Одно становится двумя, а два — тремя, и благодаря третьему одно — четвёртое
Собрание Совета подходит к концу. В просторном зале гуляет ветер, разнося приглушенное шуршание голосов. — Эрмольд, — коротким кивком Фобос останавливает направившегося было к выходу герцога. — Будьте добры — я бы хотел обсудить некоторую проблему. Он подходит ближе, провожаемый лишь парой незаинтересованных взглядов. — Перед отъездом мой сенешаль доложил о нападении, произошедшем здесь, в моем замке. Я думаю, Вы понимаете, о чем я? Эрмольд отрешенно смотрит в окно, и только плотно сжатая челюсть выдает его истинное напряжение. Дождавшись второго кивка, Фобос продолжает: — Рад слышать. Тогда Вам не составит труда передать Пайдейе, что я хотел бы ее видеть. Такие вещи не должны оставаться безнаказанными, Вы ведь понимаете. Принц мысленно усмехается: вот уж не думал он, что когда-либо в здравом уме захочет видеть герцогиню. Когда Седрик пришел к нему среди ночи, Фобос удивился. Его сенешаль не отличался любовью к поздним прогулкам, да и перед предстоящей поездкой стоило бы отоспаться, чтобы потом не клевать носом в седле. — Пришел попрощаться? — он перевернул страницу, не прерывая чтения. — Много чести, — Седрик фыркнул. — Сожалею, если задел твое самолюбие, но дело в Александре. Фобос медленно поднял голову. — Я слушаю. Что с ней стряслось на этот раз? Нет, теперь ему определенно нужно увидеть ее. Эта обоюдная тишина, игра в молчанку длинной в неделю слишком уж затянулась. И если Александра не идет к Фобосу, то Фобос… Нет, не идет к ней — посылает записку. Он чиркает пару строк и, скрепив печатью, передает безмолвному слуге. — Отдай лично в руки и не уходи, пока не получишь ответ. Сквозь арочный свод он глядит на удаляющегося слугу и столпившихся советников, не торопящихся расходится. Жужжание их голосов сливается в монотонный шум — почти что музыка. Если прислушаться, можно различить отдельные фразы, удивленные вскрики или смешки. Фобос отворачивается к окну и ждет.***
Ветер обдувает лицо. Александра стоит на вершине горы, глядя вокруг — на раскинувшуюся внизу долину, на блестящую змеистость реки, что раздваивается на горизонте и темную громаду замка над городом. Девушка жмурится и раскидывает руки, словно готовая взлететь. Как спокойно и красиво вокруг. Как хорошо, что закончилась эта долгая зима, и вся долина теперь в цвету. Только ветер еще холоден, но это пока, потом и он потеплеет и перестанет быть таким колючим. Слышатся за спиной шаги и она оглядывается, смеясь. Кто этот незримый спутник и зачем он пришел к ней? Александра оборачивается и в тот же миг натыкается на выпученные глаза мертвеца, шаркающего к ней. Ветер усиливается, опасно наклоняя вершины редких сосен. — Убирайся, — кричит. — Ты мертв. Я убила тебя. — Убила, — воет мертвец, вторя шуму вокруг. — Как и всех их. Его окоченевший скрюченный палец указывает вперед, куда-то ей под ноги. Александра опускает глаза и тут же отшатывается, опасно балансируя на краю пропасти. Нет никакой горы — только груда тел до небес, размякших трупов, глядящих на нее бесцветными глазами. Они вдруг приходят в движение, тянутся к ней потемневшими руками, хватаются за платье и тянут вниз. Александра кричит, отцепляя их затвердевшие пальцы, но их все больше. Они дергают уже за руки и плечи, подбираясь к лицу и трясут ее. Трясут? Сквозь темную пелену пробивается чей-то голос, и, громко вскрикнув, Александра просыпается. — Госпожа Александра, — Элиа склоняется над ней, придерживая за плечо. — Я сожалею, что разбудила, но Вам письмо. — Сколько я проспала? — Во рту сухо и мерзко, язык едва отлипает от неба. — Не больше трех часов, — Элиа закрывает окно, обрывая морозное дуновение ветра. Александра поднимается с кресла, чувствуя, как затекли от долгого сидения спина и плечи. Разминая шею, она шагает к ждущему за дверью слуге — бесцветному, длинноносому, с зажатой желтой бумагой меж красных пальцев. «Письмо? Королевская печать, надо же. Как официально, принц». Она разламывает сургуч, пробегаясь взглядом по аккуратным строчкам: Выражаю надежду, что ты не пострадала и приношу свои извинения, что сей неприятный инцидент имел место быть в моем замке. Улыбается — опять нагромоздил слов, что за человек. Возможно, небольшая прогулка в саду могла бы поднять твое настроение. Внутри что-то словно взрывается и растекается приятным теплом. Небольшая встреча — это ведь позволительно, да, проклятая совесть? Это ведь ни к чему не обязывает? — От кого письмо, госпожа? Вы прямо-таки светитесь, — восхищенно выдыхает Элиа. — Не скажу, — Александра поднимает взгляд от листка. — Но кажется, у меня намечается свидание. — Неужели тайная встреча? — Прикладывает ладони ко рту служанка. — Как романтично. Молчаливый слуга за спиной недовольно вздыхает. Споткнувшись об этот звук, Александра разворачивается, тут же придавая лицу некую властность. — Иди. Передай, что я приду. Вместо ответа он смотрит недовольно, а затем закатывает глаза и указывает на письмо. — Написать ответ? Серьезно? Он кивает, как будто это нечто само собой разумеющееся. «Да уж. Слуги принца порой невыносимее его самого». Она садится за стол и обмакивает перо в чернила, прокручивая в голове ответ. Как назло все слова получаются не теми, слишком сухими или же наоборот — ненужно чувственными. Я приду. Но для прогулки в саду сейчас слишком холодно. Может быть вместо нее мы могли бы пообедать вместе? Александра смотрит на подсыхающие чернила, борясь с желанием скомкать этот лист. Она серьезно только что предложила Фобосу пообедать? Еще и написала «вместе», какой ужас, со стыда сгореть можно. Нарисовав кружочек внизу страницы, она выводит чернильную улыбку и два глаза. Да, так определенно лучше — менее похоже на флирт. — Вот, — подражая принцу она закрепляет письмо печатью, за отсутствием родового герба Александры украшенной монограммой принцессы Элион. Девушка всучает бумагу слуге и, напоследок полюбовавшись всеми гранями недовольства, украсившими его серое лицо, принимается собираться. Пусть они и раньше проводили время вместе — гуляли или же просто общались в одной из его многочисленных комнат — Фобос никогда не писал ей, не приглашал куда-либо официально. Внутри бушуют волны, накатываясь на сердце и сжимая его в тревоге, но — приятной, теплой. Мертвецы отступают, а вместе с ними и страхи, переживания последних недель. — Элиа, — она прячет руки в широких рукавах, стремясь скрыть легкую