***
Когда земля уходит из-под ног, она тонко взвизгивает. Все крутится, потом снизу оказываются крыши и головы. Элион дергает одной рукой, другой — но девочки крепко держат ее, даже ноги словно бы в кандалах. Те, кого она считала подругами когда-то, теперь — что, похищают ее? Брат ведь предупреждал, что не стоит ждать от них ничего хорошего, но ей так хотелось надеяться! Даже после нападения на замок какая-то крошечная часть внутри Элион продолжала хранить прежнее тепло и веру. Пусть не ко всем, но Корнелия — хотя бы Корнелия! — Отпустите меня немедленно! — Приказывает она тоном принцессы. Нет больше никаких подруг, только Стражницы. Только враги, как и говорил Фобос. Он был во всем прав. Они пытаются что-то говорить, но Элион лишь трясет головой, не желая слушать. Внизу — чешуя крыши, долгие пролеты черепицы. Вроде невысоко, но падать будет в любом случае больно. Собрав силы в кулак, Элион дергается. Со второй попытки ей удается освободить руку из хватки Стражниц, и из-за этого равновесие рушится — лишенные поддержки с правой стороны, двое слева и сами едва ли не падают. Они выпускают принцессу, рукав ее голубого платья опасно трещит. Миг падения оканчивается ударом о крышу и пронзающей болью в плече. Поднимаясь на четвереньки, Элион заходится кашлем, когда пятеро крылатых фигур опускаются перед ней. — Не… не подходите! — Хрипло приказывает она. В печной трубе неподалеку гудит ветер, и из-за него ее срывающегося голоса почти не слышно. А вот последующие слова Корнелии получается разобрать даже слишком отчетливо: — Элион, прошу тебя! Дай мне хотя бы шанс все исправить! — Исправить? — Переспрашивает девочка. — Что именно? Вашу ложь? Нападение на замок, то, что повстанцы убили мою подругу? Это вы хотите исправить? Она встает на ноги. Ушибленное плечо ноет, но эту боль можно перетерпеть. Элион вскидывает руки, готовая защищаться. — Мы не лгали тебе! — Ступает ближе Корнелия. Остальные девочки молчат, давая шанс лучшим подругам разобраться между собой. — Сама подумай, как бы мы объяснили тебе наши силы и правду о твоем происхождении? — Словами, Корнелия! Словами через рот. Можно было хотя бы попытаться, но нет! Вы — и ты в особенности — предпочли делать вид, словно меня никогда не было рядом. Как это весело — проводить время в другом мире, пытаться свергнуть власть. — Злая насмешка рождается в голосе. — А о подруге можно забыть. О скучной земной подруге со скучными не-магическими проблемами. Застарелая уже обида. Элион думала, что оставленная Корнелией рана заживет, но она лишь покрылась коркой — а теперь эту корку содрали одним резким движением. — Нет, это не так. — Стражница земли выставляет перед собой руки. — Прости меня, Элион, прости! Я не считала тебя скучной, я хотела… прошу тебя, давай все обсудим — как раньше, только ты и я. Корнелия тянет к ней ладони, и между ними словно бы нет ничего: нескольких месяцев разлуки, обид и недомолвок, нет мятежников и короны. Подруга кажется Элион такой искренней сейчас, когда ветер растрепал волосы, а в голубых глазах стоят непролитые слезы затаенного горя. И все же она отвечает «нет» — потому что долг и кодекс теперь стоят за ее спиной, брат и корона. — Вы представляете опасность для народа Меридиана, — чеканит она заученным «королевским» тоном. — Поддерживая революционные настроения мятежников, вы угрожаете короне. Рыжей фурией Вилл бросается вперед. — Что толку с ней разговаривать? Фобос запудрил ей мозги, это очевидно. — Угу, — язвительно хмыкает Ирма. — Или уже промыл своей магией. Тарани грызет ноготь большого пальца и затравленно оглядывается. — Корнелия… — зовет Хай Лин в попытке достучаться до подруги, но Стражница земли трясет головой. — Хватит! Нет, вы не понимаете, вы не… не видите того же, что вижу я. Это Элион — настоящая Элион, наша подруга. — Теперь она обращается непосредственно к принцессе, и розовые губы дрожат: — Прошу тебя. Мы ведь с четвертого класса за одной партой и через столько прошли. А помнишь… помнишь, как мы так смеялись, что молоко потекло носом? И фильмы с Вэнсом Майклом Джастином — они же нам так нравились. Мы все хотели устроить киномарафон на какой-нибудь совместной ночевке и даже брали диски в прокате, но всякий раз засыпали почти сразу после полуночи. Неужели ты так просто перечеркнешь все это? Как легко спрятаться за щит из холодных слов об угрозе короне! Снова играть, не выказывать истинных чувств, как учил брат. Но Элион всхлипывает, и все его наставления забываются, словно сон поутру. Действительно, это ведь Корнелия, она не может предать. Выслушать ее будет правильно. Чувствуя себя совсем скверно, Элион было опускает руки и подается навстречу — вот сейчас они обнимутся, все пройдет, не будет больше недомолвок. Губы Корнелии тянутся в улыбке, она не обращает внимание даже на волосы, что в беспорядке так и лезут в лицо. Как это на нее не похоже! Элион выдыхает — решительно и счастливо — а следом гремит взрыв.***
