Illecebra. Соблазн

      Чимин, запахнув ханбок, уставился в окно. Он все еще не мог поверить в то, что Чонгук услышал его. Сердцем или разумом — не важно, но его альфа научился уважать решения омеги. Пак поежился, когда по комнате прошелся легкий ветерок: слегка морозный, но такой свежий, что его хотелось вдохнуть полной грудью и начать жить заново. Как это — он еще не представлял, но надежда вселяла в него уверенность: его история с Чонгуком может иметь счастливое продолжение. Омега положил руки на живот, слегка поглаживая еле заметную выпуклость, и вспомнил слова короля: альфа. Неужели Гук почувствовал кроху? Чимин улыбнулся, понимая, что ему совершенно не важен пол малыша. Он уже любит его без памяти.       За окном играла музыка, вертелись кисэн в разноцветных ханбоках, исполняя красивые и чувственные танцы. Чимину и самому хотелось покружиться на дворцовой площади, как в старые времена, но он только заворожено смотрел на картину, открывающуюся перед ним. Десятки стройных черноволосых танцовщиков дарили усладу для глаз, двигаясь идеальными отточенными шагами. Взгляды приглашенных, притянутые к наложникам, говорили о том, что развлечение удалось.       Вдали Пак заметил короля Силлы, которому совершенно чужды были танцы, и он разговаривал с Чжао Бином. Утонченный император казался хрупким, словно фарфоровым, перед слегка грубоватым Чонгуком. Широкие плечи альфы, укрытые под теплым плащом, почти закрывали Бина, и если бы не традиционная праздничная одежда, развевающаяся на ветру, Чимин бы правителя Цинь даже не заметил. Омега скользнул взглядом по фигуре мужа и позавидовал самому себе. По нему прошла дрожь, когда Пак вспомнил каждую клеточку тела альфы, его бархатную, но неровную из-за шрамов кожу, перекатывающиеся мышцы, что ходили ходуном под пальцами Чимина, отвечая на ласковые прикосновения. У Пака потянуло внизу живота от желания и накатывающей страсти, но он постарался успокоиться, чтобы не навредить малышу.       Нырнув в свои мечты и раздумья, омега совсем не заметил, как наступил поздний вечер. Большая часть приглашенных оставалась на ночлег, и только отдельные кланы японских оябунов, высказав свое почтение, покинули праздник. Междоусобные войны в Японии делали их пребывание здесь неловким, поэтому Император не настаивал на том, чтобы они оставались на празднике до самого конца. Омега накинул теплый плащ и вышел во двор, чтобы сказать привычные пожелания доброй ночи именитым гостям, а отбывающим на родину оябунам — безопасной дороги. Ему необходимо отплатить Императору за все добро, поэтому минимум, что он может сделать — сыграть отведенную ему роль вместе с хозяином праздника.       Кто-то из приглашенных уже нетерпеливо топтался, обнимая за талию приглянувшуюся кисэн, кто-то вел оживленные дебаты, другие же, выпив через меру рисового вина, расслабленно сидели и смотрели на постановку дворцового театра. Наряженные евнухи и придворные разыгрывали незамысловатую сценку, на которую без интереса смотрел и Чонгук лишь бы куда-то глаза деть. Увидев супруга, он закусил губу и сверкнул на омегу взглядом. Чимин, помня слова альфы перед уходом, благодарно поклонился ему — они внешне действительно напоминали счастливое семейство.       — Вам понравилось выступление, мой господин? — тихонько спросил омега, подходя к королю Чону и ощущая на себе посторонние взгляды. Он слегка коснулся плеча Гука. Приблизился настолько, насколько это возможно, чтобы не нарушать этикет. Чимину показалось, что альфа еле сдерживается от этой близости. Даже удовлетворенный пару часов назад, он жадно облизывал омегу взглядом, оставляя на нем свое воображаемое клеймо собственности. Пак сжал его руку, словно пытался успокоить и прошептать: «все хорошо, я твой».       — Отнюдь, — ответил Чонгук. — У этих актеров нет ни капли таланта.       — Почему же, Ваше Величество? Разве здесь есть те, кто сыграет лучше? — наивно спросил Чимин.       — Они меня не убедили, Ваше Величество, — альфа берет его под локоть и разворачивает к себе, сокращая расстояние между губами до миллиметров. Вопреки всем правилам приличия, на которые Чонгуку всегда было плевать. — Я знаю актеров, которые заставили поверить в ложь омегу самого короля Силлы.       Чонгук наклонился ближе к Паку, провел носом по его щеке, коснувшись отросшей щетиной нежной кожи, и выдохнул горячий воздух в ухо.       — Я люблю тебя, помнишь? — спросил альфа.       Чимин резко отстранился, совершенно не понимая, о чем идет речь. Все вокруг перестало казаться безопасным, повисла зловещая тревога, исходящая от… Чонгука. Нет, этого просто не может быть! Он верит ему! Но что-то внутри резко сжалось, заставив почувствовать себя ничтожным и подавленным.       — Уже поздно, я пойду отдыхать, — Чимин отстранился и вырвал свою руку из его крепкой ладони, которая до боли сжимала тонкое запястье. — Я надеюсь, что ты услышал меня, и следующий наш разговор состоится тогда, когда пребывание в Силле будет безопасным.       Чонгук ничего не сказал, только растянул губы в хищной улыбке и посмотрел на Чимина, пробирая до внутренних органов, поджавшихся в страхе. Омега схватил полы ханбока и побежал к гостевому домику, чувствуя вслед тяжелый взгляд королевских глаз.       Уже ночью, измученный намеками и догадками, Чимин устало прилег на кровать и заснул прямо в одежде. День, наполненный эмоциями, уморил его до остатка, но завтра он хотел поболтать с лекарем Ваном, чтобы унять тревогу. У врача есть специальные травы для успокоения, которые он видел и у Линя. Подумав о планах на завтра, Чимин заснул. Ему снилось Пакче. Родные просторы, теплые руки матери и глаза отца, который с гордостью смотрел на сына. Первые успехи в охоте и ветер, который трепал его волосы в степи, когда отец брал его в недалекие походы у границ королевства. Беспечные видения становились его явью пусть и на пару часов, но в то время омега был безмерно счастлив.       Провалившись в глубокий сон, Пак даже не услышал скрипа двери, замок которой ловко поддели снаружи. Он очнулся тогда, когда Чонгук уже склонился над ним, зажимая рот рукой и придавливая его тело своим. На лицо Чимина альфа молниеносно накинул платок, которым завязал рот так, что омега мог только мычать, издавая странные гортанные звуки. Кричать о помощи нет смысла, потому что его никто не услышит. Все разошлись спать, а охрана, выставленная по периметру дворцового комплекса, слишком далеко.       Чонгук быстро перевернул брыкающегося Чимина на живот и связал ему сзади руки.       — Волчонок, неужели ты думаешь, что я оставлю тебя здесь?! — шипит ему на ухо Чонгук, фиксируя узлы. — Ты носишь наследника Силлы и будешь рядом со мной, хочешь ты этого или нет.       Чимин мотает головой и пытается крикнуть обидные слова, но Чонгук берет его за подбородок, поворачивая к себе, и говорит:       — Ты возвращаешься домой и запомни: я не буду бояться того, что однажды ты исчезнешь. Я привяжу тебя к кровати за руки и ноги, а кормить буду лично с ложечки до того момента, пока ты не родишь мне сына. Потом делай, что хочешь, цветочек.       Альфа скинул с себя плащ, вытащил из ханбока два мешочка с золотыми слитками и бросил их на постель.       — Это Чжао Бину за убитых стражников, — усмехнулся Чонгук. — А ты, волчонок, не сравнишься со всем золотом мира. Мне нечем отплатить Императору за тебя, разве что поблагодарю позже при личной встрече.       Он поднимает ерзающего Чимина на руки, бережно укрывая омегу, чтобы светлые ткани ханбока ничем не выдавали их в ночи. Двери королю уже распахнули хвараны Силлы, приехавшие в качестве сопровождения. Чимин, уставившись на короля глазами, полными слез, замер и перестал двигаться, словно впал в оцепенение. Гук остановился перед выходом и сцеловал соленую влагу, которая жгла ему губы не меньше отравы.       — На границах опасно, но я сделаю все, чтобы защитить тебя, волчонок, — прошептал он. — Просто помни, что в один из дней ты можешь проснуться и понять, что меня уже нет. Ты не знаешь, что любишь человека, пока не потеряешь его. Я это понял, пока искал тебя. Я уже думал, небеса забрали тебя, но Будда милостив ко мне, давая второй шанс, и я его не упущу. Глупенький, — Чонгук поправил растрепанные черные пряди, мешающие Чимину, который только беззвучно всхлипывал от горечи предательства истинного. — Я люблю тебя.       Он получше завернул омегу в свой плащ и укрыл лицо капюшоном.       — У западных ворот все готово? — Чонгук зыркнул на вышколенных хваранов, ожидающих у дверей гостевого дворца. Получив молчаливый кивок, он бережно вынес Чимина, прижимая его к себе, и быстрыми шагами направился в сторону. Ночь помогала ему, как только могла, а Луна освещала узкие тропинки, ведущие к одним из ворот. Охранники уже лежали с перерезанными горлами, от чего противный металлический запах усилился, и Пака чуть не стошнило при виде этого зрелища. Край капюшона, что так не вовремя спал с его лица, открыл ужасную картину: человеческие тела в лужах крови, которая еще вытекала из-под некоторых воинов, и зловеще лязгающий замок, словно отсчитывающий последние секунды жизни этих несчастных. Заметив реакцию омеги, Чонгук прижал его к себе, отворачивая от убитых тел.       — Не смотри туда, все хорошо. Скоро мы будем дома, — сказал ему альфа и поцеловал в лоб.       При слове «дом» Чимин разрыдался. Не так он представлял свое возвращение. Попытка убежать не удалась, а мечты достучаться до альфы вмиг разбились об его жестокость. Пак снова узник Силлы, а теперь еще и личный заключенный короля, поскольку носит его ребенка. В нем нет ничего своего, он полностью принадлежит человеку, что распоряжается его жизнью так, как тому вздумается.       За воротами уже стояли несколько воинов Силлы, державшие поводья с лошадями, заблаговременно выведенными из конюшни. Чонгук сделал все быстро и за последние часы провернул свой план, а благодаря безупречным навыкам воинов приготовления прошли гладко. На что надеялся Чимин? Переиграть альфу? Пак обессилено откинул голову, а король передал его одному из хваранов, седлая лошадь. Осторожно положив омегу перед собой, он негромко свистнул, и солдаты начали путь, защищая государя Силлы со всех сторон.       — Это тебе не королевский паланкин, волчонок, привыкай, — хмыкнул Чонгук с извиняющейся интонацией, и они двинулись в лес, скрываясь в темноте деревьев.       Крепко прижимая к себе омегу, альфа ехал на лошади уже который час, благо дорога через лес ровная и относительно безопасная. Спина у короля затекла и жгла огнем так, что боль ощущалась каждой клеточкой тела, будто его проткнули тысячи стрел, вытащить которые он не в силах. Чонгук терпит, сцепив челюсти, иначе Чимину будет неудобно. Вооруженные до зубов хвараны оглядываются по сторонам и прислушиваются к каждому шороху, охраняя семью государя.       Пак не спит, а только зло смотрит на альфу, уткнувшись тому в грудь. Его рот давно развязан, но надрывать и так больное горло без надежды быть спасенным он не хочет. Король Чон объяснил ему одну простую истину: Империя Цинь не будет воевать с Силлой хотя бы потому, что только земли Чонгука отделяют китайцев от кровожадных степных кочевников. Ослабь сейчас Чона, сделай его королевство мишенью для монголов, и враги вмиг окажутся под стенами Сяньяна, чего Император Бин, ввиду своей молодости и отсутствия военного опыта, допустить не может.       Раздумывая над своим положением, Чимин понимает, что даже в отношениях между государствами, он — кость в горле. Такое впечатление, будто омега болезненно нужен только Чонгуку, в то время, как другим приносит одни проблемы, а сам для себя и подавно притягивает несчастья. О том, что Чонгук с беременным омегой становится еще более уязвимым, чем всегда, Чимин старается не думать. Где-то в глубине души ему приятно от того, что альфа готов защищать его до последней капли крови, но неужели из-за этого нужно растоптать его мнение, унизить и сделать марионеткой? Впрочем, таким он всегда и был, вздыхает Чимин, разглядывая темную ткань плаща.       — Ну, что ты молчишь? — послышалось Чимину сверху. — Планируешь в своей светлой головушке, как снова сбежать от меня? Даже не пытайся — я приставлю к тебе охрану прямо в комнату.       — Почему сразу не отправишь меня в тюрьму? — Чимин с досадой ударил кулачком в широкую грудь, но альфа даже не почувствовал. — Интересно, а Тэхена ты тоже так бережешь? Или он свободен в передвижениях? Только я такой особенный, будто собачка, что должна сидеть на цепи и быть вечно у твоих ног?       — Волчонок, — прошипел Чонгук, раздраженный до невозможности. — Будешь кусаться — я тебе точно зубки повыбиваю. Моя любовь тоже имеет границы, а терпение заканчивается еще быстрее. Пока наслаждайся тем, что можешь безнаказанно грубить мне до самой Силлы. Я планирую довезти тебя живым. По моим расчетам, мы будем там через два с половиной дня, если в дороге ничего не случится. И как только прибудем во дворец, будешь наказан, чтобы впредь не повторял такого.       Чонгук на эмоциях больше пугал несчастного супруга, чья спина уже покрылась липким потом от страха, охватившего его. Наказание в виде «постельного заключения» не такое и ужасное, подумал Чонгук, глядя на разъяренного Пака.       — Какая же ты тварь! Ты лжец! Ты ненавидишь меня с самой первой встречи! Никто так не относится к человеку, которого любит! Тебе мало того, что ты мне сделал? Мало? — Чимин переходит на крик, а хвараны увеличивают радиус, чтобы расступиться и не стать невольными свидетелями королевской ссоры.       — Мне всегда мало тебя, волчонок, — Чонгук сжал маленькое тельце, притянув его к себе поближе, и положил одну руку под голову. Он впился Чимину в губы, терзая собственническим и требовательным поцелуем. Омега зарычал, как самый настоящий волк, и Гук прекратил, прикусывая того зубами за нижнюю губу. Не отпуская, он посмотрел в глаза Чимина, где застыла боль от предательства. На миг замешкавшись, разгневанный альфа дал ему возможность увернуться и зашипел:       — Ты даже сейчас ведешь себя, как обиженная кисэн. Там тебе и место, если не можешь быть королем Силлы и сравниваешь себя с наложником. Вроде и воспитывали тебя в королевской семье, но у Тэхена от государственной особы больше, чем у тебя. Такое впечатление, что ты собрал худшие пороки своих родителей — упрямство, трусость и предательство. Да, волчонок? Или Вы забыли, что обещали меня ждать, Ваше Величество?       Чонгук выплевывает обидные слова, достигающие прямо своей цели — маленького омежьего сердечка, что перестало биться, охваченное страхом.       — Ты ведь помнишь, как давал клятву на свадебной церемонии? — зловещим шепотом спрашивает король Чон.       — Под прицелом трех сотен лучников! — не сдержался Чимин, чуть ли не плача. — У меня не было выбора! Ты в тот же день разрушил все мои мечты. Я надеялся на то, что смогу стать тебе достойным омегой! Я полюбил тебя, а ты провел брачную ночь с безродным кисэн, который теперь разгуливает в Силле, словно король! У меня никогда нет с тобой выбора! Никогда!       — Привыкай! Так будет всегда, волчонок. Потому что мой выбор — это ты. Все остальное для меня не имеет значения, — твердо сказал Чонгук, на что супруг не нашелся что ответить. Все доводы тут же становятся ничтожными, как только Чонгук давит своим авторитетом и своенравием, которого ему не занимать.       Чимин вспомнил, как когда-то в детстве матушка Дахи учила его сидеть на приемах с ровной спиной по несколько часов к ряду, улыбаться и кланяться различным почтенным гостям, прятать эмоции при приближении Юнги, даже если сердце выскакивало из груди. Государь должен вести себя сдержанно и с достоинством. Интересно, чему учили Чонгука? Откуда у него взялась эта непоколебимая вера в себя и нерушимость своих принципов? Он всего лишь король Силлы, но ощущение такое, что Чимин разговаривает с Буддой и ждет, когда на него снизойдет божественная милость.       Пак глубоко вздохнул, стараясь выровнять дыхание и замедлить сердечный ритм, иначе Чонгук учует его волнение. Альфа прижал его, снова поцеловав в лоб, и продолжил путь, напряженно вглядываясь в чащу леса, над которой только-только начал заниматься запоздалый зимний рассвет. В эту ночь они не спали, проехав почти половину пути, а во второй части дороги забрели в деревеньку, где Чимин вдоволь наелся под тяжелым присмотром королевских глаз.       — Ешь, тебе нужны силы, — сказал Чонгук, пододвигая миску с горячим молоком. Запах рисовых булочек, принесенных крестьянами, дурманил альфу. Он смешивался с природным персиковым запахом омеги, а рядом с истинным посторонний аромат усиливался, напоминая о том, что Чимин носит в себе наследника. Пак злобно искривил рот, но чашку принял и молоко выпил до дна. Голод давал о себе знать, поэтому омега досыта поел и, утомленный, ушел спать в небольшую комнатку, что отдали путешественникам жители Цинь на ночлег.       — Я буду охранять тебя, — сказал он, заходя следом за Чимином и прикрывая дверь. Альфа огляделся вокруг: здесь чисто, но просто и совсем не для его омеги. Плевать, Чонгук вообще планировал ночевать в лесу, не обнаружив такую желанную находку.       — Много чести, Ваше Величество! — съязвил супруг и лег на постель, отвернувшись к стенке.       — Соответственно рангу, Ваше Величество! — усмехнулся Чонгук и уселся напротив, скинув сапоги и вытянув ноги вперед для удобства. Он не спал всю ночь, лишь на секунду прикрывая глаза, чтобы в мечтах увидеть перед собой Чимина и маленького Джисона, бегущего к нему по зеленым лугам Силлы. Он точно решил, что назовет сына в честь своего отца — Чон Джисон. Он станет воплощением всех лучших черт династии Чон, собрав в себе силу, отвагу и ум. Чонгук сделает все, чтобы наследник стал достойным правителем Силлы. Гук вынырнул из мечтаний, покосившись на кровать. Чимин все так же сопел, его спина размеренно поднималась и опускалась от едва слышного дыхания омеги.       Улыбнувшись, альфа поставил оружие в изголовье кровати, а сам осторожно прилег рядом, чтобы не разбудить спящего. Он зарылся носом в его волосы, прижался к спине, а рукой перехватил живот, положив ладонь на низ. Ему скорее хотелось увидеть сына, от факта существования которого он уже становился сумасшедшим. Теперь у Чонгука есть два уязвимых места — его омега и его сын. Неукротимый и кусачий волчонок, которому дай палец, а он по локоть отхватит. Чонгук не мог не улыбнуться, вспоминая Чимина в порыве злости. Он любит его до беспамятства, но проучить мальчишку надо, иначе в дальнейшем с ним проблем не оберешься. Его омега должен быть его отражением, второй половинкой, часть одного целого, словно инь и ян. Альфа снова провел по волосам Чимина, накручивая пряди себе на палец, и удовлетворенно засопел ему в макушку.       Гук прикрыл глаза и заснул, согревая мужа своим телом, а утром встал до рассвета, чтобы собрать хваранов и закупить в дорогу продуктов. Рисовые шарики, куски вяленой говядины, хрустящие булочки только с печи, вода и молоко были распределены между воинами, чтобы провизии хватило до дома. Короткой дорогой уже через сутки они окажутся в Кёнбоккун.

