Illecebra. Соблазн

      — Что ты сказал, Тэхен? — Хосок прищурил веки и остановился, глядя в глаза омеги. — Наследный принц Пакче? Ты о чем, любимый? Тэхенни, ты не в себе…       — Не-е-ет, — Тэхен продолжает пятиться назад, упираясь спиной в стену. Отступать больше некуда. Все слова сказаны, а бежать бессмысленно. Момент истины наступил раньше, чем нужно, но ничего не поделаешь. Тэ сотни раз корил себя за несдержанность, но что произошло — то произошло. — Я не спятил, Хосоки. Ты думаешь, это я сошел с ума? Нет, дорогой мой муж, я совершенно здоров.       — Но Тэхен, это невозможно… Ты… — альфа просто опешил от новости и действительно готов идти за доктором Джаном. То, что мужа в последнее время что-то беспокоит, Чон замечал, но внезапное заявление о причастии к королевской династии Пакче — это уже слишком.       — А теперь послушай, пожалуйста, Хосоки, — Тэхен завязывает ханбок, присаживается на край кровати и хлопает ладонью по простыни, приглашая короля сесть рядом. Ему предстоит уверить мужа в своей правоте, поэтому омега берет себя в руки, делает глубокий вдох, чтобы унять волнение, и начинает рассказ. — Я действительно единоутробный брат Чимина — короля Силлы. Об этом я узнал от тетушки Инха, но здесь, в Пакче, лишь нашел подтверждение ее слов. В ночь, когда я родился, меня хотели умертвить, но добрые люди спасли мне жизнь. Так я и появился в Силле у Ким Инха. Все иное сейчас не важно, Хоби. О моей жизни в деревне ты знаешь, а остальное происходило у тебя на глазах. Я не лгу тебе, Хосок. Ты не веришь мне, да?       Король Чон сидит молча и совершенно не знает, что говорить. В его голове не укладывается ничего из услышанного, а слова Тэхена кажутся все более абсурдными. О том, что Джан и Со причастны к случаю двадцатилетней давности, омега решил умолчать. Эти двое еще могут ему понадобиться, а Хосок лишит их жизни одним ударом меча. Поэтому у короля Пакче в голове пока больше вопросов, нежели ответов.       — Брат Чимина? Убийство рожденного наследника? Да не может этого быть! — Хоби потирает виски, ерошит волосы, пытаясь осознать сказанное супругом.       Следующей фразой омега убивает в нем уверенность в том, что это все — какая-то глупая путаница.       — Хосок, — Тэ вырывает его из ступора мыслей и не дает опомниться. — Я встречался с отцом. Он признал меня.       — Что? Ты совсем с ума сошел? — альфа вскочил с кровати и направил на Тэхена разъяренный взгляд.       — А что ты думаешь? Я, узнав о том, что являюсь наследником Пакче и имею в живых родного человека, буду сидеть запертым в Чхандоккун только потому, что ты заточил меня здесь? Как зверушку в бродячем театре? Быть с тобой рядом, чтобы стать украшением дворца? Красивой молчаливой статуей рядом с королем? Сколько еще это будет длиться, Хо? Я тоже имею право быть чьим-то сыном, а не безродным мальчишкой, которому всю жизнь тыкали в глаза его происхождением! Я достаточно натерпелся в детстве. Да, мой отец убийца, но он единственный родной человек, который остался на этой земле. Я — его плоть и кровь. И напомню — моя мать пала от меча твоего брата.       Тэхен совершенно уверен в том, что его игра для Хосока удалась на отлично. Он сам чуть не расплакался, когда заговорил об отце и матери. К Дахи Тэхен не чувствовал ничего, кроме ненависти, к отцу — обычную жалость, как к любому бесполезному старику, что коротал свои дни, номинально числясь на троне. А Пак Тэджон и того больше — даже трон потерял. Поэтому теплый порыв в сторону родителей, который озвучил Тэхен, был лишь для того, чтобы разжалобить мужа. Омега отвернулся к стенке, подобрал ноги на кровать и уткнулся головой в колени, показательно громко рыдая на все покои.       — Тэхен… — глухой голос Хосока показался на мгновение таким незнакомым, что Ким внутренне дернулся от интонации мужа. — Ты поступил неразумно.       — Давай, Хосок, можешь выкинуть меня отсюда! Мне все равно! Неразумно? По-твоему хотеть счастья — это неразумно? Быть кому-то нужным и важным? Стать ближе с тем, чья кровь течет во мне — неразумно? — крикнул Тэхен, вновь играя чувствами короля. — Я с самого рождения оказался никому не нужен. От меня хотела избавиться мать, а о моем существовании не знал и родной отец. Я был обузой для тетки, даже ты делил меня с Чонгуком! Что, неприятно слышать правду? Вы, словно животные, трахали меня без устали. Тебе неведома любовь, Хосок! — Тэ сощурил глаза и подошел к мужу. — Ты даже в брачную ночь короля Силлы уступил меня своему брату.       В покоях раздается громкий звук пощечины, которую получил Тэхен от короля Чона. Округлившиеся глаза омеги явно говорили о том, что он не рассчитывал на такой поворот событий. От обиды его губы затряслись, а в носу сразу резко защипало. Теперь уже самые настоящие слезы полились градом из красивых глаз, а в горле застрял ком. Ругаться больше не хотелось. Ким охнул и прижал ладонь к щеке, пылающей огнем.       — Успокоился? — Хосок внимательно смотрит на супруга, придерживая его за подбородок, чтобы заглянуть в заплаканные любимые глаза, и продолжает. — Я не буду отрицать, что Чонгук первым разглядел тебя. Среди простого народа такая жемчужина в дорожной пыли тускнела, но я рад, что у моего брата оказался зоркий глаз. Да, мы делились с ним с детства всем, а потом и омегами в том числе. Я не хотел влюбляться в тебя, Тэхен. Но этого просто не могло не случиться — ты будоражил мое сознание каждый день. Я сходил с ума, когда был не рядом с тобой. Каждый день, проведенный здесь без тебя, растягивался для меня на годы. Серые и скучные, словно и солнце не вставало в Пакче, пока ты не появился в королевстве, Тэхен. Я стал слишком зависим, когда понял, насколько тебя не хватает. Ты родил мне наследника, ты мой супруг и король Пакче. Этого не изменить никогда, Тэ. Ты остаешься самым главным человеком в моей жизни. Именно поэтому я говорю о безрассудстве твоего поступка. Я не хочу потерять тебя, но и истерик твоих не потерплю. Мне нужна опора, Тэ. У меня нет времени воспитывать тебя, и я надеюсь, что это первый и последний раз, когда я применил силу.       Тэхен резко мотает головой, освобождаясь от крепких пальцев короля на своем лице. На раскрасневшихся щеках видны белые пятна: то ли от ярости, то ли от крепкой руки альфы. Омега лег в кровать и демонстративно отвернулся, а Хосок вышел из покоев, даже не думая делить ложе с супругом. В эту ночь ему есть, о чем подумать.

***

      Утреннее солнце ласково кидает через окно свои лучи, гладя Тэхена по шелковистой коже. Голова раскалывается после вчерашних слез и ссоры, но омега ни о чем не жалеет. В конечном итоге, необходимо действовать как можно быстрее, пока ему удалось договориться с Юнги. Юнги… Тэ растягивает губы в улыбке и обводит язычком острые края зубов. Король Мин не так прост, как кажется. Еще тогда, в домике у Сынвона, Тэхен понял, с кем из них нужно вести дела. Пак Тэджон для него абсолютно бесполезен, но он станет отличным мостиком для дружбы с Юнги. Мин хитрый, верткий, сам себе на уме, но омега надеется, что в будущем сможет переиграть его. Он верит в то, что Хосок сможет устранить Юнги, но самая главная проблема сейчас не король Корё, а государь Силлы.       Разработанный Тэхеном план прост. Юнги наладил контакты с японской армией, а с представителями некоторых отрядов Тэ удалось встретиться и поговорить. Под видом торговцев крепкие хигокэнин через месяц проникли в Пакче, а Ким подозрительно долго выбирал ткани для нового королевского ханбока и одежды для наследного принца. Взмахи отрезами японской парчи перемежались с указаниями, которые наемники получили от Тэхена. Он дал им точный план дворца в Силле, обозначив тронный зал и покои короля, к которым нужно подобраться, чтобы умертвить омегу. Хигокэнин, войдя в роль заправского торгаша, активно размахивал руками, а Тэхен смеялся и тряс перед ним мешочком с монетами. Внутри мешочка вместо серебряных слитков, что выделил из казны Хосок, были и золотые вперемешку с драгоценностями, что добавил Ким за хорошо выполненную работу.       — Тэхен! — Хосок зовет его к дальней торговой палатке с украшениями, а омега заканчивает разговор с «торговцами» тканями и приказывает евнуху забрать купленный отрез. Тэ прощается с японцем, чуть дольше обычного задерживая взгляд и отвечая улыбкой так, как не подобает королю.       — Катаро, господин, — слышит омега в ответ. — Меня зовут Катаро. Буду рад новой встрече с вами.       — Непременно, — улыбается Ким, строя в голове далеко идущий план, и уходит к мужу.       — Посмотри на эти украшения, — Хосок обводит рукой столик в палатке, заполненный нефритовыми украшениями. — Выбирай любое, которое тебе понравилось.       Тэхен обиженно поджал губы. Хосок все также следует советам Чимина и не решается сменить королевский символический камень в Пакче. Нефритовые норигэ, нефритовая шкатулка, нефритовые чаши и кувшины, ёнджа с нефритом, подвески, серьги, кольца и браслеты тоже с нефритом — от зеленого цвета у омеги скоро начнет болеть голова. Но раздражает его не камень, бесит прошлое. Все здесь веет духом Чимина, от которого сознание Тэхена никак не может освободиться. Даже взгляд придворных на себе он ощущает сочувственный. Конечно, он не Чимин, он всего лишь ночная девка нового короля, которую притащили сюда из Силлы для государевых утех. И хотя Хосок никогда не давал повода так думать о новом правителе, но Тэхен постоянно изводил себя мыслями, кто он есть и кем может стать.       — Я не люблю нефрит, — цедит сквозь зубы омега, чтобы не заорать на всю площадь. Торговец напротив удивленно поднимает бровь, но молчит. Готовясь к поездке в Пакче, они специально много изделий сделали именно из нефрита. — Ты можешь хотя бы камень поменять в этом проклятом королевстве? Или я так и буду жить в тени славы Пак Чимина? Почему я должен носить этот камень, который мне ненавистен? Почему я должен надевать на церемонии эти тошнотворные зеленые цацки? Ты можешь хоть что-нибудь сделать как король, а не как марионетка Чонгука? Почему он — это ты, а Чимин — это я? Почему мы носим маски и проживаем чужие жизни?       Продавец готов превратиться в песчинку или травинку, последнего гада земного, лишь бы не становиться свидетелем перепалки двух коронованных особ. Его уши и глаза здесь явно лишние, поэтому он лихорадочно наклоняется к расставленным на столе коробочкам с украшениями, что-то бормочет про себя, чуть ли не плача, лишь бы его не заметили короли.       — Да что с тобой, Тэхен? Тебе не нравится нефрит? Я куплю тебе любой камень, который ты только пожелаешь, — Хосок пытается утихомирить омегу, но Тэхен уже слишком зол, чтобы суметь остановиться. Под ноги в песок летят сброшенные с тонких кистей браслеты, мигом с красивых пальцев слетают перстни с крупными нефритовыми вставками, с груди он срывает ожерелье, разорвав нить и рассыпав зеленые бусины по земле.       — Я не хочу носить это, не хочу! — Тэхен разворачивается и убегает во дворец, размазывая слезы по щекам. Он слышит топот сапог Хосока и понимает, что далеко ему не сбежать. Один шаг альфы как два шага омеги. Спустя пару секунд его больно разворачивают за плечо, впиваясь пальцами в ключицу. Ким только ахает от боли, но останавливается, прижатый к стенке супругом.       — Чего ты хочешь, Тэхен?! — колено государя больно упирается ему в ногу, а спина, придавленная мощной рукой, сильно болит от удара. — Ведь тебя не нефрит беспокоит, правда?       В коридоре стало подозрительно тихо, словно дворцовые служащие вмиг вымерли, оставив королевскую чету в пустых каменных стенах.       — И это тоже, Хосок! Я устал жить здесь под личиной твоего кисэн. На меня смотрят, как на продажную девку. Ты обещал подумать и уже больше тридцати рассветов молчишь, заставляя меня мучиться еще больше…       — Тэхен, я не могу сейчас представить тебя кровным наследником короля Пакче! Это и так осложнит наше положение.       — Почему? — Тэхен в открытую удивляется и округляет глаза, глядя на мужа. — Я не достоин, да?       Губы омеги дрожат от обиды. Даже узнав о том, что в нем течет королевская кровь, Хосоку этого недостаточно. Любой промах в этикете всегда можно списать на то, что Тэхен — бывший кисэн. Быть же королем — не для него. А может? В голову омеги закрадывается шальная мысль, которую он тут же выдает, не боясь вызвать гнев альфы.       — Не-е-ет, — растягивает губы Тэхен, слегка улыбаясь. — Не поэтому ты боишься меня представить сыном Тэджона. А потому, что ты не хочешь ослабить власть Чонгука, да? Так ведь? Я все понял, наконец-то я все понял.       Истерический смех раздается на весь пустующий коридор, вторя эхом и затихая где-то вдалеке. Темнота стремительно поглощает язвительные интонации омеги, но Тэхен не перестает хохотать. Он уже сгибается пополам от коликов в животе и медленно оседает на пол, закрывая лицо руками. Смех переходит в безудержный плач, точно у сумасшедшего.       — Конечно, если Чонгук узнает о том, что я наследный принц, он мигом вернет тебя в Силлу и объединит земли. Именно он коронует себя правителем соединенного королевства, а я так и останусь кисэн, потеряв даже то, чего никогда не имел. Это моя земля, Хосок! Земля нашего сына! Ты не имеешь права лишать его наследства! Пакче принадлежит ему, ты понял?! Чонгук поступит с ним точно так же, как поступили со мной. В этой жизни нет выбора для тех, кто составляет тебе конкуренцию — только участь, Хосок. Участь, предрешенная более сильным правителем!       — Тэхен, опомнись! Я коронован на правление, и это наши земли! — перечит ему Чон, пытаясь остановить истерику.       — Наши земли? Вот именно, что ты коронован Чонгуком! Ты зависим от него и слаб! Ты ничего не можешь сделать, чтобы защитить своего омегу и сына! Поэтому мне только и остается, что наблюдать за тем, как мы медленно и верно уничтожаем все своими руками. Пока эти земли принадлежат Чонгуку, пока ты здесь только благодаря его воле, все наше будущее находится под угрозой. Неужели ты не понимаешь, что Чимин никогда не признает меня своим братом? Он ненавидел меня как кисэн, откуда ему воспылать ко мне родственными чувствами теперь?       — Ты преувеличиваешь, Тэхен. Я не думаю, что Чимин захочет вернуться в эту страну и тем более навредить тебе!       — Узнав о том, что я тоже имею право быть королем Пакче, он сделает все, чтобы этого не допустить. Чонгук слишком слаб, чтобы противостоять Чимину, и слишком силен, чтобы поддаться тебе. Для нас нет будущего, Хосок! Я не вижу выхода из этой ситуации и ты тоже, признай это! Мы в ловушке. С каждым днем я с ужасом думаю о том, что может случиться с Сунджоном…       Тэхен громко плачет, надавив на самое больное. Как ни странно, для него тоже. Несмотря на всю алчность и желание стать королем Пакче, избавившись от Чонгука, омегу не покидали мысли о наследном принце. Он мечтал увидеть его на троне, грезил об огромной империи, которую построит сын, благодаря исключительным умениям в военном деле, полученным от отца. Тэхен любил наблюдать за тем, как Хосок тренируется на заднем дворе. По оголенной спине текли струйки пота, его щеки краснели от притока крови, а в глазах плясал огонек задора и бесстрашия. В такие моменты омега подбегал к нему, бросался на шею, слизывал соленые капли и целовал, шепча на ухо, что он самый смелый и сильный альфа, которого только рождали небеса. Тэ надеется, что наследный принц Сунджон не подведет отца и папу.       — Ты знаешь, что Чонгук набирает войско? — глухо спрашивает Тэхен у альфы, который еще не отошел от шока после услышанных слов. Тэ вытирает слезы и смотрит на Хоби кристально чистыми глазами, заглядывая прямо в душу.       — Они понесли потери от монголов, — бросает альфа, опускаясь на пол и садясь рядом с Тэхеном. — Логично, что армии необходимо пополнение новобранцами.       — В любой момент войско может повернуть на Пакче, как только Чонгук узнает о том, кто я, — Тэхен объясняет вкрадчиво и спокойно. Сыгранная истерика возымела свое действие, по крайней мере муж хотя бы стал слышать его. — Хосок, у тебя есть все шансы стать полноправным королем этой страны, а не марионеткой. Только воспользоваться этими возможностями нужно с умом. Слишком просто открыть все тайны, но я — твой главный секрет, который станет ключом к трону. Не потеряй его. Ты отказался от Силлы в пользу брата, неужели теперь не его черед отказаться от Пакче для тебя?       Хосок вздыхает, поднимается и уходит, оставив разочарованного Тэхена сидеть у стены. Омега не ощутил, что убедил мужа, но первый шаг сделан, и в голову Хосока уже закрались сомнения. Тэ уверен, что нужно только набраться терпения. Приведя себя в порядок, расправив ханбок и уложив волосы в высокий хвост, Тэхен направляется к госпоже Со и просит ее о встрече с Ли Минсоком и Чан Уджином. Настало время действовать по-другому.

