Illecebra. Соблазн

      Поездка в Силлу окрыляет Чимина. Он раньше мог повертеть пальцем у виска и назвать себя сумасшедшим, если бы кто-то ему сказал, что он будет ехать в Силлу в таком приподнятом настроении, словно на праздник. Последний раз, кажется, ему было так хорошо на собственной свадьбе. С того времени череда событий, которую вспоминать не хочется, приносила только уныние и боль. Сможет ли он избавиться от своего мучителя? Как ему сделать все так, чтобы Чонгук отправился туда же, где и его матушка? Хотя, по мнению Чимина, он не достоин быть с такими людьми рядом даже на том свете. Его мать Пак Дахи и этот убийца! Вот еще!       Чимин проверяет в складках ханбока пузырек с ядом и сжимает его, словно волшебную палочку. Кажется, за один раз он сможет покончить со всеми мучениями. Благословенны пусть будут небеса, что подарили шанс вернуться домой, и Юнги, который ловко придумал, как им снова быть вместе. Наследный принц выглянул из паланкина на границы земель Пакче, остающиеся где-то вдалеке. Зеленеющие рисовые поля покачивались на ветру, будто танцевали известный только им ритуальный танец, а у Чимина осталось в груди щемящее чувство, словно они прощаются с ним, сгибая изящные тонкие стебельки ему вслед. Почудилось… Пак махнул головой и очнулся от неприятных ощущений, холодком пробежавших по спине. Почему прощаются? Он еще не раз будет здесь, причем как хозяин своего королевства, а не как сбежавший пленник, раб, которому его хозяин сделал великую милость.       Хвараны, сопровождавшие паланкин, зыркнули на принца, но ничего не сказали. Король Чон приказал им следить за его безопасностью, но разрешил Паку делать все, что не принесет вреда ему и окружающим. Чимин в ответ на их взгляды только показал язык и задернул шторку. Как же это унизительно быть под присмотром, нет — под присмотром это еще хорошо, под надзором людей короля Силлы! Его сжигает костер злости изнутри, но гасит его только одна мысль — скоро он сможет отомстить за матушку, за короля Мина, за Юнги, за себя, в конце концов. Он вспоминает тот ужасный вечер во дворце, когда Чонгук изнасиловал его на глазах у любимого, и благодарит высшие силы только за одно — альфа смог его простить, и теперь он просто не может его подвести. Отравить Чонгука — это шанс доказать Юнги свою верность.       Чимин снова сжимает пузырек с ядом и думает, что у него навязчивое безумие. Он боится его потерять, разбить, ведь это шанс на спасение. Его шанс. Пака клонит в сон от долгой дороги и размеренного покачивания паланкина, поэтому он прислоняет голову к мягкой стенке, обитой красным бархатом, и закрывает потяжелевшие веки. Ему снятся журавли. Он смотрит на них словно издалека, а птицы его не боятся и подходят к рукам, а омега гладит их по голове, по шее, проводит по мощным белым крыльям с черными отметинами. Птицы гордые, с выпяченной грудью, приподнятым вверх клювом, ровными тонкими лапами, вцепившимися в землю — настоящее благородство.       Чимину во сне кажется, что в его стране все жители — это журавли. Он дотрагивается к одному из них и видит, как его руки превращаются в крылья — на них вырастают такие же белые перья, они появляются буквально на его глазах, а до плеча пробегает дрожь и зуд от прорастающих крыльев. Пак не боится — он осматривает себя, изменения ему очень даже нравятся, и за несколько секунд он превращается в журавля с такой же гордой осанкой и немного надменным взглядом. Он знает себе цену, поэтому поднимает голову в небо и машет крыльями, словно на пробу. Они пушистые, но очень мощные, Пак делает несколько взмахов, подгибает ноги и взлетает. В теле такая легкость, как будто он ничего не весит, а летать и подавно умел с рождения.       Принц смотрит вниз на своих белых собратьев и улыбается, машет им, чтобы показать, что он тоже научился летать. Но в ответных взглядах почему-то только пустота, будто глаза у птиц стеклянные. Они смотрят в одну точку, куда-то Паку за спину, а потом он догадывается почему — над ним нависает тень, и все поле становится серым, а журавли пригибаются, складывают крылья и прячут головы, боятся кого-то. Пак поднимает к небу голову и видит над собой черного дракона со сверкающими желтыми глазами. Они переливаются в свете неба и смотрят прямо на Чимина. Пак забывает, как летать — у него крылья парализовало, он перестал ощущать свои руки и управлять ими, поэтому стремительно летит вниз с огромной высоты. Он точно разобьется, потому что высоко взлетел, как для первого раза.       Он глупый или бесстрашный — это уже не имеет значения, ведь результат один — смерть. Он разобьется об землю, и Пак жмурится, но потом чувствует, что его кто-то подхватывает, вновь поднимая высоко вверх. Пак открывает глаза и видит, что сидит на спине дракона. Он спас его, не дав упасть на землю, но уносит из родных полей, от своей стаи. Последнее, что видит Чимин — это склоненные перед драконом фигуры журавлей, превратившиеся в камень. От страха Чимин ойкает и просыпается, больно ударяясь макушкой об твердое дерево. Ну надо же приснится такое! На лбу выступил пот, а тело бросило в жар, когда Чимин вспомнил о драконе из сна. Это что, Чонгук? Чонгук спасет его, падающего вниз? Ирония? Возможно. Король Силлы готов его растоптать и подбить сам, нежели спасать.       Бред, думает Чимин, ерзая на попе и расправляя полы ханбока. Он спал совсем недолго, да и сном это не назовешь, но больше закрывать глаза не хочется — под веками четко встает образ Чонгука, но уже не в виде дракона. Черные прожигающие глаза в обрамлении густых ресниц смотрят прямо на Чимина и заглядывают в душу. Брови сведены в одну линию, он не злится, но и доброты во взгляде нет. Он ковыряется у Пака там, где закрыто ото всех и нет доступа никому — в совести. Он словно спрашивает, сможет ли Чимин довести до конца задуманное? Хватит ли у него смелости добавить яд? Перед глазами наследного принца взгляд Чонгука становится вдруг теплым и добрым, а на губах появляется улыбка. Не обманешь! Чимин резко открывает глаза, иначе его мираж грозит превратиться в еще худшее сновидение. Нет, не обманешь, Чонгук! Такие монстры просто не должны жить, думает Пак и щипает себя за руку, чтобы больше не спать.       В Силлу они приезжают следующим вечером. Перед городскими воротами неизменно стоят вышколенные стражники, а Чимин хитро улыбается и думает, что когда все будут в трауре готовиться к похоронам короля Чона, то на это место уже прибудет Юнги с войсками. Он непременно, как только принц передаст ему известие, приедет сюда, чтобы освободить любимого омегу. Улыбка на лице Чимина расползается еще больше, когда он с высоко поднятой головой въезжает через городские ворота. Несомненно, его королевскую персону ждут, иначе зачем было отправлять столько охраны вместе с Паком. Он поправляет ханбок, проверяет заколку в волосах, которую захватил из своих шкатулок, и торжествует. Внутри Чимина бушует невидимое сильное море, которое готово через края переливаться из него — настолько он чувствует свою власть и силу над Чонгуком, что прикрывает блаженно глаза в предвкушении скорых перемен. И все они зависят от него. В его маленьких руках жизнь чудовища — только сожми немного ладони крепче на его шее, как он перестанет дышать сию же минуту. Пак, упивающийся своей мощью, выравнивает спину и расправляет затекшие плечи, готовясь встретиться с врагом один на один, глаза в глаза.       Как только паланкин опускают на землю и ему помогают выйти, улыбка Чимина исчезает с лица, словно ее и не было. Все его надежды рухнули в один момент — внутренний двор абсолютно пуст, что огорчило принца до невозможности. Он практически уверился, что Чонгук не упустит возможности поиздеваться над ним и выйдет его встречать — наверняка гонец за пару часов до приезда доложил во дворце, что паланкин с наследным принцем из Пакче уже близко. То есть он никто? Пустое место? Его можно не замечать, как не замечают пыль на сапогах, стряхивая лишь по необходимости? Разочарование от того, что он не продемонстрирует свое безразличие к Чону, резко ударило по его самолюбию, а в душе затаилось непонятное для него чувство обиды.       Хвараны, склонившие головы перед наследным принцем, выпрямились и развернулись прочь. Даже они его бросили, но Чимину внимание охраны и подавно не нужно. Он приподнял полы ханбока и направился в дом кисэн. Где-то раздавался шум и лязг оружия от тренировок солдат, переговаривались люди, с другой стороны дворца сновали работники кухни, а главный евнух нес во дворец одежду для короля или наследного принца. Несмотря на кажущуюся опустошенность в центре дворца, везде кипела жизнь, как и прежде, просто их никто не встречал. Чимин открыл дверь и столкнулся с Тэхеном, выходящим из помещения. Его комната практически не использовалась, но все равно была неприкосновенной.       — Кого я вижу? — с наигранным вниманием к персоне входящего говорит Тэхен. — Поездка домой пошла Вам на пользу, наследный принц. Что ж, отныне вы вернулись туда, где вам и положено быть.       Чимин злится, потому что Тэхен болтает слишком много, и в другой день он бы ответил ему достойно, но в предвкушении борьбы с Чонгуком Пак решает прикусить язык.       — Абсолютно с тобой согласен, Тэхен, — все же не сдерживается и язвит принц. — Именно здесь мне и положено быть.       — Конечно, ты же теперь кисэн в королевском гареме. Только бракованный, — сверкает глазами Тэ, продолжая с интересом испытывать Чимина и переходя на непозволительное «ты». — Ты пленник, которого не призовет король, как бы ты ни старался проникнуть в его покои.       Тэхен грозит ему пальцем с огромным перстнем — подарком Хосока, который стал делать их все чаще.       — Это еще почему? — Чимин не сдерживается, его задевает такое отношение, а в голове все же зреет стройный ряд гадких слов, которые он скажет обидчику.       — Неужели вы не понимаете, Ваше Высочество? — Тэ неестественно удивляется, чем еще больше раздражает Чимина. Этот театр ему осточертел, поэтому он толкает Тэхена вперед и придавливает его к стене, положив руку на шею. В порыве ярости задушить ничего не стоит, но противный кисэн только улыбается.       — Вы мне ничего не сделаете, Ваше Высочество. Это же вы королевских кровей, а не я — я всего лишь кисэн, которого подобрали на городской площади. Скорее наоборот, бояться нужно меня, — Тэхен играет бровями, а хватка Чимина на его шее слабеет. Он действительно не способен причинить кому-то вред, кроме одного человека, чье имя последние сутки не выходит из головы. — Так вот, король Чон никогда не разделит с вами ложе, иначе бы не отослал Вас в Пакче. Об этом весь двор судачит. Кто знает, были ли Вы верны Его Величеству во время отсутствия?       В глазах Чимина загорается дикий огонь. За кого он его принимает?! Да он с Юнги ни разу не сблизился даже будучи уверенным в их свадьбе, а теперь еще и каждая кухарка, и каждый евнух будут думать, что он ездил предаваться любовным утехам в Пакче? Вот же ж поистине драконье логово — ничего святого!       — Да как ты смеешь? — Чимин закипает за доли секунды, уставившись в глаза кисэн. — Я не такой как ты, чтобы спать с одним принцем, а думать о другом!       — Не льсти себе! — шепчет ему на ухо Тэхен. — Я хотя бы с одним сплю, а тебя вышвырнули в Пакче, словно портовую шлюху. Если бы король Чон имел на тебя виды, он бы ни за что не стал портить товар. Твоя задница под угрозой, но ему на это просто плевать, как ты понимаешь. Так что, ты виделся с королем Мином? Насытился минутами счастья так, что теперь тебе и останется вспоминать об этом всю жизнь, только и всего. Ах, нелегка жизнь наследного принца, не так ли? Ну ничего, если король Чон будет снисходителен, ты еще раз можешь поскакать на члене Мин Юнги, а пока довольствуйся малым. Я слышал, среди кисэн есть и те, кто любит таких смазливых омежек, как ты. Присмотрись к Минджу, вы можете скрасить друг другу холодные ночи.       — Ах ты тварь! — Чимин не выдерживает и дает Тэхену звонкую пощечину. Несмотря на то, что он устал с дороги, откуда только и сила появилась в руках, когда он приложился к этому холеному личику, словно кукольному. На щеке Тэхена расцветает красное пятно от маленькой ладошки наследного принца.       — Вы зря это сделали, Ваше Высочество, — Тэхен только улыбается, как сумасшедший, и прикладывает к щеке свою тонкую красивую руку с длинными пальцами.       Отчасти Чимин даже ему завидует — интересно, Тэхен получил такие руки от отца или от матери. Идеальная, в меру загорелая кожа, ровные пальцы с отполированными ногтями, тонкие запястья с соблазнительно выступающими косточками — соперник красив, сказать тут нечего, и порой Чимин удивлялся, как мог такой омега оказаться в захолустной деревушке. Неужели и правда Тэхена подобрали на площади? Почему он насильно пошел сюда? Или по собственной воле? Его мало интересовал любимый наложник Чонов, но в глубине души Чимину хотелось знать побольше о нем.       Тэхен фыркает, а его угроза повисает в воздухе. Конечно , зря, думает Чимин. Не королевское это дело — кисэн воспитывать. Его мать никогда не опускалась до того, чтобы ходить в гарем, а половины наложниц она и вовсе в глаза не видела. Чимин знает, что Тэхен ревнует. Он видел злость в его глазах и слышал, как скрипели зубы. Это ревность и ничего другого, но Чимин не ставит целью провоцировать Тэхена на скандал, хотя чисто по-омежьи он доволен тем, что доводит кисэн до приступов ревности. Раньше у него никогда такого не было, а теперь держать Тэхена на поводке и иногда дергать за ниточки казалось Чимину даже чем-то сродни увеселения, когда становилось совсем скучно. Но для всего нужна подпитка, иначе скоро ни Тэхена он не подразнит, ни с королем Чоном не сблизится. А ему ой как нужно втереться в доверие.       Пак поднимает гордо голову и проскальзывает между Тэхеном и стеной, удаляясь в свою комнату, чтобы спрятать пузырек с ядом. За его спиной слышится резкий стук двери — Тэхен психанул, а они оба остались при своем мнении. Что ж, так тому и быть, подумал Чимин, осматривая свою комнату. Щербинка в полу, которую он старательно расковырял заколкой, стала идеальным укрытием для небольшого сосуда. Здесь его никто не найдет.       Чимин садится на кровать и отряхивает руки от пыли. Закрытый ковром пол не выдает ничего, что бы говорило о тайнике. Осталось только дождаться нужного времени и сделать все, как следует.       — Чимин! — дверь в покои резко открывается, почти без стука, и наследный принц вздрагивает. — Простите, Ваше Высочество!       В дверях стоит Джин, прибежавший сюда, как только ему сообщили новость о возвращении хваранов с паланкином. Несмотря на все опасения, что Чимин не вернется, Джин в душе верил в то, что встретится с мальчишкой снова.       — Вы вернулись, Ваше Высочество! Я так ждал вашего возвращения! — он бросается к Чимину, становится на одно колено и берет маленькие ладошки в свои руки. В глазах Джина неподдельное счастье и от этого Чимину становится теплее на душе. Можно сказать, он даже привязался к нему.       — Хоть кто-то ждал, — буркнул необдуманно Чимин и тут же осекся.       Джин улыбнулся и сделал вид, что пропустил сказанное мимо ушей, хотя глубоко внутри поставил себе еще одну галочку за победу.       — Как король Пак? Как дома? Вы отдохнули в Пакче? — Джин действительно беспокоится и хочет узнать обо всем, что произошло.       — С королем Тэджоном все хорошо, он болел, но сейчас уже здоровье наладилось, — Паку даже немного хочется посудачить с Джином обо всем. — Мне всегда хорошо дома, я люблю свое королевство, поэтому да, мне это пошло на пользу.       — Я боялся… — замялся Джин.       — Что я не вернусь? — Чимин сразу же догадался по потухшим глазам Кима. — Куда уж, если король Чон пригрозил убить всех, кто мне дорог — отца и Юнги. Я не мог не вернуться, Джин.       Сокджин внимательно смотрит на Чимина, но он слишком проницателен, чтобы довольствоваться внешней оболочкой. Наигранная улыбка прячет за собой напряжение, а расслабленная поза словно говорит о высшей степени самоконтроля. Зная, что наследный принц Пакче не из тех, кто сдастся Чонгуку, Ким начинает беспокоится. Здесь что-то не так, иначе омега бы не был так спокоен. Джин ожидал всего — истерики о том, что его забрали из родного дома, проклятий на голову Чонгуку в том, что он убийца и монстр, угроз и неповиновения, но только не этого мнимого смирения. Оно ледяное и будоражащее, а сам Чимин больше похож не на затравленного испуганного омегу, а на зверя, застывшего в прыжке. Непонятно и неприятно, но Джин попробует следить за ситуацией, чтобы все прояснить.       — Расскажи мне лучше о том, что здесь произошло. Где генерал Ким? — Чимин все в тайне надеется, что Чонгука нет во дворце, а Ким уехал с ним, но Джин его печалит своим ответом.       — Генерал Ким занят государственными делами, — Джин отводит взгляд в пол. — Он много времени проводит во дворце на совещаниях с королем Чоном.       — Король во дворце?       — Да, он усердно работает и лишь изредка покидает границы королевства.       Значит Чонгук здесь, жив, здоров и просто проигнорировал его. Тэхен прав? От злости начинают играть челюсти, но Чимин сдерживает себя, чтобы не съязвить.       — Отдыхайте, Ваше Высочество, хорошо поспите, а завтра утром начнется новый день, — Джин гладит его по руке, хотя сам бы сейчас не против, чтобы и его утешили. Иногда омеге военачальника кажется, что его моральных сил просто не хватит утешать всех, но плевать на себя. С момента ссоры с Намджуном они так и не поговорили нормально. Ким уходил рано утром, пока Джин еще спал, а приходил либо поздно ночью, либо вовсе оставался ночевать в казарме. Омега ждал его, всегда оставлял на столе теплый ужин, а по утрам убирал холодный рис, к которому генерал даже не притрагивался. Обида затянулась надолго, и Джин полностью осознавал свою вину, хотя и оправдывал себя тем, что делает все ради мужа.       Сокджин уходит, а Пак снимает ханбок и расчесывает длинные волосы. Они под солнцем родного Пакче немного выцвели и стали еще светлее, а пряди переливались, будто посеребренные. Из дома Чимин захватил цветные нити с дорогими заморскими бусинами, несколько ёнджа с журавлями и цветами сливы, и даже серьги с нефритовыми вставками. Чимин полюбовался своими украшениями и закрыл шкатулку. Он улегся в кровать, но еще долго не мог заснуть — ему все время виделись журавли с родных просторов, которые бередили душу своими образами, а в ушах стояло жалобное курлыканье птиц, зовущих домой.

