***
Рассвет Чимин встретил головной болью и сухостью во рту. Очень сильно хотелось пить, затекла спина. Пак свесил босые ноги с кровати и осмотрелся вокруг. В углу покоев спал Джин. Скрючившись в неудобной позе, долговязый Ким проснулся, как только услышал шевеление в королевской кровати. Придворный подошел к окнам, открыл створки и впустил теплые солнечные лучи, краснеющие над огненной линией горизонта. — Как спалось, Ваше Величество? — Я спал? Такое впечатление, что этой ночью не сомкнул глаз. Совсем не отдохнул, — пожаловался государь хриплым голосом, севшим от вчерашних рыданий. Отеки на веках не сошли, на щеках беспорядочно расцвели красные пятна. От природы полные губы казались еще больше, местами на них появились корочки и мелкие трещинки. Потрепанный, но не побежденный. — На самом деле Вы спали, как младенец, — вздохнул Сокджин, прогоняя от себя утреннюю слабость и настраиваясь на грядущий день. — Приготовлю для Вас полезный отвар. Сегодня предстоит много дел. Держитесь, Ваше Величество. Чимин простонал, когда подумал о государственных обязанностях. Как ни странно, после вчерашней истерики он чувствовал себя лучше. Вся горечь от потери родного человека вылилась с вечерними слезами, а утром в голове все разложилось как нужно, по полочкам. Ему предстоит дальнейшая борьба. Главный соперник, Мин Юнги, не побежден, поэтому раскваситься и бросить все на полпути Пак не имел права. В дверь раздался деликатный стук, и охрана доложила о редком визитере — король Корё. Бесячий альфа появлялся в государевой спальне реже всего, встречаясь с Паком в зале заседаний или напрягая раздражающим вниманием в чайном домике, где омега отдыхал теплыми вечерами. Юнги чувствовал себя на чужой территории неуютно и в какой-то степени унизительно. В супружеские покои он приходил в непонятном статусе: не возлюбленный альфа, не законный муж и даже не тайный любовник. А значит и делать Мину там нечего. Его Величество уже закончил утренние процедуры, и Джин ловкими длинными пальцами расправился с ханбоком. Широкие ленты из бледно-оранжевого атласа красивым узлом расположились на выступающем животике государя. — Зовите! — крикнул Чимин охране. — А ты, Сокджин, останься здесь. Нанеси немного румян, я выгляжу слишком бледным. Король пересел за небольшой столик, где придворный расставил туалетные принадлежности, вазочки с косметикой, несколько овальных мисок сухих смесей апельсиновые палочки в сосудах с ароматическими маслами. Государь любил пользоваться терпкими ароматами, перекрывая изменившийся запах персика. Несколько капель средства нанес на запястья, за уши и в ямку ключиц. Чимин приподнял голову, тщательно осматривая свое лицо. Его явная незаинтересованность появившимся в покоях гостем Юнги совсем не мешала. Мин стал позади омеги, пока тот похлопывал себя по щекам, всецело отдавая внимание отражению в бронзовом зеркале. Государь невозмутимо открыл лакированную шкатулку, расписанную драконами, и рылся в поисках простых сережек для сегодняшнего дня. Юнги для него не существовало. Сквозь месяцами вылепленную маску спокойствия Чимин удачно сдерживал бурю негодования, что разыгралась внутри. Король Мин язвительно прищурил глаза, наблюдая за Чимином. Альфа скользнул оценивающим взглядом, вспоминая, каким миловидным омегой когда-то был Пак. Сейчас нежное золото волос изменилось на агрессивно-рыжую бронзу, пережженную на солнце. Небесный цвет глаз, в которых когда-то тонул Юнги, потемнел до турмалиново-голубого оттенка туч, предвещающих грозу. Соблазнительные губы, провоцировавшие возбуждение, стали чужими и предназначались не для него. Чимин поджал их в тонкую линию и закусил зубами, лишая природной пухлости, манившей альфу. Пак делал все, чтобы продемонстрировать Юнги непреодолимую пропасть почти в десять потраченных лет. — Браво, Ваше Величество! Я горжусь Вами, — язвительно произнес Мин, громко хлопая в ладоши. — Вы очень эффективно решаете проблемы государственного значения. Точь-в-точь, как Ваш погибший супруг. Убивать ближайших родственников — семейная черта династии Силла? Омега держал голову высоко, а спину ровно. Его плечи даже не дернулись в ответ на столь раздражающие слова. Мин знал, что достал Чимина до пят. Тот негодовал и с удовольствием бы выпустил пар, но не посчитал нужным демонстрировать свои слабости перед заклятым врагом. — Трон не устлан бархатными подушками, государь Мин, — многозначительно фыркнул Его Величество Силлы. — Иногда там совершенно невозможно сидеть, но я делаю все, чтобы стало удобно. При беременности часто болит спина, и я просто убрал лишнюю. Юнги встретился взглядом в отражении зеркала с глазами Чимина. Собеседники знали, что речь шла не о подушках. Говорить намеками — отличительная черта Пака, но за прошедшее время правитель Мин хорошо научился его понимать. — Признаюсь, решение устранить Тэджона — одно из самых правильных, — Юнги говорил нарочито медленно, а в интонации слышалась похвала, перемешанная с гордостью. Раздражало до невозможности. Альфа обошел Чимина и сел в кресло в углу комнаты, жадно разглядывая омегу. От него исходила утренняя свежесть, прохлада воды, будто с ручья, а ветерок доносил легкий запах косметики. Джин невозмутимо наносил румяна на щеки государя, но ненавистно зыркнул на своевольного альфу, который посмел расстроить правителя. Под пальцами новоиспеченный министр Ким ощутил, как от злости на Юнги окаменели мышцы на скулах Его Величества. — Это не мое решение, — процедил Чимин. — Это кара небес за поступок по отношению ко мне и наследному принцу. Юнги, не лги мне. Я знаю, что отец предложил отравленный чай по твоей просьбе. Бутылочка с ядом из Корё? Чимин открыл ларец и в доказательство потряс пустым сосудом, на гранях которого заиграли солнечные лучи. Альфа выдал себя напряженным взглядом, но сумел быстро расслабиться и беспристрастно продолжил речь. — Ваше Величество, король Тэджон беспокоился о государевом престоле, — голос Мина звучал убедительно. — А бутылочка действительно из Корё. Неудивительно, правда? Последнее время Ваш отец вынужденно жил на чужбине, потому что из родной страны его изгнали, а земли Пакче насильно присоединили к Силле. Пытаясь играть на полуправде-полулжи, Юнги оттягивал время. Частично он перевалил вину на Тэджона, пытаясь надавить на совесть омеги. Мертвые все стерпят, а Мину желательно сохранить авторитет в глазах Чимина. Впрочем, его остатки ощутимо крошились прямо сейчас, и Пак с удовольствием втаптывал оппонента в грязь. — Юнги, не пытайся меня одурачить, — сморщил носик Его Величество и чихнул от попавшей в ноздри пудры. — Я знаю твою слабость: если ты проигрываешь в открытом бою, то позорно отступаешь и подличаешь тайно. Так поступают люди, неуверенные в себе или с плохим воспитанием. Вы с Тэджоном — идеальная пара для интриг. Теперь, когда мой отец умер, тебе придется справляться в одиночестве. Чимин произнес речь с такой интонацией, что Юнги не отрицал причастность к истории с отравлением. Намек на Тэджона больно уколол Мина. Тот никогда не считал старика достойным партнером в государственных делах, а его истеричные и поспешные идеи грозили крупными неудачами. Альфа недолго раздумывал и пошел в наступление. — Мы с Вами теперь соучастники своего рода, но это даже лучше. Я подозревал, что чай из Ваших рук станет для Тэджона последним, — растягивая слова, довольно произнес альфа. Чимин дернулся и приподнял бровь. — Почему я не остановил Вас? — озвучил Юнги немой вопрос. Король Корё выдержал картинную паузу, оставляя присутствующих в напряжении. У Джина затряслись руки и дернулся глаз от осознания ничтожества Юнги. Чего от него ждать? Вести себя подло на званом ужине — полбеды, но прийти сюда и распекать Чимина — настоящее издевательство. Старший омега набрал больше румян на кисточку и начал яростно вбивать цветной порошок в кожу короля, чтобы тот не выглядел чересчур бледным и уставшим. — Очень просто, Чимин. Смерть Тэджона мне выгодна. Ваш родитель много лет жил в моей стране на дармовых харчах и пользовался всеми благами двора в Корё, но я ни разу не упрекнул его. Надеялся на его пользу, но даже с простым поручением Тэджон не справился. Бесполезный король павшей страны… — Прекрати, — зарычал Чимин, еле сдерживаясь, чтобы не выпустить накопившийся гнев. — Мой отец много лет правил в Пакче, и не тебе судить, каким он был королем. — Ну конечно, — Юнги гадко усмехнулся, глядя на Чимина. — С Вами, Ваше Величество, не сравнится никто. Интересно, а что подумают жители Чхандоккун, когда узнают, кто лишил жизни их государя? Омега покрылся пятнами от нервов, но держал себя в руках. — Если ты хочешь в очередной раз попытаться мной манипулировать, то напрасно, — парировал король. — На ужине присутствовали послы и подданные моей страны. Я намеренно не скрывал своего поступка. Яд в моей чаше видели все. К тому же, нынешнего короля Силлы в Пакче любят сильнее, нежели старую власть. Поэтому твои жалкие попытки рассорить меня с подданными изначально провалились. — Я отнюдь не хотел этого, Чимин, — Юнги пошел на попятную, пытаясь наладить хрупкий мостик между ним и омегой. — Теперь, когда ситуация изменилась, и ты остался единственным законным наследником, сами небеса подсказывают нам заключить брачный союз. Земли Силлы и Пакче полностью принадлежат тебе, а если мы присоединим к империи королевство Корё, то создадим самую большую страну во всей Азии. — Юнги, откуда у тебя мания величия? — презрительно спросил Чимин, окидывая альфу с ног до головы. — Нет никаких «наших земель», а брачный союз с тобой меня не интересует в самой своей сути. Чужие земли мне не нужны, я управляю своими. Расширять границы и присоединять селения — желание больных людей с чувством неполноценности. У меня его нет, а у тебя? Его Величество Силлы вперился глазками в альфу, распекая его, как на жаровне. Мин нервно усмехнулся: его планы преждевременно раскрыли. Удовлетворенный тем, что альфа замешкался, Чимин довольно откинулся на спинке стула и продолжил: — Забудь о глупых планах, Юнги. Я чувствую усталость от вчерашнего вечера, но сегодня нужно решить неотложные дела с погребением. Поэтому оставь меня, а еще лучше — свои идеи по объединению Корё с Силлой и Пакче. Этого не будет никогда. — Ошибаешься, Чимин, — альфа перестал контролировать свой гнев, распаляясь все больше. — Я найду на тебя управу. Или ты думаешь, если Тэджон не довел дело до конца, то у меня дрогнет рука? — Угрожаешь? Чимин вскочил с кресла, нечаянно подбив Джина под локоть, и направился к Юнги. Из рук Кима выпали косметические принадлежности и с грохотом разбились об мраморный пол. Керамический горшочек для румян с ножками из позолоты рассыпался на осколки, пачкая розовой пудрой все вокруг, а сам Сокджин замер, не зная, что делать дальше. Он рассеянно собрал крупные куски с пола, чтобы Его Величество не поранился, а в голове омеги отбивались слова Юнги. — Предупреждаю, — с напускным безразличием бросил альфа, вальяжно перекладывая ногу на ногу. — Кто предупрежден — тот вооружен, Чимин. Хочу играть на равных и даю тебе оружие. Так интереснее. Теперь я знаю о твоих планах, а ты — о моих. Поэтому все честно. Мне нужны земли, тебе — ребенок. Равноценный обмен, не так ли? Ты выйдешь за меня замуж, если я откажусь от своей идеи отправить этого выблядка на небеса? В тишине дворцовой комнаты прозвучала громкая пощечина. Чимин не выдержал и залепил Юнги по его бледному лицу, вложив в удар силу накопленной ненависти. Не ожидая такого ответа, Мин непроизвольно скривился, в очередной раз демонстрируя физическое уродство. Ладошка Чимина горела, а выпирающим животом он едва не тыкался альфе в лицо. — Не смей торговаться со мной, Мин Юнги, — Чимин уперся в перила и наклонился поближе к собеседнику. — Ради жизни наследного принца я убил собственного отца, а тебя точно не пожалею. Что ж, начнем игру, если ты еще не понял: убраться из моих земель — твое лучшее решение. При жизни. Чимин