Illecebra. Соблазн

      Приехав во дворец королевства Силлы, Чонгук немедленно пошел в тронный зал. В саду он встретил Тэхена, коротавшего время, изучая лечебные цветы. Они росли в отдельной части сада, и только королевский лекарь Линь, родом из Китая, следил за растениями и собирал те, из которых делал разные снадобья. С недавнего времени они с Тэ подружились, и теперь омега тоже пристрастился к врачеванию. Сам он мало что понимал, поэтому считал себя больше лекарем духовным, исцеляя души то Чонгука, то Хосока — кому больше понадобится.       Чонгук устал и вымотался за эти дни, но мимо Тэхена пройти просто не мог. Он стоял спиной и не видел короля, а тот подкрался на цыпочках, совсем бесшумно. Чонгук схватил Тэхена за талию и резко притянул к себе. Омега не успел испугаться, как вмиг оказался в крепких руках короля, который по-хозяйски расположил одну на животе, а вторую чуть ниже. Сомнений в том, что это Чонгук не оставалось — от альфы еще резче повеяло дымом и кровью. На Тэхена этот запах всегда оказывал магическое действие, заставляя просто таять в руках альфы до потери сознания. Вот и сейчас ноги у него подкосились и, наверное, он бы упал, если бы Гук не развернул его к себе и не прижал крепко, впиваясь в эти желанные губы.       Сколько раз за неделю отсутствия он бредил Тэхеном — не сосчитать, и сегодняшней ночью он его ни за что не уступит Хосоку. Тэхен простонал в поцелуй, обнимая Чонгука за шею — он тоже ждал и тоже скучал по этому обворожительному красавцу-альфе, чьи волосы пропахли кострами, а запах крови настолько опасен, что другие до обморока боялись короля, но не Тэхен. В руках Тэхена Чонгук такой ласковый и любящий, что омега мысленно проклинал те дни, когда государь отсутствовал в походах. Нехотя отрываясь от омеги, Чонгук посмотрел тому в глаза и последним поцелуем с укусом велел готовиться к сегодняшней ночи, шепнув, что он крайне голоден…       В тронном зале было убийственно тихо. Чонгук отбросил накидку и уселся в позолоченное кресло. Сбоку по двум сторонам находились вырезанные фигурки драконов и складывалось впечатление, что мифические существа сидели у него на плечах. Гук положил перед собой меч, устало потирая руку. Скольких людей ему пришлось убить, чтобы достать короля Тэджона, и все тщетно! В этот раз он сбежал в Корё, но спрятаться ему не удастся. Чонгук улыбнулся и повыше подтянул длинные волосы, связанные в хвост. Тэхен их немного растрепал, но его любимой кисэн позволено многое, а это — сущие мелочи.       Чонгук сидел на троне почти недвижимо, вытянув ноги вперед и положив одну на другую. Края его сапог изрядно запылились, и это не удивительно — он столько дней ехал под палящим солнцем, а после сожжения Йесона ему до сих пор чудились пожарища и крики тех, кто сгорел заживо в закрытых домах. Да, его месть страшна, но и она не оставила того удовлетворения, которого он ждал. Казалось, еще вчера он упивался пожарищем, но сегодня понял, что только один человек может утолить его жажду отмщения. Пак Тэджон отнял у него отца, а Гук у того — сына.       Раздумья Чонгука прервали стражники, втащившие в тронный зал человека с завязанными руками, кляпом во рту и повязкой на глазах.       — Развяжите его, — Чонгук поднял руку и дал воинам знак действовать. — Сначала повязку с глаз.       Стоящий на коленях Чимин только и мотнул головой. Он не видел, с какой стороны к нему подойдут, но омеге становились крайне неприятны любые чужие касания. Тем не менее, его потуги просто смешны — стоя на коленях с завязанными руками и кляпом во рту он мало как мог представлять опасность. Пустая бравада — да и только!       Стражник грубовато толкнул Чимина в плечо, чтобы тот перестал крутить головой, и снял с него повязку. От резкого света сотен свечей, отблескивающих от непозволительно роскошного золотого тронного зала, у Чимина зарябило в глазах и закружилась голова. Он покачнулся в сторону, но второй стражник пнул его в бок сапогом, заставив выровняться.       Через блики и яркие пятна, что рябили перед глазами, Чимин увидел человека, который ворвался в их дом и забрал его от Юнги. Человека, который убил его мать, заставив Пака покинуть родное королевство, и увез его силой непонятно куда. При одном воспоминании о матери и любимом у Чимина появилась невиданная смелость. Даже если Дахи не вернуть, то Юнги придет, он не оставит его и обязательно спасет. Чимин поднял голову и дерзко посмотрел вперед. Чонгук же сощурился в ответ, рассматривая омегу:       — Что ты смотришь на меня, выродок? Как ты смеешь вообще поднимать глаза, вражье отродье?       