О муках человеческих, Зоной провоцируемых

Простившись с «Палестинкой», группа вновь окунулась в дубняк, который стал разительно гуще — сказывалось приближение к «Чернолесью». Первые минут пятнадцать шли едва ли не вприпрыжку, настороженные, ушки на макушке, всё ожидая упомянутого Вадимом «второго раунда», только хмурые ожидания не оправдались, лес был спокоен. Тогда-то и накатил «девятый вал» усталости: головы пригорюнились, подбородки стали то и дело клевать яремные выемки, рамена обвисли, перста держали оружие уже не столь цепко и бойко, ноги, как нагретый пластилин, сгибались неспешно, мысы цепляли землю. Организмы оборвали доступ к естественному стимулятору и оставили мужчин наедине с усталостью. Лесная чаща точно посмотрела на них, тяжко вздохнула да сжалилась над странниками: аномалий почти не было, идти меж дубов можно было без труда, не впутываясь в валежник или пышные кусты. Такое шествие походило на транс, сопровождающийся барабанными перестукиваниями различных детекторов. Все, кроме Гавиала, слегка расслабились, не отдавая себе в этом отчёт. Вымотанные, они доверяли свои судьбы ему — первопроходцу, который, в случае чего, первым примет на себя удар изменчивой судьбы. Артур же был всё так же сосредоточен, потому он, стоило только бряканью приборов оборваться, мгновенно оцепенел, затаив дыхание, прислушиваясь к своим внутренним рецепторам. По вкусовым сосочкам языка каталась линия мятной горечи, под коленными чашечками кисленько пощипывало, а правое око принялось самовольно дергаться. - Здесь мы не пойдём. - внёс постановление штурман размеренным басом. - А чего такое? - Гнус с увлеченностью вылез из-за спины Кречета вопросительно, с вызовом дергая своим «чердаком», и поглядывая вперёд. Местность спереди ничем не отличалась от тех, что были по бокам, что лежали на минувшем пути. Не было ни одного подозрительно деревца, кустика, травинки, даже участка пространства. Всё было спокойно. Не слишком спокойно, в достаточной степени, если можно было так сказать. Ясь настойчиво поиграл своими жидкими кривыми бровками, призывая ведущего к ответу. - Достань свой ПДА, друг. - тем же тоном огласил грузин, даже не обернувшись. Гнус долго кумекать не стал, мигом скользнул кистью в разгрузку и выудил оттуда портативное устройство. Разблокировал экран и помрачнел: портативный компьютер дико тормозил, едва отвечая на получаемые команды. - Сука. Прошивку что ли пора обновлять… - юнец выразил недовольство, слегка постукивая корпус наладонника, раздувая ноздри «утиного» носа, крылышки которого запорхали на выдохе. - Да не в прошивке дело, Ясь, не тупи. - раздался сзади дремучий бас Борисовича. - Сейчас и рация будет барахлить и детекторы. Даже фонари. - он показательно щёлкнул своим, закреплённым на плечевой лямке бронежилета. Тот заработал с неуемными морганиями. - Это «Мёртвый Пятак». И это страшно. Гави же рассказывал. Тебя тогда не было что ли? - Кто ж меня знает… - загадочно промямлил самый молодой из их ватаги, стесняясь собственной неосведомлённости. «Мёртвыми Пятаками» называли релятивно мелкие участки почвы: максимум двадцать пять метров в диаметре. И служили «Пятаки» на пользу давно известной, даже избитой для ЧЗО максиме: расслабляться здесь никогда нельзя. Можно было сколько угодно раз воображать себя бравым ковбоем, что оседлал быка, схватив того за оба рога, но только было бы неплохо помнить о том, что чернобыльский бык — мутант по определению, у него третий рог на месте расположения твоей пятой точки выскочит — даже «ойкнуть» не успеешь. Для «Пятаков» соблюдался именно этот принцип: человек, как крайне ленивое по натуре существо, упростив себе жизнь, не желал возвращаться к трудностям, оглядываться назад. Хочешь не хочешь, а привыкаешь к чудо-машинкам, приборам, примочкам, датчикам и прочей электронике, пашущей на тебя и за тебя. Оно ведь и правильно, в самом деле, электроника была крайне эффективна и служила костылём для немощного в условиях ЧАЗ представителя рода людского. Вот где-то здесь и пролегал водораздел между хорошим, то есть живым, и плохим, то есть мертвым, сталкером. Нельзя было дать себе отупеть, нельзя было скидывать весь груз ответственности на горстку ограниченных в действии микросхем и плат: детекторы должны были помогать, но не заменять бродяге его собственные органы чувств. При приближении к «Мёртвому Пятаку» счётчики и датчики давали знать о себе всё реже и реже, тогда же бралась сбоить и вся электроника, которую не каждый лез проверять, забывая обо всём, кутаясь в сулящей лёгкость тишине. У самых подступов к аномальной зоне датчики, издав последний безропотный стон, умолкали. В принципе, такое положение вещей не было из ряда вон выходящим: там и тут встречались островки безопасности, островки «Большой Земли», в которых не было ни противоестественной активности, ни излучения, ни тварей некормленых. В таких «оазисах» и предпочитали устраивать привалы все, кому не лень. Это их порой и губило. «Пятаки» представляли собой крупные радиоактивные пятна, фонящие чуть ли не под стать грудам запчастей со «Свалки». Здесь хватало и пары минут в средней защите, чтобы словить забористую дозу рентгенов и зивертов. Впрочем, то было ещё не всё, от раза к разу люди, вышедшие из «Пятака» с «меткой», погибали от неведомых причин. Вскрытия никто не проводил из-за заражения тел радиацией, пока храбрый старина-Сахаров не взялся за такой подвиг, оборудовав целую операционную под это. Итог был прозаичный: инфаркт миокарда. У первого вскрытого, у второго, у третьего. Дальше профессор остановился, так и не установив причину сердечного приступа. Хотя правильнее было бы сказать, что она была и даже не одна, вот только ничего не выбивалось за рамки стандартной медицинской практики: курение, высокое давление, зашкаливающий уровень холестерина, неправильное питание, стресс — базовый набор для почти любого «вольника». И всё же обострение являло себя именно после посещения «Мёртвого Пятака», отчего в народе пошла молва, мол, если ионизирующим излучением не загубит, то иначе добьёт, как в триллере каком-нибудь о неминуемости судьбы. Гавиал, в ту пору только вышедший из отмычек, с такими же «выпускниками» сколотил "кагал" искателей приключений на филейные места. Норовили отважные орлы обнести всю Зону подчистую, а в итоге всем скопом прошлись по первому «Пятаку» на «Окраине». Один Артур, изрядно отстав, заступил лишь на атолл смертельного района и решил зарулить в сторону, там путь ему виделся более удобным. В результате, как только «нейтралы» вышли из области действия, у всех наперебой фальцетом запели воскресшие счётчики, песня их была о дозах, несовместимых с жизнью. У грузина тоже пел, но тихонько, неуловимо на фоне остального ансамбля. Его тогда пронесло — отделался круглой суммой, отваленной за терапию, а товарищей его пожрала острая лучевая, кого не пожрала, тот ещё раньше умер от приступа. А Гавиал после того происшествия приобрел шестое чувство — «чуйку» на «Пятаки». Средь «вольных» такое было не в новинку: кто-то выбросы предсказывал минут за пятнадцать до официального объявления, кто-то заранее чуял химеру иль кровососа, кто-то, обгорев в «Жарке» или коротнув в «Электре», отныне мог сновать меж них как надрессированный. Точно Зона сдирала с бродяг оброк, взамен выдавая эдакий утешительный приз. Вот и из крайней болезненной неприязни Артура была рождена интуиция. Он не питал к ней особого трепета, память о тех днях и людях была ещё свежа, а раны не зарубцевались, впрочем, отрекаться от неё он и не думал, не желая присоединиться к своим почившим приятелям. Гнус, переминаясь с ноги на ногу, всё ждал, когда Арчи или Борисович, а может и кто другой из друзей, проведут ему ликбез. Вопреки тому, все молчали, не желая выполнять роль ходячей толстенной энциклопедии «Тысяча и одна мелочь о Чернобыльской Аномальной Зоне». Гавиал развернулся на сто восемьдесят градусов, как солдат на почётном карауле, и повёл «змейку» их группы обходным путём. В его голове, словно листья в клубах ветра, кружились мысли. Мысли о прошлом. Мысли, которых не должно было быть. И прогнать их можно было не ворошением праха дней ушедших, а упорной мозговой активностью и обострением мироощущения, которые были необходимы проводнику для исполнения его «рабочих обязанностей». Дальше путь загибался, петлял кругами, раскидывался вязью, однако оставленный за спинами «Мёртвый Пятак» всех в изрядной степени взбодрил, отсвечивая в разуме напоминанием о том, что