отстранился, едва сдерживаясь, чтобы не ударить дважды. Агрессия в нем нарастала, и омега испугался самого себя. Кровь в организме перекачивалась в разы быстрее, начали пульсировать виски, а легкие наполнились кислородом, запасаясь для борьбы с врагом. Чимин заметил: каждый новый день противостояния придавал энергии больше, чем вчера. Завтра он станет еще сильнее, накапливая мощь для победы над захватчиком, что метит на трон вместо Чонгука. Да, он верит в своего короля и любой ценой сохранит престол до возвращения альфы. От этих мыслей Пак едва не расплакался. Беременность бросала его из крайности в крайность, делая перепады настроения более заметными. Секунду назад он готовился к борьбе, а сейчас хотел отгородиться от всего мира, забиться в уголок и поплакать, как в детстве. Дабы не показать своей слабости, Его Величество развернулся и вышел из покоев, оставив Юнги наедине с Джином. — Ну что за упрямец! — Мин раздраженно стукнул рукой по подлокотнику, напугав Кима резким звуком, и вышел следом. Сокджин утер пот со лба и сполз по стене. В покои мигом вбежали испуганные евнухи, традиционно подслушивающие под дверями, и, ползая по полу, наводили порядок, убирали мелкие осколки и пудру. Киму хотелось накричать на слишком активную прислугу и завыть на луну, чтобы немного облегчить собственную боль. Жить во дворце становилось невыносимо. Отсутствие Чонгука угрожало жизни каждого, кто находился в Кёнбоккун. Ким подозревал, что угрозы Мина в любой момент превратятся в реальность, но как оградить Чимина от этого, омега не знал. Выживание — ежедневная самоцель. Ложась в кровать, он просил небеса не о следующем утре, а благодарил за то, что не умер сегодня. Беспомощность и глубокая апатия накатили на придворного. Его любимая Силла, где Джин планировал счастливо жить с супругом и растить детей, рушилась по частям. Его Величество чересчур уязвим из-за наследного принца, и теперь Юнги использует это в своих целях. Сколько продержится король? Как он не сломался под грузом свалившегося горя? Чимин точно блаженный, промелькнуло у Джина. Омега разрыдался, словно дитя. Придворные с опаской уставились на Кима, боясь разозлить министра излишней учтивостью, и удалились из покоев, оставив омегу наедине со своими слезами. Похороны Пак Тэджона организовали в Пакче. Чимин ранним утром отдал приказ приготовить тело к погребению, обработать специальными растворами и завернуть в саван для отправки на родину. В полдень траурная повозка отправилась в Чхандоккун. Тамошний церемониймейстер знал, что делать, а рекомендации министрам Чимин изложил в письме, которое отдал хваранам, сопровождающим тело Тэджона. Положенный траур Чимин рекомендовал сократить до минимума. Десять рассветов ношения белой одежды и один поминальный ужин после погребения для бродяг и убогих. Похоронят его отца в семейном склепе, рядом с матушкой Дахи. Все, как требовали правила. Смотря вслед уезжающей повозке с телом отца, Чимин не думал ни о чем. Прохладный ветерок, поднявшийся в лесу, легонько щекотал его лицо. Он принес перемешанный запах цветов, травы и дубовой коры, мокрой после дождя. Настойчивые теплые дуновения трепали волосы, заставляя поскорее вернуться во дворец, пока не занесет глаза дорожной пылью из-под колес. Малыш начал ворочаться в утробе, и Чимин отправился отдыхать. Ему над многим предстояло подумать, а в принятом ранее решении после сегодняшнего разговора с Юнги омега уверился еще больше.***
Чонгук брел из последних сил, ступая по трупам своих воинов. Он несколько раз падал на колени, но поднимался и двигался дальше. Никто никогда не знал, куда деваются люди после смерти. Одни мудрецы твердили королю, что душа переселяется в новое тело, другие, что отправляется на небеса, где получает по заслугам. В зависимости от земной жизни люди попадали в рай, где царила благодать, или в ад, где происходили более ужасные вещи, нежели на земле. Чонгук отныне точно знал, как выглядел ад, потому что сейчас он находился в его центре. Впереди виделась родная земля, но противная иллюзия отдаляла ее дальше и дальше. Сколько он ни шел — приблизиться к Силле так и не смог. Ноги ослабли, а раны на теле кровоточили сильнее. Меч — единственное, что осталось после битвы. Его он использовал в качестве опоры, когда вставал и шел вперед. А хотелось применить оружие по назначению и перерезать себе горло, потому что терпеть не осталось сил. Боль физическая не такая сильная и изматывающая, как душевная. Страх. Тревога. Безнадежность. Чонгук впервые не знал, что ждет дальше, а неизвестность походила на сумасшествие. Она сжимала голову по окружности настолько сильно, что стучало в висках и болели глазницы. Альфа не знал, сколько дней провел в беспамятстве. Помнил только, что после полученного ранения провалился в темноту. Немногим позже ощутил сильный жар, а затем чернеющая мгла и пропасть. Тела убитых хваранов придавили его к земле, не давая пошевелиться. Очнулся Чон через время, когда почувствовал себя мокрым и грязным. С неба лил дождь. Это небеса плакали над храбрыми сынами Силлы, погибшими в неравном бою с подлыми захватчиками. Открыв глаза и оглядевшись вокруг, альфа понял: все картинки про то, как он выбирался отсюда — плод больного воображения. Чон лежал бревном в том самом месте, где дрался с Юнги, и не ступил ни шагу. Тело окаменело и малейшее движение кистью приравнивалось к настоящему подвигу. Ничего больше он пока не чувствовал. Король пошевелил рукой, пытаясь понять, насколько он мог владеть конечностью. Чонгук ощупал свое лицо, и в ладонь ему ткнулась недельная щетина. Значит, битва окончена примерно семь рассветов назад. Пальцы вцепились в нечто мокрое, мягкое, дурно пахнущее, и погрузились в теплую массу. Альфа смекнул: это труп убитого воина. Зрение удалось сохранить, и Чонгук разлепил веки, смотря на небо. Темное, затянутое тучами и недружелюбное. Осенние облака казались совсем не легкими и пушистыми. Они налились свинцом и давили на грудь, лишая полноценного вдоха. Каждая живительная порция воздуха вспарывала кинжалом бока изнутри. Не дышать нельзя, а борьба за жизнь оказалась на грани человеческих возможностей. Выбрав последнее, Чонгук попытался выбраться из груды мертвых тел. Он не понимал, насколько ослаб его израненный организм, лежа без движения. Отличная попытка проверить себя, подумал альфа и тут же свалился на тело своего воина. Даже приподниматься на локтях тяжело, и он решил отдохнуть. Захлебываясь собственной кровью из носа, которая пошла от резкого напряжения, Гук откинул тела убитых и перекатился на бок, чтобы осмотреть собственные повреждения. Под разорванным ханбоком зияли ужасные раны. Рваные, не стягивающиеся, воспаленные. Альфа крепко перемотал грудь на уровне ребер широким поясом, чтобы меньше болело при вдохе. Каждое движение давалось нереально тяжело, отдыхать приходилось даже при затягивании узлов. Ноги не слушались, словно перебиты в коленях. Любое усилие встать походило на уродливые действия прокаженных, что просили милостыню, волочась по пыльным дорогам. Сейчас король Силлы ничуть не отличался от них. Упав на спину, альфа разозлился. Ему жизненно необходимо двигаться вперед. Ползком, по сантиметру, шаг за шагом, только выбираться отсюда, иначе грозила верная смерть. Воспаленное сознание твердило о том, что он передвигался, а картинка реальности, удерживающая его среди покойников, упорно твердила, что попытки безуспешны. Чонгуку казалось, что он идет вперед, но альфа даже не поднялся. Упираясь ладонями в землю, он обвел покрасневшими глазами поле боя вокруг себя. Из живых никого. Только хищники, клевавшие неподалеку трупы хваранов и хигокэнин. В одного из воронов Чонгук кинул камень, но сразу рухнул на землю. Птица с громким криком взлетела в небо, недовольно каркая, что ей помешали вкусно поесть. Чон потратил на этот бросок последние силы. Как долго он пролежал без памяти — не помнил. Один рассвет или несколько… Знал, что вороны вернулись и птиц стало больше. Второй раз он глупости не совершит, и силы побережет. Привстав, Чон попробовал опереться на ноги, но жгучая боль в бедрах и слабость решили все за него. Бесполезно. Альфа с трудом перевернулся на спину и посмотрел на небо. Солнце, казалось, выпалит ему глаза, которые и без того болели. Прислушавшись к окружающим звукам, Гук услышал журчание реки. Пить хотелось до жути, но добраться к источнику влаги не получилось. Вода — не единственное, что необходимо человеку. Чонгук схватился руками за обгорелую траву, дернул пучок и попытался пожевать. Кроме горечи и вязкой слюны, что выделилась в процессе, альфа ничего не добился. Зеленые стебли покрылись сажей, а во многих местах осенняя трава выгорела. Колючие сухие стебли дочерна испачканы запекшейся кровью. Прикрыв глаза, Чонгук позавидовал воронам, что с громким карканьем дрались за добычу. Больше семи дней без еды… Если он не найдет пищу, то отправится на небеса скорее. Еще до того, как доберется до воды. Альфа повторил попытку встать, и она тоже закончилась неудачей. Он пару мгновений удерживал свое тело на одной руке и смотрел на птиц. Идея кинуть камень казалась не такой глупой. Если попадет — получит себе обед. Или ужин… Потерявшись во времени, Чонгук нащупал под рукой комок земли и запустил в птицу. Черные крылья, размахивающие над альфой, подняли падальщика в воздух. Ворон будто насмехался в небе своим скрежещущим сытым клекотом, а поверженный голодный Гук остался лежать на земле. Делать следующую попытку бессмысленно, только силы тратить. Чонгук расслабил тело, прислушиваясь к себе. Он не знал ни одного места, где бы не ощущалась боль. Движения рук, ног, попытки открыть глаза и даже дышать — все приносило немыслимые страдания. Чтобы считать дни, Чон вытащил у мертвого японца жгут и завязал первый узел. Если переживет эту ночь, завтра завяжет следующий и так каждый день. Живот альфы резко скрутило от голода, принося новое ощущение. Внутренности собрались в тугой узел, пожирая себя сами. Гук прикрыл глаза и отключился. То ли заснул, то ли потерял сознание. Спустя некоторое время, когда король пришел в себя, солнце садилось за горизонт. Воронья не видно в помине, но тела убитых ужасали. У многих выклеваны глаза, изуродованы лица. Открытые участки тела напоминали кровавое месиво, где из обглоданного мяса белели торчащие кости. Над равниной распространился сладковатый запах гниющей плоти. Чон сделал над собой усилие и приподнялся. Ему необходимо пропитание, иначе в следующий раз он не очнется. Вокруг ничего, что сошло бы за пищу. Альфа иронично усмехнулся: животные, рыщущие в лесу, обрадуются огромному количеству еды, а он умрет здесь от голода, посреди гор человеческого мяса. Да уж, этого в достатке. Гук еле отодрал сухой язык от нёба и облизал потрескавшиеся губы. Еда вокруг него — единственный способ выжить. До другой пищи он не только не дойдет — он даже не встанет. Альфа опять провел языком по губам, чтобы пробудить в себе аппетит и заставить выделиться слюну. Маленький кинжал, припрятанный в сапоге, пригодился кстати. Острым клинком он срезал обуглившуюся плоть с солдата, до которого удалось дотянуться. Выбирать не пришлось — японец. Руки Чонгука дрожали от слабости, вцепившись пальцами в кусок. Он вгрызся в человеческое мясо, пытаясь прожевать и проглотить, но тело отказывалось. Гук сразу выплюнул комок, сгорая от отвращения. Организм отчаянно противился есть себе подобных. Альфа уперся рукой в землю, свесил вниз голову и наблюдал за ниточкой слюны, повисшей в воздухе. Он сплюнул ее на траву, а желудок отозвался болезненными спазмами, только в разы сильнее. Видно, распробовал. Требовал еще. Хотел жить. Второй раз был более успешным. Прогорклое мясо удалось слегка пожевать. Язык, казалось, переворачивал каменные глыбы. Настолько сильно Чон ослабел, что обыкновенный прием пищи требовал титанических усилий. Он вяло перекатил кусок с одной щеки к другой, чтобы привыкнуть, а потом