***
— Нет, хватит! — Намджун орет на весь их небольшой дом так, что трясутся стены, и Джин боится, что услышат соседи-министры, проживающие неподалеку. Генерал Ким редко бывает таким, но если уж он злится, то лучше его не трогать. Утром Чимину стало лишь немного легче — он не простудился, но начавшаяся течка все равно сделала из него больного. Отправлять его в дом кисэн в таком состоянии Джин категорически отказался, а Намджун прикинул, что в ближайшее время ему придется спать с хваранами. Хорошо, что только четыре дня, ведь потом ему снова отправляться в провинцию, а уехать со спокойным сердцем он не может, пока здесь все так запуталось, и это еще легко сказано. — Милый, успокойся, мы можем навредить им, — Джин умоляюще смотрит на мужа, но тот ходит из стороны в сторону и только накручивает себя еще больше. Гнев не утихает, Намджун кричит, но в соседней комнате Чимина не разбудишь — Пак в полубредовом состоянии. С момента, как он узнал о своем истинном, это была первая течка, и без присутствия Чонгука она проходила тяжелее всех. — Мы не можем навредить им больше, чем они вредят сами себе. Джин, еще пара таких выходок и Чимин никогда не простит Чонгука. Ему мало убийства Пак Дахи? Он забрал мальчишку из-под венца, изнасиловал его на глазах у будущего мужа, а теперь хочет выкинуть, как собачонку? Отымев перед этим Тэхена? — Намджун, я на твоей стороне, но Тэхен тоже кисэн и Чонгук имеет право призывать кого хочет, — подмечает Джин, и формально он прав. — Но не делать это перед Чимином, — чеканит по слову Ким. Он берет плащ и укутывается в него, накидывая капюшон. — Не жди меня, ложись спать, я переночую в казарме. — Прошу тебя, будь осторожен и не наделай глупостей. — Не наделаю, береги себя и позаботься о наследном принце, — Джун проводит ладонью по щеке Джина и целует того, наклоняясь чуть ниже. — Мог бы и не говорить, с ним все будет в порядке. Иди уже. Намджун решительно выходит на улицу. Заметно похолодало, а после полудня небо и вовсе затянуло тучами. Он достаточно зол для того, чтобы все высказать королю Силлы. Он безмерно уважает Чонгука, но ради его же блага это пора прекращать, пока не станет поздно. В дальнейшем, как только король все узнает, с души генерала упадет огромный камень — вся ответственность будет лежать только на короле Чоне. В конечном итоге, скрывать истинность становится опасно и неправильно по отношению к Чонгуку. Да простит его наследный принц Пак. Ким поднимает глаза в небо, а оттуда срываются первые снежинки. Они кружат и очень быстро тают, оседая на огромной теплой ладони генерала. До похода в Пакче еще как минимум несколько месяцев, пока не пройдет зима. Ким поднимается к главным дворцовым дверям, преодолевая по две ступеньки. Хвараны, увидев его, вежливо кланяются отточенными движениями головы — ровно настолько, чтобы показать уважение, но и сохранить честь воина государства Силла, которое никому и никогда не покорялось. Намджун оглядывает воинов еще издали и остается довольным. Это его школа, его выправка. Если бы с королем было так легко, как с солдатами, он был бы несказанно рад, но на то Чонгук и король, чтобы быть своенравным. Джун кланяется в ответ и толкает тяжелую дверь. Единственное, что он запрещает своим воинам вопреки этикету — открывать перед ним двери. Генералу это сродни того, что он беспомощный и не может этого сделать сам, поэтому только для него хвараны делают исключение. Не привык. В тронном зале короля нет и в зале для совещаний с министрами тоже. Намджун уверенно направляется в то место, где Чон не особо любил бывать с детства. Обычно здесь дневал и ночевал Хосок, а вот непоседливого Чонгука в библиотеку не затащишь. Как стал замечать генерал, теперь он там бывает чаще и по своему желанию. Чонгук много читает, делает пометки на свитках, а иногда просто что-то бурчит себе под нос — то ли заучивает, то ли раздумывает в голос, или просто разговаривает сам с собой. Тишина просторного зала, находящегося в дальнем крыле, прерывается грохотом огромного вазона, который Намджун чуть не свалил. Обставляла библиотеку еще покойная матушка братьев Чон, она любила сдержанную красоту во всем, но Ким никогда не понимал зачем здесь выставка посуды, как он про себя называл всевозможного размера керамику, стоящую в помещении. — Генерал Ким, я тебя слышу! — из-за стеллажа раздается смех и выглядывает голова Чонгука. Он ловко забрасывает свиток на верхнюю полку и выходит к Намджуну. — Ты собираешься здесь все разрушить? — Нет, пока этим занимаешься только ты, — зло бросил Намджун, поправляя вазу. — Одно из двух: или я тебя отучил от официального обращения, или ты чем-то расстроен. Рассказывай, что случилось, — Чонгук сосредоточил все свое внимание на генерале. Это не шутки, если Ким ведет себя именно так. — Скорее последнее, — Намджун пытается обуздать себя и начать разговор хотя бы не на повышенных тонах, а там как пойдет. — Ничего не хочешь мне рассказать о вчерашнем? — Нет, — коротко отвечает Чонгук и продолжает смотреть на Кима с вызовом, не переводя взгляд. — И ты не знаешь, какого черта течный омега делает в моей постели, а я сплю в казарме? — Генерал, избавь меня от подробностей своей личной жизни, — Чонгук специально кривится, но не потому, что ему неприятно это слышать. Такие интимные вещи, наверное, ему доверять не стоит, он в этом совершенно ничего не понимает. — Вы же вроде хотели наследников?.. — А речь идет о тебе, потому что в моей постели твой омега! — не сдерживаясь, выкрикивает Намджун и смотрит на Чонгука. Понимания в глазах нет, как и реакции тоже. — Что ты на меня так смотришь? Чимин — твой истинный, неужели ты этого еще не понял? Эмоции Чонгука колеблются от полного недоверия до ужаса в глазах. Наконец-то его удалось расшевелить — Намджун доволен, но король мрачнеет сию секунду. — Чонгук, перестань его мучить! Либо отпусти в это чертово Пакче, либо сделай его своим королем. В первом случае вы просто переболеете и забудете все, а во втором случае сможете жить, как нормальные люди! — Генерал Ким, да ты совсем с ума сошел! — Чонгук отмирает из ступора. — Нет! Этого не может быть! Ваза, стоящая в углу, летит в стену и разбивается на сотни мелких осколков. Вторая задевает этажерку у противоположной стены, с разломанной верхней полки сыплются свитки, и только основа чудом остается целой. Накренившаяся конструкция выглядит жалко, но королю этого мало, и он продолжает крушить все вокруг. Намджун, видя такую реакцию, подходит сзади и сжимает Чонгука что есть силы. Руки окольцованы железными тисками Кима, из которых он еще подростком не мог выбраться, но и сейчас, поднабравшись силы, Чонгук не способен разорвать этого узла, а Ким не теряет хватку и сцепляет пальцы в замок до побеления. — Успокойся, — рычит Намджун ему на ухо. Чонгука трусит, к щекам прилила кровь, а на лбу выступила испарина. — Я убью его, — шипит Чонгук. — Не убьешь. Сколько раз он сам пытался отправиться на небеса, и ты всегда оказывался рядом. Неужели ты думаешь, что это стечение обстоятельств? — Ким пытается успокоить разъяренного короля. — Ты не способен на это. Не понял еще? — Когда ты узнал? — обреченно спрашивает Гук. — Практически с первых дней его пребывания здесь, — Ким наносит еще один удар. — И ты все время молчал, генерал? — Чонгук высвобождается из рук военачальника и начинает ходить вдоль одного из стеллажей. — Ты знал и мне ничего не сказал? И Джин тоже знал? — И Джин знал. Поэтому он не сказал тебе про яд, а если бы ты не был ослеплен своей ненавистью, то сам бы догадался обо всем раньше, а не сейчас, когда наломал дров. — Ненавистью? А как я должен был относится к тому, чей отец убил моего отца? — Сын за отца не отвечает, знаешь? — Намджун начинает злиться еще больше. — Очень удобная отговорка. Он был нужен мне. — Чтобы манипулировать Тэджоном? Чтобы сделать ему больно? Чонгук, Тэджону глубоко плевать на наследного принца. Несмотря на то, что он его сын, Чимин стал пешкой в политической игре, это же очевидно. Им пользуются, а ты этого не понимаешь? Не верю! — Намджун пытается донести до Чонгука главные мысли, прежде чем перейти к следующему разговору. Чонгук молчит, прикусывая губу. Черные волосы рассыпались по лицу, выбившись из-под повязки, на шее выступили красные пятна от злости, руки стиснуты в кулак только для того, чтобы перестать крушить все вокруг. Ну почему из всех людей в соседних королевствах именно этот омега оказался его истинным! — Он