***

      Юнги не спускает Сари с колен и не может перестать смеяться, глядя на Тэджона. Ничего не понимающая наложница боится пошевелиться, ибо после возвращения из Пакче настроение короля меняется несколько раз в день, а уловить его бывает сложно, чтобы не нарваться на грубость или физическую силу. Даже в моменты, когда Мин радовался, его глаза могли выдавать нечеловеческую злость, от которой стыли жилы и холодела кровь. Сегодня король Корё невероятно весел, и такие изменения заставляют девушку насторожиться. На ее талии все та же железная хватка, а тело ослабело из-за ненасытного альфы, который трахал ее пару минут назад на весу, пока не появился король Пак.       — Тэджон, ваши сыновья обставили Вас так мастерски, что я не могу не отметить это. Вы на протяжении многих лет идеально воспитывали Чимина, а в Тэхене просто течет королевская кровь. Сказал бы, впитал с молоком матери, но не в этом случае. Его жадность и повадки простолюдина в сочетании со знатным происхождением дают удивительное сочетание, — цокает языком Юнги, поглядывая на старика и пытаясь унять смех.       — Юнги, я до сих пор не могу отойти от всего, что случилось, — сетует старик. — У меня в голове не укладываются слова этого мальчика.       — "Этот мальчик" — Ваш сын, Тэджон, — делает замечание король и смотрит на лицо Пака, упорно пытающегося принять новость о втором сыне уже столько дней. — Смиритесь уже с этим известием и не тревожьте память почившей королевы Дахи. Видит Будда, она хотела сделать как лучше.       — Я просто не могу понять, как…       — Вам и не надо понимать, — отстраненно пожал плечами Мин. — Королева Дахи сделала выбор за Вас и не случись в Вашей жизни короля Чона, Вы бы жили спокойно, окруженные внуками, любимой женой и сыном. Тэхен явно перекраивает мой ранее разработанный план.       — Но ты принял его предложение, хотя идея Тэхена мне кажется слишком…       — Наглой? Сырой? Опасной? — подсказывает Мин. — Да он хотя бы думает о том, чтобы вернуть то, что ему принадлежит по праву. Не то, что вы! Тэджон, пора просыпаться от сна и делать шаги вперед по возвращению Вашей страны. Ваши дети более хитры, нежели Вы! — Юнги нервно дёргает ногой, и его улыбка сменяется неприятным оскалом. — Пошла вон!       Сари моментально выпутывается из объятий и вскакивает с колен, одергивая чхима. Липкость в промежности и неприятно мокрые бедра заставляют ее щеки вспыхнуть, и девушка моментально выбегает из тронного зала, не желая вспоминать это утро.       — Тэджон, — Юнги смеривает его взглядом и немного успокаивает. — План Тэхена полон нереализованных амбиций и глупых мечтаний. Он ещё мальчишка, но мы можем воспользоваться им для достижения собственных целей.       — Ты хочешь сделать все по-другому? — у старого Пака округляются глаза и до него доходит, что Мин затеял собственную игру. — Что ты задумал, Юнги?       — Вам это знать пока не обязательно, — бросает король. — Иначе Ваши отцовские чувства могут взять верх над разумом. Не беспокойтесь, я не трону Чимина, он нужен мне самому. А вот план Тэхена мне нравится лишь отчасти. Омега молод, обижен и хочет мстить. Эти качества далеко не лучшие союзники в борьбе за трон. Но кому его было учить? Правда, Тэджон?       Король Пак опустил голову вниз.       — Я не знал, что у меня двое сыновей… — бурчит он с виноватой интонацией.       — А то что? — Юнги щелкает пальцем в нетерпении. — Сделали бы Тэхена наследником Пакче? Заставили Чимина отказаться от трона?       — Я бы правильно воспитал сына, — противится Тэджон, не воспринимая подколы Юнги. — Я бы научил его мыслить по-государственному.       — Что ж, теперь у вас есть шанс воспитать внуков, — подмигивает Юнги. — Если все закончится хорошо, то вы выиграете больше всех, Тэджон.       Король Мин не может сдержать язвительного, почти нервного смеха. Опять старому дураку повезло! Бросив страну в трудные времена, оставив сына на растерзание короля Силлы и пируя за чужой счет у Мина, Тэджон имеет все шансы безбедно прожить свою жизни до самой старости, трахая наложниц и попивая рисовое вино, любуясь внуками и радуясь их первым успехам. Надо же, как он все продумал! Юнги не перестает хвалить самого себя.       — А Тэхен? — спрашивает с тоской и подозрением Пак. — Он все же тоже мой сын, хотя я и узнал об этом так поздно.       — Я думаю, что этот хитрец будет благоразумен, — отвечает Юнги, покусывая нижнюю губу. — Он имеет слишком много желаний, чтобы делать неосмотрительные шаги и потерять все, что хочет обрести. Но он все равно так зависим от своей алчности... На его голову слишком сильно давит корона, не дающая правильно мыслить. Я освобожу его от этой ноши.       — Юнги, ты же не…       — Я уже сказал, что нет, — раздраженно бросает Мин. Старик не тупой, но изводит его нарочитой настойчивостью. — Я немного исправлю план Тэхена так, как надо мне. Он слишком кровожаден, Тэджон, слишком. Опять же — издержки воспитания. Желание Тэхена извести Чимина со свету не дает ему покоя, но я все еще хочу вашего сына, Тэджон.       Пак приосанился, выпрямил спину и слегка зарделся румянцем, показывая то, что это его заслуга. Красота Чимина, о которой слагали истории правители соседних держав, досталась ему от Тэджона, а ум и проницательность от Дахи.       — И именно поэтому, — подчеркивает свои слова Юнги. — Я спасу Минни от его же брата. Японцы получили от меня втрое больше денег, нежели дал Тэхен, поэтому все произойдет так, как это задумал я. Тэхену еще рано принимать важные решения, поэтому он делает ошибку за ошибкой. Но ничего, у него еще много времени, чтобы все освоить. А Минни я заполучу голыми руками, не приложив для этого почти никаких стараний.       — Юнги, в твоей голове явно созрел гениальный план, — подлизывается Тэджон, а у короля Мина появляется неприятное ощущение под языком, словно он съел много сладкого. Лесть от Тэджона такая приторная, как мёд, что ею хочется плеваться, но никак не смаковать. Государь Корё кривится, но ради соблюдения вежливости все же дает ответ.       — Ничего такого, чтобы стоило мне расходов. Всего лишь хорошая разведка, немного проплаченных людей, четкое понимание ситуации, подробная карта Корё и соседних земель. И совсем чуть-чуть благословения небес. А также нужное время, в которое все должно случиться.

***

После странной ссоры с мужем Тэхен не находит себе места. Хосок ходит хмурый, явно над чем-то размышляет и все больше замыкается в себе. Ночные утехи не помогают, хотя омега старается изо всех сил вернуть былую страсть в их отношения. Хосок после жаркого соития все больше молчит, но кладет руку на живот Тэхена и обнимает мужа со спины, крепко прижимая к себе. Заводить разговор Ким боится, чтобы не испортить ситуацию еще больше. Сегодня с утра омега гулял в саду с наследным принцем, но потом малыш заснул. Тэхен укачивал его в кроватке, поставленной там же, и напевал песню, что когда-то слышал сам от тетушки Инха. Под сооруженным по приказу альфы навесом не проникало жгучее солнце, позволяя насладиться прохладой и поразмышлять в одиночестве. Тэхен оглядывает сад и думает, что начинать надо с малого. Точно так же, как травинка растет с тонкого ростка, превращаясь в красивый цветок. Так и его цели будут достигаться от мала до велика. Он все еще не перестал завидовать Чимину, но четко понял, что к главной цели лучше идти постепенно. Госпожа Со твердила ему, что точно такие же наставления получал от матушки Дахи Чимин. Омеге в Пакче же приходится всему учиться самому.       Поправляя крошечный ханбок наследного принца и умиляясь детским личиком, Тэхен не заметил подошедшего супруга. Хосок издали наблюдал за ними, и сердце альфы сжималось при виде сына и супруга. Отчасти он понимал, что чувствует супруг. Будучи полноправным наследником страны и представителем династии Пак, омега вынужден скрывать свое происхождение, прячась за личиной привезенного наложника.       — Тэхен! — негромко позвал Хосок, чтобы не разбудить сына. — Подойди сюда.       — Слушаюсь, Ваше Величество! — омега с почтением поклонился королю и подошел ближе, наблюдая, чтобы Сунджон не расплакался во сне.       — Готовься сам и собирай сына. Мы отправимся в Силлу на праздник небесных фонариков, — тон Хосока ровный и твердый, не терпящий возражения. Тэхен четко чувствует, что именно сейчас ему лучше помолчать и не затевать скандал.       — Да будет воля небес и Ваша, Ваше Величество, — кланяется омега, слегка присев в знак покорности.       От этого вида омеги у Хосока замирает сердце. Тэхен такой, каким он его встретил пять лет назад — кроткий, боязливый, но безжалостно красивый. Так и сейчас Чон не может оторвать взгляд от пушистых ресниц на полуприкрытых глазах, контура четко очерченных губ, хрупких плеч, выступающих ключиц, сходящихся у впадинки на груди, где поблескивало украшение, тонких рук с красивыми длинными пальцами. Такой Тэхен вызывает ностальгию о прошлом, желание вернуться назад, встретить его точно также на пыльной площади и забрать себе, чтобы любить и не отпускать. Хосоку не нужно Пакче, ему не нужна Силла, ему нужен только этот омега, что одним своим видом делает его зависимым и слабым. Он дробит в нем всю уверенность, превращает его кости в мягкую субстанцию, которой хочется обнять Тэхена настолько сильно, чтобы не оставить между ними ни миллиметра расстояния.       Тэхен стоит с опущенными глазами, но Хосок уверен, что в них искры пляшут. Он знает, каким может быть его омега — вспыльчивым, взрывным, упертым и несговорчивым. Наверное, эти черты в нем Хосок тоже любит, потому что жизнь с Тэхеном для него каждый день разная. И даже если супруг злится, он все равно находит отклик в сердце альфы. Его хочется обнять и утешить, но Чон каждый раз разворачивается и уходит, чтобы не дать слабину. Вот и сейчас Хоби желает взять тонкие пальчики, сжать их в своей ладони и пообещать, что все образуется. Но вместо этого сжимает кулаки в карманах плаща.       — Ты знаешь, зачем мы отправимся в Силлу? — спрашивает Чон и щурит глаза.       — На праздник небесных фонариков? — Тэхен принимает правила игры, хотя уже давно понял, что визит в королевство Чонгука отнюдь не случайный. Внутренне омегу колотит от того, что мог придумать Хосок, но он продолжает играть саму кротость и повиновение.       — Я буду разговаривать с Чонгуком о полной передаче земель Пакче, — сообщает альфа и заинтересованно смотрит на Тэ. — Я не стану плести интриги за спиной у брата. Мой отец меня такому не учил. Поэтому я уверен, что Гук уступит, когда узнает правду о тебе, Тэхен. Мне нужно, чтобы кто-то подтвердил тайну твоего происхождения. В Силле есть такой человек?       Тэхену отчасти страшно, но выбора нет. Он ведь только уговорил себя начинать все с малого — что ж, пусть это станет первым шагом к его великой победе. Омега вздохнул и поднял на короля глаза. Смотрит смело, от взгляда не уходит.       — Да, у меня есть такой человек, — твердо говорит Тэхен. — Он сможет подтвердить.       — Нужно привезти из деревни тетушку Инха? — осведомляется альфа, прикидывая, насколько ее словам может поверить Чонгук.       — Нет, не стоит. Она уже слишком стара, чтобы проделать такой путь. Можете не переживать, Ваше Величество, никого доставлять во дворец не нужно, — Тэхен снова складывает руки на животе.       — Как знаешь, — бормочет альфа и перекидывает взгляд через плечо. Сын начал ворочаться в кроватке, и Чон подошел к нему поближе, вынимая из люльки и беря на руки. Сунджон тер глазки, но при виде отца радостно заугукал, обнял его за шею и уткнулся в воротник. В больших сильных руках отца он казался таким маленьким и беспомощным.       — Жаль, что я не мог точно так же спрятаться у отца на груди, — тихонько проговаривает Тэхен, наблюдая за тем, как Хоби поглаживает сына по спине, а тот сразу же засыпает. — Когда мне снились плохие сны, тетушка мастерила мне игрушку в форме дракона из старой простыни. Я прижимал его и думал, что дракон отгоняет плохие видения.       — Я не могу изменить прошлое, но мы попробуем изменить будущее, — пообещал альфа, укачивая сына на руках.

