Illecebra. Соблазн

      В Силлу Его Величество Чимин вернулся через трое суток. Здоровье по дороге подводило, ноги слабели, а лоб горел, как у лихорадочного. В лесу омега отдыхал у многолетних дубов, обхватывал ствол руками и прикладывался щекой к прохладной влажной коре, неповторимо пахнущей лесом. Чимин не понимал почему, но даже запах деревьев в Силле другой, нежели в Пакче. Когда закончились запасы доктора Джана, он напитывался мощью от каждой лиственницы, кедра или пихты, собирал с трав кристально чистую росу вместо воды и жевал еще зеленые земляничные ягоды. Чимин знал, что Силла его не предаст и не даст умереть. Силла — это не только государство. Силла — это все, что его окружает; все, чем он дышит, что видит и трогает, о чем мечтает. Новая страна, ставшая по-настоящему домом.       Из последних сил сдерживая слезы и цепляясь за крошечные остатки сознания, обессиленный правитель к вечеру третьего дня пересек границы Кёнбоккун и вошел в главные ворота, пачкая белый мрамор дворцовой площади грязью, приставшей к дорогим туфелькам. Стражники недоуменно наблюдали за мертвецки бледным измученным королем и сразу же заметили, что государь разрешился от бремени.       — Где ты был?!       Юнги будто ждал. Альфа торопливо сбежал с дворцовых ступеней и вплотную подошел к Чимину. На очевидное указывать бессмысленно. Мин просто уставился на омегу, не веря в то, что Паку удалось обвести его вокруг пальца.       — По государственным делам отлучался, — Пак вскинул голову и задрал подбородок. — А что, я был нужен Силле? Или это ты соскучился, Юнги?       Чимин улыбался приторно-сладостной раздражающей улыбкой и провел пальцами по шраму альфы, нежно прикасаясь к щеке. Грубый рубец прошелся под пальцами, а словно по сердцу полоснул. Чимин вспомнил тот вечер, когда впервые увидел Юнги униженным, с перевязанным грязными тряпками лицом. Тогда несостоявшийся жених выглядел праведной жертвой. Так рвался защищать Чимина от чужого альфы, хотя просто хотел первым насладиться девственным телом. Чимин помнил прикосновения Чонгука, казавшиеся грязными, порочными и такими постыдными, от которых хотелось лишь умереть, ибо выносить позор не хватало сил.       — Как же все изменилось, Юнги, — Его Величество не заметил, как произнес мысли вслух.       Когда рука государя достигла подбородка, альфа дернулся от острого ноготка, нечаянно царапнувшего фарфоровую, почти прозрачную белую кожу.       — Что случилось с наследным принцем? Куда ты дел ребенка?       — Спешу тебя расстроить — наш с Чонгуком сын жив и здоров, — врать бессмысленно, и Пак торжествующе наблюдал за эмоциями, сменяющимися на лице собеседника.       У Юнги проскользнуло все — от гнева до дикой ненависти, желания крушить и убивать в порыве злости. Даже спрятанные под ханбоком кулаки напряженно затряслись, выдавая раздражение легким колебанием атласа в безветренную погоду. Чимин знал, что достал до пят, но с удовольствием ковырялся в израненной растоптанной гордости альфы, надавливая больнее и сильнее, будто протыкая насквозь. Теперь он постоит за себя. Закончилось время, когда ребенок сковывал его поступки, заставляя папу быть крайне осторожным. Его Величество пойдет до конца.       — Ты спрятал его? — лисьи глазки сузились еще больше, пытаясь прочитать Чимина.       — А должен был оставить его здесь? Чтобы ты поступил так, как с Сунджоном?       — Смерть наследного принца Сунджона — несчастный случай! — завизжал Юнги.       — С момента, как ты появился в Силле, здесь все «несчастный случай», — передразнил его Чимин, держась из последних сил. — Спрятал. Можешь искать его во всех трех королевствах. Мои люди есть везде. Но пока ты потратишь годы на бессмысленные поиски, я продолжу править Силлой. Твой главный враг — я, а не наследный принц, который не узнает тайну своего рождения. Тебе нечего его бояться, пока я жив. Потому что именно я твоя помеха. Тот, кто никогда не отдаст ни метра родной земли. Ну что, попробуешь убить меня, Юнги? Хватит смелости, милый? — в голосе Чимина слышалась откровенная издевка.       — Мне надо было придушить тебя, пока ты был беременным, — с горечью выпалил Мин, действительно жалея о том, что не подсыпал яд королю. — Вместе с твоим щенком!       — Запасайся солью, Юнги, — Чимин поправил ханбок альфы, разглаживая вышитые края ладошкой. Он едва на ногах держался, в желудке мутило от голода, а от бессонных ночей перед глазами все расплывалось. — У тебя еще есть возможность умереть, как благородный человек, иначе сдохнешь, как собака. Я надеюсь, ты не упустишь свой шанс.       У Юнги едва пар не шел из носа, как у сказочного дракона, о котором рассказывала маменька Дахи. Чимин выдавил из себя улыбку и собрал последние силы, чтобы на глазах у наблюдавших за ними министров не упасть в обморок.       — Я устал, Юнги. Хочу отдохнуть. Государственные дела так утомительны, — картинно вздохнул омега, приподнял потрепанные полы ханбока и шатающейся походкой поднялся наверх по ступеням.       Стражники открыли дверь в главный тронный зал, присев на одно колено перед королем, и Пак скрылся внутри. За семь рассветов, что он отсутствовал, здесь ничего не изменилось. Трон стоял на том же месте, освещаемый кроваво-красными лучами садящегося за горизонтом солнца. Словно какое-то предзнаменование, мелькнуло у Чимина в голове, и он медленно приблизился к месту короля. В лихорадочной горячке ему даже привиделся Чонгук, сидящий на троне, но, подойдя ближе Чимин понял, что это воображение.       — Мне так не хватает тебя, Чонгук, — Пак сел на трон, откинулся на спинку и провел руками по гладким подлокотникам. — Я никогда не смирюсь с твоей смертью… Слышишь, никогда…       Последние слова омега произнес в бреду и стал проваливаться в сон, но услышал топот в коридоре. Открыть глаза и посмотреть на вошедших уже не было сил.       — Ваше Величество! — на его мокрый вспотевший лоб легла омежья рука, и Чимин узнал голос Джина. — Да Вы горите весь! Помоги мне отнести его в покои.       Сильные руки Намджуна подхватили Пака под спину и колени, прижимая к себе и вынося из зала. Чимин мог расслабиться, зная, что оказался дома. Он уже не почувствовал, как Ким аккуратно уложил его в кровать, а Джин немедленно послал за молодым лекарем.

***

      Государь Силлы проснулся утром от напряженного дыхания министра лекарских дел, который едва не заламывал руки в истерике, глядя на короля.       — Ваше Величество! Хвала небесам! Третьи сутки пошли, как Вы спите, — простонал омега, обмахивая короля огромным веером. — У Вас был жар, — пояснил придворный, продолжая мельтешить опахалом.       Чимин поморщился от неудобства в постели. Он даже не думал, что сон завладеет его ослабленным организмом так надолго. Все кости и мышцы ныли от долгого лежания, и омеге захотелось встать.       — Лекарь запретил, Ваше Величество, — Джин попытался остановить короля, но Чимин только легонько оттолкнул его руку.       — Не могу уже валяться, — решительно сказал правитель, спуская ноги с кровати. Голова слегка кружилось, да и вообще состояние было странным. Джин с немым вопросом застыл рядом, не решаясь даже открыть рот. — Все хорошо, — сказал Чимин и сжал его руку. — Я успел. Наследный принц у доктора Джана, и он обещал уйти с ним в деревню на окраине.       — О, небеса! — Джин не мог не возвести ладони к небу и блаженно прикрыл глаза, благодаря высшие силы за то, что они помогли омеге.       — Как все прошло в империи Цинь? — Чимин не мог не думать о делах, пытаясь выкинуть из головы тяжелые мысли. Омежьи инстинкты брали свое, и ему выть хотелось от разлуки с сыном. Грудь еще неимоверно болела и тянула, на ханбоке тут же проступили пятна от молока, но Чимин только уставился в пол и попросил придворного принести лекарство от доктора Джана.       — В Цинь все хорошо, — поведал Ким. — Я получил наборы, которые Вы просили у императора Бина. Теперь они хранятся в лекарском домике, а по вечерам Ёнчоль упражняется с инструментами. Император передавал Вам слова признания и сказал, что Вы можете рассчитывать на его помощь.       — Пустая болтовня! — раздраженно фыркнул Чимин и медленно встал. Держась за стену и слегка шатаясь, омега подошел к туалетному столику.       Каждый метр давался очень тяжело, но даже от стен Пак впитывал мощь и твердость Силлы, что перековалась во внутренний стержень. Твердый, несгибаемый, крепкий. Чимин никому не позволит его сломать, даже Юнги. Ибо король Пак — все, что сегодня есть у страны, а Силла — все, ради чего он остается живым. Страна, сын и призрачная надежда, заставляющая сердце биться сильнее.       В отражении начищенной евнухами меди он увидел не лучший вариант себя. Омега вздохнул и смирился с тем, что рождение малыша вытянуло из него все силы. Теперь ему нужно как можно быстрее восстановить здоровье. Пак оглянулся на ханбоки, развешанные за ширмой, и попросил прислугу приготовить купальню.       — Ты давно здесь, Джин?       — Приехал за день до Вашего возвращения, господин.       — А Юнги?       — Он искал Вас, — подтвердил омега, готовя выбранный королем ханбок. — Был сам не в себе, грозился лично прочесать весь лес да видно понял, что ему Вас не найти.       — Не больно надо мне с ним встречаться, — вздохнул Чимин, похлопывая себя по щекам. — Я рисковал, но небеса на моей стороне. Пойдем со мной.       — Что же теперь, Ваше Величество? — Джин мелко засеменил за королем, который решительной походкой вышел из покоев и завернул в коридор.       — А теперь, Джин, мне нужен генерал Ким, и мы начнем готовить противостояние. Кстати, где он?       — В каменоломню отправился, — понуро ответил омега. — Вот уже который раз за время Вашего отсутствия господин Мин требует его и еще нескольких хваранов на работу в ущелье со стороны перевала. Наверное, они вернутся через пару суток, не раньше.       — Хорошо, как только генерал появится в Кёнбоккун, позови его ко мне. У меня для него есть более важные задачи, нежели добывать руду, ­­— скомандовал Чимин, входя в напаренную комнату.       Государь с удовольствием скинул ханбок и ступил в горячую воду, зашел сначала по щиколотки, поплескавшись на первой ступеньке, а потом погрузился в воду по пояс. Видеть тело без привычного за последние месяцы беременного живота было странно. Поймав на себе смущенный взгляд Джина, Пак вздохнул:       — Мне тоже не верится, что это все закончилось, — Чимин поднял глаза к потолку, залитому молочным туманом.       В нос бросился резковатый запах лекарственных трав, предварительно кинутых в воду, чтобы омега скорее вернул себе силы. Вся прислуга, снующая в купальне, незримо поддерживала государя. На столике заботливо разложены его любимые ароматы масел, после купания приготовлены полотенца из жесткой нитки с эффектом массажа, а тончайшие паджи заботливо пропарены и наглажены. Пак погрузился в теплую воду полностью, растирая руками затекшие шею, плечи и ноющую грудь.       — Я назвал наследного принца Седжоном, — сказал Чимин Сокджину. — Пока это имя не имеет значения, но я сделаю все, чтобы люди назвали короля Великим.