знает? — глухо спрашивает Чон. Очевидно, что Намджун владеет информацией намного больше, а это не делает игру равной. Генералу Киму есть чем крыть, Чонгук же в своем познании полностью безоружен. — Знает. Я думаю, что именно поэтому он не отравил тебя. — Забавная история, не правда ли? — Чонгук с горечью посмеивается, он все еще хочет оправдать свое отношение к омеге, но Намджун его перебивает. — Не менее забавная чем та, что ты вчера на его глазах оттрахал Тэхена, — прищуриваясь, смотрит прямо на Чонгука Намджун. — Он сам рассказал? А еще он тебе не рассказывал, как пришел ко мне, чтобы отдаться за Пакче? Строит из себя невинную жертву? — Чонгук приходит в ярость, возвращая в памяти вчерашний день и образ Чимина, который был готов на все, лишь бы выгородить своего отца. — Он мыслит, как государственник, а в тебе говорит ревность! Вы оба в этом похожи, просто он ошибся. За его спиной — не только Пак Тэджон, но и тысячи простых жителей Пакче. Он знает, что ты потопишь его родину в крови — это же элементарно. Каждый житель королевства верит в своего правителя. Не тебе это рассказывать, Чонгук. Ты строишь свою страну, а он защищает свою! Только у тебя для этого есть армия, а у наследного принца — только он сам. Не лучший способ договориться о мире, согласен, но даже здесь Его Высочество пытается думать о своем народе. Насколько нужно любить свой народ, чтобы отдать королевскую честь за простолюдинов! Не это ли высшая цель государя? Вспомни слова своего отца! — Но его учил не мой отец! — Он научился всему сам! Ты стал для него лучшим учителем, загнав в угол и заставляя искать выходы там, где их нет. Он пытается использовать все, чтобы сохранить свою страну. С Тэджона толку мало, армии как таковой нет, позиция короля Мина неопределенная — что ему остается делать? В нем жилка правителя есть от рождения, и Пак Дахи, отправившаяся на небеса благодаря твоему мечу, воспитала достойного сына, а его характеру позавидуют даже альфы. Я больше ничего тебе не скажу — через четыре дня я уезжаю в провинцию, поэтому омега в твоих руках. Это Ваша ответственность, по крайней мере, пока Вы не решите, что с этим делать, Ваше Величество. Я все сказал! Намджун развернулся на каблуках и пошел к выходу по осколкам разбитой керамики. Хруст ломающихся вазонов звонко отдавался в помещении с хорошей акустикой, нарушая тишину. Чонгук остался один, обводя взглядом то, что он натворил. Чертов омега! Он вывел его из равновесия, но тот факт, что они истинные просто убил его. Понятно, почему этот персик так раздражал, понятно, почему его тянуло к нему… Принять решение сейчас слишком трудно. Чонгук еле осознает факт истинности, а думать о том, что дальше делать с Чимином он не может. Внутренний зверь гложет его изнутри, но впервые у сильного альфы, которого опасаются все в округе, появился страх. Чонгук никогда не знал, что это такое, но чувство крайне неприятное и очень разочаровывающее. Он ненавидит себя за этот страх и пытается подавить его, но в конечном итоге признает и смиряется — он боится принять неверное решение в отношении наследного принца из Пакче. И это намного хуже, чем тысячи воинов под воротами королевства Силлы. Он боится одного конкретного омеги, как ни одной армии в мире, потому что принять такое поражение король Чон не готов.***
Чон Хосок вернулся из провинции Канвондо, в которой провел почти месяц. Местные династии, среди которых оказалось, как и везде, много несогласных с реформами короля, противостояли до последнего, не желая упускать из своих рук подати от граждан. Хосок проверил записи семьи Кан за последние три года — они едва сдавали в государственную казну десятую часть того, что получали от проживающих на их землях крестьян. Остальная часть распродавалась представителями его семьи на местных рынках втридорога, а значительный объем самые крупные торговцы — родственники господина Кана — успевали вывозить в Империю Цинь, Японию и монголам. Прибыль, которая возвращалась к ним, оседала в огромных ящиках под замками в виде золотых и серебряных слитков. Пожалуй, Канвондо была одной из самых богатых и самых жадных провинций. Династия Кан, управлявшая там более двухсот лет, удивительным образом мастерски скрывала доходы, жалуясь на неурожай, засуху или дожди. Во времена правления отца Хосока сюда даже отправлялась продовольственная помощь из дворцовых запасов, чтобы поддержать голодающих. А достаточно было лишь потрусить запасы Кан Джиуна, чтобы обеспечить местных жителей продовольствием на несколько лет вперед. Хосок был уверен, что в других провинциях ситуация обстояла не лучше. Как только люди умудрялись выживать в таких условиях, а самое главное — верить королю и почитать его? Авторитет умершего государя Силлы среди населения всегда был высок, но как бы его любили, если бы прекратить своеволие знати раньше. Шокированный найденным, Хосок наложил большой штраф за неуплату налогов, существенно облегчив запасы Джиуна. Тот смотрел на него волком, исподлобья наблюдая за тем, как Хосок изучал учетную книгу. Ранее такие документы считались неприкосновенными и велись сугубо внутри провинций, поэтому отражали всю правду — жадность Кан Джиуна в подсчете погубила его самого, и теперь все вышло на поверхность. Ощущая на себе взгляд чиновника, Хосок отложил записи. — Отныне так больше не будет, — наследный принц потряс уже проверенными бумагами и кинул их на стол. — Сколько недополучила государственная казна из-за вашей жадности? Джиун молчит, склонив голову. Принц, по его мнению, полез не в свое дело, да и приказ короля он уже обсудил с представителями соседних провинций — им недовольны все. Аристократ постукивает по столу, улыбаясь Хосоку: — Не слишком много, Ваше Высочество. Но мы обязуемся теперь сдавать столько налогов, сколько вы скажете. — Собирать и считать буду не я. Это общий процент, установленный по стране, и следить за этим будет специальный чиновник. Отныне вся прибыль подсчитывается только государственным служащим, он же определит и сумму сдачи. Не в ваших интересах скрывать доход! Я приеду с проверкой в любое время, и, если суммы не совпадут, то пеняйте на себя! — Хосок стукнул рукой по столу, оставив Кан Джиуна размышлять над новыми правилами. — Отныне так будет с каждой провинцией и каждой династией, что входят в государство Силла. Хосок, вспоминая жадного Джиуна, только улыбается, подъезжая к дворцовым воротам. Дома даже не так холодно, как в пути — сам вид родных стен уже греет, хотя воины рядом с ним ежатся от ветра. Хосок очень соскучился по своему омеге, но пока необходимо поговорить с братом, а уже потом с Тэ. Тяжелые дворцовые ворота открыли как всегда вышколенные хвараны и стали на колено перед наследным принцем Чоном. Он коротко кивнул воинам и спешился с коня, отдав поводья подбегающему конюху. На ступеньках дворца появился Чонгук — он словно угадал с приездом брата и раскинул руки, чтобы заключить его в теплые объятия. — Я скучал, — Чонгук похлопал Хосока по спине и отстранился. Видно, что он устал с дороги, но дела не ждут. — Как рука? — обеспокоенно спросил принц. — Я уже забыл, а ты все еще помнишь? Перестань, — Чонгук повел брата в тронный зал и позвал в небольшую переговорную комнату, где они часто любили болтать. С кухни служанка тут же принесла любимый чай наследного принца, застенчиво улыбаясь Хосоку. Он только клацнул зубами, соскучившись по соблазнительным округлостям тел, но волновало его только одно конкретное, встречи с которым ожидал больше всего. Хоби уверен, что после выхода служанки весть о прибытии его в столицу разнесется по всему дворцу. — Рассказывай, — не терпится Чонгуку узнать о происходящем. — В Канвондо прошло относительно тяжело, но все возможно, — Хоби прикладывается к своей любимой чашке и отпивает горячий напиток. В нотках ароматного чая ему слышится запах своего омеги, но это, наверное, наваждение. — Джиун накопил много сокровищ — на три королевства хватит! — Сученыш, он мне давно не нравился, поэтому я тебя послал к нему, — задумчиво говорит Гук. — Генерал Ким позавчера отправился в Намджондо, это вторая его провинция. Министр Чхве отлично поработал в Кенсандо, остальные с переменным успехом, но тоже справляются. Еще немного и можно повоевать. — ? — Хосок только приподнял бровь, с интересом слушая, что придумал брат. — Пойдем на Пакче. — Тэджон не дает тебе покоя? — А тебе? — Чонгук спрашивает с удивлением. — Разве тебе нет? — Ну он