***

      — Его Величество в Силле! — стражники, завидев первые сторожевые огни, сразу узнали о приближении короля и протрубили в рог, пустив ответную зажженную стрелу, оповещающую, что дорога к королевству в безопасности. Уже начало смеркаться, но природа словно не хотела отпускать день, продлевая его, дабы осветить путникам дорогу. Надобности в этом нет — земли Силлы Чон знает, как свои пять пальцев.       Начальник королевской охраны сообщил новость Намджуну, меряющему шагами коридор тронного зала. Почему-то здесь, в узком полутемном помещении, военный министр любит бывать больше всего. Тут легче думается, и он находит непонятное умиротворение. Тронный зал, давящий своей помпезностью, для Джуна всегда был слишком вычурным, хотя особых излишеств здесь не было никогда, но избавиться от чувства излишней ответственности министр не мог.       Ещё с детства, живя во дворце и обучаясь военному делу, он точно также стоял в коридоре и с восхищением смотрел в центр комнаты, где покойный король Чон проводил совещания. Намджун сам был подростком, но помнит Чонгука и Хосока совсем несмышленышами, сидящими по обе стороны от отца. Рядовой солдат Ким наблюдал за ними, любуясь королевскими сыновьями. Уже тогда он знал, что Силла под защитой этих смелых красавцев-воинов. Сейчас, когда Джун остался один, а вести на границах неутешительные, он нервничал. Ждал Чонгука с минуты на минуту, по сто раз в день задерживая взгляд на сторожевых башнях, надеясь заметить сигнал. Отсюда, из коридорчика, он словно видит воспоминание десятилетней давности. Такое живое и реалистичное, что Ким дергает головой, дабы отбросить наваждение.       Горы отчетов от разведывательных отрядов скопились в углу. Тут же сложены планы наступления и обороны, начерченные лично министром… И хотя Джун времени не терял, все равно на нервах кусал губы, размышляя о будущем королевства. Настало время действовать.       — Хвала небесам! — в помещение вбежал Джин, узнавший про приезд Чонгука. — Его Величество вернулся!       Джин, запыхавшись, взялся за столб, подпирающий крышу, и наклонился вниз, пытаясь отдышаться.       — Я знаю, любимый. Почему ты пришел сюда? Ты выглядишь устало, — Намджун подошел к супругу и прижал его к груди, поглаживая по смоляным волосам. — Смотри какой бледный, похудел совсем!       — Не кори меня, милый. Я переживаю, наверное, поэтому… Когда король Чон снова начнет поиски Чимина? — Джин обеспокоенно заглядывает в глаза супруга. — Он же не оставит все так…       — Не оставит, — Намджун быстро целует мужа в нос. — Я уверен, что он продолжит его…       Договорить министр военного ведомства не успевает, потому что лязг железных замков на высоких дворцовых воротах нарушает привычную тишину, поселившуюся здесь последнюю неделю. Кимы выходят во двор, а Сокджин закрывает уши от резкого пронзительного свиста. Лошадь Чонгука, которую король подгонял своим громким голосом, ворвалась во внутренний двор, возбужденно фыркая и брызгая слюной. Конюх, подбежавший к королю, впервые видел животное в таком состоянии.       — Загонишь, жалко будет, — кричит ему Намджун сквозь клубы пыли, попадающей в нос и в глаза так, что даже выступили слезы. Заметив на руках у альфы ношу, Ким мигом подбежал, игнорируя дискомфорт в глаза, а за ним поторопился и Джин.       — Возьми, — коротко бросил Чон, передавая на руки военному министру самый ценный груз. Во время поездки уставший Чимин снова заснул, поэтому даже не знал, что они вернулись в королевство. Государь спрыгнул на землю, стряхивая с себя листья и грязь, осевшие на ханбоке за время поездки.       — О, небеса! — Ким не может поверить, когда видит под капюшоном плаща лицо Чимина. — Где ты его нашел?       Инстинктивно Намджун прижал к себе королевского супруга, ощущая хрупкое тельце в трясущихся от волнения руках. Он прикипел к нему так же, как Джин, поэтому все еще не верит в то, что омега нашелся и лежит у него на руках. Сокджин, зажав рот рукой, чтобы не закричать, наклонился к мужу и уставился на Чимина, поглаживая омегу по непривычным черным волосам. Он еле сдерживал рыдания, но непрошенные слезы все равно капали вниз. Чимин поморщился, застонал от неудобной позы, а Джун вскинул взгляд на Чонгука       — Я отнесу Его Величество в его покои, — поклонился Ким перед тем, как удалиться.       — Нет, генерал Ким, — повысил голос Чонгук, когда увидел, что Чимин проснулся и заерзал на руках у Намджуна. — Отнесите его в Дом кисэн. Туда, где ему и место.       — Но Ваше Величество! — Джин вышел вперед, закрывая собой Чимина, которого Джун уже опустил на землю, а омега только и тер глазки ото сна. — Я, как распорядитель гарема, не могу принять коронованную особу!       Джин удивленно и с негодованием посмотрел на Чонгука. Он еще не отошел от новости, что Чимин нашелся, а распоряжение определить его в гарем просто неприемлемо для Сокджина. Это против всяких правил! Никогда в истории Силлы короля не возвращали в гарем! Не говоря уже о том, что Чимин и кисэн-то не может быть — в нем от рождения течет благородная кровь!       — Почему вы молчите, Ваше Величество? — обращается он к Чимину, но тот виновато отводит глаза. Ему стыдно за то беспокойство, что он принес Джину своим побегом, не хватало спровоцировать ссору. — Этого не будет! — решительно сказал Джин, а Чонгук только ухмыльнулся, стоя перед ним со сложенными на груди руками.       — Министр Ким, у тебя супруг под стать — смелый и дерзкий, но власть в Силле принадлежит мне. А значит, этот омега отправится в Дом кисэн. Не захотел по-хорошему — будет по-твоему, — подмигнул он Чимину и ушел в тронный зал, оставив в совершенной растерянности генеральскую чету и самого Пака. Омега пожал плечами, гордо поднял подбородок и пошел к жилищу кисэн. К счастью, его бывшая комната пустовала, и он снова закрылся в ней, не появляясь до самого утра. Все выходы из дома теперь круглосуточно охранялись по личному распоряжению Его Величества.