***

      Дорога в Кангу оказалась не столь утомительной, сколь долгой. Доктор Джан, завернув в полотнища месячного Седжона, сделал себе специальные ноши, перекинув через плечо широкий отрез ткани и уложив туда малыша. Король Чон безропотно нес на себе их скромные пожитки. Опираясь на палку, Его Величество еще заметно хромал, хотя и упражнялся в лесу каждый день. Верный Чани крутился возле путников, время от времени ныряя в кусты, если чуял запах дичи.       Оставаться в лесной хижине стало небезопасно. Если Мин отдаст приказ обыскать три королевства, то рано или поздно их найдут и казнят. В этом Джан был уверен. На этот дерзкий поступок Чимина у Юнги только один ответ — смерть тех, кто мешает ему получить желаемый трон. И пока омеге удавалось водить Юнги за нос и кормить пустыми обещаниями, они должны использовать свой шанс и скрыться там, где их станут искать меньше всего.       В деревню они пришли под утро, когда солнце не полностью отпустило предрассветный туман, но уже нещадно заливало крыши домов и кроны деревьев теплым светом после глухой беспробудной ночи. Тихие улочки Кангу начали просыпаться… Чонгук жадно следил за тем, как жили люди на его землях. Где-то вдалеке скрипнула дверь, послышались крики женщин и мужчин. Зажегся фонарь, по дощатым полам раздался непрерывный топот босых ног. Альфы выводили за ворота коров на выпас, покрикивая и постукивая палочкой по их ухоженным лоснящимся бокам, а омеги отдавали мужьям дневной запас еды в теплых дымящихся горшочках.       — Молока будет вдосталь, — прищурившись, довольно сказал Джан. — Я беру его у господина Ри, у него самые лучшие коровы в деревне.       Гук завороженно проводил глазами стадо, и, немного отстав от доктора, заковылял быстрее, догоняя старика уже у самого входа в селение. Частокол выше на полголовы от человеческой не защищал Кангу от врагов, но создавал в селении ощущение уюта. Всего здесь стояло около двухсот домов. Обитатели деревни занимались всем, что могли делать их руки — разводили скот, сеяли рис и пшеницу на полях за лесом, торговали на небольшом местном рынке, работали в кузнях, изготавливали тончайшие ткани, вырезали удивительные шкатулки и норигэ из дерева. Взрослые вставали ранним утром, готовили еду и принимались за работу, а ближе к полудню на дороги высыпались детишки, галдящие до самого заката. Ребята помладше играли прямо на улицах или во дворах, присаживаясь под тенью раскидистых деревьев, а старшие нетерпеливо крутились возле мастеров, желая обучиться ремеслу.       Зайдя в деревню, Джан осмотрелся и размял плечи. Его здесь хорошо знали, поэтому прохожие здоровались и приветливо улыбались, искоса поглядывая на чудаковатого парня в соломенной шляпе. Между ног альф юркнула ребятня, игравшая в догонялки, и тут же скрылась за одним из домов, да так быстро, что доктор не успел открыть рот, дабы окликнуть их.       — Доброе утро, доктор, — миловидная женщина, проходившая по дороге, поклонилась лекарю. — Господин Хон уже ждет вас.       — Спасибо, Хёна, — кивнул Джан в ответ. — Как себя чувствует ваш супруг?       — Отлично, доктор. Благодаря вашему лекарству ему намного лучше.       — Продолжайте принимать отвар, и кашель пройдет, — Джан помахал ей вслед и поднял котомку с вещами. — Пойдемте, Ваше Величество.       — Отучитесь уже от этой привычки, лекарь Джан, — фыркнул раздраженно Гук, поглядывая на мирно посапывающего сына. — Не забывайте, что король Чон погиб в битве у Нактоган. Имейте уважение к памяти государя!       — Айщ, — отмахнулся доктор. — Вперед, смертник!       Дом господина Хона, старосты Кангу, стоял неподалеку от края деревни. Хон Шик — мужчина средних лет, жил здесь с двумя неугомонными сыновьями-альфами и красавицей женой. Он не любил излишеств, поэтому от кивачип бывшего старосты отказался, предпочитая после смены местной власти оставаться в своей скромной обители. Там же он принимал и жителей деревни, выслушивая все их просьбы и советовался со старейшинами по разным вопросам.       Внутренний двор его дома часто наполнялся людьми, что приходили не только пожаловаться на проблемы, но и просто поболтать. Хон Шик не отказывал никому, был сдержан и умен, рассудителен и строг, а потому ему безоговорочно доверяли местные жители. Еще бы! Он получил должность старосты не по наследству, как это было ранее, а сдавал настоящий экзамен при дворце на получение чина. А еще подданный неукоснительно внедрял преобразования по приказу дворца.       Самого короля Силлы в деревне никогда не видели, но реформы, проведенные Чонгуком, пошли Кангу на пользу. О них люди постоянно слышали от старосты, который пояснял каждое изменение в жизни деревни: почему это необходимо и что изменится после преобразований. Благодаря Хон Шику в Кангу появился рынок, а за счет введения единого налога он уговорил местных начать разводить скот. Деревня исправно платила дань в королевскую казну, но и сама зажила припеваючи.       Чонгук тащился по пыльной, укатанной возами дороге, и с интересом оглядывался вокруг, будто видел здесь все впервые. Собственно, так это и было, ибо за государственными делами отдаленных местечек Силлы правитель не достигал, а контролировали селения назначенные чиновники. Кангу уже вовсю проснулась, здесь закипела жизнь, бурлила вода в чанах, из домиков на окраине повалил дым, разнесся запах свежей еды, и Его Величество сглотнул обильно выделяющуюся слюну. Желудок внутри забеспокоился в надежде покушать и неприятно сжался, намекая на пустоту.       — Потерпите, — бросил Джан, услышав урчание. — Скоро и мы поедим.       По давнему обычаю Кангу Джан отправился поговорить со старостой и представить себя и своего спутника. Господин Хон всегда встречался лично с теми, кто селился в деревне, чтобы не приютить разбойника или бродягу. Чонгук чувствовал на себе любопытные взгляды тех, кто вышел на улицу поздороваться с доктором, остальные же подглядывали из-за изгороди, плохо скрывая слишком явный интерес к новым жителям.       — Доброе утро, — Джан постучал и приоткрыл дверь, входя в залитое светом помещение. — Мир вашему дому.       — Джан, дорогой, проходи, — встречать их вышел сам хозяин и пригласил альф войти в комнату. — Мина, приготовь гостям чаю!       — Спасибо за заботу, господин Хон, — поклонился доктор, снимая обувь и помогая Чонгуку сделать то же самое.       — Ну что вы! Разве я смогу когда-нибудь отплатить вам за лечение моей супруги, — господин Хон прикрыл дверь и легонько приобнял Чонгука, подталкивая внутрь. — Вы спасли ее от верной смерти, и я никогда не смогу отблагодарить за это. Присаживайтесь и рассказывайте, что привело вас ко мне сегодня.       Джан, бережно прижимая к груди спящего Седжона, поставил вещи у входа и туда же сгрузил свои скромные пожитки король. Усевшись на мягкий матрац, гости поздоровались с супругой господина Хона — миловидной девушкой, которой на вид не дашь и двадцати, но она уже была матерью отпрысков десяти и двенадцати лет. Их дома не оказалось. Хозяйка придвинула столик, принесла чайник с ароматным чаем и разложила свежие рисовые булочки с начинкой из сливы.       — Я хотел бы поселиться в Кангу насовсем, господин Хон, — Джан поблагодарил за чай и деликатно отпил глоточек, пока Чонгук, проголодавшийся за долгую дорогу, совсем не по-королевски уминал булочки. — В семье моего племянника случилось несчастье, — Джан кивнул на альфу и тот только угукнул, не отвлекаясь от еды. Восстанавливающийся организм брал свое и аппетит у короля стал волчьим. — Его омега умер при родах, оставив прекрасного малыша. Воспоминания о прошлой жизни слишком тяжелы для Чонсона, поэтому мы хотели бы обустроиться здесь.       — Джан, мы всегда вам рады. Вы столько всего сделали для жителей нашей деревни, — староста Кангу развел руками, показывая, насколько широки его объятия. — Я давно советовал вам перебираться сюда.       — Я и дальше смогу лечить людей в благодарность на ваше гостеприимство, господин Хон. Да и Чонсон найдет, чем здесь заняться. Нахлебничать не будем.       — Мне жаль, что так случилось, но вы всегда сможете рассчитывать на поддержку жителей деревни. Сколько ему? — староста кивнул на сопящий сверток, и Джан соврал на всякий случай. — Два месяца. Крепыш.       Чонгук, он же Чонсон, напрягся, пока Хон Шик любовался малышом, проснувшимся от громких голосов. На удивление кроха не расплакался, но и совершенно не понимал, что происходит, пригретый только теплом тела лекаря.       — Да, славный ребенок. Не горюйте, возможно, вы еще встретите своего омегу, — господин Хон накрыл ладонь Чонгука, который чуть чаем не поперхнулся от таких слов. — Нужно позаботиться о жилье, господа.       — Не стоит, — Джан прижал к себе ребенка и прикрыл личико. — Господин Пхон согласен отдать пустующий чогачип своих родителей. Нам с племянником хватит, — поблагодарил за заботу старик и засобирался идти.       — Что же, не смею вас задерживать, — Хон помог Джану подняться и проводил их на улицу. — Если что-то понадобится — обращайтесь.       Путники вышли от старосты и отправились на окраину. Домик господина Пхона пустовал уже много лет с того момента, как умерли его родители. Постройка старая, но стены на удивление крепкие, хотя ремонт не помешал бы. Ограда возле дома покосилась и разрушилась, а за последние годы ее функцию выполняли раскидистые зеленые кустарники, превратившиеся в живую изгородь. Отворив скрипучие двери дома, Чонгук снял слой паутины и несколько раз чихнул от попавшей в нос пыли.       Внутри все очень просто: спальня, терраса и кухня. Никаких излишеств, как в кивачип. Растревоженный новыми хозяевами, недовольный дом встретил их покосившимися ккотсальмун с разорванной местами чанходжи, прохудившимся чибуном, который обещал нещадно протекать в сезон дождей, развалившейся мебелью и грязным камасотом. Позади дома небольшой двор и сад со старыми неухоженными деревьями и кустарниками, переродившимися в дичку. За участком никто не смотрел: яблоки на половине веток не завязались, а сливы и вовсе измельчали. Чонгук обломал несколько ветвей и увидел выделившийся сок. Деревья живые, просто им нужно внимание.       — Да-а-а, — многозначительно протянул Джан, оценивая помещение. В этом слове проскользнула радость от обретенного собственного жилища и горечь от того, что оно из себя представляло. На данный момент дом совершенно непригоден для жизни с маленьким ребенком.       Застыв в молчании, они с минуту осматривались вокруг, а Чани уже убежал за угол, громко залаяв на кошку на дереве. Полутемный сырой дом обещал много работы. Чонгук сосредоточенно насупил брови и свел их к переносице, явно что-то замышляя. Король проковылял внутрь, пока лекарь стоял у входа, не решаясь ступить ни шагу по полу с частично выбитыми досками, где упасть ничего не стоило. А в его руках находилась самая драгоценная жизнь. Старая древесина протяжно заскрипела под ногами Чонгука, осматривающего дом изнутри. Маленькая комната пропиталась запахом прогнившей древесины, в углах под потолком и на стенах образовалась плесень, а кухня сразила альфу ароматом застаревшего прогорклого жира.       — Годится, — решительно сказал Его Величество, выйдя в коридор. — Будем строить. До холодов должны управиться.       — Да как же…       Джан подумывал вернуться к старосте и попросить другое жилье, но встретился с категоричным взглядом короля. Они остаются. Чонгук поволок внутрь оставленные на улице котомки, а доктор все еще боязливо прижимал к себе ребенка.       — Отправляйтесь в ттыль, не нужно дышать здесь пылью, — скомандовал альфа и вытолкал лекаря на улицу. Сам же государь остался чем-то заниматься в доме. Оттуда доносился непонятный грохот, стук досок и шум кухонной утвари, оставленной на старой, покрытой сажей печи.       Старик присел на каменный кидан и прислонился к столбу. Ребенок начал кукситься, и доктор дал ему рис, смоченный в молоке. Малыш довольно зачмокал, увлеченный важным делом, и его не отвлекали даже усилившиеся на улице звуки. В остатки развалившегося тама вошла женщина средних лет и поздоровалась с доктором. За ее спиной нарастал разноголосый гул, слегка беспокоя старика, но гостья тут же развеяла его тревоги.       — Вся деревня уже наслышана о том, что вы поселились у нас, — гостья присела рядом, а лекарь вспомнил, что в прошлом году лечил ее от гнилокровия. — Каждый житель Кангу хочет помочь вам, доктор. Вы не брали с нас денег за лечение, но и мы не забыли сделанное добро.       Джан по-стариковски смахнул слезу и с удивлением пронаблюдал, как молодой альфа принес почти новую, пригодную для использования плетеную люльку и поставил у входа.       — Мои дети уже выросли, мне она не понадобится, — улыбнулась женщина, поглядывая на малыша. — Забирайте.       — Доктор Джан, доброе утро! — во двор забежали сыновья старосты Хона и положили к ногам лекаря две корзинки с горячими пирожками, которыми их угощали в доме. — Это для вас и вашего племянника. Приятного аппетита!       Мальчишкам стало неловко смотреть на растерявшегося лекаря, и они улизнули на улицу.       — Доктор Джан! — зычный голос из-за кустов окликнул лекаря. — Возьмите продуктов и от нашей семьи!       