надавил зубами. Один невольный взгляд на умершего, с бедра которого Чон взял человечину, и организм снова воспротивился, выталкивая еду. Очередной драгоценный кусок пришлось выплюнуть в траву. Альфа старался не смотреть по сторонам, удерживая взгляд только на еде. Это не человек и не его часть, это лишь способ выжить и не умереть здесь, как тысячи воинов, сложивших голову за свою страну. Звери делают точно также — едят себе подобных. Больных, ослабленных, попавших в капканы. Тех, кого задрали другие, более сильные виды, но оставили в живых на потеху, играя с едой. Чонгук уговаривал себя, что он ничуть не отличается от животного мира. Сейчас он волк или рысь, которая хочет выжить. Если он умрет, от его жертвы лучше никому не станет, а погибшим все равно не помочь. Следующий кусок Чон жевал подольше и даже проглотил. Количество слюны увеличилось, и аппетит появился во время еды. Вот почему мама настаивала трапезничать не спеша, а за обедом с родителями они больше разговаривали и совсем мало и медленно кушали. Искусство приема пищи, насыщения организма Чонгук постиг только сейчас, будто до этого всегда делал неправильно. Радость, с которой он проглотил кусок мяса, длилась недолго. Его вывернуло на траву спустя несколько минут. Альфа дико разозлился на себя, на свое глупое тело, с которым устал бороться, и стукнул кулаком по земле. — Ты сдохнуть тут хочешь?! — рявкнул он в тишину, обращаясь к самому себе. Сердце застучало сильнее, дыхание участилось. Он с досадой сплюнул горькую слюну, ненавидя свой организм. Если сейчас не пересилить себя, то другого шанса на выживание нет. Можно запихнуть в рот грязные ханбоки, жрать землю, пропитанную кровью, или жевать горелую траву, но он лишь ускорит свою кончину. Сейчас Чонгук либо победит смерть, либо она утащит его на небеса в когтистых лапах дракона. Гук враждебно уставился на мертвеца и срезал новый кусок. Перепачканными в кровь руками Чон запихнул мясо в рот и прикрыл ладонью, насильно заставляя себя пережевывать. Кусок не такой обугленный и относительно сочный. В этот раз пошло лучше. Желудок принял еду, не отторгая ее. Вкуса альфа не чувствовал, только продолжал жадно набивать рот, чтобы придать себе сил. Ему необходимо встать и спастись отсюда. Он должен выжить. Ради волчонка. Отдохнув некоторое время, Чонгук осмотрелся, чтобы понять, куда идти. Возвращаться в Силлу опасно. В таком положении он не просто легкая добыча для Юнги или любого воина из Корё — он смертник. Не лучший выход скрываться в провинции. Если Мин сделает облаву, то не пощадит ни одного мирного жителя и накажет всех за то, что скрывали государя. Единственный выход — жить одному и обустроиться на границе королевств. Из-за угрозы нападения наемников эти земли всегда мало населялись людьми, и альфа надеялся найти там заброшенный домик. Зато на расстоянии с полдня пути можно раздобыть продуктов в какой-то деревеньке. Чонгук слишком много думал. Он устал от простых, но очень важных мыслей. То, что раньше не составляло труда, теперь неимоверно ослабляло организм. Прикрыв глаза, альфа набрался сил перед тем, как выбираться отсюда. Через несколько дней равнина у Нактоган превратится в огромный могильник, и выжить станет невозможно. От слабости альфа опять отключился и пролежал до утра. Разбуженный лучами рассветного солнца, Гук нехотя открыл глаза. Понаблюдал, как диск поднимался выше и выше, оказавшись в зените. Последнее срезанное мясо король аккуратно завернул в тряпку и спрятал на груди. Скоро обожженная плоть начнет портиться и он останется голодным. Вопрос пропитания стал еще острее. Лес маячил перед ним за какую-то сотню шагов, манил шуршанием ветвей, зазывал маслянисто-хвойным насыщенным запахом. Когда-то Чонгук пробовал на вкус шишки. На спор с Хосоком он даже съел одну. Неплохой выход, учитывая, что сейчас осень. Альфа набрался сил и пополз по телам в сторону деревьев. Неподалеку государь увидел разбитую повозку лекаря, рассыпанные горшочки и лекарства из его сундука. Окровавленная рука Линя торчала из-под обломков. Ее он узнал по серому врачебному плащу. Смотреть на окрестности стало невыносимо, но Чонгук продолжил ползти. Протоптанных человеком тропинок не было, зато у самой кромки леса альфа заметил меч. Сверкающий на солнце клинок больно резанул солнечным лучом глаза. Это было оружие Намджуна. На рукояти выгравировано его имя и знак Силлы. Чонгук помнил, потому что лично заказывал его для генерала, когда назначил Кима военным министром. Едва дотянувшись до оружия, альфа вцепился в рукоять и подтащил меч к себе. Собственный король где-то потерял, а искать бесполезно. Чонгук опять лег на землю отдохнуть. Силы оставляли, но больше всего удручала собственная беспомощность. Он оценил, сколько смог проползти, и остался доволен результатом. Если будет преодолевать столько каждый день, то до зимних холодов доберется до границы. Прислонившись к дереву, альфа заснул.***
Каждое утро Чонгук считал узлы на веревке. Не только, чтобы завязать новый, но и для того, чтобы не сойти с ума. Если он не ошибался, то закончился месяц хризантемы и начался месяц росы. Подняв глаза на серые тучи, Гук понял, что зима будет теплой. Погода стояла прохладная, но типичные этому времени морозы пока не схватили землю. Спать на промерзлой земле означало верную смерть. Глупую и мучительную, от которой умирали люди в деревнях, не имевших лекаря. Король знал, что лихорадка сжирает тело за несколько дней, и бесславная кончина настигнет прямо в лесу, а затем его останки сожрут дикие звери. Лучше погибнуть на поле боя, как воин, чтобы его имя увековечили в хрониках дворцовые писари, а потомки поставили на поле боя памятный камень с высеченными именами и датами. Умирать в лесу от холода позорно. Альфа подтащил к дереву ветки и устроил что-то наподобие лежанки. Раньше, когда он ходил в походы с воинами, то спал в степи на голой земле. Чонгук знал, что отразит нападение противника или лесного зверя. В его нынешнем положении любое укрытие давало надежду безопасно пережить очередную ночь и встретить рассвет. Гук отполз еще на немного и опять скинул в кучу ветки. В окрестностях у опушки альфа собрал все, что нашел. Он планировал остановиться здесь на пару рассветов, а потом отправиться в дорогу, иначе до зимы не достигнет границ. Перед сном альфа пересчитал узлы и запомнил их количество, чтобы наутро завязать новый. Под пальцем промелькнул последний, сорок второй. Как минимум сорок два дня он находился на пути в неизвестность, а с окончания битвы прошло около пятидесяти рассветов… Гук вскарабкался на гору веток, что больно уткнулись в спину, и попытался заснуть. Ханбок одного из мертвецов, что он стащил себе в дорогу, за это время знатно прохудился. Гук запахнулся рваными тряпками, чтобы согреться, но сон не шел. «Пропитание» с поля боя давно закончилось. Зато карманы набиты ягодами. Терпкие, перезревшие, они висели у самой земли, и Чонгук не пропускал ни одного куста, чтобы не сорвать их и не пополнить запас. Сочные ягоды заменяли воду. Чонгуку удалось найти воду в лесу лишь дважды. Первый раз он пил из небольшого ручья, протекавшего в ложбинке. Туда альфа потом и свалился, поскользнувшись на влажном уступе. Было мокро и противно, зато Чонгук умылся. Глянув на отражение в воде, король ужаснулся. На него смотрел человек с отросшей бородой, запавшими глазницами и провалившимися от голода щеками. Нездоровый блеск в глазах сверкнул даже на хрустальной глади, и Чонгук со злостью кинул в ручей камень. В таком виде хоть по самому дворцу гуляй — никто не узнает в нем короля Силлы. Второй раз альфе повезло напиться вдоволь, когда пошел дождь. Сначала он моросил, и Гук благодарно собирал капли в ладони, дабы немного смочить губы, но потом, когда непогода разыгралась, воды стало хоть залейся. Король дополз до лужайки и лег прямо на землю, открыв рот. Капли нещадно хлестали его по лицу, по вискам, но альфа смеялся, пытаясь поймать побольше воды. Непогода так и твердила ему: поднимайся и иди, а ветер настойчиво толкал в спину, но Чонгук только улыбался. Глупые, если бы он мог идти, то давно оказался бы дома. Перевернувшись на другой бок, альфа, наконец, заснул, но отдых длился недолго. Чонгук всегда чутко спал, а в критической ситуации его ощущения обострились до предела, потому приближение опасности король отличал. Пару раз он чуть не попался зверям, но сегодня стычки, похоже, не избежать. Замерев, Чонгук втянул носом характерный запах хищника. Так противно пахла только мокрая волчья шерсть. Гук навострил уши, слушая звук осторожных звериных шагов. Волк шел медленно. Крался, учуяв добычу. Альфа напряженно сглотнул. Чувствовать себя ужином неуютно. Сорок два рассвета он боролся за жизнь не для того, чтобы мохнатая зверюка набила им свое брюхо. Чонгук почти бесшумно вытащил кинжал, поглядывая на меч генерала Кима, стоящий неподалеку. Сейчас это оружие оказалось совсем непригодным, ведь махать мечом перед мордой разъяренного волка бесполезно. Ему предстоит стычка поближе, и надежда оставалась лишь на небольшой, но острый клинок. Сжимая рукоять, альфа помолился небесам и собрал в себе последние силы. Когда шаги стали совсем громкими, но редкими, Гук понял: зверь притаился перед прыжком. Животное подбиралось к добыче, чтобы покончить с ней за один раз. В голове мелькнула мысль, что он даже понимает этого волка. Когда сам ел человеческое мясо, то ничем не отличался от зверя. Но сейчас у него тоже инстинкт — инстинкт выживания. Боковым зрением Чонгук заметил шевеление кустов. Нападения ожидать слева. Он задержал дыхание и приготовился к прыжку зверя. Все случилось за доли секунды. Альфа услышал резкий хруст просевших веток от напряженных в прыжке лап. Времени ждать, пока зверь загрызет его, не осталось. Чон резко перевернулся на бок и оттолкнулся от дерева. Ловким движением он ударил зверя кинжалом, но хищник успел в агонии вцепиться ему в кисть. Вой волка и стон человека смешались в ужасающую какофонию звуков, разрезавшую ночной лес. Чонгук зарычал от боли, схватил свободной рукой животное и начал душить того за горло. Волк молодой, худой, но жилистый. Он расцепил пасть, освободив альфе вторую руку, и отчаянно мотал головой, чтобы достать лицо и парализовать мужчину. Среди хруста сухих веток, рева зверя и собственного стона Чон не расслышал, как к нему приближался человек с факелом. Сначала Гук заметил большую крупную собаку чуть ли не в два раза больше волка, а потом и фигуру путника. Пес без промедления кинулся в схватку, но Чон успел раньше. Под его рукой хрустнула шея зверя. Человек победил. Король скинул с себя хищника, оставив собаке возможность расправиться с умирающей добычей. Волк хрипел, дергался в конвульсиях, но замер, как только мощная челюсть пса сомкнулась на его горле. Чонгук сомкнул веки и хотел притвориться мертвым, но любопытство взяло верх. Он повернул голову, рассматривая темную фигуру человека. — Фу! — хозяин громко отдал приказ и оттащил собаку. Голос мужчины показался альфе неуловимо знакомым, но Чонгук подумал, что сошел с ума. Такое бывает с людьми, которые долгое время живут в одиночестве. Им видится то, чего нет, и слышатся голоса тех, кто не рядом. Альфа чуть ли не каждый вечер разговаривал в своей голове с Чимином. Только прикрывал на миг глаза — перед ним сразу появлялся супруг. Так и сейчас… — Господин? — человек приблизился к лежащему и наклонился, толкнув в плечо. — Господин, вы живы? Альфа прохрипел что-то непонятное. От того, что он долго молчал, голос совсем не похож на прежний. Лицо озарилось светом от факела, и Чон зажмурился. Видимо, его рассматривали. На щеку короля легла теплая человеческая ладонь, от прикосновения которой у него подступил ком к горлу. Совсем одичал в этом лесу. — О небеса! — путник резко начал хлестать его по щекам, поворачивая голову страдальца то в одну, то в другую сторону. — Ваше Величество! Ваше Величество!!! Узнал… Кто-то его узнал. Чонгук