здесь, среди аномальных просторов, всегда может быть хуже и опаснее. Долго ли, коротко ли, а грузинский гид всё же вывел своих «туристов» к «Выворотню» — исполинскому древу, морфология которого была утеряна в следствии мутаций, оттого классификации оно поддавалось слабо. Дородный, диаметром метра в три, ствол с шершавой, наводящей на мысли о лепроидных бугорках, корой, почти без ветвей, с одними обломанными сучьями, рулоном раскинулся с запада на восток на целых тридцать метров. Правда на отметке в двадцать метров его разделяла «Карусель», переломившая этого падшего колосса. Дерево было выкорчевано из земли прямиком с курчавой шевелюрой цельных корней, с налипшими к ним комьями дёрна,. Кому или чему такое было под силу — оставалось только ломать «кумекалку», а насущных поводов для этого и без того хватало, потому «кречетовцы» за это и не брались, прощупывая чащу вокруг «Выворотня». Отродий Зоны, как и следов их недавнего пребывания здесь, не наблюдалось, аномалий была пара штук, да и те расселились довольно далеко от комеля дерева. Всё было тихо-мирно. Детекторы притихли, лишь изредка давая о себе знать, как бы отгоняя паранойю, вызванную свежими воспоминаниями о «Пятаке». Кречет исподтишка кинул взор на часы, кисло цыкнул, но всё же скомандовал привал. Отдыхать отправилась молодёжь, а Вадим и Коновал встали в караул: один взял на себя юго-восток, другой северо-запад. Командир отряда немного переживал, учитывая, что время уже перевалило за три часа, а стоянка им была нужна по меньшей мере часовая — по полчаса на каждого. Дальше идти было недолго, не больше часа, если исключить вероятные эксцессы, препоны и закавыки. Обаче, сколько займёт добыча артефакта — не мог знать никто. Так же никто не мог предвидеть и последствий этой «добычи каштанов из огня». А им ещё надлежало успеть вернуться если не к Солёному, то хоть бы к себе, в «Низину» до наступления полной темноты. Ночевать у «Мазутки» или «Борозды» не возьмётся ни одна здравая голова, на обратном пути обустроенных биваков толком не было, каких-нибудь зданий тоже, даже осыпающихся землянок, а всю ночь отбиваться от жадных до добычи монстров в голом поле — план конечно геройский, но не предполагающий выживание. Потому им нужно было успеть, просто необходимо. Хотя бы дойти до «Поймы», там уж с помощью топора и какой-то матери дотащатся до «Гуляй-Поля», до родных пенат. Прикидывая в голове сроки и маршруты, мужчина в очередной раз ощутил тяжесть бронекостюма, приседая, прислоняясь к стволу крепкой облезшей ольхи, сызнова жалуясь себе на свой же выбор: мог ведь подобрать тот же «НКМ» или «Амброзию» ещё одну докинуть в заказ Артура, были же деньги. Тем не менее Кречет превосходно понимал, что этот его выбор — вынужденный. И что не зря он таскает на себе этот облегченный десятикилограммовый боевой скафандр. ЧАЗ — это про разносторонние задачи и опасности. Сегодня были снорки, завтра будут преборзевшие «зубиловцы», послезавтра «Жарки» и так по списку. У них в группе каждому было отведено своё место и раз уж он назвался ударной силой — то стоило полезать в «Булат» и не ныть попусту. «Больше на себе несешь — значит дольше проживёшь», как говаривал Солёный, продавая очередной цинк патронов или медкомплект. Во время «антракта» сталкеры подкрепились, кто чем был горазд, вновь забили полные магазины, проверили экипировку и прочее имущество, Гнус и Мятный даже умудрились вздремнуть на сытый желудок, выпав из жизни на пятнадцать минут. Потом они сменили на постах «старшаков», отправляя тех на заслуженный перекур. Впрочем, курил только Борисович, но курил за двоих, если не за троих. Целая сиеста полагалась Гавиалу, как их лоцману, свободному от несения поста. Тот когда-то, на первых порах ещё противился, тоже рвался в патруль, обаче быстро понял, что отдыхать больше остальных ему дают не за какие-то там заслуги и не столько из уважения, сколько из банальной целесообразности. Уставший проводник — плохой проводник, ставящий под удар всю группу. «Так что сиди, братец-кролик и отдыхай изо всех сил» - наставлял его от раза к разу Коновал. На стоянке почти никто не говорил, перекидывались лишь редкими фразами — все сосредоточились на выжимке из отведённых им минут максимальных доз