Illecebra. Соблазн

      Чимин точно знает, что он ненавидит больше всего — ждать. Это противное слово вгрызается в его сознание и кажется, что время тянется во сто крат медленнее, словно издеваясь над ним. Ждать хуже всего. Он выглядывает в окошко на виднеющуюся вдали дворцовую площадь и от того, что ее вид уже давно опостылел, Чимина начинает тошнить. Линь говорит, что это следствие стресса, и Пак послушно заедает неприятные ощущения вкусной пшеничной булочкой, как и советовал лекарь.       Чимин снова смотрит в окно и ловит себя на мысли, что это повторяется неосознанно. Руки сами тянутся вперёд, чтобы обнять любимого, но вместо Чонгука он вцепляется маленькими пальчиками в створки и от безнадежной тоски хлопает ими, будто те в чем-то виноваты. Тонкое сухое дерево протяжно скрипит, жалуясь на поведение омеги, и створки, обтянутые декоративной парчой из арабских стран, грустно повисают, немного скосившись набекрень. У Чимина внутри тоже скоро что-то надломится, но он собирает всю волю в кулак и вспоминает, что является королем Силлы. Пак вытирает покрасневший влажный носик, громко шмыгает и быстро-быстро моргает, чтобы ни одна непрошенная слезинка не скатилась по щеке.       Когда-то он думал, что королем быть легко. Маменька Дахи всегда была подле отца, а когда тот уезжал в походы, Чимин никогда не видел ее разбитой и уставшей. Не в пример себе. Только сейчас он понимает, в чем между ними разница. Пак Дахи были безразлично отсутствия ее супруга, она расцветала в моменты, когда его не было в королевстве, а Пак Чимин, физически на всех уровнях зависимый от своего истинного альфы, умирал, как цветок, оставшийся в сухой земле без полива. В кои-то веки Пак смотрел на небо и ждал, когда же темная грозовая туча принесет не только дождь, но и шумный топот копыт за стеной. Он хоть сейчас готов кинуться к воротам, только бы быстрее увидеть Чонгука. Сжав пальцы в кулачки, Пак снова уставился в окно.

***

      В Силлу королевские войска возвращались поздней ночью. Проторенные дороги, до камушка известные по причине неоднократных переездов по местности, сегодня казались чужими и незнакомыми. Тропинки змеями вились в темноте куда-то вперед, словно хотели предательски запутать проезжих. Тысячи потрёпанных, уставших, израненных, но не побежденных воинов следовали за шеренгой высшего командования.       Впервые солдаты ехали молча. Хвараны не пели военные песни, создавая за спиной государя гнетущую тишину. Она тяжелела над Чонгуком, словно каменная плита, сдавливая мозги и без того разболевшейся головы. Король, генерал и несколько полковников, возглавлявших отряды конницы, неспешно ехали, с тревогой вглядываясь в мглу. За последним пересеченным холмом уже показались дворцовые стены Силлы. Впервые возвращение домой было таким тягостным и удручающим.       — Нам придется собирать ещё людей, — размышляет вслух Намджун, пытаясь разговорить уставшего Чонгука. Ему нельзя отключаться, добраться во дворец — первоочередная цель, а потом можно и о делах поговорить. Но военный министр намеренно втягивает короля в разговор именно сейчас, чтобы отвлечь.       Горькое чувство потери воинов Киму знакомо. Каждый раз он пытается свыкнуться с мыслью, что смертей не избежать. Он хоронил близких товарищей и совсем незнакомых юнцов, лица которых даже еще не запомнил, и каждый раз генералу казалось, что горка земли ложится не только на могилы хваранов, но и на его сердце. Оно уже должно засыпаться, очерстветь, раздавиться под тем пластом земли, что за годы неизбежных потерь наслоилась на пульсирующем органе, но нет. Сердце все так же стучит и снова удушливо давит, переживая потерю каждого бойца.       — В моем отряде двадцать три убитых и около сотни раненых, — вторит ему полковник Бэк. — Пополнение просто необходимо.       — К вечеру предоставь мне данные по каждому полку. Нужно составить новое панчходо*, — даёт указание Чонгук военному министру и продолжает размышлять о чем-то своем. — И вот ещё. Всем, кто утратил кормильцев, выдай по двадцать мешков риса.       Джун кивает, мысленно отдавая себе поручение не забыть о выдаче продовольствия. Бэк посматривает на сведенные в одну линию брови короля и понимает, что государь в раздумьях.       Монголы. Чонгук искренне ненавидит тех, кто убил его подданных, что шли на верную смерть, защищая государство. Для него, привыкшего жить в первую очередь ради своей страны, эти смерти — не пустой звук. Он и сам готов броситься в схватку за каждого воина, что остался на поле битвы, но ему уготован Джучи. Он уложил не одного солдата, пробираясь к главнокомандующему монгольской армией, пока Намджун сдерживал натиск Берке. Военный министр опытный и превосходящий в силе. Он сумел отвести молодого и амбициозного монгола на левый фланг, где тот хотел расправиться с Кимом, но не тут-то было. Хотя убить Берке и не удалось, но кочевник по зову отца отступил, крикнув Намджуну что-то злое на местном наречии. «Встретимся!», — крикнул заносчивому юнцу Ким и сверкнул взглядом в наглые раскосые глазенки, смотрящие на него из-под малахая. Противник сплюнул на землю и развернул лошадь в обратную сторону, отступая в степь.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — кивает Намджун, возвращаясь из воспоминаний о Берке. — Когда нам готовиться к следующей битве?       — Ты думаешь, Джучи мне сказал? — горько усмехнулся Чонгук и скривился. — Мне пришлось попотеть, чтобы этот лис удрал, но не думаю, что это надолго. Мы потеряли много солдат, но и монголы тоже. Смерти в Европе не сравнимы с этой битвой, но я не дам ему гнобить нас.       — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Намджун, глядя на перевязанное бедро, укрытое тканью плаща.       — Бывало и лучше, — буркнул король. — Ничего, Линь поставит меня на ноги.       — У него хорошие ученики. Было правильно взять их с собой, — Джун все еще с тревогой смотрит на Чонгука, у которого на лбу выступила испарина. Капли пота поблескивали при свете Луны, а румянец выдавал начинающуюся лихорадку.       — Я доверяю только Линю, здесь не так просто.       Ранение Чонгук получил после атаки лучников, которую устроили монголы. Сотни стрел в один момент пронеслись над головами хваранов, поочередно скашивая с лошадей смелых воинов, что не опустили головы перед врагом и не пустились в бегство. Монголы выпустили их настолько плотно, что стрелы закрывали солнечный свет, повергая поле битвы в полумрак. И только свист от летящих на бешеной скорости древков напоминал о том, что воины остановились отнюдь не на ночлег — кровопролитная битва развернулась во всей мощи.       Чон лишь на секунду замешкался, чтобы оценить расположение полка генерала Муна у подножья горы и кинуться ему на помощь в случае необходимости, как ощутил резкую боль в ноге от прилетевшего чжида. Имеющее насечки и крюк на своем острие, такое копье могло легко выбить воина из седла, а вытащить его раненому человеку практически невозможно. При обратном ходе наконечника насечки повреждали ткани, буквально вырывая куски мяса из тела человека. Увидев торчащее чжида, Гук, знакомый с таким оружием, не стал вытаскивать копье, а просто обломал наконечник, оставив металлическую часть глубоко внутри. Вернувшись в расположение своих войск после битвы, он перевязал бедро, чтобы не потерять много крови, а об остальном позаботится Линь. Осталось только продержаться в седле несколько часов, и воины переступят границы Силлы.       Подъехав к Кёнбоккун, Чонгук отправил войска через западные ворота, чтобы хвараны сразу попали в казармы, как можно скорее отдохнули и получили помощь от лекаря. О себе в этот момент он не думал, а Намджун только укоризненно покачал головой. Полковники отправились со своими солдатами в объезд, а министр бесшумно двигался следом за Чонгуком. Железный заслон ворот, опущенный за их спинами, тяжело ударился об массивные крючки. Вот и все. Они дома.       — Соскучился? — спрашивает Джун, спрыгивая с лошади и отпуская поводья.       Вопрос дежурный, потому что он и сам знает ответ. У министра не меньше ноет сердце при возвращении домой, а увидеть Джина хочется до скрежета в зубах. Животное гарцевало возле генерала, а Чонгук, еще не спешившись, смотрел впереди себя на равнинные земли Силлы, раскинувшиеся в низине позади дворцового комплекса. Где-то вдали на поле уже начали выходить крестьяне, в других местах загораются костры и варят пищу, а протяжный звук скота оповещает о том, что его скоро поведут на выпас. От зоркого глаза Чонгука не ускользает ничего, и он клянется сам себе, что готов наблюдать эту картину вечно, а не марать руки в крови противников. Его Силла, его народ и земля, его омега и его брат — все самое дорогое сердцу должно быть именно таким: мирным и спокойным. К сожалению, времена не выбирают, а он единственный, кто может защитить граждан страны.       — Скоро рассвет, — тихонько сказал король. — Слива зацвела.       Ким удивленно приподнял бровь. Действительно, от трехдневной усталости генерал не заметил, что каменный пол перед дворцом усыпан нежными бело-розовыми лепестками сливы. По большей части они играли всеми оттенками розового, а белые вкрапления встречались реже. Белый — цвет скорби и траура. В голову невольно полезли мысли, что они символизируют воинов, не вернувшихся из битвы. Зачарованно смотря под ноги, словно на какое-то магическое предзнаменование, Ким заметил, что белых лепестков совсем мало, они стремительно уносятся ветром. Это ли не знак небес, что скоро все наладится? Чонгук неловко спрыгнул на землю и поморщился от боли в ноге, но подошел к генералу и присел рядом с ним, рассматривая опавшие цветки сливы и сгребая в горсть лепестки.       — Смотри, они выполняют свою миссию, потом облетают с деревьев и разносятся ветром во все стороны света. Так и воины умирают за нашу страну и уходят на небеса, — Гук перекатывает крупные нежные лепестки в огрубевших сухих ладонях, играя россыпью оттенков. — Я не могу допустить, чтобы наши деревья перестали цвести. Они раскрываются еще в холода, когда даже солнце не согревает их своими лучами. Цвети слива летом, ее бы никто не любил. Она появляется, как предвестник весны, борется с морозом и пронзающим студеным ветром, и даже если снова пойдет снег, цветки буду дарить нам свою красоту и радость. Все они для меня похожи на мой народ. Он выстоит только потому, что силен противостоять горю и лишениям. Жители Силлы — смелые и отчаянные, никакой холод не сломит их. Они те, ради кого я буду жить и бороться. Монгольская буря не обнесет наши деревья. Наступит день, когда по всей Силле зацветет слива и окрасит все в розовый цвет.       — Так и будет, Чонгук, так и будет, — ответил Намджун и удивленно уставился на Чонгука.       Считая его по-мальчишечьи вспыльчивым и взбалмошным, он увидел совсем другого короля. Его речь наполнена глубоким смыслом, а стройные предложения льются так, что хоть сейчас записывай. Он набирается мудрости и все больше становится похожим на покойного Чон Джисона. У Джуна моментально щемит в груди: такой жизненный опыт достается Чонгуку отнюдь не просто и сколько еще предстоит пройти трудностей — одни небеса только знают.       Колени затекли, и Джун выпрямился, а Гук грузно опустился на ступеньку, привалившись спиной к безжизненному мрамору. На фоне разжаренного в лихорадке тела прохладный камень самое то.       — Я позову Линя, тебе нужна помощь.       — Нет! — категорично бросил Чонгук и облизнул сухие губы. — Сначала я хочу увидеть волчонка.       За спиной короля уже вставало солнце, но для него оно ничего не освещало вокруг. Его главный лучик все еще спал, иначе Чонгук бы точно услышал волчонка. Встав со ступенек, он кивнул Джуну, что тот может быть свободен, и отправился в сад. Заметно хромая, Чон подтянул потуже повязку, которая уже пропиталась кровью. Пачкая руки липкими красными пятнами, он не обращал внимание на боль. За дворцом в самом начале сада Гук струсил несколько веток сливы, густо усеянных цветами. Они только-только начали распускаться, а на лепестках еще оставались капли предрассветной росы.       Перекинув на руку полу плаща, Чон собрал туда целую гору лепестков и неслышно прошел через пустые коридоры запасного входа в свои покои. Прислуга еще спала и только верные хвараны неустанно несли службу, поклонившись вернувшемуся государю. Зайдя в помещение, Чонгук рассыпал лепестки по кровати, которые розовыми жемчужинками раскрасили черные простыни в причудливый рисунок. Оставшись довольным, он отправился в дом кисэн в покои Чимина. Омега спал, измученный несколькими бессонными ночами. Малыш в его животе стал шевелиться активнее, не давая папе времени на отдых, да и сам Чимин изводил себя ночными бдениями, чтобы не пропустить того долгожданного мгновения, когда вернется супруг.       Пропустил. Чонгук склонился над кроватью и поднял своего волчонка на руки, а тот даже не проснулся, только смешно перебирал губами во сне. В них хотелось впиться и нацеловаться до смерти за все пропущенное время, но король только улыбнулся, прижимая омегу к себе. Укрыв плащом от холода, он перенес его в дворцовые покои и уложил в постель среди лепестков. Нежный сливовый аромат почти не проникал в ноздри альфы. Он не мог надышаться персиком с теплым молоком, исходящим от Чимина.       Казалось, в этот момент все перестало иметь значение. Только здесь и сейчас, когда он нужен своему истинному, что заметно сдал и похудел в ожидании супруга, Чонгук понимал всю ценность слова «дом». Дом там, где его омега. Гук улыбнулся и убрал прядку с лица, а Чимин недовольно сморщил носик, что-то грозное буркнул во сне и отвернулся от альфы, заставляя лицезреть спину. А ему и этого было достаточно. Самое главное знать, что его омега в безопасности.       Гук, заглядевшись на мужа, совершенно забыл о своем ранении, а когда разорвал паджи, то пожалел: помимо усилившегося запаха крови он отчетливо ощутил противную нотку сладости — рана начала гноиться. Три дня в пути с наконечником внутри сделали свое дело. Хорошо, что не отравленный, иначе бы Чимин уже стал вдовцом. Чон откинулся на кровать, пытаясь посчитать, сколько дней понадобится на восстановление. Времени совершенно нет, поэтому Линь должен призвать хоть все небесные силы, хоть шаманов, лишь бы поставить его на ноги. От движений альфы Чимин проснулся, потирая сонные глаза и не веря в то, что увидел.       — Чонгук! — он вскочил в постели и бросился на альфу, что приподнялся от резкого крика мужа.       Чимин тотчас уткнулся в грудь короля и зажмурился, вцепившись руками в ханбок. Ему казалось, что это сон, что король Чон растворится, как только Чимин откроет глаза. Омега до боли смежил веки, лишь бы не видеть суровую реальность, но ощутил на своей спине прикосновение горячей руки, прижимающей его ближе, а в ноздри проник аромат сливового цвета вперемешку с запахом крови.       — Все хорошо, — Чонгук целует его в макушку и замечает, что пробиваются корни волос светлого цвета. Все становится на круги своя, словно и не было побега Чимина, битвы с монголами. — Я же вернулся, как только расцвела слива.       Чимин дрожит от страха, как осиновый лист, и все еще боится отпрянуть от мужа. На его груди он встречает то тепло, которого не хватало холодными вечерами, а желанные прикосновения обжигают кожу, оставляя там мнимые ожоги.       — Волчонок, — Чонгук откашливается, а удерживать свое тело становится все тяжелее. — Я скучал по вам.       Чимин отстраняется и ведет носом, вглядываясь в глаза мужа.       — От тебя опять пахнет кровью. Чужой? — Чимин спрашивает с надеждой, но Чонгук отрицательно качает головой.       Омега садится и обводит мужа взглядом, а потом только обращает внимание на ханбок. Он соскакивает с кровати и тут же разрывает что есть силы ткань паджи. Огромная рана с потемневшими краями и запекшейся кровью зияет на бедре, а оттуда торчит кусок стрелы.       — О, небеса! — Чимин с ужасом отходит на шаг. Он никогда так близко не видел ран, да еще и таких глубоких. Вспомнив, что у Чонгука на теле много шрамов, он только представил, сколько таких ужасов перенес его альфа. Желая облегчить страдания, Пак поднес руку к бедру.       — Не трогай! — предупреждает Чонгук. — Начнется кровотечение, как только ты вытащишь ее.       — Но нужно что-то делать!       — Не нужно делать ничего, что может отвлечь меня, — странно улыбается король и из последних сил тянет Чимина на кровать. — Я проделал достаточно долгий путь, чтобы увидеть тебя, волчонок. Я считал минуты, неужели ты думаешь, что я не потерплю пару часов?       — Чонгук, ты больной, — омега отпихивает его, но навалившееся на Чимина тело не так легко сдвинуть. Не прислоняясь к животу, альфа прикусывает его за шею и рычит:       — Дернешься, поставлю вторую метку, чтобы знал, как перечить королю.       — Тебе нужна помощь, Чонгук!       — Ты можешь помочь мне, если хочешь, — Чонгук отпускает нежную кожицу, оставив след от зубов, и двигается вверх по шее, зарываясь в волосы и облизывая шершавым языком давний шрам. — Я не говорил, что откажусь от лечения такого соблазнительного врача, как ты. Но пока распорядись приготовить купальню и позови туда Линя. Можешь помочь ему, если тебе уже не хочется спать.       Голос альфы гипнотизирует и заставляет подчиняться. Чимин, вздохнув, целует мужа и просит подождать, пока приведет лекаря. Спустя пару минут во дворце слышится топот евнухов, а Чонгук, упав на подушки, пахнущие персиком и булочкой с молоком, устало проваливается в сон.       Проснувшись спустя пару часов, он обнаружил, что за окном уже темнеет, рядом нет омеги и он не в купальне, которую просил приготовить. Повернув голову, Чонгук заметил лекаря, который со счастливой улыбкой вытаскивал из его бедра нити. Сцепив зубы, рядом сидел бледный Чимин, а китаец что-то без умолку болтал, пытаясь разговорить омегу, иначе тот в обморок упадет. По глазам Пака король понял, что там внизу происходит что-то интересное, и попытался привстать. То ли руки ослабели, то ли его тело стало неимоверно тяжелым, но каждое движение давалось с трудом. Голова казалось пустой, а посторонний шум отбивался так, как топот копыт ранним утром по мраморной дворцовой площади — навязчиво, очень громко и до боли раздражающе. Лекарь, глядя на его попытки пошевелиться, только укоризненно покачал головой и произнес:       — Не годится, Ваше Величество, оставлять меня здесь во время походов. Намучился я с Вами.       Доктор читает ему нотации, как собственному ребенку, словно ему жизнь не дорога. Чонгук снова ложится на подушку и улыбается.       — Ты смерти не боишься? Слишком много болтаешь, — хрипит король.       — Нет, Ваше Величество, — хихикает лекарь. — Вы ранены и потеряли много крови. Сейчас вы не то, что подняться не сможете, вы…       — Линь! — рявкнул Чонгук и оборвал лекаря. — Клянусь, как только я встану…       — Конечно-конечно, король Чон, — китаец растягивает нараспев слова и резко дергает за нитку, протаскивая ее через край раны. Чимин вскрикивает, а Чонгук кривится. — Осталось несколько стежков, помогите мне, Ваше Величество.       — Совсем с ума сошел, — стонет Чонгук, глядя на трясущиеся руки Чимина, который удерживает одну нитку, пока Линь чего-то копошится у второго края зияющей раны.       — Помолчите, Ваше Величество, Вам нужно беречь силы, — настойчиво воркует лекарь. — Спасибо, — благодарит он Чимина за помощь и стягивает нити так, что кровь из бедра хлыщет с новой силой.       — Линь! — Чимин не выдерживает такой пытки и закрывает глаза ладошками.       — Вы сами захотели мне помогать, — заметил ему лекарь и улыбнулся. — Я говорил, что впечатлительным особам, да еще и в положении, не стоит смотреть на такое. Прекратите прятаться, Ваше Величество, а лучше смочите тряпку в отваре крапивы и приложите к ране — это поможет остановить кровь. А я пока закончу здесь. Осталось совсем немного.       Чимин мигом выполняет то, что говорит лекарь, потому что боль Чонгука пропускает через себя, как собственную. Альфа лежит на подушках с закрытыми глазами, и похоже, что спит. Грудь равномерно приподнимается, руки расслаблены, а ресницы едва дрожат. Хвала небесам, что Линь такой умелый лекарь. Чимин, прикладывая смоченную в крапиве тряпку, поглядывает на китайца.       — Как ты не боишься его? — шепчет Чимин, косясь на короля.       — И вы можете не бояться, Ваше Величество, — Линь затягивает последний узел проворными пальцами, подтягивая нитку и обрезая длинные концы. — Я дал ему опиум, поэтому он не чувствует боли. Ну, может быть, отдаленно и совсем незначительно.       — Опиум?       — Да, это средство притупляет боль и оказывает снотворный эффект, — продолжает посмеиваться Линь, глядя на лежащего Чонгука. — Уже завтра утром он не вспомнит ничего, о чем сегодня мы говорили. Поэтому я слегка пожурю его, с Вашего разрешения.       — Ох, я думал и сам умру от страха, — сводит плечи омега и вытирает проступающую в ране кровь. — Она заживет? — кивает он на рану.       — Конечно, — Линь утверждает с полной уверенностью, и у Чимина разливается тепло внутри. Лишь бы Чонгук выжил — все остальное не имеет значения. — У короля Силлы отменное здоровье. Первое время нельзя нагружать ногу, чтобы не разошлись швы. Хромать будет, но это пройдет. Задеты только мышцы, поэтому можно считать, что Его Величеству повезло.       Линь, закончив свою работу, оглядывает бедро короля. Выглядит ужасно, но, на самом деле, он доволен — все получилось более, чем хорошо, а когда рана начнет заживать, то и вовсе будет получше день ото дня.       — Где ты этому научился? — с трепетом спрашивает Чимин и втайне понимает, что не хочет знать ответ. Он побледнел еще больше, как только китаец открыл рот.       — Не переживайте, Ваше Величество, таких серьезных ран у Его Величества Чонгука не было. Меня научили этому еще давно, и даже пару раз пришлось латать короля Джисона. Опыт есть, — подмигивает ему Линь, а у Чимина сердце в пятки уходит. На это страшно смотреть, не то что ощутить на себе. — Смотрите, — продолжает Линь, — стрела имеет зазубрины. Его Величество поступил правильно, что не вытащил ее, иначе его было бы не спасти. От обычной стрелы раны глубокие, но не такие обширные и рваные.       Линь взял наконечник и покрутил у Чимина перед лицом, чтобы продемонстрировать оружие. Пак, из последнего держась в руках, только закатил глаза.       — Убери это, — Чимин отодвинул окровавленный наконечник, и Линь кинул его в мисочку с отходами.       — Нам повезло, что рана только начала гноиться. Иначе бы началось гнилокровие.       — Как у меня в тот раз? — с опаской спросил Пак.       — Как у вас. Я тогда чуть на небеса не отправился, Ваше Величество. Король Чон приказал, чтобы Вы выжили, и я не мог его ослушаться, — пожал плечами лекарь.       — Линь, ты даже не представляешь. Я столько раз хотел закрыть глаза и не видеть больше Чонгука, а теперь все наоборот. Боюсь открыть и не увидеть его.       — Не нужно думать о плохом, Ваше Величество. Самое главное, что Вы сумели найти в себе силы простить друг друга, — Линь встал, собрал свои вещи в небольшой сундучок из резного дерева и защелкнул замочек. — Побудьте с ним, а как только Его Величество проснется, я попрошу евнухов нагреть купальню снова.       — Я сам. Спасибо, Линь, — улыбается Чимин. — Иди отдыхать, ты тоже устал.       — Не стоит беспокоиться. Как вы себя чувствуете?       — Отлично, — скривился Чимин, пытаясь изобразить улыбку. — Малыш пинается, чувствуя отца рядом.       — Это хорошо. Я пойду, спокойной ночи.       Линь закрыл за собой дверь, а стражники зазвенели копьями, сводя их перед покоями государя. Чимин вздохнул и устало присел рядом, вытирая пот со лба. Пока он завороженно смотрел на то, как Линь промывал рану, вытаскивал оттуда что-то, а потом смазывал всякими мазями и снова промывал, омега держал себя в руках. Сейчас же с его глаз катились слезы. Наложенная чистая повязка на бедре скрывала ужасы ранения, но ужасная картина еще стояла перед глазами впечатлительного Пака. Вспомнив о том, что Чонгук спит и не слышит его, Чимин вытер слезы и забрался на кровать, утопая в мягких подушках.       — Не смей больше меня никогда так пугать, понял? — он пригрозил кулачком, словно Чонгук это может увидеть. — Я слишком сильно люблю Вас, Ваше Величество, чтобы потерять. Я лучше сам умру, чем буду жить без тебя, Чонгук.       Чимин наклонился и поцеловал Чонгука в губы, оставляя легкое прикосновение. Его руки, которые гладил омега, уже были не такими горячими, поэтому Пак прислонился губами ко лбу, чтобы проверить температуру. После визита лекаря лихорадка спала. Вздохнув, Чимин поджал ноги и свернулся клубочком на постели. Большой живот мешал ему, но Пак использовал всю свою гибкость, чтобы быть поближе к мужу.       — Я люблю тебя, — прошептал он почти на ухо и улегся Чонгуку на руку, а голову умостил на груди, слушая размеренное сердцебиение.       Внезапно Чимин ощутил на талии прикосновение — король притянул его к себе поближе и, не открывая глаз, произнес:       — Линь, видимо, забыл, что меня опиум не берет, волчонок.       Чонгук растянул губы в улыбке, а Чимин, покрасневший от ушей до пят, готов был провалиться сквозь землю.       — Ты все слышал? Это подло! — он встрепенулся и стукнул кулачком по груди.       — Тебе не придется умирать без меня, волчонок, — Гук, наконец, открыл глаза и повернулся, глядя на Чимина. — Я никогда не оставлю тебя, — прошептал он.       — Обещаешь?       — Обещаю, — улыбнулся Чонгук и поцеловал Чимина в лоб. — Спи уже. Ты был храбрым сегодня. А завтра утром поможешь мне искупаться.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — буркнул Чимин, а Чонгук обнял его за талию и положил голову к животу, чтобы чувствовать, как пинается маленький Джисон.