Зажиточный крестьянин затолкал во двор тележку, на которой стояли горшки с рисом, мукой, пшеницей и медом. Следом за ним совершенно незнакомая лекарю женщина принесла в корзинке три десятка куриных яиц. Незаметно у ног доктора оказался горшок с парным молоком. Торговец тканями принес несколько отрезов шелка, шерсти и грубого полотна для пошива ханбоков, а женщины-соседки поделились готовыми одеждами для малыша. Мастер по дереву принес новые стулья, мясник — вяленую говядину, копченую свинину и несколько теплых куриных тушек.       Чонгук вышел во двор на грохот тяжелых груженых телег, чтобы посмотреть, чем занимаются местные жители, и что можно приобрести для перестройки дома. В нынешнем состоянии он совершенно не годился для зимовки. Осматривая толпу людей во дворе и принесенные подарки, он остолбенел от удивления, когда телеги остановились у их дома. Резвые лошадки привезли черепицу и новые доски, а следом за скрипом колес альфа услышал слова позабытой народной песни, которую ему пела мать. Выйдя на дорогу, государь увидел ремесленников, направлявшихся к ним. В руках у них были инструменты, и крепкие альфы издали приветливо помахали новым жителям.       — Не переживайте, доктор, все отремонтируем! — крикнули они Джану. — Как вас зовут? — бесцеремонно уставились парни, оглядывая Чонгука. Все они были примерно его возраста, разве что один постарше.       — Чонсон, — представился Его Величество.       — За работу, Чонсон! — по плечу Чонгука приложилась огромная лапища кровельщика, и парень улыбнулся ему белозубой улыбкой. — Зови меня Кихен, я живу на той стороне улицы. Будем дружить!       — Будем, — кивнул Чонгук, скидывая его руку с плеча.       Казалось, на несколько дней окраина Кангу у дома старого Пхона превратилась в самое бойкое местечко в деревне. С утра и до самой поздней ночи здесь стучали молотки, кипели котлы с водой, шуршали рубанки. В первый день женщины вымыли кухонную утварь, а мужчины сняли старые доски с пола, обнажив земляное покрытие. К следующему утру весь дом пропах свежей древесиной, уложенной на пол. Мальчишки постарше усердно шлифовали доски от щепок и сколов, а Чонгук вместе со всеми строгал планки для новых окон. Старые, выломанные королем одной рукой, пошли в костер, подогревая воду в чане, где женщины кипятили запыленную от дорог одежду. Джан уже облачился в новый ханбок и баюкал в беседке наследного принца, только и успевая смотреть за снующими по двору людьми.       На третьи сутки от дырявого чибун не осталось и следа. Молодые альфы ловко разобрали старую солому, обнажая еще прочные деревянные перекрытия, а Чонгук, сидя на самой верхушке, укладывал вместе с соседями черепицу, с интересом посматривая на местных. Они тоже оглядывали нового жителя, но разговаривали с опаской, больше привыкнув к лекарю, чем к его нахмуренному племяннику.       — Чонсон! Подай мне черепицу, мы здесь почти закончили!       Чонгук подал наверх несколько штук и довольно огляделся. Меньше, чем за четыре рассвета, силами всей деревни они привели дом в надлежащий вид, и альфа не знал, как отблагодарить каждого, кто откликнулся на помощь. Из оставшихся бревен он планировал поставить веранду и достроить еще одну комнату, а пока можно немного отдохнуть. В свете полной луны Джан вернулся домой и положил спящего малыша в люльку. Чонгук заканчивал внутренние работы, проверяя ккотсальмун на прочность.       В углу горел фонарик, на вычищенной и вымытой печи теплился горшочек с кашей. Альфы сели ужинать, довольно насыпая по тарелкам изумительно вкусный рис с острыми приправами и наваристой мясной подливой.       — В счастливом доме даже на ветках баклажана зреют арбузы, — вспомнил лекарь старую пословицу, довольно отправляя в рот сочный кусочек мяса. Он даже не представлял, что из развалюхи, в которую они попали, получилось добротное жилище.       — Если трое объединятся, то даже из глины сделают золото, — парировал Чонгук еще одной народной мудростью.       — Вы правы, Ваше Величество…       — Джан! — раздался стук кулака по столу.       — Простите, — улыбнулся лекарь, поглаживая себя по бороде. — Для меня Вы все равно остаетесь королем. Что Вы думаете делать дальше?       — Переживем зиму, а там нужно собирать силы, — хмыкнул Гук. — Пока займусь обработкой металла. Мне нужно оружие. Много оружия, доктор, — мечтательно произнес альфа.       Его глаза налились кровью, а взгляд тут же потемнел, как только он подумал о мести. Палочки в руках хотелось превратить в острые мечи, чтобы нанести Юнги сокрушительный удар. Просыпаясь на рассвете, альфа знал, что каждый цикл солнце приближает его к заветной цели, а вечером засыпал с мыслью, что скоро наступит еще один день, сокращающий долгий путь к Чимину.       Без омеги было совсем тяжело, и только малыш Седжон спасал от невыносимой тоски и желания тут же пойти на Силлу. Чонгук знал, что из всех шансов только один принесет ему победу, и к решающей битве нужно подготовиться основательно.       — Самая главная проблема — люди, — задумчиво сказал лекарь. — Силла огромна, но большинство ее граждан похожи на жителей Кангу. Они занимаются мирным трудом и совершенно не думают о том, что когда-либо им придется убивать себе подобных, — вздохнул старик.       — Я не собираюсь топить Силлу в крови.       Чонгук доел и отодвинул горшочек, размял больную затекшую ногу и пересел на кровать, взяв на руки сына. Любую свободную минутку он предпочитал проводить с наследным принцем, а сейчас, когда летними вечерами становилось прохладнее, Его Величество скинул с себя ханбок, оголяясь по пояс, и приложил альфочку к груди, согревая теплотой собственного тела. Во сне ребенок раскинул ручки, пытаясь сжать в кулачке жесткие волосы на мускулистой отцовской груди, но, потерпев неудачу, только цеплял крошечными пальчиками зажившие рубцы от давних ран.       — Доктор Джан, посмотрите на Седжона. Вместо того, чтобы мирно спать на руках Чимина и купаться в родительской любви, первое, что он видит в своей жизни — изуродованное войной тело отца. Я не хочу, чтобы такая же участь постигла детей Кангу. Никто не должен страдать от меча противника. Землепашец, животновод или торговец не рождены для того, чтобы воевать — они умеют выполнять не менее важную и полезную для страны работу, наполняя государственную казну золотом. Именно поэтому я четко разделял профессиональных воинов и мирных жителей. Не все могут убить человека, и не каждый рожден для того, чтобы держать оружие в руках.       — Но тогда Вам просто не собрать армию… — развел руками доктор, совершенно не видя выхода из этой ситуации. Кто же будет воевать, если не привлечь к этому мирное население?       — Если воробьев сотня, они и тигру глаза выклюют, — многозначительно сказал Чонгук, неустанно укачивая малыша на груди. — Я нанесу Юнги удар оттуда, откуда он не ждет. Я поеду в Корё.       — Вы хотите собрать ополчение из жителей Корё? — Джан непонимающе уставился на короля.       — Пока нет. Туда я приду позже. Сейчас, когда Юнги отправил основные войска в Силлу, его страна оказалась брошенной. Я уверен, что в Корё процветает беззаконие и воровство. До разрушенных крепостей и провинций королю нет дела. В Корё всегда думали о другом. Династия Мин много лет держалась у власти при поддержке аристократов, и Юнги не стал менять своих принципов. Вы только представьте, что происходит в стране, отданной в руки жадных янбанов? Короля осудят даже те, кто был ему беззаветно предан, а нищее население страны еще больше обеднеет из-за непомерных налогов, идущих на обеспечение армии. Японские наемники разорили большую часть казны, а сейчас все средства Юнги бросил на содержание своих войск на моей земле. По-другому Мину просто не удержать Силлу. Руки, держащие власть, никак не хотят взяться за лежащую в руинах страну. Он сам погубит свою родину и создаст все условия, чтобы я получил поддержку местных жителей в Корё.       — Но это же…       — Да, доктор Джан, на это потребуется время. И его у меня нет. Чимин каждый день противостоит разбушевавшемуся монстру, и я даже не представляю, как волчонок справляется с этим. Юнги совсем обезумел в своей жажде наживы, поэтому он совершает ошибку за ошибкой. Смерть Сунджона, ослепление генерала Кима — все это отнюдь не приближает его к желанному трону. В Кёнбоккун не примут такого правителя. Люди преданы династии Чон, а Чимин — один из нас. Мой омега создан для того, чтобы носить шелка и принимать гостей. Интриги и войны не для него.       — Ошибаетесь, Ваше Величество…       — Джан, еще раз и!.. — Чонгук замер на полуслове, глядя на старика. На лекаря королевские угрозы не действовали. — Прошу вас, забудь о том, кто я.       — Все, все, — Джан замахал руками, ударив себя по губам за болтовню. — Так вот, я про Его Величество Чимина. Он не так слаб, как вам кажется. Вы ведь знаете, что я растил наследного принца с самого рождения. Он заменил мне собственного ребенка, которых у нас с Дахи так и не родилось. Будучи в Пакче, сложно не впитать тот дух, которым жила страна. Повсюду плелись интриги, строились заговоры, министры скрывали друг от друга ведомственные тайны порой делая хуже для страны, а одураченный чиновниками Тэджон бесился, словно зверь в клетке. Он старался держать все в кулаке, совершенно слепо доверяя тем, чья поддержка не стоила ломаного слитка серебра. Чимин вобрал в себя многое. В нем нет подлости Тэджона, но есть дикое упорство в достижении целей. Если он за что-то вцепился, то своего не отдаст. От Дахи Ваш омега взял мудрость, нерастраченную и ныне. Я учил его во всем видеть добро и знать меру. Чимин отнюдь не слаб, но никто не знает, что случится, если растревожить раненого зверя. Я боюсь думать о последствиях, но надеюсь, что мой мальчик найдет в себе силы править мудро.       — Да, он сильный, — угрюмо подтвердил Чонгук, у которого затекла рука от того, что Седжон схватился за палец отца и уснул, не выпуская его из маленькой ладошки. — Я бы не смог оставить своего сына.       — А он смог! — выкрикнул Джан со всей горечью. — Тогда, в лесу, я сразу понял, зачем он пришел. У меня сердце разрывалось, когда он в бреду звал Вас, а когда почуял запах крови, то подумал, что все пропало. Вы слишком связаны небесами, чтобы получить поражение. Я верю в то, что Силла восстанет против захватчиков, и мой Чиминни со всем справится.       Чонгук улыбнулся, глядя на свою ладонь и шрам от зубов, который «мой Чиминни» оставил много лет назад. Да, этот зубастый волчонок точно не даст себя в обиду, но и быть во дворце, окруженном врагами, тоже нелегко.       — Сначала налажу контакт с наемниками из ущелья Чонджу, а уже потом подумаю, как поднять людей в Корё. Пока у меня нет реальной силы, способной защитить народ и повести их за собой, все напрасно. Никто не поверит в то, что можно жить свободно и без обдирательских налогов, если я приду к ним один и стану проповедовать всеобщие блага, — размышлял Чонгук.       — А наемники? Почему вы думаете, что они пойдут за вами? — доктор Джан забегал глазками, боясь предположить, что случится, если задумка короля не возымеет успеха. Тогда и жизнь государя, и жизнь Чимина будут поставлены под угрозу, а сам Джан останется один с ребенком на руках. — Это слишком рискованно, Ва…       Джан замолчал под взглядом темных глаз правителя.       — Вы существуете в иной реальности, лекарь Джан, где на первом месте стоят другие ценности. Вы привыкли жить скудно, не роскошествовать, во многом себе отказывать и довольствоваться тем, что послали небеса. Вы благодарите их за каждый новый день и без разницы, прожили вы его в бедности или в достатке. Но так устроены не все, — хмыкнул король. — И мой отец, и Хосок, и я — мы много лет боролись с разбойниками, опустошающими земли Силлы. Когда-то давно я спрашивал у отца, почему эти люди грабят и убивают? Почему мы должны постоянно усмирять тех, кто не хочет жить по-человечески? Избавляясь от одних, мы думали, что их станет меньше, но разбойники снова появлялись на границах наших земель, снова грабили и убивали. Я долго не мог найти ответ на свой вопрос, но потом понял: они не знают, как вернуться к мирной жизни. Люди потеряли связь с обществом. Их отцы, деды и прадеды жили тем, что разоряли мирные селения. У них нет ни семьи, ни родины, они ничего не умеют делать, кроме разбоя. Но каждый из них втайне мечтает жить нормальной жизнью. Прекратить умываться кровью, завести омегу, родить детей, не беспокоиться за то, что однажды утром они не проснуться, а их собратья не окажутся рядом с перерезанными горлами. Я пролил немало крови наемников из Чокольсан — она такая же красная, как у всех. И эти люди тоже хотят жить.       Джан поставил стакан с рисовым вином на стол, рассматривая деревянные края. Король Чон прав. Лекарь, заботясь всю жизнь о людских телах, мало размышлял о том, почему они ранятся мечами. И если в словах Чонгука есть правда, то даже с такими головорезами государь может создать боеспособную армию.       — Я хочу сделать из них профессиональных военных. Верных подданных. Лучшие отряды, какими были хвараны. И пусть нас меньше, но мы подорвем основу армии Юнги изнутри. Уже к осени я покину вас, доктор Джан. Как только Седжон немного окрепнет, я буду отлучаться. Не знаю на сколько — на недели, на месяцы, но я обязательно навещу вас. Я не могу опустить руки, пока мой омега борется за нас двоих.       — Храни Вас небеса, Ваше Величество! — только и промолвил лекарь.