оживляющего роздыха. И вроде бы только пришло облегчение, только кости приятно заныли, а мышцы пикантно закололи под кожей, как владычный баритон Кречета завыл своё «П-о-о-о-о-о-дъем, тунеядцы, в аду отоспимся!», точно насильно заставляя тело воспрянуть, толкая то в путь-дорогу. Невзирая на подступившую леность, идти после «тихого часа» было значительно проще. Собственная плоть вновь стала тонизированной, упругой, напиталась силой и вернулась к послушанию, а снорки и «Пятак» точно остались далеко-далеко, где-то в другой, чуть ли не прошлой жизни. Да и оставшийся путь собой соблаговолил порадовать — прошмыгнули через просеку без сучка без задоринки, всего за полчаса достигли опушки леса, на которой стоял «Поднос». «Подносом» нарекли возвышенность с плоской поверхностью: метра в три с половиной в высоту, по девять метров в ширину и двенадцать вдаль, с отчётливыми уступами по периферии и лишь одной пологой стороной, смотрящей на север, вежливо зазывающей путников подняться. Гавиал чередой точечных бросков гаек проверил «парадный вход», утвердительно кивнул, поднимаясь наверх сам и уводя за собой остальных. На самой глади «Подноса» аномалии встречались редко, чаще всего это были «Жарки», выдающие себя плясками воздуха вокруг них. Кустов было много, но все они, от бересклета до лесной калины, были мертвыми, чахлыми, увядающими, засыхающими и голыми. Травяной покров отсутствовал напрочь, под стопой шуршал, разбегаясь пылевыми барашками, горчичного цвета песок. Обломанные, почти гладкие деревянные стволы, разбросанные у пологих краёв, представлялись взгляду когтями, застрявшими в ране — в земле — на веки вечные. Тем временем небесная твердь всё ползла, гонимая ветром, сменялась. И вот уже над головами «старателей» растянулся бледный пласт омертвелой кожи, вывешенной космосом на сушку, на которой тучи проступали множеством ссадин, гематом и трупных пятен. Убийцей рухнувших замертво небес явно послужила стрекочущая уже совсем близко молния, точно запертая в клетке, в нутре самого неба, и бьющаяся изнутри о его стенки, норовя выпорхнуть наружу. Мелкий дождик, как вуаль, снизошёл на поверхность «Подноса», куртуазными перестукиваниями капель извещая людей о том, что скоро пребудет его старший брат — нещадный ливень. Люди могли только задрать головы, с тягостью на сердце вздохнуть и принять этот визит как неотвратимое будущее. Сталкеры перебрались с северного на южный конец «Подноса», сместившись немного на восток. Пред их глазами протянулись рельсы, уложенные на деревянные размякшие шпалы. Железная дорога начиналась из ниоткуда, точнее из лесной чащи, точно какой-нибудь псевдопёс решил проложить себе короткий путь от норы до работы — его охотничьих владений. Уходила «железка» к заветной «Мазутке», уже видимой взгляду — до неё было всего каких-то сто пятьдесят метров. Впрочем, к ней рваться прямо сейчас никто не собирался. «Одиночки» помоложе, поактивнее, поглупее, такие как Гнус, сидеть на месте бы сами по себе не смогли — терпения и выдержки бы не хватило, но вот Кречет и Коновал давно взяли себе за правило изречение всё того же Берендея: «Спешить нам некуда, помереть или спиться мы всегда успеем». Первым делом ветераны отыскали для группы наивысшую точку в округе — наблюдательный пункт, распределили всё подрастающее поколение по оставшимся сторонам света — всем, кроме южной, заставив следить за обстановкой в округе, а сами растянулись животами на песке, схоронившись за кустами черноплодного кизильника, уперев буркала в линзы армейских биноклей, принявшись за рекогносцировку и осмотр окрестностей. Туча недавно передавал по общей сети, что ещё до выброса на территории «Мазутки» обосновался выводок кровососов — минимум три особи, две из которых зрелые и матёрые. Испытание опасное, даже для пяти мастеровитых бойцов, потому желательно было отыскать для начала хотя бы следы их жизнедеятельности, определиться с примерным местонахождением. Сами «эрзац-вампиры», ясное дело, дремлют сейчас где-нибудь под землей, однако вполне могут пробудиться, если уловят присутствие непрошеный гостей у себя в «родовом имении». А спросонья они злые, что ужас — это в них человеческие корни о себе знать дают, не иначе. Поверх этого стоило визуально