***

      — Ваше Величество, вы хорошо подумали о своем решении? — десятки глаз министров уставились на короля Чона, который расслабленно сидел на троне и только обводил медленным взглядом присутствующих.       Утром следующего дня во дворце полный переполох от королевских идей, а весь двор только и говорит о том, что грядут большие перемены.       — Я никогда не думал плохо, министр Со, — король улыбается, глядя на перепуганных служащих. — Поэтому можете приступать к выполнению моего указа. Не спешите, делайте все поэтапно и докладывайте мне о результатах.       — Но Ваше Величество, главы семей будут против!       — Что?! — Чонгук сверкнул чернющими глазами, а министр сразу вжал голову в плечи и сотни раз пожелал исчезнуть из этого места. — Чтобы я больше не слышал о том, что вами руководят главы семей. Отныне государственная служба и собственный кошелек не будут зависеть друг от друга. Иначе за это все чиновники поплатятся своими головами. Поверьте, незаменимых людей нет.       — Да, Ваше Величество.       — Можете быть свободны.       — Слушаемся, Ваше Величество.       Понурые чиновники разбрелись по дворцу, чтобы выполнять полученные указания. Реформы, задуманные королем Чонгуком, не нравились никому, но все же остаться в живых намного лучше, чем перечить государю. Начальник королевской канцелярии подает Чонгуку последние свитки, где он ставит печать, а Намджун терпеливо дожидается, пока король Силлы отпустит чиновника.       — Ты тоже сомневаешься? — хитро смотрит на него Чонгук.       — Нет, Ваше Величество, я никогда не сомневался в том, что вы делаете, — Намджун отчасти лжет, но в данном случае он прав. Государственные дела у короля Чона получались отменно, зато отношения с омегами — не очень. — Это серьезный шаг, Чонгук, и, если все получится, как ты думаешь, ты полностью сломаешь старую систему управления в стране.       — Мне надоело балансировать на грани. Ты же знаешь, моя власть хотя и безгранична, но я стал королем в непростое время. Как только отец управлялся с этими династиями?       — Королю Чону было не просто, но даже он не ломал то, на чем стоит наше государство веками. Сильные династии дорожат своим положением в обществе… — Намджун начал объяснять, но его прервал король.       — Да, но отныне все будет по-другому. Я не хочу быть королем-марионеткой, генерал Ким. За время моего недолгого правления я отклонил прошения нескольких княжеских династий о расширении земель. Фактически, я имею уже нескольких врагов, что спрятали оружие за своей спиной. Жить в страхе, как это делают в Пакче, я не хочу. Кстати, о Пакче. Наследный принц вернулся?       — Еще вчера, Ваше Величество, — Намджун не может сдержать улыбки и на его щеках появляются ямочки.       — Ты улыбнулся первый раз за последнюю неделю, — заметил ему Чонгук. — Что-то случилось?       — Не стоит вашего внимания, Ваше Величество.       — И все же, — Чонгук не отстает и проницательно смотрит на Намджуна. За каждым сильным военачальником стоит сильный омега. Если дело в разладе с Джином, то генерал Ким может стать слишком уязвимым, а он хотел поручить ему важное дело.       — Джин скрывал от меня, что пил отвар.       — У него на это есть причины?       — Ага, моя служба. Он считает, что еще не время, но не это самое главное. Он скрыл от меня это, а значит, не доверяет, и это меня беспокоит больше всего.       — Не придавай так много значения этому. Джин любит тебя, генерал Ким, и я даже завидую тебе иногда. Он всегда тебя ждет, а мне так не хочется возвращаться в холодную постель, — Чонгук склонил голову и только улыбается Киму. Он всегда считал их идеальными супругами, в памяти Чонгука такими были его родители и семья Ким — эталон, с которого нужно брать пример.       — Спасибо за совет.       — Теперь о делах — ты должен проконтролировать ситуацию в провинциях. Против реформ будут недовольные и я не хочу, чтобы в Силле вспыхнуло восстание. Займись тем, что обеспечь безопасную жизнь местному населению, а потом я проведу еще одну реформу.       — ? — бровь Намджуна многозначительно поднимается. Ему с лихвой хватит тех изменений, что Чонгук ввел сейчас, о чем он еще говорит — Ким не понимает.       — Личная зависимость народа Силлы — я ее отменю, — Чон вздохнул, словно скинул груз с плеч. — Я долго думал над этим, Намджун. Мы ничем не отличаемся от соседних королевств, пора бы уже перестать жить так, как столетиями раньше. Я хочу сильное государство и только свобода способна дать человеку силу. Но об этом пока еще рано говорить, это только план.       — Чонгук, — заминается генерал Ким. — Это большая ответственность и опасное решение. Ты готов взять на себя это?       — А зачем тогда этой стране нужен король? Проводить церемонии и тратить налоги граждан? Нет, Намджун, это не по мне. Я привык жить в степи, привык воевать, пить воду из ручья, а не из дворцового колодца, ездить по просторам своей страны, пока солнце не сядет за горизонтом, а не полировать внутренний двор чистыми подошвами сапог — с этим прекрасно справляются и чиновники. Я слишком люблю Силлу, чтобы позволить ей быть слабой. Возле нас Империя Цинь, свирепствуют монголы, которые отправились на Запад. Японцы, погрязшие в собственных бойнях, могут поднять голову и захотеть еще больше владений. Жадности человеческой нет предела.       — А Корё и Пакче? Ты их вообще не берешь в расчет?       — Перестань, Ким. Пока наследный принц является заложником, этот козырь в моих руках. Ни Тэджон, ни Юнги не пойдут против меня. Пока они действуют мелко и только руками наследного принца — мне ничего не стоит раскрыть их планы.       — Мне бы твою уверенность, но не будь слишком беспечным, Чонгук. Никогда не знаешь, откуда ждать беды, — Намджун устало трет переносицу и оценивает ситуацию. Все то, о чем говорит Чонгук, правильно, но противостоять богатым династиям будет не так просто. Правду говорят, что бояться нужно своих, а не чужих.       — Это точно, — усмехнулся король Чон. — Но уж не оттуда придет беда, не оттуда. Они не сделают мне ничего, пока слабы и беспомощны.       Намджун разговаривает с королем еще час, обсуждая государственные дела, а потом идет выполнять распоряжения. Ему предстоит поездка в отдаленные провинции, поэтому Джина придется на пару недель оставить. Уезжать с тяжелым сердцем не хочется, а поговорить не позволяет гордость. Джун выходит во внутренний двор и направляется в казармы, но видит вдали в саду две до боли знакомые фигуры — один из них Джин, а второй — Чимин. Они прогуливаются среди зеленых кустарников, о чем-то переговариваются и даже смеются. Чимину удалось поднять Джину настроение, а у Кима сердце сжимается от того, что он не может обнять мужа — стена недоверия выросла за один день, а разрушить он ее не может уже долго.

***

      После той ссоры с Тэхеном Чимин начал присматриваться к Минджу. До появления Тэхена он был фаворитом Хосока и чаще всего посещал его покои, при этом Чонгук развлекался с другими наложниками. По прибытии во дворец Тэхен легко нашел информацию о том, кто его главный противник. Собственно, тогда о соперничестве речь уже не шла — оба брата, как зачарованные, желали только Тэхена, а Минджу отошел в сторону, как и полагалось добропорядочному кисэн. Хорошо, что он живет во дворце, сыт и одет за королевский счет, а остальное не должно его волновать. Только Тэхен быстренько нашел и слабое место Минджу — так, на всякий случай. Он любил омег. Ну не то, чтобы любил — любил себя, любил секс, к регулярности которого его приучил Хосок, а к хорошему, как говорится, быстро привыкают.       Чтоб иметь козыри против Минджу, которого Тэ категорически не хотел подпускать к Хосоку, он стал за ним наблюдать, а в один из дней просто застал его с еще одним гаремным омегой — наложником Сяо, пугливым китайцем, боящимся своей тени. Тот, перепуганный, дрожал под Минджу, который лапал его оголенное тело. Тэхен не стал втягивать Сяо в скандал, он сам жертва, зато с Минджу поговорил по душам, расставив все по местам. С того момента в обмен на молчание соперник ходил тише воды, ниже травы и старался не показываться на глаза Хосоку. Красивый, статный, с черными, как смоль, волосами, Минджу гулял по саду, вышивал, обучался танцам и пению, но больше не появлялся в покоях Хосока, чего и нужно добиться Тэ.       Для Чимина Минджу — самый обычный наложник. Да, немного замкнутый и нелюдимый, но Пак и сам мало с кем общался, поэтому судить ему было трудно. Благодаря тому, что у наследного принца Пакче свои покои, он почти ничего не знал о том, как живут другие кисэн. Знал только, что их комнаты дальше по небольшому коридору, но досугом соседей не интересовался. То, что ему рассказал Тэхен, поначалу показалось Чимину совершенным бредом. Омега, любящий омег — это невозможно, ошибка природы, кара небесных сил или полное помешательство. Люди не могут этого делать. Пак, страдающий по Мин Юнги, даже не представлял, как это — любить людей своего пола. Но на всякий случай Чимин стал сторониться Минджу, а взгляды черноволосого красавчика растолковывал как простой интерес к своей особе. Конечно, не каждый день в гареме можно встретить наследных принцев.       Обычно Чимин спит очень чутко. Его может разбудить мотылек, бьющийся в окно на свет, но в последнее время наследный принц, как назло, спал крепко. То ли сказывалось нервное напряжение, то ли он банально уставал от наставлений Джина, который не переставал играть роль мамочки, но факт оставался фактом — в тот вечер Чимин спал, как убитый. Поэтому Минджу, прокравшийся ночью к принцу, проник почти беспрепятственно — замочек, ловко поддетый шпилькой, поддался, предав своего хозяина. Чимин сопел, беззаботно подложив ладошку под щеку, а кисэн бесшумно вошел и присел на кровать. Под весом его тела кровать прогнулась, но даже тогда Чимин не проснулся, а только лишь поворочался, потянулся ножками и повернулся на другой бок. Наложник посмотрел на принца, который во сне особенно очарователен и невинен, и положил руку ему на бедро, прижимая того к кровати, а потом лег рядом и перехватил Пака за тонкую талию, разворачивая к себе, придавливая к кровати и накрывая своим телом так, чтобы Чимин не вырвался.       От непонятного копошения рядом и настойчивых прикосновений, которые Пак не мог понять спросонья, он открывает глаза и непривычно вглядывается в темноту вокруг. Ему кажется, что это мираж, но нависающее над ним тело и лицо, принадлежащее Минджу, не оставляют сомнений — пророчество Тэхена оказалось не пустым звуком. Пак с силой отталкивает кисэн, что уже руками пытается пробраться ему под спальное платье, и пытается закричать, но от страха выходит только сдавленное шипение.       У Чимина перед глазами встают все картины прошлого — ему снова кажется, что также, как и Чонгук, им хотят воспользоваться, опорочить, осквернить его тело. И если Чонгук сделал это назло Юнги, то Минджу из собственных побуждений? Больного воспаленного сознания? Любви к людям своего пола или желанию плотских утех лишь бы с кем? У Чимина нет времени разгадывать мотивы наложника, но и сил пока больше не прибавляется. Единственное, что он может — сжимать ноги, чтобы не даться наглому Минджу, и держать его за плечи, пока тот пытается нагнуться вперед, чтобы поцеловать Чимина.       — Ты же такой бракованный, как и я, — шепчет ему кисэн. — Так почему же ты сопротивляешься?       Минджу давит всем своим весом на Чимина и пытается коленом развести его ноги, больно надавливая на бедро. Пак готов взвыть от боли, но почему-то не получается — в горле будто ком, а страх неожиданно парализовал все тело. Он удачно отворачивается от наложника и тот промазывает поцелуем, но Чимин отчаянно борется снова — просто мотает головой, пытаясь отстраниться. Минжу почти на голову выше его, на пару лет старше, да и вообще покрепче будет, а Пак, худой и щуплый от рождения, да еще и после своих болезней, явно проигрывает противнику. Он уверен, что даже закричи он во весь голос, то наложники не придут ему на помощь. Каждый из них лучше сделает вид, что спит, чем станет помогать Чимину.       — Ты все равно никому не нужен, — продолжает бормотать ему на ухо Минджу, прижимаясь крепче своим животом к бедрам Чимина, чтобы продемонстрировать возбуждение. — Ты весь в шрамах и порезах, тебя даже как кисэн не призывают короли, так почему бы нам не сделать друг другу приятно?       — Пошел вон, придурок, — Чимин отталкивает Минджу и чудом выскальзывает из-под него, падая и больно ударяясь об пол.       Наложник ориентируется быстрее и, пока Чимин пытается встать, валится на него сверху всем телом. То, что упиралось в бедро, теперь явственно ощущается между двух половинок ягодиц, и Пак инстинктивно сжимается. У него обостряются все чувства, а сон как рукой сняло, поэтому он отчетливо видит руки Минджу, пробирающиеся ему со спины к груди, а оттуда по животу и вниз. Чимин отчаянно бьет кисэн ногой и пытается укусить за руку, но тот только придавливает принца и что-то противно шепчет ему в ухо про ночь с ним. Разорванное платье принца, что сползло с плеч и обнажило нежную белую кожу, только раззадоривает Минджу, и Паку кажется, что на него скоро слюна начнет капать — наложник напорист до невозможного и то, что Пак в нем не заинтересован, понимать не хочет.       Чимин в борьбе пытается вырваться и надеется лишь на свои силы. Помочь ему некому и только он сам может постоять за себя. Не хватало еще быть изнасилованным омегой! Пак отчаянно сдавливает руку Минджу до боли, и слышит, что на улице кто-то разговаривает. Он не понимает, сколько сейчас времени и кто может быть снаружи, но делает отчаянные попытки, чтобы избавиться от обидчика. Пусть это будут солдаты, возвращающиеся с учений, или охрана, обходящая дворцовый комплекс — ему все равно, лишь бы убежать от противного омеги.       В голове Пака посторонний голос звучит все громче, и он даже кажется ему знакомым, что придает спокойствие. Там, снаружи, он может найти защиту. От появившейся недюжинной уверенности в себе он делает рывок из последних сил, опрокидывая насильника на пол. Пока Минджу, больно ударившись рукой, пытается подняться, Пак оказывается буквально на шаг впереди него — он уже встал на колено и, не обращая внимания на свой внешний вид, попятился к двери.       В глазах Минджу сплошное разочарование от того, что омега ему не подчинился. Он даже хвастался кисэн, что сможет воспользоваться Чимином для своих плотских утех, а теперь ему не только придется признать поражение, но и быть наказанным. Минджу, задыхаясь от борьбы, откидывает пряди и кричит вслед убегающему Паку:       — Шлюха!       Чимин этого уже не слышит, он вылетает из дома кисэн, боясь, что наложник его догонит. Паку без разницы, куда уйти, лишь бы подальше отсюда, а там можно и к Джину пойти. Нарисовав в голове свой нехитрый план, он бежит на улицу и тут же оказывается перед человеком в темном ханбоке, буквально падая ему на руки. В темноте лиц различить трудно, но Чимин рад, что сильные руки поддержали его, не дав упасть. Он инстинктивно вжимается в грудь стоящему, вмиг обвиваемый крепкими объятиями. Пак оборачивается за спину в ожидании Минджу, но тот его не преследует.       — Волчонок, ты куда в таком виде собрался? Да еще и ночью! Сбежать решил?       Чимин с ужасом поднимает глаза и понимает, что находится в руках Чонгука. Перспектива уйти от одного чудовища и попасть в лапы другого его не должна радовать, но Пак отчасти счастлив, что именно Чонгук оказался здесь — против него Минджу не пойдет. А еще по ушам резануло «волчонок» — за неделю, проведенную в Пакче, он так отвык от этого слова, а внутри что-то с тоской сжалось. Шокированный Чимин только мотает головой, от обиды плакать хочется, что он с успехом и делает, разразившись рыданиями на груди Чонгука.       Чон понимает, что для этого есть причина — он последний человек, у которого бы наследный принц искал защиты. Он прикрывает его голые плечи, закутывая в плащ, и спрашивает:       — Что случилось? Кто тебя обидел?       Да что же это такое?! Чимин вдыхает сладковатый запах крови, и вместо раздражения и страха он вызывает немотивированное спокойствие. Минуту назад он еще не знал, что будет стоять здесь, под грозной защитой самого короля, а только лишь цеплялся за возможность сбежать от насильника, теперь же стоит в объятиях самого ненавистного ему человека и не может надышаться этим запахом. Чимин уверен, что он просто напуган, поэтому только всхлипывает и вытирает все ручьи, что текут из носа и из глаз.       — Тэун! — Чонгук кричит одному из хваранов неподалеку и передает ему Чимина.       Принцу покидать безопасное место совсем не хочется, поэтому он смотрит вслед Чонгуку, решительно идущему вперед, в дом кисэн. Спустя пару минут возни и писков из дома кисэн на улицу буквально за шкирку вылетает Минджу, падая на землю. Его голубое нижнее платье контрастирует с землей, а сам омега унизительно распластался, освещаемый светом Луны.       — Минджу! — Чонгук приподнимает его с земли и заглядывает в лицо. — Что ты сделал?       Пак смотрит на разъяренного Чонгука и понимает, что наложнику пощады не будет. Минджу пытается что-то бессвязно мычать, слова в стройные предложения никак не вяжутся, но Чонгук продолжает трусить омегу и ждать ответа. Тут король Силлы медленно переводит взгляд на испуганного Пака и присматривается к нему, словно пытается понять что-то большее, чем видит. Из-под плаща торчит разорванная рубашка, обнажая не только плечи, но и грудь. Пак хотя и пытается укутаться от взгляда Чонгука, но государь делает нужные выводы быстрее:       — Ты что, пытался изнасиловать его?       Чонгук знал, что с омегами такое бывает. Он видел подобное в Империи Цинь, когда ездил туда по делам. Как говорил старший евнух, из-за отсутствия государевой ласки омеги способны баловаться между собой, но делать это с его кисэн насильно?!       — Ваше Величество! Он сам, Ваше Величество!       Минджу в наглую врал и стоило посмотреть на испуганного, заплаканного Чимина, который только возвращался в реальность в руках у Тэуна, как все становилось ясно — зачинщик не он. А больше всего Чонгук не любит, когда его дурачат. Да он никогда в жизни не поверит в то, что Чимин на такое способен. Чонгук приподнимает Минджу за волосы и резко прикладывает головой об угол дома. Из рассеченной кожи на лбу мгновенно льется кровь, заливая руки Чонгука теплой красной жидкостью.       — Кто тебя, подонок, надоумил мне врать! — Чонгук встряхивает Минджу, который готов отъехать в обморок. — Или ты думаешь, что за тебя заступится наследный принц Хосок?       Минджу, крепко удерживаемый в руках Чонгука, только мычит и слизывает свою же кровь, что заливает щеки, стекает по губам и попадает в рот, провоцируя приступ тошноты. Ничего он не думает, и, если бы Чимин не вырвался, у него бы все получилось. Надежды на то, что за него заступится Хосок, нет, а о помиловании Чонгуком речи не идет — он больным зверем дышит ему в ухо и еще крепче сжимает волосы.       — Что же, если ты так хотел наслаждения, ты его получишь! Стража!       В момент возле Чонгука вырастает двое хваранов, а Чимин, удерживаемый Тэуном, невольно залипает на воинов. Он не может не оценить полное повиновение королю и какое-то больное восхищение в глазах. Им сейчас скажи умри за короля, так они это точно и выполнят. Наследный принц Пакче в очередной раз удивляется этой поистине нездоровой зависимости, но предпочитает промолчать и слушает дальше, изредка всхлипывая и икая от перенесенного стресса.       — Солдатам его, в казармы! Пусть делают с ним все, что хотят — считайте это моими королевским подарком. А если не подохнет, отправьте в порт и подарите морякам. Оттуда уже точно живым никто не возвращался.       — Слушаюсь, Ваше Величество! — хвараны удивительно точны даже здесь, говоря это в унисон.       Чимин с ужасом наблюдает, как упирающегося из последних сил и голосящего проклятия Минджу тянут в казарму, а за омегой остается дорожка из капель крови. Это чудовищное наказание для любого омеги, и Пак знает, что живым Минджу оттуда не вернется. Чимину где-то в душе даже жаль несчастного помешавшегося кисэн, но заступаться за него он точно не будет — себе дороже. У Чонгука разве что из ушей дым не валит, он разъярен, и омега давно его таким не видел.       В руках Тэуна ему хорошо и спокойно, но Чонгук подходит к Паку и обнимает его за плечи. Он такой маленький и беззащитный, что его хочется только укрыть плащом от всех невзгод и приласкать, чтобы слезы перестали течь из глаз. Чонгук натягивает плащ еще больше, потому что Чимин дрожит, а хвараны отворачиваются — от вида обнаженных плеч наследного принца им не по себе.       — Ты испугался? — Чонгук стирает слезу большим пальцем, а Чимин только кивает и снова икает от холода. Даже в таком виде он не кажется безобидным, но Чонгука это только раззадоривает. — Перестань, самый страшный омега здесь — это ты, волчонок.       Быстро бьющееся от страха сердце возвращает себе привычный ритм, а еще Чимин чувствует, что начинает согреваться. От Чонгука исходит тепло, окутывающее его с головы до ног, и на миг Пак забывает, что ищет защиты в руках убийцы. И этот факт бы хотелось забыть навсегда, ведь он еще больше вцепляется в ханбок короля и просто слушает его размеренное сердцебиение.       — Эй, так не годится! Ты что, заснуть здесь решил? — Чонгук смотрит на Чимина, уставившись ему в блондинистую макушку. На груди ощущается тепло от сопения омеги, и тот мотает головой. Оставить его в таком положении Чонгук просто не может, поэтому тащит за собой в покои и разрешает остаться у него на ночь.       Чонгук посматривает на Чимина, лежащего на краю кровати, и думает, как гармонично он смотрится там. Пак утопает в черных атласных простынях, его тело контрастирует с темной тканью, а на лице играют блики от пламени свечей, колышущихся на ветру. Из открытого окна раздается лай собак, которые затихают через несколько минут — спущенные с цепи, они уходят с хваранами в ночной дозор по периметру дворца. Чонгук прислушивается к тишине и понимает, что Чимин не спит.       Его глаза прикрыты, но он неуютно ежится, натягивая разорванную ткань нижнего платья на плечи. Ему стыдно за свой не королевский вид перед Чонгуком, хотя плевать — так даже лучше, решает Чимин и открывает глаза.       — Не могу заснуть, — признается он, поворачиваясь к королю.       