Illecebra. Соблазн

      Через несколько часов после похорон сына Чонгук заперся в собственных покоях и приказал евнуху его не беспокоить. Король Силлы не знал, когда сможет принимать чиновников и решать государственные дела. Все его мысли занимала исключительно месть. Она прочно обосновалась в каждом потаенном уголке, долбила альфе в виски, сжимала голову по окружности. Идея расплаты завладела им целиком и полностью, кормя государя навязчивыми мыслями одна страшнее другой.       Нападение в лесу и смерть сына были явными попытками сместить его с трона. Государь Силлы не сомневался, что между этими событиями есть связь. Разбираться с Юнги в Корё он не хотел, дабы не порочить светлую память о сыне. Сначала предстояло провести обряд и предать тело наследного принца земле, а месть подать в холодном виде на трезвую голову. Чонгук не станет решать, кто и в какой мере замешан в этих гнусностях — он сотрет с лица земли Корё, а в Пакче заменит администрацию. Справляться с гневом в последние дни государю становилось все труднее. В консультациях советников он не нуждался, а Ким Намджун боялся потревожить короля до особого случая.       Особый случай представился через семь рассветов, когда государь, измученный и истощенный собственными мыслями, отправился проведать бессознательного Чимина. Состояние Его Величества оставалось стабильным и даже немного улучшилось. Линю с трудом, но удалось справиться с последствиями гнилокровия и оставалось только ждать благословения небес, чтобы король очнулся.       Как назло, лекаря в тот момент в покоях не было. Чонгук вошел тихо и осторожно присел на краешек кровати, чтобы не навредить омеге. Пак лежал недвижимо уже столько дней, что альфа потерял им счет. Рассветы и закаты перемешались в какой-то непонятной последовательности и замерли, а все оказалось не так, как задумано высшими силами. Жизнь могла быть совершенно иной. Он не должен хоронить сына, а Чимин — отправляться на небеса за альфу. Ощущение неправильности происходящего добивало его тем, что король ничего уже не мог изменить. И если прошлое ему не подвластно, то будущее в его руках. У него нет права на ошибку. От его решений зависит их дальнейшая жизнь с Чимином и судьба всей Силлы, каждого ее жителя, будь он профессиональным воином при дворе короля или землепашцем в самой отдаленной провинции. Правитель нес ответственность за каждого.       — Прости, я не приходил к тебе все эти дни, — Чонгук дотронулся до бледной холодной ладони супруга и слегка сжал своей горячей рукой. Контраст температур пугал, и альфе казалось, что изменений к лучшему нет, хотя Линь упорно стоял на своем. — Мы похоронили сына, волчонок. Джисон ушел на небеса, но ты не можешь меня оставить, Чимин. Чем я так прогневил высшие силы, что они позарились на мое?       Король склонился над супругом и согрел его руку горячим дыханием. Линь, вернувшийся с лекарством, решил не тревожить Чонгука и дать ему побыть вместе с омегой. Неслышно сомкнув створки покоев, китаец прислонился к стене и с надеждой поднял глаза к небу. В последние дни столько всего произошло, что Чимин отчаянно нуждался в поддержке истинного. Это в разы лучше лекарств, которыми пичкал больного лекарь, и ни один отвар не сравнится с минутами, проведенными с альфой. Линь приложил палец к губам, когда увидел спешащего к нему Джина, чтобы помочь доктору менять повязки Его Величеству.       — Мы сделаем процедуру чуть позже, — прошептал врач, оглядываясь на двери покоев. — Его Величество сейчас с государем. Ничего страшного, этот отвар можно использовать и остывшим.       — Сколько еще так будет продолжаться? — Джин сложил ладони и посмотрел в потолок, взывая к милости высших сил. Омега так сильно переживал за Чимина, что от нервов похудел еще сильнее, а от недосыпа у них с Линем появились круги под глазами.       — Я не знаю, что лучше, Джин, — вздохнул доктор. — Сейчас Его Величество хотя бы не знает всей правды, но потом, когда он очнется…       — Конечно, ты прав, но ведь это не может продолжаться вечно, — чуть ли не плача, ответил Ким. — Наш король Пак сильный, он все вынесет. Я уверен, что они смогут пережить эту утрату вместе. Иначе Его Величество Чонгук натворит непоправимое. Знаешь, за него я переживаю больше.       — Военный министр говорил мне, что скоро будет война… — философски сказал лекарь, важно задрав нос.       — Линь, это же очевидно! — Ким кинул взгляд на доктора, который знал и понимал едва не больше генеральского супруга. — Нападение на Кёнбоккун — это лишь способ выманить короля Пака из дворца и заставить его бежать отсюда. Последние события в Силле — это кем-то тщательно спланированная цепочка злодеяний. Сейчас против Его Величества обе соседние страны — и Корё, и Пакче. Я боюсь даже думать о битве, которая предстоит. И о судьбе того, кто стоит за всем этим.       В последнем предложении Сокджин перешел на шепот, боясь, что его слова будут услышаны и навлекут гнев небес. Линь, глядя на слегка трясущегося омегу, только легонько улыбнулся.       — Неужели ты думаешь, что решение короля Чона изменится? Джин, он не остановится ни перед кем, если речь пойдет о его омеге и его ребенке. Король Чон стоял на трех китах — это Чимин, Джисон и Силла. Даже забрав одну опору, его не пошатнуть. Он выстоит, я убежден в этом. И ты должен быть уверен в том, что государь победит.       — Линь, я знаю, но мне так страшно отправлять министра Кима на войну. Каждый раз я думаю, что мы больше не увидимся. Это просто невыносимо, — Джин заломил от отчаяния руки, а лекарь снова скептично обвел его взглядом.       — Я часто бывал в походах с государями, Джин. И пусть я не на поле боя, но моя война с небесами не менее тяжела. Отнимать у них воинов, которые должны испустить дух и отправиться в иной мир, очень трудно. Иногда кажется, что на мне лежит проклятье — небеса словно мстят мне за всех, кого я вырвал из лап смерти. Будучи в королевском войске, я знаю, что альфы сражаются смело и отважно. У них отличная выправка и многолетний опыт. Ты можешь быть уверен в том, что генерал Ким вернется живым и невредимым.       — Ах, друг мой, ты умеешь успокоить, — вздохнул Сокджин и улыбнулся лекарю, одарив того лучезарной улыбкой. — Я молю, чтобы небеса не гневались на тебя. Линь, ты тоже найдешь свое счастье и альфу, который полюбит тебя.       — Не стоит, — доктор отвернулся, потому что смотреть на Джина было неловко. Долгие годы соперничества за военного министра Кима не принесли лекарю ни малейшего успеха, но вечно беспокоящийся за всех генеральский супруг все еще оставался предметом раздражения и появляющейся злости. Линь почти научился подавлять свою ревность и, признав поражение, даже построил с омегой дружеские, искренние отношения, хотя мимолетные вспышки гнева все же напоминали лекарю о том, что для Намджуна он всегда останется только дворцовым доктором и не более. — Я стойко приму судьбу, уготованную мне.       Линь кисло улыбнулся давно заготовленной улыбкой и прислонился к стене коридора. Сокджин понимающе покачал головой, оценивая благородство придворного врача, как тут же оба омеги дернулись от нечеловеческого крика, раздавшегося из-за дверей королевских покоев.       — О, небеса, — Джин закрыл лицо руками и заплакал, а Линь сцепил зубы, не зная, как поступить.       — Его Королевское Величество пришел в себя, — растерянно пробормотал озадаченный доктор и так очевидные вещи. — Думаю, что мы должны быть неподалеку, но сейчас только они смогут разделить горе вдвоем.       — Как же я боялся этого дня, — Сокджин тихо плакал, прислушиваясь к рыданиям из соседней комнаты. Чимин выл, как раненый зверь, а Чонгук что-то проговаривал ему, но слов не разобрать.       — Это должно было случиться, — удрученно произнес доктор, поднимая взгляд вверх. — Пусть небеса дадут Его Величеству благоразумия и ниспошлют успокоения. Потеря сына чуть не доконала нашего государя, но Его Величество Чимин со всем справится.       — Да будут твои слова услышаны небесами, — прошептал Джин.       Омеги подошли к покоям и прислонились к каменной стене дворцового коридора. Но холодил их спины не ледяной бездушный мрамор, а голос Чимина, пробирающий до самого нутра. Пак не унимался в своем плаче, и придворные только переглядывались между собой, не решаясь войти, но послушно ждали у двери распоряжений короля.

***

      Тэхен прохаживался по дальнему двору, утирая пот со лба. Еще несколько десятков кузниц, введенных в действие, создавали жар похлеще солнца в зените. Печи дымились, повсюду стоял запах горячего металла, сравнимый для омеги с самыми ароматными благовониями, что супруг заказывал для него у торговцев с Востока. Заглянув в одно из помещений, Тэхен нашел там Хосока. Он уже скинул ханбок и, оставшись в одних паджи, наблюдал за работой мастера, время от времени пробуя изделие. Король все утро провел здесь, в кузне, где творил чудеса самый искусный ремесленник, приглашенный из Японии. Новый вид оружия с обоюдоострым лезвием и слегка изогнутым клинком в Пакче использовали и ранее. Теперь же Хосок изменил рукоять и сделал меч более легким в бою. Рука воина не уставала сражаться с противником, а оружие становилось маневренным и удобным. В многочасовых тренировках король лично испытал меч и теперь довольно вытирал капли пота над бровями, осматривая первые удачные образцы.       На острие меча сверкнул отблеск огня, и Чон улыбнулся. Языки пламени напоминали кровь врагов, стекающую по клинку до самой рукояти. Ноздри альфы уже расширились, он интуитивно ощущал специфический запах человеческой плоти, а перед глазами предстало поле, усыпанное телами противников. Ради того, чтобы Тэхен стал полноправным королем, а его сын получил законное наследство, он готов развязать битву. Благо, что подготовка шла успешно. Хосок клацнул языком, показывая мастеру, что меч идеален. Японец почтенно поклонился королю, но при виде вошедшего омеги поспешил удалиться из кузни.       Тэ неслышно подкрался сзади и провел рукой по скользкой от соленой влаги спине. Мышцы альфы тут же отозвались на прикосновение, и Хосок дернулся, ловко развернувшись и притянув супруга к себе.       — Как идут дела, Ваше Величество? — совершенно не обращая внимания на липкую от пота кожу, спросил омега. Тэ с интересом осматривал кузню, хотя и бывал здесь по десятку раз в день. Но таинство, происходившее в печи, неизменно притягивало его внимание, как тогда, так и сейчас.       — Тэхени, мы получили отличные результаты, смотри, — Хосок похвастался оружием и дал подержать супругу меч. Слабая омежья рука вмиг опустилась под весом металла, и Тэ удивился, каким тяжелым был меч, если даже облегченный вариант он не мог удержать.       — Это не для твоих изящных ручек, милый, — улыбнулся Хосок, глядя на Кима. — Твое дело — носить колечки и браслетики, и не поднимать ничего, тяжелее кубка рисового вина на праздновании в Пакче. Кстати, ты послал письмо Чонгуку со словами скорби и поддержки для моего брата? Потерять мужа и сына — такая трагедия.       В голосе Хосока слышалась легкая наигранность, что Тэхену невероятно импонировало. Зерна, которые кисэн сажал в душу короля Пакче, прорастали быстро, и уже сейчас Тэ был уверен — внутри альфы колосятся поля ненависти к брату.       — Конечно, любимый, — улыбнулся Тэхен, вспомнив, как огонь жадно облизывал письмо Хосока, написанное в Силлу.       Согласно деловому этикету король не мог не отреагировать на случившееся в соседней стране, поэтому чиновник из ведомства составил соответствующее письмо и передал его в канцелярию для отправки гонцом. Благодаря сноровке Тэхена, схватывающего на лету все текущие дела в Пакче, письмо никуда не отправилось, а сам гонец за пару слитков серебра благополучно отрапортовал, что в Силлу прибыл через три дня и документ доставил.       Однако, мнимая поездка принесла для Тэхена дурную весть — гонец поведал, что Чимин не погиб и его лечат, а уж в силе и мастерстве Линя Ким не сомневался. Тот за Его Величество сам на небеса пойдет, нежели позволит умереть Паку. Новость о сопернике Тэ принял стоически, хотя и не ожидал, что воины короля Мина будут настолько непрофессиональными. «Нужно было посылать солдат Пакче”, подумал Тэхен, но инициатива Юнги была только на руку. С Мином они разберутся позже, а пока… Пока есть возможность привести очередной аргумент в пользу войны, и ее Тэ никогда не терял.       — Чимин жив, — пробормотал омега, еще крепче обнимая мужа за шею. — Хосоки, медлить нельзя.       Чон отстранил омегу и удивленно поднял бровь.       — Это точно? — неверяще спросил он. — Ранения, о которых ты мне рассказывал, смертельны.       — О том, что произошло в лесу, я знаю со слов людей из Корё, не больше, — ответил Тэхен, скрывая улыбку. — Ты же понимаешь, что положение осложняется. Сейчас ты можешь легко стать королем, а при отсутствии наследника у Чонгука и Чимина коронация Сунджона становится вопросом времени. Изменить законы и сделать старшего наследника-омегу полноправным государем в твоих руках. Сейчас ты имеешь двойные козыри: Сунджон остается единственным и старшим принцем династии Чон, в котором течет королевская кровь. Пока у Чимина не родится ребенок, ты должен использовать возможность вернуть власть в свои руки и принять те законы, которые необходимы в интересах династии. Если в Силле снова появится альфа, то даже старшинство Сунджона не сделает его преемником власти — младший все равно заберет трон, потому что так захочет Чонгук! Он плевал на то, что законный наследник — ты! Небеса нам дают такой шанс, который мы должны использовать немедленно, иначе Сунджон так и останется правителем окраинных земель, временным королем, изгнанником. Каждое утро он будет просыпаться с мыслью о том, что этот день в его правлении может стать последним. Ты же знаешь, что соседи кровожадны, и только единая страна, в которую ты объединишь земли Силлы, Пакче и Корё сможет стать безопасной землей для будущего правителя.       Тэхен картинно всхлипнул на плече у мужа и достал шелковый платочек, чтобы утереть слезы. Раскрасневшийся от жара печей, он мог и не плакать, чтобы произвести на Хосока жалостное впечатление. Альфа не любил, когда его Тэ-Тэ грустил, поэтому тут же смахнул хрустальную каплю губами, как только она скатилась с изумрудных глаз любимого супруга.       — Не плачь, дорогой, — Чон поцеловал омегу в лоб и притянул к себе. — Мы начнем наступление в ближайшие недели. Мне удалось сформировать армию и заключить договор с наемниками с горы Чокольсан. К нам присоединится их лучший отряд. Это почти тысяча человек! Эти ребята не так сильны, как хвараны в Силле, но они умеют воевать в сложных условиях и не побегут с поля боя. Я разрешил им забрать столько ценностей, сколько они могут увезти на лошади, но большинство из них попросили кисэн. Чего-чего, а уж омег в Силле всегда было предостаточно!       Хосок засмеялся, а Тэхен слегка надул губы, чтобы демонстративно обидеться и получить в извинение королевский поцелуй.       — Мне никто не нужен, кроме тебя, — шепнул ему на ухо король, уловив реакцию супруга. — Отправляйся в наши покои и приготовь мне купальню. Я очень устал, но не настолько, чтобы не насладиться любимым блюдом на ужин.       Государь Пакче провел ладонью от лопаток вниз, собственнически прижимая Кима к себе. Тот прислонился к альфе еще сильнее, выгибая по-кошачьи изящную спинку в поисках ласки. Тэхену в бедро уперся стояк альфы, но и без этого кисэн знал, до чего король жаден ночами.       — Я буду ждать Вас в покоях, Ваше Величество, — покорно ответил Тэхен и, довольный сегодняшним разговором, грациозно вышел из кузни, покачивая соблазнительными бедрами. Хосок сглотнул выделившуюся слюну, только представив сегодняшнюю жаркую ночь, и остался заканчивать дела с мастером.       Все шло в точности, как и задумывал Тэхен. Альфа полностью уверился в необходимости наступления на Силлу, а кисэн с удовлетворением наблюдал каждодневные приготовления, приближающие день его мечты. День, когда он взойдет на трон родной страны, как законный правитель этих земель. Теперь, зная тайну своего происхождения, омега не сомневался, что именно он должен стать королем. Быть в Силле кисэн или вернуться туда государем — огромная разница.

