***
— Вызывали, Ваше Величество? — Намджун заходит в зал для совещаний с министрами, чеканя шаг. Чонгук втайне любуется им и отмечает, что у него самый лучший генерал армии. Годы, проведенные с Намджуном в походах и битвах, только сплотили их, и король кисло морщится, услышав «Ваше Величество». — Когда я тебя отучу наедине обращаться ко мне таким образом? — Никогда, Ваше Величество! — Намджун кланяется королю и становится перед ним на одно колено. В одной руке генерала меч, упирающийся в мраморный пол, вторая рука прижата к сердцу. Король Силлы знает, что такое поведение военачальника — не пустые слова или дань уважения. Это нечто большее, невидимое, оно тянется между ними долгие годы, а до этого — между отцом Намджуна и отцом Чонгука, которые были также близки, но теперь уже с небес наблюдают за тем, что делают их дети здесь. Почему-то Чонгук всегда уверен в том, что именно эта связь сроднила его больше с Кимом, нежели с собственным братом, и иногда даже пугается этому открытию. — Где Его Высочество Чон Хосок? — Намджун разрешает себе задать вопрос, нарушив субординацию. — Он уже третью неделю в провинциях. Реформы даются нелегко, — задумчиво говорит Чонгук. Генерал Ким сам недавно приехал издалека, поэтому задержался в королевстве лишь на пару дней, готовясь отправиться в новую провинцию. Намджун знает, как неоднозначно восприняты новшества, о чем предупреждал Чонгука, но он никогда не станет перечить королю или отговаривать его. Король Чон растет на его глазах и, несмотря на все опасения генерала, Ким уверен в успехе реформ. По прибытии генерал уже делал доклад королю о делах в городках и селениях, поэтому сейчас замер в ожидании следующего приказа. — Ты слышал о том, что в Империи Цинь обеспокоены нашей политикой? — Да, Ваше Величество! — Еще одно слово — и я тебя разжалую в хвараны, — Чонгук глухо посмеивается и встает с трона. Улыбаясь, он спускается со ступенек и садится на прохладный мрамор, приглашая генерала сесть рядом. — Китайцы считают, что я ослаблю государство, если продолжу реформы. — Логично и, в то же время, нет. Они опасаются за свои границы, и это нормально. Пока рядом Силла, им не страшны монголы. — Они все еще не угомонились? — Чонгук устало потирает лоб, прикидывая направление завоеваний жадных соседей. На курултае монголы решили завоевывать Европу, вот туда им и дорога, но угроза продвижения на юго-восток все еще актуальна и спокойно спать нельзя ни Силле, ни Империи Цинь. — По данным разведки нам нечего пока бояться, — Намджун опирает меч об пол и стискивает его мощной рукой. На ней десятки шрамов и Чонгук уверен, что помнит каждый. Генералу Киму он может доверять. — Но не забывай, что Цинь заинтересованы в нас, как в прикрытии своей задницы. Китайцы трусливые и не хотят воевать сами. — Я знаю, поэтому и не остановлюсь. В своей стране я буду делать то, что считаю нужным, а мнение императора меня волнует в последнюю очередь. Пока на границах тихо, мы можем заняться внутренними делами. — Можем, но ты ведь позвал меня не за этим? — хитро подмигивает Намджун. Он чувствует, что Чонгук что-то придумал — иначе и быть не может. Он не может сидеть дома, война его мать родная, из груди которой он вскармливался с детства, чье молоко впитал вместе с лесными ручьями, чьи руки расчесывали его непослушные волосы жестокими ветрами, чьи ласковые пальцы гладили его теплыми солнечными лучами, чтобы разбудить его на рассвете и вновь позвать в дорогу бескрайними просторами родной земли. — Ты знаешь меня, как никто другой, — улыбается Чонгук и подталкивает Джуна плечом в плечо. Тот неуверенно раскачивается и отвечает такой же искренней улыбкой, на которую только способен — с ямочками, ровным рядом белых зубов, растянув слегка полноватые губы. И Чонгук бы сказал, что рад видеть эту улыбку, если бы не глаза, которые затаили печаль. — Ну что, у вас с Джином никак не налаживается? — Никак, — откашливается генерал Ким. Ему не хочется обременять короля совсем не королевскими проблемами. Да кто он такой, чтобы обсуждать с Чонгуком отношения с мужем, но на сердце так щемит давно и крепко, что Джун сдается. — Я все еще не могу простить ему то, что он это сделал. — Возможно, мне тоже стоило затаить обиду на Джина? — продолжает невозмутимо Чонгук, следя за реакцией генерала. — ? — Ким только поднимает бровь в немом вопросе. Несмотря на все сложности, он все еще любит Джина, хотя ему трудно переступить через свою гордость. Ком обиды, накопившейся за последнее время, подступает к горлу и не дает дышать, но он знает, что скоро отпустит, нужно только подождать. А ждать он умеет. — Что-то случилось? — Случилось. И здесь, и когда ты был в отъезде, — король Силлы говорит отрывками и загадками. Намджун напрягается, но знает, что Чонгук ничего Джину не сделает. Они — самые близкие для него люди после смерти родителей, не считая Хосока. И любой проступок Джина не будет нести для него последствий. — Не томи, Чонгук, — сдается Намджун. — Рассказывай уже. — Не переживай, все хорошо. Просто Джин решил выгородить змееныша из Пакче. Такая дружба между этими омегами — прямо загляденье. — Он привязался к нему, ты же сам видишь. У наследного принца здесь нет никого, с кем он может хотя бы поговорить, поэтому Джин… — Поэтому Джин, — перебивает его Чонгук, — нашел у него яд и решил от меня это скрыть. Мои хвараны следят за домом кисэн, поэтому вычислить твоего омегу было просто. — Яд? — шоковая эмоция на лице генерала дает понять, что он ни о чем не знал. — Да, отраву. Отродье привезло из Пакче яд. Я подозревал, что он не приедет без «подарка», но Джин оказался хитрее. Он обшарил его комнату и нашел пузырек, после чего пытался вынести его, чтобы никто не узнал о том, что произошло. Ошеломленный от всего услышанного, Намджун положил меч и вцепился в волосы стального цвета. На удивление, он поседел довольно рано, но такая проседь ему даже шла, придавая к неполному тридцатнику еще с десяток лет и полмешка жизненного опыта. О том, что Джин догадался про яд, он даже не знал, ведь они были в ссоре, а желание мужа защитить омегу… что ж, вполне опрометчиво, но и здесь Намджун тоже готов его понять. Готов ли понять Чонгук? — И что случилось дальше? — Намджун спрашивает напряженно, только представляя, как перепугался Сокджин. И в тот момент его некому было защитить и успокоить, его омега все перенес сам, даже не пискнув и не заикнувшись мужу о помощи. Обиделся. — Ничего, я поговорил с Джином, и мы подменили пузырек, — Чонгук абсолютно спокоен и беспечен. — Чонгук, он не со зла, — Ким пытается объясниться, но понимает, что все это крайне неправильно. Покушение на жизнь короля — тяжелейшее преступление, а его сокрытие можно приравнять к соучастию. Он бы лично размазал об стенку того, кто хоть коим образом был бы замешан в подобном деле. Чимин — испугавшийся глупыш, которому отраву всучили коварный Мин и трусливый Тэджон, и Джин, посчитавший наивысшим благом украсть пузырек и не поставить об этом в известность никого — вот уж омеги подобрались! Джун что-то бормочет и поднимает голову к потолку, с которого на него смотрит расписной дракон. О, небеса, ну за что ему такое наказание! Не будь это Чонгук, генеральскому мужу такого поступка не простили бы. — Намджун, — Гук кладет ему руку на плечо и поворачивает к себе. Отводить взгляд Киму не хочется, а смотреть в глаза королю стыдно. — Я знаю вас с детства. Я никогда не сомневался в том, что Джин не имел плохих намерений. В конечном итоге, он хотел защитить меня, поэтому и украл яд. Интересно другое — Тэджон и Юнги решили играть против меня руками этого омеги. Все это — предсказуемые вещи, они просто использовали шанс, что я им дал. Не считаешь ли ты, дружище, что пора нанести визит в Пакче. Засиделся я здесь. Вот проведу реформу до конца, а потом отправимся в гости к Тэджону. У меня есть кое-какие планы в отношении Хосока, но пока о них говорить рано — хочу понаблюдать за братом и потом скажу тебе, что я решил. — Что бы ты ни решил, я всегда поддержу тебя, — тепло посмотрел он на Гука и тоже