О муках человеческих, Зоной провоцируемых

Следующим пунктом маршрута стала «Палестинка» - лужайка, залысиной вылезшая посреди крупных дубов. «Кречетовцы» сами обнаружили её лишь парочку месяцев назад, когда дежурный Выброс открыл новые пути в дубняке. До сей поры на полянке не были замечены следы пребывания ни людей, ни животных, что давало повод считать это место сохранным и отличным для краткосрочной стоянки, передышки. Гавиал выходил к ней, ориентируясь в меньшей степени на карту в КПК, в большей степени - на бросающиеся лишь ему в глаза памятные детали: где-то «Мясорубка» размолотила ствол дуба, отчего тот усох, покосился, где-то псевдогигант раскурочил почву и кусты крыжовника, где-то виднелась россыпь громоздких «голышей», эдакий Стоунхендж для бедных, где-то из взгорбленной земли кружками выглядывали покинутые норы слепых псов. Конечным ориентиром служил изъеденный, обглоданный собаками и минувшими месяцами скелет контролёра, закопанный в почву наполовину и ограждённый от любителей поглазеть поближе цепью «Каруселей», так и жаждущих прокатить на себе подросших деток. Вот от этого вернисажа нужно было забрать на юго-восток, выцеливая взглядом множащуюся популяцию лесной жимолости, далее идти нужно было строго по кустам, тогда и к «Палестинке» добредешь. Она, в свою очередь, представляла из себя бесформенное, как клякса, перелесье, почти лысое, усаженное только травой тускло-нефритового цвета и кустиками костяники, ракитника и конского щавеля. С востока над лужайкой возвышалась трёхметровая насыпь, закрывающая обзор, но заодно и стерегущая спину, тут как придётся. С иных сторон света всё было открыто и взор утопал в засилье молодых дубов с новоявленным лиственным покровом. На доныне безобидной полянке подселилось две «Воронки» и одна «Выжималка», у её западного края разверзлась толстенная «Электра». Артур взялся обходить эти ловушки, завернув ошую, к насыпи. На первых порах это всех обрадовало, ведь один из секторов теперь не нуждался в столь тщательно надзоре. Так они позволяли себе думать, покуда зловещие лесные перешёптывания ветра и ветвей не перебил одинокий, рвущийся ввысь, гармонично-печальный звук, надрывающийся на высоких тональностях — не иначе вой, людской вой. За ним незамедлительно явился многоголосый рокот, хрип и улюлюканье, разнообразие стонов в миг убило всякие мысли о хоть чем-то человеческом. Вадим ещё до появления первого «экземпляра» в зоне видимости смекнул, с кем они будут иметь дело здесь и сейчас, удобнее перехватив G36c за цевьё, упирая приклад в плечо, точно в заранее выпиленный паз, рефлекторно щёлкая флажком предохранителя, переводя винтовку в режим автоматического огня. Так поступили и остальные, осторожно пятясь, поглядывая на грозный край насыпи. - Снорки. - сдержано озвучил мысли всей группы Мятный, в теноре его не читалось страха, только железная сосредоточенность и мягкая опаска, вполне логичная для их положения. Мутанты, скорее всего, учуяли и выследили их ещё давно, обаче остатки мозговой коры понимали, что в дубраве шансов попасть в мечущуюся меж деревьев цель у них немного. А вот на лужайке все козыри на их руках, даже прикрывающая от огня возвышенность. Тут-то они и решились заявить о себе во всеуслышание, ободряя себя же гортанными звуками. Сразу после их официальной презентации, как по щелчку, эти ловкачи-циркачи, точно из пушки, на манер барона Мюнхгаузена, выпущенные, оказались над мужчинами, на предельных скоростях рассекая воздушное пространство. Цепкий взор Кречета разглядел двух пикирующих и трёх, готовящихся к прыжку, но сколько их было в целом — оставалось только гадать, а для гаданий время было ой какое не подходящее. Среагировать на «прыгунов» сумел только Коновал. Его намётанный глаз «долговского» офицера верно просчитал траекторию полёта самого массивного мутанта — небось вожака, ведущего стаю в пыл сражения — и выпалил в его сторону две короткие очереди по три патрона каждая. Четыре конусовидных куска разительного металла вколотились в изъеденное болезнями и ранами, но парадоксально выносливое и крепкое тело, пробивая правое лёгкое, переламывая левую ключицу, разрезая плоть рядом с печенью и кроша правый угол нижней челюсти. Это всё отразилось в человекообразном мутанте болью, но совсем не остановило его, лишь заставляя рассвирепеть. Попавшие пули слегка сменили траекторию полёта этого сгустка мышц, что дало время Ясю отскочить в сторону, в последний миг уворачиваясь от цепких лап. Снорк ждать пока его расстреляют не стал, кубарем перекатываясь за спину, чтобы тут же запрыгнуть с тыла и повалить наземь, прокусывая шею. Правда этот крепыш не на того нарвался. Если у Борисовича