Пак отчасти благодарен за спасение от Минджу, а самое главное — за наказание виновного. Такое впечатление, что король безоговорочно стал на его сторону и сделал бы точно так, если бы инициатором был сам наследный принц. У Чимина от этого разливается тепло внутри, каждой капелькой крови разносясь по организму. Ему доверяли. Если раньше Силла ему казалась самым ужасным местом на земле, то сегодня впервые он ощутил защиту. За что Чимин заслужил такое — он не знает, ведь Чонгук изначально ненавидел его. Возможно, отношение короля к нему меняется, и Паку это на руку.       — Здесь ты в безопасности, — слышит он через пару метров от Чонгука, который не сводит с него глаз. В темноте сверкающие зрачки альфы поблескивают совершенно не страшно, и Чимин ему верит, а потом вспоминает слова Минджу, что он его никогда не призовет, потому что ценит не дороже портовой шлюхи. Обидно, однако, и Чимин бесится от этой сомнительной безопасности. Омега признается сам себе, что он тоскует по тому подкатывающему чувству паники перед Чонгуком, по комку, подступающему к горлу, когда он нависал над ним, угрожая убить, по тому чувству, когда хочется стать маленьким и сжаться до размера песчинки, чтобы не попасться на глаза королю, проходящему неподалеку.       Наверное, Чимин идиот, если думает о таком, но это волнительное чувство, что было раньше… он по нему скучает. А теперь безопасность стала равняться безразличию, и Пак ревнует. Чисто по-омежьи ревнует, почему он не достоин быть здесь, в этой постели. Он проводит ладошкой по атласу и думает о том, сколько омег здесь побывало из гарема и нет. Как часто здесь Чонгук спал с Тэхеном, с Сяо или Минджу, с другими? У Чимина вспыхивают щеки от того, какие неприличные картины лезут ему в голову, и он вообще одергивает себя мыслью о том, что думает об убийце. Чему тут завидовать — что это чудовище пользуется омегами ночью, а днем вырезает целые семьи, деревеньки и провинции? Пак вспоминает, как они прятались у дяди Юнги в Йесоне, и у него в носу защекотало от дыма пожарища и снова появился сладковатый запах крови. Чимин повел носом и готов биться об заклад, что это не воспоминание, а наяву, но он только утыкается в свою руку, чтобы не смотреть на короля. Хорошо быть в безопасности.       — Спасибо, — тихонько выдавливает из себя Пак.       — Не стоит, Минджу заслужил. Никому нельзя трогать мое, — Чонгук говорит, а Чимин вспыхивает от злости. Он что, собственность? Ему лестно, если бы так сказал Юнги, но не это животное. Чонгук переворачивается и потягивается, прогибаясь в пояснице. В этот момент Чимин залипает на изгиб его тела, мощной спины и поясницы, и думает, что альфа больше похож на черную пантеру, нежели на дракона. Хотя и на дракона похож — глаза в темноте так и сверкают.       — Я — не твое, — решает не молчать Чимин.       — Ошибаешься, волчонок, здесь все мое, даже солнце, которое восходит и садится — тоже мое.       — Ты больной, — подытоживает Пак и понимает, что может этим обидеть короля.       — Возможно, — улыбается Чонгук. — Но я не могу по-другому. Люди, живущие здесь, тоже мои, и ты мой.       — Они тебя любят, твои подданные, — Пак вспоминает с каким восхищением мальчишка Джиен говорил о короле.       — Я забочусь о них.       — Что есть у тебя, чего нет у других, что они согласны за тебя жизнь отдать? Ты делаешь их безумными, они готовы за тобой идти на край света, лишь бы умереть с твоим именем на устах.       — А что, в Пакче не так? — задает вопрос Чонгук, а Чимин задумывается. Он все время жил при дворце и мало интересовался жизнью простого народа, больше вникая в хитрости управления государством, в международные дела. Внутренние дела его мало беспокоили — нет восстаний и хорошо, значит всем все нравится.       — Не знаю, — честно признается Чимин.       — Люди — основа любого государства, разве тебя не учили? — Чонгук удивляется, что должен толковать ему простые истины. — Они пойдут за тобой только в том случае, если ты справедлив. Именно поэтому я провожу реформы в стране. Я должен отвечать непосредственно за жизнь народа.       — Но ты же не можешь…       — Могу. Кто у вас управляет провинциями?       — Династии, — удивленно говорит Чимин, будто Чонгук ребенок и не знает этого.       — А должны руководить государственные чиновники. Что ты знаешь о том, как живут подданные твоего королевства? Ты знаешь, что крестьянские земли незаконно захватывают? Сколько налогов платят крестьяне? Почему военные богачи стремятся влиять на управление в приграничных землях?       — Ты задаешь слишком много вопросов, — говорит обиженно Чимин, потому что понимает — у него нет ответов, а у Чонгука, видимо, есть.       — На королевском троне, волчонок, трудно оставаться королем, угодным для всех. Поэтому я назначаю на управление провинциями чиновников, не связанных ни с военными, ни с родовитыми семьями. За хорошую плату они станут моей опорой и будут править от имени короля Чона справедливо и беспристрастно. Моя новая армия — хвараны — сменит тех стариков, которые уже не могут держать меч, но думают, как услужить соседям и отделиться от страны, отхватив себе часть земли.       — Но тебя же возненавидят представители династий? — у Чимина округлились глаза — в его королевстве он знал всех аристократов наперечет, они постоянно держались возле короля Тэджона, дарили ему подарки, участвовали в празднествах, без них не проходило ни одно торжество в королевстве Пакче.       — Пусть. Я просто перекрою им доступ к наживе за счет простого народа. Волчонок, так не должно быть. Жадный беден всегда, а за счет людей они кормиться не будут. Не при мне, — Чонгук говорит уверенно, и Чимин даже заслушивается его рассказом. Он начинает понимать, что король Силлы действительно любит свою страну, и, не будь стечение обстоятельств таким глупым, Пак бы хотел поучиться у Чонгука, как руководить королевством. К сожалению, скоро жителям Силлы придется оплакивать своего короля.       Наследному принцу Пакче становится совестно, и он ворочается, делая вид, что устал и хочет спать. Чонгук не стал больше занимать омегу разговорами и прикрыл глаза, через пару минут проваливаясь в сон.

***

      Чонгук уже несколько дней был очень занят, разговаривая с каждым чиновником отдельно и рассказывая, что тем нужно делать в качестве руководителей провинций. Им отдавалась полнота административной власти, право собирать налоги, судить, но казнить — только с разрешения короля на городской площади за те проступки, которые действительно носили тяжелый характер. После совещания с каждым чиновником Гук всегда уделял время тренировкам, выходя во внутренний двор, где он упражнялся с мечом и стрелял из лука. В один из дней там он встретился с Хосоком. Принц прогуливался, пряча глаза от полуденного солнца, и тоже пришел размяться.       — Ты пропустил совещание с министрами в седьмой день месяца лотоса, — Чонгук сделал брату замечание и заметил тень недовольства, пробежавшую по лицу. — Опять Тэхен?       — Всегда Тэхен, — мечтательно протянул Хосок, поворачиваясь к Чонгуку.       — Этот омега на тебя плохо влияет, Хоби, я тебя не узнаю.       — Я тебя тоже, брат, — Хосок прищуривается и подходит ближе. — Что случилось с Минджу? За что ты так с ним?       — Он сам виноват в том, что отправился на небеса, — буркнул недовольно Чонгук, воспоминая недавнее происшествие.       — Чонгук, сорок хваранов! Ни один омега не выдержит такого! — Хосок сам был в шоке, когда ему доложили о смерти некогда любимого Минджу. После того, как его отправили в казармы, уже утром из дворца вывезли бездыханное тело. — Я надеюсь, это оправданное решение?       — Более чем, — коротко отрезал Чонгук, давая понять, что не хочет дальше развивать эту тему, но и Хосок не настаивал. — Так это Тэхен, правда?       Вопрос явно с издевкой и Чонгук уже перестал Хосоку намекать о том, что омеги стало слишком много в его жизни — он говорит прямо и не кривит душой. Поддержка брата ему нужна морально, а вот подавить чиновников ему и так ничего не стоило.       — Не твоя ли это идея привезти его во дворец? — заметил Хосок. — Что на собрании?       — Мне была нужна твоя поддержка, но я справился. Реформа управления, о которой я тебе говорил, — Чонгук берет лук и попадает точно в цель. Деревянный щит только немного покачивается от прилетевшей стрелы, которая на половину наконечника входит в мягкую породу. Король Силлы улыбается, довольный собой, после чего выстрел делает Хосок. Попадание в то же место.       — Ты отлично руководишь государством без меня. Идея отдать престол тебе — самая правильная в моей жизни.       — Не стану спорить, — задевает его Гук, — но ты моя правая рука.       — Я — твоя правая рука, а не твой цепной пес, сидящий у ног, Чонгук. Именно поэтому я тебе полностью доверяю.       Чонгук, опешивший от слов брата, положил лук и подошел к нему.       — В тебе говорит гордыня, Хосок. Я никогда не считал так, почему ты говоришь мне это сейчас?       — Чонгук, — Хоби ласково поглаживает брата по плечу. — Я никогда не стремился к власти. Руководить страной не так просто, как членом в постели. Пока с первым у тебя получается лучше, чем со вторым, а у меня — наоборот.       Чонгук смотрит на Хосока и думает, что точно ослышался. Нет, он просто не может поставить между ними омегу. Да, Чонгук спит с Тэхеном, как и Хосок, но такие шутки переходят все границы. Этих кисэн у него восемь омег и ни за одним из них Хосок никогда так не убивался, как за Тэхеном. Даже Чонгук меняет их, призывая разных наложников. Неужели Тэхен настолько сильно нравится Хосоку?       — На что ты намекаешь? Говори прямо, я не хочу недомолвок между нами.       — Я говорю о том, что ты слеп. Ненависть закрыла тебе глаза, а ты и рад находиться в неведении, — Чон-старший понемногу надеется открыть Чонгуку глаза, чтобы он оставил Тэхена в покое. Так ситуация бы решилась наилучшим образом.       — Хосок!       — Чонгук, перестань! Ты лжешь самому себе, когда упорно продолжаешь игнорировать очевидный факт.       — О чем ты, брат?       — Не понимаешь? Действительно не понимаешь, или разыгрываешь меня? — Хосок смотрит с долей удивления — Чонгук не может быть таким непроходимым идиотом, только не он. Он берет лук, новую стрелу и попадает точно в цель. За спиной пристальный взгляд брата не дает покоя, но даже в напряжении это не влияет на способность Хосока в стрельбе.       — Не понимаю, доволен? — орет Чонгук и сцепляет зубы, чтобы не сказать чего-то, о чем потом пожалеет.       — Значит присмотрись повнимательнее к принцу из Пакче, Чонгук. Твои демоны пляшут перед ним, а драконы зубы прячут. Ты думаешь, что держишь его как способ контролировать соседние государства? Ты смешон, Чонгук! Давай сразимся на мечах!       Хосок кидает лук в сторону и берет меч, стоящий неподалеку. Тяжелый металл приятно холодит руку, словно он в настоящем сражении. Оружие Чонгука всегда при нем — можно начинать без промедления. Чонгук делает удар первым, но Хосок ловко выставляет меч для обороны. Звонкий звук металла разрезает утреннюю дворцовую тишину.       — Ты считаешь это смешным? — Чонгук зло сверкает глазами, смотря сквозь скрещенные лезвия на брата. Хосок резко отталкивает его, и Чон отступает на пару шагов назад, готовясь к новому выпаду. Теперь очередь Хосока, и он наносит идеальный удар, который Гук успевает отразить.       — Я считаю это смешным, потому что ты можешь потопить в крови и Корё, и Пакче меньше, чем за неделю. С нашей армией при сложившейся ситуации одно только твое слово решает все. Вместо этого ты предпочитаешь играть с Чимином и ждать, пока он не отправится на тот свет, — Хосок объясняет весьма доходчиво, и отчасти Чонгук с ним согласен. Разгромить Корё и Пакче ничего не стоит.       Чонгук снова идет в наступление и еще пару минут во дворе стоит оглушительный лязг металла, на звуки которого пришли Чимин и Джин. Они спрятались за углом продовольственного склада и наблюдали за тренировкой братьев. Джин просто наслаждался красивым поединком, поскольку хорошо разбирался в военном мастерстве благодаря Намджуну, а Чимин с широко раскрытыми глазами следил за королем и принцем, прикусывая нижнюю губу в напряжении. Они действовали так слаженно и дрались профессионально, что Чимин невольно засмотрелся на них. Внутри откуда-то взялось игривое настроение и Пак сказал:       — Ставлю на то, что король выиграет!       — Ах Вы! — Джин только посмеивается. — Хорошо, я буду болеть за принца Хосока, у него больше опыта.       — Ладно-ладно, посмотрим! — засмеялся тихонько Чимин, и они спрятались, чтобы не выдать себя.       В очередной раз скрестив оружие, Чонгук бросил Хосоку свой единственный веский довод:       — Он должен поплатиться за смерть нашего отца!       — Слабый аргумент, не находишь? — подкол в голосе брата звучит слишком явно, а в глазах Хосока пляшут огоньки. В этот раз Чонгук разозлился сильнее и оттолкнул принца настолько, что он спиной больно ударился об бревенчатую подпорку у крыльца, где они дрались.       — Извини, если не рассчитал, — Чонгук протягивает руку, а Хоби стискивает его ладонь и подтягивается вперед. Он хлопает Гука по плечу и одобрительно кивает.       — Ничего страшного, не сильно.       Дружеский бой продолжается, но покоя Чонгуку уже нет. Слова брата задели за живое, за то, над чем он старался не думать совсем, забивая голову государственными делами. Зачем ему Чимин? Его можно отпустить, убить, продать, выменять на кисэн или даже двух, а потом потопить в крови эти ненавистные королевства тем более, что и вместе, и поодиночке Корё и Пакче сейчас представляют весьма убогое зрелище. Человеческие жертвы, разбитая армия, недовольство среди местного населения и полное ослабление авторитета королевской власти — бери не хочу, сами в руки идут. Он действительно держит этого мальчишку здесь и только обстоятельства или какие-то внешние силы дают ему повод оставить Чимина еще на немного.       Время принятия решений — самое трудное, а Чонгук не хочет ошибаться. Членом управлять легче, чем государством? Для Хосока да, а вот Чонгук не уверен, что справится с этим. Единственное место Чимина — в гареме, но тогда он автоматически становится наложником короля. Причем не просто в гареме, где он живет, а в гареме со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Ситуация усложняется, и Чонгук сам затягивает узел на шее. На него косятся чиновники, не понимающие, зачем кормить лишний рот, не приносящий толку. Хотя бы в постели. И королю было бы плевать на мнение чиновников и на положение Чимина, зависшее в статусе то ли узника, то ли кисэн, если бы не позиция брата. Если об этом говорит Хосок, то нужно что-то решать. А время принятия решений — самое трудное.       Чонгук пытается это обдумать, пока отчаянно прикладывается лезвием своего меча к мечу брата, но действует больше на автомате, отрабатывая и так заученные годами движения. Научившись у Намджуна, они владели своими техниками идеально, поэтому в таких битвах всегда ничья, а махались мечами они исключительно, чтобы размять мышцы. Вот и сейчас Чонгук, смягчившись, легко отталкивает Хосока и становится напротив него, меняя положение. За спиной брата, у зернохранилища он замечает легкое колыхание шелка от ветра и не может не улыбнуться — он знает, кто подсматривает за ними из-за угла. Пока Хосок готовится к удару, Чонгук за доли секунды поднимает с земли камень и решается на маленькую шалость. Отразив удар, он ловко кидает камень и попадает точно в деревянную опору хранилища. За углом раздается писк и от неожиданности шуршат ткани. Испугался!       Наследный принц Хосок, уверенный в том, что Чонгук, отразит удар, а не будет отвлекаться, в ту же секунду снова наступает, но встречает сопротивление слишком поздно и со свистом проходится лезвием по ханбоку Чонгука в районе плеча. Король Силлы опешил, ругая себя за неосторожность, а Хосок с округлившимися от ужаса глазами подбежал к брату:       — Чонгук! С тобой все в порядке? Ты цел?       Чонгук до сих пор не может поверить в то, что так оплошал. Из разорванной ткани ханбока сквозь дыру виднеется располосованная кожа, а из раны хлещет кровь.       — Я позову Линя, подожди!       — Не стоит, — Чонгук сцепляет зубы от боли, но сохраняет спокойствие в голосе. — За углом есть тот, кто виноват в этом, вот он и обработает рану.       Хосок удивленно смотрит на Чонгука, который сжимает пальцами рану. По руке, залитой кровью, спускаются все новые и новые струйки, капая на землю и впитываясь в песок. Бурые пятна появляются повсюду, потому что король отнимает руку, утирает пот со лба и кивает Хосоку в сторону. Обойдя здание, принц увидел Джина и Чимина, которые вжались в стену ни живые, ни мертвые. От страха, что их накажут, Джин побледнел, тем более, без защиты генерала Кима он совсем беспомощен перед королем. Чимин, у которого губы начали трястись от такого грозного Хосока со сведенными на переносице бровями, смотрел в глаза принцу Чону, как парализованный.       — Что вы тут делаете?       — Ваше Высочество! — Джин отмирает первым. — Простите нас, мы гуляли в саду и уже возвращались в покои кисэн, но…       — Решили подсмотреть? — из-за поворота раздается громкий голос Чонгука, а Чимин вскрикивает от увиденного. Окровавленная рука приводит его в еще больший шок, чем то, что их застали на горячем. — Вот видишь, волчонок, от тебя одни несчастья.       Чонгук демонстративно отнимает руку и кровь усиливается.       — Брат, я не хотел, прости, — Хосоку неловко за то, что так получилось, он действительно думал, что Гук успеет защититься.       — Перестань, уж лучше я получу удар от тебя, чем от кого-то за своей спиной, правда? — Гук подходит к Чимину, которого начинает воротить от запаха крови. Ему кажется, что еще секунда и его вывернет наружу, но страх заставляет Чимина полностью окаменеть, словно он недвижим, как эта стена, к которой спина приросла, а по позвоночнику катится капля холодного пота. — Ты же поможешь мне, волчонок? Это ведь из-за тебя меня ранили.       Чонгук подходит слишком близко и нависает над Чимином, делая его маленьким и уязвимым. Он смотрит на него сверху вниз так, словно сожрать готов, если он скажет нет. Джин и Хосок перестают существовать, а Чонгук наклоняется непозволительно близко к Чимину и шепчет:       — Что ты побледнел, как смерть? Так будет лучше, правда? — спрашивает Чонгук и проводит по губам Чимина большим пальцем. Рука в крови оставляет след на губах омеги, окрашивая их в красный. Контраст крови на белой коже, и запах, въедающийся прямо в нос, заставляют Пака сжаться и закрыть глаза. Что еще сделает Чонгук — он не знает, но подобные выходки ему не вытерпеть. Пока он молчит, сжимая зубы, чтобы не заорать, слышится шуршание шелков и шорох камней под сапогами. Он понимает, что Джин с Хосоком уходят, оставляя его наедине с чудовищем.       — Я пробовал твою кровь, теперь ты можешь попробовать мою, — шепот короля Чона в ухо слишком настойчивый. — Ты сладкий до приторного, тебя нужно разбавлять или выпивать залпом всего до остатка.       Чонгук понимает — от потери крови ему становится плохо и резко наступает слабость. Линь будет ругаться, что его не позвали, но и свой предел альфа знает. Он упирается раненой рукой в бревно, а второй обнимает Чимина, притягивая того за талию. Решение сделать его кисэн, пришедшее пару минут назад, ему не нравится, но то, что он слышит от себя, списывает на бред от потери крови.       — Открой глаза, волчонок, — Чонгук прикусывает его за нежную кожу возле уха, и Пак дергается, открывая глаза. В конечном итоге, все не страшно, пока у него есть секретное оружие и план, который нужно воплотить в жизнь. — Вот так-то лучше.       Чонгук снова рисует своей кровью по его губам, любуясь тем, как красиво это выглядит. Алые пухлые губы с неровными мазками плотно сжаты, но Чонгук надавливает на нижнюю, рискуя остаться без пальца. Зубки, ровненько стоящие в ряд, не пропускали, держа последнюю оборону.       — Оближи свои губы, — это то ли просьба, то ли приказ, но Чимин только с ужасом смотрит на кровоточащую рану на руке Чонгука и не хочет его слышать. Королю срочно необходим лекарь, а он решил устроить очередной акт издевательства над бедным омегой. Неужели даже ценой собственного здоровья Чону важнее поиграться с Паком, нежели пойти латать рану. О, небеса, он точно больной!       Чимин с испугом смотрит в глаза напротив. Чонгук ждет и не отрывает взгляда от губ наследного принца. Дикарь, и Чимин сейчас уподобится ему, если сделает то, о чем его просят. Эта непонятная тяга к крови между ними начинает напрягать, и Пак вспоминает, как Чонгук слизывал кровь с его шеи, когда тот поранился заколкой. Картина окровавленного лица альфы встает слишком живо, и принц буквально сейчас видит все, как наяву. Пак в ужасе мотает головой — он не будет, он не может, он человек, а не животное. Губы стиснуты еще больше, хвала небесам, палец Чонгука уже не лежит на его подбородке и Пак молит высшие силы, чтобы ускользнуть отсюда.       — А если так?       Глухой голос, который он слышит, совсем не похож на того Чонгука. Пак готов поспорить, что это говорит кто-то другой, но они абсолютно одни на заднем дворе и вокруг никого. Гук наклоняется к Чимину и целует его, смешивая вкус крови со сладостью своих губ, и Чимин не может понять, от чего ему так вкусно. Король мокро облизывает красные уста, а Пак только и теряется от такой наглости, ненароком впуская того.       Чонгук настойчив, он немного дразнит Пака и обменивается с Чимином мягкими толчками языком, проникая все глубже, пока дурашка-омега несмело пытается ему отвечать. Рука альфы пробирается по талии вверх к груди и шее , нежно убирая с лица мешающие пряди пшеничных волос. Чимин трепещет только от одних прикосновений, он весь растворяется в непонятном до этого момента чувстве, которое они, кажется, делят одно на двоих. И ему внезапно хочется прикоснуться тоже, но он боится сам себя, поэтому несмело отцепляет одну руку от ханбока и кладет Чонгуку на плечо.       Не рассчитав, Чимин прикасается к воротнику, обжигая пальцы горячей кожей альфы, но убрать руку просто не может, когда под пальцами бьется вена на шее. Пак чувствует ее рукой, как мощный поток крови перегоняет жизнь в его обидчике и сделай он одно верное движение, возможно, ему бы удалось забрать жизнь и последнее дыхание ненавистного короля. И, возможно, сделал это, если бы не Чонгук, который целовал его так, как никто другой, а когда король наклонился, обнажив свою шею в полном доверии к Паку, у Чимина сердце остановилось от ощущения той власти, которую он, возможно, имеет над Чонгуком. Он ему доверил свою жизнь.       