***

      Ранним утром Чонгук слышит громкие голоса и ему даже кажется, что один из них принадлежит Хосоку. Он поежился, сидя на троне и читая очередной отчет от ведомства чинов. Сегодня в школу при министерстве поданы списки тех, кого будут экзаменовать на государственную службу, и Чонгук лично проверяет перечень лиц, чтобы не допустить неблагонадежных людей к руководству наместничествами. Выучившись в течение года, они разъедутся управлять провинциями и будут работать в местном аппарате под руководством уже проверенных магистратов. Несмотря на то, что служить ученики будут низшими чинами, Чонгук все равно проверяет каждого. Король что-то бормочет и делает пометки, но усиливающийся шорох за дворцовыми дверями напрягает его острый слух. Неужели он таки не ошибся?       Хвараны почтенно открывают двери, и в тронный зал входит наследный принц Чон. Чонгук, соскучившийся по брату, мигом поднялся и сбежал со ступеней, заключая Хосока в стальные объятия. Тот в ответ крепко сдавил младшего и отстранился, удерживая Гука за плечи и осматривая с ног до головы.       — Ты уже выглядишь значительно лучше! — цокает языком Хосок и еще раз хлопает Гука по спине.       — Здравствуй, хен, — улыбается Чонгук, рассматривая старшего.       Хосок преобразился за почти полугодовалое отсутствие и стал… Чонгук даже не может понять каким. Повзрослевшим, с дерзким и уверенным взглядом, немного резким в жестах и таким же кратким в общении. Старший Чон менее эмоционален, предпочитает больше думать, нежели делать, а библиотека навсегда стала его любимым местом. Читать он любит хоть сутками! Изменился ли он? Определенно, да. Сейчас Чонгук уверен, что Хосок бы не отказался от королевского трона своей страны. Он просто созрел, как спелый плод. Приобрел в Пакче тот опыт, которого не было ранее. Пусть и получен он по стечению обстоятельств, а не по доброй воле наследного принца. Это Чонгук не побоялся сгоряча взять управление страной на себя, а Хосок не такой — ему нужна уверенность в себе и полное понимание правильности своих действий. В то время, когда короновали Чонгука на трон, у Хосока таких качеств не было, а сейчас он стал чуть ли не наравне с собственным братом. Чонгук ощущает, как от хена исходит подавляющая аура. Эх, попадись он ему в качестве противника, Чонгук сам себе не завидует.       Государь Силлы тянет брата на себя, и они опускаются на мраморные ступени перед троном.       — Я только приехал, — Хосок стряхивает пыль с высоких сапог и расслабляет завязку плаща, снимая одежду и откидывая ее в сторону. От него несет лошадью за версту, но Чонгук не морщится. Он только расширяет ноздри и вдыхает этот манящий позабытый запах.       Из-за травмы он уже как три недели не сидел на лошади. Противный Линь бурчит на него, как только Чонгук подходит к конюшне, словно лекарь следит за ним, попадаясь в тот момент, когда альфа намеревается вывести кобылу из стойла. Сначала доктор десятки раз извинялся, кланялся и рекомендовал оставить верховую езду на время. Ногу нельзя напрягать, чтобы рана заживала быстрее. Чонгук решил, что в этом есть смысл, и молча вышел из конюшни. В следующий раз Линь решительно потребовал соблюдать его рекомендации, и Гук снова оставил эту идею до лучших времен, загадав, что через пару дней возьмет лошадь ночью и проедется по окрестностям попугать разбойников. Но и в последний раз, как только он уже подвел животное к выходу, Линь вырос перед ним, как белая стена, и только укоризненно сложил руки на груди и покачал головой. С того момента король перестал противиться лекарю, но пообещал его вздернуть на сосне, если еще раз увидит у конюшни. Больше он рекомендаций не нарушал, а Линь только сдержанно улыбался, когда менял повязку на бедре государя.       — Откуда знаешь? — сощурившись, спрашивает Гук.       — Сорока на хвосте принесла, Ваше Величество, — раздраженно бросает старший Чон и впивается глазами в брата. — Почему Вы мне не сказали ничего? А если бы это закончилось плачевно?       — Прекрати, Хоби, — обрывает его Чонгук. — Ничего не случилось, и я цел. Твоя разведка плохо работает, если ты приехал только для того, чтобы справиться о моем здоровье. Как видишь, я все еще управляю страной и вполне могу делать это и дальше.       Чонгук полон иронии и даже хочет в шутку поиздеваться над братом, как они это делали раньше, но Хосок, посуровевший в лице, меняет его планы.       — Вы целы, — скрипит зубами наследный принц, — но мой омега оказался под угрозой. Я забираю Тэхена в Пакче.       Чонгук сталкивается взглядом с Хосоком и выжидающе смотрит. Сейчас он совершенно не намерен вести с ним спор, тем более — за Тэхена. От него и вправду нужно избавиться, и слова Намджуна в очередной раз всплывают у Гука в памяти.       — Что ж, — отстраняется немного Чонгук. — Ты имеешь полное право забрать своего кисэн. Не смею задерживать.       — Чонгук, — тон Хосока приобретает мягкие и по-прежнему заботливые ноты, а обращение переходит на неофициальное. — Ты понимаешь, что такие битвы опасны? Ты выступил один! Это так неразумно!       — Ты предлагаешь заручиться поддержкой якудза, китайцев или взять разбойников? — свирепеет Чонгук, у которого желваки стали ходить так, что аж губы побелели, сжатые от злости в одну тонкую линию. Он ненавидит, когда ему указывают. От упертости Его Величества страдает и генерал Ким, но тот уже научился искать компромисс, а вот Хосоку не позавидуешь — Чонгук заводится за секунду. — До чего должен опуститься король Силлы? Это моя война, и я воюю за свой народ. Я не позволю, чтобы государственные деньги проедали наемники, которые сегодня на нашей стороне, а завтра готовы перегрызть мне горло. А на что согласен пойти ради трона ты, наследный принц Чон?       Хосок стушевался и понял, что сейчас Чонгука лучше не злить.       — Я говорю не о них, брат, — Хосок сжал его руку и получил ответный жест. — Ты должен выступить единой силой с Пакче, а вместо этого решил действовать в одиночку.       — Исключено! — Гук вскакивает на ноги и смотрит сверху на брата испепеляющим взглядом. — Я не могу рисковать тобой. А ты слишком любишь Тэхена, чтобы мыслить трезво. Именно поэтому я держал его здесь до последнего.       — Ты ставишь на одну чашу весов то, что нельзя сравнивать! Чонгук? Я тебя не узнаю, — настала очередь Хосока спорить с братом, и он встал, чтобы быть на равных. — Посмотри на меня, Гуки! — Хосок трясет его за плечи, чтобы достучаться до разума. — Ты мой брат! Мы столько лет росли вместе и вместе ходили в походы. Я никогда не позволял тебе усомниться во мне! Что с тобой случилось?       — Прости, если обидел, — спокойно ответил Чонгук, не прерывая зрительного контакта. — Я не имел в виду того, о чем ты говоришь. Просто не хотел ставить вас под угрозу.       Чонгук выдыхает, понимая, что наговорил лишнего. Хосок затронул его достоинство, усомнившись в силе, а этого Чонгук не прощает никому. Но брату можно. Поэтому Гук крепко обнимает его, аж до хруста в костях, и шепчет на ухо:       — Я скучал по тебе, наследный принц.       — Я тоже, Ваше Величество.       Они стоят так еще несколько минут, передавая друг другу тепло, и мысленно извиняются за сказанные колкости. Альфы на нервах, все происходит, как не должно быть. Чон Джисон, воспитывавший сыновей в строгости, всегда учил их одному — единству, а мать с одинаково сильной любовью растила их и завещала беречь друг друга. Родительские законы для них непререкаемы, они клялись, что не нарушат ни одного.       — Рад, что ты приехал, — Чонгук примирительно улыбается и кивает хваранам, чтобы открыли двери тронного зала в другое крыло дворца. — Ну иди уже, не терпится, наверное.       — Не терпится, — смущенно улыбается Хосок.       — Я жду тебя на обед, — только и успевает крикнуть ему в спину Чонгук, но брат уже скрывается в полутемном коридоре, тускло освещаемом настенными огнями.