пересилил себя и открыл глаза. К нему приблизилась собачья морда, обдавая специфическим дыханием. Мокрый нос тыкался в щеку, а шершавый теплый язык противно облизывал лицо, развозя слюну по коже. Чонгук весь заляпался кровью волка, и теперь пес его вылизывал. Когда хозяин оттолкнул собаку, прикрикнув на нее, альфа увидел склонившегося доктора Джана. — Не может быть! — лекарь продолжил тормошить Чонгука. — Вы ранены? Государь! Как вы здесь оказались? Вы можете идти? — Доктор Джан, меньше вопросов, пожалуйста, — прохрипел альфа. — Или я отправлюсь на небеса прямо сейчас. — Ну уж не-е-ет, — лекарь ощупал его руки и ноги, приговаривая, — Вам еще наследника воспитывать надо, а Вы на небеса собрались. Совсем уже отошли от государственных дел, все Чимин, да Чимин… Доктор бурчал над ним, словно родитель, ругающий своего непутевого ребенка. В другое время Чонгук бы отрубил грубияну голову, но объективно Джан этого не заслужил. — Как он? — Чимин? — от нервов переспросил доктор. — Да что ему будет, в порядке он. Все хорошо, не беспокойтесь, Ваше Величество. Нужно беречь силы. Сколько Вы здесь? — Сорок два, сорок три… дня или чуть больше… — Айщ, все подумали, что в битве при Нактоган никто не выжил, — сокрушался доктор, склонившись над альфой. — Вы можете идти? — Нет, — простонал Чон и кивнул на меч Намджуна. — Подайте мне оружие. Джан принес меч и отдал его Чонгуку. Он приподнял легкое тело альфы, удивляясь, как тот похудел. От грозного короля, что своими плечами застилал солнце, осталась только половина. — А вы что здесь делаете? — Гук перекинул руку на плечо мужчины и попытался встать. Без меча это не удалось, но с помощью воткнутого в землю клинка альфа еле-еле поднялся. — Ягоды собираете что ли? — Точно, собираю, — засуетился Джан, отвечая на полном серьезе. — Для Его Величества во дворец нужны ягоды, но сорвать их надо до восхода солнца. — Заболел? — обеспокоенно спросил Чонгук, зыркнув на лекаря. — Нет, что Вы, — махнул рукой лекарь и попробовал сделать с Чонгуком первый шаг. — Как доберемся в хижину, я все расскажу, а пока ступайте сюда. Собака крутилась под ногами, не давая альфам пройти. — Хороший пес, — похвалил Чонгук, и животное облизало ему руку. — Из вашей псарни, — похвастался Джан. — Подарок от Его Величества. Я теперь один живу, мне без собаки никак нельзя. Доктор Джан отвлекал Чонгука пустыми разговорами, чтобы альфа больше слушал, но не тратил силы и не заснул от усталости. Крайне истощенное тело кричало о том, что потребуется длительное восстановление, но лекарь обрадовался тому, что государь выжил. Обо всем остальном он обязательно позаботится. В хижину альфы добрались, когда солнце стояло в зените. Оно едва пробивалось из-за туч, бросая скупые лучи на просеку. Идя по утоптанной человеком дороге Гук понял, что Джан отшельничает. Как только лекарь привел его в землянку, то напоил альфу теплым крепким чаем. По дурности запаха напиток соревновался только с отварами Линя, но король Чон крепко уснул. Сколько Чонгук спал, он не знал. По ощущениям казалось, что полжизни. Он открыл глаза и увидел лекаря. Тот сидел рядом и колдовал над телом короля. Будучи совершенно голым, Чонгук, наконец, осмотрел себя. — Лежите, — приказал доктор, укладывая альфу. — Вам нельзя вставать. Доктор говорил тихо и мягко, но убедительно. — Что со мной? — Как Вы себя чувствуете, Ваше Величество? — Джан вместо ответа решил закидать короля вопросами. — Голова болит? — Не знаю, нет, наверное, — пробормотал Чон, пытаясь понять свое состояние. После более сорока дней вечной боли и неимоверного истощения оценивать свое состояние сложно. Скорее, он к нему привык. Сейчас альфе казалось, что король попал на небеса и катается на пушистом облаке, но на самом деле он лежал на скромной твердой постели, был вымыт, побрит и напоен чаем. Только и всего. — Я дал Вам напиток из разнотравья. Вы проспали почти двое суток, — огорошил его доктор. — Когда бы я мог позволить себе такое, — хмыкнул Чонгук и его лицо исказилось от боли, когда Джан продолжил осмотр. Лекарь безжалостно нажимал на все места, в которые Юнги яростно всаживал меч, но болело не столько физически, сколько от воспоминаний ужасного дня. — Ваше Величество, почти все увечья затянулись на удивление хорошо. Два ребра сломаны, но срослись. Шрамы на теле останутся, под одеждой их не видно. Плечи и шея пострадали от ожогов. В некоторых местах мне придется заново вскрывать раны и накладывать мази. Иначе начнется гнилокровие, — угрожающе сказал Джан и ткнул пальцем в бедро Чонгука. Чуть ли не воя от боли, король сцепил зубы и отвернулся к стене. Сопротивление бесполезно. — Делайте что нужно, — согласие короля было очевидным. — И еще — Вам стоит поправиться. Чем питались в лесу? — Джан захлопал глазами и с интересом уставился в ожидании ответа. — Вы уверены, что хотите это знать? — буркнул король. — Заяц, куропатка, тетерев — готовил по выбору три раза в день. Когда надоело, перешел на ягоды. Подножный корм для разнообразия. Джан изменился в лице, понимая, что король злится, но быстро взял себя в руки. — Ничего страшного, теперь я буду Вас откармливать, — потер ладони старик. Из кухни Чонгуку в нос прилетел ароматный запах бульона. Желудок сжался в болезненном спазме от воспоминаний. — Почему вы здесь? Что происходит в Силле и Пакче? — Я уехал из Пакче, как только в королевстве появились новости о поражении армии под Нактоган и Вашей гибели. Лучше жить одному, чем служить королю Мину, — гордо вздернув нос, ответил Джан. Он щедро смазывал тело Чонгука в нужных местах мазью и накладывая повязки. — В Силле по-прежнему правит Чимин, но Юнги наводнил Кёнбоккун своими солдатами. Насколько я знаю, Тэджон сейчас тоже там, а также прислуга и личные евнухи короля Корё. Ну и гарем, конечно, — добавил доктор, заметив, как облегченно вздохнул Чонгук. — Значит, вот оно как, — пробормотал альфа, потирая переносицу. — Да, но это не все беды и горести, постигшие страну, — поведал лекарь. — Его Высочество наследный принц Сунджон погиб. Страшная новость. Чонгук прикрыл глаза и сцепил зубы. Особой любви к Сунджону он не испытывал, но знал, что Чимина это убьет. Как только он представил слезы своего омеги, у короля сжалось сердце. — Что с ним случилось? — Якобы играл у пруда и сорвался вниз, когда пускал кораблики. История темная, но она стала поводом для наказания генерала Кима. По приказу Юнги его ослепили. — Сука, — прошипел Чонгук. — Он за все ответит, подлец. Гибель Сунджона — явно его рук дело. Дернувшись от боли, король скривился. — Вы очень проницательны, Ваше Величество. По словам господина Кима, именно король Мин столкнул наследного принца в воду, — не удивил его лекарь. — Откуда вы все знаете? — Чонгук приподнялся на локтях и прищурился. Давняя обида еще таилась глубоко внутри, поэтому альфа осторожно относился ко всему, что говорил и делал лекарь. — Его Величество приезжал ко мне не так давно. Просил служить в Силле, — мужчина вышел в кухню и вернулся с чашкой ароматного бульона. — Сейчас будем обедать. Хозяин помешал бульон и подул на ложку, чтобы остудить наваристую жидкость. Запахло курицей. — Где вы берете продукты? Чонгук внимательно смотрел на собеседника. Джан изменился с их последней встречи, немного постарел, но оставался добродушным человеком. Небеса были благосклонны к королю, что послали такого спасителя. Вспоминая, с каким теплом и любовью Джан рассказывал про Чимина, ледяное сердце у государя оттаивало. — Хожу в селение Кангу, покупаю. Лечу людей и кое-что мне дают в качестве платы за врачевание, — пояснил старик. — Нужно же как-то кормить себя и Чани. — ? — вопросительно поднял бровь альфа. — Пса, который вас нашел. Чонгук послушно пил теплую ароматную жидкость, вкуснее которой никогда и еды не пробовал. Старик дал альфе только половину чаши, а остальное оставил на вечер. — Вам нельзя много есть, если хотите выздороветь. После сильного истощения восстановление займет некоторое время, — врач похлопотал у головы альфы и подложил подушку, удобнее устроив Чонгука. — Но я сейчас не об этом. Сложнее всего с ногами. — Я должен ходить, — приказным тоном сказал альфа, а старик улыбнулся, глядя на короля. Все вельможи такие — требовательные и слегка надменные. Думают, что их желания должны исполняться в одно мгновение, а лекари всесильны и излечивают даже безнадежных больных и возвращают мертвых. — Только если сами этого захотите, — добродушный доктор улыбнулся и сжал руку Чонгука. — У меня нет выбора, Джан. Я отомщу Мину и вернусь домой, — в глазах у Чонгука промелькнула злость и готовность хоть сейчас подняться и отправиться в Силлу. — Вы обязательно сделаете это, Ваше Величество, как только сможете самостоятельно передвигаться, но на это нужно много времени, — слова прозвучали как приговор. — Из-за раны на левом бедре повреждены мышцы, а правая нога вывихнута. Поэтому вы не могли ходить. — Это можно вылечить? Джан, я знаю, что вы лучший лекарь в округе, — Чонгук схватил доктора за запястье и обратил внимание на свою руку. Помимо того, что она прокушена диким зверем, кисть Чонгука казалась ему чужой. Всегда мощные пальцы, что держали тяжелый меч, теперь напоминали сухие плети, будто стариковские. Под пожелтевшей кожей виднелись сухожилия, синие сосуды змеями струились по пальцам, выступая на поверхности. По сравнению с Чонгуком лекарь выглядел моложе и здоровее, а ведь он ему в отцы годился. — Это можно вылечить, — утвердительно повторил доктор. — Но необходимо потерпеть. Поврежденные мышцы сошьем, а вывих вправим. Сначала Вы восстановите здоровье, чтобы я дал опиум. Без обезболивания сделать такие манипуляции я не смогу. — Делайте! — приказал Чонгук. — Сколько еще я буду валяться? — Это невозможно, — настаивал лекарь на своем, укладывая разнервничавшегося мужчину в кровать. — Вы слишком истощены. Даже минимальная доза обернется не лекарством, а ядом. — Делайте! — разозлился еще больше король. — Меня опиум все равно не берет. У меня нет времени, доктор, поймите! — Ваше Величество, не горячитесь! Вы навредите Чимину, если вернетесь в Силлу, а ему сейчас ой как непросто, — хмыкнул лекарь. — Помните, что все цветы завтрашнего дня сегодня являются семенами. — Вот именно! Пока я нахожусь здесь и ничего не делаю, волчонок живет бок о бок с этим мерзавцем! — рявкнул Чонгук, с горечью понимая, что Джан прав. — Он прекрасно справляется. Господин съездил в Пакче и обеспечил себе поддержку большей части аристократии и министров. Силла тоже безоговорочно поддерживает Его Величество… — Я не сомневался, — с гордостью в голосе произнес альфа. — Силла любит волчонка. — Конечно, Ваше Величество, — Джан что-то хлопотал у чаши с водой, полоща и выжимая тряпки для примочек. — Его невозможно не любить. Тем более, что сейчас правитель выполняет самую важную государственную миссию. — Он с честью занимает королевский трон, я уверен, — буркнул Чонгук, утопая в мыслях об омеге. Он представлял, как Чимин сидел на его месте и руководил в Кёнбоккун, но Джан одернул альфу замечанием. — Вы — напыщенный дракон! Всегда думаете только о себе, — крякнул по-стариковски врач. — Его Величество вынашивает Вашего наследника. — Что? — Чонгук от услышанной новости дернулся и все повязки слетели на пол, а в чашке расплескалась жидкость. Джан расстроенно покачал головой. — Ну вот, у меня больше нет отвара черешчатого дуба. Теперь нужно готовить новый. — Почему Вы мне раньше не сказали? — раздраженно прорычал альфа. — Информация — это тоже лекарство и давать его нужно в правильной дозировке, — пожал плечами лекарь. — О небеса, да угомонитесь Вы уже! Что это меняет в данной ситуации, когда Вы лежите без движения? Чимин справится и без Вас. Толку от Вас сейчас, как от бревна, да в печи не спалить. Джан снова насильно уложил Чонгука в кровать и поправил подушку. Грудь короля ходила ходуном, он пытался сдержать внутреннего альфу, который вырывался наружу в инстинкте охранять потомство. Ему