Illecebra. Соблазн

      Чимин вцепился в заколку и с захлестнувшей его ненавистью смотрел на стоящих в хранилище. Бедняга Пансо ничего не понимал, поэтому гнева государя перепугался больше всех думая, что из-за дурной вести его все-таки казнят. Он мысленно прощался с жизнью, пока в помещении установилась гнетущая тишина, а напряженное сопение Чимина только накаляло градус обстановки. Понимая, что он не находит поддержки, Его Величество с досадой приподнял полы ханбока и стремительно выбежал оттуда. Ноги сами несли его в королевские покои, и как только стражники открыли перед ним двери, он подбежал к кровати и упал навзничь, раскинув руки.       Рыдания сотрясали его маленькие хрупкие плечи, собранная прическа тут же рассыпалась от того, что Чимин метался по простыням, закусив зубами плотный атлас, дабы не заорать на весь дворец и не привлечь внимание людей Юнги. Чимин уверен, что здесь даже у стен есть глаза и уши, и по возвращении с охоты обо всем необычном королю Корё будет доложено.       — Ваше Величество, — Намджун протиснулся внутрь, а Джин остался за дверями, боясь войти. Омега только пожал плечами охране, словно не знал причину государевых слез, и остался ждать супруга в коридоре.       — Вы считаете меня сумасшедшим, да? — пробормотал Чимин, глядя на Намджуна.       — Ничуть нет, Ваше Величество, — опешил Ким.       — Тогда почему вы не верите мне? — сквозь пелену соленого отчаяния уставился на него омега. — Я знаю, что прошло два года! Я знаю, что он должен был вернуться! Но мое сердце не чувствует, что Чонгук погиб, поймите это!       Чимин кинулся на грудь все еще грязному, пропахшему лошадиным потом военному и разрыдался, как малое дитя. Не зная, что делать, Ким осторожно положил руку на плечо государя ощущая, как птичкой бьется его хрупкое тельце.       — Я буду искать его, — решительно сказал Чимин и вытер мокрый нос. — Я поеду в Кангу.       — Ваше Величество, это исключено! — Ким отстранил короля и слегка встряхнул в руках. — Это слишком опасно. Вы навлечете подозрения, и Кангу станет первой деревней, куда заявится Юнги в поисках наследного принца.       — Я — король! — разозлился Чимин. — Я имею право приехать в любой уголок своей страны!       — У Вас нет причин ехать в Кангу! — Намджун говорил твердым голосом, чеканя слова так, чтобы по одному, медленно, но до Чимина дошел их смысл. — В Кангу живет мирное население, там нет восстания, недавно собраны налоги, и Вам незачем приезжать туда. Если Вы появитесь в Кангу и станете искать Его Величество, то навлечете подозрение на всех жителей деревни, — Ким замолчал, потому что он воевал при Нактоган. Он видел ужасы и смерти этой битвы. Подобного больше нельзя допустить.       — И что мне делать? — растерянно спросил Чимин. — Я должен узнать происхождение ёнджа.       — Ваше Величество, я был в Кангу. Я обошел все дома, пообщался с местным старостой, видел приходные книги и встретил огромное количество людей, сдававших налоги — среди них не было ни доктора Джана, ни Его Величества. Хон Шик упомянул о недавно появившемся в деревне старике с племянником. Я не стал расспрашивать, ибо уверен, что речь шла о лекаре. Но большего мы делать не должны. Это опасно. Вы поняли меня? Вы ставите под угрозу жизнь не только жителей Кангу, но и всей страны. Возьмите себя в руки, Ваше Величество! Один неосторожный шаг — и Юнги спустит своих псов. Мы не можем допустить, чтобы люди отдали свои жизни напрасно. Вы нужны стране живым и невредимым, не навлекайте на себя опасность. Пока нам удается хорошо скрывать свои действия, но любой необдуманный поступок поставит план под угрозу.       Намджун замолчал, а Чимин, убаюканный его мягким голосом, немного успокоился. В голове омеги появились три вполне понятные и четко оформившиеся мысли: Намджун прав; они ему не верят; надо начать поиски, только аккуратно.       — Вот так уже лучше, — Ким слегка прижал к себе короля и снова погладил по плечу. — Вы сильный, Ваше Величество, вы справитесь.

***

      С самого раннего утра Его Величество прохаживался возле кухни, с деловым видом осматривая привезенные туда продукты. Год выдался для Силлы особенно урожайным, поэтому в месяц хризантемы чего только не привезли ко двору. Телеги жителей ближайшей деревни до верха нагружены различными вкусностями. Чимин довольно оценил шеренгу приезжих, выстроившуюся у ворот, и укутался в легкий шерстяной плащик. Холодный ветер пронизывал тело до косточек, но Его Величество продолжал мерзнуть на заднем дворе. Несколько месяцев Чимин маялся мыслью, но придумал, как проникнуть в Кангу и расспросить о необычном ремесленнике. Когда последний мешок риса выгрузили из телеги, омега окликнул высокого статного парня, освободившегося от работы.       — Ваше Величество! — молодой альфа улыбнулся, подошел ближе и опустился перед королем на колени.       — Перестань, Джиён, — ласково ответил государь, потрепав его по черным непослушным кудрям. — Мы с тобой познакомились, когда я не был королем, поэтому тебе совсем не нужно соблюдать столько условностей.       Джиён стыдливо поднялся, все еще боясь смотреть на правителя. Чимин заложил руки за спину, прохаживаясь возле мешков.       — Отличный урожай! Как у тебя дела? Как отец?       — Все хорошо, Ваше Величество, — ответил парень, смущаясь тем, что государь так внимателен к их семье. — Отец работает в поле с братьями, а я теперь один поставляю зерно во дворец. У меня свой надел, — Джиён похвастался королю, и Чимин услышал в его голосе нотки грусти. Если у него появился собственный надел земли, значит парень завел семью.       — Поздравляю, Джиён, — тепло ответил Пак. Он действительно доволен, что у молодого альфы все так сложилось. — Кто он?       — Омега из нашего селения, Бомгю, — поделился Джиен. — В месяц абрикоса появится первенец.       — Я искренне рад за тебя, — Чимин улыбнулся, не веря тому, что время так быстро пролетело. Тот нескладный чумазый мальчишка, который под страхом смерти таскал Юнги записки в Корё, теперь вырос, возмужал и уже построил собственную семью. — Джиён, могу я попросить тебя об одной услуге?       — Все, что угодно, Ваше Величество! — с готовностью выпалил парень и опустился на колени перед Чимином. — Я готов жизнь за Вас отдать, мой король!       Чимин рассмеялся, вспомнив, какими влюбленными глазами Джиён когда-то смотрел на него. Он и сейчас ничуть не изменился — с таким же восторгом поднял на правителя свой взгляд, замерев в ожидании просьбы государя.       — Нет необходимости отдавать за меня свою жизнь, — Чимин щелкнул пальцами, чтобы Джиён поднялся. Пока рабочие таскали в кухню мешки и проверяли содержимое на качество, Пак отвел его в сторону и прошептал. — Мне нужно, чтобы ты съездил в Кангу, и кое-что разузнал для меня. Я не могу доверять никому, кроме тебя.       Чимин положил ладони на красивое лицо парня, вглядываясь тому в глаза. Джиён единственный, кто живет за пределами дворца и может свободно передвигаться по стране. Воинам Корё даже в голову не придет следить за парнем из деревни, зато долгая отлучка любого хварана или чиновника вызовет подозрения.       — Я все сделаю, Ваше Величество, — закивал парень.       — В Кангу живут ремесленник и лекарь. Ремесленник работает в кузне на окраине — это все, что я о нем знаю. Я хочу, чтобы ты узнал, что в селении говорят о них. В кузню, пожалуй, ходить не надо, искать лекаря тоже. Просто приезжай в Кангу под видом торговца, пройдись по рынку, зайди в харчевню и побеседуй с местными жителями. Там всегда можно наслушаться сплетен. Но ничего более, понятно?       — Слушаюсь, Ваше Величество, — кивнул Джиён. Его окликнул евнух, занимавшийся поставками на кухне. — Мне пора идти.       — Иди, — подмигнул Чимин. — Я буду ждать новостей через тридцать рассветов, в твой следующий приезд, — исполненный надежды, омега поддался инстинктам и обнял Джиёна за плечи.       Парень остолбенел, ибо ему прикоснуться к королю боязно, а тут Его Величество сам проявил такие чувства. Альфа покраснел от неловкости и даже не знал, куда ему деть вмиг одеревеневшие от страха руки, но Пак отстранился, мысленно коря себя за некоролевский жест. Так общаться с подданными, да еще и на территории Кёнбоккун — непозволительно, но надежда на то, что Джиён принесет хоть толику надежды, толкнула его на эту мимолетную глупость.       Чимин откашлялся, будто извиняясь за этот порыв, а молодой альфа неловко кивнул, помялся на месте и поплелся за евнухом. Расставаться с господином не хотелось. Даже смотреть на Чимина и дышать с ним одним воздухом так волнительно, что парень едва не забыл об оплате за зерно. Евнух отсчитал ему несколько мешочков с монетами, рабочие погрузили на телегу пустые горшки из-под меда и мешки, и Джиён покинул Кёнбоккун через западные ворота.       Чимин долго смотрел ему вслед понимая, что он должен выяснить происхождение ёнджа, иначе просто сойдет с ума. Он не мог ни спать, ни есть, ни заниматься делами, пока в его волосах торчит эта заколка. Она стала словно проклятием, которое будоражит мысли в его голове, не давая им покоя. Пак носит ёнджа каждый день, не снимая, будто цепляется за спасительную соломинку. Станет ли ее возвращение хозяину предвестником хороших новостей?       Вздохнув, Чимин покинул задний двор, где рабочие продолжали переносить по кладовым привезенные продукты. Его Величество не заметил, как все это время зоркий глаз Юнги наблюдал за ним со стороны. Подходить к омеге Мин не стал, зато заскрипел зубами при виде нежностей с Джиёном. Этого мальчишку он запомнил еще в Корё, и даже сейчас он не сильно изменился. Что между ними? Старая дружба? Привязанность? Юнги решительно отмел это ввиду собственной узости взглядов. Мрамор его дворца никогда не пачкали крестьянские чипсин, и тем более король Мин не осквернял свое тело прикосновениями к деревенским жителям.       Как только Юнги вспомнил объятия Чимина и Джиёна, то брезгливо поджал губы, будто испачкался в чем-то грязном, порочном. А если это не дружба? В голову прострелила резкая боль от мысли, что настигла его в этот момент: омега завел себе любовника. Так вот почему ему не нужен альфа? Сколько раз Юнги намекал ему на близость, но Чимин только твердил об умершем супруге, а сам забавлялся с молодым любовником! Мин корил себя за то, что позволил обвести вокруг пальца и не заметил, как подло поступал омега — цинично и по-животному отдавался деревенщине, лишь бы не оказаться в постели у короля Корё!       Унизил его, поставив в один ряд с династией Мин простолюдина! Нет, даже ниже — Юнги не достоин Чимина, зато какой-то неотесанный альфа регулярно втрахивает его в постель! Когда? Когда они предаются любви? Он проникает в Кёнбоккун по ночам, минуя охрану? Или они специально пропускают юношу в покои, в которых и Мин-то бывал считанные разы? Охрана! Юнги громко рассмеялся, разрезая тишину противным скрипучим голосом. Вся охрана короля состоит из преданных ему хваранов, которые умрут за него, но не выдадут тайну, пусть даже такую грязную. Преданные псы своего хозяина.       Неконтролируемая злость завладела телом альфы. Все жилы и мышцы напряглись, а кулаки сжались, словно хотели сомкнуться на шее мнимого противника. От своей догадки Юнги повеселел и загрустил одновременно. Раскрытие порочной связи любимого короля с простолюдином произведет небывалый скандал в Кёнбоккун. Мин напрягся, чтобы вспомнить, когда еще в окрестных землях священная кость опускалась так низко, но в его голове не вспомнился ни один скандал. Этот станет первым и самым громким. Он отомстит Чимину его же оружием. Омега сам вложил ему кинжал в руки, которым Юнги нанесет ответный удар и избавится от короля, опозорившего Силлу.       Радуясь своей удаче, Мин присел на огромный камень, стоявший неподалеку. Голова наполнилась потоком разных мыслей, каждая из которых превышала предыдущую по своей значимости. Обвинить Чимина в неверности Чонгуку теперь стало проще всего, а чиновники и министры Силлы, преданные королю Чону, возненавидят омегу и сами избавятся от него. В мыслях Юнги все складывалось как нельзя лучше. Он довольно потер руки и заерзал на камне, поудобнее усаживая свою тощую задницу. В раздумьях над планом король Мин просидел под деревом почти до позднего вечера, пропустив обед и ужин, да и ночью ворочался в постели и никак не мог заснуть. В предвкушении скорой расправы у альфы даже живот заболел от сладостного волнения. Добиваться любви Чимина ему уже неинтересно, а вот унизить и растоптать омегу — новая цель на ближайшее время.

