Illecebra. Соблазн

      Тэхен расхаживает по тронному залу, наблюдая, как Сунджон, сидя на полу, играет со свитками отца. То, что Хосок собирается подписывать, чиновник из министерства внутренних дел аккуратно складывает в углу, но бойкий мальчишка уже и тут навел свой порядок. Часть прошений раскидана по помещению, и маленький омежка пытается что-то прочитать в одном из них. Он еще так юн, но совсем как Хосок: тянется к знаниям, свиткам, любит больше слушать, чем делать, и Тэхена это слегка тревожит.       На Сунджона у него большие планы и плевать, что сын родился омегой. Воспитание у наследного принца настойчивого характера, силы воли и твердости убеждений — это то, чем займется Тэ в скорости, когда получит желаемое королевство, а пока пусть ребенок живет своим беззаботным детством. Ничего, Хосок обучит сына военному мастерству, чтобы этот омега дал фору даже альфам. Словно почувствовав мысли папы, Сунджон взял один из свитков и начал крушить им сложенную гору прошений, чем вызвал одобрительную улыбку Тэхена. Его Величество разворачивается на каблуках и снова меряет шагами помещение, с волнением ожидая возвращения мужа. Если все хорошо, то в провинции Хоби задержится ненадолго. Ему предстоит договориться о поставках металла в собственные кузни Пакче. Тэхен растягивает губы в улыбке, радуясь достижениям своего правителя. Мастера из королевства, направленные государем на Кавказ, познакомились с новыми печами для выплавки металла, поэтому Хосок загорелся этой идеей и привлек лучших местных ремесленников к делу, чтобы построить такие же печи и здесь. Теперь Пакче перестанет покупать оружие у японцев, а будет изготовлять его самостоятельно. Тэхен довольно сжал кулачки в предвкушении того, как скоро по всей дворцовой площади раздастся жар от постоянно работающих кузниц и лязг оружия собственного производства, с которым станут тренироваться новобранцы из разных провинций страны. Замечтавшись, омега не заметил, как в тронный зал постучали, и охрана открыла двери, пропуская внутрь Чан Уджина. Евнух низко поклонился, опускаясь на колени перед правителем. За долгие годы службы при дворце он точно знает, как завоевать доверие государя, а короли по большей части все одинаковые. Им служи верно да кланяйся подобострастно. Глаз не поднимай, ибо на Солнце смотреть не положено, а голос подавай только тогда, когда одним небрежным щелчком король разрешит тебе открыть рот. Тэхен смерил взглядом суховатую фигуру придворного служащего и махнул рукой. — Ваше Величество! — евнух наклонился еще ниже, полируя ханбоком и так начищенный до блеска пол. — Гонцы из Силлы. — Гонцы?! — Тэхен встрепенулся, и его сердце забилось еще сильнее. Если это то, о чем он подозревает, то ждать желаемого осталось недолго. — Да, Ваше Величество, хвараны пойманы в лесах Пакче, на подъезде к Чхандоккун, — подтверждает придворный. — У них при себе документы от военачальника с просьбой о военной помощи. Сами они остались без лошадей, но сумели добраться сюда пешком и привезти свитки. Что будем делать дальше? Тэхен задумался, прокручивая длинную сережку в ухе. К счастью, Хосока нет в Пакче, и омега сам может принимать решения. Он нервно покусывает нижнюю губу, цепляет ее зубами чуть ли не до крови, боясь совершить фатальную ошибку. У него нет времени на то, чтобы заигрывать с Силлой, а на необдуманные решения тем более. Подключившиеся к конфликту японцы должны сделать все так, как они договаривались, а это значит, что Кёнбоккун сейчас не в лучшем положении.       Что ж, Тэхен даст Юнги возможность отомстить Чонгуку, при этом не стравливая братьев между собой. В детстве он часто слышал от Ким Инха старую пословицу: «Две собаки дерутся, третья — не мешай». Да пусть хоть глотки перегрызут себе за Силлу, лишь бы тень не упала на репутацию Тэхена. И если король Мин не дурак, он обязательно воспользуется этим шансом в ближайшее время. В этом омега уверен на сто процентов. Устранить самого Юнги проще простого, ведь армия его мужа и вооружение в Пакче теперь будут одними из самых лучших во всей Азии, а сам король Чон Хосок не только отомстит за брата, но и не допустит короля Мина к управлению страной. Убрать их поочередно — отличная возможность. Только бы все получилось, как он задумал. Тэхен начал шептать молитву небесам, но голос евнуха его заставил вернуться в реальность. — Так что прикажете делать, Ваше Величество? — робко спросил он. — Где они? — В темнице, Ваше Величество. Их поймали рано утром мои доверенные люди, охранявшие восточные границы дворца. — Что вы успели выпытать у них? — Тэ нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Вопросы его коротки и по сути, он хочет знать побольше о том, что же творится в соседнем королевстве. — Вот донесение, — евнух поклонился и достал из-за пазухи небольшие скрученные свертки. Шириной с ладонь, они были плотно свернуты в трубочку, потому что воины Силлы носили такие в сапогах, надежно пристегивая, чтобы не потерять, зато при стычке с врагом руки солдат были полностью свободны, а в случае ранения документ не запачкается кровью и его можно забрать в целости и сохранности даже у убитого. Тэхен отметил себе, что Чонгук весьма изобретателен в таких вещах, и стоит взять на заметку многие новшества из Силлы, чтобы внедрить их и в Пакче тоже. Донесения приятно шуршат в длинных красивых пальцах, и Тэхен пробегает глазами по криво написанному тексту. Видно, что писали в спешке, а имя полковника, возглавившего оборону Кёнбоккун, Тэхен так и не разобрал, как ни старался. Но не это главное. Тэ бормочет, перебирая губами долгожданные новости: «нападение отрядов вооруженных до зубов японцев», «не удалось отбить атаку лучников», «большие потери среди хваранов», «нам нужна помощь нескольких самых лучших отрядов, иначе Кёнбоккун будет разгромлен». Тэхен смакует слова на языке, жадно впиваясь глазами в каждую букву, повторяя их вслух снова и снова. Катаро постарался на славу — двор напуган, а дворцовая армия перебита. Надежда на то, что противного лягушонка уже нет в живых, загорается первой и греет сердце омеги больше всех. Все складывается как нельзя лучше. Тэ улыбается, вспоминая кровожадного японца. Он один из самых искусных хигокэнин, за ним стоит целый клан таких же жадных до денег убийц, жаждущих крови, поэтому лучше буси было не сыскать. Тэ скручивает документы в трубочки и прячет во внутреннем кармане ханбока. От них стало на душе так приятно и тепло, словно Тэхена обнял родной человек и погладил по голове, нахваливая, что он молодец и делает все правильно. Раньше омеге не хватало поддержки семьи, а дети в деревне постоянно упрекали его тем, что он не родной, насмехаясь над мальчиком. Тэ злился, но Инха упорно твердила ему, что любит малыша сильнее, чем родного сына. Сейчас Ким совершенно не злится. Он сделал себя сам, ему не нужна ни поддержка отца, ни кого-либо другого. Он прошел через много трудностей, но и добился немало. Осталось немного подождать, и его мечта стать королем великой Силлы перестанет быть только лишь мечтой. — Так что прикажете делать с задержанными, Ваше Величество? — Повесить, — Тэхен подошел поближе, чтобы не говорить чересчур громко. — Изуродовать тела, одежду сжечь и объявить их разбойниками, чтобы никто даже не заподозрил, что это люди из Силлы. — Слушаюсь, Ваше Величество. Тэхен достал из кармана серебряный слиток и протянул пришедшему евнуху в благодарность за проделанную работу. — Ну что Вы, Ваше Величество, не стоит, — пробормотал придворный слуга, но слиток взял, ибо за отказ от государевого подарка можно и головы лишиться. — Мне бы потом в должности восстановиться. Я бы снова хотел стать главным евнухом. — Посмотрим, — недобро зыркнул Тэхен и отметил, что после выполнения его плана Чан Уджина нужно убрать одним из первых. Слишком много знает, слишком наглый, да и вообще не место ему во дворце Хосока. Слишком староват. Тэхен уже мечтает о том, как он сменит придворных, от чопорности которых в Силле тошнило, и обновленная страна заиграет новыми красками.       — Ваша милость безгранична, Ваше Величество, — евнух попятился назад, постоянно кивая головой и бормоча благодарности.       Тэхен проводил взглядом подданного и вздохнул, поглядывая на Сунджона. Наследный принц все так же возился со свитками, совершенно не мешая папе. Омега поманил его пальцем и поднял на руки, слегка подкидывая в воздухе.       — Вы станете правителем великой страны, Ваше Высочество! — улыбался папа, а омежка только звонко смеялся, когда оказывался в воздухе и тут же приземлялся в крепкие руки родителя.       Поиграв с ребенком еще немного, Тэ вышел во внутренний двор в ожидании супруга. Уже стемнело и по периметру дворцовой площади горели факелы, освещая огнями внутренние постройки. Его Величество достал свитки из Силлы и поднес их к огню. Пламя сразу же схватилось за края, поглощая трубочки сантиметр за сантиметром. Тэхен благодарно терпел, когда огонь начал облизывать его руки, обжигая пальцы, но потом выбросил догорающие свитки под ноги и спустя пару минут растоптал сапогом черный пепел, отбрасывая его поодаль, чтобы не пачкать светлый камень, из которого замощена площадь. Жаль, что он не перечитал их для удовольствия еще раз, но от таких улик нужно избавляться быстро. К вечеру на главной площади Чхандоккун уже висели тела хваранов. Птицы успели выклевать глаза, один ворон сидел на плече и расковыривал шею мертвеца у самой веревки. Из раны кровь давно не текла, зияя черным пятном с запекшейся бурой массой. Стервятники потрудились на славу, но и люди Уджина поработали отлично. Они избили воинов до неузнаваемости, переломали руки и ноги да так, что мертвые солдаты действительно стали больше похожи на бродяг-головорезов, нежели на представителей элитных войск Силлы. Вокруг них бродили придворные, с интересом и долей брезгливости осматривая полуобнаженные тела. Повешенные никому не знакомы, но человеческое любопытство взяло верх. Спустя час детям министров и чиновников уже рассказывали страшные истории о том, как в лесу бродят разбойники и нападают на невинных жителей Пакче. Тэхен слушал их разговоры и довольно улыбался, прикрывая нос рукавом ханбока, чтобы обоняние не раздражал смрад разлагающихся тел, доносившийся ветром. Уснувший Сунджон, заботливо укрытый папой, смешно сопел и ворочался в кроватке. Тэхену сон не шел, хотя он принял ванну с ароматическими маслами, способствующими скорейшему засыпанию. То ли масла на него уже не действовали, то ли нервная система слишком возбуждена, но омега только привычными движениями покачивал люльку с сыном, неторопливо толкая ее рукой и смотря в одну точку в стене.       В спальне горели огни. В королевских покоях тепло и уютно, и Тэхен подумал, что он даже начал привыкать к Пакче. Мог бы жить в королевстве, если бы все обернулось по-другому. Встреть он Хосока здесь, как правителя этой страны, Пакче, несомненно, стало бы ему мило. Раздольные бескрайние степи, леса, полные живности, озера с кристально чистой водой, где рыбу ловят руками, стаи птиц, поднимающиеся ввысь с веток густых деревьев, в которых можно человеку спрятаться, не то что пугливым сойкам…       Не удивительно, что Чимин так любил свою землю. Тэхену Пакче тоже нравится, только Силла все равно не дает ему покоя. Родное королевство снится почти каждую ночь, а сознание само подкидывает однозначные картинки. Иногда Тэхен даже боится засыпать, ведь смежив веки он видит Хосока на троне в Кёнбоккун, себя рядом с ним, уже выросшего Сунджона, возвращающегося из какого-то похода и привозящего дары: золото, наложников, шелка и ковры, лучших лошадей, подаренных ему в подчиненной провинции. Мысли омеги хаотичны, картинки в голове возникают внезапными яркими вспышками, которые могут или задерживаться, или тут же исчезать, но по утрам Тэхен просыпается в холодном поту. Голова омеги ощущается настолько наполненной всякими мыслями, что он обессиленно падает на простыни, словно и не отдыхал всю ночь.       К счастью, в большинстве случаев Тэхен просыпается один. Он шарит по кровати, одной рукой вытирая повлажневший лоб, а второй нащупывая мужа рядом. Хосока уже нет. Альфа встает очень рано, чтобы позаниматься с воинами боевыми искусствами, а потом принимается за государственные дела. Утром он целует беспокойного мужа, мечущегося от тревожных снов, шепчущего что-то неразборчиво, словно в бреду, и король Чон клянется, что положит к ногам Тэхена не только Силлу, но и всю Азию, если омега того захочет. Государь наклоняется к его лицу, кладет погрубевшую ладонь на щеку и гладит Тэхена, успокаивая своей близостью.       Омега, не просыпаясь, сам льнет к руке альфы. Истинность берет свое, и сущность Тэхена усмиряется рядом с предназначенным небесами, а довольный Хосок оставляет на его губах нежный поцелуй, стараясь не разбудить супруга. Солнце еще не встало, и правитель предпочитает тренироваться в полутьме, когда на небосводе светит только Луна. Он знает, что если сойдется в битве с Чонгуком, то небо станет темным от стрел, летящих с обеих сторон, и даже самый яркий луч не пробьется сквозь эту мрачную пелену. Ничего, их Солнце еще взойдет над Силлой.       Оборачиваясь на внезапный шорох за спиной, Тэхен вскакивает с постели и бежит навстречу. Хосок заходит в покои усталый, но все такой величественный и сосредоточенный. Тэхен любит его выражение лица после успешно проделанной работы. Государь будто становится старше, мудрее, вдумчивее. Он давно не мальчишка, но Тэхену лестно видеть, как именно в его руках Хосок превращается в настоящего мужчину. Правителя, которым будут гордиться, славить его по всей стране и умрут с его именем на устах.       За последние несколько месяцев, что прошли с их визита в Силлу, государь Пакче работает не покладая рук. Закупки оружия в других странах и наращивание собственной военной мощи для обороны королевства — единственное, что сейчас заботит его больше всего. Тэхен, обнимая Хосока по вечерам, когда тот возвращается после поездки в провинции, с непонятным чувством удовлетворения вдыхает запах лошадиного пота с едва уловимым собственным запахом альфы. Это значит, что король снова весь день провел в седле, лично обучая новобранцев, призванных в войско из различных частей страны. Сегодня Хосок пропах огнем и характерным запахом еще не остывшего кованого металла. Он имеет свой неповторимый аромат, въедающийся в ноздри, и Тэхен мечтает попасть в кузни, когда все наконец-то будет готово.       — Я так соскучился, — шепчет омега, прижимаясь все теснее, чтобы поделиться своим феромоном. Он знает, как Хосоку этого не хватает, поэтому трется щекой и ладонями в местах, где кожа короля открыта для доступа. Высокий воротник ханбока мешает ему целовать супруга, но государь сам сбрасывает грязный плащ, чтобы насладиться Тэхеном сполна. Скучал, не насытился, жадно хочет его, как и всегда.       — Сунджон крепко спит? — бросает Чон взгляд на сына и улыбается. Он не может не умиляться, глядя на маленькую копию супруга. У Сунджона такие же утонченные черты лица, как у папы, только носик явно от Хосока — ровный, идеальной формы, без горбинки, ну точно омежий. В груди разливается тепло, усталость в ногах мгновенно исчезает, когда он подхватывает Тэхена на руки и выталкивает ногой дверь.       — Что ты делаешь? — смеется счастливый омега. Тэхен знает: он просто идеально создан для того, чтобы Хосок носил его, как самую большую драгоценность в своей жизни.       Тэ чувствует сильную ладонь под спиной, а колени и бедра омеги, зажатые второй рукой альфы, Хосок крепко притягивает к себе. В этих руках надежно и безопасно, поэтому Ким, не боясь упасть, хохочет и откидывает голову назад, обнажая для альфы красивую шею. Он уже переодет в легкую одежду для сна, которая сейчас открывает непозволительно больше оголенного тела, чем надо, а представшая взору метка возле ключицы заставляет Хосока напрячься. Тонкая лебединая шея, волевой изгиб скул, острый подбородок и просящие полуоткрытые губы Тэхена провоцируют нарастающее желание с каждой минутой. Государь Пакче усмиряет внутреннего альфу, чтобы донести омегу до купальни, иначе он возьмет его прямо здесь, в полутемном коридоре, ведущем из королевской спальни в недавно построенную комнату из оникса. Прошлую, нефритовую ванную, Хосок приказал разрушить и полностью переделать по желанию супруга из нового камня, чтобы от нее не осталось и следа.       