О муках человеческих, Зоной провоцируемых

Ливневые потоки сызнова рухнули на человечков водопадом, литрами жидкости довлея над ними, норовя вдавить в размытую землю. Бесноватый шквалистый ветер зачесывал волосы в разные стороны, ледяными языками касался лица, больно щипаясь. Одежда от его порывов пошла волнами, в вольный полёт устремлялось всё, что не было намертво прикреплено к одежде. Вопреки сложившимся погодным условиям, отряд начал своё шествие быстро и уверенно — они были на пределе, их трофей был совсем рядом. Теперь каждый упирал приклад своего оружия в плечо, каждый водил дулом, в поисках камуфлированной «шупальцемордой» твари. Дышать «старатели» стали чаще, но совсем неглубоко, кажется, опасаясь того, что их напряжённая диафрагма, того и гляди — лопнет, как перекачанный воздушный шарик. Кречету очень не нравилось, что они вынуждены гулять по жилищу кровопийц без шлемов, однако он извечно напоминал самому себе, что мутанты орудуют в основном не щупальцами: сперва в ход идут их пудовые когтистые руки-лапы, которыми они парочкой махов доводят дичь до недееспособности, лишь после этого высасывая свой гемоглобиновый коктейль. Потому заметить кровососа как можно раньше было гораздо важнее, нежели защитить шею. А залитые дождём забрала в этом отнюдь не помогали, работая скорее на пользу «щупальцевидным». Арчи сразу взял курс на запад, тем самым прокладывая огромный крюк, однако по восточной стороне, манящей своей прямой простотой, было идти никак нельзя — там протянулась одна большая гряда «Комариных Плешей», не дающих прохода меж собой никому, даже самому дистрофичному тушканчику. За обнаружение цепи аномалий-прессов можно было благодарить Лёньку Поперечника: его кости, раскатанные в тончайший блин, лежали у самой границы гряды. Проводник завернул за угол протяжённого склада и повёл остальных, почти прижимаясь к его обшарпанной белой стене. Справа от них, за там и тут прохудившейся сеткой Рабица, на небольшом возвышении, громоздилась эстакада слива жидкого топлива с её стращающими громоотводами, а за ней стояли заточённые в обволоку толстые баки с дизельным топливом, высотой под четыре этажа, за ними же стояла мреющая серость — ливневый барьер. Складская стена шмыгнула за угол, а Гави пошёл дальше, уже мимо продольного решётчатого забора, который огораживал какие-то трухлявые фанерные ящики, разбросанные под открытым небом. В решётке было две дырки, вывернутые вперёд своими железными паучьими лапками, оставленные на память «переехавшими» отсюда «Воронками», сквозь них сталкеры и желали продолжить свой путь. Не доходя до выстроенного в форме арки, выложенного керамическим кирпичом здания так называемого «Депо», с его четырёхметровыми металлическими вратами, грузин потянул за собой остальных прямиком в дыру. За забором, меж ящиками, искажали пространство волны «Трамплинов», как старых, так и новых, появившихся после давешнего Выброса. Благо, проход ко второй дыре они не перекрыли, а значит Артуру оставалось только обновить старый курс, внеся в него корректировки. С этой привычной задачей ведущий группы управился скоро, так он и его попутчики вышли к рельсам и второй эстакаде, уже слива мазутного топлива. Отсюда отлично просматривалась коробочка насосной станции, которая и была целью охотников за артефактами. С края эстакады, ровнёхонько у ведущей наверх лестницы, блестел конус аномалии «Телепорт». Мерцающие полупроницаемые спиральные витки, исходящие из её крошечного полого центра, без устали закручивались, словно под воздействием невидимого буравчика, формируя тем самым некую модель разыгравшегося тайфуна. От аномалии тянуло чем-то пикантным, пряным, остро зудящим слизистую носа, так же она то и дело генерировала густой звук, напоминающий удар огромной капли по пустой стальной тонкостенной трубе, переходящий в ультразвук. Пространство вокруг неё шло рябью, укрывалось маревом. И всё это можно было