***

      Холода наступили так быстро, что доктор Джан не успел оглянуться. Его Величество изводил себя тренировками, отменно управлялся с мечом, но не уступал и в рукопашной схватке, вернув своему телу былую силу. Джан часто видел, как альфа дремал от утомления на заднем дворе и не мог даже зайти в дом. Чем чаще такое случалось, тем ближе было их расставание. Совсем недавно Чонгук водил за палец сына, делающего первые шаги, а теперь ребенок повис на его ноге, ухватившись за ханбок из грубого полотна, и ревел на всю деревню, предугадывая долгую разлуку с отцом.       — Надо было уходить ночью, пока Седжон спал, — с укором самому себе сказал Его Величество, пытаясь отцепить ручонки сына.       — Он с вечера не спал, — буркнул Джан. — Как знал. Дети предчувствуют разлуку с родителем, а Вы наследному принцу заменили папу. Не удивительно, что он так реагирует, — вздохнул лекарь и сел на огромный соломенный комод у двери.       Плечи старика невольно опустились, слегка согнулись вперед, а впалая грудная клетка подчеркнула лишний раз его худобу. Сейчас на него лег невидимый груз ответственности, камнем придавливающий к земле. Спина перестала быть крепкой, руки ослабли, а пальцы скрючились, словно от болезни. Будь его воля, он бы сам вцепился в Чонгука и не отпускал его. Сердце старика ощущалось не на месте, внутри все неспокойно и оковано страхом за короля, как за собственного сына. За время, что альфы прожили в Кангу, они стали друг другу настоящей опорой, а Седжону — семьей. Джан не переживет, если Чонгук отправится на небеса, оставив его с малышом на руках.       Его Величество, наконец, отцепил ребенка от подола ханбока и поднял сына на руки. Крепко прижимая альфочку к себе, он ходил с ним по полутемному помещению, что-то нашептывая и успокаивая. Скоро рассвет, ему пора уходить, но сомкнувшиеся на шее пальчики принца были самыми тяжелыми оковами, разорвать которые не хватало смелости. И лишь после того, как ребенок успокоился, Чонгук поцеловал сына в щеку, крепко обнял и передал лекарю. Втроем они вышли за ворота. Молча и без лишних слов. Каждый из них знал, что хочет ему сказать собеседник.       — Прощайте, — вымолвил напоследок Чонгук. — Мы обязательно увидимся.       Король выдавил улыбку, сжал в огромной ладони маленький кулачок сына и укрыл его от ветра капюшоном. Серым и холодным утром с хмурого неба срывался небольшой дождик, а тучи уже пропускали солнечные лучи не так, как летом. Чонгук накинул плащ, перекинул через плечо котомку с запасами на несколько дней и скрылся в молочном тумане, застелившем тропинку из Кангу.       Дорога до окраины самой отдаленной провинции Когурё заняла у Чонгука почти пять суток. За время своего путешествия государь не раз останавливался в маленьких селениях, наблюдая за жизнью местных жителей, но в разговоры не вступал. Питался собственными запасами, растягивая их на весь путь, дремал под тенистыми деревьями, слонялся по площадям, чтобы набраться слухов.       Чем ближе он подходил к границам Корё, тем все более удручающими и убогими выглядели окрестности. И без того узкие улочки завалены мусором и хламом, а покосившиеся ворота намекали, что дома остались без хозяев. Предположения альфы тут же развеялись, ибо по мере продвижения вглубь Кэгён он услышал человеческие голоса из таких же полуразваленных хибар. Тут кипела обычная крестьянская жизнь. Женщины работали по дому, стирали белье, варили еду, изредка покрикивая на детей. Издалека Гук услышал звук топора. Одни альфы рубили лес, другие же сидели на улице и гоготали в пьяном угаре, подгоняя усталых омег нести им еду и выпивку. Те, кто имели деньги, пьянствовали в кабаке. Альфа услышал многоголосый гул мужчин и унюхал доносившийся крепкий запах соджу.       Дойдя до конца самой длинной улицы, Чонгук вышел на окраину и прищурил глаза. В осенней грязной дымке виднелось ущелье Чонджу, укрывавшее наемников. В силу того, что они не разоряли земли Силлы, о пребывании разбойников здесь государь особо не беспокоился, но место их логова знал. К Чонджу вело несколько запутанных горных троп, по которым можно добраться только пешим, и один перевал через ущелье, где проходили лошади. Наемники окружили себя неприступными скалами, а их дозорные с вершин следили за приближением королевских войск.       После смерти старого короля Мина, который хоть изредка устраивал облавы на оголтелых головорезов, терроризирующих границы королевства, наемники в Чонджу совсем расслабились. Юнги эта проблема заботила в последнюю очередь, а наемники не наглели и близко к Намгён не подходили, дабы не порождать слухи и недовольства в дворцовой среде. Такой себе никем не установленный договор стал лучшим решением для обеих сторон, позволяя королю избегать ненужных стычек и потерь среди армии, а наемникам продолжать наживаться за счет приграничного местного населения.       Несмотря на затишье, дозорных в Чонджу не убрали. Его Величество заметил едва вьющийся дымок от костра, который тут же сливался с туманом в одно целое. Хитро! Из-за природных особенностей ущелья трудно догадаться, что там вообще находятся люди, а полноводная река Амноккан, протекавшая у подножия гор, и вовсе пугала местных своими шумными потоками, несущимися вниз. По этой причине ущелье обходили десятой дорогой даже самые смелые альфы, а омеги рассказывали своим детям страшилки на ночь об одноглазых злых существах с бородами и палкой вместо одной ноги.       Спустившись к центральной площади, которая разительно отличалась от такой же в Кангу, Чонгук зажал нос от неимоверной вони, стоявшей у таверны. Вся грязь и нечистоты сбрасывались неподалеку в огромную яму, за наполнением которой здесь не следили. Стойкий запах брожения, перемешанный с ароматом готовящейся на костре пищи закладывал нос и лишал дыхания.       Альфа поспешил уйти отсюда и резко развернулся, но нечаянно столкнувшись с замотанной в тряпье старухой. Ее худые костлявые руки сжимали палку, которой она погрозила королю, бормоча себе под нос проклятия. Сверкнув на Чонгука злобным взглядом, она улыбнулась беззубой сумасшедшей улыбкой и отправилась прочь. Так и застыв от неожиданности, альфа смотрел ей вслед. Седые грязные волосы старухи спутались, словно их не расчесывали годами, края одежды, которую и ханбоком сложно назвать, были оборваны и обтоптаны деревянными намуксин, что стерлись почти до дыр. Ее тощие руки и ноги, видневшиеся из-под подола, имели то ли от природы серо-зеленый цвет, то ли стали такими грязными от долгой дороги, которую старуха проделала по селению.       — Иди, иди отсюда! — услышал Чонгук громкий голос неподалеку. — И больше не смей попрошайничать у меня! Итак всех приличных людей распугала, паксуму!       Громкий хлопок двери поставил окончательную точку в речи хозяина таверны. Старуха остановилась, снова потрясла клюкой, а Чонгук подбежал к ней и протянул последнюю рисовую булку, что брал из дома. Сумасшедшими глазами она уставилась на зачерствевший хлеб и резко выдернула его из рук короля, будто боялась, что он передумает делиться сухарем. Схватив булочку, женщина заковыляла быстрее, оставив Чонгука в недоумении. Почему люди здесь живут хуже скотины? Как так получилось, что старуха осталась без крова? Есть ли у нее дети или она одинока и обивает пороги домов в поисках еды?       Шум вновь открывающихся дверей таверны прервал размышления Его Величества. В этот раз ему под ноги вывалился парнишка неопределенного возраста, скорее всего не старше двадцати, но по чумазому лицу разобрать сложно. Худоват, словно омега, но крупные кости и злость в глазах выдавали альфу. Его рваные тряпки тут же посерели от пыли, а рукой с разбитыми костяшками он вытер нос, громко шмыгнув. Парень оскалился на выскочившего вслед за ним толстого трактирщика.       — Вор! — завизжало свиноподобное существо. Маленькие глазки хозяина заведения едва виднелись в щеках, сальная кожа блестела даже в тусклом осеннем свете, а пухлые руки, упирающиеся в жирные бока, проваливались в рыхлом теле.       — Я ничего не брал! — с обидой выкрикнул парень, поднимаясь на ноги, но тут же получил от трактирщика пинок под тощий зад и снова упал на пыльную дорогу. В дырках изодранных штанин проступила кровь, ладони счесаны об камни и еще немного — парнишка бы повредил и свое лицо. — Я только предлагал услуги!       — Да что ты можешь, голытьба?! Проваливай, чтобы духу твоего не было, рвань!       — Вы со всеми посетителями так себя ведете? — Чонгук преградил трактирщику дорогу, спасая парня от очередного тумака.       — Со всеми? — непонимающе переспросил мужчина.       — Только что вы выгнали бедную женщину, а теперь и его, — Гук посмотрел на парня, сидящего в пыли и очищающего рану от грязи.       — Одна попрошайка, а второй — воришка! А вы кто такой, что указываете мне в моем трактире? — альфа выпятил грудь на Чонгука, но тот не сдвинулся ни на шаг, уставившись со всей злостью на хама.       — Странник, ищущий ночлег и сытный ужин, — Чонгук клацнул языком, а от запахов жареного мяса собралась слюна во рту. Альфа достал небольшой мешочек со слитками и покачал им перед носом жадного хозяина. Характерный звук металла сделал выражение лица кричуна мягче, а глаза добрее.       — Заходите, господин. У меня есть, что вам предложить.       Он сделал пригласительный жест рукой, а Чонгук кивнул:       — Этот парень идет со мной, — твердо сказал альфа, усмиряя вспыхнувшее в глазах недовольство. — Ты принесешь нам побольше мяса, риса и соджу на меду. И теплый хлеб, но только с печи. Две порции.       — Все есть, господин, — подобострастно выдавил из себя трактирщик, пропуская вперед Чонгука и ковыляющего за ним изгнанника.       Гук зашел в таверну, наполненную людьми и огляделся. Запах дыма от чанов заполнил помещение, въедался в глаза, заставляя их слезиться. Аромат еды внутри таверны перебивал уличный смрад, и Гук понял, почему именно здесь собрались зажиточные альфы Кэгёна: между столиками лавировали омеги, поднося гостям блюда и разрешая едва не лапать себя во всех местах. Противное зрелище не удивило альфу, но было отвратительным. За годы жизни с Чимином он совершенно отвык от чужих тел, да и не было в Силле такого. Омег при дворе любили, кисэн трахали, но до животного уровня не опускались, обеспечивая каждой из них все необходимое.       В Кэгён все на разряд проще и соответственно рангу окраинного селения. Омеги, девушки и юноши, одевались гораздо скромнее, но отнюдь не сдержаннее, оголяя плечи даже в холодный месяц росы, дабы привлечь своим телом богатого альфу. Их лица лишь слегка тронуты краской, чтобы скрыть под слоем белил следы бессонных ночей, а тела измучены и измождены, словно их не кормили целыми днями, а давали лишь хлеб и воду, дабы те не сдохли, как скот.       Чонгук недовольно поджал губы и нашел свободный столик в углу, в самой темноте. На факелах здесь тоже экономили, освещая лишь центр, где сидели самые богатые альфы. Они играли в падук, что-то громко обсуждали, подкрепляя крепкими словечками, и отвешивали сочные шлепки по омежьим задницам. Чонгук снял плащ и присел у стены, отложив одежду в угол. Паренек с испуганными глазами не решался присоединиться и мялся, стоя напротив.       — Садись, — скомандовал альфа парню, и тот мигом шлепнулся на лавку, стыдливо прикрывая содранные колени. — Меня зовут Чонсон.       Парень с интересом рассматривал господина, который заступился за него. Высокий, широкоплечий, с черными, как смоль, волосами и такой же черной повязкой на лбу. Загорелый цвет кожи говорил о том, что господин не придворный и не аристократ. Его губы обветрились, на лице проступила щетина нескольких дней, а до груди спускалась ухоженная, аккуратно подстриженная борода. Будто и чиновник, а будто и нет. Молодой альфа исподтишка смотрел на руки сидящего напротив: крупные ладони, огрубевшая кожа местами с трещинами. На одной руке давний шрам полукругом от чьих-то зубов. Загадка, да и только!       — Так что, воруешь, значит? — раздался грубый голос собеседника, и парень от неожиданности вздрогнул, чуть не свалившись с лавки.       — Никак нет, господин Чонсон, — начал заикаться бедняга, плохо выговаривая слова.       — И чем же ты снискал такую славу? — недоверчиво спросил Чонгук, уставившись исподлобья на юношу и изучая того.       — Здесь многие воруют, — сказал в оправдание парнишка и затараторил. — А я хотел лишь заработать денег!       В его голосе скрывалась безнадежность, что жалобно показалась наружу вместе с обидой. Гук решил не делать преждевременных выводов и продолжил изучать парня.       — И что же ты умеешь? — усмехнулся король.       — А все умею! По дереву могу работать, по металлу! Могу дрова рубить или воду носить. Раньше дороги мостил, да теперь это никому не нужно, — с досадой махнул парень рукой. Прибежавшая омега, едва достигшая совершеннолетия, принесла хлеб и призывно вильнула задом перед Чонгуком, соблазняя гостя.       — Почему же не надо? — удивился король.       — А вы посмотрите, господин, на Кэгён. Раньше это было одно из самых богатых селений, но сейчас тут никому ничего не интересно. Только пьют да животы набивают, — парень не мог оторваться от свежего хлеба, и Чонгук отвел его руку с булочкой ото рта.       — Не спеши. Живот заболит от горячего теста. Дай ему остыть.       — Я не ел трое суток, господин Чонсон, — жалобно протянул тот. — Сжальтесь надо мной, кушать очень хочется.       Чонгук вспомнил себя, когда голодал и питался лишь человечиной на равнине Нактоган. Пусть уж лучше парень поест нормальной еды, если так голоден.       — Как тебя зовут?       — Ханбин, господин, — пробубнил тот, запихивая хлеб и запивая его соджу.       — Сколько тебе лет, Ханбин? — Чонгук прищурился, наблюдая за эмоциями парня. Соврет или нет? Можно ему доверять? Он мог стать отличным осведомителем, да видно с головой у парня не все в порядке. Руки тряслись, глаз дергался, и Чонгук даже не заметил, как сжимались его челюсти, словно от нервного тика.       — Семнадцать, господин, — послушно ответил парень.       Чонгук бы столько не дал. Слишком груба его кожа и измождено лицо, отпечатав на лбу, на щеках и на шее грубые рубцы, как от ранений. Он будто воин, что прошел не одну битву. Чонгук таких знает, у них особая тоска в глазах, они за жизнь держатся всеми силами, вгрызаясь в нее зубами. А этот парень или наивен, или глуп. Чон еще не определил, но получает тумаки несчастный явно не впервые.       — Семья-то у тебя есть?       — Нет, господин, — покачал головой парень, а во взгляде отпечатался еще десяток накинутых сверху лет. — Я с дедом живу.       — Ну дед — это тоже семья, — Чонгук попытался ободрить пацаненка, да не вышло.       — Не родной он мне. В тот год сборщики подати приходили с военными из дворца. Сказали, что нужно сдать вдвое больше налогов. У кого были запасы — те отдали все до копейки. Но мой папа болел, и у отца не было практически ничего — все пошло местному лекарю. Год был голодный, неурожайный. Отец уплатил сколько мог, но военные сказали, что он ворует у самого короля Мина, если не платит налог полностью.       — И дальше что? — осторожно спросил Гук.       — Они ворвались в дом, перевернули все сундуки и ничего не нашли, — парень продолжал жадно есть, впопыхах делясь воспоминаниями. — Мне тогда десять было. Отец сказал спрятаться во дворе, но меня нашли и приволокли на площадь. Их убили. Засекли до смерти, а меня избили и выбросили. Сказали, что сдохну, и псы съедят.       — А ты что же?       — Меня старик с окраины забрал. Он слепой. Нашел меня, когда все разошлись, упал на площади, подполз ко мне и спросил, могу ли я идти. Мне тогда совсем плохо было, но мы доковыляли до его дома. Я вел его, а он меня.       — Эти метки с того дня остались? — Чонгук потянулся рукой к его шее, провел пальцами по буграм, спускавшимся по телу. Шрамы на лице едва виднелись при свете тусклых огней таверны, а вот грязная порванная рубаха открывала ужасные рубцы, что шли от уха и терялись на груди, ускользая под рваный ханбок.       — Сразу видно, что вы не местный, господин, — снисходительно сказал Ханбин. — Меня здесь все знают, поэтому не спрашивают. Да уже и не смеются.       Очевидно, что парень говорил о своем дефекте. Очевидно, что с рождения он таким не был. Очевидно, что жить в королевстве Мин не только не просто, но и опасно. Чонгук вздохнул и принялся за еду, исподлобья наблюдая за собеседником. Тот выпил соджу в третий раз, и Чонгук отставил деревянный стакан на край стола.       — Где я могу найти ночлег? — спросил альфа. Ночевать у хозяина таверны было противно, а тем более — платить ему деньги. — Здесь есть приличные постоялые дворы?       — Нет, господин, — покачал головой парень. — Везде вас оберут до нитки. Вы, поди, богатый?       — С чего ты взял? — удивился Чонгук.       — Ханбок на вас добротный. Ткань хорошая. Мой отец был торговцем, пока не обнищал. Я знаю толк в этом, — Ханбин неловко провел рукой по краю рукава королевского ханбока и довольно улыбнулся. — Хорошее качество. У нас сейчас такое не делают.       — Почему?       — Везде разруха… После смерти старого короля Мина наши земли опустошают то одни, то другие, — слегка захмелевший альфа махнул рукой.       — Наемники? — подсказал Чон.       — Они самые. За последние пять лет сил от них нету.       — А королевские войска что же? — удивился Чонгук.       — Ничего не делают, — оборвал его Ханбин. — Только налогов больше собирают, появляясь здесь раз в год. Им нет до нас дела.       Ханбин доел и вытер жирные руки об ханбок. Чонгук сдержанно улыбнулся, но ничего не сказал.       — Вы можете переночевать у меня, — неловко предложил парень, будто стыдясь своих слов. — Места немного, но крыша над головой есть. Если вы конечно не боитесь, что я…       Парень замолчал, не произнося позорных слов.       — Не боюсь, — Чонгук встал, оставил на столе серебряный слиток и поправил пояс. Под ханбоком спрятан меч, который альфа прикрыл рукой, чтобы не торчала рукоять. — Веди меня к себе, Ханбин.       Выйдя на улицу, Чонгук удивился, что потемнело так быстро. Время в разговоре пролетело совсем незаметно, и король отправился вслед за альфой, который ковылял вверх по горе. Вокруг — хоть глаз выколи. Спасало только то, что Его Величество инстинктивно ощущал протоптанную дорогу, зато парень едва не стукнулся пару раз, но был пойман сильной рукой государя. Кривоватые лачуги на окраине сменялись одна другой, некоторые из них оказались совершенно заброшенными.       — Вы воин, господин? — окликнул его альфа.       — Почему ты так думаешь? — хмыкнул Чон.       — Даже не знаю, — пожал парень плечами. — Приличные люди в наших краях давно не появляются, торговцев здесь или убьют, или ограбят, заниматься земледелием здесь нельзя из-за непригодной земли, а ремесленники знают друг друга наперечет. Очевидно, что вы воин. Это единственное, что могло привести вас в Кэгён.       Объяснение Чонгука вполне устроило. Он действительно не походил ни на торговца, ни на земледела. Пусть будет воин.       — А что же военные люди здесь ищут? — спросил король, неустанно шагая за парнем.       Селение было безлюдным, но когда-то здесь жило несколько тысяч подданных Корё, и только сейчас большая часть пустых окон пугала их черными глазами, выглядывавшими из израненных, развалившихся стен. Да, Юнги добился многого, хмыкнул король. Это же надо настолько не любить свою землю, чтобы превратить ранее процветавший Кэгён в пристанище нищебродов.       — Военные только налоги, — отмахнулся зло Ханбин. — Но многие направляются в Чонджу.       Проводник даже понизил голос, когда заговорил про Чонджу, словно это было нечто запретное или тайное, доверенное по огромному секрету только ему.       — А что примечательного в Чонджу? — Чонгук прикинулся совсем несведущим и чуть не впилился в спину внезапно остановившегося Ханбина.       — А вы не знаете разве? — парень сделал огромные глаза. — Я же говорил вам про разбойников. Именно в ущелье они и находятся.       — Ну пойдем. Чего стал-то? — глаза Чонгука сверкнули в темноте, оглядывая парня.       — Вы совсем не боитесь их, господин?       — Они мне и нужны, Ханбин. Расскажешь, что ты знаешь…       — Не здесь, — дернулся парень и заспешил к дому.       Отдаленная полуразваленная хибара стояла предпоследней, внутри тускло горел фонарь, будучи единственным источником света вокруг.       — Для деда оставляю, — пояснил парень. — Он хоть и слепой, но все время просит — зажги да зажги факел.       Чонгук придержал рукой покосившийся там и прошел за Ханбином в дом, поздоровался с дедом, который был не только слеп, но и порядком глух, и проследовал дальше, куда скомандовал ему парень.       — Эта комната свободна, господин Чонсон.       Стряхнув пыль с кровати, Чонгук осторожно присел. Старое дерево прогнулось под его весом и жалобно скрипнуло. Выдержит, подумал Чон, попробовав руками опоры. В углу стоял такой же запыленный комод, чанходжи на ставнях прохудилась, пропуская ночной ветер и прохладу. За окном стрекотали цикады, где-то далеко выла собака. Из соседней комнаты донеслось кряхтенье, и Ханбин вышел к старику.       — Спасибо, — крикнул вдогонку Чонгук, а парень что-то буркнул и махнул рукой.       Ответный шепот было не разобрать. Одним глотком король опрокинул в себя припасенный из дома бутыль с рисовым вином и увалился на постель. Обустроившись и подложив под голову мешок, альфа тут же заснул, утомленный с дороги и пригретый теплом от кухни, где хозяин начал разжигать огонь. Он хотел угостить своего спасителя чаем, но тот уже провалился в глубокий сон, и Ханбин не решился его потревожить.       Чонгук проснулся еще до рассвета. Кровать под уставшим телом звала полежать и отдохнуть еще, но сон не шел. В соседней комнате горел свет и доносились всхлипы. Заподозрив неладное, король осторожно, на цыпочках подошел к двери и выглянул в проем. В полутьме виднелась сгорбленная фигура Ханбина, а в кровати лежал старик, что испустил дух этой ночью. Гук расслабил плечи и подошел ближе. Он положил руку на плечо парня, сжав тощую кость.       — Крепись, — прохрипел Чон.       — Да, — тот совсем по-детски хлюпнул мокрым носом и смачно вытерся рукавом. — Он заменил мне семью.       — Так бывает, Ханбин. Люди умирают в молодости от ран, а в старости от болезней. Я уверен, что старик прожил достойную жизнь. Теперь тебе нужно позаботиться о похоронах.       — Я не знаю, как… — промямлил парень.       — Я помогу, — Чонгук склонился над умершим, осматривая тело: худое, костлявое и немощное. — Я похоронил много людей за свою жизнь.       Обряд погребения провели тем же вечером. Чонгук связал найденный за двором хворост в прочный плот, на который они погрузили тело, завернутое в белые простыни. Попрощаться никто из селения не пришел. О старом отшельнике и вовсе забыли. По реке Амноккан, протекавшей неподалеку, альфы спустили подожженное тело и присели на пригорок, провожая взглядом огни костра.       — Что ты теперь будешь делать? — поинтересовался Гук, поглядывая на разбитого парня.       Заплаканные глаза и лицо, посеревшее от горя, придавали ему еще более неопрятный вид. Точно мертвец, впору рядом с дедом класть. Уставившись стеклянным взглядом на кромку горизонта, он тихо пробормотал:       — Не думал.       — Здесь останешься? — Чон сорвал травинку и пожевал в зубах.       — Тут мне жизни нет, — вздохнул парень. — Подамся в другое селение, где меня никто не знает. В Кэгён выжить совсем трудно.       — Пойдем со мной. Найду тебе дело, — хмыкнул король.       — Я ничего про вас не знаю, — Ханбин с недоверием поглядел на короля и даже отодвинулся, едва не свалившись вниз с пригорка.       — Я так страшно выгляжу? — усмехнулся Чонгук и сплюнул горечь от травы на землю.       — Нет, но вы странный.       — Странный? — удивленно поднял Чон бровь.       — Я думаю, что вы воин, а вдруг вы разбойник?       — Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Отчасти ты прав — я воин, но не разбойник. Я не живу по законам тех, кто грабит людей и убивает невинных, но мне необходимо попасть в Чонджу.       — Зачем, господин Чонсон? Вы даже не знаете ничего о Чонджу! Это страшные люди!       — Ханбин, разбойники везде одинаковые, независимо от того, в Чонджу они живут или нет. У них нет правил чести и принципов, они готовы убивать ради наживы, крушить и колоть только потому, что получили кровожадный приказ. Именно такие люди мне нужны, Ханбин.       — Но я не такой, господин, — испуганно сказал парень и побледнел, а заодно и отодвинулся еще дальше. — Чем я могу быть полезен?       — Пойдешь со мной в Чонджу? — Чонгук резко обернулся, глядя на парня.       — Боязно, — откровенно признался парень.       — А здесь оставаться не боязно? В другом селении у тебя есть родственники или знакомые, которые приютят тебя или накормят куском хлеба? Или будешь терпеть побои и когда-нибудь сдохнешь в канаве, как собака? Ты такой жизни хочешь?       Чонгук говорил очевидные вещи, в которых Ханбин боялся признаться. Смерть старика потрясла его до глубины души, а от шока он еще не полностью отошел. Река с удаляющимися огнями намекала, что от парня уплывает прошлая жизнь, наполненная болью, ненавистью и бедностью. Что его ждет впереди? Чего он сможет достичь сам? Последний близкий человек оставил его на этой земле одного, ему некуда податься, кроме как снова просить милостыню в деревне, а потом умереть, как и предвещал новый знакомый.       — Нет, господин Чонсон, — решительно сказал парень и качнул головой. — Я пойду с вами.       — Значит, должен мне помочь, — начал напирать Чонгук. — Ты знаешь кого-нибудь из Чонджу?       — Нет, но… — замялся Ханбин. — Они иногда заходят к тому трактирщику, у которого мы с вами встретились.       — Грабят?       — Не то что бы. Он сам отдает им деньги за то, что его не трогают, не разоряют. Когда люди из Чонджу совершают набеги, они громят рынки, торговые места, могут схватить и забрать омегу для утех или разбить весь товар горшечнику Гвану, но никогда не трогают трактирщика.       — Значит, платит… — Гук снова начал грызть травинку раздумывая над тем, как увидеться с главой. — Ты знаешь, когда они приходят?       — Всегда по-разному, — с дрожью в голосе поведал Ханбин, будто боялся, что его услышат. — Если наемники уходят далеко, то их можно месяцами не видеть. Один только Будда знает, где они промышляют. Тогда Кэгён живет припеваючи, тут все тихо и спокойно. Даже мне милостыню охотнее подают, да работенку по хозяйству подкидывают. Кому дров нарубить, кому мешки перетащить. А когда наемники в Чонджу без дела сидят, то частенько сюда приезжают. Иногда грабят, а иногда пьют так, что вся деревня по домам сидит. Омеги во двор нос не суют, да и альф на улицах не встретишь. Будто вымирает Кэгён.       — А ты откуда знаешь? Самый смелый выискался? — подшутил над ним король и толкнул в плечо.       — Нет, — засмущался парень. — Наемники, когда пьяные, любят монетами кидаться. Я за трактир прячусь и сижу там, пока они не выйдут. Они сыпят на дорогу золотыми монетами, орут, подраться могут. А я подбираю, пока разбойники не видят. Так мы со стариком и жили.       Чонгук задумался. Ханбин и вовсе замер, боясь дышать. Только поглядывал на альфу и пытался тщетно угадать его мысли.       — Мне нужно знать, когда они появятся в селении. Как выглядит глава Чонджу?       — Обычный, — пожал плечами парень. — Только черный как туча. Большой, с плечами такими широкими, как у вас, господин Чонсон.       — Ну это уже что-то. Как мне его узнать?       — Он носит перчатки для птичьей охоты. Ходят слухи, что он знатный сокольник.       — Отлично. Ты дашь мне знать, когда они появятся здесь, а пока займемся тобой, Ханбин.       — А-а-а ч-чего мной з-заниматься? — испугался парень. Глазища его стали большими, на чумазом лице белки глаз сверкали в лунном свете, будто нарисованные на маске.       — Купаться пойдешь, вот чего! — рассмеялся альфа, пытаясь растормошить совсем загрустившего парня. — Чумазый, как бродяга. Будто и дома у тебя нет.       — Купаться? — взвизгнул тот и резко подпрыгнул. — В реке? Месяц росы, господин Чонсон? Пощадите!       — Снимай одежду и лезь в воду! Иначе я тебя столкну в реку и домой вернешься в мокром, — приказал Чонгук, наступая на Ханбина. Тот попятился назад, постоянно оглядываясь на край. До обрыва оставались считанные метры, поэтому выбора у бедняги не было.       — Снимаю, — пропищал жалостно парень, не желая мокнуть.       Чонгук, глядя на раздевающегося парня, сделал то же самое. Снял плащ, аккуратно отцепил меч, расстегнул пояс и развязал ханбок. Добротная шерсть неслышно упала на траву, где уже мялся босиком Ханбин.       — Ныряй!       — Холодно, господин, — взмолился он. — Заболею я.       — Ныряй, кому говорю!       Альфа подошел к краю и с громким визгом прыгнул в воду. Оглядевшись, что они на обрыве одни, Чонгук тоже погрузился в холодные потоки, ныряя все глубже под воду и мощными гребками рук выталкиваясь на поверхность.       — Ханбин! — Чон откинул мокрые волосы и огляделся по сторонам. Парень стоял у края реки по шее в воде и трясся от холода. Чонгук мог слышать, как стучат его зубы, отбивая барабанную дробь. — Я подумал, что ты утонул, — хмыкнул король, вытирая воду с лица, бороды и разбрызгивая ее вокруг длинными прядями черных волос. — Помойся и выходи, а то правда сляжешь.       Ханбин от полученного разрешения расцвел, наскоро потер себя по плечам под насмешливые крики альфы и выбрался на берег, скуля от холода. Гук нырнул в воду и поплавал еще, после чего присоединился к парню на берегу. Пока король одевался, парень с интересом пялился на его тело, покрытое шрамами.       — Я был прав, что вы воин — столько рубцов на вашем теле явно нанесли противники, — выпалил парень и аккуратно ткнул Чонгука в бок, где остался след от стрелы. Король уже не помнил, когда получил это ранение, но углубление под ребрами осталось навсегда. — Больно было? — прошептал парень.       — Ничуть, — помотал головой Чонгук. — Самые болезненные раны от предательства. Они остаются не на теле, а на сердце. А это пустяки, Ханбин, — показал король пальцем на шрам. — Они заживают, а вот те, что внутри, болят еще долго.       — Вас предавали?       — Было дело, — коротко ответил альфа, не желая больше распространяться, но парень пристал к нему, как сливовый лепесток к мраморному полу.       — Омега? — Ханбин даже уши навострил от любопытства и рот открыл в ожидании того, что новый знакомый поведает ему немного больше, чем он уже знает о нем.       — Нет, — с теплотой в голосе ответил мужчина. — Мой омега мне верен, но другие люди предавали. И это больно, — вздохнул Гук, а внутри что-то затрепетало от воспоминаний о брате.       — А где он, ваш омега? — снова пристал бедняга.       — Далеко. Но когда-нибудь мы обязательно встретимся, — Гук завязал пояс на ханбоке и перекинул плащ через руку. — Скоро рассвет. Смотри, уже зарево за горизонтом. Пойдем в дом.       Небо поразительно быстро меняло свой цвет. За горизонтом загорались розовые всполохи, а облака покрывались молочно-серой дымкой и медленно качались над рекой. Чонгук ступал по траве, что достигала ему пояса, и выбрался с берега. Река шумела, оставляя шепот волн за спиной, а еще он четко различал шаги Ханбина, пытающегося приноровиться к торопливой поступи альфы. Они вернулись домой с первыми лучами солнца, настойчиво пробиравшегося сквозь пыльную потрепанную чанходжи. Чонгук отворил ккотсальмун и впустил свежий ветер, ознаменовавший для них начало новой жизни. Пока Ханбин грелся у печи, Чонгук заточил меч, сверкая стальным лезвием. Парень то и дело косился на оружие, нервно дергая глазом, но ничего не сказал.       К обеду Чонгук развел во дворе костер и принес с рынка дичь. Вода в огромном чане уже закипела, и пока Ханбин убирался в доме, иногда всхлипывая в тоске по деду, Его Величество сварил сытный обед. Такой они готовили в походах, когда отправлялись с войском больше, чем на пару рассветов. Наваристый суп, рисовая каша из найденных в кухне припасов крупы с добавленным мясом и свежие овощи привели Ханбина в полный восторг. Он не ел такого много лет, перебиваясь пустой баландой на воде и хлебом, который ему давали прохожие как милостыню. Лишь изредка, если удавалось подработать, в их с дедом доме появлялись другие продукты, но парень уже давно не помнил их вкуса.       — Ешь, тебе поправиться надо. Костями гремишь, — настойчиво сказал Гук, когда парень опасливо потянулся за индюшиным крылышком. — На первых порах будешь мне помогать, а там посмотрим.       — Да, господин Чонсон, — жуя ответил парень.       — И одежду тебе нужно купить, — цокнул Чонгук, оглядывая прохудившийся старый ханбок, видимо, с чужого плеча.       Локти протерлись, ленты на поясе несколько раз перешивались, а нитки от грубых неумелых стежков торчали наружу, создавая неопрятный вид. В довершение всего на коленях Чон заметил лоснящиеся пятна, словно об это место постоянно вытирали руки. Свое слово альфа сдержал, и уже на следующее утро Ханбин не мог поверить в то, что принес с рынка его новый знакомый: добротные кожаные сапоги, брюки из плотной коричневой ткани и две бежевые рубахи из грубого, но плотно плетеного полотна. Такие прослужат долго! В довершение нового образа Ханбин получил плащ с широким кожаным поясом и креплениями для оружия.       — А это зачем? — ткнул он в пояс.       — Кинжал носить, — бросил Чонгук, бегло осматривая парня. — Иди сюда, тебя надо подстричь.       — Я не умею драться, — опешил парень, послушно садясь перед окном. Пока король колдовал над его волосами, Ханбин побледнел и стал сильнее дергать глазом от волнения.       — Я научу, — улыбнулся альфа. — Со мной нельзя быть в безопасности, поэтому придется тебе постоять за себя, если понадобится.       Ханбин понял, что возражений таинственный господин не примет, поэтому он смирно досидел, пока его приведут в человеческий вид, а потом поплелся с Чонгуком на задний двор обучаться оружию. Научиться держать клинок было полбеды, но наносить удары противнику — настоящая проблема. С горем пополам позанимавшись до вечера, альфы уснули. Жизнь в хижине на окраине превратилась в бесконечную череду уроков и жесткую военную выправку, от которой парень падал на землю в изнеможении, пока Чонгук стоял над ним и посмеивался, легко перебрасывая меч из одной руки в другую.       Долгожданная встреча с главой Чонджу случилась на пятый рассвет углового месяца. Морозный, недружелюбный и такой колючий, что руки сводило от холода. Чонгук сжимал леденящий руку металл и отрабатывал удары на заднем дворе, пока Ханбин отправился в деревню за продуктами. За шестьдесят рассветов он изменился до неузнаваемости, а в деревне люди начали судачить да пускать всякие слухи о новом постояльце на краю улицы. Вот и сегодня, гордо проходя мимо рынка и здороваясь с соседями, парень заметил, как торговцы спешно начали складывать свои товары и убираться восвояси. Улицы вмиг опустели, люди закрылись в домах. Ханбин сразу понял, что в селении разбойники. Они вселяли звериный ужас и страх. Это не просто воины, исполнявшие приказ государя. Это безжалостные убийцы, что заставят молить о смерти и ждать ее, как милости небес.       — Чего стоишь? — на углу рыночной улицы его толкнул продавец рыбой, чуть не приземлив на камни. — Наемники снова в Кэгён. Мог бы и спрятаться. Ты же вроде больше не просишь милостыню? — с подозрением глядя на парня произнес господин Сунь, китаец по происхождению.       — Наемники, — повторил парень, даже не ожидая такой удачи. — Они у трактирщика?       — Как всегда, — отмахнулся торговец, спешно покидая рыночные ряды. Никому не хотелось попасть под горячую руку разбойников.       — Отлично, — пробормотал Ханбин и бросился к дому.       Он не заметил, как преодолел узкие улочки, спотыкаясь об обледенелую дорогу. Соседские дома мелькали перед его глазами, в некоторых уже погасили огни и закрыли плотно ккотсальмун, погрузив жилища в мертвую тишину. Ханбин считал последние шаги до дома и буквально ворвался в пустую хижину, лихорадочно оглядывая помещение и ища глазами Чонсона.       — Господин! — парень прибежал во двор и едва мог отдышаться, чтобы произнести — Они здесь.       Гук переложил меч в другую руку и поднял с земли плащ. От тренировок даже в стужу становилось жарко. Он тщательно отряхнул его, молча надел и завязал пояс. Наблюдая за спокойными и размеренными действиями господина, Ханбин начал нервничать. Его выдавала жилка на щеке, что дергалась и нервно пульсировала, когда парня охватывали паника и страх.       — Пойдем? — просто и обыденно сказал альфа, будто они отправляются на прогулку по селению. — Оружие при тебе?       — Кинжал под плащом, — заикаясь, ответил парень.       — Возьми нож, засунь в сапог. В рукопашном бою помогает, если противник сильнее, но по ошибке позволил тебе освободить руки.       — Надеюсь, мне не пригодится.       — Как знать. Рискуешь быть порубленным мечом.       Чонгук пожал плечами и вышел со двора. Ханбин заботливо прикрыл там и помолился Будде, чтобы они вернулись живыми и невредимыми.       Трактир гудел, и даже не заходя внутрь можно биться об заклад, что там происходит нечто из ряда вон выходящее. Громкие крики, бой посуды, полупьяные альфы, рассевшиеся на улице напротив входа — все знаменовало крайнюю степень распущенности происходящего. Один из альф вытащил на мороз полураздетую омегу, бросив несчастную тем двум, что сидели на поваленном дереве. Очевидно, что она отказалась удовлетворять его похоть, из-за чего в воспитательных целях босиком и в нижней одежде была отправлена на холод. Альфа усадил испуганную девушку к себе на колени, а второй начал бессовестно лапать ее грудь, забираясь грязными ручищами под тонкую ткань, порванную местами несостоявшимся насильником. Громила довольно хмыкнул, что нашел на несчастную управу, и вернулся в трактир искать омегу посговорчивее.       Чонгук, окинув взглядом мужчин, вздохнул. Он надеялся увидеть настоящих воинов, пусть и занимающихся грабежом, но вместо этого ему предстала удручающая картина: мужчины имели не особо хорошую одежду, выглядели немногим лучше того, каким был Ханбин в их первую встречу. Разбойники хотя и не относились к элитным воинам, но и с таким отребьем Его Величество не ожидал встретиться.       — Это был глава? — кивнул он на мужчину, который выгнал омегу.       — Нет, господин Чонсон, это не он. Глава сильно не выпивает. Да и омега у него постоянный. В основном он приводит сюда своих ребят ради развлечения, но себе вольностей не позволяет. По настроению может ограбить Кэгён, да видно сегодня не тот день, — прошептал Ханбин, с опаской оглядываясь. Село погрузилось во тьму и лишь факелы у трактира да свет внутри немного освещали улицу.       — А эти что же? Из Чонджу? — удивился Чонгук, рассматривая мужчин.       — Ага. Тот что справа сидит — самый злой, а вот тот господин иногда мне хлеб отдавал. Правда мог побить для забавы, но еду не забирал.       Чонгук ничего не сказал, только цокнул языком и покачал головой. Если ситуация в Чонджу такая, которую он наблюдает, то склонить разбойников на свою сторону станет еще проще. Гук прошел мимо мужчин, что удивленно вытянули шеи в его сторону.       — Куда пошел? — крикнул в спину ему наемник. — Сегодня мы здесь ужинаем, или не знаешь?       