дрожь в пальцах. — Подготовь мое лучшее платье. Служанка в ответ едва ли не пищит от счастья. Александра пытается собираться неспешно, но все равно нет-нет да и срывается на нервную торопливость, пока приводит себя в порядок — поласкает рот травяным настоем и наносит ароматы цветов за уши и на запястья. Когда она садится перед зеркалом, позволяя пришедшей на помощь Федре собрать ее волосы, в дверь опять стучат. Элиа открывает, на пару минут отвлекшись от чистки платья — цвета полыни, с вышитыми понизу темными розами. На пороге топчется все тот же молчаливый слуга — длинноносый и недовольный. Письмо опять отдает только Александре, отчего той приходится встать с недособранной прической, болтающейся в разные стороны. Не мог не поинтересоваться — что обозначают эти творческие потуги? Необходимо вновь шагнуть к столу и ответить, чувствуя, как рассыпаются по плечам плохо закрепленные волосы. Это смайлик. Ну знаете, чтобы сообщение звучало не так серьезно. В задумчивости она проводит кончиком пера по губам, и дописывает размашисто: И чем Вы кормите прислугу, что они у Вас такие злые? Ответ приходит через несколько минут. Под тяжелым взглядом слуги Александра ломает печать и жадно впивается в единственную убористую строчку: Я их не кормлю. И снизу пририсованный смайлик. Она давится смехом и почти мечтательно глядит на себя в зеркало, не сводя глаз с пальцев Федры, танцующих в ее волосах. — Изумрудные серьги будут смотреться просто невероятно с этим платьем, — и тут же добавляет тише, обдавая шею дыханием. — Идеально для свидания с принцем. Вздрогнув, Александра ловит в отражении ее хитрый прищур. — Седрик проболтался? — Нет, другие служанки судачат. А Седрик тоже знает? — И улыбается почти коварно. — Надо же. — Федра, я прошу тебя держать язык за зубами, — Она хмурится, не отпуская взгляда служанки. — Разумеется, госпожа. Ваши секреты — мои секреты. «Ровно до тех пор, пока за них ей не предложат кругленькую сумму». Ткань платья приятно прилегает к коже. Александра в последний раз окидывает себя внимательным взглядом — узорную вышивку по подолу, широкий пояс, длинные рукава, спадающие на локтях водопадами и темную медь ожерелья, томно поблескивающего в треугольном вырезе. — И для чего я его берегла? — Она проводит руками по бедрам, приглаживая юбку. — Надо почаще красиво одеваться, да? Элиа согласно кивает, а Федра таинственно улыбается.***
В холле еще толпятся советники. Александра глядит на них издалека и внутренне содрогается, приметив фиалковый плащ и золотистые кудри Танатоса. — Леди Арая. — Поравнявшись с главой купеческой гильдии, она склоняет голову в приветственном поклоне. — Сожалею, что у нас не было возможности поговорить раньше. Я выражаю Вам свои соболезнования. Меланта была… хорошей девочкой. «Наверное». Круглое лицо в сетке морщин остается непроницаемым, но она все же принимает соболезнования легким кивком. Поверх ее плеча Александра ловит прямой взгляд Танатоса и тут же отводит глаза. — Ее смерть… — Лессар Арая замолкает, чтобы почти сразу заговорить сбивчивым шепотом, жестом попросив Александру приблизиться. — Они в этом замешаны, я уверена. — Они? — Шепотом же удивленно переспрашивает девушка. — Вся эта старая знать. Таким образом они заткнули меня, сказали моей семье знать свое место! За ее спиной Танатос находит взглядом герцога Кавьяр, занятого беседой с какой-то женщиной, и в два шага оказывается с ним рядом. –Ну ничего. Посмотрим, как все они запоют, когда у короны закончатся деньги. Кто еще согласится дать в долг столь крупную сумму? Герцог наклоняется к своему воину, и через миг его лицо приобретает заинтересованное выражение. Неторопливо, даже вальяжно, он расправляет плечи и слегка поворачивает голову по направлению к Александре. Если бы она не знала, кто именно сейчас является объектом его пристального внимания, подумала бы, что мужчина попросту задумался или же со скуки разглядывает собравшихся. — Назавтра я возвращаюсь домой. Надо бы навестить сестру, выразить ей свою поддержку в этот нелегкий для нашей семьи период, — Александра с преувеличенным интересом слушает Лессар Арая. — Поэтому я бы хотела сейчас принести Вам свои извинения. — Прошу прощения? — Девушка думает даже, что ей послышалось. — Все верно. Вы не знаете, однако, долгое время я считала именно Вас виновной в смерти моей племянницы. Думала, что Вы не так проста, как хотите казаться и готовы на все, чтобы единолично владеть вниманием принца. — И что же изменилось? Лессар Арая долго смотрит на нее, прежде чем ответить. — Пожалуй, я могу признаться Вам и не побояться осуждения. Мои люди служат королевской семье в стенах замка и, скажем так, передают мне некую информацию. И по их словам, Вы не способны на убийство. — Ваши люди ошибаются, леди Арая, но сами Вы правы — Меланту убила не я. Глубоко посаженные глаза загораются жадным интересом. — Вот как. Значит Вы все же не так проста, как многие здесь полагают. Возможно, Вы даже знаете имя? — Знаю, — Александра бросает торопливый взгляд на герцога, чинно прогуливающегося вдоль галлери окон. — Однако не хочу быть втянутой в придворные игры. — Разумеется, — если она и разочарована, то скрывает это слишком умело. — Вы опасаетесь за свою жизнь. Скажите только, — женщина оглаживает взглядом разбитых на кучки советников. — Настоящий убийца здесь? — Да, — выдыхает решительно, глядя в темные глаза герцога. — Так я и знала. У них для этого больше причин, чем у Вас. Позволите совет? Рой советников жужжит вокруг и только когда Александра кивает, чуть подавшись вперед, на миг затихает, словно бы прислушиваясь к словам главы гильдии. — Не задерживайтесь здесь. Вы им тоже не нужны. Лессар Арая удаляется, тяжело покачивая юбками. Звон ее золотых браслетов понемногу стихает, чтобы смениться новым звуком — крадущимися шагами мужчины. — Здравствуйте, герцог, — не оборачивается Александра. — Не сказать, что рада этой встрече. — Наше знакомство не задалось, все верно. Однако могу ли я рассчитывать на некую любезность с Вашей стороны? Что-то в его голосе заставляет девушку слегка повернуть голову. — Внимательно слушаю. — Не хотите ли пройтись? — Герцог делает осторожный шаг, приближаясь. — Не хочу. — Однако я бы не хотел лишних уш… — Простите, я не до конца понимаю, как к Вам обращаться, — наверное, перебивать его было не слишком-то и красиво, однако, слова сами срываются с языка. — Вам можно по имени, — он усмехается. — Какая великая