похлопал его по плечу. — Идея приструнить Пакче не так уже и плоха, но… — Тебя что-то беспокоит? — Нет, ничего, все нормально. — Отлично, тогда иди домой и поговори с мужем, а я пока приму отчет от чиновников. Сегодня должны прибыть люди из провинции Чоёндо, это одна из первых провинций, где все прошло гладко. Хочу послушать, что говорит народ. Намджун еще немного посидел с королем и отправился домой. Он не мог отойти от новости, которая неприятным осадком засела в его сознании. Если Чимин пытался отравить короля, то о примирении пока говорить рано. Да и по настроению Чонгука он понял, что государь играет с ним, как кошка с мышкой. Пока он не представляет для него угрозы своими действиями, Гук пинает его из угла в угол, то приближая к себе, то отталкивая. Но как только наследный принц переступит черту и станет представлять опасность, то ему не сносить головы. С тяжелым вздохом генерал Ким поднимает глаза к небу — на улице похолодало, осень. Промозглый ветер морозит спину, пробираясь под воротник, поднимая запыленные полы плаща. Но отнюдь не это беспокоит Намджуна — все его старания Тэджон и Юнги разрушили, откатив ситуацию на несколько шагов назад. А это значит, что придется работать вдвое больше и снова воспитывать этих упрямцев. Джин, хлопочущий по дому как ни в чем не бывало, осматривает ханбок генерала. В некоторых местах есть дырки, что-то нужно выбросить, а что-то отдать в починку — омега аккуратно раскладывает вещи и поет себе под нос мелодичную песню. Он не слышит стука двери и не замечает вошедшего Кима. — Джин, нам нужно поговорить, — генерал откашливается, потому что комок в горле мешает ему говорить. Муж, дернувшийся от неожиданности его голоса, испуганно вскрикнул и резко обернулся. — Я почти закончил, — он складывает последнюю одежду в стопку и выходит в гостевые покои. Ким сел за стол, в углу поставил меч и перебирал пальцами по деревянной поверхности. — Почему ты мне ничего не сказал? — напряженный взгляд любимых глаз тревожно впивается в Сокджина, у которого сердце уходит в пятки. Он прекрасно понимает, о чем идет речь, поэтому прячет глаза и сцепляет руки в замок. Он виноват, и в свое оправдание сказать ему нечего. — Откуда ты узнал про яд? — Я не знал. Догадался. Чимин не мог приехать просто так — я слишком хорошо знаю дворцовые интриги, — Джин действительно только лишь подозревал о «подарке» Чимина, поэтому сказал правду. — Я искал что угодно, хоть спрятанный нож, но это оказался яд. Под ковром в комнате. Больше я не нашел ничего. — Почему ты не сказал? — напряженно повторяет вопрос Ким. — А что, я, по-твоему, должен был попросить аудиенции у короля, чтобы он убил мальчишку в тот же день? — Джин начинает злиться, когда муж спрашивает очевидные и оттого глупые вопросы. — Я третий раз спрашиваю — почему ты не сказал мне? — правильно поставленный вопрос меняет дело, и Сокджин вскидывает испуганный взгляд на мужа. — Ты не считаешь, что я должен об этом знать? — Считаю, но… — Но что? Неужели наши… разногласия могли стоить того, что Чонгук, будь он в плохом настроении, скрутил бы тебе шею? — Намджун нагнетает ситуацию и пугает омегу, но и Джин не из робкого десятка. — Мне бы он не сделал ничего, — справедливо подмечает Джин. — Зато вот как ты называешь ссору — разногласия? И в чем же они состоят? Что я пытаюсь дать тебе время пожить для себя, для королевства? Я стараюсь помогать тебе во всем, а вместо этого ты обвинил меня во лжи! — Но ты соврал! — настаивает генерал. — А ты не спрашивал! — кричит Джин. — Ты никогда не интересовался этим вопросом, поэтому я не врал. — Я не интересовался лишь потому, что верил тебе, Джин! Я бы никогда не подумал, что ты можешь сделать это! Джин, я построил карьеру и стал генералом, я привел Чонгука к власти и выполнил обещание, данное покойному королю Чону! Что я еще должен сделать? Неужели ты думаешь, что государственная служба помешает мне быть отцом для своих детей? — Намджун не выдерживает и встает со стула, приближаясь к омеге. Испуганный и виноватый Джин втянул плечи и покорно выслушивает все, что ему говорят. Намджун прав. — Пожалуйста, не скрывай от меня ничего. Я боюсь тебя потерять. Альфа слышит слабые всхлипывания, и ему хочется ударить себя за то, что довел омегу до слез. Он с тяжелым сердцем все это время смотрел на то, как Джин пытался быть сильным, но сейчас этот омега уткнулся ему в живот, и генерал Ким готов сцеловывать каждую слезинку, чтобы выпросить прощения. Он обнимает Джина за плечи и присаживается рядом, положив голову тому на колени. Омега жадно вплетается пальцами в отросшие поседевшие волосы и тормошит их, пуская волну дрожи по телу супруга. — Не потеряешь. Я больше не буду. Скрывать от тебя, — каждое слово дается ему нелегко, но и на уступки омега идти не готов. — Давай закончим это дело, осталось немного, а потом уже подумаем о детях... Сокджин ласково перебирает пряди пальцами, спускается к вискам, трет их и перемещается на шею, растирая кожу возле крупных вен пальцами. От нажима сильных рук у генерала Кима разливается непонятная волна, отключающая сознание. Еще минута — и он просто вырубится спать. — Не знаю, — бормочет Ким. — Мне кажется, все затягивается. Он обнимает мужа за колени и еще сильнее прижимается к нему. Намджун неимоверно соскучился по его объятиям, его шелковистой коже, пьянящему запаху, который усиливается с каждой секундой рядом с альфой. — Может быть, ты отдохнешь? Генерал находит в себе силы оторваться от омеги и кивает. Он уводит его за руку и просит полежать с ним в кровати, а сам перебирает черные смоляные пряди, пока не засыпает на пару часов под пристальной охраной любимых глаз.***
Время летит незаметно, а природа словно играет в этом году, все больше и больше оттягивая смену времени года. Выступать в поход зимой Чонгук не хочет, поэтому терпеливо собирает войско, оттачивает военное мастерство, закупает новое оружие в Японии и упражняется с катаной. Чонгук всегда любил что-то новое, а оружие привлекало его больше всего. С того момента, как произошел случай с Чимином, он не видел омегу давно. Тот или прятался, или просто решил, что о нем забудут. Король Силлы, вспоминающий Чимина намного чаще, чем стоит, пытается уговорить сам себя сделать его полноценной кисэн, но какой-то внутренний тормоз не дает ему продвинуться дальше своих мыслей. Омегу ничего не стоит вызвать к себе на ночь, но эта идея его отнюдь не вдохновляет. И дело не в том, что не хочет Гук, а в том, что не хочет Чимин. Ломать мальчишку, наказывать его, держать в постоянном страхе — все это уже было и даже больше. И ничего из этого не приносит Чонгуку удовлетворения, а принесет ли удовольствие плотские утехи — он не знает. Как говорят, не попробуешь — не узнаешь, но и здесь король не делает ни шага вперед. Теплое солнце противно перемежается с прохладным ветром, но Чимину такой контраст даже нравится. Он бредет с Джином по саду, кутаясь в плащ поверх ханбока. Погода делает его хоть немного живым, иначе однообразные рутинные дни просто съедят его с потрохами. Все одно и то же с утра до вечера, но главное занятие, от которого Чимин никак не может себя оторвать — самобичевание. Ему кажется, что он в этом так же хорош, как в вышивании или танцах. А вот во всем остальном — полное ничтожество. Пак закусывает губу, в очередной раз сдерживая слезы. Не было ни дня, чтобы он не корил себя за то, что сглупил с Чонгуком. И пусть он до сих пор не знает, кто подменил яд, Чимин точно уверен, что прятать надо было лучше. Джин сворачивает в самую глубину сада, где они бывают крайне редко. Там посажены какие-то растения, что собирает Линь, поэтому ни Джин, ни наследный принц в чужое дело не лезут. В густых зарослях только одиноко стрекочут насекомые, большая часть из которых уже попряталась в землю или кору деревьев. Даже жуки находят здесь себе пристанище, но только не человек, думает Чимин и переводит все на себя. Ему здесь неуютно и хочется быть букашкой, чтобы куда-то спрятаться от королевских глаз. Стыдно. — Ты только подумай, я здесь уже больше года! — Чимину