Комната из молочно-белого оникса с витиеватыми коричневыми прожилками на камне озарена огнями точно в какой-то сказке. Повсюду на стенах горят факелы, еще больше оттеняя уникальный цвет основного минерала, добытого под заказ в одной из соседних стран. Хосок заносит супруга внутрь и сажает на бортик огромной ванной, дымящейся густым паром. Сна у омеги не было весь вечер, а сейчас тем более. Тэхен хитро улыбается, опускает босые ноги в горячую воду и брызгает на альфу, окатывая того теплыми приятными каплями. Они стекают по лицу короля, и омега замирает, прослеживая глазами каждую. Хосок идеален.       Государь спешно снимает ханбок и паджи, остается полностью без одежды и ныряет в купальню с головой, чтобы скорее смыть с себя усталость этого дня и металлический запах, въевшийся под кожу. Он не хочет чувствовать его, хочет вдыхать только лотос. В отместку Хосок брызгает водой на супруга, и Тэхен заливисто смеется, вытирая попавшие на него капли, призывно мотает головой и пускает волну по гриве длинных распущенных волос, которые беспорядочно раскидываются по его плечам. Хосок плещется еще немного, а потом выныривает рядом с мужем и утягивает его вниз за собой, поддерживая руками под попу.       Тэхен весь мокрый не только от воды и пара купальни. У него уже испарина на лбу, потому что желание отдаться Хосоку доходит до лихорадки. Приближающаяся течка вместе с таким возбуждающим альфой не оставляет ему выбора. Омега наклоняется ниже, берет лицо короля в ладони и первый целует жарко. Государь рычит, впивается в его губы и не дает Тэхену ни секунды опомниться. Поцелуи с губ переходят на шею, Чон прикусывает кадык, оставляя на нежной коже красно-багровые отметины. Он слишком долго не был близок с супругом, а последняя неделя, проведенная в далеких провинциях, и работа в кузне заставляла внутреннего альфу скулить от того, насколько сильно он нуждался в истинном.       Тэхен ничуть не против, потому что собственное тело уже не контролируется никакими мыслями, а все желания перетекли в одно, обострившееся до предела. Омега ерзает, прося опустить его ноги на дно купальни, и подается вперед, вжимаясь в мокрое тело супруга. Он сбрасывает с себя полупрозрачную ткань, обнажает сначала худощавое плечо для поцелуев, потом еще больше оголяет кожу на груди, которую Хосок выцеловывает всю и ему постоянно мало. Король спускается вниз, придерживая омегу за талию, прикусывает слишком чувствительный в течку коричневый сосок, дразнит горошинку языком, втягивает губами нежную кожу, а Тэхена трясет от того, насколько это хорошо. Все его тело становится одним целым оголенным нервом, а прикосновение в любой точке вызывает ответ в каждой клеточке, от покалывая пальцев до тянущего ощущения внизу живота.       Альфа не терпит и не жалеет, он знает, что Тэхену нравится безумный секс, а прелюдии лишь только накаляют остроту ощущений до раздражения. Хосок едва сдерживается, он прислоняет Тэхена к горячим ониксовым стенкам купальни, вдавливая того лопатками до боли в стену. Забрызганный водой, омега настолько желанный, что нет сил поднять на него глаза. От воды волосы уже мокрые, а кучерявые завитки прилипли к вискам, с лица стекают капли, задерживаясь на кончике носа и падая на тонкие чувствительные губы. Хосок, спустившись поцелуями по мокрому телу к кромке воды, плещущейся у живота, хочет утонуть в омеге, нырнуть вниз под воду, скрыться в ее толще, чтобы дышать только живительными поцелуями Тэхена. Он — его кислород.       Государь Пакче делает ошибку и поднимает глаза наверх, смотря на омегу. Тот томно прикрыл веки, закусил нижнюю губу и уперся локтями об бортик купальни, выпятив грудь вперед. Все его тело дрожало от рук альфы, которые под водой уже стянули мешающую ткань. Ладони оглаживали худые бедра, спускались к стройным ногам и задевали вставший под водой член омеги. Смотреть на такого Тэхена было ошибкой, и Хосок, поддаваясь своей слабости, тут же приподнял его из воды, выпутывая стопы из ханбока. Он взял омегу под попу и вынес по ступенькам к каменным сиденьям. Сухое чистое белье, разложенное неподалеку, альфа подстелил, положив на него супруга, а Тэхен, не отпуская рук, заключил мужа в объятия и притянул его ближе.       — Я хочу Вас, Ваше Величество, — прошептал омега, прижимая короля к себе.       По оголенной коже обоих прошелся импульс дрожи. Тэхен развел бедра, приглашая Хосока, и тот не стал ждать, тут же врываясь в теплое влажное лоно, сжимающееся от желания. Тэ подкинуло от ощущений, когда стеночки растянулись от проникновения, а ритмичными движениями альфа стал попадать членом в нужное место. Он сжал до боли плечи омеги, впиваясь в них пальцами, пока Тэ своими стройными ножками обхватил короля за поясницу.       — Глубже, — выдохнул омега, а все больше выделяющаяся смазка только улучшала проникновение, облегчая движение.       Пар в купальне стал сгущаться не только от нагретой воды. Камни буквально разжарились от теплоты возбужденных тел. Тэхену становилось все горячее, он отзывался на каждое прикосновение рук любимого человека. Хосок переместил ладони на тонкую талию, одной рукой удерживая омегу за бок, а второй поглаживая впалый животик и смещаясь ниже, к члену. Обхватив его руками, король Чон тут же услышал благодарный стон. Тэхен желал его не меньше, подмахивал бедрами, упираясь руками в каменную поверхность.       — Я люблю Вас, Ваше Величество, — прошептал государь, наваливаясь на омегу сверху. Не снимая Тэхена с себя, он ловко подхватил и повернул его, усадив на бедра. Трахая того буквально на весу, альфа получал лучшие звуки в мире, которые когда-либо слышал. Лязг металла, предсмертный крик врагов, звук золотых слитков — ничего из этого не превосходило страстных стонов супруга, которые раздавались по всему помещению. Эхо, отбивающееся от каменных стен, еще больше добавляло страсти. Этот звук был везде, он окутывал тела, проникал в голову, делал тяжелее концентрацию воздуха, а феромон, усилившийся вокруг, не давал дышать.       Хосоку становилось все труднее, легкие уже не расправлялись в желании получить больше кислорода. Стук сердца стал настолько частым, что ребра превратились в его персональную тюрьму, сдавливая вырывающийся наружу орган. Тэхен был прекрасен и глаза болели смотреть на него. На то, как он выгибается перед правителем, послушно и дерзко отдаваясь ему, как единственному альфе. Прошлые ночи с королем Силлы уже забыты, как постыдный сон. Только один Хосок был значим для омеги, стал для него единственной ценностью, а Тэхен для государя — самым чистым и непорочным, будто каждый раз взят впервые. Супруг мог быть разным, но с каждым днем Хосок понимал, что он уже давно стал центром его мира, в котором нет места для других.       Нарастающее напряжение внизу живота на грани возможного вдруг резко ослабло и разлилось по венам, мощной дрожью проходясь по телу. Хосок кончил, глубоко изливаясь в омегу, который не сдержался и обильно забрызгал свой живот вслед за ним. В послеоргазменном блаженстве альфа двигался, не желая выходить из омеги, терять то дурманящее ощущение, когда его сперма вытекала изнутри, а он продолжал заталкивать ее глубже, наслаждаясь видом раскрасневшегося ануса и собственного члена, то появлявшегося, то исчезавшего внутри. Тэхен выгнулся в ответ, не отпуская короля Чона.       — Ваше Величество! — вскрикнул он с долей разочарования, когда Хосок заменил свой член пальцами. Он положил Тэ на колени, продолжая трахать через оргазм. Омега ненасытный, ему мало, но в течку даже это не играет роли — мужу просто нужен истинный, иначе боль внизу живота вернется снова. Выходя из растраханного ануса с вытекающей оттуда спермой вперемешку со смазкой, Хо растирал ее по ягодицам Тэхена, любуясь округлыми любимыми половинками, и снова нырял пальцами внутрь теплого и мокрого лона, чем тут же вызывал ожидаемый красивый стон. Омега, извивающийся в его руках, постанывал от наслаждения, а длинные умелые пальцы короля продолжали мучить его. Кончив второй раз, Тэхен отдышался, забрался к государю на колени, словно ища у него защиты. Тот обнял его, нашептывая страстные слова любви, и завернул в сухой ханбок, чтобы высушить тело.       Накинув на себя одежду, Хосок занес супруга в спальню. Сунджон так и не проснулся, а родители, стараясь не шуметь, улеглись на широкой роскошной кровати. Прислоняясь к правителю, Тэхен чертил ноготками замысловатые узоры на его оголенной груди, оставляя на коже розовые следы.       — Ты удивительный, — Хосок сжал его сильнее и притянул к себе. — Зайдя сюда я был таким усталым, что готов был спать на полу, лечь, не добравшись до кровати, но как только увидел тебя, откуда только и силы взялись. Ты стал моим смыслом жить и бороться. Ты и Сунджон.       — Я всегда буду с тобой, — промурлыкал Тэхен и потянулся к альфе, чтобы оставить невесомый поцелуй на линии скул. — Я люблю Вас, мой король, мой великий правитель. Я верю, что ты вернешь то, что принадлежит тебе по праву, Хосок.       — Не сомневайся, я не дам в обиду ни тебя, ни сына. Я буду стоять за Пакче до последней капли крови, если Чонгук решит отдать эти земли наследному принцу Джисону, — заверил его супруг, поглаживая по плечам. — Сунджон станет править успешной, процветающей страной.       — Страна, которую ты хочешь отдать Сунджону, не принадлежит ему по праву рождения, — Тэхен прижимается ближе, трется щекой об отросшую за несколько дней щетину, слегка раня свою нежную кожу. На ней точно останется утреннее раздражение, но омеге плевать. — Его страна — Силла. Как только захочет король Чон, он сменит Сунджона с трона, вернув все земли своему супругу. Тогда наш сын останется без наследства и будет вынужден стать супругом короля другой страны, лишившись и этого пристанища, и своих собственных земель. Не думаю, что министры Пакче захотят перечить королю Силлы. До конца своих дней они будут вспоминать наследного принца Пака и видеть на троне только его. Вспомни, как легко чиновники Силлы подали тебе прошение сделать Чонгука королем…       Тэхен надавил на больное, всколыхнув в Хосоке горечь воспоминаний. Будучи старшим сыном, его с детства готовили к государственной службе. Он дневал и ночевал в дворцовой библиотеке, и пока Чонгук махал в поле мечом, пугая Намджуна своей несдержанностью и чуть не прирезав пару раз генерала по неосторожности, Хосок заучивал труды философов, в очередной раз перечитывал трактаты Чжуань-Цзы о лучшем правителе, работы представителей школы законников о равенстве всех перед Законом и Сыном Неба, о гармонии в мире.       Хосок помнил, что умный правитель, как говорилось в трактате «Шан цзюнь шу», «не потворствует смуте, а берёт власть в свои руки, устанавливает закон и с помощью законов наводит порядок». Конфуций учил его соблюдать традиции и чтить древность, от Будды он перенял учение о четырех истинах, каждую из которых знал назубок. Учение У Ци стало для Хосока на много лет одним из любимых свитков. Государственный деятель, который не проиграл ни единой битвы, был для Чона-старшего примером для подражания. Хосок верил в то, что станет мудрым государем, создаст могущественную Силлу, в которой будет процветать благосостояние и величие небес.       — Знаешь, все мои надежды занять трон и приносить пользу стране своим правлением были перечеркнуты одним днем, когда король-воин оказался нужнее короля-государственника. Будучи менее кровожадным и жестоким, я уступил. Боязнь увидеть Силлу, павшую под натиском Пакче или Корё, страшила меня больше всего, — признался Хосок, посмотрел на усталого затраханного Тэхена и накрутил на палец длинную прядь его темных шелковистых волос.       — Но ситуация изменилась, — подметил омега, томно смотря на губы мужа, которые снова хотелось целовать. Течка дурманила мозги, но для деловых разговоров Тэхен всегда хранил запасы самообладания, стараясь противостоять даже своему омежьему организму. — Теперь ты сам король в Пакче, а в Корё находится мой отец, который, я уверен, не начнет военные действия против Силлы, если ты снова вернешь себе королевство. Ваше Величество, сейчас настало как нельзя лучшее время, чтобы восстановить справедливость и вернуть все, что принадлежит Вам по праву. Вы можете провести переговоры с Юнги, и мы отправимся вместе к моему отцу под предлогом навестить его. Я уверен, что не будет лучшего момента, чтобы вернуть Силлу и восстановить власть, данную Вам небесами. Когда Силле был нужен король-воин, она получила его. Теперь же настало время строить мирное государство, и Силла нуждается именно в Вас, Ваше Величество. С Чонгуком страна погрязнет в крови, войне и разрухе. Никто не вспомнит его добрым словом, потеряв на войне мужа, отца, брата, а с Вами в Силле воцарится мир и покой. Ваш брат может получить Пакче, если захочет…       — Земли Пакче тебе так и не стали родными, Тэхен, — сказал Хосок, смотря в преданные глаза-бездны, уставившиеся на него.       — Не стали, Ваше Величество, — вздохнул омега. — Я родился в Пакче, и пусть во мне течет королевская кровь династии Пак, я не ощущаю любви к этой земле как ту, которую я чувствую к Силле.       Тэхен улыбнулся, продолжая раззадоривать Хосока. Король Чон разомлел, воодушевленно слушая омегу. Рассказы о доме всегда навевали на него грусть, а супруг не прекращал удивлять еще больше:       — Я никогда не думал о том, что окажусь здесь. Всю жизнь, с самого рождения, я хотел принести пользу только династии Чон. Тетушка Инха учила меня любить каждый камень, каждую песчинку в деревне. Мы не были богатыми, но я чувствовал себя намного счастливее дома, чем сейчас, в Пакче, когда мое тело в самых дорогих шелках, а руки в золотых перстнях. Я был счастлив, попав в Кёнбоккун, и даже сейчас, зная о своем происхождении, я лучше снова стану кисэн, чтобы вернуться в то время, когда мои босые ноги ступали по земле Силлы, Ваше Величество! — Тэхен прильнул ближе, прикусив Хосока за мочку уха. — Я никогда не стремился стать кем-то, кроме обычного человека, дарящего Вам счастье, и даже эта корона — не награда, а бремя, которое я несу здесь. Оно непомерно для меня. Мне нужна только наша земля и Ваша любовь, мой господин!       — Я обещаю, что ты вернешься в Силлу не кисэн, а королем, — Хосок внимательно посмотрел на Тэхена, речь которого его потрясла до глубины души. Он даже не думал, что за капризным омегой скрывается такой сильный характер, а его муж полон любви к своей стране. — Нужно написать послание в Корё, чтобы переговорить с Мин Юнги. Когда разразится конфликт с Силлой, мне нужны гарантии, что Тэджон не захочет вернуться в Пакче, а король Мин не поддержит его.       — Позволь мне написать письмо отцу? — Тэхен перекатился на живот и лег сверху на Хосока. Омега такой худой, что почти ничего не весил. Король с легкостью обнял его, а муж продолжил с умоляющим взглядом. — Я хочу сам восстановить отношения с отцом. Это будет правильно, и мне он не откажет. Пожалуйста, Хосоки… Это очень важно для меня.       — Ты легко учишься дипломатии, — засмеялся альфа. — Это действительно грамотный ход. Тэджон убил моего отца, поэтому мне не с руки искать с ним встречи, зато твое прошение о визите не будет расценено, как просьба о помощи.       — Ты не простил Тэджона? — аккуратно спросил Тэхен, помня, как ненавидит его отца Чонгук.       — Я не простил, — твердо сказал Хосок. — В мире, когда исход события решают не только военная сила, но и сила слова, никогда не стоит пренебрегать этим. Великий Дэн Си для достижения цели учил пользоваться разным оружием, в том числе и переговорами. Я не думаю, что сейчас стоит отказываться от этого. Уже через три рассвета заработают новые печи, наши мастера почти закончили свою работу. Даже в том случае, если Тэджон посмеет меня обмануть, я смогу защитить Пакче. Сила Корё не сравнима с тем, что будет здесь совсем скоро, Тэхени. Поэтому Тэджон мне не соперник, скорее — временный союзник.       — Временный? — встрепенулся омега.       — Ничего не бывает вечным, — строго сказал Хосок. — Кроме моей любви к тебе.       Тэхен поцеловал мужа в губы и устроился у него на груди. Похоже, Хосок планирует избавиться от Тэджона, как только получит Силлу, чтобы окончательно устранить претендента на престол здесь, в Пакче. Что ж, это самый выгодный способ завладеть этим троном в придачу к Силле. А если Тэхену получится поговорить с Юнги и снова заручиться поддержкой японцев, то для них открывается столько возможностей, что даже страшно подумать. Тэ чуть не завизжал от удовольствия и даже пискнул на груди у Хосока, но зажал рот рукой, как только увидел, что альфа уже закрыл веки и проваливается в сон. Не нужно тревожить его, пусть набирается сил, подумал Тэхен и скользнул под мышку короля Пакче. Хосок по привычке сгреб супруга в охапку и продолжил спать, а омега до утра не мог сомкнуть глаз. Эти мысли никак не давали ему спокойствия, да и другие идеи появлялись одна лучше другой.