честь, Эрмольд. Но отвечая Вам — у меня назначена встреча, поэтому, боюсь, на бесцельные блуждания нет времени. — Я прошу уделить мне лишь пару минут, — она сама не понимает, как так вышло, что его пальцы оказывается сжимающими ее локоть. Александра дергает головой, посылая недовольный взгляд в лицо герцогу. Тот же, напротив, выглядит расслабленным и даже довольным, уводя ее прочь. Позади едва слышно ступает Танатос — извечная фиалковая тень рода Кавьяр. — Я прекрасно понимаю истинную причину Вашего ко мне внимания, — почти шипит Александра. — Неужели? — Герцог насмешливо изгибает темную бровь. — Ваш человек был замечен на месте преступления и теперь Вы боитесь, что я расскажу об этом. — И кому же Вы собрались рассказывать? Или, возможно, уже рассказали? У него глубокая складка у рта и такая же на лбу — этот человек привык часто хмуриться. Прищурившись, Александра рассматривает его лицо, отмечая, насколько сильно герцог, оказывается, старше — скорее всего ему около сорока. — Никому, Эрмольд. Поэтому Ваши опасения напрасны. Как и эта прогулка. Мимо плывут однотипные серые стены. — Ошибаетесь, Александра. Я могу тоже обращаться к Вам по имени? — Нет, не можете, — она опускает глаза, любуясь игрой света на покачивающихся в такт движениям юбках. — Что именно Вам нужно? Клятва? Обещание, что я буду молчать? — Это было бы очень кстати, госпожа, однако, я готов поверить Вам на слово. И Ваша благосклонность, — он останавливается. — Была бы более ценной моему сердцу. «Никому нельзя доверять, особенно в замке», — всплывают в голове слова Фобоса Александра осторожно высвобождает руку из хватки герцога. — Что Вы подразумеваете под этими словами? — Лишь дружбу, — он усмехается. — Всегда полезно иметь знакомства при дворе, особенно когда это… новые лица. «Что ему нужно? Подобраться через тебя к Элион? К Фобосу? Нет, к Фобосу у него и так есть доступ, он же один из его советников. Возможно он обратил на тебя внимание из-за распространяющихся слухах о тебе и принце. Но зачем? Что может любовница принца, пусть даже и гипотетическая. Да что угодно! Особенно если он считается с ее мнением. А Фобос считается с твоим мнением?» Она вспоминает, как вздымалась горными хребтами вырезанная из дерева карта и Фобос глядел на Александру с противоположной ее стороны, пока весть о надвигающейся оспе тяжелым облаком висела над ними. Разве не дал он понять тогда, что ее мнение важно? Она вдруг впервые понимает, насколько высоко здесь ее положение. Она могла бы влиять на всю королевскую семью лишь потому, что симпатизировала обоим ее членам. А вместе с ними — и на ход истории этого мира. Могла бы, но… Хотела ли? Это ведь все не ее — политика, придворные игры, однако, таким, как герцог этого не объяснишь. Для него, для Лессар Араи, да и остальных, всех этих надменных придворных Александра Фостер с Земли — угроза, опасность для их сытой жизни. Кто знает, какие идеи она шепчет на ухо принцу, пока спит с ним? Кто знает, как пришлая наставница повлияет на воспитание пришлой же принцессы? «Ты, подруга, кость в горле этого мира. И отсидеться тихо уже не получится. Ты либо сдавайся, либо стань той, какой они видят тебя». — Эрмольд, — Александра растягивает губы в вежливой улыбке. — Внимание светлейшего герцога Кавьяр неописуемо льстит мне. Разумеется я приму Вашу дружбу. В глубине его зрачков вспыхивает хищное удовольствие. — Я не сомневался в Вашем благоразумии, госпожа. Но не буду Вас более задерживать, — он наклоняется, осторожно, словно хрустальную вазу, поднося ее руку к своим губам. — Знакомство с Вами — честь для любого мужчины. Сухие губы касаются тонкого запястья, отчего Александра едва ли не вздрагивает. Краем глаза она замечает, с каким недовольством Танатос отворачивает лицо, едва ли не скривившись от отвращения и встряхивает светлыми волосами, кудрявыми, как баранья шерсть. — Благодарю, — она все же слишком резко выдергивает руку — жест, не оставшийся незамеченным — и поклонившись обоим мужчинам, уходит, провожаемая долгими взглядами. Остается надеяться, что в этой партии она сделала правильный ход.***
Свет солнца, показавшегося впервые за последние дни, освещает небольшой зал, отданный под собрания Совета. Здесь длинной вереницей тянутся колонны, меж которых снуют незаметные слуги, что тени. Косые лучи падают из витражных окон, расплескиваясь по длинному столу, остаткам свитков на нем и пустым винным кубкам. Фобос стоит, прислонившись плечом к стене и задумчиво глядя через цветное стекло туда, где в солнечном свете переливается снежное покрывало долины. — Привет, — тихо зовет Александра, не сводя глаз с его лица. Он тут же дергает головой, впиваясь в нее взглядом. — Привет, — отвечает осторожно. — Как ты? Она чуть улыбается, сжав пальцы в ладонях, и думает, что соскучилась. Что зачем-то решила избегать его, пойти на поводу у всепроникающего внутреннего голоса — а теперь поняла всю бессмысленность этого поступка. Короткие зимние дни показались вечностью, прошедшей с их прошлой встречей. И он, наверное, тоже скучал? Наверное, волновался, раз спросил? — Почему каждый раз, как ты интересуешься моим самочувствием мне становится жизненно необходимо обнять тебя? Он возвращает ей улыбку и протягивает руку вперед. — Ты сейчас серьезно? — Александра удивленно поднимает брови, не в силах сдержать быстрого смешка. Сердце громыхает в ушах. — Сказала ведь — жизненная необходимость. По его лицу как всегда не понять — шутит или же говорит серьезно. Девушка шагает вперед, медленно обходя стол. Арочные своды, колонны и даже слуги неотрывно следят, как она преодолевает последние сантиметры между ними и кладет голову на плечо принца. Он приобнимает ее одной рукой, поглаживая талию. Руки же Александры безвольными сосисками болтаются вдоль тела, и ей приходится почти что заставить себя вернуть объятие — положить одну руку ему на спину, а другую на грудь. И все тут же становится правильным. Нет глядящих на них слуг, и пожирающей совести нет, как нет и прошедших дней, трупов живых и мертвых — только он и она и биение сердца в груди. Фобос щекой касается ее лба, пока неотрывно следит за струйкой дыма, поднимающегося из трубы на соседней крыше. — Тебе Седрик рассказал? — Собственный голос подводит Александру, срываясь на хриплый шепот. Принц кивает, на короткий миг дотронувшись губами до лба девушки, отчего у той замирает дыхание. — Ты знаешь, что это было? — Знаю. — Расскажешь? — Она слегка подается назад, заглядывая ему в глаза. Покачав головой, Фобос прижимает ее обратно, и Александра зарывается ему в волосы, вдыхая запах миндаля и увядших роз. — Не думаешь, что я имею право знать? — Приглушенно спрашивает она. — Нет. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты просто невыносим? Он усмехается: — Да, Седрик периодически напоминает об этом. Александра выдыхает смешок и ведет носом по его шее, чувствуя участившееся сердцебиение принца. — Ты сегодня очень красивая, — Фобос почти шепчет. — Только сегодня? — Игриво переспрашивает она, привставая на цыпочки и касаясь губами его уха. — Нет. Не только, — невозмутимо отвечает он. А Рей смутился, вспоминает Александра. Весна гладила по плечам теплым ветром. — Ты сейчас такая красивая, — Рей смотрел на нее снизу вверх, лежа на клетчатом одеяле для пикника. — Сейчас? — Александра вскинула бровь и провела пальцем по его носу. — А в остальное время, что — некрасивая? Он вспыхнул до самых корней волос. — Нет, Алекс, я… Я хотел сказать, что сейчас ты особенно красива, но это не значит, что в другое время ты некрасивая, ты… Она засмеялась и легла ему на грудь, слушая быстрое биение сердца. — Я знаю, что ты хотел сказать. Спасибо. — За что? — Он приподнялся на локте, заглядывая ей в глаза. — За то, что мы вместе. В настоящем она выбирается из объятий принца, ощущая, как становится холодно без его всегда ледяных рук. Та радостная благодать, появившаяся считанные минуты назад исчезает, оставляя после себя липкое послевкусие измены. — Опять сбежишь? — Если он и расстроен, то скрывает это, лишь слегка нахмурившись. Александра качает головой, оборачиваясь на тайком глядящих на них слуг. — Меня и так весь замок считает любовницей принца, не стоит давать им больше поводов для сплетен. Не выдашь же ему настоящих причин. Она заправляет волосы за ухо, думая, как это невыносимо — разрываться между двумя мужчинами, живым и мертвым. — В бытности любовницей принца есть определенные преимущества, — его бархатный голос касается ее ушей, и Александра поднимает глаза. — Да ну? Мне пока что на ум приходят только минусы. Фобос усмехается, поймав ее взгляд. — Если позволишь, я бы хотел доказать обратное. Лицо обдает жаром. «Он что, только что предложил спать с ним?» — Вы… — она возвращается к официальному обращению, но запинается, так и не зная, что сказать. — Я…? — Переспрашивает принц. И в этот момент желудок Александры, до того болезненно скрюченный от голода, издает протяжный китовий вой. Она думает, что покраснеть сильнее невозможно, но все же заливается краской до кончиков ушей. Какой позор! А Фобос смеется: — Так вот почему ты пригласила меня на обед! — Я всего-то проспала завтрак, что в этом такого, — смущенно бормочет в ответ. Спать она могла теперь только в светлое время суток, да и то — урывками, похожими больше на тяжелую и болезненную дрему. В остальное же время, когда замок тонул в чернильной ночи, ей мерещились оскаленные лица с выпученными глазами, а вздохи спящей рядом служанки слышались шарканьем чьих-то ног. Впрочем, если бы все ограничивалось лишь мертвецами. Бессонница приносила с собой еще кое-что — долгие часы самокопаний, когда несмолкающий голос внутри нее корил: «Ты должна вернуться домой, а вместо этого уже два месяца торчишь здесь. Разве правильно ты поступаешь?» Она чертовски устала заставлять себя поступать правильно. — Пойдем. Пора спасти тебя от голодной смерти, — принц протягивает ей согнутую в локте руку, которую Александра упрямо игнорирует, в который раз поступая правильно. Улыбка сходит с его лица, как тающий снег по весне: — Неужели ты настолько боишься слухов? Она смотрит в зеленые глаза и кивает, думая, что Фобос, все же, обиделся.***
Отложив вилку, она поднимает глаза и смотрит на непрерывно наблюдающего за ней принца. — Так и будете молча смотреть, как я ем? — Тебя это смущает? — Он лениво растягивает слова. — Да, представьте себе. Особенно учитывая то, что Вы не едите. Он пожимает плечами. Стол перед Фобосом идеально чист, в отличие от половины Александры, где блюда едва ли не громоздятся друг на друге. Холодно. В камине слабо трепыхается пламя. Может быть, сей факт был бы не так заметен, будь двое увлечены живой беседой, наполненной всплесками смеха. Но повисшая между ними тишина, нарушаемая лишь скрежетом ножа и двузубой вилки о тарелку, обнажала все недостатки обеденной залы — гуляющие сквозняки и щели в окнах. — Думаешь, я тебя отравил? — Не думала до этого момента. Она опускает глаза на рыбу в тарелке, словно пытаясь отыскать там следы мышьяка — или чем тут травят неугодных женщин? — Я тут подумал, — Фобос задумчиво подносит кубок к губам. — Убивать тебя — слишком много мороки. Да и Седрик расстроится, линять начнет с горя… Может он и не собирался разряжать обстановку, кто знает? Но Александра все же нервно усмехается, чувствуя, как камень на ее сердце понемногу рассасывается и дышать становится легче. — Разумеется, он этого не переживет, — она притворно вздыхает, подперев кулаками щеки, и вновь смотрит на принца. Под ее изучающим взглядом он отставляет вино и вопросительно поднимает бровь: — Что? — Ничего, — Александра не отводит глаз. — Некомфортно, да? Когда вот так смотрят, как на зверька в зоопарке. — Я не смотрю на тебя, как на зверька, — недовольно вздыхает он. — Да ну? А по-моему, именно так Вы на меня и смотрите. Она снова подхватывает вилку, подцепляя последний кусочек рыбы; ведет им по тарелке, собирая остатки соуса, и отправляет в рот. Все это — лишь на миг отпустив взгляд принца, а затем снова вернув его, продолжая эту игру в гляделки. — Все было вкусно, но мне не хватает свежих овощей. — Где я их тебе возьму в середине зимы? — Знаю, — разочарованно бросает она. — Но так хочется. — Разве на Земле можно купить овощи зимой? — Интересуется скорее из вежливости. Вряд ли сейчас он действительно хочет говорить с ней дольше, чем того требуют элементарные правила приличия. Александра ухмыляется. В ней вдруг просыпается какая-то злая решимость, желание довести эту игру до конца — заставить его вновь говорить с ней, интересоваться ею. — На Земле можно купить что угодно и когда угодно, — и подается вперед. — Можете себе такое представить, принц? По его лицу видно — не может, и Александре неожиданно приятна его беспомощность. — Продуктовые магазины на земле похожи на ваши рынки, только под крышей, — беспечно проговаривает она в сторону. Коротким