Очевидно, что эти альфы привыкли чувствовать себя господами в селении. Глава Чонджу поступает хитро, используя их в качестве наемных убийц и удовлетворяя лишь малые потребности. Они замкнулись в своем мире, где спиртное, как и кровь, льются рекой, а дни проходят однообразно, сменяясь рассветами в походах или вечерами с омегами под боком. Чон ничего не сказал, только обернулся и посмотрел на мужчин. Они поленились даже встать, считая, что их оскорбительного окрика хватит для того, чтобы остановить идущего.       Гук открыл дверь трактира и замер, пока его глаза привыкали к тому, что происходило внутри. Ханбин тяжело сглотнул, и Чонгук услышал движение его кадыка с задушенным нервным вскриком. Сквозь пелену дыма на них уставились десятки глаз тех, кто пришел скоротать здесь вечер. Когда туман рассеялся, он смог рассмотреть за столами мужчин, коими трактир наполнился до отказа. Здесь гуляла и веселилась верхушка Чонджу. Для простых разбойников такое увеселение не было доступно. Все мужчины старше Чонгука, они сидели за обильно заставленными едой и питьем столами и пялились на него. На коленях некоторых расположились омеги, а в дальнем углу один альфа не сдержался и насаживал на член бедного парня, что вцепился пальцами в стол, слишком явно подпрыгивая и пытаясь не закричать.       Сделав первый шаг внутрь, Чонгук нечаянно пнул часть от разбитого горшка. Он посмотрел себе под ноги и обнаружил, что добротные кожаные сапоги с толстой подошвой, подбитые заклепками, утопали в кроваво-синей луже вина. Видимо, здесь веселились без удержу. Гук откинул носком черепок и проследовал дальше. Ханбин семенил следом, шепча молитву, и с каждым шагом становился все бледнее.       — Это мое место, — спокойно сказал Чонгук, сразу поняв, кто здесь главный.       Единственный трезвый альфа сидел с другими наемниками и смачно грыз баранью ногу, только что принесенную с вертела. С нее капал жидкий жир, пачкая толстые пальцы разбойника, и шел пар. Мужчина отложил мясо на досочку и уставился на Чонгука.       — Ты кто такой? — прищурился тот, не удосужившись встать, чтобы вести разговор на равных.       — Такой же человек, как и ты, — парировал Гук. — И мы с моим спутником тоже хотим поужинать. Вы устроили настоящий бардак в единственном приличном заведении Кэгёна, сделав его непригодным для отдыха.       Чонгук, конечно, с «приличным заведением» погорячился, но и выглядел трактир до прихода этих погромщиков намного лучше, чем сейчас. От стоящего повсюду смрада, заплеванного пола с перевернутыми табуретками и грязных столов едва не выворачивало содержимое желудка. Дополняли картину немытые потные альфы, что со звериными оскалами смотрели на них с Ханбином, словно на добычу. Убийцы они и есть убийцы.       — Ты разве не знаешь, что сегодня здесь все принадлежит Чонджу? — глава откинулся на спинку деревянного стула с видом глубоко уставшего человека и на мгновение опустил морщинистые веки, высказывая свое нежелание видеть незваного гостя, нарушившего его вечернее спокойствие.       — А в Чонджу не люди? Или они превратились в животных? Судя по тому, что вы здесь устроили, вам нравится жить, как свиньи? — сказал Чонгук, провоцируя главу на конфликт.       Позади него заскрипело дерево по дереву. Кто-то из разбойников отодвинул табуретку, спеша выслужиться перед главным и прийти на помощь. Ханбин дернулся, налетев тощей грудью на спину Чонгука, но тот стоял, как скала.       — Я еще раз спрашиваю: кто ты такой, что смеешь грубить мне? — прохрипел глава и остановил жестом руки слишком резвого подчиненного. — Хотя можешь не отвечать. Мне не особо интересно имя того, кто здесь сдохнет, как собака, и будет похоронен в выгребной яме. Ты знаешь, почему оттуда стоит такая вонь? — мужчина привстал и уперся руками в стол. Испуганные омеги птичками улетели с колен разбойников, а те обступили Чонгука с Ханбином, разглядывая вошедших. — Потому что там лежат такие, как ты — глупые и дерзкие.       Чонгук ничего не сказал, только рассмеялся ему в лицо. На скулах мужчины заходили желваки, а во рту собралась слюна. Гость в трактире его раздражал, не давал его ребятам веселиться и помешал доесть вкуснейшую баранью ножку. Достаточно провинностей, чтобы отправиться на небеса. Он убивал и за меньшее, но этот наглец вычерпал его терпение до капли.       — Меня зовут Чонсон, — спокойно ответил король, побеждая противника в борьбе взглядов. — А теперь я хочу узнать имя главы Чонджу, которого я сменю сегодня.       — Ты забываешься, щенок! — альфа стукнул кулаком по столу да так, что кружки с рисовым вином подскочили, расплескав до краев налитую жидкость.       — Я — нет, — улыбнулся Чонгук чувствуя, как вокруг сгущается воздух. Жаркое спиртовое дыхание пьяных альф накалило обстановку, а в спину королю бешено колотилось сердце Ханбина. — Или ты не следуешь законам наёмников? Тот, кто убивает действующего главу, становится следующим.       — Блефуешь! — процедил мужчина. Его разума хватило понять, что Чонгук оказался здесь не случайно, но бахвальство превысило элементарное чувство самосохранения, и он лишь продолжал усугублять конфликт. — Меня, Вун Чхона, никому не победить.       — Ты глубоко ошибаешься, если веришь в это, — Гук растянул губы в улыбке, которая пряталась за густой бородой, чем еще больше раздразнил наемника. Тот взъерошил волосы, зачесав их назад сальной пятерней, и вышел из-за стола.       — Я не позволю говорить со мной таким тоном! — рявкнул мужчина.       Чонгук стоял напротив, цепляясь взглядом за каждую мелочь. Одна его рука лежала на пояснице, а вторая — у левого плеча. Король приготовился выхватить меч и нанести удар. Вун Чхон, прищурив глаза, не стал ждать. За мгновение в его руках блеснул длинный клинок изогнутого кинжала, но Гук тут же обнажил свой, становясь в удобную позу. На лице альфы не дрогнул ни один мускул, только лишь глаза следили за блеском клинка.       Наемники расступились, оставляя это дело главе. Честная битва всегда в приоритете даже у самых отпетых головорезов, поэтому без приказа Вун Чхона никто не вмешивался, а тот решил справиться с хамом в одиночку. Гук оттолкнул Ханбина рукой, влепив несчастного в стену. Он больно ударился спиной, но продолжал неотрывно следить за схваткой. Если господин Чонсон проиграет — ему не жить. Губы парня задрожали, руки и глаз задергались, а еще из головы вылетели слова молитвы, которую он постоянно твердил от страха.       Противники застыли в немом ожидании. Чонгук внимательно вслушивался в звуки и неотрывно смотрел в глаза главы Чонджу. Там виднелась только всепоглощающая чернота, будто не человека они, а животного. Постепенно во взгляде противника появилась ярость. Она разгоралась медленно, но соперник также твердо держал меч в руках, словно надеясь на свою безоговорочную победу. В момент, который Чонгук предугадал благодаря своему опыту, Вун Чхон поднял меч, но король тут же отразил удар, скрестив свое оружие с клинком противника. Первый оглушительный лязг металла пронзил тишину, и даже Ханбин от неожиданности вскрикнул.       Мечи взлетали в полутемном помещении, звонко звеня и отражая на лезвиях скудный свет от нескольких факелов, зажженных в углах. Чонгук отбил очередной удар и силой оружия откинул главу Чонджу к столу. Тот уперся об него рукой, едва удерживая равновесие, и разозлился еще больше, сразу же наступая и не давая Его Величеству времени на передышку.       — Ты же не поужинать сюда пришел? — процедил он сквозь зубы, скрещивая меч и смотря на Чонгука поверх острой грани.       — Ты догадливый, Вун Чхон, — прошептал Гук и снова оттолкнул главу. — Мне нужны твои люди.       — Так почему ты не попросишь моей помощи? — Вун Чхон наступал на Чонгука, что отошел к стене на пару шагов, оставляя место для лучшей позиции.       — Потому что я уничтожу Чонджу, — прохрипел альфа и со всей силы ударил противника.       Вун Чхон не удержался на ногах, а его меч выпал из рук и откатился в дальний угол, гулко прогремев по деревянному полу. Один из наемников, стоящий ближе всего к главе, вытащил свой кинжал и кинул Чхону. Тот сразу же сориентировался, схватил оружие и накинулся на Чонгука, повалив альфу на грязный пол. Гук свой меч тоже откинул за ненадобностью — в ближнем бою такое оружие совершенно бесполезно — и достал из сапога небольшой клинок размером чуть больше ладони. Вун Чхон достаточно силен и напорист, а еще не хотел умирать. Желание бороться до конца горело в диких глазах пожарами, но Чонгука этим не испугать.       Он перевалил Чхона на спину, и тут же получил от него удар в плечо. Острый кинжал вонзился глубоко в тело, пронзая жгучей болью. Ханбок моментально стал мокрым от крови, которая противно и липко стекала внутрь рукава. Гук сцепил зубы и нацелился в бок, чтобы парализовать противника. Железная хватка Чхона ограничивала его движения, но король смог выбить ногой кинжал противника и всадил ему клинок в правый бок. Кровь брызнула фонтаном, замазывая Гуку руки и лицо, а глава Чонджу из последних сил кинулся на альфу. Король дотянулся до шеи противника и одним махом перерезал ему артерию.       Под хрипение умирающего Чхона, Гук встал и вытер лицо от пота, но еще больше замазал его кровью врага. Рука победителя прошлась по губам, оставляя сладковатый вкус, а характерный запах, стукнувший в ноздри, разбудил давние воспоминания. В голове появилась картинка, как они с Намджуном стояли после битвы на поле, где поднимался пар от мертвых тел. Незабываемо, будоражаще и так желанно. С битвы у Нактоган, где горькое поражение прятало в себе будущую ослепительную победу, прошло почти три года, но ощущение от схватки с врагом все то же. В том, что король одолеет противника, он не сомневался. Чонгук смачно облизал губы, смакуя тошнотворный привкус металла. Он наклонился и кончиком клинка повернул мужчине голову чтобы посмотреть, как жизнь покидала израненное тело главы. Его зрачки тут же остекленели, а глаза застыли. Вун Чхон отправился на небеса.       При виде такого Ханбин похолодел и зажал рот рукой, чтобы не стошнило. В трактире воцарилась тишина. За углом от ужаса увиденного вскрикнули омеги, что высунулись посмотреть на происходящее. Трактирщик молча почесал затылок, упершись об стойку. Никто не решался произнести ни слова против убийцы и их нового руководителя. По законам наемников переизбрание происходило только в случае, если глава умирал от хвори. Если же его убивали, то Чонджу возглавлял сильнейший.       — Ханбин, — прохрипел Чон, хватаясь за поврежденную руку. — Раздобудь где-нибудь кусок ткани.       — У меня есть, — тут же подскочил трактирщик. — Служанки сейчас принесут.       Будто услышав его, одна из омег вынесла небольшие ленты хлопковой ткани. Чонгук разорвал ханбок, промыл рану остатками соджу из кувшина, что стоял на столе, и сам сделал перевязку. Разбойники все это время наблюдали за ним, изредка поглядывая на тело погибшего главы.       — С этого дня я ваш новый руководитель, — сказал Чон. — Меня зовут Чонсон, и это все, что вам необходимо обо мне знать. Ханбин, собирайся в дорогу, а вы похороните этого ублюдка, — кивнул Гук трактирщику.       Мужчина быстро закивал головой, наблюдая за тем, как гости молчаливо покидали его заведение. В один миг они все протрезвели, будто и не пили вовсе. В дверь прошмыгнула омега с улицы и побежала греться в подсобное помещение, боязливо поглядывая на лежащего в луже крови наемника. Последним вышел тот, кто подкинул главе кинжал. Прицелившись, Гук метко запустил свой клинок и тот встрял прямо у парня в шее. Он прохрипел и упал замертво перед дверью.       — Этому достаточно выгребной ямы, — заметил король, переступая через тело разбойника. — Драка должна быть честной, а его не научили хорошим манерам.       — Слушаюсь, господин Чонсон, — пробормотал трактирщик, провожая альф взглядом.       Оседлав лошадей и забрав одну для Ханбина у трактирщика, отряд отправился в Чонджу. Дорога через лес показалась Чонгуку слишком долгой, хотя он знал, что ущелье рядом. Наверное, боль в руке помутила разум, заставляя считать время до того момента, когда он сможет дать ей покой. Хорошо, что гнедая оказалась покладистой и не требовала особого управления. Проехав лес, альфы свернули в кромешную тьму, цепляясь одеждой за густые ветки растущего кустарника. Словно живая изгородь, он стал естественной защитой для секретного пути тех, кто желал остаться невидимым.       Услышав шум воды, альфа понял, что их цель близка. Они подъехали к ущелью и спрыгнули с лошадей.       — Дальше пешком, — сказал один из разбойников.       Чонгук ничего не ответил, просто молча кивнул, наблюдая за каждым из наемников. Дергающийся от нервов Ханбин то и дело оборачивался назад, боясь слежки или внезапного нападения.       — Не страшно туда идти? — шепнул он на ухо альфе.       — Нет, — твердо сказал Гук. — Наемники чтят законы. Иначе нас бы убили еще в лесу, по пути сюда.       — О Будда, — простонал парень, когда понял, насколько близко они были к смерти. — И то верно, я не подумал.       — А ты не думай, просто выполняй то, что я скажу. Торопись, Ханбин, не отставай.       