***

      Хосок преодолевает коридор быстро и уверенно. Его шаги четкие, отточенные. Он столько лет здесь прожил, что знает дворец, как свои пять пальцев, и может хоть с закрытыми глазами пройти здесь. Вдали уже виднеется естественный свет, проникающий в переходы дворцового комплекса из витринных окон. Пройдя через арку, наследный принц ускорил шаг, вмиг оказываясь перед покоями истинного. Он решил не стучать — терпения нет ждать те секунды, которые Тэхен не будет отвечать. Распахнув двери, Чон-старший вбежал в помещение и застал омегу за расчесыванием. Тэ стоял спиной, но учуяв истинного, вскрикнул и уронил на пол гребешок из слоновой кости — подарок принца. Метка начала жечь и зудеть еще час назад, но кисэн не обратил на это внимания.       — Тэхени, — Хосок подлетел к кисэн, разворачивая того на себя и впиваясь в губы. Больше шести месяцев он молил небеса приблизить тот день, когда сможет забрать его в Пакче, но после полученных тревожных писем принц не смог больше оставаться в королевстве и вернулся за ним в Силлу лично.       Тэхен в руках Хосока плавится, как парафиновая свеча. Он мягкий и податливый, извивается и льнет к истинному, все больше стараясь соединиться с ним в едином бешеном порыве, которого ожидал и сам.       — Наконец-то, Ваше Высочество, — бормочет Тэхен, перебирая тонкими длинными пальцами волосы принца, собранные в высокий хвост. Он, прикрыв глаза, не может поверить своему счастью. В дни, когда становилось особенно тяжело, Тэхен только и думал о том, что истинный приедет за ним, но когда ждать становилось невмоготу омега стал писать письма в Пакче и передавать их с доверенными слугами, ездившими в город за продуктами.       Хосок кладет руки под ягодицы омеги и приподнимает его под попу, а кисэн выдергивает заколку из волос альфы и развязывает ленту, зарываясь в шелковистые смоляные волосы. Как же он скучал по нему и сходил с ума! Чон кладет Тэхена на кровать и нависает над ним, вглядываясь в лицо истинного. Наложник уже не страдает болезнью, его лицо приобрело равномерный оттенок, под глазами исчезли круги, а в зрачках появился соблазнительный блеск. Омега медленно растягивает губы в улыбке, обнажая белые зубы, и соблазнительно проводит по нижней языком.       — Мы ждали Вас, мой король, — выдыхает Тэхен и от неожиданности замолкает, не продолжая заранее заготовленную речь. В животе он ощутил активные толчки и движения, которые начались при появлении Хосока.       — Что, любимый? — обеспокоенно спросил принц, но в глазах Тэхена застыли слезы. Он ничего не сказал, только взял руку альфы и положил себе на живот. Ответный пинок не заставил себя ждать, и Хосок расплылся в улыбке. — Он… толкается...       — Да, — шепчет Тэхен, лихорадочно соображая, что рядом с Чонгуком такого не было. Что же, ребенок, как и говорил Линь, явно от Хосока. Небеса решили все за него. Пока альфа оглаживает его живот руками, Тэхен закусывает губу так сильно, что чуть не плачет. С этого момента надежды на то, что он носит ребенка государя Силлы, вмиг растворились, как утренний туман, но ведь не все так плохо…       — Не плачь, Тэхени, все хорошо. Я приехал за тобой, — Хосок присаживается рядом и опускает голову на грудь кисэн, слушая, как бьется его сердце.       Тэхен соврет, что не думал об этом варианте. И так мизерные шансы на то, что именно Чонгук является отцом его ребенка, заставляли Тэ прокручивать свою идею по-новой. С Хосоком он попадет в Пакче и точно узнает тайну своего рождения. К тому же, теперь можно поговорить и о…       — Я хочу как можно скорее провести церемонию коронации, — шепчет Хосок ему на ухо, зарываясь в волосах. — Потому что потом ты станешь моим законным супругом.       — Но это же незаконно, — Тэхен волнуется от услышанных слов Хосока. Он сам только подумал об этом, а альфа словно мысли его прочитал и с языка снял. — Я же простой кисэн.       Тэ заметно нервничает, трепетно ожидая ответ и не скрывая своего волнения. Хосок это расценивает по-своему. Он берет руки омеги, заключает пальчики в свои ладони и целует каждый, прикусывая фаланги и распаляя в Тэхене страсть.       — Я не думаю, что министры посмеют сказать хоть слово против меня, — мурлычет ему на ухо альфа, а омега уже млеет от его голоса. — В Пакче слово короля — закон. Таким будет и твое слово, Тэ. Никто не посмеет сказать ничего против.       Слова Хосока действуют на уши омеги, как мед. Он обволакивает речами сознание Тэхена, проникая в его нутро всей своей липкостью. Омега станет королем. Наконец-то его жизнь изменится, как он когда-то мечтал. Его слово будет стоить хоть чего-то, он перестанет плакать в подушку от безысходности и замолкать в разговоре с человеком на ступень выше него только потому, что он безродный омега из деревеньки на окраине.       Несмотря на то, что Тэхен — кисэн с особыми привилегиями, он инстинктивно ощущал свое место наложника по одним взглядам чиновников разных рангов. Его осматривали с головы до ног, брезгливо поджимали губы и отводили взгляд, словно считали прокаженным или встретили его во дворце по ошибке. Будто он не достоин быть здесь. Одним своим присутствием пятнает белый мрамор, который далеко не девственно чист от пролитой здесь крови, но пачкает его именно Тэхен. Своим нахождением здесь, одним существованием оскверняет стены дворца, где при слове "святость" хочется рассмеяться в лицо собеседнику. Он знает цену этой чистоте.       Даже Линь и тот смотрел на него осуждающе, немного снисходительно, но всегда только как на кисэн. Скоро, скоро это все закончится, и он станет хозяином своей жизни! Неужели его мечты воплотятся в реальность?! Он еще покажет тетушке Ким, что даже безродный кисэн может стать королем.       Истинность берет свое, и Тэ ощущает, как тянет низ живота. Он высоко стонет, подаваясь пахом вперед, и рука наследного принца вмиг оказывается между его бедер. Альфа хорошо помнит, насколько его мальчик отзывчивый и страстный, поэтому не медлит и развязывает пояс ханбока кисэн. Тэхен уже не сдерживает себя, он только тянет Хосока ближе, а тот снова целует наложника, продолжая проворно расправляться с тканью.       — Как же я скучал по тебе, Тэхени, — Хосок прикусывает нежную кожу на шее, оставляя отметины. Ничего страшного, уже завтра утром паланкин увезет их в Пакче, и никто, кроме него, не будет видеть этих меток.       — Я тоже, мой король, — Тэхен выныривает из рукавов, оставаясь наполовину обнаженным. Паджи, стянутые вслед за ханбоком, тут же летят в сторону, а перед взором Хосока открывается аккуратный и уже большой животик, еле заметно шевелящийся из стороны в сторону. Наследный принц зачарованно смотрит на кисэн и не может осознать, что там внутри его наследник. Не важно, альфа или омега, он возведет его на трон и сделает все, чтобы малыш стал полноправным государем Пакче. Загадывать пока рано, но Хосок не может отогнать от себя эти мысли. Его берет гордость за то, что скоро в этом мире появится его ребенок, его маленькая копия — такой же смелый, как отец, и такой же красивый, как папа.       Чон-старший целует живот и снова ощущает резкий толчок. Он спускается губами вниз, еле касаясь кожи истинного, чтобы не тревожить малыша. Тэхен, глядя на сосредоточенного и аккуратного альфу, только улыбается.       — Не бойтесь, Ваше Высочество, — Тэ приподнимается на локтях, и Хосок, получив разрешение, продолжает дарить ласки любимому. Он ласкает низ живота, покусывает до отметин плечо, хаотично перебирает руками по желанному телу, словно его могут лишить этой возможности. У них есть время до обеда, и Хосок не медлит. Он стягивает остатки белья и, прильнув к члену Тэхена, вбирает сразу на всю длину, заставляя омегу выгнуться от жарких прикосновений.       — Хо… — выдыхает Тэхен, упираясь лопатками в кровать и подкидывая бедра. Головка упирается в горло, горячее нутро теплит и вибрирует, как только Хосок делает поступательные движения, проезжаясь по чувствительным местам. Не выпуская член изо рта, он дразнит уретру языком, щекочет вокруг, обводит венки, а Тэхен совершенно пошло и громко стонет. Это его работа дарить альфе наслаждения, но сейчас Тэ совершенно не думает о том, что это делает его истинный. Он просто принимает его любовь, а Чон, не задумываясь, демонстрирует омеге свою любовь. Тэхен всегда был для него наивысшей ценностью, с того момента, как мальчишку совсем юным подобрали на городской площади. Даже тогда в Хосоке что-то дрогнуло, но он пытался прогнать эти мысли. Сейчас же наследный принц, сдавливая до боли бедра Тэхена, только и думает о том, чтобы сделать его своим навсегда.       Омега ерзает, его тело просит больше, а между ягодиц стало влажно настолько, что Тэ, не будь он беременным, перепутал бы с течкой. Хосок, ощущая усилившийся запах лотоса, нырнул рукой под бедра кисэн и улыбнулся.       — Ты так ждал меня, — бормочет совершенно очевидные вещи альфа и улыбается тому, как тело Тэхена реагирует на истинного.       — Как никого и никогда, Ваше Высочество, — Тэхен говорит рвано и сдавленно, его грудная клетка ходит ходуном, а воздуха совершенно не хватает, чтобы произнести еще хоть слово.       Хосок, не мучая больше ни себя, ни омегу, освобождается от одежды и аккуратно переворачивает наложника на бок, а под живот подкладывает подушку. Тэхен закрывает глаза, в которых стоят слезы от наслаждения процессом и желания быть ближе. Настолько, что уже больше некуда — Хосок приподнимает стройную длинную ногу ничуть не располневшего омеги и закидывает себе на талию, поддерживая рукой, а потом медленно входит, сам почти теряя сознание от долгожданной близости. Тэхен узкий, словно в первый раз, и горячий, как ни один любовник. Только один взгляд вниз, на член, пропадающий в розовом лоне и появляющийся вновь, заставляет Хосока трепетать от накатывающего оргазма.       В Тэхене хочется жить, за него хочется бороться, его хочется любить с рассвета до заката. Он идеал и совершенство, тот омега, который уготован ему самими небесами. Для Хосока нет лучше никого, и он поглаживает плечи истинного, хватается за раскиданные по подушке длинные пряди, перебирая их между пальцами. Омега подается попой вперед от нетерпения и не контролированного возбуждения, заставляя Чона сбиваться с ритма. Тэ, хитро прищурив глаза, смотрит на альфу и сладко улыбается, а Хосок в очередной раз умирает от любви и дает самому себе обещание, что больше не оставит любимого ни на минуту.       — Ты мой, только мой, слышишь, — наклоняется наследный принц и шепчет в ухо кисэн, опаляя того жарким дыханием. — Ты мой единственный омега и мне не нужен гарем, Тэхени. Я люблю только тебя.       Тэхен, доведенный до исступления ритмичными толчками, при этих словах кончает, забрызгивая живот спермой, а Хосок только размазывает ее по животу, наслаждаясь лотосовым запахом. Спустя пару секунд, смотря на возбужденного Тэхена, его заломленные в оргазме брови и частое рваное дыхание, Хосок достигает пика и, удерживая свое тело на руках, расставленных по обе стороны от любимого омеги, изливается внутрь. Тэхен дрожит и буквально сжимает собой член альфы, обостряя и до того неземные ощущения. Длинные темные волосы принца, с челки которых стекают капли пота, обволакивают кисэн, возвращая спокойствие и чувство защищенности.       — Не оставляй меня никогда больше, — ластится к альфе наложник и отталкивает его, переворачивая на бок. С характерным хлюпаньем Хосок выскальзывает из теплого нутра, но прижимает к себе истинного, прислонившись к спине и положив руку на живот.       — Я никогда тебя больше не оставлю, Тэхени. Уже завтра утром приготовят паланкин, и мы отправимся в Пакче, — Хосок шепчет эти слова беременному омеге и зарывается ему в волосы.       — Завтра? — с опаской спрашивает омега. — Так быстро…       — Ты хотел еще побыть здесь? — в голосе Хосока недоумение, но Тэхен тут же все проясняет.       — Нет-нет, я хочу поехать с тобой, правда. И как можно быстрее. Я слишком долго ждал, чтобы терять эти минуты, — Тэхен расплывается в улыбке и переворачивается лицом к Хосоку. С большим животом это делать неудобно, и альфа только улыбается, глядя на будущего мужа.       — Ты хотел попрощаться с кем-то? Может быть тетушка…       — Нет! — Тэхен осекается, сам удивившись своему резкому ответу. — Я недавно гостил у нее. Нет надобности, мой господин.       — Скажи это еще раз, — Хосок млеет от того, как кисэн смотрит на него глазами, полными внутреннего подчинения. — Мне нравится, когда ты говоришь это.       — Мой любимый, — шепчет омега и проводит по скуле с уже покалывающей щетиной. — Мой господин… — Тэхен прижимается ближе, ныряет носом куда-то к шее и шепчет в ухо. — Мой король…       Хосок внутренне умирает от этих слов, которые он так давно не слышал. Тэхен — умелый мастер. Он знает, как играть на самых потаенных струнах души наследного принца. Омега шаг за шагом прокладывает дорожку туда, куда не достигал еще никто. Он правильно закладывает свои зерна, поливает их, оберегает ростки от палящего солнца и каждый раз нежно ласкает только появляющиеся зеленые лепестки. Зерна были глубоко посажены еще первой ночью три года назад, когда Тэхен оказался в постели двух альф. Ростки Чонгука не проросли, как не ухаживай. Нещадное солнце из Пакче спалило все за один раз, выжгло благодатную землю, и сколько не поливай — все без толку. С Хосоком проще — его почва подготовлена самими небесами. Хватает только мимолетного взгляда, прикосновения или ласки, чтобы появился новый листок.       Мой любимый — самый первый. Он раскрылся в ночь, когда они узнали об истинности.       Мой господин — второй. Он зазеленел тогда, когда Тэхен отказался от борьбы за Чонгука.       Мой король — третий. Он никак не хочет расти, как кисэн не старается поливать росток.       Уже и завязь у стебля появилась, и лист набирает сил, но Тэхену мало. Он хочет больше. Как только этот лист раскроется, следующим появится цветок их новой жизни в Пакче. Красивый, яркий, обязательно красный, как цвет королевского гонренпо, что одевают в торжественных случаях. Тэхен очень ждет того дня, когда росток станет сильным, его листья распрямятся, а цветок станет самым лучшим из всех, что когда-то появлялись на этой земле.       — Мой король, — продолжает шептать Тэхен, поливая благодатную почву. — Я люблю вас, Ваше Высочество. Люблю, люблю, люблю…       Хосок, наслаждаясь этими словами, снова втягивает Тэхена в поцелуй и требует близости, а омега заманчиво вытягивает стройную ножку, давая руке альфы беспрепятственно проскользнуть между своих ягодиц…