***

      Зима в Кангу прошла на удивление легко и быстро. Чонгук достроил дом и поставил веранду, чтобы доктор Джан мог гулять с Седжоном на свежем воздухе, а в теплое время года альфы по вечерам выносили в сад люльку и разговаривали о делах под сладкое сопение наследного принца. На отцветших вишнях играла молодая зелень, раскрылись мясистые листья яблони, а на ветках деревьев пели птицы. Где-то в высокой зеленой траве мелькнул рыжий кошачий хвост, и звонкий лай Чани нарушил благодатную тишину их нового жилища.       С раннего утра и до позднего вечера король работал в кузне господина Пхона, куда попросился помощником мастера, а потом и сам стал полноценным ремесленником. Владелец кузни с удивлением смотрел, как Чонсон ловко управлялся в ковке металла, будто делал это с самого рождения, поэтому обучать племянника доктора Джана не пришлось. Чонсон поначалу слыл угрюмым и неразговорчивым, но позже альфы нашли общий язык, хотя о несчастливом прошлом парня мастер не спрашивал. Остаться после смерти омеги с ребенком на руках — горькая судьба.       В дни, когда работы в кузне было мало, Чонгук задерживался до глубокой ночи и втайне от хозяина ковал оружие, на что доктор Джан только удрученно качал головой. Под утро, когда тьма еще не уступала свои права рассвету, король Чон приносил в дом очередные мечи и бережно складывал их в хранилище под полом. Он ловко снимал сбитые вместе доски, оборачивал оружие в ткань и добавлял к несметному количеству уже готовых клинков. Меч Намджуна припрятан отдельно. За ним король следил особо: острил лезвие, чистил рукоять, смазывал края жиром, когда на улице шел дождь, чтобы металл не заржавел. Джан боялся считать сколько десятков или сотен клинков хранилось в их мирном уютном домике, где уже ранним утром слышался звонкий смех и гуление. В это тяжелое время цена детской улыбки измерялась количеством мечей.       Чонгук обычно спал меньше всех, перехватывая лишь пару часов под утро. Смыкая глаза, он беспокойно ворочался, когда ему снились битвы, а иногда просыпался в холодном поту, если видел равнину Нактоган. То единственное поражение он не забудет никогда, поэтому не допустит повторной беды. Умывшись холодной водой из чана, Гук выходил во двор и упражнялся с луком, выстреливая по несколько колчанов в день. Благо, со зрением у государя все отлично, а рука твердо держала лук, натренировавшись в кузне.       — Отдохните, Ваше Величество, — просил его старик, наблюдая за уставшим Чонгуком.       — Я не смогу попросить отдыха в бою с противником, почему я должен делать это сейчас? — справедливо отвечал альфа, сменяя лук на меч.       Джан с каждым днем отмечал, что король Чон поразительно быстро возвращал былую форму. За год, что они прожили в деревне, государь Силлы почти перестал хромать, у него сравнялись на теле все шрамы, заботливо обработанные лекарем, а мышцы вернули силу и мощь. Из исхудавшего бродяги, которым он нашел правителя в лесу, король вновь превратился в статного красавца. Только бороду отрастил на всякий случай, чтобы не узнали заезжие торговцы и ремесленники из других деревень, да к имени Чонсон привык.       — Это кто здесь такой шумный? — Джан вышел на крыльцо, услышав детский смех. Чонгук, согнувшись пополам, водил сына за палец, поставив его маленькие ножки себе на сапоги.       В свои десять месяцев принц научился ходить, а в годик старик уставал с ним так, что падал на кровать уже к полудню, когда бесёнок ложился спать. А если Седжон категорически противился дневному сну, то они отправлялись на край деревни в кузню к отцу послушать, как стучит молот о наковальню. Чонгук в моменты прихода гостей бросал всю работу, вытирал руки и лицо от сажи и выходил на улочку отдохнуть и побыть с сыном. Малыш вис на нем, стараясь заползти на плечи, а отец ловко подкидывал его в воздух и ловил большими, все еще запачканными руками. Седжон заливисто смеялся, а Джан укоризненно глядел на короля.       — Стошнит ведь! Он только поел! Дай сюда! — бурчал лекарь, но Чонгук не унимался. Он позволял ребенку все, как делал это с Джисоном, только теперь к катанию на отцовском колене добавилась новая забава — дергание за бороду. Седжон любил зарываться маленькими пальчиками в самую гущу волос и тянуть так сильно, чтобы отец сделал смешную рожицу, доводя наследного принца до безудержного смеха.       — Добрый день, Чонсон! — поклонился проходящий по улице Минсук, молодой незамужний омега, живущий через три дома от них. — Здравствуйте, доктор Джан.       Парень при виде Чонгука, игравшего с сыном, густо покраснел и поспешил скрыться за кузней. Видимо, шел в лес за ягодами, подумал король, и продолжить смешить ребенка. Следом за ним показалась фигура жены сельского старосты.       — Я слышу голосок Седжона даже с рыночной площади, — крикнула издали Мина и помахала альфам рукой. — Здравствуйте, Чонсон! Доктор Джан, Хон Шик просил вас зайти сегодня вечером, если будет минутка.       Запыхавшись от подъема вверх по дороге, женщина остановилась перевести дух и присела рядом. Джан пообещал ей зайти сейчас же, но Мина только отмахнулась — дело не требовало спешки, никто не заболел и не при смерти, просто ее супруг часто любил поболтать с доктором о разном.       — Как вы справляетесь с ним? — улыбнулась женщина, глядя на короля.       Государь, спрятав улыбку в густой бороде, промолчал и поцеловал сына в пухлую щечку.       — Такое впечатление, что у вас большой опыт с детьми. Седжон так любит вас, — бросила госпожа Хон, даже не подумав, как больно сделала Чонгуку, ковыряя старые раны. — Я с ужасом вспоминаю то время, когда не могла справиться с сыновьями. Пока накормлю одного, второй уже сбежал гулять с мальчишками, — сетовала она, утирая пот со лба. Раннее лето выдалось невероятно жарким.       — Справляемся, — примирительно сказал Джан, видя, как напрягся Чонгук. — Все хорошо, Седжон послушный и спокойный малыш.        В подтверждение слов доктора Джана Седжон таки вскарабкался на плечи отца и наклонился к Мине, чтобы потянуть ее за яркую сережку из бусин в несколько ярусов. Женщина, заметив детскую шалость, отдала крохе поиграться простеньким норигэ и продолжила.       — Не думали о семье, Чонсон? — она положила свои маленькие белые ладошки на испачканную сажей руку Чонгука и пристрастно заглянула тому в глаза. — Вы еще так молоды, а в нашем селении столько незамужних омег. Вот, например, Минсук…       — Спасибо за заботу, госпожа Хон, — оборвал ее Чонгук, раздражаясь от одного представления, что в его жизни появится другой омега.       — Вы еще не пережили трагедию, да? — немного бестактно, но так уж получилось. — Седжон напоминает вам о супруге? Потеря близких людей всегда приносит боль.       — Он — копия моего мужа, — сказал Чонгук, держа перед собой сына, который старательно оттаптывал отцу колени, молотя по ним пяточками. Чонгуку не больно, а малыш весел и доволен, чувствуя себя в отцовских крепких руках в полной безопасности. Он поджал ножки и раскачивал ими стараясь попасть королю в грудь — их любимая забава перед сном, когда «избитый» Чонгук целовал в крошечные кулачки утомленного и счастливого сына, засыпавшего крепким сном после победной борьбы.       — Простите, если я сказала что-то лишнее, — госпоже Хон стало неловко за свои слова, и она решила эту тему больше не поднимать.       Конечно, в омежьих кругах Кангу новость об одиноком красавце-альфе разлетелась за считанные дни, но вот уже много месяцев ни у кого из соблазнителей не было и шанса получить хотя бы заинтересованный взгляд Чонсона. Всегда приветливый, добрый, но деловой и отстраненный, он был самым завидным женихом. Видимо, придется разбить омегам сердечки, вздохнула про себя Мина, представляя, как они расстроятся, узнав о преданности их нового соседа памяти умершего супруга.       — Что ж, не буду вам мешать, Чонсон, — Мина еще раз улыбнулась Седжону, поклонилась королю и доктору и отправилась домой.       Джан, поглядывая ей вслед, только усмехнулся.       — Она хотела, как лучше. Не сердитесь, Ваше Величество.       — Для вас я выкую отдельный меч, доктор. Будете бороться с собственным языком, — шикнул на лекаря альфа. — Смотрите, не пораньтесь по короткой памяти.       — Айщ, я не могу так быстро исправиться! — фыркнул старик, забирая ребенка. Убаюканный отцовскими объятиями, Седжон начал засыпать, и доктор получил призрачную надежду на отдых, ибо ноги гудели с раннего утра.