— Фобос, надо ведь что-то делать! Поднявшийся ветер треплет пряди давно распавшейся прически. Пахнет костром и порохом, над городом поднимается столб черного дыма. Взрыв прозвучал неожиданно, как громовой раскат в ясный день, и принес сумятицу и страх. Эта гроза уже не минует, не обойдет. Александра боится восстания и вместе с тем — понимает тех, кто его жаждет. Она помнит ночной город, уличные бои и ставки, тех дровосеков, маленькую девочку с деревянной лошадкой, притаившуюся за сосной. Они имеют право на ненависть к короне и всем ее представителям. Она не то чтобы разбирается в политике. То есть — как и многие Американцы, она учила наизусть президентов США, критиковала решение Буша-младшего касательно войны на Ближнем Востоке, хоть в целом поддерживала его и даже голосовала в 2004, когда он избирался на второй срок. Но дальше этого она никогда не заходила, потому как, будучи обывателем, просто не видела смысла лезть в игры черных портфелей и строгих костюмов. Здесь же, на Меридиане, Александра начала читать книги по истории, соотносить произошедшее в этом мире с земным опытом, проводить параллели. Узнала, что шахтеры бастовали, портовые города имели почти полную независимость от короны, неурожайные года вызывали голод, а воины — болезни. Так было всегда, век за веком. Средневековые порядки предполагали подобное, более того, все это и было их последствием. Как и Фобос. В какой-то момент Александра поняла, что не должна его винить, потому как слишком разное окружение их воспитало. Но смерти тех дровосеков простить ему так и не сумела. — Тише, — только и произносит он, напряженно вглядываясь в чернеющий горизонт. Александра заламывает руки, не прекращая мерить шагами пространство балкона. Тревога за Элион сжирает изнутри, не дает усидеть на месте. «И как он только может оставаться спокойным?» — Мысленно спрашивает она, не сводя глаз с лица Фобоса. День, который начался так рано, бежит теперь, набрав темп, и этим пугает. Крутятся мысли, скачут, что горные козы. Противное «что будет дальше» мешает действовать и даже здраво мыслить — лишь ходить и трястись, вопрошать вслух и про себя, кусать губы и ногти. «Ты превратилась в тень. В быструю, готовую брыкаться и дергаться, но — тень». — Фобос! — Вновь восклицает она, совершив круг по балкону. Останавливается от него по правой руке, поправляет на плечах шаль. Ветер поднялся, рвет мягкую ткань, а Александра словно не замечает этого и смотрит только на принца. Он вздыхает. Длинные пальцы лежат на перилах, рукава мантии прикрывают бледные изящные ладони. Так хочется к ним прикоснуться сейчас, раствориться в их успокаивающей прохладе, что была до боли желанна когда-то. Затаив дыхание, Александра шагает к нему со спины. Идет как по лезвию. Как легко сорваться сейчас, испортить все — то есть, испортить окончательно. Подается вперед, руками тянется и — объятие. Фобос каменеет, становится крепче и холоднее гранитных перил. Зачем она это делает, спрашивает себя Александра? — Она ведь твоя сестра, — напоминает, прижимаясь щекой к широкой спине. Спина тяжко вздыхает. — Думаешь, мне нужно напоминание? — Отчего-то устало спрашивает он. — Нет, разумеется нет. Просто… сделай хоть что-то, ладно? — С чего ты взяла, что я не сделал? Александра поднимает голову. Серебристые волосы щекочут лицо, до носа доносится запах его мыла. — Сделал? — Послал в город солдат. Элион доставят в замок в безопасности, не переживай. — Последние слова сказаны отчего-то тише остальных. На пальцы, сцепленные у принца под грудью, ложится прохлада, и она не сразу понимает, что это его ладонь. Вздрагивает, едва не отступает назад, но в последний момент удерживается. — Боишься? — Его голос становится нечитаем. — Тебя? Или за Элион? — И то, и другое. Ведет головой — качает — и тем сильнее зарывается в его волосы. — Наверное, за Элион больше. Фобос разворачивается — Александра инстинктивно размыкает руки и делает шаг назад. Внимательный взгляд обращается на ее лицо, и он все ищет в ней что-то, скользя от лба к подбородку. — Я до сих пор могу убить тебя, — напоминает он, поднося к щеке ладонь, проверяя, отшатнется ли. Видно, ее страх все же задел Фобоса куда сильнее, чем он показал. — Знаю. И до сих пор не доверяешь. Я все это понимаю, но за Элион переживаю сильнее. В данный момент. — Делает акцент на последних словах и отводит его руку. И в его глазах Александра читает отражение собственных мыслей: эта короткая близость — результат тревог за девочку, только и всего. В иной ситуации ни один из них не коснулся бы другого.***