***

      Опоздав на торжественный обед, который устроили в одной из главных комнат дворца, где принимают высокопоставленных гостей, Тэхен неловко ерзал под взглядом Чимина. Тот сидел с каменным лицом, не отображающим ни одной эмоции. Распоряжение о приеме на высшем уровне отдал королевский омега, желая подчеркнуть, что теперь они на равных? Или унизить Тэхена и показать, что они — приглашенные на высшем уровне, но всего лишь гости?       Косясь на Хосока, который совершенно спокойно ест идеально приготовленное мясо и перебрасывается словами с братом, кисэн внутренне напряжен так, что спину в пояснице сводит от боли. Похоже, наследного принца это ничуть не волнует, значит и он себя излишне накручивает. Ким пытается выдохнуть и расслабиться, но получается плохо. Малыш начинает пинаться все больше, и Тэхен откидывается на спинку стула, принесенного специально для беременного омеги. Чимин с непроницаемым выражением лица сидит, стиснув зубы. Ему ничуть не легче, но королевская кровь не позволяет раскисать, а тем более — показывать перед соперником свои слабости.       Тэхену плевать. У него уже пот по вискам течет, а живот ходуном ходит. К счастью, на него никто не смотрит. Чтобы хоть как-то отвлечься, кисэн прислушивается к разговору братьев, а Чимин же, напротив, всем своим видом показывает безразличие к происходящему. Он отщипывает кусочки булочки, которую подали только с печи, и обмакивает в молоко с медом. Приторно сладко. Липко и безупречно. Ни одна капля не пачкает его руки, а маленькие пальчики ловко подносят ко рту пышные мякиши, пропадающие между розовых, немного подкрашенных губ. Бесит.       — Как только все будет готово, я пришлю гонцов в Силлу, — поясняет Хосок и Тэхен заинтересованно наблюдает за альфой. Идеален. — Не хочу тянуть с коронацией, сам понимаешь.       Чонгук сидит напротив, подогнув ноги под себя, и тянется за куском мяса. Он невольно бросает взгляд на кисэн, не задерживаясь ни на миг. Наложнику не по себе, словно король посмотрел, хорошо ли окрашен дворцовый столб. Внутри омеги остается удушающее чувство ревности. Раньше взгляды короля не были такими пустыми и незаинтересованными. Тэхен его любимый кисэн, а теперь лишь омега его брата. В игре, которую омега затеял, фигуры кардинально поменяли свое положение. Инициатива, упущенная из рук кисэн, перехвачена соперником. Но кто может знать, чьи фигуры выиграют — белые или черные — если партия еще не окончена, а убиты лишь пешки?       — Понимаю, — кивает Чонгук, откусывая сочный кусок мяса. — Наследник должен родиться принцем, а не простолюдином. Ты прав, брат.       — Думаю, что мы сделаем все как можно скорее, — Хосок сжимает руку будущего супруга и тот приосанивается, превозмогая ноющие ощущения в спине. — Тэхени возьмется за управление дворцом и наведет порядок на омежьей половине, правда?       Тэхен молчаливо кивает, оказываясь под испепеляющим взглядом Чимина. Быть номинальным королем в Пакче — это одно, но руководить его народом и распоряжаться его дворцом, его слугами, что верой и правдой служили столько лет династии Пак — это уже слишком. Молнии из глаз Чимина не остаются незамеченными, а Чонгуку кажется, что он и вовсе высунет раздвоенный язычок, словно змея, или обнажит свои волчьи клыки.       — Ваше Высочество, — Чонгук решает погасить ситуацию до того, как Чимин наговорит глупостей. — Я хочу напомнить, что земли Пакче — это наследные владения короля Силлы. Не стоит вводить радикальные меры без согласия с Его Величеством. Жертвы были необходимы во время прихода к власти, но если вы хотите заслужить доверие дворца, то не стоит принимать необдуманных решений. Сделайте их своими союзниками, а Его Величество расскажет, кому можно доверять, а кому нет.       Чимин, на которого обращены были взгляды собеседников, кивает и незаметно накрывает ладонь Чонгука своей в благодарность за поддержку. Он бы нагрубил сейчас так, что сожалела его королевская сущность, но Чонгук, знающий супруга слишком хорошо, просчитал его на шаг вперед. Внутренне Пак расслабился и улыбнулся почти искренне.       — Двор подбирался много лет, — начал Чимин свою речь. — Во дворце работают целые поколения чиновников, которые не должны пострадать от смены власти в стране. Если вы, наследный принц, — обращается он к Хосоку, — уже набрали доверенных лиц в ведомства, то ваш будущий супруг должен править достойно и не пошатнуть Ваш авторитет. Не думаю, что в омежьей части Чхандоккун могут быть люди, втянутые в политические интриги, поэтому считаю необходимым сохранить штат евнухов и помощников Его Величества. Если они, конечно, — Чимин переводит взгляд на Тэхена и впивается в него своими колючими глазками, — захотят служить новому королю. А если нет, вы можете попросить слуг из Силлы.       Тэхен, проглотив обиду, поджал губы. Он хорошо помнит все свои перепалки с Чимином и эту добавит в ту же копилочку. Нет смысла строить иллюзии — в Пакче каждый его шаг будет контролироваться Силлой и лично Его Величеством. Когда Чонгук с Хосоком будут обсуждать государственные дела, Чимин станет учить его руководить двором! Тэхен, не особо знающий об обязанностях королевского супруга, молчит. Он знает, что надо делать ночью, но дневная жизнь для него пока загадка, и здесь он пасует.       — Буду благодарен Вашим советам, — выдавливает из себя кисэн, чтобы не показаться слишком очевидным.       — Думаю, Тэхен справится, — улыбается Хосок и получает молчаливое одобрение брата и сдержанную улыбку Чимина. Последний надеется, что именно благоразумие старшего Чона остановит Тэхена от череды жертв и расправ при дворе, как часто бывает при смене правителей.       — Особенно хотел бы попросить о лекаре Джане, — не сдерживается Чимин и в преддверие будущих событий понимает, что именно врач может стать первой жертвой нового короля. — Он честно выполняет свой долг и является одним из самых грамотных в округе. Попрошу Вас быть благосклонным к нему.       — Конечно, Ваше Величество, — Тэхен по привычке кивает и вспоминает о лекаре, что приезжал к Чимину, когда тот болел. Он же передавал послание Хосоку через этого человека. Что ж, стоит к нему присмотреться, думает Тэхен. — Мы учтем Ваше пожелание.       Тэхен подчеркнуто вежлив и уже вошел в свою роль. Его никто не упрекнет в несдержанности и мстительности. Хосок, испытывая гордость за своего омегу, спокойно продолжает обедать и все так же разговаривает с братом. Наложник, излишне остро воспринимая происходящее, пытается соответствовать будущему статусу. На натянутых нотах обед заканчивается. Омеги больше не произносят ни слова, а прислуга старается быстрее сменить блюда, чтобы не ощущать себя в давящем напряжении, витавшем в воздухе. Между двумя омегами никогда не было лада, а теперь и подавно. Евнухи мысленно считают минуты до того момента, когда наследный принц и кисэн уедут из дворца, ибо слухи, заполонившие Кёнбоккун, уже разнеслись по всем уголкам дворца и множились даже теми, кто никогда не разносил сплетни.       Следующее утро наступило точно также, как и предыдущее, но для Тэхена оно имело новое значение. Рассвет его новой жизни начинался именно сегодня. Еще с вечера он собрал сундук с вещами, подаренными ему Хосоком. Предусмотрительно сложил несколько ханбоков, но жадничать не стал — в Пакче он закажет новые. Обводя руками разноцветные ткани, аккуратно сложенные в стопочку, Тэхен не услышал, как в дверь постучали. Лишь спустя пару минут он заметил Линя, топчущегося у входа.       — Чего тебе? — напряженно спросил Тэ. — Пришел проводить?       — Здравствуй, Тэхен, — Линь проходит в комнату, оглядывая пожитки. — Не густо.       — Не хочу забирать слишком много из прошлой жизни, — Тэхен поджимает губы и решает не конфликтовать. Линь долгое время был единственным человеком, с которым Тэхен мог поговорить. Да и знает он слишком много.       — Я принес тебе лекарства в дорогу, — лекарь присел рядом на кровать и положил небольшой соломенный сундучок. Он взял кисэн за запястье и послушал пульс. Ровный, бьется ритмично, как и должен быть у беременного. Тэхен спокоен и внешне видно, что он безмерно счастлив. Линь, у которого за неразумного друга все еще болит душа, не преминул это отметить.       — Ты прям светишься, Тэ. Пожалуйста, помни о том, что я тебе говорил, — Линя душат слезы, а к горлу подступает ком. — Я не хочу тебя потерять из-за твоей же глупости и жадности.       У лекаря слезы льются градом, и он обнимает Тэхена, зарываясь носом в шею. Кисэн, не ожидая такого прощания, немного опешил, но обнял китайца и погладил того по спине.       — Хм, спасибо, Линь, — неловко произнес омега. — Я буду скучать по тебе.       — Тэхени, обещай мне, что все будет хорошо. Я так привязался к тебе за это время, но ты… — гнетущая ситуация расставания душит лекаря, и он не может сразу сформулировать свои мысли. — Ты еще такой неразумный и вспыльчивый! Я боюсь, что ты навредишь себе, Тэхен. Я прошу тебя, не гневи небеса.       — Да перестань же, Линь! Я собираюсь стать королем Пакче, а не умереть! А ты рыдаешь так, словно я погиб в бою, а не уехал в соседнее королевство! — Тэхена начинают злить слова Линя. Трусливый, как и все китайцы, он видит то, чего нет.       — Все, все, я не буду, — Линь утирает слезы и достает корзинку. — Это тебе в дорогу. Сейчас принесут с кухни свежей еды. А пока… Здесь отвар, если будет болеть живот, — лекарь показывает бутылочку и ставит ее в уголок. — Если будет болеть голова, натри виски маслом розмарина. При болях в спине добавь пять капель этого средства в воду и пей три раза в день. Если будет болеть желудок…       — Хватить, Линь! Я умру не от болезни, так от твоих наставлений. Все будет хорошо, два дня пути, и я в Пакче, — раздраженно бросает Тэхен.       — И уже скоро я смогу говорить о тебе Ваше Величество, — не обращая внимания на злость омеги, воркует лекарь, бережно укладывая склянки в корзине, чтобы они не разбились.       — Да, осталось дело за малым, — Тэхен встает и решительно расправляет складки ханбока на большом животе. — Спасибо, что навестил.       — Не стоит, — ответил Линь и хотел обнять Тэхена напоследок, но шум за дверями и топот сапог возвестили о возвращении Хосока. — Ладно, я пойду.       Лекарь сморгнул последнюю слезу, окинул Тэхена взглядом и протиснулся в узкие двери, где-то в коридоре бормоча приветствие наследному принцу. Проследив за тенью лекаря, омега вздохнул и в последний раз окинул свою комнату. Уезжать отчасти не хотелось. Он слишком привык к Силле, а жизнь во дворце ему однозначно пришлась по душе. Даже присутствие лягушонка уже меньше раздражало, когда внутри что-то инстинктивно сжалось, вызывая боль в груди. Наверное, он будет скучать, но сейчас не время. Тэ приподнял нос, собрал волосы в высокий хвост и пригладил выбившиеся пряди. Отныне он станет королем Пакче — страны, которую он не знал и не любил, но одна лишь отгадка его происхождения, кроющаяся за стенами соседнего королевства, стоило того, чтобы туда отправиться в путь.       — Ты готов? — громкий голос Хосока вывел его из раздумий, и омега подхватил сундучок с лекарствами. — Нас уже ждут на главной площади.       — Да, меня навестил Линь, и я полностью собран, — Тэхен явно растерян, но от бдительного Хосока не ускользает его настроение. Альфа подходит ближе, обнимает Тэхена и прижимает его к себе.       — Не бойся, любимый. Все будет хорошо.       — Мне не страшно, — пытается противоречить ему Тэхен, но волнение в голосе его выдает. — Просто… вдруг я не справлюсь…       — Постарайся не думать ни о чем, — гладит его по голове Хосок, словно испуганного ребенка, потерявшегося в лесу. — Я рядом, и никто никогда тебя не обидит. Пойдем.       Утро в месяц цветка сливы выдалось скорее бодрящим, чем прохладным. Хосок заботливо накинул на Тэхена плащ, а слуги вынесли несколько сундуков и погрузили на возы. Телеги, запряженные отменными лошадьми, выданными королем Силлы, были полностью готовы к отбытию. Чонгук велел положить годовой запас женьшеня, несколько отборных мешков риса, а с кухни стащили продовольствия столько, что хватит прокормить целый полк солдат. Чимин распорядился положить несколько видов дорогих тканей и украшения из нефрита. Нефрит особенно ценится в Пакче, поэтому омеге хотелось, чтобы кисэн не нарушал традицию и использовал только этот камень.       Собравшиеся на площади министры, главы ведомств, распорядитель Дома кисэн и Его Величество Короли Силлы провожали наследного принца и наложника, как самых дорогих гостей. Чимин, стоя рядом с Джином, молча следил за тем, как братья прощаются. Неподалеку, отвернувшись, сопел расчувствовавшийся Линь и вытирал нос.       — Стоит ли нам с облегчением вздохнуть, Ваше Величество? — шепотом спрашивает Сокджин, мысленно уже проводив Тэхена восвояси.       — Не знаю, Джин, но мне неспокойно, — бурчит Чимин, закусив губу. Тэхен стоит белый, как мел, словно его кожу отбелили китайской пудрой специально.       — Это нервы, Ваше Величество, — успокаивает его Джин и сжимает холодную ладошку. — Не стоит, в Вашем положении нельзя беспокоиться.       — Наверное, — задумчиво растягивает Чимин и видит, как Хосок отходит от Чонгука и прощается с министрами. Подойдя к Намджуну, он что-то шепчет тому на ухо и хлопает по плечу, а поравнявшись с Чимином берет его за плечи и говорит:       — Желаю Вам крепчайшего здоровья, Ваше Величество. Берегите короля и верно служите Силле.       — То же самое я могу сказать в отношении Пакче, Ваше Высочество, — Чимин подает ему руку в ответ, но не кланяется, помня распоряжение Чонгука. Хосок в ответ только улыбается и отдает приказ опускать паланкин. Тэхен, почтительно поклонившийся провожающим, забрался в транспорт и закрыл шторки. Его погрузили на вторую повозку, а Хосок, ловко запрыгнувший на лошадь, выехал вперед, ведя за собой отряд из двадцати вооруженных до зубов хваранов. Они вернутся, как только сопроводят Хосока с Тэхеном в Пакче. Линь машет им вслед рукой, а Джин только качает головой.