***

      Сегодня у Седжона первый день его рождения. Чимин зашел в чайный домик по нагретым солнцем камням и присел на мягкий пуфик. Он велел принести в беседку самые вкусные угощения и немного рисового вина, чтобы в одиночестве отметить маленький праздник. Он тоже причастен к этому, он произвел наследного принца на свет и только небеса теперь знают жив Седжон или нет, как он, не болеет ли, не скучает ли по папе?       В любимом для Чимина местечке время замедляло свой бег, а вечность замирала между листьями огромной липы, укрывшими потолок. Они едва шуршали, создавая для Его Величества умиротворяющую музыку. Сегодня в Кёнбоккун могли бы праздновать этот день по-другому. Его Величество вспомнил свое детство: вереницы послов, украшенный лентами и фонариками дворец в Пакче, важного отца на троне и горделивую матушку. Повсюду его окружали люди в красивых одеждах, взволнованные слуги, снующие с коробками и другими подарками, которым не было числа. Чимин размял спину и вспомнил мышечную боль от многочасовых приемов, пока последний из послов не произнесет речь и не поднесет презент. Сегодня все могло быть точно так же, но небеса распорядились иначе.       Пак встал и подошел к краю беседки, смотря на полупустую площадь. Вместо танцоров на ней лишь министры, а вместо открытых для гостей ворот железный засов, год назад навсегда закрывший Силлу. Впрочем, как и сердце омеги, на котором тяжелел камень, ничуть не легче металла. Государь даже не вздрогнул, заметив за спиной худощавую фигуру правителя Корё, незаметно подкравшегося к омеге.       — Ты больше года не подпускаешь меня к себе, Чимин, — Юнги остановился за спиной, зарывшись носом в копну присобранных в хвост блондинистых волос. От омеги исходил все тот же тонкий, едва различимый запах, который Мин улавливал в юности. — Неужели тебе не хочется альфу?       Юнги понизил голос, придвинулся настолько близко, что Чимин вжался руками в поручни беседки, иначе рванет отсюда и убежит, только признавать свой страх перед ненавистным альфой нельзя.       — Хочется, Юнги, — Пак гордо поднял подбородок и уставился вперед, на дворцовую площадь. На затылке он чувствовал тяжелое, ничуть не возбуждающее горячее дыхание короля Корё. — Еще как хочется...       Не дослушав слова государя, Мин отчетливо почувствовал рождение в своем теле ответных позывов. Они словно долго спали и вот сегодня проснулись, обнадежившись словами омеги. Сердце застучало сильнее, легкие окаменели от волнения, а когда открыл рот, то и слова выученные забыл — вмиг из головы все выветрилось. Внутри под веками только одна сцена: Чимин лежит перед ним на огромной постели с разметавшимися по подушкам волосами и стонет, прося от Юнги большего…       — …Чонгука хочется, — Пак вмиг отрезвил альфу, скинув за раз накопившееся возбуждение своей дерзостью. — Одного только его, Юнги. Закрываю глаза и вижу своего альфу… — омега подыгрывал, зля Мина еще больше, и слышал за спиной скрежет его зубов. — Каждую ночь думаю о нем и грею место на его половине в ожидании, что мой король вернется. Как всегда сядет у кровати, поцелует меня, даже если я сплю, а потом ляжет рядом, а я переберусь к нему под бок. Какой там сон, Юнги…       Чимин мечтательно вздохнул, щуря глаза от солнца.       — Ебливая сучка, — услышал он шипение на ухо. — Я отдам тебя отряду своих воинов, если ты не примешь меня, как альфу. Тебя возьмет каждый, пока не станешь меня умолять вернуть тебя в королевское ложе. Я не трогал тебя, когда ты носил под своим сердцем выродка от Чонгука, я жалел, когда ты восстанавливался после родов. Я не настаивал, даже когда ты лил слезы во дворце, скуля о своём истинном… Думаешь, я не знаю всего, Чимин?       От услышанных слов и наглости в интонации Чимин обернулся и посмотрел Юнги в глаза. Где-то внутри кольнуло, ойкнуло, но тут же отлегло. Забыто.       — Ты сошел с ума. Ни один воин не осмелится прикоснуться ко мне даже под страхом смертной казни. Не казнишь ты — их убьют хвараны. Все просто, Юнги. Тебе не сломить меня, дорогой. Поэтому довольствуйся тем, что есть. Ты здесь временный гость. Побудешь и уедешь в Корё, так и не покорив великую Силлу. Потому что это государство подвластно только дракону, а не ящерице.       Мин, на гербе страны которого изображалась ящерица, как символ изворотливости и хитрости всей династии, изменился в лице, услышав столь резкий ответ. Чимин доводил его до белого каления, и даже послушная Сари ломала голову, как ублажить короля, что становился только злее, не насыщаясь ни ею, ни своей злостью и жадностью.       С каждым днем Мин хотел все больше, но не получал ровным счетом ничего. В его присутствии Чимин не провел ни единого заседания с министрами, а когда однажды Юнги явился на утреннее собрание, то Пак показательно, при всех, два часа обсуждал приглашение театра лицедеев на следующую ярмарку в Силле. Видя, что это чистая постановка, чтобы показать Юнги место не главнее шута при дворе, король фыркнул и вышел, громко хлопнув створками тронного зала. Чимин же, проводив взглядом короля Мина, вздохнул и снисходительно улыбнулся, словно увидел душевно больного человека.       — Возможно, — сцепив зубы, прорычал Юнги. — Но разве ты не знаешь, что ящерица более гибкая, нежели дракон. Там, где дракон не пройдет, ящерица прошмыгнет легко и просто. А если нужно — сбросит хвост, когда ее жизни угрожает опасность, — на лице альфы появилась гаденькая улыбка. — Так что ты недооцениваешь ящерицу. Возможно, журавлю придется склонить перед ней голову, ведь дракон мертв, а жить без защиты в мире зверей не просто. Заклюют даже свои.       Юнги многозначительно замолчал. Скрытая в его словах угроза Чимину более чем понятна, и где-то глубоко в душе поселился неприятный липкий страх. Как и все люди, он подвержен и этому чувству, но никогда не покажет своей боязни альфе.       — Юнги, Юнги, ты так и не меняешься. Продолжаешь угрожать, строишь интриги… Хочешь принудить, а когда терпишь неудачу делаешь это снова, будто надеешься хотя бы немного походить на Чонгука. Стать таким, как он. Не получится, Юнги.       — А что сделал для тебя Чонгук? Выкрал тебя со свадьбы, изнасиловал на моих глазах, убил твою мать… Как поступить мне? — Мин раскричался, шрам снова некрасиво задвигался на его лице, обличая спрятанную внутри хищность.       — Чонгук любил меня, Юнги. Он подарил мне мир, ради которого я живу. Неужели ты думаешь, меня что-то держало бы на земле, если бы не надежда? Тебе никогда этого не понять.       — Сравнюсь ли я по жестокости с ним, чтобы ты так же сильно полюбил меня? — раздраженно бросил Мин, положив Чимину на шею свою тонкую жилистую руку.       — Ты так ничего и не понял, Юнги, — вывернулся омега, освобождаясь от неприятного касания. Слишком интимного, чтобы терпеть его от другого альфы. Будто этими секундами предает годы, прожитые с Чонгуком. — Уйди, ты мне противен.       Король Мин хмыкнул, развернулся на каблуке и вышел из беседки, а Чимин еще долго смотрел ему вслед. Терпеть присутствие чужака становилось невыносимо, мнимая маска безразличия уже трескалась, билась на осколки, не вынося стянутости государевого лица. Чимин держался из последних сил, но знал, что еще рано открыто выступать против захватчиков. Можно издеваться над Мином, унижать словом и делом, но пока войска Корё стоят в Силле, Чимин парализован. Слеп и немощен, как новорожденный щенок. Но ничего, все щенята вырастают в зубастых волков.       Солнце уже садилось к горизонту, знаменуя окончание очередного дня. Министры со свертками под мышками стекались в канцелярию, где-то вдалеке Чимин заметил Джина с Ёнчолем, господин Квон спешил куда-то с картой земельных наделов и огромным измерительным прибором, которым он управлялся лучше всех чиновников для расчета наделов той или иной провинции.       — Ваше Величество! — окликнул его Намджун. — Мы можем сегодня поговорить?       Чимин дернулся от грубого генеральского голоса, испугавшись от неожиданности.       — Приходите ко мне ночью, — прошептал Пак. — Юнги только вышел отсюда, нас могут заметить.       Ким кивнул и исчез за хозяйственной постройкой, а Чимин до самой темноты маялся в предвкушении новостей. Что скажет ему генерал? Какие новости он принесет?       Джин намеренно не тушил огонь в комнате государя, ожидая того из купальни. Небольшой факел освещал дальний угол комнаты, куда Сокджин уже поставил ширму для переодевания. Слабый способ спрятаться, но по крайней мере никто из прислуги и даже сам король Мин не посмеют заглянуть, если омега не одет. Намджун прошмыгнул в королевские покои, осторожно прикрывая за собой дверь.       — За тобой не было слежки? — встрепенулся Джин, увидев супруга.       Генерал тяжелой поступью прошел внутрь, обнимая и целуя супруга.       — Я соскучился по тебе, — Ким зарылся в омежьи длинные волосы, пахнущие сандаловым маслом. — Все хорошо, я был осторожен.       Джин положил руки ему на шею и прижался ближе. Из-за последних приказов короля его альфа часто пропадал вне дома, да еще и Юнги будто предчувствовал что-то, постоянно привлекая Намджуна к хозяйственным делам. Кима раздражало не то, что военный министр должен заниматься рубкой дров, а то, что он терял драгоценное время помощи Его Величеству. За дверями послышались шаги, и в покои вошел Чимин.       — Можете обниматься, — вздохнул омега, застав супругов врасплох. — Я знаю, как вы редко бываете вместе.       Джин покраснел и оттолкнул генерала, а сам подставил Его Величеству пуфик и пригласил супруга к разговору.       — Какие новости, Намджун?       — Ваше Величество, я посетил пока только две ближайшие провинции. Мне нужно найти способ отлучаться подольше. До некоторых деревень три дня езды верхом, поэтому семь рассветов отсутствия во дворце покажется подозрительным.       — В будущем месяце мы собираем налоги, — поразмыслил Чимин. — Я прикажу министрам включить тебя в список сборщиков подати. Так ты официально покинешь пределы Силлы. Самое главное, чтобы Юнги не захотел послать своих воинов, тогда улизнуть будет труднее.       — Это не беда, я что-нибудь придумаю, — обрадовался альфа. — Мы можем остановиться на ночь в самых отдаленных регионах, чтобы я нашел поддержку среди местного населения и поговорил с людьми.       — А что в тех двух провинциях, где вы уже были? — Чимин сжал его руку, Джин напрягся в ожидании. От слов генерала зависело их будущее.       — Все хорошо, — улыбнулся Ким.       В уголках его глаз Чимин заметил глубокие морщинки. Генерал не старел, но без своей привычной военной выправки будто потухал на глазах. Ему бы сейчас отряд хваранов возглавить да в лес выйти, в дозор, а он таскает чаны с водой и грузит камни в ущелье. Чимин вздохнул и провел рукой по небритой щеке Кима, поправляя повязку на глазу.       — Вас полностью поддерживают в Ингук и Чжоу. Местные старосты соберут взрослых альф, и в следующую поездку я буду знать, на сколько человек мы сможем рассчитывать.       — Мне нужно увидеть этих людей, — встрепенулся Чимин, хватаясь за руку Намджуна. — Генерал, пусть я и не смогу возглавить восстание, но я должен поддержать тех, кто хочет отдать жизнь за Силлу и короля.       — Ваше Величество, — Намджун опешил, совершенно не понимая, как он может устроить встречу Чимина с таким огромным количеством народа. Видя замешательство в глазах супруга, Сокджин подтвердил слова короля.       — Его Величество прав, Намджун. Раньше люди шли на войну с именем Чонгука на устах. Сейчас, когда король Чон… — Джин замолчал, ибо с его уст чуть не вылетело слово «погиб», — …м-м отсутствует, народу нужен новый лидер. То, что Чимин находится в Кёнбоккун, хороший знак. Да, Его Величество руководит страной, проводит реформы, собирает налоги, но государь все еще далек от тех провинций, где его лица никогда не видели. Им нужно встретиться с королем, чтобы знать: власть в Силле принадлежит правящей династии.       — В некоторых деревнях ходят слухи, что Юнги получил трон, — удрученно сказал Намджун, а Чимин вскочил на ноги, зыркая глазами в темноте.       — Это никуда не годится! — зашипел король. — Сплетни, которые разносят люди короля Мина, не пойдут нам на пользу. Его пребывание во дворце и так ослабило королевскую власть, но она все еще принадлежит мне, а не Юнги!       — Да, ситуация сложная, — Джун подпер подбородок рукой и погрузился в мысли.       — А кто возглавит восстание, Ваше Величество? — бывший генерал поднял голову, уставившись здоровым глазом на короля.       — Вы, министр Ким, — с совершенной уверенностью ответил омега, присаживаясь на пуфик и расправляя ночной ханбок. — Я не доверяю никому, кроме вас двоих. Как видите, генерал, мы с Джином не особо подходим на эту роль.       Джин хихикнул, представив, как слабые омеги будут махать мечами наравне с альфами, пришедшими из селений. Даже если бы они с Чимином умели держать меч в руках, на фоне крепких здоровых мужчин им потеряться в бою ничего не стоит.       — Ваше Величество, — в голосе Намджуна слышались горечь и отчаяние. — Я уже не министр, и не генерал, а вы продолжаете относиться ко мне, как к первому королевскому советнику. Посмотрите на меня, я потерял свой меч у Нактоган — большего позора для воина быть не может. Я хоть и практикуюсь с луком, чтобы сохранить былые умения, но могу лишь помочь восставшим. Не думаю, что поведу за собой людей…       Намджуну стало неловко за свои увечья, да и физическая крепость его покинула. От глупых указаний Юнги на хозяйственном дворе он не столько тренировал свое тело, сколько убивал его нечеловеческой нагрузкой. Вечером он валился с ног после каменоломни, а утром едва поднимался, чтобы снова отправиться на работу. Положение простого рабочего помогало Киму лишь тем, что он стал близок к воинам Корё и слышал их разговоры и досужие сплетни. В дискуссии Ким никогда не вступал, считая общение с захватчиками ниже своего достоинства, за что воины Мина люто ненавидели бывшего военачальника.       — Намджун, — Чимин понизил голос и наклонился ближе к Киму, чтобы их не подслушали. — Вы для меня всегда останетесь единственным генералом армии Силлы. Я попал сюда, когда вы возглавили войско, и ничего не изменит моего мнения о вас, министр Ким. Я не найду лучшей кандидатуры, а ваша преданность стране заслуживает особой награды. Неужели вы думаете, что после того, как мы освободим наши земли, появится другой кандидат на пост военного министра? И пусть Кёнбоккун переполнен вражескими войсками, только вы единственный можете сразиться с ними. Я верю вам и вашему опыту. Вы родились и выросли в бою, и кроме вас никто не сможет сделать этого лучше. Я останусь во дворце и буду помогать всем, чем смогу, но за наступление войск отвечаете вы. Это королевский приказ.       — Ваша милость безгранична, Ваше Величество! — Намджун встал с пуфика и опустился перед Чимином на одно колено, смиренно склоняя голову. Он не ослушается королевского распоряжения, а тем более — не подведет Чимина в такой ответственный момент. — Да помогут нам небеса!       — Продолжайте собирать людей, а я, кажется, уже знаю, как устроить встречу с ними! — Чимин обрадовался своей идее, внезапно пришедшей в голову, и оставил ее до лучших времен. — Впереди вам предстоит посетить еще много провинций, поэтому будьте осторожны, генерал Ким.       — Не переживайте, Ваше Величество, в каждой части страны есть люди, на которых можно положиться. После реформ короля Чона даже в провинции Канвондо, которая долгое время скрывала налоги от королевской казны, теперь мир и порядок благодаря чиновникам, поставленным государем.       — Когда будете собирать налоги, обратите внимание на то, как живет простой народ не только вблизи Кёнбоккун. Меня интересует каждая деревня, каждое селение, — попросил Пак. — Особенно — самые отдаленные.       — Конечно, Ваше Величество, — довольно кивнул генерал. — Вот с Кангу и начнем.       — Если увидите доктора Джана… — Чимин хотел передать ему послание через генерала, но потом передумал. — Нет, ничего. Не хочу лишний раз привлекать к нему внимание. Но если увидите — спросите о Седжоне.       — Слушаюсь, Ваше Величество!

