Смертник с ромашкой в руке

— Комаэда, послушай, я… — Слова застревали поперёк глотки. Хаджимэ сглотнул, сжимая руки в кулаки. — Ты всё не так… — Не так понял? — закончил за него Комаэда с гадостной усмешкой. Сердце болезненно сжалось. — Конечно, как же ещё. Ты, наверное, держишь меня за тупое животное? Что ж, не могу тебя в этом винить. Приятного дня. Он резко развернулся на каблуках, пытаясь уйти. — Да погоди же ты! К горлу подкатила тошнота. Хината рванул вперёд, перехватывая тонкую, костистую кисть Нагито и притягивая обратно к себе. Он всё объяснит. Всё будет хорошо. Он всё обязательно объяснит. — Не думаю, что нам есть, о чём разговаривать, Хаджимэ, — сухо констатировал Комаэда. Однако руку всё-таки не вырвал. Хината тут же обхватил его ладонь второй рукой, мягко сжимая. — Послушай, я не хотел действовать у тебя за спиной, но… — Он сглотнул, осторожно подбирая следующие слова. — Но именно этого я и пытался избежать! Я всего лишь-то хотел тебя узнать! — О? Но я ведь открытая книга. Мне нечего от тебя скрывать, — усмехнулся сосед, всё ещё не поворачивая головы. — Ты мог просто спросить. — И ты бы мне просто ответил? — не сдержавшись, съязвил Хината. Молчание. Чего и следовало ожидать. — Комаэда, я устал с тобой ссориться, — тихо заговорил парень, опуская голову. — И меньше всего я хочу это делать сейчас. Мы можем… можем поговорить? — Разве есть смысл? — Да ты прекратишь или нет?! В их сторону устремилось несколько любопытных взглядов. Но Хаджимэ уже было глубоко плевать. Он сделал шаг вперёд, хватая Нагито за плечо и разворачивая его к себе. Как и ожидалось, Комаэда упорно буравил взглядом асфальт. — Послушай ты меня один чёртов раз. — Голос предательски дрожал. — Мы можем поговорить? — Разве мы уже не разговариваем? — Это не разговор. — Тогда я не знаю, чем тебе помочь. Хината стиснул его руку сильнее, опуская взгляд. И вдруг замер, притягивая её ближе и пытаясь рассмотреть. — Это… это следы от ногтей? — наконец выдавил он, аккуратно касаясь красных следов пальцем. Комаэда безразлично пожал плечами. — Даже если и так, какая разница? Неужели тебе не плевать? — Не плевать! Комаэда, поговори со мной. — Не устал твердить одно и то же? Я и с первого раза тебя понял. — Не уходи от темы. — Я и не пытаюсь. И, если до тебя так и не дошло, я повторю. Это. Не. Твоё. Дело. Хаджимэ сжал зубы, закрывая глаза. Каждое слово Комаэды вонзалось глубоко в сердце, терзая его. Каждый блядский раз, когда он старался изо всех сил, всё шло по пизде. И честно? Он уже не выдерживал. — Это и моё дело тоже. — Серьёзно? И кто ты мне, Хаджимэ? Тишина. — Кто? Давай, расскажи, я весь внимание. Тишина. — Что, нечего сказать? Или мерзотно становится лишь от одной ассоциации со мной? Боже правый, Хаджимэ, как можно быть таким жестоким? Или тебе нравится издеваться над всяким мусором? И снова… тишина. Комаэда фыркнул. — Если ты пришёл за ручки подержаться — тут ты не по адресу. Мне кажется, у тебя для таких целей есть кое-кто другой. — …Кто? — Заговорил-таки? — Кто?! — прорычал Хаджимэ, сжимая его кисть до побеления костяшек. — Чи…Чиаки. — Комаэда. Посмотри на меня. — С чего вдруг я… — Да посмотри ты на меня! — заорал он. Хината дёрнул его за руку — возможно, сильнее, чем следовало. Комаэда оступился, приподнимая голову и впиваясь в него полным испуга взглядом. Они замерли так всего на мгновенье, но этого уже хватило с головой. Хаджимэ тут же отпустил соседа и сделал шаг назад. — Прости, мне не стоило… — Не надо передо мной извиняться, — холодно усмехнулся Нагито, выпрямляясь. От мимолётного испуга не осталось и следа. — Перестань отталкивать меня! — Я и не отталкиваю. — Тогда почему?.. В ответ ему раздался смех. Пробирающий до самой души. Такой… неживой. — Хаджимэ, мне кажется, мы друг друга не так поняли. — Он приподнял голову, выгибая бровь. — Ты правда решил, что знаешь меня? — Но ведь… — Насколько мне известно, для того, чтобы оттолкнуть, — он фыркнул, — для начала нужно приблизить к себе. Как-то я упустил этот момент, не находишь? «Он не холодный». «Он не расчетливый». — Что с тобой случилось? Комаэда вздрогнул, поджав губы. — Что, уже разонравился тебе? Не нравится мой характер? Моё лицо? — Он вскинул руки в воздух. — Может, ударишь меня? У тебя это хорошо получается. — Я не собираюсь тебя бить! — О? Уже противно? — Да что ты… Что ты вообще несёшь?! — Ты ведь хотел поговорить. Что ж, мы разговариваем. Или тебе не нравится такой «я»? — Да нет же… — Может, тебе нравился добренький Комаэда? Кто же знал, что ты такой лицемерный. Нельзя же так, Хаджимэ. — Закончил? — О, вполне. Разве что… — Он немного помолчал, смерив Хинату взглядом. — Не ответишь мне на один вопрос? Хаджимэ повёл плечами. Какая разница, согласится он сейчас или нет. Хуже ситуация стать уже не могла. — Скажи-ка, почему ты никогда не называешь меня по имени? …Или могла. Потому что парень просто не знал, что ему ответить. Он никогда, собственно, и не задумывался над этим. Это было дело привычки, не более. Кто же знал, что Комаэда и к этому сможет прицепиться. Нагито же воспринял его молчание по-своему. — Нечего сказать? Я не удивлён. Думаю, на этом мы можем закончить. Приятно было побеседовать. Он развернулся. И на этот раз Хината не остановил его. Он так и остался стоять на месте, смотря в его удаляющуюся спину. Смотря, как Нагито пересекает дорогу и останавливается. Оборачивается. Их взгляды встречаются всего на мгновение. Губы Комаэды приоткрываются, словно он хочет что-то сказать.