из-за груза прожитых лет может не хватило бы скорости, то молодой и точно заведённый Гнус легко развернулся на все сто восемьдесят, орошая морду твари потоком мелких дробинок. Последний, третий выплеск настиг чудовище в иррациональном, полном природной агрессии и злобы, полёте в сторону своей единственной цели — куска сочного мяса. Глаза мутанта утонули в собственной крови и он без сил рухнул на разогретую утренним солнцем землю, истошно сопя и перебирая пальцами, вырывая ими землю в попытках двинуться к цели вновь. Юнец же увернулся от теперь уже смертельно раненного дегенерата и во второй раз, впрочем, тут уже все не было так благосклонно, уйти в пирует не вышло — блондин поскользнулся, запутался в своих же ногах и начал падать. В этом состоянии он изловчился вывернуться боком, рухнув прямо на саднящий и ноющий с утра локоть. Вопреки всему боль не пришла, её в зачатке задушил пенящийся в каждом капилляре адреналин, стучащий кровью в уши, тормошащий сердце, сжимающий каждую мышцу, как пружину. В полулежачем положении сталкер отыскал глазами стремящуюся сквозь воздух к нему цель и успел дважды нажать на спуск, перед тем, как произошло столкновение. В моменты прямого контакта со снорком стоит помнить, что ты с ним один на один, даже если вокруг тебя целый отряд. Стрелять в сторону жмущегося с порождением Зоны клеврета ни один мало-мальски одаренный интеллектом боец не решится: велик шанс перепрофилироваться из бравого спасителя в слабоумного убийцу. Подбежать с ножом тоже вряд ли успеют — «прыгуны» редко позволяют рассредоточится добыче, развлекая каждого члена группы по полной. «Циркач», бывший когда-то явно крупным служащим кого-нибудь десантного полка, навалился на хрупкое тельце Яся ещё сильнее, чем Гави давеча. Прижимая его к земле, как пьяную студентку педагогического факультета, тварь тянула свои жадные лапы не к самым заветным местам для помешенного на коитусе извращенца, а к кадыку и глазам. Гнус же предварительно выставил перед собой повернутую в бок Сайгу и выжимал её вперёд, как штангу, уперев ту в ключицы мутанта, оттесняя его от незащищённых мест. Поняв, что не дотягивается, уродец сменил тактику: отросшими, забитыми земельной грязью ногтями, он начал порываться порвать комбинезон на месте локтевого сгиба, дабы распороть руку и ослабить исходящее от неё давление. Первый слой «НКМа» уже начал трещать и расходиться, тогда парень, что было мочи, одёрнул ружье в сторону, пользуясь сосредоточенностью снорка на своём снорочьем деле. Полностью вывернуть и вырвать оружие конечно же не вышло, однако удалось хоть немного утянуть его вправо и одновременно вперёд. Ясь бездумно лупанул пальцем по спусковому крючку. Первый заряд металлических шариков частично ушёл в молоко, но также частично задел правое плечо мутанта, заставив того дёрнуться назад, выродок было устремился вперед, но его стеной встретил второй заряд свинцовой крупы, на этот раз направленный прямиком в расчёсанную, покрытую нарывами выю и туповатую зубастую морду, заточённую в противогаз. Снаряд вошёл в кожу, как в сливовый пудинг, поражая внутренние ткани, артерии, кости, связки и главное — центр принятия решений. Лобешник у этих отродий был крепкий, но всё же не пуленепробиваемый, оттого мутант, задыхаясь, в омерзительном стоне хватая воздух, завалился назад, брыкаясь и теребя ногами. Гнус поспешно заработал ногами, вытаскивая их из под загибающейся туши, отпинывая ту и подбирая стопы к себе, чтобы вытянуться вверх одним рывком, попеременно с этим он, с точностью часового механизма, скинул коробчатый магазин прямиком на землю, моментально восполняя утрату другим, находящимся в полной боевой готовности. Со своими уродцами он справился, пришло время помочь другим. Коновал с должным артистизмом управился с одной тварью, применив "секретный" приём «Долга» — удар прикладом в наглую морду. На самом деле номер был рисковый, к его исполнению нельзя было приступать без должного опыта за раменами, без четких, заточенных знаний о природе противника. Попытавшийся вытворить такое желторотик вероятнее всего неверно определили бы окно для удара, тем самым позволив несущейся на него чистейшей силе либо увернуться, либо обхватить ствол загребущими руками. В каждом из этих случаев салага завалился бы наземь, из охотника тут же превращаясь в дичь с распоротой гортанью. Бывалый «старатель» же своё дело знал на отлично: он, словно древнеримский Бестиарий, орудующий копьём, вдолбил монстру приклад прямиком в лобную кость, заодно размозжив носовую. От богатырской силищи мужчины дегенерат отлетел метра на два, он только успел вскочить на свои лапища, как его многострадальный лоб принял на