же не отец моего истинного, — говорит Хосок и сам не знает, насколько сильно ошибается. — А ты откуда знаешь? — обреченно выдыхает Чонгук и поднимает глаза в потолок. Мир вокруг него живет по своим правилам, а он словно выпал из происходящих событий. — Чонгук, ты просто плохо меня слышал… — Да почему вы все знали это, а я нет? — не выдерживает Гук и взрывается очередной порцией гнева. — Я, как слепой щенок, все это время ничего не подозревал, а ты, Намджун, Джин? Вы все скрывали это от меня! Чонгук стукнул кулаком по столу, а чашка с его чаем опрокинулась и упала на пол, разбившись на мелкие осколки. — Мамин любимый сервиз, — медленно произнес Хосок, с сожалением глядя на белые осколки-лепесточки, разметавшиеся по полу. — Его подарили на десятую годовщину свадьбы с отцом. Ты был маленький еще, не помнишь. Приехали послы из Пакче, все разряженные, в синих ханбоках, вышитых журавлями. Тэджон тогда лично преподнес этот сервиз родителям. — Я не знал… Отец принял? — Принял, как видишь. Потому что политика — дело тонкое. Она меняется на глазах, не стоит ни во времени, ни в пространстве. Но даже осколки ты не склеишь. Как и отношения между людьми. Они намного тоньше фарфора, но все зависит от того, чем ты заполнишь эту чашку, — Хосок демонстративно поднимает свою чашку и снова отпивает чай. — Можно вкусным напитком, от которого будет пьянить всю жизнь. Ты будешь пить, и не напиваться, как я. А можно наполнить местью, как ты. Ее не выпьет никто, она отравляет организм, поэтому такую чашку лучше разбить. Твои нынешние отношения с наследным принцем из Пакче обречены стать осколками. Хосок пнул сапогом к себе разбитое донышко с ручкой и наступил на него. Тончайший фарфор хрустнул под подошвой, превратившись на глазах в белый песок. — Но все зависит от тебя, Чонгук, только посмотри сюда, — Хосок растер сапогом остатки фарфора по полу. — Их уже не собрать… А твою чашку еще можно склеить. Хоби подкинул острые белые лепесточки к Чонгуку, которые уперлись ему в носок сапога. — Принимай решение. Хосок внимательно наблюдает за братом. Он импульсивный, иногда опрометчивый, несдержанный и скоропалительный в некоторых вопросах, но по нему видно, что Чонгук раздумывал над ситуацией. Мучился ею, стоял на распутье и не знал, как поступить. Сейчас время определиться, и на лбу у брата собирается складочка. Он всегда такой, когда сосредоточен — мрачный и темный. Эмоциям подыгрывает черная повязка с драконом, что еще больше подчеркивает строгость, и черный ханбок — любимый цвет Чонгука, на нем крови не видно. Но сейчас не до кровожадности и, возможно, Хосок бы не стал так давить на брата, если бы не встретил Тэхена. Он больше всего боится потерять своего истинного, поэтому и Гука оберегает от ошибок. Король уперся взглядом в пол. Одно его движение — и под сапогом осколок превратится в крошку. А если осколок оставить — есть надежда? Хоби показал, как это, но решение остается за младшим. Хосок буквально слышит, как у брата от злости скрипят зубы. Он резко встает, отодвигает стул и выходит из комнаты. Кусочек чашки на полу остается целым, Чонгук зол, как черт, а Хосок только улыбается, отпивая слегка остывший чай. Напиток так и не потерял своего чарующего аромата. Победа над самим собой дается ой как нелегко. Хосок допил чай и пошел в купальню. От него пахло потом и лошадью — сказывались долгие дни в дороге и иногда от самого себя становилось противно. Наследного принца Чона встретила напаренная купальня и шеренга слуг, выстроившихся в приветственном поклоне. Он быстро сбросил одежду и нырнул в горячую воду, чтобы согреться после долгого пути. Витающие масла с чужим запахом немного раздражали, но он с рекордной скоростью покупался и переоделся в чистое. Хосок знал, что в дом кисэн можно не идти — Тэхен точно ждет его в покоях. Усиливающийся запах лотоса был ему как знак, что он идет по верной дороге — в лабиринте дворцовых коридоров аромат ощущался все отчетливее. Слуги, стоящие перед его дверями, вежливо опустили головы, коснувшись подбородком груди. — Никого не впускать, — бросил Хосок, открывая двери к себе. Тэхен стоял к нему спиной. У Хосока замерло сердце, когда он увидел истинного. Четыре недели без истинного — настоящая пытка, но и одна секунда рядом с таким омегой укорачивает его жизнь на десятки лет. Он уже сейчас готов умереть, только бы прекратить эту пытку Тэхеном. Кисэн стоял рядом с кроватью, одетый в кроваво-бордовую накидку, не похожую ни на ханбок, ни на нижнее платье. Для Тэ сшили ее тайком, а ткань он выменял за дорогое украшение, когда-то подаренное принцем Чоном. У Тэхена таких в шкатулке уже много, а Хосок и вовсе забыл, что дарил. Ткань просвечивалась полностью и напоминала лишь облачко — его тронь пальцем, и оно растает. Хосок понимает, что кисэн его слышит, но тот специально не оборачивается, чтобы поиграть с принцем, потомить его еще немного. Пытка в несколько недель, а безжалостный наложник продолжает ее еще и еще. Хоби принимает правила игры, но думает, что обязательно отомстит, только потом, а пока он бесшумно подходит сзади, ведомый усиливающимся ароматом. Тэхен всегда начинает пахнуть ярче, когда Хосок рядом, а ему это так нравится, что большего в жизни он и желать не хочет. До Тэхена остаются сантиметры, но принц больше не приближается, а омега даже не шелохнется. Его волосы подобраны в пучок, подколотые заколками локоны украшает красно-белая ёнджа с цветками сливы. Тонкая лебединая шея переходит в угловатые плечи. Хоби кажется, что Тэхен сильно похудел — на плечах выступают косточки, которые очень хочется поцеловать, но альфа только сглатывает скопившуюся во рту слюну. Принц Чон следит взглядом от шеи, пробегаясь по выступающим позвонкам, к ложбинке на пояснице у копчика. На плечах поблескивает дивное украшение из нескольких цепей, струящихся в шесть-семь рядов. Аппетитные ягодицы почти не скрыты ничем, кроме подобия белья из той же ткани. Альфе боязно смотреть, как это выглядит спереди, но его член уже встал и налился кровь в предвкушении того, что будет дальше. Хосок аккуратно делает еще шаг и кусает Тэхена за шею, выбивая первый жадный стон. Он соскучился по альфе не меньше, но позволяет принцу подцепить пальцами тонкие ткани и снять одежду, бросая накидку к босым ногам. Наложник не выдерживает, разворачивается и прижимается к альфе, бросаясь ему на шею. Терпения больше нет ни у кого, Хосок вгрызается в кожу чуть ниже ключицы и прокусывает ее, оставляя Тэхену метку. Бороться с собой больше нет смысла, а месяц отсутствия истинного рядом доказал, что жизни без кисэн нет — хоть с меткой, хоть без. Тэхен запрокидывает голову назад, он не ожидал этого, поэтому в приступе дрожи даже не понял, что случилось, и только после того, как шершавый язык прошелся по кровавой метке, зализывая ее, Тэ вскрикнул. — Тише, любовь моя, — Хосоку не стыдно за звуки из его покоев, просто он не хочет, чтобы Тэ было больно. Он высасывает немного крови, чтобы насытиться омегой, после чего снова зализывает шрам. Сердце кисэн колотится, как бешеное и он понимает, что назад дороги нет. — Позволь мне… Разрешения можно было не спрашивать — омега полностью его. Хоби впивается в приоткрытые губы, первый раз промазывает, потому что Тэхен дергается навстречу и хочет поцеловать его сам, но потом Хосок прикусывает нижнюю до боли, чтобы утихомирить пыл истинного. На глазах Тэхена выступают слезы от боли, но он невероятно счастлив в руках наследного принца Чона. Хосок отрывается от истинного, чувствуя, что теряет контроль над собой полностью. Он держит того рукой за подбородок, внимательно рассматривая, будто мог забыть. У кисэн в глазах только желание, а языком он медленно обводит губы, провоцируя альфу. Чон поднимает его руки вверх и разворачивает к стене, шлепнув за непослушание по ягодице, а потом разрывает непонятный элемент одежды. Красиво, но не сейчас. — Зачем ты соблазняешь меня еще больше, ты же знаешь, как я схожу с ума по тебе, — шепчет Хосок ему в ухо, прижав кисэн к стене и просунув руку к животу. Он притягивает его на себя, заставляя прогнуться в пояснице, но в ответ получает только смех. — Я хочу вас больше, Ваше Высочество, не сдерживайте себя, — выдыхает Тэхен и оттопыривает ягодицы, чтобы задеть возбужденный член принца. Пока Тэхен, упершись руками и головой в стену, восстанавливает дыхание, Хосок скидывает одежду и остается обнаженным полностью, прижимаясь членом к наложнику. — Стой