Чимин мотнул головой, пытаясь выплюнуть кляп изо рта.       — Поговорить хочешь? — Чонгук дал приказ, и стражники убрали кляп.       Чимин резко откашлялся, пытаясь утереть слюну об плечо. Даже сейчас он, стоя на коленях, не хотел выглядеть жалким и побежденным.       — Я — наследный принц королевства Пакче! Как ты смеешь, подлец, держать меня силой. Ты хуже варвара!       — Ах вот как ты заговорил? — Чонгук вышел из себя за доли секунды. — Я напомню тебе, что я — король Силлы, а ты на моей земле — пленник. Ты знаешь, почему я стал королем? Потому, что мой отец убит правителем Пакче. Твой отец — убийца, и я отомщу за все, что он сделал!       — Подонок! — Чимин не собирался сдаваться, но сзади ощутил резкий удар сапога по спине и упал навзничь, разбив губы в кровь об ступеньку, ведущую к трону короля. — Ты ведешь себя, как дикарь! — не унимался он.       — Ты можешь меня называть, как хочешь, — посмеивался Чонгук, — но этим ты не спасешь свою шкуру, которую я хочу обменять на голову Пак Тэджона. Уведите его!       — Что прикажете делать с ним, Ваше Величество?       — В комнату пыток.       — Слушаюсь!       Стражники подхватили омегу под руки и поволокли за собой. Как ни странно, он не упирался, но и не пытался облегчить свою участь, только ненавидящим взглядом посмотрел на Чонгука, растирая кровь по лицу.       Пыточная комната, куда кинули Чимина, представляла собой небольшой подвал три на три, где умещалось несколько заключенных, но Чимин был один. «Это что, королевская привилегия?», подумал Пак, но тут же осекся. Он начал рассматривать все вокруг себя и понемногу приходил в ужас. Здесь находились самые изощренные орудия, которыми пытали не только в Силле, но и в Японии, и в Китае. В Корё и Пакче Чимин подобного не видел. Лавки в комнате не было, и ему пришлось устроиться в углу подальше от этих ужасных предметов.       Часть из них Чимин угадывал без особой трудности. Вот плеть из девяти прядей, на конце каждой из которых прикреплен металлический стержень. Наследный принц поежился, когда представил, какие раны наносит эта плеть. Жутковато. Чуть подальше стояло приспособление для дробления костей — о таком он слышал от Юнги, когда тот рассказывал о походах в китайские земли. О небеса, неужели здесь такое используют?! Чимин поднял глаза вверх и увидел кандалы и фалаку. Фалака была и в Пакче, ее использовали для битья воров по ногам. Неприятное зрелище, он лишь однажды такое наблюдал, б-р-р!       Сколько он просидел так — омега не помнил, но через некоторое время ему принесли воды и немного риса. К еде он не притронулся, а водой и хотел умыться, да руки были связаны. Да, отличная возможность поесть и попить! Чимин пытался вымыть лицо от крови, тыкаясь в миску с водой, но ничего не получалось — без рук он был совсем беспомощен.        В маленьком окошке, через которое проникал свет, совсем стемнело. От всех переживаний за последние дни омега невероятно устал. Прислонившись к стене спиной и откинув голову, он попытался заснуть. Когда Юнги придет его спасать, он не должен стать обузой, нужно сохранить силы, чтобы иметь возможность бежать. Чимин прокручивал в голове варианты побега и думал только об одном — быстрее бы увидеть Юнги. Он обязательно что-то придумает.       Мысли о любимом альфе нарушил лязг двери, и в нее вошел стражник. Чимин, сморенный сном, едва открыл глаза.       — Не велено! — крикнул на него стражник и пнул в бок палкой.       — Что не велено? — Чимин не понимал, что может быть не велено наследному принцу, оказавшемуся в грязной камере со связанными руками. Дышать? Смотреть? Жить?       — Спать не велено, — буркнул охранник и поднял Чимина на ноги.       Омега еле стоял от усталости, но держался из последних сил. Его воле мог позавидовать любой альфа, а взгляд, которым он посмотрел на стражника, заставил того отвернуться. Стражник молча делал свое дело, а Чимин наблюдал — он проверил крепость веревки на его руках и связал ноги вместе так, что ступить ни шагу было нельзя. Тонкие щиколотки Чимина сразу натерлись грубой веревкой, и как только он пытался пошевелиться, сено на полу неприятно закололо в ноги, поэтому омега старался стоять на одном месте. Впрочем, уже через пару минут у него это отлично получилось — стражник приковал его к стене широким ремнем, похожим на ошейник, и ушел.       