себя новое, уже невыносимое испытание: две пули калибра 5.45 винтом пробурили его кости, грузной, невыносимой ношей оседая где-то внутри «ядра» головы. «Циркач» беззвучно зачах, размашисто клюнув головой землю. Сразу после смерти первого на ветерана возжелал налететь ещё один «прыгун», но тут уже вмешался Гнус, отдавая другу должок: инкрустируя парящее тело двумя тучами свинца. Коновалу оставалось только хладнокровно добить ослабевшую тварь, и он шквальным огнём раскрошил ей хребет. Мятный, который, судя по подсчётам, должен был вести бой между самым старшим и самым младшим «старателем», на все подсчёты плевать хотел и отстранившись назад метра на четыре, все возился со своим единственным визави. И всё же рыжеволосого трудно было в чём-то обвинить — особь ему досталась самая прыгучая, действительно реактивная. У человека и его извращенной, озверевшей пародии закрутился настоящий танец: снорк всё скакал, а молодой мужчина всё уворачивался, градом пуль гоняясь за верткой целью, отставая от неё полоской выбитых из земли фонтанчиков дерна всего на миг. Хищник совсем не утомился, кажется, только разогрелся, а вот егозистость конопатого уже начинала давать слабину — последние два раза он избежал коллизии одним лишь чудом. Мутант, поскребя по сусекам тлеющего ума, решил сменить тактику: если до этого он, как и все его сородичи, целился в торс, чтобы своим весом и инерцией завалить двуногое существо, то теперь он уловил, что оппонент его первым делом отводит верхнюю часть тела вбок, зная о намерении охотника, а лишь потом подтягивает за собой низ. Монстр же отныне решил попытаться уцепиться за задерживающиеся ноги. Перекатом вправо он ушёл от очередной эскадрильи свинцовых «смертельных мошек», напряг гипертрофированные сухожилия и рванул вперёд, чувствуя себя одной большой мошкой. «Старатель» стал было шаблонно уклоняться, впрочем, быстро понял что никак не успевает. Правая нога уже висела в воздухе, отклоняясь назад, тело гнулось в сторону, ослабляя и без того неустойчивую позицию. «- Собьёт же, сучий сын!» - донесся из печенок внутренний голос, убеждая в собственной правоте. Однако вместе с ним наитием объявилось авантюристское решение. Мятный ускорил правую ногу в движении и как только та коснулась тверди — сразу же выбросил её вперёд изо всех сил, примеряясь к мчащемуся к нему сгустку. Метящий в бедро дегенерат напоролся на шарнир колена, а заострённые зубы его встретились не с хилой для них тканью «Ветра Свободы», а с армированной вшитой прокладкой, которую они прокусили. Тем не менее на языке не образовалось сладкого железного привкуса, резцы не нащупали уступчивую плоть — образовалась фрустрация, «циркач» начал вгрызаться глубже, все надеясь обнаружить желаемое, хоть кончиком языка лизнуть алое, оголённое от кожи, мяско. Рыжий тем временем рухнул плашмя, на спину, увлекая за собой отродье. На земле он скоро сориентировался и взялся крепкой левой подошвой исправно лупить по тупой башке нападающего, тут же руками подбирая немецкий автомат. Вернув себе в руки «рабочую машинку», он едва приподнялся, отстранился влево, дабы не попасть себе в же в стопу и одиночными выстрелами принялся бить «прыгуна» по ребрам. Автомат сурово грохотал, конопатый парень истошно орал, гильзы хлестали его по плечу, а пороховая завеса расползалась над лицом. Снорк вынес пять тягостных соприкосновений, крушащих рёбра и бьющих сильнее молота. Его спас только армейский бронежилет, унесённый из прошлой, куда более тяжелой и осмысленной, жизни. Так и не добравшись до вожделенного, уродец отпрыгнул назад, тут же готовясь к следующему, в этот раз точно успешному наскоку. К его превеликому сожалению, останавливающей силой стала очередь, выпорхнувшая из HK416 антагониста. Этот мутант и в прошлой жизни терпеть не мог немецкие винтовки и их обладателей — надутых пижонов. Сконцентрировав в пятках остатки мощи, он махнул навстречу малоимпульсным, промежуточным, ненавистным «НАТОвским» пулям, впитывая их в себя со всей возможной жертвенностью. «Прыгун» грудью налетел на ещё трясущийся в процессе извержения содержимого магазина ствол, ток крови в его организме поспешили оборвать два последних патрона, выдворенных за рамки их маленького дружного домика. Услышав недобрый щелчок, извещающий о тревожной пустоте в патроннике, «конопатая бестия» тут же выпустила из ладоней автомат, потянулась было за стилетом, другой рукой отпихиваясь от хищника, да вот только нужды в этом уже не было — дошлый супостат бездыханно сполз с него, заливая зеленую осоку своей жидкой соединительной тканью. На южном фронте всё тоже было не слава Богу, не обошлось без неурядиц и прямых контактов. Кречет, в