***

      Двадцать рассветов после страшной новости о смерти Джисона Чимин не мог прийти в себя. Его Величество был рядом с мужем с восходом солнца и до поздней ночи, лишь изредка прерываясь на неотложные государственные дела. Джин и Линь бессменно дежурили у постели больного, обрабатывали уже затянувшуюся рану и поили лекарствами для улучшения настроения. Намджун решал военные дела в министерстве, насильно вытаскивая короля Чона на прогулки в лес, чтобы развеяться и не сойти с ума. Жизнь, которая в Силле была налажена, как часы, протекала размеренно даже без вмешательства государя, поэтому Чонгук мог все внимание отдавать омеге.       Первые дни Чимин отчаянно не верил в случившееся. Он обвинял Чонгука во лжи, набрасывался на него с кулаками, пытаясь поцарапать лицо, и просил показать тело умершего сына. Отвести супруга к склепу Чонгук боялся, но однажды сдался и получил истерику омеги на могиле Джисона до потери сознания. Дни в королевских покоях Кёнбоккун отныне стали похожими один на другой: утро, начинавшееся с плача, заканчивалось вечером с охрипшим от крика голосом и нервным срывом. Чимин рыдал до болезненных спазмов в горле, его неоднократно находили на холодном полу, лежащим в полуобморочном состоянии, после чего Линь решил дать Его Величеству легкую дозу опиума. В противном случае доктор примет отраву сам, ибо горе омеги разрывало его сердце, а беспомощность и несправедливость убивали еще больше. Никто не должен хоронить своих детей!       Через семь рассветов Чимин обвинял во всем, что случилось, себя. Отрицать смерть сына становилось все сложнее, а от окружающих Пак начал замечать сочувственные взгляды. Так смотрят на блаженных. Ярость, охватившая омегу, привела к единственному неутешительному выводу: он один виноват в случившемся. Только он стал виновником смерти наследного принца, и теперь ему нет прощения. Ни госпожа Со, которая неосмотрительно взяла малыша с собой в хранилище, ни солдаты Пакче, напившиеся вдрызг и поджегшие хлопок, теперь не были главными фигурами в смерти наследного принца. Только он, только Чимин виноват во всем!       Линь и Джин, подозревающие горькую правду, искоса поглядывали на королевского омегу, готового рвать на себе волосы от бессилия. Чимин подолгу запирался один в комнате и не желал никого видеть. Себя хотелось умертвить, порезать на кусочки, утопить, но Пак не нашел той смерти, которая бы по силе страданий сравнилась со смертью сына. Все, что он сделает, не искупит его вины, поэтому жить с этим чувством и сжирать себя ежедневно — лучшее истязание, которым он судил себя самого.       Чимин уже не рыдал. Он сидел в покоях и отказывался от еды и воды, а когда Линь решительно заявил Чонгуку, что время «побыть одному» превышает все разумные пределы, альфе пришлось выбить дверь ногами, чтобы насильно напоить Чимина и втолкнуть ему хоть немного рисовой каши с сухофруктами. Пак плотно смыкал губы, вертел головой, кусался и выбивал чашу воды из рук альфы, чтобы наказать себя голодом и отправиться на небеса к Джисону как можно скорее. Его Величество упорно удерживал брыкающегося омегу и проталкивал рис в рот по крошечным порциям, пачкая Чимина едой. Впрочем, после такого кормления омегу тошнило, но Чонгук не отступал и снова повторял начатое. Линь дрожащими руками разминал зернышки, чтобы хоть несколько рисинок попало в желудок, а Джин умывался слезами и просил небеса вразумить омегу. Смотреть на это было выше его сил.       Благодаря хорошему врачебному уходу и присутствию рядом альфы Чимин начал понемногу справляться с болью. Джин и доктор были правы, когда сказали, что Пак восстановится, как птица из пепла. Сцепив зубы, он нашел в себе силы снова встречать рассветы. Чимин сильно похудел, его кожа стала бледнее, а ноги и руки напоминали плети. В глазах погас прежний задорный огонек, исчезли веснушки, которые так любил целовать Чонгук. Несмотря на ужасную слабость и недомогание, омега каждое утро отправлялся к семейному склепу, где мог просиживать по полдня просто уставившись на могильную плиту. Он гладил костлявыми руками мрамор с высеченным на нем именем сына, проводя сотни раз по чамо пальцами, чтобы не забыть. Пак покидал могилу Джисона без слез, но с плотно сжатыми челюстями, которые не позволяли ему кричать на всю округу. Понимая, что Чонгуку не легче, Чимин переживал все сам, и только в минуты отсутствия альфы Линь слышал, как он все еще горько плакал о сыне.       Прожитые в Силле рассветы сменялись новыми, сулившими тягостную неизвестность. Король Чон становился более замкнутым, и даже омега старался не мешать ему, когда тот, наконец, вернулся к государственным делам. Ким Намджун склонился над огромным столом и напряженно уставился на Чонгука. Гробовая тишина, повисшая в тронном зале, не предвещала легких решений и скорой развязки событий. Оба альфы были уверены в своих действиях, но не спешили озвучить то, о чем неизменно пришлось бы говорить. Военный министр Ким нарушил тишину первым.       — На границах с Пакче стягиваются войска. Разведка донесла, что гору Чокольсан покинули наемники, выехавшие в неизвестном направлении, — министр навис над картой, где схематически отметил силы противника.       — Я не удивлен, — Чонгук закусил губу и поправил повязку на лбу, потуже затянув ее, чтобы унять появляющуюся головную боль. Казалось, после смерти сына она преследовала его постоянно, и даже травы Линя не помогали, облегчая состояние лишь на жалкие мгновения. — Хосок надеялся, что меня удастся убить в лесу, но после крушения своих планов он набрался смелости и собрал войско. Видимо, брат больше не намерен играть в игры. Это открытая война, генерал.       — Чонгук, ты же знаешь, что я на твоей стороне, — вздохнул Намджун, сильнее упираясь руками в стол. Горечь от того, что братья стали по разные стороны, до сих пор ощущалась, но Ким свыкся с этой мыслью. Он знал десятки случаев, когда в соседних королевствах кровные родственники обнажали оружие друг против друга, но никогда ранее не думал, что столкнется с таким здесь, в Силле. Чувство вины перед умершим королем Чоном не покидало его, будто это он плохо воспитал сыновей, он не усмотрел конфликт, он первым поднял меч на противника. Виня себя в случившемся, военный министр пристально всматривался в карту, прикидывая в мозгу возможные комбинации. Они просто не имеют права на поражение!       — Нам нужна новая тактика, — подтвердил генеральские мысли король и подступил к Киму поближе. — Хосок знает меня лучше, чем кто-либо. Я бы предпочел сто раз сразиться с Мином, монголами или хигокэнин, но только не с Хоби. Он неоднократно бывал со мной в битвах, поэтому предугадает наши действия. В этот раз мы должны стать более изобретательными и искусными. Другого шанса у нас не будет, министр Ким.       — Я подготовлю план битвы и предоставлю тебе данные через несколько дней, — кивнул Джун, понимая всю ответственность кампании, которую они задумали. Даже малейшая ошибка может стоить слишком дорого. — А что на счет Корё? Мы учитываем силы Мина? По данным наших разведывательных отрядов он имеет неплохую численность войска и может использовать их против нас. Король Корё долгое время не воевал, он только набирал и обучал воинов-новобранцев, о которых мы мало знаем. Что они представляют собой в бою? Какая тактика у Мина? Сколько хваранов бросить на этот фланг?       — Мне не верится, что Мин выступит на стороне Хосока, — Чонгук скривился, потирая отросшую щетину, и склонился над столом.       — Почему? — удивился Ким. — Мне не нравится, что они сблизились в последнее время. Пусть и поводом для этого стал Тэджон, но чует мое сердце — здесь что-то неладно.       — Посуди сам, — Чон выпрямился и размял до боли затекшую спину. — Если Юнги выступит на стороне Хосока, он не получит ничего из того, что его интересует. Ты же понимаешь, что конечная цель Юнги — Силла. У него личная война со мной, а не с братом. И с тобой, — подмигнул король, намекая на убийство Намджуном Мина-старшего. — Если битву выиграет Хосок, то на трон Пакче скорее всего вернется Тэджон. Ни Чимин, ни Тэхен не дают Юнги даже шанса на правление в Пакче, пока они живы. Если погибну я, жадность Тэхена не позволит ему отдать Пакче, и законным способом получить королевство станет только брак с Чимином, в чем я сомневаюсь. Если битву выиграет Силла, то Мину тем более ничего не светит, пусть еще скажет спасибо, что мы остановимся на Пакче и не разрушим Корё.       — А мы остановимся? — загадочно приподнял бровь Намджун, глядя на государя.       — Нет, Намджун, — вздохнул Чонгук. — Время добрых соседей прошло. Из тех, в ком я могу быть уверен — Император Чжао Бин, да и то только потому, что его армия никчемна, а сам Бин настолько слаб в политике, что никогда не помышлял о захвате новых земель. Его действия мне ясны и понятны. Будучи правителем огромной страны, я бы на его месте, наверное, поступил также. Силла же оказалась в совершенно ином положении. Я никогда не думал, что мне придется принимать новую реальность — противостояние с собственным братом. Я не идеалист, генерал. Ты всегда учил меня думать здраво, а лучше — предвидеть самое плохое. Война с Хосоком — единственное, о чем я никогда не помышлял. После того, как я решу конфликт с братом, нет смысла затягивать конфликт. Юнги, затаивший обиду на меня, тоже будет искать способы развязать войну. А я хочу мира. Устал я воевать, генерал. Я думал, что после рождения Джисона наша жизнь с волчонком нормализуется, но понял, что пока вокруг Силлы есть такие соседи, то мне не будет покоя. А я еще хочу наследников, Ким. Мне есть, что передать детям.       — Ты прав, Чонгук, — похлопал короля по спине военный министр. — Ты абсолютно прав. И я уверен, что у вас с Чимином все еще получится. Как он? Лучше?       — Настолько, насколько хочет показать себя сильным, — горько усмехнулся государь. — Я же вижу, что он старается не плакать только ради меня. Пока я рядом, он держится. Поэтому мне нужно быстрее закончить войну и вернуться к мирной жизни. Чимин достоин того, чтобы вновь обрести счастье родительства.       — Ты тоже, сынок, — Ким едва не смахнул слезу, слушая дрожащий голос Чонгука. — Я верю в тебя.       Намджун обнял Чонгука, возвращая ему такую необходимую уверенность в своих действиях. Ким знал, что борьба с братом далась Гуку непросто, поэтому поистине удивлялся смелости принятых им решений. Пойти наперекор заветам отца, против родного по крови человека очень тяжело, и Джун благодарил небеса за то, что был единственным сыном в семье. Видеть разрушенного до основания Чонгука тяжело, а испытать это на собственной шкуре просто невыносимо.       — Спасибо, генерал, — поблагодарил король, неловко отстраняясь, словно его уличили в слабости. — Я не остановлюсь, пока не построю Силлу своей мечты.       — Ты не передумал на счет реформ? — тревожно взглянул на него Ким. — Может стоит посоветоваться с министром внутренних дел?       — Я абсолютно уверен в своей правоте, поэтому нет необходимости забивать голову министру, — улыбнулся альфа. — Только свободный человек может стать счастливым в жизни. Как только я закончу войну, то сразу же возьмусь за изменения в стране. Ким, я долго думал над всем, что происходит в провинциях. Зависимость каждого человека должна быть прямой и только от государства. Пока жители Силлы работают на правящие династии, они лишь нищают. Канвондо — отличный показатель того, что старая система изжила себя. Лично я не могу контролировать налогообложение везде, а ставить посредников между государственной казной и людьми я не хочу — это грабеж простых граждан.       — Чонгук, такая система существовала много лет, — подметил Ким, скорее не возражая, а лишь делая уточнение королю. — Ты уверен, что не боишься остаться без поддержки глав семейств?       Альфа сдержанно улыбнулся, но Ким знал, что в другой ситуации на весь тронный зал стоял бы ироничный королевский смех. Сейчас, когда во дворце траур, а Чонгук ходит мрачнее тучи, эта вымученная улыбка стоила многого.       — Нет, генерал Ким, — ответил король. — Я столько лет наблюдаю за всем, что происходит, и уверен только в одном — стране нужны радикальные перемены. Я не собираюсь плясать под дудку кланов. Наместники, которых я поставил, хоть и справляются с делами, но пишут мне рапорты с подозрениями на неуплату налогов. Ты представляешь, сколько денег оседает в карманах янбанов? Когда мы с тобой потрусили Кана, это была только вершина. Он не один — таких много. Поэтому личная свобода каждого жителя Силлы сделает его абсолютно независимым от кланов. Хватит династиям паразитировать за счет народа, пусть занимаются ремеслом, торговлей и земледелием. Я введу для них пониженный налог, а для крестьян — минимальный.       — Ты не боишься, что государственная казна опустеет?       — Отнюдь! Я уверен в обратном — она наполнится еще больше после того, как я проведу изменения. Благодаря этому я достигну двух целей одновременно — избавлюсь от сословной зависимости и устраню влияние династий на трон. Если они думают, что кормят Кёнбоккун и могут манипулировать королем, то глубоко ошибаются. Сейчас главы семейств минимально привлечены к государственной политике, а после реформы и вовсе перестанут решать какие-либо вопросы в стране. Этим займутся исключительно профессиональные чиновники, которых мы готовим при дворце. Пагубные традиции должны стать историей, ведь я делаю это не для себя, а для будущего правителя Силлы.       — Удивляюсь тебе, — искренне порадовался за альфу Джун. — Ты не по годам мудр, и я уверен, что отец гордился бы тобой.       — Не знаю, — пожал плечами Чон. — Я — не мой отец. В каждом правлении мы принимаем непопулярные и, порой, болезненные решения. Я не думаю, что отец бы похвалил меня, но хотя бы постарался понять…       — Не переживай об этом, Чонгук. Ты все делаешь правильно. Сейчас самое главное — согласовать тактику наших действий, поэтому давай вернемся к карте, — Джун склонился над обозначениями и показал альфе, где можно рассредоточить солдат. Отчасти король Силлы был согласен, но пару отрядов все же решил дислоцировать в другой местности. На случай, если обитатели Чокольсан решат заключить его в кольцо.       — Ты читал китайский трактат «Саньшилю Цэ»? — неожиданно спросил Чонгук у министра.       — Конечно, — удивился Ким. — Почему ты вспомнил о нем? Это довольно давние записи.       — Военачальник Тан Даоцзи, ранее служивший династии Сун, — продолжил Чонгук, — обосновал тридцать шесть стратагем , и до сегодняшнего дня не утративших своей актуальности.       — Согласен, — подтвердил военный министр и внимательно слушал короля.       — Наверное, это единственное произведение, которое меня интересовало в детстве. Позавчера я перечитал его снова и нашел несколько интересных моментов, которые мы можем использовать.       — Ты думаешь, что Хосок о нем не знает? — недоверчиво спросил Ким.       — Генерал, до смерти моего отца все были уверены в том, что именно Хосок сменит его у власти. Брат запоем читал книги о государственном управлении, будто уже видел себя на троне в Силле. В то время, когда я интересовался военными трактатами и до волдырей стирал ладони, тренируясь в боевом искусстве, Хоби натер лишь одну мозоль на указательном пальце, когда переворачивал ханджи в книгах мудрецов, чтобы стать примером образованности и добродетели и продолжить дело отца. Как видишь, в перерывах между тренировками с тобой у меня не было времени читать подобное.       — Да уж, — усмехнулся Ким, вспоминая неугомонное отрочество королевского отпрыска.       — Так вот, — Чонгук заложил руки за спину, поправил отросшую челку и прошелся по тронному залу, чеканя шаг и разрезая тишину каблуками сапог. — Согласно Даоцзи победа в сражении стоит по ценности на третьем месте. На втором месте стоит победа дипломатией и на первом месте — победа стратагемой. Мы можем использовать все — от ничтожной уловки до совершенно спонтанного сиюминутного действия, а можем составить запланированную систему поведения, которая приведет нас к победе. Я уверен, что Хосок построит нападение и защиту исходя из традиционной тактики боя Силлы. Он знает все комбинации, которые применялись в нашей армии. Вспомни, сколько раз мы втроем составляли военные планы? Брат ожидает атаку клином, поэтому будет усиливать фланги, а в центр бросит самые слабые и не боеспособные части. Не удивлюсь, если наживкой станут наемники из Чокольсан. Хоби пообещает им в десятки раз больше золотых слитков, чтобы они первыми приняли бой.       — А если нет? — хмыкнул Ким. — Наемники жадны, но они еще и расчетливы. Каждый из них хочет покинуть поле боя с набитыми карманами, а не кормить птиц в степи.       — Этот вариант я тоже предусмотрел, генерал, — Чонгук вздохнул и склонился над картой. — Тот, кто старается все предвидеть, теряет бдительность. Я думаю, что Хосок уже сломал мозг, анализируя прошлые сражения, чтобы не допустить малейшей ошибки. Этот бой будет решающим. Никто не должен проиграть.       — Но ты же понимаешь, что так не бывает, — мягко напомнил военный министр, после чего стал еще грустнее.       — В этой битве не будет победителей. Если я защищу свою страну, то потеряю брата. Если погибну я, Хосок не сможет противостоять Мину и тоже получит поражение. Очевидно, что в вопросе с Корё рано ставить точку. В любом случае выстоит сильнейший.       — И каков твой план? — в нетерпении спросил Джун, переминаясь с ноги на ногу.       — Генерал, отбрось все свое мастерство и опыт и посмотри на нас глазами противника. Как гласит одна из стратагем, то, что ты видишь изо дня в день, не вызывает подозрений, правда?       — Правда, — согласился Намджун, все еще не понимая куда клонит государь.       — На переднем фланге мы поставим воинов клином, к которому привык Хосок. Пусть он думает, что разобьёт нас в центре и возьмет в кольцо. В этом случае он имеет два варианта: пожертвовать наёмниками, как приманкой, или поставить самые сильные отряды. Заметь, оба варианта нас устроят, — вздохнул Чонгук. — И мы воспользуемся именно этой хитростью. В нашем случае будет три клина: центральный пустой и дополнительные по фалангам, а не в центре.       — Ты хочешь сделать брешь в строю? — занервничал Ким, представляя в голове картинку. Он быстро начертил нужную схему и поставил жирную точку посередине. — Сколько? Сколько рядов и каких войск ты планируешь поставить здесь?       — Ты правильно все понимаешь, генерал, — усмехнулся король. — Не менее десяти рядов конных лучников. Этот отряд возглавлю я. Ты возьмёшь три сотни лучших хваранов и вступишь в бой первым с отрядом вот здесь. Пять сотен воинов хватит. Я уверен, что Хосок не станет идти со слабаками. Ты с легкостью справишься, пока наши войска разойдутся по флангам. Усиль их конницей. Мы никогда раньше не задействовали лошадей по флангам, но рисковать людьми Силлы нельзя. Они — мое самое главное сокровище.       — Слушаюсь, — кивнул Ким. — Когда ты планируешь начать бой?       — Когда брат будет готов, — пожал плечами альфа. — Я не захватчик и не хочу крови солдат просто для того, чтобы лишний раз размять мышцы. Войска выступят в светлое время. Ясный день скрывает лучше, чем темная ночь. Мы должны удерживать позиции на горе Пэктусан. С подножия мы скроем лучников, подойдя максимально близко к противнику, наступающему с равнины. Флангами займутся конницы Бэка и Юна, а мы с тобой сразимся с королем Пакче и его военачальником. Насколько я знаю, он не сменил Чхве Ина?       — Думаю нет, — буркнул Ким, который много лет назад лично обучал полковника Ина, и тот чрезвычайно преуспел в военном мастерстве.       — Хорошо, предположим, что атаку возглавит именно он, — утвердительно ответил альфа. — Никому не пожелаю скрестить с тобой оружие, Джун.       Военный министр ничего не сказал, но удовлетворенно хмыкнул от похвалы Чонгука. Он еще не стар, хотя молодежь явно дышит ему в спину. Глядя на короля, он по-отцовски гордился тем, что вырастил из Чонгука искусного воина, непобедимого в битвах. Сведенные брови, встревоженный взгляд и прикушенная нижняя губа — король как обычно сосредоточен над планом, продумывает десятки комбинаций и выбирает выигрышную, оставляя пару хитростей в запасе. От такого Чонгука-воина даже у Кима замирает сердце. Гордясь тем, что ученик превзошел своего учителя, Джун незаметно смахнул слезу. В этого ребенка, превратившегося в матерого дракона, он вложил все свои знания и опыт, и Чон сторицей платил генералу за полученные знания.       — Чхве Ина ты возьмешь на себя, остальным я дам возможность повоевать, после чего заключу войска Пакче в кольцо. И не забудь прочесать лес, там могут быть засады. Вернее, я уверен, что они там будут. Эти отряды устраните одними из первых. Все, — Чонгук отодвинул схему и довольно опустил палочку в сосуд с тушью. — Осталось ждать данные разведки.       Намджун повертел в руках карту и сделал собственные пометки.       — Сегодня же вечером соберу совещание с полковниками. Разведывательный отряд вернется через три рассвета, — доложил генерал.       — Отлично, значит, у меня есть время проститься с волчонком, — задумчиво сказал Чонгук, прохаживаясь в огромном зале от стола к трону и обратно. Было видно, что он взволнован предстоящими событиями, но Ким старался не бередить его раны.       — Все будет хорошо, Чонгук, — приободрил его министр. — Победа будет за нами.       Король ничего не сказал и устало сел на трон. Развязав ленту и ослабив давление на голову, альфа услышал робкий стук в двери. Ким, почувствовав себя лишним, откланялся и вышел, а в залитый утренним светом зал мышкой прошмыгнул Чимин, принося за собой солнечный свет. Омега будто сам спустился с небес, и Чонгук завороженно следил за мужем, осторожно пробиравшемся к нему. На его светлых волосах играли лучики, крася в золото пряди и упорно превращая измученного омегу в былого красавца. Впрочем, в глазах Чонгука его супруг всегда был совершенством.       Чимин с первых дней пребывания в Силле не докучал королю, предпочитая прятаться от королевской немилости, да и во время супружества эта привычка осталась неизменной. Сейчас же омега и вовсе не производит звуков — бесшумный, словно призрак, Пак остановился перед троном, ожидая разрешения подняться по ступенькам. Чонгук щелкнул пальцами и разгладил ханбок на бедре. Привычное место для супруга в отсутствии подданных рядом. Чимин уселся на колени альфы и внимательно посмотрел на него. Ощущение надвигающейся войны не отпускало Чимина, и он чувствовал, что альфа скоро уедет из королевства. С каждым днем тревога в сердце росла, и сегодня Пак не выдержал и нарушил покой государя.       — Когда? — коротко спросил омега.       — Не раньше, чем через три дня. Потом я уеду на границу Силлы и Пакче, — вздохнул альфа. — В Кёнбоккун останется около тысячи хваранов. Линя я забираю с собой, поэтому поговори с ним о лекарствах, которые понадобятся для твоего лечения. Джин пока заменит его.       — Не беспокойся обо мне, — Чимин положил маленькую ладошку на грудь альфы, слушая, как размеренно бьется его сердце. — Я обязательно дождусь. Я лучше умру здесь, но не покину наши земли. Кёнбоккун стал мне вторым домом благодаря тебе, а придворные здесь роднее, нежели родственники по крови.       — Никогда, слышишь, никогда не сомневайся в Силле. Народ не предаст королевскую кровь. Люди из дворца никогда не всадят нож в спину. Они живут этой страной. Поэтому что бы ни случилось со мной, оставайся здесь, понял? — Гук прошептал последнюю фразу и притянул омегу к себе.       — Ты пугаешь меня, Чонгук! — Пак отпрянул, словно вся его уверенность в один момент превратилась в огромный страх. Не за себя — за короля.       — Я не пугаю, волчонок. Я доверяю тебе, Чимин. Ты столько раз доказывал мне свою преданность, что я ни секунды не усомнюсь в том, что ты сделаешь все ради блага нашей страны.       — Чонгук! — Пак ударил его в грудь кулачком, но Гук даже не отклонился. Больно стукнувшись о каменные мышцы супруга, омега заскулил. — Не говори мне такого, пожалуйста! Я же хотел отравить тебя, я ненавидел тебя больше всех в своей жизни…       Чимин всхлипнул, вспомнив о том, сколько им пришлось всего пережить. После смерти сына эмоции у омеги обострились до предела и любая мелочь могла вызвать слезы. Чонгук улыбнулся и стер пальцем сбегающие по щекам капли. Шершавые грубые руки слегка коробили шелковистую кожу, оставляя на ней розовые следы, но для Чимина они были самыми нежными и ласковыми. Он интуитивно потянулся к альфе и прильнул к его руке.       — Прости, я сделал тебе больно, — прошептал Чонгук и поцеловал мужа. — Мне так не хватает времени любить тебя. Надышаться не могу тобой, Чимин. Я тоже виноват, волчонок. Сам бы себе руки отрубил за то, что применял к тебе силу, — прошептал король и нырнул к шее, где начинался шрам. Еле заметная белая полоска Чимина уже давно не тревожила, но у альфы сердце сжалось, когда он вспомнил тот вечер. — Как я мог поступать так с тобой…       — О чем ты, Чонгук? — Пак положил пальчик супругу на губы, чтобы тот замолчал. — Я уже ничего не помню.       Чимин поерзал на коленях супруга и прижался к нему ближе, подтянув ноги к груди. Устроившись, словно ребенок, Пак продолжал слушать биение сердца альфы, но Чонгук прервал его серьезным тоном.       — Я не хотел говорить об этом сейчас, но ты должен знать: никто в Силле не обладает таким влиянием, как я и ты. На последнем совещании с министрами я наделил тебя всей полнотой королевской власти на время моего отсутствия. Ты имеешь право отдавать даже военные приказы. Таких полномочий в истории нашей страны не имел ни один омега. Тебя здесь все любят, а это дорогого стоит. Ты покорил всех, завоевав в том числе и меня. Это наша общая победа, волчонок. Запомни, я никогда не сдамся. Ни на одном поле боя враг не увидит моего поражения. Когда я повел свое войско на Пакче, я даже не думал, что проиграю не Тэджону, а тебе. Только ты единственный, кто заставил меня склонить голову перед соперником. Ты сильный, Чимин! Ты даже не представляешь, насколько ты сильный. Без единого оружия и пролитой капли крови ты сумел завоевать великую Силлу…       — …и великого короля, — продолжил Пак, прижимаясь к Чонгуку и целуя его в губы. — Я люблю Вас, Ваше Величество, и никогда не предам Вашего доверия, мой господин.       Чонгук обнял омегу и прижал к себе. От Чимина начал исходить легкий природный запах персика, который после болезни не ощущался, и король думал, что с этим у супруга могут быть проблемы. Желание иметь наследника не угасло, но Гук решил не тревожить Чимина, чтобы дать ему восстановиться. Линь услужливо намекнул государю, чтобы тот держал своего альфу в узде ради здоровья омеги и будущего наследника. И как бы не хотелось государю близости с супругом, он лишь гладил омегу по голове и шептал слова любви, чтобы волчонок не ощущал себя одиноким.