***

      Весть о нападении на Кёнбоккун застала Чонгука уже на выезде из провинции. Канвондо, как бельмо на глазу, постоянно не давало королю покоя, и даже меняя очередного чиновника он подумал о том, что это не последнее назначение. Прикормленные неизвестно кем руководители в провинции все время попадались на преступлениях по сокрытию доходов. Сменять одного чиновника на второго и второго на третьего становилось доброй традицией. Сейчас король и не сосчитает, сколько наместников правило здесь. Удивительный злой рок, но на последнего назначенного человека у короля все еще есть надежда.       Слухи о нападении на дворец принес бродяга, еле плетущийся на ногах. Он был грязен и пьян, кричал на околице Канвондо нецензурную брань, то прославляя короля, то проклиная его разными словами. Отдавая последние распоряжения, Чонгук заметил, как несчастного протащили через центральную площадь, чтобы кинуть в стражницу. Протрезвеет — потом отпустят. Именно проклятия Чонгуку, которые несчастный орал не страшась кары, и привлекли государя.       — Ваше Величество, он не в себе, — Ким Намджун, переминающийся с ноги на ногу, знал, как болезненно Чонгук относится к мнению из народа. Но если генерал предпочитал получать информацию сугубо от военных и доверенных лиц, то король Чон никогда не гнушался даже такими, как этот нищий.       — Сюда его, — крикнул правитель, когда несчастного почти уже закрыли в постройке, предназначенной для разбойников и мелких нарушителей.       Задержанного притащили и кинули под ноги Чонгуку. Чумазого, нечесаного, с разбитым лицом, которым он, видимо, не раз прикладывался об мощеную каменную дорогу. Бродяга лежал безвольной массой, все больше уходя в прострацию. То ли пьяный, то ли блаженный — сразу не разобрать, но Чонгук схватил его за грудки, приближая к себе. Если он сейчас разожмет пальцы, несчастному смерти не миновать. Он и так еле дышал, глядя пустыми глазами на государя и явно не понимая, в чьих руках находится.       — Так что же тебе не нравится в Силле? — прошипел альфа. — За что ты короля поносишь на чем свет стоит?       — Нет больше Силлы, — протянул бездомный, будто плача. — И Кёнбоккуна нет. — Ты что болтаешь, собака? — Чонгук сейчас только в одном шаге от того, чтобы выбросить это отребье на острые камни под ногами. Разобьет голову насмерть — так ему и надо. — Беда пришла во дворец, а король нас бросил, — продолжает завывать бродяга, источая от себя невиданный смрад. — Нет у нас больше короля… — Он сумасшедший? — кивает Намджун с вопросом, на который и не требует ответа, но Чонгук ничего не говорит, а только всматривается в пустые глаза бродяги. — Я видел, я все видел, — завывает нищий, а из его рта текла струйка слюны. — Дворец пал. Чонгук таки разжал руки, и бедняга повалился у его ног. Он не издал больше ни звука, то ли впав в беспамятство, то ли отправившись на небеса. — Возвращаемся! — скомандовал Чонгук, отбрасывая ногой безжизненное тело бродяги. Стоящие вокруг чиновники низко поклонились, а жители Канвондо вышли из своих домов, чтобы проводить государя. За пару минут за королевской лошадью построились ряды воинов, наводивших порядки в провинции. Полковники отлично поработали и за проведенные дни провели ревизию в каждом доме, собрав те налоги, которые утаивали жители страны. Время не ждало, а угроза монголов не давала Чонгуку покоя. Тревожил и конфликт с братом, о котором он старался пока не думать, хотя не упускал из вида их накалившиеся отношения. Собрание на главной площади, проведенное с представителями аристократии, дало свои плоды, поэтому новому чиновнику с полной поддержкой государя пророчили большие успехи в управлении Канвондо. За вереницей конников, возглавляемых Чонгуком и Намджуном, потянулись и остальные хвараны, которым не терпелось вернуться домой. Король Силлы всю дорогу ехал задумчивый, хмурый, над бровями пролегли глубокие складки. Лицо выражало тревогу, а иногда на него накатывала немотивированная злость, которую чувствовала даже идущая под ним лошадь. — О чем ты думаешь? — спросил Намджун, немного придерживая поводья, чтобы поравняться с королем. — Поверил тому сумасшедшему? — Дело не в нем, — вздохнул Чонгук. — Каждый раз мне становится все тяжелее покидать пределы дворца. — Из-за Чимина и Джисона? — Намджун скорее подтвердил очевидный факт, нежели задал вопрос. — Оно и понятно, раньше ты был свободен, как вольный ветер. А когда был жив король Чон, где я тебя только не ловил. Ты мог сутками не возвращаться во дворец, доводя маменьку до сердечного приступа, а потом я краснел перед королем, что не научил его сына любви к Кёнбоккун и уважению к родителям. — Это, наверное, единственное, в чем мой отец был не прав, — горько усмехнулся Чонгук, вспоминая все то, о чем говорил генерал. — Я люблю в Силле не только каменные стены дворца. Каждая травинка и каждое дерево по-своему прекрасны. Я люблю купаться в горной реке, а не во дворцовой купальне. Спать под открытым небом, а не на шелковых простынях. Есть поджаренного на костре зайца, а не блюда, которые приносят евнухи. Люблю, когда светит Луна, а не коридорные свечи, а днем я доверяю Солнцу, а не оконному свету. Иногда мне кажется, что дворец запирает меня в своих оковах, не дает дышать, но как только вспомню про волчонка, ноги сами несут назад. Я становлюсь домоседом. — Нет, Чонгук, ты им никогда не будешь, — хмыкнул Намджун. — Это больше по части Хосока. Переживаешь за него после той ссоры? Чонгук задумался. Лошадь размеренно шла, отстукивая копытам шаги по проселочной дороге, а король Чон вспоминал их последнюю встречу. С того времени, как брат уехал в Пакче, вестей от него не было, и как это расценивать Чонгук не знал. Тишина всегда его удручала и настораживала. — Не доверяешь? — подсказал Намджун все еще погруженному в свои мысли Чонгуку. — Не ему, скорее Тэхену, — ответил король. — Этот кисэн стал слишком жадным. Имеющий многое хочет большего. Я должен быть готов ко всему, генерал Ким. — Я думаю, что Хосок примет правильное решение. Происхождение кисэн из династии Пакче, не делает его королем. Он младший наследник, поэтому является всего лишь принцем. То, что ему досталось целое королевство — счастливое стечение обстоятельств, пусть будет благодарен и за это, — успокоил альфу военный министр. — Но я тоже принц, генерал Ким, — подметил Чонгук. — Земли моей страны не принадлежат мне по законам Силлы. Это наследие Хосока. Он с полным правом может вернуться сюда с Тэхеном и стать королем. — Он подписал прошение министров о твоем назначении, — подметил Ким. — Хосок уже тогда понимал, что ему не справиться с такой огромной страной. Тем более, что сейчас за тобой поддержка народа. Тебя любят, Чонгук. Народ простил тебе даже волчонка, который является сыном убийцы их любимого короля. Прости, что напоминаю, но от правды никуда не деться. Я не думаю, что сейчас Хосок решит затеять игру против тебя. Если он уступил трон тогда, когда мог лишь одним движением порвать документ, то сейчас он тем более не пойдет против тебя. Слишком не равны ваши силы. — Генерал Ким, ты меня воспитывал по-другому, — усмехнулся Чонгук. — Стареешь. — Почему это? — с обидой в голосе хмыкнул Намджун. — Ты сказал мне никому не доверять, кроме тебя, забыл? — альфа уставился на Намджуна. — Генерал, на войне все способы хороши, а сейчас я совсем не уверен, что не получу удар в спину. Теперь к моим проблемам с монголами может добавиться еще одна, но я не уступлю ни пёнга своей земли. — Я помню, но то же самое я говорил и Хосоку, — улыбнулся Ким. — Сейчас, когда ситуация изменилась, я однозначно останусь на стороне Силлы. Я военный человек, и целостность страны для меня прежде всего. Еще мальчишкой я поступил на службу к твоему отцу, Чонгук. Он своим примером научил меня любить свою землю и подданных. Это был великий человек и великий король. Его слова до сих пор стоят в моих ушах: «Если относиться к солдатам, как к своим детям — с ними можно пойти в самые опасные походы; если относиться, как к любимым детям — с ними можно пойти даже на смерть». Ты всегда был моим любимым ребенком, Чонгук, поэтому с тобой я пойду даже на смерть. — Ты заменил мне отца, Намджун, — Чонгук хлопнул его по плечу в знак признательности. — Я потерял родного человека, не вздумай и ты оставить меня. Нам нужно еще увидеть внуков, генерал. — Ты говоришь это тому человеку, который на четвертом десятке еще не имеет ни одного наследника, — грустно усмехнулся Ким. — Значит, ты мало стараешься, — подколол его альфа. — Да уж, за тобой не успею, — подмигнул Намджун. — Чимин еще не хочет второго ребенка? — Я хочу, — рассмеялся альфа. — Волчонок не станет мне перечить. Королевская власть в Силле неприкосновенна, а мои решения не оспариваются. — Перестань называть его волчонком, — скривился Намджун. — Ты сделал его королем, он родил тебе наследника и до сих пор остался для тебя пойманным в клетку зверьком? Чонгук только посмотрел на военачальника и снял перчатку, протягивая ему кулак. — Я хочу тебе напомнить, что это — следы от его зубов, — улыбнулся Чон, с нежным трепетом осматривая свою ладонь. — Он оставил мне шрам в одну из наших первых встреч, укусил меня и не побоялся того, что я мог снести его прекрасную головушку, свернуть тонкую шею или выбить зубки. Ким Намджун, в этом мире может измениться все, только не характер этого дикого звереныша. Но именно таким я его и люблю. У тебя есть такое от Джина? Чонгук ткнул кулак поближе, а Ким даже в полутемном лесу рассмотрел ровненькие рубцы от маленьких зубиков, идущие полукругом. О, небеса, как эти двое не убили друг друга раньше остается только загадкой. — Нет, Джин не такой, — в груди Намджуна при воспоминании о супруге разлилось тепло. Он почувствовал, как из сердца толкнулась мощная волна, ощущаясь по всему телу и доходя даже до подушечек пальцев. Так сильно захотелось вернуться домой и прижать супруга к груди, что аж защемило где-то под ребрами. — А волчонок такой, — вздохнул Чонгук. — Мне казалось, что он никогда не станет меня слушать. Своенравный до жути, но с рождением сына он изменился. Стал покладистее. Знаешь, я смотрю на Джисона и каждый день вижу в нем волчонка. Он такой же упертый и бывает вредным, но как только я беру его на руки, куда и спесь вся девается. Вылитый Чимин. Скорее бы домой, не терпится снова увидеть их. Я так скучаю по Джисону, что порой хочу, чтобы он быстрее вырос. Буду брать его в походы, научу стрелять из лука, добывать огонь в лесу, плыть по реке против течения, покажу ему звезды, по которым он сможет добраться в Кёнбоккун, если затеряется в Силле. Я обучу его всему, что умею сам, чтобы он стал лучше, сильнее, выносливее. Я хочу дожить до того дня, когда он взойдет на трон и страну озарит новое Солнце. А иногда мне хочется видеть его маленьким. У меня сердце замирает, когда он бежит ко мне, спотыкаясь и путаясь в ногах, когда смеется или плачет, когда спит на руках у Чимина или на моих, делясь со мной теплотой своих пухлых ручек. В такие моменты мне становится плевать на весь мир, и даже если разверзнется земля, я останусь стоять во дворце с ребенком на руках и Чимином рядом. Они — моя опора и моя жизнь. Я сделаю все, чтобы Джисон и Чимин были в безопасности и не тревожились о завтрашнем дне. — Ты так привязан к сыну, — с легкой грустью вздохнул Намджун. — У него самый лучший пример для подражания. — Не переживай, генерал Ким, у вас тоже все наладится, — Чонгук оглянулся по сторонам и приподнялся в седле, чтобы рассмотреть дальние границы. Погода портилась и надвигался дождь. — Дай только домой добраться и юркнешь под ханбок Джина. Вперед! Чонгук подстегнул лошадь, а Намджун пригнулся к холке своей кобылы, не давая ей отстать от государя. Когда в короле просыпает азарт, в этот момент Ким чувствует себя таким живым, как никогда. Сколько раз они загоняли до смерти гнедых, только чтобы не уступить друг другу ни полкорпуса, но и сегодня Чонгук не удержался, чтобы не рвануть от Джуна. Хвараны, уже привыкшие к таким выходкам правителя, размеренными колоннами двигались вперед, возглавляемые полковниками. Подъездные дороги ко дворцу все больше тревожили и нагоняли на короля непонятное беспокойство. Внутренний альфа никак не смирялся, будто рвался наружу, чувствуя опасность. Затолкнуть зверя поглубже не получалось, поэтому Чонгук ускорил лошадь, пиная несчастное животное в бока. Серость впереди, летающее по веткам деревьев воронье и сломанные кустарники говорили о том, что недавно здесь прошел отряд чужеземцев. Подданные Силлы так не разрушают лес, а Чонгук всегда ведет хваранов исключительно по протоптанным дорогам, и ни разу они не шли напролом, ломая все вокруг. Король резко придержал лошадь, и за ним тут же остановился Намджун, поднимая пыль и нарушая тишину ржанием кобылы, замотавшей головой. Она почувствовала кровь и уперто не хотела идти вперед, крутя головой из стороны в сторону. Ким спешился, отпустив поводья, а следом за ним спрыгнул и Чонгук. Рассматривая покалеченные растения, они переглянулись между собой. Здесь недавно прошел отряд не меньше тысячи: земля еще рыхлая, следы от копыт хорошо видны, и Намджун развел стебли руками, чтобы присмотреться поближе, разгадывая противника. — Не время, генерал Ким, догоняй! Все-таки непонятное предчувствие не обманывало Чонгука, и если тот бродяга в Канвондо сказал правду, то… Думать о худшем он не хотел. Лошадь Чонгука несла его вперед, а король прижался к холке, еще быстрее разгоняя животное. Кровь альфы начала закипать, едва он почувствовал неладное, но сейчас, когда в нос въелся характерный трупный запах, что доносился с полей после сражений, Чонгук понял, что все сказанное — не просто пьяный бред сумасшедшего нищего. Отряд хваранов ускорился, но не поспевал за государем, глотая лишь пыль от копыт стремительно удаляющегося вперед короля. Вид, который предстал перед Чонгуком на въезде во дворец, чуть не лишил его разума. С внешней стороны дозорных не было, а внутри дворца стояли два воина, едва держась на ногах. Раненые и искалеченные, перемотанные тряпками вместо парадной одежды, они стойко держались за копья, воткнутые в землю, а при виде короля выпрямились, сцепив зубы от боли, чтобы не застонать. Линь поставил на ноги тех, кого мог, поэтому солдаты вернулись к своим обязанностям, не смея предать Силлу. Король спрыгнул с лошади и подбежал к воротам. Растерянно посмотрев на хваранов, Чонгук окинул взглядом дворцовую площадь и застыл на месте. Никогда еще он не видел Кёнбоккун в таком состоянии. Министров и чиновников на площади не заметно, повсюду стоял запах крови, а входные двери нарушали мертвецкую тишину скрипом петель, на которых болтались покосившиеся сломанные створки. Создавалось впечатление, что ранее шумный дворец стал безлюдным. Лестница, поднимающаяся ко входу в тронный зал, была залита кровью, пятна которой оттирали одинокие дворцовые слуги, и даже гордые и надменные евнухи опустились на колени и взяли тряпки, чтобы убрать следы разгрома. Они измученным взглядом посмотрели на короля и молча продолжили тереть белый мрамор, виновато опустив глаза. Растерянно взглянув под ноги, Чонгук увидел, что в стыках между камнями залегли бурые дорожки, а на воротах еще оставались такие же пятна — следы крови. Король, не веря своим глазам, ринулся в покои. Кто мог сотворить эту гнусность — он разберется потом и обязательно отомстит, но сейчас ему жизненно важно взять на руки сына и обнять омегу. Чонгук преодолел темные коридоры в два шага. Его сердце забилось, вырываясь из груди, когда все тело охватило предчувствие беды. Ничего так не занимало его мысли, как Джисон и Чимин. Двери в королевские покои были прикрыты, но помещение исправно охраняли два хварана, которые по виду были не лучше тех, что несли службу у главных ворот.       — Волчонок! — Чонгук распахнул створки и вбежал в покои.       Пусто. Голос отбился от стен и ужасающе завис в воздухе. В этот момент альфа готов признать, что впервые по его телу пробежали мурашки от страха.       — Его здесь нет, — раздалось тихое за спиной.       — Джин! Где волчонок? Где мой сын? Что случилось? — Чонгук при виде подошедшего Сокджина резко схватил его за плечи и втащил в комнату. — Где они?       — Чонгук, сядь и послушай меня, — Джин был словно не в себе, говорил спокойным, но совершенно незнакомым голосом. Так, будто жизнерадостного генеральского супруга сломали, душу вытрясли, а потом запихнули в опороченную оболочку, только ни его тело, ни сам омега уже не были прежними. Серые круги под глазами, осунувшиеся щеки, перебинтованная под ханбоком рука не ускользнули от внимания Чонгука, а Сокджин продолжил. — На дворец было совершено нападение. Сначала мы думали, что это монголы, но это оказались буси из клана Катаро. Мне удалось вывести Его Величество и наследного принца из дворца, но большего я не мог сделать. Я приказал ему добыть в деревне лошадь и отправляться в Цинь. Все выездные ворота были окружены, конюшня разгромлена. Солдаты сражались до последнего, а оборону дворца воины держали в три ряда. Лишь волей небес получилось организовать побег прямо перед тем, как сюда ворвались японцы. Они убили почти всех, кто был оставлен оборонять Кёнбоккун. Мы с Линем оказали помощь раненым. О Чимине с того времени известий нет, но я надеюсь, что с ним все хорошо. Вам нужно найти его, Ваше Величество!       Чонгук уставился на Джина не веря тому, что он услышал. Разгромленный дворец только подтверждал слова омеги, но как такое могло случиться? Почему разведка не доложила о продвижении японцев? С какой стороны пришли буси, и кто мог пропустить врагов? В голове Чонгука возникали десятки мыслей, но сейчас заботила только одна — его омега и его сын. Альфа сжал кулаки и стукнул по столику.       — Сука, Катаро, я вырежу весь его клан, подонок! Полковника Бэка и полковника Юна в тронный зал срочно! — крикнул альфа хваранам-стражникам, вылетая из покоев. — Генерала Кима по прибытии тоже!       — Где Намджун? — Джин выбежал за ним, но Чонгук его слов уже не услышал, исчезая за поворотом и громко стуча сапогами по пустынному коридору.       Сокджин прижался щекой к дверям и медленно осел на пол. Идея сбежать из дворца незамеченным провалилась. Если Намджун где-то рядом, он непременно найдет супруга. Омега всхлипнул, вытер нос здоровой рукой и попытался встать. На дрожащих от волнения ногах он вышел на площадь. Она казалась ему такой пустынной в отсутствие короля, а после произошедших здесь событий Ким до сих пор видел во сне тела убитых. Они были везде — на ступеньках, возле входов у ворот, по периметру дворца, где храбрые воины до последней капли крови стояли против захватчиков. Даже сейчас, когда тела убитых уже убраны, Ким видит, как по мраморным плиткам текут багровые струйки.       На площади Джина чуть не снесли отряды вернувшихся военных. Разница с королем буквально в пять-десять минут дала Чонгуку возможность осмотреть дворец и оценить потери. Сейчас же Кёнбоккун заполонили тысячи хваранов. Спрыгнув с лошадей, они так же потерянно осматривались вокруг, узнавали новости от стражников у ворот, передавали информацию друг другу. В толкотне Джин чуть не попал под лошадь, которая стала на дыбы прямо перед ним, почувствовав кровь. Животные были взбудоражены запахами, поэтому начали упираться, ржать и мотать головами, разбрызгивая слюну, топать копытами. На морды некоторых животных хваранам пришлось накинуть плащи, чтобы увести в стойла. Среди криков и гула, которыми наводнилась площадь, Джин еле разглядел генерала Кима. Он бросил гнедую и так же потерянно оглядывался вокруг, высматривая супруга глазами.       — Намджун! Я здесь! — Джин не выдержал, подпрыгивая с другой стороны площади и вытягивая здоровую руку, чтобы дать о себе знать. Все большее количество хваранов, прибывающих в центр дворца, оттесняло Джина к стене, но он не стал стоять, а пробирался вперед, через толпу, рискуя попасть под какую-то взбесившуюся кобылу, но только скорее добраться к мужу. Генерал, увидев светлый ханбок на фоне темной формы солдат, тут же ринулся в толпу.       — Джин! Джин!       Через несколько мгновений Сокджин почувствовал на своей талии крепкие руки мужа и буквально рухнул в его объятия.       — Что случилось? — Ким обнял рыдающего омегу, гладя по волосам. — Что с твоей рукой? Кто это все сделал?       — Я тебе потом все расскажу, — всхлипнул Джин, обнимая мужа за шею. — Самое главное, что ты вернулся. Иди, тебя Его Величество призывал в тронный зал, а я буду ждать дома.       Воины расступились возле генерала, давая ему возможность выбраться из толпы. Хаос на площади все еще продолжался, но Намджун успел вытащить супруга из толкотни и отвел его в безопасное место. Он поцеловал Джина, не веря в то, что вообще произошло здесь. По обрывкам фраз стало понятно про нападение, и Ким, прижав омегу к себе, благодарил небеса, что муж остался жив.       — Что с Его Величеством?       — Я вывел его из дворца, об остальном расскажу позже. Иди же, государь звал, — Джин, прислонившись к казарменной стене, оттолкнул генерала. Сейчас не время для объятий, и Чонгук явно будет зол, если военный министр опоздает на совещание. Обо всем они успеют поговорить позже.       Поднимаясь по ступенькам, Намджун огляделся вокруг. Он все еще не мог поверить в случившее. Могущественный Кёнбоккун, чьи стены долгие годы были надежной защитой жителей дворца, не выдержал натиска захватчиков. Таким опустошенным и поверженным Ким себя никогда не чувствовал. Он осматривал руины вокруг, пока из тронного зала, который уже не защищали огромные двери со вставками из разноцветного декора, не раздался раздраженный зычный голос короля.       — Ким Намджун!       — Да, Ваше Величество, — вздохнув, генерал шагнул в тронный зал.       Совещание с полковниками, военным министром и министрами еще нескольких ведомств длилось больше трех часов. Чонгук был сосредоточен и даже казалось, что король смог взять себя в руки, и только Намджун по его виду понял, что он еле держится, чтобы не сорваться из Кёнбоккун в поисках Чимина и наследного принца Джисона. Силла для Чонгука важна так же, как и его омега; именно поэтому вышедшие во двор чиновники с замиранием сердца ждали, что же решит король. Разруха создавала гнетущее удручающее чувство, но больше всего чиновников будоражил страх. Впервые за много лет высокие стены перестали внушать доверие, а мощные камни оказались тоньше китайского шелка. Не устояли. Не уберегли.       Намджуну поручено провести ревизию в армии и начать вербовать новобранцев. Потеря более девяти сотен отборных вышколенных хваранов стоила многого, а на восстановление армии времени катастрофически не хватало. Министр внутренних дел готовил расчеты по собранным налогам и состоянию казны, чтобы немедленно закупить оружие в Империи Цинь. Чонгук нервно дергал ногой, отдавая последние указания полковнику, отвечавшему за разведку.       Когда присутствующие разошлись выполнять распоряжения, уже почти стемнело. Генерал посмотрел на Чонгука, который вышел на балкон во внутренний двор и вцепился в перила, сжимая поручни до побеления пальцев.       — Этого не должно было случиться, — подошедший Ким положил руку на плечо Чонгука. — Мы найдем его.       — Найдем, — сцепив зубы прорычал Чонгук. — Но прежде я хочу найти ту тварь, которая открыла доступ к Кёнбоккун. Ты слышал, что говорили Бэк и Юн?       — Конечно, — сдержанно сказал военный министр. — Неужели ты думаешь, что он замешан в нападении?       — А кто еще мог пустить японцев на свои земли, чтобы они обошли нас в Канвондо. Кто знал, что мы едем в провинцию? Намджун, я до последнего отказываюсь верить, но где гонцы, что просили о подкреплении? Японцы управились здесь меньше, чем за сутки. Такое впечатление, что кто-то знал о том, что атака будет кратковременной. Неужели ты думаешь, что получи подобное послание из Пакче, я бы не отреагировал и не помог брату? В противном случае я должен знать, что идти сюда больше не за чем, и японцы убрались из дворца. Смекаешь, о чем я говорю? Слишком много фактов, указывающих на связь этого нападения с причастностью здесь кого-то из Пакче.       — Ты все-таки думаешь на Хосока? Чонгук, а если с гонцами что-то случилось? Не стоит обвинять Его Величество так поспешно. Не пори горячку, эта ошибка может тебе дорого стоить!       — Ким Намджун! Мне плевать, кто устроил этот погром! Любой человек, напавший на мою страну, будет казнен, — зарычал Чонгук. — Иди, выполняй приказ, а я отправлюсь ночью в сторону Цинь. Хочу осмотреть дорогу и побываю в ближайших деревнях, поспрашиваю про омегу с ребенком. Никто не должен знать, что меня нет во дворце, понятно? Хваранов я с собой не возьму, пойду один. Скажи конюху, чтобы приготовил самую выносливую лошадь. Если к утру я не вернусь, жди еще десять рассветов. Мои покои закрой и поставь туда стражу, а больным и раненым дай отдых, пусть восстанавливаются. Сейчас мне важен каждый, кто сможет держать оружие в руках. При необходимости принимай решения сам, но от моего имени. Я тебе доверяю. Не исключено, что крыса завелась и во дворце. Все, свободен!       — Слушаюсь, Ваше Величество! — Джун поднялся с колен и развернулся было выйти, как за спиной раздался шорох. Уже сменившиеся караульные внесли на руках человека. Аккуратно положив его на пол, стражники рапортовали:       — Обнаружен на границе Пакче и Силлы, Ваше Величество! Наш воин.       Хвараны отступили, а Чонгук и сам увидел знаки отличия королевства. Лежащий на полу хрипел, что-то неразборчиво бормотал и было видно, что скоро испустит дух от истощения и ран.       — Полковника Бэка немедленно!       Король подошел к воину и наклонился, осматривая повреждения. Нога солдата была неестественно вывернута, под пропитанными кровью паджи явно глубокая рана. Чонгук вытащил из сапога скрученное в трубочку донесение для Хосока и откинул в сторону. Оно уже больше ничего не значило. Намджун приподнял его за голову, но под пальцами сразу стало мокро и липко. Перевернув парня на бок, они увидели рваные повреждения, видимо, нанесенные животными. Ким разорвал ханбок, обнажая спину для осмотра.       — Не жилец, — пробормотал генерал. Раны обширные, нанесенные несколько дней назад. Они воспалились, а от нагноения края вывернулись наружу, источая зловонный запах и являя взору медленно вытекающий гной. Кожа на ощупь не горячая, период лихорадки закончился и ждать улучшений бессмысленно. — Линь здесь уже не поможет.       Гулкий шаг возвращающегося полковника Бэка нарушил тишину, установившуюся в тронном зале последние пару минут. Парень еще бормотал что-то, а Бэк тормошил его по щекам.       — Это один из тех, кто послан в Пакче, — пояснил полковник королю и генералу. — Нужно его допросить.       — Принесите воды! — крикнул Чонгук подошедшему евнуху.       Парня удалось вернуть в сознание лишь на пару минут, окатив холодной водой. Он уставился стеклянными глазами на Чонгука и сказал:       — Я не смог, Ваше Величество, простите меня, — хрипел он. — Не смог донести свиток.       — Что случилось? — Чонгук приподнял его за голову и дал попить воды. — Где остальные?       — Я повредил ногу и не смог дальше идти. Лошади пали, — еле выдохнул умирающий, захлебываясь водой. — Но Лисон и Чонми… Они…       — Они доставили донесение Его Величеству Чон Хосоку? — не выдержал полковник Бэк. — Что с ними стряслось?       — Я не знаю, — снова закашлялся парень. — Они… попали в Пакче… но их схватили…       — Что значит схватили? Кто это сделал? — Чонгук потряс его за голову, желая добиться информации, но парень еле дышал.       — Они… вернулись… искали…       — Да кто же? — терпение короля заканчивалось, но Намджун отнял его руку.       — Воины Пакче… Лисон и Чонми просили помочь… но я…       Рука парня безвольно упала на пол, а сам он захрипел и задрожал в конвульсиях. Большего из него уже не выведать. Государь закрыл умершему глаза, и хвараны вынесли бездыханное тело, оставляя лишь мокрые пятна на полу.       — Теперь ты все понимаешь, Намджун? — прищурился Чонгук. — Мне нужно отправляться в Пакче, но сначала я найду волчонка.       — Ты думаешь, что Хосок получил донесения и не оказал помощь? — Намджун до последнего не мог поверить в происходящее. — Где же гонцы?       — Вероятно там, где и мои родители — на небесах, — рявкнул Чонгук. — Он просчитался, если думал, что устранил всех свидетелей. Не найди мы этого парня, я бы еще долго распутывал ниточки, но все подтвердилось, генерал Ким. Я не оставлю это просто так! Он не прислал помощи и открыл границы, дав пробраться захватчикам к Силле!       — Чонгук! — Намджун спружинил на ногах, быстро поднявшись, и взял лицо обезумевшего от злости государя в свои ладони. — Прошу тебя, одумайся!       — Поговорим после моего возвращения, — Чонгук вырвался из хватки генерала Кима, поднял свиток и ушел в свои покои.       Намджун опустил руки, смотря в зияющую дыру, выходящую из тронного зала прямо на улицу. Вывернутые створки продолжали поскрипывать на ветру, играя унылую мелодию внутренней пустоты и разочарования. В этот момент Джуну стало так больно, как никогда. Если нападение на дворец и не было спланировано Хосоком, то его бездействие и молчание косвенно говорили о том, что он перестал поддерживать брата. В этом случае Чонгук был прав — со стороны Пакче можно ожидать любой подлости. Джун засунул руки в отросшие волосы и махнул прядями. Седой хвост, удерживаемый заколкой, разметался по спине. Кости ломило от долгого нахождения в седле. Сейчас ему нужно принять горячую ванну, чтобы унять мышечную боль, и хорошенько выспаться, а завтра с утра он подумает о том, как восстановить потери в армии.       Дома Джин уже хлопотал на кухне. Он наловчился многое делать одной рукой, поэтому даже ужин вышел вполне съедобный, хотя омега знает, что муж не переборчивый, а его стряпню уж точно всегда нахваливал. Когда Намджун неслышно вошел, едва прихлопнув дверь, Сокджин напрягся и выпрямил спину, как настоящий генеральский супруг.       — Ну вот я и дома, — устало выдохнул Намджун, оставив оружие у двери. В другой половине покоев валил приятный пар от нагретой омегой воды, и Джун прикрыл глаза от удовольствия, перемешанного с горечью. Обычно Джин встречал его, весело подбегая и обнимая за шею. Случившееся в Силле мигом повергло все во мрак, стирая улыбку даже с всегда приветливого мужа.       — Давай ты сначала поешь, — увидев супруга, омега подошел к печи и начал выставлять посуду.       — Иди сюда, поесть я успею, — Ким хлопнул по ноге и усадил Джина на бедро. — Что случилось, Джинни?       Джину тяжело было рассказывать, но правды не скрыть. Лучше он узнает все от него, чем ему поведает Линь или кто-то еще. Намджун слушал, опустив голову и сжимая кулаки. Теперь у него личная месть к Катаро, осуществить которую он не преминет, как только встретится с японцем. Имя его на слуху, поэтому найти хигокэнин не составит труда, да и вообще в этой всей истории казалось, что им еще придется схлестнуться на поле битвы. Прижимая Джина к себе и гладя по голове, успокаивая и сжимая подрагивающие плечи, генерал думал не только о мести буси. Зачинщик этой истории стал ему ясен.       — Что с рукой, милый? — Джун поцеловал каждый пальчик, выглядывавший из-под повязки, что наложил Линь.       — Сломали, когда грабили королевские покои, — вздохнул омега. — Наступили сапогом и повредили все пальцы. Я пытался сохранить для Чимина заколку с журавликами. Это единственное, что осталось у него в память о Пакче. Но знаешь, что самое интересное?       — ? — Намджун приподнял бровь в ожидании какой-то зацепки.       — Японцы говорили, что видели подобную заколку у одного господина, — вспомнил омега. — Как ты думаешь, это мог быть…       — Тэхен? — подсказал Намджун. — Думаю, что да. Чонгук тоже подозревает, что здесь замешаны люди из Пакче. Я не знаю, какова вина Хосока, но тут явно не обошлось без кисэн. Надо будет не спускать с него глаз, но и обвинять Пакче пока безосновательно.       — А где Его Величество? Он будет искать Чимина? — встрепенулся Джин, на миг забывшись в своих проблемах о королевском горе.       — Уедет сегодня в ночь, — Намджун выглянул в окно. — Ты же знаешь, что государство для Чонгука всегда будет на первом месте, но он землю перевернет, чтобы найти Чимина. Думаю, что все сложится хорошо. Нам остается только ждать, Джинни. Я обязательно отомщу за тебя.       — Не нужно, — Джин вцепился здоровой рукой в полу ханбока, наклоняя мужа к себе. — Пожалуйста, Намджун! Обещай, что не будешь рисковать собой! Я не переживу этого… Я… Я…       Джин громко заплакал, уткнувшись в грудь генерала. Все слезы, которые он не выплакал с того ужасного дня, сейчас вышли ручьями, текли без остановки, а омега не мог остановить рыдания. От давления в груди становилось так больно, словно ребра сами сомкнулись на сердце, сжимая его в тиски. Вдыхая запах Намджуна, омега клял себя за глупые мысли.       — Что такое, любимый? — Намджун наклонился ближе, еще сильнее обнял Джина и не переставал гладить его по голове, чтобы тот успокоился. — Ну тише, тише…       — Я х-хотел уйт-ти от тебя, — заикаясь от слез, признался омега в своих ужасных планах. — Я думал, чт-то не нуж-жен тебе такой. Но как только увидел тебя на площади, то понял, что сам не уйду, пока т-ты меня не прогонишь, — тело Джина продолжало сотрясаться, но после сказанных слов стало немного легче. Желание бежать из Силлы было огромным, но желание остаться — всеобъемлющим.       — Как ты мог такое подумать, глупенький, — Ким поцеловал супруга в макушку и прижал к себе, стараясь не навредить больной руке. — Я никого никогда не полюблю, как тебя.       На улице уже стемнело и яркие звезды освещали дороги внутри дворца. Генерал с омегой просидели так несколько часов, просто наслаждаясь минутами, проведенными вместе. Намджун всегда ценил не просто мирное время, а даже мимолетную возможность, долю секунды, проведенную с Джином. Он понимал, что жизнь быстротечна. Сколько солдат полегло на поле битвы, сколько вернулись калеками, скольких воинов они не досчитались, выискивая хваранов среди убитых тел противников! Намджун знал и ценил каждого солдата. В любой момент он мог оказаться на их месте, но только благодаря военному опыту, силе и благословению небес, что не оставляли его в битвах, он возвращался домой. Джин затих, устроившись на коленях мужа. Он свернулся калачиком и крепко заснул, а Ким переложил его в кровать и отправился есть уже остывший рис.

***

      — Ваше Величество! — солдаты армии Корё вбежали в тронный зал и упали перед Юнги, который нетерпеливо грыз заусенец в ожидании новостей. От этой дурной привычки он никак не избавится, но оправдывает себя тем, что ни секс, ни рисовое вино не помогут ему расслабиться, пока на кону стоит слишком много. Сегодняшний день не является решающим, но он важен, как никогда. В королевском плане Чимин занимает не последнее место, поэтому нужно сделать все правильно и не торопить события. — Говорите немедленно! — Юнги вскочил с трона, а его лицо искривилось от волнения. Шрам придавал еще большей хищности, притягивая взгляды вошедших. Чтобы не рассматривать уродство короля, они уткнулись лицом в пол, переводя дыхание от бега.       — Через пару часов должны быть в королевстве, — докладывает один из прибывших и обессиленно падает на бок. — Все прошло так, как вы и задумали, — добавляет второй. — Мы выследили Его Величество в лесу, но задержались из-за ночевки. Пути в Кёнбоккун отрезаны, а боясь быть пойманным японцами, король Силлы без сопротивления согласился поехать с нами. — Трусишка, — улыбнулся Юнги. — Он цел? — Да, Ваше Величество, — подтвердил солдат. — Его должны накормить в дороге, а с наследным принцем все в порядке. — Хорошо, — король Мин потирает подбородок, чувствуя отросшую щетину. Надо будет попросить приготовить купальню и вызывать придворного евнуха, но это все потом, самое главное — встретить Чимина. — Можете быть свободны! Солдаты удалились, но в зал к Юнги вошла королева Мин. С годами ей лучше не становилось, поэтому при дворе правительницу мало кто видел, а Юнги и вообще часто забывал, что у него есть мать. Она большую часть времени проводила в своих покоях, смотря в окно, словно ожидая возвращения умершего мужа. Всего пару раз она появлялась на общих ужинах, вскользь смотрела на Тэджона, Юнги, немного ела, а потом благодарила и уходила к себе, словно не хозяйка, а гостья. Альфа до сих пор не может привыкнуть, что некогда статная и мудрая королева Мин превратилась в тихую тень, что внезапно появляется и также внезапно исчезает. — Вы что-то хотели, матушка? — Юнги протянул руку королеве, а она обняла сына за плечи, прижимая голову к себе. Молчит и смотрит, словно с укором, заглядывая куда-то глубоко в душу, где и светлого ничего не осталось. Что пытается разглядеть — не понятно, только королева укоризненно кивает, снова вздыхает и гладит Юнги по голове, как когда-то. — Вы же помните принца из Пакче, матушка? — чтобы освежить ее воспоминания Юнги заходит издалека, ведь при Чимине придется устроить общий ужин. — Помню, — кивнула женщина и наклонила голову. — Хорошо, — соглашается Юнги, не желая посвящать мать в свои планы. Для Чимина все должно выглядеть максимально неожиданно и правдоподобно. — Ты до сих пор любишь его? — спросила королева, пристально вглядываясь в лицо сына. — Да, мама, люблю, — Юнги натянуто ответил, пряча недовольную улыбку. Когда-то именно с матерью и отцом они обсуждали его свадьбу с Чимином, строили планы, говорили о будущем двух королевств. Мин не знает, что из прошлого помнит королева, но тему поднимать не хочется. Пусть лучше будет просто «люблю» — немного циничное и ни о чем не говорящее. Любовь ему теперь и вовсе не нужна, когда впереди есть план по захвату Силлы. — Будь осторожен, мальчик мой, — предупредила королева и взяла его руку в свою худощавую ладонь. — Омеги бывают так коварны. Больше матушка ничего не сказала, развернулась и ушла в свои покои. Слово коварство явно не сочеталось с Чимином, и Юнги сразу же вспомнил Тэхена — вот где нужно быть начеку. Ким не из тех, кто упустит свое, поэтому Юнги решил действовать осмотрительно. Король Мин понимал, что Тэхен хочет подложить ему растерзанный японцами Кёнбоккун, но на это поведется лишь дурак, мальчишка, желающий мимолетной славы. Юнги старательно накручивает длинную прядь волос на палец и думает о том, что сейчас это вовсе не вовремя. Кёнбоккун — слишком жирный и сочный кусок мяса, но Мин не хочет довольствоваться брошенной костью, ему нужна вся тушка зверя. Задатки охотника у альфы не дремлют, и под языком возникает характерный привкус, словно Мин ощущает запах крови. Но у него хороший опыт в охоте, и он умеет ждать. Притаиться и сидеть в засаде порой эффективнее, нежели идти с луком наперевес, даже если ты уверен в победе. А Юнги уверен. Он уверен в том, что Силла покорится ему, нужно только выждать, когда определится противник.       