Он скидывает туфли, забирается на высокую кровать и подтягивает колени к подбородку, подкладывая руки под щеку. Омега не поет, а просто смотрит на короля, уставившегося в потолок. Его что-то волнует и Чимин всей кожей ощущает усталость и напряжение.       — Мне придется отлучиться на некоторое время, — тихо говорит Чонгук, смотря на омегу. — Ты останешься здесь под охраной воинов. Запомни, в мое отсутствие вся власть короля переходит к тебе и все твои приказы будут идти от имени государя. Будь осторожен.       У Чимина защемило в груди.       — Что случилось? — Пак перебирается на его половину кровати и рассматривает напряженное лицо истинного. На лбу над бровями складки, закушенная губа и совсем немного тревоги в глаза.       — Угроза на северо-западе. Монголы.       Чимин пока еще слабо разбирается в политике Силлы, но по опыту Пакче знает, что монголы — сильные противники. Есть ли конфликт с Силлой? Почему монголы решили напасть внезапно? Тэджон когда-то рассказывал о коннице монголов — это просто тучи вооруженных до зубов воинов, которые могут закрыть солнце, если нападут одновременно. Паку становится не по себе и по спине ползет предательский холодок. Он настолько привык к тому, что король Чон непобедим, что даже не хочет думать о том, что монголы возьмут верх. Но предательские сомнения грызут его все больше.       Омега поглаживает волосы Чонгука, которых на синих простынях почти не видно — в темноте они слились с тканью, но Чимин, как слепой с обостренной тактильностью, тотчас находит шелковистые пряди, еще влажные от воды. Он перебирает их между пальцами, а Чонгук, прикрыв глаза, замирает, потому что впервые за три недели после свадьбы омега сам захотел приблизиться к нему хоть на шаг. Король, давший себе слово не давить на Чимина, задерживает дыхание, и легкий запах персика остается витать в воздухе, не проникая в его легкие.       Чимин наклоняется ниже и рассматривает Чонгука, словно впервые. Пак проводит рукой по щеке, обжигаясь горячей кожей. Под его руками застыли мышцы в напряжении, а в ладошки укололась небольшая щетина. На левой щеке шрам, который Пак заметил давно, но спросить не решался. Его почти не видно, значит получен много лет назад. Чимин гладит Чонгука, как мать ребенка. Сжав скулы, которые выступают еще более четко на худом лице, Чонгук молится всем богам, чтобы сдержаться.

***

      Через два дня Чимин нервно топчется у дверей тронного зала и ждет, пока совещание с министрами закончится. Он в них участия не принимает, поэтому волнительно ходит из стороны в сторону. Хвараны, охраняющие зал, стоят с каменными лицами, но наблюдают за королем. Громкие споры и крики за дверью прерываются окриком Чонгука и скоро все стихает — окончательное решение всегда принимает король. Интересно, какое решение будет в отношении Чимина, ведь Пак хочет отпроситься в город и переживает, что его не отпустят.       Когда министры вышли, следом за ними покинул зал и Чонгук. Немного злой, немного уставший, но однозначно удивленный, когда увидел омегу под дверями:       — Чего тебе надо?       — И Вам доброе утро, Ваше Величество! — Чимин не кланяется и нагловато смотрит мужу в глаза. Откуда только смелости у него берется, но он стискивает маленькие кулачки в карманах ханбока и продолжает. — Чонгук, я хочу поехать в город.       — Исключено!       — Ну почему, Чонгук? — Чимин тянет его за рукав, и король хотел было уйти, но требовательный взгляд он игнорировать не может. — Я исходил дворец вдоль и поперек, я знаю здесь каждый уголок и мне становится скучно. Я хочу в город.       — Скоро будем праздновать Кабэ, тогда и поедем. Хосок тоже будет.       — Но я хочу сейчас!       — Не веди себя, как неразумная кисэн!       — Это худшее, с чем ты мог меня сравнить! — Чимин злится и его лицо покрывается пятнами. — Во мне течет королевская кровь!       — Вот и веди себя, как король Силлы, а не как наложник, — Чонгук разъярен, что его распоряжения не понятны с первого раза.       — Что плохого в том, что я хочу посмотреть город? — омега упертый и настаивает на своем. — Я просто хочу посмотреть окрестности, Ваше Величество. Просто. Посмотреть.       — Нет, — отрезает альфа и уходит, а Чимин топает ногой и все же решает выбраться из дворца в ближайшее время. Всего на пару часиков, не больше. Самое главное, чтобы Чонгук не узнал.       Удача выпадает Чимину на следующей неделе, когда король еще ночью уезжает с Намджуном и отрядом хваранов в горы. Зачем — Чимин не уточнял, но точно услышал, что вернутся они ближе к вечеру. Обрадовавшись такой удаче, он накинул плащ, попросил лошадь из конюшни, поменял туфельки на более удобные сапожки из натуральной кожи и отправился в город. С каменным лицом он проехал через стражников, которые не смели усомниться, что королю дозволено покинуть границы дворца. Омега знает, что ему достанется за эту выходку, но это позже, а пока он даже не думает отказываться от своего плана.       О том, какая дорога ведет к городу, Чимин не знал, но логично выбрал ту, что накатана телегами — именно они поставляли из города продукты во дворец, значит по этой дороге можно попасть и обратно. Утренний лес ничуть не пугал омегу: вокруг пели птицы, на земле блестела роса, а лошадь попалась спокойная — одно удовольствие. Пак зевнул, но подумал о том, что скоро он увидит массу интересно и тут не до сна.       До города омега добирался почти час. Гнедая медленной поступью шла по дороге, пока Чимин разглядывал листья на деревьях, любовался цветущими кустарниками, слушал птиц, перелетающих с одной ветки на другую. Наконец, перед его глазами показался городок. Пак радостно захлопал в ладоши, словно ребенок, увидев людей, снующих по улицам. Лица военных и чиновников ему поднадоели, а здесь он повстречал настоящих жителей королевства: простых людей, своих подданных.       Так вот как выглядят эти сумасшедшие, которые боготворят своего короля. А с виду нормальные, так и не скажешь, что у них с головой не в порядке. Чимин проезжает по широкой дороге и смотрит вниз на идущих по дорогам жителей. Женщины и мужчины очень хорошо одеты, все улыбаются, болтают между собой. Во дворах слышится звонкий детский смех, где-то далеко мычат коровы. Пак обращает внимание, что домики по всей улице примерно одинаковые — просторные, окруженные невысокими плетеными заборами, аккуратные и опрятные.       Омеге внезапно становится не по себе, но упрямый король продолжает свой путь. На лбу выступила испарина, а руки горят. Чимин потер покрасневшие ладошки, которые натер поводьями с непривычки. Конечно, руки Чонгука привыкли к этому, они грубее, чем у него. Чимин вспоминает прикосновения короля и его захлестывает еще больше. Омежий организм упорно ищет защиты альфы.       Пак всматривается вперед, в прохожих и видит знакомое лицо. Сначала он не понимает, кого может знать в Силле, но потом память подкидывает четкие картинки, а уши слышат:       — Ваше Высочество!       — Джиен-и! —Чимин ловко спрыгивает с лошади и расставляет руки. К нему в объятия летит мальчишка, который за год вырос на голову и теперь почти одного роста с Чимином. — Джиен-и! Это правда ты?!       Чимин невероятно рад встретить хоть кого-то знакомого, чтобы не чувствовать себя одиноким. Джиен крепко обнимает короля, а на них с осторожностью смотрят все проходящие, перешептываясь друг с другом.       — Простите, Ваше Величество! — поправляется Джиен и кланяется королю.       — Перестань, слышишь! — одергивает его Чимин. — Расскажи мне тут лучше обо всем.       Они привязывают лошадь к столбу, и парень отводит Чимина в дом. Родителей нет, они работают на поле, а мальчишка сегодня на хозяйстве с младшими братьями. Юноша без умолку тараторит о том, как он тут со всем справляется и все еще не может отвести глаз от Чимина. Он долго не видел омегу, а тот только краше стал.       — Я слышал, что вы стали Его Величеством, — с гордостью произносит парень, закручивая от нервов край пояса на ханбоке. — Уже не нужно относить письма в Корё?       — Нет, — смеется Чимин. — Уже не нужно.       — Я же говорил, что наш король хороший и Вам он обязательно понравится, — подмигивает ему парень.       Чимин треплет мальчишку по волосам и совсем забывает о времени. Джиен родился в семье крестьянина, но успел поведать не только о земледельцах, проживающих в городе, но и о ремесленниках, мастерах, учителях и даже местном чиновнике, присланном из дворца — очень строгом, но справедливом. Чимин попробовал вкуснейший юккеджан и кальби, которыми Джиен угостил его. Очень ароматный чай из разнотравья даже помог Паку прийти в себя и страх уже отпустил. Через время он вспомнил о правиле, что государевы блюда должен сначала пробовать евнух, но махнул на это рукой — он давно так хорошо не отдыхал, как сейчас, а болтовня с Джиеном пришлась ему на пользу.       — Я еще приеду, если смогу, — Чимин ставит ногу в стремя и ловко подтягивается, садясь в седло. — Не скучай!       Джиен машет ему вслед рукой, а вокруг него уже образуется толпа любопытных, чтобы узнать: правда это король Силлы или нет. Омега улыбается и выезжает в сторону дворца, а за ним тянется легкий шлейф персикового аромата. Чонгук наверняка вернулся, но Пак не переживает — все равно ему обо всем разболтают стражники.