так. Хосок проводит от шеи по позвоночнику и ныряет пальцем между ягодиц, сразу пропадая в теплом анусе, из которого уже выделяется смазка. Тэхен высоко стонет и крутит попой, но Хоби тянет его за украшение на груди. Ошейник больно впивается в горло, мешая дышать, но принц не отпускает, а только шепчет: — Я невероятно соскучился по тебе, мой хороший. Покажи, как ты ждал меня. — Я тоже, мой господин, — хрипит кисэн, глотая воздух, когда принц ослабляет ошейник. Хосок берет пояс от ханбока и связывает Тэхену руки, крепя узел на стойке балдахина кровати. Сегодня он в постели его брать не будет — альфа слишком соскучился по мальчишке, поэтому марафон может превратиться в изнасилование, чего Хосок себе не простит никогда. Изнывающий от возбуждения Тэхен, чей член тоже требует внимания, безвольно кладет голову на скрещенные вверху руки. В животе пылает пожар, а каждое прикосновение вызывает дрожь по телу. Связанные руки, не дающие ему ласкать принца, только подогревают накал страстей. Он словно привязан к позорному столбу на площади, только все действие разыгрывается только для одного человека — самого желанного и самого любимого. Тело кисэн превратилось в одну сплошную эрогенную зону, а метка горит так, что ее хочется выгрызть зубами. Если бы Тэ знал, насколько это хорошо, он бы выпросил ее давно. Хосок подходит сзади и проводит по лицу рукой, стараясь запомнить очертания профиля, чтобы в походе вспоминать о своем истинном. Он гладит ладонью по лбу, по закрытым глазам, трепещущие ресницы щекочут ладонь, как крылья бабочек. Хосок возбуждается еще больше, склоняется к метке и вновь зализывает ее. Он знает, что омеги получают наивысшее наслаждение от прикосновений к шее, поэтому не скупится и дарит Тэхену столько себя, сколько может. Пальцем он очерчивает тонкий, идеально ровный нос без горбинки, попадает в ложбинку над верхней губой, а когда кладет на нижнюю, то кисэн изворачивается и целует его руку, облизывая палец. Хосока кроет моментально, а член дергается, ощущая влажность рта будто вокруг него. Принц вытаскивает палец, постукивая по нижнему ряду зубов, и проводит рукой от подбородка к шее. — Я не могу уже, Ваше Высочество, — Тэхен сейчас заплачет, он сжимает ноги, сводит колени, чтобы уменьшить возбуждение, иначе кончит прямо сейчас, от одних только прикосновений к его лицу. Хосок подмечает, что привязанный омега наиболее чувствителен, но поблажки не дает. Он кладет руку себе на член, делая пару движений и сжимая его у основания — альфы тоже на долго не хватит. Принц старается отвлечься, но обнаженное тело Тэхена явно против. Он целует его позвонки на шее, спускается по спине, сминает руками бока, от чего наложник стонет еще громче и извивается сильнее. Хоби накрывает руками половинки, целует их, наклоняя, и отодвигает ногой стопы Тэ, чтобы тот максимально раскрылся. Принц становится перед ним на колени и Тэхен охает, не ожидая такого. — Я люблю тебя, — шепчет ему Хосок, поглаживая ягодицы, внутреннюю сторону бедер. Он прикусывает нежную кожу, мнет пылающую жаром задницу, на которой выступили ярко-розовые следы от его ладоней. Принц царапает ногтем от бедра, спускается по колену и пропадает в ложбинке у щиколотки. Тэ только встает на цыпочки от возбуждения и весь трясется, заливая спермой простыни на кровати принца. — Ты так соскучился по мне? — Хосок улыбается и возвращается поцелуями вверх, раздвигая половинки. Тэхену неприятно, он дрожит, а смазка после оргазма течет еще больше, пульсируя порциями. Черт, Хосок мечтал это увидеть, он думал свихнется в походе, если помедлит еще час, чтобы не стать ближе к любимому. Большим пальцем он кружит у входа, разминая и так готовый его принять анус, после чего вылизывает остатки смазки и расширяет вход еще больше. Тэхен уже воет, только бы прекратить эту пытку. — Развяжите меня, пожалуйста, Ваше Высочество, — скулит омега, но Хосок не сдается, а только ввинчивается языком внутрь все глубже. Тэхен сжимается, не пропускает, но Хосок вставляет сразу два пальца на всю длину, и у омеги уже не остается сил. Принц надавливает на поясницу, чтобы Тэ выпятил зад, после чего заменяет пальцы членом. Волосы омеги, которые уже выбились из прически, напоминают альфе змей, он накручивает длинные локоны и притягивает наложника снова к себе, заставляя запрокинуть голову. — Больно… — шипит кисэн. — Потерпи, любовь моя, мне тоже было без тебя не сладко, — говорит Хосок и подается тазом вперед, вбиваясь в омегу ритмичными движениями. Тэхен терпит, потому что боль отступает, а наслаждение захлестывает новой волной. Член у омеги уже встал, и принц придерживает его двумя руками за низ живота, задевая кожу, сминая чувствительные яички, проходясь по мошонке. Хосок чувствует в своей ладони отдачу от толчков и может только представить, как хорошо Тэхену, что уже почти теряет сознание. Его руки еще связаны, ноги уже не выдерживают, упираясь в пол. Ступни босые и болят, но омега из последних сил пытается стоять, пока через несколько толчков Хосок не изливается, а одновременно с ним и кисэн. Он тяжело дышит, но вовремя выходит. Наложник пьет отвар, поэтому сцепка не страшна, только альфе не хочется лежать долго в одной позе, ожидая, пока узел спадет. Он развязывает руки омеги, подхватывает обессиленного Тэхена под живот, и они падают на кровать. Дворец хорошо протапливается, но от секса им еще жарче. Тэхен улыбается и тянется за поцелуем. — Я без ума от тебя, Тэхен, — Хосок целует нежно и медленно, вылизывая желанный рот, обводя языком белые зубки и изредка прикусывая шаловливый язычок Тэ, который слишком спешит, не давая насладиться процессом. — Ты делаешь меня таким счастливым. — Правда? — Тэ заглядывает ему в глаза и переворачивается, ложась альфе на живот и соприкасаясь членами. На секс сил уже нет, нужен перерыв, поэтому самое время поболтать. — Вы мой король! — Нет, король я только здесь. — А могли бы быть всего королевства… — Мне это не нужно, Тэхен. Я не хочу расставаться с тобой ни на минуту. В тот день, когда я тебя увидел, я даже не думал, что все произойдет именно так. — Конечно, Ваше Высочество, у вас же был Минджу, — Тэхен специально дует губы и делает вид, что обижен. — Не вспоминай о Минджу, теперь у меня есть ты! — Хосок берет его за талию и переворачивает на спину, нависая сверху. — И я хочу, чтобы ты родил мне детей. Лицо Тэхена стало пунцовым, а сам он весь засмущался. — Что такое? — засмеялся Хосок. — Как соблазнять меня и вытрахивать последние силы — так ты мастер, а дети тебя смущают? — Нет, Ваше Высочество, но пока я кисэн, я не могу… — Тэхен прячет глаза и не договаривает. — Я поломаю эту систему, и король примет закон, по которому кисэн могут становиться полноправными членами королевской семьи, — Хосок приподнимает его за подбородок и смотрит в глаза, которые Тэхен отводит в сторону. — Что такое? Король призывал тебя, пока меня не было? — Да, Ваше Высочество, — Тэхен отворачивается, чтобы не смотреть в глаза Хосоку. С одной стороны ему и стыдно и нет. Пока он кисэн, он имеет право скрашивать ночи королю Чону, когда же он перестанет им быть, то навсегда останется мужем наследного принца — второго человека в королевстве Силла. А хотелось бы наоборот, но Тэхен события не торопит — ему пока и так неплохо. — Ничего, скоро это прекратится, и ты полностью станешь моим. После свадьбы никто не посмеет тебя тронуть пальцем, — Хосок целует Тэхена в шею и зарывается носом в волосы.***