жизненно важно видеть Чимина, иначе сойдет с ума. Упав на подушку, альфа запустил руки в длинные шелковистые волосы. Сейчас не время импульсивных решений, он должен думать о безопасности омеги. — Что Вы планируете, Ваше Величество? — Для начала встану на ноги. Я не хочу показываться ему в таком виде, — задумчиво сказал альфа, потирая чисто выбритую кожу на лице. Пальцы проваливались в похудевшие щеки, нос заострился. Трещинки на липких от бульона губах почти не болели, но это были мелочи по сравнению с основной проблемой. — Когда вы начнете меня лечить? — с надеждой спросил альфа. — Вы выдержите? Кости в ноге целы, но все равно придется вправлять сустав, а это лучше делать с обезболиванием. — Я выдержу, — твердо сказал Чонгук. — Ради волчонка и Силлы я выдержу все. — Хорошо, — доктор хлопнул себя по коленям и решительно поднялся. — Тогда я приготовлю все, что нужно, и завтра займемся лечением. Пока отдыхайте. Постарайтесь поспать, а вечером доедите бульон. Лекарь вышел, оставив Чонгука одного. Король прикусил губу, чтобы позорно не расплакаться, но свидетелями были только толстые каменные стены. Альфа смахнул слезу, сбежавшую по виску. У него будет ребенок. Гук вспомнил беременного Джисоном омегу и улыбнулся. Как бы он хотел увидеть Чимина, обнять толстенького вредного омежку, целовать его живот, смотреть, как он уминает за обе щеки рисовые булочки, которые любит больше всего. Мин Юнги лишил Чонгука этой возможности. Доктор Джан, как и обещал, занялся здоровьем государя с раннего утра. Еще вечером он собрал несколько толстых веток, всю ночь обрабатывал их до нужной формы, и лишь к рассвету вздремнул несколько часов, чтобы набраться сил. Сшивать разорванные мышцы на бедре непросто, но благодаря инструментам, что лекарь забрал из Пакче, и мастерству умелых рук все прошло хорошо. Чонгук держался молодцом. Он сцепил в зубах тряпку, чтобы не кричать, когда игла входила в тело, и терпел. Доктор то и дело окунал инструменты в кипяток, а потом в какой-то отвар, что адски пек на коже. Через несколько часов все закончилось и Гуку стало легче. Рана на бедре выглядела ужасно. По ноге протянулся огромный уродливый шрам величиной с ладонь. Края вывернуты, стянуты вощеной коричневой ниткой, словно горе-подмастерье наспех латал испорченный товар, чтобы скрыть огрехи. Глядя на Чонгука, Джан цокнул языком и спросил: — Не нравится? — Красавчик, — махнул рукой альфа и откинулся на кровать. — На моем теле шрамов не сосчитать. — К сожалению, края раны у Вас загноились, поэтому ровно не получилось, — Джан смазал поверхность сильно пахнущей мазью и наложил повязку. — Но благодаря этому чудодейственному средству через десять рассветов от рубца не останется и следа. — Спасибо, успокоили, — буркнул альфа. — А когда остальное? — Гук кивнул на стопу. Распухшая нога была неестественно вывернута, и в свете дня альфа, наконец, смог ее рассмотреть. Неудивительно, что наступить не получалось — по всей лодыжке остались коричнево-зеленые застарелые следы от кровоподтеков. — Оставим на вечер, — решительно сказал лекарь, осматривая ступню. — Я хочу, чтобы сейчас Вы отдохнули, а потом поели. Болеть будет всю ночь, и в ближайшие сутки вряд ли удастся заснуть. Как ни странно, то ли голос лекаря действовал, как колыбельная, то ли Чонгук слишком устал, но король действительно проспал почти до вечера. Здесь, в хижине лекаря, время шло стремительно, а прилив сил альфа ощущал каждый день. Несмотря на то, что он беспомощно лежал на кровати, Чонгук знал, что лекарская помощь шла впрок. Вечерняя пытка доктора, как и обещал Джан, была очень болезненной. Альфа до побеления пальцев вцепился в край кровати, пока лекарь колдовал у его несчастной ноги. Услышав громкий щелчок, Гук понял, что все закончилось. Ступня смотрелась еще хуже, чем раньше: на фоне старых пятен появились новые, синевато-бордовые, разлившиеся от лодыжки до стопы. Адская дергающая боль выключала сознание. — Ничего страшного, это пройдет, зато теперь все на месте, — довольно потер руки доктор, гордясь своей работой. — Где вы всему этому научились? — Я получил в Пакче большую практику. В молодости король Тэджон был безрассуден и горяч в бою. Многие воины возвращались из походов покалеченными, поэтому я постиг почти все виды лечения. Я неплохо разбираюсь в травах, могу делать некоторые операции… — Я знал только одного такого лекаря… — бросил невпопад король. — Да, мне очень жаль, что Линь погиб, — вздохнул Джан. — Несмотря на свою молодость, у него талант к врачеванию, а это удается не всем. Я достиг навыков годами работы, а он родился с золотыми руками. Лекарь куда-то вышел и вернулся с палками, и прочно примотал их к ноге Чонгука. — Продержитесь теперь не меньше двадцати рассветов, а потом научимся ходить, — по-стариковски приговаривал Джан, продолжая перематывать ступню. Чонгук ничего не сказал, только хмыкнул с обидой. Возится с ним, как с маленьким! В тот вечер альфа глаз не сомкнул, а потом и еще пару ночей. Ногу крутило от боли так, что в пору на луну выть, как волку. Через двадцать рассветов Чонгук понял, о чем говорил Джан. Опереться на ногу было страшно, как в первый раз. Все эти дни лекарь делал массаж, заставлял пациента вязать узлы на толстой ткани, чтобы разрабатывать руки и восстанавливать мышцы, а затем привлек его к работе по дому. — Король в услужении! — фыркнул Чонгук, послушно выполняя все, что просил лекарь, а тот только посмеивался. Джан знал, что лучше всего восстанавливать здоровье посильным трудом, поэтому начинал с малого. Вернуть былую форму государю не просто. Из мощного сильного альфы, вселяющего ужас одним своим видом, он превратился в немощного старца, но усилиями врача быстро шел на поправку. — Держитесь сначала за меня и за эту палку! — лекарь всучил Гуку деревяшку, наблюдая, как он делал первый шаг. Рука альфы на шее лекаря ощущалась тяжелее, хватка тверже. Мышцы приобрели былые очертания под простым холщовым ханбоком, который Джан выменял в деревне у местных за пару корней отборного женьшеня. — Я смогу! — уперто твердил альфа. — Конечно, сможете. Они преодолели расстояние от кровати до противоположной стены и обратно. Всего двенадцать небольших шагов, а Чонгук расцвел от гордости, словно положил сотню воинов. — Отлично, завтра сделаем то же самое, только дважды, и каждый день будем прибавлять шаги. — Я хочу выйти на улицу, — попросился Гук. — Лес посмотреть. — Э-э, нет, гулять одному еще рано, но как только Вам станет лучше, я обязательно пройдусь с Вами по лесу. Отдыхайте, а я пойду кормить Чани. Упорным трудом Чонгук сократил лечение до минимума. Пока доктор отлучался в деревню, король топал по хижине, опираясь рукой об стенку. Гук уже давно перешел с бульонов на нормальную пищу, приобрел здоровый цвет лица и окреп. По вечерам они с Джаном коротали время за ужином разговорами о будущем. — Сегодня на рынке я услышал интересную новость, Ваше Величество, — поделился лекарь тем, как прошел его день. — Говорят, что Пак Тэджон отправился на небеса. — Эх! — Чонгук со злостью стукнул кулаком по столу. — Я не успел ему отомстить за смерть отца. — Но это не самая интригующая часть сплетни, — загадочно подмигнул рассказчик и задергал бровями. — Люди поговаривают, что лично Его Величество Силлы король Чимин умертвил родного отца. Чонгук удивленно уставился на лекаря, встретив ответную эмоцию. — Я тоже слабо верю в то, что болтают в Кангу, но Тэджон погиб — это точно. Было ли это дело рук Чимина — сказать не могу, — пожал плечами старик. — Если это так, то у него веские причины для такого поступка, — задумался альфа. — Да, сплетня уже обросла загадками, — махнул рукой Джан. — Говорят, что Тэджон сам хотел отравить Чимина. Все толкуют по-разному, ничего не понятно. — Теперь Чимин остался с Юнги один на один. Я должен собрать войско, чтобы противостоять Корё, — размышлял вслух сказал Его Величество. — Но на это понадобится время… — Раньше нет смысла возвращаться в Силлу, — поддакнул Джан и подсунул альфе еще теплое коровье молоко с рынка. — Может быть, Вы хотите связаться с генералом Кимом? Он бы помог. — Ни в коем случае, — резко отверг идею доктора король. — Никто не должен знать, что я выжил. — Даже Его Величество? — охнул старик. — Особенно — Его Величество. Пока я не смогу выступить против Юнги, я только подставлю под удар всех, кого попрошу о помощи. Одна неосторожная встреча или подслушанный разговор станут причиной расправы над невинными. Хватит жертв, слишком много воинов я потерял, — грустно ответил альфа. — Я и от Вас скоро уйду, как только окончательно наберусь сил. Буду жить в деревне. — Вас узнают! Да и трудно бороться в одиночку? Где вы возьмете людей? Говорят, что армия Силлы теперь малочисленна и надеяться на нее нельзя, — развел руками лекарь, закидывая короля вопросами. — Не узнают. Здесь, у границ с Пакче, я редко появлялся. Пора исправить эту ошибку и посмотреть на жизнь в Силле изнутри. Если вы про армию, то нужно действовать по-другому. Когда-то давно случилось воевать с разбойниками. Наемники периодически появлялись на окраинных землях, но после одной из битв мне пришло предложение о перемирии и даже просьбе принять их в ряды хваранов Силлы. Голодный тогда год был, сложный. Попробую восстановить с ними контакты. Если получится — сделаем набеги на Корё, чтобы перебить местных солдат. Я заставлю Юнги вернуть часть войска домой и ослаблю позиции в Силле. Дальше буду действовать по ситуации. У меня есть план, но пока это только мысли… — Не уходите, пока не закончится зима, дождитесь хотя бы лета. — Дождусь, а вы пока узнайте, нет ли в Кангу пустой хижины, чтобы пожить. — Узнаю, Ваше Величество! В следующий раз обязательно спрошу. Скажу, что Вы мой родственник, чтобы было меньше подозрений. В деревне меня знают, поэтому лишних вопросов не задают. — Ну вот и хорошо, — удовлетворенно ответил альфа, откидываясь на спинку лавки. — Юнги не должен ничего подозревать или ждать удара. Я Сунь Цзы знаю наизусть: «Чтобы заставить противника двигаться, ему нужно предоставить что-то, в чем он почувствует выгоду, — тогда он примет неверное решение. После чего его надо встретить неожиданностью — поскольку к этому он не готов, он ошибется еще раз». В прошлый раз ошибся я, недооценив войско противника, а в этот раз дело за Мином. Джан пил чай и наблюдал за Чонгуком. Он не перебивал короля, вслушиваясь в его речь и всматриваясь во все естество сидящего напротив мужчины. Он уже не был тем немощным, которого лекарь ставил на ноги, денно и нощно сидя у постели больного. Даже тогда с его губ не сходило имя Чимина и слово «Силла». Джан знал, что Гук будет бороться за них до конца. Сейчас к альфе вернулся былой пыл, жесткость и четкое понимание своей цели. Жадность и жажда крови. Он впервые увидел Чонгука именно таким в день свадьбы Чимина, и с того момента не забыл, какой силой от него веет. Он подавлял всех на своем пути, будучи мальчишкой, поднимал меч на опытных воинов, крушил все, оставляя за собой только капли крови, капающие с клинка, и красные отпечатки сапог. Тот прошлый Чонгук из погрома в Чхандоккун вернулся, и теперь только невиданные силы остановят альфу на пути домой.***