***

      Даже тщательно проработанный план может рухнуть за одну секунду из-за малейшего недочета, бреши, которую пробьет противник. Чонгук знает, что монголы — прекрасные воины в степи, но как только стоит их завести в гористую местность, то здесь их лошади превращаются не в подмогу, а только мешают. Приученные воевать на ровной открытой равнине, монголы совершенно не знакомы с другим рельефом. Король Силлы, узнав о численности войска противника, решает перестраховаться, потому что численность армий равна.       Монголы, по наблюдениям Чонгука, дикие и тупоголовые, поэтому он идет на хитрость, чтобы заманить их в ущелье.       — Мы расположим наши войска между хребтами Чхорен и Кванджу, — говорит Чонгук генералу Киму, обозревая земли перед собой.       Они вышли на самую высокую точку хребта, оставив часть отряда внизу. Конница не пройдет. Намджун делает пометки на карте и ежится. Горный ветер здесь очень холодный, он пробирает до самых костей, поэтому и плащи надо взять соответствующие. Генерал записывает, чтобы не забыть. Чонгук прищуривается и растирает щеки, которые покрылись пятнами и вмиг огрубели от низкой температуры. Ким смахивает с его плеча снежинки, что непрошеными гостями усыпают темный ханбок. Внизу из-за разницы температур стелется туман, а местных поселений даже не видно. Можно только догадываться, что впереди живут люди. Что их ждет? Будут ли потери среди мирных жителей? Удастся ли Чонгуку отбить наступление улусов?       Ким потирает виски от начинающейся головной боли и думает о том, чтобы обязательно взять в поход Линя. Без его настоев от мигрени военный министр будет мало полезен на поле боя. Чонгук скидывает плащ и стряхивает снег, поглядывая на маленькие снежинки.       — Надо же, здесь даже мороз.       — На твоем горячем теле снег тает мгновенно, но я смотрю, ты не кутаешься, — подмечает Ким. — Я уже напрочь продрог.       — Мне жарко.       — Ты не заболел? — с осторожностью спрашивает генерал. — Этого нам еще не хватало.       — Не думаю, все пройдет, не переживай. Мне некогда болеть, когда Силла в опасности, — Чонгук выставляет ладонь вперед и на коже снежинка сразу же превращается в каплю воды. Внутри странное распирающее чувство, словно горят костры, а еще появляется тревога. За что — Чонгук понять не может, но точно не за себя.— Слышишь запах?       — Запах? — Ким удивленно тянет носом, но кроме морозного горного холода ничего не чувствует. Того и гляди нос отмерзнет на высокогорье, а государь решил насладиться ароматами вокруг. — Нет, не чувствую.       — Запах крови… — говорит король и еще больше раздувает ноздри, словно хочет вобрать в себя весь воздух. — Уходим! Раньше, чем через две недели они не начнут наступление. Укреплений еще нет, значит у нас есть время. Генерал Ким, оставь военных, пусть разобьют лагерь возле ущелья, а я хочу разведать другую дорогу.       Альфы спускаются с холма, перекидываясь мыслями о будущем сражении. Забрав лошадей, Чонгук пробует проехать в узком, но малознакомом кому-либо ущелье. Его на карту нанес еще старый король Чон, а когда они с Хосоком были детьми, то пару раз возил сюда, чтобы запомнили дорогу. К счастью, за несколько лет ущелье не завалило камнями, напротив — горная река проложила отличную дорогу и лошадями в два ряда они вышли из хребта Кванджу и вечером уже были в Силле.       Тревога короля усилилась уже возле дворцовых ворот. Внутри слышатся крики, на охране лица нет — все стоят серые, как горные скалы в Ланьлань. Чонгук свистит и отряд вместе с ним ускоряется, пересекая узкие подъездные тропы, что только ветер в ушах свистит да ветки обламываются под натиском мощных спин хваранов.       Чонгук спешивается первым, бросая лошадь еще у ворот.       — Что случилось? — спрашивает король, потому что предчувствие его никогда не обманывает.       Крики Джина, разносящиеся по всей площади, подтверждают тревогу, и государь забегает во двор.       — Джин!       — Ваше Величество! Чимин исчез! Уехал утром!       — С-сучонок! — цедит сквозь зубы Чонгук. Он сразу смекает, что Пак поехал в город, куда Чон его не отпускал. Надо было приставить к нему охрану, подумал Чонгук, но теперь поздно. Пак может стать легкой добычей, когда путешествует один, да и вообще выезд короля в город без сопровождения охраны — это огромный риск. А в свете обострившихся с монголами отношений — риск государственного масштаба. Так глупо мог сделать только Пак Чимин! У Чонгука защемило сердце от предвкушения той опасности, в которую может попасть волчонок! Безрассудный омега!       — Что стряслось? — подбегает обеспокоенный Намджун.       — Чиминни исчез, — плачет Джин, заламывая руки.       — Мы найдем его, Ваше Величество! — генерал Ким тут же берется за поводья лошади, глядя на состояние альфы. Если сейчас он не убьет стражников, что выпустили Его Королевское Величество за ворота дворца, то им крупно повезло. У Чонгука раздуваются ноздри, грудь поднимается чаще, а сам он дышит так, словно ему не хватает воздуха. В глазах нездоровый блеск и Намджун готов поспорить с самими небесами, что у короля жар. Точно жар — Чонгук вытирает вспотевший лоб и откидывает взмокшую челку.       — Не надо, генерал Ким, я сам поеду за ним, — говорит Чонгук, лошадь которого как раз заводят в ворота. — Сюда!       — Чонгук, постой, — Намджун останавливает его рукой, а Джин умоляюще смотрит в глаза. — Одумайся, Чонгук, ты не в себе. Давай я съезжу в город и найду его — дело на пару часов.       — Нет, генерал, оставайся здесь, — успокаивающим тоном отвечает король, будто уговаривает сам себя. — Не нужно ехать за волчонком, ты не преподашь ему урока так, как я.       — Чонгук! — военный министр становится между ним и лошадью, но Гук отодвигает его.       — Отойди, Ким, иначе я за себя не ручаюсь! — рычит на него Чонгук, словно они двое альф, сцепившиеся за омегу.       — Посмотри на меня! — Намджун трусит его за плечи, пытаясь вразумить. — Обещай мне, что ты ничего не натворишь! Чонгук, он король Силлы!       — Я знаю, и что с того? В первую очередь — он мой омега!       — Неужели вспомнил? — с досадой и долей раздражения кидает Намджун. — А ты хоть когда-то пробовал к нему прислушиваться? То, что он твой омега, еще не означает, что он послушная собачонка у твоих ног. Признайся, такого бы ты выкинул из королевства на следующий день! Чонгук, он твой истинный, помни об этом каждую секунду и не натвори глупостей! Прошу тебя!       Чонгук расфокусированным взглядом смотрит на Джуна, но в то же время сквозь него. Они вернулись чуть позже обеда, на улице уже сереет, но король не видит перед собой ничего, кроме лесной тропинки. Его уже ноги несут вперед по ней, чтобы быстрее найти своенравного супруга. Понимая, что Гук просто погружается в какое-то неконтролируемое состояние, альфа мотает головой и приводит мысли в порядок. Перед ним генерал Ким, крепко держащий его за плечи.       — Обещаешь? — с надеждой смотрит генерал.       — Готовьте мои покои и купальню, — бросает евнуху Чонгук и запрыгивает на лошадь. — До встречи, Намджун.       Лошадь ускоряет шаг от ловкого тычка сапогами в бок. Гук на ходу развязывает плащ, ослабляя ленты у горла, чтобы не сдавливал, и забирает у стражника лук со стрелами, крепя на ходу к седлу. На дворцовой площади повисает неловкая тишина.       Отряд хваранов разбредается по казармам, дозорные возвращаются в караул, а Намджун обнимает за плечи Джина, пытаясь успокоить.       — Он рано уехал, понимаешь, — вытирает покрасневший нос Джин. — Он никому не сказал. Да я бы его не отпустил…       — Не переживай, Джинни, Чонгук найдет его. Твоей вины здесь нет, милый, ты бы не смог остановить упрямого Чимина. Король его из-под земли достанет, уж я точно знаю, — хитро улыбается Намджун.       — Ага, а если он его убьет? — с глазами, полными слез, омега смотрит на мужа. — Ты видел какой он злой уехал?       — Видел, мой хороший, — Намджун прижимает к себе Джина и гладит по голове. Проходящие мимо чиновники только сдержанно улыбаются или отводят взгляд. Они знают, как генерал любит своего мужа, поэтому такие проявления нежности не впервые. Альфа наклоняется к уху и шепчет. — Если я не ошибаюсь, то у Чонгука начался гон.       — О, небеса, только не это, — Джин выдыхает, но начинает волноваться еще больше. — Бедный Чиминни.       — Не переживай, пойди лучше приготовь вместе с евнухом покои для «бедного Чиминни», боюсь они понадобятся не на одну ночь, — говорит Намджун и широко улыбается, с ямочками, как любит Джин. Омега становится на носочки, слегка подтягивается и целует мужа в губы.       — Наши покои тоже для тебя готовы, мой генерал, — шепчет Ким, краснея, и зарывается в ханбок, вдыхая родной запах альфы.

***

      Чонгук несется через весь лес, сокращая дорогу в город по знакомым только ему тропам. Ветки, хлещущие по лицу, оставляют неприятные ссадины и порезы, от которых на коже едва заметно выступает кровь. Тонкие красные линии щиплют, но альфа не обращает на это внимания. Он сосредоточен только на дороге, потому что каждую секунду жизни волчонка может угрожать опасность. Гук клянется, что убьет его, как только увидит. Он ворвался в его жизнь и нарушил ее привычный уклад. Войны, государственные дела, кисэн и приемы во дворце — как это все перестало иметь значение после появления одного светловолосого омеги. Король вспоминает, что давал обещание Намджуну быть с ним терпимее, но внутри все бурлит от оправданной злости, пожаром горит и изъедает его, растекаясь ядом по сосудам. Весь этот мир, вся эта вселенная стали кружиться вокруг одного человека, да и сам Чон попал в эту шаманскую пляску.       Он уже достигает города и еле успевает притормозить при въезде, чтобы не сбить перебегающую дорогу женщину. Король оглядывается вокруг, а на него зачарованно смотрят десятки глаз людей, остановившихся, как вкопанные. Появление самого государя не удивило их после того, как они узнали от Джиена, кто же приезжал в город. Молчаливые уставившиеся взгляды и полное повиновение в глазах, смешанное с восхищением.       — Где Его Величество король Силлы? — спрашивает Чонгук с замиранием сердца. Если они скажут, что Чимина здесь не было, значит случилась беда. Чонгук за секунду обводит взглядом всех, пытаясь уловить ответ, и слышит:       — Его Величество уехал во дворец, — поклонившись, отвечает отец Джиена. Они только вернулись с поля, но уже были наслышаны о необычном госте в их доме. Загордившийся Джиен теперь рассказывал всем, какой Его Величество добрый и красивый, а отец до сих пор не мог поверить в то, что его сын водит дружбу с самим королевским омегой.       — Давно? — Чонгук натягивает поводья, потому что лошадь под ним волнуется от большого количества адреналина.       — Как только солнце начало садиться, Ваше Величество, — покорно отвечает Джиен и кланяется снова.       Чонгук взметнул свой взгляд на небо. В глазах ощущение, что картинка двоится, ибо на небе два солнечных диска, закатившихся наполовину. Он пытается сосредоточиться и прищуривает глаза. Так и есть — солнце почти село, а это значит, что Пак уехал более часа назад. До дворца ехать столько же и омега еще не вернулся. У Чонгука закрадывается нехорошее предчувствие, и король разворачивает лошадь в сторону дороги, на которую ему указали.       Животное опять несет, как ненормальное, а король Чон только пригибается от веток, все равно попадающих по лицу. Он всматривается вперед, между деревьев, но на закате разглядеть что-то становится все труднее. Густая листва надежно скрывает тех, кто находится здесь, но альфа цепляется глазами за светлое пятно и облегченно думает, как ему несказанно повезло. Он уже видит Чимина, беззаботно собирающего цветы на лужайке, напевая себе что-то под нос. Гук приостанавливает лошадь, давая животному отдохнуть, потому что супруг уже пойман — никуда он от государя не денется. Да и ему не мешает отдохнуть пару минут и унять свой гнев. Чонгук осматривается вокруг и усмехается: омега или глупый, или бесстрашный, если остановился в глухом лесу совершенно один.       Цепкий взгляд короля не пропускает ни одной детали, а особенно — шевелящихся кустов метрах в пяти. Одно из двух — либо монголы, либо разбойники. Последнее, конечно, лучше, но на раздумья времени нет. Он аккуратно спрыгивает с лошади в траву, да так, что ни одна ветка под сапогом не хрустнула, и берет оружие. Стрелу с острым металлическим наконечником Чон неслышно закладывает в лук и натягивает тетиву, целясь прямо в кусты.       Чимин, услышав явственный запах крови, думает, что сошел с ума, но все равно оборачивается. Букет, который нарвал омега, выпадает у него из рук, потому что от шока он цепенеет, а конечности и вовсе перестали его слушаться. В нескольких метрах стоит Чонгук и направил лук прямо на него. Чимин, понимает, что поездка в город была самовольной, но убивать за это — слишком! Хотя, зная характер Чонгука, он не удивляется. Пак тут же прощается с жизнью и смотрит прямо в глаза королю. Даже последние мгновения нужно принимать с гордо поднятой головой. Он же его так и учил. Чимин поджимает губы, чтобы не расплакаться, и сжимает руки в кулаки. Еще никогда он так близко не был к смерти и не смотрел в ее черные глаза.       Чонгук прищуривается и выпускает стрелу, а Чимин всем естеством замирает. Он ощущает, как она пролетает над ухом, и уже готов упасть замертво на землю, но слышит крик за спиной. Ему кажется, что он уже умер — ноги не держат, и Пак медленно оборачивается, как видит шевеление в кустах, а неподалеку слышит свист и ржание лошадей. Чонгук за несколько шагов пересекает тропинку, отпихивая омегу в сторону, и подбегает к кустам. Он осматривается вокруг и выпускает еще несколько стрел, а Чимин снова слышит крики. По спине пробежали мурашки и страх вырос в несколько раз. Отправиться на небеса — не такой плохой исход.       Чимин, как во сне, подбегает к зарослям, где Гук уже вытаскивает стрелу из лежащего на земле человека и вонзает кинжал в шею поверженному противнику. Прямо на глазах Чимина из горла умирающего фонтаном бьет кровь, забрызгивающая Чонгука: руки, лицо, одежда — все в крови. Пак вскрикивает и закрывает рот ладонью, потому что еще пару секунд — и его стошнит. Он давно не видел крови так близко, а к крови на Чонгуке все никак не привыкнет. Чимин держится за дерево и медленно оседает в траву, глубоко вдыхая лесной воздух, наполненный ароматами цветов. Удивительная разница — лес все равно пахнет лесом. Природа словно отказывает принимать злодеяния человека, вмиг перекрывая его преступление своим чистым девственным запахом цветов, свежей листвы с нотками хвои и суховатой пылью ветра.       Пак от перенесенного стресса слабеет, прикрывает глаза и обхватывает колени, а все его тело трясет от страха. Чонгук спас ему жизнь, а о том, что могло случиться — он думать не хочет.       — Кто это, Чонгук? — с ужасом в глазах спрашивает Чимин в полном оцепенении от произошедшего.       — Чудища лесные, бродят по лесу и ловят глупеньких королей Силлы, у которых мозгов хватает только на то, чтобы тайком бежать из дворца, да, волчонок?       — Чонгук, я не…       — Что, не нагулялось Ваше Величество? — Чонгук вытирает маленький нож от крови и выбрасывает грязные листья. Остатки он стирает тканью ханбока и прячет нож в сапог. У Чимина отлегло от сердца, когда он увидел, что лезвие скрылось.       — Я могу объяснить. Ты сам не пускал меня в город, что я по-твоему затворник в тюрьме? Я почти два года был узником в твоем замке, теперь я могу хотя бы жить как человек? Могу я увидеть обычных людей, а не военных, разгуливающих по дворцу? Чонгук! — Чимин кричит от страха, потому что Гук вытирает кровь с лица и приближается к нему на запах. Предательский персик сдает омегу с потрохами, а у Чонгука аж в груди спирает и болит от того, как токсичный аромат въедается в его тело и отключает мозги.       — Поехали домой, пока я не наказал тебя здесь, волчонок, — Чонгук притягивает его к себе за талию и зарывается носом в шею, все еще не нанюхиваясь персиком. — Ты не пожалеешь, что сделал эту глупость, обещаю.       Низкий голос альфы, внутри которого еле сдерживается дракон, доводит Чимина до исступления. Он готов прямо сейчас повиснуть у него на руках, потому что ноги ослабли и не двигаются, словно свинцом налились.       — Моя лошадь… — Пак кивает на пасущуюся кобылу, привязанную к дереву.       — Я заберу, не переживай, только лошадь не твоя, а королевства Силлы, а ты в наказание пойдешь пешком. Чтобы знал, как от меня бегать, — рычит Чонгук, прикусывая Чимина за хрящик уха.       — Айщ, больной! Я не могу пойти пешком!       — Можешь, верь в себя, волчонок, и у тебя все получится, — Чонгук бросает с издевкой эти слова и идет отвязывать лошадь. Насупившийся Чимин решает больше не спорить — гордость не дает просить прощения.       Омега подбирает свой букет и с выпрямленной спиной шагает вперед по тропинке, стараясь не смотреть на убитого в кустах. Чонгук садится на своего скакуна, а кобыла Чимина следует рядом, изредка пощипывая сочные листья с деревьев. Тишина, окутавшая путников, только нагнетает ситуацию — каждый думает о своем. Чимин безмерно благодарен королю за спасение и внутренне признает свою ошибку отправиться в опасное путешествие без сопровождения стражников, а Чонгук раздумывает над тем, что возле дворца надо усилить охрану. Последняя облава на разбойников была месяц тому назад, видимо, в это раз нужно их снова проучить.       Спустя сорок минут дороги они еще не прошли и половины пути. Жесткие сапоги из кожи, предназначенные для езды на лошади, неимоверно терли ноги. Пак еле терпит боль, стискивая зубы, а внутри сапог он ощущает противную липкость. Щиколотки горят так, словно их жгут каленым железом, и при каждом движении ног простреливает боль, но он не жалуется, а только топает вперед, упорно смотря перед собой. Не хватало еще показать свою слабость!       Дворец они увидели через три часа, уже когда небо закрылось плотно пеленой туч и только свет одинокой луны указывал им дорогу. Чонгук, буравя глазами все это время маленькую одинокую фигурку, только удивлялся стойкости омеги. Альфа спрыгнул с лошади и цокнул, дав команду следовать за собой. Животные послушно потянулись носами к его плечам, он каждую лошадь потрепал по морде и настиг Чимина, подхватывая того на руки. Этого омегу невыносимо хотелось коснуться и Чонгук сам позавидовал своей выдержке — он чуть с ума не сошел от того, как персик действует на его тело.       — Ой! — вскрикнул Пак от неожиданности, но тут же был прижат в темноте крепкими руками к груди.       — Не бойся, это я, — шепчет Чонгук, рассматривая омегу.       — Спасибо, успокоил, — язвит Чимин.       — Не годится королю появиться при дворце в таком виде, — Чонгук кривится, потому что весь воздух превратился в концентрированный аромат омеги.       — Ну я же наказан, ты это хотел продемонстрировать? Свою власть надо мной? Чтобы все знали, что я марионетка короля, узник Силлы?       — Это еще не наказание, волчонок, — рычит Чонгук, смотря на Чимина. Ему хочется заткнуть рот поцелуем, и он клянется небесами, что скоро так и сделает, если это противное существо на руках не перестанет язвить. — Жди.       Чимин умолкает, потому что ему реально становится страшно, а томиться в неизвестности — еще хуже. Хвараны перед ними открывают ворота и Чонгук заносит на руках Чимина на территорию дворца. Джин и Намджун, сидящие на ступеньках Кёнбоккуна, хотели было подбежать к королю, но Чонгук только мотнул головой, давая понять, что сам разберется.       — О, небеса, пошли ему терпения, — бормочет Джин.       — Ты о ком? — усмехается генерал Ким. — По-моему, им обоим упрямства не занимать.