***

      Утреннее солнце поднялось точно так же, как делало это каждый день — медленно и дразняще тепло, заглядывая своими лучами в окошко каждой постройки в королевстве. Чимин с больной головой лежал в кровати, завидуя небесному светилу, что находило в себе силы бессменно выполнять свою работу каждый день. Попробовав оторвать голову от подушки, он со стоном упал на кровать. В висках ежесекундно отбивало чечетку, но больнее всего было в груди.       «Будешь предан — будешь предан», — так часто говорила маменька Дахи, наставляя сына в детстве. Тогда маленький Чимин еще не понимал смысла этих слов и удивлялся тому, что мама повторяет их дважды. Преданность — одно из самых невыгодных качеств для человека, а для омеги — просто губительное. Чимин знает на своем горьком опыте. Это качество делает его полностью зависимым и безвольным. Может быть поэтому брак его матери и отца, которые не любили друг друга, а лишь выполняли свои обязанности, тогда казался ему Чимину идеалом супружеской жизни. Предан — когда любишь, а королева Дахи Тэджона не любила. Уже поэтому король Пакче не мог сделать больно второй половине. Железная защита от своей же слабости.       Чимин с иронией улыбнулся, уставившись в потолок. Жизнь учит его каждый день, открывая все новые знания. Об этом он не прочитает в библиотеке в трудах философов. Когда это он стал таким, что позволил себе быть преданным и себя предать? Откуда в нем родилась та щенячья верность убийце, в любовь которого он так неосторожно поверил? Зачем он позволил быть себе слабым и зависимым? Правильно Чонгук его называл волчонком, словно разглядел то, чего не видел никто. Он и есть дикое животное, только хозяин-дракон его смог приручить. Он не даёт ему дышать, придавливая к земле когтистыми лапами. Он отобрал у него свободу, о которой звереныш мечтал. Если бы знал, что влюбится без памяти — своими руками бы завершил то, что начинал не раз. Уйти на небеса, чтобы не быть тем, кем он стал сейчас — «преданным преданным». Противно от самого себя, но прошлого не вернешь. Что сделано — то сделано, а сейчас, с малышом под сердцем, Чимин связан по рукам и ногам. Он должен быть сильным ради ребенка.       В уголках глаз скопились слезы, но поплакать ему не дали — в дверь раздался настойчивый, но мягкий стук. Вздохнув, Чимин открыл покои и тут же бросился на шею вошедшему.       — Линь! Я так скучал по тебе! — омега обнял лекаря, вцепившись в худое тело.       — Что вы, не стоит, Ваше Величество, — забормотал расчувствовавшийся лекарь. — Вы нас всех напугали: и меня, и Сокджина.       — Мне так стыдно перед ним, — отстранившись, сказал Чимин. — Как ты? Что нового в королевстве?       — С момента вашего исчезновения король Чон повесил четверых стражников на воротах в Силлу, а так всё нормально, — затараторил Линь, словно такое происходит каждый день. Чимин невольно скривил лицо, чувствуя за собой вину.       Следующим в дверь просунулась макушка Джина, который тоже поспешил с утра проведать беглеца.       — Ваше Величество! — Джин проскользнул в комнатку и сел на край кровати рядом с Чимином. Они с Линем уставились в ожидании рассказа, но Пак только сминал пояс ханбока, уставившись себе под ноги.       — Правда, что вы отправились в Цинь? — нарушил тишину Линь, робко спрашивая о китайской земле. — Давно не бывал на родине. Как там?       Чимин сморщился от воспоминаний о бедняцких деревеньках, небольшом рынке и надсмотрщике, от которого ему досталось наказание палками. Не желая погружаться в плохие воспоминания, омега рассказал немного об императоре Бине, роскоши Сяньяна, местных обычаях и удивительном водном рве, окружавшем дворец. Линь слушал с замиранием сердца, уставившись на Пака, словно забыл, зачем сюда пришел.       — Вот так все и закончилось, — вздохнул Чимин, поведав о том, что Чонгук силой увез его из империи китайцев.       — Ваше Величество! — Джин примирительно положил руку на маленькую ладошку и улыбнулся. — Вы слишком мало знаете короля Чона. По-другому и быть не могло. О, небеса, — Джин поднял глаза в потолок, сложил ладони и прошептал. — Я молился, чтобы он нашел вас, и высшие силы услышали меня!       С чувством полного опустошения Чимин отвернулся от распорядителя гарема. Неужели ему так важно, чтобы они были вместе? Неужели не только Джин, но и весь мир против него? Омега почувствовал себя таким неправильным, словно он один борется против власти Чонгука, но слабеет с каждым днём, с каждой потерянной поддержкой от близких ему людей.       — Вы поссорились? — Джин не мог унять своего любопытства, разглядывая Чимина. С таким цветом волос он стал ещё красивее, но перемена произошла не только внешне. Что-то подсказывало Киму, что отношения между супругами испортились. Пак стал жёстче, упорнее, словно у него появился железный стержень, помогающий ему держаться против напора Чонгука.       — Мне кажется это нормальное состояние, Джин. Я не могу его любить в ответ на то, что он сделал. Я доверял ему, просил разобраться с … — Чимин замолк, Линь с Джином переглянулись, и омега продолжил дальше. — А он выкрал меня, словно дикарь или разбойник, под покровом ночи, убив ни в чем не повинных людей. Я даже не успел поблагодарить императора Бина.       Чимин расплакался, а Джин обнял его, притягивая к себе.       — Ваше Величество, — поглаживая его по голове, сказал Ким. — В мире истинности, где пары крепко связаны друг с другом предназначением, очень трудно заставить альфу отказаться от своего омеги. Его Величество ни в коем случае не оставит Вас — Вы должны были это знать.       Чимин отстраняется и смотрит на счастливого Джина, как на блаженного.       — Не стоило ему перечить, а ещё — убегать из Силлы. Знали бы Вы, сколько дней и ночей он искал Вас. Он объездил все селения вблизи и даже дальние провинции в надежде найти. Я подозреваю, что даже в Пакче и Корё отправляли тайные отряды. Вы должны быть по-королевски мудры, если хотите научиться, чтобы альфа Вас слушал. А вместо того, чтобы быть возле супруга во дворце, Вы снова оказались здесь, — вздохнул Джин и укоризненно покачал головой. — Как же неразумно с Вашей стороны…       — Джин, не переживай так, — Чимин через силу улыбнулся. — У меня есть то, что Чонгук хочет получить больше всего, поэтому пока преимущество на моей стороне. Я ношу законного наследника этой страны и сделаю все, чтобы он стал наследным принцем, а потом и королем Силлы.       — Ваше Величество! — в один голос закричали Линь и Джин, склоняясь на колени перед Чимином. — Небеса благословили Вас!       — Не знаю, как небеса, а уж король Чон точно, — с горечью усмехнулся Чимин, приложив руки к животу. — Ничего, в нем течет кровь династии королевства Пакче. Я не сломлюсь! Я сделаю все, чтобы он получил законное наследство. Земли Силлы — его земли, земли Пакче — тоже. Мы просто так не сдадимся, да, Джисон?       Чимин положил руки на живот, дотрагиваясь к почти еще плоскому лону, а Джин и Линь растянули губы в улыбке.       — Джисон? — удивленно спросил Джин. — Я не ослышался, Ваше Величество? Вы хотите назвать малыша Джисоном?       — Да, король Чон думает, что родится альфа. Я внимательно изучил историю Силлы. Чон Джисон был мудрым правителем, поэтому его имя как нельзя лучше подойдет нашему сыну, если родится альфа, — ответил Чимин, а его идея Джину определенно понравилась.       — Я тоже думаю, что родится альфа, — хихикнул Линь.       — Небеса не пойдут против золотого дракона, — рассмеялся Джин, а Чимин снова посмотрел на них, как на умалишенных, но не смог не улыбнуться в ответ. Смех собравшихся в покоях омег нарушил твердый стук в дверь.       — Войдите! — Чимин натянул мину на лицо и вмиг стал серьезным. Джин и Линь напряглись, сев поближе к Его Величеству.       В открывшуюся дверь просунул голову хваран. Увидев лекаря и распорядителя гарема, он вошёл в комнату, низко кланяясь королю.       — Ваше Величество, король Силлы желает видеть Вас за завтраком.       Ещё раз поклонившись, хваран вышел из помещения, ожидая у входа на улице. Чимин предвидел, что государь не оставит его в покое, поэтому решительно встал и сменил ханбок со светло-серого, в котором он вернулся из Цинь, на нежно-розовый. Низ платья был расшит золотыми дракончиками, как и вся его одежда в Силле, что осталась в комнате в Доме кисэн совершенно нетронутой. Джин поправил пояс и подал туфельки, а пока Линь колдовал с прической, генеральский супруг придал губам Чимина яркости, а коже — матовой шелковистости.       — Вы чудесно выглядите, Ваше Величество! — полюбовался Сокджин своей работой.       — Не очень-то и надо, но ладно. Не хочу показаться усталым и расстроенным, — пробормотал Чимин, оценивая свое отражение. Он ловко обул туфли, завязав атласные ленты по бокам, и поправил ханбок. — Пожелайте мне удачи!       Омега вышел во двор вместе с Линем и Джином, гордо вздернул носик и отправился в королевский дворец Кунджонджон вместе с хвараном, что тенью шел за ним шаг в шаг. В покоях его уже ждал Чонгук, но сердце Чимина предательски сжалось не при виде мужа, а уже на входе в комнату. Здесь все до боли знакомо и окрашено такими разными красками! Чимин помнит, как вспорол себе шею ёнджа, стоя прижатый к стене разъяренным альфой. В том углу Пак сутками перебирал крупы, чтобы получить разрешение съездить к отцу в Пакче, а король только посмеивался, глядя на его упорство. Мельком посмотрев на кровать, Чимин зарделся, выдавая стыд порозовевшими щеками. Здесь они с Чонгуком любили друг друга до одурения, не разбирая дня и ночи, радости и грусти, сил и усталости. Здесь он впервые услышал самые главные слова...       Громким голосом государь прервал размышления омеги.       — Вы все еще решили быть кисэн? — усмехнулся Чонгук, жадно осматривая вошедшего супруга. Ему кажется, что он даже видит округлость живота или это просто воображение играет от того, что мысль о малыше не покидает его в последнее время? Король наблюдает, как Чимин подходит к столику и садится на пол напротив него.       — Не так уж и трудно, Ваше Величество, — съязвил Чимин. — Насколько я знаю, у вас невысокие требования к кисэн. Достаточно вовремя доставлять вам наслаждение, а все остальное отнюдь не нужно.       — Посмотрим, что ты скажешь, когда я призову тебя сегодня в мои покои. Будь готов к вечеру, а сейчас можем приступить к еде, — сверкнул недовольно Чонгук, видя, как Чимин не перестает злословить и делает все, чтобы разозлить государя.       Король хлопнул в ладоши, и евнухи принесли несколько разных блюд, отставив их на столике, чтобы попробовать. Чимину после полученного королевского распоряжения кусок в горле не лез, но голод все-таки взял верх. Умирать без еды не хотелось, а ребенок в животе, которому были чужды разногласия родителей, требовал, чтобы папа поел.       — Попробуй, — Чонгук подставил сочный кусок мяса, который подали на стол. У Чимина аж слюнки потекли при виде баранины, тушеной с рисом. Он все еще помнит то время, когда за еду готов был отдать все и даже совершить преступление.       — Спасибо, Ваше Величество, не стоит беспокойства, — деликатно ответил омега, отрезая кусочек. — Я должен приготовить танец или песню?       Чимин откровенно издевается над королем. Если уж и быть кисэн, то соответствовать ей по полной!       — Нет, волчонок, — Чонгук, кажется, принимает его правила игры. — Для песен и танцев у меня есть другие омеги в гареме…       — А что же, для плотских утех закончились? Или Ваш любимый кисэн не уделяет Вам внимания? Или Ваши стандарты вдруг стали неожиданно высоки, что теперь требуете только кисэн благородных кровей? Как жаль, что я не подхожу, ведь Вы назвали меня воплощением пороков, недостойных короля. Я Вам не ровня, испорченный. Может быть мне после ужина остаться в Доме и лечь спать?       У Чимина поток слов льется бездумно и щедро, словно из рога изобилия. Закончив свою пламенную речь, слова которой он не выбирал совсем, омега по-детски непосредственно уставился на мужа большими глазами в обрамлении черных ресниц. Чонгук, слушающий его болтовню, все сильнее сцепляет зубы, чтобы дать омеге выговориться, но последние слова вызывают в нем ярость. Альфа резко стучит кулаком по столу да так, что стаканы с водой опрокидываются, а горки фруктов тотчас рушатся, и сочные персики раскатываются по полу.       — Скажи спасибо, что я не казнил тебя за государственную измену, — рявкнул Чонгук, а евнухи, стоявшие у дверей, от страха быстренько покинули помещение. — Ты в мое отсутствие посмел оставить Силлу и сбежал. Сбежал, как подлый трус, испугавшись беременного кисэн. За то, что ты сделал, я могу высечь тебя палками до смерти!       — Ты ничем не отличаешься от Кинджана! — с обидой выкрикнул Чимин. — Меня этим не испугать! Выдержу я твои наказания! Только ты не посмеешь меня высечь, пока я ношу твоего ребенка!       — Я не знаю, кто такой Кинджан, но от меня ты палок не получишь. Я накажу тебя по-другому. Я заберу у тебя сына, как только ты выкормишь его. Он будет воспитываться во дворце лично мной, а ты так и останешься здесь, в Доме кисэн, пока не поймёшь, как подобает себя вести королю Силлы! — зловеще прошипел государь, вглядываясь в глаза Чимина.       Омега просто не верит в то, что он говорит.       — Чонгук, нет! Ты не сделаешь этого! Нет!       — Кто мне должен помешать, волчонок? — Чонгук поднялся из-за столика и схватил Чимина за ханбок, поставив омегу перед собой. — Один неразумный наложник королевских кровей, который не может быть ни кисэн, ни омегой государя? Я разочарован в Вас, Ваше Величество.       Эти слова ударили больнее всего. Чимин, всю жизнь стремившийся стать идеальным омегой и мудрым государем, вновь оказался разочарованием даже для Чонгука. Отец не видит в нем наследника Пакче. Юнги перестал за него бороться. И даже истинный альфа признал, что Чимин — ничто, пустое место, ошибка природы, которую ему приходится терпеть. Пак зажал рот ладошкой, чтобы позорно не разрыдаться перед тираном, и выбежал из покоев, громко стуча каблучками туфелек. Он не помнит, как добежал до Дома кисэн, упал на кровать навзничь и бил кулачками по подушке от ярости и отчаяния. В нем смешались все самые противоречивые эмоции — от жалости к себе до ненависти. Разочарован. Даже этот изверг в нем разочарован!       Джин, направляющийся с кухни домой, еще издали заметил розовое облачко, бегущее через дворцовую площадь. Он поспешил за Паком, кивнув охраннику, чтобы в комнату никого не впускали.       — Что случилось, Ваше Величество? — Джин кинулся к Паку обнимать его и гладить по спине, сотрясающейся от рыданий.       — Я ничтожество! Я сплошное разочарование для всех! Я недостойный омега и король!       — Это он Вам сказал? — Сокджин сразу понимает, что завтрак завершился очередной ссорой. Он прижимает Чимина к себе и гладит его по голове, а Пак продолжает истерить. — Перестаньте плакать, в Вашем положении нельзя так расстраиваться, господин.       — А что мне делать, если я оказался никому не нужен? Он сказал, что заберет у меня ребенка… — Чимин всхлипывает, но пытается успокоиться, чтобы здраво мыслить.       — Ваше Величество! Настроение беременных омег такое переменчивое. Не нужно воспринимать это в негативном свете. Небеса оберегают Вас, иначе и быть не могло. Позвольте дать Вам совет?       Чимин заплаканными глазами уставился на Джина. Он единственный, кто в него верит и не называет ничтожеством. Сокджин всегда относился к нему хорошо и принял омегу, как своего сына, всегда поддерживая и защищая. Шмыгнув носом, Чимин замер в ожидании.       — Король Чон рос на моих глазах. Я не знаю его мальчишкой, потому что и сам был еще юн, но отлично помню, как он взрослел. Чонгук — собственник и лидер. Наследный принц Хосок исподтишка всегда уступал ему и даже отдавал самый лучший меч брату. Его Величество не терпит полумер или полутонов. Вы не сможете его заставить что-то сделать, но если он захочет этого — получите в сотни раз больше. Только он должен захотеть! Я понимаю и разделяю Ваши чувства. Я тоже пытался решать за Намджуна и пил отвар, когда генерал Ким хотел ребенка. И я знал это, но продолжал делать по-своему. После того, как все вскрылось, я понял, как был не прав! Если Вы любите Чонгука, постарайтесь не идти ему наперекор, и он положит весь мир к Вашим ногам. Я прошу Вас сделать это ради будущего наследника и Силлы. Вы должны быть разумнее, сдержаннее и мудрее. Вы носите корону не как украшение — это долг в первую очередь перед народом и вашим супругом. Вы созданы друг для друга, и эту связь не разорвать, это бесполезно. Вы раните себя и его, только заживать эти раны будут долго и болезненно, а тело останется покрыто шрамами. Посмотрите, сколько раз вы противились самому себе?       Джин гладит Чимина по шее, где остался еле заметный шрам от ёнджа, по руке, исполосованной разбитым вазоном.       — Видите раны тут? Они останутся с вами на всю жизнь. Сколько нужно еще, чтобы вы исполосовали тело до неузнаваемости? А сколько шрамов вы оставили здесь? — Джин положил Чимину руку на грудь, и под ладонью старшего омеги учащенно забилось сердечко. — Вы не железный, Ваше Величество. Даже меч, кованный у лучшего мастера, может сломаться. Вам нельзя допустить того, чтобы Вами руководили эмоции. Вы поддались на провокации Тэхена, потому что были слабы. Этот кисэн слишком много берет на себя. С самого его приезда сюда я знал, что он будет стоять до конца, лишь бы стать ближе к наследным принцам и занять трон. Но в этой битве Вы выиграли, Ваше Величество! Теперь Вам есть за кого бороться.       — Спасибо, Джин, я нашел утешение в твоих словах, — Чимин вытер мокрый нос и совсем не по-королевски шмыгнул, а Ким только обнял его и поцеловал в щеку.       — Я уверен, что Вы сможете построить лучшее будущее.