услышать, унюхать и рассмотреть под ураганным ненастьем, нескончаемо бушующей грозой. От такого парадокса становилось слегка жутковато. Экспериментальным путём было установлено, что все три «Телепорта», расположенные на территории комплекса, были связаны между собой одной нитью «коммуникации». Из первого, «живущего» у эстакады, любой объект попадал во второй — тот тоже можно было разглядеть с позиции «соколиков», он висел с южного края, у самой крыши одного из баков с мазутом, ниже её всего на пару метров. Из второго всё падало в третий — расположенный прямо под вторым, метров на семь ниже. А вот куда вела вся эта распасовка — не знал никто. Пасть третьего «Телепорта» в один укус пожирала свою добычу и больше её никто и никогда не видел. Впрочем, доселе кидали всякие неодушевлённые, ненужные предметы, потому и искать их потом никто не стремился. Это народ порой развлекался так, у кого-то даже традиция была: кинуть монетку в аномалию, вместо фонтана. Тут уж какие туристы, такие и устои. Как-то раз Литр — ловчила и ухарь, член «охотничьего товарищества» Тучи, из всех своих самых непоседливый, задиристый, жадный до денег и свершений, пропитанный экстримом насквозь, хоть выжимай — предлагал Агапову выдать ему маячок-трекер. Литр же, в свою очередь, обещался отловить какого-нибудь тушкана или слепца, повесить на него отслеживающую приблуду, да и отправить в межпространственное путешествие. В итоге наконец поднялась бы завеса тайны и узнала бы вся «Окраина», куда ведут «Телепорты». Да только профессор инициативу не поддержал, заявив, что раскрытие такого рода тайн не несёт собой никакой, даже теоретической, пользы. Следовательно, расходы это не целевые, кукиш вам с маслом, а не маячки. Так бюрократическая машина удавила ещё одного энтузиаста. Обогнув «Телепорт» по приличной дуге, «кречетовцы» пересекли узкое поле с высокими никлыми былинками и вышли на просторную дорогу, усыпанную щебнем. На ней не было ни единой аномалии, точно щебенка отпугивала собой все ловушки Зоны. Прямиком по щебенке бродяги и добрались до нужной им насосной. Здание было одноэтажным, продолговатым, на фасаде его хорошо сохранилась штукатурка василькового цвета. Окна-щели в нём были высечены только с лицевой стороны и располагались они высоко, чуть ли не над самым потолком. Створка дверей, больше напоминающих гаражных ворота, была открыта настежь. Насосный зал, в котором и должен был лежать «неизвестный науке образец», был тесным — восемь метров вдоль, четыре поперёк. Учитывая, что в нём ещё и аномалии имелись, толпиться там всей пятёркой смысла не было, так что внутрь зашли лишь двое: Гнус и Мятный. Кречет замер в проходе, чтобы контролировать процесс, но при этом не мешаться, Гавиал и Коновал остались снаружи, мокнуть и контролировать доступную им ширь. Только Гнус стал готовиться к «извлечению», к «рыбалке», как Вадим по новой вспомнил о «долговцах», рассудил, что позиция у его уличных бойцов в любом случае опасная, если не сказать убийственная, потому он приказным тоном загнал всех внутрь, заставляя прикрыть за собой дверь на проржавелую и плохо поддающуюся щеколду. Внутри было темно и жутко тесно, потому все пустили в эксплуатацию «налобники», после чего были заданы ещё две команды: Артуру поручалось взлезть на один из громоздких шестеренных насосов перекачки мазута и с него разглядывать улицу через запылённое окно-прорезь. Борисович и сам лидер должны были обследовать соседнее помещение, в которое вела стоящая справа, в конце стены, дверь. Преимущественно чтобы банально освободить пространство, но при этом остаться в укрытии. Все приступили к исполнению своих обязанностей. Арчи, ловкий, как павиан, зацепился за трубу, подтянул себя вверх и уже скоро стоял на насосе, приобняв трубу руками, вытягиваясь вперёд, дабы лучше видеть творившееся снаружи. Ясь, слегка отстранённый, точно выпавший из цельной реальности в ту, в которой есть только он и