***

      В купальне невообразимо жарко. Воздух, впитывающий аромат омеги, тяжелый и мешает дышать. Чонгуку кажется, что он отравлен им, потому что кроме Чимина не видит перед собой ничего. Он заносит истинного прямо в полутемное помещение, окутанное молочным паром, и сажает на мраморную скамью, а сам идет умывать лицо от крови в стоящей неподалеку ёмкости с чистой водой. Пак наблюдает за тем, как сильные руки альфы окунаются в чан, а капли разбрызгиваются по усталому от дороги лицу. Чонгук переживал и это видно, а омеге глубоко внутри льстит такое отношение.       Он не может отвести глаз от короля и отворачивается только тогда, когда тот снимает грязные пыльные одежды. Чужая кровь остается в прошлом, впереди только собственный сладковатый запах альфы, будоражащий нутро супруга. Раздевшись до нижнего белья и оставшись в паджи, Гук возвращает свое внимание омеге. Тот сидит бледный, с испариной на лбу и тяжело дышит. Король подходит к нему и обнимает, прижимая к себе. Голова Чимина упирается ему в живот, а каменные мышцы пресса сводят с ума, их хочется трогать до покалывания в пальцах. Омеге так тепло и спокойно, словно на коленях у матери, но спустя пару минут непрошеная близость не успокаивает, а только распаляет Чимина.       — Я устал, — говорит Чонгук, зарываясь пятерней в волосы омеги. — Я уже не могу бороться с собой.       Чимин поднимает глаза и откидывает голову, ложась затылком Чонгуку на ладони. Пухлые губы, приоткрытые в ответном желании, манят к поцелую, и Гук наклоняется, чтобы прильнуть так сильно, до боли, будто последний раз. Чимин обвивает его за шею, притягивая к себе, но лишь на время — от дискомфорта в ноге он вскрикнул и Чонгук разорвал поцелуй. Омега поморщился от жгучей рези и стащил сапоги, под которыми альфа увидел окровавленные носочки.       — Какой же ты… — у Чонгука не находится столько слов, чтобы описать упрямство супруга.       Он развязывает тесемки и аккуратно снимает их. Кое-где ткань пристала, и Гук буквально отдирал ее с корочками. Закончив с этим, король провел рукой по натертой до костей щиколотке. Три часа пешком топать было не просто, а омега даже не пожаловался. Чонгук прислонился губами к каждой ранке, слизывая кровь. От шершавого языка на мгновение становилось неприятнее, но потом у Чимина на удивление исчезла вся боль.       — Что ты делаешь, перестань, — отталкивает его омега. Прикосновения здесь стали такими интимными, от которых становилось стыдно.       — Без разницы, это ничего не решает, — отвечает король. — Я все равно уже отравлен тобой.       Чонгук подхватывает омегу и спускается с ним по мраморным ступеням в воду. Он задул половину свечей и в полумраке Пак видел только очертания тела мужа. Альфа подсадил его на край купальни и смыл кровь с ног, после чего потянул за пояс ханбока. Чимин схватился за него, как за последний шанс, но руки тут же выпустили ткань, как только он заглянул в глаза королю. Пощады не будет и именно это наказание ему предстоит сегодня.       Пак закрывает глаза, упираясь руками в разгоряченные камни, когда Чон развязывает ненавистный ханбок. Он медленно снимает его с плеч, наблюдая за тем, как понемногу показывается оголенное тело Чимина. Чогори, оставшееся под ханбоком, повторяет его участь. Чонгук зарывается в волосы, целует шею, прикусывает и оставляет следы везде, где только может. Впервые желание обладать кем-то настолько сильно, что он пугается отсутствием контроля над собой. Он никому не скажет, но внутренне капитулирует и выкидывает позорный флаг, слыша, как стонет Чимин от его прикосновений.       Гук прижимается к груди, проводит языком по ключицам, прикусывает нежную кожу на шее и наслаждается сопением омеги, который теряет голову от одних только прикосновений. Чтобы не сойти с ума совсем, Пак вцепляется пальчиками в спину Чонгука, оставляя там рубцы-полумесяцы, но альфе плевать, он вообще не чувствует боли.       — Чонгук, не надо… — шепчет Чимин, сам не понимая, как нуждается именно в этом. Ему стыдно, когда руки альфы непозволительно опускаются с плеч на спину, а потом на поясницу… Пак прикрывает глаза и хочет исчезнуть, стать каплей воды, чтобы раствориться в купальне, но, похоже, у небес другие планы — Чонгук пьет эту каплю и не напивается. Он снова целует омегу, сначала нежно и медленно, но потом внутренний дракон не выдерживает такого накала — Чон сминает губы блондина, который едва поспевает отвечать на его поцелуи.       Внезапно Пак осознает, что все ощущения с Чонгуком — абсолютно другие. У него никогда не было ничего подобного с Юнги, этот взрыв эмоций, сбивающий с ног, приносит только истинный.       — Иди сюда, — шепчет ему на ухо король и берет на руки, занося поглубже в воду.       Вода в купальне Чимину по пояс, но когда тот садится на ступеньку и устраивается между разведенных ног супруга, то уровень ему по самый подбородок. Утопить вредного омегу ничего не стоит и Пак замирает, когда сзади ощущает выраженный стояк короля. Ему на талию ложится большая ладонь, а с бортика Гук достает пенный раствор для купания. Он набирает слегка на пальцы и, не отпуская Чимина, поглаживает его по шее, забираясь под самую линию роста волос. Гук мягко надавливает, водит пальцами и Пак едва не отключается от такой ласки. Он полностью разомлел, сидит, как глиняный — лепи из него что хочешь, чем именно государь и занимается.       Альфа проводит пальцем по шее, вызывая табун мурашек по всему телу, а с другой стороны целует Чимина, поглаживая по подбородку. Пак интуитивно прижимается к Чонгуку, словно ищет у него защиты от самого себя, но не находит и выгибает шею, тянется за поцелуем. Чонгук не отказывает, он снова целует Чимина, проходится языком по небу, сплетается с неугомонным язычком омеги, что пытается уловить губы альфы. Гук, не разрывая поцелуй, спускается к груди, намывая кожу на идеальном теле, и словно невзначай задевает соски. Вставшие бусинки довольно реагируют и колются ему в ладонь, а при прикосновении к ним омегу просто выгибает. Он стонет громко, бесстыже, дрожит в руках Чонгука, как лист на ветру, который хочется укрыть от урагана.       Король сжимает маленькое тельце, тисками впиваясь в плечи и талию. Низ живота горит еще больше и тянет так, словно внутренности вынимают наружу и это еще не самый худший вид казни. Самый изощренный — ладонь короля на лобке, которая притягивает омегу резко, так, что Чимина буквально размазывает. В эту минуту омеге ничего не хочется, только бы подчиниться, стать крошечным ребенком в его руках, которого будут любить и оберегать. Чимину так этого хочется, как никогда.       Чонгук продолжает издеваться над ним, гладит по бедрам, стискивает колени до боли, проскальзывает во внутреннюю сторону крепко сжатых от страха ножек. Ему нет преграды, потому что он — властелин, которому подчиняется все, а один омега — уж точно. Чимин сдается, когда расслабляет мышцы и позволяет исследовать себя наглым образом, когда руки альфы без предупреждения хозяйничают по животу, по груди. Чонгук невзначай задевает член Чимина и тот давится кашлем от скопившейся слюны — в организме все внутри пошло мурашками. Для Чимина это в новинку, он не хочет отпускать альфу и ловит бедрами его ладонь, заключая между.       Король не выдерживает такого Чимина — это слишком даже для него, чей дракон привык от жизни только брать, а не отдавать. А сегодня хотелось любить, и пусть даже все армии мира нападут на Силлу, он будет до смерти стоять за своего волчонка. Гук тяжело вдыхает воздух, откидывает голову назад, все еще прижимая к груди супруга. Терпения больше не хватает и Чон выносит омегу из воды, укутывая в сухие простыни. Он поднимает Чимина на руки и несет через потайной ход в их покои, где свидетелями грехопадения будут только одинокие свечи, стоящие в углах.       Гук осторожно кладет Чимина на простыни и нависает над ним, смотря прямо в глаза. Там нет намека на страх, там только одно желание, затопленное страстью. Король раскрывает ткань, высвобождая подрагивающее тело омеги, а Пак от осознания своего положения заливается краской стыда. Чонгук, проводя пальцами от шеи по груди и вниз к плоскому животу смотрит с таким восхищением, что Чимин начинает верить в себя, а последние остатки сомнений тонут в немом крике, когда рука Чонгука опускается на его член.       Большая ладонь ложится и накрывает его полностью. Чонгук громко дышит, буквально сжимая Чимина до боли, иначе он потеряет самообладание и все закончится быстрым разочарованием. Омега в его руках — как наивысшая ценность, данная ему небесами, поэтому он боится причинить боль и не хочет повторения того страшного вечера. Чонгук осыпает поцелуями его плечи, прикусывает вставшие до боли соски, сминает бедра, а Пак в совершенном беспамятстве льнет к нему. Хладнокровный убийца и жестокий насильник, которого раньше в нем видел Чимин, теперь становится пылким любовником, в руках которого омега познает совершенно иные чувства. И они ему нравятся.       Чимин, расслабленный от ласк, впервые ощущает, что его тело может приносить столько наслаждения. Он учится любить так, как показывает ему Чонгук, потому что сам-то кроме поцелуев с Юнги больше ничего не знает. Чонгук своими поцелуями прогоняет последнюю тревогу, обволакивая и успокаивая истинного.       — Доверься мне, — шепчет король на ухо Чимину, все еще сжимающемуся от новых ощущений.       — Как я могу верить человеку, который на моей собственной свадьбе держал меня под прицелом лучников? — выдыхает омега с затаившейся в глубине обидой.       — Ты же знаешь, я бы никогда не дал приказ стрелять, — Чонгук заколдовывает его своим низким голосом, на что омега отвечает:       — Нет, не знаю, — мотает головой Чимин, чуть ли не захлебываясь слезами. Серьезно? Это все действительно был фарс? Игра на нервах?       — Теперь знаешь. Я лучше позволю убить себя, чем ты попадешь в опасность, Ваше Величество, — Чонгук наматывает на пальцы его кудри и красивыми волнами отпускает их, любуясь золотым дождем.       — Мне нравится, как ты произносишь мой титул, — выдыхает Чимин и прижимается к альфе сильнее. Тело предательски подводит, а желание накрывает с ног до головы.       — Отныне так будет всегда, — шепчет Чонгук и продолжает ласкать ягодицы Чимина, чтобы тот расслабился. — Я не хочу брать тебя в течку, хочу, чтобы ты запомнил меня, а когда я вернусь, я залюблю тебя до смерти, Ваше Величество.       — Я еще никогда так не хотел умереть, как сейчас, — выдыхает Чимин, разводя ноги и давая доступ альфе к своему телу.       