Последние месяцы беременности омегу особенно выматывали, да еще и государственная служба не оставляла в покое. Он тщательно следил за функционированием министерств, многое проверял лично и указывал на недочеты, если такое случалось. Джин по договоренности с китайцами отправился в Империю Цинь, откуда Чжао Бин пообещал передать несколько наборов инструментов, которые были у Линя. Местные медики пользовались ими вовсю, а в Силле он был единственным. Тем более, часть инструментов Линь взял с собой, когда уехал с войском к реке Нактоган. В планах Чимин подумывал обучить несколько смышленых омег искусству врачевания, если Ёнчоль достигнет успеха в этом деле. В том, что так и будет, Его Величество не сомневался. Молодой лекарь от зари до зари старательно изучал записи Линя, изготавливал по ним лекарства и занимался другой всячиной, в которой Пак мало смыслил. В один из обычных вечеров Чимин попросил евнухов задернуть тяжелые шторы и собрался отдыхать. Ночью обещала разразиться непогода, а облака того и гляди грозили упасть на землю. Низкие, темные, тяжелые от влаги. Воздух тоже пропах дождем. Пак дернул носом, вдыхая приятный запах, и отпустил прислугу спать. Джин должен вернуться через десять рассветов, поэтому ему теперь коротать время одному вместо их обычных посиделок с Кимом. Чимин лег в кровать и прикрыл глаза, вспоминая очередную утреннюю перепалку с Юнги. Мин опять пугал войском, лез во все мелочи управления и пытался навязать свои решения шантажом. — Что-то еще нужно, Ваше Величество? — поклонился замешкавшийся в покоях евнух. — А? — Чимин вынырнул из пучины мыслей и осмотрелся в полутемной комнате. — Нет, спасибо, больше ничего. — Вы хорошо себя чувствуете, господин? — не унимался евнух. — А что со мной не так? — раздраженно бросил король, сам не понимая, почему этот вопрос заставил его нервничать. — Испарина на лбу, да и щеки покраснели, я подумал… — подданный уже пятился назад, не желая получить наказание. Впрочем, Чимин за такое прислугу не ругал, но напряжение последних дней сказалось на дворцовой челяди. Они сами боялись потревожить или расстроить короля, оберегая омегу на сносях, как зеницу ока. Чимин вытер лоб. И вправду мокрый. — Наверное, я устал, — сдался омега, устраиваясь поудобней между подушек. — Не буду Вас тревожить, Ваше Величество, — пробормотал евнух и уперся попой в дверь. Солдат, стоявший снаружи, вытащил за шкирку испуганного придворного и тихонько сомкнул створки, охраняя спокойствие королевской особы. — Вот еще! Только не это, — пробормотал Чимин, резко почувствовав себя неуютно во всем теле. Живот начало стягивать, будто кто-то перевязал его по окружности тугой лентой. Заныла спина. Неужели они с Джином неправильно посчитали срок и его план сорвется? Этого нельзя допустить. Как минимум двадцать рассветов наследник еще не должен появиться на свет, но Чимин в этом уже не уверен. Пак от неожиданности вскрикнул, как только внизу прострелила резкая боль. Он четко вспомнил, как было с Джисоном, а это значит, что в запасе у него есть лишь несколько дней до встречи с малышом. Омега решительно встал с кровати и поплелся на кухню, сославшись на разыгравшийся аппетит. Он набрал булочек, молока для виду, и евнухи принесли за ним еду в покои. Проследив, чтобы прислуга удалилась, Чимин завернул булочки в ткань и связал узел. Туда же он сложил чистое турумаги для себя, ханбоки крошечного размера и пару отрезов красного атласа. — Потерпите, Ваше Высочество, — приговаривал Пак, быстро передвигаясь по комнате, пока отпускала боль. — Вызовите Ким Намджуна ко мне! — крикнул омега охранникам и услышал поспешный топот хваранов. Чимин набил побольше подушек, накрыл их одеялом и уселся ждать военачальника. Обеспокоенный альфа подошел к королю и склонился перед ним на колено: — Вызывали, Ваше Величество! — Ах, генерал Ким, ну почему вы не меняетесь?! — измученно пробормотал омега. — Встаньте с колен. — А почему Вы зовете меня генералом? — с укором спросил Намджун. — Потому, что для меня вы всегда останетесь им, — решительно ответил Чимин. — Мне необходимо уходить из дворца. — Уже? — Да, я сам не думал, что начнется так рано. Юнги ни в коем случае не должен узнать о том, что я ушел. Постарайтесь как можно дольше держать это в секрете. У меня есть сегодняшняя ночь, потом скажете, что королю нездоровится, а потом еще одна ночь. Дольше Мин просто не поверит и заставит хваранов впустить его в покои. — Я Вас понял, Ваше Величество, — кивнул головой Ким. — Возьмите с собой солдат, прошу Вас. Я готов отправиться с Вами, даже если понесу наказание. — Вы хотите вовсе зрения лишиться? — нервно фыркнул на него Чимин. — Если я исчезну не один, то Юнги отомстит всем, кто мне помогал. К вам у него особенное отношение, а он мстительный. Советую начать тренироваться с луком и мечом. После того, как я избавлюсь от бремени, у нас впереди много работы, генерал. — Я упражняюсь на заднем дворе пока никто не видит, — шепотом признался Джун. — Жаль, что я потерял свой меч у Нактоган. Это был подарок Его Величества. Во время разговора с альфой Чимин старался не меняться в лице и терпел ноющую боль, чтобы не пугать бывшего министра своим состоянием. — Вот и отлично! — живот снова стянуло спазмом, и государь неосознанно улыбнулся. — Кроме вас никто не знает, что я покину дворец. Думаю, я вернусь еще до приезда Сокджина. Всем говорите, что правитель исчез и никому не докладывал. Не думаю, что Юнги кинется меня искать. Кончина государя Силлы ему выгодна, но я не доставлю Мину этого удовольствия. — Будьте осторожны, Ваше Величество, — Джун взял Чимина за руки и сжал маленькие ладошки. — Может быть, Вы еще передумаете? В глазах Намджуна была немая просьба остаться, но Пак глубоко вздохнул и покачал головой. — Генерал Ким, это мой единственный шанс. Если наследник родится в Силле, Юнги найдет способ добраться к нему. Сегодня утром он опять угрожал мне, пытаясь давить армией. Он критикует все, что я делаю в стране. Если Мин настроит против меня министров, я легко потеряю власть. Одна малейшая ошибка приведет к вспышке неповиновения среди подданных. — В Силле любят Вас, Ваше Величество, — возразил Намджун. — Генерал, любовь, слепое обожание и преданность не имеют ничего общего с честью. Когда-то очень давно матушка сказала мне фразу, которую я запомнил навсегда: «Будешь предан — будешь предан». Для меня слова приобрели особый смысл. Те, кому я безоглядно доверял, всадили нож в спину. Те, кого я ненавидел больше жизни, научили меня любить. Все перевернулось с ног на голову, поэтому я никому не верю кроме тебя и Сокджина. — А если в дороге что-то случится? — настаивал Намджун, склоняя омегу к тому, чтобы изменить решение. — Если в дороге что-то случится, то исход будет один, с разницей лишь во времени. Я погибну сейчас или отправлюсь на небеса потом. Мне нет жизни на этом свете без Чонгука или наследного принца. Именно поэтому я уповаю на милость Будды и отправляюсь в путь. — Это безрассудство! — удрученно выпалил Ким. Он понял, что переубедить Чимина бесполезно. — А что вообще из происходящего здесь напоминает о разуме? — иронично бросил король. — Предательство родных людей, которые с тобой одной крови? Гибель Чонгука, в которую я не верю? Поражение непобедимой армии Силлы? Смерть детей, что должны жить и радовать родителей? Захват нашей свободной процветающей страны варварами? Мир давно сошел с ума, Ким Намджун. Если он таким и останется — мне нет здесь места, но я должен попытаться его изменить. — Я понял, — сдался генерал и опустил голову. — Мы будем ждать, Ваше Величество. — Не переживайте, я справлюсь. Лес Силлы для меня родной, а короткую дорогу я знаю. Чонгук научил ориентироваться по звездам. Сокращу путь почти на полдня. Ночью пройду неподалеку деревень, там безопасно и диких зверей нет. И если все будет хорошо, то к завтрашнему вечеру доберусь. Проводите меня до ворот, я не хочу терять время. Намджун потуже завязал повязку на глазу и помог собрать Чимину вещи. Пак сложил в карман ханбока несколько золотых слитков, накинул черный плащ, чтобы укрыться в темноте от лишних глаз, и незаметно покинул Кёнбоккун через потайной ход.***
— Да, весна выдалась дождливой, — сетовал Джан, заложив руки за спину и важно расхаживая по комнате. — На плохую погоду у Вас может болеть поврежденная нога, Ваше Величество. — Не болит, — буркнул Чонгук, затачивая меч Намджуна. Он уже несколько рассветов тренировался в лесу поутру, поэтому держал оружие в чистоте и готовности. — Мне будет не хватать Вас, — с грустью сказал Джан, что прикипел к королю, как к родному. — Когда я верну Силлу, станете работать дворцовым лекарем, — небрежно бросил альфа, словно его решение уже принято и обжалованию не подлежит. — К сожалению, я уже стар и не работаю так, как делал это раньше. Годы берут свое, но я буду рад, если помогу советом. Доктор подлил в чашку женьшеневый настой с ягодами омиджа и медом и вслушивался в непогоду. Буря разыгралась нешуточная, а дождь лил, как из ведра. Хорошо, что хижина не затапливалась водой. Об этом лекарь позаботился еще при постройке землянки, поэтому совершенно спокойно грелся у печи, не переживая о том, что творится снаружи. — Вы слышите? — Чонгук замер, задержав дыхание. — Чани лает. Доктор Джан тоже замер, прислушиваясь к окружающим звукам. — Кого в такую погоду по ночи сюда принесло? — начал кряхтеть старик, выходя из-за стола. — Ваше Величество, спрячьтесь в своей комнате и не выходите оттуда, пока я не позову. Нельзя, чтобы Вас обнаружили. Чонгук отставил чашу с настоем, оперся на палку и поковылял к себе в комнату. Нога почти не болела, но и становиться на нее, как на здоровую, альфа пока не мог. Доктор взял факел и поднялся наверх, чтобы выяснить причину беспокойства собаки. Всматриваясь в вечернюю мглу, он пытался понять, кто приближался к хижине, но из-за шквала воды даже кусты через пару метров нельзя было увидеть. Шум срывающихся с веток капель смешался с чавканьем его сапог, увязших в глинистой жиже у порога. Если после дождя земля просохнет лишь на следующий день, то завтра они с Чонгуком останутся без молока. Пока Джан нетерпеливо переминался с ноги на ногу, уговаривая себя вернуться в сухой и теплый дом, Чани настойчиво и громко лаял, срываясь с веревки, привязанной к дереву. Собака становилась на задние лапы, крутила хвостом и рвалась вперед. — Да что же такое! — недовольно пробурчал Джан. — Пойдем уже. Он отвязал пса, но не удержал, и собака вырвалась вперед. — Чани! — голос мужчины потух в порыве ветра, уносящего дождь вперемешку с листьями, срывающимися с деревьев. — Чани, домой! Собака исчезла из вида, и Джан, ругаясь на непогоду, подобрал полы ханбока и ступил вперед. По лицу противно хлестали капли воды, соревнуясь, которая ударит больнее. Доктор вышел на дорогу и заметил издали невысокую фигуру и пса, крутящегося вокруг путника. Старик ускорил шаг, чтобы забрать собаку. Крупный Чани перепугает кого угодно, и только Джан знал, что по характеру собака добрая и ласковая. Приближаясь к человеку, мужчина не поверил своим глазам. Выбившиеся из-под капюшона светлые локоны, невысокий рост и руки, сложенные под огромным животом — ошибки быть не могло. — О небеса! — сердце на мгновение остановилось, пропустив удар. — Чимин! Ваше Величество! Не раздумывая ни секунды, Джан кинулся вперед, пробираясь через ветки, что сломала буря и перекрыла без того узкую тропинку. Старик едва не упал на скользкую землю, но с каждой секундой сокращал расстояние к Чимину. Подбежав к омеге, Джан схватил его за плечи: — Как Вы здесь оказались? Чимин выглядел бледным и испуганным. Глаза, что бегали в разные стороны, едва выцепили знакомое родное лицо, и Джан встретил осознанный взгляд омеги. — Я успел, — выдохнул Чимин и упал на грудь к старику. Джан забрал из рук омеги котомку и повел того в землянку. Чани радостно крутился под ногами, мешая им идти, но через некоторое время лекарь завел Чимина в хижину и усадил в кухне. Что-то спрашивать бесполезно, но при свете факела лекарь сам все понял. С Чимина градом валил пот, пульс участился так, что он едва успевал считать количество толчков. Под ладонями, приложенными к животу, Джан прощупал плод, что замер в ожидании самого главного таинства — появления на свет. — Ты вообще понимаешь, что мог не дойти сюда? Чимин, чем ты думаешь? Ну почему ты такой беспечный?! Ты же теперь не один, беспокоиться надо о ребенке в первую очередь! — Джан не сдержался и начал отчитывать Чимина, позабыв его королевском титуле. Поток слов лился на несчастного побледневшего Пака. За эти полутора суток вся жизнь пролетела у него перед глазами. — Помогите мне, — простонал Чимин, хватаясь за живот. Боль опять скрутила