движением руки он прерывает ее объяснения и принимается чертить что-то по столу. Секунду или две девушка сопротивляется пробуждающемуся любопытству, но все сдается и приподнимается на стуле, силясь разглядеть. Под пальцами принца колышется столичный рынок — словно залитый водой чернильный рисунок. Александра борется с собой еще мгновение, но проигрывает эту битву и двигает стул поближе к принцу. Пусть сейчас каждый из них строит из себя недотрогу — интерес девушки к магии никто не отменял. Как и интерес принца к жизни на Земле. — Вот так? — Спрашивает Фобос. На столе перед ним угадывается все тот же рынок, но теперь словно накрытый шатром. — Нет. Крыша обычно плоская — мы редко строим иначе, — его «волшебные чернила», как называет их про себя Александра, складываются в прямоугольник. — Вот так, да. Приблизительно так выглядят магазины. Мы еще называем их супермаркетами. Они обычно просто огромные и там можно найти все что угодно, — Александра насмешливо заглядывает в глаза принца. — Хоть овощи в конце января, хоть фрукты из дальних стран. Задумавшись, Фобос невидящим взглядом глядит на дрожащий рисунок. Представляет, думает девушка. Забавно, что для него устройство супермаркета является чем-то настолько же непостижимым, как для нее — его магия. В такие моменты границы между мирами становятся ощутимее, а вместе с ними — и границы между двумя людьми, незримые толстые стены. — Обычно их строят за городом, — прикрыв глаза, она погружается в воспоминания о тех временах, когда жизнь была скучной, но зато спокойной, лишенной интриг. Тогда поездка в магазин могла стать единственным событием за все выходные — а теперь Александра не могла даже представить себе, каково это — пара спокойных дней. — Люди приезжают семьями, закупаются сразу на неделю вперед, отчего в машину потом не залезешь. Ну, по крайней мере в моем детстве было так. Папа мог пропадать в обсерватории днями, а после сразу же отправляться на очередную конференцию куда-нибудь на Гавайи. Тогда их и так небольшая семья сужалась до ничтожных двух человек. Отсутствие мужа заставляло маму самой садиться за руль, что тогда она делала крайне редко — это сейчас стала бессменным водителем их с папой пикапа, но тогда, в самом конце восьмидесятых годов, поездка в магазин так еще и с ребенком на заднем сидении превращала Рэйчел Фостер в жуткого неврастеника. — Черт, мне надо объяснить Вам, что такое машины. Это… — Транспортные средства, я знаю, — он кивает. — Вот как? Перед ней появляются тени автомобилей — настоящих, земных, пусть не слишком детальных, но все же узнаваемых. Может быть, Александре стоило бы задуматься о природе познания принца, может, будь девушка чуть внимательнее, обратила бы внимание на то, что таких машин уже лет двадцать, как не выпускают — но сейчас она способна думать лишь о его магии, каждый раз пораженная ею. — Как ты это делаешь? — Интересуется она. — Отображаю свои мысли, — Фобос проводит рукой над столешницей, и все исчезает как дым. — Это несложно. Баловство, а не настоящая магия. — Расскажи еще, — просит Александра, первая делая шаг навстречу. — Про баловство? — Про настоящую магию. Он поворачивается к ней, слегка наклонив голову, и долго смотрит, вглядываясь в женское лицо. Ей кажется, что он откажет из-за обиды, но зелень его глаз — подведенных черным, а оттого более выразительных — вдруг теплеет, как океан после полудня. — И что же ты хочешь знать? Александра нетерпеливо облизывает губы: — Как ты колдуешь? Откуда взялась магия или даже — что есть магия? Ты уже объяснял мне однажды, как все это работает, но не думаю, что я хоть что-то поняла. Ты говорил, что магия везде, что на Меридиане есть ее сосредоточения, что ты умеешь поглощать ее и использовать, но — как? Почему ты можешь, а я, например, не могу? Это какой-то ген? Мутация? — Не знаю, что такое «ген», но понял, о чем ты. Пойдем, — Фобос поднимается. — Куда? — Она послушно принимает протянутую ладонь. — В мою лабораторию. Там… тише. И никто не подслушает. Растянувшиеся вдоль стен молчаливые слуги перебрасываются возмущенными жестами в ответ на его насмешку. — Как я уже говорил однажды, на Меридиане магия везде, как… Думаю, тебе будет понятнее, если ты сравнишь ее с водой. В озерах и морях воды много, а в лесных ручьях — мало. Люди рождаются с жидкостями внутри, но в ком-то их больше, а в ком-то меньше. Однако любой воде нужно найти применение. На бесцельно текущей реке построят водяные мельницы или будут ловить рыбу, чтобы кормить близлежащие деревни. Понимаешь? Она приподнимает голову, встречаясь с принцем взглядом. — Да, понимаю. Но почему бы реке не течь бесцельно, раз так задумано природой? Фобос дергает уголком рта, словно бы Александра сказала какую-то глупость. — Многие так рассуждают и позволяют своей магии оставаться лишь маленьким огоньком внутри либо же и вовсе затухнуть. Но даже из самой незначительной искры может разгореться пламя, если научиться, как разжечь огонь и как его поддерживать. Уж не знаю, что именно помещает этот огонь внутрь нас. Жизни на Меридиане тысячи лет, и, насколько мне известно, магия была и задолго до прихода людей из вашего мира. Но есть красивая легенда, — он подводит девушку к окну, указывая на бледный кружок солнца. — О том, как луна полюбила солнце обреченной любовью. Из этого союза родились люди — волосы серебром, как у матери, и огонь внутри от отца. И когда луна и солнце вместе, видишь, как сейчас. — С беспечной небесной лазури улыбается полукружье луны. — То вдвоем присматривают за своими детьми сверху. Но такое бывает редко. Луне и солнцу никогда не быть вместе, сколько бы детей у них не было. Александра чувствует, как его пальцы подцепляют несколько рыжих прядей и на десятую долю секунды касаются ее шеи, вызывая стадо мурашек. — Печальная легенда, — она оборачивается, обрывая прикосновение. — Однако, всего лишь легенда, — почти беспечно отмахивается принц. — Пойдем. Он продолжает рассказывать лишь спустя пару шагов: — Магия это… сложная материя. Я понимаю, почему ты не в силах постичь ее. Я потратил на нее жизнь и до сих пор учусь. Кто-то думает, что укротил ее, словно дикую лошадь — а потом оказывается стерт взрывом, потеряв контроль. Другие продираются через лес осторожно, опасаясь каждого шороха — и тоже не достигают успехов, бродя кругами. Магия не терпит бахвальства, но и трусости тоже. Соблюдать баланс — самое важное, чему меня научили. Они останавливаются