***

      Вечером Сари сидела и откровенно скучала у окна, перебирая разноцветные бусины, полученные от главного евнуха. В дни, когда государь Мин был занят или не в духе, девушка развлекала себя, как могла. Петь песни о родине уже не хотелось — от собственного голоса становилось больнее, а надежда на возвращение угасала с каждым днем. Далекая Индия, ее прекрасная родина, которую она любила всем сердцем, теперь постепенно стиралась из памяти. Все чаще пытаясь вспомнить силу непреодолимых горных рек, она видела лишь поля Корё, а в голове шумели не мощные воды Ганга, а прыткие ящерицы, ловко снующие между высокой пожелтелой от солнца травы. Беспрепятственно гуляя по дворцовым окраинам, Сари постепенно привыкала к новой обители, а за послушание получила от короля Мина преимущества, которых не имели другие кисэн.       Как оказалось, для Сари в Корё было много рукоделия. Раньше им занималась на досуге королева Мин, но с болезнью увлечения забросила. Старые запасы украшений в полотняных мешочках радовали глаз кисэн, о которой в последнее время подзабыли. По просьбе Сари и благодаря её «особым» умениям Юнги больше не отдавал девушку Тэджону, заменив на полученную в дар молодую японку. Сам же король наносил визиты все реже, больше занимаясь делами и будучи в разъездах.       Девушка пересыпала в ладони отобранные по цвету бусины и отложила несколько штук для работы. Украшения из камня для норигэ, которое она тоже научилась плести, приятно холодели в ее руке. Она уже представляла, какие красивые подвески может сделать, но все, что сотворили ее руки, пряталось от чужих глаз в небольшой шкатулке. Кисэн нельзя носить украшения для янбан, а стать кем-то, кроме наложницы, девушка даже не мечтала. Тем более, что правитель влюблен в омегу из Силлы.       Сари вздохнула, вспомнив о красавце Чимине, и начала разматывать прочную нитку, чтобы плести ожерелье. Испугавшись шороха за стеной, она обернулась и увидела государя Мина, стоящего в проеме двери. Щеки государя, почти всегда мертвецки бледные и серые, сегодняшним вечером горели румянцем на белой коже. Шрам в полутьме коридора почти не заметен, но девушка уже привыкла к образу короля, хотя в первые дни пребывания в Корё откровенно пугал её своим видом, а от улыбки альфы у нее до сих пор иногда холодело внутри.       Сегодня в покои же Юнги зашел бодр и весел, и, похоже, пропустил стаканчик рисового вина, от которого и заалели щеки. Крепко держась руками за тонкие декорированные створки, Мин слегка покачивался, пытаясь устоять на ногах. На губах короля появился привычный оскал, когда он хищно приподнимал один уголок и становился похожим на дикого зверя.       — У вас жар, мой господин? — встрепенулась девушка и подбежала ближе. Остановившись за пару шагов до правителя, она с замиранием сердца ждала разрешения подойти ближе, ведь за своеволие государь Мин мог и наказать. Юнги щелкнул пальцами, плотоядно облизываясь от вида растрепанной кисэн, стыдливо запахивающей края чогори. — Я могу чем-то быть полезной Вам, Ваше Величество?       — М-можешь, — промычал Юнги и ввалился в комнату, с грохотом преодолев порожек и едва не упав. — Иди к-ко м-мне…       Сари послушно приблизилась, а король больно вцепился костлявыми пальцами в тонкую талию девушки. Он придавил её плечо рукой, опираясь всем своим весом на хрупкую наложницу, но она даже не согнулась, превозмогая дискомфорт в теле.       — Т-терпишь? — громко икнув, спросил Юнги. Он прищурился, разглядывая наложницу и пытаясь найти проявления слабости. Как бы не болело плечо, кисэн даже не подала виду. — П-правильно, терпи, — хмыкнул Юнги.       Вместе с наложницей он добрался до ее кровати даже не гнушаясь тем, что покои были не королевскими. То ли государь поленился звать евнухов за Сари, то ли он просто заблудился в дворцовых коридорах. Казалось, в этот момент Юнги не заботило ничего, кроме собственной похоти. Бант на чогори, сдернутый за секунду, обнажил красивую женскую грудь идеального размера. Не маленькую, но полную, с яркими тёмными сосками, которые гармонировали с от природы смуглой кожей. Сари разительно отличалась от Чимина, но король старался не думать про омегу.       С момента, как они расстались, он сменил несколько кисэн и наложников, но ни один из них не приносил столько удовольствия, сколько Чимин. Им можно было не обладать в постели, а лишь смотреть на расстоянии, как на божество в храме Будды, и то сердце наполнялось гулким трепетом, а голова вмиг становилась пустой, будто и мыслей в ней никогда не было. Чимин был тем, кто делал Юнги другим, но в погоне за землями государь совсем забыл, какие чувства будоражили его ранее. Сегодня что-то далёкое снова встрепенулось, поэтому хмельное рисовое вино и не менее пьянящая кисэн оказались как нельзя кстати.       Видя, что Его Величество замешкался, наслаждаясь видом обнаженного тела и шаря одной рукой то по правой, то по левой груди, Сари взяла инициативу в свои руки. Если Юнги отметил какое-то важное и хорошее событие, то государь простит ей небольшую вольность. Наложница выгнулась перед ним, постанывая от наслаждения, и позволила руке короля скользнуть под чхиму, освобождая тело от завязок. Мин действовал жадно. Его глаза блестели, а руки желали, и Сари сама скинула юбку, оставаясь в паджи, чтобы облегчить государю доступ к телу.       — Я могу принести вам наслаждение, мой король…       Это был то ли вопрос, то ли утверждение, но Юнги не старался оценить интонацию. Сегодня думать никак не хотелось, а Сари, спустившаяся к ногам Мина и положившая руки на худые костлявые коленки, призывно смотрела на короля снизу.       — Да, — прохрипел Юнги, откидываясь на кровать.       Кисэн послушно провела руками по коленям вниз, лаская икры и скидывая с короля сапоги. Она поцеловала тонкие выступающие щиколотки, размяла стопы и снова поднялась вверх, когда услышала довольный стон и участившееся дыхание. За время пребывания здесь выучить предпочтения государя ничего не стоило, поэтому девушка правильными и проверенным движениями массировала тело короля ровно с таким нажимом, как он любил, чтобы получить удовольствие.       Дойдя до бёдер и выше, к промежности, Сари замерла. Хотелось впервые не покориться Его Величеству, а сделать что-то свое, отличное от уже привычных сценариев. Юнги никогда не заботился о наслаждении девушки и сам привык к чётким последовательностям, что приносили плотскую радость. Проверенный вариант, который занудливый Мин распланировал чуть ли не до секунд. В его жизни секс был по расписанию, поэтому он вспоминал о кисэн лишь в свободную от государственных дел минутку.       Поглаживая тело короля и остановившись у бёдер, Сари через ткань нижних брюк обвела пальцами вставший член, раззадоривая Его Величество. В идеале она должна была сразу приступить к ласкам, но, воспользовавшись настроением Мина, вздумала рискнуть и поиграть. Юнги снова издал стон, подаваясь пахом вперёд и толкаясь девушке в руку. Ей можно. Сари улыбнулась и продолжила дразнить государя. Через пару минут под ладонью кисэн уже ощущался вставший член, а усладой для глаз стал внушительный бугорок, под которым подрагивал половой орган.       Юнги, решив получить наслаждение сполна, блаженно прикрыл глаза и приподнял таз. Понимая с полуслова, Сари скинула с альфы белье, оставляя государя обнаженным. Король успевал потрогать её за грудь, ущипнуть сосок, погладить по ноге, ягодице и скользнуть к бедру, но наложница только улыбалась и изворачивалась, заставляя правителя злиться. От жадных прикосновений альфы на её теле уже показались розовые пятна, но ничего из этого кисэн не останавливало. Девушка наклонилась к члену, сперва лизнула на пробу головку, подрагивающую от прикосновений, а потом полностью погрузила ее в рот, дразня уретру языком. Мин хрипло застонал от действий кисэн и придавил ее голову к паху, чтобы она не останавливалась.       На глазах Сари выступили слезы, а горло болело от интенсивных движений, когда господин вбивался в глотку, подкидывая бедрами. Альфа, глядя вниз на старания Сари, в который раз оценил свой подарок от индийского правителя. Черные волосы наложницы змеями разметались по животу Мина, с каждым движением по члену он накручивал пряди себе на руку, чтобы полностью управлять кисэн. Сари терпела боль и унижения, стараясь не думать о том, что для Юнги она всего лишь очередная утеха, коих у короля был целый гарем. Просто более новая, интересная и не такая, как все. Отчаянно пытаясь не потерять свою привлекательность в глазах Его Величества, девушка чуть ли не задыхалась, но продолжала приносить удовольствие господину. По участившемуся дыханию она поняла, что Юнги уже близок, поэтому начала ласкать его яички, придавая большего накала их спонтанной встрече. Мин, не привыкший к проявлениям нежности от Сари, приятно удивился и благодарно излился спустя пару секунд.       Запыхавшись от бурного секса, Сари успела проглотить большую часть, а последние капли слизала с бедер, дразня нежную кожу. С пошлыми причмокиваниями, она старательно устраняла следы их соития, зная, что государь Мин любит чистоту. Юнги откинулся на спину и позволил ей закончить начатое. Девушка прилегла рядом, поглаживая выпирающие тазовые косточки и рисуя на них простенький узор ноготками.       — Ты хорошо постаралась, — будто в минуту протрезвев, похвалил ее Юнги. Сари мигом вспыхнула румянцем и зарылась в ткани скинутого королевского ханбока.       — Я рада служить Вам, мой господин, — прошептала она, подобострастно подняв на короля большие черные глаза угольного цвета. Глубокие, будто и дна там нет. — Вы так много работаете, что я хотела бы быть с вами…       — Возможно, скоро я буду призывать тебя чаще, — пробормотал Юнги, думая о будущих планах. Однозначно, от Сари он не откажется, но не все цели в его жизни выполнены, а он как никто не любит проигрывать. В том числе и в постели. В том числе и Чонгуку.       Сари хотела было сказать что-то еще, но в дверь деликатно постучали. Запахнув ханбок, Мин остался лежать на кровати, а девушка нырнула за ширму, чтобы одеться. Главный евнух просунулся в дверную щелку и заговорщицки прошептал:       — Ваше Величество, приехали гонцы из Японии.       — Они привезли письмо? — встрепенулся Юнги. Он очень ждал корреспонденцию от буси, но даже не думал, что получит ответ так быстро.       — Смею думать, что да, — евнух поклонился и таинственно улыбнулся. — Вас ждут в малом тронном зале для совещаний.       — Отлично, — Мин нервно откусил заусенец. — Передай, что я появляюсь там через несколько минут.       Как только дверь за евнухом закрылась, Юнги начал спешно одеваться, а Сари боялась высунуться из-за ширмы. Девушка поняла, что король получил важное известие, поэтому притаилась, чтобы не вызвать государевой немилости. Зная Юнги, у которого настроение менялось очень быстро, она не раз становилась объектом вымещения злости. Фыркнув от предвкушения, Мин зашел к ней и притянул кисэн к себе.       Он ничего не сказал, только рассматривал ее черты лица — дерзкие, броские, но с долей покорности. Из злой кусающейся дикарочки, появившейся здесь, она превратилась в послушную наложницу, готовую исполнять волю государя. Его Величество прошелся взглядом от темной копны волос, по невысокому лбу, спустился по красивому ровному носу к полным губам, просяще открывшимся в поцелуе. Жаль, что Сари — не Чимин. Его так просто не сломить и не приручить. Юнги вздохнул и вышел из покоев, спеша в тронный зал. Государственные дела не требовали отлагательств. Слишком высоки были ставки в той игре, которую затеял Мин.       В малом тронном зале придворные наскоро зажгли огни, убравшись оттуда настолько быстро, насколько возможно. Напряжение последних дней во дворце Корё нельзя было не заметить, а прибытие гонцов из Японии и вовсе тревожило евнухов. Юнги торопливо отворил двери и сел в огромное кресло, похожее на трон. В этом зале он не проводил официальных мероприятий, только переговоры за закрытыми дверями, поэтому гонцы с удивлением оглядывались вокруг, но при виде короля тут же утупили взгляды в пол.       — Вы встречались с людьми, о которых я говорил? — нервно постукивал Юнги по подлокотнику в ожидании ответа.       — Да, Ваше Величество, — пробормотал один из гонцов. — Мы передали Ваше послание, как Вы и просили.       — Вот ответ, Ваше Величество, — второй, не вставая с колен, вытащил плотно скрученный свиток из своего ханбока и дрожащими руками передал евнуху. В углу замер в ожидании военный министр, сонно потирая глаза. Его вытащили прямо из-под бока молодого супруга-омеги, жадного до ночных ласк, поэтому потрепанный министр старался привести себя в порядок, но усталость брала свое.       — Министр До! — Юнги крикнул через весь зал, оглушив чиновника своим голосом.       — Да, Ваше Величество!       — Вы останетесь здесь на переговоры, — скомандовал Мин. — А вам, — обратился он к гонцам, — можно отдохнуть. Жалование за выполненную работу получите завтра утром в канцелярии по моему распоряжению.       — Ваша милость безгранична, Ваше Величество, — пробормотали гонцы и на коленях попятились назад. Видимо, содержание письма устроило короля настолько, что он даже воспрял духом и наградил их. Не желая больше попадать под его тяжелый взор, они спешно покинули зал, оставив Юнги наедине с руководителем ведомства.       — Министр До, наши друзья из Японии согласны поддержать армию Корё в борьбе против Силлы, — предвосхищая реакцию чиновника с воодушевлением сказал Юнги. — В ответном письме Хикиро четко дал понять, что он и его люди готовы воевать на нашей стороне. Сообщается, что они привлекут еще несколько независимых от власти наемных группировок, которые будут помогать нам. Всего около трех тысяч отбитых головорезов сёгуната.       В голосе Юнги послышалось утробное удовлетворение, исходящее откуда-то из самых глубоких недр его тела. В предвкушении разгромной битвы даже желудок сжался в волнении, а дыхание и вовсе сперло — он только представил утреннее солнце, восходящее над трупами поверженных в бою соперников, так и сердце защемило следом.       — Каковы условия союзников? — наконец До пришел в себя и начал обдумывать государственные дела, хотя его тело все еще ломило от нереализованного возбуждения.       — Эх, — Юнги прыснул в кулак от смеха, вчитываясь в письмо. — Хикиро просит совсем немного. Кроме золота, лично для себя он хочет себе Джина. Зацепил его чем-то, засранец. Не понимаю я этих хигокэнин, но это не мое дело. Я думаю, что мы сможем удовлетворить просьбу нашего друга, — засмеялся Юнги.       Военный министр не отрывал глаз от короля, наблюдая за его эмоциями. Во время смеха шрам у Юнги снова исказил лицо, придавая ему еще более хищный вид. До стало не по себе, и он отвлекся на стену, где плясали зарева от огоньков.       — Как только я убью Намджуна, этот омега станет совершенно бесполезным и никому ненужным. Его, бесплодного, и министр Ким держал возле себя из жалости. Ущербный омега не может даже своему альфе подарить потомство. Ах, какая досада, что свою жизнь генеральский супруг закончит в руках японцев, что пустят его по кругу. Хикиро никогда не отличался высокой моралью, не думаю, что Сокджин его перевоспитает, — Юнги снова оскалился и засмеялся. Омега министра становился отличной местью, чтобы сделать генералу Киму еще больнее.       Министр До, чтобы разделить радость государя, натянуто улыбнулся. Проблемы личного характера военного министра Кима его никогда не интересовали, но Намджуна он уважал за храбрость и отвагу. Не раз сталкиваясь с ним в бою, До знал, что он дерется, как лев, и будет до последнего отстаивать то, во что верит и кого любит. В том числе и своего омегу. И если король Мин решил лично сразиться в битве с Кимом, то До ему не завидует.       — Кхм, — напомнил о себе министр, пока Юнги, как дитя малое, радовался своим будущим победам. — Мне стоит готовить военных, Ваше Величество?       — Пока все идет так, как нам нужно. По данным донесений от дозорных, и в Силле, и в Пакче увеличивается количество отрядов, сконцентрированных возле Кёнбоккун и Чхандоккун. Кто из них двинется первым — я не знаю, но с удовольствием присоединюсь к ним после того, как братья Чон перережут друг другу глотки. Я столько лет ждал этого момента, что сами небеса подарили мне шанс увидеть падение Чонов. Я обязательно отомщу за отца. И Намджун, и Чонгук получат по заслугам. Они отняли у меня семью и поплатятся за это, — под конец своей гневной речи король начал злиться да так, что даже подбородок задрожал.       Его цель становилась ближе с каждым днем, а ощущение скорой добычи у него, как у опытного охотника, было в крови. Будоражащее чувство того, что вот-вот произойдет, не покидало его, заставляя то радоваться, то впадать в грусть. Сейчас же, когда время шло на дни, кровь разгонялась по телу еще усерднее, заставляя сильнее биться каждую жилку, каждый сосуд. Юнги совладал с собой и написал ответное письмо хигокэнин, в котором пообещал удовлетворить просьбу Хикиро в отношении омеги и дал им приказ выступать к границам Корё.