Шесть девушек как одна поворачивают головы на звук. Взрыв прозвучал на другом конце города, но последствия — черный дым, запах жженого пороха — заметны даже издали. — Гарнизон городской стражи! — Севшим голосом шепчет Элион и оглядывается на подруг, что за секунду вновь обернулись врагами. — Это ваших рук дело? На их лицах застыло то же выражение, что и на ее собственном — непонимание и испуг — но в пылу обиды принцесса едва ли замечает это. Корнелия вновь подается вперед, но Ирма опережает ее: — О, ну конечно! Сто бед — один ответ, да? Ау, Элион, мы здесь. А взрыв — там. — Ирма права, — произносит Хай Лин. — Да и зачем бы нам… — Зачем? — Перебивает Элион. — Вы мне скажите, зачем! Зачем вы сеете беспорядки в нашем королевстве? Магия искрится в ладонях, колючие искры обжигают мягкую кожу. Колдовать больно — Фобос говорил, что позже она привыкнет, но пока всякий раз ощущения такие, как когда впервые берешь в руки гитару и пытаешься зажать аккорд. Долго еще потом ноют нежные подушечки пальцев. — Элион, мы ничего не делали! — Встревает в разговор Вилл, остальные ей вторят, закатывают глаза. Только двое не принимают участия в этом споре: Тарани, что как зачарованная смотрит на дым, и Корнелия, которая лишь неверяще качает головой. — Не вы, так мятежники — какая разница? Цель у вас одна. — В голос возвращается холод и чуждая девочке властность. Контроль, напоминает себе она. Контроль — а иначе ничего не получится. Эмоции мешают магу, они — худший враг. Как чаровница и принцесса, она должна быть сдержанной и отстраненной, такой, какой ее хочет видеть брат и все вокруг. Ухватившись за край печной трубы, Элион опасливо отступает к краю крыши, продолжая держать Стражниц на виду. Однако следить за ними и при этом идти спиной вперед — сложное дело, отчего Элион приходится постоянно крутить головой. Когда она вновь переводит взгляд на девочек, то не замечает неудачно подвернувшийся под ногу отвалившийся кусок черепицы. Сапог на небольшом каблуке скользит за ним следом, принцесса падает — и быстрая вспышка озаряет все вокруг, сорвавшись с пальцев. Элион мерещится чей-то вскрик, а потом падение прерывается, потому как нечто держит ее над землей. Сухой старый плющ, что укрывал стену дома, теперь разросся и, словно плетеное кресло в саду, принял упавшую принцессу. — Я не желаю тебе плохого, — заверяет Корнелия с края крыши. Элион только ведет головой. Сейчас она старается применить на практике все то, чему учил ее Фобос — контроль эмоций и монаршая собранность — но как же сложно, оказывается, играть эту роль! — Может и так. Но я больше не имею права мыслить о себе в отрыве от королевства — а для него вы опасны. Если ты правда не желаешь мне зла, то прошу — уходи. Вы все. Возвращайтесь домой. Выдыхает, пытаясь унять бушующие внутри эмоции. Хочется плакать, кричать, выплеснуть чувство. «Нельзя», — эхом в ушах отдается ледяной голос брата. Элион спрыгивает на землю, оборачивается на Корнелию, на других Стражниц, что сгрудились в кучку, разглядывая что-то, и, спотыкаясь, выбегает из переулка. Она плохо знает город. Да что там — она очутилась здесь впервые, если не считать тех раз, когда они проезжали верхом через выложенные камнем улицы. Теперь же, пешая, без стражи и свиты, Элион чувствует себя как ребенок, что потерялся в торговом центре. Кругом люди, незнакомые лица, а у тебя нет даже мобильника, чтобы набрать родителям. И от этого липкого страха она едва не поворачивает назад, к Стражницам, но останавливается за долю секунды. Ну уж нет! Как бы то ни было, решает Элион, все дороги в столице ведут к одному месту — она смотрит вверх, туда, где чернеют башни замка, над которыми кружат перепуганные взрывом птицы. «Во всем можно найти положительные моменты,» — мысленно успокаивает она себя. — «Например, я могла бы быть в лесу. Или в горах. А я в городе, тут есть стража и люди». Лишь теперь она замечает, что никаких людей на этой узенькой улочке нет. Двери плотно закрыты, деревянные ставни запахнуты. Только вдалеке мелькает быстрая тень, но, подойдя ближе, Элион замечает, что это всего-то жирная крыса. Кажется, народ так перепугался, что все просто попрятались от греха подальше. Вспомнив рассказы брата о беспорядках, что происходили в городе после того, как заговорщики убили их родителей, принцесса думает, что даже может понять опасения простых