перед одной из дверей. Здесь нет стражи, а из звуков — только шипение факелов на стенах, но что-то здесь ощущается неправильным, словно во сне. — Чувствуешь? — Фобос замечает ее замешательство. — Здесь что-то… Не могу описать. Воздух дрожит, как от жара огня. Или это факелы чадят, и оттого слезятся глаза? — Открой, — коротким движением головы принц указывает на дверь, и, словно поняв нежелание своей спутницы, добавляет: — Там нет ничего страшного. Александра мнется в нерешительности, но затем все же шагает вперед. Дверь закрыта на задвижку, металл холодит пальцы. Вопреки ожиданиям, внутри оказывается не комната и не лаборатория средневекового ученого, доверху заставленная книгами и перегонными кубами, а лишь еще один коридор. Александра идет, не замечая ничего, кроме однообразного серого булыжника стен, шуршащего под пальцами. Остановившись перед первым поворотом она оглядывается через плечо, и едва ли не вскрикивает от удивления. Позади — бесконечно длинный коридор, но… Должна же быть дверь, сквозь которую она вошла? «Наверняка оптическая иллюзия. Открытая дверь и другой коридор за ней создают эту видимость, только и всего». Но что-то смущает, не дает покоя. Александра почти бежит назад, считая шаги. Десять и двадцать — где же злополучная дверь? Тридцать и сорок — да где она, черт возьми? И она замирает, пораженная. Прямая кишка коридора разделяется надвое — два идентичных прохода, даже форма камней в кладке одинаковая, словно в отражении. «Развилка? Откуда здесь развилка?» Высунувшись прямиком из стены, чья-то рука прерывает бегущий поток размышлений. Холодные пальцы смыкаются на запястье и тянут на себя. Александра дергается, как попавшая в сети рыба, пытаясь вырваться, но серый кирпич все ближе, и… Фобос прижимает ее к себе. Шипят на стене факелы, и уже знакомая дверь в лабораторию — закрытая, словно ничего не было — глядит равнодушно. — Ты совсем сдурел? — Она переводит дыхание. — Это что сейчас было? — Зеркальная ловушка, — быстрая ухмылка обнажает зубы. — Или бесконечный лабиринт. Бродила бы там до конца своих дней, если бы я не захотел тебя вытаскивать. Не сдержавшись, Александра ударяет его кулаком в грудь и отходит, возмущенно вырвавшись из объятий. — А говорил, что там ничего страшного. — О, перестань. Я бы тебя в любом случае не оставил. Такая защита нужна от воров, а не от, — он окидывает ее оценивающим взглядом с головы до ног. — Маленьких любопытных леди. — Не сильно-то я и ниже, — она складывает руки на груди. — Кто говорил про рост? Оставив за плечом недовольно сипящую девушку, Фобос подходит к двери, проводя ногтем снизу вверх по вырезанным узорам. Что-то щелкает внутри, и только теперь становится видна замочная скважина. Принц вытаскивает откуда-то ключ — тяжелый, из темного, местами проржавевшего металла. «Таким убить можно, если хорошенько приложить по затылку». — А вот теперь — добро пожаловать, — повернув ключ дважды, Фобос толкает дверь. — Давай-ка ты первый, — на всякий случай предлагает Александра, держась в паре шагов позади него. Его глаза хитро сверкают, когда Фобос глядит на нее из-за плеча и скрывается в дверном проеме, словно растворившись. — Ты идешь? — Доносится приглушенное, и только услышав его голос девушка решается переступить порог. — Ого, — выдыхает она, оглядываясь. Лаборатория принца занимает сразу два этажа круглой башни и содержит в себе множество расставленных вдоль стен столов и стеллажей со всем подряд: книгами, склянками, минералами, заспиртованными тварями разных размеров в разноцветных банках, картами, растениями и приборами, о назначении которых можно только догадываться. Взгляд цепляется за знакомое — печь для дистилляции в углу, астролябию и медные весы с плоскими чашами в глубине шкафа — но едва ли задерживается там, стремясь к чему-то совершенно для Александры новому. Она опускается на корточки перед перегонным кубом, внутри которого клубится пар. Рядом, подвешенная в воздухе, парит полая сфера, будто бы выточенная изо льда. Янтарная жидкость внутри нее плещется, переливаясь и приковывая взгляд. — А это…? — Руки сами тянутся потрогать. Фобос словно читает ее мысли: — Не надо. Если она треснет, то алкагест растворит твои пальцы за считанные секунды, — взглядом побегав по помещению, принц останавливается на низком деревянном кресле. — Вот. Сиди здесь. Так и ты будешь цела, и замок, — последнее слово срывается в едва различимый шепот. Пусть принц и кажется как обычно серьезным, Александра все же замечает затаенное предвкушение в глубине его зрачков: так радуется ребенок, приведший друзей в свой шалаш на заднем дворе. И этот энтузиазм, вкупе с вернувшейся теплотой в их общении, растекается по сердцу топленым маслом. — Здесь прикольно, — она улыбается, осматриваясь. — Прямо-таки кабинет доктора Фауста. О, а это кто? — С одной из полок скалится пожелтевший череп. — Бывшая твоя? — Именно. Я, кстати, женщин сюда именно за этим вожу — чтобы убить без свидетелей, — стоя на пролете винтовой лестницы Фобос наклоняется, и волосы его серебряными водопадами стекают вниз. — Дай мне буквально секунду, хорошо? И я отвечу на все твои вопросы. Александра выдыхает, слушая его шаги наверху. В который раз разглядывая обстановку лаборатории и гадая, что же там наверху, она вдруг спотыкается пытливым взглядом о… люк? Девушка даже привстает, впиваясь в подлокотники пальцами. Точно, люк, торчащий посреди круглой комнаты. Интересно, что там? Какое-нибудь чудище для опытов? Хочется даже подойти, прижаться ухом — не услышит ли она чего? И в этот момент шаги принца становятся отчетливее, приближаясь к лестнице, отчего Александра едва не подпрыгивает, словно она — преступник, застигнутый полицией врасплох. — Приношу извинения, что заставил миледи ждать, — его голос скачет по ступеням в такт движениям. — Нет, ничего. Мы тут, — она нервно ерзает в жестком кресле. — С Йориком болтаем. Фобос останавливается на одной из последних ступеней, слегка приподняв брови. — Йорик? Я думал, ты нарекла этот череп женщиной. — Я нарекла этот череп твоей бывшей. Но вдруг он бывший? Откуда мне знать о твоих предпочтениях? Долгий миг он смотрит на Александру нечитаемым взглядом. — Поверь, ты знаешь о моих предпочтениях, — Фобос все же преодолевает оставшиеся ступени и, поразмыслив немного, опускается рядом на из ниоткуда взявшееся кресло. Густая тишина лаборатории на долю секунды опускается на плечи и обволакивает пришедших. — Наверное, это