Чонгук поглаживает пальцами вокруг ануса, который без течки остается совершенно сухим. Он собирает со своего члена несколько капель предэякулята и пальцами растирает вокруг сжавшегося колечка мышц. Феромоны альфы удивительным образом действуют на истинного, и Пак уже сам подается попой вперед, чтобы быть поближе. Внизу все горит от возбуждения и Чимин вскрикивает, когда первый палец проходит внутрь, обволакиваемый бархатными стеночками. Омега боится, но Чонгук, целующий в губы, не оставляет шанса на спасение. Он медленно вращает палец внутри, сгибает его, исследуя нежную поверхность, а когда выходит, то дает понять Чимину, от чего тот отказывается. Вздох разочарования и новое проникновение тут же заставляют омегу задрожать снова. Он прикусывает губы, чтобы не закричать, но слышит от альфы:       — Можешь не сдерживать себя, малыш, я отпустил стражников.       Паку морально становится легче, и он в голос скулит, чтобы Чонгук продолжал так еще. Альфа и не собирается останавливаться, но снова помогает себе естественной смазкой и проталкивает уже два пальца, чтобы Чимину не было больно. Внизу у омеги все горит, щиплет, прикосновения поначалу неприятны, но внезапно Чонгук убирает пальцы и разводит бедра так, чтобы видеть припухший анус. Чонгук знает, что омеге неприятно, поэтому старается максимально облегчить его участь. Он проходится носом от живота по лобку, задевает щекой небольшой по размеру омежий член и широким мазком языка от мошонки к головке выбивает у Чимина стон наслаждения.       — Ах, Чонгук…       — Потерпите, Ваше Величество, — шепчет Чонгук и вбирает в рот его член полностью.       Чимину кажется, что звезды в глазах вполне реальны и до каждой из них можно достать рукой. Иначе зачем все это, что крошит его на мелкие кусочки? Тело омеги распадается на тысячу частей и Чимин теряет самообладание, когда ощущает теплый влажный рот альфы. Языком Чонгук обводит головку, но прикусывает крайнюю плоть, возвращая Чимина с небес на землю. Альфа вылизывает анус под руками ощущая, как дрожат бедра истинного. Тот пытается сжать ножки, но поздно — стальные ладони, разводящие ягодицы и крепко удерживающие их, не дают ему свести ноги, от чего омега постыдно скулит. Его первый раз оказался таким волшебным, что он готов повторять это снова и снова, только бы Чонгук лежал вот так, устроившись у его ног, и не прекращал своих ласк.       Касаясь языком разгоряченного омеги, Чонгук помогает себе одним пальцем руки, зная, как сильно Чимину сейчас хорошо. Он ощущает бархатистость на языке, а проникая чуть глубже — идеальную гладкость подрагивающих розовых стеночек. Король не терпит, лаская омегу еще пару минут, после чего возвращается к губам и припадает в жадном, несдержанном поцелуе. Чимин извивается и кусается, но в конечном итоге сдается, когда ощущает его член у входа. Чонгук давит и медленно входит, распластав омегу на кровати и придерживая за руки.       Пак мотает головой от страха, но тут же высоко стонет, как только его заполняет член альфы. Чонгук входит наполовину и ждет, пока Чимин шипит от дискомфорта. Следом, сантиметр за сантиметром, он прокладывает путь к желанному телу. Гук двигается ритмично, держит темп, не прекращая наблюдать за лицом истинного и разбегом его эмоций от полнейшего наслаждения до болезненной муки. Спустя какое-то время Чимин расслабляется, а Чонгук еще сильнее вбивается в его тело. Член Пака истекает прозрачной смазкой и Чимин уже задыхается в приближении оргазма. Первый в его жизни, он накрывает омегу немыслимой волной, от которой ему не спрятаться, а Чонгук продолжает движения, не давая даже вдохнуть ни грамма воздуха.       Чимин вскрикивает, когда ощущает на своей шее острые зубы, пронзающие кожу. На глазах выступают слезы счастья, и он сам себе не верит, что это случилось. Чонгук, не выходя из омеги, слизывает капли крови, выступившие на метке, и забирает резкую боль. За пару толчков альфа кончает и резко переворачивается на спину, перекладывая Чимина на себя и обнимая что есть сил. Внутри омега ощущает, как пульсирует член, как теплая жидкость заливает его изнутри, но ему все еще неловко от произошедшего. Он утыкается носиком в шею короля и громко сопит, пока еще чувствует содрогания альфы.       — Чонгук, я… — «люблю тебя» застревает в горле, потому что Чимин не уверен на такой же ответ.       Животная похоть сорвавшегося в гон государя далеко не обещает любви, в которой омега так нуждается. Скажи ему одно только слово, и он готов пойти на край пропасти за убийцей своей матери, умереть за своего насильника, безжалостно насиловавшего его тогда в тронном зале. Чимин понимает, что сошел с ума, ни один уважающий себя омега не станет делать этого, но поздно, все тормоза отпущены, а сам он уже не представляет себя без Чонгука.       Ревность, страсть, похоть и все пороки мира слились сейчас воедино в одном маленьком омеге, и он не клянет себя за предательство. Он клянет себя за любовь, сделавшую его уязвимым, слабым, мягким, как шелк чонгуковой кожи, на которой он сейчас лежит и все больше хочет обмазаться, запятнать себя кровавым ароматом. Омега проваливается в чуткий сон на широкой груди альфы, хотя невысказанные чувства еще лежат камнем на душе. Чимин просто ждет лучшего момента.       Утром, когда через приоткрытые окна врывается отрезвляющая прохлада, король все еще смотрит на Чимина, уставшего после очередного соития и уснувшего на его руке. Она затекла, а омега во сне никак не хочет менять положения, но Чонгуку и не надо. Аромат персика не такой густой, но такой выраженный, от него альфе становится впервые так хорошо, как никогда. Он без мучений вдыхает его, впуская в легкие и расправляя их так, что грудной клетки не хватает, чтобы вместить там весь персик, витающий вокруг.       Чимин ворочается от прохлады, но Гук притягивает его к себе, опаляя горячей кожей груди. Пак посапывает, водит носом, втягивает запах альфы и открывает глаза, прижимаясь еще ближе.       — Доброе утро, Ваше Величество, — Чонгук шепчет ему на ухо, заправляя непослушные белокурые пряди. — Как спалось?       — В первый раз так спокойно, как никогда, — Чимин смущается своей наготы и натягивает простынь до самого носа.       — Не смей скрывать то, что принадлежит только мне, — Чонгук переворачивается и нависает над ним, целуя в губы, проходясь по шее настойчивыми и пошлыми поцелуями, словно хочет его сожрать. У омеги щеки снова горят от желания, но Чонгук не спешит, дразнит, распаляет. Он снова прикусывает болезненные от возбуждения соски, шероховатым языком спускается вниз до пупка, откидывает простыни, чтобы дать себе доступ к сокровенному. Пак стонет от того, насколько сильно в нем борются два желания — стыд и похоть, но последняя побеждает и Пак интуитивно подается пахом вперед, на что Чонгук только улыбается.       — Вы так нетерпеливы, Ваше Величество, — Гук делает замечание и целует вставший член у самой головки, а Чимин стонет от боли, переходящей в сладострастие, потому что его член тут же погружается в горячий рот альфы. Омега не верит в то, что такое возможно. Тот Чонгук, который грозился его убить, ненавидел больше всех на свете, стоит перед ним, склонившись у паха, и работает ртом только для того, чтобы его омега почувствовал себя самым желанным и самым счастливым.       Пак не может сдерживать себя и ноет, когда Чонгук выпускает член изо рта. Он переворачивает омегу на бок, приподнимая одну ногу, чтобы Чимин обхватил его за талию. Залюбленный за ночь, омега впускает альфу сразу же, как только член касается ануса. Чонгук входит беспрепятственно, а Чимин закрывает глаза от наслаждения. Чувство наполненности распирает его изнутри так, что он не желает в этот момент ничего больше. Тот волчонок, которому только что обломали зубки, потерял в один момент все, но приобрел нечто большее — вожака стаи, который за него будет бороться до последней капли крови.       Чонгук, не прекращая двигаться в омеге, разворачивает его за подбородок.       — Посмотри на меня, — хрипит альфа с возбуждением в голосе. — Я хочу, чтобы ты открыл глаза.       Чимин с трудом разлепляет веки, под которыми он представляет образ Чонгука, но явь его захватывает еще больше. В глазах напротив горят костры, и альфа предает самого себя, с каждым толчком отдаваясь своему королю, своему истинному. Пак ничего не говорит, только подается немного вперед, попадая в один ритм, чтобы слиться как можно глубже, не оставить ни миллиметра расстояния. Ему хочется быть одним целым с Чонгуком и как же он не понимал раньше, что все остальное в мире просто невозможно — они идеально созданы друг для друга.       Чонгук не жалеет, он вбивается глубоко, выходя и снова раздвигая стеночки, которые сокращаются в предоргазменный дрожи. Спустя пару толчков Чимин кончает на живот, забрызгивая простыни, а Гук — вглубь него. Отдохнув, Чонгук укутывает все еще смущающегося Чимина в простыни и поднимает на руки. Омега обвивает его за шею и непонимающе смотрит, но король подходит вместе с ним к открытому окну и говорит:       — Когда-то я думал, что Солнце, встающее и садящееся в Силле, мое. Мне так нравилось встречать его по утрам и провожать вечерами, но теперь ничего из этого не имеет значения, когда ты рядом. Ты стал моим солнцем, а другого мне не надо. Оно твое, волчонок. Я положу все богатство мира к твоим ногам, чтобы ты смог забыть то плохое, что было раньше. Я хочу начать новую эру в жизни страны с тобой, Ваше Величество.       — Ты насквозь пропитался моим ароматом, — шепчет Чимин на ухо альфе. — Я хочу, чтобы он всегда был с тобой и охранял тебя от опасности. А богатства мне не нужны, когда весь мир заключается в тебе.       Чонгук прижимает его к себе и стоит с ним у окна еще с полчаса, наблюдая за восходом солнца. Чимин изредка лениво тянется к нему за поцелуем, рисует пальчиком узоры на груди, повторяет очертания шрамов, от которых сжимается сердце. Ему хочется залечить каждый, просто поцеловать, чтобы шрам таинственным образом исчез, но Чимину пока стыдно это делать и его щеки краснеют еще больше, а он утыкается носом в грудь Чонгука, вдыхая его запах. Видеть это так непривычно, а еще непривычнее осознавать, что неприступный альфа — обычный человек, которому тоже бывает больно.       Пак засыпает на руках мужа, разморившись от теплоты его тела, а король возвращает его в кровать и укрывает одеялом, притягивая к себе. Сколько времени у них осталось — он не знает, но в предстоящей битве сделает все, чтобы вернуться к своему омеге. Видеть его, дышать им, ощущать под пальцами стало жизненной потребностью, как есть и пить, только Чимином он не насытится никогда.