артефакт, делал приготовления. Стянул с себя все лишние вещи: «Сайга», разгрузка, рюкзак, «Заслон», поясные подсумки - всё разлеглось у стеночки, а сам «ловец» остался в одном комбинезоне и с полученным из рук Кречета КМПЗ — контейнером многоцелевым, повышенной защищенности. В обычный контейнер складывать «злокачественные новообразования» было верхом наивности и слабоумия. У группы Кречета ещё со времён «Карбюратора» имелся полученный в дар от Солёного КМПЗ «Аргус» – один из лучших контейнеров в своём роде. Выглядел он сдержанно, тем не менее стильно: это был пухлый квадратный кофр со сточенными углами, выполненный из алюминия. В таких возят всякие страшные вирусы в не менее страшных фильмах. По бокам и сверху у контейнера имелись ручки для переноски, с лицевой стороны наростом торчал хитроумный замок, обеспечивающий герметичность «Аргуса», сбоку от замка имелся дисплей, позволяющий получать информацию о состоянии контейнера, о температуре внутри, об исправности вакуумной среды, созданной в его чреве специальными насосиками, о стабильном либо возбуждённом состоянии образца. Имелась и прочая полезная инфографика, на которую юнец никогда особо не смотрел, ему хватало расплывчатого и твердого послания со стороны дисплея: «контейнер исправно функционирует, утечки не обнаружены, вы защищены». По соседству с дисплеем было высечено «окошечко» из пуленепробиваемого стекла, позволяющие разглядывать упрятанное богатство, не нарушая герметичности «упаковки». Внутри имелось ещё два дополнительных слоя защиты — свинцовый и чугунный. Конечно же КМПЗ был ударопрочный, огнеупорный, не пропускающий сквозь себя ни радиацию, ни пси-излучение средней мощности, ни аномальное излучение, ни Дьявола, ни Бога, никого другого. «Аргус» виделся средой самой закрытой и защищённой, за то Гнус его и любил. Ведь в памяти его свежи были реальные истории о том, как гибли хорошие «вольники», решившие, что тащить «новообразование» в контейнере стокового или — Боже упаси — кустарного качества — это в принципе неплохая идейка. В последний раз взглянув на вселяющий уверенность кофр, Ясь углубился в насосный зал, переплетённый кишками разнокалиберных труб и забитый буграми насосов и двигателей. Бросками бетонных комьев он пытался определить, с чем ему предстоит иметь дело. А дело было страшное. «Играть в салочки» ему предстояло с свежим подвидом гравитационного катаклизма — аномалией «Резонанс», она же «Хам», она же «Бык»: цивилизованный и не очень сталкерско-научный мир открыл её для себя без году неделю, причём в разных уголках Зоны единовременно, оттого одно название не успело выдавить авторитетом остальные. Гнус же в битве наименований отдавал свой голос за предложенный младшим научным сотрудником Ключарёвым вариант — то есть за «Резонанс», звучало красиво и в тоже время умно, заодно чётко отражая суть. Сталкерские варианты были слишком уж тривиальны и абстрактны. «Резонанс», в отличие от своих жеманных «коллег по цеху», отличался твердолобой азбучностью. Пока всякие «Карусели», «Трамплины», «Воронки», «Плеши» изворачивались в своих фигурных гравитационных пируэтах, «Резонанс» элементарно резонировал, то есть лягался. На любое оказанное на него давление, «Резонанс» отвечал тем же давлением, усиленным десятикратно. Поговаривали даже, что эта аномалия добрый десяток ходоков угробила «рикошетом». Те, знакомясь с новой «мышеловкой», кидали в неё болт — а он под тем же углом возвращался в их сторону, точно из автомата выпущенный. Выглядел такой рассказ вполне реалистично, потому в отряде Кречета за правило взяли кидать болтики навесом, чтобы ненароком не лишиться пальцев рук или ещё чего-нибудь более жизненно важного. Болтики-винтики — ещё ладно, а вот человеку в «Резонанс» попадать было противопоказано. Ловушка не шибко часто убивала, но в тоже время редко обнаруживалась в одиночестве. Потому, после выбивающего дух толчка, зачастую можно было обнаружить