и разговаривать особо не хочется, но Джин, послушно сопровождающий его на прогулках, словно выполняет роль единственного друга, хотя и другом Пак его полностью назвать не может. Все то, что принадлежит Силле, ему чуждо, а муж генерала Кима — верный сын своего народа. За это время он почти научился доверять Джину, но омега даже сам не знает, насколько сильно ему обязан. Ким его располагает к себе больше всех — не с Тэхеном же ему болтать. — Да, Ваше Высочество! — мечтательно отвечает красавец-омега. — Ты выглядишь намного веселее, цвет лица улучшился, — подмечает Чимин, кутаясь в плащ. — У нас с генералом Кимом налаживаются отношения, — рассказывает ему Сокджин и улыбается. — Все становится как раньше. — Он любит тебя, это видно. — Ваше Высочество, порой мы сами не понимаем, насколько сильны чувства тех, кто находится рядом с нами. Но, как только огонь исчезает, нам снова хочется тепла, — Джин поглядывает на наследного принца и следит за его эмоциями. Лицо Чимина, как маска. То ли слова Джина его совсем не трогают, то ли принц искусно играет. На самом деле Пак задумывается о том, что говорит Джин, но ему даже не верится, что взрослый омега может быть таким романтиком. В одночасье его тревожит непонятная зависть — в его душе поселился холод, и в последнее время он все меньше думает о Юнги. Неужели их костер погас? — Мой огонь горит в Пакче, — отвечает Чимин и гордо задирает нос. Он впервые замечает за собой, что не вспомнил королевство Минов. Это плохой знак и Паку он не нравится. — Не буду вас разубеждать, Ваше Высочество, — улыбается Джин загадочной и немного раздражающей улыбкой. Иногда Паку хочется съездить тому по лицу, но королевская кровь не позволяет. Ему кажется, что Джин сам себе на уме и знает то, чего не знает Чимин. А чувствовать себя дураком он не любит больше всего. — Давайте зайдем к Линю, наследный принц. Ему нужно напомнить об отваре. Джин сам ещё вынужден принимать питье, поэтому спешит к лекарю, чтобы раздать указания. Чимин нехотя плетется за ним, но, чтобы скоротать время здесь, согласен идти хоть на край света. Зайти к лекарю хоть какое-то разнообразие. Линь у себя в покоях. Он немного уставший и весь в делах. Доктор собирает какие-то узелки, коробочки с сыпучими лекарствами, в углу стоят весы, на которых он взвешивал компоненты и смешивал в отдельной ступке. Столько всего много, что у Пака разбежались глаза. — Ого! — Чимин удивился таким сборам и обвел комнату лекаря взглядом. — Зачем столько всего? — Добрый день, Ваше Высочество, — Линь кланяется и мельком оглядывает омегу. Наконец-то он видит его не в роли пациента и замечает, что Пак знатно похорошел. Так-то лучше, думает Линь, боясь отвечать за жизнь знатной особы. — Я собираю лекарства для похода. — Куда? — Чимин в недоумении спрашивает и даже удивляется — неужели лекарь всегда берет с собой столько всего? — В поход. Повозка лекаря всегда сопровождает короля, — произносит врач не без гордости в голосе. — Король Чон уезжает? — вопрос Чимина не кстати, и Джин перебивает его, чтобы Линь чего не сболтнул. О походе на Пакче Чимин узнает рано или поздно, только вот сказать ему он сам не знает как, а неосторожное вмешательство лекаря совсем ни к чему. Чимин спрашивает с надеждой в голосе, что не ускользает от Джина, и Ким еще больше напрягается. — Линь, я по поводу отвара… — Да, конечно, господин Ким, у меня всё готово, — коротко и по-деловому Линь даёт понять, что Джин мог бы и не указывать. Он следит за этим много лет. — Ваше Высочество, вам тоже, наверное, необходим отвар? — С чего ты взял? — нервно дернулся Чимин. — Ещё чего! Я — не кисэн короля и не наложник. В голосе Пака только непонятная гордость и внутренний протест. Гордиться особо нечем, а протест получается слабым и необоснованным. Аргумент от Линя заставляет его сдаться. — Но вы в любой момент можете им стать. О, небеса! Пак с ужасом думает о том, что ему предстоит пить эту гадость вместе со всеми и даже норовливый Тэхен, наверное, тоже ее пьет. Но лучше уж так, чем… Чем хуже — наследный принц думать не хочет, поэтому только кивает. — Вот и хорошо, — Линь подводит их к шкафу, в котором ровно десять бутылочек. Восемь наложников и ещё две. Чимин выпивает свою сразу же, не желая тянуть. — Отлично, следующий отвар через три месяца. «Ага, надеюсь меня тут уже не будет», мечтает Пак и не замечает, как Джин с Линем переглянулись. Кивок головой — давний тайный знак. Это означает, что вечером, пока никто не видит, Джин может забрать свою порцию. Поболтав ещё немного, Ким с принцем выходят из домика лекаря и направляются в покои кисэн. — Наивный Джин, — растягивает Линь слова на своем языке и открывает бутылек, предназначенный для генеральского супруга. Он добавляет в него несколько капель другого компонента. — Ещё немного и ты никогда не сможешь понести, а Ким Намджун останется без желанного наследника. Посмотрим тогда, чья возьмет. Линь трясет бутылочку, чтобы добиться однородной консистенции, и ставит ее в заранее оговоренном месте. Их с Джином тайник не обнаружил никто, поскольку в походах лекарь тоже оставляет омеге отвар. На деревянной стене этажерки Линь царапает ножичком восемнадцатую палочку. Это восемнадцатый раз, когда Джин принимает отвар с ядом, от которого омеги не способны зачать потомство вообще. С пятнадцатого раза яд накапливается и действует наверняка. Линь только потирает руки и откладывает ножик. Что ж, жизнь — это постоянная борьба, а на войне все средства хороши.***
Уже битый час Чимин не может найти себе покоя и думает о походе короля Силлы. Внутри что-то подсказывает, что поход будет организован на Пакче, а виной всему могла стать его выходка с ядом. Именно поэтому Чонгук его не трогает и делает вид, что омега вообще не существует? А если из-за него умрет отец? Он же никогда не простит Чонгука. Хотя, тому дьяволу прощение не нужно, но Пак не простит себя. Смерть матери, что временами встает у него картинками в страшных снах, мучает его постоянно, но там он хотя бы не чувствует вины за собой. Но если последний родной человек на этой земле погибнет из-за него, то омега не отмоется никогда. Тогда уже и топиться можно, чтобы наверняка. Черт, здесь даже сдохнуть нормально нельзя! Пак отклоняется спиной на стенку и упирается затылком в твердую поверхность. Голова думать отказывается, а тревога не хочет уходить. Ситуация нагнетается сама собой, тут и придумывать ничего не надо — Чимину все ясно. Не совсем только понятно, что будет дальше. Юнги еще не собрал войска, чтобы помочь отцу, а в самом Пакче ситуация безрадостная — наследный принц это понял в свое последнее и единственное посещение. Ранее живое королевство, где дворец был украшен лентами, отовсюду доносилась музыка, ходили чиновники в праздничных одеждах — всего этого теперь нет. Пакче погрузилось во мрак, чиновники становились все более хмурыми, а королю было не до праздников — он еле-еле сводил концы с концами, чтобы собрать армию. Беззаботная жизнь, которую раньше видел принц, закончилась. Чимин прикусывает губу и думает о том, чтобы через мальчишку Джиена послать весточку отцу. Это слишком опасно — если его схватят с письмом, то тут же лишат головы, а невинной жертвы даже за такое благое дело Чимин не хотел. Это его вина, что он не смог отравить Чонгука, так значит и ему теперь выпутываться из всего этого. Пак прикрывает глаза и вспоминает свой позор. Он помнит, как бесстрашно Чонгук поднес к губам бульон, и как затряслись колени у Чимина. На минуточку ему хочется, чтобы весь мир вокруг исчез — исчезли все, даже его отец, а он жил счастливо со своим истинным где-то в другом месте, где не было столько зла. Пак чуть ли дергается от холодного пота, который прошиб его — он вспомнил, кто его истинный, и вся романтика вмиг улетучилась. Конечно, он имел в виду Юнги, только теперь перед глазами все чаще встает образ короля Чона. Ну и пусть! Никто не властен над чувствами, никто не заставит его полюбить чудовище, а истинность… этим можно и пренебречь. Чимин хватается за голову и упирает локти в колени — должен же быть хоть какой-то выход. В голову лезет противный Чонгук, его лицо, тяжелый взгляд из-под черных ресниц, нос, губы… Пак буквально ощущает, как по плечам и по спине пробегают мурашки. Эти губы, которые вырвали единственный поцелуй, не дают ему покоя вновь. Он ощущает слабость в теле и клянется, что вспомнит об этом последний раз. Омега прикрывает глаза и воспроизводит все, что было. Этот будоражащий запах, эти руки, крепко удерживающие за талию, язык, хозяйничающий в его рту, губы — напористые, ничуть не ждущие, словно путник в пустыне, ищущий воды. Он напивался с него, а Чимин отдавал себя настолько полно, что его колодец в тот день оказался пуст. Он выпил его до дна, забрав всю злость и ненависть, которая раньше заполнила тело и душу омеги. И сейчас принцу кажется, что после того поцелуя ему стало легче — Чонгук освободил его от груза ненависти, что он нес внутри. Ненависти к королю Чону, к королевству Силла, к себе самому… После этого стало так легко и так светло, будто ему подарили надежду на будущее. Но воспользоваться ей он не может. Воспоминания окунают в состояние умиротворения, из которого Паку выбираться не хочется. Омега прогоняет это все по нескольку раз, давая себе безудержную волю и не оправдывая ничем. Наверное, так действует истинность, ну хоть какой-то от нее толк, думает Чимин и отдается будоражащей слабости вновь. Неужели этот поцелуй так много для принца значит? Неужели он не может его выбросить из головы — Пак отчаянно пытается разлепить тяжелые веки, ведь он, кажется, уже заснул, но вместе со светом в глаза приходит и озарение в мозг. Он может предложить обмен! Наконец-то решение найдено! От этого становится легче, а Пак старается мыслить рационально — он снова пожертвует собой, но спасет отцу жизнь, а королевство Пакче избавит от разрушений и смертей невинных людей. Он мысленно успокаивает себя и хвалит за смекалку — он предложит Чонгуку себя. Ну а чего тут мелочиться? Свою невинность он все равно уже потерял, дорожить уже нечем, да и то, что произошло у Юнги на глазах, большим позором не перекрыть. Если Чонгук согласится на этот обмен — Паку так неприятно даже в мыслях проговаривать это слово — то ниже он не упадет. Просто падать уже некуда. То днище, в котором он сейчас оказался, не сравнимо ни с одним позором. Уже больше года он здесь в непонятном статусе узника или беглеца — Пак сам еще не понимает до конца, но знает только одно: если он может помочь своей стране, он должен это сделать. Решение найдено — пути назад больше нет. Он выглядывает на улицу и видит, что солнце уже садится за горизонт. Скорее всего король пришел во дворец, ведь на улице тихо и только где-то с торцевой части здания раздаются крики евнухов и служанок. Пак посмотрел на свое отражение в стекле и поправил волосы. Он густо нанес на лицо пудру, которую подсунул ему зачем-то Джин. Раньше он ей и не пользовался — ишь, синяки замазывать! Еще чего, было бы перед кем прихорашиваться! Проделки Кима хотя и остались неоцененными по достоинству, но Пак благодарит его за то, что он подарил ему косметику. У него в Пакче получше была — из самой Японии, а это китайская, но и так сойдет, думает омега, яростно вбивая пальчиками белый порошок в кожу. Цвет лица стал не просто ровнее, а искусственно белым, как у гейши, и Пак поморщился своему отражению. У него на переносице образовались смешные складочки, а только начавшие появляться щечки показали две очаровательные ямочки в уголках рта. В глазах дьяволята пляшут, но Чимин все еще не доволен собой. У одного из наложников, с которым хоть иногда перекидывался словами, Чимин попросил краску для губ и бровей. Угольный кусочек мастерски ходил от переносицы к виску, оставляя на бровях черную краску, и уже через минуту на бледном лице появились красивые дуги вразлет. Пальчиками, обмакнув их в красную жирноватую массу, Пак подвел губы, аккуратно растирая кроваво-красный цвет по центру. Он пару раз прикусил нижнюю губу, которая тут же в ответ налилась кровью и порозовела, после чего вспомнил, как к этим губам прикасался Чонгук. Румянец наносить не пришлось — сам проступил. Поправив в последний раз волосы, он подвязал их в высокий хвост и уложил светлые локоны, закрепив заколками в несколько рядов. Взору постороннего открывалась тонкая шея, острые ключицы, родинка на одной из них. Под пальцами Чимин практически не ощущал шрама. Он поменял нижнее платье, надел сверху ханбок голубого цвета, а в волосы прикрепил голубое ёнджа из цветов. Это редкая заколка ручной работы, сделанная на заказ — здесь был голубой нефрит в подарок от древней китайской династии. Добывали этот камень в одном из ущелий Империи Цинь, и Пак раньше гордился тем, что ни у кого не было подобного украшения. Теперь, когда все ценности мира потеряли свой вес, и только свобода обрела его наивысший статус, Чимин улыбнулся сам себе и обул бархатные туфельки. Он еще раз потоптался, покрутился, и вспомнил, что последний раз испытывал такое ощущение перед свадьбой — желание быть красивым, совершенным, желание кому-то нравиться, любить и быть любимым. Омега, занимаясь самоедством, даже попытался представить свой свадебный ханбок, но память подвела, и он не помнил ни одной детали. Знал, что традиционно это красная одежда, а вот что было вышито на ханбоке — не помнил. Скорее всего журавли, как символ Пакче, но в глазах образ упорно не хотел появляться, что даже немного расстроило наследного принца. Он вздернул нос и улыбнулся сам себе — если и продавать себя королю Чону, то подороже. Шуршащий ханбок и гул каблучков раздавались с той части дворца, куда заходила прислуга. Главный евнух, готовивший купальню для короля, только и рот открыл, уставившись на Пака. Узнать его было трудно — в таком виде он скорее напоминал японскую развратницу, но здесь его таким никто не видел. Жалкое зрелище, когда евнух увидел Чимина впервые, не вязалось с тем образом, что предстал перед ним. По-королевски статный, с нагловатым взглядом, слегка поджатыми губами, как у всех персон голубых кровей, идеальной фигурой и соблазнительными формами Пак стоял перед ним и глазел, ожидая, пока евнуха отпустит от шока. — Где Его Величество? — спрашивает Чимин, стараясь не выдать своего волнения. Еще бы — он, как овечка, шел на заклание. От сегодняшнего вечера зависит слишком многое, он должен держать себя в руках. — Его Величество король Силлы… — начал перечислять все титулы Чонгука главный евнух, и Чимин подумал, что сойдет с ума прямо сейчас. Пусть уже быстрее все закончится, в конечном итоге ему без разницы, сколько титулов у короля Чона, как будто в позорном продолжении сегодняшнего вечера это будет решать какую-то роль — воспользуется его телом просто Чон Чонгук или Его Величество король Силлы… — Я знаю, кто он такой! — завопил несдержанно Пак. — Можно мне ответить на вопрос — где он? — Я здесь, волчонок, — раздается грубый громкий голос из-за спины. Глаза старшего евнуха в момент тухнут, а злость на несносного дерзкого омегу, что не проявил уважения к его королевской особе, не успела даже вспыхнуть. — Ваше Величество! — главный евнух кланяется, сложив руки у груди. — Купальня уже готова. Он произнес свою фразу, но почувствовал себя лишним в помещении. Притихнув, слуга ждал распоряжений. В конце прохода из комнаты валил пар, который разгоняли служанки большими веерами, остужая воду в купальне. Чимин помнит — он тут тоже был, неловко-то как получается. Пятиться назад нет смысла, бежать тоже. Он медленно поворачивается и в него впивается цепким взглядом пара черных глаз. Чимину кажется, что они настолько темные, что даже зрачок с радужкой не отличаются — только непроглядная одинокая темнота, от которой ползут мурашки. Ситуация накалилась до такого, что поднеси огонь и весь дворец взорвется от молнии, что метали эти двое в глаза друг другу. Наследный принц смотрит, не отводя глаз, и забывает вообще зачем сюда пришел. — Ты меня искал, волчонок? — Н-да, — сдавленно говорит Пак, сохраняя с трудом остатки самообладания. — У меня есть разговор. — А у