***

— Клянусь, я убью его! — разъяренный государь врывается в тронный зал, а Намджун, ожидающий короля, от неожиданности роняет меч, разрезая тишину звоном металла о каменный пол. Он ловко поднимает оружие и смотрит на идущего по длинному залитому солнцем залу правителя, у которого разве что дым из носа не валит. Сокращая расстояние за несколько шагов, Чонгук устало садится в трон, нервно отстукивая ритм ногтями по подлокотнику. — О небеса и сам Будда! За какие грехи я вынужден терпеть его?! — Не буду даже спрашивать, о ком речь, — улыбается Намджун, глядя на мечущего молнии Гука. Что ж, начало дня не особо удалось, но впереди еще куча дел, куда важнее ссоры с омегой. — Не спрашивай! — рявкнул король, поднявшись с трона. — Пойдем, постреляем из лука, дела подождут! Военный министр послушно кивает головой и решает, что все не так уж плохо. Чонгук выпустит пар, и с холодным разумом они быстрее решат, что делать с монгольскими ордами. Евнух, прислуживающий на заднем дворе, уже притащил колчан, полный отборных стрел, а Чонгук и Намджун взяли луки, пробуя тетиву. Мишень, стоящая в нескольких десятках метров, манила так, что руки зачесались от азарта. Хотелось ударить первым и попасть точно в цель, но право первого выстрела генерал всегда отдает Чонгуку, поэтому терпеливо ждет, пока король пустит стрелу. Государь прицеливается и попадает точно в центр, куда спустя секунду выпускает стрелу и Ким. Колчан, который они использовали за пару минут, сиротливо опустел, и евнух принес новый. — Ты не думаешь, что Тэхена нужно отправить в Пакче? — Джуна эта мысль мучает давно, и он решается подать идею Его Величеству. — Я смогу защитить омег, — отвечает Чонгук и выпускает новую стрелу. — Но для того, чтобы авторитет Хосока укрепился, в Пакче нужно провести свадебный обряд. Ты же знаешь, что король-завоеватель держится только на силе войска. Аппарат чиновников и министров отнюдь не видит в нем основателя новой династии, для них он — варвар, захватчик, а беременный омега и будущий наследник поспособствуют положительному образу правителя. У Тэхена и так большой срок, но… — Нет, — отрезает Чонгук. — Еще не время. И мне плевать, что скажут чиновники в Пакче. Наследник появится тогда, когда там будет безопасно. Стрела Намджуна снова достигает цели. Даже раздраженный упорством короля, он сохраняет самообладание. Его рука не дрогнет, держа оружие, будь то меч или лук. — Я понимаю, что ты хочешь сохранить земли Пакче, но положение Хосока может пошатнуться в любой момент. Возможно, Юнги и Тэджон тоже заинтересованы вернуть земли Пакче. — Более чем уверен в этом, — Чонгук закусил губу и сбил свою же стрелу, целясь теперь не в центр мишени, а в перышко воткнутого в деревянный щит наконечника. Орлиный взгляд, идеальное ощущение оружия и буквально животный инстинкт точности — так вгрызается лев в шею антилопы, когда хочет нанести смертельный удар. — Я даже видел их в Империи Цинь. Приехали поздравить императора. — Удивлен, что они остались живы, — Намджун прищуривается и раскалывает стрелу, торчащую в мишени, новой выпущенной. — Я не мог испортить Бину торжество двухсотлетия династии. Запачкать гнилой кровью белый мраморный пол перед дворцом, где проходит праздник — дурной тон, — Чонгук снова целится и опять попадает в нужное место. — К тому же они были без оружия. Так вот, — Гук отложил лук и уперся спиной в столб, — я уверен в том, что они хотят вернуть Пакче. Посуди сам — зачем Юнги сдался старый Пак, если от него нет толка? Они даже не родственники, а в добропорядочные отношения между расчетливым Мином и трусливым Тэджоном я не верю. Кто-то из них явно ведет двойную игру, и будет интересно, если змея сама сожрет себя за хвост. Я не могу подставить брата под удар. Монголы расчетливы, а если им донесут, что он без памяти влюблен в Тэхена, омега станет предметом размена. И я уверен, что Хосок выберет кисэн. — А ты? — спросил в лоб Намджун, изучая эмоции на лице короля. — А что я? — удивленно поднял Чонгук бровь. — Выберу ли я омегу или Силлу? — Да. — У меня нет выбора, генерал. За свою землю и за своего омегу я буду воевать до последней капли крови, а если умру, то продолжит бороться брат. Я уверен, что Хосок будет достойным продолжателем нашего рода. Но сначала пусть они попробуют обыграть меня. Никто меня не знает, лучше брата. Он — моя сила, моя опора, в нас течет одна кровь династии Чон. Мы выстоим. — Да услышат небеса твои слова, — склонил голову Ким, поглядывая на Чонгука. — Но все равно подумай о Тэхене. — Мы вернемся к этому вопросу, если удачно сразимся с монголами. Кстати о монголах, пойдем посмотрим планы, что ты составил, — Чонгук выпустил последнюю стрелу и отдал лук подбежавшему евнуху. С Намджуном они просидели почти до самого вечера, тщательно изучая донесения разведывательных отрядов. Доставленные данные не радовали, но по-другому и быть не могло. Чонгук прекрасно осведомлен о численности монгольской армии, а с возвращением из Европы Джучи с сыновьями количество войска увеличится. Их стычка — вопрос времени. За смерть Мунке и Тангкута все равно придется платить. Очередной свиток от разведывательного отряда отлетает в сторону, и Гук, наконец, раскладывает на столе планы Намджуна. — У меня голова разболелась от того, сколько вариантов я продумал, — сетует Ким, расхаживая вокруг государя, пока Чонгук аккуратно делает пометки и рассматривает обозначения, нанесенные на местность. — Ты думаешь, что главная битва состоится тут? — Там проходит Великая равнина. Часть ее когда-то принадлежала китайским переселенцам, которые сейчас смешались с монголами и другими коренными народами. Здесь они, как у себя дома. Им знаком каждый куст и каждый камешек. К тому же, в прошлый раз они не перешли ущелье, — поясняет генерал Ким один из свои самых выигрышных планов. С высокой вероятностью битва будет именно на Великой равнине, но Чонгук не спешит давать однозначный ответ. Он смахивает упавшую на глаза прядь и накручивает на палец часть длинных черных волос. — Они могут воспользоваться опытом войны в Европе. Вполне возможно, что из всех сыновей Джучи возьмет только Берке. Он младше меня на год, но имеет не меньше военного опыта, в том числе и в гористой местности. Помнишь карты, которые мы купили у путешественников? Далеко не вся Европа равнина, и если они получили новый опыт, то могут использовать его здесь. Твой план хорош тем, что ты уверен в их стратегии, а я совсем нет. По крайней мере, я бы сделал по-другому. Смотри… Чонгук снова склоняется к карте и показывает Намджуну невысокие горы и ущелья, где может пройти пехота. — Если лучники припрут нас сюда — мы проиграем. Вот тут находится самая высшая точка — гора Кванмобон. Здесь нужно разместить разведывательный отряд, который ты вышлешь уже завтра. Как только монголы перейдут Большой Хинган, мы должны получить сигнал от разведки. Остальные отряды из десяти человек размести по периметру равнины. Что касаемо численности армии… — Чонгук прикусил губу, раздумывая над планом. — Нам нужен максимум. Сколько людей мы можем оставить в Силле? — Тысячу, — раздумывает Намджун. — И одного разъяренного волчонка. — Тогда двоих, — улыбнулся Чонгук. — Джин не уступает Чимину! Чуть не съел меня за то, что я отправил омегу в Дом кисэн. — Он любит его, — извиняющимся тоном сказал Ким. — Я тоже, но наказание есть наказание. Иначе я никогда не воспитаю его таким, каким должен быть король Силлы. Определяйся с разведкой, продолжим завтра. Я хочу еще кое над чем подумать.