себя в другой аномалии, куда более смертельной. Впрочем, и без этого имелись отличные шансы что-нибудь сломать, порвать, растянуть после плотного контакта и полученного пинка. А такие травмы, как водится, плохо коррелируют с высокими шансами на выживание. Этот же «Резонанс» немного ошеломлял, заставлял задуматься. Первое, что напрягало — его наличие внутри здания. До сих пор о таком слышать не доводилось. Второе — его плодоносность. Все уже вроде как смирились, что этот вид гравитационных капканов стерилен и артефактов не рождает, а тут вдруг нате — получите и распишитесь. Однако Ясь сильно этим мозги себе не компостировал, зная, что ЧЗО — среда жутко изменчивая, даже реактивная. И с её новым витком ему предстояло ознакомиться. Самого артефакта Гнус не видел, тот был покрыт плотной коркой мазута, а сам мазут был пропитан радиацией, что подтверждал начинавший скулить дозиметр. Под этой самой коркой что-то неустанно, крутилось, вращалось, плескалось, то и дело плюясь нефтяной жидкостью во все стороны. По началу Гнус даже засомневался, что там обязательно прячется «цацка», но его «Велес» поспешил заверить, мол, то «подкорочное нечто» есть именно что артефакт. Причём из вида «изменённых», которые и без детектора, невооружённым глазом видно. Мятный про такие рассказывал, дескать кто-то ему показывал фотографии «Изменённого Изолятора», который был источником забойного пси-поля. Этот, судя по всему, пси-поле не генерировал. «- И на том спасибо!» - обратился ко всем великим силам Гнус, делая первый шаг навстречу аномалии. Идти было всего-ничего, шаговая доступность — два метра и «изменённый брюлик» твой. И все же не мог парубок позволить себе эти два-три шага, ему нужно было искать подход. Под вспышками молний, кристальной белизной пробивающейся через окна, края «Резонанса», очерченные точно циркулем, двести на двести сантиметров, были отлично различимы. Они рассеивали этот ярчайший свет на крохотную радугу, галопирующую на дрожащих границах ловушки, ни во что не ставящей всемирное тяготение. «Ловец» отлично знал суть строения этих гравитационных тенёт: чем ближе к середине круга, тем резонирование сильнее, а вот у верхнего и нижнего полюсов оно было куда более хилым. Только с нижним полюсом беда была другая — стоило его задеть, так, считай, ты спёкся - «Резонанс» будет вбивать тебя в землю, покуда не размозжит об неё-родимую. Ясь ступал вперёд робкими шагами, шаркая, продвигаясь едва ли не на десять-пятнадцать сантиметров за шаг. Как только он почувствовал лёгкое давление — точно дующий в лицо ветер во время урагана — отступил назад и опасливо опустился прямиком на кафель. Счётчик радиации уже переходил в песенный режим, тогда Гнус, дотянувшись до пояса, элементарно отключил его, чтобы звук не мешал работать. Теперь предстояло найти точку «соприкосновения» — место, где будет оказано минимально сопротивление. Парнишка мизинцем — его не так жалко было сломать — медленно касался краёв шарика точно в такт ударам молний, пока не обнаружил послабление. Да, «тыкаться» можно было бы и какой-нибудь арматуриной, однако «собиратель» доверял лишь своими тактильным ощущениям, которые чётко доносили информацию. Посредничество же несло за собой дурацкие риски. Обнаружив прореху, Ясь так же по-черепашьи начал двигаться вперёд, оставляя за собой сантиметры. Чувствуя, словно на спину ему давит двенадцатикилограммовая гиря. Пока Гнус копался со снаряжением и, не замечающий никого и ничего, ощупывал место проведения работ, Коновал и Кречет добрались до двери, с настораживающей выпуклостью где-то на уровне метра от пола. Первый встал на изготовку у угла двери, норовя нырнуть в неё, как только та откроется, второй свободной от оружейной ноши кистью обхватил ручку, то и дело поглаживая ту перстами. После цепочки из двух уверенных кивков, Вадим дёрнул дверь на себя. Борисович хотел было рвануть вперёд, но путь ему преградил рухнувший вперёд