меня нет времени, — жестко отрезает Чонгук, рассматривая Чимина. Такой Пак предстает перед ним впервые, и во рту инстинктивно выделяется слюна, а внизу живота собирается жар. Чимин на грани разврата и невинности — ему боевой раскрас не идет совсем, еще больше подтверждая, что наносил его обидевшийся внутри ребенок, а не искусный соблазнитель. Внутренний зверь взбудоражен, и Гук сцепляет зубы, чтобы только не сорваться. — Мне нужна всего пара минут, — Чимин откровенно лжет, пытаясь завладеть его вниманием. Он немного растягивает губы в улыбке, но в ответ железная маска короля Силлы ничуть не меняется. Да что же с ним такое! Неужели Чимину снова не везет? Вокруг застыла тишина, и каждый присутствующий желал стать пылинкой на земле, только бы не слышать этого разговора. У прислуги ощущение, что они подслушивают нечто более интимное, чем перепалку двух королевских особ, поэтому все прячут глаза и пытаются изображать бурную деятельность. Гремят крышки, перетаскиваются корзинки с продуктами, в углу просеивают муку, чтобы с утра испечь вкусных лепешек к королевскому столу. Все заняты работой, и только Чимин с Чонгуком продолжают испытывать терпение друг друга. Чонгуку становится отчего-то весело, и он даже приподнимает губы в улыбке. — Ты совсем глупый, волчонок? Почему ты ищешь меня? Чимин в голове уже слышит продолжение фразы короля и мысленно просит не произносить его вслух о том позорном факте отравления. Не хватало, чтобы еще весь двор об этом знал — да после такого ему крысиного яда подсыплют уже на следующий день. — Или ты скучал? — Чонгук спрашивает многозначительно и подходит ближе. Каблучками Чимин уверенно упирается в пол, чтобы не сойти с места ни на шаг. Король Силлы становится вплотную, нависая над Чимином. Пак неуверенно поднимает голову и встречается с Чонгуком взглядом. На немую просьбу получить аудиенцию у короля Пак получает положительный ответ. — Пойдем, пригодишься, — Чонгук берет его за руку, резко разворачивает и тащит в купальню. Едва Пак успевает развернуться на каблуках, чтобы не упасть, как упирается взглядом в широкую спину короля и семенит за ним, дабы успеть и не растянуться позорно на влажном от пара полу. Через кухню они в два счета достигают купальни, где уже приготовлено все, что нужно. — Вы мне не понадобитесь сегодня, — Чонгук кивает евнуху, и тот вместе со слугами быстренько пятится назад, закрывая за собой двери. Вся храбрость, с которой Чимин собирался идти договариваться, в момент улетучилась. Король Чон отпустил его руку из своей стальной хватки, и Пак потер запястье — больно вообще-то. В купальне витает приятный аромат масел, а на столике стоят различные бутыли с палочками внутри. Поодаль на столике лежит чистая одежда. Чимин осматривается вокруг и понимает, что они здесь совсем одни. Пар, идущий от ванны, устроенной в полу, расслабляет его, но от волнения и высокой температуры воздуха по виску стекает капелька пота. Омега смотрит, как Чонгук снимает плащ, теплый ханбок из грубой ткани и остается в нижних брюках и рубахе. Чимину снова неловко на него смотреть, хотя он уже видел короля обнаженным, но каждый раз эти картинки все еще достают ему до пят и заставляют все внутри сжиматься от стыда. Похоже, волнует это только омегу, потому что сам Чонгук легко сбрасывает рубашку, оставаясь голым по пояс. — Приготовишь мне ванну? — он садится на край и опускает ноги в теплую воду. Упершись руками в горячие камни, король откидывает голову назад, блаженно прикрывая глаза. Черные длинные волосы змеями разметались по голой спине, повторяя изгибы мышц. Чимин зачарованно смотрит на него сзади и не может ничего сказать. — А я пока послушаю, о чем ты хотел со мной поговорить. Он красив, как дьявол, и знает это. Пак уверен, что именно так и выглядит зло. Путешественники, когда-то приезжавшие в Пакче, рассказывали его отцу, что в далекой Европе — Пак вообще не имел понятия где это — люди верят в Бога и Дьявола. Наследный принц тогда был еще мал, поэтому слушал рассказ, как сказку, мало верил в него, но образ дьявола ему понравился, а это слово всегда казалось ему даже каким-то мелодичным, звонким. Пока он не встретил дьявола в человеческом обличье. Ну не бывают люди такими! Чимин уставился на Чонгука, стоя позади него. Прикрытые веки, крупный нос, волевой подбородок и острые линии скул только подчеркивают его хищность и подтверждают то, что от человека в нем совсем мало. Чимин залипает на мощную шею с выступающим кадыком, по ее сторонам струятся крупные вены, прячась своими ручейками в ключицы. Сверху хорошо видны мышцы груди, рельефно выделяющиеся на теле, коричневые соски, мышцы на животе, которые — о, небеса! — скрыты еще и под полоской нижних брюк. — Не пялься на меня, а говори, чего хотел! — грубый голос заставляет его вздрогнуть, и Чимин подходит молча к столику, не решаясь начать разговор. Он берет несколько бутылочек и нюхает масла — апельсин, сандал, лаванда. Такие крепкие запахи, что от концентрации даже дало в голову. Он совершенно дезориентирован и не знает, как начать разговор. Выбрав бутыль с мандариновым маслом, Пак вытаскивает палочку и несколько раз обмакивает ее в купальне, а потом окунает в масло и прополаскивает вновь. В воздухе явно повеяло цитрусом, перебивая запах персика, который стал усиливаться. Чонгук задергал носом, пытаясь разгадать смешение ароматов. — Хотел спросить, как проходят реформы, — крякнул Чимин, пытаясь зайти издалека. Сначала правителя Силлы нужно разговорить, прежде чем перейти к самому главному. — Не ври мне больше никогда, — рявкнул Чонгук и плеснул на него воды из купальни. Чимин по инерции дернулся, а вода неприятно осела каплями на лице. Что ж, с этого начинать не нужно было. — Х-хорошо, — омега признал свое поражение и опустил глаза вниз. Он окунул палочку в бутыль и поставил на столик. — Иди сюда, — Чонгук посмотрел на него и поманил пальцем. Серьезно? Как собачонку? Чимин взбесился, кидая молнии на сидящего короля. Да у омеги в Пакче у каждого щенка была кличка. Хотя нужно делать скидку на то, что это не Чимин и не Пакче, и если он хочет вернуться домой, то придется подчиниться. Чимин подошел ближе, сохраняя безопасное расстояние. Внутри все раздиралось на две части, одна из которых желала бежать отсюда быстрее, чтобы не сгорать под взглядом этих темных глаз, а другая часть смиренно принимала тот факт, зачем вообще он оказался здесь. Ведь от идеи обмена он еще не отказался. — Садись, — Чонгук потянул его за край голубого ханбока, который, как казалось Чимину, уже к спине прилип. В купальне реально жарко, как в адовом котле, про который тоже рассказывали путешественники. Все сходится — мелькает в голове омеги, и он опускается рядом, подгибая ноги под себя. — Ты не пришел извиняться и тебе не интересно все, что происходит в моем королевстве, — подытожил альфа. — Так зачем ты здесь? Чимин, ранее никогда не имевший возможности так долго и близко смотреть на Чонгука, невольно уставился на его спину, плечи и живот. Сейчас он разглядел то, что скрылось в тумане от пара — на теле короля были десятки шрамов, ранее спрятанных под одеждой. Полосы на спине, одиночные шрамы, как от проколов мечом, небольшие углубления, остающиеся от вонзившихся в тело стрел — все это «украшало» тело Чонгука, и Пак невольно потянулся к шее, чтобы пальцем нащупать свой шрам. По сравнению с тем, как исполосовано тело Чонгука, его тонкая полоска ничто. Совсем свежий рубец на руке, который в тот злополучный день «лечил» Чимин, еще оставался на плече с типичным для заживающей кожи розовым цветом. Пак не отводил взгляда от Чонгука, который невозмутимо болтал ногами в купальне. — Ты можешь потрогать, — раздается в тишине. — Если хочешь… Наследный принц немного смущается, но подносит пальцы к крепким мышцам, на которых сверху красовалась красноватая полоса. Ему хочется провести по ней, чтобы под пальцами ощутить хоть немного той боли, которая осталась и у него, только у Чонгука на теле, а у Чимина — шрам на сердце. Пак думает, что впервые сам касается истинного по своей