людей. А следом за этой мыслью приходит другая — она ведь так хотела, чтобы день ее рождения остался в народной памяти светлой датой, окрашенной милостью принцессы. А обернулось все тем, что теперь ее, кажется, ненавидят. «Зачем я вообще ответила про эту дурацкую соль? Фобос учил не поддаваться на провокации. Я повела себя так глупо, как… как… маленькая земная девочка, а не наследная принцесса!» Элион всхлипывает и обнимает себя за плечи, продолжая брести дальше. «Это то, чего все вокруг ждут от меня. Мудрости, верных решений. Учителя, брат, подданные. А потом еще удивляются — чего это я отказываюсь от прав на престол? Конечно отказываюсь! Как представлю, что от одних только моих решений будет зависеть судьба целого королевства — брр, кошмар. Сегодня уже наворотила дел, больше не надо. А вдруг кто-то погиб, там, в гарнизоне? Или пострадал, когда народ на площади начал волноваться? Смогу ли я принять это и простить себя? Что бы в подобной ситуации сказал Фобос?» За те несколько месяцев, что она бок о бок прожила с братом, Элион успела хорошо — как ей кажется — узнать его. Поэтому сейчас она примерно представляет его реакцию. То, как скептически он приподнимет бровь в ответ на ее слова о возможных жертвах среди горожан, дернет уголком рта, сложит за спиной руки и ответит бесстрастно: «не стоит корить себя за каждого погибшего кмета. Важно лишь то, что ты не пострадала». И все же Элион думает, что в подобных суждениях Фобос не прав. Далекий шум и звук людских голосов прерывают размышления принцессы. Она ускоряет шаг — широкий каблук попадает в щель между камней мостовой, нога подворачивается, но Элион тут же возвращает себе равновесие. Не оглядываясь по сторонам, она бежит к просвету между домами. Там сохнет белье, вывешенное на натянутую от крыши до крыши веревку. Рукава чьей-то грубой рубахи скользят по волосам, как едва ощутимые ласковые прикосновения, на миг носа касается запах мокрой ткани, а следом на смену ему приходит другой. И человек, которого девочке не доводилось видеть раньше, хотя по его глазам кажется, что он-то ее знает прекрасно. Впрочем, человеком его называть, наверное, неправильно, но Элион не знает, как иначе окрестить его, поскольку при дворе подобных ему еще не встречала. Он высок и лыс, у него грубая кожа и желтые белки. Чем-то он похож на камень, и нос у него такой же неровный, словно выточенный неумелым скульптором. Когда он начинает говорить, Элион едва ли не кивает — да, именно такого голоса — низкого, шершавого — она и ждала от него. — Моя принцесса, — кланяется он, не выпуская из широкой ладони повода серой «в яблоко» лошади, что возвышается за его спиной и меланхолично стрижет ушами. — Вы знаете меня? — Совсем не царственно спрашивает Элион. Она напугана. У человека за поясом болтается изогнутый меч, у нее же нет ничего, кроме магии. Он замечает, но ни словом, ни жестом не выдает этого. Даже взгляд не меняется, оставаясь спокойным. И только в глубине зрачков плещется тень интереса — он будто бы сравнивает девочку с кем-то из далекого прошлого. — Вы принцесса Элион. Когда после Вашего похищения с площади начались беспорядки, я подумал, что может понадобиться помощь и отправился следом. — Зачем? — Магия вновь колет пальцы. — Разве это не долг всякого гражданина? — Слегка насмешливо спрашивает он. — Да и брат Ваш заплатит, если верну во дворец невредимой. Слова о деньгах успокаивают Элион, и она незаметно стряхивает с ладоней искры. В этом есть что-то простое, что сразу располагает к себе. Человек оборачивается на свою лошадь. — Возвращайтесь в замок верхом. Нынче на улицах опасно. Она даже позволяет подсадить себя в седло. — Кто Вы такой? — Спрашивает сверху вниз. Шум голосов становится громче, она видит бегущих куда-то людей и факелы в их руках. Случайно брошенная на площади спичка подожгла целый город. — Меня зовут Харим, и я имел честь сражаться плечом к плечу с Вашей матерью. Удивленный возглас выпадает изо рта. Элион вскидывает брови — и в этот момент Харим стегает лошадь по крупу, отчего та срывается с места, унося принцессу прочь от него и еще одной нераскрытой тайны этого мира.***