мешок картошки. Все, кроме увлеченного «ловлей» Гнуса, встрепенулись и обернулись в сторону двери. Командир «старателей» среагировал живее всех: он схватил мешок за прочную ткань, дюжим усилием затащил его во внутрь и тут же закрыл дверь, подперев её плечом. За мешком протянулся багряный цвет. Кречет сразу понял, что это не мешок, а труп человека в камуфляже «Скол». Кивком указав на тело, Вадим как бы приказал Мятному и Коновалу перевернуть тело, сам же он остался у двери — так ему было спокойнее. Ветеран своей лапищей коснулся плеча убитого, задержался, жадно сглотнул слюну и одним махом развернул «мешок» лицом ко всем присутствующим. Лица, как такового, не было. В этом «мешке» нельзя было опознать не то что какого-то конкретного человека, не получалось уловить что-то людское в принципе. Черты лица, судя по всему, остались на месте дверной выпуклости, в которую голову этого несчастного с усердием вколачивали. Череп, сжатый, впалый и деформированный, с раскрошенным в труху лбом, распарывали лезвия открытых трещин, из которых ещё сочилась кровь, перемешанная со спинномозговой жидкостью. Один глаз покинул глазницу и укатился в неизвестном направлении, второй остался на положенном месте, но выглядел теперь как лопнувшее недоваренное всмятку яйцо — бери ложечку и выковыривай желток с белком. Сломанный нос расплылся по всей физианомии, точно раздавленный баклажан, разбитые губы стали выглядеть как мясная требуха, какой добрые продавцы на рынках подкармливают ничейных уличных Барбосов. Судя по прикусу, передние зубы были покрошены на осколки, щека с правой стороны была расчесана от уголка наливной квазигубы до самих скул, из неё выплывала кровь, слюни и сопли. Только нижняя часть лица, вся залитая юшкой, ещё как-то сохранилась, челюсть и подбородок достались «мешку» от человека. Но всё остальное — то был винегрет, тошнотворная смесь мяса, соединительной ткани и соплей. Впечатлительный Арчи отвернулся, подавляя рвотные позывы, вовсю рассматривая уличный пейзаж. Коновал исступлённо лопал глаза, въедливо оглядывая это «мясное рагу». Один Мятный не побрезговал и для проформы проверил пульс: - Тут без сюрпризов - мёртв. Но ещё даже остыть до конца не успел. Свежий трупешник, командор. - сообщил конопатый слегка дрожащим голосом, как бы скидывая ответственность на лидера. Кречет же чутка опешил от такой находки. Нет, сама картина его не пугала, он видел, как человека расщепляет на атомы «Воронка», омывая ближайшие пять метров кровью, видел, как заживо запекает до хрустящей угольной корочки «Жарка», видел как псевдопёс перегрызает шею, точно Тузик грелку рвёт, видел как химера одним взмахом лапы сносит головы, оставляя те мотаться на лоскутах кожи и сухожилий, точно игрушечные. Сама эффектность и погань смерти его давно не впечатляла, его напрягало иное: он не мог найти в своей голове ответа на вопрос, кто это мог сделать. Ни одного мутанта с похожими повадками «дробителя» мужчина не знал. Мог ли это сделать кровосос — в теории мог, крупной особи хватило бы сил, однако это тело не было тронуто — пострадала в основном голова, вся остальная плоть ещё даже толком сдуться не успела, насыщенная недавно пребывающей в ней жизнью. «Сосатели» так не делают — это всяк знает, даже если досуха не высосут, то заберут к себе, на сохранение, про запас. Почему же тогда тело ещё здесь — причина может быть только одна: охота ещё не окончена. И всё же кровопийцы так себя не ведут, нет, в этом убийстве читалось не «защита своей территории», «охота», «самооборона», в нём было что-то яростное, что-то враждебное, полное гноящейся ненависти. Пока Вадим копался в раздумьях, подыскивая варианты, Борисович вдруг поднялся в полный рост, ухватил «АК» покрепче и подошёл к двери. - Кречет, отойди. - сказал он абсолютно спокойно. Сухие, воспалённые очи его пылали гиперстенией. Щёки потемнели от прихлынувшей к лицу крови. - Старый дурак. - в голосе