Захватить Силлу сейчас — значить воевать против Хосока. А он не дурак, чтобы попасть в сети к омеге, пусть даже и такому хитрому. Тэхен со своей алчностью ставил на то, что король Мин не устоит перед легкой добычей. Вот же она Силла — поверженная, разграбленная, без короля во дворце, взять который ничего не стоит, сам в руки просится. Оставалось только выехать туда хотя бы с пятитысячным войском и Юнги уверен, что он одержит победу. Только борьба с Чонгуком даже при условии поражения короля Силлы открывала ему новое поле битвы, а противостоять Хосоку он сейчас не готов.       Юнги больно дергает себя за волосы, чтобы унять нарастающую жадность. Ему нужно быть сдержанным и хладнокровным. Гораздо проще подставить самого Хосока, чтобы братья ослабели в битве, а уже потом Мин полакомится остатками того, кто в итоге станет первым. И Юнги знает, что битва будет не на жизнь, а на смерть. Потери будут колоссальными, и только тогда, когда останется один из Чонов, Мин сможет выступить всеми своими силами и добить ослабленного противника.       Король Корё не помнит, сколько так провел в размышлениях, но Солнце уже начало садиться, а это значит, что встреча с Чимином становилась все ближе. Тэджон предупрежден и немного взволнован. Он получил от Мина четкие инструкции, поэтому осталось лишь отыграть роль любящего отца, удивленного и обрадованного внезапной встрече с сыном. Пак-старший заволновался, когда раздался шум в главном тронном зале, и вышел из своей опочивальни к Юнги.       — Ваше Величество! — стражник открыл тяжелые витражные двери и поклонился королю Мину, становясь перед ним на колени. — К вам Его Величество король Силлы Пак Чимин!       Юнги приподнял бровь и удивленно посмотрел на стражника.       — Зови, если не ошибся!       Тэджон замер, а Юнги оставался спокоен. Старик с завистью посмотрел на несостоявшегося зятя и вытер об ханбок вспотевшие ладони. В тишине дворца послышался торопливый топот, и в зал вбежал Чимин, чуть ли не падая от усталости к ногам стоящих.       — Чимин! — Юнги подбежал к омеге, поддерживая его под локоть. Джисон на руках папы не спал, но обхватил его за шею и испуганно смотрел на человека со шрамом. Смутившись, Юнги отступил, а на помощь подошел Тэджон.       — Что случилось, сынок? — Тэджон с интересом разглядывал Чимина, которого не видел так долго, и уставился на внука. — Это..?       — Джисон, отец. Чон Джисон — твой внук, — Чимин протянул малыша Тэджону, освободив, наконец, затекшие руки. Даже в повозке под охраной воинов Корё Чимин не выпускал ребенка из рук, поэтому они стали просто деревянными, и Пак с облегчением опустил их вниз. — Юнги! Могу ли я надеяться на твою помощь? Юнги, пожалуйста!       — Чимин, я не верю в то, что ты стоишь передо мной, — Мин подал руку, стиснув в своих пальцах маленькую доверчивую ладошку, протянутую интуитивно в ответ. Чимин сам потянулся к нему в спасительном жесте, чтобы просто перенять человеческое тепло и ощутить себя в безопасности. Несмотря на все, что между ними случилось, Юнги не бросит его в беде. — Что тебя привело в Корё? Неужели ты бежал от тирана из Силлы?       — Он не тиран, Юнги, — примирительно сказал Чимин, буквально падая с ног. Омега опустился на ступеньку перед троном короля Мина и перевел дыхание. — Я прошу тебя, давай забудем прошлое. Сами небеса послали мне твоих людей, Юнги!       Сами небеса! Мин слегка улыбнулся Чимину, мысленно примеряя на себя наивысший небесный титул. Действительно, кто же мог так искусно спланировать и заманить омегу в сети, как не Юнги. План Тэхена по привлечению японцев был хорош, но из него Юнги извлек для себя две выгоды: расположение Чимина и повышение собственного статуса в глазах жителей Силлы. Если он собирается завладеть этой страной, зарабатывать уважение ее граждан нужно уже сейчас. На этом держится власть Чонгука. Вернее, не власть, а одержимость. Люди, словно фанатики, боготворили Чон Джисона и боготворят его сына. Они, как мыши, пойдут за королем, будто за играющей дудочкой, даже если он будет вести их на верную погибель.       После полученных поражений Юнги долго размышлял, на чем держится власть в Силле. Слепая одержимость, идолопоклонничество, вера — это тот мощный фундамент, на котором столетиями строилась страна соседей. Юнги умеет признавать ошибки. Его отец придерживался другой политики, которая тоже давала свои плоды. Но время идет, ситуации меняются, настало и королю Мину изменить стратегию управления страной. Он умен, тщеславен и способен на то, чтобы возглавить такое государство, как объединенные Силла и Корё. При этом Пакче Юнги тоже не исключал. В его голове перекроенная карта азиатского мира выглядела именно таким образом.       — Ты дрожишь, Чимин, — Юнги взял его холодные руки в ладони, стискивая еще сильнее. — Что случилось и как ты добрался сюда? Тэджон, попросите прислугу согреть купальню Его Величеству Силлы и приготовить ужин.       — Нет, нет, Юнги! Это все подождет! Позволь мне выпить горячий чай и накормить Джисона, — Чимин устало посмотрел на сына и улыбнулся малышу. Джисон хорошо устроился на коленях Тэджона, дергая деда за бороду, которую тот отдал на растерзание. Юнги, услышав имя наследного принца, внутренне скривился, но виду не подал, еле сдерживаясь, чтобы не съязвить по этому поводу.       — Пожалуйста, — тихо попросил Чимин. В тот момент его это заботило больше, чем ароматная купальня и собственный набитый живот.       — Конечно, — Юнги хлопнул в ладоши и из-за угла тут же возник евнух, отвечавший за кухню. Получив распоряжения, он так же быстро исчез, как и появился, а через пару минут в тронный зал уже внесли низкие столики для еды. Из кухни показалась прислуга, раскладывая тарелочки с яствами. Евнухи попробовали из каждой и пододвинули государю и его гостю. Тэджон, играясь с ребенком, тут же присоединился к столу, но Джисон захотел на ручки Чимину и потянулся к папе.       Чимин посмотрел на Юнги и отца, все еще не осознавая, что он выбрался из леса. Омега накормил Джисона вкусными пышными рисовыми шариками, отщипывал ему кусочки хлеба и давал мясо. В перерывах, когда наследный принц требовал к себе меньше внимания, Чимин успевал вставлять короткие кусочки рассказа о том, что произошло в Силле.       — Я думал, что мы все погибнем, но мне удалось бежать, а потом я встретил людей из Корё, — подытожил омега, тяжело вздыхая. Джисон ёрзал на коленях Чимина, не желая больше спокойно сидеть на одном месте. Вырвавшись из крепких объятий папы, он побежал по тронном залу, исследуя все вокруг. Залезая на ступеньки, принц одолел последнюю и на коленках подполз к трону Юнги, желая забраться на него. Ростом малыш был слишком мал, поэтому дважды потерпел поражение, шлепнувшись на попу прямо перед неприступной целью.       — Джисону явно понравился твой трон, Юнги, — неловко пошутил Тэджон, наблюдая за внуком. — У вас тоже могли быть дети, — ляпнул он прежде, чем подумал о смысле произнесенных слов.       — Отец, давайте не будем, — Чимину стало слишком неловко вспоминать все, что их связывало с Юнги, а в нынешнем положении об этом вообще нужно молчать. — Джисон привык к трону в Силле, поэтому он любопытен и не более, — омега попытался сгладить этот момент.       Чимин вспомнил, как часто видел Джисона на коленях Чонгука. Как только наследный принц начал активно ползать, альфа его брал с собой, когда работал с документами, а потом сажал на колени и что-то долго рассказывал, словно учил чему-то или наставлял. Даже министры, приходившие на совещание, иногда заставали Чонгука с Джисоном, уснувшим в надежных отцовских руках. Тогда король Силлы прижимал его к себе покрепче, чтобы ребенок спал под биение его сердца, и проводил совещание, понизив голос, дабы не разбудить принца. А если Джисон не спал и баловался в тронном зале, Чонгук его не прогонял. Достаточно было строгого отцовского взгляда, как сын переставал мешать взрослым и либо забирался на колени к правителю, либо садился в углу перебирать ненужные свитки, которые альфа специально откладывал для наследного принца.       — Юнги! — Чимин схватил Мина за руку едва немного подкрепился. Откладывать разговор было невмоготу. — Вышли гонцов в Силлу! Прошу тебя! Мне нужно дать знать о том, что я здесь. Чонгук заберет нас и щедро заплатит тебе, Юнги!       Большими глазами, которые на фоне похудевшего лица, впалых щек и синяков под нижними веками казались еще огромнее, Чимин с надеждой взглянул на Мина.       — Успокойтесь, Ваше Величество, — король Корё намеренно подчеркнул титул Чимина, чтобы тот чувствовал себя в разговоре на равных. — Вам нужно отдохнуть, а я подумаю, как передать послание.       — Он уже должен вернуться в Силлу! — Чимин прильнул к Юнги, крепко впиваясь в его запястье. — Я уверен, что король ждет письма!       — Чимин, я обещаю, что подумаю, как в ближайшее время отправить весть. Но я не могу рисковать своими людьми. Если ты говоришь, что повсюду рыщут японцы, попасть в Кёнбоккун не так просто, — Мин наблюдал, как у Чимина с каждой секундой тает надежда. Было больно смотреть в когда-то любимые глаза, клявшиеся в вечной любви, но Юнги испытывал моральное удовлетворение от того, как омега просил его и унижался. Оставшись без защиты Чонгука, он выглядел таким уязвимым, что этим грех не воспользоваться.       — Я найду способ выполнить твою просьбу, — смягчился, наконец, Юнги. — Обещаю.       — Спасибо, Юнги! — Чимин едва не бросился ему на шею, чтобы обнять и отблагодарить. Глубоко внутри омеги тлела надежда, что Юнги простил его и принял нынешнее положение дел. Пак, веривший в самое хорошее в людях, надеялся, что король Корё сможет найти себе омегу, который полюбит его таким, какой он есть. Просто их дороги разошлись, и теперь уже ничего не поделать. Нужно жить дальше.

***

      Справиться с запуском печей оказалось не так просто. Три рассвета Хосок возвращался в покои почти под утро. Его руки грязны от сажи, кожа поблескивала, как масло, кончики волос были опалены, а сам король уставал так, что валился с ног. Тэхен исправно готовил купальню, приносил в покои обед, а Сунджона на время оставил на служанок, чтобы они нянчились ребенком, пока омега занят мужем. Хосок мылся, ел, а потом засыпал на груди у Тэхена. Супруг выслушивал новости про то, какие произошли изменения и чего удалось достичь, но рассказ короля Пакче совсем скоро переходил в бормотание, а сам Чон засыпал, велев разбудить его через три часа и ни минутой больше.       Все это время Тэхен не спит, он придерживает голову мужа, дышит теплым согревающим воздухом в висок и окутывает своим ароматом, который рядом с истинным становится все более ярким, раскрывается так сильно, что порой Чон тянет носом, вдыхая чистейший лотос, и просыпается сам. В остальные разы его будит Тэхен, нежно прижимаясь щекой к щеке альфы, подбираясь близко к его губам, но не целуя, а только обводя языком границу нижней, словно играя с ней. Потому что он знает, что Хосок уже не спит.       Альфа из последних сил сохраняет самообладание, чтобы не выдать себя, а потом язычок Тэхена юркнет между его сомкнутых губ и попадет в плен. Крепкие руки Хосока тут же ложатся на его талию и пошалить получается всего ничего. Омега оказывается под альфой и тяжело дышит от того, как жадно Хосок смотрит на супруга. Не теряя времени, он берет его сразу, потому что после предыдущей ночи Тэ растянут и ничего не мешает войти в него без прелюдии, насладиться целиком, не сдерживаться и толкаться в горячее лоно, пока Тэхен, скуля и подвиливая попой, просит Хосока делать это быстрее и сильнее, выбивая из него страстные стоны, заполняющие покои. Такое утро Хосоку нравится больше всего, и он бы рад притворяться спящим, но государственные дела не дремлют.       — Я написал письмо, — выдыхает Тэхен, дергаясь от ощущений горячего языка на своем животе. Пока Хосок собирает сперму, слизывая ее отовсюду, омега получает короткое одобрительное «угу» от короля, не прекращающего свою сладостную пытку. Горячий рот Хосока снова опускается на омежий член и Тэ, теряя остатки самообладания, спрашивает. — Мы можем выехать через десять рассветов?       Ответа от Хосока он не получает, потому что альфа занят удовольствием своего истинного. Он обводит языком каждую венку, насаживается плотно сомкнутыми губами, опускаясь до основания. Тэхен по утрам такой желанный и сексуальный, что Хосок перед службой не может отказать себе в удовольствии целовать омегу и доводить его до того состояния, когда он кричит, цепляется длинными пальцами за простыни, выгибается вперед и кончает ему в рот, а Хосок смакует, продолжает двигаться, заставляя омегу отдавать последние порции. Тэхен до жути сладкий, особенно после недавней течки, поэтому альфа с сожалением причмокивает, когда выпускает его член изо рта.       — Не думаю, что мы успеем закончить к этому времени, — король Пакче садится рядом, скрещивает ноги, и смотрит на бесстыже красивого супруга, восстанавливающего дыхание. Его кожа блестит от пота, а бисеринки на животе, у пупка, слизывает Хосок, наклоняясь ближе. Он кладет свою ладонь на спавший омежий член, массирует его, яички, ныряет ладонью между бедер, заставляя Тэхена развести ноги. У альфы на него снова стоит, и он пачкает пальцы в остатки спермы, вводя сразу два в анус омеги.       — Ах-х! — Тэхен интуитивно цепляет Хосока ногой за талию, заставляя придвинуться ближе. — Ваше Величество, я не могу устоять перед вами, — шепчет он, насаживаясь на пальцы.       Тэхен красивый везде, поэтому Хосок не отрывает взгляд от самого сокровенного. Вынимает пальцы и целует так, как верующие целуют статую божества. Хосок не думает о сравнениях, потому что Тэхена никогда ни с кем не сравнивал — для него он единственное божество. Хосок входит медленно, чем мучает мужа еще сильнее. Тэ с прикушенной губой, откинутыми назад темными волосами, выгнувшейся шеей, просящей целовать — его личное божество.       Хосок движется размашистее и быстрее, проникает глубже, и Тэхен чуть ли не кричит, но через наслаждение инстинктивно сжимает анус, заставляя альфу кончить так сильно, что звезды в его персональном небе рассыпаются под закрытыми веками. Омега подмахивает бедрами и кончает следом. Он отодвигается от Хосока, который уперся в кровать, восстанавливая дыхание, и ныряет под простыни, стыдливо прикрываясь шелком почти до носа. Альфа обессиленно ложится рядом и тут же обнимает Тэхена.       — Я могу поехать раньше, — подает идею омега, ластясь к мужу. — А ты заберешь меня из Корё, как только закончишь с кузней. Государственные дела важнее.       Хосок снова целует Тэхена и говорит:       — Я дам тебе охрану. Ты планируешь брать Сунджона с собой?       — Да, не хочу, чтобы он скучал по мне. Да и отец пожелает его увидеть, — пожал плечами Тэхен. — Из прислуги возьму только госпожу Со, если ты не против. Она мне будет помогать с наследным принцем.       — Конечно не против, — Хосок перекатывается на спину и разминает затекшие мышцы. — Через двенадцать рассветов должны привезти руду из каменоломни в Ланьлань. Как получится добыть металл и выплавить первое оружие, я сразу же отправлюсь в Корё. Не думаю, что задержусь надолго. Да и ты пока развеешься, больше узнаешь о соседях. Познакомься с их традициями, заметь что-нибудь для дворца в Пакче.       — Интересно, у короля Мина большой гарем? — игриво повел бровями омега.       — Даже не думай об этом, Тэхен, — ответил Хосок. — Тебе никогда не будет грозить гарем в Пакче, а в Силле и подавно он распущен. Надеюсь, что мы не вернемся в будущем к этой традиции. Я люблю только тебя, и мне не нужен другой омега.       — Я верю Вам, Ваше Величество, — прошептал Тэхен.

***

— Прошу вас, доставьте письмо поскорее, — Чимин лично вместе с Юнги провожает гонцов, которые отправились в Силлу. — Король Чон наградит вас, если привезете вести обо мне! Голос Чимина в надежде дрожит. Он семь ночей ждал, едва смыкая глаза, пока солдаты Юнги смогут прочесать лес и вернуться обратно, чтобы доложить обстановку. Пока буси не обнаружены, а следов разбойников, рыщущих по границам королевств, нет, то можно отправить донесение. Омега заглядывает в глаза каждому, чтобы увидеть там ответное переживание и желание помочь ему. Он верит в то, что эти храбрые воины доберутся до границы Силлы. Пак просчитал, что они вернутся уже через шесть рассветов, если в пути не будет задержек и не подведут лошади. Письмо, свернутое в небольшой свиток, Чимин писал лично. Его почерк королю Силлы знаком, и он не посчитает солдат лжецами. Зная, каким может быть король в гневе, Пак молит небеса, чтобы Чон не отправил их на виселицу или не перерезал им глотки, если встретит в окрестностях. — Обязательно скажите королю, что вы от меня, — Чимину все еще страшно отпускать их в неизведанный путь, и он снимает одну сережку, отдавая ее солдату. — Покажите это, и вас пропустят в Кёнбоккун. — Слушаемся, Ваше Величество! — рапортуют солдаты, садятся на лошадей и выезжают за границы дворца.       Массивная дверь закрывается за ними, и Чимин тупо пялится на нее еще несколько минут, посылая вслед благословения небес и пожелания добраться безопасно и вернуться как можно быстрее. Пак перебирает губами, а Юнги внимательно следит за ним. Омега стал еще красивее, вернул свой прежний цвет волос, похудел, но приобрел желанные формы. Они виделись почти три года назад, в Империи Цинь, когда Чимин изменил свой цвет на черный. Юнги тогда едва узнал его, но этот Чимин, стоящий рядом, окунул его в те времена, когда они были еще детьми. Юнги осторожно, чтобы не испугать омегу, взял прядь его волос и прикоснулся к ней, поцеловав кончики. Чимин отпрянул, будто обжегся, непонимающе смотря на Мина. — Юнги, ты что? — округлившимися от страха глазами он уставился на Мина. — Не бойся, Чимин, — Юнги сделал небольшой шаг вперед для проверки. Чимин отступил на шаг назад. — Чимин, я не собираюсь делать ничего такого, что тебе не нравится. Просто меня иногда одолевают воспоминания, которые трудно отпустить. — Пожалуйста, Юнги, давай не будем, — Чимин поднял полы ханбока, чтобы уйти. — Мне нужно к Джисону. — Оставь его, он играет с Тэджоном, — ответил Мин и взял омегу под локоть. — Дай старику насладиться внуком. Он так рад, что увидел вас. Пойдем, посидим в саду. Я прикажу принести чай. Король Корё щелкнул пальцами, и во дворе тут же появился евнух. Получив задание принести напиток с мятой, он удалился, а король с гостем отправились в сад. Юнги повел Чимина в дальнюю беседку и усадил на мягкую подушку, подложив под спину такую же. — Забыл, как мы детьми играли здесь? — Мин улыбнулся и показал вглубь сада. — Там я впервые поцеловал тебя. — Юнги, не стоит, ты меня смущаешь, — Чимин действительно залился краской, думая об их визитах друг к другу. Покойный король Мин всегда радовался, когда чета Пак навещала их в Корё, да и сами они часто приезжали в Пакче, а после того, как Чимину исполнилось двенадцать, визиты стали все чаще, а будущие молодожены знакомились все ближе. — Я помню, — сдается Чимин под натиском нахлынувших воспоминаний. — Я тоже… — Много времени прошло, Юнги, — Пак буквально заламывает руки, смотря на удрученного альфу. Не может быть, чтобы за столько лет он еще любил Чимина, как раньше. — Минни, время не всегда определяет нынешнее бытие. Моя жизнь осталась в далеком прошлом, когда мы были счастливы, — Юнги говорит вкрадчиво, пытаясь расположить к себе омегу. Он старается не перейти границу, чтобы не унизиться, но в то же время дает почувствовать Паку такой груз вины, который он не ощущал со времен смерти своей матери. — Слишком многое мне напоминает о том, что было. — Юнги, прошу тебя, не надо, — Чимин поддается всем терзаниям, разрывающим его нежную душу. — Юнги, ты же знал, что мы не истинные? Знал это с самого начала? Ты не слышал мой запах, так зачем были все эти красивые ухаживания, пышная свадьба? Ты думал, что мы сможем жить вместе? — Что значит истинность, если человек делает тебе больно? Я никогда не сделаю тебе больно, Чиминни, и в этом мое отличие от Чонгука. Передо мной до сих пор стоит та ночь в тронном зале, когда… — Замолчи, пожалуйста, — обрывает его Чимин. Он понимает, что речь идет о вечере, когда Чонгук изнасиловал его на глазах у Юнги, но не Мину судить об этом. — Я не хочу обсуждать короля Силлы. Ты ничего не знаешь, Юнги! — Чимин, я всегда удивлялся тому, насколько у тебя доброе сердце! Ты смог простить Чонгука за изнасилование, за убийство королевы Дахи, за то, что твой отец вынужден скрываться, потеряв трон, а твоя земля теперь потеряла еще и короля, — Юнги все же давит на Чимина, играя самыми грязными ходами. Евнух, принесший в беседку чай, поспешил удалиться, но в кустах жимолости замерла Сари, собиравшая цветы от безделья. Ничем не выдавая себя, девушка старалась не дышать. Так вот кто этот странный гость и почему во дворце такой переполох из-за его приезда! — Я никогда не прощал, Юнги! Король Чон очень жесток! Я не прощу его за убийство матери, но и жить без него я не могу. Лучше сразу смерть! — Чимин подскочил с подушек, едва не пролив на себя кипяток. — Юнги, мне жаль, что все так случилось! Мы потеряли много родных и близких нам людей, — Чимин успокоился, поправил ханбок и сел ближе, всматриваясь в черные лисьи глаза собеседника. Они показались ему верящими и понимающими, поэтому Чимин позволил себе коснуться шрама, проходящего через лицо короля Корё. — Но нельзя жить в постоянных войнах. Убивая других, мы разрушаем себя! Я не хочу, чтобы ты становился таким же, как он. Юнги, милый, ты найдешь себе омегу, который будет любить тебя, и у вас будут наследники. Ты передашь им престол, ты найдешь, ради кого жить. Дети — это счастье. Я каждый день смотрю на Джисона и вижу в нем...