***

      — Велите приготовить покои Его Величества! — обрадовавшись новости о приезде брата, Чонгук растянул губы в довольной улыбке. Они не виделись давно, хотя постоянно обменивались письмами. От разведки Чонгук знал, что в Пакче все хорошо и даже больше. Страна поднялась с колен, на сельскохозяйственные угодья вернулись крестьяне, повсюду цветут сады сливовых деревьев, а в провинциях постоянно гудят от наплыва торговцев. Если в Силле Гук к этому привык, то для Пакче это первый и ответственный шаг на пути к мирной жизни. Обеспеченной и сытой, с новым королем и родоначальником династии Чон. Свернув свиток с известием от брата, Его Величество хлопает в ладоши, разрешая зайти в тронный зал церемониймейстеру.       — Звали, Ваше Величество! — проворный чиновник тут же плюхнулся на колени перед королем, а в глазах Чонгука потеплело. Все его чиновники и министры стали настолько близки, что ему хочется поднять распорядителя с колен и сразу приступить к делу, но Чон знает, что так делать нельзя. Строгие правила, законы и обряды должны регулировать повседневную жизнь, а королевская власть и дворцовый этикет стать примером для последующего поколения.       — Нас посетит с визитом король Пакче, — Гук вскидывает руку вверх, и чиновник выпрямляется. — С семьей. Прошу приготовить к его приезду покои, а также комнату для наследного принца. Вероятно, понадобится комната для прислуги — об этом позаботьтесь тоже. В Силле будет устроено торжество. Я хочу принять брата по-королевски. Украсьте внутренний двор и сад. Для народа объявите праздник, организуйте ярмарку и пригласите в Кёнбоккун бродячих артистов. Я хочу, чтобы Хосок увидел, что я рад его приезду. Всем министрам и чиновникам разных рангов выдайте по пять слитков серебром.       — Ваша милость безгранична, Ваше Величество! — церемониймейстер снова становится на колени в знак проявления почтения к королю.       — С этой подготовкой к войне мы совсем забыли о том, что солнце в Силле светит для радости и счастья жителей королевства, — Гуку немного неловко за благодарность, ибо он действительно не считал это чем-то исключительным. Не ввяжись они в стычку с монголами, он бы мог радовать подданных намного чаще, но именно военный вопрос не дает ему покоя уже много месяцев. С последнего похода Чонгук почти восстановил армию, хотя и не полностью. Разведывательные отряды говорят о подозрительной тишине в степях Монголии, а слухи о том, что Джучи снова пошел на Европу, все чаще приносятся путешествующими философами и заезжими в Силлу караванами торговцев. Степь стала подозрительно тихой, но альфа абсолютно уверен в том, что это ненадолго. Чутье его не подводило никогда, а зная мстительность монголов, их битва не станет последней.       — И да, вот еще, — продолжает король, слегка забываясь в раздумьях. — Пригласите дворцовых портных к Его Величеству. Пусть сошьют новый праздничный ханбок ему и наследному принцу.       — Слу-у-ушаюсь, Ваше Величество, — церемониймейстер растягивает гласные, на месте умирая от умиления.       Маленький Джисон — любимец всех дворцовых служащих. Только при одном воспоминании о нем появляется щемящее чувство в груди, а на глазах распорядителя наворачиваются слезы, и он громко сопит повлажневшим носом, тут же извиняясь за свое поведение. Кроха — точная копия отца, а уж детство Чонгука чиновник помнит очень хорошо. У Джисона пытливые черные глазки, бегающие по сторонам, маленькие проворные ножки, которыми он топает по всему Кёнбоккун, врываясь к чиновникам в комнаты, улыбаясь и громко смеясь, когда те пытаются играть с наследным принцем. В нем души не чают все, а Чонгук абсолютно спокоен за сына — в стенах дворца он стал всеобщим любимчиком.       Только подумав о малыше, они слышат громкий смех откуда-то из коридора, и через пару минут в приоткрытую боковую дверь вбегает принц. Чонгук слышит шорох еще одного человека и не может не улыбнуться. Опять начались догонялки по дворцовым лабиринтам, в которых Чимин снова проигрывает.       — Ваше Высочество! — хлопает в ладоши чиновник, глядя на ребенка, который запутался в полах своего длинного платья и упал аккурат на попу, споткнувшись перед самым троном короля. Принцу только начали шить маленькие ханбоки, и он еще не научился носить такую одежду. Чиновник хотел было подбежать и поднять кроху, но Чонгук только щелкнул пальцами, чтобы тот остановился.       — Простите, Ваше Величество, что отвлекаем Вас от государственных дел! — в тронный зал подоспел запыхавшийся Чимин. Глядя на сидящего на мраморном полу ребенка, он устало прислонился к стене и перевел дух, вытирая пот со лба.       — Ничего страшного, правда, наследный принц? — Чонгук смотрит сверху вниз так, словно сын ему отрапортует о прибытии или как минимум назовет цель визита. Или хотя бы извинится за неожиданное вторжение. Но Джисон, что с высокого трона кажется еще более крошечным, только громко сопит, недовольный своим поражением. Он переваливается с ударившейся попки на коленки, выпутывается из ханбока и тут же падает вновь.       Тишина в тронном зале и взгляды, направленные на принца, не дают ему ни малейшего шанса спасовать перед неудачей, но хитрый малыш делает по-своему. Он на коленях подползает к первой ступеньке трона и залазит на нее, после чего точно также преодолевает еще две. Когда ребенок добрался к сапогам отца, он потянул за полы королевского ханбока и поднял на короля глаза.       В такие моменты у Чонгука останавливается сердце. Он испытывал это чувство не раз, вот и сегодня не может отказать малышу. Великий король великой страны сдается за доли секунды, выкидывая белый флаг перед армией одного маленького командира, что стал руководить его жизнью с момента появления на свет. Гук улыбается принцу и быстро подхватывает его на руки, подбрасывая в воздухе и тут же усаживая себе на колени. Малыш заливается счастливым смехом, угукает, подтягивается, вцепившись в воротник отца, и обнимает того за шею. Ладонь короля на маленькой спинке наследного принца дает крохе поддержку, а на вторую руку он наступает ножкой и пытается залезть на плечо.       — Разрешите выполнять распоряжения, Ваше Величество, — негромко произнес церемониймейстер, которому стало неудобно наблюдать за такой интимной сценой в королевской семье. Чувствуя себя не в своей тарелке, чиновник поспешил удалиться.       — Подойдите ко мне, Ваше Величество! — кивает Чонгук Чимину, наблюдающему с другого конца зала за тем, что происходило. — Я совершенно не могу заниматься государственными делами.       Альфа специально бурчит, но улыбка, не сходящая с его лица, говорит об обратном. Он все свободное время проводит с сыном, поэтому лишние минутки с принцем ему только в радость. Гук посадил ребенка на плечи и выставил бедро для омеги.       — Садись, — похлопал по ноге король.       Чимин старается не мешать государю, когда тот занимается внутренней политикой, но для любимого супруга у короля всегда найдется время. Пак устраивается на одной ноге, а на вторую альфа сажает сына. Он притягивает мужа к себе, властно обнимая за тонкую талию и страстно целуя.       — Я соскучился, — выдыхает король, прижимаясь лбом ко лбу Чимина. Ребенок сидит на удивление тихо и спокойно, тут же принявшись играть с норигэ отца.       — Вы не видели меня всего два часа, но уже соскучились? — на лице Пака появляется румянец, и он все еще никак не может привыкнуть к тому, что Чонгуку постоянно его мало. Даже встречаясь в дворцовых коридорах, он может поцеловать мужа на глазах хваранов и плевать Чонгук хотел на то, что подумают о нем подданные.       — Я скучаю по тебе каждую секунду, волчонок, а ты мне говоришь про два часа, — Гук заворожено смотрит омеге в глаза и втягивает носом запах. — У тебя скоро течка?       — Возможно, — Чимин уклоняется от ответа, потому что все еще пьет отвар лекаря. — Вы же не хотите заняться вторым наследником, правда?       — Хочу, — рычит Чонгук, прикусывая шею Чимина и тут же зализывая оставшийся кровоподтек. — Я хочу, как минимум, троих детей. Двух альф и одного омегу.       — Нет, нам не стоит заводить так много наследников, — смеется Чимин. — Ты хочешь, чтобы я стал сводником?       Чимин улыбается, отчасти вспоминая свою грустно-счастливую историю. Будучи обещанным одному альфе, его жизнь круто изменилась за один день, показав, насколько сильными могут быть чувства. Не хотел бы он выдавать детей замуж не по любви, а только потому, чтобы установить связи с соседними государствами.       — О чем ты? — до Чонгука начинает понемногу доходить идея Чимина, а снова вспыхнувшие щеки и отведенный взгляд только подтверждаю его догадки. — Нет, я не буду таким, как твой отец. Наши дети не должны повторять ошибки своих родителей. Все наши земли достанутся Джисону, который будет волен сам выбирать омегу. В этом случае остальные дети также будут свободны в выборе пары. Правда, сынок?       Чонгук слегка дернул ногой, чтобы малыш отвлекся от норигэ. Джисон посмотрел на отца и смешно погрозил ему кулаком. Чимин прыснул от смеха, не сдержавшись от умиления.       — Чонгук, он весь в тебя, — улыбается Пак, заправляя сыну пряди в небольшой хвостик. — Боюсь, что твоего разрешения на брак не спросят, в лучшем случае поставят в известность.       — Пусть так, — снисходительно отвечает король. — Лишь бы Джисон был счастлив. Я все еще благодарен небесам за тот день, когда увез тебя в Силлу. Я не знаю, как бы я жил без тебя, Чимин.       — Это можно принять в качестве извинений за все, что ты наделал? — с теплотой в глазах спрашивает Пак, который давно не держит зла на альфу.       — Пожалуй, Ваше Величество, — соглашается Чонгук и снова целует омегу. Джисон, заскучав без внимания отца, начал капризничать, и Чимин отстранился от мужа.       — Ни к чему это, Ваше Величество, при ребенке…       — Трахать тебя, когда ты кормил сына, было можно, — язвительно замечает король Силлы, облизывая губы, на которых остался сладковатый вкус. — Ничего, пусть знает, как надо любить своих омег.       — Да уж, лучше научиться этому, чем стрелять по мишеням, — грустно подмечает Чимин, понимая, что альфа не может не быть воином, а наследник огромной страны — тем более.       — Распорядись, чтобы сегодня вечером приготовили купальню на двоих, — попросил Чонгук, глядя на принца. — Мы будем учиться плавать, да, сынок?       Джисон повернулся, как только услышал свое имя, снова показал королю кулак, а потом тут же улыбнулся. Чонгук начал щекотать ребенка да так, что тронный зал грохотал от смеха двух альф. Рычание дракона слышали в дальних коридорах, а вторил ему тонкий звоночек, извивающийся в руках отца.       — Чонгук, ты его рассмешишь, и он потом не заснет, — замечает Чимин, не налюбуясь мужем и сыном.       — Заснет, да, Джисон? — Гук с гордостью приподнял ребенка на вытянутых руках, поставляя теплым солнечным лучам, пробивавшимся из окна. — А пока он будет спать, у тебя появятся дела, Чимин.       — Слушаю Вас, Ваше Величество, — Чимин поклонился в знак вежливости, что ему нравилось делать больше всего. Чонгук иногда злился на этот жест, но омеге очень нравилось демонстрировать свое повиновение. Он каждый раз показывал поклонами, что принял над собой власть Чонгука, как короля и альфы. Внутренний омега радостно ликовал, когда государь приподнимал его опущенную голову за подбородок и внимательно всматривался в янтарные глаза, пропадая там. Чимину нравилось быть покорным и в то же время чувствовать свое доминирование. Обычно после этого король вздыхал, понимая, что стоит за этим жестом и насколько важно омеге чувствовать его защиту. Так и сейчас Чонгук снова поцеловал его, сжал пальцы и продолжил:       — Через неделю с визитом приедет король Чон Хосок с семьей. Я уже отдал все распоряжения, но попрошу тебя переговорить с церемониймейстером и сделать все так, как хочешь ты.       — Спасибо, Ваше Величество, — Чимин снова кивает. — Я очень рад, что Хосок и Тэхен приедут. Сделаю все необходимое.       — Я знаю, поэтому и прошу, — отвечает Чонгук. — Я доверяю тебе, волчонок.       Чонгук в который раз благодарит, что ему в омеги достался именно Чимин с его исключительными манерами и тонким вкусом. Ему не стоит даже думать о мелочах во время приема, потому что Чимин будет руководить всем и подготовит прием на высшем уровне. Интересно, обучился ли Тэхен всему, что нужно знать омеге государя? Об этом он спросит у брата при встрече.       Джисон начал капризничать, тер глазки и перелез на руки к Чонгуку, устраиваясь спать.       — Я уложу его, — Чимин протягивает ладони к сыну, но Чонгук только зарычал на мужа. Под его грубый голос Джисон засыпал лучше всего, а Пак махнул на это рукой — попытка уложить ребенка в своей постели снова провалена. Десятки раз Джисон засыпал у отца, а тот ни в коем случае не соглашался отдавать сына.       — У меня в ближайшие пару часов нет важных дел, поэтому наследный принц будет здесь, — приказал король. И Чимин приказ выполняет, чмокает альфу в щеку, поправляет малышу волосики, убирая упавшую прядь со лба и тут же снова встречает ревнивое рычание.       — Займитесь делами, Ваше Величество, — кидает Чонгук омеге, крепче прижимая ребенка к груди.       Чимину подросшего малыша долго держать уже тяжело, а Чонгук может просидеть с ним хоть до утра — принц для него как пушинка. Сколько раз Пак просыпался один теплыми летними ночами, а муж сидел с ребенком на руках в саду, слегка покачивая мирно спящего кроху и рассказывая ему о Силле, дальних походах, старом короле Джисоне, о людях королевства и государственной политике. Пак накинет шелковый халатик, выглянет во двор, становясь за столб, чтобы не быть замеченным, смахнет непрошеную слезу, глядя на них, и счастливый возвращается спать.       — Как Вам будет угодно, Ваше Величество, — дразнит Чимин, слезая с его колена. Он успевает показать государю язык из вредности, но тут же получает шлепок по попе.       — Неповиновение государю карается… — эту фразу Чонгук не договаривает, потому что на пах альфы ложится ладонь Чимина, сжимающая его член, а сам омега прогибается в пояснице, как кошка.       — Я готов понести наказание, Ваше Величество, но пока Ваши руки заняты, мне не стоит отвлекать Вас от важных дел, — Чимин чувствует, как под его ладонью половой орган альфы дернулся, поэтому Пак тут же убрал руку, развернулся и вышел из тронного зала, соблазнительно покачивая бедрами.       — Нет, сынок, пожалуй, я сам выберу тебе омегу, — посмеивается Чонгук, глядя на спящего наследного принца. — Небеса порой бывают так жестоки…       Чонгук прикусывает губу, сосредотачивает внимание на Джисоне и пытается прогнать возбуждение. Наверное, сегодняшней ночью строптивого омегу таки придется наказать.