После разговора с Хосоком Чонгук отправился к Джину. Все то, о чем он уже устал думать, с приездом брата решилось в одну минуту. Нужен был волшебный пинок от родного человека. Почему же он раньше был так глух к его подсказкам? Неужели месть настолько закрыла ему глаза? Чонгук тяжело вздыхает, пересекая дворцовую площадь. Снег стал валиться ему на спину, покрыл красивыми звездочками черные пряди волос, посеребрил плечи и собирался под ногами, жалостно втаптываемый сапогами в песок, смешанный с мелким камнем. До дома генерала Кима считанные метры, но Чонгук пересиливает себя и идет, не останавливаясь. Он полон решимости, но подозревает, что как только переступит порог, то потеряется и не будет знать, что делать дальше. Стук в дверь и Джин открывает ее, изогнув брови и удивленно улыбаясь. В лицо королю сразу бросило концентратом запаха, к которому Сокджин, наверное, уже привык, но для Чонгука это как пощечина. И поделом. — Не удивляйся, будто не ждал, — буркнул король вместо приветствия, наклоняясь в дверях. Черт, как Намджун со своим метр восемьдесят один сюда проходит. Вот что значит сила привычки, или это специально, чтобы каждый раз кланяться перед Джином. Хитер, зараза, усмехается Чонгук, когда понимает суть идеи. У него точно самый лучший генерал армии, не только тактик, но и стратег. — Где он? — Спит, пятый день, уже и закончилась бы… — Джин не распространяется, но намекает вполне конкретно. Без истинного течка проходит дольше, а конфликт на днях еще больше ухудшил дело. Чонгук знает, где у Кима спальня, поэтому без промедления идет туда, снимая на ходу плащ. Джин только складывает ладони вместе и поднимает глаза к потолку, молясь небесам о том, чтобы те вразумили короля. Он взглянул в окно на падающий снег и загрустил. Обычно Намджун зимой всегда дома, но в этом году все не так. Что ж, Джин надеется, что все изменения только к лучшему, а пока заваривает чай и присаживается за стол в ожидании. Перед взором Чонгука открывается удивительная картина, красивее которой он давно ничего не видел. Таким наследный принц не был давно — у него равномерный цвет кожи, румянец на щеках, не особо здоровый, но придающий живость лицу. Пухлые губы сомкнуты, ноздри слегка раздуваются, а веки подрагивают. Он очень крепко спит, а Чонгуку только это и надо. Открыв одеяло, он увидел его в не по размеру большом нижнем белье и сразу догадался, что это Джина. Надо будет заказать у лучших портных во дворце несколько комплектов одежды. Не годится ему так ходить, да и пока быть здесь тоже. По крайней мере, пока Чонгук не примет окончательное решение. Король наклоняется над омегой и вдыхает дурманящий запах, от которого начинает кружиться голова. Он расстилает на кровати плащ, перекладывает туда спящего Чимина и закутывает, накинув капюшон от ветра и снега. Гук приподнял его под спину и перехватил руками под коленями, чтобы аккуратно, не разбудив, вынести из спальни. Омега легкий и очень маленький, а если его прижать к себе, то вообще скрывается за плечами Чонгука. У Джина чуть чашка из рук не выпала, когда он увидел эту картину. Чон только кивнул на дверь, чтобы Ким ее открыл, и пошел с Чимином на руках обратно во дворец, прижимая того сильнее, чтобы не промерз. Евнухи и слуги, сновавшие по дворцу, только удивленно смотрели на эту картину и расступались перед королем. Что означали эти изменения — никто не знал, но охрана учтиво открыла двери в покои короля и тут же скрестила копья, чтобы никого не впускать. Чонгук уложил омегу на черные простыни и лег рядом, разглядывая, пока тот спит. Удивительно, но к нему в последнее время почти не осталось злости, пока сам наследный принц не провоцировал его. Король убрал со лба мешающую прядь волос и немного улыбнулся. Глупый, неужели он подумал, что Гук согласится на его предложение. Если бы захотел — сам давно взял. Идея, промелькнувшая в голове, не дает покоя. А ведь волчонок действительно привлек его сразу, но только своим характером, а не телом. Своей злостью, безудержной ненавистью к Чонгуку, которой он питался, как вампир. Чем больше тот его ненавидел, тем больше альфа хотел его сломать. А он не ломался, он кремень, он тверже камня в ущелье Мурын. И таким он ему чертовски нравился. Наследный принц во сне зашевелился, переворачиваясь на другой бок, а Чон успел подставить руку, и тот улегся у него на плече. Его лоб уже не такой горячий, температуру можно было попробовать губами — настолько волчонок близко, но альфа не осмелился его будить, только мысленно провел пальцем по шраму на шее. К нему дико хотелось прикоснуться, но он пересилил себя и только зарылся ладонью в блондинистые пряди принца, накручивая кончики на пальцы. Интересно, ни у кого в их королевстве, да и в соседних, не было такого цвета волос. Когда-то ему рассказывали, что в далеких странах это норма, но откуда в их краях такое чудо — настоящая загадка. Чонгук, проваливаясь в дремоту на некоторое время, пролежал так пару часов, пока омега спал. Рука у короля затекла, но похоже принцу было на это плевать — во сне он перевернулся на его плече несколько раз из стороны в сторону и продолжал спать дальше, как ни в чем не бывало. Только под вечер его начали мучить сны — зрачки под веками забегали, а сам он стал крутить головой, повторяя только одно: «Чонгук…» Если раньше он в бреду звал Юнги, то теперь приоритеты изменились. К лучшему это или нет — Чонгук не знал, но крепче прижимал омегу, пока тот не успокаивался. Ночь, опустившаяся на королевство Силла, была темнее всех предыдущих. Из-за туч на небе Луны почти не видно, а слуги не тревожили короля, чтобы зажечь свечи. Кромешная тьма убаюкала Чонгука, и он крепко заснул, пока его не разбудил крик омеги. — Что ты здесь делаешь? — заорал Чимин, поджав под себя ноги. Спросонья он вообще не понял, где оказался, только увидел альфу и испугался. Обводя комнату привыкающим к темноте взглядом, Паку стало все понятно. — Почему я здесь? — У тебя течка, я забрал тебя от Джина, — хмыкнули ему в ответ грубым голосом. — Вы же не… — Чимин испугался и прислушался к себе. Задница не болела и это уже хорошо. — Я тебе уже сказал, что ты мне не интересен, — Чонгук старается говорить ровно и так правдиво, что даже самому в это верится. — Тогда зачем… — Потому что я все знаю, — коротко и ясно. Теперь ответ за Паком. — Как будто это что-то меняет, — обиженно говорит Чимин и отворачивается в сторону окна. Хоть глаз выколи, еще с кровати упадет. Он пошарил рядом рукой и понял, что до края еще далеко. — Волчонок, я тоже не в восторге от этого, — альфа дергает его за руку и омега падает на кровать, не удержавшись от неожиданности, а Чонгук садится на него сверху, седлая омегу на талии и фиксируя руки. — Истинность можно отрицать, — злобно рычит Чимин, любое движение которого грозит привести к неожиданному исходу. — Тем более, что я всегда думал, что моим истинным был король Мин. — Ох, зря ты это сказал, — Чонгук взрывается за секунду, а Чимин понял, что лучше бы ему держать язык за зубами. Желание насолить Чонгуку всегда выходит ему боком, и наследный принц вжимается в постель. Страха нет, но элементарный инстинкт самосохранения все еще работает. — Чего ты так дрожишь, словно боишься меня? Ты же такой смелый, или ты думаешь, что истинность возьмет верх? Не хочешь изменять королю Мину? Думаешь о нем, об этом предателе? Он такой же убийца, как и я. Если бы тебе удалось меня отравить, моя смерть была бы на его совести, а ты стал соучастником. Отличная семейка, правда? Не бойся, — Чонгук одной рукой держит его запястья, а второй обводит пальцами губы Чимина, которые максимально сжаты, — я не возьму тебя силой. Ты сам мне отдашься, а пока будешь жить здесь. Тебе приготовят комнату в дальнем крыле. Через два месяца поход на Пакче, а что будет дальше — я не решил. — Самонадеянный подонок, — выдыхает Чимин в лицо королю. — Возможно, а еще я — твой истинный. А ты так и остался диким волчонком, который не умеет жить с людьми, — Чонгук гладит Пака по волосам, отпустив руки. Он не знает, будет ли наследный принц драться или вырываться, но Чонгук занят важным делом и ему лучше не мешать. Он раскладывает по подушке длинные пряди Чимина, которые ложатся красиво по кругу, словно создают над ним светящийся ореол. — Вообще-то, у меня имя есть, — с обидой сказал омега. — Не заслужил. — Спасибо, что напомнил, — буркнул Пак. — Да отцепись ты от моих волос! — Не-а, мне нравится, — Чонгуку действительно нравится. Он перебирает их между пальцами, растирая, чтобы огрубевшая кожа рук чувствовала каждую волосинку. Они шелковистые и очень тонкие, но густые, их так много, что Чонгук приподнимает пряди, а они ручьями струятся у него между пальцами, утекая вновь на подушку. Гук проделывает это несколько раз и словно получает эстетический оргазм от красоты падающих локонов. Он не может наиграться с ними, чем злит Пака еще больше, и тот кидает в короля молнии из глаз. — И кто я теперь? Кисэн? Наложник? Узник? Чонгук прищуривает один глаз и смотрит на Чимина. Из него бы получился хороший король, но сначала волчонка нужно приручить, иначе так не пойдет. Он же убьет его раньше, чем коронует. — Гость, — вздыхает Чонгук. — Ты можешь свободно передвигаться в пределах дворца, не выходя за дворцовые стены. Тебе доступна королевская кухня, библиотека, сад и портной, а также купальня…. — Нет уж, спасибо, — Чимин закашлялся, когда вспомнил, что там произошло. — Будешь трахать своих