Но жизнь несправедлива.

Остальное происходит, словно в тумане. Из-за угла вылетает машина. Комаэда явно замечает её, однако остаётся стоять на месте. Он… улыбается. В воздухе повисает звенящая тишина. Нагито, кажется, что-то шепчет? Прости? Сердце сжимается, и Хаджимэ вдруг осознаёт одну страшную вещь. — Не смей! Он срывается с места. Перед глазами только Комаэда. Плевать, что он ему наговорил. Плевать на их ссоры. Плевать. Он ему не позволит. Не так. Не у него на глазах. Время тянется мучительно медленно. Но он успевает. Толкает Нагито вперёд и хочет прыгнуть следом. Но опаздывает всего на какую-то долю секунды. Его мир превращается в настоящую агонию. И так больно, больно, больно… Он больше и думать-то ни о чём не может. Сознание ускользает. Последнее, что он видит, — перекошенное от ужаса лицо Нагито. Хорошо. Он жив. Хината закрывает глаза. Ему больше ничего не надо. Всё погрузилось в непроглядную тьму, полную боли. Хината пытался пошевелиться — хотя бы чуть-чуть, — но каждый раз сдавался. Хотелось прекратить существовать — лишь бы не чувствовать. В какие-то моменты ему казалось, что он видит лицо Нагито. И как бы отчаянно Хаджимэ ни тянул к нему руку, тот каждый раз ускользал, оставляя после себя неприятный холодок. Он не до конца понимал, что именно случилось. Пытался вспомнить, но каждый раз воспоминания словно утыкались в невидимую стену. Он помнил разговор с Комаэдой и снова покручивал его у себя в голове. И снова. И снова. И снова. Прокручивал, пока не становилось тошно. Мог ли он что-то сделать? Мог ли предотвратить это всё? Он не мать Тереза. Зачем он полез к Комаэде? Зачем вообще это всё затеял? И сознание тут же отзывалось. «Ты любишь его?» Ответ был таким очевидным, но от того не менее трудным. Так, казалось, прошло много-много времени. Иногда он слышал чьи-то голоса. Иногда видел чьи-то лица. И каждый раз он надеялся увидеть Комаэду. Извиниться. Обнять. Сделать хоть что-нибудь, но не чувствовать себя таким бесполезным. А затем случилось что-то странное. — Хаджимэ. Голос Комаэды пробился сквозь густую, вязкую тьму. Хината тут же встрепенулся, завертел головой в его поисках. — Мне так жаль. Это всё моя вина. — Он звучал так глухо, надтрестнуто. «Ты не прав. Прекрати». — Почему ты пришёл тогда на крышу? «Не знаю». — Почему не дал мне спрыгнуть? «Не знаю». — Так было бы намного проще. «Кому?» — Ты ненавидишь меня? «Нет». — Надеюсь. Не растрачивай своё сочувствие на всякий мусор. «Ты не мусор». — Мне жаль. И вновь наступила звенящая тишина. Он ушёл. «Комаэда?» Пустота. Его больше с ним не было. Хината рванул вперёд, стиснув зубы. Как же больно. Но если он отступит сейчас… Он не хотел думать о том, что могло случиться. О том, что уже случилось. «Не уходи, умоляю. Давай просто поговорим?» «Не оставляй меня, пожалуйста». Почему всё так закончилось? «Дай мне шанс!» Он не понимал. «Пожалуйста!» . . . — Комаэда! Он резко открыл глаза, протягивая руку вверх. Это был… сон? Он до последнего хотел в это верить.