***

      — Он требует меня в свои покои, — обречённо говорит Чимин, словно лучшим выходом в этом случае является смерть.       — Ваше Величество, смею заметить, что король Силлы — Ваш законный супруг, а Вы носите под сердцем его ребенка, — снисходительно и не пряча улыбки, отвечает Джин. — Стоит ли говорить о том, что, будучи в полном здравии, государь хочет видеть вас не только днем, но и ночью? Вы же понимаете, о чем я говорю? Кисэн его давно не интересуют. Он ждал и искал только Вас, Ваше Величество.       — Поиграет и вышвырнет за ненадобностью, — фыркает Чимин, но вздыхает и послушно идет выбирать ханбок.       — А Вы сделайте так, чтобы он Вас оставил, — настаивает Джин, глядя на Пака. — Сила омеги в ее слабости, господин. Пока Вы нуждаетесь в защите, альфа инстинктивно будет оберегать Вас — так заложено природой. Поэтому все попытки быть самостоятельным и дерзким ему чужды и противоестественны. Чем больше сопротивляетесь, тем теснее сжимается удушающее кольцо его рук на Вашей шее. Позвольте ему защищать Вас, Ваше Величество.       — Джин, откуда ты такой умный? — Чимин смотрит с прищуром, оценивая генеральского омегу. — Ты старше меня почти на десять лет, но иногда мне кажется, что ты живешь вечность.       — У меня нет ответа на ваш вопрос, Ваше Величество, — смеясь, уворачивается Ким. — Ну что же, самое время выбрать наряд и заново завоевать сердце короля.       Омега тепло улыбнулся и обнял Джина. Пока он был в купальне, Ким достал для него ярко-красный ханбок и украшения, не забыв о самом главном — королевской короне. Сиротливо оставленная Чимином на кровати, она терпеливо дожидалась своего часа. Белые туфельки, расшитые рубинами, идеально подходили к платью, а в черные волосы, подобранные в высокий хвост, Джин вплел нитку с кораллами, специально привезенными в прошлом месяце ко дворцу. Накупив для кисэн украшений, Ким оставил нить для короля, будто знал, что она понадобится. Шелковое полупрозрачное платье и едва заметное нижнее белье ничем не сковывали движений омеги. Казалось, словно Чимину дали крылья, чтобы летать, вместо тех, что они с Чонгуком сожгли в порыве ссор и взаимных обвинений.       Оглядев Чимина, Джин с полным удовлетворением от своей работы сказал:       — Вы будто птица-феникс! Всегда возрождаетесь из пепла, и я горжусь, что у Силлы такой правитель, — старший омега подошёл ближе и взял Чимина за руки. — Я верю в Вас, мой король. С возвращением, Ваше Величество!       Чимин больше не мог сдержать слез.       — Ты единственный человек в Силле, который так поддерживает меня, — расчувствовалась омега.       — Неправда, — Джин покачал головой. — Мы с Намджуном очень любим Вас, но истинная Ваша опора — Чонгук, и Вы это знаете. Позвольте ему любить Вас.       Джин улыбнулся и поправил коралловую нить, после чего вдел в уши Чимина золотые серьги, надел браслеты и в самом конце подал корону.       — Покажите, что вы не кисэн, а король этой страны, — сказал Джин, протягивая символ власти.       Чимин был неотразим. Красный цвет идеально гармонировал с черными волосами, а неожиданная кротость и мягкие черты лица совершенно не сочетались с агрессивным оттенком цвета крови. Дерзкая игра контрастов и заигрывание оттенками. Чимин понравился сам себе. Покусывая губы, чтобы сделать их более пухлыми, он томно опустил взгляд, будто репетируя. Идеально.       На улице уже стемнело, а Луна сиротливо висела на абсолютно чистом небе. Чимину хотелось рассмотреть звезды, о которых ему когда-то рассказывал альфа, но в дверь постучали. Хваран, дежурящий у входа, оповестил о том, что государь требует его в свои покои. Пора. Пак накинул на плечи шерстяной плащ и отправился во дворец.       Чонгук уже ждал его. Как только отворились двери и Чимин вошел, король впился в него пристальным взглядом. Ему не хватает этого бесячего волчонка, как воздуха, и после такого тяжелого дня единственный, с кем он хотел бы провести вечер, был Чимин. Омега поежился от животного желания в глазах короля, который черной тучей восседал на кровати. Черная повязка на лбу, подчеркивающая ровную линию бровей, делала лицо альфы еще более хищным, чем казалось ранее, а жилистые руки, открывшиеся из ханбока, заставили Чимина вздрогнуть. Мощная энергетика, исходившая от короля, сбивала с ног, и резко усилившийся запах крови делал омегу таким податливым, что ноги подкашивались, и он боялся упасть. Пак насильно улыбнулся и поклонился, замерев у входа. Сзади неслышно закрылись створки дверей, и Чимин снял плащ, опустив голову. Он не мог сдержать улыбку, ощущая, как взгляд мужа оценивающе бегает по нему — от короны вниз по платью и до туфелек, которыми Пак уже начал притопывать от нетерпения.       — Чимин, подойди сюда, — попросил Чонгук, все еще не отрывая взгляда от мужа. Он такой красивый, что захватывало дух. Казалось, что красный ханбок огнем горит на нем. Свет от зажженных по углам свечей баловался бликами на золотых украшениях Чимина, делая его еще более фантастическим, словно из старых сказок, что ему рассказывала нянька.       Пак подошел и остановился в паре метров от короля, присев на небольшую подушку. Он бесстрашно смотрит мужу в глаза и понимает, что Джин прав. Омега влюбляется в него все больше и больше, а разлука в Цинь была нужна только для того, чтобы понять, насколько Чонгук ему дорог. Все сказанные обидные слова уходят на второй план, когда он тонет в бездне черных глаз. Они окутывают его и успокаивают, как мать баюкает своего ребенка. Чимину уютно, безопасно и любимо. Это то, что он ощущает в данный момент больше всего. Каким же он был глупцом! Пак готов признать свою вину перед альфой хоть сейчас, но государь недовольно сводит брови, не отводя от него взгляд.       — Сюда, — говорит альфа и похлопывает себя по колену. — Садись ко мне.       Чимин пружинит легко, но легкая тянущая боль в спине ему напоминает о том, что скакать, как козочке, ему недолго. Он скоро превратится в один огромный рисовый пирожок, что будет кататься по дворцу, пока не родит Чонгуку наследника.       — Да, мой господин, — не спорит омега и присаживается рядом, оказываясь вмиг притянутым сильной рукой к груди супруга. От неожиданности Пак вздрогнул, но тут же столкнулся с взглядом темных глаз.       — Я скучал, — прошептал Чонгук и хищно облизал сухие губы.       — Если вам скучно, я могу почитать Вам или сыграем в падук? — улыбнулся Чимин, бесстрашно уставившись в глаза напротив.       — Нет, — усмехнулся Чонгук. — Я не хочу быть разгромленным в первой партии, а читаешь ты так тихо, что я усну.       — Не для отдыха ли Его Величества нужны кисэн? Я буду оберегать Ваш сон.       — Ты провоцируешь меня, волчонок? Я не смогу спать, когда ты рядом. Ты же перегрызешь мне горло, строптивец эдакий.       — Вы так плохо обо мне думаете? — загадочно отвечает Чимин, наиграно растягивая слова. — Я и мухи не обижу.       — Расскажи мне лучше, как ты умудрился сбежать?       — Обычным образом — через ворота. Я знаю, что вы казнили стражников… — замялся омега. — Не нужно было…       — Они получили по заслугам. Попадись мне ты под горячую руку, я бы и тебя убил, поэтому не делай так больше, хорошо? — зарычал Чонгук и провел пальцем по спине Чимина от шеи до копчика, пересчитывая позвонки. Холодок, пробежавший по телу омеги, отрезвил его. Уж в это Пак верит. — А дальше что?       — Я выехал за границы Силлы и попал к разбойникам. Меня хотели продать, но мне повезло. Один юноша, Минсон из Пакче, узнал меня и отпустил. В благодарность мне пришлось отдать ему ёнджа, что Вы мне дарили, Ваше Величество, — Чимин опустил глаза, испытывая стыд за свое безрассудство.       — Ёнджа с аметистами и хризолитами? — Чонгук напрягает свою память, и перед глазами четко встает заколка, которую он забрал у наглого разбойника, болтавшего о Чимине.       — Да, мой господин, — удивился Чимин. — Откуда вы знаете? Минсон приходил к Вам? Я пообещал, что Вы озолотите его за благородный поступок!       — Да, все так и было, — нагло лжет Чонгук, глядя в глаза супруга. Признаваться в том, что он отправил юнца на небеса, альфа не стал, чтобы не портить настроение беременному супругу.       — Потом я отправился пешком до Цинь, но на рынке украл кусок мяса, и местный староста Кинджан присудил мне пятьдесят палок в наказание за воровство, — Чимин виновато спрятал глаза. Чонгук притянул его к себе, взяв на руки, и положил поперек, придерживая под спину. Он снял корону и погладил волосы Чимина. Вытащив несколько шпилек и коралловые нити, Чонгук распустил длинные пряди и прочесал их ладонью, пропуская через пальцы. Словно черные змеи, шелковистые дорожки вились, пока не падали на такого же цвета атласные простыни.       — Воришка, — хихикнул Чонгук, не сдерживая своего умиления. Он представил, как Чимин стаскивает со стола торговца кусок мяса и убегает с ним невесть куда, сверкая туфельками. Смех, да и только! Король Силлы — обычный голодный воришка.       — Я просто кушать сильно хотел, — пытался оправдаться Чимин, чем еще больше рассмешил альфу. — Чонгук, ну почему ты такой?       — Потому что это еще один повод наказать тебя — угроза жизни королевской особе, — хмыкнул король, вмиг став серьезным. — И даже двум.       Чонгук положил руку Чимину на живот, и омега от неожиданности дернулся. Такой интимный жест его тронул до глубины души. Без животной похоти, но с огромной любовью в глазах, Чонгук обеспокоенно уставился на супруга, поглаживая его тело.       — Ты понимаешь, чем могла закончиться твоя глупость?       — Но все же хорошо, — с замиранием сердца ответил Пак. — В деревеньку приехали сборщики налогов, и они забрали меня в Сяньян.       Чимин замолкает, потому что и сам понимает, какими детскими и незрелыми кажутся его отговорки. Здесь и оправдываться нельзя — он виноват, поставив под угрозу собственную жизнь.       — Ты знаешь, — зловеще шепчет Чонгук, — если я накажу тебя за государственную измену и угрозу жизни двум королевским особам, то на твоем теле не останется живого места?       Он сжимает его сильнее, а омега сцепляет зубы и терпит. На бедрах могут остаться синяки, но внезапно боль исчезает, а рука короля быстро перемещается на его шею. Большим пальцем альфа поглаживает подбородок, щекочет по нежной коже, спускается вниз к метке и вновь поднимается вверх, очерчивая пухлые полные губы.       — Да, Ваше Величество, — напряженно выдыхает Чимин, застыв в страхе. В глазах государя отражается пламя свечей и кажется, словно они стали похожи на драконьи, и это вовсе не огонь, а желтые зрачки дикого животного. Пошевелись сейчас — и вмиг окажешься в его пасти. Чимин делает шаг на опережение и, чтобы усмирить внутреннего зверя короля, накрывает рукой кисть Чонгука и целует его ладонь.       Альфа терпит буквально пару секунд, ощущая на коже горячие сухие губы. Он резко подминает Чимина под себя и нависает над ним, изучая каждую ресничку, каждую родинку, словно пытается запомнить его образ.       — Ты не понимаешь, — отрицательно качает головой государь. — Я чуть с ума не сошел, пока искал тебя. Я ненавидел каждое утро и проклинал солнце, которое не показывало мне дорогу к тебе. Я загнал лучших лошадей, лишь бы быстрее попасть в каждую провинцию, где тебя не находил. Отныне я не отдам тебя никому. Я хочу встретить с тобой все рассветы, которые мне суждено увидеть, и проводить все закаты.       — Чонгук, о чем ты говоришь? — встрепенулся Чимин, чувствуя неладное. — Ты все время должен быть рядом… с нами.       Чимин вцепился пальцами в плечо, вонзая короткие ноготки и оставляя полукруглые следы на коже альфы.       — На Силлу надвигаются монголы. Я вынужден буду уехать, но в Кёнбоккун оставлю тысячу солдат. Это будет непростая битва. Тангкут и Мунке пали от моего меча, и Джучи мне этого не простит. Я буду биться до конца за тебя и за нашу страну.       — Раньше ты никогда так не говорил! — выпалил омега, не веря в то, что может случиться что-то плохое.       Чимин испуганно смотрит в глаза королю. Вся его жизнь пролетает перед глазами за одну секунду и все воспоминания — с Чонгуком. Плохие или хорошие, они неизменно связаны с ним. А сейчас, только представив, что он может его потерять, у Чимина застывает все внутри и покрывается ледяным будоражащим холодом. Сердце словно оковано льдом, и Чимин буквально слышит, как в груди сдавливает, а позвонки становятся деревянными, будто его тело перестало слушаться его. Он цепенеет и застывает, как каменная статуя Будды, глядя в глаза Чонгука.       — Я никогда не боялся смерти и даже не гадал о ней. Пока не появился ты, — ответил Чонгук. — Я думал, что не знаю страха. Когда умерла мать и погиб отец, я испытывал горечь и боль, а когда меня дырявили стрелы и рубили мечи — я чувствовал ненависть и хотел мести. Теперь я знаю, что такое страх. Это ощущение остаться без тебя. Я смогу потерять все в этой жизни, кроме тебя. И я впервые боюсь, что умру, не защитив тебя, волчонок, — Чонгук умолкает и еще больше прижимает Чимина к себе. — Ты нужен мне и не смей оставлять меня никогда. Ты — мой выбор, и я никогда не откажусь от тебя, запомни. Я буду искать тебя везде, а если не встречу на земле, то отправлюсь за тобой на небеса. Для золотого дракона нет ничего невозможного.       — Чонгук! — Чимин еще крепче вцепился рукой в альфу. — Я не хочу отпускать тебя!       — Я знаю, волчонок. Но власть — это не только привилегия. Цена власти — ответственность. Будучи государем Силлы, я несу ее за каждого жителя моей страны: его жизнь, благополучие, омег и детей. Так учил меня и моего брата отец Чон Джисон.       — Я хочу, если родится альфа, назвать его Джисоном, — смущенно покраснел Чимин.       — Спасибо, мне это очень важно, — шепнул ему на ухо Чонгук и поцеловал в висок.       — Я принял эту страну в день нашей свадьбы, — продолжил омега. — Я отказался надеть ханбок с журавлями, и, хотя он был очень красивым, я смирился с драконами. Я полюбил Силлу, но поступил малодушно, своим побегом бросая тень на королевскую семью. Надеюсь, министры и чиновники смогут простить меня.       — Ты перепугал всех, но люди поговорят и забудут. Тебя здесь полюбили, поэтому никто не скажет ничего дурного.       — А ты? Ты все еще злишься на меня? — спросил Чимин, надеясь снять камень с души.       — Злюсь, — Чонгук заметил, как от неожиданности дернулись бровки омеги. Он так предсказуем! — Я злюсь, что изменил цвет своих волос. Неужели ты думал, это заставит меня разлюбить тебя, глупый?       — Я хотел быть как все, — пробормотал Чимин. — Чтобы не выделяться.       — Ты всегда будешь для меня особенным, и не важно, какой цвет твоих волос, — Чонгук наклонился ниже, раскладывая по простыне пряди. — Я люблю тебя, Чимин. Я никогда не любил никого так сильно, как тебя. Я не идеален, как и ты. Я убил тысячи людей, и за это небеса обязательно покарают меня, но это потом. А сейчас не нужно тратить время впустую и корить себя за ошибки. Каждую секунду я хочу отдавать тебе частички себя. Я хочу быть и в твоей жизни, и в твоем сердце. Но если однажды меня не станет, помни, что в тебе живет частица меня. Ты должен быть сильным, потому что ты — лучшее, что может быть во мне. Ты как тот свет, ради которого я всегда из тьмы каждый раз возвращаюсь сюда. И я не дам ему погаснуть.       Чонгук опустился вниз и поцеловал омегу в живот. Глядя в потолок и прикусив ладонь, Чимин все равно расплакался, и по вискам стекали жгучие слезы. Альфа сцеловал каждую дорожку, а потом прильнул к желанным губам, дрожавшим от рыданий. Как только омега почувствовал легкое прикосновение, он сам подался вперед, обнимая мужа за шею. Чон больше не мог противиться и сдерживать себя. Альфа дернул за пояс ханбока, развязывая шелковую ленту, которая предательски легко поддалась его напору. Сдвинув платье и обнажив плечи супруга, Гук оставлял отметины везде, словно желая отомстить за причиненную боль. Омега сам выпутался из чогори и просунул руки под ханбок мужа. Он притрагивался к горячей коже, водил по каждому шраму и очерчивал пальчиком твердые мускулы, которые перекатывались, словно стальные, отвечая на прикосновения. Спустя пару минут Чимин остался полностью обнаженным, а Чонгук сбросил свой халат на пол. Король вылизывал метку на шее омеги, которая жгла и болела, прикусывал грудь, набухшую от прибывающего молока. Дурманящий запах сладости, исходящий от Чимина, кружил ему голову.       — Больно, — пропищал омега, когда Гук провел по соскам, а потом тут же поцеловал Чимина в живот, отвлекая от неприятных ощущений. Он тут же положил руку на уже вставший член и скользнул меж повлажневших ягодиц, а Пак инстинктивно толкнулся вперед. Ему дико хотелось, чтобы Чонгук сделал его своим, поэтому Чимин, шепча без разбору его имя, только шире раздвинул бедра, приглашая альфу.       Чон не медлил, но был очень осторожен, чтобы не навредить. Он вошел аккуратно, раздвигая бархатные стеночки. Чимину хотелось просто раствориться в нем, слиться в один организм и быть с Чонгуком везде, проживать с ним вместе каждую секунду, измерять их время не минутами, а вечностями. Альфа приподнял его бедра и положил колени себе на плечи, прикусывая нежную кожу с внутренней части. Чимин заскулил от удовольствия на грани. Он готов был кончить с каждым толчком альфы, но тот только раздраженно рычал, продлевая мужу удовольствие. Не выдержав пытки, омега залил себе живот прозрачным семенем, а через пару движений достиг пика и Чонгук, вцепившись в крепкие молочные бедра Пака. Его длинные черные волосы разметались по плечам, с висков срывались капельки пота — Чимин готов смотреть на это вечно.       Отдышавшись, Чонгук прилег на бедра мужа, вычерчивая пальцем круги на его влажном липком животе. Он смотрел на то, как Чимин вздрагивает от прикосновений альфы, и мечтал быстрее увидеться с сыном. Джисон еще совсем кроха, но Чонгук любит его безмерно. Положив ладонь, он словно заверял его в том, что будет с ним рядом всегда. Чимин, глядя на это, не мог не улыбнуться.       — Мой господин, может быть, Вы отмените наказание?       — Ты пользуешься моей слабостью, волчонок. Это нечестно.       — Я предлагаю играть на желание в падук. Если я выиграю, то Вы измените свое наказание? — предложил Чимин.       — Хорошо, только в падук мы будем играть утром, а сейчас иди ко мне, — альфа сгреб Чимина в охапку, поцеловал и уткнулся ему в шею. — Спи и не думай ни о чем.       Омега впервые за последнее время выспался так хорошо, как никогда. Наказание король Чон не изменил. Чимин по-прежнему остался жить в гареме, но почти каждую ночь тайком пробирался в государевы покои и засыпал в его постели, осыпанный жаркими поцелуями правителя Силлы.