воле. Чонгук его не принуждал, а это предложение… он словно ждал его. Кожа у короля горячая то ли от окружающей его температуры, то ли он всегда такой — у омеги жжет под пальцами, но отдернуть руку не может. Принц ведет все дальше, преодолевая по телу короля сантиметр за сантиметром, а ломая себя изнутри все больше и больше. Шрам заканчивается, но желания убрать пальцы нет. Пак пододвигается и без какого-либо умысла двигает дальше, вверх по плечу, минуя шрам на шее. Странно, что раньше он его не замечал, хотя когда бы… Чонгук медленно отворачивает голову в сторону, открывая Чимину все больше вида. Черные пряди волос, потяжелевшие от влаги, медленными волнами перетекли в сторону, обнажая плечо и часть спины. Пальцы Чимина исследуют его тело, обрисовывая коротенькими ноготками затянувшиеся полоски на коже. В купальне повисла тишина — продолжать разговор не хочет никто. Потому что Чимин интуитивно пытается запомнить под пальцами каково это — касаться своего истинного, а Чонгук сдерживает себя из последних сил, чтобы в такой интимный момент не спугнуть источник наслаждения. А это определенно он и есть — руки омеги ласковые, как самый нежный шелк, который альфе только доводилось держать в руках у купцов из Империи Цинь. Из понравившейся ткани он велел тогда сшить себе одежду, а сейчас хотелось не одеться, а еще больше раздеться, чтобы закутаться в омежий шелк, что струился уже по его спине, ниже к пояснице. Рука Чимина проходится от плеча по всей спине по одному из давних повреждений, что Гук заработал восемь лет назад. Чонгук его помнит, как сейчас. Рубец не болит, но омега делает его… чувствительным, как никогда. Ни от одних самых нежных поцелуев кисэн у Чонгука не было такой дрожи, как от прикосновений Пака. Омега ощущает, что под его пальцами появились мурашки, и он отдергивает руку, понимая, что перегнул. Хватит играться с истинностью, это непозволительная роскошь для того, кто хочет отказаться от своего предназначенного и свести с ним счеты. Чимин вскидывает взгляд на альфу, но тот ловко перехватывает его за запястье, не давая отнять руку. — Странно, рука, что принесла мне яд, дарит самое величайшее наслаждение. Волчонок, мне никогда не разгадать твоей тайны, — Чонгук зло щурится, поскольку Пак все же выдернул руку и спрятал ее под полы ханбока. — Забудьте, прошу… — ноет Чимин, которого макнули снова в грязь. — О чем забыть? — Чонгук откровенно издевается. — О том, что ты хотел меня отравить? Или о том, что ты хотел меня? Игра слов и никакого мошенничества, но это по меньшей мере не честно — Чимин заливается краской, когда вспоминает, как целовался с королем у зернохранилища. И возразить омеге нечего — он сам впустил его, сам хотел этого, сам начал отвечать на действия короля. И сколько бы Чимин не корил себя за тот случай, все равно уже ничего не изменить. Омеге очень хочется оттолкнуть короля, накричать на него, чтобы тот перестал давить своими недвусмысленными намеками, но вместо этого сидит перед ним, как нашкодивший ребенок, которого отчитывает строгий родитель. — Зачем вы так, Ваше Величество? — Паку невероятно стыдно, но он пересиливает себя ради одной только цели, складывает руки и опускает глаза, разглядывая узор на ханбоке. Чонгук берет омегу за подбородок и поднимает лицо, вглядываясь в янтарные глаза. — А я хотел тебя, но ты все испортил, волчонок. Смотри, — король Чон вытаскивает ногу из воды и подкатывает штанину. С мощных икр стекает вода, а Чимин не может оторвать взгляд от темных волосков, прилипших к мокрой коже. Боже, как же стыдно на такое смотреть! — Этот шрам, — альфа тычет пальцем в рубец от стрелы, — оставили воины Пакче в тот день, когда убили моего отца. Шрамы на спине я получил в битвах, на плече оставил свой след Хосок, а это твой. Чонгук показывает на руку, в которую когда-то зубами впился Чимин — ровненькие полоски с двух сторон, как черточки. Омега краснеет еще больше, но король продолжает: — Я помню каждый нанесенный мне удар, и ни один из них не остается без ответа. После этих слов Чонгук улыбнулся и резко спрыгнул с теплых камней, окунувшись с головой в воду. Волна поднятых брызг окатила Чимина почти полностью, а пока он от неожиданности пытался отползти от края купальни, Чонгук зачерпнул воду в пригоршню и плеснул на наследного принца, обрызгав того еще больше. Все его старания остаться сухим оказались тщетными — по волосам стекала вода, помада давно смазалась, ханбок неприятно прилип к телу, прорисовывая худые плечи и тонкую талию. Чонгук, глядя на недовольно фыркающего Чимина, только улыбался, стоя по грудь в купальне. Пак, стряхивающий воду, молчал, но унижения терпел. Чонгук подошел к краю купальни и посмотрел на принца. Мокрые волосы, прилипшие к вискам, капельки воды на ресницах, отблескивающие в свете свечей, но невыносимее всего было смотреть на губы. Чимин слизнул попавшую на них воду и вытерся рукавом ханбока. Совершенно не королевский жест поразил альфу до дикого смеха, который разразился в стенах купальни, отбиваясь от каменных стен громкими раскатами. — Волчонок, ты точно наследный принц? — Чонгуку кажется, что зрение ему изменяет. — Только воины и простолюдины вытираются рукавом. И я, но мне можно. Гук пытливо ждет ответа, поддевая Чимина еще больше. Ему кажется, Пак уже достаточно зол, чтобы начать огрызаться, но что-то сдерживает его и заставляет подавлять в себе ярость. Вывести его не так просто и Чонгуку это нравится — он настоящий наследник, холодный и расчетливый, который добивается своей цели. Ему бы замуж и украшать какое-то королевство, но потом вдруг вспоминает, что он стал виной тому, что Чимин так и не вышел замуж за Мин Юнги. И почему-то альфе вовсе не стыдно за это. — Иди сюда, — Чонгук тянет Чимина за руку и сбрасывает в воду, полностью окуная того в огромных размеров ванную, выложенную из мрамора. Чимин не успевает даже испугаться, он только лишь вскрикивает и сразу оказывается в теплой воде, погруженный туда по подбородок. Если Чонгуку вода достает до груди, то мелкий Пак едва не захлебывается волнами, идущими по поверхности. — Смой эту дрянь, и чтобы я никогда больше тебя не видел таким. Проститутку японскую напоминаешь, — со злостью шипит король. Чонгук брезгливо поджимает губы и зачерпывает воду, яростно умывая Чимина от пудры, смывая остатки помады и угольную краску с бровей. Пак фыркает, пытается отбиться, но крепкая рука держит его за плечо железной хваткой. У него точно останутся синяки, но пока вырываться бесполезно — только еще больше себе навредит. Чимину кажется, что очередной позор не может сделать ему больно, он уже столько здесь вытерпел, но губы предательски дрожат и в носу щиплет от желания заплакать. Чонгук заканчивает умывание и прижимает Чимина за талию, чтобы тот не дергался. — Так-то лучше! — король Силлы доволен своим результатом и смотрит на мокрого омегу, который уже не вырывается, а еле стоит, придерживаемый только его рукой. Чонгук раскусил омегу — весь театр для Чимина только что закончился, а его актерские способности не оценили по достоинству. Принцу обидно и стыдно, но что поделать. — А теперь говори, зачем пришел, иначе я сверну тебе шею, — в подтверждение своих слов Чонгук кладет руку на шею Чимина и поглаживает нежную кожу большим пальцем, проводя от мочки уха до впадинки у ключицы. Он буквально видит, как Чимина трусит от злости и обиды, но под руками короля омега отключается, прикрывает глаза и тяжело дышит. Мандариновое масло, витавшее ранее в воздухе, совсем не слышно, вместо этого появляется противный персиковый запах, усиливающийся с каждой минутой. Чимин пытается сохранить свое сознание и вспоминает, зачем сюда пришел, но природа сыграла против принца — у омеги началась течка, а еще он явно услышал запах крови. Альфа реагирует на него, и теперь этот запах для омеги стал понятен и вполне ожидаем — это нормальная реакция пары истинных друг на друга. Пак понимает, что у него есть лишь несколько часов, чтобы контролировать тело, но с Чонгуком это делать невозможно. Противно не только то, что он сам не