Но когда жизнь его жалела?

— Вы… Вы очнулись? Хината вздрогнул, опуская руку. Рядом с его кроватью стояла смутно знакомая девушка, зажимая руками рот. — Где… где я? — просипел парень, пытаясь сесть. — Пожалуйста, не надо! Вам нужно отдыхать! — тут же вскрикнула девушка, однако стоило Хаджимэ бросить на неё предупреждающий взгляд, как она тут же отшатнулась в сторону. — Простите меня! Простите, пожалуйста! Хината закрыл глаза, сдерживая шипение. Хорошенько же ему досталось. — Где я? — повторил он спустя некоторое время. — В… в больнице. Что ж, это было логично. — Какое сейчас число? — П-первое. Вас доставили несколько часов назад и… — Со мной был парень? — живо перебил её Хината. — Высокий такой, с белыми волосами? — Он ушёл минут тридцать назад, — прошептала медсестра и тут же прикрылась руками. — П-простите, он сказал, что у него неотложные дела. Дела. Естественно. Хаджимэ отбросил одеяло в сторону и попытался встать. — Куда Вы?! — Я должен… Гх… Он ведь!.. — Дождитесь врача, умоляю. — Я отказываюсь. — Н-но… — Я. Отказываюсь, — чеканя каждое слово, прошипел Хината. — Я потом подпишу всё, что надо. Заплачу, если надо. Но сейчас… — Он вцепился в её руку, сжимая её. — Пожалуйста, дайте мне уйти. Медсестра ответила не сразу. И стоило только Хаджимэ подумать, что ему придётся прорываться силой, как она слабо кивнула, помогая ему подняться. Наверное, у неё будут проблемы, когда об этом узнает врач. Но Хината обязательно всё объяснит. Только потом. Он с трудом оделся. С трудом покинул палату. Медленно пошаркал к выходу. Он не знал, сколько времени у него осталось. Не хотел думать. Вместо этого он прибавил шагу, чувствуя, как по щекам катятся крупные слёзы. Он успеет. Обязательно успеет. Он едва добрёл до здания общежития. Вспотевший, заплаканный и, кажется, покрытый кровью. Но он продолжал идти. — Дождись меня, пожалуйста, — шептал он, словно заведённый. В комнате было пусто. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь шторы, озаряя кровавым багрянцем письменный стол Хинаты. Хаджимэ нервно огляделся по сторонам в поисках хотя бы какой-то подсказки, куда мог направиться Комаэда. А затем его взгляд упал на небольшую коробочку белого цвета и подложенный под неё лист бумаги. С гулко бьющимся сердцем Хината взял записку в руки, даже не пытаясь унять дрожь, и развернул, жадно вчитываясь в строчки. «Эй, Хаджимэ, Если ты это читаешь, я рад, что ты вернулся из больницы. Надеюсь, это не привело к каким-то серьёзным последствиям? Я бы не хотел, чтобы с тобой что-то случилось… Кроме того, что ты попал под машину. Я так и не извинился перед тобой. Мне искренне жаль. Но я пишу не за этим. Если хочешь, можешь порвать письмо прямо сейчас. Я тебя не осужу, честно. Я не имею на это права. Никогда не имел. Я просто решил попрощаться. Не в живую, конечно, но, думаю, ты больше не хочешь меня видеть. Понимаю. Я сам себе противен. Но я не мог уйти просто так. Хочу, но не могу. Говорят же, что легче всего, когда у тебя больше не осталось сожалений. Но даже сейчас я всё ещё надеюсь, что ты не ненавидишь меня всем сердцем. Я больше не хочу переводить бумагу. Наверное, тебе уже надоело моё нытьё? Я почти закончил. Спасибо тебе за всё, Хаджимэ. За то, что терпел. Разговаривал. Пытался понять. Такая скотина, как я, не заслуживает твоей доброты. Но я всё равно рад. Тебе будут противны эти слова, но ты стал моим лучиком надежды. Первым за долгое время. Я хочу закончить это всё там, где мы встретились. Я устал, Хаджимэ. Очень устал. Эти моти — тебе. С Днём Рождения. И прости. Нагито Комаэда.» Не успел.