силу того, что на него напали позже остальных, повторил и даже превзошёл подвиг Коновала: первую особь он снял ещё на подлёте, с помощью благоволения Фортуны, заказанного Мотыльком. Вышвырнутые «гэшкой» свинцовые гости были крайне настойчивы, оттого мясистые волокна выродка не могли их не приютить. Парочка гостей уютно расположилась в незащищённой грудной клетке, уговорив бьющееся в труде сердце уйти на заслуженный вечный отдых. Второй же лиходей прилунился в метре от Вадима, клубком докатившись до его ног и тут же разворачиваясь, будто смятый лист бумаги, переходя в подсечку. Подсечку выкинуть не получилось — лидер группы одернул ногу, но нападающий не растерялся, превращая грязный трюк в прямой удар по большеберцовой кости. От атлетической силы правую ногу «старателя» словно саму сложило в колене и он припал на неё, тем не менее удержал равновесие и не завалился на траву-мураву. Мужчине хватило сноровки, чтобы выхватить из поясной оперативной кобуры свой пистолет Макарова и огрызнуться из него в сторону назойливого порождения Чернобыля. Девятимиллиметровые пули с носиком в форме гриба, конечно, имели отличное останавливающее действие, да этого монстра остановить не смогли, тяжким грузом замерев в неглубоких раневых каналах. И всё же это положило начало погибельной поступи, ослабило хищника перед лицом защищающегося. Из-за четырёх поражающих элементов, принятых внутрь — главный из них раскурочил скуловую кость, замирая где-то у самих застенок мозговой коры — скачок выдался не таким отточенным, как всегда. Кречет напрягся, изощрился и поймал тварь за плечо, шлепаясь на задницу, потом и на локти, тут же перехватываясь за гортань, сжимая ту как детский эспандер. Второй, экипированной ПМом рукой, он принялся свирепо дубасить дегенерата рукояткой пистолета прямиком в открытый для нападения висок. Удары выходили чеканными, как выстрелы у того же пистолета. Полузверь-получеловек, можно сказать уникальный гибрид, изначально ловчился отбиваться, лупя когтями «Булат» в области грудины, что не давало никакого эффекта, потом снорк все же додумался сделать рывок ногами, отрываясь от тверди земной, увлекая своего истязателя в полёт. Вадим, ясное дело, сорвался, отпустив пальцы, ударяясь спиной о землю с высоты примерно в метр. Перед глазами забегали чёрные точки, в ушах разразился фонящая какофония, кости захныкали. Мутант же пролетел чуть дальше, метров пять, готовился было возобновить атаку, но тут его набила конгломератом дроби Сайга-12К, крепко умещенная в сноровистых руках Гнуса. «Циркач» запрокинулся набок, не в силах больше шевельнуться, в его глазах медленно жухло безумное человеконенавистничество, а вместе с ним и жизнь. Пуще всех досталось, пожалуй, Гавиалу. У него не было и шанса на маневрирование — его, даже толком не успевшего повернуться в нужную сторону, сшибла и придавила к земле беснующаяся аномальная мощь. Теперь Артур в какой-то мере понимал претензию Яся, брошенную за завтраком, ту, в которой было про «на людей бросаешься». Проводник приложился головой так, что аж искры из глаз полетели, и тело на секунду перестало отвечать за себя. Этой секунды голодному и жадному хищнику хватило чтобы рефлекторно дернуться к шее. И, к своему изумлению, обнаружить там стоячий воротник «Амброзии» - средство защиты конкретно от таких зубастых как он. Монстр вцепился в ткань клыками, мечтая прокусить. Когда у него ничего на этом поприще не вышло, он потянул воротник на себя в намерении разорвать, но тот оттянулся, как каучук, а лопаться и рваться даже не подумал. Также под его ногтями, наброшенными на окатистые рёбра, не нащупывалась нежная кожа, что голосило о неэффективности давления. Уродец обомлел, заливая кипящей слюной проклятый комбинезон. Особь было попыталась запустить растопыренную длань за оттянутый воротник, обаче грузин времени тоже не терял, пользуясь своей форой. Все это время он боролся с набедренными ножнами и в конечном счёте, ощутив прилив силы в конечностях, смог вырвать охотничий нож, отлитый из дамасской стали, с изогнутым лезвием на конце и ручной заточкой. Что-что, а точить ножи Арчи умел высококачественно. Остриё, мирно дремлющее в ожидании своего часа, жалом вонзилось в трахею, перед этим прорезая сонную артерию. Интенсивные струи мутного, по консистенции сравнимого с машинным маслом, багрянца подземными толчками стали выплескиваться, как только клинок покинул проложенный им тоннель. Ощутимо запахло сырой тухлятиной, от которой нос сам собой сжимался до сходства с грибом-строчком. Гави не обратил на это никакого внимания, оформив ещё две колотые раны в том же районе. Тогда тварь перестала елозить и противодействовать, булькая