предводителя читалось разочарование. Он всё понял: ветеран не угомонится, пока не отыщет второй труп, который должен принадлежать никому иному, как сержанту «Долга» с фамилией Сливко. Кречет отринулся от двери, хоть далеко и не отошёл: он вновь ухватился за лапку дверной ручки и кивнул точно так же, как в первый раз. Бросить Коновала он сейчас не мог, как по практическим, так и по этическим соображениям. Дождавшись ответного наклона головы, Вадим наклонил ручку и тут же рванул её на себя, пропуская «добровольца» вперёд. Жестом приказывая остальным сидеть тихо в обществе «мешка» и абстрагировавшегося от всех Яся. Адреналин пульсировал в венах и капиллярах, расползаясь по телу, как зараза, отзываясь лёгким колокольным звоном в затылке. Лидер группы тут же пристроился за Борисовичем, положив руку ему на плечо, так они ступали по короткому, аршина в три с половиной, коридору. Коридор оканчивался раздевалкой, в которой имелась вторая дверь, своеобразный чёрный ход. Та самая дверь укачивалась воздушными потоками, то и дело поскрипывая давно не смазываемыми петлями. Однако сержант был найден даже не в раздевалке: Коновал вдруг забрал вправо, заходя в помещение, отведённое под щит управления. Кречет остался в коридоре, держа тот на случай появления полу-невидимого врага. Бренная оболочка Сливко обнаружилась тут же, напротив самого входа, у параллельной стены. Его таз, спина и ноги уместились в выточенную его же плотью и костями нишу в одном из темных шкафовообразный щитов. Покойник уселся на своём троне безмятежно, закинув голову назад, склонив ту в набок. Его рёбра рифами распарывали кожу и одежду, выглядывая наружу, прокладывая речушкам багрянца новые русла. Грудь «долговца» напоминала бок переспелого сочного фрукта: она вся выглядела чересчур мягкой, почти жидкой, точно накачанной соком изнутри, потерявшей какую-либо упругость. Надави слегка и проткнёшь эпидермис пальцем, протаранив путь наружу кровяному нектару. Борисович погасил свой интенсивный фонарь. Всюду воцарился сумрак, в котором под кожей как бы просвечивались очертания скелета. Бывалый сталкер приблизился к Сливко мелкими шажками, намётанным глазом оценивая повреждения. Как ни странно, никаких рваных, колотых, резаных ран обнаружено не было, только всё та же грудина «красного», превращённая в гуляющий кисель, налитый в воздушный шарик. Выглядело всё так, будто псевдогигант поразвлекался с резиновой игрушкой, давя ту своей монструозной лапищей, покуда она не лопнет, издав пищащий визг на прощание. Перейдя цепким взглядом к лицу, мужчина наконец узрел, что у бездыханного сломана шея. Из пещер массивных ноздрей и с уголка толстого, пухлого рта тянулись запёкшиеся струйки крови. Но в остальном лицо, расчерченное соболиными бровями, было в полном порядке: даже прекрасные очи, в которых будто оказалось застеклено синее майское небо, были открыты, их взор стремился вверх и был вполне осмысленным, выразительным. В зенках «должника» застыл не страх, о нет, в них стоял могильный холод, от которого дрожью покрывались кончики пальцев и сама душа. Подойдя к бывшему соратнику, Борисович лишь тактично, с неким почётом, снял с ещё тёплой шеи бойца жетон, ладонью прикрыл ему глядела и тут же вышел наружу, утирая рассопливившийся нос рукавом. Он и сам не смог бы в точности описать, что тогда чувствовал — в Коновале издревле царил конфликт его внутренней чувственности и внешней системы её сдерживания, оттого разбираться в себе ему всегда было несколько трудно. Сожаление и опаска — столь коротко и убого он бы описал своё состояние в тот миг. - Он? - лаконично удостоверился Вадим, когда его напарник вернулся в коридор. - Он. - так же лапидарно проинформировал друга ветеран. Дальше они безмолвно исследовали оставшийся аппендикс здания и, ничего не обнаружив, вернулись в насосный зал. - Уёбывать надо. - резонно отреагировал Мятный на их возвращение. Кречет в общем-то был согласен