***

      Тэхен уже как несколько дней не выходит из комнаты, рассматривая расписной потолок своих покоев. Он безумно скучает по Хосоку и все так же ненавидит волчонка, спутавшего все его планы. Отдаленная тревожность за Чонгука не дает ему нормально спать, и он ворочается, обуреваемый страхом. Министры и хвараны болтают, что ситуация нестабильная и в любой момент может разразиться настоящая война. Этого еще не хватало! Размышления прерывает стук в дверь и в комнату заходит Линь, уставший с дороги.       — Как ты, Тэ? — лекарь заходит на цыпочках в комнату, но видит, что омега не спит.       — Нормально, если можно так сказать, — бурчит Тэхен и отворачивается к стенке.       — Пойдем прогуляемся, а то так можно хандрой заболеть, — Линь тормошит его за плечи и не собирается отступать. — Давай, давай, господин Чон просил присмотреть за тобой, а ты вместо этого собираешься умереть? Нет, так не пойдет.       Тэхен нехотя встает, зная, что приставучий лекарь не отвяжется. Хосок не мог найти лучшую сиделку, нежели дотошный китаец. Омега медленно обувает туфли и накидывает теплый ханбок на плечи. Осенний холод не покидает не только дворцовые стены, но и его душу.       — Фу, кострами тянет, — морщится Тэхен. — Отвратительный запах!       — Не преувеличивай, Тэ, держи эту накидку, там ветер. Если хочешь, сходим в сад, там тишина и покой. И перестань вешать нос — скоро вы с Хосоком встретитесь, — Линь пытается правдоподобно улыбаться, но сам знает, что откровенно лжет. На границах враги, поэтому здесь Тэхен хотя бы в безопасности и Хосок не станет рисковать им. Когда они встретятся — неизвестно.       Омеги выходят на улицу, подставляя лицо прохладному ветру. От полученного свежего воздуха Тэ начинает покачивать, как перед обмороком, а тошнота последних дней почти проходит.       — Тэ, — зовет его Линь, кивая на задворки. — На кухне испекли вкусные рисовые пирожки, твои любимые! Пойдем поедим!       Омега только поджимает губы и еле перебирает свинцовыми ногами. Слабость в теле и какая-то апатия ко всему происходящему накрыли его в последнее время да так, что он стал безразличен даже к тому, что раньше любил. В голове один Чон Хосок, которого физически не достает.       — Держи, я принесу еще! — Линь насильно впихивает ему тарелку с едой. — Посмотри, как ты похудел, щеки впали. Принц Хосок тебя и не узнает таким, да еще и мне достанется, что не доглядел. Ешь давай, кому говорю!       Линь смотрит на то, как Тэхен ковыряется длинными пальцами в миске, перебирая рис. Наконец он выуживает самый маленький и откусывает небольшой кусочек. Его любимые рисовые шарики с медом безвкусные и больше похожи на траву, которую ему давала тетушка Инха, когда он болел. Тэхен еле прожевывает второй кусочек, а под пристальным осуждающим взглядом Линя берет еще один и пытается проглотить, но вся еда идет обратно. Тэхена рвет почти водой, которую он только и пил последние дни. Полупустой желудок сжимается от спазмов, а кисэн скручивается пополам, выдавая остатки пищи в кусты на заднем дворе.       Он отдышался, вытер мокрый лоб и прислонился к дворцовой стене. По вискам сбегали крупные капли пота, кожа побледнела, а руки трусила дрожь.       — О-о-о! И давно тебе так плохо, дружочек? — щурится Линь. — С последнего визита наследного принца Чона?       Тэхен слегка приподнимает уголки губ, чтобы улыбнуться другу, но привкус кислого во рту провоцирует новую рвоту. Такое впечатление, что скоро он внутренности выплюнет, не останется от кисэн ничего, кроме серой оболочки, да и та потеряла привлекательность.       — Третий день, — вымученно отвечает омега и прислоняется к стене, захватывая воздух большими порциями. Так меньше тошнит, потому что любая пища или даже мысль о ней провоцирует новый спазм. Тэ закашливается, но больше в желудке ничего нет.       Линь, сложив руки на груди, только улыбается.       — Похоже, ты добился своего, — резюмирует лекарь, поскольку симптомы не оставляют сомнений. Сомнительно только то, останется ли он теперь в живых, или король снесет ему голову сразу, когда узнает о беременности кисэн. По распоряжению государя Силлы, не пил отвар только Чимин, но о Тэхене речь не шла, а значит — это упущение лекаря.       — А тебе как будто не все равно, — Тэхен немного злится и ему все еще обидно. Линь последнее время отдалился, проводя больше времени с Джином и Чимином, словно их былой дружбы и не было.       — Мне — все равно, Тэхен, тем более, что я лекарь. Моя работа — наблюдать за здоровьем всех, кто живет во дворце, а также лечить, если люди болеют. Плести интриги — не мое. Ты мог бы подумать о том, что вся вина за твой поступок ляжет на меня!       — Ничего, придумай что-нибудь, ты же врач. А насчет интриг, будем считать, что я ничего не знаю. Пока, — Тэхен хитро улыбается, давая понять, что не забыл про Джина.       У Линя пробегает холодок по спине, но он не дает себя заподозрить. Если показать Тэхену страх, то омега будет держать его на крючке, а уже сюда попасться лекарь точно не хочет. Слишком высоки ставки в той игре, которую затеял кисэн.       — Пойдем, осмотрю тебя, — раздраженно бросает лекарь и разворачивается во дворец, а Тэхен послушно плетется за ним, стараясь отвлечься.       В покоях Тэхена богато, но не кричит роскошью. По приказу Хосока ему выделили одну из лучших комнат, да и Чонгук не возражал: пока омеги в разных сторонах дворца ему спокойно. Линь раздвигает тяжелые шторы, открывает оконные створки и впускает свежий воздух.       — Давай руку, — командует лекарь, а Тэхен послушно протягивает похудевшую кисть, закатывая рукав ханбока. Китаец кладет пальцы на пульсирующую вену и прислушивается. Точки на сосуде, отвечающие за омежье здоровье, неспокойны, кровь в этом месте течет так, словно пульсирует, словно внутри Тэхена зародилась новая жизнь. — Поднимай ханбок.       Омега недоверчиво смотрит на доктора — неужели по одному только пульсу китаец не может определить, есть беременность или нет? Тэ вздыхает и ворочается с больной спиной, потягивающей в пояснице. Лежа у Тэхена начинается новый приступ тошноты, и он еле сдерживается. Ерзая по простыни, кисэн задирает край ханбока, а Линь приспускает нижние брюки, обнажая нежную кожу. Рука лекаря ложится на впалый живот, а область ниже пупка идеально прощупывается под его ладонью. Линь замирает и отдается только своим ощущениям, прикрывая глаза. Ему не нужно смотреть на растерянного Тэхена с вопросом в глазах, здесь все понятно — омега носит ребенка. Уплотнение под рукой, на которое надавливает Линь, имеет четкие границы и слегка выступает над мочевым пузырем. Лекарь придавливает ребром руки, четко попадая в нужно место, и вздыхает.       — Ты же понимаешь, что мне придется доложить королю об этом? — врач смотрит на улыбку, расплывающуюся на лице довольного кисэн. — Три месяца, Тэ.       — Докладывай, — с напускной безразличностью и ноткой гордости говорит Тэхен, бережно поправляя ханбок. — Я рожу наследника Силлы, который по праву старшинства займет этот трон.       — Смею тебе напомнить, что король Чон изменил правила передачи трона. Поскольку он является королем, то именно его ребенок — альфа или омега — станет наследником первой линии.       — А кто тебе сказал, что ребенок не его? — Тэхен игриво прикусывает губу, подкладывает руку под подбородок и смотрит на ошеломленного Линя. — У меня была сцепка сразу с двумя альфами, поэтому кто отец ребенка — неизвестно.       — Тэхен! — Линь все еще не может отойти от шока. — Как ты мог, Тэхен! Ты же… Ты же...       Китайцу кажется, что воздух вокруг резко закончился, и его окунули в какой-то сосуд с водой, где он только и захлебывается, но на самом деле — от злости и невозможности осознать то, что натворил кисэн.       — О чем ты думал? Мало того, что не известен отец ребенка, да еще и сцепка могла навредить тебе, Тэ! Глупый, глупый мальчишка!       — Глупый! Конечно, глупый! Только потому, что родился в бедной семье и остался никому не нужным! Если бы не тетушка Инха, меня бы утопили, как котенка в ведре, только мне достался тот единственный шанс на жизнь, которым я должен воспользоваться! Тебе этого не понять, будучи потомственным врачом в пятом поколении! С тебя пылинки сдувают, сам король прислушивается к тебе, а я что? Подстилка? Кисэн, которая осталась никому не нужна, когда здесь появился этот… Сердца королей принадлежали мне и только мне!!! — Тэхен кричит в исступлении, забывая о том, что ему нельзя волноваться.       — Жадный беден всегда, Тэхен! Знай цель и предел вожделения, — рычит на него Линь.       — Что, считаешь меня недостойным родить королю наследника? Оцениваешь меня? Я недостаточно красив, плох манерами? Пусть в моих жилах и не течет королевская кровь, но я не позволю этому ничтожеству из Пакче стать у меня на пути! Я должен занять его место! Я! Я! Я!       — Зачем ты так говоришь, Тэ? — взывает к совести наложника доктор. — Я всего лишь врач, а ты — истинный короля Чон Хосока. И пусть твое детство не было простым, но небеса распорядились так, что ты встретил своего истинного, а он принял тебя. Это великое благо, на которое не стоит нарекать! Прими это с достоинством и не гонись за большим!       — Не нужно так кричать, это моя забота теперь, — Тэхен успокаивается и кладет руку на низ живота, поддерживая его и нежно поглаживая пальцами, выводя рисунки. — Я сам скажу королю Чонгуку, что ношу под сердцем ребенка.       — Ты еще больший сумасшедший, чем я думал! Тэхен! Как ты можешь сейчас так рисковать?! Собой! Своим будущим с Хосоком! Тебя могут вышвырнуть из дворца, и малыш повторит твою судьбу — ты будешь воспитывать его в бедности, как воспитывали и тебя, а потом ребенок будет страдать, и ты ничем не докажешь, что его отец — один из королей! Ничем! Ты должен думать о будущем! Успокойся и не приплетай сюда короля Чона. Чимин в один момент может избавиться от тебя и выслать в дальнее селение. Это очень опрометчиво, Тэхен! — лекарь все еще пытается образумить омегу, но кисэн непреклонен.       — Линь, в моих руках сейчас шанс на лучшую жизнь. Я воспользуюсь им правильно. А ты, я гляжу, стал водить дружбу с Его Величеством. Что, забыл меня? Редко приходишь, а раньше мы часто гуляли в саду. Все забывается, Линь, людьми правит выгода и интерес. Как и тобой. Хочешь быть ближе к королю Чимину? Пожалуйста, но король не вечен, ты же сам знаешь, что люди смертны.       — Тэхен!!! — Линь от шока берется за голову и вообще не может понять, что здесь происходит и почему его не слышат. Такое впечатление, что он говорит на языке птиц или зверей. — Твоя злость тебя губит! Посмотри, в кого ты превратился! Ты уже чуть не отправил короля на небеса, что ты еще готов сделать, чтобы добиться своего?       — Все, что угодно, — отрезает грубо Тэхен и разворачивается к стенке, давая понять, что разговор окончен.       Линь, покачивая головой, собирается уходить, но бросает на прощание.       — Аудиенция у короля у меня назначена через три дня. Это твое время, больше я не могу молчать.       Ответа не последовало.

***

      Последние дни перед отправкой в поход на монголов слишком напряжены морально, но Чонгук снимает стресс по ночам, втрахивая в постель своего самого лучшего омегу. Чимин становится все более раскрепощенным, но в то же время чувство того, что он чего-то не отдает альфе, его гложет и Пак решает поговорить с Джином.       — Я совсем не такой, как его кисэн, — вздыхает Чимин, гуляя по саду с Кимом.       — Тебе и не надо быть "таким", глупенький! Чонгук с тобой, какой ты есть, а кисэн у него полон гарем, — возражает генеральский супруг и ворошит блондинистые кудри.       — Он тоже говорит, что я глупый, — Чимин дует губы и думает про наложников. — Джин, а в каждом королевстве есть кисэн?       — Конечно, хороший гарем — это лицо короля, его гордость. Все короли имеют гарем, а разве у твоего отца его не было?       Чимин рассеянно пожимает плечами.       — Наверное я был слишком мал, чтобы понимать, кто все эти люди, живущие при дворце. Ты знаешь, Джин, в Пакче был целый министерский двор, много евнухов, и еще куча прислуги, которая занималась определенными делами. Когда я рос там, мне это казалось таким обычным, ведь я даже не задумывался о кисэн. Отношения матери с отцом мне всегда казались идеальными.       — Не корите себя, Ваше Величество, это удел многих королей — рожать наследника и занимать трон до конца своей жизни, быть опорой королевской власти, но, к сожалению, далеко не всем выпадает такая честь быть любимым.       — Джин, ты совсем не успокаиваешь…       — Я говорю правду, но мне кажется, что Чонгук не из таких. Его отец держал гарем исключительно для развлечения приезжих правителей. А ты думаешь супруг министра финансов господина Джихе не из кисэн? Ха! Чимин, ты еще так мало знаешь об этой стране, — Джин не может не улыбнуться, глядя на оторопевшего омегу. — Да, король Чон отпускал кисэн, если они находили себе пару.       — Но как же… — Пак все еще не может поверить в то, что почтенный господин, чьи виски посеребрила седина, взял в мужья кисэн.       — Перестань равнять всех по Пакче и Корё, ты то и в других королевствах не был. А лучше наслаждайся тем временем, что осталось до похода, — Джин заметно грустнеет и сжимает пояс ханбока. Он за столько лет привык ждать Намджуна из походов, но вот волноваться только не разучился.       — Это опасно? — с опаской спрашивает Чимин. — Чонгук мне мало что рассказывает.       — Он не хочет тебя тревожить, я уверен. Походы всегда даются тяжело, и нам ничуть не легче, чем альфам. Оставаясь здесь, я постоянно живу в неведении — что с ним, нужна ли помощь? Ты знаешь, мне кажется я бы лучше воевать пошел, чем сидеть во дворце и мучительно ждать. Это такое испытание, — Джин поднимает руки к небу и шепчет слова молитвы. Чимин, завороженный его профилем, не может отвести глаз. Вот она — настоящая любовь. От вида удрученного Джина сжимается сердце.       — Я знаю, что ты чувствуешь, — Пак берет его за руку и притягивает к себе. — Мы будем ждать вместе.       — Все будет хорошо, я всегда так говорю, — смахивает слезинку Джин.       Обнимающихся омег замечает Тэхен, пробирающийся ко дворцу. Уже вечереет, но эти две фигуры он узнает из многих. Тэ поджимает губы и презрительно фыркает, взбегая по ступенькам Кёнбоккун. Стражники, преградившие путь, скрестили копья перед дверями тронного зала.       — По какому поводу? — строго окидывает один из стражей наложника. В последнее время он нечасто появляется у короля, поэтому о его привилегиях при дворце стали понемногу забывать.       — Доложите обо мне Его Величеству!       Получив изучающий взгляд хварана, Тэхен поднял голову вверх. Он не позволит, чтобы с любимым кисэн обращались так. Через пару минут ему открывают тронный зал и наложник входит к королю, сидящему на троне. Чонгук один, видимо только закончил совещание, поскольку рядом еще лежали непрочитанные свитки.       — Ваше Величество! — омега кланяется и становится на колено перед королем. Немного мутит и он старается осмотреться вокруг, чтобы не зацикливаться на собственных противных ощущениях.       — Встань, Тэхен! — Чонгук щелкает пальцем и взмахивает рукой вверх. — Тебе не нужно становиться на колени.       — Я виноват, Ваше Величество, поэтому не смею поднять на вас глаза, — бормочет Тэхен и про себя давит улыбку. Ему нужно отыграть этот спектакль на высшем уровне.       — О чем ты? — насупился Чонгук и на лбу залегла морщинка.       — Мне есть в чем покаяться, Ваше Величество, — продолжает нагнетать ситуацию кисэн.       — Тэхен, не томи, говори, что случилось.       — Я ношу под сердцем наследника королевской семьи Чон.       Как гром среди ясного неба! Чонгук смекает, что скорее всего ребенок от Хосока, но последняя течка омеги и их дикий, безудержный секс…       — Как? Я же говорил Линю давать отвар! — Чонгук вскакивает с трона и спускается по ступенькам вниз. Тэхен сжимается в ожидании чего угодно и инстинктивно кладет руки на живот.       — Я виноват, Ваше Величество. Я не пил отвар, который мне давал доктор. Вините только меня, мой господин, только меня.       — Хосок знает?       — Нет, Ваше Величество, — еще тише говорит кисэн, уставившись взглядом в пол. Он уже рассмотрел каждую мельчайшую трещинку на мраморных плитках цвета слоновой кости, да и колени от твердого разболелись. — Уже три месяца как…       — Вставай! — Чонгук протягивает ему руку. — Я извещу принца Хосока об этом. До того момента, пока не родится наследник, ничего предпринимать не будем. Если это мой ребенок, ты останешься во дворце под моей защитой. В любом случае, пока ситуация на границе не спокойная, в Пакче тебе быть опасно. Можешь идти, мне нужно подумать!       — Ваша милость безгранична, Ваше Величество! — кланяется Тэхен и пятится назад. Самые страшные минуты остались позади, теперь он будет под рукой короля и это не обсуждается.       — Джина ко мне! — кричит Чонгук стражникам у дверей и через пару минут в тронный зал заходит генеральский супруг.       — Вызывали, Ваше Величество?       — Тэхен беременный.       — Не может быть! — Джин с испугом приложил ладонь ко рту. — Ой, простите, Ваше Величество. Что прикажете делать?       — Обеспечь ему покой и пусть его осмотрит Линь. Для кисэн выдели лучшее питание на кухне, пусть больше отдыхает.       — Слушаюсь, господин, — Джин прикусывает губу и задает вполне резонный вопрос. — Ребенок от наследного принца?       — Не знаю, — Чонгук закусывает губу, а Джин с замиранием смотрит. Чимина эта новость просто убьет! — Я больше чем уверен, что Хосока, но возможно и мой.       — Как же так? — Джин заламывает руки и чуть ли не плачет. — Как же так, Ваше Величество?       — Прекрати истерику, Джин. Чимин — король Силлы и мой единственный омега. В любом случае ребенок должен родиться, но законным будет наследник только от Чимина.       — Да, Ваше Величество! — вздыхает понуро Джин и уходит. Чимину об этом известии он пока говорить не решается. Перед походом все и так на нервах, осталось еще рассорить королей!