***

      Путь из Пакче в Силлу занял немного времени с учетом того, что дорога была без происшествий. Запасов еды и воды было достаточно, паланкины останавливались лишь на ночлег и несколько раз на водопой для животных. Тэхен разминал затекшую спину и гладил икры, покалывающие в мышцах от неудобной позы. Осмотревшись в лесу, он собрал букетик полевых цветов и сделал Сунджону небольшой веночек. Госпожа Со, отправившаяся в качестве няньки для принца, перенесла переезд на удивление легко, несмотря на почтенный возраст. Хосок от паланкина ожидаемо отказался — он ехал верхом с полковником Чхве Ином, болтая о разном.       — Осталось совсем немного, — успокаивает Тэхена альфа, помогая забраться в паланкин.       — Я осведомлен, сколько ехать в Силлу, — Ким язвит, хотя сам этого не хочет. Чем ближе они к Силле, тем больше нарастает тревога и раздражение. С одной стороны, он сотни раз проигрывал в голове сценарий и думал, как это скажется на его плане с Юнги. Но пока решительных действий никто не предпринимал и приказы не отданы, у него все еще есть время что-то изменить. С другой стороны, Тэхен хотел увидеть лицо Чимина, когда тот узнает об их родстве. Такое впечатление, что он всю жизнь прожил ради одного секундного момента, чтобы утереть нос всем тем, кто судил его за не знатное происхождение.       — Прости, — Тэхен примирительно улыбается. Сдержанность в словах и эмоциях — это то, что ему дается хуже всего. Он готов сотни раз выучить правила приема японских делегаций, только бы ему удалось держать язык за зубами и улыбаться ровно тогда, когда этого требует этикет. Нет же, Тэ действует по наитию, по воле минутных эмоций, захлестывающих его время от времени. Он корит себя за это, но ничего поделать не может. — Прости, я слишком нервничаю…       — Не стоит, — шепчет Хосок, тут же смягчаясь. — Я буду рядом.       — Спасибо, — сжимает благодарно его руку Тэхен и закрывает шторку паланкина.       Сунджон на руках госпожи Со играется с цветами, а она ему рассказывает какую-то старую сказку. Отвернувшись в угол, Тэ под бубнеж прислуги засыпает на пару часов, но его сон нарушают крики и шум. Торговцы у подъезда к Силле и разноцветные палатки с флажками и гирляндами, поставленные вокруг дворцовой площади, создают ощущение праздника. Повсюду слышится приятная ненавязчивая мелодия. Тэхен отмечает, что вкус у Чимина все-таки отменный, и еще больше злится, беря себе на заметку нанять и в Пакче постоянных музыкантов. Буйство красок, люди в цветных масках, разодетые в свои лучшие наряды придворные, снующие между палаток, звон монет и слитков, зазывные крики посмотреть товар и обязательно получить подарок — у Тэхена, что едва ступил из паланкина на землю, слегка кружилась голова от переизбытка эмоций.       Дневной сон разморил его, поэтому омега с трудом включался в происходящее. Мягкий красный ковер с расшитыми по бокам фигурами золотого дракона вел к главной лестнице, на последней ступени которой стояли короли Силлы. Хосок поддержал Тэ под руку и еще раз напомнил, чтобы омега не переживал. Госпожа Со, прижимающая к груди Сунджона, с открытым ртом осматривала шикарное королевство. Знать бы, что Чимин будет владеть всей этой роскошью, его нужно было явно отдавать не за Юнги, подумала служанка. Ее восторженный взгляд тут же потух, как только Тэхен злобно зыркнул на нее.       — Добро пожаловать в Силлу, Ваше Величество! — церемониймейстер в специальной праздничной одежде поклонился им и велел закрыть городские ворота за последним хвараном из свиты короля. — Государь ждал Вашего визита и с радостью готов принять Вас! Прошу!       Распорядитель поклонился и показал рукой на ковер. Десятки метров красного полотна им нужно было преодолеть к главной лестнице, поэтому Тэхен вцепился под руку Хосоку, слегка пошатываясь от волнения. Ругая себя за то, что не попросил у доктора Джана успокоительного отвара, омега едва слышно буркнул Хосоку:       — А что, приезд в Силлу теперь всегда будет подчинен этикету? Или это еще один способ показать свою власть? — Ким не унимается, нацепив улыбку и медленно и с достоинством шествуя рядом с мужем.       Государственные служащие, обрадовавшиеся визиту Хосока, вежливо кланялись идущим. Коридор из тех, кого Тэхен знал, не заканчивался, и у него уже начало рябить в глазах. Все с интересом смотрели на то, как преобразился бывший кисэн. Украшения из золота, дорогая ткань, модные туфельки, пошитые на манер китайских — все было осмотрено до мелочей и по достоинству оценено. Ощущая на себе чужие взгляды, Тэ расправил плечи и поднял голову. Хосок принимал поклоны, осматривая министров и чиновников. С некоторыми чуть дольше задерживался встречными взглядами, благодаря за радушие.       — Ты слишком нагнетаешь, Тэ, — альфа бережно поддерживает супруга под руку, пытаясь немного унять раздражение мужа.       — Я не нагнетаю, но такое впечатление, что мы здесь чужие. Словно ты не старший сын в династии Чон, приехавший на свои законные земли, а правитель соседнего государства, ради которого решили разыграть красочный прием и показать свою мощь! — Тэхен говорит непозволительно громко, а Чон-старший сдавливает его локоть.       — Это знак наивысшего почтения. Такую церемонию организовывают для самых почитаемых гостей, — цедит Хосок, заметно раздражаясь. До главной лестницы остались считанные метры, но Ким не унимается.       — Вот именно, гостей!       — Я вытрахаю из тебя сегодня ночью всю дурь, Ким Тэхен! И попробуй только пожаловаться, когда на завтрашнем обеде ты не сможешь сесть даже на подушку, — угрожает Хосок, сокращая последние шаги до первой ступеньки.       — Пф-ф! — злится омега, но надевает улыбку и останавливается рядом с мужем.       Стандартная процедура приветствия, и Хосок кланяется королю Силлы, сжимая руку строптивого мужа, чтобы тот повторял за ним. Омега с фальшивой улыбкой делает над собой усилие и наклоняется тоже. Чонгук улыбается прибывшим, и такую же теплую ответную улыбку посылает и Чимин. Тэхен, склонивший голову вниз, шепчет Хосоку:       — Супруг Его Величества не должен поклониться гостям? — Тэхен бурчит сквозь зубы.       — Это единственное отступление от церемонии и распоряжение Его Величества короля Силлы, — шепчет Хосок.       — Ты его даже братом теперь назвать не можешь? — язвит Тэхен и выпрямляется вслед за Хосоком.       — Приветствую вас на родной земле, — Чонгук сияет глазами, но его губы трогает лишь легкая дипломатическая улыбка. Пак с жадностью и интересом поближе рассматривает Тэхена, который, надо сказать, расцвел в Пакче ещё больше. У него стал наблюдаться королевский лоск, движениям присуща плавность и появилось что-то мимолетное, чего Чимин точно определить не мог. Но это было определенно связано с его нынешним положением омеги государя. Хотя в силу своей неуверенности Чимин всегда думал, что кисэн обладает исключительной красотой, подаренной небесами.       — Как вы добрались? — интересуется омега.       Король Силлы протягивает руку и подает знак подняться. Государи Пакче медленно заходят по ступеням, и Тэхен искусно приподнимает ханбок, демонстрируя туфельки на всеобщее обозрение. Чонгук скользнул взглядом по бывшему кисэн и улыбнулся.       — Ну здравствуй, брат! — Гук раскрыл объятия и крепко сжал Хосока. Толпа на дворцовой площади радостно вздохнула, наблюдая за королями династии Чон. Хосок так же сильно обнял Чонгука и похлопал по плечу в ответ. Он скучал. Кое-кто из министров смахивал слезу, а Намджун и Джин, стоящие позади, сцепили руки и сдержанно улыбнулись. Джин бледнее обычного, но все такой же деятельный и ответственный. Он наблюдал за тем, чтобы ни одна мелочь не испортила визит государей, хотя они с Чимином постарались на славу. Пак, стоящий как на иголках, увидел издали госпожу Со с наследным принцем и подмигнул своей бывшей придворной даме.       — Предлагаю вам отдохнуть с дороги, а завтра поговорим о делах, — Чонгук пригласил их в тронный зал, после чего двери плотно закрылись. Праздник для народа зашумел с новой силой. Все ожидали появления артистов бродячего театра.       На следующее утро омеги обсуждали вчерашнее представление, а дети мирно играли в саду под пристальным наблюдением Джина. Госпоже Со генеральский супруг почему-то не особо доверял, предпочитая оставаться рядом с наследным принцем. Чимин и Тэхен перекидывались стандартными фразами, хвалили игру актеров, с минуты на минуту ожидая альф. Церемониймейстер объявил, что стол накрыт, а евнухи уже попробовали приготовленные блюда.       Братья Чон о чем-то бурно спорили и громко разговаривали, но сразу отставили дела, как только омеги сели по обе стороны от супругов и принялись за еду. Стол ломился от блюд: здесь были привезенные из других стран деликатесы, купленные у крестьян отборные фрукты, булочки, испеченные поварами дворцовой кухни. Рисовое вино наивысшего качества стояло в небольшом кувшине, но припасено оно на вечер, когда трапеза подойдет к концу.       — Ты о чем-то хотел поговорить, или визит вызван исключительно тем, что ты соскучился по Силле? — Чонгук разломил руками запеченного фазана, подкладывая Чимину кусочек нежного филе с ножки. Хосок и Тэхен лакомились куропатками, приготовленными специально для приезда гостей.       — Хотел поговорить, — отвечает Хосок, оглядываясь вокруг. — Хорошо, что ты решил сделать обед в саду, вдалеке от посторонних глаз.       — У тебя есть секретная информация? — Чонгук сдвинул брови и внимательно посмотрел на брата. — Я даже не думал об этом…       — Ничего, все равно бы нам пришлось говорить за закрытыми дверями.       — Нам? — Чонгук многозначительно поднял бровь. — У меня нет секретов от Чимина. Думаю, что и Тэхену ты доверяешь, брат.       — Да, конечно, но сегодня этот разговор касается омег, — Хосок откашлялся и собрался с мыслями. Чимин встревоженно посмотрел на Чона, а Тэхен выпрямился и сидел с каменным лицом.       — Что все это значит? — Пак перевел тревожный взгляд с Хосока, на Тэхена, Чонгука, а потом снова посмотрел на Чона-старшего. — О чем ты?       — Чимин…— Хосоку действительно трудно подобрать слова. Он помнит, как сам свыкался с мыслью об услышанном от Тэхена. Для Чимина и Чонгука это будет еще большим шоком. — Послушай то, что я сейчас скажу. И ты, брат, не перебивай меня. Двадцать лет назад в Пакче появился наследный принц Чимин.       Пак напрягся и тревожно сглотнул. Воспоминания о Пакче, о его детстве, его рождении… Да что вообще здесь творится и к чему эта история?       — В тот день, — Хосок внимательно смотрит на Чимина, — королева Дахи родила двоих сыновей-омег. По приказу королевы ребенок должен был быть убит, но так случилось, что он выжил.       — Что? Не может быть! — Чимин вскочил на ноги и закричал. — Маменька не могла так сделать! Хосок, о чем ты? Чонгук?! Что он говорит?       Чимин начал задыхаться от волнения, едва успевая глотать воздух. Его щеки сразу же покрылись красными пятнами, а руки мелко затряслись. Король Силлы не моргая смотрел на брата, продолжая слушать.       — Чимин, прошу тебя, успокойся и сядь, — попросил Хосок, а Пак почувствовал, что ноги резко ослабли, и он действительно готов чуть ли не в обморок упасть. — Я тоже долго не мог поверить в это, но факты доказывают обратное. У вас обоих есть родимое пятно на пояснице в виде полумесяца. У тебя оно есть, Чимин?       Пак готов разрыдаться, поджав губы. Да, у него есть эта метка небес, но не это главное — он совершенно не мог поверить в то, что маменька Дахи могла так поступить. Со своим ребенком? Со своей плотью и кровью? У Пака сердце сжимается, как только он вспоминает рождение Джисона. Как это — умертвить своего малыша?       — Чимин? — обращается к нему Хосок и ждет ответа.       — Есть, — глухо отвечает за расстроенного омегу Чонгук.       — У Тэхена тоже.       После этих слов Хосок обводит взглядом присутствующих и сжимает руку Кима. Половина дела сделана и омега справился. Он сидел все с той же гордой осанкой и смело смотрел на правителей Силлы.       — Что? — на пол упала чашечка из китайского фарфора и звонко зазвенела, покатившись по плиткам. — Что ты сказал? — Чимин пытается прийти в себя и осматривается вокруг. — Чонгук? Как такое может быть?       Альфа сидит молча, насупившись. Услышанное для него стало такой же шокирующей новостью, как и для Чимина. Он корит себя за то, что совершенно не придал этому значения. Сейчас в голове всплывают картины из прошлого, и Гук действительно вспоминает родимое пятно на спине у кисэн.       — Чимин, я понимаю, что ты все еще не веришь в это. Можно подумать, что это простое совпадение. Я сначала был так же шокирован, когда услышал это от Тэхена, — Хосок пытается смягчить ситуацию, но Чонгук все еще молчит, а Чимин не может унять начинающуюся истерику. Смотреть на бывшего кисэн нет сил. Брат? Единоутробный брат?       — Но доктор Джан… И госпожа Со… Они должны знать… — растерянно бормочет Пак.       — Чимин, нет никаких документальных подтверждений о том, что это произошло. В записях хрониста числится только один сын. Других документов нет. Госпожа Со уже стара и утверждает, что не присутствовала в покоях в момент рождения наследников. Я разговаривал с ней. Она вышла за водой и вернулась, когда уже родились вы. Больше никто из прислуг не присутствовал в покоях Пак Дахи. Доктор Джан, к сожалению, тоже отказывается говорить, а казнить единственного лекаря только лишь за то, что он когда-то выполнял королевский приказ, я тоже не могу. Тэхен сказал, что в Силле есть человек, который сможет подтвердить его слова.       Пак сидит, прикрыв рот ладошкой. Ему хочется закричать, что все это — чья-то глупая шутка. Родимые пятна ничего не доказывают, прислуги могут врать, а подтверждений нет. Светлая память его невинно убитой матушки опорочена даже после ее смерти. Нет, он точно бредит, так не может быть. Гук хватает за запястье Чимина, порывающегося убежать из сада от этой ужасающей реальности, и тянет вниз, больно усаживая на попу.       — Кто может подтвердить это? — Чонгук на грани бешенства и зыркает глазами по брату. Он привык верить его словам, но все это действительно больше похоже на бред.       — Ким Намджун.       Тэхен произносит одно единственное имя, от которого у всех отнимается речь.       — Подтвердить может Ким Намджун, — повторяет кисэн.       Тэхен давно догадался о том, что Намджун не зря ездил к Ким Инха, а его взгляды с доктором Джаном были слишком значимыми. Такие бывают только у людей, имеющих одну тайну на двоих. И здесь Тэхен не ошибся.       Чонгук хлопает в ладоши и спустя минуту в саду появляется евнух.       — Генерала армии срочно сюда!       — Слушаюсь, Ваше Величество!       Долго ждать не пришлось. Намджун уворачивается от веток деревьев и проходит в заросли сада. Он слегка уставший, с кругами под глазами.       — Вызывали, Ваше Величество? — Ким вытягивается перед королем, после чего становится на одно колено и едва слышно добавляет. — Джину нездоровится.       — Ты знал о том, что Тэхен — наследный принц Пакче?! — рявкнул Чонгук, испепеляя министра военного ведомства взглядом.       Намджун тяжело вздохнул и отстегнул от пояса меч, положив его перед королем. Он понял, что вопрос не случайный. Осталось только узнать, как об этом догадался Чонгук. Очевидно, что Хосок и Тэхен здесь тоже причастны. Скрывать правду и врать смысла нет. Когда-то все должно было раскрыться.       — Можете меня казнить, Ваше Величество! — Джун склонил поседевшую голову, обнажив шею. — Я знал, Ваше Величество!       — Поговорим позже, видеть тебя не могу! Пошел вон! — закричал Чонгук. — Сто палок за измену государству!       Под ногами Намджуна зазвенел меч, откинутый сапогом короля. Генерал молча поднял оружие и вышел из сада.       — Чо… — вскрикнул Чимин, вскочил на ноги, шокированный таким отношением к военачальнику, но тут же сел под яростным взглядом короля. Попадись ему сейчас под руку — снесет голову и даже не посмотрит! — Я больше не могу-у так!       У Чонгука от злости раздувались ноздри, внутренний зверь еле сдерживал свою агрессию, а руки, сжатые в кулак, побелели. Его трясло не только от неожиданной новости, но и от предательства лучшего друга и наставника.       — Чонгук, нам нужно поговорить, — настаивает Хосок. Время для бесед не лучшее, но дальше тянуть нет смысла. — Я прошу тебя оставить земли Пакче за династией Чон и отделить их от Силлы. Тэхен имеет полное право занять трон. Эта тайна слишком долгое время скрывалась, а мой омега жил в ужасных условиях, лишенный не только достатка, но и родительской любви. Молчать об этом больше нет необходимости. Теперь у Пакче есть свой король — кровный наследник династии Пак. Не вижу смысла дальше скрывать происхождение Тэхена. К нему относились предвзято, считая его кисэн из Силлы. Наступил момент истины. Народ Пакче должен знать правду, а Тэхен — получить свое наследство. Я приехал к тебе с предложением разделить королевства. Я отказался от Силлы в твою пользу. Теперь нужно решить судьбу Пакче.       У Чимина градом льются слезы. Его земля, его родина, журавлики, леса и поля, где он любил охотиться с отцом, Чхандоккун, который он еще ребенком излазил вдоль и поперек — все это теперь не его страна? Пак подтянул ноги к себе и разрыдался, уткнувшись лицом в колени. Помимо того, что шоком стал найденный брат, так еще и эта новость добила омегу окончательно.       — Пакче — земля волчонка! — зарычал Чонгук. — Я забрал его из этой страны, и Пакче принадлежит ему. Это наследство моего омеги!       Чимин дернулся от неожиданных слов. Ему захотелось броситься к мужу на грудь и разрыдаться, словно он маленький ребенок, которого просто нужно погладить по голове и спросить, где болит. Внутри разрывалась буря, услышанное давило на голову так, что она грозилась разорваться. Сердце сжималось от всего, что случилось за один день.       — Я пролил за Пакче кровь воинов Силлы. Отныне и до сегодняшнего дня это будет объединенная страна. Ты имеешь неограниченную власть в королевстве, можешь править как хочешь, карать кого хочешь и проводить реформы, которые хочешь. Но это всегда была, есть и будет одна страна! Сейчас, когда Силла находится под угрозой монгольского вторжения, ты хочешь затеять усобицы? Делить землю на части? Мне удивительно, что требовать земли Пакче ко мне пришел не король Тэджон, а ты, брат!       — Что ж, — Хосок хлопнул себя по бедрам, поглядывая на Тэхена. Тот весь разговор сидел с каменным лицом, не проронив ни слова. — Я думаю, что мы должны вернуться к этому вопросу позже. Действительно, не самый удачный момент. Вам нужно остыть и смириться с новостями, которые вы узнали. Мы уезжаем завтра на рассвете, мне нужно быть в Пакче через четыре дня. Подумай над тем, что я сказал, Чонгук. Кроме королевских амбиций должна восторжествовать справедливость. Не думаю, что сможем еще долго скрывать эту тайну. Да и не за чем… Мы пойдем отдыхать. Спасибо за обед, брат.       Хосок подал Тэхену руку, и они удалились, петляя по извилистой садовой дорожке.       — Ты молодец! — альфа сжал ладонь Тэ. — Хорошо держался.       — Я старался молчать, Ваше Величество, чтобы все не испортить, — Тэхен заискивающе улыбнулся, снова играя роль жертвы. — Король Чон и слышать не хочет о моем наследстве…       — Тэхен, дай ему время. Я уверен, что брат решит все в твою пользу. Слишком много потрясений за один день. Ему нужно прийти в себя, — Хосок приобнял омегу и поцеловал в висок. — Ты отлично выглядишь, любимый.       — Спасибо, — Тэхен покраснел от долгожданного комплимента. — Я люблю тебя, Хосок.       — Я тоже тебя люблю.       Чонгук и Чимин остались сидеть за столом, все еще не веря в случившееся. Чимин вовсе боялся рот открыть, искоса поглядывая на короля Силлы. Он уже успокоился и перестал плакать, но все равно еще не мог смириться с мыслью о том, что Тэхен его брат. Просьба Хосока стала не меньшим потрясением.       — Я не отдам твои земли, волчонок, — твердо сказал Чонгук. Он со злостью достал из сапога кинжал и ловко метнул его в кувшин с рисовым вином, раскалывая его пополам. Запах спиртного стал витать в воздухе, но голова разболелась не от алкоголя. — Силла и Пакче будут едины. Это твоя земля и она должна остаться твоей. Мой долг сохранить ее для Джисона и будущих поколений.       — Чонгууук… — Пак бросился ему на шею. — Я все еще не могу в это поверить…       — Я тоже, волчонок, — правитель Силлы прижимает Чимина к себе. — Вытрите слезы, мое Королевское Величество.       — Да, конечно, сейчас, — омега пытается успокоиться, пару раз глубоко вдыхает и слегка хлопает себя по щекам. Глаза от плача все равно припухли, накусанные губы горят красным, но Чимин берет себя в руки. — Все хорошо, Чонгук.       — Пойдем, побудем с сыном. У меня вряд ли появится аппетит.       Пак понимающе кивнул. От рыданий у него самого разболелся желудок, саднило в горле и появилось неприятное чувство в груди. Об ужине не могло быть и речи. Как только короли зашли во дворец, прислуга быстро прибрала разбитую посуду и унесла почти нетронутую пищу. О том, что случилось между братьями, не знал никто, но разошедшиеся по своим комнатам пары быстро спровоцировали разные слухи.       Чонгук вечером сидел в тронном зале. Побыв с ребенком, он оставил уснувшего Чимина в покоях и вышел побродить по дворцу. У омеги разыгралась нешуточная мигрень. В комнате, отведенной для гостей, горел тусклый свет и едва слышался голос брата. Но сегодня продолжать общение не хотелось. Гук побрел дальше, зашел в библиотеку и полистал трактаты философов. К сожалению, ни в одном свитке не содержалось ответа на те вопросы, которые один за другим появлялись в голове. Мысли все больше запутывались, будто и не его. Даже идя на битву с врагом Чонгук имел четкий план. Теперь же он не может размотать клубок противоречий с самым родным ему человеком. Нет, ему точно нужно отдохнуть.       В тронном зале прохладно, приятно пахнет воском с ароматическими маслами. Он скинул ханбок, словно тот давил на него, и снял сапоги. Подогнув под себя ноги, Чон сел на холодный пол и прикрыл глаза. Отец учил его слушать голос разума. Видимо, не в этот раз. Голова пустая и в то же время полная. Он не может достичь равновесия и внутреннего баланса. Проведенный в такой позе час дал только лишь затекшую спину.       Неслышно в тронном зале появился Чимин. Он прислонился спиной к стене, наблюдая за мужем.       — Скажи, что мне это все просто приснилось, Чонгук? — с надеждой спрашивает Пак, но альфа молчит. Хотел бы он решить это все одним простым словом "сон". Чимин всхлипнул, зашмыгав повлажневшим носом. — До сих пор не могу прийти в себя…       Альфа молчит.       — Что нам делать? — Чимин присаживается рядом и прислоняется к плечу мужа.       — Жить дальше, Чимин, — подытоживает король. — В нашей жизни ничего не поменялось — я по-прежнему люблю тебя. И пока для меня только этот факт имеет значение. Чтобы ни случилось, я всегда буду действовать в твоих интересах.       — Не нужно чувствовать себя виноватым, Чонгук, — омега гладит его по плечу, пытаясь успокоить. — Может быть стоит…       — Не стоит, — твердо отрезал Гук. — С приобретением нового родственника в твоей жизни ничего не изменилось. А мне еще предстоит поговорить с генералом.       — Ты не отменишь приказ? — в глазах Чимина столько мольбы, что Чонгук почти готов сдаться. Ему жаль, что Чимин столько вытерпел сегодня, но…       — Нет. Не отменю, — твердо сказал король. — Тем более, что уже поздно.       — Ой! — вскрикнул Чимин. — Как, уже?       Чонгук тяжело встал, разминая затекшую спину. Омега вскочил и поспешил за ним по коридору, ведущему на дворцовую террасу. Вид, открывшийся с балкона, заставил его отшатнуться назад, но Пак пересилил себя и пошел вслед за мужем. На улице уже стемнело, но в центре площади вокруг деревянного помоста горели огни. Развешанные факелы почти не дымили, поэтому отлично освещали происходящее. Все больше походило на шаманские пляски или обряд жертвоприношения, и только гнетущая тишина намекала на происходящее.       В центре помоста на лавке лежал Намджун. Его тело не было прикрыто ничем — только военный ханбок, в котором он служил. Сегодня с праздничными нашивками по особому случаю визита высоких гостей. Ханбок на спине и паджи на икрах давно разорваны, обнажая кожу, содранную до кровавого мяса. Чимин вскрикнул и закрыл глаза. Страдания близкого человека ощущались им, как свои собственные. Тем более, что в Империи Цинь он тоже получил подобное наказание за воровство мяса.       — Чонгук, но сто палок… — Чимин еле заставил себя смотреть на площадь. Зеваки, собравшиеся вокруг, что-то шептали, переглядываясь между собой. Больше всего их интересовала причина наказания. Чонгук уверен, что о ней Намджун никому не сказал. Несколько человек заметили королей и стыдливо отвернулись.       — Я знаю, что это максимум, — вздыхает король Силлы. — Он получит свое наказание. Намджун сильный. Выдержит.       Чимин вновь посмотрел на площадь и неподалеку заметил фигуру в белом ханбоке. Джин сидел на земле и раскачивался из стороны в сторону. Он тихо плакал, но сложил ладони для молитвы. Пак закусил губу и смахнул слезы. Этот день просто не может быть хуже, чем уже был.       — Пойдем в покои, — тихо произнес омега. — Я больше не могу на это смотреть.       — Я навещу его завтра, — ответил король и направился вслед за мужем.       Утром в доме Намджуна подозрительно тихо. Обычно Сокджин печет хлеб, тарахтит посудой уже с рассвета, но сегодня здесь словно никого нет. Пройдя полутемный коридор, Гук застает Джина и Линя сидящими у постели генерала. Омега смазывает раны на спине, а лекарь полощет отрезы тканей в какой-то вонючей лекарственной жиже. На появившийся шум Намджун поворачивает голову и смотрит на короля.       — Простите меня, Ваше Величество, за неподобающий вид, — заметно, что ему говорить тяжело, но генерал даже старается улыбнуться.       — Как ты? — Чон осматривает повреждения и поджимает губы. Намджун крепкий воин, но сто палок превратили его спину в сплошное кровавое месиво.       — Все будет хорошо, — Ким кашляет, слегка приподнимаясь на локтях и сдерживаясь, чтобы не застонать от боли. Теперь она чувствуется в разы сильнее. — Я справедливо наказан, Ваше Величество...       — Откуда ты узнал про Тэхена?       — Впервые я заподозрил вашу истинность, потом ездил к Ким Инха в деревню и разговаривал с доктором Джаном. Это правда, Чонгук. Мне жаль, прости, — Намджун пытается пошевелиться, но получается плохо. — Я хотел унести эту тайну с собой на небеса, чтобы ничто не помешало Вам. Я не понимаю, откуда об этом узнал Тэхен.       — Это уже не имеет значения, — вздыхает Чонгук и присаживается рядом. — Поправляйся, генерал, у нас впереди еще много дел.       — Не смею ослушаться приказа, Ваше Величество, — сжимая зубы от боли, цедит Намджун.       — Прости меня, — шепчет Чонгук ему на ухо. — Я вспылил.       — Я бы перестал тебя уважать, если бы ты не сделал это, Чонгук, — ответил Ким. — У меня два лучших лекаря, я быстро встану на ноги.       — Отдохни, пока спешить нет необходимости, — Гук сжал его руку в своем кулаке. — Береги себя, учитель.