и давясь плещущим изо рта вишнёвым компотом, заливая «старателю» щёки и подбородок, едва не попадая в надутые от напряжения губы. Мужчина отвергнул от себя испустившее дух тело, свободной от ножа кистью стал вытирать моську, возвышаясь на сгибе рук, дабы не допустить попадания крови в глаза. Уклонившись в сторону брюзгливости и гигиены, Арчи не смог с должной подготовкой встретить напарника первого дегенерата. Тот запрыгнул на него, со всей дури повторно впечатал головой о землю, выводя из строя с концами. Теперь перед особью был полный фуршет — ничем незащищенная голова врага. Можно с благоговейным удовольствием выкорчевывать глаза из глазниц, отрывать щёки целыми кусками, царапать мягкую, как бархат, кожу и клином когтей забиться в трахею, обрекая жертву на верную погибель. Тут уже помощь пришла, откуда не ждали — смачным пенделем мыс ботинка Мятного впечатался в висок снорка, сбрасывая его с места намеченной трапезы. Мутант вздумал было приподняться, но его окатило волной жгучей боли — в разных местах деформированного тела чистейшей мукой заявили о себе мелкие бреши, гутарящие о крахе обороны. Теряющий силы, хватающийся за них, но упускающий оные, хищник видел себя надоедливым насекомым навроде комара, попавшего под массированный, густо сосредоточенный ливень: первая капля своим неподъемным весом уронила его наземь, а остальные нещадно лупили хрупкое тело, не давая тому сдвинуться хоть на миллиметр, пошевелить хоть крылышком, сделать хоть один жадный вдох. В бессилии «прыгун» откинулся на спину, раскидывая конечности по примеру морской звезды. В них сейчас не было мощи и энергии, они являли собой лишь грузные дырявые шланги с "убегающей" жидкостью, тянущиеся вниз под присмотром гравитации. Монстр на ощупь различил, как на об его измученную, трепещущую грудь сперва с ударом умещается что-то — кажется, грязная обувь — а потом начинает колко давить на треснутые ребра. Глаза заволокло пыльное марево. Уродец хотел было хотя бы прошипеть что-то против этих действий, но столкнулся с унизительным тычком в лоб, после которого в голове как стоп-кран дёрнули и всё вокруг померкло. *** Мятный зарядил в лоб ещё один контрольный, чтоб уж наверняка. Воровато оглянулся по сторонам, весь предельно накалённый, в поисках потенциального противника. Но никого не было, за спиной только-только прикончил последнюю гниду Гнус. Убедившись, что схватка подошла к своему эпилогу, конопатый бродяга с размаху рухнул на землю прямо рядом с только что умерщвлённым снорком, усаживаясь «по-турецки», держась за свою винтовку, как за трость для ходьбы, обнимая её, уперев прикладом в землю. Выступивший за эти мгновения боя пот вдруг из горяченного перевоплотился в сковывающе-морозный, такой, от которого кожа стала гусиной, а рамена пробрала щекотливая дрожь. Ясь стоял у одного из мертвяков, застывшего в луже собственной, впитывающейся в мать-землю, крови, тыкая того стволом, как ребёнок дохлого голубя во дворе — с интересом, с увлечённостью. Убедившись в его статусе покойника, юнец с отвращением толкнул левый бок, дабы развернуть тело на спину. Снорки всегда завораживали его максимальным сходством с человеком. В кровососе, из-за отсутствия лица как такового, уловить что-то людское было проблемно, в бюрере, в контролёре тоже, в полтергейсте уж и подавно — слишком давно с ними приключились необратимые процессы векторной трансмутации и слишком далеко они зашли в кроении генома. А что до кадавров, то они и не мутанты вовсе, а так, лишённая интеллекта оболочка. С «прыгунами» же всё было куда завлекательнее. В памяти тут же отзвуком откликнулся монолог Берендея — старожила «Угодий» и правой руки Тучи: «Не, малой, со снорками вообще отдельная песня. Они чуть ли не главная загадка Зоны, скажу я тебе. Если не главная, то точно ниточка, ведущая к главной. То есть, ну вот все эти кровососы, контролёры, бюреры, изломы — одна шобла, лабораторный выводок. Шавки разной масти, секачи, оковалки шилолапые — шобла другая, то ли тут мутировавшая, в чём я, честно сказать, сильно сомневаюсь, то ли тоже чем-то напичканная, но больше так, из шатущего любопытства, чем ради практической пользы. Были же исторические примеры: Сиро Исии и его отряд во Вторую Мировую опытами занимались жуткими, от которых волосы на жопе потеют и вьются, что твои гадюки. Но опыты те реальную пользу человечеству принесли, открыли много нового касательно человеческих пределов, реакций, воздействии и ходе протекания болезней. Потому-то пиндосы и укрыли узкоглазых у себя, да и советы, если память не подводит, пленных из семьсот тринадцатого быстро отпустили, сцедив с них всё самое важное. А был Менгеле — ебучий