***

      О том, что в деревню приедут сборщики налогов, доктора Джана и Чонгука предупредили слишком поздно. Люди настолько привыкли к этому рутинному событию, что припасенные мешочки с серебряными слитками держали наготове, а сами занимались привычными делами, словно ничего не происходило.       — Чонсон! Вам нужно выплатить восемь серебряных слитков, — крикнул через забор королю Хон Шик, проходя однажды мимо кузни. — Через десять рассветов ожидаем сборщиков подати.       Гук вытер руки, отбросил в сторону заготовки для стремян, которые делал для лошадок местного торговца тканями, и вышел на улицу. С его оголенного тела струйками стекал пот, оставляя черные потеки на загорелой спине, волосы промокли и прилипли прядями к вискам, а все мышцы ломило от приятной рабочей усталости. В разжаренной кузне король трудился, не покладая рук, ведь уже к середине осени придется покинуть селение, а оружия все еще было недостаточно.       — Спасибо, что сказали, господин Хон, — Гук утер пот со лба, поглядывая на солнце, стоявшее в зените, и опустился на поваленное дерево у дороги. Седжон уже подрос и ему нужна кроватка побольше, а из этой древесины получится отличная кроватка. — Сколько обычно налогов собирают с людей в вашей деревне? — спросил альфа у присевшего рядом Хона.       — С ремесленников по восемь слитков, с торговцев по двадцать, а земледельцы отдают от восьми до двенадцати в зависимости от надела земли.       Правильно, подумал Чонгук, который сам же установил размер дани. Чиновники из Кёнбоккун, поставленные им в Канвондо, работали честно, налогов не завышали и народные деньги не воровали, доставляя в казну все до единого слитка.       — Раньше мы прозябали от того, как династия Кан обворовывала нас, — пожаловался староста. — Мой отец был земледельцем, он тяжело работал в поле с раннего утра до заката солнца, но большая часть зерна, которую он собирал с надела, отправлялась в закрома янбанов. Канов ненавидели за то, что они обдирали простой народ, и я помню времена, когда мы голодали. Я помогал отцу, чем мог, но только поженившись с Миной мы вынуждены были вести собственное хозяйство и тоже жили впроголодь. Нам хватало лишь на самое необходимое, а когда родились сыновья, то это были самые голодные годы на моей памяти.       Чонгук сцепил кулаки, вспоминая зажравшуюся рожу Кан Джиуна, которому он много лет назад отрубил руки на городской площади. Именно этот янбан третировал всю провинцию, продавая полученные от населения продукты, а деньги прятал в своих сундуках. Мерзкий человечишка всколыхнул волну неприятных воспоминаний, но господин Хон нарушил их своим рассказом.       — Потом, когда господин Джиун отправился на небеса, стало получше. Наш государь расправился с ним по справедливости, чтобы он больше не воровал, да сердце его не выдержало позора. Зато присланные из дворца чиновники навели порядок и люди стали жить лучше, — с довольной улыбкой на лице сказал Хон.       — А что же ваш король? — откашлялся Чонгук, чтобы не выдать волнения в голосе.       — Вы разве не знаете? — рассеянно и с грустью в голосе спросил господин Хон. — Мы хоть и находимся вдали от дворца, но и сюда долетают плохие вести.       После этих слов староста вмиг сник. Он не хотел вспоминать о том, что произошло, но, видимо, их новые жители деревни до сих пор не ведали о случившейся трагедии.       — Наш король погиб два года назад в битве с японцами, — Хон Шик едва сдерживал слезы. — Вся деревня погрузилась в траур от этой ужасной новости.       — М-м-м, — только и сказал Чонгук, не зная, что сказать на известие о собственной кончине. — А теперь что же?       — Его Величество Пак Чимин занял трон в Кёнбоккун, — пояснил староста. — Я никогда не видел его, но говорят, что это омега неземной красоты. Вот хоть бы одним глазом глянуть на короля…       Господин Хон поднял глаза к небу, будто выпрашивал у высших сил исполнения своей мечты. Особа короля считалась священной и люди, жившие в селениях, всегда мечтали увидеть Его Величество, чтобы потом детям и внукам рассказывать о таком знаменательном событии.       — А вы, Чонсон, хотите посмотреть на нашего короля? — господин Хон отвлекся от своих мечтаний и задорно пнул Чонгука в бок.       — Очень, — тихонько произнес альфа. — Очень хочу.       — Эх, куда вам до Его Величества, — махнул рукой Хон. — Даже если когда-нибудь государь и посетит наши земли, вас точно не пустят на него посмотреть. Вечно чумазый да грязный, из кузни не выходите. Когда я сдавал экзамены в Кёнбоккун на государственный чин, чтобы стать старостой Кангу, я жил дворце в месяц льда. Там глаза болят от белизны камней на главной площади. На вас государь и не посмотрит!       — Не посмотрит… Вечером помоюсь, сегодня много работы. Спасибо, что сказали о налогах, Хон.       Чонгук едва сдерживался во время рассказов о дворце. Альфа похлопал себя по коленям и решительно встал. Нужно возвращаться к работе, иначе вместе мечей со стременами придется возиться всю ночь.       — А что же вы жили при дворе и государя не видели? — подколол его Гук.       — Так получилось, — громко вздохнул староста. — Если понадобится серебро, обращайтесь, — Хон помахал на прощанье и отправился на рыночную площадь за продуктами.       Вечером Джан задумчиво помешивал рис на печи, искоса поглядывая в окно. Чонгук приходил поесть, укладывал сына спать, а ночью опять дымил в кузне. Вот и сегодня, в ожидании ужина, альфа тренировался во дворе с мечом. И чем чаще Джан слышал лязг металла, тем больше подозревал, что Чонгук скоро уйдет.       Осень неумолимо приближалась, вечера становились холоднее, Седжону уже куплена теплая одежда, а на зиму заготовлены дрова, которые альфа сложил позади дома, чтобы Джан в его отсутствие ни в чем не нуждался. Отпускать государя не хотелось, и лекарь переживал за него так сильно, что последние ночи не мог спать, постоянно думая о том, получится ли все, что задумал Чонгук. Понимая, что другого выбора у короля не оставалось, Джан переворачивался на другой бок и пялился в стену. Сон не шел никак.       — И где нам достать столько серебра? — спросил старик, когда Чонгук зашел в дом.       Уставший, слегка разозленный после тренировки, он зыркнул глазами на лекаря, но быстро потушил свой пыл. В нос ударил ароматный запах мяса из горшочка. Седжон, возившийся в углу с игрушками, подаренными семьей старосты, вскочил на ножки и потопал к отцу. Споткнувшись пару раз, кроха подошел к Чонгуку и потянул того за штанину. Альфа взял сына на руки, крепко прижал к себе и поцеловал в щечки. Вылитый Чимин. Чем больше взрослел наследный принц, тем больше он становился похож на омегу. Пухлые губки смешно надувались от обиды, когда отца долго не было дома, а маленькие ручки крепко цеплялись за его шею, когда Гук возвращался домой. Его Величество сел за стол и устроил довольного альфочку на коленях.       Джан поставил миски, насыпал рис и уставился на короля. Государь невозмутимо студил кашу, кормил сына, и ничуть не заботился вопросом налогов.       — Если бы вы лечили за серебро, то и налоги бы уплатили, — подшутил над ним Чонгук.       Все в Кангу знали, что доктор Джан помогал больным бескорыстно, а свои нехитрые сбережения тратил на лекарства, которые покупал у торговцев из других стран. Сам же он серебром не брал, но люди платили кто чем мог — мясом, молоком, тканями, медом, дровами. Благодаря этому Джан и Чонгук ни в чем не нуждались, но и восьми серебряных слитков у них не было.       — Не годится делать добро за деньги, — пафосно фыркнул Джан, глядя на то, как послушно Седжон ел из рук отца. С Чонгуком не было никаких капризов, кроха становился словно шелковый, неистово скучая за родителем весь день.       — Отдадим ёнджа Чимина. Этого хватит на несколько лет вперед. А золото берегите, не нужно им разбрасываться.       — Но ведь ёнджа стоит намного дороже! — Джан не понимал, почему Чонгук противоречит сам себе. — Давайте обменяем золотой слиток на серебряные и выплатим налоги.       — Дело не в том, чтобы уплатить налог, — усмехнулся король, смакуя вкуснейший кусок мяса. — Отдайте мне заколку, я хочу навести немного шума во дворце.       — Вы не боитесь, что вас увидят? — покосился лекарь, на что Чонгук только раздраженно фыркнул.       — Господин Хон, экзаменовался на чиновника пятого ранга в Кёнбоккун. Даже там ему не посчастливилось увидеть ни меня, ни Чимина. Не думаю, что сборщики налогов узнают меня с бородой. Я надену соломенную шляпу на всякий случай, — успокоил его Чонгук.       Доктор Джан принес заколку и положил перед альфой. Седжон, увидев занятную вещицу, тут же потянулся к ней, любуясь переливами драгоценных камней в свете фонаря.       — Все будет хорошо, Джан, — Чонгук сжал его руку, будто передавая старику частицу собственной уверенности. — Я побуду с вами до месяца росы.       Доктор выдернул руку и отмахнулся, стирая слезу, по-стариковски сбежавшую по морщинистым щекам.       — Вы уходите в неизвестность, оставляя меня с Седжоном на руках. Я боюсь не за себя, а за наследного принца, — сказал лекарь, хотя знал, что его слезы не подействуют на Чонгука. Понимал, что его уход неизбежен, но все равно не мог не переживать о будущем.       — Берегите себя и Седжона, а я буду навещать вас, — пообещал Чонгук.       — Да, только не вместе с бандой наемников, прошу Вас, — слезно сказал лекарь, внутренне противясь любому насилию. Даже оружие в доме не давало ему покоя, а если государь заявится с головорезами, то он и вовсе сон потеряет.       — Для того, чтобы привести сюда наемников, нужно сначала заслужить у них авторитет, — рассмеялся альфа, откидываясь на широкой лавке. Сытый и довольный Седжон с колена переполз отцу на плечи, и король подсадил его под попу, устраивая на своих плечах. — Там, среди разбойников, не играют роль ни твое происхождение, ни твой ум, ни красивые речи и пустые обещания. Эти люди понимают только позицию силы.       — Что это значит? — тревожно спросил Джан. Он действительно не задумывался над тем, как Чонгук хочет сотрудничать с наемниками из Чонджу. Договориться вряд ли получится, раскрыть себя нельзя. — Неужели? — Джан закрыл себе рот от крика, засевшего внутри.       — Да, мне придется убить того, чье место я хочу занять, — Чонгук задумчиво уставился в стол, покачивая сына, веселящегося на плечах. — Иначе нельзя, лекарь Джан. Или я его — или он меня. Добровольно никто не отдаст руководить Чонджу. Наемники метят на место главы годами, они готовы перегрызть глотки друг другу, убить своих товарищей, с которыми воевали бок о бок, лишь бы возглавить организацию. Это совершенно другой мир, где царят другие законы. Я никогда не жил по ним, но знаю, как это происходит.       — А если Вас… — лекарь побоялся продолжить, тут же пожалев о сорвавшемся слове.       — Убьют? — подсказал Чонгук, улыбаясь. — Это вряд ли. Я умирал столько раз, что меня убить невозможно. Уже поздно, доктор, я уложу сына и вернусь в кузню, и вы тоже ложитесь спать.       — Да уж, заснешь тут с тобой, засранец, — Джан легонько толкнул Чонгука в плечо, вымещая накопившуюся тревогу.       — Вот видите, а то заладили — Ваше Величество, Ваше Величество…