***

      — Жаль, что ты не сможешь поехать со мной в Канвондо, — Чонгук целует Чимина, прижимая так сильно, что омеге нечем дышать. Альфа часто не чувствует, что делает больно супругу, но физическая боль ничто по сравнению с тем, как сердце Пака сжалось в одно мгновение в непонятном напряжении и страхе.       — Чонгук, это так необходимо? — большие глаза наполнены слезами и, не моргая, уставились на альфу. — Я не хочу, чтобы ты уезжал.       — Волчонок, если я предлагал тебе ехать со мной, то полностью уверен в том, что в провинции все пройдет быстро и опасности никакой нет, — Гук перебирает блондинистые волосы пальцами, перекладывая пряди и успокаивая Чимина. — Но я буду переживать за тебя и Джисона. Жар не спадает?       — Линь сказал, что он выздоравливает, но всё ещё капризничает, если меня нет рядом, — оправдывается Чимин, чувствуя вину за то, что не может поддержать альфу.       В провинции Канвондо проворовался очередной наместник, поэтому Чонгук меняет уже третьего чиновника за последний год. Власть короля безгранична, но именно здесь его преследует неудача за неудачей. Полученные разведкой данные говорят о том, что здесь снова скрывают налоги, а в условиях нерешенного конфликта с монголами и необходимости пополнения армии и вооружения у Чонгука каждый слиток золотом и серебром, каждая монета на особом счету. Ему вынужденно пришлось поднять налоги, но это временно, пока он не восстановит обороноспособность Силлы.       Чимин вздыхает и прижимается к широкой груди Чонгука, пропадая в его объятиях. Сильные руки кольцом охватывают омегу за плечи, а в макушку зарывается нос короля и намеренно путает волосы.       — Не переживай, восстание подавлено в прошлом месяце, — он спускается к уху и Пака обдает горячим воздухом. — Это всего лишь традиционное представление наместника, Чимин. Ты раньше не так остро реагировал на мои отъезды, что случилось теперь?       — Случилось, Чонгук! — Чимин отстраняется и бьёт его кулачком по груди. — Я устал провожать тебя и ждать, ждать, ждать! Ненавижу войны и оружие!       — Чимин! Ты прекрасно знаешь, что я вернусь, — Чонгук приподнимает его голову за подбородок и всматривается в блестящие глаза. — У тебя жар?       — Нет у меня никакого жара! Чонгук, обещай мне, что все будет хорошо! — пальцы Чимина до побеления цепляются за воротник ханбока, а зрачки бегают из стороны в сторону, как у сумасшедшего.       Чимин сам не может объяснить, почему ему впервые за долгое время так неуютно в Силле. Словно каменные стены, выстроенные вокруг дворца, вдруг растворились в один момент и исчезли, а Чонгук, обнимающий его сейчас так крепко, что невозможно дышать, и вовсе больное воображение его спутанного сознания. Да, наверное, у него тоже жар, возможно, болезнь передалась от Джисона, поэтому Пак пытается взять себя в руки и не истерить. Он утыкается лбом в широкую грудь альфы и слушает его сердцебиение. Гулкое и размеренное, оно вселяет в Чимина спокойствие.       — Прости, — шепчет еле слышно омега. — Прости, Чонгук, мне правда не по себе. Я не хотел срываться. Само получилось.       — Я всегда буду с тобой, волчонок. Ты же знаешь, что я не могу иначе. Я воин, Чимин. Не умею говорить красивых слов и часто бываю грубым. Я прочитал все трактаты о войне и дипломатии и слишком мало трудов об этикете. Ты прав, я не могу научить сына хорошим манерам, но для этого у меня есть ты. Ты — моя жизнь. Ты все, ради чего я укрепляю государство. Безопасность твоя и Джисона для меня на первом месте, поэтому я всегда возвращаюсь к вам, любовь моя.       — Чонгук… когда тебя ждать?       — Всегда, волчонок. Ты должен ждать меня всегда. Пока я жив, я вернусь. И только тогда, когда ты перестанешь меня ждать, я умру.       — Никогда! Не думай об этом, слышишь? — Чимин приподнялся на носочках, чтобы достать хотя бы до подбородка. — Лучше поцелуй меня. Воины ждут.       Чонгук наклоняется и целует медленно. Ему некуда спешить, а солдаты подождут. Каждая секунда без Чимина для него тянется как час, а каждый час — как время от восхода до заката. Волчонок все же горячий, и Гук отстраняется, нежно проводя пальцем по щеке.       — И все же выпей отвар у Линя.       — Обязательно, — шепчет Чимин и напоследок обнимает мужа. — Береги себя.       Чонгук уходит, не оборачиваясь, потому что может остаться, если с глаз Чимина упадет хоть одна слеза. Он стал слишком чувствительным, поэтому отчасти лучше понимает Хосока, который готов выполнять все прихоти Тэхена. За своих омег они будут драться до последней капли крови.