***

      В поход на монголов Силла выступает через четыре дня. Чимин был, как потерянный, предвидя скорое расставание. Чонгук и правда не говорил ничего до последнего момента, пока ночью, не поцеловав омегу, произнес:       — Мы уезжаем на восходе солнца.       — Так быстро? Чонгук, — Чимин вцепился ему в руку до побеления пальцев. — Я не хочу, Чонгук.       — Привыкай, ждать — обязанность королевского супруга.       — Да, я знаю, — омега вытирает слезы и громко хлюпает носом.       — Все будет хорошо, я вернусь.       — Обещаешь?       — Я никогда тебя не брошу, запомни. Я буду дышать тобой всегда, ты мой воздух, волчонок. Слишком опрометчиво любить кого-то так, словно завтра ничего не изменится, но я уверен, что мир для меня всегда будем таким, как вчера, пока в нем есть ты, — Чонгук зарывается в волосы Чимина и целует его в висок. — Я люблю тебя, Чимин.       — Чимин? — Пак готов разрыдаться. — Чимин? Ты два года не мог назвать меня по имени. Я больше привык к волчонку, из твоих уст это звучит привычнее.       — Хорошо, — усмехается альфа. — Я люблю тебя, волчонок.       — Я тоже люблю тебя, Чонгук.

***

      На поле битвы стоит предрассветный туман. Вокруг никого, только изредка тлеют остатки костров. Земля изнывает от стрел, которыми она усеяна. Кровавые раны на теле погибших больше напоминают уродливый рисунок, которым природа расписала сама себя — кровь, вытекающая на зеленую траву, образует причудливые узоры и каждый из них неповторим.       Чимину очень холодно, он в одном нижнем платье, обхватив себя руками за плечи, бродит по полю битвы, вглядываясь в лица погибших. Большинство из них не узнать — они обезображены копытами лошадей, что нещадно прошлись по поверженным бойцам. Чимин плачет, потому что столько смертей он не видел никогда.       Все погибшие — солдаты Силлы. Пак рыдает у тел тех, кого он уже не раз видел во дворце — это хвараны из охраны покоев, дворцовых ворот, ночные караульные. Зажимая рот ладошкой, он не хочет будоражить вечный сон тех, кто уже ушел на небеса, но поневоле всхлипывает при виде новых умерших. Кажется, это море из тел никогда не закончится. Чимин старается всмотреться в лицо каждого, чтобы запомнить, но память отказывается откладывать картинки, потому что глаза ищут только одно лицо. Его нет и у Чимина становится легче на сердце.       Белые туфельки омеги полностью испачканы кровью, травой и грязью — на повлажневшей от росы земле все смешалось в бурую зловонную массу. Разлагающие тела, никем не похороненные, наводят животный страх. Рыдания из груди вырываются придушенные, с хрипотцой, он старательно пытается держаться, но не получается совсем. У омеги пот стекает по вискам от страха и ужаса того, что он здесь увидел. Он смахивал его пальцами, но теперь уже утирает рукавом со лба, потому что идти дальше все труднее. Паку кажется, что он слышит стоны, но как только замирает и вслушивается в звуки, окружающие его, то сразу попадает в полную тишину. Ему кажется, что он вообще не здесь, не в этом мире. Тишина гнетет, но больше гнетет одиночество. За спиной он привык ощущать своего альфу, но сейчас такое впечатление, что Пака раздели, сорвали рубашку и оголили лопатки, стянули одежду и его хлещет холодный ветер по плечам, по спине, спускаясь к пояснице.       Это не ветер, а страх, галлюцинации, которые приходят, когда ты не можешь владеть собой. Чимин растирает плечи и двигается дальше. Чуть не поскользнувшись и не упав на труп воина, он вскрикнул, но продолжил двигаться дальше в пугающую неизвестность. От смрадного запаха дышать становится тяжелее, но Пак, вытирая слезы, накидывает платок на нос и пробирается шаг за шагом. Впереди среди уже посеревших от времени и разложения тел, он видит знакомые очертания. Пак спешит вперед, но поскальзывается на мокрой траве и падает, загрязняя нижнее платье. Его руки испачканы землей и кровью, но он держится, иначе нельзя: он — король Силлы и не может быть слабым, подвести Чонгука. Сдаваться нельзя. Омега пробирается через десятки тел и ноги его перестают слушаться. Впереди он видит лежащего Чонгука, и мозг отказывается принимать эту информацию. Чимин жмурит глаза — это точно мираж, этого не может быть. Его Чонгук непобедим, его Чонгук не может просто так умереть. Его Чонгук…       Пак ощущает, как мир начинает рушиться в одно мгновение. Все, что было вокруг него, куда-то исчезает, а Чимин остается один. Он встает, не видя тел лежащих воинов, и на ватных ногах подходит к мужу. Картинки вокруг меркнут — нет ни костров, ни стрел, ни лежащих убитых. Перед его глазами только Чонгук и Пак падает перед ним на колени, беря за холодную безжизненную руку. Внутри застыл крик, в котором столько обиды и злости на альфу, что столько Чимин не испытывал никогда. Он копил все до этого момента и наконец не выдерживает:       — Нет! Чонгук! Нет, этого не может быть!       Джин прислушивается к дверям и кивает хваранам.       — Я зайду, это не может больше продолжаться.       Ким приоткрывает двери и видит Чимина, мечущегося по кровати. У омеги плотно закрыты веки, он жмурится во сне и кричит, как умалишенный. С полчаса Джин еще подслушивал за дверями стоны короля, но теперь и его сердце не выдерживает.       — Ваше Величество! — Ким тормошит его за плечи, пытаясь разбудить. — Ваше Величество, проснитесь! Ваше Величество, это я!       Чимин бьется в его руках, но потом омега заметно успокаивается, глубоко дышит, а спустя минуту открывает глаза. Джин подает ему ткань, смоченную в холодной воде, и прикладывает на лоб.       — Это дурной сон, Ваше Величество!       Приподнявшись на локтях, Пак обессиленно падает на кровать. Он сошел с ума. Сквозь пелену он медленно обводит взглядом комнату и понимает, что в покоях короля. На руке ощущается теплота чужой живой ладони, от которой веет жаром. Джин поглаживает его по щекам, пытаясь удержать лицо и поймать осмысленный взгляд.       — Ваше Величество, все хорошо!       Джин приподнимает Пака и усаживает того в кровати. Чимин кинулся ему на грудь, прижимаясь в поисках защиты.       — Джи-и-ин, мне сни-сни-снилось, — заходясь в рыданиях, омега не может выговорить ни слова.       — Все прошло, Ваше Величество, это только дурной сон, — Джин поглаживает Чимина по спине. Нижнее платье пропотело, хоть выжимай, такое впечатление, что омега заболел и у него поднялась температура.       — Джин, я не переживу, если потеряю его, Джи-и-ин, — Чимин рыдает у него на плече и все еще не может поверить в то, что это дурной сон. Сколько же нужно выдержки и терпения, чтобы быть королевским омегой! Ким продолжает успокаивать короля и истерика Чимина понемногу сходит на нет.       — Давайте будем просто надеяться и ждать, Ваше Величество!       — Извини, я не подумал, что тебе тоже тяжело.       — За столько лет жизни с Намджуном я привык к этому, — снисходительно отвечает Ким.       — Можно вопрос? — Чимину неловко, но любопытство берет верх.       — Конечно.       — Почему у вас нет детей?       Джин на мгновение задумывается и отвечает:       — Я очень давно люблю генерала Кима. Я знаю его, как свои пять пальцев. Он служит Силле и будет верен ей до конца. Пока в государстве нет мира, пока есть враги, Намджун всегда будет на службе рядом с королем. Дети делают человека уязвимым, а я не хочу, чтобы Намджун беспокоился не только за меня, а еще и за ребенка. Чимин, дети — это нечто другое. Это когда ты готов жертвовать всем, даже собственной жизнью, ради ребенка. Сейчас генералу Киму это будет только мешать, но мы подумаем об этом в ближайшее время. Нужен только мир в стране.       — А как же..? — Чимин думает про Чонгука, а Джин читает его мысли.       — Это совсем другое, Ваше Величество. Вы должны думать о наследнике. Это дело государственной важности. В жизни может случиться всякое, поэтому ваша задача — родить наследника.       — Ты меня пугаешь, Джин! Что может случиться?       О том, что у Чимина есть брат, о том, что детей могут вот так просто разлучить и отдать, словно котенка — Джин говорить не собирается. Он только обнимает напуганного омегу и уверяет, что все будет хорошо.       — Мне так неловко с ним, — признается Пак.       — Почему?       — Не знаю, мне кажется, что я ничего не умею, — на щеках Чимина разливается румянец. — Ну, это…       — Ваше Величество! — Ким не может добродушно не улыбнуться. — Действуйте так, как подсказывает Вам сердце.       — Что, даже так? — омеге все еще стыдно.       — Конечно, король поймет, только не закрывайтесь в себе. Твое обнаженное тело должно принадлежать тому, кто полюбит твою обнаженную душу. По-моему, с королем Чоном вы уже непозволительно близки. Чимин, вас объединили трагедии, и если вы смогли простить друг друга, то это и есть наивысшая любовь. Я знаю, как сильно ты любил маменьку Дахи, но поверь, Чонгук неистово любил своего отца. Он был для него примером для подражания, еще с детства Чонгук старался быть его тенью, даже не старший Хосок, а именно Чонгук. Ему так не хватает сейчас Чон Джисона, как никогда. Ты стал для него новым миром, Чимин, не разрушай доверие Чонгука, оно очень хрупкое.       — Я постараюсь, Джин, — Чимин вздыхает, пытаясь унять жар. — Я так хочу его скорее увидеть.       — И я тоже, — отвечает Джин, думая о муже.