омегу, и он бы точно согнулся пополам, если не мешающий живот. — Да уж, помогу, куда я тебя дену, негодник! — разозлился Джан и забегал по кухне. — Нужно поставить греть воду… — бормотал он под нос, глядя на Чимина. — Сколько времени прошло? Когда началось? — Вчера вечером, — послышался слабый ответ. — Значит скоро, — хмыкнул доктор и начал работать проворнее. — Вторые роды всегда быстрее. Чимин молчал и ничего не говорил. Голос доктора был лишь фоном, а окружающее тепло хижины окутывало и отключало сознание. Он сильно продрог в лесу под дождем и не чувствовал ног. Поставив воду на огонь, Джан поднял омегу и снял мокрую одежду. Чимин не сопротивлялся, воспринимая старика в первую очередь как лекаря, а не как альфу. Тот откинул в угол плащ, снял полусапожки и промокший до нитки ханбок. — У меня есть сухие вещи, — пробормотал Чимин, словно в оправдание за свой безумный поступок. — Ага, приготовился значит, — лекарь оставил на нем только нижнее белье и отвел в свою комнату. — Ложитесь сюда. — Доктор Джан, — Пак схватил лекаря за руку, остановив у кровати. — Мне нужно с вами поговорить. — Нашли время, — отмахнулся лекарь. — Вам сейчас о ребенке надо думать, а не со мной разговаривать. — Нет, — Чимин впадал в предродовую горячку, бормоча слова и неосознанно повторяя некоторые из них. — Сейчас. Мне нужно поговорить сейчас. Вдруг я… — омега всхлипнул, — вдруг я умру… — С чего это Вам умирать? Святой Будда не допустит этого, — Джан понимал, что у него еще есть немного времени. Под рукой лекаря живот пришел в движение, мышцы сократились, а у вершины старик почувствовал, как в ладонь ему уперлись пяточки младенца. Скоро. — Да, конечно, — Чимин выдавил улыбку, тоже надеясь на лучшее. — Я хочу оставить ребенка… Сил едва хватало, чтобы перекричать кипящую в чане воду. С каждым предложением говорить становилось сложнее, голос подводил, а сухие от лихорадки губы покрылись корочками. Джан дал Чимину воды, внимательно слушая омегу. — Что значит оставить? — настороженно спросил лекарь. — Я не могу вернуться с ним в Силлу, — пробормотал Пак. — Юнги убьет малыша. Он убил Сунджона, убьет и дэгуна. — А кто отравил Его Величество Тэджона? — Я. Собеседники замолчали, и только чан с водой ругался на то, что о нем совсем забыли. Значит это были не слухи, а настоящая правда. — И что Вы хотите, Ваше Величество? — строго спросил Джан. — Не думайте… Может он вообще не в себе, предположил Джан. — Не думайте, что я сделаю, как моя матушка, — выдохнул Чимин, собираясь с силами. — Я не брошу его… Мне нужно спрятать наследника на время. В деревне… Недалеко есть Кангу… или … — Я понял, — Джан не стал томить Пака объяснениями. — Он делает меня слабым, — прошептал Чимин. — Я не смогу бороться с Юнги, если он найдет, как надавить на меня и мои решения. Даже если Мин оставит его в живых, я стану заложником… Найдите кормилицу, я заплачу золотом… Глаза у Чимина закрывались от нечеловеческой усталости. Почти двое суток без сна, одни из которых в дороге пешком под порывами ветра и шквалом дождя отнимали у омеги последние силы. — Пожалуйста, если я… — всхлипнул омега и вытер глаза. — Не возвращайте его во дворец… Лицо Пака исказилось болью. Она добавляла ему больше усталости, а впереди предстояла тяжелая ночь. Джан снова пощупал живот Чимина и понял, что к утру они должны справиться. Лекарь засуетился вокруг омеги, принес постельное белье, подложил под голову небольшую подушечку, а под спину — скрученные простыни. Чимин терпел, не желая доставлять старику еще больших проблем. Его пухлые губы превратились в тонкую полоску, нижнюю он зажал зубами до побеления, чтобы не кричать, и держался за край кровати. Когда терпеть стало невмоготу, Чимин тихонько стонал, глазами оглядывая комнату, будто искал кого-то. — Да, мне одному не справиться, — бурчал Джан, громыхая металлической коробочкой с инструментами. — Не терпите, Ваше Величество, сейчас я дам отвар и станет легче. — Не надо отвар, — замотал головой Чимин. В день, когда родился Джисон, он тоже отказался от лекарства, но тогда рядом с ним был Чонгук. Сейчас он хотел запомнить каждую секунду, проведенную с ребенком прежде, чем оставит его здесь. — Выпейте, — Джан особо не церемонился и влил Чимину в рот несколько ложек крепкого травяного настоя. Пак послушно проглотил горькую жидкость, скривился, но спустя несколько минут его веки закрылись, дыхание стало равномерным, губы естественно расслабились, как у спящего человека. — Ну вот и добренько, — потер ладони Джан и вышел из комнаты. Зайдя на кухню, старик снял уже второй чан с кипящей водой и взял с полки лекарства. Он приоткрыл дверь в комнату альфы и прошептал: — Мне понадобится помощь, Ваше Величество. Чонгук стоял бледный, точно покойник. Присутствие Чимина рядом отозвалось в его теле сразу, как только Джан завел омегу в хижину. Внутренний альфа бесновался, ломая кости изнутри и выворачивая мышцы наизнанку. В нем зарождалась настоящая буря, которая требовала выхода. Все животные инстинкты обострились до предела. На шее вздулись вены, участилось дыхание. Глубокие вдохи отравляли еще больше, а запах Чимина, которого он был лишен почти полгода, прочно забивался в легкие, сдавливая грудь тисками. Он сцепил пальцы в кулак, понимая, что проигрывает сам себе. Соблазн толкнуть дверь оказался слишком велик, и альфа подошел к ней, но в последний момент уперся лбом в холодное отрезвляющее дерево, понимая, что не может этого сделать. Чонгук не против исчезнуть из этого места, лишь бы не чувствовать омегу рядом. Сейчас это слишком даже для него. — Вы все слышали, Ваше Величество… — Джан сожалительно пожал плечами. — Как он? Гук приковылял в темный коридорчик вслед за лекарем, но тот остановил его и ткнул пальцем в грудь. — Пока все хорошо, но Вы мне нужны. Чимин упоминал, Вы присутствовали при рождении Джисона. — Да, но… — Отлично! Я дал Чимину обезболивающее. Это не опиум, но тоже сильное средство. На утро он ничего не вспомнит. Чонгук изменился в лице, благодаря небеса за то, что сможет хотя бы несколько часов побыть с омегой. Когда Джан завел его в комнатку, альфа прислонился к стене и застыл, будто парализованный. Чимин лежал бледный, измученный, но неимоверно красивый. Блондинистые пряди разметались по подушке, грудь равномерно вздымалась во сне, будто Чимин отдыхает после тяжелого дня. В моменты, когда омеге становилось больно, на лбу появлялась глубокая морщинка, рот искажался от страданий, но все равно для Чонгука лучше и желаннее омеги не было никого в целом мире. Собственно, и весь мир альфы сейчас лежал у его ног. Сев у кровати, Чон с нежностью положил ладони на еще большой живот мужа, поглаживая его, чтобы запомнить эти ощущения. — Руки уберите, — Джан строго зыркнул и подсунул чашу с коричневой жидкостью. — Сначала помойте здесь, а потом дотронетесь. Чонгук выполнял все требования старика, помогая, чем мог. Он бесконечно целовал Чимина, прижимая его голову к себе, когда волчонку становилось особенно невмоготу, а тот цеплялся за руку альфы, постоянно повторяя в бреду его имя. Ночь летела стремительно, но Гук бы полжизни отдал, чтобы продлить еще на несколько минут. К рассвету Чимин стал более беспокойным, но глаза не открывал, а только звал Чонгука. Тот сменил на его лбу ткань, смоченную в прохладной воде, и вопросительно посмотрел на Джана. — Можете поговорить с ним, — разрешил лекарь. — Он не видит Вас и все равно ничего не понимает. Лицо Чимина опять исказилось болью, а врач стал возится внизу живота. — Я здесь, мой маленький, — шепнул Чонгук и поцеловал супруга в мокрый лоб. Он держал Чимина за руку, пока омега сдавливал его пальцы, извиваясь на кровати. — Потерпи немного, волчонок, ты же такой сильный. Я люблю тебя, слышишь? Словно осознавая все, что говорил Чонгук, Чимин в ответ сжал сильнее его руку, оставив белые пятна на кисти. — А наследный принц-то крупненький, — отметил доктор, наблюдая за процессом и пропуская мимо ушей слова Чонгука. Подслушивать королевские нежности стало неудобно. — Как Его Величество только справился. В ответ лекарю прозвучало самодовольное хмыканье, и он, улыбаясь произнес: — Еще немного осталось. Когда солнце озарило горизонты приграничных земель, в хижине раздался первый крик малыша. Доктор Джан обтер новорожденного и отдал его Чонгуку, у которого задрожали руки от осознания ценности ноши. — Я обещал, что не брошу тебя, волчонок, — альфа глянул на еще спящего Чимина, — и сдержал свое слово. Пока Джан заканчивал с Чимином, Гук рассматривал новорожденного. Принц был круглолицым, с милыми щечками и пухлыми губами, как у Чимина. Длинные прядки темных волос завитками прилипли ко лбу. Кроха смешно сжимал кулачки, пускал слюни, а потом глубоко заснул, почувствовав себя в безопасности в руках отца. — Ребенок родился на рассвете. Это хороший знак, — довольно отметил лекарь. — Что Вы думаете о словах Его Величества? — Джан вытащил из-под Чимина кровавые простыни и перестелил чистое белье. — К сожалению, волчонок прав. Вернуться с дэгуном в Силлу нельзя, — вздохнул Чонгук, прижимая к себе крошечное тельце. Он глаз не сводил с сына, а лекарь умилялся. И как только меняются люди буквально за пару минут! — Эх, не видать мне спокойной старости, — сетовал Джан, укрывая Чимина, чтобы тот поспал. — Придется переселиться в Кангу. Люди меня давно зовут. Да и устал я ходить туда-сюда. — Это самое верное решение, доктор. От вас зависит жизнь и здоровье наследного принца. А я постараюсь сделать все, чтобы быстрее вернуть Силлу. Малыш в руках скуксился и требовательно захныкал. — Он хочет есть? — недоумевая спросил Чон. — Нет, новорожденные в первые несколько суток не едят полноценно. Они находятся у груди, оттачивая навыки, заложенные природой. Мне придется оставить Чимина на пару дней здесь, чтобы он восстановился и покормил малыша, но нужно позаботиться о молоке. — Я могу пока побыть с ним? — спросил Чонгук, будто доктор был тем вершителем судеб, что отнимет у него кроху. — Пока Чимин не проснется, — сказал доктор. — Дайте я осмотрю принца, а вы пока сожгите грязные простыни. Никто не должен узнать, что сегодня здесь произошло. Чонгук нехотя отдал малыша, и поковылял помогать по дому. Окровавленное белье быстро сожрали языки пламени в печи. Наблюдая, как горела тайна, альфа бросил взгляд на лавку, где стояла котомка. Он положил ее на стол и развязал узел. Внутри кроме турумаги Чимина лежали три маленьких наряда для новорожденного. Сухими, заскорузлыми от грубого труда пальцами альфа провел по нежному атласу. Как и в прошлый раз, всю одежду для ребенка готовил омега. Пальцы защекотали аккуратные швы, Чимин вшил пояс с кисточками ручной работы и украсил низ ханбока рисунком из глади. Чон разложил наряды, удивляясь крошечным размерам. С изнанки нитью в цвет ткани было вышито «Его Высочество Силлы Чон Седжон». — Седжон, — прошептал Чонгук, рассматривая еле заметные на свету иероглифы. Ему понравилось имя, которое выбрал Чимин. Доктор Джан вынес новоиспеченному отцу ребенка и стал возиться у печи. На улице унялась непогода, а рассветное солнце быстро высушило землю. На остатках молока мужчина сварил кашу и поставил курицу на бульон для омеги. Со вчерашнего дня остался яичный пирог, который придаст Чимину сил. Пак проснулся после полудня. После родов он был слаб, но невероятно счастлив. Ему казалось, что в последнее время он только и делал, что заточал своего внутреннего омегу в клетку. Дворец в Кёнбоккун без Чонгука его душил, стал чем-то наподобие тюрьмы, где он каждый день нес наказание. Здесь, в простой хижине, Чимин вновь обрел счастье. Невидимые крылья расправились, он превратился в наседку, кудахчущую над своим выводком. Гордость за произведенного на свет сына наполняла Пака изнутри. Омега не мог поверить в то, что справился один, без поддержки альфы, но отдал бы все, чтобы заменить холодные дворцовые стены на такую же лачугу, только с Чонгуком. Супруга не хватало больше всего. — Как