никчёмный садист, который страдал полной хуйнёй: закачивая в глаза краски шприцем, анатомируя младенцев, облучая монахинь радиацией, кастрируя мужчин без анестезии, сшивая близнецов, в попытке кинуть мать-природу через хуй и сотворить уже сиамских близнецов. Была ли в этом польза? Не-а. Мужик просто занимался тем, что приносило ему извращённое удовольствие, будоражило его детский мозг. Тут вот тоже самое. Кто-то стругал полтергейстов, желая повести орду таких телекинетиков войной на поганый капитализм, а кто-то с хряками развлекался, истерически посмеиваясь от возбуждения. Снорки же не относятся ни к одной из перечисленных групп. Их происхождение до сей поры — тайна за семью замками, а это всё учитывая, сколько лично наши хлопцы припёрли живых особей в лапы товарища Агапова и ему подобных. Одни говорят, дескать, тут точно без приложения низменной руки «хомо сапиенсов» не обошлось, а другие говорят, что все снорки выходят к нам из «Хмари», там, собственно, обращаются или размножаются, чёрт его пойми. Но, как и всегда, для нас главное что? Правильно — детали! А детали такие: снорки всегда в обмундировании, обаче самом разном. Где-то это старая армейская форма, где-то новая, где-то сталкерское шмотьё, а где-то прямо-таки броня кланов. Лихо, так? А это далеко не всё. Литр как-то с шеи одного из своих трофеев армейский жетон стянул. Он парень любознательный, пытливый, тем мне и импонирует. Вот, принёс он в лабораторию свою находку, оттуда запрос куда надо сделали и как думаешь, что выяснилось? Владимир Александрович Брынько, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения, Вооружённые Силы Украины, пехтура, младший лейтенант, без вести пропал в ходе операции «Приход». Такие вот пироги с глазами. Да и похожих случаев масса: где-то по шрамам знакомых определяют, где-то по татуировкам. И получается, что либо в Зоне до сих пор где-то пашет весёлая фабрика по изготовлению этих «прыгунов», в чём я не вижу смысла, либо мы многого, слишком многого, не знаем о «Хмари» и о том, какие процессы в ней протекают. Тогда уж я готов и во влияние Зоны на зверятину поверить, раз она за ширмой с людьми такое проворачивает, вдали от наших острых и впечатлительных глядел. Впрочем, это ещё не всё. О генезисе мутантов можно говорить много и при любом исходе ударишься своей пареной репкой о стену — или лабораторную или ту, что из тумана соткана. Цимес не в этом. А цимес, паря, в том, что снорки единственные понимают, что такое есть «человек». Не, не в философском значении этого слова, ты не подумай, глубокие мысли — это не про них. Они даже не то чтобы понимают, что такое человек, они скорее… Улавливают нашу связь. Это видно. Можешь меня за умалишенного посчитать, однако я поболее твоего на разнородных тварей нагляделся, что на живых, что на усопших. Для большинства мы дичь или назойливый раздражитель, для контролёра унтерменши и игрушки, а для снорков — их затерянное прошлое. Я уж не берусь судить, как их перепаянный мозг пашет, тем не менее кажется мне, что они единственные отчётливо нас ненавидят. Без чрезмерной животной ярости, холодной ненавистью. Потому что завидуют, потому что помнят, что когда-то были такими же, что когда-то их жизнь была куда обширнее, глубже, полноценнее. И мы им, что бельмо на глазу — надменное, нестираемое напоминание о том, что у них кем-то или чем-то было отнято. Вот такая драма. Что, занял я твою тугодумалку потоком сознания? Не грузись, авось это у меня уже профдеформация сталкерская — во всей этой жестокой, исступлённой катавасии смыслы ищу, потому как без них и жить тошно». Ясь всегда определял Берендея как мужика с приветом, с нотками блажи в башке, однако в «снорочьем вопросе» был схож с ним в воззрениях. Наблюдалось в этих тварях что-то особенное, отличительное, не столько из рода умственных способностей, сколько из рода абстракции, метафизики, трансцендентности. В них это самое «человеческое прошлое» пульсировало с наивысшей силой, коли сравнивать их с другими собратьями по несчастью. Парнишка начал ступать по упокоенному испытующим взглядом, сверху вниз, очами будто прощупывая каждый сантиметр. На ступнях мутанта сидели утеплённые треккинговые ботинки, облепленные нечистотами, будто дополнительным слоем защиты, смахивающим на не до конца застывшую шамотную глину. От эксплуатации в экстремальных условиях обувь разносилась, подошва где-то подразбилась, мысы «затребовали каши». На одном ботинке не было шнурков, по все видимости лопнувших от беспрестанных скачков. Отупевший центр принятий решений «прыгуна» не нашёл варианта лучше, чем туго перевязать буцефал каким-то клочком ткани, тем самым кое-как стабилизируя