кисэн на моих глазах? — Нет. — Нет? — ревность, что червячком грызла омегу, не дала ему смолчать. — Я найду для этого другое место, волчонок, — усмехается Чонгук. Течка у Чимина почти прошла, запах еле чувствовался, хотя утром было намного заметнее. Только незначительное нытье внизу живота напоминало Паку о том, что организм бы хотел внимания альфы. — Ты не меняешься, — Чимин с досадой лупит его кулаком в грудь, заставляя сердце альфы учащенно биться. — А почему я должен измениться? Ничто не заставит меня это сделать. Я такой, какой есть. Кстати, где Ваше Величество? — Не заслужил. — Ты говоришь моими словами, это нечестно, — Чонгук делает ему замечание, чтобы подразнить. — Учусь у лучших, — Чимин не остается в долгу. — Я тебя многому могу научить, — Чонгук говорит таким низким голосом, что Чимина пробирает до самого нутра. Он смотрит в глаза альфе и мысленно его просит ничего не делать. Наследный принц совсем не хочет проверять, возьмет ли истинность верх, но интуитивно прикрывает глаза и… ничего не происходит. Чимин понимает, что поставил себя в неловкое положение и раздраженно смотрит на Чонгука, нависающего сверху. — Попроси меня, — говорит альфа с хрипотцой в голосе. — Как ты делал это во сне, когда стонал мое имя. Мне понравилось. — Чонгук... — Чимин сказал это, совершенно не подумав, без задней мысли. Его Величеству было достаточно. Он наклонился над Паком и поцеловал его, требовательно раздвигая пухлые губы. От неожиданности, что обычное имя вызовет такую реакцию, Чимин опешил, пропустил тот момент, когда еще мог не впустить, но впустил, а Чонгук просунул руку ему под голову, приподнимая, и с силой вылизывая его рот, не оставляя даже шанса набрать воздух. Чимин застонал, потому что тотчас на эти действия отозвался низ живота. В воздухе вновь начал витать аромат персика, который только ослаб, и Пак почувствовал, как между ягодиц становится влажно. О, небеса, не хватало еще опозориться здесь! Он попытался поерзать и выбраться из-под альфы, но тот сел ему на живот, удерживая свой вес на бедрах, иначе бы точно от принца ничего не осталось, и продолжал целовать. Второй рукой Чонгук зарылся ему в волосы, приятно перебирая и пуская мурашки по телу и отключая сознание. Поцелуй был жадным, но не таким, как в купальне. Там от него веяло потребностью брать, а здесь Чонгук отдавал себя, стараясь сделать омеге приятно. Чимину льстило, а еще нравилось. Он не мог отрицать, что поцелуи с королем Силлы не такие, как были с Юнги. Они, как взрыв в голове, к которому никогда не бываешь готов. Они прошивают его дрожью, а еще заставляют делать какие-то непонятные движения. Например, сейчас Пак неосознанно кладет руки на талию Чонгуку, а тот сильнее прижимается к нему, надавливая на живот. Омега пытается отстранить его, но ладони сползают на бедра, а Чонгук, принимая это как приглашение, толкается пахом в живот Чимину, который не находит ничего умнее, как прикусить альфе губу. Гук отстраняется и восстанавливает дыхание. Если он сейчас не прекратит, то непоправимого не избежать. Он вытирает рот, а по ладони тянется красная полоса — из раненной губы выступила кровь, Гук чувствует привкус железа во рту. Грудь Чимина поднимается, а омега хватает воздух, одурманенный поцелуем. — Ну точно дикий. У меня от тебя теперь два шрама будет, — король резко встает с Чимина, оставляя того в постели. — От тебя пахнет кровью, — тихонько говорит Чимин. — Ты мне губу прокусил, волчонок, — Чонгук не может злиться, но старается держаться подальше. — Нет, ты не понял. Твой запах — запах крови. Только я его слышу. Чонгук не знает, что на это ответить. Это природа, против нее не пойдешь. — Отдыхай сегодня здесь, а завтра я прикажу перенести вещи в твою комнату, — король разворачивается и уходит. Оставаться здесь больше нельзя, персик проникает в легкие, и Чонгук, схватив плащ, выбежал на улицу. Он резко закашлялся, спазмы сдавливали грудь, а кислорода катастрофически не хватало. В покоях брата горел свет, но Чон не решался к нему идти. Наверняка он опять с Тэхеном. Гук пошел в конюшню и взял лошадь. Укутавшись в плащ, он поехал к дальним границам королевства в направлении Пакче. Остановившись на холме, он посмотрел на дали, простиравшиеся перед ним. Какую интересную шутку сыграла судьба, подумал Чонгук, гладя по холке переминающуюся с ноги на ногу лошадь. И в другой ситуации он бы отменил поход на Пакче, но месть слишком сильна, и даже зарождающиеся чувства к Чимину не могут его заставить забыть о том, что сделал Тэджон. Единственное, о чем подумал король, это минимум жертв среди местного населения. Этого он не простит себе сам.***
За время до начала похода Чимин старался не попадаться на глаза королю. Но Чонгук часто звал его ужинать — им приносили на двоих в королевские покои, они много болтали обо всем, и король Чон оказался интересным собеседником. После ужина Пак уходил в свою часть замка и альфа, к его удивлению, не призывал его на ночь. Лишь иногда во время трапезы омега ощущал на себе тяжелый, животный взгляд черных глаз, и первое время ему казалось, что король накинется на него и сожрет вместо куска мяса на тарелке. Но, встретившись взглядами, Чимин не отводил глаз, хотя хищность напротив таяла буквально за секунды. Такое впечатление, что он ведром воды гасил костер. Отчасти смирившись, Чимин только застенчиво улыбался и прятал глаза. Ему нравилась эта власть над альфой. Кто знает, что будет дальше — предоставленной возможности сбежать отсюда он не упустит, но и быть в униженном положении ему уже надоело. В конечном итоге, если они с королем Силлы истинные, то это хотя бы какая-то гарантия их шаткого мира, а может быть принц уговорит отпустить его домой. Тем не менее, Чонгук все еще называет его волчонком и злится, когда прижимает у стен в коридорах дворца, проходя мимо, а Чимин отворачивается. В такие моменты у омеги все внутри замирает, а засевшая обида гложет и не дает подставить губы под поцелуи, но Чонгук всегда добивается своего — целует его жадно, быстро, а потом отпускает. Пак всегда краснеет и уходит совершенно опустошенный с непонятным чувством разочарования внутри. Он не хочет признаваться, что ждет этих встреч, а еще больше не хочет думать о том, кого из наложников призывают в королевские покои. О походе на Пакче Чимин старался не вспоминать. Единственное, о чем молил Пак небеса, чтобы Тэджон собрал войско и защитил его страну, а Юнги помог ему в битве. Омега понимает, что в конечном итоге кто-то будет повержен, но впервые в жизни он не хочет, чтобы это был Чонгук. Ему стыдно за свои мысли, поэтому он каждое утро начинает с молитвы Будде. В дальнем углу сада, проведя почти все зимние утра на коленях перед сложенным из камней алтарем, Чимин просит прощения для себя и благоразумия для всех троих. Устав морально за эти полтора года, он готов принять любую реальность, но в глубине души надеется, что выбор ему делать не придется. В ночь перед походом Чимин не спал, словно знал, что Чонгук уезжает. Не смыкая глаз, Пак коротал расстояние своих покоев от стенки до стенки. Просторная комната, обставленная в светлых тонах по желанию омеги, была единственным таким местом во всем дворце. Отчасти Чимину она напоминала его покои в Пакче, только потолки, расписанные драконами, давили на сознание, а первые дни он и вовсе не засыпал здесь, уставившись в глаза чудовищам. Ему казалось, они следят за ним, но потом Пак смирился и даже дал дракону имя, уговаривая перед сном охранять омегу. Сказка, что он сочинил сам для себя, помогала ему почувствовать защищенность, но настоящий дракон через несколько комнат от него, только посмеивался, ложась спать в одиночестве. С момента, как в его постели был наследный принц, больше ни один наложник не переступал порога его покоев. Поход на Пакче начинается в конце месяца абрикоса. К этому времени Намджун вернулся домой и уже как месяц обучал войско, разрабатывал новую тактику. В этот раз они решили идти не через ущелье, а через лес. Обледеневшие горы, в которых местами еще не сошла наледь, не лучшие помощники в походе. Чонгук, последние несколько недель не выходивший с Намджуном и Хосоком из зала для совещаний, только принимал министерские отчеты и снова уходил к брату и генералу. О том, что он собирает войско, король не скрывал, поэтому если у Пакче есть шпионы, то Тэджон будет предупрежден. Со своей стороны Гук выстраивает безупречную тактику, продумывая все до мелочей. С