***

      С момента отъезда Чонгука прошло четыре дня, а он все не возвращался. В Канвондо не столь долгий путь, но Чимин успокаивает себя тем, что провинция полностью зачищена от людей, приближенных к бывшему наместнику, и теперь там безопасно. Омега твердит себе об этом постоянно. Чиновник был прилюдно казнен лично Чонгуком, там же король лишил голов и еще нескольких мелких служащих, которые подделывали по приказу наместника приходные книги. С того времени все затихло, а государь Силлы тщательно искал человека, который может занять место в провинции. Король забрал с собой даже три тысячи солдат, чтобы заодно очистить и лес от разбойников, но Чимин все равно переживал. Омега знает, количество хваранов не играет роли, когда в битву вступает разъяренный Гук.       Уже четвертое утро он бродит возле ворот, как потерянный. Джисон выздоровел, поэтому отсыпался в кроватке крепким сном маленького альфы. Чимин поцеловал его в нос, а он во сне сморщил лоб так, как делает это Чонгук, когда чем-то недоволен.       — Ваше Величество! Перестаньте себя изводить! — кричит ему Джин и подбегает с теплой накидкой. — Ну куда Вы вышли в такую рань в одном ханбоке?! Если Вы таки заболеете, король Чон меня казнит!       — Ты стал таким ворчливым недавно, или я не замечал? — Чимин с благодарностью принимает накидку и кутается от утренней прохлады. — Спасибо, Сокджин.       — Не благодарите, Ваше Величество, — краснеет Ким. — Я знаю, каково это ждать альфу с похода. Я всю жизнь его жду. Но вы правы, я стал ворчливым…       — И настроение у тебя стало меняться не в лучшую сторону, — пошутил Чимин, завязывая на шее тесемки. — Сходил бы к Линю, взял отвара для успокоения.       — Нельзя мне, Ваше Величество, — щеки Джина покраснели до такого состояния, будто у него лихорадка, а кончики ушей стали багровыми. — Я же у Линя отвар давно уже не пью…       — Что? — у Чимина медленно брови ползут вверх, становясь похожими на острую крышу Кёнбоккун. — Вы с Намджуном…       — Да, Ваше Величество, — Джин запинается при каждом слове. Этот храбрый омега, который был распорядителем Дома кисэн и принимал роды у Его Величества, теперь стоял и робел, не зная, как рассказать о том, что он ждет ребенка.       — Это же прекрасно, Джин! — Чимин подпрыгивает и без всякого стеснения вешается на шею Киму. Ростом король Силлы пониже, поэтому омега нагибается, чтобы не причинять Чимину неудобств.       — А министр знает? — выпытывает омега, осматривая генеральского супруга. Внешне живота еще не видно, а значит он стал одним из первых, кому Джин доверил свою тайну.       — Нет, Ваше Величество, — улыбается Джин и краснеет еще больше. — Даже Линь еще не знает. Я скажу Намджуну после возвращения. Не хотел волновать его, но придется все равно рассказать. Скоро три месяца. Господин Ким очень хочет наследника. Как и Его Величество король Силлы.       Голос у Джина надломленный, скрипучий. Он каждое слово говорит так застенчиво, так боязно, но Чимин лишь улыбается и гладит его по руке. Кажется, что Джин в отсутствие мужа держится из последних сил, но король не дает ему раскиснуть. Ким хоть и распорядитель Дома кисэн, зато после роспуска наложниц по приказу короля официально стал первым придворным его омеги. Должность придворного слуги стала очень значимой, а Чимин наделил Джина исключительными правами. Несмотря на произошедшее, они с Намджуном стали для королей Силлы не только близкими по духу, но и по статусу.       — Я очень рад, что ты подаришь Намджуну наследника, — мечтательно произнес Чимин, улыбаясь глазками-щелочками. — Ах, столько всего произошло за это время, — впадает он в ностальгию, а Джин старается не пропустить ни одного слова короля. — Мы вместе уже почти шесть лет.       — Время быстро летит, Ваше Величество, но пока только пять с половиной, — подмечает генеральский супруг. — Я помню тот день, как сейчас, когда Вас привезли в королевство. В тот день я тоже ждал Намджуна. Теперь ждём вместе.       — Я не знал, что все окажется так, — Чимин пытается отогнать от себя тревожные мысли и погружается в воспоминания. — Я всю жизнь думал, что люблю Юнги. Верил, что он мой истинный, моя судьба, мой альфа. Как же я мог так ошибаться?       — Вы были молоды и неопытны, Ваше Величество, — утешает его Джин.       — Я был слеп. И Чонгук был слеп. Я с ужасом представляю, что бы могло произойти, сложись все по-другому. Брак с Юнги тогда мне казался самым правильным и самым желанным. Мы были такими смешными, когда строили планы, просили родителей поскорее устроить свадьбу, мечтали о детях. Что я делал сейчас, если бы совершил эту ошибку? Как сложилась жизнь Чонгука, если бы он не выкрал меня со свадьбы? Джин, я иногда думаю, что благодарен небесам за тот день. Это так неправильно, я постоянно мучаюсь чувством вины перед матушкой за эти мысли, но они меня посещают все чаще. Мне кажется, что без Чонгука солнце не встаёт и небо весь день серое. В груди спирает дыхание и не хватает воздуха, когда его рядом нет. Даже Джисон меньше улыбается, когда отец не в королевстве, — Чимин заканчивает свою речь и кладет руку на грудь. Ему невероятно тяжело находиться без альфы, и Джин понимает его.       — Ваше Величество, наследный принц Джисон очень привязан к отцу, это видно. А Чонгук невероятно любит сына. Он первым взял его на руки после рождения, что ж...       — Все делает по-своему, — тепло произносит Чимин и совершенно не обижается на своеволие мужа. — Да что же так темно-то?       — Ваше Величест… — Джин замирает, как только вглядывается вперед и видит сигнальные огни, еле-еле загорающиеся со стороны западных ворот. — В-ва-шше В-ве…       Джин вцепляется в плечо Чимина и, не произнося ничего, только показывает рукой на восток.       — Что там? — встрепенулся омега, но сигнальные огни быстро погасли, словно их и не было, а на их месте образовался лишь сизый дым, тоненькой струйкой стремящийся вверх. — Джин, да что там?       — Боюсь, что-то случилось…       Ким толком не может собрать мысли в кучу. Он точно видел огни и определенно знает, что зажигать их без причины строго запрещено. Намджун когда-то лично казнил целый наряд стражников, которые по ошибке пустили огни, передавая сигнал от одного поста другому, а Ким поднял всю армию по неосторожности одного из дозорных. С того момента ошибок не было — появлялись такие огни только при возвращении короля, либо при приближении опасности. Огни с запада — тревожный знак. Провинция Канвондо находится в противоположной стороне.       — Монголы?! — Чимин встрепенулся, и в его глазах отразился такой страх, которого не было даже в моменты самых лютых стычек с Чонгуком. Пак боится не за себя, поэтому заламывает руки и с вопросом смотрит на Джина.       — Не знаю, Ваше Величество, но… — омега Ким и сам толком не может понять, что случилось, поэтому боится заранее испугать короля. — Но нужно быть очень осторожными. Министр внутренних дел должен знать о случившемся. Я пойду к нему, а Вы побудьте возле наследного принца.       — Джин! — Чимин в приближающейся истерике смотрит вверх. Небо стало серым от пролетающих стрел, которые застилали утреннее солнце, медленно встававшее на горизонте. Свист стрел усилился, а потом тут же прекратился, словно нападающие взяли отдых.       — Бегите, Ваше Величество! Не время сейчас медлить! — Джин дернул Чимина за руку, до боли сжимая запястье.       Пак не мог оторвать глаз от дворцовых стен, из-за которых показался огонь. Страх сковал его изнутри и мешал переставлять ноги, которые перестали его слушаться в момент, как только он понял, что Чонгука нет рядом. Сокджин все еще тащил упирающегося Чимина во дворец, буквально втискивая в ближайшие двери с другой стороны дворца. Ведущие в коридор на жилую половину королевского дворца, они не охранялись хваранами, и это было странно и жутко.       — Да скорее же!       Джин затолкнул Чимина внутрь и закрыл за ним дверь. Прислонившись к ней спиной, он услышал удаляющийся топот каблучков омеги. Хвала небесам, король во дворце, но это еще не означает, что в безопасности. Омега поднял полы ханбока и поспешил в дом министра, но будить старика не пришлось — за дворцом на главной площади уже выстроились отряды хваранов, которые возглавил полковник Бэк, оставленный Намджуном во главе воинов, охранявших дворец.       — Что случилось, полковник? — Джин запыхался от бега и еле успел произнести свой вопрос. Дерущее от страха горло и сухие слипшиеся губы еле шевелились, но омега требовал ответа. — Полковник Бэк?       — Господин Ким, с запада надвигаются отряды. Возможно, монголы. Мы получили известие от гонца, поэтому прошу Вас обеспечить защиту короля и наследного принца. Отряд хваранов сейчас оцепит дворец, остальные поедут со мной на запад. Я послал известие в Канвондо, мы ждем подкрепление от Его Величества.       — Сколько воинов вы оставляете здесь? — Джин спрашивает не из праздного интереса, а потому что за супружескую жизнь с Намджуном уже научился разбираться в элементарных вопросах тактики и стратегии.       — Тысячу, господин Ким, — Бэк опускает взгляд вниз, а у Джина округляются глаза. — Я знаю, что это немного, но дворец будет под охраной самых лучших хваранов Силлы. Мы потеряли слишком много людей в последней битве с монголами, да и три тысячи воинов в Канвондо нам бы не помешали. Надеюсь, все разрешится как можно скорее. Пожалуйста, Джин, — полковник Бэк берет его за руки и сжимает дрожащие ладони в своих. — Будьте рядом с Его Величеством.       — Д-да, к-конечно, — Джин понимает, что их положение не завидное. Тысяча воинов слишком мало, но и других вариантов просто нет — отдать нападающим Кёнбоккун без боя не согласится ни один полковник. Не так их воспитывал Намджун, чтобы они не защищали свою страну до последней капли крови.       — Держитесь, — Бэк в последний раз сжимает его ладонь и оставляет Джина наблюдать за тем, как он формирует отряды хваранов, выстраивающихся в шеренги.       Громкие крики военачальника удивительно сочетаются с нависшей вокруг тишиной. Министры растерянно стоят у своих домов, точно также наблюдая за тем, что происходит на главной площади. Оцепенение и страх, охватившие всех, усилились во сто крат, создавая гнетущее напряжение. Свист за стенами дворца говорил о том, что отряды регулярной армии, проживающие в столичной провинции, уже полностью готовы к выступлению.       Бэк еще не открывает главные ворота. Собрав возле себя других полковников, военачальник раздает указания и что-то показывает рукой в направлении запада. План обороны страны, выученный назубок, они знают четко и последовательно выполняют распоряжения главного. Часть отрядов отделяется от людей, заполонивших площадь, и выезжает через главные ворота, остальные двигаются к западным.       Джин, как парализованный, смотрит за перемещением солдат, которые за несколько минут покидают Кёнбоккун. Плотное кольцо вооруженных стражников в несколько рядов образовалось возле самого дворца. Воины приготовили луки и стрелы, чтобы поразить противников, а Джин, опустив руки, обводил растерянным взглядом стоящих и молил небеса, чтобы атаку на столицу отбили. С таким количеством войска им не выстоять.       — Пойдемте же, — сзади омегу толкает министр внутренних дел, спешащий во дворец. — Мне необходимо спрятать королевские знаки власти, а вам — наследного принца и Его Величество. Ну что же вы, Джин?!       — А? — Джин выходит из оцепенения и мигом бежит за министром. Плотное кольцо стражников расступается перед ними и тут же замыкается, проглатывая людей во дворце.       Джин спешит по коридорам, сбивает ненароком свечи, которые тут же тухнут на каменном полу, цепляется ханбоком за створки окон и нещадно рвет дорогой китайский шелк, купленный Джуном для него в прошлом году. Все вдруг перестало иметь значение, и даже легкая золотая цепочка на груди начинает нестерпимо давить. Джин срывает ее и откидывает в сторону, пересекая широкими шагами расстояние к королевским покоям. Хвараны на каждом углу, от красных ханбоков уже рябит в глазах и кажется, что стоящим не будет конца, но Ким упирается в скрещенные копья перед помещением с Чимином. Солдаты вежливо отступают, не переставая соблюдать ритуал, и позванивают металлом, чинно открывая двери к Его Величеству.       — Что там? — Пак вскакивает с кровати, а Джисон недовольно кривится, оставшись без папы.       — Монголы, Ваше Величество! — Джин зачем-то оглядывается назад и вздыхает, когда двери за ним закрываются с характерным звуком скрещенного оружия. — Дворец надежно охраняют, но нужно быть готовыми ко всему.       — Да что же это такое! — Чимин оглядывается на ребенка и поднимает руки к небу. — Только бы Чонгук успел вернуться.       — В Канвондо послали гонца. Будем надеяться, что он успеет доставить известие, — Джин обнимает Чимина и притягивает его к себе. — Слушайте Ваше сердце, господин.       Джисон просится на руки к папе, и Чимин прижимает к себе малыша.       — Все будет хорошо, маленький, — успокаивает он его, но больше себя. Джин цепляет зубами нижнюю губу и не может собраться с мыслями. Нападение на дворец случилось впервые, до этого все военные действия велись за пределами Кёнбоккун. Глядя на сжавшегося в страхе Чимина, Ким принимает всю тяготу ответственности за жизнь короля и принца, лихорадочно соображая план в случае самого плохого исхода.       Свист на улице слышен снова и омеги припали к окну, желая узнать, что происходит. Наружу высунуть нос невозможно — буквально в первом же окне они натыкаются на спину хварана, стоящего в ближнем кольце оцепления. Перед ним еще несколько рядов воинов и лишь немного пригнувшись Пак видит кусочек неба, потемневшего от плотно летящих стрел. Свист спустя некоторое время прекращается, становится светлее синева с мерно двигающимися по ней облаками. Иллюзия мира восстанавливается ровно настолько, что Чимин успевает побежать к хнычущему ребенку, как за спиной снова слышится шум от летящих стрел. Джин нервно захлопывает створки, с гулом стучащиеся друг об друга. Смотреть наружу нет сил.       — Нужно ждать, Ваше Величество, — успокаивает его Джин. — Мы надежно окружены хваранами. Кёнбоккун выстоит.       Омега что-то бормочет себе под нос, укачивая Джисона. Еще раннее утро, солнце только встало и в это время обычно малыш спит. Разбуженный разговорами, он нервничает, как и папа, но тянется к волосам Чимина и обнимает того за шею. Пак только похлопывает его по спине и внимательно вслушивается в то, что происходит на улице. Свист снова нарастает и точно также исчезает. Нервы напряжены до предела и это именно то, на что рассчитывали захватчики.       Спустя час неловких перебрасываний ничего не значащими фразами и хождения по периметру покоев, омеги решают выйти во двор. Придворная нянька, оставленная с принцем, кормит его принесенным из кухни завтраком. Создается впечатление, что жизнь идет своим чередом, а привычные ежедневные обязанности ничуть не коснулось то, что происходит вокруг. Дворцовые коридоры, усеянные военными, давят на психику, но Чимин под осуждающими взглядами солдат протискивается вперед, не выпуская руку Джина.       — Кто отвечает за оборону дворца? — спрашивает Пак у рядового солдата, которого выцепил взглядом.       — Полковник Юн, Ваше Величество! — чеканит воин.       — Где его можно найти? — не унимается Чимин.       — В сторожевой башне, Ваше Величество! — снова рапортует военный и тут же тихо добавляет. — Вам не стоит выходить наружу, там опасно.       — Опасно? — фыркает Чимин. — Я должен знать, что происходит, иначе сойду с ума!       — Вас не выпустят, Ваше Величество, — поясняет хваран.       — Да какое вы имеете право?! — Чимин на нервах злится так, что хваран отступает от него на шаг, видя разъяренное лицо правителя.       — Мы погибнем, защищая Вас, но не поставим Вашу жизнь под угрозу!       — Хорошо же Вас выдрессировал король Чон! — Чимин понимает, что оказался в ловушке, и теперь полное отсутствие информации о том, что происходит, долбит в его голову еще сильнее все новыми и новыми догадками одна страшнее другой. — Отойдите! — кричит Чимин охраннику и все так же тащит Джина вперед.       Войдя в тронный зал, куда вел выход из коридора, Пак облегченно вздохнул. В большом и светлом помещении дышалось легче, а отсутствие вооруженных до зубов не так давило. Страх начал отступать, и Чимин невольно бросил взгляд на пустой трон. Даже не прикрывая глаз, он увидел там образ Чонгука. Как всегда, тот сидел, вальяжно расположившись и потирая затекшую шею. Омега улыбнулся видению, а оно улыбнулось в ответ. Дернув головой, Пак прогнал наваждение, как только отрезвился новым свистом стрел. Кратковременная атака повторилась снова, отражая звук, что в пустом огромном зале звучал еще более зловеще. Неведение усиливало жуткие мысли, поэтому Чимин, отпустив руку Джина, уверенно зашагал вперед к выходу.       Он резко отворил дверь наружу, как тут же перед ним сомкнулся ряд хваранов, охраняющих замок. Они и так стояли плотно, но теперь переплели руки, сцепив их в замок. Ни миллиметра между их телами не оставалось, чтобы иметь даже призрачную надежду выйти отсюда или поглядеть, что творится на улице. Упершись взглядом в спину воина, Чимин понял, что идея провалена.       — Вы под надежной охраной, Ваше Величество! — наконец говорит Джин, потирающий запястье.       — Но мы совершенно не знаем, что происходит! — бесится Пак, подходя к трону.       — Нужно полагаться на небеса, Ваше Величество! — Джин складывает ладони и молится, потому что пока им больше ничего нельзя сделать. Ждать и молиться.       Размеренный шепот Кима начал успокаивать короля, пока за дверями не послышались крики. Ситуация явно изменилась и не в пользу Силлы. Они тревожно переглянулись, хлопая глазами. Просить небеса о чем-то резко расхотелось, поэтому Чимин снова метнулся к дверям и прислонился ухом к створке. Увидеть ему все равно ничего не удастся, оставалась надежда хотя бы подслушать.       — Центральные ворота взяты! — откуда-то издали донесся крик военного, а стражники снаружи зашумели и еще сильнее сдвинулись вместе. — Защищайте Его Величество!       — Пакче захвачено! Монголы в Пакче! — снова Чимин вырывает фразы из толпы и его сердце сжимается. Хосок не смог противостоять монголам.       — Подмоги не будет! — в шум извне вплетается новый голос , и у омег замирает сердце. Неужели с Чонгуком что-то случилось? — Гонец убит!       Чимин смотрит на Джина с таким же ужасом в глазах, как и Ким уставился на Его Величество. Оборона Кёнбоккун слабеет на глазах. Взятие ворот означает, что захватчики уже через пару минут достигнут дворцовых ступеней. Пак в последний раз прикладывает ухо к дверям и слышит:       — Буси!       Джин не выдерживает нервного напряжения и оттаскивает упирающегося короля от дверей.       — Вам нужно бежать, Ваше Величество!       — Нет, я не могу оставить Силлу! — Чимин противится, но Джин выше и сильнее, поэтому буквально скручивает его в своих объятиях и снова толкает в коридор, наполненный стражниками. Они стоят уже не такими стройными рядами, тревожно переглядываясь между собой. Новости про японских буси буквально расходятся за несколько мгновений — только Пак это слышал в тронном зале, как уже хвараны и у покоев толкуют о них же. Буси — воины японского диктатора, единолично правящего страной. Чимин про это слышал от Чонгука, но только сейчас понимает, что напали на них не якудза — жулики, воры и убийцы, а профессиональная армия сёгуна.       — Я не буду бежать, Джин! — Чимин упирается, но Ким вталкивает его в покои так грубо, что король едва не падает на пол. — Я уже один раз покинул дворец, смалодушничал, теперь я не могу предать народ Силлы.       — Ваше Величество, Ваша придурь и государственная безопасность — это разные вещи! Тогда вы испугались кисэн, а сейчас дворец наполнен японскими головорезами, — Джин лихорадочно смотрит по стенам, заглядывает в комод с одеждой и вытаскивает какие-то вещи Джисона. — Вы должны в первую очередь сохранить жизнь наследному принцу.       — А ты? — мнется Чимин, забирая ребенка у служанки. Джисон, довольный после завтрака, спокойно сидел на руках у папы, разглядывая его длинные сережки. — Ты тоже должен бежать!       — А я должен сохранить жизнь вам, — отвечает Джин и отворачивается, чтобы Чимин не видел испуга на его лице. — Не беспокойтесь, моя не королевская особа никому из захватчиков не интересна, а вот за вас могут просить выкуп или еще хуже — развязать войну. Все и так теперь обострится, Ваше Величество. Силле не нужны новые проблемы. Возьмите теплую одежду принцу и остатки еды.       Джин сгребает еще горячие булочки, приготовленные для королевского завтрака, и спешно заворачивает их в ткань вместе с одеждой. Он моментально вяжет узел и крепит еду на спине Чимина, перебрасывая ткань через шею Пака и подвязывая на боку.       — Бегите, Ваше Величество! Я выведу вас к восточным воротам через потайной ход, — Джин снова проходится взглядом по комнате в поисках полезных вещей, но напоследок только всовывает Чимину в руки несколько сладостей для Джисона. — Дадите, если будет капризничать. Вы должны выйти тихо и бежать в Империю Цинь. Это единственный способ сохранить Вам жизнь, Ваше Величество.       Джин чувствует, что сейчас расплачется. Его нервы натянуты, как струна, руки трясутся и часть сладостей просто падает на пол. Чимин с ужасом смотрит вокруг и не может поверить в происходящее.       — Два дня пути верхом, — бормочет Ким, пытаясь взять себя в руки. — Постарайтесь остановиться в деревне, иначе не дойдете, а там возьмите лошадь. Пешком намного дольше. Дайте знать, прошу Вас... Я уверен, что Император Бин не откажет вам в защите!       Пак крутит головой и все еще надеется, что это дурной сон. Джин хватает его за руку и открывает дверь в коридор, где уже нет ни одного хварана — воины переместились на защиту входов во дворец. На улице слышатся крики, звон оружия и свист стрел. Оказаться в самом центре этого побоища настолько жутко, что Чимин прижимает к себе Джисона, закрывая малышу глазки и ушки.       — Пойдемте, — тянет его Джин и ведет по длинному коридору.       Выход к восточным воротам — один из самых дальних и неудобных для осады. Он окружен лесом и специально засажен колючим кустарником, похожим на естественные заросли дикой лесной принсепии, но был высажен еще при короле Джисоне. Когда-то давно кустарник был подарен ему послами из Империи Цинь и сегодня пригодился как никогда. Выбраться из дворца через заросли намного проще. Джин на бегу накидывает плащ на Чимина и скрывает его лицо капюшоном. Останавливаясь, он прочно завязывает тесемки и обнимает омегу. Следующая дверь последняя. Ступив за нее, назад дороги нет. Только вперед. На восток.       Генеральский супруг еще раз оглядывает Чимина и мысленно просит небеса помочь королю.       — Я постараюсь оттянуть время и задержать их, — Ким оглядывается назад и ежится от усиливающегося звука оружия. Страшно. Только дурак не боится смерти. Вполне возможно, что часть дворца уже захвачена, и японцы рыщут по тронному залу и другим покоям, поэтому времени нет. Чимин решительно открывает дверь и тут же отшатывается в ужасе назад, чуть ли не сбивая Джина с ног.       — Т-там… — в глазах Пака застыл страх. Он давно не видел мертвых окровавленных тел.       На улице под ноги ему текла по земле струя крови, а неподалеку лежали тела убитых воинов, разрубленные пополам. К счастью, захватчиков. Дверь, тщательно замаскированная, не привлекла внимания японцев, а защитники дворца отстояли восточную часть Кёнбоккун. Шанс уйти незамеченным еще оставался.       — Ваше Величество, сейчас не время для страха. Мы и так натерпелись, бегом, — Джин выталкивает Чимина вперед и следует за ним. Охрана с ворот неподалеку то ли снята, то ли убита, но мощные деревянные створки закрыты, и это радует. Через десяток метров в стене у зарослей неприметная калитка, затянутая кустарником и выходящая наружу в густые заросли. Известная только Джину, она жалобно скрипит под натиском плеча Кима. Потребности пользоваться ей уже давно не было, поэтому он применяет всю силу, чтобы вытолкнуть дверь как можно скорее. Под ногами омег хлюпает грязь, но их туфельки и так запачканы кровью.       — Идите же, — Джин помогает Чимину, раздвигая ветки руками. — Скорее, Ваше Величество! Следуйте тропинкой, что тянется на восток. Дорога приведет Вас в провинцию, и Вы сможете там остановиться, если она еще не захвачена. Будьте осторожны!       — А Чонгук? — в голове Чимина полная неразбериха, и он вообще больше молчит, подчиняясь ловким наставлениям Джина, взявшего ситуацию в свои руки.       — Он найдет Вас, господин, я уверен в этом. Бегите скорее! — Джин чуть не плачет, потому что шанс на спасение тает с каждой секундой. Воины хигокэнин могут появиться с минуты на минуту.       Чимин крепко прижимает к себе наследного принца и пробирается сквозь густые заросли. Его кожа на лице в нескольких местах расцарапана, но он не обращает внимание на жжение, моля лишь о том, чтобы Джисон не расплакался. Ребенок, прижатый к папиной груди, от переизбытка эмоций начал засыпать, а омега облегченно вздохнул. Выйдя спустя несколько метров из густых зарослей, он обернулся на дворцовые стены и поджал губы. С его глаз сбежали слезы, но Пак быстро смахнул их и, пригнувшись, отправился вперед, чтобы не быть настигнутым захватчиками.       Дорога в лесу впервые для Чимина была незнакомой и недружелюбной. Всегда, когда он затевал неповиновение против короля Силлы, Пак где-то в глубине души был уверен, что Чонгук не оставит его. Лес был не таким темным и безликим, а каждая травинка кланялась ему, опускаясь вниз. Сейчас утренний туман, еще не разошедшийся в своей густоте, создавал жуткое ощущение опасности и одиночества. Подавляя в себе слезы, Чимин старался не рыдать в голос, но они все равно без остановки текли по щекам, не давая нормально осмотреться в пути.       Откуда-то издали Пак услышал шорох, словно за ним шли по пятам. Он остановился, стараясь не разбудить сына, и поглядел вокруг. С дерева слетела птица, где-то в траве зашуршала ящерица. Кустарники неторопливо шевелились от внезапно подувшего прохладного утреннего ветерка. Пак прислонился к дереву и закрыл глаза. Сердце билось, как бешеное, а в голове шумела кровь и пульсировали виски, предвещая скорый приступ головной боли.       Столько нервов за одно утро Чимин не испытывал давно. И если раньше даже стоя на коленях перед королем Силлы ему было плевать на то, что будет дальше, то теперь мирно спящий в его руках Джисон не давал забыть о том, ради кого нужно спасать свою жизнь. Руки затекли, ноги мелко дрожали. Пак не понял, сколько он уже так бежал — с десяток минут или несколько часов. Состояние, охватившее его, мешало сосредоточиться. Чимин опустился на землю под деревом, решая немного отдохнуть, иначе до провинции он просто не в силах добраться. Закрыв глаза, омега впал в чуткий, неглубокий сон.