***

      Доктор Линь, наблюдающий за Чимином во время беременности, заботливо раскладывает отвары трав, необходимых для пополнения сил омег, которые вынашивают детей. Из фенхеля, лаванды и мелиссы он сделает отвар, а сухой ройбос отнесет на кухню, чтобы добавлять в чай Чимина по утрам. Линь бережно толчет траву, поглядывая за окно. Сегодня к нему должен явиться Тэхен, жалующийся на бессонницу, но он, как всегда опаздывает. Омега из-за ночных бодрствований стал спать днем и сбил привычный ритм, поэтому страдал от слабости и стал более раздражительным. По мнению Линя, это все от отсутствия истинного рядом, но он об этом Тэхену не говорит, а только готовит лекарство и для него тоже.       Вместо Тэхена к нему розовым облачком врывается Чимин. Он садится рядом и увлеченно смотрит за работой лекаря.       — Ваше Величество, Вы пришли на осмотр или Вас что-то беспокоит? — Линь поднял глаза, изучающе осматривая омегу. На удивление Чимин пышет здоровьем, чего не сказать о его конкуренте, который с самого начала был в лучшем положении, нежели Его Величество. После того, как омега рассказал обо всех мытарствах в Цинь, лекарь только и удивлялся, как ему удалось сохранить малыша.       — Нет, просто на осмотр, — пропел Чимин, что-то бормоча себе под нос. — Я устал сидеть в Доме кисэн, захотелось пройтись. Джин уехал в город за тканями, а мне стало скучно.       — Что ж, надеюсь вести будут утешительные, — улыбнулся Линь, отставил ступку и пошел мыть руки в большой серебряной чаше с водой. — Обнажите Вашу руку, я хочу пощупать пульс.       Чимин, болтая ножками на высоком стуле, задрал ханбок и положил кисть на стол. Из-за шрамов на одной из рук прощупать пульс не представляется возможным, поэтому Линь вздыхает, глядя на тонкое запястье, изуродованное рубцом, и внимательно считает пульс на втором, прислушиваясь к тому, как кровь наполняет сосуды и насколько сильно бьется сердце. Линь улыбается, а потом, словно заговорщик, выдает.       — Я думаю, что мы можем послушать малыша. Прошло больше половины срока, да и пульс говорит о том, что его сердце отлично бьется.       — Правда? — Чимин аж подскочил со стула, чуть не упав на Линя. — Я хочу! Я хочу, чтобы ты послушал его! И непременно мне рассказал.       Для Чимина все в новинку, хотя Линь уже имел опыт наблюдения за беременными омегами при дворце. Супружницы министров успешно родили крепеньких малышей и все под чутким руководством доктора Линя. Его Величество быстро снял пояс, развязал чогори и остался в одних нижних паджи. Линь завороженно посмотрел на безумно красивого Чимина и немного засмущался.       — Подойдите сюда, Ваше Величество, — он повернул омегу к свету, чтобы внимательно осмотреть уже явно выступающий животик. Внешне все было хорошо, и Линь с замиранием сердца приставил трубочку к уху, а второй конец упер в живот. Чимин замер и, казалось, даже не дышал. Линь сводил брови, внимательно прослушивал в разных местах, переставляя трубочку. Чимин совершенно не понимал, что лекарь вообще может так узнать. Чудеса, да и только!       — Слышу, — прошептал Линь. — Слышу, Ваше Величество!       Улыбка на лице Линя разошлась до ушей, а Чимин впервые увидел, чтобы китаец показывал такие искренние эмоции. С момента их знакомства Линь был вечно недоволен Паком, считая его слабым и безвольным, но постепенно доктор проникся любовью к этому смелому и отчаянному омеге, видя, как он пытается выжить здесь, на чужой земле.       — Все хорошо? — робко спрашивает Чимин, а у самого сердце в пятки уходит в ожидании ответа.       — Да, все хорошо, — Линь все еще стоит на коленях перед королем, стараясь уловить сердцебиение малыша. Сосредоточенные на процессе, они и не заметили, как в покои лекаря отворилась дверь, и туда вошел Тэхен.       Сначала он не понял, кто стоит перед лекарем. Да мало ли какой кисэн стало плохо — они к Линю постоянно ходят от нечего делать. А когда король перестал их призывать в покои, то и вовсе наложники засиделись: кто вышивает, кто рисует, кто стихи складывает, а вот некоторые к лекарю поболтать ходят. Тэхен посмотрел на черные пряди волос, скользнул взглядом вниз по спине и уставился на копчик у самой кромки паджи. На коже омеги было такое же самое родимое пятно, как у него — в виде полумесяца. Хосок всегда любил целовать Тэхена в спину, а особенно — метку на пояснице, называя себя Солнцем, а Тэхена — Луной, по контуру метки, подаренной ему природой. Он напряженно сглотнул, не отрывая взгляда, а Чимин вздрогнул, ощутив на себе посторонний взгляд.       — Ой! — обнаженный омега быстро закрылся тканью ханбока. — Что ты здесь делаешь?       Линь, заметив застывшего Тэхена, отвел его в сторону и попросил подождать, пока Его Величество оденется.       — Все просто отлично, можете не переживать, — заверил лекарь Пака, а тот, быстро завязав пояс, зыркнул на Тэхена и сказал, что позже зайдет еще.       Кисэн напряженно тер виски, поскольку видел подобное впервые. Почему у этого заморыша точно такая же метка? Думай, Тэхен, думай! Он знает, что подобные метки бывают у людей, связанных кровным родством. В его селении подобные метки были у братьев-омежек Квон на кистях рук, а также у сына и отца Сяо на плече. Но никогда Тэ не встречал человека с такой же меткой, как у него, и на том же самом месте. Неужели они могут быть дальними родственниками? Нет, это просто исключено! Этого не может быть!       — Тэхен! Тэхен! — тормошит его Линь за плечо. — Ты меня совсем не слышишь?       — А? — растерянно спросил омега.       — Что, а? Пришел, говорю, поздно. Опять днем спал?       — Да, совсем замучился я, — растерянно сказал Ким, продолжаю прокручивать в голове информацию, не дающую ему покоя.       — Так часто бывает, — успокаивает его Линь. — Ребенок перепутал день с ночью. Ничего, возьми этот отвар, он поможет тебе заснуть ночью, а через несколько недель малыш успокоится. У тебя уже приличный срок. Как аппетит? Спина болит?       — На аппетит не жалуюсь, ничего не болит, — односложно бросает Тэ и принимает из рук Линя небольшую бутылочку с отваром, но чуть не роняет ее, споткнувшись у порога.       — Тэ, с тобой все хорошо? Давай я отведу тебя в покои, ты мне не нравишься, — Линь убирает свои травы, накрывая их чистой тканью, и запирает дверь, провожая рассеянного омегу во дворец. — Я сделаю тебе массаж и поставлю иголки — усталость как рукой снимет.

***

      На следующее утро Тэхен сам не свой. Отвар Линя, иголки и массаж оказались бесполезными хотя бы по той причине, что омеге не до сна. Он думал о том, почему его метка на Чимине. Собравшись с мыслями, наложник пошел к королю, чтобы попросить об одолжении.       — Говори, — Чонгук оторвался от бумаг, которые он изучал. Чон не любит, когда его тревожат, но Тэхен так бесшумно проник в библиотеку, что король даже не услышал.       — Я искал Вас, Ваше Величество, — поклонился Тэхен. — Могу я попросить Вас о просьбе? Я надеюсь, Вы не откажете мне.       — Тэхен, не тяни. Я не откажу, если это возможно. Ты — омега моего брата, поэтому проси, чего там надумал, — нетерпеливо сказал Чон.       — Мне нужен паланкин, чтобы съездить в селение, — Тэхен сделал свой коронный жест — обтянул руками большой живот и попытался встать на колени. — Срок подходит, и мне неизвестно, смогу ли я увидеться с тетушкой.       — Прекрати! — крикнул Чонгук. — Я отдам распоряжение, чтобы в ближайшее время тебя отвезли в деревню. Генерал Ким выделит хваранов и паланкин.       — Ваша милость безгранична, Ваше Величество! — кисэн присел и поклонился. — Я обещаю вернуться в тот же день в целости и сохранности.       — Непременно, Тэхен, — вздохнул альфа, глядя на некогда любимого кисэн. Он стал изумительно красивым во время беременности, и Чонгук не мог не отметить, что Хосоку повезло с омегой. — Ты скучаешь по наследному принцу Чону?       — Безумно, Ваше Величество! — Тэхен резко поднял глаза на короля. — Я могу с ним увидеться?       В глазах омеги загорелась надежда, но Чонгук только отрицательно покачал головой.       — Пока нет, Тэхен. Ситуация сложная, но я сделаю все для того, чтобы ты быстрее отправился в Пакче, если…       Чонгук замолчал. Если ребенок не его, Тэхен однозначно отправится к Хосоку. Но если малыш будет копией короля Силлы, то… Об этом он пока думать не хочет, но и обнадеживать кисэн еще рано.       — Я вас понял, Ваше Величество, — сник Тэхен и второй раз поклонился. — Спасибо Вам!       — Можешь идти отдыхать, — Чон проследил за удаляющимся силуэтом кисэн и вновь принялся изучать бумаги.       Паланкин с омегой выехал через три дня. По распоряжению Намджуна в дороге наложника сопровождали шесть вооруженных до зубов стражников, но их защита, к счастью, не понадобилась. Через три часа пути паланкин опустился у дома Ким Инха, которая вышла на шум.       — Тетушка! — Тэхен бросился ей на шею. — Я так скучал, тетушка!       — Тэхени! Вот же бесстыдник! — Инха радостно обняла нерадивого юношу, который и вовсе забыл о ее существовании. — Я так долго тебя не видела, заходи в дом!       Женщина налила ароматный чай и поставила свежие рисовые булочки, которые так любил Тэхен. Он начал уплетать их за обе щеки, а запах липы, добавленной в чашку с напитком, просто сводил его с ума.       — Тэхени, — осторожно начала Инха. — А ты…       — Да, я беременный, но кто отец — пока секрет, — отшутился Тэхен, потому что правду не знал и сам. — Но я к тебе не за этим приехал, поговорить хотел.       Ким Инха сникла. Втайне она надеялась, что ее Тэтэ приехал поделиться с ней новостью о малыше и даже затаила дыхание, ожидая приглашения на свадьбу, но нет.       — Что ты хотел спросить, мой сладкий?       — Инха, я знаю, что ты мне не родная, но ты никогда не рассказывала о родителях. Итак, я хочу знать, кто они? — Тэ уставился на нее немигающим взглядом, чтобы не пропустить ни одной эмоции. Если тетка лжет, то он сразу это заметит.       — Я не знаю, Тэхени, — развела руками пожилая женщина. — В одной крестьянской семье…       — Не рассказывай мне сказки, тетушка. Раньше мне было неважно, кто я и чья кровь течет в моих жилах. Пусть хоть распутной девки и убийцы — мне плевать. Но сейчас мне очень надо знать.       — Что случилось, Тэтэ? Почему ты мне не веришь? — Инха, крепко обещавшая брату держать секрет до самой смерти, поджала обиженно губы, разглядывая приемного сына. — Я разве плохо к тебе относилась? Я все делала для тебя, но…       — Тетушка, я не об этом! — раздраженно бросил омега. — Мне нужно знать, кто мои родители!       — Я ничем не могу тебе помочь, Тэхен. Это все, что я знаю, — уперто ответила женщина, глядя на сына.       — А крестьянская семья из Силлы? — Тэхен смотрит на то, как тетка только открыла рот, чтобы подтвердить, и спрашивает дальше. — Или из Пакче?       Глаза выдают ее. Инха пыталась скрыть до последнего свое замешательство, но Тэхен все понял.       — Значит-таки из Пакче… — закусывает губы раздосадованный Тэхен и стучит по столу отросшими ноготками.       — Тэхени, да что случилось? И причем тут Пакче? — не выдержав, допытывается уже Инха, пытаясь понять, что волнует юношу.       — А при том, что я родом из Пакче, а не из Силлы! — выкрикнул омега. — Из страны, чей правитель убил короля Джисона!       — Да с чего ты взял?!       — На наследном принце Пакче такая же метка, как у меня! И я хочу знать, кто мои родители. Но ничего, я рано или поздно открою эту тайну. Пусть мне даже придется перевернуть весь мир — я узнаю, кто мои родители! — Тэхен разозлился не на шутку. Упорство тетки его бесило, а подспудно омега чувствовал, что она просто не хочет выдавать эту тайну. Знает же, наверняка знает!       — Они умерли, Тэхен, уже много лет прошло… — робко продолжила свой традиционный рассказ Инха. В деревеньке все уже давно перестали интересоваться происхождением Тэхена, поэтому тетушка Ким не вспоминала эту историю.       — Не лги мне! Почему ты не сказала, что я родился в Пакче? Что еще ты скрываешь от меня? — Тэхен встал из-за стола и из-за мешающего живота неуклюже наклонился к тетке, заглядывая прямо в глаза. — Чего я еще не знаю? Или тайна моего рождения тебе все-таки известна? Говори же!       — Нет! Мне нечего тебе сказать! — рассердилась доведенная до отчаяния Инха. — И тебе не стоит ворошить прошлое! А если тебе нечего больше мне сказать, то возвращайся во дворец!       — Ах так! Да будет по-вашему, тетушка!       Тэхен приподнял полы ханбока и вылетел из дома. Паланкин услужливо открыли стражники, и Тэ сел в него, даже не обернувшись на тетку, что вышла проводить неблагодарного сына. Процессия тронулась, и Тэхен, задернув шторки, откинулся на спинку кресла в паланкине. Ответов на вопросы он не нашел, но хоть что-то он узнал. Поджав губы, Тэ с омерзением размышлял о Пакче. Он всю жизнь думал, что принадлежит Силле, которую так любил. А сейчас он даже представить не мог, что его кровные родственники, возможно даже братья или сестры, живут в ненавистном Пакче, которое он проклинал с момента появления Чимина во дворце. Тэхен ритмично стучался затылком, когда неуклюжие носильщики наступали на кочки. Думать это не помогло, а головной боли прибавило. Узнавать правду не легко, а ужиться с ней — еще тяжелее. Что ж, Тэхен сильный, с этим он тоже справится. А как только окажется в Пакче, то начнет поиски родителей. Только бы Хосок его быстрее забрал к себе.