— Чимин запнулся, чтобы не назвать имени Чонгука, — и вижу в нем надежду на лучшее будущее. Я воспитываю в нем доброту, смелость, все то, чему учили меня с малых лет. Надеюсь, что и Тэхен делает так же. Поэтому я не тревожусь о Пакче. Хосок станет хорошим королем для моей страны. А Тэхен заказал твое убийство за пару золотых слитков, ухмыльнулся Юнги, подумав об этом. Знал бы Чимин, кто спас его шкурку от Катаро, он бы благодарил его не так. Юнги вздохнул, подал омеге руку, сжав его ладонь в своей. Такая же маленькая и теплая, но сейчас совсем чужая. Раньше он любил, когда Чимин гладил его по щекам, а при прикосновении кожи к коже в более интимном месте сразу становился пунцовым, словно мальчишка, а Юнги провоцировал его в надежде урвать хоть короткий поцелуй.       Сейчас эта ладонь жжет ему руку. Чимин стал далеким и здесь, будучи в королевстве почти бывшего супруга, он признается ему в том, что любит альфу, от имени которого дрожит половина Азии, а сам Юнги терпеть его не может, буквально ежась при одном воспоминании о Чонгуке. Чимин с ним стал другим — это сразу видно и не укрылось от взгляда альфы. Он сюда попал испуганный, с ребенком на руках и только одной призрачной надеждой, что Юнги даст ему пристанище от японцев, но с таким внутренним стержнем, от которого холодеет внутри. Не Мин его создал таким, и не Чонгук. Омега сам закалился во всем, что с ним произошло, но сумел выбрать путь, что сделал его сильным, жизнь, которая сделала его счастливым, и альфу, от имени которого Чимин внутренне светится, вспоминая о нем. Все мысли о том, что Юнги сможет полюбить Чимина, растаяли, как дым. Того Чимина — смог бы, не раздумывая, нынешнего — никогда в жизни! Этот омега не станет его опорой, он не найдет ни в ком того, что нашел в Чонгуке. От этого у Юнги закипает кровь, а к Чимину появляется неоправданная злость и даже ненависть. Мин сжимает его пальцы, стараясь не давить, и грустно улыбается. — Хорошо, Чиминни, пойдем во дворец. Надеюсь, что мои солдаты вернутся очень скоро и принесут тебе вести из Силлы, а пока пойдем к королю Тэджону. Время, проведенное с ним, так быстротечно. Совсем скоро ты покинешь мою страну, и вряд ли я смогу снова увидеть тебя здесь, — с горечью и хорошо скрытым недовольством сказал Юнги. — Юнги, у тебя все обязательно наладится, и ты забудешь обо мне. Нет нужды ворошить прошлое. Я думаю о том, что бы случилось с нами через десять, двадцать или тридцать лет, если бы все пошло так, как запланировано. Знаю, что сейчас это может показаться тебе безответственным, но лучше сделать это и жалеть потом, чем не сделать и корить себя, что не предпринял даже попытки. Все, что случилось со мной — мои попытки построить свою судьбу. — Чимин, не слишком дорого они тебе обошлись? — съязвил Мин.       — Юнги, поверь мне, это было не просто. Каждый шаг для меня становился труднее предыдущего, а осознание, что я люблю убийцу собственной матери навсегда будет лежать темным пятном на моей душе. Я уверен, что в Пакче меня проклинают. Даже с приходом короля Чон Хосока людям проще смириться, чем с моим возвращением. Для них я опорочен. Я был в Пакче. На свадьбе Тэхена и Хосока на меня смотрели не так, как раньше. Меня были рады видеть доктор Джан и госпожа Со — вот два искренних человека, от которых я почувствовал тепло. В глазах всех остальных — холод и искусственные улыбки. В Силле было то же самое. Меня ненавидели. Я висел на позорном столбе в центре дворцовой площади и каждый пришедший мог кинуть в меня камень или палку, чтобы сделать больно. Короля Джисона любили, меня — нет. Я был равен убийце, я отплатил за грехи своего отца, сидя в тюрьме Силлы. Знаешь, каково это, когда стоишь с удавкой на шее и хочется спать? Если бы я опустился чуть ниже, удавка бы задушила меня. Юнги, я простоял на ногах несколько суток, я не спал, а потом начал впадать в бред. Неужели ты думаешь, я хотел этого? Я просто не сдался. Я выстоял. И даже после изнасилования я нашел в себе силы, чтобы жить назло ему. Для начала я просто хотел сохранить свою никчемную жизнь. От меня отвернулись все. Что мне было делать, когда ты сжег мои записки? Я просил тебя о помощи, а ты дал мне яд отравить Чонгука. Я сам себя готов был убить за эту подлость и низость, а он только посмеялся надо мной!       — Чимин, он больной? Сколько же тебе пришлось перенести… — Юнги действительно удивился, и в первую очередь — самообладанием Чимина. Теперь понятно, откуда этот стержень, что закалил омегу.       — Он больной, Юнги, — улыбнулся Чимин. — Но слова я его слышал не ушами, а сердцем. Не губы он мои целовал, а душу. Я, наверное, тоже больной. Но он стал единственным человеком, которого я смог полюбить. Прости меня, Юнги, если сможешь, но постарайся меня понять. Мы все должны начать другую жизнь.       Сари, затаившаяся в кустах, незаметно шмыгнула на дорожку, унося с собой лишь пару цветков из несобранного букета. Юнги помог Чимину спуститься со ступеней беседки и отвел его в малый тронный зал для совещаний с министрами, где вовсю резвились Тэджон и Джисон. Наследный принц явно сблизился с королем Паком, а Чимин стоял и умилялся, глядя на это.       — Как бы я хотел, чтобы они могли видеться чаще, — пробормотал омега, спрятавшись за колонной, чтобы не мешать.       — Ты же понимаешь, что это невозможно, — не смолчал Юнги.       — К сожалению.       — Ничего, у Его Величества Пак Тэджона есть внук, с которым он сможет встретить старость, — Юнги решил не молчать, ибо этот факт скрывать бессмысленно, а выставлять себя дураком, ничего не знающим о происходящем вокруг, тоже не хотелось.       — Юнги?! — Чимин то ли возмутился, то ли спросил, но Мин сразу же прошептал:       — Тэхен виделся с Тэджоном, я присутствовал при встрече.       — Ах! — только и мог вымолвить Чимин. Значит Юнги обо всем знает.       — Папа! — Джисон заметил краешек ханбока Чимина и подбежал к нему. Чимин сразу же взял его на руки и крепко прижал к себе:       — Мое солнышко!       Наследный принц щебетал, активно показывая на деда и рассказывая, как они играли. Всех слов он еще не выговаривал, но большую часть Чимин понимал. Подкрепляя это жестикуляцией, Джисон заливался смехом, а Тэджон, сидя на полу, любовался внуком и сыном одновременно. Несмотря на все, Чимин оставался его любимым наследником, и хотя появление красавца Тэхена изменило его жизнь, но Минни оставался тем, на кого Тэджон возлагал надежды. Жаль, что все так случилось, но пока в Пакче правит представитель династии Пак, а у Юнги в голове есть план, о возвращении королевства в свои руки старик еще не забыл. Полагаясь на хитрого зятя, Тэджон отыграл свое представление точно так, как говорил ему король Мин. Довольный собой, он разгладил полы ханбока, прислушиваясь к шорохам за дверями. Внимание собравшихся привлек придворный евнух, доставивший документы из канцелярии.       — Вести из Пакче, Ваше Величество, — поклонился он и стал перед Юнги на колени, передавая свиток.       — Из Пакче? — встрепенулся Чимин. — Что-то случилось?       Омега знал, что читать чужую переписку нельзя, хотя очень хотелось. Что за дела у Пакче и Корё, кроме того, что Тэхен наладил отношения с отцом? В груди даже не кольнула ревность, когда Чимин услышал об их встрече, а вот неприметный сверток заинтересовал его больше всего. Спрашивать о том, что написано внутри, бессмысленно, да и по правилам не положено. Несмотря на их давнюю дружбу с Юнги, Чимин не чувствовал, что может интересоваться о таком. Оставалось читать по лицу. Жаль, что он умеет это делать только с Чонгуком.       Развернув свиток, король Мин плотно сжал зубы. Он явно зол, но не показывает этого. Глаза бегло снуют по строчкам, руки крепко вцепились в края письма.       — Что-то важное? — сбоку подал свой голос Тэджон, еще больше раздражая короля Корё.       — Ничего, что бы стоило вашего внимания, — отрезал Мин и выбросил сверток в сторону. Из того угла министр забирает послания для уничтожения. Туда ему и дорога.       Юнги пожелал всем приятного дня и оповестил, что скоро обед, где они снова встретятся, а сам ушел в главный тронный зал. Ему нужно побыть одному, ибо полученное известие выбило его из колеи. Тэхен сообщил о дате приезда. Если верить письму, то уже через семь рассветов он будет здесь. Его гонцы явно не успеют отправить письмо в Силлу и вернуть Чонгука, чтобы тот забрал омегу. План не рушился, он просто требовал коррекции, причем немедленной.       Мин уселся на трон и наконец-то оторвал зубами заусеницу на пальце, что раздражала его давно. Привкус крови от ранки не давал ему успокоения, а только распалял внутреннюю злость. Тэхен надеялся, что Чимин уже отправился на небеса? Что ж, теперь ему будет сюрприз в виде живого брата. Пусть знает, что играть с Юнги тоже небезопасно, и последнее слово все равно останется за ним. Припоминая, что в письме было и про Хосока, Мин содрал еще одну заусеницу. Дурная привычка не покидала Юнги, но больше, чем избавиться от нее, он хотел знать, зачем понадобился Хосоку. Игра начинает закручиваться, поэтому ему стоит быть осторожнее. А это значит, что от Чонгука нужно быстрее избавляться всеми возможными способами.       Юнги встал с трона и прошелся по залу, разминая ноги. Давно он не бывал в битвах, хотя с мечом упражнялся регулярно. На заднем дворе государь постоянно стреляет из лука, на охоту отправляется только на своем боевом скакуне, чтобы животное не отвыкало от хозяина, а по вечерам в темноте бросает ножи в дощатый щит, прицеливаясь к меткам. Он покрутил пальцами и пощелкал суставами в предвкушении скорой развязки. Если небеса управляют всем тем, что складывается для него удачно, то они не оставят его без своего благословения.       Последующие дни Чимин жил, как во сне. Свой день ранним утром Пак начинал с опроса стражи у дворцовых ворот, не вернулись ли гонцы. Зная, что они не могут приехать так рано, Чимин наперекор здравому смыслу приходил к стражникам и на второй, и на третий, и на четвертый день. Потом он завтракал у короля Мина, уходил играть с Джисоном или сидел подолгу с отцом, разговаривая ни о чем. Они вспоминали прошлое, но старались не затрагивать то, что ранило обоих. Чимин не говорил о Чонгуке ни слова, но ждал его каждую минуту так, как не ждал никогда. Он знал, что альфа найдет его рано или поздно, нужно дать только весточку.       Тэджон рассказывал много об истории Пакче, и сейчас Чимину его рассказы показались совсем другими. Будучи мальчишкой, он не любил историю больше всего, но став государственником, Чимин прослушал рассказ отца с великим удовольствием. О матери они не сказали ни слова. Как омеге, так и королю Паку больно затрагивать эту тему.       В один из дней, когда оставаться без вестей было совершенно невмоготу, Чимин накинул на себя ханбок и, укрыв потеплее наследного принца, поплелся к дворцовым воротам. Почему-то сердце предвещало, что вестей не будет и сегодня. Он вышел на пустую дворцовую площадь и сел на ступеньки. Министры еще не приступили к работе, Юнги и Тэджона тоже нигде не было. Прикрыв ханбоком ноги от утреннего холода, Чимин не смог сдержать слез. Внутри все разрывалось от чувства одиночества. Он всем естеством стремился в Силлу.       Вытерев слезы, Чимин постарался держать себя в руках. Не годится ему плакать перед стражниками, что уже стали переговариваться между собой, поглядывая на Чимина. Наверное, подумали, что он сумасшедший. Омега хмыкнул мокрым носом и вытерся краешком рукава. Он бы никогда себе не позволил такого, но сейчас ему так грустно, и только страх увидеть Чонгука, который будет злиться на его некоролевское поведение, заставляет омегу взять себя в руки. А если с гонцами что-то случилось? А вдруг они приедут вместе с Чонгуком? Чимин строит пустые предположения, потому что нет смысла верить ни во что — солдаты вообще могут быть растерзаны дикими зверями, если затеряются в лесу и собьются с дороги.       Омега подскакивает на ноги, когда слышит шорох за дворцовыми воротами. В такое раннее утро Юнги не может вернуться, разве что в ночь уехал. Тэджон всегда любил поспать чуть ли не до полудня. Чимин бросился к воротам в предвкушении того, что король Чон, наконец, нашел его.       — Чонгук! — Пак прислонил ладошки к щелям, чтобы прикрыть свет от встающего на горизонте солнца и разглядеть тех, кто приблизился ко дворцу. — Чонгук… — шепчет омега. Он готов целовать ворота, лишь бы скорее открылись массивные двери.       — Позвольте, Ваше Величество! — охранники оттеснили Чимина, чтобы снять тяжелый деревянный брус, замыкающий створки в пазах. Дозорные уже сообщили о прибытии гостя, поэтому охрана беспрепятственно открыла ворота.       От увиденного Чимин отшатнулся на шаг назад. Разочарование и потухший взгляд не ускользнули даже от стражников, толкавших массивные створки. Это точно не Чонгук — впереди следовали воины на лошадях, вооруженные до зубов, охраняя плотным кольцом роскошный паланкин. Издали омега не мог посчитать, сколько вооруженной охраны ехало в окружении важной персоны, но переоценить ее значимость было трудно. Паланкин блистал неприличными изысками — вокруг крыши в несколько рядов висели бусы разной длины, покачиваясь на ветру, снизу паланкин был отделан бахромой. Углы украшены золотыми кистями, а чуть ниже — звоночками, оповещавшими о передвижении важной персоны, чтобы люди, идущие по дороге, успели расступиться и не задерживали транспорт. Стенки, драпированные тяжелым бархатом кремового цвета, неприлично дорого выглядели на фоне главного двора королевства Минов. Важно, напыщенно и очень по-королевски!       Когда транспорт приблизился, Чимин заметил опознавательные знаки на паланкине. Человек, сидевший внутри, был из Пакче. Стоя, как вкопанный, Пак ущипнул себя за руку и нашел силы на ватных ногах отойти к ступеням, ведущим во дворец. Надежды на то, что это Чонгук, растаяли, а внутри разлилась горечь разочарования. Все остальное стало интересовать Чимина намного меньше, но он все же остался, наблюдая за тем, как паланкин опускают на землю.       Из дворца вышел король Мин и в сопровождении главного евнуха спустился на площадь. Поздоровавшись с омегой, он вышел встречать гостя, а Чимин стоял поодаль, наблюдая за Юнги. Мин лично открыл дверцу паланкина и подал руку приехавшему. В его ладонь легла идеальная кисть с ухоженными длинными ногтями, а на пальцах были ониксовые украшения, перстни, которые Чимин успел рассмотреть, словно привороженный. Он за всю свою жизнь видел такие красивые руки только у одного человека.       Тэхен с поистине королевским достоинством вышел из паланкина, вслед за ним появилась госпожа Со с Сунджоном на руках. Евнухи тут же подбежали и помогли служанке Его Величества. Приветствие с Юнги было кратким, но даже в эти секунды Чимину хотелось больше всего закрыть глаза, чтобы исчезнуть с площади. Видеть брата хотелось не особенно, но было поздно.       — Чимин? — лицо Тэхена было скорее шокированным, чем просто удивленным. — Не ожидал тебя здесь увидеть.       Юнги с победным видом наблюдал за этой сценой, смотря на то, как Тэхен давится собственными эмоциями. Разочарования от встречи с братом не скрыть, поэтому все можно списать на удивление. Мин хихикнул, глядя на Кима, но тут же сделал вид, что кашляет. Радоваться не слишком красиво, но и скрыть свое ликование не так просто. Выбирая статус наблюдателя, король Корё решил сжалиться и избавить Чимина от неприятного разговора.       — В Силле временные трудности, — пояснил Юнги, перенимая инициативу на себя. — Поэтому Его Величество Чимин решил навестить отца. Пойдемте, я покажу Вам покои, Ваше Величество! А старший евнух займется наследным принцем и прислугой.       Тэхен фыркнул и, подобрав полы ханбока, поспешил за Юнги. Чимин, разглядывая фигуру бывшего кисэн, отметил, что в Пакче стали жить намного лучше, если ханбоки Его Величества сшиты из самых дорогих тканей, которые даже Чимин не заказывает в Силлу, зная, сколько утратит бюджет страны за самый дорогой китайский шелк и индийский ситец. Видимо, Хосок сорит деньгами направо и налево, лишь бы угодить омеге. Тэхен прошел грациозной походкой, шурша ханбоком и всячески показывая презрение к Чимину. Пак увидел госпожу Со и приветливо ей улыбнулся, но она только украдкой кивнула ему, чтобы никто не заметил.       Цокнув языком, Пак отвернулся, разглядывая вышедших служащих. Министры спешили в тронный зал, из кухни начал валить пар, в дальней конюшне заржали лошади в ожидании корма. В самой отдаленной части площади, почти у дворцовой стены, бродила девушка необычной внешности. Она однозначно не из Пакче или Корё, и даже не из Силлы или Империи Цинь. Не японка, это точно. Чимин прищурился и хотел было подойти, как заметил отца, опасливо пробирающегося к хозяйственным постройкам. Скорее всего, у них назначена тайная встреча, но омега не перестает подглядывать из любопытства.       Тэджон подошел ближе, схватил девушку за талию и прижал к стене, жарко целуя. Для большинства тех, кто сновал во внутреннем дворе, эта картина скрывалась постройками или кустарником, но с позиции Чимина все отлично просматривалось. Девушка обхватила Тэджона и не была против, первая положив ему руки на плечи. Омеге стало гадко и противно наблюдать такое, но он вспомнил слова отца, что никогда не любил королеву Дахи, а жил с ней только из-за выгодно заключенного брака. Что ж, может быть в старости отец найдет свое счастье. Пак отвернулся и снова уставился на ворота. Жизнь вокруг течет, но у него одна забота — ждать Чонгука или любых вестей от гонцов. Чимин снова присел на лестницу и уставился вперед.