Разбойники в пещере не спали. Чонгук зашел в огромное помещение, устроенное под зал для собраний, и сел в центре.       — Чонджу будет распущена, — твердо сказал он, поглядывая на лица собравшихся. Прочитать эмоции каждого было сложно, но он определенно нашел отклик в их сердцах. Больше всего во взгляде наемников читалась обеспокоенность за то, что с ними произойдет дальше, но и тут новый глава дал четкий ответ. — Вы переселитесь на свободные земли и перестанете убивать людей. Война, убийства, насилие — это страх и боль. Для всех без исключения. Для тех, кто крепко держит оружие и готов отдать свою жизнь в любую секунду, и для тех, кто в страхе зажимает рот детям надеясь, что их не найдут.       При последних словах люди понурили головы, узнавая в сказанном себя. Чонгук обвел взглядом толпу и подумал, как же он ошибался — он получил не профессиональную армию, а сброд забулдыг, ожесточенных и озлобленных, с которыми еще предстоит работать и работать. Хорошо, что у большинства из них осталась совесть и ему удалось достучаться в самые ее недра. Наемники знали военное дело, ориентировались по карте и бездумно подчинялись любым приказам, но во всем остальном проявляли вопиющую безграмотность. Именно поэтому Чонгуку удалось справиться с Чокольсан. Именно поэтому Чонджу не станет исключением.       — Места хватит всем, — продолжил новый руководитель Чонджу. — Предыдущий глава Чхон использовал вас исключительно для грабежей и убийств, превратив в кровожадную массу. Посмотрите на себя — называете себя воинами, но опустились до уровня животных. Вы лишены нормальной одежды, на телах многих из вас уродливые шрамы, а убиваете вы лишь за то, чтобы получить кусок хлеба до следующего похода и не сдохнуть здесь от холода и ран? Вы хотите продолжать жить так, как жили до этого? Сколько золота получил каждый из вас за последний год?       Чонгук сразу понял проблему в Чонджу, как только увидел главу. Увиденное здесь только укрепило его веру в том, что он бьет по правильным целям. Люди, попавшие в Чонджу, стали заложниками организации. Однажды захотев легких денег и обагрив руки кровью, они стали навсегда отвергнуты в своих семьях и общинах. Наемники существуют не одно десятилетие и страшно даже подумать, что многие из них появились здесь еще детьми, выросли и впитали с молоком матери кровавые ценности. Они не знали, как нормально жить, пахать землю, заниматься ремеслом, разводить скот. Им ничего не оставалось делать, как только влачить существование в этой сырой пещере, где все пропахло застоявшейся водой, а на стены покрылись слизью. Да в Силле тюрьма лучше, чем обитель здесь.       Сидящие в кругу замолчали. В помещении стали появляться новые лица. Чонгук понял, что оно здесь не единственное, а где-то внутри обустроены жилища для наемников. Сонные уставшие люди кутались от холода в потертые ханбоки, но тут же взбодрились, увидев нового для них человека. Среди собравшихся пошел шепот: историю, случившуюся в трактире, пересказали тем, кто стоял вдалеке. Теперь их жизнь зависела от строгого бородача, что показательно воткнул меч в расщелину камня и пронзительным взглядом осматривал всех присутствующих.       Среди гробового молчания послышались первые мнения.       — Не хотим, — буркнул кто-то вдалеке.       — Не хотим! — послышалось громче. Видно, что люди доведены до крайнего отчаяния, и если бы не Чонгук убил главу, то вскоре это бы сделали сами наемники.       — Куда мы пойдем?       — Что с нами будет?       Вопросов раздавалось все больше, и альфа поднял руку вверх, чтобы утихомирить собравшихся.       — Уже с сегодняшнего дня мы должны начать жить по-новому. Этот рассвет станет для вас сигналом к тому, что возврата больше нет. Кто хочет уйти — может сделать это прямо сейчас. Я никого не держу, но и обратно не приму. Для тех, кто останется, грядут большие изменения. Никакого соджу в Чонджу, никаких омег — все это за пределами организации. Здесь строгий порядок и четкая субординация. Мои приказы не обсуждаются. Я отдаю их лично или через Ханбина, — услышав свое имя, парень выпрямился и гордо поднял нос.       — У нас есть вопрос, — двое альф вышли вперед и поклонились новому главе. — Если мы прекратим грабить и убивать, то на что будем жить?       — Вы вернете свои земли или станете профессиональными военными за плату, — твердо сказал Чонгук. — Насколько я знаю, большинство из вас из Корё?       — Правильно, из Корё, — загремела толпа.       — Как вы оказались здесь? — спросил Чонгук.       — Я разорился, — пожал плечами человек в первом ряду. Его грязная борода свалялась клочьями, волосы торчали в разные стороны. Одежда кое-где изодрана, плохо заштопана.       — Моих родителей выгнали с земли аристократы, которые захватили деревню, — крикнул кто-то.       — А моих убили стражники за то, что они не заплатили налог!       Ханбина передернуло от слишком знакомой истории. Сколько таких людей, как они, потеряли кров и родных по вине династии Мин. Распоясавшаяся аристократия, совершенно не контролируемая королевской властью, творила беззаконие в каждой деревеньке, в каждом селении и уголке страны. Кто-то попал сюда в Чонджу, другие сбежали из Корё сами, разуверившись в том, что нормальная жизнь когда-либо вернется в страну. У каждого своя причина оказаться среди наемников, но все эти люди желали одного — вернуться к нормальной жизни.       — Мы поднимем восстание в Корё и вернем земли! — крикнул Чонгук. Чтобы люди его лучше слышали, он запрыгнул на каменный стол и, возвышаясь над остальными, произнес. — Королевская династия бросила страну на произвол. Сейчас самое время, чтобы сместить короля и вернуть свои земли обратно. Вы же хотите вновь войти в свой дом, посадить сад, любить омег и растить детей? Вы же не забыли, где ваша родина? Вун Чхон наживался ради того, чтобы купаться в золоте. Отныне у вас есть достойная цель — вернуть себе и другим подданным Корё свободу, избавиться от наглых янбанов, вернуть процветающую страну!       — Правильно! — поддержали Чонгука из толпы. — Поговаривают, что король Мин прочно осел в Силле и лишь пару раз за последнее время наведывался в Корё. он бросил нас!       Гук сцепил зубы, но не от боли в руке, а от услышанного слова “Силла”. Из посторонних уст оно слышалось по-особенному, а сам он понял, что долго не произносил его вслух. Думал о своей стране и омеге, засыпал и просыпался с воспоминаниями о них, но одно только упоминание зазвучало для его ушей так, как чистый горный водопад, срывающийся с высоты то шумным потоком, то подтекающим тоненьким звонким ручейком. В груди сдавило, но Гук тут же отвлекся на наемников.       — Где глава хранил запасы награбленного?       — Пойдемте, господин, — один из наемников отделился от толпы и повел Чонгука по узкому коридору.       Ханбин, оставшись один среди огромного количества людей, чувствовал себя неудобно. Парня с интересом рассматривали, отмечая разницу между серьезным важным господином и его слегка придурковатым сопровождающим.       Чонгук вернулся в центр, куда притащили огромный ящик. Замок не открывался, а ключ скорее всего остался на теле убитого. Альфа срубил замок мечом и откинул крышку. В мешках аккуратно лежали золотые и серебряные слитки, кое-что из драгоценностей. Люди вытянули шеи посмотреть, и Гук понял, что они видят все это впервые.       — Сейчас я перевешу золото и серебро, — огласил альфа. — На эти деньги мы купим одежду, заготовим дрова и приобретем оружие. Добудем питьевую воду. Здесь холодно и сыро, людям необходима горячая пища. Награбленные продукты нужно пересмотреть, испортившееся выкинуть и купить новые. В первую очередь — запасы крупы и вяленого мяса. Здесь обустроим костры, чтобы высушить пещеру — так дальше не может оставаться, — Гук провел пальцем по стене и показал противный слизкий налет. — Ничего этого не должно быть, если вы хотите жить как люди, а не как звери.       Толпа молчала, но однозначно удивилась словам нового главы. Они были благодарны тому, что Вун Чхон принял их в ряды разбойников, поэтому боялись заикнуться о большем. Сдирая одежду с убитых крестьян и ремесленников, воруя продукты и грабя торговцев с рынка, люди даже не понимали, что можно жить по-другому. Слова нового руководителя звучали, как несбыточная мечта.       — На сегодня все. Скоро рассвет, и я хочу отдохнуть, — сказал Чонгук, чувствуя, как тело начинает слабеть. От потери крови клонило в сон, по коже пробирался мороз. Ему нужно отдохнуть прежде, чем завтра приступить к очередным преобразованиям. — Расходитесь и хорошенько отдохните.       Толпа поклонилась и исчезла по коридорам. Люди переговаривались между собой, о чем-то спорили, но Чонгук не волновался. Он уверен, что каждый из них увидел реальный шанс того, что скоро они вернутся к нормальной жизни.       Гук отошел в один из углов, где пещера образовывала удобное углубление, скрытое от посторонних глаз. Он громко выдохнул, расстегнул плащ и, морщась от боли, опустился на пол. Рядом умостился Ханбин, помог сменить господину повязку и промыть рану. Спустя час альфы легли спать.       — Я ккотсальмун не закрыл, — опомнился Ханбин и подскочил с лежанки. Бедняга никак не мог устроиться на жестком полу. Чонгук усмехнулся и строго посмотрел на того, кто мешал прикрыть ему уставшие веки уже который час.       — Не переживай, все разбойники, которые могли ограбить твой дом, сейчас здесь, а местные знают, что у тебя взять нечего. Угомонись и спи, завтра предстоит много работы.

***

      Юнги маялся в комнате, меряя каменный пол от стены до стены. Сегодня он пригласил на ужин одного из чиновников ведомства Силлы. Как ему показалось — самого лояльного к нему и заинтересованного в золотых слитках. Таких людей Мин за свои почти три десятка лет видел не раз. При звоне слитков у них загорались глаза и выделялась слюна, как у бешеного животного. А еще он знал, что в каждом королевстве есть такие люди — жадные до наживы и близкие к трону. Осталось их найти и проблема частично решена. От своих чиновников, которые пусть и не управляли страной, но отирались около ведомств и поневоле заводили знакомства с местными управленцами, Юнги узнал имя того, кто станет полезен. Придет или нет?       Дверь в его покои тихонько отворилась и хваран доложил о прибытии гостя. Задумавшись, Мин даже не услышал стука, поэтому резко дернулся от неожиданности.       — Кто? — переспросил Юнги. — Зовите, конечно.       Внутри все ликовало от маленькой победы. Приехав сюда, он даже не думал, что ему посчастливится пробить брешь в чиновничьей армии Чимина. От упавшего одного упадут двое. Потом повалится все больше и больше тех, кто доверял своему королю и боготворил его. Он покажет Чимина в таком свете, в котором ни один министр даже не думал увидеть своего правителя. Наверное, это станет для них открытием, но Мин готов его сделать — готов открыть глаза на то, что омега опорочил святую память о Чонгуке, связавшись с простолюдином.       — Доброй ночи, господин Мин, — поклонился чиновник.       — Господин Ёнсиль, — Юнги поджал губы, головы по понятным причинам не склонил, но небрежным жестом пригласил чиновника к столику с уже остывшим чаем.       — Простите за опоздание, — подобострастно сказал тот, увидев приготовленные на столике чашечки.       — Ничего страшного, — Юнги невзрачно хмыкнул, не придавая значения тому, что извелся в ожидании Ёнсиля, как на иголках. — Я прикажу, и евнух все поменяет.        Юнги хлопнул в ладоши и приказал охране позвать личного евнуха. Только людям из Корё Мин мог доверять, поэтому уже через пару минут в покоях появился его подданный и тут же застучал каблуками туфель по каменному коридору, унося холодный чай.       — Присаживайтесь, — сказал Мин и сам опустился в очень удобное глубокое кресло, вытянув ноги вперед.       — Вы хотели о чем-то поговорить, Ваше Величество?       — Не стоит кривить душой, Ёнсиль. Я — не Ваше Величество. Вы присягали на верность королю Паку, так будьте же верны ему и Силле, — Юнги поставил на место зарвавшегося индюка, который хотел лишний раз подчеркнуть свою преданность. — Называйте меня просто господином.       Чтобы тот не счел короля Корё за легкомысленного дурачка, купившегося на подхалимаж, Мин поселил в нем толику неловкости, глядя, как неудобно заерзал в кресле его собеседник. Корыстных и глупых людей так просто ловить в ловушки, подумал Юнги и отпил принесенный ароматный горячий чай.       — Прелесть, — причмокнул Мин и улыбнулся собеседнику, чтобы восстановить доверие. Пожурил и хватит.       От полученного замечания Ёнсиль действительно почувствовал себя не в своей тарелке, но вернувшееся внимание государя воспринял как очередную благодетель, поэтому лишнего болтать не стал, а просто пил чай.       — Разнотравье из Корё. Китайский лимонник, облепиха и мелисса — не могу засыпать без этого сбора, — Мин аккуратно поставил чашечку, сверля маленькими лисьими глазками чиновника. — Вы ведь служите в Управлении цензоров, не так ли?       — Вы совершенно правы, господин Мин, в Управлении цензоров, — поддакнул тот.       — И много работы? — усмехнулся Юнги.       — И да, и нет, господин. Каждый указ государя Силлы проходит через наше ведомство, но Вы же знаете, насколько мудро руководит страной Его Величество Чимин. Нам почти нечего возразить, но мы тщательно проверяем документы из канцелярии государя, — пояснил Ёнсиль.       — Да уж, не пыльно и скучно, — Юнги лениво дернул ногой, демонстрируя безразличие. — Его Величество загрузил свое высшее окружение бесполезной работой…       — Почему же, господин Мин? — возмутился чиновник и тут же в страхе закрыл ладонью рот, понимая, что перебил короля. За такое могут и казнить, но коронованный альфа только недовольно свел брови и продолжил слушать. — Все наши чиновники добросовестно следят за тем, чтобы указы тщательно исполнялись, а страна жила по законам короля Чонгука.       Поняв, что он сболтнул глупость, Ёнсиль замер. Теперь ему точно не избежать наказания, но Юнги и тут сдержался. Только желваки заходили на скулах от упоминания имени Чонгука, но он изнутри прикусил щеку, чтобы не выдать негодования.       — Да уж, видимо, соблюдать законы — это единственное, что теперь может делать Его Величество, — с горькой усмешкой Юнги снова отпил чай и многозначительно уставился в потолок.       — О чем вы, господин? — осторожно спросил Ёнсиль, ибо любопытство душило его ядовитой змеей, обкручиваясь вокруг горла. Он интуитивно чувствовал, что именно сейчас завязывался разговор, по причине которого он попал в королевские покои государя Мина.       — Государь соблюдает законы, а должен соблюдать верность, — хмыкнул Юнги, откусив кусочек сушеной кураги. — Попробуйте, отличные закупки из Поднебесной.       Мин протянул ему блестящую оранжевую дольку, от которой Ёнсиль не смог отказаться. Моля небеса, что она не была отравлена, чиновник разжевал карамелизированный абрикос, но чуть не поперхнулся обилием выделившейся слюны.       — Сладко, правда? — многозначительно подергал бровями Юнги.       — Угу, — только и выдавил из себя придворный.       — Его Величество уже больше двух лет как вдовец… Его можно понять… — король Корё наигранно вздохнул, перекинул затекшую ногу на другое колено и замолчал в ожидании вопроса. Ёнсиль слыл смышленым, за что и попал в чиновничий аппарат, поэтому задал его незамедлительно.       — Его Величество имеет связь с кем-то? — тихо шепнул чиновник, неловко хихикнув. Сам вопрос вызвал у него до смешного глупые ассоциации — в Кёнбоккун никто из прислуги, евнухов или министров не мог даже представить, что преданный Чонгуку супруг когда-либо сможет найти себе пару. Какая-то нелепица!       — С кем-то? — фыркнул Мин. — Да из-за непрозорливости министров на вашем престоле окажется простолюдин. Вы же до сих пор не знаете, что случилось с наследным принцем?       — Не знаем, господин Мин, — поддакнул тот.       — Не счел нужным оповестить даже первых лиц страны, — Юнги с подчеркнутым трагизмом растянул эти слова, давая понять, что король Чимин ведет двойную игру. — И есть ли он вообще… — пространно бросил альфа, вселяя в собеседнике все больше сомнений. — Ребенок мог умереть от голода или холода, а если он попал в плохие руки, то… О небеса, Его Величество Чимин так беспечен! — король Корё поднял глаза к потолку и хлопнул в ладоши. — Я настаивал, чтобы принц родился в Силле, но государь решил, что весь мир настроен против него. Это так глупо — рисковать единственным наследником династии Чон!       Ёнсиль недоверчиво уставился на Юнги. В Кёнбоккун ходили слухи, что именно из-за присутствия короля Мина их правитель разродился в тайном месте, но о судьбе наследника у Чимина не интересовались — жив ли он и где находится ребенок не знал никто, а спрашивать боязно. Люди доверяли Чимину как никому другому.       — А почему вы думаете, что трон займет простолюдин?       Юнги ждал этого вопроса. Кульминация разговора подошла именно с тем накалом, что нужно. Мин вздохнул и скрестил руки в замок на худом животе.       — Ёнсиль, у меня есть подозрения, что король Пак имеет связь с крестьянином из ближайшей деревни. Я лично видел их на заднем дворе за кухней. Эта связь… Она не похожа на отношения между государем и подданным, понимаете?       — О чем вы, господин? — ужаснулся чиновник.       — Господин Ёнсиль, не нужно воспринимать все так болезненно. Его Величество хороший правитель. Я знаю короля очень давно и почти два года подле него. Вижу, что он руководит мудро и здраво. Поверьте, по-другому и быть не могло. У Силлы достойный государь, — Мин хвалил Чимина изо всех сил, чтобы проникнуться в доверие к чиновнику. С каждым сказанным словом глаза Ёнсиля затапливались теплом, он выпрямился и подтянулся, буквально демонстрируя гордость за своего правителя. — Но не стоит забывать, что он еще и омега. Омежьи инстинкты просто так не спрятать, от природы невозможно отказаться, понимаете?       — Н-не п-понимаю, — икнул от страха цензор.       — Король Чимин слишком долго был один, — Юнги начинал терять терпение, но продолжал вкладывать в голову чиновнику нужные мысли. — Боль от потери супруга утихла, и теперь он постепенно возвращается к жизни. Его внутренний омега просыпается, но я даже не думал, что он выберет этого мальчишку.       — Мальчишку? — с еще большим ужасом в глазах пробормотал чиновник.       — Сейчас это уже альфа в самом расцвете сил, но они знакомы очень давно. Кажется, еще в первый год пребывания государя в Силле… — Юнги специально говорил медленно и буквально по слогам, чтобы чиновник успел сделать выводы. — Не думаю, что Его Величество не понимает серьезности своей связи с простолюдином. В то же время, он отлично скрывает свое одиночество.       — Это невозможно, господин! — вскрикнул цензор и вскочил на ноги, но, пригвожденный холодным и тяжелым взглядом Юнги, опустил плечи и сел на место.       — Я видел короля собственными глазами. На заднем дворе у кухни. Но это лишь формальный предлог, не правда ли?       Юнги хитро улыбнулся и вынул из внутреннего кармана ханбока мешочек с золотыми слитками. Цензоры, как и все государственные служащие, получали хорошую плату за труд, установленную еще во времена правления Чонгука. Чимину удалось не только не снизить ее даже в сложное для страны время, но он нашел способы увеличить жалование за службу чиновникам первого и второго ранга. Ярмарки, проводимые по стране, давали неплохую прибыль, поэтому на будущий год государь распорядился увеличить плату чиновникам третьего и четвертого ранга, а еще через год — чиновникам пятого ранга, к которому относился Ёнсиль, и другим служащим. В мешочке лежали слитки, равные пяти годам его службы. Юнги привез из Корё достаточно богатства, чтобы купить честь и оплатить верность тех, кто присягал Его Величеству Силлы.       — Только вода течет вниз, господин Ёнсиль, а человек стремится вверх, правда? — улыбнулся Юнги, подталкивая по столу мешочек с золотом поближе к чиновнику. — Или вы планируете остаться чиновником пятого ранга, перебирать бумажки и так и не войти во врата дракона? Мне показалось, что ваши умения оценены слишком низко. Если бы я был на месте государя, не стал бы запирать вас в Управлении цензоров.       Чиновник неотрывно смотрел на мешочек с деньгами, проклиная свои глаза за то, что не могут отвести взгляд от тончайшего шелка, в котором угадывались будоражащие сознание очертания слитков. Толстенькие пузатенькие бочки обтекали тканью, а сам мешочек заканчивался золотой лентой с кисточками. На нем были вышиты ящерицы с двух сторон — поистине королевский подарок, от которого…       — Не отказывайтесь, Ёнсиль, — Юнги снова поменял ногу и скрестил руки между собой, нетерпеливо играя пальцами. — Вы можете высоко подняться на лазоревом облаке.       — Господин Мин, позвольте быть откровенным, — вкрадчиво начал цензор. — Я хоть и не так давно работаю здесь, но знаю, что подобные подарки требуют отдачи. Определенных… м-м-м… услуг взамен. Посильна ли моя роль в том, что вы хотите попросить? Подозреваю, что это как-то связано с тем, что я сегодня услышал.       — Правильно подозреваете, — кивнул Юнги. — Берите же. Я хочу власти, как и все правители, Ёнсиль. Мало того, я хочу создать сильное королевство. Вы как никто понимаете, что омега во главе страны — плохое политическое решение. Его Величество проводит реформы, старается следовать примерам погибшего супруга, но в конечном итоге кто-то покусится на страну, и защитить ее Чимин не сможет. Армия Силлы разбита, мои военные охраняют порядок в Кёнбоккун и в регионе, но ничего временное не может длиться вечно. Люди хотят определенности. Хотят знать за что живут и за что умирают. В любом случае при первой агрессии Силла не выстоит. Его Величество Чимин слишком беспечно отказался от моей поддержки. Не только военной, но и как альфы, если вы понимаете, о чем я…       — Понимаю, господин, но жители Силлы верят своему королю и…       — Память людская коротка, Ёнсиль, — Юнги скривился, высказывая все пренебрежение к опасениям цензора. — Нужно перестать смотреть в прошлое, а думать о будущем. Вы же понимаете, что погибшего короля не вернуть, а с одиноким омегой на троне Силла становится лакомым кусочком. Не только для меня. Я не давлю на Чимина исключительно из уважения к нему. Мы были помолвлены, когда Чонгук нагло украл его с собственной свадьбы. Но сейчас, когда Чимин не хочет нашего брака, он ступил на опасный путь потворства собственной омежьей сущности. Если на Силлу нападут и мои воины отвернутся от страны — вам не выстоять. Если мы объединимся, то Силла, Пакче и Корё смогут противостоять любой угрозе. К сожалению, Его Величество не понимает этого. Живет в призрачных мечтах, подкармливаемых бывшим военным министром Кимом и Сокджином. Вы ведь присягали не только королю, но и государству. И не только вы, а все министры, что безропотно трудятся в ведомствах от рассвета до заката. Вы готовы предать Силлу? Сделать ее заложницей обстоятельств? Мне помнится, что Кёнбоккун уже переживал нападение японцев, когда дворец был залит кровью, а от летящих стрел даже неба не было видно? Вчера японцы, завтра Империя Цинь, монголы или якудза, которым захочется земель и крови…       — Господин Мин, я понял Вашу мысль, — Ёнсиль не сомневался в том, что в словах Юнги есть доля правды.       Несмотря на то, что Чимину доверяли, в истории было много примеров, когда даже сильные альфы терпели поражение на поле битвы. Случай Чонгука один из самых ярких. Люди, вовлеченные в управление страной, работали не покладая рук, крестьяне пахали поля и собирали урожай, ремесленники до седьмого пота трудились в мастерских, но все же были и те, кто задумывался о судьбе страны. Ёнсиль таких знал лишь понаслышке. При его появлении министры неловко прерывали разговор, будто обсуждали что-то запрещенное, но политику государя продолжали поддерживать и делали это всегда, словно в Силле ничего не изменилось, но… Юнги был прав.       Ёнсиль замолчал, утупившись в пол. За окном уже наступила глубокая ночь. Он не помнил, сколько просидел за чаем с правителем Корё, но разговор пришел к логическому решению — нужно давать ответ.       — Что конкретно от меня Вы хотите? — уже очень сильно хотелось забрать мешочек с золотом, лежавший так близко к цензору.       — Мне нужны единомышленники. Люди, с которыми я могу поделиться своими мыслями так, как с вами, Ёнсиль. Моя половина дворца полностью охраняется слугами из Корё. О том, что здесь были вы или кто-то другой — не узнает никто, можете быть спокойны. Когда я получу поддержку министров, мы выразим недоверие коронованной особе и устраним ее от управления страной.       — Что будет с Его Величеством? — Ёнсиль до побеления пальцев вцепился в край стола и подался вперед. — Народ не простит, если с Его Величеством что-то случится?       — Ёнсиль, — Юнги примирительно пододвинулся ближе, но руки не подал, сохраняя дистанцию. — Я до сих пор люблю Его Величество. Я делаю это и ради него тоже. Я не переживу, если из-за своей глупости и упорства Чимин погибнет от рук захватчиков. Я пришел в земли Силлы не для того, чтобы разрушить их, а для того, чтобы построить новую жизнь с Чимином. Он еще не понимает, что я — его единственный шанс удержаться у власти. Омега не возглавит армию, его война — это громкие слова, произнесенные в тронном зале. К сожалению, они ничто против клинков из стали. Решайтесь, Ёнсиль. Теперь только от окружения Чимина зависит не только судьба страны, но и жизнь государя. За два года, что я здесь, моя армия не разорила ваши земли, а мои лучники денно и нощно несут охрану Кёнбоккун. Я доказал свою преданность общему делу в то время, как Чимин одним неосторожным поступком может закончить историю великой страны. Я молчал, пока еще сохранял надежду быть вместе с государем и стать его законным супругом. Как видите, моего терпения хватило надолго. Но встречи с простолюдином говорят о том, что усиление позиций трона мало заботит Его Величество. Плотские утехи, праздники для народа… Что еще он сделает во вред Силле? Разворует казну? Кстати, ее тоже нужно будет пересчитать. Но об этом позже. Пока мне нужна поддержка тех, кто хочет служить Силле. И мне.