может сдерживать себя, но и то, что ему прямо в низ живота упирается… О, небеса! Пак пытается отстраниться и вырваться от альфы, но тот уже склонился к его шее и только тяжело дышит, упиваясь ароматом омеги. Чонгук больной. Он просто не может сделать ничего другого, как прижаться к коже и втягивать носом запах, что усиливается в помещении, наполненном паром, во сто крат. — Я хотел попросить Ваше Величество об одной услуге, — мямлит Чимин, но его прерывает голос альфы. — Почему ты думаешь, что после всего я должен делать тебе услуги? Ты ничего не путаешь? Может быть, ты мне что-то должен? — Чонгук еще сильнее прижимает его к себе, не оставляя между мокрыми телами ни миллиметра. Чимина хочется приблизить настолько, чтобы он слился с ним вместе в одно целое, но этот бесячий волчонок все еще такой злой и кусачий, что его нужно воспитывать, поэтому Чонгук терпеливо ждет ответ на свой вопрос. — Я виноват, — Чимин старается двигаться как можно меньше, потому что повсюду наталкивается на Чонгука. Ему кажется, что он сейчас сойдет с ума — Чонгук везде: во взгляде, в прикосновении, в звуках. Он обвивает его коконом, хотя альфа всего лишь стоит рядом и просто изучающе смотрит на наследного принца. — Но я хотел бы заключить сделку. — Сделку? С тобой? Да я лучше сделаю это с дьяволом, — усмехается Чонгук, блуждая рукой от ключицы по груди, на которой мокрая ткань облепила проступающие от возбуждения соски, что король чуть задевает ладонями, а Чимин просто теряет опору под ногами. Кажется, что мрамор купальни куда-то исчез, его тело в воде не держит ничего, кроме руки на талии и второй, что уже спустилась ему на живот. Огонь внутри распаляет омегу еще больше, а близость истинного мучает, не давая расслабиться. Если Чимин не попросит сейчас, он не сделает этого никогда. — Отмените свой поход на Пакче! Это единственное, на что хватило сил, и омега замер в ожидании ответа. — Почему ты думаешь, что это возможно? — спрашивает Чонгук и поднимает его за подбородок, вглядываясь в одурманенные глаза. На лбу выступила испарина, на щеках румянец, зрачки расширены, а самого Чимина, стоящего в теплой воде, колотит дрожь — ее король ощущает всем своим телом, прислоняя к себе хрупкого омегу. Ему нравится с ним играть, но это не страх — Чимин его не боится. — Я могу предложить в обмен себя, — Пак собирает все силы и на мгновение его разум вполне проясняется. — Вы же хотите этого, Ваше Величество? Чонгуку кажется, что он сошел с ума. Никогда в жизни он бы не подумал о том, что омега придет к нему по доброй воле. Волчонок — последний человек, который будет проситься в королевскую постель. Он тот, кто избегал Чонгука всегда, считая его своим первым врагом, а сейчас он предлагает ему сделку. Себя в обмен на Пакче?! Злость и ярость, в момент родившиеся в Чонгуке, накрывают его с головой, лишая возможности соображать. Он отталкивает Чимина в купальне, и тот ударяется спиной о каменный борт. — Проклятое отродье! — Чонгук шипит, подходя к Чимину все ближе. — И ты согласен продаться за Пакче? Как же низко ты себя ценишь, волчонок! Он подходит вплотную к Чимину, которому отступать просто некуда. Спиной прижавшись к мраморным камням он больно упирается лопатками, но желает только исчезнуть, хоть под воду нырнуть, только бы не смотреть на Чонгука. — Неужели ты еще не понял, что все те, кто остались там, тебя предали? Пак Тэджону ты не нужен, а король Мин на тебе не женится. Ты — глупец, стал игрушкой в их руках… — Неправда! — кричит Чимин, перебивая Чонгука. Обида, скопившаяся внутри, делает ему больно и заставляет говорить мысли, не подбирая слов. — Юнги и отец любят меня! — Ни один любящий человек не пошлет другого на верную смерть, — Чонгук смотрит так пристально в глаза Чимину, что ему хочется немного приложить его головой о камни, чтобы вбить эту мысль в светлую головушку омеги, который только и пытается открывать рот в защиту отца. — Только на минуту представь, что яд нашел я. Как ты думаешь, ты бы остался жив? — Яд нашли не Вы? — Чимин хлопает глазами и немного ежится. Вода начинает остывать и теперь он замерзает, а на фоне начинающейся лихорадки это так противно. — Тебе повезло, потому что я очень быстро принимаю решения. Если бы его нашли мои люди, ты бы уже встретился с маменькой на небесах! — Не смей упоминать о ней, подлец! — Чимин ударяет альфу кулаком в грудь, но больно делает только себе. Потирая запястье, он обиженно смотрит на короля Силлы. — Кто меня сдал? — Ты хочешь сказать — кто тебя спас? Это уже не важно, — Чонгук берет Чимина за плечи и трясет, все чаще прислоняя об твердую поверхность. — И после того, как я тебе оставил жизнь, ты согласен лечь под меня только для того, чтобы спасти своего убийцу-отца? А следующей просьбой будет оставить в покое короля Мина? Ты готов стать моим кисэн и раздвигать ноги, лишь бы защитить их? Тех, кто отправил тебя на верную смерть? Продажная тварь, шлюха! Я завоюю эти королевства, но пальцем к тебе не прикоснусь, волчонок! Ты мне не интересен! Это не та цена, которую я готов заплатить за свои потери. Наследный принц оказался самой обычной расчетливой омегой! Горечь, подступившая к горлу, просится наружу, и Чонгуку кажется, что от этого лицемерия его стошнит. Образ волчонка, готового за свою свободу кусаться до смерти, разрушился за одну секунду по крупицам всего несколькими словами. От такого Чимина немного противно, и Гук отпускает его плечи, а Пак еле стоит, упираясь в пол, чтобы не уйти под воду. Морально он растоптан и убит, а король обозлился на него еще больше. Бороться дальше нет ни сил, ни смысла, ни желания. Чимин закрывает глаза и опирается руками об камень. Он обламывает ногти до крови, но боли не чувствует. Его отвергли, в очередной раз унизили и показали место ниже кисэн. Черт, в этот момент он вспоминает о том, как завидовал Тэхену — по факту сейчас даже он находится в лучшем положении, чем Пак. Наследный принц, спустившийся с трона на самое дно. Хорошо тем, кто не знает каково это, но Чимину не позавидуешь. Видимо, это его место, предназначенное небесами. — Пошел прочь! — слышит Чимин, и у него в ушах отбивается громкий королевский голос. Он все еще зол, поэтому кричит через двери старшему евнуху, дежурящему у купальни. — Позовите мне Тэхена! А ты, — Чонгук оборачивается на Чимина, выходящего по небольшим ступенькам, — остаешься здесь. — Слушаюсь, Ваше Величество! — тотчас раздается за дверью от евнуха. С Чимина льется вода на каменный пол, омега даже не старается выжать ханбок. Ткань противно прилипла к телу, его лихорадит и бьет крупной дрожью. Течка усиливается, и Чимин уже сам чувствует запах, витающий повсюду. Низ живота резко скручивает болью, и Пак сползает по стене, садясь на пол. Он обхватывает руками колени и утыкается в них, чтобы король не видел его лица. Позор! Как же он низко пал! На что надеялся? И вправду глупый! С чего он решил, что может повлиять на Чонгука? Он самый обычный омега без выдающихся данных, Тэхен и тот красивее его. Неужели принц настолько сильно ошибался в том, что почувствовал между ними? Животная страсть — вот и все, на что способен альфа. Им нельзя манипулировать, а тем более — таким образом. Чимин это понял слишком поздно, понадеявшись на то, что Чонгук питает к нему хоть какую-то слабость. Идиот! Как можно было?! Дверь со скрипом открылась, и в помещение купальни вошел Тэхен. Он был изумительно красив и, как подозревал Чимин, всегда готов к тому, что его вызовут в покои короля. Пак приподнял голову и посмотрел на высокого статного кисэн, подходящего ближе и соблазнительно покачивающего бедрами. Он так не умел. Тэхен одарил его взглядом, полным презрения, улыбнулся и поморщил нос. Во взгляде Чимин успел прочитать немое торжествование — сегодня, как и всегда, победа была за ним. — Вы звали меня, Ваше Величество? — Тэхен приподнимает ханбок, чтобы не замочить по мокрому полу, и еще раз оборачивается на Чимина. Он в таком жалком виде, что бояться его нечего — принц явно ему не соперник. С одежды Чимина еще стекала вода, медленными ручейками