***

      Через три рассвета, как и обещал Намджун, разведывательный отряд вернулся в Силлу. Новости были неоднозначные — солдаты доложили о том, что в Пакче наращивают военную мощь, ввели дополнительные печи в работу, а также о том, что наемники из Чокольсан уже стоят на границе королевств.       — Неудивительно, если они начнут грабить местное население, — хмыкнул Намджун, сомневаясь в том, что разбойники обойдутся обещанной платой. — Через время все спишут на войну.       — Отправляй на границы дозорных, — Чонгук нервно поднялся с трона и кивнул. — За мной!       Альфы отправились в одну из сторожевых башен, что стояли по периметру дворцовых стен, и поднялись на смотровую площадку. Его Величество пристально вглядывался вдаль, борясь зорким зрением с утренним туманом, расстелившимся вдалеке. Он напряженно стучал сапогом по каменной кладке, тревожа Намджуна обеспокоенным взглядом.       — Ты смотришь на пятна вдалеке? — догадался Ким. — Мне они тоже не нравятся. Думаешь, засада?       — Не думаю, — бросил альфа. — Я просто уверен в этом. И наемники вышли к границам не для того, чтобы начать бой. Они устранят тех, кого Хосок отправил убить меня. Это зачистка, Ким. Вспомни, как провернул подобное Тэджон с нашим отцом! Неужели брат не мог собрать войско? Чего он боится?       — В Пакче достаточно военной мощи, — сказал Ким, считая пятна и остановившись на шести. Дым от костров на рассвете, рассеявший туман, указывал на то, что в степи между границами расположились точечные отряды противника. — Или это подлость или пагубное влияние твоего тестя…       — Хосок учится у худших! В любом случае, мы выступаем завтра утром, — с досадой бросил Чонгук и сбежал по ступенькам вниз. — Генерал, отдавай приказ!       Как только король Силлы вошел в свои покои, Чимин сразу понял, что что-то случилось. Чонгук крепко прижал мужа к себе и поцеловал в макушку. Впервые его волчонок не плакал, а лишь обнял супруга, потянулся худыми руками к его шее, обвил сзади и уткнулся носом в грудь, вдыхая усиливающийся запах крови. Чимину казалось, он не только никогда не отмоется от нее, но и ждет этого запаха. Ждет мести за причиненные страдания, зная, куда отправляется муж. Альфа, не скрывавший всей правды, отстранился от супруга и взял его за плечи:       — Ты помнишь, что я говорил тебе?       — Да, — тихонько пискнул омега. Глаза его стали большими и круглыми, будто маленькие блюдца, наполненные надеждой и решительностью. Чонгук спокойно выдохнул. Его волчонок со всем справится.       — Помни, что ты наделен всей полнотой власти. Ты самый главный человечек в Силле, — Чонгук поцеловал омегу в губы и добавил, — и в моей жизни.       — Чонгук, ты… — Чимин на мгновение поддался своей омежьей сущности, но тут же покраснел, когда понял, что дал слабину.       — Я вернусь, Чимин, — твердо ответил король. — Ты же сам спас меня от смерти, волчонок. Неужели ты думаешь, что твоя жертва напрасна? — усмехнулся король. — Просто верь мне и жди, понял?       — Понял, — буркнул Чимин и вытер мокрый нос. — Я всегда буду тебя ждать.       — Вот именно, — Чон слегка щелкнул супруга по носу, но сегодняшние события отчаянно уводили мысли в голове, заставляя их путаться и переплетаться. Чонгук прижал омегу еще крепче, чтобы вдохнуть его запах, запомнить очертания фигуры, шелковистость кожи. Чимин трепетал в его руках, отвечая на каждое прикосновение, на каждое движение руки. Дыхание участилось, щечки порозовели, пальцы еще крепче вцепились в правителя, будто не хотели его отпускать. Альфа подхватил его на руки и унес в королевские покои. Ограничениями от Линя сегодня можно пренебречь.       Следующим утром, когда солдаты уже собрались за стенами дворца, а командование проводило последние приготовления к походу, внутри самого Кёнбоккун стояла мертвая тишина. В повозке, которую загружали тюками и корзинками, сидел Линь — белый, как смерть, с кругами под глазами, будто не спал всю ночь. И так тощий от природы, китаец за одну ночь потерял в весе еще больше. Линь вцепился в небольшую котомку с особенно ценными лекарствами, пальцы его побелели, губы сжались, а лоб напрягся и разгладился, оставшись без единой складочки. Не лицо, а посмертная маска.       Джин стоял рядом с генералом. Намджун поправлял пряди волос из наспех сделанной утром прически, потому что омега с трясущимися руками не мог собрать воедино не только волосы, но и мысли. Решив, что с головой он сегодня не совладает во всех смыслах, Сокджин терпеливо ждал, когда сможет обнять мужа. Обычно Намджун не любит пылких прощаний на глазах у воинов, чтобы не снижать боевой дух, но смотреть на Джина с подрагивающими от волнения губами особенно тягостно.       — Иди ко мне, — сдался генерал, прижимая супруга. — Все будет хорошо. Мы вернемся!       — Мне так тяжело принять это, Джуни! — шептал Джин ему на ухо. — Они оба росли на моих глазах.       — Будь сильным, Джин, — негромко ответил альфа. — У тебя есть не больше десяти рассветов, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что скоро мир вокруг Силлы изменится. Сама Силла изменится, понимаешь? Как раньше уже не будет. Они перешли тот рубеж, когда слова имели хоть какое-то значение. Сейчас осталась только сила оружия. Чонгук идет за победой, и я верю в него. Можешь поплакать дома, пока никто не смотрит, но после нашего возвращения я не должен видеть слез на твоем лице. Ты же генеральский супруг, Джин!       — Я генеральский супруг уже много лет, — вздохнул омега. — Только я никак не могу привыкнуть к тому, что постоянно провожаю тебя на войну…       — Ничего, скоро в наших краях восстановится мир, и мы с тобой должны заняться маленьким хваранчиком, — хихикнул Намджун прямо на ухо да так громко, что стоящие рядом Чонгук и Чимин невольно улыбнулись. Залившийся краской омега уткнулся в генеральский ханбок из грубого полотна, коловший нежную кожу Джина.       — Боюсь, что такими темпами генерал Ким опередит нас, — Чонгук приподнял бровь, а Чимин стыдливо опустил голову.       — Я не смогу, Чонгук…— прошептал омега срывающимся голосом, от которого у Его Величества мурашки пошли по коже. — Я не смогу забыть Джисона…       — Я никогда не заставлю тебя этого сделать, — альфа отстранился и заглянул в глаза супруга. — Джисон был и останется нашим сыном, волчонок. Но нам нужно двигаться дальше. Мы принадлежим этой стране, Чимин, и люди хотят видеть наследного принца. Жди меня, волчонок, и я тебя больше не выпущу из своих объятий.       — Обещаешь? — с надеждой спросил омега и привстал на носочки, чтобы дотянуться до короля.       — Обещаю, — соврал Чонгук. — Иди во дворец, холодно. Мне нужно ехать.       Чонгук не хотел думать о том, что война с Пакче все еще не принесет мир в его страну. Мысли о короле Мине посещали его не раз, но он знал, что Юнги побоится ввязаться в эту битву, а к следующей нужно быть готовыми. Пока он не уничтожит Корё, сам спать спокойно не сможет, да и Чимин не будет в безопасности.       Омега сжал губы, чтобы не расплакаться, и замотал головой. Представляя, как альфе тяжело, Его Величество не хотел расстраивать государя своими слезами. Чонгук поцеловал мужа напоследок и отошел к Намджуну, который уже ждал его. Воины оседлали коней и выехали через дворцовые ворота. В повозке, что замыкала строй, обернулся лекарь и помахал омегам рукой. Чимин улыбнулся Линю, а Джин помахал в ответ.       — Мне кажется, или я начинаю привыкать? — спросил Пак друга, вытирая нос.       — К такому никогда не привыкнешь, — вздохнул Джин. — Просто уверенность придает сил.       — Странно, я действительно сегодня спокоен и решителен, как никогда. Похоже, из нас всех Линь переживал больше, — сказал Чимин под звуки опускающегося на ворота металлического засова. По дворцовой площади уже рассредоточились хвараны, а лучники заняли свои места на наблюдательных пунктах у стены в Кёнбоккун.       — Вы так сильны, Ваше Величество, — Джин взял Чимина за руки и сжал его ладони. — Я знал, что Вы станете лучшей парой королю Чонгуку. Я не такой, — смутился омега, — я все еще никак не привыкну к тому, что наши альфы уезжают на войну.       — Они вернутся, — твердо сказал Чимин. — Вот увидишь, они вернутся живыми и невредимыми!       — Конечно, — согласился Сокджин. — А теперь пойдемте во дворец. Я попрошу евнухов принести нам вышивание. Вам нужно подумать о том, чтобы собственноручно сделать ханбок для будущего наследного принца.       — И ты туда же, — грустно вздохнул Чимин, но послушно поплелся за Джином, который уже по хлопку ладоней вызвал придворных с корзинками и нитками всех цветов. Времени на рукоделие после возвращения альф у них не будет, подумал Ким, а пока можно посвятить время любимому увлечению.