подтвердить наличие «цацки» — сканеры конечно сканерами, да только те сбоят чаще, чем дешёвые китайские «ПДАшники» с прошивкой времен мезозоя, которые Сидорович на Кордоне втюхивает всем слабоумным «приезжим». Не раз и не два бывало, что сканер вовсю соловьём заливается о наличии у него под боком «образца неисследованной природы», а как приходят образец доставать — пусто, а сканер, положив на всё болт, знай себе орёт дальше. Были и обратные случаи, говорит книгочей Агапов: «Молодой человек, заверяю вас, никакой новой аномальной активности в «Дендрарии» не обнаружено, нечего вам там делать». А мужики тем временем идут и тащат оттуда уже пятый «брюлик». Вот вам и вся наука, инженерия и высокие технологии вместе взятые — сбоящая консервная банка. В рамках Зоны, естественно. Впрочем, так бывало далеко не всегда: сканеры всё же чаще работали исправно, тем не менее, тут стоило семь раз отмерить, перед тем как резать. Эстрагон же как-то зацепился гляделами своими за него, о показаниях сканера даже не догадываясь, значит откуда-то обзор открывался приличный. На производственную территорию тот вряд ли рискнул бы лезть — он конечно решительный и предприимчивый, да отнюдь не безумный, одному ему там делать нечего было, кроме как кончины скоропостижной шукать. Была у Вадима идейка насчёт обзорной позиции Эстрагона, но ту он отложил на потом, сосредотачиваясь на осмотре «Топливного Хозяйства». Вся «Гостеприимная Мазутка» — примерно триста пятьдесят метров в ширину и столько же в длину — была обнесена двухметровым забором из вкопанных в землю бетонных плит с едва выпуклыми ромбовидными отростками. Над плитами шипастыми завитками ползла "жеваная" колючая проволока. Голубая краска, некогда нанесённая на бетон, ободралась и облупилась, потускнела, выдавая тем самым постсоветское предприятие: то, которое когда-то работало не из-за стратегической надобности, а скорее по инерции, по привычке, ради зарплатных мест. Бетонная стена вовсю была ограждена вторым оборонительным барьером — разнокалиберными аномалиями, раскинувшимися перед, за, да моментами и в самом заборе, создавая тем самым непреодолимую преграду с севера, запада и востока, а юг — тыл — прикрывало «Чернолесье». Местами, после «миграции» аномалий, между ними образовывались коридоры и бродяги пробирались к забору, обрезая колючку в некоторых местах. Как назло, на месте металлической преграды взрастала преграда относительно естественная — там и тут с забора драпировкой свисал «Жгучий Пух», закупоривая тем самым проходы. Нет, защитные перчатки «Пух» прожечь конечно же не смог, но вот тронь его — он точно взрывался едкими клочками, частичками, осколками. Если фильтры были нового образца, то скорее всего их эти «пушистые» комья даже не забивали, так же спасала система замкнутого дыхания. Беда была в ином — отодрать, отряхнуть, счистить все эти пыльные частицы с костюма потом было целой эпопеей — подвигом Золушки, перебиравшей то ли просо и мак, то ли ячмень и горох, то ли ещё что-то. А аллергию «Жгучий Пух» пробуждал лютую, беспощадную, злющую на весь род человеческий. Одни задыхались и чихали, другие покрывались сыпями, которые тут же расчёсывали в мясо грязными ногтями, иные сталкивались с болями и отёками везде, где только можно и нельзя, наблюдались даже случаи приступов крапивницы, анафилактического шока, отёка Квинке, немалая часть из них завершалась летальным исходом. Потому в этот универсальный аллерген лезть никто особо не желал, обращаясь в чумного изгоя, подвергая риску себя и других. Забор стыковался с выходящей фасадом на север «Контрой топливно-транспортного цеха», она же «Административно-бытовой корпус», то есть «АБК», она же проходная, если говорить совсем по-людски. Именно из-за неё «Мазутка» и стала «Гостеприимной». Все фасадные окна и двери конторы всегда были отворены настежь, издалека приветствуя всех и каждого своей любезностью. Откуда любезность? Всё элементарно — нормально войти на территорию «Топливного Хозяйства» можно было только через «АБК». В кои-то веки прямой и очевидный путь был единственным верным, минимально рисковым. Проходная являла собой прямоугольное, вытянутое вширь здание из кирпича двух цветов: красного и жёлтого, уложенных «слой на слой». Крыша