направляясь к краю купальни. Желтый ханбок наложника раздражал зрение, и Чимин сцепил зубы, обхватив руками колени. Ему так хочется столкнуть этого самонадеянного Тэхена в воду, но он будет за такое наказан. А терпеть еще одно унижение у него уже нет сил. Тело колотит сильнее, начинают стучать зубы и дрожат плечи. — Меня расстроили, Тэхен, — Чонгук наблюдает за Чимином, что, спрятав голову, боковым зрением смотрит за происходящим. — Я помогу Вам расслабиться, Ваше Величество. Король Силлы не должен грустить из-за нерадивых кисэн, — Тэхен растягивает слова, словно напевает их Чонгуку в уши. Наложник знает, как себя вести, потому что его умения здесь отточены до идеального. Он улыбается своей широкой улыбкой, показывая белые зубы, и протягивает королю руку. — Пойдемте, мой господин. Преподать урок. Наказать. Унизить. Сравнить. Растоптать. Чимин не знает, какую цель преследует Чонгук сейчас, но он зачарованно смотрит на то, как еще в воде Гук сбрасывает нижние брюки и выходит абсолютно обнаженным к Тэхену, кланяющемуся ему в знак повиновения. Конечно, на кой ему сдался Чимин, если есть этот противный Тэхен. Зубы стучат так, что аж уши закладывает, но Пак исподлобья продолжает следить за тем, что происходит. На моменте выходящего из купальни голого Чонгука он закрывает глаза, и слышит, как голоса удаляются — внутри все обрывается, а Чимин продолжает свою пытку. Смотри, поделом тебе, не надо быть таким самонадеянным. Есть лучше тебя, красивее, и, наверное, умнее, раз тебя, такого прекрасного принца Пакче обставила безродная кисэн из деревни. Этот взгляд соперника он запомнит надолго. Чонгук готов поспорить, что омега наблюдает, поэтому полностью отдается во власть Тэхену. Этого кисэн они с Хосоком воспитали под себя, он знает и умеет все и даже больше, чем нужно. Омега подводит Чонгука к небольшой кровати, стоящей у стены, и укладывает на живот. Он берет со столика ароматическое масло, растирает несколько капель в руках, кидая взгляд на Чимина. Жалеет, а не сочувствует. Тэхен снова морщит нос и подходит к королю, разминая плечи и спину. Смотреть на обнаженное тело невыносимо, а Чимин только слышит довольные стоны от короля. Интересно, выгодно ли быть кисэн короля и принца одновременно, мелькает в голове у Пака. Тэхен делает массаж еще некоторое время, но потом Чонгук тянет его за пояс ханбока, и одежда слетает на пол. Собственно, противиться никто не собирался, кисэн сам снимает остальное и, оставаясь абсолютно голым, садится на одно колено короля. Тэхен разворачивается и своими длинными пальцами обнимает его за шею. Альфа уже возбужден, но это заслуга не Тэхена, хотя он принимает вставший член на свой счет. Нежными руками омега обхватывает ствол и проводит несколько раз по нему до основания, освобождая уже налившуюся головку. Чимин не смотрит, он только еще больше втягивает голову в плечи, а уши закрывает руками, чтобы не слышать ни одного стона и ни одного звука. Тэхен сам ловит кайф от такого Чонгука. Хосока нет дома уже четвертую неделю, он изголодался по ласке, поэтому подставляет королю шею, отклоняя голову, чтобы тот мог прикусить нежную кожу. И даже если до приезда Хосока укусы и пятна не сойдут, ему за это ничего не будет — он всего лишь кисэн, исполняющий королевский приказ. Тэхен практически отключается, потому что от рук Чонов и не такое возможно – оба брата очень чувственные, только темперамент разный. Наложник, соскучившийся по грубому сексу и властным прикосновениям, распаляет Чонгука, ерзая на коленях и не отнимая руки от его члена. Тэ кажется, что у него самого начнется течка — настолько влажно и горячо стало между ягодицами, но это лишь обычная смазка. Он стонет в губы еще больше заводя Гука, но не целует его – это слишком интимно и только для Хосока, хотя раньше с удовольствием целовался и с королем. К счастью, Гук не настаивает, поэтому омега ловко соскальзывает с его бедра и разворачивается к нему спиной. Перед взглядом Тэхена вдали возле стены сидит наследный принц, сжавшийся в комок, и Тэ бы очень хотелось, чтобы тот поднял голову, но этого не происходит. Кисэн упирается руками в колени короля и приподнимается, потираясь ягодицами об живот альфы, призывно покачиваясь над его членом, стоящим так, что и особых усилий не надо. Чонгук держит его у основания и кладет руку на тонкую талию Тэхена, надавливая вниз, чтобы он опускался. Тэ насаживается плавно, смазка помогает члену войти беспрепятственно, и кисэн опускается как можно ниже, чтобы погрузить и вобрать в себя больше. Жадность во всем не отступает и здесь — он, удерживаясь на весу руками, прислоняется спиной к животу и груди Чонгука и вновь приподнимается. Член выходит наполовину, король глухо стонет, а наложник ловит ритм его бедер, которые вскидывают омегу вверх. Двумя руками Гук удерживает Тэхена за талию, насаживая и приподнимая его. Среди звука высоких стонов и тяжелого дыхания совсем не слышно тихого плача в углу, где сердце разбивается на сотни осколков. Через несколько толчков Чонгук кончает, приподнимая Тэхена перед собой и удерживая в крепких руках. Омега доволен, что король расслабился с ним, поэтому отсаживается рядом и ластится, положив руку на грудь, взбираясь пальчиками к шее. Даже в состоянии, когда каждая клетка тела максимально отзывчива, Чонгук не ощущает того, что было с Чимином. Откинувшись на стенку, он восстанавливает дыхание, отодвинув руку Тэхена. Наложник не настаивает и не надоедает, он максимально учтив и вежлив, потому что с королем лучше грань не переступать и уж сегодня точно. Тэхен благодарно кланяется и одевается, а Гук кивает ему на дверь, разрешив уйти. Чогори идеально выложена, тончжон завязан, пэрэ поправлены и подкатаны, оголяя красивые чуть смуглые запястья. Тонкими пальчиками он проворно поправляет прическу, почти не растрепанную во время секса, обворожительно улыбается и исчезает в проеме двери, словно его и не было. Чимин ничего не слышит и не видит, поэтому он не знает, закончился этот ужас или нет. Чонгук, накинув только турумаги, приготовленное евнухом, завязал неплотный узел и подошел к Чимину. Он присел перед ним и насильно приподнял его голову. Затуманенный взгляд со злостью контролировать все тяжелее, но Пак уже не хочет это делать. Играть бесполезно, просить тоже. — Ты хотел, чтобы все произошло именно так? — Чонгук пытается прочитать во взгляде ответ, только Чимин отворачивается. — Отпусти меня, подонок, мне омерзительны твои прикосновения, — Чимин мотает головой, вырываясь из рук альфы, но смотрит ему в глаза без страха. — Почему? Ты же хотел быть вместо Тэхена или уже передумал? Я не играю так подло, волчонок. Поход на Пакче все равно состоится, так зачем мне тебя обманывать? — Играешь в благородство? — пытается сдержать себя Чимин. — Это в твоем стиле. — Я в него не играю, я поступаю так, как считаю нужным. Низкий обман не в моих правилах, а вот ты меня сегодня удивил, — поддевает его Чонгук. — Ты даже не представляешь, как я тебя удивлю, — Чимин отворачивается, давая понять, что разговор окончен, и он больше не намерен слушать короля. Давящая боль в груди, подступающая тошнота и боль внизу живота усилились вновь, как только Чонгук приблизился к нему. Омега молит небеса только поскорее выбраться отсюда — рядом с истинным в течку быть невыносимо больно, если тот не принимает его. — Ты можешь идти, — обыденно кидает ему Чонгук, словно ничего не произошло. Король забирает оставшуюся одежду и уходит через другой выход купальни в свои покои. За ним громко хлопает дверь, после чего в помещение зашел евнух и слуги, начавшие убираться в помещении. На ватных ногах Чимин встал и посмотрел на дверь. Решимости у омеги не убавилось, ему только нужно прийти в себя. В таком состоянии он сам себе не лучший советник, потому что внутри все кипит от злости. Пак закручивает мокрые волосы, подвязывает их лентой и тормошит полы ханбока. Вода почти не льется, но во влажном помещении ему не высохнуть так быстро, а оставаться здесь он больше не может. В голове слишком много картинок, звуков и запахов.