***

      — Непобедимая армия монголов… — растягивает слова Чонгук, орлиным взглядом всматриваясь в туманную степь. — Ты знаешь, о них так говорят.       — Ваше Величество, я не видел лучшей армии, чем войска под вашим командованием, поэтому позвольте усомниться в ваших словах, — Намджун только кивает в сторону.       — Я изучил их тактику, Джун, поэтому абсолютно уверен в победе.       Чонгук слышит свист от посыльного, принесшего вести от разведывательного отряда.       — Они нападают, Ваше Величество!       Намджун вскинул взгляд на совершенно спокойного Чонгука. У короля и мускул на лице не дрогнул, он продолжал смотреть вперед.       — Чонгук!       — Остаемся на своих позициях. Это ложное наступление, генерал. Здесь только две-три тумени, они хотят лишь разделить наше войско.       Намджун доверял Чонгуку, как никому другому, поэтому полностью согласился с его мнением, но бдительности не терял. Тумени, подошедшие к самому ущелью в Кванджу, куда-то магическим образом растворились.       — На сегодня отбой! Дай солдатам отдых, а пять сотен выставь в караул. Нам понадобятся сильные и отдохнувшие воины. Настоящая атака начнется не раньше, чем через пять дней, — Чонгук укутывается в плащ и идет в палатку.       Атака монголов, как и предполагал король, началась на восьмые сутки. Стройными рядами конница выставила клин, чтобы разделить армию Силлы на две части, но Чонгук успел перекинуть отряды на один фланг. Выступать стенка на стенку — одна из самых опасных и непродуктивных тактик, но другого выбора у них не оставалось.       Лучники, атакующие первые ряды хваранов, достигали успеха. Много людей из Силлы гибло под точными ударами стрел, попадающих в цель. Первая битва длилась пять часов, вымотавших Чонгука и полковников армии. Со стороны монголов тоже полегло немало воинов — Гук видел поля, усыпанные трупами противников, но внезапный конец битвы и отступление еще не означали победу.       — Они будут изматывать нас, — сидя вечером у костра сказал Чонгук. Он взял палочку и нарисовал на земле по кругу сторожевые тумени, а после — укрепленные левые и правые фланги. Полковники уставились на схему, размышляя и обсуждая план действий. — Но самая главная армия монголов не здесь.       На Чонгука взметнулись десятки удивленных глаз. Король нарисовал укрепления за флангами и воткнул в землю нож.       — Вот их логово. Это резерв! В этом бою они только прощупывали Силлу, а когда победить не получилось — отступили. Наша главная цель — выдержать натиски с флангов и разбить главные силы противника. Мунке и Тангкут собрали войско, равное нашему, поэтому единственный способ их победить — переиграть. Мы сделаем так: авангарды из пяти рядов, которые выступят завтра, я уверен, возьмут на себя полковники Кан и Соп. Ваша задача — задержать их как можно дольше и создать имитацию кровопролитного боя, словно за вами — вся армия королевства. Тем временем, мы перебазируемся на правый фланг — это крыло атаки и силы для главного удара, там стоит Мунке. Разбить войска здесь не просто, но три тысячи воинов должны справиться. Левый фланг оставляем открытым, но держите его под контролем — в течение нескольких часов они окажутся у правого и сражаться придется с удвоенной силой. Поэтому вы должны разбить их за пять, максимум шесть часов. Наступление начинаем по сигнальным огням, чтобы рассредоточить силы противника. Я, генерал Ким и остальное войско выдвигаемся по предгорью. Как только мы достигнем резерва, я дам сигнал к началу боевых действий. Если управитесь за пять часов — прикрываете нас и берете на себя левый фланг. Они сами вас найдут, но будьте осторожны, чтобы не попасть в окружение. Все понятно?       — Да, Ваше Величество! — в один голос сказали полковники и отправились к хваранам с инструкциями.       — Что ты думаешь, генерал Ким? — Чонгук жует горькую травинку и сплевывает на землю.       — Твой план гениален, но в этот раз не все так просто?       — Ты прав. Я не знаю, когда мы вернемся домой, но нам нужно разбить резерв и устранить Мунке и Тангкута. На левом фланге местный полковник, он не решится действовать в одиночку.       — Понял, — кивнул генерал.       — Я хочу быстрее все закончить, время играет не в нашу пользу, скоро начнутся холода и ущелье обледенеет. Уходить отсюда будет гораздо труднее.       — В теплую постель к Его Величеству хочется? — спрашивает напрямую Ким.       — Тебя не проведешь, — смеется Чонгук и выбрасывает травинку. — И туда тоже.       — Джин мне сказал, что Тэхен…       — И ты туда же? — злится Чонгук.       — Нет, извините, Ваше Величество, наверное, не самое лучшее время для разговоров, — Ким хлопает Чонгука по плечу и поднимается с камня. — Пойду потолкую с полковниками.       — Иди, — раздраженно бросает король. Намджун, словно его совесть, заглядывает глубоко в душу и ковыряется там, без ножа режет и так разрывающегося в сомнениях Чонгука.       Утром на подступах к горам показались отряды монголов. Как и предполагал король, выступило два авангарда, на борьбу с которыми Чонгук выставил два полка. Они за полтора часа отошли от ущелья и, бесшумно двигаясь по равнинным землям, достигли правого фланга. Воины засели в засаде, благо местность позволяла, оставалось только ждать сигнальных огней. Ким Намджун и Чонгук спустя еще несколько часов достигли расположения главного отряда и выстрелили зажженной стелой в высокую сухую сосну, что вспыхнула в ту же секунду. Знак со стороны Силлы не остался незамеченным и сразу в двух местах началась кровопролитная битва.       Намджун взял на себя и свой отряд первые три тумени, а Чонгук ворвался с личным отрядом хваранов в лагерь противника. Палатка, украшенная вычурными перьями и флагом с символикой улуса, стояла в самом центре лагеря и была обращена на юг. Тангкут, которому доложили о нападении на лагерь, уже был на лошади и несся напролом к Чону, огибая на маневренной низкой лошади лагерные укрепления. В глазах монгола была полная решимость и он вытащил короткий кинжал, чтобы метнуть в Чонгука. Гук пригнулся к холке лошади, но было слишком поздно — он тут же почувствовал жжение в плече. Лезвие вошло наполовину, к счастью, в левую руку выше плеча. Разозленный Чонгук поравнялся с лошадью Тангкута и тут же занес меч над противником. Силы были равны, но в этом сражении Чонгук переиграл монгола, не выдержавшего давления королевского оружия. Голова Тангкута, снесенная с плеч, покатилась лошадям под ноги, и они тут же раздробили череп, втаптывая его в грязь. В сутолоке событий тяжело было понять кто свой, а кто чужой, но остатки монгольской армии, оставшейся без распоряжений командующего, удалось разбить за пару часов.       Чонгук подъехал к Намджуну, обходившему воинов. Генерал подсчитывал потери добивал раненых монголов.       — Ким Намджун! Как дела на правом фланге?       — Мунке бежал. Правый фланг разбит, а левый отступил, — удовлетворенно, но с долей грусти ответил генерал. — Мы потеряли много людей.       — Я вижу, — Чонгук пытается удержать лошадь, которая гарцует под седлом. — Поехали, оставь это на отряд.       — Чонгук! Рука! Тебе нужен Линь, — кричит ему Намджун, заметив рану на плече.       — Мелочи, — бросает король Силлы. — Перевяжи сам.       Король спешивается с лошади и разрывает ханбок на части. Одной из полос Намджун крепко перематывает плечо и замечает, что у Чонгука выступил пот на лбу.       — Ты потерял много крови, — понимает Намджун по состоянию короля. Он плотнее затягивает ткань и выезжает вместе в штаб Силлы, оставив мелкую работу на полковников.       Прибыв в лагерь через три часа, Чонгук чувствует себя намного хуже, но Линь тут же принимается за работу. Он закладывает рану какими-то листьями, сверху прикладывает примочки и дает королю отвар для восстановления сил.       — Нам нельзя долго здесь оставаться, — говорит Ким, глядя на Чонгука, что прислонился к дереву. Морозный воздух помогает унять жар, поэтому укутавшись в ханбок альфа только так чувствует себя живым.       — Ты прав, Мунке может вернуться. Уходим через ущелье, — еле выговаривает король и на пару минут впадает в дремоту. Ослабленный организм продолжает бороться, но нужно время, которого у них нет. Намджун собирает лагерь, строит войска и выводит их в сторону Силлы по потайным тропам. Очевидно, что в противостоянии с монголами точка еще не поставлена, но обеим армиям нужно подкрепление.       В Силлу они въезжают поздно ночью, когда весь дворец уже спал, а свечи горели только лишь в королевских покоях. Чимин в этот день не сомкнул глаз и был сам не свой, вглядываясь в кромешную тьму. Он потер виски и уставился на дворцовую площадь, как услышал скрип открывающихся ворот. На мгновение омега замер, боясь увидеть воинов без короля. Чонгука не было почти две недели, в течение которых состояние Чимина было трудно описать словами. Он старался держаться при Джине, но, оставшись один в покоях, давал волю слезам. Пак вскочил на ноги и выбежал из покоев в одном только нижнем платье. Словно белое облако, он сбежал со ступенек Кёнбоккун, устремившись к воротам. Первым въехал король, за ним генерал Ким и полковники. Чимин бросился к лошади короля, обхватил Чонгука за сапог и громко расплакался.       — Ну-ну, перестаньте, Ваше Величество! — Чонгук спрыгнул и на шатающихся ногах подошел к омеге. Чимин крепко обнимал короля за шею.       — Я больше не хочу так ждать, — шепчет он ему на ухо и целует в щеку. — Чонгук, пожалуйста…       — Пойдем в покои, мне с дороги нужно переодеться, — Чонгук притягивает к себе омегу здоровой рукой, но Чимин унюхивает запах крови.       — Ты ранен?       — Пустяки.       Он обнимает омегу за талию и ведет во дворец. По темным коридорам Чонгук проходит в уже подготовленную купальню и смывает с себя дорожную пыль. Рана на плече болит, но он не обращает внимания и надевает чистый атласный халат с вышитыми драконами. Возвращаясь к себе, Чонгук ведет носом и улавливает усиливающийся запах персика. Охраны возле покоев нет, и Гук улыбается проделкам омеги. Если у супруга началась течка, то это как нельзя кстати. Он приоткрывает дверь и застывает в оцепенении.       Посреди комнаты стоит Чимин с распущенными волосами, достигающими пояса. На нем совершенно прозрачная одежда, которой король и названия то не знает. Омега покачивает соблазнительными бедрами и подходит ближе, позволяя себя рассмотреть. Течка, как и ожидал Чимин, пришла чуть раньше, а приезд истинного ускорил ее начало. У Пака горит лоб, краснеют щеки, но он упорно продолжает соблазнять короля. Омега берет Чонгука за руку и подводит к кровати, толкая его вперед.       — Я слишком долго ждал тебя, Чонгук.       Альфа откидывается на простыни, когда Пак седлает его бедра и развязывает атлас халата. К груди прикасаются горячие пальчики, которые сдвигают одежду, окончательно высвобождая желанное тело короля. Течка отключает все инстинкты, оставляя только один, но в мареве желания Чимин сочувственно кривится, заметив повязку с выступившими кровавыми пятнами.       — Больно? — шепчет омега и, наклоняясь, целует короля. Чонгук все еще удивлен, но не теряет такой шанс и притягивает Чимина к себе, удерживая за затылок. Даже лежа под ним, Чонгук ведет в поцелуе, он не позволяет омеге отстраниться и врывается языком в его рот, мечтая об этом долгие две недели похода.       — Мне это кажется? — улыбается Чонгук. — Я уже на небесах?       — Никогда не говори так, — Чимин на выпрямленных руках нависает над ним и потирается об его пах. Напряженный член альфы моментально реагирует на истинного, а Чимин оставляет на бедрах короля густую смазку, истекающую из его разгоряченного тела. — Я соскучился, Ваше Величество!       Чимин соскальзывает вниз и целует живот, пробуя ладонью твердые кубики пресса. Ранее он не смел прикасаться к королю, но слова Джина вселили в него смелость. Чонгук громко застонал, когда маленькие пальчики пробежали вниз и задели головку. Омега с удивлением смотрит, словно первый раз, и проходится по каждой венке вниз и снова поднимается вверх, размазывая выступивший эякулят возле уретры.       — Волчонок, я не ручаюсь за себя, — рычит альфа.       — А может быть я этого и добиваюсь, — игриво подмечает Чимин и опускается пухлыми губами на стояк короля. Чонгук выгибается от наслаждения и подается вперед, а Пак чуть не закашливается. Мало того, что он впервые осмелился сделать это, так еще и король пугает своими размерами. Не зная, справится ли он, омега настойчиво опускается вниз, вбирая больше половины. Смотря на это, Чонгук готов кончить от одного вида белокурой бестии, колдующей у его паха. Ему больше ничего не надо, чем смотреть на текущего Чимина, который старательно насаживается ртом на его член.       — Да, малыш, — Чонгук приободряет омегу, у которого растет уверенность в том, что он все делает правильно. Пак расслабляется, но плотнее сжимает член губами и успевает мазнуть языком, пока двигается сверху вниз. Король уже не может терпеть, поэтому отстраняет Чимина, подвигаясь чуть ниже. Пак понимает без слов и сам направляет его член в горячее нутро. Со смазкой ощущения совершенно другие, член альфы проходит беспрепятственно, не принося никакой боли. Чимин прикрывает глаза от наслаждения и растягивает удовольствие, опускаясь медленно, вбирая сантиметр за сантиметром. Погрузившись полностью в тело омеги, Чонгук медленно раскачивает Чимина, удерживая за талию. Он знает, что самые чувствительные точки у омег находятся глубоко, поэтому только успевает замечать по изломленным бровям истинного, как Чимин ловит моменты сладострастия.       Не выдерживая такой муки, Чонгук переворачивает омегу вниз и закидывает его ноги себе на плечи. Он целует щиколотки, которые его возбуждают в омеге чуть не больше всего, и проводит ладонями по икрам и бедрам, подтягивая Пака к себе. Чонгук входит сразу на всю длину и без предупреждения. Готовить омегу нет смысла — он в течном бреду только облизывает сухие губы, прося еще и еще. Чонгук вбивается в желанное тело, отдавая себя без остатка. Когда он кончает, то внутри Чимина взрываются сотни фейерверков и Пак изливается себе на живот, подрагивая от возбуждения.       Альфа берет его руку и, не выходя из омеги, кладет вниз на живот. Чимин чувствует растущий узел, буквально увеличивающийся под пальцами каждую минуту. Он счастливо улыбается, а Чонгук целует его, продлевая сцепку.       — Я хочу наследника, Чимин, — шепчет король на ухо омеге.       — Чонгук, ты именно этим сейчас и занимаешься, — блондин прижимает к нему еще сильнее и ерзает бедрами вперед. Внутри все горит от набухающего узла, но Чимин терпит и только поглаживает Чонгука по перевязанной ране. На пальцах омеги остается кровь, и он слизывает ее со своих рук.       — Я люблю тебя, волчонок. С самого первого дня, как увидел тебя здесь, я пытался убить в себе эту любовь, а убивал тебя. Я старался вырезать ее из сердца, втоптать в землю, но только лишь оставлял кровавые раны на тебе. Не понимал, что она здесь живет, — Чонгук прикладывает ладонь Чимина к своему часто стучащему сердцу. — Я виноват перед тобой, но отныне так больше не будет. Ты мой единственный омега, посланный небесами, проси чего хочешь.       — Распусти гарем.       — Мне никто не нужен кроме тебя, — недоверчиво отвечает Чон. — Разве ты еще не понял?       — Чонгук, эти традиции мне чужды. Я не хочу делить тебя ни с кем. Если гарем — показатель королевской силы и богатства, то я озолочу тебя с головы до ног одним собой, — Чимин тянется за поцелуем и получает щедрый ответ.       — Я подумаю об этом, волчонок.