Подкованные копыта взмыленного коня звонко стучат по брусчатке. Седрик привстает в седле, окидывая взглядом картину, которая развернулась сейчас у него перед глазами: беспорядок на широкой торговой улице, опрокинутую телегу и яркий рулон ткани, что выпал из нее и, покатившись вниз по склону, оставил за собой полосу, цветом напоминающую кровь. Приближаются конные — небольшой отряд показывается из-за угла. Солдаты из замка. — У ворот мы слышали взрыв, — вместо приветствия говорит Седрик. За его спиной переступает с ноги на ногу пятерка усталых лошадей, и в такт их тяжелому дыханию слышится сбитое дыхание всадников. — Все так, милорд, — докладывает солдат в чистом плаще. — Мятежники взорвали порох у гарнизона стражи. На фоне их — только покинувших казарму — отряд Седрика видится ему кучкой дикарей, грязных, едва сидящих в седлах. Два дня они гнали лошадей через перевал и дальше, по долине, опережая ручьи талого снега, не останавливаясь дольше, чем на пару часов — поменять коней на постоялых дворах, да смочить пересохшие глотки. — Потери? — Присутствуют, милорд. Седрик морщится и вновь оглядывает улицу: плотно закрытые ставни домов, народ, что странно глядит на герб на солдатских доспехах. — Из-за чего это произошло? — Будто бы мятежным крысам нужна причина, — холодно ухмыляется командир отряда, но тут же обрывает себя. — Простите, милорд. Принцесса Элион сегодня выходила в город. — Она в порядке? — Спрашивает, тут же замечая перемену на выспавшемся и сытом лице и чувствуя болезненный укол неприязни. Командир молчит. Тогда Седрик обращается к одному из тех, кто составляет пришедший из замка отряд, черноволосому солдату с цепким взглядом. — Миранда. — Девочка широко распахивает глаза. — Докладывай. — Да, милорд. — Она нервно поправляет поводья, и лошадь ее встревоженно фыркает. — По личному приказу принца нас направили в город для обеспечения дополнительной безопасности принцессы Элион, однако нам доложили, что принцесса пропала. По предварительным данным повстанцы устроили взрыв в гарнизоне для того, чтобы помешать поискам и переправить принцессу в неизвестное нам место, предположительно — в Заветный город. Над площадью, где принцесса обращалась к народу, также были замечены Стражницы. — Меня не было от силы пару недель, — шипит Седрик, но тут же берет себя в руки и обращается к командиру отряда. — С этого момента поисками принцессы занимаюсь я. Проводите моих людей в замок, им нужен отдых. Миранда со мной, остальные — займитесь беспорядками в городе, не дайте пожару разгореться. Свободны. Пришпорив коня, он срывается с места, ожидая услышать за собой стук копыт всего одной лошади, но неожиданно к ним с Мирандой присоединяется и третий человек. — Я приказал возвращаться в замок, — с нескрываемым недовольством напоминает он. Танатос презрительно поджимает губы. — Я не устал и буду всяко полезнее девчонки. Миранда вся вскидывается, дергает за повод, отчего ее лошадь останавливается с обиженным ржанием. — Я тебе не кухонная девка! — Начинает она, но Седрик окриком заставляет перепалку затухнуть: — Хватит! Довольно, мы ищем принцессу. На миг повисает тяжелая тишина, нарушаемая лишь стуком копыт. Их быструю рысь провожают тревожными взглядами прижавшиеся к стенам домов горожане. — Миранда, — обращается к девочке Седрик. — Что известно о причине начавшихся волнений? Но она лишь пожимает плечами, подстегивая лошадь. — Неизвестно. Из личной охраны принцессы не выжил никто — толпа просто смела их, когда принцессу похитили прямо у них на глазах. Беспорядки на центральных улицах до сих пор не утихают. Скоро они охватят всю столицу, думает Седрик. В этом горожане похожи на сухую солому, способную вспыхнуть от любой искры. Сейчас же, когда многие бежали в столицу от бушующей оспы, нервы народа и так на пределе. Не стоило Элион выходить к ним в подобное время — неужели Фобос не предупредил сестру об этом? — Смени форму и отправляйся на разведку, так будет быстрее, — приказывает он Миранде. Та молча кивает и направляет лошадь в ближайший переулок. — Она тоже змеей обращается? — Интересуется Танатос, но Седрик оставляет его вопрос без ответа. На центральных улицах пахнет кровью. Тени домов ложатся на разбитые горшки с цветами, брошенные башмаки и смятые шляпы. Вылезли уже из своих нор мародеры — опасливо глядят на всадников, продолжая ощупывать карманы затоптанных горожан. Двое из них сцепились за что-то ценное и один заколол другого кривым самодельным ножом, в последний момент отскочив из-под копыт. Седрик мог бы понять настроения бунтовщиков. В конце концов, духом он ближе к ним, чем к тем, кто живет в замке. Мог бы, но вместе с тем, одновременно — нет. И одно другому в его сознании никак не противоречит. Потому что он солдат, винтик в системе, цепной пес режима (у него нет ничего своего, он даже в поместье, которое приобрел после получения титула, почти не бывает, предпочитая замок, где рос). Потому что дисциплина, вбитая ударами командирской палки, предполагает слепое подчинение приказам. Теперь уже Седрик командир, военачальник, сенешаль, выше которого