Чимин инстинктивно прижимается ближе, но проявлять инициативу боится. Чонгук застыл в ожидании, тяжело дышит куда-то в подбородок, оставляя там нежные прикосновения, но больше с надеждой, что омега сделает еще шаг. Пак, у которого никогда раньше таких ощущений не было, теряется между можно и нельзя, но интерес его пересиливает, и он несмело сам обводит языком по краешкам зубов и сталкивается с языком Чонгука. Потому что ему уже не так противно от крови, а сладость во рту хочется сглатывать снова и снова, как самый вкусный напиток, от которого кружит голову. Пак готов поспорить, что в короле Силлы течет кровь напополам с самым крепким вином — иначе он не может объяснить, почему от небольшой дозы теряет голову, а ноги слабеют так, что даже колени дрожат.       Крепкие руки, обвивающие его за талию, не дают упасть, а Чимин, обезумевший совсем, снова прислоняется к альфе, чтобы испить сладости. Чонгук отдает больше, чем может, в его голове, в висках стучит кровь, а под рукой трепещет омега, которого хочется сжимать до боли в руках и целовать до звезд перед глазами. Дрожь в руках и холодный пот градом говорят остановиться и Чонгук нехотя прерывает поцелуй.       — Если ты мне не поможешь, волчонок, я умру прямо здесь, — Чонгук все еще смотрит на Чимина и нагло улыбается, глядя в глаза.       Пак не может восстановить дыхание, его грудь ходит ходуном, а пальцы вцепились в ханбок, яростно сжимая ткань. Ему кажется, что умрет сейчас не Чонгук, а он, ведь щеки мгновенно покрываются румянцем, и Пак яростно вытирает рот, стирая сладость с губ. Только воспоминания стереть не получится. Ему становится страшно от того, что случилось, а чувство вины накатывает, как волна на берег моря. Пак ненавидит себя, но минутное помешательство объяснить ничем не может — что сделано, то сделано.       — Ты скоро станешь моим кисэн, привыкай, — Чонгук убивает последнюю надежду в испуганных глазах омеги и слышит шуршание за спиной. Линю все же доложили о том, что случилось, и он несся со всех ног, прижимая к груди корзинку со всем необходимым. Шокированный Чимин уставился на Чонгука и не мог сказать ни слова на такую наглость. Он — наследный принц Пакче — не может стать кисэн!       — Ваше Величество! — Линь чуть ли не падает в ноги, запыхавшись от бега. — Простите, что так долго, Ваше Величество.       — Ничего, ты особо не нужен. Давай сюда, — Чонгук забирает корзинку здоровой рукой, а из раны усиливается кровотечение. — Можешь быть свободен, обо мне позаботятся.       — Но как же… — Линь переводит взгляд на уставшего Чонгука и совершенно белого, как стена, Чимина.       — Все будет хорошо, это королевский приказ.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — лекарь кланяется и уходит. Король знает, что делает, в противном случае ему не сносить головы.       — Пойдем, — альфа кивает Чимину и ведет его в покои через одну из дверей в главный дворец.       — Но я не умею, — подает голос Чимин.       — Целоваться ты умеешь, всему остальному я тебя научу, — Чонгук пристально смотрит в глаза, держась из последних сил. У него здоровье отменное, но даже такая потеря крови требует отдыха для организма, а рана — обработки.       Чимин напряженно замирает, когда слышит недвусмысленный намек, и готов провалиться под землю, лишь бы не видеть короля и не смотреть ему в глаза. Но черные зрачки Чонгука, расширившиеся до максимума, затягивают его в какую-то бездну, выбраться из которой он не может. Ослабленными ногами, которые все еще помнят недавнюю дрожь, омега следует за Чонгуком во дворец. Наверное, ему нужно предложить забрать корзинку, но раненый Чонгук выглядит также устрашающе, как и здоровый — от него можно ждать чего угодно, а шуточки, переходящие все границы, вселяют еще больший страх. Какой кисэн? Чему научить? Айщ, он сейчас сам в обморок хлопнется, думает Пак, протискиваясь по узким проходам внутри дворца.       В покоях короля приятный полумрак, по углам горят свечи с ароматом сандалового дерева, но Чимин все еще слышит запах крови. Он присаживается на кровать, на которую Чонгук ставит корзинку, и открывает крышку. Догадаться не сложно что и зачем необходимо, на самом деле дома он часто наблюдал за работой доктора Джана и даже знал некоторые лекарства. Чонгук, нависая над ним, смотрит, как омега ловко раскладывает содержимое корзинки. Не умеет он!       Король развязывает плащ, скидывает его на пол, а потом ослабляет пояс ханбока.       — Вы же не собираетесь… — Чимин вскинул глаза и прочитал ответ — собирается.       — Именно.       Пак отворачивается и возвращает свое внимание мазям, отрезкам материи, специальной баночке с коричневой жидкостью. Пак открутил крышку, понюхал и обмакнул палец, попробовав на язык — это концентрированный раствор ромашки, как он и думал. Чонгук снимает испорченный ханбок с разорванным рукавом и садится на кровать. Она прогибается под тяжестью тела, и Чимин сползает ближе, почти дотрагиваясь до короля. Сейчас ему не стоит делать резких движений и вести себя неподобающе, поэтому он обмакивает ткань в раствор и вытирает ею кровь с руки. Она еще сочится, но уже не льется струей, как раньше.       Корочки, запекшиеся по краям раны, Чимин оттирает, а рану потом обрабатывает мазью. Гуку совсем не больно, когда он легкими движениями прикасается к голой коже. Подумать только, наследный принц выполняет роль лекаря. Когда-то Чимин бы рассмеялся в лицо собеседнику, если ему бы такое сказали, но сейчас он втирает мазь и думает о том, что нужно хорошенько обработать края раны. На мгновение Паку кажется, что ему нравится ухаживать за альфой, но помешательство быстро проходит, когда он видит напряженный взгляд и сведенные брови.       — Что?       — Почему ты меня жалеешь?        — Пф! Совсем нет, — Паку неловко, что его уличили в простом человеческом сострадании.       — Неправда, ты не хочешь сделать мне больно. А если бы хотел — сделал?       — Вам и так больно, — говорит Пак, но думает о том, что под полом в углу спрятана бутылочка с ядом, которая таки дождется своего часа. Осталось совсем немного, чтобы достичь желаемой цели.       — Волчонок, ты так и не ответил? — король смотрит на то, как Чимин заканчивает перевязывать руку, и немного морщится от затягивающегося на ране узла.       — Нет, — Чимина не учили врать, но он врет ради спасения своей жалкой жизни. Жалкой, потому что никто не должен узнать, что сегодня произошло и как ему понравилось это. Он искоса поглядывает на мощный торс Чонгука, перекатывающиеся мышцы спины, тонкую талию, контрастирующую с широкой спиной. За таким альфой можно спрятаться от всех бед, а по ночам засыпать в крепких объятьях. От Чонгука все еще пахнет кровью — Пак дергает носом и втягивает сладковатый запах.       — Останься сегодня здесь, я устал.       У Чонгука слабость от потери крови, а Чимин устал от эмоциональных качелей. Желание отравить Чонгука становится наравне с желанием поцеловать его, и Пак ловит себя на мысли, что с этих губ он готов сцеловывать и яд, зная, что это отрава. Чонгук, не надевая одежды, ложится сверху на простыни и смотрит в потолок, ожидая, пока устроится омега. Пак аккуратно ложится на другой стороне кровати, но король не настаивает.       Безразличие альфы немного ставит в тупик и наследному принцу кажется, что все произошедшее сегодня ему просто приснилось. Это сон, обычный сон, от которого он проснется очень скоро — через час, а может быть два, но наваждение обязательно пройдет. Чимину кажется, что это сумасшествие — быть одновременно в двух телах, в двух лицах, одно из которых ненавидит Чонгука до мозга костей, а второе хочет прикоснуться к нему, чтобы забрать хоть немного боли. От своих мучений омега засыпает первым и не замечает, как Чонгук сам придвигается к нему и еще очень долго охраняет его чуткий сон, пока сам не засыпает от бессилия.       Чимин просыпается, когда на улице уже стемнело. Он понимает, что находится не в доме кисэн, а в комнате короля Силлы, поэтому вскакивает и быстро сопоставляет события. Произошедшее его злит, но он не может не радоваться предоставленной возможности. Это небеса позаботились о нем и предоставили ему тот самый шанс, с помощью которого он может легко избавиться от Чонгука. Осталось только сходить на кухню и попросить еды для короля, а пока будут готовить — сбегать к себе в покои за ядом. Остальное — дело техники, Чимина могут и не уличить в том, что это он добавил, а смерть наступит от потери крови. Король же сам отказался от доктора, а что с несмышленого омеги взять — он же не лекарь, всех тонкостей не знает. План Чимина простой до невозможности, и он даже удивляется как ему повезет, если получится, как он задумал. Пока все будут разбираться, что случилось, и горевать за королем, под воротами Силлы уже будет стоять армия Юнги.       Чимин аккуратно выбирается из-под одеяла, чтобы не разбудить Чонгука. Он крепко спит, а грудь размеренно поднимается. Свет падает на короля, обрисовывая каждую мышцу. Пак тихонечко выходит, минуя охрану, и говорит о том, что вернется с едой королю. Переволновавшиеся за короля хвараны только кивают — они хотят, чтобы король поправился поскорее, ведь во дворце уже все наслышаны о неудачном поединке с принцем Хосоком.       На кухне Пак передает просьбу главному евнуху, и тот быстренько организовывает кухарок. Для короля готовят питательную еду, несколько видов мяса, бульон, а тем временем Чимин спешит в свои покои за самым главным ингредиентом. Его туфли почти не шуршат, когда он пробирается по темноте, но вскрикивает от неожиданности, столкнувшись за поворотом с Джином.       — Ваше Высочество! Что случилось, расскажите мне? Король велел нам с принцем Хосоком уходить, поэтому я так переживал за вас.       — Я не знаю, Джин, что будет, но я перевязал рану и надеюсь, что король поправится, — Чимин старается быть правдоподобным и даже изображает сочувствие. Минуты длятся, как часы, а расстояние до его покоев вмиг превращается в километры. Паку очень хочется закончить все быстрее и желательно отослать письмо в Корё королю Мину. По счастливому стечению обстоятельств завтра с утра должны приехать крестьяне, и он снова может дать поручение парнишке Джиену. Что ж, письмом он займется ночью.       — Ваше Высочество, вы кажетесь слишком взволнованным. Что-то случилось, король обидел Вас? — Джин замечает, что наследный принц Пак не в своей тарелке, рассеянный и слишком возбужденный, что не дает Джину покоя.       — Нет, все хорошо, — Чимин улыбается и думает, что лучше не бывает. Но чисто по-дружески, а также, чтобы отвести от себя подозрение, решает поделиться с Джином следующим. — Он... меня поцеловал.       — О, небеса! — Джин складывает ладоши и поднимает руки к небу, а омега смотрит на него, как на больного. Ему бы за себя переживать, в последнее время кислый ходит, а он за Чимина радуется. — Ну я даже не знаю, что сказать.       — А что тут можно сказать? — омега только пожимает плечами и не видит повода для радости. Должно что-то случиться еще? За сегодняшний день ему хватит произошедшего. — Фу, я провонял этим запахом крови…       Пак осматривает себя и ищет, где он мог запачкаться. С самого утра его не покидает ощущение, что этот аромат преследует его. Причем он слышал его не раз — перед тем, как Чонгук его изнасиловал, когда он поругался с ним в саду, когда они возвращались в Силлу, когда он защитил его от Минджу. В голове у Пака всплывает только одно воспоминание в саду, когда они там были с Кимом, и он проговаривает эти слова вслух снова:       — Джин, запах крови, ты тоже его слышишь?       Ким, встревоженный его вопросом, смотрит на Чимина и понимает, что он все знает. Видимо, это знание пришло только что, потому что ужас в глазах и оцепенение говорят сами о себе. Чимин медленно присаживается на крыльцо одного из домов и отчаянно мотает головой.       — Нет, нет, этого не может быть, нет…       — Ваше Высочество! — Джин пытается его обнять, чтобы усмирить истерику. Если Пака сейчас снова накроет, то одному ему не справится с омегой, а пока Чонгук болен наследный принц может натворить беды снова. — Послушайте, ваше Высочество, не надо так! Король Силлы… он хороший…       — Хороший?! — Пак растирает слезы по лицу, размазывая их грязной ладошкой. — Я просто не могу в это поверить? Так не может быть, это неправда, неправда, неправда…       Принц топает ногой по земле, но это мало что меняет. В его голове выстраивается четкая картина. Какой же он дурак, что раньше не распознал. Запах крови — это истинный запах Чонгука, поэтому он слышал его, когда ее даже не было. Вот почему сегодняшний поцелуй такой сладкий, вот почему Пак оказался безвольной куклой в руках короля Силлы! Это все истинность, но Чимин не верит этому и цепляется за последнюю надежду. А как же Юнги? Ведь он всегда думал, что Юнги его истинный и они предназначены друг другу небесами. Его король Мин — вторая половинка, воссоединения с которой он так ждал. Его Юнги, что дрался за него в борьбе, потерял отца — это все получается зря?!       Нет, так не может быть! Пак заламывает руки и не обращает внимание на уговоры Джина, который осторожно гладит его по спине. Рыдания не вырываются из него, потому что он слишком опустошен и устал — он не может даже поплакать над той иронией, что уготовили ему небеса. Чимин пытается взять себя в руки и старается размеренно дышать. Все хорошо, если Чонгук об этом не догадывается. Все еще можно изменить и пойти наперекор истинности. Если люди могут жить не рядом с истинными, то почему этого не может Чимин? Его родители, конечно, уже не пример, но все же — у них с Юнги может получиться крепкая семья, ведь Мин любит его. Тем более, если на его пути и в его жизни больше никогда не появится Чон Чонгук.       Чимин поворачивается к Джину и смотрит, что тот не удивлен.       — Ты знал?       Ким молчит и только кивает головой. О, небеса! Что теперь делать? Как выйти из ситуации? Подсказка приходит сама по себе.       — Ваше Высочество! Пожалуйста, не горячитесь. Я никому не говорил, пока вы сами это не заметили. Наш король, он… — Джин не может найти никаких оправданий для Чонгука — в глазах Пака он все равно убийца его матери и насильник. — Он сделал много плохого, но Ваше доброе сердце может дать ему шанс…       Ага, как же, думает Чимин. Много плохого — это очень слабая мерка всего того, что он вытерпел от Чонгука. Но омега только берет в руку похолодевшие ладони Джина и говорит:       — Я не хочу спешить, Джин, поэтому прошу оставить все в секрете. Для меня это… неожиданность…       — Я понимаю, Ваше Высочество, — Джин согласен, поэтому активно кивает головой. — Хорошо, я буду молчать.       Чимин ему в благодарность кивает и на негнущихся одеревенелых ногах идет в свои покои. Ему кажется, что еще хуже сегодняшний день быть не может — эта новость его подкосила. С момента смерти матери у Пака так не сжималось сердце, как от осознания того, что его истинный — убийца. Убийца его матери. Бороться за свое счастье — единственный выход, который видит омега, прижимая к себе яд. Его любовь может победить все преграды на пути к Юнги, поэтому он сделает все, чтобы приблизить тот момент, когда он сможет обнять его и назвать любимым мужем.       Омега быстро возвращается на кухню, стараясь не выдать волнения. Дымящийся бульон уже стоит у окна, уже приготовлены и остальные блюда.       — Я отнесу.       К такому на кухне не привыкли, но и перечить наследному принцу нельзя. На небольшой разнос поставлены тарелки и Пак осторожно несет их к покоям, где его уже ждет старший евнух.       — Я должен попробовать еду.       Он выставляет руку перед Чимином, словно не доверяет ему, но Пак знает, что это обычная процедура. В его королевстве эта обязанность тоже лежит на старшем евнухе, поэтому он без проблем протягивает разнос. Евнух отпивает бульон, пробует рис и мясо, но не находит посторонних вкусов. Он одобряюще кивает, а Чимин гордо заходит в покои короля. Ну что, словили?       Тихонько, на цыпочках, Пак приближается к кровати и ставит разнос на столик. Он достает бутылочку и выливает содержимое в бульон. Жидкость совсем остывшая, даже немного противная на вкус и тягучая, но Пака это не волнует — он тщательно размешивает блюдо. От этого яда не должно быть горечи — так сказал Юнги, а он ему верит. Пак тщательно понюхал бульон и посмотрел на Чонгука. Отставив посуду, он подсел ближе — король глубоко заснул, и только поднимающаяся грудь говорила о том, что он жив. Чимин из интереса решил рассмотреть, какой же его истинный, кого ему подарили небеса, не будь он таким подонком?       С такого расстояния Чимин впервые мог спокойно поглядеть на короля. У Чонгука длинные густые волосы, которые он тщательно убирал в густой пучок, обнажая красивый лоб. Неизменная повязка с золотым драконом перехватывала голову, ровно укладываясь параллельно линии густых черных бровей. Пушистые черные ресницы были такими длинными, что Пак даже позавидовал — ему бы такие. Они опахалом лежали на его щеках и почти не дрожали. Слегка крупный нос и волевой подбородок, а еще неимоверно красивые губы с родинкой под нижней — Чимин раскраснелся, когда вспомнил, что эти губы делали с ним и до какого исступления доводили там, у зернохранилища.       Интересно, смог бы Пак полюбить Чонгука, если бы все сложилось по-другому? Омега раздумывает над этим, не отрываясь от разглядывания короля. Грудь, поднимающаяся при вдохе, размеренно опускается вниз, и Чимин следит за движениями мышц, как очарованный. Кожа у Чонгука на вид бархатная, загорелая, но на ней много шрамов — давно заживших и довольно свежих, полученных в битвах. Паку хочется провести пальцем по каждому, но как только он наклоняется ниже, чтобы рассмотреть родинку у шеи, его снова обдает запахом крови. От него кружится голова и дрожат руки, и Пак через силу выпрямляется, чтобы не пропасть в этом аромате снова.       Когда-то он слышал от госпожи Со, что небеса могут покарать человека, если он сделает что-то плохое своему истинному. Чимин верил в это ровно до того момента, пока таким считал Юнги. Глядя на Чонгука думать о таком совсем не хочется — Паку кажется, что со смертью короля Силлы у него не может быть больших бед в жизни, чем после встречи с ним. Как его могут наказать небеса, если он потерял все, что любил — маму, короля Мина, чуть не потерял отца и любимого человека. Что может случиться хуже, чем быть узником здесь? Жить так, что от такой жизни хочется только вздернуться, заснуть и больше не просыпаться. Но Пак смелый, он уже пробовал уйти из этого мира, и, если не получилось уйти самому, значит надо помочь кому-то отправиться на небеса.       Внезапно руку Пака обхватывает горячая ладонь, замыкаясь на его тонком запястье. На месте шрама, который постоянно ныл, теперь лежат шершавые пальцы Чонгука, сжимающие его руку, но боли нет. Впервые за долгое время Чимин перестал чувствовать, как болит кисть.       — Волчонок…       Чонгук зовет сквозь бред, потому что его рука ненормально горячая, и Пак понимает, что у короля начинается жар. Рука Чимина сама тянется к нему, и омега кладет ее на лоб, чтобы проверить, есть ли жар. Так всегда делала Дахи, так делал лекарь Джан и в этом нет ничего страшного, если ты кладешь руку не Чонгуку. Чимин отдергивает ладонь, когда она опаляется жаром.       — Волчонок, — Чонгук зовет снова, облизывая сухие обветренные губы. Он просыпается, открывает глаза и поворачивает голову, глядя на Чимина. В его глазах Пак не видит былой ненависти, а только обреченность и потребность… в нем? Он вспоминает, что они истинные, и все вопросы отпадают — Чонгук несознательно нуждается в омеге, поэтому зовет только Чимина.       — Я здесь, — Пак отвечает, не раздумывая.       — Побудь со мной, не уходи, — просит Чонгук, но Пак склоняется к тому, что он таки бредит.       — Вам нужно поесть, — Пак решительно берет еду, а Чонгук привстает с кровати, опираясь на здоровую руку. Сейчас или никогда. Он подает альфе бульон, и тот подносит чашу, принюхиваясь к запаху блюда. Чимин замирает и с напряжением смотрит на Гука. Сейчас убийца выпьет яд, и все закончится, но… сможет ли Чимин жить дальше зная, что сам стал таким же, как он, убийцей. Омега прокручивает в голове все мысли, пока Чонгук с наслаждением вдыхает аромат. Сможет ли Пак стать счастливым, избавившись от обидчика таким способом? А Чонгук? Чимин вспоминает, как король смотрел на него утром, и у него все нутро переворачивается от нахлынувших ощущений. Почему он слишком слаб был тогда и сейчас, когда в последнюю секунду отказывается от своей идеи?       — Я забыл убрать лавровый лист! — Пак резко тянется к чаше с бульоном, но намеренно разливает все до капли на постель, выбивая емкость из рук. — Ой, какой же я неуклюжий, простите, Ваше Величество!       О, небеса! У него остановилось дыхание в тот момент, когда Чонгук приблизил чашу к губам. Как хорошо, что Чимин не совершил непоправимое, и небеса спасли его, подсказали верное решение. Омега чуть ли не умирает от осознания того, что он едва не убил человека. Еще доля секунды и он бы никогда себе не простил того, что сделал. Пак поднимает глаза и готовится выслушать кучу гадостей о том, какой он неуклюжий, но Чонгук только молчит и улыбается, заглядывая ему в глаза. Что-то здесь не так, и по позвоночнику проходит холодок — Чимин впервые готов признать, что ему страшно.       — Зря ты испортил бульон, волчонок, — тихо говорит Чонгук с долей сожаления, что ужин не удался. Он улыбается Чимину и неотрывно смотрит в глаза, но Пак не может отвернуться, словно заколдованный, и не отводит от альфы взгляда. — В пузырьке обычная вода, а от яда отравились две собаки на заднем дворе. Волчонок, пока ты делаешь один шаг, я делаю два, поэтому я всегда впереди. А теперь, пожалуйста, принеси еще бульон, я кушать хочу.       В повисшей тишине Чимин услышал, как треснуло его фарфоровое, и до того хрупкое, сердце. Он все знал, поэтому кто кого оставил в живых — большой вопрос. Чимин старается сделать вид, что его это не касается, поэтому с достоинством встает и выходит из покоев короля, удаляясь под звуки его заразительного смеха.