***

      — Ты зачастил ко мне, Тэхен, — подметил Линь, посмотрев вниз на вошедшего. Лекарь проводил ревизию в банках и склянках, стоящих на самой верхней полке шкафа, поэтому был сосредоточен и серьезен, но внезапный гость прервал его занятие. Тэхен закусил губу и терпеливо ждал, пока доктор спустится со стремянки.       — А ты все отвар для Джина готовишь? — ехидно спросил Тэхен и подал руку Линю.       — Готовлю, — не отпираясь ответил лекарь.       Китаец чихнул, хлопнул в ладоши и отряхнул приставшую к ханбоку траву.       — Чего пришел? Со здоровьем что? — Линь внимательно присмотрелся к Тэхену, потому что любая проблема у кисэн с вынашиванием наследника может закончиться для доктора плачевно. Так и на городскую площадь на позорный столб попасть недолго, если этот наложник снова что-то придумает.       — А ты будто и не рад меня видеть? — протянул Тэхен.       — Третий раз на этой неделе? Рад, конечно, но начинаю беспокоиться все больше. Ты или в своих покоях, или в саду, а до тебя мне дела нет. А тут приходишь через день — значит что-то стряслось?       — Ты стал подозрительным старым брюзжащим докторишкой, — фыркнул беременный омега. — Между прочим, ты мой единственный друг в Силле. Могу я тебя проведать?       — Ничего я не старый, — надул губы Линь. — Тэ, я бы поверил тебе, если бы не знал тебя так близко, дружище, — Линь намеренно подчеркнул последнее слово и улыбнулся. — Говори, что надо?       — Узнать хотел, а если у меня, предположим, есть от рождения метка на теле, пятно может быть у ребенка? Я переживаю, мало ли что, — Тэхен состроил заинтересованное лицо и впился глазами в Линя, желая получить как можно больше информации, впитать ее в себя и разобраться, наконец, в этой тайне.       — Появление таких пятен в древних трактатах описывается крайне скудно, — Линь со всей гордостью начал свой рассказ, чтобы хоть кто-то оценил знания лекаря. — Я слышал про трактаты великого Хуа То, но после казни лекаря его труды сожгли, и никто не знает, что он писал про пятна на теле. Сун Сымяо и Бань Цяо в своих работах называют их «метками небес». Они считали, что в этот мир человек уже приходит с такими отметинами, поэтому они дарованы ему небесами. Глупо спорить сейчас по этому вопросу — от таких пятен нельзя избавляться, да и незачем. Они не приносят боли и страданий, поэтому мало волновали лекарей. Вот только названия чудные и остались — «метки небес»! Зато шаманы и ведуньи на них озолотились!       — Что ты имеешь в виду?       — С пятнами связано много историй, которые придумывают пансу.       — Пансу? — переспрашивает Тэхен.       — Да, ты разве никогда с ними не сталкивался в деревне, где раньше жил? — удивлённо спросил Линь у растерянного омеги. — Не люблю пансу, — брезгливо отметил лекарь и продолжил дальше. — Это слепые шаманы, которые возомнили, будто могут связаться с самим Сандже — духом неба. Они не видят от рождения, поэтому считаются особенными, благословенными небесами. Шаманы сочиняют всякие небылицы, пытаются определить болезни и лечить людей за деньги. В бедных селениях к ним стоят целые очереди вместо того, чтобы обратиться к лекарю       — Так, а что про метки? — напоминает омега. — Что они говорят про метки?       Тэхену не терпится узнать обо всем, но Линь его не балует.       — Откуда мне знать, что болтают эти сумасшедшие?! — обиженно сказал лекарь и поджал губы. — Я тебе по своему опыту скажу, что метка может быть у близких родственников. Если есть у тебя, то и у ребенка может появиться. Мне можешь верить, — важно подытожил Линь.       Тэхен лихорадочно постукивает зубами от охватывающей его паники.       — Это точно? — переспрашивает кисэн, обижая лекаря.       — Точнее не бывает, — подтверждает врач. — Как солнце, каждое утро появляющееся на небосводе. Зато пансу придумали, что метки связаны с истинностью! Ну ты только подумай, Тэхен! Откуда им, необразованным слепцам, знать, что родственники, связанные метками, имеют истинными парами тоже кровных родственников? Большего бреда я в своей жизни не слышал. Этого нет ни в одном трактате лекарей, зато пансу знают все!       — Точно, ниоткуда, — бормочет омега и присаживается на кровать. Слова Линя связываются в одну стройную цепочку. Если у него и Чимина одинаковые метки, а кровные братья Чон оказались их истинными, то он и заморыш из Пакче — родственники. Тэхен, осознавая по крупицам то, что только что понял, откинул голову и прикрыл глаза.       — Тэтэ, тебе плохо? — затормошил его лекарь. — Выпей воды.       — Спасибо, это пройдет, — еле выдавил из себя кисэн. — Ничего страшного.       — И часто так у тебя? — обеспокоенно спрашивает лекарь, считая пульс.       — Последнее время стало повторяться, — Тэхен картинно закатил глаза. — Мне так плохо без Хосока.       — А вести есть оттуда?       — Лишь несколько записок с гонцами, — вздохнул омега. — Зато каждый раз. Я так хочу отправить ему письмо, рассказать, что жду его. Мне бы стало легче, Линь.       — Да, наверное, — подметил врач. — Тебе повезло, что вы оказались истинными. Твоя связь с наследным принцем Чоном очень сильная и ее не разорвать. Не переживай, дождешься ты своего короля Пакче!       — Совершенно не хочу ехать в это королевство! — разозлился кисэн. — Я родился здесь, и король Чон родился здесь! Так почему мы, словно беглецы, должны искать пристанища на чужой земле? Пусть заморыш проваливает в свои земли, а мне там делать нечего!       — Тэхен, перестань! Я тебя не узнаю, — попытался остановить его Линь. — Я думал, что в последнее время ты поумнел и смирился с тем, кто Хосок станет руководить новыми землями. Если Его Величество король Силлы так считает, то значит это правильно.       — Король Чонгук дальше своего носа не видит! Притащил сюда этого мерзкого лягушонка, словно вернул Солнце на небеса! — кричит Тэхен, не сдерживая своих эмоций. — Как я не пытался от него избавиться — ничего не получается. Это Хосок должен стать государем Силлы!       — Тэхен! — прикрикнул на него Линь, не желая больше слушать таких речей. — Да угомонись же ты, неразумный! Я тебе напомню, — зашипел лекарь, глядя прямо в глаза омеге. — Ты — всего лишь безродный кисэн, которого подобрали на площади. Если бы король Чонгук не положил на тебя глаз и не забрал сюда, ты бы сдох в деревенском борделе, отдаваясь всем без разбору. Жизнь кисэн коротка, а красота исчезает еще быстрее. Ты появился здесь по счастливой случайности, а «мерзкий лягушонок» имеет все права занять трон, потому что в нем течет благородная кровь. Кто ты такой, чтобы так говорить и судить о решении короля Чона? Ты вообще знаешь, кто твои родители? Или может быть ты сын магистрата? Или начальника провинции? Или ты тоже королевских кровей, что открываешь рот на равных тебе? Ты им не ровня, Тэхен. И как бы ты не хотел, единственное, что тебе остается, молить небеса, чтобы Чон Хосок забрал тебя в Пакче как можно скорее. Ибо после того, как у короля Силлы родится ребенок, он получит все права на трон и будет коронован наследным принцем. Вот так вот!       Тэхен сидел с открытым ртом, получая от Линя мысленно пощечины. Каждое его слово больно хлестало правдой по щекам, и Тэхену приходилось мириться с этим, потому что доктор оказался прав.       — А мой ребенок? — бормочет растерянно Тэхен, понимая, что в этой битве против Чимина он проиграл. — Мой ребенок тогда как же?       — Тэхен, даже несмотря на то, что случилось между вами, вряд ли ребенок окажется от короля Чона. Истинность сыграет роль в пользу принца Хосока. Если же малыш от него, то это хороший шанс безбедно жить всю жизнь при дворе Пакче и купаться в роскоши.       — А что же будет дальше? — кисэн уставился большими зелеными глазами на Линя.       — А что будет дальше? — удивленно спрашивает китаец, словно разговаривает со слабоумным. — Дальше Пакче и Силла могут стать единой страной, которой будет руководить наследный принц Силлы — «священная кость».       В глазах Тэхена, что помокрели от слез, застыл один единственный вопрос, который Линь понял и так.       — Нет, Тэхен, полукровка не может руководить страной, — лекарь поджал губы и отрицательно покачал головой. Отчасти Тэхена было жаль, но его желания — безрассудные и жадные — не достойны благородного человека. Вздохнув, Линь отвернулся — эту темную сторону характера кисэн он не любил больше всего.       — А если? — поднял глаза Тэхен, вытирая уже сбегающие слезы.       — Ничего не «если», Тэ, — Линь присел рядом и обнял его за плечи. — Ты простой кисэн, и ребенок ваш — «истинная кость», а не «священная». Благодари небеса за принца Хосока, который любит тебя без памяти. Он возьмет тебя в мужья, и вы будете жить счастливо. Цени это, Тэ, потому что не каждый правитель способен на такое. Хочешь знать, как бы сложилась твоя жизнь в другом случае? Наследный принц Хосок в Пакче женится на омеге королевских кровей, и это может быть кто угодно — потомки японских якудза, монгольских ханов, китайских цзюнь-цзы. А ты так и останешься жить в гареме и будешь усладой для ночных утех. Их общий ребенок станет полноправным правителем королевства, а твой, в лучшем случае, будет выращен няньками и получит должность министра девятого самого низшего ранга. И это если его не устранят в ходе борьбы за трон. Ты состаришься в Доме кисэн, вместе с другими такими же наложниками, глядя на то, как твой истинный будет править страной с ненавистным соперником. На твоем месте, Тэхен! Ты же этого не хочешь, правда? Ах, если бы ты был королевской крови, тогда другой разговор. Ладно, я слишком много болтаю. Извини, Тэхен, не надо было на тебя злиться. Просто я хочу, чтобы ты ценил то, что имеешь. Именно это принесет тебе счастье, а не глупые мечты о троне.       — А тебе принесет счастье Ким Намджун? Ты не пытаешься перестать думать о своей мечте? — спросил Тэхен, все еще ошарашенный тирадой лекаря.       Линь ничего не сказал, только отвернулся и продолжил перебирать пузырьки.