только королевская семья и сам Кондракар. Последнему до него нет никакого дела, поэтому служение свое и всего себя Седрик вверяет короне. И если Фобос скажет вырезать мятежников подчистую, он сделает это не задавая вопросов. Неожиданно улица кончается наспех построенной баррикадой из поставленных на бок телег. С громким ржанием его конь останавливается перед ней, и ездока резко ведет вперед. Он выравнивается в седле, сохраняя на лице сосредоточенное выражение — впрочем, дается оно ему все труднее. От долгой скачки галопом наспех перевязанная рана на животе, что оставила так неудачно попавшая между чешуек стрела, не зажила толком и продолжала кровоточить. Сейчас она, кажется, вновь разошлась, кровь пошла сильнее: Седрик чувствует боль, хмурится, но ничем себя не выдает. Если Танатос и замечает, что губы королевского военачальника бледнее обычного, и в седле он держится с каждым мгновением все тяжелее, то никак — ни словом, ни делом, ни даже лишним взглядом — не комментирует. — Началось, они уже баррикады строят, — шепчет Седрик, невольно вспоминая то, что было тринадцать лет назад, после смерти королевы Вейры. Тогда он, еще мальчишка, помогал страже сжигать трупы. Тел было так много, что вскоре делать это перестали и принялись просто скидывать их в реку, отчего вскоре на город обрушилась холера. Словно бы всего остального было мало. Там, на другой половине улицы звенит копытами серая лошадь. — Элион? — Зовет Седрик, заметив, кто именно сидит в седле. — Седрик! — Облегченно и радостно улыбается она. — Элион, ты цела? Их все еще разделяют сваленные в кучу повозки. В другой ситуации Седрик бы просто спешился, да перелез через них — но сейчас он чувствует, что не в силах даже на ногах стоять без чужой помощи. Дождавшись от принцессы положительного ответа, он кричит: — Отправляйся в замок, мы скоро догоним. — А сам перебирает в голове карту города. Элион кивает и пришпоривает лошадь. Не дожидаясь, пока стук копыт окончательно потонет в шуме доносящихся откуда-то слева возгласов толпы, Седрик сворачивает в противоположную сторону, стремясь встретить принцессу уже у городских ворот. Но нечуткий змеиный слух сыграл с ним плохую шутку. Всадники выезжают прямо в гущу толпы. Если на соседней улице не набралось бы и троих человек, то на этой от народа не протолкнуться. Горожане указывают пальцами на черный дым в небе, громко обсуждая произошедшее. Здесь те, кто не желает прятаться. Они недовольны и злы, и их гнев обращается на двух солдат короны. Миг — и голоса замолкают, словно щелкает невидимый переключатель. Подстегнув коня, Седрик движется сквозь марево обращенных к нему лиц. — От имени короны я приказываю вам разойтись! — Кричит он, хотя в том и нет нужды. Они бы услышали даже шепот. С места никто не двигается, потому что солдат двое, а горожан — в десяток раз больше. Седрик думает, что при прямой угрозе жизни он может перекинуться в змея, но тут же болезненно сгибается пополам. Кровь уже пропитала дублет, на лбу выступила испарина. Он боится, что без должного лечения рана могла загноиться. — Повторяю в первый и последний раз: всем разойтись по домам. — Даже ослабший его голос звучит угрожающе. Народная масса приходит в движение, неловко расступается перед всадниками. Коротко поглядев через плечо, Седрик замечает, что Танатос держит руку на эфесе меча. Воздух пропитан угрозой. В тишине хорошо слышно, какой сильный поднялся ветер, как звенят шаги стражи по переулку где-то вдалеке. Народу на улице становится больше, они словно бы почуяли возможное зрелище как хищники чуют кровь. — Держи себя в руках, — едва слышно бросает Седрик за спину. Танатос кивает, и в этот момент все и случается. Камень прилетает с брошенным в спину выкриком «ублюдки». Увернувшись, словно только того и ждал, Седрик обращает тяжелый взгляд в гущу толпы. Нет нужды спрашивать, кто это сделал, им все равно не ответят. Впрочем, нападавший выдает себя сам — громким залихватским свистом. — Эй, змеюка, я здесь! Медленно, даже с некоторой скукой, присущей многим аристократам, Седрик поднимает голову на покатую крышу. Оттуда на него нахально глядит в ответ предводитель повстанцев. Коричневый плащ развевается за спиной. В толпу возвращаются голоса, но еще неуверенные. Это дело считанных минут, когда они станут возмущенными. Хмыкнув, Седрик трогает коня пятками и продолжает свой путь в замок. — Что же, так и оставишь меня в живых? — Доносится до него мальчишеский выкрик. — А что, не терпится сдохнуть? — Он ведет подбородком, не оборачиваясь полностью. — Пойди сбросься с моста. Мне некогда марать руки. Элион в безопасности, и