***

      — Если ты думаешь, что я сплю, то напрасно, — Чонгук сидел, прислонившись к дереву, и жевал травинку. — Всю ночь сон не шел, а сейчас и подавно.       — Я тоже никак не мог уснуть, все ворочался, даже просил Линя сделать мне отвар из трав, чтобы поспать и набраться сил. Старею, Чонгук, — усмехнулся Намджун, ловко присаживаясь рядом с королем. — Совсем скоро тебе понадобится новый генерал армии, а то меня болячки разобьют.       — Тьфу! — Чонгук сплюнул горькую слюну и поморщился. Трава хоть и не ядовитая, но противная до смерти. Он жевал ее с каким-то диким удовольствием, словно хотел напитаться перед боем ненавистью не только к противнику, но и всему живому, что было на границе с Пакче. Здесь даже травы не такие сладкие, как дома, воздух не такой легкий, как в Силле, солнце светило тусклее, нежели на родине. — Генерал, ты еще меня переживешь!       — Да иди ты! — Ким больно толкнул альфу в плечо. Он только смирился с тем, что в скором времени сразится с Хосоком, а тут еще и Чонгук вздумал шуточки шутить. Нет, он точно старый — от слов Гука защемило в груди и сердце сдавило так больно, будто оно остановилось и умереть захотело. — Не говори глупостей!       — Не говорю, — подтвердил государь. — Я никогда и никому не поручу армию, Намджун. Теперь ты единственный, кому я могу всецело доверять. После предательства брата у меня больше не осталось родных людей. Чимин и ты с Джином — вот и вся моя семья. Поэтому даже не думай стареть, генерал, мы с тобой еще погоняем на лошадях да детей воспитаем. Пойдем, посмотрим обстановку, мне уже надоело четвертый рассвет здесь сидеть.       Намджун размял спину и похрустел костяшками пальцев. Прохладная утренняя земля еще не прогрелась солнечными лучами, но Ким уверен, что и под палящим солнцем она недружелюбна. Он никогда не любил находиться на территории противника, чувствуя себя максимально неуютно, ко всему враждебно. Военный министр знал, что это не так, но перебороть себя не мог. Как и Чонгук, он резко чувствовал необходимость в родине.       — Скорее бы все закончилось, — пробормотал Намджун, следуя за Чонгуком.       — Генерал Ким, я все слышу, — ухмыльнулся альфа. — Поторапливайся.       Равнина, расстилающаяся перед ними, дышала утренней прохладой. Затянутая туманом, она создавала ощущение свежести и бодрости, которой часто так не хватало перед боем. Чонгук втянул носом ветер, принесший запах свежей травы.       — Домом пахнет, — прошептал он, прикрыв глаза. — Чувствуешь?       — Да, — Ким сделал то же самое и вдохнул полной грудью. — Люблю восточный ветер.       Они постояли так еще несколько минут, пока их уединение не нарушил солдат разведывательного отряда. Донесение Его Величество не могло не обрадовать — все шесть отрядов засады были ночью уничтожены хваранами, совершившими вылазку в лес. Вместе с донесением воин принес срезанные знаки отличия с журавликами.       — Эх, таких красивых птиц спаскудили, — выругался Намджун, рассматривая вышивки на рукавах ханбоков армии Пакче. Все, что принадлежало этому королевству, вызывало у него неприязнь. Чонгук аккуратно сложил нашивки в карман и рассмотрел стрелы, полученные от солдата. Все без опознавательных знаков на древке.       — Хосок перестал играть честно, — задумчиво сказал альфа, рассматривая трофей, — ни на одной из них нет меток Пакче.       — Может быть делали в спешке? — предположил генерал.       — Возможно, — король Силлы все еще пытался увидеть хоть какой-то намек на честную битву, но надежд уже не оставалось. — Я склоняюсь к тому, что Хосок хотел все списать на наемников. Представь себе — даже руки в войне не марать. Наемники уничтожают меня, а разбойники из Чокольсан добьют своих же соратников. Со стороны выглядит очень даже прилично — Хосок остается единственным наследником и с победой въезжает в Кёнбоккун. Что ж, его план не удастся хотя бы потому, что он не знает про полномочия Чимина. Хорошо, что мы провели собрание с министрами до войны, — вздохнул Чонгук. — Знал бы брат, что Чимин после моей смерти станет полноправным королем, он бы не затеял эту войну.       — Точно, — поддакнул Намджун и засмеялся. — Твой омега со стальными яйцами.       — Ха! А ты еще обижаешься, что я называю его волчонком, — тут же подколол друга Чонгук. — Дай ему палец — так он по локоть откусит.       — Ой, не посвящай меня в ваши постельные игры, — Намджун смешно скривился, а Чонгук ткнул ему кулак под нос, показывая шрам от омежьих зубок.       — Не веришь? — грозно спросил альфа.       — Верю, верю, — захныкал обезоруженный министр. — Пойдем отдохнем перед боем. Мне кажется, атака может начаться завтра утром.       — Что-то и мне подсказывает, что враг не дремлет, — согласился король и отправился к шатрам.       Наступление войск, как и предполагали альфы, началось ранним утром. Чонгук на удивление хорошо выспался и с рассветом уже ожидал весточки от дозорных, которым удалось продвинуться вглубь территории. С зачисткой местности от засады сделать это было проще простого, поэтому уже за пару часов до появления солдат из Пакче Чон знал обстановку и был готов встретиться с братом.       Намджун оседлал лошадь и возглавил отряд в центре, полковники согласно плану битвы расположились по флангам. Отряду Кима предстояло встретиться с наемниками, атакующими в центре. «Что ж, они знали на что шли», подумал альфа, глядя на то, как бодро продвигались вперёд силы противника. Тысячи воинов выстроились рядами, гордо выставив грудь вперед в ожидании хваранов. Чонгук напряг зрение и посчитал ряды клина.       — От былых привычек трудно избавиться, — подметил Намджун, удерживая резвящуюся лошадь. Напряжение нарастало, и Ким поднял руку королю в знак того, что он выдвигается на позицию. Чонгук ничего не сказал, только спокойно кивнул, передавая генералу уверенность в происходящем. Как ни странно, перед боем Гук был особенно спокоен. То ли отвар Линя помог ему, то ли он просто уже выгорел своей нервозностью. Придавала сил и месть, вечным огнём горевшая в его груди. Хосок позарился на святое — на Силлу и жизнь короля. Этому нет прощения.       Звук конницы оглушал, а клубы дыма, поднимавшиеся из-под копыт лошадей, застилали обзор. Каждый раз, когда Чонгук видел подобное, его кровь кипела от ненависти. И сегодняшний день не был исключением. Впереди маячили поседевшие волосы генерала, которые он собрал в высокий хвост и тоже повязал лентой с серебряным драконом — отличным знаком всего высшего командования Силлы. Чонгук видел, как клин противника приближался, становился все более шумным и зловещим, нагоняющим страх.       Воины Хосока построились четкими рядами, наемники возглавляли клин. Альфа сжал меч и стиснул зубы от злости. Люди, пришедшие воевать на его землю за золотые слитки, в его понимании более беспринципны, нежели брат, предавший его. Хосок хотя бы хочет вернуть себе наследство отца, разбойники же шли ради наживы и грабежа. От волны злости и выделившейся в предвкушении битвы слюны Чонгук закашлялся. Ему хотелось быстрее покончить с передним флангом, чтобы добраться до главного противника и скрестить оружие.       Надвигающиеся ряды воинов что-то выкрикивали для поднятия боевого духа, но Чонгук только усмехнулся. Лошадь под ним гарцевала, и ему пришлось дернуть за удила, чтобы успокоить животное. Кобыла почуяла задор, ловя ноздрями сгустившийся в воздухе адреналин. Чонгук привстал в стременах, осмотрел местность, и тут же чуть не поймал стрелу, летевшую от противника. Он увернулся, но стоящий за ним хваран получил острие прямо в шею и упал замертво на землю. Не двигаясь с места, Чонгук пристально наблюдал за Кимом. Спустя несколько секунд послышался лязг оружия и скрещенные мечи стали петь песню, усиливающуюся в разы в рассветной тишине. Бой предстоял кровавый, но альфа уверен, что Намджун выстоит.       За несколько десятков метров уже чувствовался запах крови. Головы противников летели во все стороны, забрызгивая кровью зеленую траву. Вместо прозрачной росы она обагрилась красными каплями, дикими ягодами усеявшими молодые сочные листья. Чонгук втянул носом запах, напитываясь агрессией еще больше. Среди тех, кто падал с лошадей, были и хвараны, отважно боровшиеся с разбойниками. От постоянных взмахов мечом небо казалось серым, а металлический грохот тяжелым рокотом раскатывался вокруг.       — Чонгук! Справа! — крикнул Намджун, предупреждая об опасности.       Один из наемников прорвал оборону и ринулся к альфе, дабы нанести смертельный удар. Ловким движением руки Чон всадил в его горло кинжал и сбросил с лошади. Руки измазались кровью, она же забрызгала лицо, фонтаном хлынув из тела врага. Намджун отвел наемников в сторону, перебирая военную инициативу на себя. Разбойники видели, как их собратья падали на землю, сраженные хваранами во главе с Кимом, и остервенело мстили за своих, стараясь подобраться к генералу поближе. Казалось, что план Хосока явно скрипел по швам — наемники при виде своих потерь не только утратили интерес к прорыву переднего фланга, но и сосредоточили свои силы на отряде военного министра, что сражался как зверь.       Чонгук пригнулся под летящими стрелами и поднял правую руку. Ослабленный Кимом клин развалился, поэтому можно наступать на фланги. Полковник Бэк, зорко следящий за приказами главнокомандующего, при виде сигнала велел своему клину атаковать противника и бросился в бой. Левая рука альфы уже ожидаемо стала сигналом для полковника Юна, переминавшегося на лошади. Он не мог дождаться, когда уже ринется в наступление.       Когда оба клина стали теснить противника, сжимая его со всех сторон, под ногами у Чонгука начала дрожать земля. Тактический этап битвы король Силлы выиграл, обеспечив своему войску самую выгодную позицию в битве. Теперь осталось добить противника, в чем Гук совершенно не сомневался. Чуть ли не каждый воин обучался лично у него или генерала Кима, а потом оттачивал свои навыки с полковниками в тренировочных битвах один на один или в группе. Свист в ушах, мелькание перед глазами, беспорядочное месиво из тел тех, кто уже отправился на небеса и стоны тех, кого еще можно спасти, смешались в голове альфы. Чонгук пробирался вперед сквозь толпу воинов, пару раз чуть не попав под меч своих же солдат.       Завидев Хосока, альфа выпрямился и посмотрел вдаль. Последняя и единственная секунда, чтобы убедиться в том, что брат его предал. В глазах стоящего напротив Чона-старшего не было сожаления или раскаяния. Их разделяли всего десяток метров, воюющая пехота, скрещенные мечи и тела уже погибших людей в этой ненужной войне. Гуку казалось, что между ними никого нет. Будто они стоят с братом в степи, как и раньше, когда выходили воевать вместе. Звуки оружия заложили уши настолько, что в голове стояла оглушительная пустая тишина. В глазах на долю секунды помутнело, но Чон тут же сконцентрировался на противнике. Еще в эту секунду Чонгук был готов остановить битву, но брат поднял меч и ударил лошадь, чтобы ринуться вперед.       Выбор сделан. Каждый из них совершил тот единственный шаг, который разделил их по разные стороны пропасти. Чонгук пригнулся и тоже ударил кобылу, которая понеслась вперед в предвкушении битвы. Затянув поводья, он поставил лошадь на дыбы и скрестил меч с оружием Хоби.       — Ну вот мы и встретились, Хосок! — бросил Чон, отталкивая меч противника. Старший от недюжинной силы соперника чуть не потерял равновесие, но удержался в седле. Его испуганная лошадь отступила на пару шагов, давая наезднику фору.       — Не ожидал? — прищурился Хосок и укрепился в седле, впившись сапогами в бока животного.       — Ожидал, — Чонгук отразил удар справа, но тут же ощутил резкую боль в руке. Меч Хоби все-таки полоснул по ханбоку, оставив глубокую резаную рану. — После того, как ты устроил на меня покушение в лесу, я уже не строил иллюзий — ты предал меня!       Чонгук практически не слышал своего голоса среди шума оружия, да и до Хосока долетали лишь отдельные слова. Не обращая внимания на боль, Чон отражал удары один за одним, пока Хоби ловко маневрировал новым оружием. Гук отметил, что брат набрался опыта в военном мастерстве, поэтому не сводил глаз с его меча, чтобы вовремя закрыться от ударов и нанести ответные.       Гул со всех сторон начал усиливаться, и братьев Чон стали подпирать с флангов. Воины, что боролись рядом, теснили друг друга, все ближе подступая к королям. Хосок обернулся на крик до боли знакомого голоса и увидел, как Ким Намджун сцепился в схватке с Чхве Ином один на один. Лицо полковника армии Пакче было залито кровью, но Ин из последних сил сражался с Кимом. Их мечи создавали чуть ли не самый оглушительный звук вокруг, постоянно скрещаясь сильными руками противников. На глазах у Хосока генерал Ким отсек Чхве Ину голову, которая отлетела в толпу, забрызгивая солдат кровью.       Снова отбив атаку Чонгука, Хосок оглянулся назад. Он не мог поверить в то, что его армия без руководства Ина слабела на глазах. Локальные стычки с отрядами из Силлы давали слабую надежду удерживать активность в наступлении, но уже спустя несколько минут король Пакче понял, что силы противника намного превосходят численность его воинов. Вдобавок к своему горькому разочарованию под рассеявшимся паром от теплых тел Чон-старший увидел черную равнину, усеянную трупами наемников. Некоторые из них едва шевелились, но даже не пытались встать, принимая смерть так, как она их настигла. Масштабы трагедии поражали даже его, бывалого воина, который не раз сражался вместе с Чонгуком бок о бок.       — Ты проиграл, брат, — крикнул Чонгук и поднял меч.       Хосок оскалился и с животной агрессией бросился вперед. Он заметил, что рука Чонгука не так твердо держит меч из-за ранения, поэтому решил вымотать соперника. Затяжная битва между ними длилась вечность. Осложняли положение лучники из Пакче, засевшие на одном из холмов. Они боялись поранить своего короля, поэтому выпускали стрелы редко, но метко — Чонгук отбил мечом не меньше десятка, несколько стрел поймал рукой на лету, спасая себя от смертельного ранения, но две стрелы таки попали в плечо. Он успел обломить древки, но поврежденная рука стала тут же неметь.       Хосок тут же воспользовался мгновенным замешательством Чонгука и громко свистнул. Несколько полковников, отразив атаку хваранов Силлы, кинулись на помощь государю и отрезали путь Чонгуку к брату.       — В Пакче, Ваше Величество! — выкрикнул один из полковников. — Мы должны успеть до заката!       — Не медлите! — второй военачальник буквально дернул за поводья лошадь короля Хосока, когда тот засмотрелся на раненого брата, стягивающего зубами пояс на предплечье.       — Нет времени, Ваше Величество! — донеслось откуда-то сбоку и Хосок, наконец, отвернулся от Чонгука и пришел в себя. За спиной его прикрыли отряды солдат, едва сдерживающие натиск. Чтобы спастись, оставались считанные минуты, в которые он должен был уйти с поля боя. Солнце уже стояло в зените, ослепляя глаза и являя ярче ужасающие картины, представшие перед королем — тысячи убитых воинов Пакче и Силлы и еще столько же раненых, пытавшихся спастись от верной смерти. Хоби знал, что после такого не выживают.       — Да поехали же! — с нетерпением и раздражением повысил голос военный и дернул королевскую лошадь. Хосок ударил кобылу и она понеслась вперед, оставляя за собой пыль и уводя последних выживших солдат.       — Генерал Ким! — Чонгук сцепил зубы и, превозмогая боль, подозвал к себе министра. Намджун тут же подлетел к нему, вырезая на пути соперников. — За ним!       Джун всмотрелся в отряд и клацнул языком.       — Мы можем перехватить их, если пройдем через ущелье Чокольсан, — бросил Ким. К королю тут же подъехали свободные военачальники. Их солдаты успешно добивали раненых и помогали собирать на повозки выживших хваранов. Полковники внимательно слушали государя и ожидали приказы.       — Раненых отправить в лагерь, пусть ими займется Линь. Погибших сложите в отдельные повозки — они будут похоронены на родине, — сказал Чонгук, стараясь не кривиться от боли в руке, которая продолжала беспокоить его все сильнее. — Я, генерал Ким, полковники Бэк, Юн, Чхо, Им и Рён со своими отрядами выступаем в Пакче. Лагерь до особого распоряжения не покидать, ждать сигнальные огни с запада. Черный дым — вы немедленно отправляетесь защищать Кёнбоккун. Если такой необходимости не будет, вы увидите белый дым. В этом случае дожидаетесь нашего возвращения. При отсутствии сигнала в течение трех дней отправляетесь в Силлу и присягаете на верность Его Величеству Пак Чимину.       Стоящие вокруг короля воины молчали. Они могли принять любой вариант событий, но последний просто разрывал душу. Кто-то откашлялся, кто-то громко сглотнул, чтобы сдержать появляющиеся слезы.       — Думать о плохом сейчас не время, — сделал замечание генерал Ким, и полковники стали на колени перед Чонгуком.       — Мы будем верны Вам, Ваше Величество, — склонили головы подданные.       Чонгук отпустил солдат и посмотрел вдаль. От отрядов брата не осталось и следа, но времени они потеряли немного. Путь через ущелье позволил сократить дорогу к Пакче на несколько часов, но Хосок с отрядами все равно успели в Чхандоккун первыми. Повсюду на подъездных дорогах ко дворцу уже стояли лучники, защищавшие стены королевского замка, а ворота были заблокированы конницей с пехотными щитами в несколько рядов. Стоя на вершине холма, куда вел выход из пещеры, Чонгук задумчиво осматривал окрестности.       — Да, мой брат решил обороняться и стоять до смерти, — альфа считал про себя лучников, бубня под нос число противников. — Намджун, мы сможем снять около семидесяти человек за пару минут?       — Конечно, — подтвердил Ким. — Планируем начать атаку сейчас или когда солнце сядет? Осталось меньше часа до заката.       — Сейчас, — стальным голосом подтвердил альфа. — Я не хочу нападать ночью, как вероломный разбойник, а ждать до утра нет смысла. Мы обещали нашим омегам управиться за десять рассветов. Не думаю, что есть повод не выполнить наши обещания, правда, генерал?       Намджун хитро улыбнулся, глядя на Чонгука. Решительности ему не занимать, но в его состоянии стоило бы поберечься и отдохнуть.       — Что ж, когда солнце опустится до вершин вот тех сосен, вы должны устранить лучников. Одной чередой массированной атаки убрать всех, кто может нанести удар на расстоянии. Полковник Бэк, вы с отрядом солдат будете отвечать за это. Полковник Юн возьмет на себя северные ворота, полковник Рён — южные. Полковник Им разблокирует для наших отрядов западные ворота, а генерал Ким и полковник Чхо отправятся со мной. Штурм начинаем одновременно по моей команде. Хосок не успеет перегруппировать силы, тем более, что со смертью Чхве Ина он вообще остался без опытного командования. После деблокады всех ворот стражников на них же и повесить для устрашения. Мирных жителей и придворных не трогать, омег не насиловать! Узнаю — казню лично! Предупредите всех, чтобы на главную площадь до моего разрешения не высовывались. По возможности выведите челядь из дворца, помогайте им бежать в безопасное место. Не забывайте, что это — подданные Его Величества Пак Чимина. Простые жители не должны пострадать от вероломства их нового правителя. После того, как займем дворец — ворота Чхандоккун закрыть и никого не выпускать. Всех, кто будет пытаться бежать из дворца — связать и отправить в темницу. С ними разберемся позже. Все понятно?       Генералы, окружившие короля, молча кивнули и разошлись к своим отрядам передать приказ. Намджун сосредоточенно свел брови, смотря на короля.       — Нужно было все-таки показаться Линю. Рука болит?       — Скорее немеет. Все уже отболело, генерал. Сейчас Линь нужнее тем, кто может отправиться на небеса, а со мной они еще долго не встретятся, — подметил Чонгук. — Отряды, за мной!       Дорога к столице заняла не менее двадцати минут. По сигналу Чонгука лучники за пару минут были сняты со своих позиций, а паника, начавшаяся у защитников ворот, даже не успела распространиться по всему периметру. Как только дозорные отправились передавать эту ужасную весть, они тут же встретились с отрядами хваранов и были поражены их мечами. Кто-то сдавался сам и падал на колени, моля о пощаде, кого-то смертельно ранили, но ни один солдат вражеской армии не ускользнул от людей Чонгука.       Войдя в Чхандоккун и оставляя за собой кровавые следы от сапог, Чонгук, тяжело дыша, направился во дворец. Он больше не хотел ждать ничего, хотел только закончить все побыстрее и вернуться домой, где стены не сковывали и воздух был чище. Вечерний дворец, несмотря на происходящее, был прекрасен. Повсюду горели огни, мощеные дороги начисто подметены и альфе не хотелось пачкать белый мрамор кровью убитых. Чиновники и любопытные омеги, высунувшись на шум, тут же попрятались по домам. Много где потушили свет, а сквозь тонкие стены слышались молитвы Будде. Чонгука в Пакче, несомненно, узнали. Пусть даже измученный битвой, он все равно внушал ужас и страх. Окровавленное лицо, грязные руки, порванный кое-где ханбок, испачканный засохшими темными пятнами возле раны, делали его больше похожим на кровавого якудзу, нежели на величавого короля Силлы, который приезжал сюда на праздники.       Ким, следовавший тенью за государем, осматривал местность и искал засаду. Угроза жизни королю еще оставалась, тем более, что они находились на территории противника. Здесь можно ожидать чего угодно — от обычной человеческой подлости до воинского героизма. Ни на что из этого он не рассчитывал. Охранники, стоявшие у главного входа в Чхандоккун, при виде Чонгука замешкались, но копья скрестили и короля пропускать отказались. Намджуну пришлось снова обагрить свой меч кровью, взяв еще два греха на душу. К слову, Ким никогда не считал количество убитых, но точно знал, что им с Чонгуком на небесах придется не сладко.       Остановившись перед внутренней дверью, альфа прислушался. За спиной на главной дворцовой площади стояла тишина. В самом дворце она была еще более гнетущей. Такое впечатление, что здесь и вовсе никто никогда не жил. Солнце уже давно зашло за горизонт и лишь ряды свечей источали мистический свет, мерцающий на темных каменных стенах. Языки пламени отблескивали, напомнив Чонгуку о пожаре в Корё, когда он спасал сына. На руках до сих пор остались свежие шрамы, а кое-где только начавшие заживать раны снова полопались, забившись грязью. Вспомнив о пережитом, альфа с ноги ударил дверь в здание.       