обувь. Следующими по очереди были штаны — простейшие армейские брюки в расцветке «дубок»: растянутые, выгоревшие под палящим солнечным светом, замызганные, с каплями въедливых пятен, там и тут прохудившиеся, разошедшиеся по шву промежности, что совсем не мешало и не стыдило их носителя, создавая тому климат-контроль интимных мест, обряженных в дебордированные «горошковые» семейники под маркой «с рынка». Поверх торса бравым знаменем висела майка-алкоголичка поочерёдно исполосованная синим и белым. На оголённых предплечьях и плечах, сквозь дыру на спине виднелись обширные, упитанные фурункулы, нежно-розовые бляшки, варикозная ультрамариновая лапша вен, карминовые прожорливые трофические язвы, активно жующие затравленную плоть, едва зажившие и свежие струпья, рябиновые осередки сыпи на коже, разъевшиеся везикулы, налитые и на днях лопнувшие волдыри шафранового цвета, прослеживалась общая атрофия сухой, как осенние листья, кожи, там и тут идущей магистралями трещин. В парочке мест отсутствовали целые куски уже зажившей плоти. Телосложение у всех снорков было как на подбор стяблое, субтильное, ну да это на первый, невнимательный взгляд. Стоило приглядеться, как в этой худобе угадывалась скорее сухопарость, жилистость: в этих тварях не было ни грамма лишнего жира и почти всё их тело представляли натренированные по «долгу службы» мускулы, туго заплетённые в мясистые косы от шеи до икр. Отдельно выделялись нижние конечности, в которые уходила вся масса, отчего те начинали напоминать шаровары. Разглядывая тела этих несчастных, сложно было поверить, что они вообще способны функционировать, не то что сигать на пять, десять, а кто и на пятнадцать метров. Им нужен был строгий врачебный уход и надзор, куча всевозможных лекарств и постельный режим, ещё пособие по инвалидности в придачу. Вместо этого они, подпитываемые не иначе что болью и самой Хозяйкой-Зоной, стаями кочевали по всей чернобыльской округе, кидаясь на всё, что попадётся им на пути. Это было баснословно, экстраординарно, сверхъестественно, в конце концов. И всё же эти полуживые трупы на стероидах воочию демонстрировали всем свою парадоксальную природу, сызнова утирая нос человеческим представлениям о «возможностях». Впрочем, далеко не в теле было дело. Лик их ужасал Гнуса куда вяще. В народе отчего-то бродило устоявшееся мнение о том, что «прыгун» всегда норовит натянуть себе на морду противогаз, дабы скрыть своё собственное уродство. Видать, им даже друг другу в рожи было противно смотреть. На самом же деле такие «намордники» всего-навсего выглядели броско и въедались в память плотнее, нежели чем лыжные маски, шлемы, капюшоны, бинтовые повязки и прочие средства народной маскировки. Светловолосый «старатель» даже слабо понимал, отчего всех так цепляли эти противогазы, его личным фаворитом была особь в марлевой упаковке: засаленный, пропитанный гноем и юшкой бинт охватывал всю голову хищника, оставляя только зазоры для глаз и рта. Точно постоялец дурдома, вырвавшийся на свободу, что и от правды-то недалеко. А псих-мумия всяко ужаснее «хоботатого» недоразумения. Ну да на вкус и цвет все фломастеры разные. У этой твари на голове не было никакого убора, она относилась к белым воронам, что себя не стеснялись. Гнус нахмурился, съёжил мышцы лица так, что можно было представить, как он только что закончил пережёвывать цельный лимон. Вместе с кожурой. Лучше бы был противогаз, да чего уж там, даже марля была бы принята на ура. Всё лучше яркого напоминания об их прямом родстве с людьми. Кто-то с обезьянами ничего общего иметь не желает - брезгует, а тут такое: вздутая, как после неудачного ботокса, плывущая во все стороны дерма, желобами свисающая с век над глазницами, натягивающая провалившиеся щёки, формирующая складки на взлизистой, почти лысой теменной области черепушки. Всё тот же набор пестрых воспалений наружного покрова, то и дело облезавшего лоскутами. Впечатление было такое, словно кожу с этой морды кто-то заботливо стянул, прокипятил в каких-то химикатах пару часиков и с той же заботой вернул прежнему обладателю, за ненадобностью, только теперь он её не «надевал» а щедро размазывал, как крем. К сожалению, «крема» местами не хватало и на физиономии образовалась пара разъеденных до мяса промоин. Рыло пестрило многообразием подобранной палитры: малиновый, амарантовый, пурпурный, дымчатый, зефирный, бежевый, грушевый, сизый, лиловый. Такой набор прекрасно смотрелся бы на картинах кого-нибудь из представителей современного импрессионизма, однако он смешался в ранах и нагноениях, облепивших тошнотворное мурло. Вычленить черты лица, то есть рожи, было невозможно — всё из-за пузырящейся, «размазанной» кожи. Но