это главное. Мятежники не причинили вреда принцессе. Со всем остальным разберется стража — в том числе и с поимкой Калеба. Как бы не хотелось Седрику самолично поквитаться с ним, сейчас для того явно не лучшее время. К тому же, мальчишка очевиднейшим образом заманивает его в ловушку. — О, ну разумеется! — Все не унимается тот. — Простой народ не достоин даже крупицы венценосного внимания от таких, как Вы, лорд Седрик. Посмотрите вокруг! До чего подобные Вам довели нас! Город в огне, по Меридиану шагает хворь, нам нечего есть, а Вы оставляете все это без внимания, словно мы — блохи, достойные лишь того, чтобы трясти с нас налоги! Юношеский запал находит отклик в сердцах толпы. Специально или нет, но Калеб хорошо подобрал момент, когда слова его лягут в подготовленную почву, словно семена по весне: уголья гнева в их глазах разгораются вновь. Седрик пускает коня в галоп. Они пытаются достать его, ухватить за полы одежды или поводья, дотянуться невесть откуда взявшимися камнями и палками. Холодная ненависть сменилась жгучим гневом, запахло кровью — это один из брошенных кем-то булыжников все же достиг цели и чиркнул по скуле. — Свободу Меридиану! — Крепнут их голоса, и к своему ужасу Седрик слышит среди них один знакомый, тонкий и еще совсем детский. Взгромоздившись на сдвинутые к стене дома ящики, Джек вторит толпе и вскидывает кулак. Глаза его горят неподдельным, чистым азартом. Он рад быть здесь, являться частью всеобщего безумия. Седрику знакомо это чувство — оно же возникает, когда шагаешь строем. В такие моменты тебя не существует как личности, остается лишь внешняя оболочка и идея, бьющаяся с сердцем в такт: убить или быть убитым. Ты или тебя. Мальчик его не узнает, даже когда они пересекаются взглядами — только сильнее хмурится. Дернув поводья, Седрик заставляет коня развернуться на месте, оказывается подле Джека и хватает его подмышку, усаживая в седло перед собой. Пусть тот ничего и не помнит, живя в мире созданных принцем ложных воспоминаний о последних месяцах, но он может стать одной из случайных жертв этого бунта. Седрик не позволит себе этого допустить, ощущая на плечах бремя ответственности за этого ребенка, так похожего на него самого когда-то. Если Фобос прикажет вырезать всех мятежников подчистую, одного из них сенешаль все же пощадит. Джек ужом изводится в крепкой хватке, кричит, пинается и пытается кусаться. Для мальчика Седрик сейчас — смертный враг. Пусть такая реакция и объяснима, отчего-то все равно неприятно, словно это его собственный сын заходится в оскорблениях. Седрик давит ему на шею, и мальчик обмякает, потеряв сознание. Сразу становится тише и как-то даже легче, хотя с моральной точки зрения это, наверное, не очень красиво. Он не знает, он не умеет обращаться с детьми иначе как с солдатами, потому что своих у него никогда не было, да и воспитания собственных родителей он не помнит. Навстречу уже спешит конный отряд. Седрик кивает за спину, отрывисто чеканит приказ, вновь стегает коня — и уже удалясь слышит крики толпы, когда солдаты врываются в нее с обнаженными мечами наперевес.***
Калеб глядит змею вслед и думает, что его нужно было догнать и вызвать на поединок. Разгоряченная адреналином молодая кровь кипит в жилах, ей нужна разрядка — ему нужна — и вождь повстанцев едва ли не впервые в жизни жалеет, что никогда не был с женщиной и не знает, каково это. Он бежит по крышам, слыша за спиной гром копыт, чувствуя на губах пот и пепел. Ему не привыкать бегать и прятаться, словно… крысе? Нет, плохое сравнение, неправильное. Но другого почему-то нет. — Где принцесса Элион? — Сбивчиво спрашивает он, переводя дыхание. Пятерка Стражниц прячется в тени покосившегося трехэтажного дома, одну из стен которого подпирает длинная деревянная балка. Здесь царит влажный полумрак, и из-за едва ли возможно разглядеть лица друг друга — но Корнелия ступает вперед почти яростно. Калеб отшатывается. — Кто взорвал гарнизон? — Это проблема? — Он держится с бахвальством. — Еще какая! Мы почти поговорили, почти… — Недосказанность повисает в воздухе. Плечи Корнелии опускаются. В изначальный план не входило взрывать именно гарнизон — им нужно было лишь отвлечь городскую стражу от поисков принцессы, выиграть время, чтобы спрятать ее в безопасном месте. Но кажется, все пошло совсем не так, как они того хотели. Переведя взгляд за спину Корнелии, Калеб пытается отыскать поддержки у других Стражниц. Вилл разводит руками и растягивает губы. Впрочем, это совсем не похоже на улыбку, скорее на какую-то лягушачью гримасу. — Что с тобой? — Спрашивает он, но не у Вилл, а у Ирмы, у которой