***

      Свадьба в Пакче назначена в месяц граната, и Чимин уже пританцовывал, прохаживаясь по дворцовой площади в ощущении скорой поездки. Он очень сильно хотел съездить домой и хоть одним глазком посмотреть на дворец, вернуться в поля Пакче, побродить у речушки и болота, где они с отцом охотились.       — Ты так мне родишь наследника раньше срока, и мы никуда не поедем! — Чонгук неслышно подкрадывается к супругу, поднимает его на руки и кружит так, что у Чимина начинает болеть голова.       — Поставь меня на землю, — омега поджимает губы и пытается командовать королем, но альфа только крепче прижимает его к себе и из стальной хватки не выпускает.       — Я скучал, не смей мне приказывать, что делать! — противится альфа и еще сильнее поворачивается на каблуке.       — Чонгук! У меня голова кружится! — Чимин чувствует, как дворец перестал быть отчетливо виден, и слился в одно цветное пятно. Звуки, картинки и запахи смешались воедино, а в теле появилось непонятное ощущение слабости. Чимин даже беременный не особо прибавил в весе, поэтому Чонгука ничего не останавливало от этой шалости.       Собравшись с силами, омега вцепился руками в его плечи и прильнул к шее, укусив так, что король Силлы вздрогнул от неожиданности и остановился.       — Да поставь же ты меня, наконец! — Чимин прикрыл глаза, чтобы все кружащиеся вокруг него предметы, в том числе и дворец Кёнбоккун, стали на место.       — Страшно? — удивленно спросил Чонгук. — А у меня шрам от тебя останется. Второй, между прочим.       Чимин хмыкнул, а Чонгук показал ему руку и ряд вмятинок от белых зубов.       — Всегда мечтал тебе отомстить, — сказал Чимин и высунул язык, чтобы хоть как-то подразнить супруга и проявить непокорность.       Возле уха раздалось громкое клацанье зубами и зловещий шепот, от которого внутри застыла кровь.       — Нарываешься, волчонок, — прорычал Чонгук и сгреб мелкого в охапку. — Теперь ты от меня никуда не денешься.       — Поставь меня! — Чимин начал дрыгать ножками, а на их крики на террасы вышли министры.       Кто-то в открытую посмеивался, кто-то прятал улыбку в рукаве ханбока, прикрыв лицо, но каждый из них отметил — с этим омегой в Силлу пришло солнце. Пронзительный недовольный крик Чимина и громкий смех Чонгука слились в одно целое, отражаясь переливами голосов от каменных стен. Стражники у ворот, издали наблюдавшие за королем, переглянулись и с улыбкой уставились перед собой. Никто не смеет потревожить их счастье, а когда оно льется через край, выплескиваясь наружу, то и всем становится светло и тепло, как от лучей весеннего солнца, что в месяц граната стало светить еще ярче.       — Ты глянь, — Намджун приобнял Сокджина и показал пальцем на площадь. — Давно таким Чонгука не видел.       — Иногда мне становится страшно, — ежится Джин, но все же счастливо улыбается. — Не чувствую себя спокойным, когда Тэхен в Пакче. Здесь он хотя бы был под присмотром.       — Он успевал и тут дел натворить, — буркнул Джун. — Кисэн бы не дал им жить счастливо.       — Надеюсь, что в Пакче никто не узнает того, что знаем мы, Намджун, — тихонечко сказал Джин и прижался к мужу. — Ты же помнишь, что они…       — Помню, — коротко ответил генерал. — Не в интересах доктора Джана открывать Тэхену правду. Он любит слишком сильно Чимина.       — Но и Тэхена он спас от верной смерти, — подметил супруг.       — И все же я надеюсь на его благоразумие. Он подарил Тэхену жизнь, а теперь тот станет королем Пакче — чего еще больше желать? — пожал плечами военный министр.       — Надеюсь, что все так и будет, — улыбнулся Джин, прячась в объятиях любимого.       Линь, собиравший в саду лекарственные растения, поджал губы и посмотрел на стоящих. Вздохнув, лекарь отвернулся и поспешил к себе, чтобы не бередить раны. Военный министр все так же прочно укрепился в его сердце, как и раньше. Линь просто не может его отпустить, но и терзаться бесплодными мечтами еще больнее.