За мгновение до Чимина дошел смысл этого наказания — широкий ремень удерживал его за шею, и омега не мог даже присесть. Как только он это делал, ошейник стягивал горло, словно удавкой, перекрывая доступ кислорода. Что ж, значит ему придется всю ночь стоять. Сон неумолимо окутывал тело, но спать омега себе не позволял, иначе его ждала верная смерть. Если он заснет, отключится, то сам затянет удавку на шее. Да, таких изощренных пыток Пак еще не видел.       Омега пытался вспомнить стихи, что учил с покойной Дахи, но воспоминания об убитой матери только провоцировали истерику. Чимин изо всех сил пытался выжить неприятностям назло и назло этому демону, что ворвался в его жизнь. Омега считал от одного до ста и обратно, но на третьем заходе словил себя на мысли, что сбивался со счета, а это значило одно — он засыпал.       Чимина охватила паника. Казалось, у него включились все защитные резервы для психики, но сейчас было выше его сил знать, что ты можешь умереть и находишься на шаг от смерти. Такого не пожелать и врагу. Нет, пожелать! Чонгуку он бы пожелал именно такого. Чимин силился из последнего, а еще у него дико начали болеть ноги. Лучше не придумать: его руки и ноги связаны, а шея зафиксирована — по сути, он живой труп! Сколько ему еще осталось?       Он думал, что простоял так совсем недолго, от силы — пару часов, а впереди еще вся ночь и не факт, что его к утру развяжут. Слезы катились градом, но Чимин пытался взять себя в руки, хотя кому он врал — он совершенно не мог этого сделать. Губы дрожали, а соленые капли катились по щекам, оставляя липкие противные дорожки. Из раны, полученной утром, вновь сочилась кровь, и ее вкус он чувствовал на языке, которым облизывал пересохшие губы. Бормотать молитву небесам не вариант — сейчас омега не верил ни в кого, кроме своего альфы, поэтому он на всю камеру крикнул: «Юнги-и!», только бы не заснуть.       Утро пришло неожиданно — Пак настолько отупел и потерял счет времени, что рассвет, забрезживший в окошке, он принял за галлюцинации. Наверное, у него уже не осталось сил, и он медленно умирал, если видел солнце, а должен видеть тьму. Ведь эта ночь тянулась бесконечно, он простоял так и час, и другой…       Переминаясь на ногах и вставая на цыпочки, Чимин попытался немного ожить. Мышцы ног, что всю ночь не просто были в одном положении, а испытывали нагрузку тела, дико болели. Острая боль пронизывала его от самых стоп до бедренных костей — ноги, связанные веревками, отекли и распухли, пошевелить ими практически нереально, а веревка неприятно впивалась в кожу. О руках омега не вспоминал — он их не чувствовал вообще, ведь почти сутки был связан. От недосыпания и вынужденного положения голова разболелась, как никогда. Чимин пытался не думать о боли в висках, но к ней подключилась боль в затылке, и омега просил об одном — умереть. Ему казалось, Чонгук достиг своего. Ему не нужен Юнги, не нужен отец, бежавший в Корё, не нужны высшие силы, которые чудом могли его спасти — ему нужна смерть.       Наверное, это высшая форма отчаяния, когда человек ждал смерть. Чимин не понимал, за какие грехи наказан, но точно знал, что избавить от кары его могла только смерть. Он способен отказаться от всего, поскольку боль терпеть уже не было сил, и королевская кровь, которая по словам доктора Джана обладала удивительными свойствами, на самом деле такая же обычная, что текла в жилах каждого человека — короля или простолюдина.       Вот и сейчас Чимин такой, как все. И он совершенно был спокоен в своем безумстве и готов к тому, чтобы умереть. На пробу Чимин согнул ноги — о небеса, эта мучительная боль заставляла чувствовать себя живым, но нет… Он больше не мог. Чимин согнул ноги еще чуть-чуть и твердый ошейник впился в горло — одно неверное движение и, если он упадет, то сразу решит все свои проблемы за один раз.       — Юнги, прости меня… — Чимин шептал пересохшими губами и выдал эти слова воспаленным разумом. Еще несколько часов назад он ждал любимого, что заберет его отсюда, а теперь готов сдаться, сделать ему больно, но по-другому уже не мог. — Прости меня, любимый…       Омега последний раз выпрямился, чтобы встать в полный рост, а потом уйти из этой жизни. Если уж он стал пленником, то его смерть станет лучшим выходом для всех. Из-за него не развяжут войну, Юнги не придется подвергать себя опасности, отец легко переживет этот позор, пока его не обесчестили… По спине пробежал холодок — а ведь правда, как он раньше до такого не додумался.        В мыслях Чимин уже простился со всеми и покаялся, как услышал лязг двери — снаружи открывали замок. Стражник отворил дверь и просунул голову, увидев омегу.       — Заходите, пожалуйста, Ваше Величество!       