пол-лица покраснело и припухло, а глаз пересекает кривой шрам, уходящий к виску. Вместе с тем она не выглядит напуганной или грустной, наоборот, вскидывает подбородок и довольно ухмыляется. — Нравится? Я теперь как пират. Молодцевато выходит на свет. Красуется, только это все показное: если приглядеться чуть внимательнее, то в пальцах отыщется дрожь, а в глубине глаз — навсегда отпечатанный ужас. Такой же, как и у Тарани, как и у всех Стражниц, наверное, потому что Земля, в отличие от Меридиана, не растит воинов из своих подростков. — Это сделала Элион? — Спрашивает Калеб, боясь услышать положительный ответ. Нет, не может быть, она бы не стала… В его сознании Народная Принцесса должна была стать решением всех проблем. Как же вышло, что она могла породить новые? Он встречается взглядами с Корнелией, и выражение лиц у них одно на двоих. Потерянное. Все, во что они верили, кажется, пошло прахом. От этого у Калеба успокаивается бешено стучащее сердце, покрываясь ледяной коркой. А дальше что, мысленно интересуется он. Если все идеалы окажутся ложными, а Свет Меридиана — темным, что он будет делать? Можно ли жить без цели? — Мы должны допустить мысль, что спасать ее больше не надо, — отчетливо произносит Тарани, тем самым заставляя всех вздрогнуть. Корнелия качает головой: — Нет. Нет, в ней было что-то… во взгляде. Я видела. — Ты просто не можешь признать, что Элион изменилась, — отрезает Вилл. — Корни, очнись. С каждым днем, проведенным здесь, в ней все меньше от нашей подруги. Корнелия не любит Вилл — Калеб это знает, она сама ему о том сказала. То есть, не так. Они все подруги, и Корнелия будет упираться, что, если она кого и не любит, так это Ирму с ее грубоватыми шуточками, но на деле же — на деле именно Вилл она винит в похищении Элион и никогда за то не простит. Поэтому сейчас она лишь холодно смотрит на Хранительницу Сердца и бросает: — Уж позволь мне самой решать, Вилли. Они бы подрались, если бы не топот копыт, спугнувший их, точно мух. Тьфу, опять нехорошее сравнение, но на бегу Калебу другие на ум и не приходят. — Вилл, портал! — Кричит Хай Лин, вскидывая руку с зажатой в ней зачарованной картой. Девочка кивает, послушно сворачивая туда, куда указывает Стражница воздуха, а за спиной свистят, рассекая воздух, мечи. — Их надо отвлечь! — Звенит голос Тарани. Калеб оборачивается к ней, почти просит сотворить огонь, но вовремя вспоминает об убитых солдатах и вместо этого обращается к Ирме. Та кивает. Останавливается в переулке, расставляет ноги, принимая позу более устойчивую, а руками сплетает заклинание, словно косу. Весенний воздух влажный, в нем много воды — извлечь ее не составляет труда. Водяные капли могут резать острее бритвы. Ирма обращает их против отряда стражи, кромсает не укрытые шлемами лица. Несмертельно, но довольно неприятно. По крайней мере, они останавливаются. Одному из них, кажется, отрезало ухо. — Уходим, — просит Вилл. Они-то надеются, что никто больше не будет гнать их по лабиринту улиц, точно преступников, но очень скоро понимают, как сильно ошиблись. Нет, не копыта больше звучат за спиной и не окрики стражи. Перебор паучьих лап и хищный смех одной из Фобосовых чудищ. — Все в портал, живо! — Голос Вилл дрожит от напряжения. Она пропускает девочек вперед по одной. Калеб выдергивает из сапога кинжал, готовый встретить атаку Миранды, что спускается по стене дома, стоящего чуть в отдалении. Корнелия тянет его за рукав — пойдем — и кроме нее и Вилл здесь больше никого нет. — Быстрее! — Просит последняя почти с истерикой. Над плечом проносится арбалетный болт. Снова городская стража. Или солдаты короны — впрочем, какая, в жопу, разница? Отличия невелики. Вилл прыгает сквозь голубоватую дымку и вскидывает руку с кристаллом, чтобы не тратить драгоценные секунды, а сразу закрыть проход. К ее удивлению двое медлят. Калеб находит тонкое запястье Корнелии. — Иди. Я останусь. — Это бессмысленно, не глупи! — Она красиво хмурится. Второй болт пролетает сквозь портал и втыкается в землю на той стороне. — Я закрываю! — Встревоженно кричит Вилл. Надо торопиться — но внутри все снова требует драки, и Калеб не хочет уходить. Портал шипит, Миранда подбирается ближе, солдаты перезаряжают арбалеты. Корнелия вдруг привстает на цыпочки и целует его. Она никогда раньше не целовала вот так — не невинно, а глубоко и долго, почти съедая губы. Удерживая ее за локти, Калеб отвечает, и кровь в ушах громко шумит. — Прости, — шепчет девушка и толкает его спиной вперед, в марево закрывающегося портала. Последнее, что он видит — как она оборачивается и вскидывает руки, готовая принять бой.