***

      День сбора налогов в Кангу превратился в маленький праздник. О прибытии чиновников из дворца уже оповестили сигнальные огни с дорог, и с раннего утра люди ждали сборщиков податей. На центральную площадь высыпали омеги, надевшие свои лучшие наряды, чтобы привлечь столичных альф; торговцы поставили палатки, разложив местную утварь для продажи; мясники неподалеку разожгли костры и готовили на огне целые тушки, чтобы покормить придворных, проголодавшихся с дороги.       Скрип возов, топот копыт и поднявшаяся дорожная пыль ознаменовали приезд чиновников. В деревенские ворота въехали несколько десятков человек в форме придворных Силлы, а следом за ними лошади везли повозку с собранными налогами. Хвараны спешились, оставили повозку в безопасном месте, поставив возле нее охрану, и зашли в установленный для них шатер. Старший чиновник разложил списки на столе, а староста Хон выспрашивал у него последние новости из дворца.       Намджун, которому весь процесс сбора налогов был ясен и понятен, скучающе топтался возле стола. Из всех документов его больше всего привлекали военные карты, а никак не длинный перечень имен тех, кто и сколько слитков должен сдать в казну. Альфа покинул шатер и вышел побродить по деревеньке, оценивая, сколько людей могут поучаствовать в восстании. На необыкновенно привлекательного мужчину с повязкой на лице, которого ранее здесь не видели, местные жители сразу же обратили внимание, перешептываясь друг с другом. Ким останавливался у каждого двора, где сидели жители Кангу, вежливо кланялся, и перекидывался парой слов, чтобы узнать настроения местных.       Военный министр отличался от других не только своей нестандартной внешностью и повязкой, скрывающей последствия травмы, но и внутренней выправкой, слегка повелительным взглядом и невероятным ощущением доверия, которое он к себе вызывал. Каждый житель Кангу, разговаривающий с ним, чувствовал участливый взгляд и искренний интерес чиновника к жизни местного населения.       Намджуну поведали про небывалые дожди, шедшие без остановки пять рассветов в прошлом месяце, про прибившегося трехцветного котенка, про то, что у соседа на сливе неизвестная птица свила гнездо, а местные мальчишки нашли в лесу огромного ужа. Даже эти мелочи генерал выслушивал с присущим ему терпением, дабы не уронить авторитет королевской власти. Сейчас Ким понимал: каждый человек из Кёнбоккун, появившийся здесь — это шаткий мостик к любимому королю, о судьбе которого переживала вся деревня.       В свою очередь Намджун уверил жителей Кангу, что Чимин крепко удерживает власть, сделал перестановки в ведомствах и продолжает заботиться о том, чтобы Силла расцветала, как и раньше. Немного приукрасил, успокоил, но все же сказал правду. Пройдясь почти до конца деревни, генерал остановился: его окликнул хваран.       — Господин Ким, предлагаем остановиться здесь на ночлег. В деревне сто восемьдесят три дома, нам не собрать налоги, даже если мы будем работать до самой темноты.       — Меня это устраивает, Ханджун, — Ким заложил руки за спину и развернулся к хварану на каблуке сапога из добротной кожи. — Я тоже устал, годы берут свое.       — Да бросьте, генерал, — подчиненный слегка смутился, называя бывшего военачальника по званию. — Мы еще повоюем.       — Обязательно, Ханджун, обязательно, — улыбнулся Ким и похлопал парня по плечу. Он один из немногих, кто выжил у Нактоган, и даже после ранения Хван Ханджун остался верен Силле и продолжил службу королю, обеспечивая сохранность собранных налогов.       — Тогда я сменю дозорных у повозки, а завтра вечером мы сможем двинуться в Намсин, если сборщики сегодня справятся хотя бы с половиной.       — Должны, — подтвердил Намджун глядя, как часть местных жителей выстроилась в очередь к шатру. Каждый держал в руках мешочек с положенной долей серебра.       — Ну это только начало, — усмехнулся Ханджун. — Сюда пришли те, кто сейчас свободен, а вот на закате, когда с наделов вернутся земледельцы, а с вершин спустятся скотоводы, вот тогда и начнется рутина.       — Это хорошо, что люди могут работать и платить налоги, — Джун довольно посмотрел на чистые ухоженные домики, во дворе которых играли дети, весело щебетали молодые омеги, вышивая золотистые узоры на ханбоках или мастеря безделушки. Где-то далеко доносилось пение, стучали топоры, тянулся аромат свежеприготовленной пищи. — Смотри, Ханджун, вон кузня дымит, — Намджун показал рукой на возвышение, до которого так и не дошел, отвлеченный разговором с хвараном.       — Сначала нужно пообедать, а потом и кузню посмотрите, — настоял Хван. — Пойдемте, нам уже накрыли столы с угощениями в центре на площади.       — Уговорил! За ночь живот к спине присох, — посетовал альфа и пошевелил ноздрями. — Джин тоже говорит, что еда — это главное.       Намджун приобнял парня, и они спустились вниз по дороге к центральной площади. А кузня-то никуда не убежит, он ее и вечером успеет посмотреть, подумал Ким, выпивая стаканчик соджу вместе с господином Хоном и его супругой. Стол ломился от еды, все блюда были такими вкусными, а местные жители приветливыми, что генерал не заметил, как на Кангу опустился закат. Сборщики налогов давно разошлись по селению, а Ким остался наедине с Хоном и еще несколькими старейшинами, что жили в деревне.       — Как дела при дворце? — спросил Хон, зная, что в узком кругу услышит немного иную версию, чем Намджун рассказывал людям на улице.       — Тяжело, не буду скрывать, — вздохнул генерал, отставляя стакан.       — Государь держится? Как он?       — Пока ему удается проводить политику самостоятельно, но долго так не продлится. Мин — злобный самодур, играть с его терпением опасно, а обманывать его становится все сложнее.       — Гошударь должен дейштвовать, — прошамкал беззубый старец, который Киму в деды годился.       — Поддерживаю вас, Соныль, — встрепенулся Хон. — Мы не хотим жить, как живут в Корё.       — Мы не допустим на трон чужака, — поддакнул старик с другого конца стола.       — Государю понадобится поддержка народа, — осторожно начал Джун. — Он верит людям Силлы и готов отдать свою жизнь за них, но выгнать Мина с войсками можем только мы сами.       — Сколько хваранов сейчас в Кёнбоккун? — спросил Хон, вспоминая о последней кровопролитной битве с японцами. — Кажется, Силла понесла большие потери у Нактоган.       — Одних хваранов недостаточно, — раздраженно бросил генерал. — Если бы мы могли оборонять дворец, чужаки бы не осквернили земли Кёнбоккун своими сапогами. Нам нужно народное ополчение. Каждый, кто может держать меч в руках, должен выступить по моей команде в защиту Его Величества. Наша сила в единстве.       — Мы готовы штать под ваше руководштво, — подтвердил дед, который очень внимательно слушал Намджуна.       — Нет, отец, — Ким едва не прослезился и отрицательно покачал головой, положив свою ладонь на высохшую морщинистую руку старца. — Вам нужно внуков воспитывать, а не мечом махать.       — Я шлужил у короля Джишона, — с обидой подметил старик, будто генерал его оскорбил.       — Вот именно, — миролюбиво продолжил Намджун. — Вы отвоевали детям солнце Силлы, теперь настало их время защитить его для своих потомков.       — Мы готовы, — уверенно сказал Хон, выпрямил спину и поправил пояс, весь внутренне подбираясь и буквально молодея на десяток лет. — Я готов защищать страну, и Кангу не останется в стороне. Я уверен, что наши мужчины вступят в войско.       — Сколько примерно альф живет в деревне? Те, которые смогут держать меч в руках, — уточнил Джун, косясь на старика, за что получил от того недовольное кривляние.       — Я уточню к утру, — пообещал Хон. — Не менее полутора сотен, если полагаться на налоговые записи. Почти во всех домах есть взрослые альфы.       — Отлично, нам важен каждый воин. Особенно ценны те, кто занимаются охотой — мы обеспечим людей луками в большей степени, нежели мечами. Даже если запустим кузни по всей стране, то не успеем выковать столько оружия. Да и обучить военному делу не так просто.       — Не забывайте, генерал Ким, что Кангу находится на окраине Силлы, у самого леса. Здесь каждый мужчина охотник, — заметил Хон Шик.       — Спасибо за поддержку, господин Хон. В свой следующий визит я хочу встретиться с теми, кто готов защищать короля. Я научу людей основам боя на мечах, после чего у вас будет время отточить навыки. Жизнь каждого жителя нашей страны дорога королю, поэтому мы готовим восстание тщательно и долго.       — Я понял вас, генерал, — кивнул Хон.       Огонек в шатре на площади полыхал всю ночь. Сырой и холодный ночной ветер облизывал стены шатра, лишая его накопившегося за день тепла. Альфы не заметили, как проговорили до самого утра. Вспоминали прошлое, рассказывали о битвах, делились новостями и строили планы на будущее. Думали о стране, в которой не будет тирана, а справедливый король со всей полнотой власти сможет долго править народом, безмерно преданным государю.       С криками петухов сборщики налогов проснулись, позавтракали, и продолжили свое дело. На лошадях, обвешанных мешками для серебряных слитков, чиновники отправились на окраину. Доктор Джан провел бессонную ночь и остался дома из-за Седжона. У наследного принца резались зубки, поднялась температура и лекарь только и успевал натирать малышу распухшие десны мятным маслом, чтобы унять зуд и боль. К счастью, измученный малыш под утро заснул, да и лекаря сморил сон. Собираясь в кузню, Чонгук поцеловал спящего сына и поправил у Джана одеяло, что сползло с плеч.       Внимание Чонгука привлек шум на улице, и он выглянул в окно. В конце дороги король увидел Намджуна, что разговаривал с мастером Пхоном. Они что-то бурно обсуждали, генерал довольно кивал, а Чонгук припал к стеклу, жадно вглядываясь в силуэт друга. Ким слегка сгорбился, но несчастья не сломили его. Тяжелая ткань ханбока не скрывала военной выправки, грубые от работы ладони по привычке лежали на рукояти казенного меча, виднеющегося из-под одежды. Повязка на лице, которую заметил Чонгук, больно врезалась в память. Намджун исчез в кузне, а Его Величество прикрыл створки на окнах, чтобы сюда никто не заглянул.       Сборщики налогов уже приближались ко двору. Гук подвязал волосы в высокий хвост, надел рабочий ханбок, испачканный сажей, и насунул шляпу на глаза. Альфа взял палку и вышел во двор, слегка прихрамывая. В кармане лежала ёнджа Чимина, бережно завернутая в чистую ткань.       — Доброе утро, господин, — поклонились сборщики, и один из них спешился с лошади, направляясь к Чонгуку. Второй, пришпорив красивейшую гнедую, открыл записи.       — Доброе утро, — поздоровался король. — Вы не найдете нас в списках, мы недавно в Кангу.       — Сколько вас? — спросил наездник.       — Трое — я, мой дядя и малолетний сын, — с легкой хрипотцой ответил Гук.       Чиновник с интересом осматривал альфу. Одежда — бесформенное тряпье, затертое и бесцветное. Широкие рукава прятали руки, обнажая лишь потрескавшиеся от работы ладони. Шляпа закрывала лицо и глаза, позволяя хозяину прятать взгляд. Никто бы не подумал, что перед ними искусный боец, одним ударом вышибающий противника из седла и ломающий древко копья ребром ладони. Переминаясь с ноги на ногу, Гук топтался, делая вид, что ему больно стоять, и служитель ускорился.       — Сколько людей работает?       — Я один.       — Чем занимаетесь?       — Мастер в кузне. Ремесленник нижнего ранга.       — Хорошо. Восемь слитков серебра за год, — сказал чиновник. — Скажите свое имя, и вас запишут в налоговую книгу.       — Кан Чонсон, — ответил Чонгук, желая быстрее закончить разговор. — Мы еще не имеем столько серебра…       — Король Силлы дает поселенцам отсрочку, — послышалось от человека на лошади. — Вы можете уплатить налоги на следующий год.       — Не хочу оставаться в долгу перед казной, — сказал Чонгук, спрятав улыбку и поправив шляпу. — У меня есть, что отдать Его Величеству.       Альфа вытащил ёнджа, развернул ткань и показал заколку. Чиновник на лошади спрыгнул и подошел поближе, завидев дорогую вещицу.       — Это что? — спросил хваран. — Похоже на украшение, которые наш государь носит.       — Я не разбираюсь в этом, — пожал плечами другой.       — Может быть у генерала Кима спросить?       — Не знаю, вряд ли он в курсе омежьих штуковин…       Пока эти двое пререкались между собой, Гук завернул ёнджа и насильно засунул в мешок.       — Возьмите, это украшение стоит больше восьми слитков серебром, — убедил их Чонгук, а придворные подумали, что лучше хоть что-то, чем ничего. — Оно достойно самого короля Силлы. Подарок вернется законному владельцу.       — Да что ты болтаешь, сумасшедший!? — разозлился чиновник. — Знал бы ты, что дарил Его Величеству король Чон, не сравнивал бы эту дешевку с государевыми украшениями.       — Пансо, поехали уже, нет времени болтать, — торопил его второй, вернувшись в седло. — Мы должны управиться до вечера, а тут только время теряем. Поставлю галочку, что уплачено.       В записях напротив появился значок, а Пансо завязал мешок.       — В следующий раз лучше серебром. Если ты нас обдурил, и государь казнит меня за эту безделицу, он, — парень ткнул пальцем на второго служащего, — лично доставит тебя во дворец. Будешь казнен за обман короля. В Силле с этим строго!       — Хорошо, — улыбнулся Чонгук.       — Пансо, быстрее!       Сборщики налогов спешно покинули двор, а Чонгук, зайдя в дом, снял шляпу и вытер пот, от волнения катившийся по вискам. Этих альф он не знал, видимо, они недавно начали работать в ведомстве, но с Намджуном ему никак нельзя встречаться. Гук выглянул в окно и увидел, как мастер Пхон провожал генерала по улице. Он указал куда-то в его сторону, и государь прижался к стене, прикрыв створки, чтобы не скрипеть. Спустя несколько минут в дверь раздался стук.       — Обычно он рано встает и приходит в кузню первым, — услышал Гук через стену. Биение собственного сердца отдавалось в ушах и долбило по вискам. — Может за продуктами в селение пошел? Чонсон трудолюбивый малый, господин Ким, можете рассчитывать на нас в случае необходимости.       — Спасибо, господин Пхон. Что ж, не могу больше терять время, нам нужно собираться в дорогу, — пробасил Намджун и шум от их шагов стих.       — Ушли? — доктор Джан вышел из комнаты, потирая сонные глаза.       — Хвала небесам, — пробормотал альфа.       — Это было опасно, он мог найти вас.       — Всего лишь нарушил бы мои планы, не более. Ким Намджун предан короне, как никто другой, но я не хочу навлекать на него опасность. Седжон спит?       — Да, — доктор зевнул и потянулся. — Вряд ли он проснется до вечера после бессонной ночи.       — Ложитесь и вы отдохните. Я побуду здесь, пока они не уедут, — Гук осторожно приоткрыл окно, но на улице никого не оказалось. Тишь да благодать, лишь вдалеке слышались людские разговоры и лошадиный топот.       Отряд сборщиков налогов покинул Кангу ближе к вечеру, когда солнце уже садилось за горизонт, обагряя красным светом верхушки деревьев. Пока хвараны проверяли сбрую у лошадей, укрепляли мешки с серебром на повозке и прощались с местными жителями, Джун отошел побеседовать с господином Хоном.       — Я посчитал — сто шестьдесят семь будущих воинов, — не без гордости ответил Хон.       — Хорошо, я запомнил. О том, что готовится восстание, никому не рассказывайте, понятно? — генерал Ким предупредил на всякий случай, но староста не дурак.       — Никому, — ответил он. — У нас все жители местные, я давно их знаю. Из новых только старик с племянником, да им я ничего не скажу, можете на меня положиться.       — Отлично. У всех восставших будут отличительные знаки, какие именно — передам позже. Ждите доверенного человека от меня, а пока можете заняться изготовлением луков. С мастером из кузни я поговорил, он будет делать мечи.       — Понял, генерал Ким. Все понял.       — Удачи, Хон Шик. Берегите себя, — Намджун сжал его за плечо. — Его Величеству очень важна ваша поддержка.       — Кангу не подведет, — заверил Хон.