***

      Юнги открыл дверь в покои, впуская вперед Тэхена, что нервно шел за королем, намеренно громко отбивая шаг. Устраивать скандал в коридоре не хотелось — даже у стен есть уши, поэтому государю Корё едва удалось затолкнуть сюда разъяренного омегу, как сразу же полилась тирада возмущений:       — Временные трудности? — лицо Тэхена исказила злость. — Какие временные трудности могут быть в Силле, если Катаро должен разрушить дворец? Почему этот лягушонок еще жив? За что я заплатил деньги?       — Не кричи, — оборвал его Юнги. — Не смей повышать на меня голос. Катаро всегда выполняет свой уговор, но действует в интересах того, кто заплатил больше. Ты хорошо постарался, Тэхен: дворец в Силле разрушен, а Чхве Сынвон пропустил войска хигокэнин, поэтому претензий быть не может. Договор выполнен. Все просто, Тэхен. Чимин нужен мне, а ты по своей глупости хочешь скинуть его со счетов и вывести из игры! В тебе говорит глупая ревность, а не разум. Сейчас нет смысла избавляться от Чимина, пока Чонгук еще жив. Этот омега никому не принесет вреда, он абсолютно безопасен. Без Чонгука он никто. Ты начал устранять противников в угоду потешить своего внутреннего зверя. Мальчишка!       — Значит, это ты заплатил Катаро? — рассмеялся Тэхен. — Ловко же ты меня обвел вокруг пальца, Юнги. Что ж, здесь ты обыграл меня, признаю. Теперь я знаю, что японцам лучше не доверять. Или не делать все через посредников.       Юнги равнодушно хмыкнул, давая понять, что ему все равно, что говорит Тэхен. В конечном итоге, его действия пока плану Мина не мешают, хотя и ждать от взбалмошного союзника можно чего угодно. Самое главное — тайно избавиться от Чонгука, об остальном можно пока не думать. Прищурившись, король Корё уставился на Кима.       — Зачем ко мне едет Его Величество Чон Хосок? — спросил он прямо. — Не лги мне, Тэхен. Как продвигается наш план?       — Хосок хочет заключить соглашение, — смягчился омега, понимая, что отчасти Юнги прав. — Он не собирается уступать Пакче и строит оборонительные укрепления, увеличивает войско. Нужен только повод, чтобы выступить против Чонгука. Но Хосоку необходим твой нейтралитет, если начнется война между Силлой и Пакче.       — То есть я должен смотреть, как братья Чон перережут себе глотки? — рассмеялся Мин. — Тэхен, такого не покажут ни в одном бродячем театре. Однозначно, мне досталось лучшее место прямо перед лицедеями.       — Переговори с моим мужем и предложи свой план, — съязвил Тэхен на веселость Юнги. — Что ты хочешь в обмен на свой нейтралитет?       — О том, что я хочу, я поговорю с Его Величеством Чон Хосоком, — улыбнулся Мин, поставив на место заносчивого омегу. — А пока не забивай свою прекрасную головушку. Я постараюсь найти Тэджона, ты ведь приехал навестить отца, не правда ли?       Юнги откровенно издевается над Тэхеном, намекая ему на то, что он всегда будет на шаг впереди, а ничтожные попытки вести двойную игру для него слишком очевидны. Собственно, лежат на ладони. Юнги тоже раньше был моложе, злее и скоропалительнее. Сколько решений он принял сгоряча! Теперь Мин научился ждать. Слишком большой куш требует много терпения. У Юнги оно есть, а у Тэхена — нет.       — Вот так вот, — щелкнул Мин костяшками пальцев перед Тэхеном, оставив омегу отдыхать. — Вечером будет дан торжественный ужин в честь Вашего приезда, Ваше Величество. Не хочу казаться негостеприимным, поэтому отдохните и присоединяйтесь к пиру. Сколько солдат приехало в охране паланкина?       — Двадцать воинов, — важно хмыкнул Тэхен, подчеркивая свой статус. — Лучших воинов Пакче.       — Да понял я, — засмеялся Юнги. — Отдам им на всю ночь своих кисэн, у вас то гарема нет. Пусть хоть побалуются солдатики.       Король Мин оставил Тэхена обустраиваться в покоях и прикрыл створки. В его голове перекроенный план складывался как нельзя лучше, поэтому король вызывал главного евнуха и отдал последние распоряжения.       Кухня гудела от того, сколько блюд в ней готовили. Самые вкусные яства, мясо, пышные рисовые булочки, выдержанное многолетнее вино из королевских хранилищ, фрукты и заморские сладости украсили огромный длинный стол, приготовленный во дворе к ужину. По всей дворцовой площади натянули разноцветные флажки, играли приглашенные музыканты, сновали министры, переодетые в праздничные ханбоки.       Ощущение праздника Чимину не передалось. Он сидел поодаль, держа на руках Джисона, который тянулся отведать вкусных булочек. Омега давал сыну по маленькому кусочку, наблюдая за принцем Сунджоном, полностью представленным самому себе. Тэхен крайне редко обращал внимание на ребенка, больше переговариваясь с Тэджоном. Король Пак устроился между двумя сыновьями и был чрезвычайно горд своими наследниками. Юнги же скептически обвел все семейство взглядом и горько усмехнулся. Между ними троими нет ни капли любви, а родная кровь не краснее и не гуще воды в горной реке. Они готовы продать друг друга за власть, трон и земли. Разве что Чимин разительно отличался своими наивными глазами, иногда сталкиваясь взглядом с королем Мином. Жаль, что Юнги на него тоже плевать.       Ужин продолжался до позднего вечера, когда начинало темнеть. Министры посидели ровно час и поспешили убраться в свои покои, разойдясь по узким улочкам дворцового комплекса. Стол, накрытый неподалеку для воинов из Пакче, гудел, и гуляние шло в полном разгаре. Кисэн, знатно поднадоевшие Юнги, направлены главным евнухом к пьяным альфам и уже уселись на их коленях. Наложников и наложниц прижимали к груди, громко целовали, кому-то чуть ли не лезли под ханбок, а где-то неподалеку раздавались характерные пошлые шлепки тех, кто еще держался на ногах от выпитого и удовлетворял свою похоть.       Чимину стало неловко, он покраснел, словно сам был девственником. Кисэн было меньше, чем воинов, а это значило, что некоторым из них придется обслуживать нескольких альф. Грязно и противно. Пак отвернулся в сторону, укачивая на руках уже засыпавшего наследного принца. Хорошо, что Джисон еще мал и не видит всего безобразия, что творится здесь. Девушка, вышедшая к солдатам последней, была той, которую Чимин видел с отцом. Она переминалась с ноги на ногу и явно не хотела участвовать в оргии пьяных воинов. Заметив ее, Юнги щелкнул рукой и дал знак, чтобы она села рядом. Чимин заметил жадный взгляд отца и руку короля Мина, сжимающую ладонь наложницы. Пака покоробило от того, как они будут делить несчастную, но он ничего не сказал и снова отвернулся. Выдерживать крики и нецензурную брань становилось невмоготу, поэтому Чимин извинился, встал из-за стола и отнес сына в кроватку.

***

      Омега уложил наследного принца спать и вышел побродить от бессонницы по саду. Вернувшись в покои вечером, когда прислуга во всем дворце уже легла спать, он поравнялся с комнатой отца и пожелал бы спокойной ночи, но после увиденного днем отворять двери не хотелось. Если Тэджон там не один, а с наложницей, омеге станет крайне неловко. Свет едва брезжил здесь и в нескольких комнатах дальше. Видимо, не спалось и Тэхену. Чимин прошел мимо, едва донеся ноги до своих покоев. От напряжения за день, когда он всматривался в дворцовые ворота, разболелась голова. В глазах потемнело, и Пак устало присел на кровать. Под рукой заскользил дорогой атлас, кровать была очень мягкой, а ветерок нежно трепал балдахин. В углу стоял кувшин с напитком и фрукты в изобилии — гроздья винограда, персики, финики и сливы. Ничего из этого не хотелось.       За окном еще стояли одинокие крики тех солдат, кто отличался отменным здоровьем и трахал кисэн уже не по первому кругу. Хотелось заткнуть уши и не опошлять эту ночь, но Пак понимал, что солдаты дорвались до самого лакомого кусочка — белых омежьих тел, шелковистой кожи, сладких уст, о которых они мечтали долгими походами, будучи без омег. Юнги обещал им купальню, чистые одежды и развлечения до рассвета: что еще нужно солдатам в походе? Чимин обхватил себя за плечи и сел на кровать, уставившись в окно.       Луна уже давно вышла на небосвод, небо было ясным-ясным, без единой тучки, а на ночном полотне светились маленькие огоньки. Чимин вспомнил, как они с Чонгуком ездили на обрыв и тоже рассматривали звезды. Ему не нужны все эти шелка дворца и яства на столе — сейчас бы в траву колючую броситься на землю, чтобы ее комья давили в спину, а потом перекинуться на грудь Чонгуку, прижаться к нему всем телом и целоваться под шорох лошади, жующей траву. Пролежать так всю ночь, чтобы ветер трепал не шелк над кроватью, а проходился по голой спине, согреваемой руками любимого человека. Чтобы в волосах застревало сено, а Чонгук вытаскивал оттуда сухие травинки, вставляя вместо них цветы, что срывал рядом. А утром умыться не в купальне, а собрать в руки росу, серебряными каплями рассыпавшуюся по сочным зеленым листьям. Умывшись, пробежаться босиком по траве, пока Чонгук будет кричать, что он наколет ноги и потом не сможет ходить, а потом король подхватит его на руки, зацелует до изнеможения, и отнесет вниз к горной реке, чтобы покупаться самому и побрызгать водой на Чимина. Омега будет сидеть на огромном камне, ёжиться от неприятного холода капель, попадающих на его нижний ханбок, а потом снова окажется в руках Чонгука. Альфа выйдет из воды, наденет сухие вещи, чтобы не намочить супруга, опять возьмет его на руки и положит на траву у обрыва. Они полежат так, пока солнечный диск не высушит все вокруг, чтобы Чимин успел погреться под нежными лучами. Чонгук как и прежде будет его целовать, стянет ханбок и снова по омежьей коже пройдется освежающий ветер, а потом на живот лягут нежные поцелуи горячих губ, опаляющие кожу даже холодным ранним утром. Бесстыдно спускающиеся вниз, поцелуи Чонгука становятся такими желанными, что омега не отказывает, выгибаясь навстречу сам, пока не почувствует горячий рот и юркий язык альфы на своем члене...       Чимин похлопал себя по щекам. Похоже, он сходит с ума, но картины прошлого слишком живо встают в его памяти, словно он видит себя со стороны. В груди начало сдавливать от осознания того, насколько сильно он хочет в Силлу. Ни здесь, ни в Пакче, Чимин не ощущает себя на своем месте. Ему необходимо в Силлу, и Пак готов отправиться туда пешком. Нужно найти Юнги и попросить собрать паланкин и дать охрану. В надежде, что в королевстве все утряслось, он хочет вернуться домой, иначе станет совсем безумным. Омега вскочил с постели и вышел в темный коридор. Ночь стояла такая тихая, что слышно шорох мышей в дворцовых кладовых и треск цикад на улице. Аккуратно прикрыв дверь, чтобы никого в этом крыле не разбудить, Чимин на цыпочках отправился по коридору в покои Юнги.       Стражники, стоявшие у дверей, только скрестили копья и ответили, что короля Мина в покоях нет.       — Ночная охота? — спросил Чимин, уставившись на воинов.       — Об этом нам ничего не известно, — отчеканили солдаты.       Чимин растерянно пожал плечами. Если Юнги отправился на охоту, то он вернется лишь утром, а ждать до утра без полученного одобрения так непросто. Чимин бы уже собирал паланкин в дорогу, если бы король Мин разрешил ему уехать. Ну что же делать?       В совершенно расстроенном состоянии омега отправился на улицу. Огромный крытый балкон, выходящий на главную площадь перед дворцом, пустовал. Чимин любил в Силле гулять по периметру дворца, встречаясь там с чиновниками. За день кого только не увидишь. Везде кипела жизнь и шла кропотливая работа во всех министерствах. Вспомнив, что осталось после разрушения японцами, Пак загрустил. Ему бы только вернуться домой, броситься на шею к Чонгуку, а остальное все они отстроят, все беды переживут, лишь бы рядом, лишь бы вместе.       Ночная прохлада загоняла омегу в покои. Легкий ханбок ничуть не грел, нужно было взять накидку, раз сон не шел. Чимин не подумал об этом сразу, и теперь снова придется пробираться по коридору, чтобы никого не разбудить. Ругая себя за оплошность, он встал на носочки, подобрал одежду и собрался отправиться во дворец, как услышал голос неподалеку. Голос Юнги. Значит, король не на охоте! Он непременно поговорит с Мином, даже несмотря на то, что уже продрог. Чимин прислушался к звукам и направился вперед.       Второй голос Юнги не принадлежал, но Чимин не стал бы подслушивать, если бы не промелькнувшее имя Чонгука. Омега влип в стенку и перестал дышать, чтобы не выдать себя. Разговаривали совсем неподалеку, в полнейшей тишине он слышал каждое слово, только лишь шорох камней под ногами стоявших иногда мешал ему, но то, что нужно омега понял правильно.       — Возьми отряд из двадцати человек, часть переоденьте в форму Пакче, — приказывал Юнги. — После празднования солдаты пьяны, а завтра весь день будут трахать гаремных наложников. О военной форме никто и не вспомнит. Самое главное, чтобы солдаты, напавшие на Чонгука, были со знаками отличия Пакче. С остальных воинов снимите опознавательные знаки Корё. Стрелы уже должны были подменить.       — Слушаюсь, Ваше Величество!       — Отправляйтесь завтра вечером и возьмите лучших лошадей. По данным гонцов, Чонгук уже выехал из Силлы с десятком воинов. Вы превосходите его в два раза, не забывайте про засаду в лесу. При необходимости подавайте знак и вам помогут. Наилучшее место для битвы — лес у горы Тутхасан. Как только они минуют горный перевал — сразу выходите из засады. Никого не щадить. В живых оставить пару раненых, чтобы они смогли добраться в Силлу. Ваша основная цель — король Чон.       — А если там появится подкрепление из Пакче? — раздался голос полковника.       — Не появится, — усмехнулся Юнги. — Хосок готовится к войне с Силлой. Со дня на день я жду с визитом короля Чона на переговоры, он будет просить нейтралитет. Именно поэтому мне нужно устранить Чонгука раньше, чем сюда приедет Хосок. Когда воины вернутся в Кёнбоккун и сообщат о том, что государь Силлы убит собственным братом, им будет не до разбирательств. Я просто подарю Хосоку инициативу, которую он так долго ждал. Пусть проявит себя, как воин, и вернет себе то, что должно принадлежать ему.       — Ваше Величество, я не совсем понимаю…       — Полковник, один китайский мыслитель сказал: «Под свирепым ветром и проливным дождем нужно уметь прочно стоять на ногах. Там, где цветут пышные цветы и красуются ивы, нужно уметь обратить взор вверх. Вступив на гибельный путь, опасную тропу, нужно уметь повернуть назад». Мы сейчас на опасной тропе, но этот путь гибельный, так пусть же по нему идет тот, кто его выбрал. А я пока поверну назад.       — Хех, Вы как всегда мудры, Ваше Величество, — заискивающе ответил командир. — Позвольте выполнять задание?       — Да пребудут с вами небеса, — вздохнул Юнги. — Если все получится так, как я задумал, пора навестить Катаро. Нам будет необходима поддержка хигокэнин.       — Слушаюсь, Ваше Величество!       Голоса становились то ближе, то дальше, но усиливающийся шорох камней дал понять, что разговор окончен и его участники разошлись. Грузные чеканные шаги полковника отдалялись, становясь совсем не слышными. Юнги остался стоять на улице, а Чимин боялся зайти во дворец, чтобы его не заметили. Сняв туфельки, он в носочках проскочил в приоткрытую створку и медленно, пригибаясь от факелов, чтобы не давать в коридоре тень, прошмыгнул в свои покои.       Омега бросился на кровать, но даже расплакаться от услышанного он не мог. Как же так? Как Юнги, принимая Чимина в гостях, замыслил такую подлость против Чонгука? Чимин сел и попытался отдышаться. В кроватке у стены ворочался Джисон, которому снились плохие сны. Малыш кривил лобик во сне, но не плакал. Совсем, как отец, подумал Чимин, укрывая ребенка дрожащими руками. Нужно что-то делать! В голове лихорадочно стучала кровь, долбила в виски, а под пальцами омега ощутил, как пульсируют сосуды. Нет, этого не должно случиться! Чонгук честный воин, но он благородно выехал в Корё за Чимином, собрав лишь ближайшее окружение. А вместо этого Юнги готовит подлое нападение!       Сердце учащенно забилось, троекратно перекачивая кровь. Голова отказывалась соображать, а руки тряслись так сильно, как никогда до этого. Чимин не боялся за свою жизнь так, как за жизнь Чонгука. И даже отправляя его в походы, он не знал всей опасности, но то, что он только что услышал, повергло его в шок. Нужно что-то придумать!       Заламывая руки, Пак начал метаться по комнате. Паника не лучший советчик, но он ума не мог приложить, что делать дальше. Чонгука нужно предупредить, иначе ему грозит верная смерть. В голову лезли картинки одна страшнее другой: Чонгук в битве с солдатами Юнги, Чонгук, лежащий на дороге среди мертвых тел, Чонгук, истекающий кровью от ранения...       — О, небеса, только не это, — прошептал Чимин и больно ударил себя кулаком в висок, чтобы отогнать дурные мысли.       Пока ничего этого не случилось, необходимо взять себя в руки. Он погасил огни, чтобы не привлекать внимания к своим покоям, и прислушался к тишине. По коридору кто-то прошел, остановился у его дверей, постояв с минуту, и отправился дальше. Задержав дыхание, Чимин понял, что это был Юнги. Как только Мин удалился, омега выдохнул и начал соображать, что ему делать теперь. В сознание пришла одна мысль, что стала для Чимина главной. Она отключала все чувства — страх, инстинкт самосохранения, и становилась ведущей, долбясь в висках пульсирующим потоком: он единственный, кто знает о засаде и должен предупредить Чонгука.       До Чимина постепенно начало доходить, что ему здесь не рады. Все доверительные разговоры с Юнги, теплый прием, обильная кухня и роскошные ханбоки и даже заискивающие улыбки собственного отца — это все фарс? Чимин попытался не расплакаться от того, насколько он чувствовал себя брошенным. В минуту осиротел, словно никогда не имел родных людей. Все предали его, даже собственный отец продался Юнги за кров и черноглазую кисэн, что омега видел вчера. Король Мин, как подтвердилось, никогда его не любил — он для Юнги был лишь способом расширить границы земель.       Непрошеная слеза все-таки скатилась с его глаз, и Чимин сел прямо на пол посреди покоев. Как же он оказался глуп, обвиняя в этом Чонгука. Как же он был слеп, не видя, что для Юнги он всего лишь разменная монета. Все былые слова короля Корё, которым он раньше верил, оказались обычной ложью, а омега глупцом, поверившим в красивые рассказы. Чонгук хотя бы был честнее, не скрывая ни своей ненависти, ни любви. Пак старался не плакать, но рыдания сдержать уже не мог. Он стиснул ладонь зубами, чтобы не закричать от осознания того, что открылось ему сейчас. Черное стало белым, а белое — черным. Он остался совершенно один. Поддержки ждать не от кого, а последние надежды на Юнги рухнули. Как же горько разочарование!       Чимин лежал на полу, сотрясаясь в рыданиях. Хотелось бить кулаками об каменный пол и кричать на весь мир, но его никто не услышит. Он просто никому здесь не нужен. Пак вспомнил, как хвастался перед Чонгуком, что в Силлу за ним приедут Тэджон и Юнги. Вспомнил, как угрожал королю, говорил о том, как он значим для отца и будущего супруга. На все это он получал лишь звонкий смех и искорки, пляшущие в глазах Чонгука. О, небеса, он знал, он уже тогда все знал! От бессилия и чувства собственной ничтожности хотелось умереть.       