вот глаза: глаза у этой паскуды были людские, самые обычные. Маленькие, карие, слегка навыкате, охолощенные от эмоций. В них нельзя было разобрать хотя бы намёк на девиантную природу этого существа. При анализе представшего пред органами зрения появлялось паскудное сосущее ощущение где-то внутри, под правой лопаткой, такое, точно снорк одним своим существованием плюнул, нет, скорее испражнился в душу всему человечеству, демонстративно указывая ему на хрупкость так называемой «красоты» и генетической структуры. Паскудство сменялось отторжением. Отторжением себя, отторжением мутанта, отторжением связующего эти два понятия звена. Ясю нестерпимо хотелось впихнуть этой образине освобождённую от чеки гранату в рот, дабы стереть с лица не Земли, а даже пускай Зоны эту богомерзкую карикатуру на «хомо сапиенса». «- Только на всех гранат не напасешься. И сил.» - прикинул Гнус про себя. «- Ладно, хорошо хоть не «снорчиха», а то я после той полгода на баб смотреть в принципе не мог…» - ободрил он себя чуть погодя. Вышло так себе. - Ну не знаю, деда-Берендей, - едва шевеля губами зашептал парубок, точно наизусть молитву читая. - Самая загадочная ли. Но несомненно самая отвратная. Потому как каким-нить бюрером мне себя представить сложно, а вот снорком, сука, легче лёгкого. Пока Гнус созерцал одичавшего, оскудевшего, подвергнутого преобразованию человека, осмысляя и укладывая на мозговую полочку увиденное, остальная группа тоже нашла себе занятие. Мятный всё так же сидел в обнимку с «немкой», запустив пятерню в свои вихры морковного цвета, напряжения в нём уже не наблюдалось, он прикрыл веки и с неким упоением вслушивался в шелест трепещущих на ветру листьев, размеренно гоняя воздух своей носопыркой. Гавиал сперва проглотил пару обеззараживающих таблеток, а потом, совсем не жалея воды из фляги, взялся вовсю натирать себе моську, смывая чужую запёкшуюся соединительную ткань. От вони он так легко не отделается, по этому поводу брюнет лишних надежд не питал, зная, что ему потребен добрый кусок мыла и пару литров очищенной воды. Но хотя бы визуально очиститься потребность была лютая — Арчи был слегка ипохондриком, когда дело касалось всего мутировавшего и аномального, попадание такого в свой храм — своё тело — он старался не допускать. Коновал же обнажил свою солидную тяпку, оставленную со времён «Долга» на добрую память, и деловито зашагал к одному из покойников, присел перед ним на одно колено и рачительно взялся подворачивать штанину комбинезона. - Э, Борисович, стоп, машина! - окрикнул его Кречет, оборачиваясь ко всем подчинённым поочередно. - Мужики, нечего канителиться. Бросайте копаться и шуршим отсюда, покуда ноги ещё целы. Или вы ждёте второго раунда, когда на звуки пальбы притащиться кто-то ещё? - Да я быстренько, тяп-тяп, а стопы мы продадим, они сейчас опять в цене. - ветеран явно был крайне увлечён преддверием процедуры ампутации конечностей и чуть ли не мимо ушей пропускал информацию. - Борисович, да на кой тебе эти стопы? У нас после этого заказа денег будет — хоть жопой жуй. Не распыляйся! - надавил озабоченным баритоном лидер, модуляцией шагая от обычной настойчивости до прямого резкого приказа. - Копеечка рубль бережёт. - с легким недовольством пробубнил Коновал, похожий сейчас на растревоженного после спячки медведя, однако от размеченного ахиллового сухожилия всё же оторвался, прибирая тяпку обратно в рюкзак. - Арчи, ты как, с омовением закончил или мне пока группу повести? - спросил Вадим у проводника с некоторой издёвкой. - Я в норме. - заторможено ответствовал грузин, поднимая к собеседнику залитую водой физию, часто хлопая своими изумрудными глазами. - Тогда веди. Маршрут перестраиваем. Не хотел я кругаля давать… - он закусил нижнюю губу, оголяя клыки. - Показала нам полянка козью морду, чтоб её. Ну да делать нечего. Нам всем нужен отдых, лезть из кожи вон — губительно. Выходим к «Выворотню», там привал и устроим. Ну, раз-два, по-солдатски, в темпе вальса, в шеренгу становись. Расстояние между каждым участником колонны минимум три метра, не пренебрегайте этим. - Мутели! - торопливо собираясь отругивался Гави, то и дело косо и с досадой бросая взгляды на поцарапанную «Амброзию», с защитным слоем всё было в норме, а вот «не бита, не окрашена» уже и не скажешь. - Почему каждый раз всё через траки? - На то и снорки, друг мой, чтоб сталкер не зевал. - участливо, с налётом концептуальности затянул подошедший Мятный, едва похлопывая высоченного соратника по плечу. Грузин на этот жест откликнулся галантным кивком, дескать, все в порядке, спасибо за поддержку. Проверив амуницию, они заторопились поскорее улизнуть с «Палестинки».