рассветом Пак выглянул в окно. На дворцовой площади сновали военные, где-то слышался голос Намджуна и лошадиный топот. Шум и приготовления перед выездом, всю ночь грузившиеся повозки и Линь, тащащий свои свертки и корзинки в отдельный воз, только усиливали панику. Чимин приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Он осторожно прикрыл створки, чтобы проскользнуть незамеченным на улицу, и накинул плащ. Какое-то непонятное чувство вело его ноги на площадь, где провожали воинов. Вдали он увидел Джина, который обнимал Намджуна за плечи, и омега растаял, глядя на них. В носу защипало и, кажется, выступили слезы. Нет, он не завидует, это просто нервы. Чимин сам себе повторял, что ему провожать некого, а все остальное — чистый интерес. Он просто хочет оценить военные силы противника и сравнить с тем, что видел дома. Пак спрятался за одной из колонн и наблюдал, как из дворцовых ворот выезжают первые повозки. Там продовольствие, оружие, запасы одежды и другие мелочи, необходимые для похода. Омега такое видел не раз, поэтому с нескрываемой завистью и огнем в глазах жадно рассматривает все вокруг. Если бы это было в Пакче, отец бы точно выстоял, а так остается надеяться только на помощь короля Мина. Пак не заметил, как сзади подошел король Силлы. Он схватил его за талию, и Чимин вскрикнул. Омега думал, что Чонгук уже где-то среди воинов, но он ошибся — черные глаза смотрели прямо на него. Король надвинул повязку, подвязал высоко длинные волосы, а на его плечах красовалась меховая накидка. — Испугался, волчонок? Я пришел к тебе в покои, но тебя уже не было. — Зачем Вы меня искали, Ваше Величество? — Чимин покраснел и уперся взглядом в широкую грудь, рассматривая ханбок. Он не был вышит драконами или украшен узорами — простой, практичный, но достаточно теплый и мягкий. — Я уезжаю. — Не могу сказать в добрый путь, — бурчит Чимин. — Знаю. Чонгук наклоняется к наследному принцу и прикусывает ухо за хрящик, а потом нежно дышит теплым воздухом в шею. Казалось бы, к таким утренним проделкам короля омега привык и самое время отвернуться, но он только внутренне сжимается и стоит неподвижно. Чонгук вдыхает его запах, ведет носом по шее и спускается к ключице, смотря на то место, где должна быть метка, но ее нет. Поставить ее сейчас — значит навсегда поломать омегу и привязать к себе, но альфа этого не хочет. Он только сжимает кожу зубами на несколько секунд, от чего Чимин вскрикивает и лупит его ладошкой по плечу, хватаясь за чернобурку. — Больно же! Чонгук облизывается и тут же целует в то место, где остался след, а потом вылизывает языком шею омеги. Вырываться Чимину бесполезно, он закрывает глаза, чтобы не видеть животного взгляда Чонгука, и охает, когда король нежно целует в уголок губ. Дальше он не настаивает, но Паку кажется, что чего-то не хватает. Такое впечатление, что эта незавершенность не даст ему покоя, поэтому он ловко поворачивает голову и проезжается по губам короля. Альфа рычит, потому что внутренний зверь срывается от непозволительной близости. Они целуются на площади посреди собравшихся солдат, что стыдливо отвернулись и делают вид, что поправляют подпруги у лошадей, но Гуку все равно. Он еще сильнее сжимает Пака за талию, углубляет поцелуй, в спешке сталкиваясь с его зубами, но надавливает ладонью на челюсть, чтобы омега перестал сопротивляться. Ему так не хочется уезжать и сейчас он клянется, что попроси Чимин не идти на Пакче, он бы развернул войско назад, но наследный принц не просит, а только обвивает его за шею, поддаваясь инстинктам. Где-то внутри истинность давит и контролирует омегу, он боится, что это все может быть в последний раз, поэтому отдается полностью и без остатка. — Ты будешь ждать меня? — хрипит Чонгук в ухо омеге, а потом смотрит в глаза в ожидании ответа, но Чимин молчит. Омега пытается найти последнюю опору для разума, чтобы ответить отказом. Он даже вытаскивает изнутри всю злость, возрождает все страшные картины с Чонгуком, которыми он питался раньше. У него так хорошо это получалось, но сейчас все по-другому. Память словно работает против него и не подсказывает ему ничего, чтобы могло пробудить ненависть к королю Силлы. Чимин тянет время и ждет, он честно старается вспомнить все то, что Гук причинил ему и его семье, но побороть внутреннюю омегу не может. Чонгук поднимает принца за подбородок и всматривается в его лицо. Раскрасневшиеся распухшие губы не врут, дрожащие ресницы смаргивают слезу, сбежавшую с глаз от обиды и разочарования, а покрасневший носик громко сопит. Чонгук ищет ответ в янтарных глазах, но волчонок всегда такой колючий и злой, что он боится ошибиться. Надежда практически тает, и Гук клянется, что вышвырнет его из королевства, из сердца и из памяти, как только вернется, но омега притягивает его к себе, целует в скулу и шепчет: — Буду. В один момент земля уходит из-под ног, а за спиной вырастают крылья. Суровый убийца, от имени которого дрожат соседние королевства, прижимает к себе Чимина и целует того в макушку. — Не стой на ветру, утро холодное. Я вернусь, волчонок. Король последний раз смотрит на встревоженного Чимина, разворачивается и уходит к солдатам. Хосок, сидящий на лошади, уже ждет брата, но все еще не отпускает руку Тэхена, провожающего его в поход. Он наклоняется, целует его пальцы и что-то шепчет, а потом разворачивает лошадь и выезжает к воротам. Намджуна уже нет, только Джин стеклянными глазами смотрит вслед воинам, стирая со щеки непрошенные слезы. У Чимина в горле ком и ему кажется, что он стал немного ближе к Джину и даже ненавистного Тэхена он отчасти понимает и даже сочувствует ему. Провожать и ждать невероятно тяжело, а еще противно предавать себя. Чувство вины, которое растет в омеге за то, что произошло, охватывает его с головы до ног, и наследный принц готов на себе волосы рвать в отместку. Ему стыдно за то, что он сказал и сделал, но омега понимает, что в другой ситуации повторил бы точно также.***
Через три с половиной дня Чонгук оказывается на холме с другой стороны королевства Пакче. Как и ожидалось, Тэджон обо всем знал. Дорога заняла чуть больше по времени, но король давал воинам достаточно времени на отдых, чтобы восстановить силы. Костры пылали по всей округе у близлежащих селений и городков, что входили в государство Пакче. Как Чонгук и обещал, мирное население он не трогал. Разбитые на окраинах лагеря привлекали местных, а самые смелые мальчишки даже делали вылазки, издали посматривая на воинов соседнего королевства. О них ходили только страшные слухи, что они больше похожи на зверей, но на самом деле это были такие же люди, только крепче, выше, одеты получше, да и настроением отличались — у костров воины пели песни, рассказывали смешные истории, устраивали дружеские бои на палках. Посматривая на прячущихся за деревьями чумазых подростков, Гук даже подозвал их к костру и накормил теплым мясом с вертела. Вообще это не в его правилах, но ничего человеческое ему не чуждо. Да и к народу Пакче ненависти нет — его интересует одна конкретная личность, а люди ни в чем не виноваты. По их виду, они сами бедствуют — таких оборванцев он даже в самые голодные годы в Силле не видел. Ночь прошла предсказуемо тихо — Тэджон не рискнул выступить первым и занял оборонительную позицию. Разведка донесла Намджуну о расположении его войск, и генерал Ким уже за полночь пришел к Чонгуку, который не спал и сидел у костра, ковыряясь в тлеющих углях. — О чем вы думаете, Ваше Величество? — О том, что делать дальше, — Чонгук вздыхает и чертит палкой в золе только ему известные фигуры. — Планы меняются? — осторожно спрашивает Ким. — Нет, наоборот. Я хочу присоединить Пакче себе. Эти люди… — Отключай эмоции, Чонгук. — Я знаю. Что там по расположению? — Гук смотрит на генерала, читая по лицу. Намджун спокоен, значит волноваться не о чем. — Все, как я и предполагал. С краю леса несколько тысяч, еще по две тысячи у флангов. В основной колонне не более трех, итого не более девяти тысяч, — прикидывает генерал. — Со стороны Корё есть люди? — Пока нет, но я отправил разведчиков и туда. Если король Мин даст подмогу, они не успеют до завтрашнего утра. — Зачем я собрал пятнадцать тысяч? Они не могут даже оборону выставить, — сетует Чонгук, предвидя вялую и неинтересную битву. Размялся называется. — Ну все дома не сидеть, а там посмотрим. Ложись спать, я поставлю дозорных и утром выступаем, — Джун хлопнул Чонгука по плечу и подал