***

      Вернувшись во дворец через тот же выход, Джин попытался найти полковника Юна, державшего оборону дворца. Мыслей о том, чтобы выйти из покоев, у Кима не было, но он втайне думал, что лязг оружия — это победные взмахи хваранов Силлы. И пусть тысяча воинов для обороны Кёнбоккун это не так много, Джин надеялся на то, что дворец отстоят. Порыскав по коридорам, он не нашел никого из тех, кто мог прояснить ситуацию. Из дальней стороны дворца доносились зловещие звуки, но омега даже не думал о том, что это могут быть захватчики. Желая закрыть от врагов королевские помещения, он побежал в покои правителей Силлы и распахнул двери.       От того, что происходило внутри, у Джина подкосились ноги. Он замер, словно каждая клетка его тела перестала слушаться. В голове стучала одна единственная мысль — бежать, но долг не позволял ему просто так оставить дворец. Из покоев на него смотрели четверо разъяренных японцев, громивших комнату. С ужасом Джин вцепился в створки дверей и понял, что дворец взят. Если хигокэнин добрались до королевских покоев, то дела плохи.       Стоя у входа, словно обездвиженный, Джин уставился вниз. Под ногами блестели драгоценные камни, которые когда-то были в короне, подаренной королю Силлы. Повсюду валялись золотые украшения Чимина — пинё, чхоронджам, твикочжи, норигэ. Ранее сложенные в шкатулках кольца и ожерелья теперь разбросаны по кровати, по полу, яростно подкидываемые сапогами захватчиков. Что-то здесь не так — Джин бегло смотрит на солдат, что абсолютно равнодушно отнеслись к драгоценностям. Слава о богатстве короля Силлы давно пронеслась по округе, поэтому Джин и старался защитить королевскую комнату. Но золото и ювелирные изделия не интересовали японцев, которые даже не смотрели себе под ноги. По спине Джина пробежал холодок, а в голову закрались еще более страшные мысли.       На дорогих ттольчам, которые Чонгук заказывал для омеги у самых лучших мастеров Силлы, стоял сапог одного из захватчиков. В наступившей абсолютной тишине дорогой камень заколки пронзительно заскрипел под подошвой, когда японец сделал шаг вперед. Он неотрывно смотрел в глаза Джину, но тот инстинктивно попятился назад. Мысль бежать разрывала его пополам с мыслью остаться. Его долг оберегать короля, он просто не может навлечь на него опасность. Сцепив зубы и стараясь не поддаваться панике, Джин все же отступил в коридор, упираясь попой в подоконник. Начавшаяся атака лучников заставила его замереть, почувствовав, как дрожат даже внутренние органы. Воздуха в легких не хватало, сердце гулко отбивало ритм, иногда замирая с давящим ощущением в груди.       Бежать некуда. Джин точно это понял, когда услышал за спиной все больше японских слов и непонятных обращений. Дворец осажен и лишь кое-где надежду возвращал звон оружия, постепенно смолкая и сея внутри тоску. Омега молил небеса только об одном — чтобы альфы вернулись из Канвондо как можно быстрее.       Японец сокращал между ними расстояние, пока за его спиной остальные продолжали рыскать по покоям, сдергивая драпировку со стен. Они искали Чимина. Все побрякушки не вызывали у них интереса, и только лишь омега был их добычей. Выбив окна, один из захватчиков выпрыгнул наружу и что-то начал кричать подошедшим с той стороны солдатам. Непонятные гортанные звуки доносились оттуда, куда пытался всмотреться Джин. Мелькали запачканные катаны, с которых японцы слизывали кровь. Дикий народ и дикие нравы — пронеслось в голове у Джина, и он совершенно не заметил, как высокий страшный японец пересек покои в два счета, подойдя к нему вплотную.       Вцепившись в подоконник позади себя, Джин до побеления пальцев сжал камень и поднял голову. Японец, через все лицо которого шел шрам, злобно оскалился, рассматривая Джина. Хотелось сжаться и раствориться, но омега твердил, что все обойдется. Не найдя Чимина, они уберутся восвояси, самое главное для него — выжить, чтобы потом обо всем рассказать Чонгуку. Черные маленькие глазки японца бегали под обезображенными веками. Только сейчас Джин увидел старый шрам и там. Голова нападающего была обрита, показывая некрасивую форму черепа, и только у висков черные пряди сзади собраны в низкий хвост. Одежда воина оснащена металлическими пластинами красного цвета, связанными между собой кожаными жгутами. Джин успел рассмотреть тонкие губы с гнилыми желтыми зубами, половина из которых явно отсутствовала. С шипением и нечистым говором он произнес:       — Где омега короля?       Джин внутренне сжался от услышанного вопроса. Ему нужно тянуть время как можно дольше, чтобы Чимин успел отдалиться от дворца и затеряться в лесу. Даже учитывая то, что нападающие прочешут каждый куст, Джин каждой секундой своего молчания выигрывал для омеги спасительные метры, отдаляющие его и наследного принца от опасности.       — Его Величество отбыли в провинцию, — смело ответил Джин, стараясь держать голос ровно. — Вы зря устроили здесь погром — омеги в Кёнбоккун нет.       — Лжешь! — в тишине дворцовых коридоров раздается громкая пощечина, и Джин от неожиданности прикладывает ладонь к пылающему лицу. Будь он готов — сцепил бы зубы и терпел, но к нему никогда никто не применял силу. От неожиданности выступили слезы, за появление которых омеге хотелось наказать себя самого. — Его нет с королем. Говори, где он?       План. Это все один тщательно проработанный план, чтобы забрать Чимина из дворца. Джин лихорадочно соображает, пытаясь связать воедино все самые абсурдные идеи, появляющиеся в его голове. Они с Чимином думали, что дворец осадили монголы — логично, ведь король Чон воевал именно с ними. Появление японцев — чьи-то гнусные политические игры, в которых генеральский супруг пока разобраться не мог. Страх и паника парализовали мысли, не давая ему даже слова произнести в ответ захватчику.       — Где он? Я тебя спрашиваю!       Громкий голос выводит из оцепенения, и Джин, проглатывая сладковатую кровь из прокушенной губы, мямлит:       — Его нет во дворце. Я же говорю, что он уехал с королем Чоном.       Омега понимает, что его слова бесполезны и лишь злят японца. Только сейчас Джин замечает на его груди и рукаве брызги свежей крови, а кое-где — кусочки человеческой плоти. Омегу тошнит и хорошо, что он не успел позавтракать, иначе вывернул бы содержимое желудка прямо здесь. Ким всхлипывает и закрывает рот ладонью, пытаясь сдержать подкатывающие спазмы.       — Никого нет, — раздается из глубины покоев. — Похоже, что мы упустили короля.       — Хочешь сказать, что ему помогли бежать? — зло зыркает на соплеменника воин и тут же переводит взгляд на Джина, оценивая того. — Не ты ли причастен к этому?       Джин мотает головой, но на его шею тут же ложатся крепкие пальцы. Запах крови усиливается, и омега уже не может сдерживаться, только кашляя и сплевывая в угол жгучую жидкость, поднявшуюся из желудка к горлу. Брезгливо отпуская омегу, японец ударяет его в бок и Джин еле удерживается, чтобы не упасть.       — Катаро, — к японцу подходит второй хигокэнин и, посмеиваясь, приставляет катану к горлу Джина. — А он тоже ничего…       Джин ощущает, как его раздевают глазами, грязно облапывают взглядом, мажут похотью по чистой коже. Он стоит в ханбоке, но такое впечатление, словно оголен до костей. Тот, кого назвали Катаро, не отходит, и Ким хорошо запоминает это имя. Грязными пальцами Катаро поднимает его лицо, сдавливает щеки и проводит по губам. Джин вырывается, но тут же ощущает, как катана глубже вдавливается в шею. Сказать хоть одно слово — верная смерть, острое лезвие сразу же вонзится в горло. А умирать Сокджин не намерен. Ему еще нужно рассказать о том, что сегодня произошло в Кёнбоккун.       — Как тебя зовут? — японец наклоняется, а жертва отшатывается назад, слыша хруст в пояснице. Противные маленькие глазки на обезображенном лице уставились на Кима, требуя ответа. Каждая секунда промедления грозит ему еще более изощренными пытками, и Джин сглатывает, но упорно молчит.       — Не скажешь? — острие катаны впивается ему в подбородок, а резким разворотом клинка японец рассекает кожу полумесяцем так, что едва не повреждает сонную артерию. Джин, мгновенно испугавшись теплой дорожки крови, хлынувшей из раны, с ужасом прижал руки к шее. Он, как рыба, открывал рот, в ужасе смотря на испачканные кровью пальцы. Задыхаясь от паники, омега почувствовал, что его ноги стали ватными и еще через секунду он грохнется на пол. Противная липкая масса на пальцах моментально подсыхала, но по рукам прямо к локтю стекали все новые алые струйки.       — Пока ты еще можешь сказать свое имя, — зловеще рычит ему в ухо хигокэнин, — но через час ты вряд ли захочешь произнести его. Взять!       По приказу японца к Джину тут же подбежали воины, находившиеся в государевых покоях. Выворачивая руки и толкая в спину, его бросили на пол, больно ударив головой об ребро ступеньки, ведущей к королевскому ложу. От удара дышать на время стало невозможно, а паника охватила еще сильнее, но Джин сцепил зубы и подтянул к себе ноги, инстинктивно защищая живот. Пинок куда-то под ребра снова лишает кислорода, но на какое-то время омеге становится даже легче — тело чувствуется совсем невесомым, грубого камня под ним нет, комната стала широкой, словно не имела стен, а потом еще завертелась вокруг, вызывая приступ эйфории и желание кружиться с ней в одном ритме.       — Катаро, прикрой двери, чтобы эта детка не начала орать, — попросил один из воинов, а вошедший громко хлопнул створками.       Резкий звук привел Джина в норму, и он даже попытался привстать, опираясь на локоть. По шее все еще противно стекала теплая кровь. Ее запах ощущался особенно остро, хотя беременность Кима почти не беспокоила сменой настроения и чувствительностью к ароматам. Прижав руку в ране, Джин заметил, что кровь стала гуще, пальцы сразу же слипались, а кое-где под ладонью чувствовалась шероховатость — полоски крови запеклись на располосованной коже. Поняв, что он не умрет и опасность миновала, омега обессиленно упал на пол. Ватные ноги не слушались, да и будучи один против четверых разъяренных японцев его шансы на спасение казались ничтожными.       Шарканье сапог по покоям, шорох кожаных жгутов и лязг металлических планок слышался со всех сторон. Закрыв глаза, Джин обостренно слышал каждый звук, каждый отголосок, каждое отлетающее от каменных стен эхо. Содранная драпировка уже не поглощала звуки — они приговором отбивались от стены и возвращались Джину прямо в голову. Он боялся открыть глаза, чтобы не увидеть то, что слышит. Но небеса были слишком немилосердны к омеге, ибо его тут же схватили двое хигокэнин и кинули на кровать навзничь. Вцепившись в простыни, которые еще сохранили запах Чимина, Джин сцепил зубы и просил у королевской четы прощения за то, что сейчас будет происходить здесь. Ким понял все сразу, питая надежду на то, что ему удастся сохранить ребенка. Ради этого он даже готов солгать Намджуну, что его не трогали, если только не останется явных следов. Он скроет от генерала все, что будет происходить, только бы небеса были милостивы к нему хоть самую малость…       Омегу тянут за собранные в хвост волосы, выгибая шею и заставляя края раны снова разойтись. Нечеловеческая боль и тихий стон Кима смешались воедино, пока он старался не кричать, но королевские простыни снова обагрились кровью, капающей с шеи.       — Не скажешь, кто ты? — снова рычит Катаро ему на ухо, а Джин только всхлипывает. — Ты мне понравился. Смазливая мордашка. Забрать тебя в свой гарем?       Ким молчит, давясь рыданиями, но от выполнения угрозы его спасает второй воин.       — Катаро, не тяни с ним, нам пора уходить. Мы получили свою плату, все остальное — не наше дело, — хмыкает воин, а омега буквально кожей ощущает усиливающийся запах альф. Крепко смежив веки, он старается не смотреть вокруг, утыкаясь лицом в простыни.       По спине проходится край катаны, ровно разрезая ханбок посередине. Оголенная белая кожа, выступающие худые лопатки, позвонки, что можно пересчитать пальцами — почти в каждом месте на теле Джина остается след от оружия. Японец не режет, он царапает не слишком глубоко, повреждая кожу ровно настолько, чтобы начало нестерпимо печь. Джину хочется разодрать себе спину, а от соленого пота, выступившего со страху, царапины жгут еще сильнее. Он ерзает на кровати, пытаясь хоть как-то унять жжение, но тут же слышит голос сбоку.       — Сучка уже хочет тебя. Давай, закончи с ним, Катаро, и будем возвращаться, — противный голос японца скрипит в явном предвкушении. — Ребята тоже хотят позабавиться, но ты первый.       Катаро, который у них главный, прекращает разрисовывать спину Джина и ведет лезвие дальше, надавливая у копчика. Резким движением он окончательно режет ханбок и откидывает его в стороны, оголяя тело Кима. Омега сотрясается в рыданиях, чем еще больше злит хигокэнин, и получает плашмя катаной по ягодицам. Металл неприятно холодит кожу, а стыд отключает боль, притупляя ее по максимуму. Джин, который ни разу не изменял своему мужу и даже не думал о чужом альфе, сгорал от стыда из-за того, что его тело осквернено взглядом чужеземца. Пока только взглядом…       — Катаро… — подгоняют сбоку переминающиеся с ноги на ногу воины, прикрыв руками свои вставшие члены. Один чуть ли не рычал, как животное, а у второго из приоткрытого рта стекала по подбородку тонкая струйка слюны. Третий стоял поодаль и масляным взглядом лихорадочно бегал по телу Джина, будто желая его пометить.       Ким, лежал с закрытыми глазами и застыл, скованный страхом. Он дернулся только единожды — от влажной руки, испачканной чем-то липким. По его спине провели рукой, надавили на поясницу. По голым ногам от бедра к пяткам прошлась цепкая шершавая ладонь. Чьи это руки и принадлежали ли они одному человеку — не важно. В голове у омеги уже все смешалось в одну непонятную кашу. Даже мысль о ребенке перестала быть на первом месте. Почему-то хотелось, чтобы все быстрее закончилось — мозг отчаянно пытался принять реальность, а организм отталкивал ее что есть сил. Джин сжался: мышцы упорно не расслаблялись, хотя он уговаривал себя сделать это хотя бы немного. На своих ягодицах он ощутил чьи-то пальцы и тут же получил удар, подкидывая бедра от неожиданности.       — Тебе лучше не сопротивляться, — предупреждение прозвучало в самое ухо. Его схватили за щиколотки и резко дернули к краю кровати. Поставив ноги омеги коленями на пол, японец надавил снова на спину, причиняя жгучую боль. Живот неприятно скрутило от страха, но больше всего испугала Джина кровавая дорожка, протянувшаяся от центра кровати. Своей кровью он выпачкал государево ложе. Резкий хлопок снова заставил его вскрикнуть, но Джин только лишь замычал в простыни. Мышцы ануса сжались, хотя мерзкого японца это не остановило. Под гиканья и одобряющие возгласы остальных он начал шумно возиться с одеждой, оставаясь нагим последним. Шлепок тел от резкого вхождения и последующий громкий крик Джина нарушили сопение наблюдателей.       — Тише, сучка, — выдавил из себя Катаро, схватившись за тазовые косточки омеги.       На белой коже тут же расцветали пятна, кости под противными узловатыми пальцами казалось и вовсе плавились, хрустели, ломались лишь бы не поддаться насилию. Джин снова прикусил губу, повторно срывая пленочку с едва затянувшейся раны и чувствуя во рту металлический привкус. Его снова тошнило, но уже от собственной крови, которую он судорожно сглатывал, лишь бы не унюхать сгустившегося запаха альф. Катаро двигался в нем рвано, не жалея, как поступают только с невольниками и рабами, купленными для утех.       Джин даже не знал, что человек может выдержать столько боли, но он упорно терпел ее, вспоминая временами о малыше. Память берегла его психику, стараясь спрятать все самое главное поглубже. За несколько минут Катаро кончил, изливаясь частично внутрь, частично пачкая бедра Сокджина. Кое-где появились трещины и пошла кровь. Смешанная со спермой, она розовыми липкими струями текла по ногам. Позади слышалось сопение японца, который упирался в кровать по обе стороны от Кима.       — Оставь и нам, — робко послышалось сбоку, и Ким приоткрыл глаза. Туманным взглядом он обвел еще троих стоящих воинов и застонал от боли, готовясь к худшему. — Сучка хочет еще, — шепчет хигокэнин, наконец вытирая слюну с подбородка.       Катаро пнул Джина в бок и привстал с него, освобождая для следующего. Ким дернулся, привстал на коленях, стертых до крови. Болели ноги, щипала спина так, словно с него сняли кожу живьем.       — Лежать!       Следующий вошел так же нетерпеливо, как и их главный. Джин не может понять, почему он насилует его уже довольно долго, но все никак не достигнет пика и наконец-то не слезет, убрав свою противную вонючую тушу с его тела. От активных движений с лица японца капает пот, орошая порезы на коже омеги. Он все никак не кончает, и Джин с ужасом думает о тех двоих, что стоят неподалеку. Шуршит одеждой главный, противно звеня металлическими планками. У наблюдателей заканчивается терпение, и они оттаскивают насильника со словами, что они ему покажут «как надо». В ответ на насмешку раздается какое-то ругательство, смысл которого омега не знает.       «Как надо» длится не так долго, но неимоверно больно. Джина переворачивают на спину, и с каждым толчком насильников внутрь он проезжается ранами спины по простыни, раздражая их еще больше. Ноги у основания бедра болят так, будто их вывернули и выломали. Джин не разбирает боли, только ощущает ее всецело, каждой клеточкой своего тела. Ему больно везде, а оттого становится непонятно, жив ли он вообще. Последний насильник дергает его на себя, промазывает при толчке, делая надрывы еще больше. В низу живота разливается жар, охватывая всю нижнюю часть. В голове все тот же сумбур от происходящего — ни одна мысль не главная, но Джин и не пытается анализировать ситуацию. Он снова слышит слова на японском, инстинктивно разворачивая голову в сторону источника звука. Громкая пощечина от кого-то из них, удар под ребра, после которого он скручивается на кровати, обнимая себя за колени. Вокруг противно липко и мокро.       За волосы Джина стаскивают вниз, кидая на каменный холодный пол, заплеванный японцами. Омега приоткрывает глаза и видит одно из украшений Чимина под кроватью. Хочется дотянуться до чего-то родного и сдавить в руках, уцепиться хоть за один шанс не сойти с ума. Ёнджа с журавлями оказывается под его пальцами, и Ким крепко сжимает заколку в руке. Будь у него силы, он бы воткнул ее в шею Катаро, пусть даже и погиб бы сразу от рук его подельников.       На руку Джина становится грязный сапог, запачканный в крови. Заколка своими острыми краями впивается в ладонь, но Ким сдерживается, чтобы не закричать от боли. Ладони такие чувствительные к прикосновениям. Сапог давит сильнее, кости на пальцах хрустят, неестественно выворачиваются, поэтому омега выпускает заколку, поддавшись натиску. Он пинает ёнджа к окну, поднимает ее и смотрит на свету, упиваясь блеском золота. Журавлики в Силле редкость, но эта заколка Чимина, как память о родине, все равно бережно хранилась в шкатулке, разбитой японцами.       — Как у того господина, — замечает хигокэнин, подходя к Катаро и разглядывая украшение.       Услышанное отбивает в голове Джина пульсирующей болью. Кажется, кровь со всего организма сместилась только сюда, противно раскалывая виски, надавливая на затылок. Господин с таким же ёнджа, которого видели японцы — кто он? Джин перебирает все варианты и понимает, что остался только один. Самый верный.       С принятием правды он принимает и очередной удар. На этот раз по спине чуть ниже поясницы, а потом тотчас в живот. Все тем же сапогом, что раздавил пальцы. Рука нестерпимо ныла и сразу же опухла, Джин не мог даже схватиться ею за каменные выступы, чтобы отползти подальше. Насмешки откуда-то сверху раззадорили Катаро, и Джин получил снова. Едва живой, он затих, услышав, как хлопнули двери в королевских покоях. Японцы ушли, забрав из всей роскоши дворца только одну заколку с журавликом.       Джин встает спустя несколько часов, шевелясь понемногу, насколько ему вообще позволяет состояние. За окном светло, а это значит, что еще день. Удивительная тишина в помещении заставляет чувствовать себя неуютно, а мысль о том, что за дверями подстерегают нападающие, омегу не покидает.       Кое-как встав, он осмотрел себя. Разорванный ханбок Джин снимает прямо здесь, не стесняясь своей наготы. Одно из платьев Чимина ему приходится почти впору, только коротко, но омеге без разницы. Присев на кровать, он с ужасом осознал, что все закончилось, и разрыдался. Вытирая слезы, Джин подозрительно посмотрел на свой живот. Внутри ощущение спокойствия и пустоты. Что случилось за последние часы, Ким не помнил, но с ужасом вскочил с кровати, как только под попой почувствовалось что-то липкое. На простыни осталось пятно крови, а по ногам текли ярко-красные струи, сопровождаясь слегка болезненными спазмами. Омега понял, что он потерял ребенка.       Сокджин на шатающихся ногах вышел в коридор, оставляя за собой кровавые пятна. Еле переставляя свинцовые ноги, он размазывал кровь и слезы по лицу, медленно обводя туманным взглядом все вокруг. Выйдя к главному коридору, ведущему в тронный зал, он чуть не упал, споткнувшись об труп хварана Силлы. Кажется, он знал этого парня.       Аккуратно переступая, Джин держался за стенку, стараясь не упасть. Иначе ляжет рядом и просто не встанет. Не найдет в себе сил, чтобы жить дальше, а самое главное цели — зачем? В голове всплывают мысли о Намджуне. Кому он будет нужен после случившегося? Генерал не оставит в мужьях омегу, использованного врагами. Это одно из самых больших унижений для альфы. Надежда теплилась еще утром, сейчас ее уже нет. Все четко определено, осталось лишь повидаться с Линем и можно собирать вещи, чтобы уехать из Силлы и не позорить министра военных дел. Он найдет себе лучше. Чище.       Переставляя ноги, Джин опять чуть не поскальзывается на луже крови, которую не заметил. Больно впившийся в руку камень напоминает, что она травмирована — перебитыми пальцами Джин не может толком удержаться и падает на одно колено, пачкая ханбок в чужую кровь. Спустя пару минут он движется вновь, входя в тронный зал. Здесь по-прежнему светло, как и было до нападения. Трон короля стоит на своем месте, неподалеку еще несколько убитых, но Сокджин отворачивается, чтобы не смотреть. Ему эта кровь теперь по ночам будет сниться.       За спиной воет ветер, мощным потоком трепая створки из главной залы во внутренний двор. Площадь, ранее заполненная чиновниками из дворца, выглядела не хуже поля боя — повсюду лежали тела убитых. Как зачарованный, Джин вышел вперед, прислушиваясь к посторонним звукам. То ли ему чудилось, то ли действительно он слышал стоны. Омега спустился с главной лестницы, с ужасом смотря на мертвые лица. Молодые альфы, крепкие и здоровые, покинули этот мир и ушли на небеса. Он всхлипнул, вытер нос и последовал на задний двор, откуда доносились звуки.       — Джин! — Линь подбежал к нему. — Ты жив?!       На удивление, лекарь был действительно рад тому, что увидел Джина. Несмотря на тайное соперничество, врач не желал ему смерти, а после нападения на Кёнбоккун и вовсе испугался, что найдет омегу среди мертвых тел. Осматривая окровавленную шею и лицо, Линь обеспокоенно уставился на друга.       — Да, почти, — грустно улыбается Джин.       — Чья это кровь? Ты цел? Что они сделали с тобой? — Линь сразу же видит, что с Джином что-то не так.       — Давай сейчас не обо мне, — кривится генеральский супруг. — Сколько солдат мы потеряли?       — Проще сказать скольких мне удалось спасти. Я спрятался в саду и меня не нашли, а спустя пару часов японцы исчезли, как и не бывало. Я начал обходить дворец, чтобы помочь тем, кто выжил. Из тысячи тех, кто охранял дворец, мне удалось обработать раны сорока восьми. Двенадцать из них могут отправиться на небеса к закату, но я сделал все, что мог. Сейчас я направляюсь к главным воротам — говорят, что там могут остаться живые. Им тоже нужна помощь. Пойдем со мной, а после я осмотрю тебя, — Линь тараторит так быстро, что Джин не успевает отказаться. Лекарь хватает за больную руку, и Ким вскрикивает от боли.       — Прости! — Линь осматривает пальца и разочарованно вздыхает. — Я смогу восстановить их, но форму вряд ли.       — Ничего, зачем мне теперь красивые руки, — с досадой отвечает Ким. — Пойдем скорее.       У главных ворот Линь находит еще двоих. К счастью, с полученными ранениями они могут передвигаться, поэтому добираются в домик врача самостоятельно. После помощи им Линь наконец-то возвращает свое внимание Джину.       — Раздевайся, — командует он и приносит мисочки с водой, каким-то отваром, баночку с вонючей жирной мазью. Ким морщится, но нехотя стягивает ханбок. Раны на шее и спине припухли, ярко розовыми бороздами обезображивая нежное тело. Кое-где выступила и засохла сукровица, которую Линь старательно отмачивал тряпкой.       — А что гонец? — вспоминает Джин. — Его же посылали в Канвондо?       — Японец привез его полумертвым и отрубил голову на главной площади, — китаец старательно протирает особенно глубокие участки. — Да, здорово они тебя.       — И там тоже, — смущенно говорит Джин, переваливаясь в кровати на бок. Линю такое видеть не впервой, но факт того, что все эти раны принадлежат Джину, заставляет его вздрогнуть. Он аккуратно обрабатывает ягодицы, смазывает мазью анус, оставляя там ткань, пропитанную лекарством.       — Останься дома на пару дней. Мне нужно будет делать перевязки тебе и следить, чтобы не было гнилокровия, — врач выбрасывает ненужное и внимательно осматривает Джина. Рана на шее не глубокая, сделана больше для устрашения, ибо крупные сосуды не задеты. Спина обработана, заживет, хотя и будут шрамы. — Давай сюда руку.       Припухшая кисть и пальцы, увеличившиеся в объеме, создают ощущение, что рука скоро лопнет. Линь смазывает ее жирным, заставляет подержать руку в желтоватой жидкости, потом снова смазывает. Полоской ткани он бинтует кисть, прикладывая туда вишневую палочку.       — Носи и не снимай. Я сам развяжу через двадцать один рассвет, — командует лекарь, а Джин грустно улыбается и кивает. Через двадцать один рассвет его здесь и быть не должно.