Чонгук проследовал в тронный зал, кивнув Намджуну на дворцовые коридоры. Ким должен был задержать Тэхена с Сунджоном, если они прятались здесь. Через пару секунд в коридоре послышался визг омег. Кто-то из евнухов в панике попал в тронный зал, но при виде стоящего там Чонгука чуть в обморок не упал, да ретироваться успел… Гук иронично ухмыльнулся, осматривая помещение. Как же небеса суровы, что приводят его сюда дважды и с одной и той же целью — утопить дворец в крови. Много лет назад он убил здесь мать Чимина и вырезал половину слуг, а сегодня настал час повторить ту же самую кровавую расправу.       Вздохнув, Гук почувствовал напряжение за спиной. Брат. Его близость он ощущал всегда, будто связан с ним невидимыми нитями. Тонкими, но прочными, которые в былое время соединяли так туго, что не давали дышать, когда они обнимали друг друга, приветствуя с походов или празднуя общую победу. Когда в один миг все изменилось? А изменилось ли вообще?       Чонгук решительно развернулся на каблуке сапога, чтобы видеть лицо противника. Хосок тихо направлялся к нему, словно тигр крался в траве, стараясь не выдавать себя звуками.       — Я чувствую тебя, — прошептал Чонгук. — Зря прячешься. Неужели ты думаешь, что в мире есть стены, которые меня остановят?       — Ты пришел сюда с войной, и я буду защищать Чхандоккун до последней капли крови, — зарычал Хосок, обнажив клыки.       Чонгук медленно ходил по кругу, пока Хоби, направив меч, пытался держать его в дальности одного удара.       — Как быстро полюбил ты Чхандоккун? — посмеялся над ним Чонгук. — А что же, Силла тебе уже не нужна? Ты ведь за этим отправил наемников в лес? Чтобы меня убить и занять престол?       — Не лги! Я не посылал никаких наемников! — встрепенулся со злостью Хосок. — Как ты смеешь меня обвинять в обмане? Я честно заберу то, что принадлежит мне по праву!       Чонгук отошел к стене, держась за трон. Рука заметно ослабла, начала неметь сильнее, и, чтобы не выдавать своей слабости, альфа вцепился пальцами в спинку ониксового трона.       — По праву? Ты слишком поздно заговорил о правах, брат. Не помнишь, когда? А я тебе напомню. Когда ты узнал, что Тэхен не кисэн, а наследный принц. Припоминаешь тот день? — Чонгук не сводил глаз с Хосока, наступающего на него шаг за шагом. — Тебя устраивало все, но жадность взяла свое, как только кисэн стал петь тебе в уши песню о том, что пора вернуть наследные земли. Не так ли?       — Можно подумать, ты не хотел забрать земли Силлы, — зашипел Хосок, приближаясь к брату. — Пора восстановить справедливость и отдать их мне, законному наследнику, и моему сыну!       — О не-е-ет, — Чонгук отошел от трона к стене, упираясь спиной в холодный камень. — Я не помышлял о том, чтобы владеть этими землями! Я родился воином и вырос в степи! У меня нет жадности, как у тебя. Ты погубишь страну, Хосок!       — Силла принадлежит мне! — Хосок сделал выпад и скрестил с Чонгуком меч, но тот оттолкнул брата, несмотря на усиливающуюся боль в руке. — Это моя земля!       — Силла никому не принадлежит! — зарычал Гук. — Это земля нашего народа!       — Можно подумать, ты воюешь не за трон? — оскалился Хоби, пытаясь спланировать удар.       — Я воюю за то, чему нет цены, Хосок — за родину! А ты воюешь за власть! Вот наша принципиальная разница, брат!       Чонгук уже не мог сдерживать злости, но пытался неотрывно смотреть в глаза Хосоку. Брат всегда выдавал себя взглядом, когда встречался в бою с противником. И если с другими солдатами он мог победить силой, то Чонгук в военном мастерстве превосходил старшего. Немеющая рука беспокоила своей внезапной слабостью, которая накатывала неожиданно, но альфа из последних сил сжал пальцы на тяжелом мече. Хоби снова нанес удар, легко маневрируя новеньким оружием.       Ненависть полностью обуяла Чонгука, а кровь застилала глаза — Хоби полоснул мечом по лбу, оставив неглубокую, но кровоточащую рану. Сегодня или никогда — все остальное перестало иметь для Гука значение, и он пошел в наступление. За дверью тронного зала доносились не менее устрашающие звуки сражения. Воины Силлы, захватившие Чхандоккун, вырезали тех, кто остался охранять дворцовый покой. Лязги оружия усиливались, а звуки стычек приближались. Видимо, сражались на главной лестнице, перед самыми дверями в замок. Под оглушительные крики солдат Чонгук успел нанести несколько ударов, сбив Хосока с ног.       Раненый король Силлы дрался, как зверь, не давая брату завладеть инициативой. Ужасное всепоглощающее отчаяние от того, что его предал самый родной человек, захватило его полностью, выплескиваясь через край. Первые капли родной крови окропили руку Гука, когда он полоснул по животу брата, заставив того согнуться от полученного удара. Хосок вытащил кинжал и тут же попытался всадить его Чонгуку в шею, но тот перехватил руку противника и нанес ответ. Огромная рана расползлась уродливой змейкой на белой коже. Прижимая руку к плечу, Хосок упал на колени. Пальцы альфы обагрились собственной кровью, мощными толчками вытекающей из раны. Ее расходившиеся края уродливо вывернулись наружу, а кисть брата стала крупно дрожать.       Хосок привалился к стене, смотря в потолок и тяжело дыша. Чонгук посмотрел на него, опустил меч и понял, что все кончено. На крики альф в дворцовом коридоре показался Намджун, притащивший в тронный зал Тэхена. Омега плакал, кричал и кусался, пытаясь отбиться от военачальника Кима. Перемазанный и чужой, и своей кровью, Намджун выглядел ничуть не лучше Чонгука. Тот стоял перед телом брата и затягивал повязку на лбу, чтобы остановить кровотечение.       — Хосоки!       Тэхен с ужасом посмотрел на мужа, истекающего кровью. Омегу трясло, от плача он захлебывался слезами, еле выдавливая из себя истеричное:       — Пустите меня к нему! Хосок! Пустите, сволочи!       В теле Хосока еще теплилась жизнь. Он хрипел, пытался что-то сказать, но тут же провалился в бессознательное состояние. В его глазах уходило сознание, а Тэхен, парализованный страхом, смотрел на то, как умирал его муж. Хоби прикрыл веки и последним прижизненным усилием повернув голову в сторону истинного. Рука альфы выронила меч. Он громко лязгнул в тишине, которая установилась в дворцовом зале лишь на доли секунды, а потом снова разрезалась криком.       Воздух мгновенно наполнился приторным запахом крови, от которого сдавило желудок и омега скорчился, чуть ли не выдавая наружу съеденное за день. Он закашлялся, прикрывая рот ладонью, но природа взяла свое — его стошнило сквозь рыдания и боль, сковавшую тело. Голос Тэхена оглушал огромный зал пронзительным криком, отдаваясь эхом от стен. От него по коже прошелся морозец, пробирающий до костей. Так кричат раненые животные, потерявшие свою пару.       В тронном зале Чхандоккун концентрация безумия, безысходности и горя достигла своего апогея, и даже Ким Намджун безвольно разомкнул свою руку на тонком запястье Тэхена. Омега упал на грязный окровавленный мрамор и, рыдая и размазывая слезы по лицу, пополз к Хосоку. В его горле застрял немой крик, болело все, что еще могло чувствовать боль. Саднило горло, перекрывая кислород. Сдавливало в груди, где еще недавно волновалось сердце. Ладони содраны в кровь от посеченного мечами камня. Глаза болели смотреть вперед, а веки хотелось смежить, чтобы никогда больше не видеть представшую перед ним картину…       Чонгук, не обращая внимания на истерику омеги, присел рядом и прижал руку к шее брата. Под головой альфы собралась приличная лужа, на которую Чонгук старался не смотреть. Он, конечно, не лекарь, но в боях видел много ранений и состояние Хосока говорило о том, что брат скоро отправится на небеса.       — Нелюди! Твари! — Тэхен орал, не выбирая слов. Он вцепился в Намджуна, а ослабевшие ноги не держали хрупкое омежье тело. — Будьте вы прокляты! Все, все будьте прокляты!       — Заткнись! — рявкнул на него Чонгук. — Иначе я убью тебя прямо здесь!       — Убей! — хрипел Тэхен, прошивая своим отчаянным криком все насквозь. — Я не хочу жить без него!       Тэ из последних сил встал на ноги и накинулся на альфу. Осознание собственной боли от потери любимого человека за секунду превратилось в одержимость местью. Он почувствовал в себе невиданную до того времени силу, которая вмиг появилась во всем теле. Дай ему камень в руки — и он раскрошит его одной ладонью, превратив в песок. Ким пытался царапаться ногтями, бил Чонгука кулаками, лупил по коленям, но альфа стоял недвижимо, как скала.       — Я прикончу тебя, Чонгук! Я убью тебя, как убил твоего сына! — кричал обезумевший омега. — Этот ублюдок не достоин жить! Никто из вас не достоин жить, сволочи! Ты же лишил жизни своего брата-а-а!       — Что ты сказал? — процедил сквозь зубы король.       Альфа мигом отцепил от себя Тэхена, будто собачку, и хорошенько тряхнул, но осознание происходящего к омеге не вернулось. Король сильно сдавил его за руки, а Тэ продолжал безумствовать и боли даже не почувствовал — он кричал и бесновался, будто одержимый нечистой силой.       — Да!!! Это я поджег хранилище! Я! Я! Я! — ревел Тэхен, умываясь слезами. В его пустых глазах уже не было ничего человеческого, а животный оскал исказил лицо злостью. — Это я отравил Чимина! Я пропустил отряды хигокэнин в Кёнбоккун! Тебе мало того, что я сделал? Можешь убить меня, как убил собственного брата, ничтожество! Ненавижу! Ненавижу тебя, Чонгук, и лягушонка этого ненавижу! Я должен быть на его месте! Я! Я!       Намджун, только открывший рот, чтобы осадить Тэхена, молча созерцал его истерику. Все его худшие предположения, которые он даже сам себе озвучить боялся, сбылись. Часть от норигэ, что отдал ему Линь после осмотра тела Джисона, уже не имела никакой ценности после того, как убийца сам признался в содеянном. А известие о том, что именно Тэхен стал причиной изнасилования Сокджина японцами, повергло Намджуна в немой шок. Ким сжал руки в кулак, до боли впиваясь ногтями в ладони. Он очень сильно хотел придушить омегу прямо здесь, но знал, что эта месть — дело чести для государя Силлы.       Ужас, застывший в глазах Чонгука, нельзя было передать словами. Он стал настолько концентрированным и ощутимым в воздухе, что Тэхен, еще недавно брызгая слюной, вмиг замолчал и превратился в больное животное, зализывающее раны. Без надежды на существование он собственноручно похоронил себя, заживо закапывая фраза за фразой. Тэхен прикусил губу до крови и заскулил, боясь сделать лишний вдох в руках альфы.       — Что ты сказал? — заторможено переспросил Чонгук. Он все еще не мог поверить в то, что этот омега способен на убийство. Убийство ребенка. Его ребенка. — Как ты мог? — прохрипел альфа, сдерживая слезы.       Воспоминания вмиг захватили его, и альфа ощутил терпкий запах гари, не покидавший его сознание столько дней. Еще долго после того ужасного пожара Чонгук принюхивался к рукам, к одежде, к пище. Да что там — ему казалось, что у Чимина изменился аромат. Дым и сладковатый запах сожженной плоти преследовали его везде, шли за ним в комнаты, становились его второй тенью. Чон боялся обернуться и сойти с ума, если он даст слабину, посмотрит через плечо и увидит пожар наяву.       Мысли о трагедии сводили его с ума, ему невыносимо хотелось закрыть уши и зажмурить глаза, чтобы прокричаться от боли. Факт того, что он ничего не мог изменить, не спас сына, добивал Чонгука ежесекундно, пока в одно из посещений могилы Джисона с ним не случилась мучительная истерика, позволившая выплеснуть все наружу и опустошить душу. Наболевшее не отболело. Оно застыло камнем в легких, где-то за грудиной ложась на сердце. Давило каждый день виной того, что он не успел… Не вырвал сына из огненного ада, когда мог это сделать. Смерть смеялась над ним, отобрав самое дорогое, но теперь он знает ее в лицо.       — Ваше Величество! — Ким неслышными шагами подошел к альфе.       — Казнить! — прошипел Чонгук и сдавил тонкие кисти Тэхена.       В тишине зала послышался громкий хруст, и омега тут же взревел от боли. Король Силлы сломал ему кости сразу на обеих запястьях, просто стиснув свою огромную ладонь.       — Больше ты никогда не обнимешь своего сына, подонок, — Чонгук наклонился к омеге и отпустил его руки. Тэхен, глядя на неестественно вывернутые кисти, кричал так пронзительно, что даже Намджун не выдержал и отвернулся. Боль, пронзившая тело, была несоизмерима той, которая пронзила душу.       — Я казню тебя и твоего выродка, Тэхен! — шептал зловеще Чонгук. — Моему сыну было всего три! Три годика! Какая же ты тварь!       Чонгук наотмашь ударил Тэхена, у которого из разбитой губы тут же пошла кровь. Лицо побагровело от злости, на щеке расцвел след от удара чуть ли не ярче самого постыдного румянца. Слизывая языком слюну вперемешку с кровью, Тэхен рассмеялся в лицо Чонгуку, точно сумасшедший. Альфа, не сдерживая собственной агрессии, придавил кисэн пальцами за тонкую шею, смыкая их по бокам и лишая того кислорода. Выпучив глаза, Тэ испугался и начал хрипеть.       — Ни ты, падаль, ни Хосок не достойны жить на этом свете и ходить по этой земле. Все, кто посягают на мою землю, моего омегу или моего ребенка, будут мертвы, — прошипел Чонгук с перекошенным от злости лицом. — Ты отправишься вслед за своим любимым альфой, и я клянусь, что ты умрешь самым ужасным способом. Ты испытаешь все муки смерти, которые терпел Джисон. Будешь молить о пощаде, но я даже не подумаю помочь тебе. Ты был безродным отребьем, а умрешь, как убийца. В моей власти пощадить тебя, но я не сделаю ничего, чтобы облегчить твои страдания. Собаке собачья смерть. А уж о наследном принце из Пакче я позабочусь особенным образом, можешь не переживать.       — Нет! — зарыдал Тэхен. Лежа рядом с убитым мужем и пачкаясь в луже его крови, Тэхен даже не мог от боли поднять руки, чтобы вымолить у Чонгука прощение. — Я виноват во всем! Я один виноват!       Омега пал ничком на пол. Сил плакать больше не оставалось. Он попытался ухватиться за сапоги альфы, чтобы вымолить прощения для Сунджона, но изуродованные сломанные руки не слушались, вися плетями. Истерика Тэхена не прекращалась, поэтому Намджуну пришлось связать его и бросить в угол. Лежа там, Тэ неотрывно смотрел на тело мужа и что-то бормотал себе под нос. Омегу била крупная дрожь, худые плечи и колени ходили ходуном. В хорошо отапливаемом свечами тронном зале у него зуб на зуб не попадал, словно он сидел раздетым на морозе. То ли небеса лишили его разума, то ли он утратил его уже давно — Чонгук не понимал. Он в ступоре смотрел на омегу, мертвого брата, и все никак не мог понять, кто же из них троих сошел с ума — Хосок, что обещал бороться с ним спина к спине до конца жизни; он, который убил родного человека, или этот омега, что уже не был похож на живое существо.       Чонгук наклонился перевернул Хосока на спину, а Тэхен вскрикнул и тут же отвернулся. Искаженное смертными муками лицо и окоченевший полураскрытый рот, белки глаз из-под полуприкрытых век и в момент позеленевший цвет лица прятали под маской смерти ранее статного горделивого короля огромной страны, которая могла бы процветать. Если бы не человеческая жадность…       — Ваше Величество! — в тронный зал вошел полковников Бэк и уставился на труп Чона-старшего. Несмотря на то, что все военачальники знали исход битвы, видеть мертвого государя было морально тяжело. Он напряженно сглотнул, но собрался с силами и доложил. — Дворцовая площадь зачищена от стражников и солдат Чхандоккун. Чиновники, евнухи и жители дворца не пострадали. Также мы обыскали все покои и дома. При попытке бегства пойман Ли Минсок — министр торговли Пакче. Он хотел покинуть дворец через южные ворота, но задержан хваранами. Чан Уджин, бывший евнух короля Тэджона, найден мертвым в своих покоях. Он отравлен. Предположительно выпил яд самостоятельно.       — Через чью провинцию ты, предатель, пропустил японцев? — Чонгук приблизился к Тэхену и больно схватил того за подбородок. Под глазом омеги уже появился кровоподтек, лицо сильно опухло, потеряв былую привлекательность. Волосы, испачканные в крови, рассыпались змеями-плетями, придавая Тэхену еще более блаженный вид. Красивый омега стал похож на уродливого бродягу и даже дорогие ткани не спасали моральное нищенство его души — огромное и непроглядное, будто пропасть, в которую Тэхен катился без остановки.       — Впрочем, это уже не важно, — прошипел альфа. — Генерал!       — Слушаю, Ваше Величество, — поклонился государю военный министр.       — Мы выезжаем немедленно! Тело Его Величества короля Пакче Чон Хосока погрузите в повозку, а эту тварь возьмите под стражу. Найдите наследника — он тоже должен быть казнен. Полковник Бэк, в королевстве Пакче до моего особого распоряжения вводится военное положение. Вы остаётесь за главного и руководите обороной в случае необходимости. Всех солдат, которые выжили — разоружить, дворцовые ворота — закрыть.       — Слушаюсь, мой господин! — Бэк опустился перед королем на одно колено и положил вынутый из ножен меч в знак преданности и отсутствия злых помыслов. — Ваша милость безгранична, Ваше Величество!       — В дальнейшем ждите моего приказа. Как только я разберусь с делами в Силле, земли королевства Пакче будут присоединены и отданы под руководство моему супругу — законному правителю этой страны. От моего имени действует только Ким Намджун или Его Величество Силлы Пак Чимин, понятно?       — Да, Ваше Величество!       — Приступайте, полковник, а вы, генерал Ким, выполняйте мои распоряжения, — Чонгук старался говорить быстрее, чтобы поскорее покинуть помещение.       Но картина за дверями не принесла радости или желанного облегчения. Напротив, жуткое зрелище, леденящее нутро, предстало перед королем. До боли в глазах белый дворцовый мрамор утратил свою чистоту и был запятнан кровью погибших воинов Пакче. Их волочили по площади, как забитых животных в хлеву, оставляя на величественном дорогом покрытии кроваво-красные разводы. Следы расправы тянулись к широким воротам, на которых Чонгук увидел развешанные тела стражников и тех, кто охранял Чхандоккун изнутри.       Убитые были изуродованы и подвешены за шею. С выпученными глазами и высунутыми языками их тела размещались на каждом выступе, где только могла закрепиться верёвка. Десятки, сотни — Чонгук не считал, сколько воинов полегло за оборону дворца. Самое главное — он взят, а противник убит. Альфа обвел глазами эту картину и остановился, довольно осматривая площадь. Меньше, чем за час, его хвараны мастерски зачистили Пакче. Еще теплые трупы источали особое амбре, которое Чонгук жадно втягивал носом. Из распоротых животов вываливались кишки, добавляя в кровавый аромат специфический запах содержимого внутренностей, а тела с отрубленными конечностями оскорбляли взгляд и портили эстетику.       Гук, привыкший к подобному, проследовал через всю дворцовую площадь к сторожевой башне, чувствуя на спине испуганные взгляды местных жителей. Тишина, повисшая вокруг, была пронизана страхом. От Чонгука несло смертью. Сегодня он был сам смерть, карая тех, кто совершил преступления против него. Страх концентрированно висел в воздухе, давя альфе на плечи, будто чужими руками. «Что ж, хвараны поработали на славу», подумал Чонгук, осматривая помещение изнутри. Люди забились в свои дома и наблюдали через щелочки за происходящим вокруг. Резня на площади говорила о том, что в Чхандоккун ситуация складывалась не лучшим образом, но каждый из присутствующих боялся даже нос высунуть на улицу, дабы не лишиться жизни. Альфа удовлетворенно хмыкнул и лишь посочувствовал впечатлительным омежкам. Их приводили в чувство придворные евнухи на другом конце площади.       Сзади послышались шевеления Намджуна, собиравшего повозку в Пакче. Чонгук наблюдал, как Ким тащил за волосы рыдающую придворную даму с Сунджоном на руках и запихнул ее в клетку, поставленную на воз. Ребенок сонно потирал глаза и удивленно обводил взглядом ту малочисленную группу людей, что собралась на площади. Ища глазами Тэхена, омежка не плакал, но вцепился пальцами в надрывно рыдающую девушку. Присмирев в клетке, она только икала от страха, не понимая, что происходит.       Все прояснилось, когда из дворца вышли воины Силлы. Хвараны несли тело Его Величества короля Пакче Чон Хосока. Труп, обернутый в ритуальную ткань с журавлями. Вслед за ношей текла струйка крови, пачкая каждую ступеньку, пока убитого правителя не погрузили в тот же воз, что и служанку. Вскрикнув, она зажала рот рукой и из последних сил вцепилась в бортик, чтобы не потерять сознание. Сунджон ерзал на ее коленях, все еще крутя головой в поисках папы.       Тэхена вывели последним. С завязанными руками, в перепачканном кровью и грязью платье, с запутанными волосами и взглядом, полным сумасшествия. Великий король великой страны... Тэхен молча поднялся на воз и сел рядом со служанкой. Огромный замок, закрывшийся за ним, оглушительно возвещал о конце правления Чон Хосока и Ким Тэхена. Чонгук наблюдал молча, вторя беззвучию, что повисло вокруг. Лишь в паре домов жители осмелились открыть створки, тоненько скрипнув в тиши старым деревом, чтобы подсмотреть, что происходит, да вороны крякнули на деревьях, чувствуя запах мертвечины, которой можно поживиться.       Наследный принц потянул к Тэхену ручки, чтобы папа взял его на колени, но омега даже не шевельнулся, неотрывно смотря на окровавленный саван с телом супруга. Он не плакал. Сжал зубы до скрежета, пальцы до боли, но его глаза оставались сухими. Будто все вылилось еще там, в тронном зале. Или действительно небеса отобрали разум?       Чонгук неверяще посмотрел на существо, которое некогда было его любимым кисэн. Красивые руки, которыми всегда любовался его брат, походили на уродливые крючки. Выступающими узловатыми костяшками Ким сжимал края разорванного ханбока, прикрывая голые колени. Цвет кожи омеги приблизился к желто-зеленому, словно сейчас перед ним сидит не живой человек, а мертвец. Глаза впали, откуда-то появились глубокие морщины и складки. О, небеса, буквально час назад ничего этого не было! Чонгук вздрогнул и вспомнил разъяренного гордого омегу в тронном зале. Сейчас от смелого Тэхена не осталось и следа того гонора и спеси. За какие-то мгновения он перестал быть человеком. Дернув плечом, король развернулся и поднялся на сторожевой пост, который уже занял один из воинов Силлы. Чонгук зажег белый сигнальный огонь и отдал распоряжение выступать в Кёнбоккун.