В пыточную комнату зашел Чонгук. Он выглядел на удивление бодро, хотя за окном только лишь светало. Альфа окинул Чимина взглядом и приподнял его лицо за подбородок.       — А в тебе действительно течет королевская кровь. Другой бы уже давно сдох здесь. Что ты, что Тэджон — упертые счастливчики, — ядовито выплюнул Чонгук. — Ничего, сегодня тебе не придется больше стоять здесь. Ты знаешь, чего ты ждал? Я думаю, ты предпочел бы умереть, но я тебе не дам. Это слишком просто. Вчера по всему королевству были развешены объявления об убийстве любимого короля Чона, а сегодня народ Силлы уже жаждет увидеть тебя. Посмотрим, захочешь ли ты остаться живым. Уведите его!       Чимина вытолкнули из камеры, но он особо не обрадовался. Лучше бы он действительно умер, чем предстанет сейчас перед разъяренной толпой. У омеги уже ноги не слушались, но охранник больно толкал Пака в спину, не желая терять ни минуты. Несколько раз Чимин падал, но поднимался снова — негоже наследному принцу Пакче проявлять свои слабости. В какой-то момент омеге показалось, что он сошел с ума. Какой принц? Какое королевство Пакче? Его волокут, как вора, каторжника или убийцу на эшафот. О какой королевской чести может идти речь, если банально ноги отказывались идти?       В дворцовом комплексе, возле тюрьмы, уже стояла повозка, ожидающая омегу. Не развязывая рук и ног, его просто столкнули в телегу, об борт которой он сильно ударился плечом. Резкая боль прострелила руку, но Чимин держался. И вот в один момент он понял, что он совершенно не принц, и не наследник голубых кровей, он — человек. Да кто вообще говорил о величии королевской семьи, если у него также болят ноги, руки, как у простого крестьянина, что пахал землю. Кто все эти люди, что внушали ему с детства исключительность власти и ее значение? Почему сейчас он, несмотря на статус королевской особы, страдал от обычной боли и не мог защитить себя? Зачем корона, власть, трон и весь этот фарс? Что творится во дворце, если Пак Чимин, сын короля Тэджона, наследный принц королевства Пакче, лежал в грязной повозке под палящим солнцем и не мог за себя постоять? За что он платил такую высокую цену?        Через какое-то время, он даже не мог сказать, сколько минут или часов прошло, они достигли центральной площади. Здесь стоял из бревен сколочен помост, в центре которого возвышался столб. На улице палила жара, но рядом не нашлось никакого укрытия. Чимина выволокли в центр помоста и приковали к столбу. Руки связали и подняли вверх, и под солнцем омега уже вообще не соображал от усталости, что происходило, только видел с помоста вереницу людей, тянувшуюся по дорогам, что сходились к площади. Их было много, и они были разные, но все неизменно перешептывались между собой и тыкали пальцами вперед — на него, наследного принца Пакче.       Стражник, что стоял рядом, не произнес ни слова, наблюдая за тем, чтобы Чимин оставался в сознании — это условие короля Силлы. Люди, подошедшие к Чимину, разглядывали его, как диковинного зверя во дворце богача. Конечно, не каждый день в центре города на площади можно увидеть принца. Воров, убийц, хулиганов — сколько угодно, но коронованной особы не было ни разу. На Чимина вылили кадку холодной воды, чтобы он не засыпал. Бессонные ночи на ногах выбили из него последние силы, а желание умереть только увеличилось! О небеса, какой позор!       Люди стали собираться вокруг в несколько рядов. Площадь почти заполнилась за пару десятков минут, видно, жители заранее собрались на это мероприятие. На помост вышел чиновник из министерства исполнения наказаний и зачитал приказ. Привязанный к столбу — Пак Чимин, сообщено толпе. Он — наследный принц соседнего королевства Пакче, его отец — убийца их короля, поэтому он обязательно должен понести наказание, чтобы заставить его прийти с повинной и признаться. С наследным принцем можно делать все, что угодно, он уже не займет трон.       Толпа под общий гул закричала и начала хвалить короля Силлы Чонгука — наконец-то они смогут отомстить за своего государя Чон Джисона. Оголтелая толпа — то, на что рассчитывал Чонгук. Мало кто вообще вслушивался в слова чиновника, людям достаточно было услышать имя Пак Чимина, после чего все остальное уже не имело значения. Особа из Пакче априори вызывала дичайшую ненависть, а желание отомстить Чонгук в народе справедливо взращивал несколько месяцев. Его целью было уничтожить наследника, унизить, а потом, если выживет, выдать Тэджону. Или не выдать — здесь Чонгук еще не определился, стоя в толпе стражников в самом конце и смотря издалека на омегу. Чтобы не быть замеченным, лицо Чонгук закрыл платком, а королевскую одежду сменил на одеяние стражников. Альфа внимательно наблюдал за тем, что происходило в центре площади.       — Это что, правда наследник Пакче, чей король убил нашего правителя? — раздалось из толпы.       — Непохоже, тощий он какой-то, на бродягу больше смахивает, — кричали голосу наперекор.       — А мы же не видели принца Пакче, может это он и есть — откуда нам знать?       — Мы доверяем королю Чонгуку, он точно знает! — крики становились интенсивнее, и толпа одобрительно заулюлюкала.       — Это он! Это он! — пришедшие хаотично раззадорились в предвкушении действа.       Первые ряды без стеснения показывали пальцем на Чимина, который в одежде чувствовал себя совсем голым и беззащитным. Пак затуманенным взглядом обвел толпу и только пытался облизать сухие губы. Инстинкты обострились до предела, очень хотелось пить и умереть, причем он не мог понять, какое желание перевешивало и что бы он выбрал.       Мысли ушли на второй план, потому что в ногу больно ударился камень. Его поднял разъяренный альфа из толпы, который вспомнил, как король Силлы пару лет назад со своим войском останавливался в небольшой деревушке у них и дал в помощь своего лекаря для беременного омеги, что не мог разродиться.       — Король был добрым! — второй камень попал принцу в область живота, но в ногу было больнее, как раз по щиколотке, зараза.       — А еще он каждый год помогал нам в неурожай, — еще один крик из толпы был подхвачен общим гулом бедняков, которые и вправду любили своего короля.       — А мой сын стал военачальником в королевской армии, — гордый отец взял камень и направился в сторону помоста, но промахнулся.       — Король любил своих граждан!       Чимин запрокинул голову назад, поднимая подбородок, чтобы камни не попали в лицо. Все остальные раны заживут и затянутся, но станет ли Юнги его любить, если в Силле он утратит свою красоту. Чимин пытался не думать о том, что стоял перед разъяренной толпой из нескольких сотен человек. Он смотрел на палящее солнце и произнес только: «Воды!», как его сознание отключилось, и омега упал в обморок.       Стражник, что стоял рядом, окатил его ведром холодной воды, но тело Чимина так и оставалось безжизненным, подвешенным за руки к столбу. Пленник, который не подавал признаков жизни, быстро наскучил толпе, но в него все еще продолжали лететь камни, щепки и все, что люди находили под ногами.       — Поехали, здесь становится скучно, — кинул Чонгук своим сопровождающим и удалился во дворец.       Почему-то увиденное не принесло ему облегчения — то ли от того, что омега быстро отключился, то ли от осознания неправильности своих действий. Пак стойко терпел и ни разу не попросил пощады — поистине в Пакче воспитали достойного наследного принца.       Через пару часов Чимина привезли во дворец и бросили в ту же камеру пыток. Он очнулся ближе к вечеру, когда в маленьком окошке начало сереть — садилось солнце. За окном ни звука, только слышался шорох в траве, устеленной на полу. Измученный наследный принц не понимал, почему не умер, и что еще нужно сделать для того, чтобы скорее увидеться на небесах с королевой Дахи.       Чимин с трудом сел, подтянув к себе ноги. По всему телу ощущалась боль, ханбок стал грязный, местами порвался. Хорошо, что нижнее платье спасало его положение. Он посмотрел на ноги, что болели больше всего, и увидел ужасную картину — острыми камнями ему содрали кожу чуть ли не до костей. Кровоподтеки остались на икрах, на бедрах. Чимин осмотрел руки, но увидел лишь синяки от веревок — видимо, когда он потерял сознание, тело не торопились снимать.       Рассеяно омега потер запястье и с ужасом вспомнил про лицо. Он ощупал себя, но кроме разбитой губы больше ничего не болело. За дверью раздался металлический скрежет замка, и в подвал зашел стражник — он снова принёс воду и рис. Поставив миски, мужчина собрался уйти, но Чимин схватил его за полы военного плаща.       — Я хочу поговорить с королем, — он еле выговаривал слова сухими потрескавшимися губами.       Солдат внимательно посмотрел на него и ничего не сказал. Первое время стражник даже подумал, что узник сошел с ума — в таком виде ему только в королевские палаты идти, как же, но он все равно доложил своему начальнику о просьбе наследного принца.       — И что мне делать? — потирал руки тот, немного нервничая. — Я не хочу попасть под горячую руку Его Величества. Был бы Намджун, он бы доложил, — старший дозорный лишь рассуждал, но помочь ничем не мог. Не каждый военный вхож во дворец и покои короля, а лучше Намджуна кандидатуры не найти.       — Верно говоришь. А где он запропастился? Я его последние три дня и вовсе не видел.       — Говорят, после нападения на Пакче, он уехал по важному заданию. Может сегодня вернется?       — А если нет? Эх, все равно придется идти к его величеству. О небеса, спасите меня!       Охранник спустился в подвал сторожить Чимина, а старший стражник незамедлительно отправился в тронный зал. Министры уже покинули зал, и солдат вошел, низко склонив голову.       — Ваше Величество! Разрешите войти!       — Заходи, — громкий голос издалека привел его в чувство. Альфа поднял глаза и увидел братьев Чон, сидящих за столиком с чаем.       — Узник, Ваше Величество…       — Что с ним? — очень недовольно прервал стражника Чонгук. — Неужели отправился к праотцам?       — Нет, хочет с вами встретиться, Ваше Величество!       — Хм, чего у него больше, Хосок, глупости или смелости?       — Видимо поровну, если он еще не понял, что ты не намерен с ним церемониться.       — Что ж, вот и проверим. Приведите его сюда сейчас же!       — Слушаюсь, Ваше Величество!       Чимина буквально втолкнули в тронный зал, где он грохнулся на колени. Пока омегу волокли, было еще ничего, но стоять на израненных ногах Чимину стало просто невыносимо. Даже несмотря на то, что Пак упал перед королем Силлы на колени, у него гордости — всем хватит!       Чимин сзади потер руки и поднял на Чонгука усталый взгляд. В нем собралось все — боль, ненависть, раздражение, только вот мольбы о прощении там не было, и Чонгука это злило больше всего. Ему бы сейчас ползать у государевых ног, целовать запыленные сапоги, заходиться рыданиями в приступах попеременно с кашлем до рвоты, но нет — в этом наследном принце не было ничего, что могло заставить его пожалеть или просить прощения за грехи его отца.       Изодранные щиколотки омега прятал под полы ханбока, руки с синяками скрестил за спиной, а лицо умыл водой, что ему приносили в подвал для питья. Он не делал ровно ничего, чтобы вызвать жалость.       И Чонгук бы это понял, если бы не видел состояние Чимина, которого тронь — и он свалится замертво. Бессонная ночь и весь день под палящим солнцем и ненавидящими криками толпы — что ещё нужно для того, чтобы попросить прощения. Для него, как для наследного принца, привыкшего жить в роскоши, это все — явный перебор. Чонгук и не таких ломал, поэтому знал. Но что не так с этим омегой — понять не мог.       — Ты зачем меня видеть хотел, смертник? — Чонгук четко дал понять Чимину его статус без надежды на изменение. Смертник — значит избавление не за горами, поэтому Чимин мог высказать все, что ему пришло в голову.       — Кто ты такой и почему возомнил, что можешь так обращаться с людьми?       — Я повторяю тебе еще один раз для тупых, я — король Силлы, а ты — сын убийцы моего отца, — у Чона челюсть ходуном ходила от злости, а из глаз сыпались молнии.       — Ты такой же убийца! Ты убил мою мать! — Чимин не давал себя в обиду и говорил все в глаза.       — И потому ты считаешь, что мы квиты? Ты пришел просить прощения? Домой захотелось, под теплый бок принца Юнги? А нужен ты ему? Уже вторые сутки, как о твоей персоне никто не поинтересовался, или ты видишь войска у ворот, что просят выдать тебя? Нет? И я не вижу!       — Подонок, неужели ты настолько самонадеян и думаешь, что я приду просить прощения? Отнюдь, — Чимин улыбнулся, но из треснувшей губы пошла кровь. Он вытер ее рукавом ханбока, только еще больше развозя по лицу.       Чонгук отметил, что такое ему даже понравилось. Чимин на коленях с окровавленным лицом. Где-то внутри перемкнуло, и Гук встал и подошел к Чимину, садясь перед ним на корточки.       — Ты смелый, и я бы даже хотел разговаривать с тобой на равных, — он приподнял Чимину подбородок, но омега не прятался и не отвел взгляд. Ему были крайне неприятны прикосновения этих рук, обагренных кровью его матери, а в глазах до сих пор стояли сцены из дворца и он, царапающий полы покоев, пытаясь отползти от еще не остывшего тела Дахи в луже крови. Тогда Юнги быстро вывел его из комнаты, но из головы воспоминания не убрать, не стереть.       — Но я не могу на равных разговаривать с отродьем из Пакче, — Чонгук закончил предложение и толкнул Чимина.       Омега удержался, лишь пошатнувшись. Он сам у себя спрашивал, откуда столько сил взялось в этом теле, измученном и истерзанном, но по-другому Пак просто не мог. Чимин улыбался немного нагловато и совершенно безумно, как казалось Чонгуку. Мог ли человек в сознании, с нормальной психикой, стоять на коленях перед королем Силлы и проклинать того на чем свет стоит? Безумец!       — Хосок, я был лучшего мнения об омегах Пакче, но они совершенно невоспитанные и грубые.       Хосок, который за все это время и с места не двинулся, заинтересованно созерцал происходящее и не мешал брату. Он редко когда обсуждал и осуждал того решения, а в этом вопросе и вовсе говорить с Чонгуком бесполезно — месть полностью застлала его глаза, и он не замечал очевидного. Лично для Хосока важнее было достать Пак Тэджона и заставить того поплатиться жизнью за смерть их отца, но, если уж этот омега оказался в клетке Чонгука, то живым ему не выбраться. Поэтому, наблюдая за представлением, брат лишь улыбнулся и кивнул в знак согласия. Пытки — не его конек, ему и смотреть-то на это противно, но субординация требовала его присутствия.       — Ты, тварь, поплатишься за все, что сделал! В тебе нет ничего человеческого, если опустился до мести — это так низко и подло, что ты не достоин носить титул короля Силлы, — Чимин перед смертью хотел выпалить всего и побольше, чтобы стереть эту ухмылку с лица, но внезапно понял, что грозился приблизить свою кончину гораздо быстрее.       Альфа взял его за плечи и поставил на ноги, но Чимин, не выдержав боли, и упал на пол к ногам Чонгука, лицом оказавшись аккурат перед его сапогами.       — Тебе здесь и место! Я стал королем не по своей воле, а стараниями Тэджона, который подло напал на наш отряд, затаившись в лесу. Он убил моего отца в нечестном бою, он — трус, а ты — сын труса и такой же подлец, если смеешь мне говорить о мести. Да, я доберусь до всей вашей семейки и вырежу всех, кто только встанет у меня на пути. Я буду мстить и не смогу спать спокойно, пока последний из вас не будет лежать в земле и кормить червей.       — Я больше ничего не скажу, но знай, что тебе никогда не победить Пакче. За мной придут из Корё, а ты так и останешься здесь, сжигаемый злостью и ненавистью, и не будет дня, чтобы тебе не было стыдно за то, что ты сделал. Я понял, что твоего отца любили. Будут ли жители королевства любить тебя также или станут рассказывать своим детям, что их король — самодур и тиран?       Чимин никогда не знал, что ненавистью можно дышать. Оказывается, она так же материальна, как и воздух. Набирать полную грудь и выдыхать ее отравляющими частицами, чтобы окончательно самому не пропасть в ней, не сгнить, не испортиться.       — Все, хватит, надоел мне этот цирк. Отдать его солдатам!       Стражник, что стоял рядом, в недоумении посмотрел на Чонгука. Он чего-то не расслышал или слух подводит?       — Ты меня не понял?! — заорал Чонгук.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — запинающимся голосом сказал стражник и поволок Чимина к выходу.       Казалось, омеге было уже все равно и он не издавал ни звука. Может быть он не понял, что его ждет? Чонгук объяснит и лично проверит, исполняется ли наказание, и пусть даже после этого он умрет, только бы больше не смотрел в душу своими янтарными глазами.       — Ты настолько сильно хочешь его наказать? — голос Хосока звучал слегка отстраненно, словно из другого измерения.       Чонгук удивленно поднял на брата глаза.       — Я хочу его уничтожить и сделаю так со всем королевским отродьем из Пакче. Он перешел все границы!       — А ты рассчитывал, он будет просить о помиловании? — Хосок с искусственно создаваемым интересом рассматривал обычную белую чашку.       — А ты думал нет? Посмотри на него — кожа да кости, он больше на бездомного похож, весь израненный и побитый, да еще головой тронулся, если не желает просить пощады. Я думал, это будет быстрее, но ничего — после отряда стражников он приползет на коленях, если конечно еще сможет это сделать.       — Он просто оказался крепче, чем ты предполагал. Чонгук, признай, руководить государством не так просто.       — Не просто…       — Вот поэтому я и не хотел занимать это место. Ошибку совершить очень легко, а жить с этим нужно до конца жизни.       — Ты о чем, брат? Считаешь, его нужно отпустить?       — Считаю, что только ты сможешь справиться с тем, что уготовано королю Силлы, — Хосок подошел к Чонгуку и похлопал того по спине, зародив зерно сомнения. Правильно ли он поступает? Чем продиктовано его решение? Это ли месть, что должна облегчить душу, или грех, за который он будет расплачиваться? Гук всегда прислушивался к словам брата, ведь именно он говорил то, что не скажут другие, боясь попасть в немилость короля. Он и Намджун.       