с рыжим-конопатым, однако торопить вспотевшего от напряжения «ползуна» вовсе не хотелось, того и гляди дёрнется ненароком и получит добрый разряд силы тяготения — собирай потом косточки по фрагментам, что твой палеонтолог. Гнус же, гиря которого набрала эдак с пяток бонусных килограммам, сквозь зубы приговаривал: - Если б мишки были пчёлами, - десять сантиметров остались за спиной. - То они бы нипочём, - «ловец» замер, тяжело дыша через трубочку «пластилиновых» губ. - Никогда бы не подумали, - он вновь потянул себя вперёд из последних сил стараясь не сделать резкого движения десницей. - Так высоко строить дом. - Гнус, поторапливайся! - не выдержал Вадим, прикрикнув на декламирующего. - Ага… - ответил тот абсолютно безучастно. - Гнус, поторапливайся! - повторил лидер уже с куда более гневливой интонацией. Это подействовало, молодой «вольник» скоро оказался на расстоянии вытянутой руки от чёрной лужицы. Ясь потянулся к артефакту рукой, облачённой в «прихватку» - специальную резиновую перчатку, изготовленную для контакта с «аномальными образованиями». Мысленно он горевал о том, что дорогостоящий инвентарь, заляпанный в фонящем мазуте, придётся тут же выбросить, но сразу же ободрял себя тем, что цена за образец должна чуть ли не стократно превышать стоимость «прихватки». Тёмная жижа с хлюпаньем пропустила латекс, которой малец тут же заводил в поисках краешка артефакта. Краешек нашёлся. Он был тёплый, нет, даже горячий, нежный, покладистый, пластичный, как желатиновое желе, как морская медуза. «Ловец» ухватил добычу покрепче и потянул к себе, вредоносный мазут тянулся за находкой, точно плавленный сыр, обаче всё же отстал, шлепком вернувшись в свою гадкую среду обитания. Обычно цепкая, назойливая жидкость стекала с образования, как вода. И пока Гнус ждал, покуда вся эта фонящая дрянь плюхнется рядом, дабы не заносить её в контейнер, он позволили себе поразглядывать выловленную «рыбку». Артефакт являл собой полупрозрачный восьмигранный стержень, выполненный как бы из тёмного стекла с напылением из блестящей крошки. Все грани его были сглажены, точно отшлифованы. Стержень этот был однородным, но то и дело сокращался и расширялся, точно качающее жизнь сердце. Так же артефакт покорно сжимался под давлением пятерни, в тоже время расширяясь с краёв. Внутри стержня просвечивались диковинно-яркие цвета: лиловые сполохи, пурпурные пульсирующие, сияющие ломанные линии, лаймовые кружки и янтарные дуги. Переливался он, точно бензиновая лужа. Но всё это появлялось только на свету, в темноте же внутренность артефакта становилось одной большой каверной — то есть пустотой. «Добытчик» сперва думал, что его глючит, но скоро явственно узрел — некоторые капли мазута остаются у стержня, зависая в воздухе, в радиусе нескольких сантиметров от него, точно бы артефакт мог генерировать какое-то своё гравитационное поле. Однако самым главным в этом стержне было другое — парень его не «ощущал». То есть, к каждому из выловленных им артефактов у него был свой подход, своё к ним отношению, по поводу каждого из них он мог что-то сказать, а насчёт этого у него не то что слов не было, даже все чувства молчали, точно онемели. Тотальное ничего. Стержень просто был. Был и всё тут. Ясь недоуменно проморгался, воздел жидкие изломы бровей кверху, крякнул и поспешил закинуть находку в контейнер, поспешно закупоривая тот, для этого зажимая соответствующую клавишу на дисплее. И тут, как по злому року судьбы, случилось несчастье: став отползать из под «Резонанса», половиной тела покинув границы аномалии, разгоряченный азартом Гнус не дождался Мятного, который должен был оттащить его за ноги и поторопился приподняться, задевая локтем активную часть гравитационного поля. Аномалия запустила его тельце, точно метелка соринку, направив прямиком к входной двери. Поток юношеского сознания стал пунктирной линией, рябя пред буркалами, а после удара потух насовсем.