***

      Чимин просыпается от того, что Джисон начинает капризничать и тянет папу за пряди волос, выпавшие из-под капюшона. Омега дернулся от неожиданности, сперва вообще не понимая, почему он сидит на холодной земле в лесу один с ребенком. Буквально секунду в накрывшей королевство полутьме Чимин ищет глазами мужа, а потом вспоминает, что случилось во дворце. Осознание приходит быстро, в отдохнувшей голове мысли после сна воспринимаются четче, но естественный страх заставляет Чимина еще крепче обнять малыша. Джисон, словно понимая все, не плачет и не кричит, только что-то размеренно угукает, с интересом играя с тесемками плаща и локонами папы.       — О, небеса, темно уже, — Чимин трет лоб у переносицы, пытаясь оценить ситуацию. Первое, что сразу бросилось в глаза — наступление ночи. Второе, что осознал омега, он в чаще леса и совершенно не понимает, куда ему идти. Третий факт — ребенок хочет есть. Чимин пыхтит, снимая со спины привязанную Джином одежду и еду. Булочки давно остыли, но Пак отщипывает небольшие кусочки и дает сыну, который с удовольствием смакует, особенно радуясь корочкам. У него режутся зубы, поэтому десна раздражены и требуют почесаться об что-то. Линь смастерил ему специальное колечко из дерева, но они впопыхах оставили его в Кёнбоккун.       — Видишь, Джисон, какой папа у тебя забывчивый, — только и приговаривает Чимин, стараясь отвлечь ребенка. Малыш смешно грызет рисовый хлеб, а омега вытирает слюнки, выступившие в уголках рта. — Ничего, сынок, мы скоро вернемся домой. Король Чон обязательно найдет нас.       Джисон только и угукает и улыбается припухшими деснами, демонстрируя несколько появившихся зубов.       — Отец любит тебя и ни за что не даст в обиду, ты понял? Нам нужно только немного продержаться. Мы пойдем на восток, где живет добрый Император Бин, — Чимин укачивает ребенка, мысленно благодаря небеса, что малыш не капризничает. Глядя на булочку, Пак сглатывает слюну и ощущает резкий спазм в желудке. Он бы тоже не отказался от еды, но нужно экономить для сына. Неизвестно, когда он найдет селение и купит продукты.       Подул ветер и снова зашуршали травы. Паку кажется, что он уже слышал подобное утром. Навострив уши, омега понял, что это всего лишь шелест листьев. Он вытер пот со лба, мгновенно выступивший от обуявшего его страха. Он должен перестать паниковать. Когда он бежал из Силлы впервые, то таких ощущений не испытывал, но сейчас на нем лежит ответственность за ребенка. Если с Джисоном что-то случится, Чонгук казнит его и уж точно не пожалеет. Да и Чимин сам себе не простит такого.       Поэтому Пак собирает волю в кулак, оглядывается вокруг и удобнее устраивает малыша. Идти в ночь не самая лучшая идея из-за диких зверей, но людей омега боится больше, поэтому уверенно делает первый шаг на тропинку, освещенную слабой молодой Луной.       Пак был уверен, что идет в правильном направлении, но уже через пару часов его глаза устали всматриваться в кромешную тьму. Дорожка вела в лес, из-за густых крон деревьев омега шел в абсолютной темноте, постоянно напрягая зрение, чтобы не сбиться с пути и не наступить на ядовитую змею. От холода начало трясти и ему пришлось остановиться, чтобы теплее одеть принца.       С каждым шагом уверенность в правильности своего пути таяла на глазах. Паку кажется, что эти деревья ему знакомы, а дорога ведет в правильном направлении. Но в Империю Цинь он добрался быстрее, хотя тогда был на лошади. Этим он уговаривал себя не паниковать и держаться выбранной тропинки. Чимину привиделось, что за спиной его кто-то идет, но, обернувшись, он никого не увидел. В голове все смешалось, мнимые картинки, возникающие по сторонам, подпитывались страхом — то люди выходили из-за кустов, то впереди ему виделись глаза волков, а один раз, посмотрев вниз, Чимин ощутил противное обвивание своей щиколотки змеей. Дернув ногой и закричав, Пак разбудил ребенка, который начал хныкать.       — Еще немного осталось, — уговаривал он малыша и все больше ощущал безысходность. Слыша свои же слова Пак понимал, насколько сильно он лжет. Еще не немного. Он вообще не понимает, где он. Паника охватила омегу не на шутку, он едва успел дать Джисону в кулак еще одну булочку, как его сердце участилось биться, выпрыгивая из груди.       Вдали показался свет и усилился шум. Чимин прижался к дереву, спиной ощущая влажную кору. Он замер в ожидании, что люди пройдут мимо, и тут же затаил дыхание, поглаживая ребенка по голове. Голоса слышались отчетливее, а нестройный топот копыт все приближался.       — Буси!       Чимин прислушался и очень сильно хотел, чтобы его слух подвел. О, небеса, неужели это правда!       — Буси! — раздается снова в темноте. — Японцы на границе! Нужно уходить!       Пак стоял ни жив, ни мертв, словно застыл вне времени и места. Выдать себя не хотелось, но информация о японцах очень важна. Если они прочесывают местность и ищут его, то ему нужно бежать в другую сторону. Он просто не может попасться в лапы врагу, иначе зачем тогда сражение в Кёнбоккун? За что полегли воины Силлы? За глупость короля? Пак набирается смелости и выходит к широкой дороге, по которой проезжает отряд. Ханбоки альф в темноте еле различимы и, кажется, они темно-зеленого цвета, но Пак не уверен. Да и какая теперь разница, если путь в Империю Цинь закрыт?       — Буси! — раздается повсюду.        Чимин пытается вслушаться в разговор. Первые шеренги в отряде его в упор не замечают, но один из воинов обращает на него внимание и дает команду остановиться.       — Что вы здесь делаете ночью, господин? — воин наклоняется к нему, рассматривает, и Пак почему-то проникается к нему доверием. — О, небеса, да вы с ребенком? Вам нельзя здесь оставаться в лесу — в округе рыщут японцы.       Чимин только и открывает рот, как рыба, проглатывая все то, что хочет спросить. От волнения у него затряслись руки, и он замычал что-то нечленораздельное.       — Наш отряд охраняет торговый груз, который мы доставляем в Корё. Если хотите, вы можете поехать с нами, — предложение от воина на прекрасном скакуне моментально достигает мозга Чимина. Они едут в Корё! Отчасти это даже лучшее решение, нежели направиться в Цинь. В Корё отец и Юнги, которые приютят его на время, пока Чонгук не вернется домой и не разберется с напавшими. А оттуда и весточку в Силлу послать легче. Внутренний голос ликует, а сам Пак думает, что это молитва небесам помогла ему встретить солдат Корё. Он быстро кивает головой воину и расплывается в улыбке.       — Залазьте в повозку сзади, — командует ему воин, и через семь шеренг конницы Пак видит несколько возов. Он передает одному из альф Джисона, а потом и сам ловко запрыгивает в транспорт. Внутри лежат какие-то мешки, похоже с крупой, неподалеку горшки с какой-то жидкостью, а в другом углу несколько мотков красного бархата. Ему указывают рукой на мягкое, и Пак с малышом перебирается туда, поджав ноги и сидя тихо-тихо, как мышка. Отряд ускоряется, колеса почти не скрипят по укатанной дорожке, а среди воинов слышатся рассказы о том, насколько жестоки буси, и как они сильны в военном деле.       Чимин не высовывается из повозки, крепко прижимая к себе наследного принца, поэтому не видит, как от отряда отделилась пара конников и рванула вперед, стремительно удаляясь в темноту. Шуршание в траве тоже прекращается, хотя ветер гуляет нешуточный. Почувствовав себя в безопасности, омега позволил себе расслабиться.       — Сачхон принесет хорошую новость Его Величеству, — тихонько говорит один воин другому.       — Ну Минсу почти не удивился, — посмеялся другой, показывая рукой на отряд. — Такая "неожиданная" встреча!       — Все получилось так, как планировал государь, — пожимает плечами второй. — Господин Мин продумал все до мелочей.       — Да, выследить омегу было просто, — посмеивается воин из следующего ряда. — Жаль только день потеряли, пока стерегли. Сейчас бы уже были на полдороги.       — Ничего страшного, зато получим больше денег, — подсказывают откуда-то сбоку. — Его Величество сказал доставить омегу в целости и сохранности, и он даст нам на пять слитков больше обещанного.       — Будет сделано!