Дверь в тронный зал с грохотом открылась, и в помещение влетел разъяренный Намджун. Часовые аккуратно заперли створки снаружи, охраняя королевский покой и не мешая переговорам. Встречи короля с Намджуном в последнее время все чаще проходили при закрытых дверях.       — Что ты творишь? Ты с ума сошел, Ваше Величество?! — Намджун, несмотря на крик, не забыл подчеркнуть статус Чонгука, зная, как тому важно сохранить положительный образ короля. — Одумайся, Гук!       — Ты о чем? — Чонгук оставался холоден, но вежлив. — Ты привез новости из Корё?       — Привез, но так ли сейчас важно то, что трусливый Пак прячется у Минов? Что ты задумал?       — Я спрашиваю, о чем ты? — Чонгук тянул время, не желая обсуждать свое решение. Он прекрасно понимал, что взбесило министра военного ведомства.       — Я был в казарме. Тебе мало этого? Как ты можешь себя вести, словно варвар. Ты сейчас ничем не отличаешься от монголов, которых сам же ненавидишь. Он — наследный принц! Ты не можешь так поступать!       — Напомни мне еще раз, почему я не могу отнять у Пак Тэджона то, что ему дорого? Или не мой отец лежит на холме горы Намчхосан? Не ты ли был со мной на похоронах и оплакивал его тело? Ты помнишь, как люди в траурных одеждах встречали нас по дороге во дворец? Как они рыдали по своему любимому королю? Ты забыл, Намджун!       — Нет, я все отлично помню, но я также помню и короля Силлы, который никогда бы не сделал того, что делаешь ты. Ты ослеплен своей ненавистью к мальчишке, что стал разменной монетой между тобой и Тэджоном. Он не доживет и до утра, если ты не отменишь свой приказ. Кому ты мстишь? Он же еще ребенок!       — Хочу тебе напомнить, что этого «ребенка» я забрал с собственной свадьбы.       — И поэтому ты считаешь, что можешь распоряжаться им, как тебе вздумается? Он не военный трофей, он — человек, Чонгук. Мне стыдно за то, что я должен говорить тебе такие вещи, но ты разочаровал меня. Я никогда не смогу видеть в тебе короля.       Намджун развернулся и ушел, оставив Чонгука наедине с Хосоком.       — Почему ты молчишь? — он повернулся к брату, который допивал чай.       — Просто смотрю на то, как ты кормишь своих драконов.       — Перестань, ты ведь тоже так думаешь.       — Как Намджун? Да, — Хосок поставил чашку на блюдечко и продолжил. — И ты тоже так думаешь, но боишься признать, что перегибаешь. Чего ты хочешь, Чонгук?       — Это не очевидно?       — Мне — нет. Ты знаешь, что смерть этого мальчишки не принесет тебе облегчения, но настойчиво пытаешься переубедить себя в обратном. Ты отличный воин, Чонгук, и я не жалею, что уступил тебе трон, но сейчас ты проигрываешь самому себе.       Хосок оставил посуду давая знать, что разговор окончен и больше ему сказать нечего. Он повернулся к брату на выходе из тронного зала и кинул через плечо:       — Сегодня вечером Тэхен будет в моих покоях. Приходи, если захочешь.       Он прикрыл дверь зала и оставил Чона наедине со своими мыслями. Стоит ли прислушиваться к тому, что говорят? Хочет ли Чонгук изменить свое решение? Есть ли у него силы на то, чтобы признать свою ошибку?       Он ходил по залу, как загнанный зверь в клетке, и уже готов был реветь от того, что поступал так, как должен, а не так, как… хотел? Он хотел оставить его в живых, снова видеть эту нагловатую ухмылку, этот взгляд до самого нутра, что прожигал костром? Наверное, да, решил альфа и вспомнил наследного принца Пакче на коленях с кровью, размазанной по лицу. Да, он хотел это видеть.       Чонгук направился в казармы стражников, оставшихся сегодня не в дозоре. Именно туда отволокли наследного принца, дабы преподать ему урок. Альфа ускорил шаг, но понимал, что может не успеть. Готов ли он видеть то, что предстанет перед глазами, ведь он творец этих несчастий, что уже настигли принца, а возможно тот уже отправился в мир иной, не выдержав пяти-десяти стражников?       Впереди забрезжил свет казармы, но вокруг было подозрительно тихо. Нет криков омеги, которого насилуют. Для Чонгука это, как минимум, удивительно — Пак настолько железный, что терпит? Да этого не выдержит ни один омега, тем более — коронованная особа, от природы изнеженная и слабая. И Чонгук уже пожалел о своем решении отдать омегу солдатам, как он увидел картину, которую уж точно не ожидал. Что угодно, только не это! Дверь в казарму была приоткрыта, военные собрались в центре помещения, все одеты в форме и ничто не говорило о возможных бесчинствах. В нос не ударил запах секса, и Чонгук понял, что успел, но… в центре комнаты, прямо на полу, свернувшись в клубочек, лежал наследный принц королевства Пакче Пак Чимин и спал.