***

Юнги уже несколько недель как не свой. И сейчас Тэджон косится на него, лаская сидящего на коленях омегу. Тот приставучий: наклоняется ближе, старается провести пальцем по шее, нырнув под воротник, обдает горячим дыханием и несдержанно ерзает, намекая на скорейшее уединение в покоях короля Тэджона. Заметив сдвинутые брови зятя и прикушенную губу, из-за которой шрам на щеке еще больше заметен, он не может не выспросить того, о чем же размышляет Мин. Легонько ткнув кисэн в спину, он кивает ему на коридор. — Жди меня в покоях, — шепчет Пак-старший и дергает коленями, чтобы тот ушел. Кисэн разочарованно вздыхает, но повинуется, бесстыдно покачивая бедрами перед королем и удаляясь в темноту коридора. Тэджон клацает языком, ощущая жар и напряжение внизу живота. Все же наложники у Юнги подобраны отличные. — Над чем ты так мучительно думаешь, мальчик мой? — заискивающе заглядывает Пак в глаза Юнги, которого вновь передернуло от такого неуместного обращения. — Разведка донесла, что монголы вот-вот развяжут войну с Силлой, — буркнул Юнги. — Так это же отличная новость! Ты можешь выступить их союзником! — Тэджон выпалил свою идею через пару секунд после того, как узнал эту новость. Юнги сжимает кулаки и мысленно клянется себе, что обязательно запишет Тэджона в список неугодных, но пока он ему нужен придется терпеть этого тупого и недальновидного «родственника». Благо, таковыми они не стали, но от этого не легче. Король Пакче раздражает его как тогда, так и сейчас. — Ваше Величество, — Юнги еле сдерживает себя, чтобы не сорваться на крик. — Что я могу предложить монголам? Деньги, территорию, омегу? Или, по-вашему, те юнцы пятнадцати лет от роду, что только приступили к военной службе, могут интересовать монголов? Не смешите меня, мы изначально находимся в самом невыгодном положении. Самое главное для нас — наблюдать за тем, как идут дела на границе Силлы. — Но если ты не… — пытается развить свою мысль Тэджон, но Юнги его резко обрывает. — Я не могу воевать на стороне монголов, но я могу воспользоваться своим преимуществом — миром, — хитро улыбается Мин. — Что ты этим хочешь сказать? — в очередной раз не понимает Тэджон, у которого все мысли только о кисэн, что сейчас греет его кровать. Сам Юнги становится не так важен, а государственные дела и вовсе его давно не заботят: будучи в гостях у короля Корё, он совершенно переложил всю ответственность за план по возвращению земель Пакче на своего зятя, у которого лишь для поддержания разговора спрашивает о политике. — Я что, зря корчил рожи Чимину в Цинь? Пока он благосклонен к нам — это хороший шанс. Насколько я знаю, ваш сын вернулся в Силлу. Об этом мне тоже донесла разведка. Хитрый Чон решил припрятать омегу до лучших времен — это же очевидно, Тэджон! И если король Силлы будет терпеть поражение, то я найду способ переубедить Чимина и вернуться в Корё. — Юнги, ты как всегда гениален! — Тэджон ерзает на стуле, косясь на коридор. Нет, этот наложник определенно сведет его с ума! — Самое главное — добыть побольше информации. А вы, Ваше Величество, должны будете мне помочь вернуть сына, — Мин прищуривается и смотрит на Тэджона. Иметь с ним какие-то дела себе дороже, но в данном случае несостоявшийся родственник нужен ему, как воздух. — Все, что скажешь, мой мальчик! — Тэджону не терпится закончить разговор, а Юнги, заметив безынициативный взгляд Пака-старшего, снова морщится и думает о том, чтобы побыстрее осуществить свой план. А там можно и расстаться с королем Пакче, искренне оплакивая своего почти тестя. — Я с твоего позволения пойду отдыхать. Что-то меня сегодня сморило раньше обычного. Бегающие глазки и покрасневшие щеки выдают возбуждение. Мин кивает и отворачивается в сторону, перекатывая в руке королевское норигэ, висящее на поясе. Толку от Тэджона никакого, поэтому пусть хотя бы не раздражает. Юнги вздыхает, а старик уже шелестит ханбоком в узких проходах коридора, ведущего в его покои. План Мина пока сырой, но он хотя бы существует. Король Корё знает, что любое его неосторожное действие может привести к необратимым последствиям, поэтому отнюдь не спешит. Позиция наблюдателя его пока устраивает, а там будет действовать по ситуации.

***

Чимин прогуливается по саду, пытаясь напевать песенку, но от промозглого ветра зубы начинают стучать друг об друга. Весна в этом году опаздывает, и омега ждет не дождется, когда зацветет слива. Он очень любит рисовать сливовые ветви с нежными бело-розовыми цветками, но лучше всего делать это с натуры. Замерев в ожидании прекрасного, Чимин уставился на небо, с которого внезапно сорвались мелкие снежинки. На подставленную горячую ладонь они садились медленно, но тут же умирали, превращаясь в слезы. Омега вытер ладошку и спрятал ее под ханбок. Он снова начал видеть прекрасное, и желание жить только усиливалось с каждым днем. Чонгук всегда завтракал с ним, вставая еще до рассвета, а потом приносил в кровать сладости или фрукты, закупленные у торговцев с юга. Даже зимой он не мог не радовать своего мужа маленькими подарками. Омега засунул руку в карман, чтобы не замерзнуть, и улыбнулся. Под пальцами он ощутил небольшой мягкий кусочек, завернутый в рисовую бумагу. Чимин вытащил диковинку и тут же облизнулся. Государь подложил в плащ ему сладость из самой Европы. Где это — Чимин представлял смутно, хотя карты он изучал еще во дворце в Пакче, когда маменька Дахи и учителя занимались с ним разными науками. Чимин помнит одно — это ужасно далеко, а иметь оттуда презенты поистине почетно. Он пальцами оглаживает липкий кусочек, а потом все-таки не выдерживает и засовывает его в рот. Чонгук рассказывал, что местные называют их «таффи», точно также говорят и торговцы. Из-за того, что выговаривать новое слово Чимину было сложно, он для тренировки бормотал: «таффи и рис», имея ввиду рисовую бумагу, а потом король снисходительно улыбнулся, и Пак стал называть сладость просто «ирисом». Такого «ириса» Чонгук закупил для кухни видимо-невидимо, и теперь омега может брать его сколько душе угодно, но забота короля ему особенно приятна. Перекатывая во рту сладкое тягучее лакомство, Чимин усердно сложил обертку и спрятал в карман на память. — Не ожидал тебя здесь увидеть, — фыркнул Тэхен, столкнувшись на выходе из сада с Чимином лоб в лоб. — Тебя, видимо, манерам не научили, Тэхен, — Чимин сцепил зубы и приподнял носик. В этой перепалке он не должен потерпеть поражения. — Ты бы лучше почитал трактаты по этикету да труды философов. Все-таки готовишься стать королем — это большая ответственность. Я не хочу, чтобы в Пакче был необразованный правитель. Хоть ты и омега Хосока, не вздумай позорить мои земли, Тэхен. — Твои земли? — усмехнулся наложник, обходя вокруг Чимина. — Не особо тебя спасли знания и умные свитки, если мы оказались в одном гареме. А теперь и подавно, ты в гареме, а я во дворце. Или ты думаешь, что я по ночам королям книги читал? Чимин презрительно сжал губы. Разговаривать с Тэхеном не хотелось вовсе, но и показывать свою слабость, убежав во дворец, тоже не годилось. — Тэхен, омега рядом с королем должен быть образованным. Тебе придется принимать послов, участвовать в церемониях, наносить визиты в другие государства. Ты хотя бы писать умеешь? — Чимин слегка наклонился и уставился на рассерженного кисэн. — Я стану ничуть не хуже, чем ты! — ссориться Тэхен не хочет, поэтому свою злость сдерживает и язык вовремя прикусывает. Ему нужно приблизиться к Чимину и выведать хоть что-то про его родственников. — Чем Вы, Ваше Величество, — поправляет его Чимин и получает в ответ гримасу боли, но высокомерный наложник сдерживается. — Совершенно верно, Ваше Величество, — нехотя выдавливает из себя Тэхен. — Что бы Вы посоветовали мне почитать? — Начни с простого, осиль хотя бы Сунь-Цзы «Искусство войны». И запомни одну хорошую фразу — «когда заканчивается охота на лис, начинается охота на гончих», — улыбается в ответ Чимин, глядя на то, как Тэхен осмысливает слова и пытается понять их подтекст. — Это значит, что ничего в этом мире не вечно, жизнь идет по кругу. Кто-то живет, а кто-то умирает, и те, кто ранее были в услужении, сами могут погибнуть, став неугодными. Подумай над этим. — Мне это пригодится, Ваше Величество, — соглашается Тэхен, у которого в груди просто огонь пылает. Да как он смеет ему угрожать! — Несомненно! Это основа дипломатии, и принц Хосок не должен стыдиться своего необразованного супруга. Свитки есть в библиотеке королевского дворца. — Я прочитаю все, что может пролить свет на историю Пакче, чтобы знать традиции и устои государства, Ваше Величество. Если уж мне суждено стать омегой правителя этой страны, я буду не хуже Вашей покойной маменьки! — Да как ты смеешь вообще говорить о моей матери? — разозлившийся Чимин поднял полы ханбока и ловко подпрыгнул на каменную ступеньку у выхода из сада. — Не смей даже равняться на нее! В ней течет королевская кровь, а не кровь наложницы! — Позвольте узнать, — не унимается Тэхен. — Из какого государства была королева Пак? — Она родом из Пакче, невежа! Узнаешь, когда выучишь историю от корки до корки! — Чимину обидно до слез, что именно Тэхен будет править его землями вместе с Хосоком, но он старается сдержаться ради уважения к наследному принцу Чону. — Конечно, — хитро улыбается Тэхен. Он осторожно начинает свою разведку, не понимая еще, что хочет узнать, но в состоянии, когда информации мало, а вопросов во сто раз больше, он должен действовать. — Я просто обязан выучить вереницу имен ваших родственников, сестер и братьев, чтобы знать, кто обращается ко мне «Ваше Величество». — Ты сначала им стань, а потом уже будешь принимать подданных. Почитай «Кёнгук-чон» и ты поймешь, как строится управление в государстве, — фыркнул Чимин. — К счастью, я один ребенок королевской семьи Пак, поэтому не думай, что хоть кто-то из благородных кровей в Пакче поклонится тебе.       От Тэхена исходит опасность и злость. От этого разговор становится еще более неприятным, и Чимин хочет удалиться в свои покои, а до Дома кисэн рукой подать. — Непременно стану, Ваше Величество, — хитро улыбнулся Тэхен. — Значит в Пакче я найду много ответов на вопросы, которые меня интересуют, — бормочет Тэхен, думая совершенно о другом. Круг его поисков стремительно сужается. То, что Пак Тэджон из Пакче — ясно, как белый день, но Пак Дахи тоже оттуда, и теперь Тэхен точно знает — все ниточки к тайне его рождения ведут в Пакче. У них могут быть близкие родственники с такими метками. Вдали показался Чонгук, заметивший омег и направившийся к ним. Тэхен издали поклонился королю и ушел, оставив того наедине с Чимином. — Почему ты еще здесь? — недовольно сказал государь и снял с себя плащ, чтобы укутать супруга. — Нос покраснел уже от холода. Чонгук подхватил Чимина на руки и понес во дворец. — Я и сам еще могу ходить! Поставь меня на землю! — Не указывай мне, волчонок, а то нос откушу, — Чонгук клацнул зубами возле уха Чимина и тот вздрогнул — откусит ведь! — О чем ты болтал с кисэн? Еще только завидев парочку, король даже удивился, что омеги вообще могут стоять рядом, поэтому ему было крайне интересно, о чем же шел разговор. — Ничего такого. Он пытался задеть меня, но не получилось, — вздохнул Чимин. Оказавшись в любимых руках, омега моментально успокоился, а раздражение ушло, словно и не было той неприятной встречи. — Скорее бы ты отослал его в Пакче! — Скоро все решится, волчонок, — тихонько сказал Чонгук и опустил Чимина перед дверями покоев, не обращая внимания на каменные лица стражников, охраняющих его комнату. — По данным разведки монголы уже стягивают свои войска. — Ты уедешь? — Чимин бросается ему на шею и утыкается в грудь. — Я не отпущу тебя, Чонгук! — Веди себя достойно, — шепнул король на ухо, и они вошли в покои. — Ты же знаешь, что это необходимо, поэтому привыкай. — Я никогда не смогу привыкнуть к тому, что тебя нет рядом. Мне кажется, что даже во дворце ты следишь за мной, — смущенно улыбается Чимин. — Это все потому, что я не снял охрану. Когда я уеду, то удвою личных стражников и хваранов у Дома кисэн, — твердо сказал король. — А теперь давай поужинаем. — Ты неисправимый, — разочарованно выдохнул Чимин, затаив надежду, что его освободят от этой унизительной роли быть под стражей, словно он вор. — Это для твоей же безопасности. Генерал Ким поедет со мной, и я надеюсь, что мы вернемся скоро. В покоях уже накрыт стол, а еда опробована евнухами. Чимин сегодня голоднее обычного, поэтому Чонгук ему подкладывает свой кусочек мяса, наблюдая, как омега смешно съедает его и облизывает косточку. — Я голоден, — оправдывается Пак, обмывая руки в мисочке с водой. — Такое впечатление, что внутри меня сидит ненасытный зверь, которого не кормят с рассвета до заката. — Ешь побольше и ни в чем себе не отказывай. Прикажу Джину особенно следить за твоим питанием. — Нет, только не это! — закричал Чимин. — Он закормит меня до смерти! — Это ненадолго. Хочу вернуться до того, как появится наследник, — мечтательно сказал Чонгук, сводя на переносице густые черные брови. Врать Чимину не хочется, но стычка с монголами может затянуться на несколько недель, а то и дольше. Он уже снарядил несколько повозок с провиантом, обеспечил поддержку в ближайших селениях. Монголы могут стоять месяцами, их выдержке можно только позавидовать. Но об этом Чимину лучше не знать, чтобы не расстраивать его раньше времени. — Когда вы выступаете? — осторожно спросил Чимин, все еще не готовый принять ужасные новости. — Завтра на рассвете. Палочки для риса выпадают из рук омеги. — Так скоро, но… — губы у Чимина дрожат, в носу щиплет и к глазам подступают слезы. — Но ты же… — Прекрати! — строго сказал Чонгук. — Я запрещаю тебе плакать. Я вернусь, как только расцветет слива. Обещаю.