***

      Спустя несколько рассветов, под покровом ночи, Ёнсиль зашел к Мину и заговорщицки прошептал:       — Я нашел двоих человек в Управлении цензоров, господин Мин.       Юнги сонно потер глаза, не понимая, о чем говорит чиновник, но вспомнил, что именно сегодня во дворец привезут продукты. Последний рассвет месяца.       — Кто они? Я могу быть уверен в них?       — Абсолютно, господин. Нормы морали в Силле в последние годы стали особенно высоки, и если ранее на блудливого омегу могли не обратить внимание, максимум — высечь на дворцовой площади по старому обычаю, то теперь к Его Величеству в Управлении цензоров относятся более пристально. Чтобы сместить короля с трона, они должны удостовериться в том, что он нарушает святые традиции Силлы.       — Удостоверятся. Они сейчас здесь?       — Да, господин Мин.       — Зови, — Юнги запахнул халат и выглянул в окно. Еще даже не рассвело, а солнечный диск едва озарял горизонт. Но ему не жаль было потраченного на бодрствование времени — сегодняшний день должен принести ему удачу и к ней нужно быть готовым.       Мин подошел к огромному чану, что стоял в углу, и плеснул в лицо холодной водой. Падающие капли нарушили спокойствие водной глади, но когда свет из окна упал на поверхность воды, Юнги смог рассмотреть себя. Он улыбнулся своему отражению, и вслед за улыбкой его лицо исказил шрам, придавая хищности выражению лица. Ну и пусть, подумал Юнги. Так даже лучше. Пусть боятся нового короля. Хватит жалеть всех вокруг и в первую очередь этого глупенького омегу, который решил противостоять ему. Юнги достаточно ждал, но время идет, а упертость Чимина не становится меньше. Война так война. Победа все равно останется за ним.       В дверь проскользнули три тени. Ёнсиль стоял молча, затаив дыхание, а двое других вросли от страха в стену. Мин вытер лицо от влаги и бросил полотенце на пол возле чана. Он также молча проследовал к углублению в стене, откуда достал два мешочка со слитками.       — Сегодня мы увидим пример того, как омежья добродетель превращается в порок, — Мин медленно, с нарочитой торжественностью опустил мешочки в подставленные дрожащие ладони, связывая стоящих здесь людей грязной тайной и подлыми делами. — Его Королевское Величество обязательно будет на заднем дворе, как только солнце поднимется над западными воротами. Жду вас там, господа. Мне прискорбно говорить об этом, но Его Величество не оправдал доверия, оказанного народом. Служите Силле верой и правдой.       — Да, Ваше Величество, — выдавил из себя один из цензоров, а второй от избытка чувств пал перед Юнги на колени.       — Увидимся, господа.       Гости удалились также бесшумно, как и появились в комнате. Ёнсиль успел сделать все до рассвета. Евнухи едва начали просыпаться, послышался шум от смены дворцового караула, по коридорам зашелестели ханбоки прислуги, которая начала топить купальню государя. Юнги усмехнулся и скинул ночной халат, оставаясь в нижних паджи. После стука в дверь показалась голова евнуха, который несказанно удивился раннему подъему государя и пробормотал:       — Да что ж вам всем не спится сегодня?       — Кто еще страдает бессонницей? — Юнги с интересом приподнял бровь, наблюдая за придворным слугой.       — Мингю, евнух Его Величества, уже падает с ног. Говорит, что государь так и не ложился, — слуга забегал вокруг Юнги, поднося господину чистые отпаренные паджи. — Смените, пожалуйста, Ваше Величество.       Придворный протянул белье, и Юнги ловко проскользнул в нижние брюки. Еще бы Чимин спал! Ждал встречи с мальчишкой да так, что глаз не смог сомкнуть? Занятно… Гладкая ткань паджи мягкими волнами заструилась по бедрам альфы, а сам Мин пригладил складки на боках.       — Что это вы исхудали, господин, — посетовал евнух, мельком глядя на хозяина. — Дела государственные совсем извели? Может быть вам трав попросить у лекаря?       — Не нужно! — Юнги раздраженно дернул из его рук ханбок, накинул на плечи быстро завязал пояс. — Свободен!       Евнух понял, что государь не в духе, и мигом вылетел из комнаты, чтобы не получить тумаков за свои «советы». Юнги лишь проводил его взглядом и ничего не сказал. Солнце начало подниматься. Время действовать.       Чимин и правда не ложился. Он залез под одеяло, но ворочался с боку на бок, а потом и вовсе зажег факел и уселся у окна. Смотрел в открытые створки и много чего вспоминал. В основном все, что произошло с Чонгуком. Каждая мелочь стала такой важной, будто была соломинкой для утопающего: не вспомнит — умрет. Уйдет под воду от слез и захлебнется от одиночества. Но ему надо жить. Ради сына и ради Силлы.       Солнце, что подарило новый день в месяц росы, ласковыми лучами поползло по мраморному полу, взобралось по каменной стене дворца и распласталось лучом на подоконнике. Пак открыл окна шире и прислушался к топоту лошадей. Обычно повозки, что ехали из деревни, шумели уже от просеки. Подставив утреннему прохладному воздуху свое лицо, Чимин прикрыл глаза и замер в ожидании. Он верил, что Джиён не подведет и принесет вести из деревни. Сердечко забилось чаще в отчаянной надежде найти малейшую зацепку, что Чонгук жив.       Замечтавшись, Его Величество спохватился, когда в покои вошел Джин.       — Отпустите евнуха, Ваше Величество, иначе мне придется забрать его в лечебницу, — с укором сказал старший омега.       — Что случилось? Мингю заболел?       — Нет, у вас горел свет всю ночь, и Мингю простоял под дверями покоев в ожидании Ваших распоряжений. Вы же знаете, что беты не отличаются выносливостью.       — О небеса, я совершенно забыл о нем. Смени его другим придворным и дай отдохнуть пару дней, — Чимину стало стыдно за свою невнимательность.       — Вас что-то беспокоит, Ваше Величество?       — С чего ты взял?       — Очевидно, что Вы не спали, — Джин подошел поближе и развернул Чимина к свету. — Сейчас я Вас умою и наложу чайный отвар на кожу. Потом припудрю и нанесу румяна. Никто не узнает о том, что у Вас бессонница, а мне Вы расскажете, что случилось, — нараспев протянул Джин. У него явно было отличное настроение.       — Ничего такого, о чем бы тебе стоило беспокоиться, министр Ким, правда, — Чимин улыбнулся и взял омегу за руку. — Такое иногда бывает.       — Хорошо, но Вы обязательно позовете меня, если я понадоблюсь.       Чимин благодарно вздохнул и уселся в кресло. Джин своими длинными нежными пальцами быстро привел его в порядок, сделал примочки и вбил румяна. Евнухи принесли новые ханбоки, из которых Пак выбрал салатовый.       — Он придает Вам излишнюю бледность, — проворчал Джин, потуже затягивая ленту на груди и разглаживая бант. — Не хочу, чтобы ходили слухи, будто Вы захворали. Или еще чего хуже…       — Джин! Как ты смеешь?! — Чимин отпрянул от него на шаг, с ужасом смотря на друга.       — Я как раз не смею, но мне не нравится то, что говорят во дворце, — сдался Ким и присел у выхода.       — А что говорят во дворце? — хлопая огромными глазами с подкрашенными угольком ресницами, Чимин с удивлением уставился на Сокджина.       — Будто Вы не храните верность Его Величеству, — совсем шепотом ответил омега.       — Да как они смеют! Я вырву гнусные языки тем, кто хоть раз осмелится подумать такое! — вспыхнул Чимин.       — Да кто же это Вам скажет? — из угла послышался только тяжелый вздох. Джин поднялся на ноги, пока Чимин вертелся возле ширмы, и начал рыться в шкатулке с украшениями. Сливовая ветвь попалась ему в руки, и он бережно провел по ёнджа. — Только я и Намджун знаем, как сильно вы скучаете по Его Величеству, но людям рот не заткнешь. Этого стоило ожидать. Тем более, что во дворце живет неженатый альфа.       — Они совсем с ума сошли? Да я лучше отдамся простолюдину, нежели окажусь в постели Юнги! — Чимин вспыхнул злостью и естественно порозовел щеками, что даже красить не надо было.       — Надеюсь, что поговорят и перестанут, — вздохнул Джин. — Я слышал это на конюшне и один раз среди болтушек на рынке в деревеньке. Это омеги наших министров. Они наслушались грязных сплетен во дворце, вот и чешут языки от скуки где ни попадя.       — Мерзость какая! — Чимин с обидой поджал губы. — Спасибо за помощь, Джин, а теперь займись Мингю.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — Джин поклонился и вышел. У него настроение испортилось точно так же, как у государя. Чимин жевал губу, съедая и без того легкую наложенную помаду, и пробормотал:       — Надо же что придумал, подонок… Вроде бы и кровь королевская, но повадки отпетого бродяги с рынка… Ладно, Юнги, мы еще посмотрим.       Фыркнув от злости и напряжения, Чимин откинул локоны подобранных в высокий хвост волос. В ушах качнулись длинные золотые серьги, капельками спадающие до шеи, на ключице заблестела тонкая витиевая цепочка. Тяжелые нефритовые норигэ слегка оттягивали пояс, но Чимин исправно носил символ королевской власти. Он удовлетворенно посмотрел на свое отражение и отправился на задний двор выглядывать телеги с провизией.       — Государь-то, гляньте, как сегодня прихорошился, — один из цензоров выглянул из-за ветки раскидистого дерева, которое скрывало чиновников. Пока не появился Юнги они могли обсудить Чимина, жадно скользя взглядом по его тонкому стану.       — Не смеши, Ёнсиль, он всегда соответствует своей высокой должности и всегда одет одинаково красиво. А если ты влюбился, то молчи!       — Айщ, — отмахнулся Ёнсиль, а третий из цензоров шикнул на альф, заметив приближение Юнги.       Точка наблюдения была отлично скрыта со стороны заднего двора, но позволяла просматривать все, что происходило у кухни и черного хода. Чиновники расступились, дав Мину подойти ближе и отогнуть ветвь, чтобы посмотреть на омегу.       — Они еще не приехали?       — На подходе, господин, — встрял один из цензоров. — Я слышал скрип телег.       — Отлично, — пробормотал Юнги, оценивающим взглядом рассматривая Чимина. — Не провороньте такой шанс.       Дворец, казалось, на несколько минут замер. Стражники сняли заградительные бревна с огромных пазов и открыли засовы, распахивая ворота перед повозками. Послышались приветственные крики, кто-то встретил дальних родственников, кто-то соседей из родного села. На миг небольшая площадка у ворот превратилась в место галдежа и базара. Юнги отогнул ветку сильнее и кивнул цензорам, чтобы они тоже присоединились к его подглядываниям.       Чимин подпирал каменную стену, вжавшись в нее спиной, пока в коровник заводили скотину. Повар решил сменить дойную корову, которая стала давать меньше молока, и теперь мимо Чимина гордо прошла телочка с коричневыми лоснящимися круглыми бочками. Помахивая хвостом, она громко зацокала копытами и тяжело покачивала огромным выменем, наполненным молоком. С утра ее специально не доили, и Чимин уже слышал из кухни восторженные крики главного повара.       Его Величество вздохнул и отряхнул сапожки. От неожиданной встречи с животным он забрался в гущу травы, что росла у стены, поэтому теперь смело уставился вперед, высматривая Джиёна. Казалось, время никогда не длилось так долго, и он смог прождать целых тридцать рассветов, но сейчас каждая секунда становилась часом. Повозка парня двигалась в ряду последних. Джиён пропустил других торговцев и легонько ударил кнутом послушную лошадку. Со скрипом телега, груженая зерном, преодолела каменистый порог и въехала в Кёнбоккун.       Глаза у Чимина загорелись, как у лихорадочного. Все его мысли были только о Джиёне: удалось ли ему попасть в деревню? Что он узнал? Будут ли новости о Чонгуке? Нервы Чимина вытянулись в напряженную тетиву, как у самого сильного лука, готового к выстрелу. Еще немного и струна порвется, а сердечко не выдержит напряжения. Оглядевшись, что стражники отвлеклись на ворота, а повозка парня была последней в длинной веренице ожидающих, Чимин не выдержал и подбежал к нему. Он кинулся ему на шею, сжимая грубый ворот ханбока маленькими ладошками.       Юнги, наблюдая за этим, торжественно улыбнулся. Цензоры и вовсе застыли на месте, не ожидав увидеть подобную сцену. Государю не запрещено касаться простолюдина, но это были не касания… а объятия. Мин довольно клацнул языком, понимая, что в его руках неоспоримые доводы. Чимин идет по льду и сам под собой ломает тонкую кромку.       — Джиён! — государь Силлы отстранился, не разрывая рук. У омеги от волнения вдруг ослабели ноги и закружилась голова. Бессонная ночь на нервах давала о себе знать.       — Вам плохо, государь? — Джиён придержал Чимина за талию, внимательно всматриваясь в его лицо. — Позвать лекаря?       Нескольких секунд хватило, чтобы Юнги выцепил взглядом руку молодого альфы на теле Чимина. Звук зубов, что сцепил король Мин, скрежетом нарушил тишину. Цензоры, позабыв закрыть рты, молча наблюдали за происходящим. Такое расследование настоящей государственной измены вселило в них неистовую гордость за то, что они стали на страже морали и порядка.       — Его Величеству придется понести наказание, — пробормотал один из них под напряженное сопение Юнги и гробовую тишину от чиновников.       Чимин на мгновение прикрыл глаза и сжал до боли веки. Резкий солнечный свет отрезвил, а сильные руки Джиёна вернули уверенность в том, что он стоит на ногах, а не позорно грохнулся.       — Ты был в деревне? — это единственное, что беспокоило Чимина. Ни собственная слабость, ни растерянный вид парня не заботили так, как одно слово: да или нет.       — Да, Ваше Величество, — прошептал альфа. — Вы можете стоять?       Ладонь Джиёна на талии государя горела, как в костре. Он поскорее хотел отнять ее, понимая двусмысленность их позы, и Чимин, наконец, кивнул.       — Со мной все в порядке, это обычное переутомление, — Пак схватил руку альфы и потащил его в свои покои через черный ход. В запасе у них было несколько минут, пока хозяина повозки хватятся рабочие, разгружающие провизию.       — Уединились? — непонимающе спросил Ёнсиль.       — Похоже на то…       — Будем ждать?       — А вам нужны еще какие-то доказательства! — у Юнги во рту собралась горькая слюна, и он сплюнул ее на землю. — Его Величество грубо попирает все законы морали. Силла в опасности, если государь такой великой страны не может удержаться и спит с простолюдином ради собственного удовольствия. Что станет следующим? Изменение законов? Смещение неугодных? Полукровка на троне? И в итоге — падение королевства!       Юнги ткнул пальцем Ёнсиля во впалую грудь так, что цензор едва не упал, пошатнувшись от натиска.       — Мы инициируем недоверие Его Величеству, — пробормотал чиновник.       — Именно за это вы получаете достойную плату, господа, — Юнги стал говорить чуть тише и вкрадчивее. — И получите еще больше: наивысшие должности, плодородные земли и повышение жалования.       Чиновники дружно закивали головами, а Юнги обвел их взглядом и удалился во дворец. Проходя мимо покоев государя, он навострил уши, но даже идеальный слух охотника не улавливал ни единого звука. Непроницаемые лица стражников и скрещенные копья говорили о том, что Чимин не один. Даже если Юнги и захотел бы ворваться сюда с целью уличить омегу в измене, то его бы все равно не пустили.       — Рассказывай, Джиён, — Чимин присел на пуфик, а парень перед ним опустился на небольшую подушку. — Что ты узнал?       — Я сделал все, как вы сказали, Ваше Величество, — Джиён с глазами, полными обожания, не сводил с Чимина взгляд. — Единственным ремесленником в деревне является мастер Пхон. В Кангу не так много кузниц, некоторые из них начали работать совсем недавно, но та, о которой вы говорили, принадлежит старику Пхону.       — Старику? — Чимин разочаровался до слез, что вмиг выступили на его глаза. Сбежавшие капельки он быстро растер по лицу и уставился на Джиёна. — Это точно?       — Совершенно, Ваше Величество, — кивнул альфа. — Мне даже посчастливилось увидеться с ним, но я не выдал Вашей просьбы. Сказал, что мне нужна подкова для лошади.       — И что он? — Чимин вцепился руками в норигэ, тревожно перебирая подвеску.       — Ничего, провел в кузню, а по пути успел рассказать много всего. Он потомственный мастер, его предки с незапамятных времен жили здесь, вот и он ремесленничать стал.       — Ты был в кузне?       — Был. Он продал мне подкову за две монеты, и я ушел.       — Ушел… — обреченно сказал Чимин, снова вытирая слезы.       — Почему Вы расстроились, Ваше Величество? — Джиён осмелился и взял Чимина за руку. — Вы ожидали другого человека?       — Нет, все нормально, — почти успокоившись, Чимин выдавил из себя улыбку.       — Если нужно, я могу снова съездить туда и опять…       — Не нужно, — Чимин сжал его руку в ответ. — Все хорошо, правда.       — Как скажете, Ваше Величество, — неловко ответил Джиён видя, что король чего-то недоговаривает и грустнеет на глазах. — Я пойду. Скоро моя очередь взвешивать товар.       — Я провожу тебя, — Чимин поднялся с пола, словно его подменили. Разбитый и надломленный, но еще держащий себя в руках. Он крепко сцепил кулаки, набрал побольше воздуха и толкнул двери, гордо выходя из покоев. Джиён отправился за ним, минуя полутемные лабиринты дворцовых коридоров. Когда они вышли на улицу, до повозки парня оставалось еще два торговца: работники двора спорили, раскрывали мешки и что-то громко доказывали крестьянину.       — Я был рад видеть Вас снова, Ваше Величество. Если понадоблюсь — вы знаете, где меня найти.       — Удачи, Джиён, — Чимин удрученно кивнул ему вслед и помахал рукой.