***

      Вернувшись в лагерь к утру, король застал уже собранный отряд, готовый отправляться домой. За ночь войско потеряло еще около десятка человек, и даже мастерство лекаря и волшебные травы не сохранили им жизнь. Чонгук лично обошел каждый шатер с ранеными и проверил самочувствие солдат, а китаец сновал по всему лагерю, появляясь белым пятном в разных местах, осматривая раненых, делая перевязки и принося нужные лекарства. Казалось, его совершенно не сразила усталость, а сон и отдых — удел слабаков.       — От него уже глаза болят, — рассмеялся Намджун, наблюдая за доктором. — Все-таки Силле очень повезло с Линем.       — Он лучший, — хмыкнул Чонгук, вспоминая, как китаец дежурил у постели больного Чимина, обрабатывал раны ему и не уходил отдыхать, пока не вытащит с того света каждого солдата, пораженного вражеским мечом. — Надо будет выплатить ему несколько золотых слитков после того, как вернемся домой.       — Зачем они ему? — удивился Намджун. — Насколько я знаю, богатство его никогда не интересовало…       — А чем я могу его наградить? — Чонгук поправил повязку, кривясь от боли в руке. — Что или кто интересен Линю? Звезду ему с неба достать? Или сосватать лучшего хварана из нашего войска?       — Не знаю, — пожал плечами Намджун, находясь под пристальным взглядом китайца, спрятавшегося за толстым стволом. — Дай ему самую качественную ханджи. В последнее время он стал вести записи о методах лечения и травах, которые использует. Думаю, ему этот подарок понравится. Давай собираться, уже пора закончить начатое.       Чонгук кивнул, и уже через час отряд отправился в путь. Повозка лекаря ехала следующей за клеткой с королевской четой из Пакче, но Линь отвернулся, чтобы не пялиться на Тэхена. Неловко, отчего-то стыдно и глубоко внутри больно видеть бывшего друга таким сломленным. «По заслугам», вздохнул Линь, когда вспомнил их короткий разговор с генералом Кимом о страшном признании омеги. Лекарь чувствовал, что найденный в ручках Джисона камень, оказался у малыша не просто так. И если Тэ совершил все эти ужасные вещи с малышом и с Чимином, то ему нет прощения ни от людей, ни от высших сил. Сами небеса не упокоят душу этого безумца.       В лагере лекарь лишь единожды подошел к повозке, чтобы с разрешения генерала Кима передать ребенку воды и рисовую булочку. Служанка от пищи отказалась, а Тэхену давать какую-либо еду Чонгук запретил. Впрочем, не проявлял к ней особого интереса и сам узник. Не меняя позы, со сложенными на коленях руками, он продолжал смотреть в одну точку, не интересуясь ни происходящим вокруг него, ни слушая просьбы служанки взять на руки наследного принца. Весь мир застыл для него под бортом повозки, где лежал уже окоченевший труп его альфы. Они так и появились перед главными воротами Силлы — служанка, держащая на руках спящего Сунджона и еле открывавшая веки от усталости, и Тэхен, сидящий в повозке, словно истукан.       Известие о возвращении воинов облетело Кёнбоккун за несколько минут. По лесной дороге им осталось проехать чуть меньше часа, но в самом дворце короля с войском уже ждали министры и чиновники разного ранга. Они воодушевленно бродили по площади и перекидывались фразами о сборе урожая и раннем цветении магнолии в этом году. Никто не хотел думать о том, что случится здесь спустя несколько часов.       Чимин с Джином сидели у окна, точно так же переживая, как и все жители дворца. Вышитые полотна, позабытые сегодняшним утром, сиротливо лежали на сундуке, а Чимин кутался в накидку. Утро выдалось холодным и туманным, но они с Кимом упорно ждали, когда охранники будут открывать ворота.       — Впервые я боюсь встречать Его Величество на площади, — уронил грустно Чимин и посмотрел на свои пальцы, разминая их от волнения.       — Мы должны смириться, Ваше Величество, — Джин говорил ровным и спокойным голосом, словно и сам уже свыкся со всеми новостями. — Генерал сказал мне, что в Силле настанет новая эпоха, когда не будет места жадности и злу. Никто больше не станет претендовать на трон, а Ваша задача — позаботиться о наследнике. Смотрите как хорошо мы поработали, — Джин обвел рукой вышивание и улыбнулся. — Королевские одежды, сделанные Вашей рукой, ждут своего маленького хозяина.       Пока Джин старался отвлечь Чимина от грустных мыслей, в Кенбоккун раздались крики военных и лязг замков на воротах. Приехали! Чимин вздохнул и встал. По старой традиции, которую нельзя нарушать, он должен в числе первых встречать короля, вернувшегося из похода. Ноги стали ватными и не несли вперед. Что ему предстоит увидеть? Какие ужасные картины явит Чонгук, шедший на битву с четкой целью уничтожить брата? Все это казалось дурным сном, а Чимин словно попал в иную жизнь, где мир перевернулся с ног на голову. Где Хосок, всегда поддерживающий его, превратился в предателя, а Тэхен, ненавидящий Пака всем сердцем, оказался его единоутробным братом.       Осознание того, что произошедшего нельзя изменить, плотным обручем боли сдавливало голову. События шли противоположно тому, чего хотел Чимин всю жизнь — любви, мира и процветания. Его светлые желания стали извращенными, грязными и запятнанными, словно не он загадывал их, а черный шаман, заговаривающий на смерть. Любовь превратилась в боль, мир обагрила кровью война, а процветание затянуло чередой походов и ночами ожиданий, когда от неизвестности и страха за Чонгука хотелось выть и ломать ногти об каменные стены, лишь бы выбраться отсюда и быть рядом с истинным. Хорошо, что Джин не знал, как тяжело приходилось Чимину последние ночи. Каждый рассвет омега встречал со смутным чувством тревоги и обреченности, а томление вытягивало из него все жилы. Физически истощен и слаб — такой диагноз бы поставил Линь и непременно дал Чимину отвар женьшеня. Жаль, что с таким врачеванием тела нельзя вылечить душу.       — Пора, — шепнул тихонько Джин, глядя на застывшего короля. — Вам необходимо идти.       — Да, спасибо, — отмер Чимин, уставившись в окно.       Омеги вышли на улицу и спустились со ступеней. Министры встали в шеренгу и отстранились, чтобы пропустить Чимина, с интересом осматривая короля. Пак за эти дни похудел, стал словно прозрачным. Ветер дунет и снесет с ног, но он шел вперед, твердо чеканя заученный шаг. Гордо поднятая голова и выпрямленная спина не давали повода усомниться, что он супруг великого завоевателя. И любой шаг Его Величества Чонгука король поддержит и решение примет достойно.       — Ни единой эмоции, — шепнул ему Джин, стоя за спиной. — Вы можете стать поводом для обсуждения при дворе.       Чимин ничего не сказал, только нервно дернул уголком рта. Досужие дворцовые сплетни — последнее, что волновало его сейчас. Гораздо важнее жизни людей, что так бесславно закончились из-за человеческих пороков. Подозревая, что сейчас творится у Чонгука на душе, омега старался изо всех сил держать маску неприступности. От него ждут этого придворные, хвараны и сам король Чон. Чимин посмотрел в распахнутые ворота, как тут же услышал топот копыт и гул земли, приближавший войско Силлы ко дворцу. В клубе дыма показался Чонгук, залетевший на лошади и чуть ли не сбивший насмерть дозорных. Следом за ним проскрипели по мрамору копыта генеральской лошади, последними потянулись отряды хваранов и повозки.       — Доброе утро, Ваше Величество! — поклонился Чимин, выдерживая паузу. Сотни пар глаз уставились на короля. Невредимый, хотя и уставший, перемазанный кровью и пылью дорог. У всех отлегло, в глазах чиновников появилось тепло, а по площади прошелся умиротворяющий вздох. Чонгук вернулся, а это означало, что победа за Силлой. По-другому и быть не могло.       Альфа в нарушение правил дворцового этикета подошел к Чимину и, взяв его за подбородок, поцеловал при всех, долго и ненасытно терзая губы любимого. Тот, ради кого он жил, ради кого развязал войну и убил собственного брата, стал для него всем. Враг, сын убийцы, его истинный — все чувства вмиг смешались и вылились в жадном прикосновении. И пусть смотрят — Чонгуку плевать. Он десять дней в чужой земле сходил с ума от того, что не мог коснуться Чимина. Стоящие рядом чиновники покраснели и стыдливо отвели взгляд, заинтересованно рассматривая узоры на своих ханбоках, будто видя впервые.       — Проклятье, — прошептал Чонгук, прислонившись лбом ко лбу Чимина. — Как же я скучал по тебе, волчонок…       — Я тоже, Ваше Величество, — шепнул Чимин, еле сдерживая слезы, и бросился на шею Чонгуку.       Они стояли молча, наблюдая за тем, как последние воины заезжали в ворота, помогая толкать груженые повозки. Оставшийся провиант, оружие и еще много всякой утвари пересекло границы дворца в немом созерцании всех собравшихся на площади. Интрига усилилась, когда заехали повозки с ранеными — их тут же направили в госпиталь, обустроенный Линем еще с момента нападения на дворец хигокэнин. Чонгук тогда дал добро на выделение помещений для больных, и китаец сделал в Кёнбоккун собственную лечебницу, где ухаживал за тяжело ранеными хваранами. К слову, подобного не было ни в одном соседнем королевстве, поэтому Линь чрезвычайно гордился своим новшеством.       Повозка с Тэхеном появилась неожиданно и все ахнули, отшатнувшись от нее. Узников провезли через главные ворота и поставили в центре. Шепот среди министров также быстро закончился, как и начался, от одного только взгляда короля, который сообщил:       — Мой брат мертв, — голос Чонгука не выражал ни одной эмоции. Чимин чуть ли не пискнул от боли, когда альфа сжал его руку, но продолжал молчать, слушая дальше. — Сегодня на закате на главной площади Кёнбоккун состоится сожжение останков Его Величества короля Пакче Чон Хосока, а также казнь Его Величества короля Пакче Ким Тэхена и наследного принца Сунджона.       Чимин дернулся, вскинул взгляд на короля, но его запястье тут же до боли сжали. Приказ молчать понят беспрекословно.       — Перед казнью министр внутренних дел составит обвинение, а церемониймейстер зачитает его перед собравшимися. Каждый из вас имеет право знать, за какие чудовищные поступки будет казнен этот человек, — в голосе Чонгука чувствовалось такое презрение, что он не говорил, а плевался ядовитыми словами в отношении Тэхена. — До проведения обряда попрошу никого меня не беспокоить. Через час я жду в малом тронном зале только министра внутренних дел. Церемониймейстеру приказываю начать подготовку. И принесите в мои покои мешок отборного хлопка высшего качества, которое мы поставляем на продажу.       Тэхена не трогало ничего из того, что происходило на площади. Он, словно зверушка в клетке бродячего театра, стоял на обозрении у всех, кто хорошо знал его путь от кисэн до супруга наследного принца. На него смотрели с нескрываемым интересом, отчасти с жалостью и затаенной злостью. Служанка, услышав о будущей казни, чуть не потеряла сознание, а попытки растормошить Его Величество были тщетны. Ни мольбы о помощи, ни просьба подумать о сыне — ничего из этого не вернуло Тэхена к жизни.       Чонгук посмотрел на Чимина, коснулся пальцем его губ и запечатал вырывающийся крик. Одного взгляда стало достаточно, чтобы понять — разговаривать с супругом государь не намерен. Альфа снова поцеловал Чимина и отправился на королевскую половину искупаться и поесть, а Пак так и остался стоять с опущенными руками, глядя вслед удаляющемуся мужу и военному министру. На мгновение на площади воцарилась тишина, и Чимин почувствовал себя неуютно, словно десятки взглядов-иголочек втыкались в его податливое тело.       Линь, спрыгнув с повозки, подошел к омегам и склонил голову.       — Ваше Величество, господин Чон ранен. Мне нужно осмотреть его руку и обработать рану. К сожалению, он не подпускает меня, считая травму легкой, но я настаиваю на осмотре. Могут быть серьезные последствия вплоть до полного обездвиживания. Прошу вас, поговорите с ним и разрешите мне осмотреть короля, — Линь замолчал, понимая, что в данной ситуации доступ к Чонгуку может иметь только Чимин.       — Я не могу в это поверить, — Пак закрыл лицо ладонями, всхлипнул и побежал во дворец, спотыкаясь на ступеньках.       — Что произошло? — изрек Джин, наблюдавший за происходящим. — Линь, что все это значит?       — Это значит, что на закате нас ждет один обряд погребения и две казни, — пожал плечами лекарь. — Это все, что я знаю.       Лекарь посмотрел на расстроенного Джина и отправился в дом. Ему еще предстоит разгрузить повозку с лекарствами, собранными во время похода травами и сменить повязки раненым. Он должен успеть это все до вечера, потому что на площади во время казни явно может понадобиться его помощь.