***

      Подъезжая к Пакче, паланкин Чимина трясся не столько от неровностей дороги, сколько от того, что омега не находил себе места. Он высовывался из окошка, но Чонгук, ехавший на лошади рядом с ним, щелкал его по носу и заставлял засунуться обратно.       — Волчонок, я тебе говорил, что дорога небезопасная? — Чонгука злит то, что Чимин не слушается, но другого он и не ожидал. Как только они проехали границы между королевствами, Пака как подменили. Непоседа, да и только!       — Говорил, — бурчит Чимин, выглядывая из окошка одни глазиком, и созерцая бескрайние поля своей страны. — А еще ты говорил, что монголы не нападут.       — Я сказал, что не нападут так быстро, — доносится откуда-то сверху и Пак подобострастно поднимает глаза.       Чонгук, сидящий на лошади, напряженно оглядывает окрестности. Его брови сведены, скулы напряжены, волосы убраны в высокий хвост, а на лбу черная повязка с золотым драконом. Типичный вид, когда он уезжает на войну, но даже на свадьбу брата Чимин не уговорил его одеться наряднее. Пак напряженно сглотнул, любуясь своим альфой. Он такой красивый и мужественный, что у омеги захватывает дух и сердце сжимается. Альфа тут же бросает на него строгий взгляд, который омега беспрекословно понимает. Джин, ехавший в одном паланкине, только улыбается, глядя на ерзающего младшего.       — Ваше Величество, потерпите немного. Это все ради вашей безопасности, — уговаривает его Ким.       — Вот именно, что я здесь в безопасности, — топнул ножкой Чимин. — Это моя земля, меня здесь никто не обидит. Подданные любят меня!       — Ваше Величество, в природе альф оберегать своего омегу. Особенно, если они носят его ребенка, — примирительно повторил Ким, желая донести мысль, что бороться с Чонгуком бесполезно.       — Пф! — Чимин сложил руки на животе и смешно надул губы. Джину ничего не оставалось, как только рассмеяться, потому что настойчивый Чимин тут же отогнул шторку и все равно посмотрел в щелочку наружу. — Дворец! Я вижу его!       Омега улыбнулся и подмигнул Джину. Но буквально за секунду его лицо изменилось, а сам он отпрянул от окошка и прислонился к стене. Рядом раздался свист, где-то слышался топот, а Пак то ли от глупости, то ли от безумия, но скорее всего — от страха за Чонгука, снова выглянул посмотреть, что случилось. Джин, подавшись вперед, замер в ожидании ответа от короля и потянул его за край ханбока, чтобы тот не слишком высовывался. Пролетавшие стрелы были слишком высоко, они словно покрывали их спутников, но не причиняли вреда. Чимин, ничего не понимая, уставился на Чонгука, но тот только улыбнулся, приподнялся в стременах и ловко схватил одну из стрел прямо на лету. От увиденного у беременного омеги чуть сердце не остановилось, а король Силлы, подмигнув побледневшему мужу, сломал стрелу и кинул в паланкин. Он громко свистнул три раза, и атака прекратилась.       Чимин, ничего не понимая, спрятался внутрь, а Джин поднял с пола стрелу и начал ее рассматривать. Он выглянул в окошко и тоже улыбнулся.       — Можете быть спокойны, Ваше Величество, — он взял его похолодевшие ладони и спрятал в своих руках. — Это давняя забава братьев Чон. Наследный принц выпускает стрелы, а Его Величество их ловит, а потом наоборот. Я тоже долго не мог привыкнуть, но они с самого юношества так делают. Намджун научил, — словно извиняясь сказал Сокджин.       — Передай ему благодарность, — вымученно сказал Чимин, откинувшись на спинку паланкина. — Я чуть на тот свет не отправился. Странные, конечно, забавы у ваших королей.       Чимин вытащил веер, и прикрыл глаза. В ушах до сих пор стоял свист от летящих стрел, а перед глазами — рука Чонгука, хватающая древко. Чимина от нервов бросило в пот, который стекал по вискам, противно щекоча шею. Он чуть не умер от шуточных стрел, а что же чувствуют воины на поле боя, когда каждая стрела несет на своем конце смерть. Сколько таких солдат стало их мишенями? Чимин застонал, как только представил горы тел, убитых на войне. Когда-то ему уже снился подобный сон, а сейчас он на своей шкурке ощутил, как это страшно.       — Быстрее бы доехать, — бормочет Чимин.       Спустя полчаса они въехали в городские ворота и остановились перед дворцом. Чхандоккун был также красив, как и раньше. После бегства Тэджона и захвата Пакче он не был разрушен или сожжен. Наоборот, Хосок относился к нему бережно. Везде идеально выкрашены столбы и перила, покренившийся мостик, ведущий к тропинке в сад, отреставрирован. Повсюду цвели цветы: часть из них только пробивалась из земли, радуя своей зеленью, а другие уже вовсю буяли разными красками, покачиваясь на ветру, словно разноцветное море. Дорожка идеально убрана, мраморные плитки, ранее щербатые и кое-где треснутые, заменены на новые — идеально гладкие, как и в Силле.       Пак с нетерпением топал ногой по паланкину и ждал, когда его опустят на землю. Едва хвараны поставили транспорт, омега открыл дверцу и вышел на улицу. Чонгук, подавший ему руку, только улыбнулся, глядя на удивленного Чимина.       — Ты думал, что мы приносим только разрушения и смерть? — заинтересованно посмотрел он на мужа и его реакцию.       Чимин, открыв рот, стоял и смотрел вокруг, все еще не веря в то, что его земля в отсутствие Тэджона не только не превратилась в руины, но и стала еще лучше. Наследный принц подъехал за ними и спрыгнул на землю, обнимая брата.       — Я видел тебя, — улыбнулся Чонгук, похлопав того по спине.       — Я и не скрывался, — Хосок слегка толкнул его в ответ. — Потратил на тебя лучшие стрелы, сделанные еще дома.       — Вспомнили старое, — подмигивает король. — Ну что, показывай дворец.       Хосок давно рассказывал брату о своих новшествах, но теперь Чонгуку предстояло увидеть изменения воочию.       — Пройдемте в библиотеку, Ваше Величество, — предложил Хосок. — А омеги не будут скучать, вот доктор Джан их встретит.       На площадь уже вышел пожилой доктор и раскинул руки, встречая бегущего к нему Чимина. Лекарь заключил его в объятия, а братья только улыбнулись и поднялись вверх по огромной дворцовой лестнице.       — Как Вы, Ваше Величество? — доктор Джан не мог нарадоваться, глядя на Чимина. В глазах застыли слезы, и он не мог не заметить, что Пак беременный.       — Как видите, доктор Джан, — смущенно ответил Чимин неловко поворачиваясь в его объятиях. Пока Джин разбирал вещи и занимался обустройством комнаты Его Величества, омега прошелся по саду и болтал с лекарем, который не отводил от него глаз.       — У вас все хорошо? — с надеждой спросил Джан. — Я вижу, что Вы счастливы, Ваше Величество. Ваша маменька была бы довольна.       — Да, Джан, все хорошо, — Чимин положил ладонь на руку лекаря и приостановил его. — Есть вести от отца? Как он? Я видел его в Империи Цинь, но недолго.       — Ваше Величество, — Джан опустил глаза, словно стыдился чего-то или боялся сказать. Его эмоции не ускользнули от Чимина, и тот напрягся.       — Говори, Джан! Что случилось? Ты что-то знаешь? Что-то плохое? — у Чимина в голове появились десятки мыслей и одна хуже другой. — Он жив?       — Все хорошо, не беспокойтесь, — лекарь сам перепугался, что заставил Чимина беспокоиться. — Просто теперь в Чхандоккун будет новый король и все министры… В общем, при дворе осталось не так много людей, верных вашему отцу. Боюсь, что его возвращение не принесет радости нашей земле. Политика Чон Хосока пришлась многим по душе. Сначала он ломал через колено, но потом, когда чиновники вашего отца были отстранены от власти в провинциях, а в министерствах и ведомствах прошли чистки, то все затихло. Возмущения быстро прекратились, и люди занялись делом. Армия постепенно увеличивается, провинции активно торгуют с соседями, простолюдины спокойно возделывают земли. Даже окраины, которые всегда страдали от голода, впервые в этом году не просили риса из государственных запасов. При дворе ведется учет наделов. Его Высочество с утра до ночи пропадает в различных деревнях, а потом приезжает злой, но о нем отзываются хорошо. Он наводит порядки, устраняет зарвавшихся чиновников и наказывает тех, кто не подчиняется законам Пакче. Они, кстати, теперь тоже изменены.       Чимин только удивленно поднимает бровь. За столь малый срок Хосок действительно достиг многого. Неужели отец за десятки лет своего правления не мог добиться того же результата? А может не хотел? Чимин вспоминает, как он был еще маленьким и самым долгожданным развлечением для него был день сбора подати. Он происходил несколько раз в году. Вереницы повозок стояли у дворца, а Тэджон сидел на троне, специально выставленном на дворцовой площади, и принимал подношения от граждан. Тогда Чимин думал, что так и надо, а сейчас понял — это обычное воровство у собственного населения. Прав был Минсон, когда говорил про то, что двор жирует, а население нищает. Правда, открывающаяся через столько лет, такая нелицеприятная, что Чимин кривится, словно у него резко разболелся зуб.       — Так вот, — продолжает Джан. — Не думаю, что политика будущего правителя Пакче изменится, а если так, то Вашему отцу трудно завоевать эти земли себе. Народ не захочет возвращаться в нищету и разруху, поняв, что можно жить по-другому. Вряд ли кто-то перейдет на сторону короля Пака, если случится восстание. Армия Пакче тоже не поддержит короля Тэджона. Чон Хосок — мудрый правитель, и если он будет все делать так, как делает это сейчас, то страна расцветет еще больше.       — Доктор Джан, вы так любите эту страну! — восклицает Чимин и благодарно сжимает морщинистые руки старика. — Вас не обижают здесь?       — Нет, что вы! Омега Его Высочества добр и внимателен ко мне, — Джан говорит о Тэхене, и его глаза мгновенно теплеют, словно он расхваливает перед кем-то собственное дитя. — Он гуляет со мной до позднего вечера, иногда помогает сортировать травы, и даже разбирается в некоторых из них!       — Я рад, что вы подружились, правда, — Чимин отчасти не может поверить в то, что кисэн так изменился. Что ж, если власть меняет людей в худшую сторону, то может быть здесь небеса сделают для Тэхена исключение и поменяют его в лучшую? Чимину сложно в это поверить, но он на самом деле рад за доктора. — А госпожа Со? Как она?       Джан улыбнулся, вспомнив о строгой распорядительнице омежьей половины дворца.       — Госпожа Со тоже осталась работать на своем месте, — усмехнулся Джан. — Куда же ей деваться в таком почтенном возрасте?       — Да, она служила еще моей маменьке, когда та была молода, — улыбнулся Чимин, вспоминая мать. Взглянув перед собой, он отчетливо увидел ее образ. Дальняя яблоня была ее любимой, там она часто сидела на лавочке и вышивала, пока отца не было дома. Закрой глаза, протяни руку — и он коснется ее теплой ладони. В груди защемило, когда Пак вспомнил, что матери нет в живых.       — Да, а потом служила вам, — напомнил доктор. — Будет хорошо, если вы повидаетесь.       — Непременно, доктор Джан. Я зайду к ней сегодня, — обещает Чимин, вспоминая госпожу Со. Он любил ее по-своему, она хотя и воспитывала его в строгости, но никогда не преступала черту и всегда относилась к Чимину по-королевски. Высокие стандарты, заданные его матерью при дворце, неукоснительно соблюдались всеми слугами, но теперь Чимин совсем не уверен в том, что Тэхен станет таким же мудрым и образованным правителем. Но всему можно научиться, если постигать науку управления дворцом шаг за шагом.       — Уже завтра коронация, а потом свадьба, Ваше Величество. Вам нужно отдохнуть, — доктор Джан не может перестать смотреть на Чимина, как на своего пациента, поэтому дает наставления и получает ответное прикосновение теплой ладошки к свой суховатой стариковской руке.       — Со мной все хорошо, честно, — заверяет его Чимин. — Дорога была не слишком утомительной, а Его Величество король Силлы сделал все, чтобы обеспечить комфортный путь нашему паланкину.       Чимин вспоминает, как чуть не умер от страха, когда полетели стрелы со стороны Пакче, но об этом предпочитает умолчать, чтобы не расстраивать лекаря.       — Он очень сильно любит Вас, Ваше Величество, — Джан улыбается так открыто и тепло, как только может. Он по-настоящему счастлив за Чимина и даже тот факт, что Чонгук является убийцей королевы Дахи, Джана не беспокоит. Он слишком много прожил на этом свете и знает, как сильно любовь меняет человека. Изменился Чонгук, изменился и Чимин. Теперь этим двоим предстоит окончательно похоронить прошлое, чтобы начать жить заново.       — Мне тоже так… кажется, — выдыхает Чимин, чтобы не показаться излишне самоуверенным.       Доктор Джан весело смеется, глядя на Чимина. Он все такой же стеснительный и неуверенный в себе. Неудивительно, ведь наследному принцу Пакче пришлось пройти такой долгий путь и стать королем совершенно чуждой ему страны, но он сильный и он справится. Джан знает, как воспитывали Чимина во дворце Пакче. Влияние отца было не так велико, хотя омега и испытывал к нему самые теплые чувства, постоянно нуждаясь в отцовской поддержке и одобрении. Но больше всего в становлении принца сделала королева Дахи.       Ее история для Джана не была секретом — она действительно не любила короля Тэджона, потому что была без ума от простого лекаря. Свадьба по расчету, по несчастливой случайности, уготованной небесами еще задолго до того, как Дахи встретила короля Пакче. Все было решено за них, просто оба оказались настолько верными своему государству, что не смогли пойти против воли родителей. Выгодный для обеих семей брак, полное подчинение королю днем и лишь изредка ночью — таким был их союз, от которого королева и произвела на свет своих сыновей, чтобы выполнить долг перед страной.       Уже тогда она понимала, что борьба за трон станет кровопролитной и не пощадит ни одного из них. Как мог ослушаться ее любимый лекарь Джан, выполняющий каждую просьбу своей королевы? Как мог он, который клялся ей в вечной любви, пойти против ее решения? Наверное, частичка Дахи в Тэхене все же не позволила ему убить ребенка любимой, пусть и от другого мужчины. Даже сейчас, когда лекарь смотрит на кисэн из Силлы, он видит гордый профиль своей королевы. Раньше он так любовался Чимином, сейчас небеса взамен ему дали Тэхена. Награда за то, что он сохранил мальчишке жизнь.       Джан прикусил губу, а на глазах собрались слезы. Жизнь несправедлива, но таков исход он предвидел сразу. Надежды ни на что не было. Были только редкие ночи, когда королева тайком пробиралась к нему, чтобы отдаваться по любви, а не по долгу. Мимолетные взгляды сквозь толпы служащих и придворных, неловкие касания на людях, когда только лекарь мог без страха быть повешенным взять королеву за руку, чтобы пощупать пульс. А так хотелось большего! Снять эти побрякушки, что тяжелели на груди, освободить от давящей короны, от нефритовых норигэ, которые должны были носить представители королевской династии, и любить так, как никто и никогда не любил, трогая не тело, а душу.       Доктор Джан тягостно вздохнул. Одними неловкими словами Чимин вызвал в нем лавину воспоминаний, которые уже улеглись и в памяти, и в сердце. Дахи никогда не принадлежала ему, она принадлежала Пакче, и в этом была ее сила. За ней стояла целая страна ее подданных, а за лекарем только он сам — маленький человек с большим сердцем. Джан знал, что королева всегда выберет Пакче и никогда — его. Ее Величество погибла за страну, пытаясь сохранить жизнь наследного принца. Она сделала так, как велел ее государственный долг. Он сделал так, как велел ему долг лекаря. Они оба спасли будущее Пакче. И самое главное теперь — сохранить мир между странами. Джан очень надеется на то, что он не ошибся в своем выборе девятнадцать лет назад. А тайну Тэхена он будет хранить всю жизнь.       Омега с лекарем погуляли еще немного, и прошлись до любимой Паком дикой сливы. Доктор рассказал о семенах новых лекарственных растений, которые он выращивал у дворцовой стены, о том, что в этом году под крышей ласточки свили гнездо. А в самом конце дворца из-за забившегося еще при Тэджоне родника образовалось стоячее болотце, поселились журавли. Чимин с удовольствием слушал и впитывал каждую мелочь. Ему хотелось знать все, что здесь произошло в его отсутствие, пусть даже про журавлей. Вечером, утомленный после ужина, Пак все-таки нашел в себе силы навестить госпожу Со, которая была безмерно счастлива видеть своего воспитанника. Просидели они недолго — следующие дни обещали быть напряженными и омега ушел отдыхать.