Вы себя чувствуете, Ваше Величество? — Джан устроился напротив, наблюдая за тем, как Чимин играл с малышом. Пак важно сидел в постели, окруженный подушками, и прижимал к себе Седжона. Еще толком не напившись молока, а лишь знакомясь с папой, ребенок огромными черными глазками смотрел на омегу и держал его за указательный палец. Густые ресницы веером медленно опускались на пухленькие щечки. Борясь со сном, малыш проигрывал природе. — Он сейчас уснет, — подметил лекарь. — Правда, он похож на Чонгука? — Чимин проигнорировал вопрос доктора и задал свой, самый важный в данный момент. Джисон тоже был похож на отца, но Седжон оказался его точной копией. — Вылитый Его Величество — тот же носик, губки… И брови, брови хмурит, как Чонгук, правда? — Правда, — Джан подсел ближе и обнял Чимина за плечи. За время службы в Пакче врач принял много новорожденных, но готов поклясться, что Седжон — самый красивый из всех альфочек, что появлялись на свет. — Но все равно ты совершил величайшую глупость в своей жизни, мой мальчик. Не делай так больше. — Небеса берегли меня, — облегченно вздохнул Чимин. — Я верил, что доберусь. Я постоянно разговаривал с ним и просил, чтобы Седжон не появлялся на свет. Нет здесь ничего хорошего, не стоило и торопиться. — Глупенький, — Джан заложил выбившуюся прядку за ушко и притянул омегу к себе. — Это решаем не мы, а матушка-природа. Да и о том, что здесь плохо, не стоит думать. У Седжона свой путь в этом мире, а ты должен дать ему свою любовь и показать пример. — Как мои родители? — послушно спросил Чимин. — Как твои родители, — кивнул лекарь. — В детстве Вы получали много любви, Ваше Величество. — Да, это так, — согласился омега, прижимая крепче сопящий комочек. — Матушка любила меня… — Безмерно, — перебил его доктор. — Думаю, отец когда-то тоже любил меня. Чимин услышал внутри себя детский срывающийся в плаче голос. Ему хотелось вернуться в Пакче, когда он был маленьким, прибежать к Тэджону, залезть на коленки и попросить защитить его от выдуманного чудовища, которым пугали соседские мальчишки. — Знаете, когда я дал отцу отравленный чай, мне хотелось разбить чашку прямо у ног, встряхнуть его за плечи и потрясти так, чтобы он рассказал, почему все человеческое вмиг стало для него чуждым. Любовь к детям, к родине, к матери… Но потом я понял, что сам перестал быть человеком. — Это не так, Чимин, — старик продолжал гладить его по плечу, по голове, зарылся в волосы и легко массировал кожу, пытаясь расслабить. — Это природный омежий инстинкт, от которого никуда не деться. Ты защищал потомство от человека, который угрожал твоему сыну. Любой поступил бы также. — Любой, но у меня была возможность выбора. — Он не оставил его тебе. Ты ведь понимаешь, что Тэджон — это Юнги. Его руками Мин делал все, чтобы устранить тебя от власти. Я хорошо знаю Пак Тэджона, я служил в Пакче до его коронации и после. Он слаб характером и никогда не примет такого решения. Он всегда боялся быть раскрытым, плел при дворце интриги, подставлял министров, ссорил между собой руководителей ведомств, подкидывая мелкие дровишки в огонь. Все это отвлекало двор от самого главного — наживы и растрат. Мало кто знал, что пока в Чхандоккун плясали приглашенные лицедеи для развлечения Его Величества, люди на окраинах умирали от голода только потому, что золото шло на оплату представлений, а не на рис, такой необходимый в неурожайный год. Зато все, кто жили при дворце, думали, что королевство процветает, а проблемы бедных только от их излишней лености и расхлябанности. — Не рассказывайте, доктор Джан, — попросил жалобно Чимин. — Мне слишком больно это слышать. — Я знаю очень много, что не записано в дворцовые свитки, Ваше Величество, — миролюбиво сказал мужчина. — И говорю это не потому, что хочу потревожить память почившего короля Тэджона. Я знаю, что Вы не повторите его ошибок, а значит выучитесь на них. — Я обязательно приведу Пакче к процветанию, — закивал Чимин. — Чонгук хотел, чтобы моя страна стала одной из лучших в округе. В азиатской короне ей не сравниться с Силлой, но Пакче станет достойным украшением, ничуть не хуже других стран. — Так обязательно и будет, — заверил его лекарь. — Давайте я подержу наследного принца, а Вам нужно отдохнуть. Сейчас будем кушать. — Нет, я сам побуду с ним, а молока у меня хоть отбавляй, — запротестовал Чимин, встретившись со строгим взглядом старика. — Еда не только для молока, а для восстановления сил, — сделал тот замечание. — Вы же не хотите упасть в обморок. Согласившись на бульон с хлебом, Чимин послушно ел ложку за ложкой, которые Джан давал омеге, остужая каждую порцию супа. Наевшись, омега заснул и лекарь остался рядом с ним, уложив кроху с папой. Пак отдыхал, а Седжон снова держал его за палец, перебирая губками в поисках молока. На третьи сутки, когда Чимину стало намного лучше, он засобирался домой. Уже с утра Джан понял, что это произойдет сегодня. Омега сидел в кухне, подложив колено для удобства, чтобы поддерживать ребенка. — Вы неплохо устроились, доктор Джан, — осмотрелся Пак вокруг. — В прошлый раз было темно, и я толком не понял, что где находится. — Я живу скромно, мне надоела роскошь, — Джан облокотился об угол, наблюдая за омегой. — Все золото мира ничуть не поможет лечить болезни, если у тебя нет знаний и мастерства. — Но здесь немного места даже для одного. Я был в вашей комнате, а что за той дверью? — омега кивнул на комнатку, где прятался Чонгук. — Травы, — выпалил старик. — Там я сушу травы. Странное место, которое выдерживаю только я. Специфические запахи, знаете ли, даже голова болит от них. Лекарь подумал, что такая ложь вполне сойдет, и Чимин не попросит показать, что внутри. — Запахи… — растерянно ответил омега. — Я почему-то слышу запах крови. — Неудивительно, — откашлялся Джан, поперхнувшись слюной от неожиданности. — Вы не давеча как два рассвета назад произвели на свет принца. Здесь надо сделать уборку. — Да, наверное, — все так же задумчиво произнес омега. — Просто это запах Чонгука. Я схожу с ума, да? Чимин беспомощно поднял глаза на доктора Джана в ожидании ответа. Ему хотелось, чтобы кто-то наконец сказал правду. Кажется, глядя на Седжона, Чимин готов принять даже самую мерзкую новость. Теперь у него появилась цель, ради чего жить. Все вокруг говорили, чтобы омега не цеплялся за прошлое, но в данный момент в его руках было настоящее и будущее одновременно. Сопело, кривило нос и пускало на папу слюни. Пак улыбнулся сыну, понимая, что с ним рядом переживет все. Он станет его крыльями и придаст ему сил. Омега видел в нем Чонгука и резко ощутил родственную связь. Ту невидимую нить, которая навсегда связывала родителей и детей. Если у Чимина с родителями она была тонкой и хлипкой, то буквально сейчас эта нить между ним и Седжоном закручивалась в мощный канат, который использовали моряки. И его не разорвать, он крепкий и морским узлом завязанный, что только лишь разрубить можно, но Чимин этого не позволит. Он сделает все ради будущего Седжона. Его Величество хотел, чтобы Чонгук гордился омегой и сыном. Чимин впервые подумал, что вспоминает о Чонгуке в прошедшем времени. В его голове слово «был» разрывало все сосуды, разнося мозг по кусочкам. Неужели он начал привыкать к этому? Неужели где-то в сознании он смирился с тем, что Чонгука не вернуть? Эти мысли сжимали его сердце, которое громко ухнуло вниз, отзываясь болезненным спазмом в желудке. — Я ведь схожу с ума? — повторил Чимин свой вопрос и уставился на лекаря. — Я слышу этот запах… Джану больно так, как никогда. От истины Чимина отделяла лишь ветхая стена между небольшой кухней и комнатой, где находился альфа. Доктору тяжело было находиться в хижине последние дни, потому что супруги реагировали друг на друга так, что их феромоны настойчиво забивались в нос, и у старика кружилась голова. Природная реакция между ними сильнейшая, как и связь, но омежья сущность Чимина отрицала запах альфы потому, что Пак чувствовал себя сумасшедшим, а Чонгук с той стороны уже все ногти об стену до крови содрал, уговаривая себя продержаться эти несколько суток. Встреча с Чонгуком спутает все планы, поставит обоих под угрозу, а Джан отчаянно хотел, чтобы они стали счастливы. — Такое бывает, — успокоил расстроенного омегу лекарь и погладил по спине. — Ваш нюх сильно обострен, но скоро все придет в норму. Чимин быстро согласился, потому что Седжон в его руках проснулся и попросил молоко. — Покормлю его в последний раз, — сказал омега, развязывая ханбок. — Солнце садится. Мне нужно идти. — Я приготовил отвар, чтобы вы не мучились. Добавляйте в чай по пять капель три раза в день, и молоко пропадет, — лекарь поставил небольшую бутылочку, которую Пак спрятал в карман. — У вас появился румянец, кожа приобрела здоровый вид. В другой раз Чимин бы обязательно обрадовался словам мужчины, но сейчас ему было все равно. Он смотрел, как требовательно и сосредоточенно ел наследный принц, цепляясь за папу маленькими пальчиками. Когда ребенок насытился, Пак завернул его в пеленки и передал доктору. В котомке между одеждой принца Чимин показал несколько золотых слитков. — Этого хватит на первое время, потом я передам еще. Встречи со мной не ищите, только в крайнем случае через кого-то из жителей Кангу. Никто не должен знать, откуда вы и кто этот ребенок, — наставлял доктора омега. — Я что-нибудь придумаю, — прошептал Джан, глядя на довольного сытого принца, которого сморил сон. — Не беспокойтесь об этом. А если король Корё найдет нас? — Кангу принадлежит Силле. Это самая крайняя деревня, куда Юнги точно не доберется. Тем более, что староста Кангу — чиновник из Кёнбоккун. Мин в хорошее время не занимался собственной страной, сюда он тем более не сунется. Ему интереснее то, что происходит во дворце. Он попытается противостоять мне изнутри, сам не понимая того, что народ Силлы — это не только чиновники ведомств, аппарат евнухов и челядь. Он думает, что люди здесь, как и в Корё, отделены от дворца. В этом есть большая разница, доктор Джан. Если жители Корё с ненавистью отдают последние крохи на содержание королевской свиты, то люди Силлы жертвуют лишь небольшую часть только для того, чтобы чувствовать себя подданными страны. Идея Чонгука реформировать налоги очень правильная. Я только недавно понял ее смысл. Чиновники боялись, что в результате Силла недополучит средства в государственную казну, но благодаря преобразованиям наша страна обретет даже больше. Именно поэтому я хочу создать местное ополчение, чтобы однажды поднять всю страну против Мина. Чего будут стоить жалкие воины Корё, если на них двинутся десятки тысяч тех, кто воюет за свободу. — Вы правы, Ваше Величество. — Это не моя заслуга, это все Чонгук, — с теплотой улыбнулся омега, вспоминая о муже. — Почти десять лет понадобилось, чтобы небольшими шагами продвигаться вперед. Я лишь поддерживаю его политику. Чимин замолчал понимая, что время уходить. — И вот еще, — омега достал из волос очень дорогую ёнджа, которую когда-то подарил Чонгук, и положил на стол. Сливовая ветвь, отлитая из золота и украшенная крупными гранатовыми камнями иссиня-бордового цвета и удивительной красоты изумрудами. — Это на всякий случай. Она стоит как двадцать таких слитков. Берегите ее. — Слушаюсь, Ваше Величество. Голос начал подводить доктора Джана. Ему хотелось остановить омегу и закричать, чтобы он одумался. Память возвращала его почти на двадцать лет назад, когда лекарь остался с Тэхеном на руках. Тогда помогала Инха, а теперь он остался один и уповал на благословение небес. — Прощайте, доктор, — сказал Чимин и подошел к старику. Он отогнул край пеленки и поцеловал спящего Седжона в щечку. — Доброй ночи, Ваше Высочество. Не оборачиваясь, Чимин поднимался по ступенькам вверх. Джан знал, как каждая из них нелегко давалась омеге, но его спина была прямой, как никогда, а кулаки крепко сжаты. Впереди предстояла долгая борьба, в которой Чимин обязательно победит. Ради сына.