***

      Чимин мигом взлетел по ступенькам и чуть ли не вырвал створки дворцовых дверей. Столько мощи и силы в его ослабленном теле не ощущалось давно.       — Где Его Величество? — Пак лихорадочно рыскал глазами по тронному залу, который был пуст. Охранники, караулившие вход на личную половину короля Силлы, скрестили перед Чимином копья.       — Его Величество запретил нам пускать к нему кого-либо, — учтиво и коротко, словно с долей вины в голосе, ответил один из стражников. — Простите, господин.       — Да как ты смеешь! — Чимин пытался прорваться через хваранов, но они мощным щитом стали перед дверью, не давая омеге войти. — Чонгук! — Пак начал колотить ногами в дверь, пытаясь дозваться мужа. — Впусти меня немедленно! Слышишь!       В ответ лишь гробовое молчание, но Пак готов поклясться, что альфа его слышал. Пытаться поговорить бесполезно. От досады и подступающего к горлу плача хотелось разнести в щепки двери и сокрушить камень, чтобы, наконец, быть услышанным. Безвольно повиснув на копьях, Чимин признал поражение и ушел в свои покои, закрывшись там до вечера. Разговаривать не хотелось ни с кем, даже с Джином.       Просидев недвижимо на кровати несколько часов, Чимин не ел и даже не пил воды. Когда на дворцовую площадь спустилась тьма, в центре Кёнбоккун зажгли огни и потянуло дымом. Пак подошел к окну и открыл створки. Не веря своим глазам, он уставился на происходящее на улице, больше напоминавшее чудовищный ритуал. Факелы, установленные по кругу, освещали помост, на котором уже были разложены сухие ветки и специальная ткань для тела покойного. Неподалеку соорудили два столба — один большой, для взрослого человека, и поменьше. Тот, что поменьше, с веревкой.       Чимин шокировано продолжал наблюдать за улицей. В центр стекались министры, чиновники, весь аппарат евнухов, как один, выстроился неподалеку в шеренгу. Такое впечатление, что казнь подменили представлением лицедеев. Голова Чимина продолжала болеть от мыслей. Со злостью хлопнув створками, он сел на кровать. С улицы продолжал доноситься запах костров и шумные разговоры собравшихся. Наверняка, Джин уже там. Линь? Кто еще пойдет смотреть на это безумие? Кому еще может понравиться казнь? Почему Тэхена нельзя было выслать из страны? В чем виноват Сунджон?       Все большее количество вопросов не проливало свет на то, как поступить. Сидеть в неведении Чимин не мог. Публичная казнь тоже требует его присутствия, тем более — казнь таких персон, как короли Пакче. Закусив губу, омега до боли срывал корочки, пока не пошла кровь. Толку от того, что он закроется здесь? Его приведут туда даже под прицелом луков! Злость на Чонгука парализовала возможность рационально думать и всегда предприимчивый Чимин ощутил полную неспособность что-либо сделать. Глубоко вздохнув, он поменял ханбок на темный и отправился на площадь.       — Вы опаздываете, Ваше Величество, — король Силлы сделал замечание ровным голосом, глядя на то, как Пак пускает из глаз лучики ненависти.       — Я не уверен, что должен быть здесь, — прошипел омега со злостью, но стал рядом с мужем. — Что происходит, Чонгук? Почему ты не разговариваешь со мной весь день? Насколько тяжелы проступки Тэхена, что ты устроил это чудовищное действо? Ты с ума сошел? Я требую объяснений!       Чимин топнул ногой да так, что стоящие неподалеку министры покосились на них взглядами.       — Клянусь, волчонок, ты бы тоже с ума сошел, если бы пережил все, что пережил я. Боюсь, тебе сегодня нужно снова пройти через все это, но иначе искоренить зло нельзя.       — Да что случилось? — терпению Чимина пришел конец, но тут показались хвараны, несущие на носилках тело Хосока. Обернутый в погребальные одежды, он был готов к ритуалу, поэтому все присутствующие замолчали в ожидании начала. — За что ты так?       Следующим вывели Тэхена со служанкой и принцем на руках. Чимин побледнел, он с ужасом уставился на них, потом перевел взгляд на Линя и Джина, стоящих неподалеку.       — Генерал Ким! — попытался докричаться Чимин хоть до военного министра, но тот и головой не повел, хотя Чимина услышал. — Я больше не вынесу этого, — прошептал он Сокджину.       Джин, белый как полотно, стоял рядом и едва покачал головой, давая понять, чтобы омега успокоился. Они здесь ничего не решают, на все воля альф.       — Ведите себя подобающим образом, Ваше Величество! — Чонгук неожиданно ткнул вертящегося Чимина в спину под ребра так, что у Пака на мгновение перехватило дыхание от боли. — Ты король! Привыкай к тому, что обязанность коронованной особы — это не только носить красивые ханбоки и менять украшения.       — Пф-ф!       Пак фыркнул и замолчал, прикусив губу, чтобы не расплакаться от обиды. Любящий супруг вновь превратился в тирана, которого он так боялся. Хотелось сбежать, чтобы глаза его не видели происходящего ужаса, но Чимин будто прирос на месте от одного взгляда Чонгука. Получил приказ стоять здесь, будто один из его воинов, сражающийся насмерть. Он опустил взгляд в пол, чтобы не смотреть на Тэхена и Сунджона, но Чонгук незаметно погладил его пальцем по спине, поднимаясь от поясницы, между лопатками, щекоча шею и зарываясь в густую копну блондинистых волос. Альфа схватил Чимина у корней, заставив поднять голову, а на глазах омеги невольно выступили слезы от боли и унижения.       — Смотри, волчонок, иначе будешь следующим, — прошипел Гук.       Пака передернуло, а по каждому позвонку прошелся холод. С шеи по спине скатились капли пота, руки затряслись, ноги стали мягкими, будто перина королевского ложа. Стоять становилось все сложнее, но омега опять почувствовал под локтем твердую руку супруга. Он заботливо поглаживал ладонь и поддерживал Чимина, чтобы тот не упал. Вырываться бесполезно, а оказаться на костре не хотелось. Чимин знает, что в порыве гнева угроза может стать реальностью. Молча уставившись в центр площади, он слушал церемониймейстера. После ритуальной речи на помост вышел Чонгук.       — Мой брат, Чон Хосок, погиб от моей руки. Я хочу, чтобы вы знали это. Народ Силлы имеет право на правду. Я не скрывал никогда своих намерений. За свою землю, свою родину и каждого из вас, кто живет в Кёнбоккун или провинциях Силлы, я буду стоять до последней капли крови. Никто не сможет привести нашу страну в бездну жадности, бесславия и нищенства. Пока я жив, я не позволю сделать этого. К сожалению, Его Высочество наследный принц Силлы Чон Хосок, который одновременно был королем Пакче, готовил вероломное нападение. Такое я не прощаю. Жизни наших людей не должны стать разменной монетой для чьих-то желаний. Чрезмерных желаний. Будучи королем в Пакче, Чон Хосок захотел править здесь, ставя под угрозу безопасность нашей страны своими переговорами с соседними королевствами и королем-беглецом Пак Тэджоном.        Услышав имя отца, Чимин чуть сознание не потерял. Он открыл рот и продолжал слушать супруга, а подошедший Линь предложил ему воды. Тэхен стоял у столба молча, готовясь принять свою участь.       — Именно поэтому в битве равных мне пришлось сразиться с братом. Другого исхода быть не могло. Я не приемлю подлости в войне или дворцовых интриг. Мы встретились в честном бою и победил сильнейший. В последний раз вы сможете попрощаться с наследником династии Чон. Его тело будет сожжено, а прах развеян над рекой Хан, — Чонгук подошел к телу брата и стянул ткань, чтобы показать лицо умершего.       Министры только из уважения к Чону-старшему не отвели взгляда. Их омеги выдержали несколько мгновений, но потом отвернулись. Чимин уставился на серое лицо покойного. Видеть мертвого Хосока было невыносимо больно. Справедливо, но больно! Не должно было так все закончиться. В голове омеги боролись две противоположности, одна из которых оправдывала Хосока и надеялась на мирное решение конфликта, другая же шептала, что подстроенная королем засада в лесу чуть не стоила им жизни. Всхлипнув, Чимин вытер мокрый нос и смахнул слезу. О, небеса, быстрее бы все закончилось!       Тело Хосока на ношах переложили в ворох сухих веток и подожгли. Огонь слизывал своими языками сначала края савана, а потом подобрался к королю, давая противный запах жженой плоти. Чимина чуть не вывернуло, хорошо, что он ничего не ел с утра, иначе бы точно опозорился перед всеми. Тэхен с ужасом в глазах смотрел на происходящее, но продолжал молчать. Впечатлительный Сокджин закрыл рот рукой, вцепившись в Намджуна. И только Линь философски принял то, что сейчас происходило во дворце.       — Прекрати это издевательство! — Чимин снова попытался обратиться к королю. — Принц же смотрит!       Сунджон был все еще на руках у служанки. Он уже не плакал, только отвернулся к ней и уткнулся в грудь, чтобы спрятаться от происходящего. Его пугали яркие костры, огромное скопление людей и отсутствие рядом папы, который мог успокоить малыша. Служанка переминалась с ноги на ногу, уставившись на помост, и пришла в совершеннейший ужас от того, что здесь творилось.       Спустя несколько десятков минут огонь стал намного меньше. Тлеющие останки забросали ветками, чтобы костер догорел быстрее. Тянуть с казнью омеги не было смысла, и церемониймейстер начал читать обвинение.       — По приказу Его Величества короля Силлы Чон Чонгука, сегодня будет казнен Его Величество король Пакче Ким Тэхен за неоднократные попытки покушения на жизнь Его Величества короля Пак Чимина и убийство наследного принца Силлы Чон Джисона.       Вся толпа охнула, прервав гробовую тишину. Даже треск костра казался не таким громким, как треск собственного сердца, которое услышал Чимин явно и отчетливо.       — Что? — он побледнел и посмотрел на Чонгука. — Что он сказал?       — Он сказал, что это Тэхен пытался отравить тебя, но в итоге убил двадцать невинных артистов бродячего театра. Это Тэхен устроил нападение на Кёнбоккун, пропустив хигокэнин по одной из провинций Пакче к землям Силлы. Это Тэхен поджег хранилище, в котором сгорел наш сын и госпожа Со. У тебя еще есть вопросы, почему ты должен стоять здесь и смотреть, как сдохнет эта падаль?       — Не может быть, — губы Чимина затряслись, а из глаз покатились слезы. — Нет! Нет! Не может быть!       Чимин не мог поверить в то, что люди бывают так жестоки. Думая, что смерть сына — это просто несчастный случай, он не позволял своим мыслям заразиться злобой и местью. Раздумывая вечерами над тем, почему и как погиб Джисон, Пак настойчиво гнал от себя идею, что в этом гнусном поступке может быть кто-то замешан. И пусть версия про пьяных военных, озвученная для него, мало походила на правду, омега предпочитал верить в то, что люди не могли сделать такие зверства. Ни один человек не мог сделать такие зверства! Пак посмотрел на Тэхена, который с помоста наблюдал за его слезами.       — Нет… — пробормотал Чимин, на что Тэхен блаженно улыбнулся, будто ждал этого момента всю жизнь. — Нет…       — Линь! — Чонгук подозвал лекаря, глядя на то, как у омеги разыгрывается истерика. — Дайте Его Величеству лекарство!       — Слушаюсь, — Линь пошарил в складках ханбока и тут же выудил небольшую емкость с жидкостью. Он насильно накапал в рот вырывающемуся Чимину несколько капель и оставил того в руках супруга. Желание разорвать Тэхена на месте становилось у Чимина все больше, а любая из казней омеге не казалась такой справедливой, чтобы возместить боль от утраты сына. Пак не думал о том, что сам чуть не умер после отравления и ранения стрелой — ему плевать, но смерти сына он не мог простить.       — Держите его, Ваше Величество, — попросил Линь, зажимая Чимину рот, чтобы тот проглотил все до капли. — Средство скоро подействует и ему станет лучше.       Наблюдая за всем, что происходило внизу, Тэхен громко рассмеялся, привлекая внимание всех собравшихся.       — В нем не осталось ничего человеческого, — пробормотал Джин. — Как же он мог так поступить — до сих пор не могу понять.       — Дорогой, мы с тобой знали, что от Тэхена можно ждать чего угодно, — Ким погладил руку мужа с кривыми пальцами, так и сросшимися после набегов японцев. — Он ответит за всю боль, что причинил тебе и Чимину.       Намджун поглаживал пальцы Сокджина, делая легкий массаж. Руки у омеги часто болели, и кости крутило так, что Джин умывался слезами, делая очередные припарки в растворе коры дуба и календулы.       — Когда же это закончится? — пробормотал генеральский супруг, оглядываясь на Чимина.       Омегу успокоили. Лекарство Линя тут же подействовало, и Чимин больше напоминал мешок с сеном, который крестьяне привозили для лошадей — такой же мягкий и податливый. Поставь — упадет. Чонгук взял омегу за талию, едва ощущая в руках вообще какой-то вес.       — Держись, волчонок, — прошептал альфа на ухо Чимину. — Мы должны отомстить за Джисона.       Тэхен стоял с гордо поднятой головой, словно он совершил подвиг наравне с государственным. Будто сейчас его должны наградить за службу золотыми слитками, а не казнить на виду у сотен жителей дворца. В ожидании приговора он смотрел на всех без сожаления и раскаяния за содеянное.       Церемониймейстер закончил читать королевский приказ и отложил свиток. Чонгук поднялся на помост и взял специально приготовленные украшения из хлопка. Ожерелье, браслеты на руки и ноги, пояс, украшение для волос — все было сделано из пушистых белых комочков, нанизанных на нитку. Король Силлы сорвал с Тэхена одежду, оставив того в нижних паджи и надел браслеты.       — Ты сдохнешь в муках за свои злодейства! — прошипел король, завязывая нитки на сломанных запястьях. Тэхен сцепил зубы, но не кричал, с вызовом уставившись на альфу. Гук продел поясок на талии и прочно прикрепил, после чего надел такое же ожерелье. В несколько нитей, оно свисало от шеи почти до пупка, полностью закрывая тело Тэхена. Последней стала корона. Прикрепив ее на волосы, Чонгук взял факел и поджег хлопок.       Огонь в мгновение охватил все тело кисэн. Начиная от лодыжек, он поднимался по икрам, облизывал талию и тут же смазывался в единое оранжевое пятно на груди. Омега кричал неистовым криком, закладывая уши всем пришедшим. Те, кто думали, что Тэхена повесят, жестоко ошибались. Такой казни в Силле никогда не было, чтобы виновного сжигали заживо. Смотреть на это смогли не многие. Омежки, прикрывая рты от криков и тошноты, поспешили убежать по своим домам, министры и чиновники сцепили зубы, но даже бывалые воины отвернулись от того, что происходило на помосте. Джин уткнулся в грудь Намджуну, а тот гладил его по спине, успокаивая. Даже служанка, держащая наследного принца, не выдержала казни своего господина. Она опустилась с малышом на землю, прижала лицом к себе и заткнула уши, чтобы ребенок не слышал криков папы.       Пламя костра разыгрывалось все больше, кожа на теле Тэхена тут же начала пузыриться и лопаться, принося ему нечеловеческие страдания, а потом омега потерял сознание от боли. Его обугленная голова с обожженными волосами упала набок, и тело сократилось в конвульсиях. Чонгук стоял и смотрел, пока убийца его сына не перестал дергаться.       Король Силлы обернулся к пришедшим и сказал:       — Так будет с каждым, кто посмеет посягнуть на жизнь наших людей. Силла не прощает предательства, — Чон обвел взглядом оставшихся чиновников и задержал его на служанке.       — Нет!!! — Чимин вырвался из рук Линя и подбежал к перепуганной криками девушке. Он выхватил плачущего Сунджона из ее рук и прижал к себе. — Ты хочешь стать таким же, как он? — омега кивнул на тело Тэхена и прокричал. — Лучше убей меня, Чонгук, и только потом ты сможешь тронуть ребенка! Ну, что смотришь? Убей!       На площади застыла тишина...