***

      Уже с рассветом в приготовленный для празднования внутренний двор стекались министры, чиновники всех рангов и государственные служащие. Все торжественные мероприятия решили провести тихо, без приглашения представителей соседних королевств. Чонгуку важно, чтобы Хосока приняли именно в Пакче, остальное — пыль. Всем не угодишь, но на данный момент закрепление династии Чон в этой стране первоочередно для Чонгука.       — Нервничаешь? — Чонгук заходит в покои Хосока, которому уже принесли гонренпо. Как и положено, темно-синее, расшитое журавлями. Евнух завязал пояс, разложив ленты на талии будущего короля, и почтенно поклонился. Чонгук щелкнул пальцами, и понятливый прислужник тут же исчез, закрывая за собой дверь.       — Мне кажется, подобный вопрос я задавал перед твоей свадьбой, — посмеивается Хосок и приглаживает волосы. На нем надеты все украшения для торжества, осталась только корона, лежащая неподалеку на подушке. — Нет, конечно. Я уверен в людях Пакче, которые стоят за мной. Иначе зачем я столько времени потратил на то, чтобы навести здесь порядок и сменить придворную знать? Министры полностью мои люди, армия тоже. Тэджон не сунется сюда, как минимум в ближайшее время.       — Береги Тэхена, брат, — тихо сказал Чонгук. — Не хочу говорить тебе это перед завтрашней свадьбой, но понимаю, что своего решения ты не изменишь.       — Ты о чем? — Хосок удивленно уставился на Чонгука. — Я не изменю своего решения.       — Я и не настаиваю, — миролюбиво ответил младший. — Просто хочу напомнить, что в ночь, когда был зачат наследник Пакче, Тэхен был с нами обоими. Это была моя свадьба, ночь которой я провел с твоим омегой. Поэтому если ребенок от меня…       — Чонгук! — Хосок резко оборвал брата. — Это мой ребенок. Одна ночь не изменит всю мою жизнь. Я смалодушничал, когда увидел тебя в тот вечер. Нужно было отказать, но случилось то, что случилось. В любом случае наследник Пакче принадлежит династии Чон. А у нас с Тэхеном еще будут дети.       — Хорошо, брат, — Чонгук обнял Хосока и похлопал его по спине. — Я просто хотел, чтобы ты знал: я не ухожу от ответственности и приму любое твое решение.       — Значит так и будет, — подтвердил Чон старший. — Ну что — время!       — Пойдем!       Когда они вышли на главную дворцовую площадь, все приготовления уже были давно окончены и люди ждали только будущего короля и Чонгука. Длинная вереница министров выстроилась по обе стороны красной ковровой дорожки, привезенной из заморских стран. Хосок понемногу начал обживать дворец и менять правила под себя. Единственное, что его попросил оставить Чонгук — не менять символику страны. Журавли должны навсегда стать символом Пакче, как напоминание Чимину о том, что он отказался от них и в день своей свадьбы принял золотых драконов. Скоро такая же участь предстоит и Тэхену с точностью наоборот.       Чиновники склонили головы перед высокопоставленными особами, а в конце ряда замаячил старший евнух и министр внутренних дел. Они уже ждали Чонгука, держа в руках символ королевской власти. Хосок с благодарностью осмотрелся и улыбнулся, на лице же Чонгука не дрогнула ни одна мышца. Внизу, по правую руку от него стояли Тэхен, доктор Джан, еще несколько дворцовых чиновников и личных евнухов короля. Чонгук отметил, что кисэн похорошел и весь светится от присутствия Хосока рядом. Он даже пожалел, что не отправил его сразу с братом, но таково было время — опасное, неспокойное.       По левую руку внизу у ступенек стоял Чимин, Сокджин и королевские хвараны с министром чинов и писарем. Он аккуратно заносил данные на листы, что свитками были прикреплены к его поясу. Позже сачхо** передадут в указы короля Силлы, а потом сиджонги*** оставят в библиотеке для потомков. Гук, глядя на Чимина, слегка прищурил глаза и метнул пару молний в омегу. Тот только растянул губы в улыбке и слегка поклонился — ему одному, своему королю поклонится Чимин и больше никому на свете.       Приятным фоном заиграла торжественная музыка, и Чонгук спустился со ступеней, ступив на ковер. Он медленно прошелся по дорожке, осматривая министров и чиновников. Большинство из них достаточно молоды, крепки и стройны. Здесь нет тех противных рож, половину из которых он вырезал еще тогда, на свадьбе Чимина. «Как знал, как знал», — думает про себя Его Величество Чонгук, осматривая подданных. Да будет воля небес, и Пакче расцветет также, как и Силла.       Под яркими лучами солнечного света, играющего на короне Чонгука, которую ему пришлось надеть по торжественному поводу, светилась и вся дворцовая площадь. Люди, пришедшие на коронацию, затаили теплые улыбки счастья и надежды на новое будущее. Они многое потеряли, но уже и обрели немало. Будущему правителю верили, на Хосока возлагали надежды на благополучную жизнь без войн и крови, надежды на мирные рассветы и такие же мирные закаты. Все, от простолюдина до министра, желали, чтобы государь Чон мудро правил страной. И пусть времени прошло не так много, но он уже успел завоевать доверие и любовь своих подданных.       — Ваше Величество, — министр внутренних дел склонил голову и встал на одно колено перед Чонгуком. — Примите эту корону и благословите своей волей и волей небес нового правителя на трон в Пакче. Наш народ будет верой и правдой служить династии Чон!       Чонгук благодарно посмотрел на министра и кивнул.       — Да будет воля небес! — ответил Его Величество и скомандовал министру следовать за ним. Они вернулись к подножию дворцовых ступенек, по которым уже спускался Хосок. Тэхен от волнения мял пояс на ханбоке, прикрывая живот. Он побледнел от страха за своего альфу, ведь никогда еще не был на мероприятиях такого уровня и в особом статусе омеги коронующегося правителя. А с учетом того, что ему предстоит вынести завтра, Ким просто пытался не думать о происходящем, смотря на все словно со стороны. Но ласковый взгляд Чона-старшего, проходящего мимо наложника, вывел его из оцепенения. Хосок достиг половины дорожки и остановился, став на колени перед Чонгуком.       — Волей небес и собственной волей я передаю эту корону Чон Хосоку из династии Чон государства Силла. Отныне земли, принадлежащие моему супругу Пак Чимину, переходят в управление династии Чон. Я здесь власть, и мое решение — закон. Пакче становится частью нашей страны, а король Хосок — основателем новой династии. Да благословят небеса короля Хосока!       Чонгук под общие возгласы «Да здравствует король Чон!» надевает корону на голову Хосока. Чимин, не отрывая взгляда от Чонгука, гордится своим мужем бесконечно. Его земли в надежных руках и зря он переживал, что Чонгук сожжет и разрушит Пакче. Похоже, отныне за свою страну и своих подданных можно не волноваться. Пак вздыхает так, что в груди все трусится и вибрирует. Он готов расплакаться от торжественности и трогательности момента. Его альфа, его король объединяет две страны, чтобы защищать обе. Чимин так благодарен Чонгуку за Пакче, что смахивает слезу, которая непрошено скатилась из глаз. Джан, стоящий в ряду напротив, только улыбнулся, а Сокджин обнял Чимина за плечи.       — Все хорошо, Ваше Величество, — шепчет ему Ким. — Ваши земли в надежных руках. Король Чон хитрец — сделал Чон Хосока своим подданным.       — Джин, ты слушал, да? — Чимин быстренько растирает слезки, чтобы не расстраивать Чонгука, возвращающегося к ступенькам. Повсюду на королей летят разноцветные ленты, придающие празднику яркости, усиливается музыка, собравшиеся кричат хвалебные речи. Хосок и Чонгук идут медленно и с достоинством, принимая поклоны от каждого чиновника, склонившего перед ними головы. Доверие и уважение — базовые принципы власти, на которых строит управление Хосок. Чонгук, больше привыкший к принуждению и силе, молча следует рядом с братом, заложив руки за спину. Хосока здесь любят, и это очевидно.       — А Вы разве не слушали, Ваше Величество? — удивился Джин, но потом понял. — Ах, Вы проказник, не можете насмотреться на своего альфу? — засмеялся Ким и стиснул плечи Чимина. — Я понимаю, я сам скучаю по Намджуну.       — Жаль, что ему пришлось остаться в Силле, — тихонько ответил Чимин, чтобы не быть замеченным строгими распорядителями церемонии. Болтать — дурной тон, признак неуважения к королевским особам, но Чимин не может сдержаться, чтобы не подбодрить Джина. — Ничего, мы скоро вернемся домой.       Пак сам не заметил, как быстро и просто сказал слово «домой». Поистине, Силла стала ему домом. Намджун же остался там на случай военных действий, хотя монголы еще долго будут восстанавливаться после битвы. Чимин абсолютно спокоен и счастлив, что ему удалось побывать на родине, но отныне его дом в Силле.       Коронация продолжилась передачей государственных символов — королевской печати, которую теперь сделали из оникса, королевского герба с измененным рисунком, а также нового королевского трона, ручки и ножки которого были стилизованы специально под журавлей. Чонгук заказал его в подарок брату, и трон доставили точь-в-точь к коронации, чем удивили правителя Пакче. Высокая бархатная спинка, удобное сиденье, широкие подлокотники из чистого золота — трон был до неприличия красив. Когда его вынесли на верхние ступени дворца и Хосок занял место короля, по всей площади раздались одобрительные возгласы. Чимин счастливо улыбался, считая минуты до того момента, когда Чонгук освободится от церемонии, и омега сможет поблагодарить мужа за этот поступок.       Спустя еще час церемония с успехом завершилась. Министр внутренних дел Пакче с удивительной гибкостью сочетал в церемонии традиции двух стран, чем не мог не порадовать короля Силлы. Умный и изобретательный чиновник быстро провел церемонию, закончив ее пожеланиями долгих лет правления Его Величеству. Как только все зашли в гостевой зал дворца, начался торжественный пир. Столы ломились от приготовленной пищи, часть из которых вынесли за пределы дворца, чтобы накормить людей, пришедших хотя бы послушать церемонию коронации через толстые дворцовые стены.       Чимин и Чонгук сидели напротив, съедая друг друга жадными взглядами. Чонгуку хотелось прикоснуться к омеге, чтобы поддержать Чимина, но тот был как рыба в воде. Полученные от матушки знания по этикету не пропали даром, и за омегу не было стыдно. Наоборот, Гук ловил на своем муже восторженные взгляды министров, которые быстро прятали глаза, боясь быть казненными в ту же ночь. Если правитель Хосок более лояльный в этом отношении, то с королем Чоном лучше не шутить — молнии из его глаз долетали до каждого, кто хотя бы вскользь пытался посмотреть на Чимина. Супруг с раскрасневшимися щеками сгорал под взглядом альфы, мысленно прося прощения у всех, кто ранее знал его и был с ним в дружеских отношениях. Теперь Пак — замужний омега, принадлежащий стране, в которой законы принимает один человек. Чимин смущенно улыбается и продолжает трапезу, изредка укоризненно посматривая на мужа. Чонгук только недовольно хмыкает и отворачивается от глазок-бусинок. Его омега только его, нечего всяким чиновникам глазеть на королевского мужа. «Неисправимая ревность», — думает Чимин и прощает альфу, продолжая пить сладкий нектар.       Тэхен напряжен больше, хотя подле него постоянно находится доктор Джан и госпожа Со. По просьбе Чимина они остались ближайшими лицами королевской особы и Хосок с удовлетворением отметил, что Тэхен в надежных руках, и даже на случай дальнего похода он может не волноваться за супруга. Пока еще кисэн сидит в череде приглашенных, но уже завтра разделит с королем праздничный обед. Этого дня Хосок ждет едва ли не больше, чем сегодняшней коронации.       Зачем ему страна, власть, трон и земли, если этот омега не будет принадлежать Хосоку? В глазах короля Пакче появляется гордость, а в груди — благодарность и трепет от того, как Тэхен пытается учиться и соответствовать своему наивысшему рангу. То, что для Чимина естественно, для Тэхена — настоящая пытка. Он сидит с выпрямленной спиной, словно кол проглотил. Руки сжали чашку до побеления пальцев, полы ханбока расправлены так идеально, что нет ни одной складочки. На лице Тэхена замерла мина ожидания и страха, что он что-то делает неправильно — Хосок видит, как его любимый омега мучается на приеме от своей же неуверенности.       Внутренне усмехаясь, Чон Хосок хочет отменить все правила и условности, лишь бы Тэ не чувствовал себя второсортным, недостойным короля и королевских палат, недостойным сидеть рядом с ним и дышать с ним одним воздухом. Он для Ким Тэхена сделал бы все, что возможно, лишь бы его душа была спокойна и довольна жизнью. Его смелый малыш совсем не королевских кровей, поэтому так тяжело переносит свое пребывание здесь. Ничего, скоро он станет полноправным правителем и уже не будет прогибаться под тяжестью низкого происхождения. Манеры станут изысканнее, речь тверже и увереннее, а через пару лет все забудут, что омегой короля является кисэн из Силлы.       Поздним вечером, когда министры, не сильно напиваясь рисовым вином, чтобы достойно выдержать завтрашнюю свадьбу, разошлись по своим домам, Чхандоккун опустел. Лишь где-то вдалеке слышалось шуршание ханбоков прислуги да топот сапог евнухов, которые убирали столы и готовили дворец к будущему торжеству. Обессиленная прислуга сутками не уходила из дворца, а кухня работала всю ночь — пекли, жарили, парили, разливали вино, выдерживали дорогие виды говядины под гнетом с солью. От яств можно было пресытиться и еще долго презрительно смотреть на домашние снадобья. Тэхен и госпожа Со позаботились обо всем, чтобы устроить праздник не хуже, чем свадьба в Силле.       Чимин, отставший от вереницы гостей, намеренно спрятался в саду, а потом бродил по дворцовым коридорам, где ему был знаком каждый метр. Здесь он вспомнил, как Юнги срывал робкие поцелуи, прижимая Чимина к стене, вдавливая до боли лопатками в холодный камень. Картина ожила перед глазами, как сейчас, но не вызвала никакого шевеления в сердце, словно все это происходило не с ним. Чимин вздохнул с какой-то легкостью, но без тени грусти. Знал бы он тогда, что ему придется пережить — сам бы поехал в Силлу и отдался Чонгуку. Поглаживая ладошкой немых свидетелей прошлой жизни, Чимин не заметил, как сзади подошел король Чон.       — Наконец-то я нашел тебя, — зарычал он и больно прикусил Чимина за шею. — Прячешься?       Чимин не вскрикнул. Он привык к неожиданным грубостям альфы. Чонгук бывает разным, но всегда от него сквозит власть. Он берет то, что принадлежит ему по праву истинности, и здесь нет смысла сопротивляться. Чимин будет сотни раз уходить и столько же возвращаться.       — От тебя разве можно куда-то деться? — усмехается омега, оборачивается на каблучках туфелек и закидывает руки на шею королю. — Я успел соскучиться по тебе. На коронации ты был такой…       — Какой? — руки Чонгука обвивают Чимина за талию, а животик омеги упирается королю под пояс. Чонгук отмечает, что даже беременный Чимин идеально подходит для объятий — он словно недостающая частица, которая входит в пазы, как стрела ложится на рукоять лука.       — Невероятный, — растягивает Чимин слова.       — Пойдем в покои, уже поздно, — Чонгук подхватывает супруга на руки и втягивает в долгий поцелуй. Он не может жить без того момента, когда Чимин замирает перед тем, как его губы касаются омежьих, словно это происходит в первый раз. — Командуй, куда идти, мой маленький генерал! — Чонгук только посмеивается и дает омеге поруководить им хотя бы здесь, на его территории. Пак знает каждый уголок, поэтому задирает носик и говорит:       — Сейчас налево до конца коридора, а потом направо.       Чонгук бережно проносит Чимина мимо узких коридоров, но тот внезапно дергается и просит остановиться.       — Пожалуйста, — умоляюще тянет Чимин.       Король Силлы не особо понимает, что за двери и помещения они прошли, но если Чимину надо, то он бережно ставит его на пол, поддерживая под локоть. Пак выдергивает руку и устремляется вперед, открывая дверцу за дверцей. Кажется они ведут в тронный зал или нет? Расположение комнат ему не особо интересно, но по типичному устройству дворцов Чонгук понимает, что главное помещение для торжеств рядом, но Чимин уводит его дальше. О, небеса!       Пак открывает последнюю дверь и входит в помещение, что озаряется светом садящегося солнца. Створки окон прикрыты не полностью и пропускают оранжевое зарево, которое кладет свои лучи на пол, окрашивая его в красный оттенок.       — Мама! — Чимин буквально бросается на пол у выхода из комнаты. — Мамочка!       Чонгук вспоминает все до единой детали. В этой комнате он убил королеву Дахи, а за той дверцей прятался Чимин, смотря на него глазами, полными ужаса и страха. Если тогда Юнги удалось увести мальчишку от кровавой расправы, то сейчас воспоминания настигли его вновь, перемалывая внутренности в кровавое месиво от боли и ненависти.       Чонгуку нечего сказать. Он только стоит молча и не смеет подойти. Есть ли у него оправдания? О чем он думал в тот день, с которого прошло почти три года? Чего стоят слова извинений сейчас и нужны ли они? Впрочем, Чонгук эти слова выдавить из себя не может, хотя где-то в душе понимает, что месть была уготована только Тэджону. Все остальные, павшие от меча, просто оказались не в то время не в том месте. Они случайные жертвы, которых могло не быть. Но Чонгук не жалеет. В конечном итоге в тот день он впервые увидел Чимина и уже за это готов благодарить небеса. Повтори тот день снова — он бы ничего не изменил. За Чимина он убьет кого угодно.       Омега плачет, не сдерживая слез. Его плечи опущены и крупно дрожат, а из горла доносятся рыдания. Голос сорван до хрипоты. Чонгук молча снимает пояс с доспехами, отставляя оружие в угол, и присаживается на пол рядом с Чимином. На досках нет следов крови — за столько лет прислуга вычистила комнату до блеска, но воспоминания… от них никуда не деться. Обезглавленное тело Дахи лежало в центре комнаты, ближе к окну, а голова королевы откатилась ровно в то место, где сейчас Чимин до содранных ногтей соскребает краску с пола.       — Мамочка!       Чонгук сидит молча и ждет. Омеге нужно отпустить ситуацию. Возможно, им нужно сделать это обоим, чтобы окончательно простить друг друга и перестать тянуть прошлое за собой. Впереди, Чонгук уверен, много счастливых моментов, которые он не позволит омрачить уродливыми воспоминаниями.       — Я не могу вернуть прошлое, волчонок, да и не хочу.       — Т-тут т-ты уб-б-бил м-мою мам-м-уууу, — Чимин захлебывается и завывает, вспоминая жуткие картины. До сих пор мертвые глаза его матери иногда являются омеге во сне, а сейчас он смотрит на свою руку и ощущает, что на запястье лежит ладонь Юнги и тянет его бежать отсюда. Кошмары вернулись так, словно все происходит снова. Чимин проплакал еще долго, пока от бессилия не прислонился к Чонгуку и не отключился у него на руках. Отнеся омегу в покои, Гук не мог заснуть почти до самого утра. В ушах стояли его крики, а закрывая глаза король видел слезы Чимина. Поубивав тысячи людей, он не помнил даже криков о спасении жизни, но одно пронзительное «Мамочка!» разбило его сердце навсегда.