***

      Выбираясь из теплой постели, омега тонет в запахе крови. Он уже не морщит нос, а только переворачивается на подушку Чонгука, который снова ушел на защиту северо-западных границ. Атлас, еще хранящий запах альфы, действует на омегу успокоительным образом. Чимин стал плаксивым, настроение меняется несколько раз кряду, а Джин все чаще говорит, что Пак слегка похудел. Чимин не может заставить себя вылезти из постели, но топает и надевает ханбок потому, что надо. В королевстве, когда Чонгук в походе, он должен решать мелкие дворцовые вопросы и король на него всецело полагается.       Пак потягивается и замечает, как сильно стало тянуть поясницу. Неудобная кровать тому не причина, но именно на нее грешит Чимин, бросая сожалеющий взгляд. Ему представляется здесь Чонгук, обнимающий омегу и сводящий с ума своими поцелуями. Чимин мечтательно проводит рукой по волосам, с которыми так любит играть король, и приводит себя в порядок, зачесывая волосы в высокий хвост. И вправду скулы заострились, круги под глазами — Пак проводит по лицу и думает попросить у помощника лекаря каких-то лекарств для улучшения цвета лица.       Во дворе, пока Чимин отдал мелкие распоряжения, удивительно тихо. Первый снег садится на мраморные плитки и король аккуратно ступает, вытаптывая имя любимого на белом полотне. Он не слышит, как сзади подходит Тэхен, которого Пак, наверное, больше месяца не видел, да и вообще забыл о нем за последними событиями. Они то ли случайно разминались во дворце, то ли сторонились друг друга намеренно, чувствуя соперничество. Чимин окинул кисэн взглядом и поджал губы.       — Доброе утро, Ваше Величество! — слащаво произнес омега.       Из вежливости Чимин кивнул, но носочком сапожка затер иероглифы, чтобы Тэхен не заметил, как сильно он скучает по королю Чону.       — Вы так много работаете и уже с утра на ногах, — Тэхен обходит его спереди и специально выпячивает живот, обнимая его руками. Четыре с половиной месяца явственно выступают под ханбоком и Чимин замирает, уставившись на красивые длинные пальцы, расположившиеся на выпуклости. — А мне вот тяжело так рано вставать. Королевский наследник вытягивает все силы.       Тэхен специально громко вздыхает и смотрит куда-то вдаль, демонстрируя идеальный профиль. Он уверен, что Чимин сейчас смотрит на него, поэтому играет лицом идеально, томно опуская длинные ресницы.       — Королевский наследник? — Чимин ошарашен этой новостью.       — А вы разве не знали, Ваше Величество? — Тэхен спрашивает так искренне, что Чимин даже на долю секунды верит, что с кисэн можно нормально поговорить. — Я ношу наследника Силлы.       — Бред! Этого не может быть!       — Почему же не может? Или в вашу брачную ночь супруг был в ваших покоях? — Тэхен удивленно моргает глазами, буквально растаптывая омежью гордость. Чимин еле отпустил тот случай на свадьбе, а теперь простой кисэн напоминает ему об этом, указывая на ничтожность Его Величества, как омеги. — Вам ничего не сказал король Чон?       Тэхен с напускным участием беспокоится о неосведомленности Чимина, чем еще раз унижает королевского супруга.       — Ах, вы надеялись, что свадьба сблизит вас? Ваше Величество, Вы слишком мало знаете королей Силлы. Чонгук, — Чимин фыркает от злости, когда этот недостойный наложник называет короля по имени, — никогда не распустит гарем и не перестанет призывать кисэн. Такова их природа — они необузданные, страстные и такие разные, что просто голова идет кругом. А когда мы вместе…       — Замолчи, ничтожество, — Чимин наступает вперед, но Тэхен тут же щетинится.       — Вы не посмеете меня ударить, Ваше Величество! Король Чонгук пообещал мне защиту. Если не верите — можете спросить Сокджина. Иначе почему беременным оказался я, а не вы? Неужели вы думаете, что муж генерала Кима не знает, что творится у него под носом? Вы такой наивный, Ваше Величество! — Тэхен играет грязно, впутывая имя Джина так, словно имеет на это право и за ним истина. Сейчас будь здесь сам Сокджин — он бы не пожалел для него крепкого слова, но его, увы, здесь нет, а самооценка Чимина продолжает таять на глазах.       У Чимина слишком явственно взлетают брови вверх. Получается, про беременного от короля кисэн знали все, кроме него? И Чонгук, что клялся в вечной любви, под боком держал омегу, который носит его ребенка? Все слова, сказанные им, оказались ложью? Чимин и вправду средство для достижения цели. Он — это Пакче. Расширение земель, новые возможности, пополнение казны, но никак не любимый омега! Ярость и ревность застилают Чимину глаза. Силла вновь кажется ему чужой, а все, живущие здесь, ему стали врагами. Джин! Джин, который стал единственным близким ему человеком, врал, покрывая Тэхена. Любимый кисэн, как же!       — Ай, не расстраивайтесь так, Ваше Величество. Ну вы же не надеялись на что-то большее? Король Чон постоянен в своем выборе, не стоит думать, что минутное увлечение может привязать его навеки. Я бы на вашем месте смирился, — Тэхен подливает масла в огонь, в очередной раз макая Чимина в дерьмо. Смириться? Смириться с этим?!       — Ты — простой кисэн и никогда не будешь на моем месте, — шипит Чимин.       — Вы так уверены, Ваше Величество? Не забывайте, что я истинный старшего короля Силлы. Так или иначе в семье родится ребенок королевской крови. А что можете дать вы? После всего, что с вами было здесь, вы вообще способны выносить наследника?       Чимин не терпит и дает Тэхену крепкую пощечину. Кисэн словно был к ней готов — он картинно подставил щеку, а потом приложил к ней руку.       — Слабовато, как для Его Величества, на большее то и не способны. Смотрите лучше не за мной, а за собой. Жизнь так быстротечна, она дарована нам небесами, и они же ее могут забрать — не вашу, так близкого вам человека. Помните об этом, — Тэхен идет в открытую и угрожает королю. Будучи беременным, он почувствовал в себе не только малыша в утробе, но и несоизмеримую власть над тем, кто слабее, кто находится не в такой выгодной позиции, как он.       Чимин, внимательно прислушиваясь к словам омеги, ошарашенно произносит:       — Так это был ты, подлец?       До него за секунду доходит все, над чем он мучительно думал ночами — кто мог его отравить, кто подкинул дохлого котенка с запиской, кто плетет интриги за его спиной? Теперь все стало ясно.       — Я? О чем вы, Ваше Величество? О том, что вас здесь все ненавидят? — Тэхен произносит это так медленно и так слащаво, словно каждую букву смакует на языке. Ему нравится наблюдать за реакцией Чимина, который уже не может сдерживать разочарования от его слов. — Ваше Величество, между нами есть разница не только в социальном положении. Я, пусть и бедный кисэн, но не сын убийцы. Поверьте, мою бедность мне простят, когда узнают о наследнике. Зато Вы, будучи сыном убийцы короля Чон Джисона, никогда не отмоетесь от его крови. Она на вас, на всей вашей семье. Вас не проклинают вслух только лишь из-за короля Чона — его выбор никто не имеет права оспорить. Но неужели Вы настолько глупы, что верите в фальшивые улыбки здесь, во дворце? С Вашего пребывания здесь началась полоса неудач для Силлы, Вы приносите всем только несчастья. Народ не полюбит Вас никогда, и что бы вы ни делали, все впустую. За лживой маской скрывается дьявольская сущность. Когда король наиграется Вами и присоединит Пакче, вы станете изгоем, как и были до этого. Никому ненужным изгоем. Куклой. Марионеткой. Вас устроит такая жизнь? Хотя, наверное, Вы к этому привыкли, так ведь?       Тэхен развернулся все так же поддерживая живот и, виляя бедрами, отправился в свою половину дворца. Чимин со слезами на глазах зашел в свои покои и удрученно сел на кровать. Мир вокруг него рухнул за одну секунду, а выстроенный дворец из счастья и любви Тэхен разобрал по камням, не оставляя ни кирпичика. До основания. До сырой земли, куда Чимину хочется лечь сейчас и навсегда закрыть глаза, чтобы не видеть солнце Силлы. Я дарю тебе его, он вспоминает слова короля и убеждается в очередной лжи. Как же его провели!       Что делать — он не знает, но терпеть предательство сил нет. А еще очень больно — Пак впервые чувствует, как у него болит сердце. Теперь он знает, где оно находится. Туда не добирался никто, кроме Чонгука. Это глупое сердце хочется теперь оградить от всех бед и Пак инстинктивно кутается в ханбок, потому что по телу пробегает дрожь от страха, что он остался совсем один — тот, кто был ему дорог — предал, тот, кто поддерживал — бросил. Остальные — лишь серая масса людей, которые внезапно перестали иметь для него лицо. Почему Пак пытается вспомнить их и не может отобразить в памяти? Гнев окутывает воспаленный разум, а обида душит все самое светлое, что когда-то родилось внутри. Теперь он сам за себя, ему нужно выживать любой ценой, и только от него самого зависит будущее. А здесь его нет.       Чонгук, а теперь и Джин — слишком много всего за один день. Чимин вспоминает довольного Тэхена и его округлый выступающий живот. Завидно. Он даже в первую течку после сцепки с альфой не смог забеременеть, словно небеса наказывают его за что-то. Его Величество невзначай смотрит на свой идеально плоский животик и натягивает платье ханбока, пытаясь найти хоть одну причину, чтобы остаться, но нет. Он так и не зачал ребенка от короля, как ни старался. Ничтожество! Чимин начинает ненавидеть себя и свое глупое бесполезное тело. Даже здесь он проиграл кисэн, что оказался плодовитее его.       Королевская кровь! Он кичился ей, а кому она оказалась нужна, что подвела его в такой важный момент. Отец в нем разочарован, Юнги омега оказался не нужен, Чонгук использовал его, как средство для достижения цели — где еще он не отдал себя в жертву? Чимин злится, но мыслей о смерти у него нет. Он уже пробовал — не его это. Остается только жить дальше, но как же это мерзко и противно — каждый день встречать рассвет и засыпать с мыслью о том, что ты просто использованный омега. Пак вытаскивает шкатулку с драгоценностями и крепит в прическу как можно больше самых дорогих заколок, а на руку — браслеты и кольца. Корону он кладет на кровать, туда же — ожерелье с драконом. Оно жжет ему грудь хуже каленого железа, оставляя шрамы. Чимин переодевается в теплые вещи и оставляет в покоях записку:       «Моя любовь и доверие превратились в твое предательство. Когда я только начал жить, ты нашел способ меня уничтожить. Я вырву с корнем эту любовь, а ее плоды никогда не вырастут во мне. Искренне надеюсь, что ты вернешься живым и невредимым, чтобы получить боль от этих слов, какую я получил от тебя. Прощай и не ищи меня никогда»       Омега накидывает плащ и выводит из стойла лошадь. Пока Чонгука нет, у него вся полнота власти и сейчас он беспрепятственно выезжает за пределы дворца, устремляя взгляд на восток. На северо-западе монголы, соваться в Пакче и просить защиты у Хосока бесполезно — тот сразу же вернет его в Силлу. Ехать в Корё к Юнги и отцу боязно, а оттого Чимин сразу отметает эту идею. Соседи на востоке — единственные, к кому он может обратиться за временным убежищем, а уже потом решит, как поступить дальше.       Лошадь увозит Чимина из дворца, минуя границы королевства Силла. Возвращаться туда, где его предали, слишком больно, но Чимин все же останавливает гнедую и оборачивается на еле виднеющиеся селения. Он смахивает непрошенную слезу, а комок в горле все же заставляет его разрыдаться. Покидая место, где случились его лучшие моменты в жизни, он совершенно точно знает — больше такого не будет никогда.