оно из моих самых любимых мест в замке, — вдруг признается принц. — В детстве я мог днями тут пропадать — а сейчас, бывает, не нахожу и часа. Однако, лаборатория выглядит обжитой и даже пыли на полках нет — не похоже, что он действительно бывает здесь редко. Интересно, тут же спрашивает саму себя Александра, кто убирается здесь? Неужели он допускает сюда слуг? Или сам? Представлять Фобоса, вооруженного шваброй и отмывающего пол от разлитого реактива, оказывается довольно забавным занятием. — Так это что-то вроде тайного убежища? — Улыбается девушка, думая, что ее сравнение с шалашом оказалось необычайно удачным. Фобос кивает: — Пока другие дети грезили рыцарскими турнирами, звоном доспехов и вечной славой — отпрыском подвигов — я здесь познавал реальность дюйм за дюймом. У меня были крысы и лягушки, книги и камни. Здесь было тихо. Впрочем, тихо было много где, но, что самое важное, — здесь я мог быть собой. Не принцем, не военачальником, коим меня хотел видеть отец, не возложенными на меня надеждами матери, а просто… собой. Понимаешь? Он смотрит на нее — пробитая броня равнодушия, ребенок в теле взрослого. Александра не отпускает мягкой улыбки и склоняет голову к плечу, желая узнать больше. — Понимаю. У меня тоже когда-то было такое место. Папин кабинет. Зеленые шторы, стены, обшитые деревом, большое кожаное кресло, абажур на высокой ножке, массивный стол с вечной горой каких-то бумаг. Самым любимым было пробраться туда тайком и юркнуть в угол между окном и книжным шкафом. Сидеть, подтянув к груди колени и рассматривать астрономический атлас, приятно пахнущий типографией. — Но ты… — она мысленно перебирает слова. — Не знаю. Ты-то как раз кажешься мне тем, кто в детстве готов был встать первым в очередь на подвиг. Принц смеется тихо, и удивление читается в его глазах. — Я был готов, это правда, пока однажды не пожалел об этом. Но… — его взгляд вдруг замирает в одной точке и почти сразу же бросается дальше, торопливым зайцем прыгая по комнате. — Я ведь не о том хотел тебе рассказать. «Скрывает от тебя или же — не хочет вспоминать?» Корпусом развернувшись к нему, Александра показывает готовность слушать. Фобос прав — сегодня она хотела говорить о магии. — Силы у каждого разные, — начинает он. — Обычно обучающемуся колдовать хорошо дается какая-то определенная область. Например, у Стражниц это стихийная магия. Это не значит, что кто-то другой, пусть это буду я, не может разжечь огонь или заставить подчиниться древесные корни, нет. Просто куда интереснее вместо настоящей воды дать человеку ее иллюзию. Заставить поверить, что он тонет, но не утопить по-настоящему. Холодная капля вдруг падает за шиворот, а за ней еще одна. Александра поднимает голову — сквозь тончайшие щели в потолке просачивается вода. Она стекает по стенам или, срываясь, падает вниз редким дождем, образуя на полу лужи. — Разве это иллюзия? — Девушка вытягивает руку, и в середину ладони тут же шлепается капля. — Я ведь чувствую — это вода. — Это иллюзия. Хорошая иллюзия, — не без капли самолюбования добавляет принц. — Можно создать лишь дымку, повторив внешний вид. Но воспроизвести суть, сделать иллюзию неотличимой от реальности куда эффективнее. — Но как же ее свойства? — Александра хмурится, задумавшись. — Может ли такая вода замерзнуть, или обратиться в пар, или… Ты сказал — заставить человека поверить, что он тонет. Как это? — Ты позволишь? Зелень вокруг его зрачков вспыхивает восторженным нетерпением. Глядя на это, Александра ощущает сжимающие ее нутро коготки сомнения, впрочем, тут же сломленные под натиском любопытства. И кивает, позволяя воде прорваться. Она выбивает оконные стекла и сметает расставленные по столам предметы. Взмахнув страницами, книги летят из шкафов, намокая. Затухает с шипением печь. В центре царящего вокруг хаоса только Фобос остается спокойно сидящим в своем кресле. Александру же словно пригвоздило к месту толщей воды и не всплыть, сколько не бейся, не барахтайся. И воздуха нет. Она вдыхает в последний раз, когда холодом обжигает шею и почти сразу накрывает с головой. Как во сне, вспоминает она. Снилось ведь, что замок затопило. И там она… Она там… Умерла? Успокойся и дыши. Александра вздрагивает, услышав в голове его насмешливый голос. Она оборачивается — Фобос показательно втягивает полную грудь воздуха и выдыхает сотню мелких пузырьков, устремившихся куда-то наверх, где раньше был потолок. Александра глядит недоверчиво, но все же раскрывает рот, вдыхая. Нет, она пока не готова с ним хоть на край света и жизнь свою за него не отдаст — кто такие глупости вообще считает романтичным? — но если он под водой скажет дышать, то она согласится не споря. И с удивлением понимает, что воздух и правда есть, проникает в легкие как всегда свободно. Она смеется облаком из пузырьков. А затем вода исчезает, словно и не было. Книги стоят сухие и волосы не липнут к лицу. — Это все… была иллюзия? — Александра переводит дыхание. — Верно, — улыбается как сытый кот. — Твой мозг обманулся. Заставил тебя думать, что вода есть, в то время как здесь ничего не изменилось. — Но я… видела. Я чувствовала! Было холодно и… и мокро! Она вскакивает, судорожно ощупывая платье и ближайшую полку со стоящим на ней подсвечником. Вода могла бы остаться в его полостях, но — пусто. Да и печи снова горят. — Как я уже сказал — хорошая иллюзия неотличима от реальности. — И я могла задохнуться? — А вот это самое интересное. Мозг верит в реальность иллюзии и подопытный прекращает дышать, как если бы он и вправду был под водой. Или же — огонь. — Его ладонь вспыхивает жарким пламенем. — Совершенно холодный, но не знающий об этом, тот, кто верит в реальность этого пламени, получит ожог. — То есть, все дело в вере? — Скептически переспрашивает Александра. — Все дело в мозге, — выдыхает Фобос и, поднявшись, пересекает лабораторию. — Спусковой механизм любого живого существа, для более детального изучение которого мне, увы, не хватает знаний и инструментов. Руками он опирается на стол и глядит в окно, куда-то на бледный горизонт, готовый в течение пары часов окраситься красным. «Интересно, сколько черепушек он вскрыл пока изучал мозги?» Она с подозрением косится на светлую лысину Йорика, а затем вздыхает. Что же, билогия и на Земле казалась ей слегка садистской наукой — все эти бедные подопытные крысы и кролики, обреченные на мучения — а здесь уж и подавно никто и ни с кем не церемонится. То ли