***

      Свадьба уже короля Пакче Чон Хосока прошла предсказуемо — без каких-либо неприятностей и заминок. Тэхену пошили красивейший ханбок на европейский манер, который своими широкими сборками у пояса прикрывал уже большой живот. Еще месяц-полтора и в Пакче появится наследник, а пока Тэхен смиренно стоял посреди дворцовой площади и давал альфе клятву верности. Три порции вина из разбитых частей чаши испиты быстро, после чего Хосок, не сдерживаясь, при всех целует Тэхена. Ему плевать, что скажут министры и присутствующие — своего омегу он имеет право целовать в любом месте и когда захочет. Ему не мешает ни власть, ни положение, ни запреты морали или дворцовые правила. Отныне они сами будут устанавливать, как жить в Чхандоккун.       Чимин, слегка бледный после вчерашнего, положил свою ладонь в крепкую руку Чонгука. Ночью, когда Пак вскрикивал от кошмаров и плакал, он также сгребал его в охапку и прижимал к себе. Чимин понимает, что в этом мире он остался совсем один. Ни братьев, ни сестер, ни матери, а отец в бегах. Да, история его семьи не так красива, как правила династия Пак до них. Настало время писать новую страницу.       Отвлекаясь от грустных мыслей, Чимин прислоняется спиной к стоящему за ним альфе. Он нарушил этикет, чтобы омеге не так тяжело было стоять. Доктор Джан, наблюдающий за церемонией неподалеку, принес Чимину прохладительного напитка. Кажется, он нужен еще и Тэхену, который уже не может играть лицом, натягивая улыбку сквозь усталость. Ему бы сейчас полежать, но сегодняшний день важнее и нужно терпеть.       — Я люблю тебя, — слышит Пак на ухо и не может не улыбнуться.       Под одобрительные крики «Долгих лет Его Королевскому Величеству» Хосок ведет Тэхена через центр площади, чтобы усадить рядом с собой. С левой стороны от трона короля для его супруга приготовили отдельный трон, но не менее величественный. Ким напряжен, он ступает очень осторожно, словно боится запутаться в ханбоке, но поддерживающий под локоть Хосок только улыбается ему.       — Ты самый красивый король, Ваше Величество, — шепчет он Тэхену, и тот тут же заливается краской. Ему и так жарко в этом гонренпо, еще и Хосок не облегчает ситуацию, заставляя его краснеть. Усевшись на трон, Тэхен принимает символы королевской власти и ониксовые норигэ. К ним подходят министры, кланяются и оставляют подарки. Презенты скромнее, чем на свадьбе Чимина, но Тэхен и этому рад — все безделушки не стоят ничего, как этот трон, доставшийся ему таким долгим путем. Но доставшийся!       Тэхен не скрывает своей радости, когда его официально объявили супругом короля Пакче. Наконец-то он заслужил это все — Ким обводит глазами шеренги чиновников, целый штат евнухов, прислугу низшего ранга, министров и глав провинций, которые собрались на праздник. Даже солнце сегодня стало греть по-особенному тепло, пока взгляд Тэхена не остановился на Чимине. Пак даже стоя внизу перед ступенями снисходительно и с достоинством смотрел на нового короля да так, словно тот его несмышленый друг, которому омега дал поиграть игрушкой на время. Но с Пакче обращаться нужно бережно, ведь потом его придется будет вернуть хозяину в целости и сохранности. Бесит!       Тэхен злится, потому что не может разгадать слишком много загадок. Приехав сюда, он не слышал ничего такого, что бы пролило свет на его таинственную метку. Спрашивать напрямую он не хочет, да и у кого — не знает. Многие слуги, что ранее помогали Чимину одеваться, убиты еще во время первого захвата дворца, а те, что остались, знают ровно немного. То же, что и он. Должен быть кто-то еще, кто может растолковать правду, но пока Тэхен присматривается. Став королем, он может не спешить — время теперь на его стороне. Как бы не так — он будет драться за Пакче!       Еще один утомительный день подходил к концу. Уставшие омеги еле держались на ногах и ушли отдыхать раньше остальных. Чонгук обсудил дела с Хосоком, поупражнялся в стрельбе из лука и даже съездил с ним ночью понырять в горной реке, извилина которой была пригодна для купания. Вода холодная, но течение небыстрое, поэтому братья устроили шуточный заплыв, не уступая друг другу ни в мастерстве, ни в скорости.       Утром, вернувшись в Чхандоккун, Чонгук велел снаряжать паланкин и отправляться в путь.       — Отошли гонца, как доберетесь, — просит Хосок, который приставил к отряду Чонгука хварана, что известит об удачном прибытии королевского паланкина.       — Непременно, — Хосок обнимает брата и ждет, пока слуги с кухни уложат в возы еду. — Хосок, это много, я на твоих запасах до Империи Цинь доеду!       Чимин неловко закашлялся и отвернулся к доктору Джану и госпоже Со, которые не могли отпустить своего любимого мальчика. Джан просил послать весточку о появлении малыша на свет и все рассказывал Чимину, какие травы нужно пить после рождения ребенка, чтобы прибывало молоко, и омега быстрее восстановил собственное здоровье.       — Доктор Джан, в Силле есть Линь, поэтому вы зря переживаете — он тоже хороший лекарь, — успокаивает его Пак. — Госпожа Со! Ну скажите вы, что все будет хорошо.       — Непременно, Ваше Величество, — поддакивает пожилая женщина. — Просто Джан так скучает по Вам.       — Я уверен, что скоро настанет мир, и мы сможем видеться чаще, — у Чимина чуть ли слезы не наворачиваются от того, что Джан отвернулся, дабы успокоиться и не расстроиться еще больше.       Тэхен стоял поодаль и молчал. Он еще не слишком понимал, что входит в его обязанности, но поскольку гости хотя и высокопоставленные, но менее официальные, нежели правители других стран, то Ким расслабился. Даже если это ошибка, Хосок ему простит. Когда Чимин отлип от доктора и госпожи Со и уселся в паланкин, напряжение спало.       — До встречи, брат! — Хосок еще раз обнял его, и Чонгук запрыгнул на лошадь. — Пришли мне гонца, если разведка принесет плохие вести!       Чонгук кивнул, зная, что монголы скоро соберутся с новыми силами. Возможно, Хосока придется задействовать, но лучше время потянуть подольше. Увиденное здесь порадовало Чонгука, но королевский авторитет нарабатывается годами, а вот растерять его можно за пару дней. Пак Тэджон тому яркий пример. Процессия отчаливает, а Хосок подходит к мужу и целует его в лоб.       — Ты отлично держался эти дни, мой любимый, — воркует Хосок, зарываясь носом в волосы, пахнущие лотосом. Он дуреет от запаха омеги, поэтому не упускает возможности побыть с ним рядом.       — Я старался, мой король!       — Ты — мой король! Величество моего сердца. Единственный и неповторимый омега, которого я люблю больше жизни, — Хосок берет Кима под руку и заходит во дворец. Лязгающий звук ворот наконец-то приносит спокойствие в их размеренную семейную жизнь.

***

      Волнения начались через три недели, когда весь дворец проснулся от скрипучего голоса госпожи Со. Евнухи и прислуга, которых она одним криком подняла ранним утром из теплых постелей, уже бегали с кухни во дворец и обратно, таская туда-сюда тазики с горячей водой, простыни, кувшины с холодной водой и разными отварами, что выдавал из своих покоев доктор Джан. Он предусмотрительно сделал достаточно отваров и настоев трав от кровотечения, для придания рожающему омеге сил, для обезболивания, для хорошего сна и для прибывания молока. Создавалось впечатление, что все эти жидкости он хочет влить в Тэхена за один раз, но прислуга безропотно выполняла приказы лекаря. Хосок, который и позвал госпожу Со, нервно расхаживал на заднем дворе. Министр военных дел Чхве Ин пытался занять его метанием ножей, но это было бесполезно. Боль Тэхена он чувствует, как свою, а редкие крики омеги, доносящиеся через окна, просто заставляют его леденеть изнутри.       — Доктор Джан, помогите мне, — госпожа Со уже собрала все необходимые предметы и лекарства, поэтому выставила всех евнухов, оставшись только с лекарем и молоденькой прислужницей. — Прошло уже два часа, нужно подождать еще.       — Сколько еще?! – кричит Тэхен, которого на части разрывает от боли. — Я уже не могу!       — Ваше Величество, будьте благоразумны и не тратьте силы,— Джан пытается успокоить Тэхена и считает его пульс на руке. Все говорит о том, что малыш скоро родится, поэтому лекарь кивает госпоже.       — Выпейте этот отвар, он придаст Вам сил, — госпожа Со ловко выливает в рот Тэхена какую-то густую горькую жижу, но выплюнуть ее он не смеет. Он должен родить Хосоку наследника. Тэ мысленно проклинает всех Чонов, неважно от кого из них он в итоге забеременел — терпеть такие мучения от этих альф просто невыносимо. Он откидывается головой на подушку, потому что даже упираться локтями и тужиться уже нет сил.       — Отдохните, Ваше Величество, — командует доктор и подходит к столику с лекарствами, чтобы проверить не забыл ли чего.       — Ай! — вскрикивает омега в очередной раз и подается вперед животом. Неприятное ощущение холода внизу живота заставляет его посмотреть вниз — госпожа Со намочила полосы ткани в холодной воде и положила на живот.       — Это поможет немного облегчить боль, — пояснила она сцепившему зубы Тэхену.       — Я уже не могу терпеть!!! Чон Хосок! Да чтоб тебя! — орет Тэхен, но все это бессмысленно — во время родов альфам запрещено входить в комнату, пока лекарь или старшая дама не выйдут и не скажут про рождение ребенка.       — Ваше Величество, нужно терпеть, — уговаривает Со и отходит к Джану. — Вот еще эти безродные омеги! Не оберемся с ним проблем. Королева Дахи ни слезинки не проронила и даже не пискнула, когда рожала детей.       — Госпожа Со! — прикрикнул Джан и тут же снизил голос. — Не равняйте всех по королеве! И будьте снисходительны к этому омеге. У него и так непростая жизнь.       — Как будто Вы знаете больше меня, доктор Джан! — фыркнула госпожа Со.       — Отнюдь, — парирует лекарь.       Слух Тэхена обострился до предела. Ему было крайне противно, когда его сравнивали с кем-то, но госпожа Со не так часто вспоминает погибшую королеву — почему бы не пополнить свой мозг информацией об истории королевства, в котором ему придется жить. Слова о сыновьях резанули по уху ровно в тот момент, когда его охватила очередная волна боли, но омега закусил губу до крови, чтобы не орать.       По его вискам стекал пот, а нижняя рубашка вся промокла. Госпожа Со подошла к Тэхену и помогла ему сменить белье. Сколько еще ему тут валяться — только небеса знают. Вставать тяжело, спину ломит, а живот точно каменный — напряженный, болезненный, тянущий вниз и разрывающий где-то там, где омега и понять не может. Рожал бы он второй раз — был бы опытнее. Слова госпожи Со он откладывает глубоко в памяти, чтобы потом поразмышлять над ними, а пока сосредотачивается на процессе. Доктор Джан считает пульс, кивает придворной даме, и во время очередного приступа боли она приказывает Тэхену натужить живот и поработать мышцами.       Омега чертовски вымотался за это время, но он напрягает живот так, что вздуваются вены на шее. Он уже здесь больше четырех часов так точно. Счет времени Ким потерял, но солнце поднялось над землей и, наверное, наступил полдень. Его муки снова впустую, но ему хотя бы дают отдохнуть. Госпожа Со отходит сама и выпивает большую чашу воды, делясь с лекарем. С утра они не ели, а сейчас и речи нет о том, чтобы уйти от Тэхена. Пока все не закончится, они будут здесь. Прислужница, менявшая ткань на животе у Тэхена, ни жива, ни мертва от страха.       — Его Величество, кажется, заснул, — пищит она тоненьким голосом, а Тэхен, прикрыв глаза, действительно хочет отдохнуть. Боль тупая, не резкая и не опоясывающая, поэтому омеге можно немного подумать над тем, что услышал. Пока новая порция боли не выбьет все из его головы, отмечает Тэ и расслабляется. Его дыхание ровное, он расслабил руки, вытянув их вдоль себя, а согнутые колени удобно устроил на валиках, которые ему скатали из простыней и положили под ноги. Промокшие простыни неприятно липнут, но беременному все равно.       Доктор Джан проверяет омегу, прикладывая руки к его животу, и совершенно не против, чтобы тот отдохнул. Иногда процесс затягивается и на более длительный срок, но Тэхен здоровьем крепок и пока повода для беспокойства нет. Старшая придворная дама, подошедшая к Джану, только скептически сложила руки на груди.       — Помнишь, как мы с тобой точно также стояли у постели Ее Величества? — подпихивает она доктора и подмигивает ему. — Девятнадцать лет прошло.       Тэхену кажется, что у него сейчас остановится сердце. Он делает все, чтобы не пошевелиться, ибо чувствует что-то неладное.       — Да, помню, — тепло отвечает лекарь, словно он возвращается в события тех дней.       — Надеюсь, что этот омега произведет на свет одного наследника, — вздыхает Со. — Было неправильно избавиться от второго принца.       — Ты признаешь это сейчас? — ошарашенно спрашивает лекарь. — Сейчас, когда прошло столько лет?       — Джан, перестань на меня так смотреть! Ты всю жизнь будешь обвинять меня в этом? — повысила голос женщина. — Я всего лишь придворная дама Ее Величества Пак Дахи. Все ее слова для меня закон. Я не могла поступить по-другому!       — Почему тогда я смог? — прищурил глаза старик, глядя на собеседницу. — Почему я смог спасти ему жизнь?       — Джан! Я же говорила тебе избавиться от него, — зашипела госпожа, словно непослушание лекаря было направлено лично в ее сторону. — Госпожа Дахи велела оставить только первенца.       — Я не мог сохранить жизнь только Чимину! Второй ребенок был жизнеспособным, хотя и слабым. Его можно было выходить! — парирует лекарь.       — Что ты и сделал, верно? — теперь уже наступает госпожа Со, припирая Джана к ответу. — Говори!       — Да, я отдал его своей сестре в Силлу, — прошептал лекарь, поглядывая на лежащего с закрытыми глазами Тэхена. — Инха воспитала мальчишку ничуть не хуже, чем воспитывают своих детей!       — Можно подумать! Королевский наследник превратился в деревенщину! И где он теперь? Сеет рис, не разгибаясь от рассвета до заката, или пасет скот, вычищая коровники? — фыркнула Со, считая, что лучше было поступить так, как приказывала королева.       — Почему же? — язвит лекарь, которого раззадорила острая на язык служанка. — Он перед тобой. Ким Тэхен, король Пакче, собственной персоной! Все вернулось на круги своя, и ваши с Пак Дахи планы не удались.       Лицо госпожи Со выражало не то ужас, не то удивление. Она застыла на том же месте и не могла произнести ни слова, открывая рот, как рыба.       — Можешь не сомневаться — у него такое же родимое пятно на пояснице, как у Чимина, — шепотом продолжает Джан свою победную речь. — Но ты, Со, будешь молчать об этом до конца своих дней, потому что если Его Величество Хосок узнает, что ты хотела убить наследного принца еще в младенчестве, тебе не жить. Первый же столб будет твоим! А я молчать не буду. Тайна, которой мы были связаны в тот день, стала нашей обузой на всю жизнь. Мне невмоготу уже самому выносить все это.       Госпожа Со молчит, поскольку ее мозг никак не может смириться со сказанным. Но не верить Джану оснований нет. Небеса вновь сыграли злую шутку.       В этот момент Тэхен хотел умереть. Он стиснул зубы так, чтобы не заорать, но не от боли, а от обиды. Услышанное только что расставило все по своим местам. Нет больше тайны, нечего разгадывать. Он — второй наследник королевы Дахи и Пак Тэджона, а значит, родной брат Чимина. Он медленно осознает все, что узнал сейчас. Обидно, но предъявить претензии некому. От него хотели избавиться, как от котенка. Все это время он проживал чужую жизнь, коротая дни в стареньком полуразваленном домике, а мог бы жить здесь, во дворце Пакче. Считая Силлу своим домом, он на самом деле имел ничуть не меньше, нежели короли Чон. Иронично, он благодарил Чонгука за то, что тот подобрал его с грязной площади, хотя сам был наследником как минимум половины королевства.       Резкая боль пронзила живот омеги, напоминая о том, чем он должен быть занят. Все мысли на время отошли на второй план, пока Тэхен не почувствовал облегчения внизу, а под попой не полилось что-то теплое, жидкое и липкое.       — Уже скоро, Ваше Величество. Осталось потерпеть совсем немного, — сказал лекарь Джан, поглядывая на Тэхена. Омега только промычал что-то невнятное, как у него началась череда частых болей, не дающих даже отдохнуть. Подоспевшая служанка поменяла простыни, окровавленные края которых успел увидеть Ким и чуть не потерял сознание.       — Все так и должно быть, — успокоил его лекарь, заметив страх и тревогу в глазах. Доктор, спасший его от смерти, внушал доверие. — Принесите еще горячей воды! — крикнул Джан, и за дверями послышался топот.       — Вы хорошо справляетесь, Ваше Величество, — заторможено произнесла Со и неожиданно получила испепеляющий взгляд.       Через час на свет появился наследник. Маленького омежку завернули в чистые простыни и отдали измученному и уставшему Тэхену, который со смешанными чувствами смотрел на ребенка. Услышанное от доктора не могло не будоражить его мысли, но пока сердце от умиления затопилось смешными щечками, носиком и губками, пытающимися найти молоко. Джан первые несколько часов не рекомендовал кормить кроху, а пока пичкал Тэхена все новыми лекарствами. Его Величество послушно открывал рот. Сегодня был сложный день: во-первых, он узнал тайну своего рождения, а во-вторых, отца своего ребенка — омежка был копией Хосока. Как две капли воды.