***

      Сборщики налогов вернулись в Кёнбоккун спустя двадцать пять рассветов. Джин то и дело высматривал Намджуна у ворот, пока, наконец, на сторожевой башне не зажглись сигнальные огни, возвестившие дворец о возвращение чиновников. Юнги ранним утром уехал в лес на охоту, чтобы снять раздражение после очередной перепалки с Чимином, а Его Величество сбежал по ступенькам вниз в предвкушении рассказов Намджуна. Огромная повозка, груженая серебром, тяжело вкатилась через главные ворота. Хвараны сзади подтолкнули груз и начали выгружать мешки перед дворцом.       — Несите сразу в хранилище, — попросил Чимин, чтобы воины Корё меньше подглядывали за чужим добром. — Доброе утро, Намджун, — государь поприветствовал подданного едва заметным кивком головы.       Ким спешился с лошади, бросил поводья конюху и довольно подошел к Чимину. Пусть и не будучи военачальником, он с удовольствием опустился перед королем на колено, повторяя давний привычный ритуал.       — Доброе утро, Ваше Величество!       Джин стоял рядом, заламывая руки под полами ханбока. Во время королевского приветствия нельзя нарушать традицию, поэтому с глазами, полными слез, Сокджин смотрел на Чимина. Вокруг собрались министры, сборщики налогов приветствовали своих омег, расходясь по домам после долгого отсутствия.       — Пойдемте в малый тронный зал, Намджун, — Чимин притопывал ногой от любопытства. — Министр Ким, — обратил он к Джину. — Вы тоже будете мне нужны.       Джин спрятал улыбку и поспешил подняться по ступенькам вслед за государем. Когда они зашли в Кёнбоккун и завернули в полутемный коридор, Джун легонько тронул супруга за руку и сжал пальцы, кивая, что все будет хорошо. За едва закрывшимися дверями зала Чимин опустился прямо на ступеньки, потянув за собой на пол Кимов.       — Какие новости, генерал? Вы были в Кангу? — Пак застыл в надежде, что Намджун принес новости о докторе.       — Я не видел его, — отрицательно покачал Ким. Он слегка отодвинулся от короля, ибо от альфы несло лошадью, хоть падай, но государь и виду не подал. — Расспрашивать не стал. Сейчас слишком опасно безоглядно доверять людям.       — Да, я понял, — Чимин сник, быстро вытирая появившиеся слезы. Он так надеялся узнать хоть что-то о сыне, но безопасность наследного принца превыше всего. — Ему уже исполнился год, четыре месяца и двенадцать рассветов.       — Ваше Величество! Вы разрываете мне сердце! — выкрикнул Джин. — Прекратите изводить себя! Нужно думать только о хорошем!       — Ты прав, Сокджин, но я думал, если…       — Нет, — отрезал Ким и перевел разговор, чтобы не терзать омег. — Но у меня есть хорошие новости из провинций. В Канвондо мы получим почти полтысячи человек. В Кёнсандо — около семисот, еще по четыре сотни в Чоёндо и Намджондо. Больше всех в Кёнгидо — почти тысяча солдат. По три сотни в Хамгёндо, Хванхэдо и Пхёнандо. Всего почти четыре тысячи.       — Отлично! — наивно воскликнул Чимин. Они ведь могут увеличить армию в четыре раза после того, что осталось при поражении под Нактоган.       — Не совсем, Ваше Величество, — снисходительно улыбнулся Намджун. Чимин — не Чонгук. Чонгук бы свел брови и задумался, а Чимин и тому рад, сверкая, как начищенный таз. — Большинство из них — лучники. Люди без боевого опыта, которые охотятся в лесу на зайцев и косуль. Чтобы победить армию Мина, нам нужны мечники. Лучники хороши в том случае, если они воюют на возвышенности или защищают стены дворца. Заметьте, что Юнги умен: своих лучников он расставил на всех сторожевых башнях сразу, как только появился здесь. Максимум, что сделают ополченцы Силлы — возьмут дворец в осаду, но нам это не нужно. Юнги вычислит вас за считанные секунды, и король окажется заложником ситуации. Мин заставит людей отступить с огромными потерями, после чего собрать армию станет невозможно.       — Что же нам делать? — в глазах Чимина поселилась беспросветная тоска. Вроде бы и новости хорошие, но все так шатко и опасно, что он не видел выхода. — Сколько среди этих людей мечников?       — Боюсь не больше тысячи, — честно ответил Намджун, чтобы Чимин не строил пустых надежд. — Еще тысячу-полторы я смогу обучить за зиму, если получится покидать дворец.       — А еще? — пискнул Чимин. — Нам нужно…       — Хотя бы столько же. С тремя тысячами мечников и двумя тысячами лучников мы не станем самой сильной армией, но сможем обхитрить Юнги, если построим правильную тактику боя. Раньше этим занимался Чонгук, но я попробую подумать, как это сделать.       — Наемники, Намджун! — Пак схватился за руку генерала. — Это единственный выход.       — Погодите говорить о наемниках, — успокоил его альфа. — Мы вернемся к этому разговору после зимы, когда я буду понимать, сколько людей смогут взять в руки меч. Тем более, что у нас есть новая проблема.       Вопрос застыл в глазах Чимина, и Ким тут же пояснил.       — Оружие. Нам нужно три тысячи мечей.       — Я не подумал об этом… — расстроился Его Величество.       — Я подумал. Я посчитал кузни в провинциях. Примерно за год мы можем сделать почти столько. А вот уже потом поговорим о наемниках. В любом случае в Чокольсан я не поеду — они до пятого колена проклинают династию Чон, там мы не получим поддержки. Нужно искать тех, кто промышляет на границах с Пакче и Корё.       — Отец что-то рассказывал мне о разбойниках, но я совсем ничего не помню, — Чимин сосредоточенно потер лоб, понимая насколько он бесполезен в этом вопросе.       — Я постараюсь наладить контакты, Ваше Величество. А пока нам нужно подумать об оружии. На его выплавку понадобится не только время, но и средства. Мы должны оплатить работу каменщиков и кузнецов.       — Налоги, — решительно сказал Чимин. — За зиму и весну вы подготовите воинов, а налоги следующего года нужно разделить надвое. По приходной книге записать все, но фактически половину оставить в провинциях в качестве оплаты. Этого хватит?       — Более чем, — подтвердил Намджун.       — Хорошо, нужно посчитать, сколько мы собрали. Стража! — Чимин позвал хваранов и ему доложили, что хранилище уже заполнено. Чиновники с отчетами ждали короля у дверей, нервно теребя записи. — Пойдемте, заодно и узнаем, насколько пополнилась казна в этом году.       Джин и Намджун отправились вслед за государем, едва протискиваясь по потайному ходу, который вел к хранилищу. Стражники отворили тяжелые двери, пропустив короля и чиновников, и скрестили копья.       Внутри было темно и горели только два небольших факела, освещающие хранилище по углам. Сундуки с серебром и золотом стояли один на одном, возвышаясь почти до потолка. Последние собранные налоги хранились еще в мешках, аккуратно поставленных с краю.       — Ваше Величество! В этом году нам удалось собрать 556 килограмм серебром и 185 килограмм золотом, — уткнулся чиновник в записи. — Хотите перевесить?       Чимин прикинул, что Чонгук собирал столько же. Тем более, что он доверял сборщикам, которых сам же отобрал на государственную службу.       — Не стоит, — улыбнулся король. — Я думаю, что вы все посчитали правильно.       Чимин для интереса заглянул в несколько развязанных мешков и привычными движениями перебрал в руках слитки. Они гулко застучали друг об друга, приятно тяжелея в руках.       — Десять килограмм золотом отдайте министру лекарского дела, — приказал Чимин, и хвараны тут же отвесили нужное количество.       — Зачем, Ваше Величество? — встрепенулся Джин, когда речь коснулась его.       — Снова поедешь в Цинь. Я напишу Чжао Бину письмо, чтобы он продал нам еще наборов для лекаря. Вы с Ёнчолем пользовались теми, что ты привез?       — Да, Ёнчоль показал мне то, чему научил его Линь. Недавно он сделал операцию воину, получившему травму на хозяйственном дворе. Я тоже присутствовал, Ваше Величество.       — Помогал? — слегка сморщил носик Чимин, зная, каким трусишкой бывает Джин.       — Помогал, — вздохнул Ким.       — Вот и хорошо, — похвалили его государь. — Лекарские инструменты нам очень сильно нужны. После восстания многим людям понадобится помощь врача, а я не хочу, чтобы мои подданные умирали от ран.       Намджун хмыкнул, удивляясь прозорливости Чимина.       — Тогда нужно обучить еще несколько лекарей, — подсказал альфа.       — Министр Ким займется этим по возвращении из Цинь. Я попрошу еще шелк, его оставим в провинциях. Пусть люди шьют рубахи под ханбоки, если это спасает жизнь.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — поклонился Ким.       — Что это? — Чимин продолжал осматривать мешки, в одном из которых увидел торчащий кусок материи.       — Не велите казнить! — сборщик налогов плюхнулся на колени перед королем и распластался по полу, ибо ниже некуда. — Не велите казнить, Ваше Величество!       — Говори уже! — раздраженно фыркнул Чимин. Он похож на самодура-короля, что сносит головы за малейшее непослушание?       — В Кангу… В Кангу мне отдали налог украшением, — трясущимися руками парень вытащил из мешка завернутое в тряпку ёнджа и протянул Чимину. — Я не знаю, стоит ли оно восьми слитков, простите Ваше Величество…       Под стонущее нытье перепуганного чиновника Чимин взял из его рук сверток и развернул ткань. На ладони омеги лежала ёнджа в виде сливовой ветви. Гранат переливался даже в тусклом помещении, отблескивая кроваво-красным, а глубокий изумрудный подчеркивал величие драгоценного камня в оправе из чистейшего золота.       — Если это подделка, — забормотал парень, — если меня обманули… я готов понести наказание, Ваше Величество.       У Чимина начала трястись ладонь, задрожал подбородок и подступили слезы. Джин, без сомнения, узнал заколку. Он сотни раз перебирал украшения в шкатулке короля, готовя его к государственным праздникам или приемам, что не мог ошибиться — это один из самых дорогих и любимых подарков короля Чонгука. Одно это ёнджа стоило несколько мешков серебра! Намджун молчал, не понимая, о чем идет речь.       — Кто дал вам это? — прохрипел Чимин. Ком в горле мешал разговаривать.       — В Кангу. Ремесленник. Работает в кузне, — бледный испуганный парень снова распластался перед королем.       — Встань, я не буду тебя наказывать, — Чимин с силой вцепился пальцами в заколку.       — Ваша милость безгранична, Ваше Величество! — завопил придворный и снова упал перед Чимином. Намджун, видя раздражение короля, слегка пнул несчастного сапогом, чтобы тот пришел в себя.       — Как он выглядел? Что тебе сказал этот человек? — государь не отставал с расспросами, все еще не понимая, как эта заколка попала к простолюдину. Он отдал ее доктору Джану на самый крайний случай. Одно то, что она оказалась в Кангу уже хорошо. Значит, доктор добрался до деревни. Но почему ему понадобилось расстаться с ней — огромная загадка для Его Величества. Чимин провел пальцами по крупным камням, ощущая ребристость граней, и в его сердце поселились нехорошие мысли.       — Он на вид средних лет, но лица его я не видел. С палочкой, хромой. Сказал, что украшение достойно самого короля и подарок вернется законному владельцу, — придворный разве что не заикался от страха. Он едва вспомнил то, что было в Кангу, и теперь протараторил все так быстро, что Чимин не успел уловить сути.       — П-подарок… вернется законному владельцу… — прошептал Пак. — Кто-то знает, что у доктора Джана королевское украшение. Почему его отдали сюда?       Чимин беспомощно обвел взглядом Кимов, потупивших глаза в пол. Они вообще не понимали, как такое могло случиться.       — Доктор бы никому не сказал, откуда у него эта заколка. Я приказал обменять ее на крайний случай. Я оставил достаточно золота, чтобы безбедно жить пять-семь лет. Ёнджа оценили на восемь серебряных слитков?!! — с нотками истерики в голосе взвизгнул Чимин, понимая, что лекарь Джан никогда не мог такое сделать.       С обезумевшими от горя глазами Чимин вперился взглядом в придворных. От перемены государевого настроения вновь побледневший сборщик налогов влип в стену, желая стать камнем.       — Кто, кроме доктора, знал о королевском украшении? Как ремесленник из Кангу мог видеть его на мне? Что же вы все молчите?!!