дело астрономия! — Значит, Ваше хобби — в мозгах ковыряться? «Причем в прямом и переносном смысле, ага». Александра неосознанно касается висящего на шее амулета, защищающего голову от вмешательства принца. Жаль, что и мысли от Фобосова — слишком частого — в них присутствия он уберечь не в силах. — Хобби? — Увлечение. Я Вам как-нибудь разговорник подарю — с нормального английского на меридианский. Раскрытая на середине книга привлекает ее внимание. Страницы сухие, покрытые выцветшими чернилами — Александра перелистывает их, все еще ощущая, как колышется вокруг воздух, словно вода, и что-то гудит в голове. — Недавно я увлекся алхимией, — он оставляет ее ремарку без ответа. — Здорово, — отзывается Александра, пытаясь прочитать рукописный текст. — Ищите рецепт философского камня? «Или чем там еще занимались алхимики в средние века?» — Да нет, — Фобос пожимает плечами. — Рецепт я уже нашел. — Угу. Текст заковыристый, слова залезают друг на друга, отчего их становится почти невозможно разобрать. Александра думает, что написавший эту книгу был либо шизофреником, либо гением, придумавшим отменный способ шифрования информации. Смысл сказанного доходит до нее как будто бы только через несколько долгих секунд — видимо, мозг все еще не до конца отошел от воздействия магии. — В каком смысле — нашел? — Александра поднимает голову. — В смысле — он существует? Фобос усмехается, опершись бедрами о стол. — Ну да. Я отыскал целых пять книг с упоминанием красной тинктуры. — И как? Его получилось создать? Радость в его глазах быстро сменяется неудовольствием — почти что разочарованием. — Нет, — бросает он. — Рецепт, описанный Теофилем, скорее насмешка над настоящей наукой — подумать только, дать жабам высиживать куриные яйца! Тот, что в «Великом Гримуаре» не работает, а остальные… Он взмахивает рукой, магией вызволяя объемные тома из плена шкафов. На мелькающих страницах — повторяющийся рисунок красного ящера, кусающего себя за хвост и странные символы, соответствующий каждый своему металлу. — Остальные же не потрудились указать точные значения! Рипли пишет про ртуть, а Клеопатра предлагает работать со свинцом, но точные измерения отсутствуют у обоих. В этом смысле мне ближе рецепт Марии Коптской, но… Фобос обводит равнодушным взглядом раскрытые книги — словно и не было этого минутного всплеска раздражения. — Он тоже не работает, увы. Я перепробовал все. — А не хочешь сейчас попробовать? — Произносит она на выдохе. — Даже если не получится — ерунда. Я ведь все эти штуки только в музеи и видела, — Александра кивает на тигли, аламбики и сфероконусы, наполненные ртутью. — Может тебе чего попроще для начала? — Фобос складывает руки на груди. Вся его поза так и сочится недоверием. — Мазь, например. От синяков. — Я же себе не прощу, если вернусь домой так и не попытавшись создать настоящий философский камень в настоящей алхимической лаборатории. Очередное «пожалуйста» она шепчет одними губами. Пусть это опасно и, зная себя, она обязательно получит ожог или вдохнет ядовитые свинцовые пары и упокоится во цвете лет — неутолимая жажда знаний, что мучает Александру с детства, жжет с новой силой и толкает вперед, к раскрытым книгам с рецептами. Фобос вздыхает: — Рукава только закатай. И собирает волосы, чтоб не мешались. От этого простого движения черты его лица становятся совсем другими, непривычными. Протянувшая было руку, чтобы перелистнуть страницу, Александра замирает. Столь совершенных людей она не видела даже в кино. Принц словно вылепленный из белой глины, вырезанный из мрамора, как античная статуя. Если бы Александра была верующей, Фобос стал бы ее богом. Но работать с ним оказывается на удивление легко. Со знанием дела принц показывает, как обжигать киноварь, чтобы получить ртуть, объясняет такие непонятные термины, как тетрасомата — спокойно и понятно, что не всегда удавалось Александре в бытность учителем. Да и теперь, когда она невольно вернулась к этому занятию — тоже. Из него бы вышел хороший ученый или преподаватель, думает она, разглядывая Фобоса исподтишка. По крайней мере выглядит он так, словно это дело и вправду приносит ему удовольствие. Пытается вспомнить — был ли он столь же вовлечен, перебирая корреспонденцию в своем кабинете или выслушивая отчеты приближенных — и не может. За окном расстаются солнце и луна — день клонится к закату. Его красные лучи отражаются от множества окон замка, выстроенного из черного камня. Один из них робко заглядывает в остроконечную башню, и становится свидетелем двоих, настолько увлеченных совместной работой, что даже совсем позабывших о своих предрассудках и душевных терзаниях. В какой-то момент они почти одновременно обращаются к раскрытой на деревянной подставке книге и сталкиваются лбами до обоюдного звона в ушах, чтобы сразу же рассмеяться, смущенные собственной неловкостью. Солнечный луч скачет по женскому лбу и волосам, отчего те вспыхивают, как раскаленный металл в тигле. Отвлекшись от работы, мужчина приподнимает голову, чтобы впиться взглядом в эту яркость и тут же отвернуться, едва слышно вздохнув от досады. Солнце окончательно скрывается за горизонтом. Луч тает, и женские волосы блекнут, становясь просто рыжими. Фобос устало прислоняется к краю стола: — Итак, теперь кипятим жидкость до образования малого элексира. У Александры же и вовсе не остается сил, чтобы удержаться на ногах. Неудобное низкое кресло теперь кажется спасением для ее скованной болью спины. — Мне надо почаще заниматься спортом, — ворчит она, свещивая ноги с подлокотника. Бессонная ночь тут же дает о себе знать навалившейся на веки тяжестью и ватой внутри черепной коробки. Александра широко зевает, забыв прикрыть ладонью рот. — И сколько придется ждать? Уютно потрескивает огонь в печи и жарко обнимает за плечи. — Отдыхай, — по голосу слышно — улыбается. — Я тебе сообщу. — Какая ерунда, — Александра закидывает руки за голову, пытаясь создать некое подобие подушки на жестком деревянном подлокотнике. — Сама ведь тебя попросила. — Мне несложно, — насмешливый голос принца доносится словно сквозь толщу воды. Наверное снова его иллюзия, думает Александра. Последнее, что она слышит — шепот заклинания, окутывающий ее, словно одеяло. Сети сна становятся толще, из них уже не выбраться, сколько не бейся. Огни горят в печах, и в воздухе пахнет серой. Фобос плетет заклинание, заставляя рыжеволосую женщину спать — спать и не просыпаться всю долгую ночь.