знак Хосоку, приближающемуся к ним. — Ну что, все без изменений? — Хосок обходил караульных и осматривал со склона лес, в котором завтра предстояло сражение. Он знал местность буквально как свои пять пальцев — они с отцом провели тут много времени, когда он был маленьким. — Надеюсь, что да. А тебе все не терпится вернуться домой? Под теплый бок к своему кисэн? — посмеивается Чонгук. — Об этом поговорим позже, но ты прав, — Хосок садится рядом греет руки у огня, а Намджун уходит отдавать последние распоряжения на ночь. — А сам то что, разве не хочешь? Или меня зрение подводит? Хосок недвусмысленно намекает на теплое прощание, а Чонгуку возразить нечего. Отчасти он тоже хочет все закончить как можно быстрее, поэтому только улыбается старшему Чону и уходит отдыхать в палатку. Утро в месяце абрикоса уже не такое холодное, но разум бодрит только так. Чонгук встал, как только начало подниматься солнце на горизонте. Кто-то из воинов тоже поднялся, вышел Намджун, а уже через час они собрали лагерь и перебазировались под самый лес. Атака на воинов Пакче началась, когда солнце встало над рядом деревьев, озарив поляну своими лучами. Добрый знак, подумал Чонгук, ведя в наступление первую сотню воинов. В ушах свистел воздух, а лязг оружия был настолько привычным, что аж в груди защемило – он так соскучился по битвам. Сбоку его прикрывал отряд Намджуна, а сам военачальник, отделившись с небольшой частью хваранов, выбил солдат Пакче из укрытия в яру, где они устроили засаду. Часть солдат бросилась врассыпную, потому что преимущество было не только в численности, но и в военном мастерстве. Там, где летела одна голова хварана Силлы, в отместку вмиг сносили десяток голов воинов Пакче. Чонгук со своим отрядом безжалостно месил под копытами лошадей тела защитников Пакче. В секундных перерывах, пока его рука опускала меч на плечо очередного самоубийцы — только так он мог назвать тех, кто посмел выступить против него — он вглядывался в лежащие на земле тела. Большая часть была обезображена животными, которые не выбирали копытами куда наступать, а от запаха теплой крови выворачивало кишки, но король повыше натянул на нос платок, оставив только глаза. Сводя брови, он всматривался в лица поверженных и искал только одного человека, ради которого затеял это сражение. К сожалению, Пак Тэджона среди них не было, но Чонгук со злости не уставал сносить головы тем, кто попадался под его меч. Один из воинов, видно наемный, попытался даже нанести ему удар, но тут же лишился руки — прямо по плечи отсекая конечность, Гук только забрызгал себе лицо кровью воина, упавшего с лошади. Чонгук вытер с лица кровь, размазывая по лбу и щекам. Это все не то, что ему нужно. Прорываясь через нестройные ряды солдат, он быстро проделал себе дорогу через лес. Часть воинов уже отступала, а впереди он заметил небольшой отряд — высшее командование Пакче и, скорее всего, именно там и был Пак Тэджон. Выходит, он только наблюдал за тем, что происходило, и при поражении своей армии просто дал команду отступать. Что ж, подлость в его стиле, подумал Чонгук и подстегнул лошадь. Удивлению его не было предела, когда отряд свернул не в сторону королевства Пакче, а южнее, по направлению к Корё. Услышав сзади крики Намджуна, который чуть до смерти не загнал лошадь, догоняя Чонгука на самом лучшем скакуне в королевстве, король Силлы остановился, пришпоривая жеребца. — Ваше Величество! Лошадь Чонгука кружит на одном месте и не может так быстро сбросить адреналин, чуть ли не скидывая всадника. Король похлопывает ее и что-то шепчет, пока подъезжает генерал Ким. — Докладывай! — бросает он Намджуну и смотрит в сторону леса. Догнать успеет. — Не стоит, Чонгук… — Намджун запыхался и не может восстановить дыхание. — Ворота в Пакче открыты нашими солдатами. Дворец уже занят! — Так вот почему он повернул в Корё! Черт бы его побрал, сука трусливая! — Чонгук, сейчас не время! Ты должен въехать во дворец победителем. Сначала присоедини Пакче, а потом достанешь и этого ублюдка. Тэджон уехал туда несколькими часами раньше, а это, — Намджун показал в сторону леса, — его военачальники. Остальные министры остались во дворце — я получил все сведения от разведки. Чонгук разворачивает лошадь в сторону королевства. Над поляной стоит привычная ему удручающая тишина. Те, кто могли бежать, уже покинули поле боя, а умершие навеки замолчали. Пар от разгоряченных тел контрастирует с прохладным воздухом и повис, словно молоко, через которое не проглядеть впереди на десяток метров. Впереди только тела, которые, казалось бы, не заканчиваются. Гук чувствует запах крови и мысленно думает о том, что то же самое ощущает от него Чимин. Он надеется, что это хотя бы не так мерзко, а пока лошади ступают по телам, продавливая животы умерших, вываливая наружу кишки, перемешивая с весенней грязью обезображенные лица. И снова у Чонгука неоднозначный осадок — результат достигнут только наполовину, что отодвигает его главную цель во времени. Сейчас, пытаясь поступить так, как нужно для страны, он подавляет эмоции и соглашается с генералом Кимом. Оглядев округу, Чонгук принял доклад о потерях со стороны воинов Силлы и количестве тех, кому нужно оказать помощь. Лагерь, разбитый неподалеку, вместил раненых всего в пять палаток. Линь организовал помощь быстро, заручившись поддержкой толковых солдат. Большинству помощь оказана, нетяжелые больные ожидали доктора, сидя под деревом. Они травили шутки, прикрывая руками кровоточащие раны, а при виде короля одобрительно заулыбались, чтобы показать — за них можно не беспокоиться. На душе у Чонгука стало тепло, и первая повозка с ранеными в сопровождении отряда воинов была отправлена в Силлу. Во дворец Пакче Чонгук въехал через два часа после того, как отдал распоряжения в лагере. Здесь была гробовая тишина, словно битва прошла на дворцовой площади, а не в лесу. Намджун вытащил всех министров, попрятавших в домах, в центр, а после созвал их во дворец, где уже ждал король Чон. Зайдя во владения короля Тэджона, Чонгуку впервые стало интересно это место. В залах все просто и даже бедненько, но некоторые предметы напоминали о былой роскоши. Здесь прошло детство Чимина, здесь он вырос, маленьким играл в саду. Настроение подпортили воспоминания о свадьбе с королем Мином, но Чонгук только приложил пальцы к губам, буквально ощущая персиковый вкус омеги. — Чонгук, все собрались! — размышления короля прервал Хосок, вошедший в один из залов. — Хорошо, но прежде я хотел с тобой поговорить, — Чонгук разворачивается и смотрит пристально на брата. — Мне нужен свой человек в Пакче, а положиться я могу только на тебя. Ты согласен управлять королевством? Вопрос в лоб, который явно Хосок не ожидал. — Я оставлю тебе пять тысяч войска на случай, если Тэджон решит вернуться, но я достану его раньше. Пока этот подонок соберется с силами, ты уже будешь управлять страной, и только самоубийца посмеет сюда вернуться. Хосок, ты — единственный, кому я могу довериться, — Гук кладет ему руку на плечо и доверительно похлопывает. — Мы построим новое государство и расширим границы Силлы. — Я не знаю, что сказать, — откровенно растерянно отвечает брат. — Но если это необходимо, то я согласен, но при одном условии. — Условии? — Чонгук удивлен и немного посмеивается. — Это касается Тэхена? — Да. Я хочу, чтобы кисэн по закону мог стать полноправным членом королевской семьи. — Ты хочешь распустить гарем? Но ты же не видел местных кисэн, — Чонгук не удивлен, но все же. — Чонгук, мне не нужен никто, кроме Тэхена. К тому же, я поставил ему метку. — Вот это новость! — Чонгук мягко говоря очень удивлен. — Я сам узнал не так давно об истинности, поэтому… — Хорошо, я не против, — разводит руками Чонгук, все еще переваривая услышанное. — Я заберу его, как только здесь станет безопасно. — Договорились, а теперь пойдем, представлю тебя министрам. И не забывай — у тебя вся полнота власти и войско. Военачальником поставь Чхве Ина, он опытный полковник. Не бойся перегибать палку — помни о том, что династии просто так тебе не подчинятся. Либо ты — их, либо они — тебя. А я вернусь пока в Силлу, надо съездить в Империю Цинь. Совещание с министрами проходит в полной тишине. Большая часть сразу смещена с должности, но с денежной компенсацией и выплатами на пять лет вперед. Заседание закончилось относительно спокойно, и уже вечером Чонгук выехал в Силлу, оставив брата в Пакче. Впереди еще дела на востоке…