Наплакавшись, когда горло саднило и сдавливало даже желудок, а глаза опухли от слез, Чимин все еще лежал на полу и не мог прийти в себя. Он не помнил, сколько прошло времени, но за окном забрезжило утро. За ночь омега замерз, и от холода дико болела голова. Есть не хотелось, но Пак насильно впихнул в себя несколько крупных отборных виноградин.       Чимин посмотрел на спящего сына, и у него сжалось сердце. Выхода не оставалось. Омега — единственная надежда Чонгука на спасение. Оставлять все на самотек слишком рискованно. Пак решительно снял яркую одежду, оставшуюся с праздничного ужина, и поменял ханбок на темно-синий, оторвав лишнюю расшитую золотом полосу ткани. Такие королевские ханбоки впору только Тэхену, который ростом был повыше, подумал омега, безжалостно перегрызая зубами нитку. Ему это ни к чему. Разорвав ткань, Пак собрал волосы в хвост и подвязал получившейся лентой. Осталось только поговорить с госпожой Со и можно отправляться.       Чимин укрыл Джисона и поцеловал сына в лоб, рассматривая личико наследного принца. Омега предупредит Чонгука о засаде и вернется во дворец, словно ничего не бывало. Скажет, что потерялся в лесу, ходил посмотреть окрестности, да наплетет что угодно — ему Юнги ничего не сделает. Пока Чимин нужен в политических целях, его жизнь чего-то стоит, только жизнь Чонгука для Чимина сейчас дороже всех. В Силле он уже испытал все нечеловеческие пытки от короля, поэтому Юнги его вряд ли удивит, если захочет наказать, а если он вернется с Чонгуком, то омеге вовсе ничего не страшно. Лишь бы все получилось! Чимин сложил ладони вместе и помолился небесам, попросив поддержки у высших сил. Прозрение наступило слишком поздно, но у него еще должен быть шанс все исправить!       Неслышно, чтобы не нарушить покой спящих, Чимин прокрался в конец коридора. Комната Тэхена по соседству с покоями Сунджона и госпожи Со. Пак приоткрыл створку и зашел внутрь. К счастью, его никто не заметил. Сунждон спал в кроватке, а госпожа Со рядом, протянув руку к люльке. Наверное, устала укачивать, так и заснула. Пак осторожно потрогал ее по плечу и приложил палец к губам, чтобы она была потише.       — Мне нужна ваша помощь, госпожа Со. Прошу вас, вы единственный человек, которому я здесь доверяю, — прошептал Чимин, опускаясь на колени перед кроватью придворной дамы. Она спросонья ничего не поняла, но тут же вскочила, подняла Чимина на ноги и прижала к себе.       — Наконец-то, Ваше Высочество! — женщина обняла Чимина, смахивая слезы. — Простите, Ваше Величество! Никак не привыкну к Вашему новому титулу. Вы мне кажетесь все тем же наследным принцем, что бегал в Пакче.       — Спасибо вам за все, госпожа Со, — Пак усадил ее на кровать и взял сухие старческие ладони в свои руки, сжимая похудевшие пальцы. — Я все помню, как вы относились ко мне и королеве Дахи.       — Мне запрещено разговаривать с Вами, — служанка боязливо оглянулась на дверь, ожидая разъяренного Его Величества. — Король Пакче будет не доволен, если увидит Вас здесь.       — Я уже понял, что Тэхен не питает ко мне братской любви, госпожа Со, — пробормотал Чимин. — Вы же все знали, да?       — К сожалению, мой мальчик. Пак Дахи не хотела борьбы за трон, поэтому приказала умертвить второго ребенка. Ты ее первенец, самый любимый сын, но Джан не послушал меня и пожалел Тэхена. Мы долго хранили эту тайну, — госпожа Со прикоснулась к лицу Чимина и начала беспорядочно гладить его по волосам, по щекам, словно пытаясь восполнить разлуку за долгое время. От накатывающих слез и кома в горле ей было тяжело говорить, но женщина ловила секунды, чтобы вновь побыть рядом с Чимином. Во многом она стала для него вторым близким человеком после родителей, и Пак притянул ее к себе, растрогавшись.       — Не будем о плохом, — омега погладил ее по спине, успокаивая, как мог. — Сейчас уже прошлое не изменить, но мне нужна ваша помощь, пожалуйста.       Пак молил, но в ответном взгляде видел, что госпожа Со пойдет против господина, но поможет Чимину. Бесстрашная старушка пережила столько дворцовых заговоров, что гнев юнца ей нипочем.       — Просите, Ваше Величество! — с готовностью сказала она.       Шепотом, чтобы никто не услышал их разговора, Чимин попросил ее присмотреть за Джисоном.       — Я не могу отправиться в лес с ребенком, — пояснил Пак, — но и оставить его больше не с кем. Корми его только тем, что пробовала сама. Если в чем-то не уверена — дай только воды и булочку. Если будет капризничать, отдай эти норигэ — он любит ими играть.       Чимин спешно отвязал украшение от пояса и отдал его служанке.       — Хорошо, я сделаю все, как вы скажете, — пообещала она.       — Если меня кто-то хватится, скажи, что я вышел через западные ворота. Король Мин не должен ничего заподозрить. Попробую подкупить охранников, чтобы они подтвердили это. Здесь должен быть потайной ход, но я ничего в Корё не знаю, — Чимин тараторил быстро, потому что времени оставалось все меньше и меньше. — Мне нужно добраться к горе Тутхасан, я знаю где это.       Солнце уже вставало над горизонтом, озаряя двор лучами, пробивающимися сквозь молочный туман. Считанные часы до смены караула требовали решительных действий. Пока охранники устали, они только и рады получить плату за услугу и оставить свой пост, чтобы потратить деньги на рисовое вино, а вот с новым караулом явно будет сложнее. Пак похлопал себя по ханбоку, вспомнив, что у него с собой нет монет. К счастью, в ухе болталась вторая сережка — ее он и отдаст.       Госпожа Со пожелала Чимину доброго пути и скорейшего возвращения. Зачем он уходит в лес и почему так спешно — не ее дело. От этого знания ей ничуть будет не легче, ее дело только выполнять просьбу Ее Величества. Проверив Сунджона, она зашла в комнату к Чимину. Джисон еще спал, поэтому женщина вернулась в свои покои, прислушиваясь к шорохам. До утра придворная дама так и не заснула, ожидая, пока проснутся наследные принцы.       Побег из Корё удался. Охранники, прислонившиеся к копьям, едва держались на ногах. Праздник по случаю прибытия Его Величества короля Пакче не прошел бесследно, и даже стражники у ворот успели перехватить чашу рисового вина. Их разморило к утру от спиртного и бессонной ночи, поэтому ноги отваливались, а тело отяжелело. Хотелось выспаться и обещанных кисэн, которых уже опробовала предыдущая смена караула. В ожидании этого они торопливо переминались с ноги на ногу. Достав из уха массивное украшение из чистого золота, омега потряс им перед лицом стражников. Лучи восходящего солнца плясали на причудливых гранях, выполненных лучшими ювелирными мастерами Силлы. Едва закрыв рты от удивления и сглотнув слюну, стражники тут же посчитали, сколько можно вина купить на это украшение. Положив сережку во внутренний карман военного ханбока, солдаты пообещали сделать все, как просил омега.       Чимин тут же хотел спросить о запасном ходе на восточную сторону, как издалека увидел девушку, бродившую у стены. Она то ли пряталась, то ли кралась на свидание, но была очень осторожной и посматривала позади себя, боясь слежки. Омега уставился на ее тонкий стан, разноцветное платье и не мог оторвать глаз. Красота девушки броская, вызывающая, но, несомненно, притягательная. Она отличалась от всех других и была диковинкой в гареме короля Мина, разбавив своей миловидностью пресных наложниц из Империи Цинь и японок, коих у Юнги имелось вдосталь. Девушка обернулась, посмотрела на Чимина и, встретившись с ним взглядом, поманила пальцем.       Пак зачарованно смотрел на нее. Какая неслыханная грубость в обращении к королевской особе! За такое Чонгук мог снести голову в одну секунду, но сейчас Чимину не время строить из себя короля. Распрощавшись со стражниками, он подобрал ханбок и пошел прямо через кустарники к наложнице.       — Меня зовут Сари, — представилась девушка.       — Откуда ты? — спросил Чимин, рассматривая ее ближе.       — Меня подарили в гарем господина Мина, — пояснила она. — Я из Индии.       Чимин удивлен. Юнги отобрал красивых девушек и явно Сари его фаворитка. В воздухе между ними повисло напряжение, а от Сари веяло ревностью. В Чимине внутренний омега подобрался и встал на защиту, почувствовав конфликт.       — Я слышала ваш разговор с королем в саду, — пояснила девушка. — Я могу вам помочь.       — Откуда ты знаешь, что мне нужно? — искоса посмотрел Чимин. — И почему я должен тебе доверять?       — Я не желаю Вам зла, — Сари изъяснялась на корейском плохо, но основное омега понял. — Вы не любите господина Мина.       — А ты любишь? — Чимин осмотрел ее с ног до головы. То, что она спит одновременно с его отцом и Юнги — участь многих наложниц. Не все из них находят счастье, но Чимин чувствует, что Мину девушка не интересна. Она молчала, а Пак не хотел разрушать ее мечты. Юнги не любит никого, кроме власти, поэтому и Сари не стать его избранницей.       — Я помогу вам бежать, — пробормотала девушка. — Вы же этого хотите? Я видела вас у ворот, вы хотели уйти.       Чимин прикусил губу, разглядывая ее. Надежда на то, что она никому не расскажет о побеге, крепнет в нем с каждой секундой. Если Сари покажет нужное место, а охранники солгут так, как ему надо, то все сложится наилучшим образом.       — Потайной ход, — прошептал Чимин, получив в ответ кивок. Сари потащила его за руку вглубь сада, после чего они еще долго брели через кустарники, пока не нашли неприметное строение.       — Границы Корё на востоке, — показала девушка рукой. — Там есть тайный ход.       Чимин недоверчиво посмотрел на покосившийся домик и отпустил ее руку. Больше похоже на зернохранилище. Она помахала ему в ответ и убежала, сверкая разноцветным пятном и удаляясь все дальше и дальше. За спиной осталось Корё, а вперед гнетущая неизвестность. Чимин открыл дверь и спустился в сырой подвал. В самом начале горел факел, освещая ступеньки вниз. Его явно кто-то зажигал каждое утро. Пак снял огонь со стены и посветил вперед. Темно и мокро, но не страшно. Страшно было слышать слова Юнги, а сейчас Чимин старался блокировать все эмоции в голове. Даже если он совершает глупость, он должен довести дело до конца. Жизнь Чонгука зависит от него, а запаса времени у него не много. Воины на лошадях выступают вечером, Чимин же должен преодолеть такой же путь за день.       Он настойчиво пробирался, пачкая туфельки об грязную сырую землю. Она налипала кусками, делая ноги совсем неподъемными, но Пак упорно брел вперед, не обращая внимания на усталость, пока не поскользнулся, оступившись на скользкой земле. Руки испачкались грязью, ханбок в районе коленей тоже. Знала бы его маменька, что он сейчас делает, она бы точно разжаловала его и отдала титул Тэхену. Чимин криво усмехнулся, не позволяя себе раскиснуть. Расплакаться от безысходности хотелось больше всего, но он не мог этого позволить. Спустя полчаса ходьбы Чимин увидел свет, брезживший вдали. Ступеньки вверх вели к двери, открыв которую омега оказался в бескрайней степи. Вытерев грязь и приведя себя в порядок, Пак осмотрелся вокруг. К счастью, туман впереди и видневшиеся горные хребты говорили о том, что Тутхасан близко. Сориентировавшись, Чимин вышел на тропинку и поспешил вперед. Мучительно вспоминая карты, которые он изучал в Силле, омега выбрал дорогу, ведущую в лес, и нырнул в прохладную полутьму, скрываясь за широкими листьями деревьев. В степи светило солнце, а лес же поглотил его своей темнотой и таинством. Почему-то леса Чимин не боялся. Он чувствовал себя в опасности как-раз на открытой местности, но за время пребывания в Силле заросли и деревья стали для него родными. Чимин вспомнил, как Чонгук учил отличать его стороны света, угадывать направление ветра, идти за проложенной дорогой и даже определять по следам, как давно шли люди по этой дороге. В животе заурчало, и Пак струсил в ладошку несколько красных ягод. Альфа говорил, что такие есть можно, они придают сил и не хочется пить. Утренняя роса уже сошла, поэтому ноги оставались сухими. Вставшее за горизонтом солнце напоминало о том, что в Корё его, наверное, уже хватились. Чимин прислонился к дереву, чтобы отдохнуть и перевести дух. Горы становились все ближе, но перевала еще не видно. Вслушавшись в тишину, Пак старался отделить шум листвы и пение птиц, выискивая нужный звук.       Вода, срывающаяся с высоких гор, всегда слышится по-особенному. Чимин настораживается, чтобы узнать накатывающий рокот, звук которого достигает своего апогея, шумит так, что от страха замирает сердце, но когда мощный поток становится сильнее всего, его шум тут же обрывается, растворяясь так, словно и не было. Чимин потягивает носом и слышит запах воды. Он тоже особенный, а горная река пахнет чистотой. Болота и ручейки отдают травой, а вода с гор имеет незабываемый аромат. Унюхав его, омега убедился, что идет правильно. Он поспешил, ускоряя шаг, но и останавливался на отдых, чтобы не выбиться из сил совсем. Солнце уже не в зените, поэтому скоро начнет темнеть. В лесу его и так мало, а выйдя на небольшую поляну Чимин плюхнулся на попу прямо посередине лужайки, чтобы отдохнуть. Ноги гудели и жгли. Грязь, набившаяся в туфли, мешала, и только остановившись, омега понял, что растер кожу. Он сбросил туфли и снял носочки, рассматривая окровавленные раны на щиколотках. Волдыри еще не везде появились, а там, где лопнули, превратились в кровавое месиво. От контакта с воздухом тут же защипало. — Айщ, — прошипел Чимин, со злости откинув туфельки. Он попытался смять задники, но те упорно не поддавались. К счастью, пригодилась лента. Омега снял ее с головы и перемотал ноги, чтобы держались носочки. Продолжать путь в туфлях невозможно. Чимин спустился на дорогу и снова потопал по тропинке. Твердая поверхность отдавала болью, но омега терпел. Зная, что ткань скоро сотрется до дыр, Пак снова разорвал ханбок, обматывая ноги тряпками. Ему нужно добрать в предгорье и ждать там Чонгука. Дальше он просто не сможет идти. Вечер выдался холодным, но деревья защищали от ветра. На самом деле, Чимину становилось страшно. Опустившаяся темнота была такой пугающей, что он бросался в сторону от любого шороха и надломленной под ногами ветки. Ему казалось, что в кустах кто-то есть, и Пак молил, чтобы это был зверь, а не человек. Людей он стал бояться больше всего. Сжавшись от холода, омега упорно топал, пока горы не появились совсем близко. Или это расстройство зрения, или сон, но до них можно рукой подать. Чимин крепко зажмурился и открыл глаза. Впереди него была все та же тропинка. Нет, он не сходит с ума, он просто устал. Это нервное напряжение и усталость. Ему бы отдохнуть, но времени нет. Не сбавляя шаг, он увидел впереди огни. Неужели это Чонгук, и его мытарства окончились? Чимин прищурился, вглядываясь вперед. По лесу ехал отряд из нескольких человек, которые освещали дорогу факелами. Не больше десятка воинов, они держались вместе и о чем-то переговаривались. Пак не слышал ничего, но он узнал силуэт мужа. Чонгук ехал впереди, его широкие плечи были укрыты плащом, волосы собраны в хвост, а на голове поблескивала повязка с золотой вышивкой дракона. Сердце Чимина заколотилось. Он предчувствовал, он знал, он не ошибся! Кусты рядом снова зашевелились. Если это страх, вселившийся в Чимина, то скоро все пройдет — до альфы рукой подать и Пак хочет крикнуть ему, но из горла вырывается только непонятный хрип. Лучники, появившиеся в лесу, передвигались бесшумно и спрятались за мощными стволами. Воины все в форме Пакче, с нашивками журавлей и нефритовыми вставками на поясе. Пак с ужасом наблюдал, как люди рассыпаются по лесу. Их становится все больше, и кто будет атаковать, а кто сидеть в засаде — не понятно. — Чонгук! — наконец у него получается слабый крик, и омега удивлен своему голосу. — Чонгук! Воины остановились. Видимо, их привлек шум в кустах, а крик Чимина так и потонул в шелесте листьев. Омега собрал последние силы, которые взялись у него непонятно откуда. Казалось, сейчас горы перевернул бы или реку пустил вспять! Чимин разбежался, преодолевая кочки, наступал на глыбы и камни, совершенно не чувствуя боли, а то, что ощущалось, злило еще больше. Он не зря проделал весь этот путь, он должен предупредить Чонгука. Лучники за деревьями замерли, натянув тетиву и направив стрелы в сторону воинов Силлы. От страха Чимину показалось, что деревья расступились перед ним, он во всем лесу видит только одних убийц. — Чонгук! — омега заорал, что было сил. Перед глазами мелькали кустарники, через которые он пробирался, чтобы срезать путь. Пак порвал остатки ханбока, поцарапал об острые колючки и до того израненные ноги, но выбежал на дорогу, крича альфе. Он подумал, что это иллюзия, и никакого Чонгука нет. Омега остановился посередине, как вкопанный, и уставился вперед. Человек на лошади потянул удила, и животное замедлило ход. В темноте фигура казалась еще более зловещей из всех присутствующих, но такой родной до невозможности. В свете Луны снова блеснула вышивка на повязке, и наездник снял капюшон, разворачиваясь в сторону звука. Чимин упал на колени от бессилия, как только их взгляды встретились. — Лучники! — прокричал Чимин, стоя на земле и раскачиваясь, будто безумный.       Неужели он опоздал? Свист первой стрелы пролетел над его ухом, как только Чонгук спрыгнул с лошади. К счастью, она пролетела мимо, а воины мгновенно окружили короля, защищая Его Величество, и скрывая Чонгука от омеги. Ему жизненно важно видеть, что альфа жив, но Пак прикрыл глаза от страха, потому что солдаты Корё стреляли прицельно, убивая воинов одного за другим. Чонгук что-то рявкнул воинам и побежал к Чимину. Между ними оставалась пара метров, и Чимин уже не мог ждать. Желание быть с альфой ощущалось превыше всего и плевать, что он встанет и пойдет к нему под градом стрел. Из последних сил он встал и выбежал на тропинку. Боковым зрением Пак увидел, как в сторону Чонгука наставили лук и оттянули тетиву. — Волчонок! — крик Чонгука слышался совсем близко. Чимин бросился ему навстречу, чтобы оттолкнуть короля, но было поздно. Лучник уже выпустил стрелу, вонзившуюся Чимину в сердце. Почувствовав жжение в груди, омега упал на руки Чонгука. Темнота вокруг стала всепоглощающей, земля уходила из-под ног, а крик мужа так и раздавался в ушах. — Волчонок!!! — Уходим! — шепнул один из лучников, задачей которого было устранить короля Силлы.       — Ты убил Его Величество Пак Чимина… — ошарашенно проговорил стоящий рядом. — Что же теперь будет? Государь Мин ведь дал задачу убить короля Чона…       — Бежим быстрее, — затараторил второй.       Звуки летящих стрел в момент прекратились. Кусты зашевелились, укрывая в своей гуще отступающих солдат. Воины Силлы, оставшиеся в живых, подбежали к государю на помощь. Чимин лежал на руках короля, зажимавшего стрелу у груди, а сквозь пальцы альфы обильно текла кровь, обагряя его руки и капая струйкой на землю. — Чонгук… — тело Чимина мгновенно холодело в руках Чонгука, и у того впервые затряслись руки. Всегда уверенный в себе хладнокровный король был растерян, словно ребенок, оглядываясь на стоящих воинов. — Забери Джисона… — омега издавал хрипы, проговаривая последние слова через силу. — Забери его… Тэхен тоже в Корё… Они ждут Хосока… Они… Последние слова Чимин сказать не успел.       — Нет, Чимин! Ты не можешь умереть, волчонок! — крик Чонгука разрезал ночную тишину и был больше похож на рев дикого раненого зверя, нежели на человеческий голос. — Не оставляй меня! Чимин!!!