его была закатана в слегка поплывший вниз рубероид из-за «Жарки», усевшейся на кровле. Перед входной дверью стояла чёрная «клетка», сваренная из угловатых чугунных брусков, складывающихся в ломаную решётку. Такая вот дополнительная мера безопасности, бес его пойми, кому нужная. Ещё одна клетка была приварена поодаль, у самого стыка забора и конторы, там было что-то вроде маленького склада всякой всячины: минеральной ваты, жестяных листов с рыжими отметинами ржавчины, труб, отводов для них, двух велосипедов, лопат обычных и снегоуборочных, пары садовых тачек. Близ корпуса, прямо у распахнутых битых окон с целыми деревянными ставнями, из земли тянулись к небу молодые яблоньки, живые, цветущие, даже плодоносящие. Однако Кречет скорее бы уж в Эдеме согласился похрустеть наливным яблочком, поглаживая змея-искусителя «за ушком», нежели дегустировать эти плоды. У проходной не наблюдалось никакого движения отчего предводитель «соколиков» завернул взором на другие объекты инфраструктуры. Он отлично видел собранные из досок, усаженные на железные опоры, перекошенные у основания наблюдательные вышки с правого и левого угла забора, точно здесь было не производство, а военно-стратегический объект. Видел так же и завернутые «Воронкой» в бараний рог широкие ворота, размещенные близ «АБК», видел всё те же рельсы, протекающие мимо белой арболитовой коробки, именуемой складом и обрывающиеся у мастерской «ЦЦРО», который «нейтралы» величали иначе — депо. Видел широченные, высокие, давящие своими габаритами на фигурку человека баки с мазутом, соляркой и чем-нибудь ещё. Видел угловатое разодранное гравитационными «ловушками» здание лаборатории топливной группы химцеха, в другой стороне видел зашпаклёванную блекло-бирюзовым, похожую по форме на кирпичик, насосную жидкого топлива. Видел две надземные, стоящие на бетонных столбах, эстакады — слива мазута и слива жидкого топлива: каждая рама украшена перилами, какими-то откидными мостиками, укосинами, обёрнутыми цинком трубами. Под эстакадой присутствовали коллекторы, сливные устройства, рукава и прочие приблуды для осуществления сливных процессов. Так же у эстакад, размещённые по краям, вмонтированные в люльку узеньких вышек, в небо устремлялись железные шпили — громоотводы. Хотя Кречету они, сопряжённые с эстакадами, напоминали «Дугу» или сам «Выжигатель», конечно же в миниатюре, в любом случае и того хватало, чтобы ощутить вяжущее ощущение во рту и предостерегающую резь в висках. ««Пси-излучение» - это смерть», скандировала глубинная память. Скромный в своих размерах, ежели сравнивать с «постройками-припольщиками», квадратик насосной станции мазутного хозяйства, оно же «НМХ», был плохо виден с расположения ветеранов, заглянуть в отворённую створку стальной двери возможности не было, узкие окошечки, выбитые у самого потолка, обзора почти не давали. Оттого Вадим решил, что без проверки его гипотезы не обойтись. Он бесшумно отполз и кропотливо на корточках добрался до позиции Гавиала, все время оставаясь в прикрытии ветвей диких кустарников. - Гави, видишь в-о-о-о-н тот пригорок? Кречет молвил тихо, вполголоса, чётко выговаривая слова. Десница его, нацелилась указательным пальцем на холмик, взбугрившийся в двухстах метрах от их позиции. Напротив него в стене зияла дыра, организованная древней, оседлой «Комариной Плешью», не дающей хода никому, в тоже время прекрасно дающей глянуть сквозь своё колышащееся нутро на двери нужной насосной. - Бери Мятного и дуйте туда. Там возьмёшь бинокль, - мужчина воткнул в руки собеседника свой оптический прибор. - И направишь его прямиком на двери «НМХ». После чего вернётесь сюда же и доложите, брезжит там наша добыча али нет. На связь без крайней необходимости не выходить — рисковать лишний раз не будем. В случае возникновения экстренной ситуации действуй на своё усмотрение, я в тебя верю. Гнусу скажи, чтобы носом не клевал и был начеку. Ферштейн? - Ферштейн. - сухо кивнул грузин и тотчас не менее скрупулёзным, чем у Кречета, способом отступил назад, разворачиваясь, тихой сапой направляясь в сторону Мятного. Вадим же вернулся к своему нагретому местечку, вновь улёгся. - Подождём-с. - пропыхтел он, обращаясь не к Коновалу, а ко всему окружающему миру.