***
Когда она прибегает на оговоренное место, Элион там, разумеется, нет. Глупо было полагать, что девочка, чью подругу заперли в темнице, возможно перед этим избив или замучив пытками, станет смиренно ждать. Нет, конечно нет — но Александра отчего-то все равно топчется на крошечном сухом пятачке двора, какой-то незначительной частью себя полагая, что Элион просто отошла ненадолго и еще может вернуться. Она наблюдает за тем, как обмениваются новостями каменщики, отдыхающие неподалеку. Быть может, они видели девочку? Все это глупости и только. Лишние движения, которые не имеют никакого смысла, потому что Элион там — в мрачных застенках королевских темниц. Александра знает, что она пошла туда одна. Она собирается с силами и тоже спускается по истертой до блеска лестнице, ведущей к неприметной двери и дальше, вниз. Здесь низкие коридоры и толстые, давящие со всех сторон грузные камни потолков и стен. Они грозят раздавить, лишают воздуха — Александра старается не вспоминать о проведенной в подземельях ночи и крысиных лапках на коже. Память услужливо, будто насмехаясь, подкидывает ощущение, как жесткие усики животного касаются щеки или шеи. Вздрогнув, точно от налетевшего ветра, Александра поправляет высокий воротник платья. Этот урок Фобоса прошел именно так, как он и рассчитывал — его пленница и не помыслит о побеге, пока жива в ней память о той бесконечной холодной ночи. Одной ее оказалось достаточно, чтобы вселить трусость в слабую душу. Дыхание становится паром. Александра уже почти дошла до темниц, почти сумела переступить порог дверей в один из своих страшных снов — сейчас, только с мыслями соберется. Какое ужасное место. Все насквозь — ядовитое. Вдруг она оборачивается, уловив краем уха какой-то крысиный шорох, неуверенный и осторожный. Это не может быть Элион — принцесса не шастает воровато по собственному замку, даже если замок принимает ее со скрипом. Кто бы ни был там, за углом, он явно шел поживиться содержимым солидных кладовых и погребов. Каково же велико оказывается удивление Александры, когда вместо городского воришки-оборванца она замечает Джека. — Волчонок? Что ты делаешь здесь? Он изменился. В тусклом свете подземелий перемены разглядеть тяжело, но они определенно есть. Проходит не одна долгая минута прежде чем Александра понимает — иными стали его глаза. Сделались взрослее самого мальчика. — Вы ведь ищите принцессу? — Спрашивает он необычайно серьезно, а Александра вспоминает, как он пытался увильнуть от порученной Седриком задачи — отнести книги в библиотеку. Тогда Джек казался ей живым, а сейчас от той жизни не осталось и следа. И почему это произошло, Александра не знает. — Она здесь? В ответ Джек трясет головой. Пшеничные волосы, тонкие, точно пересушенная на солнце солома, падают на лоб и несмело прикрывают торчащие уши. — Нет. Я думаю, ей грозит опасность. — Он запинается, подыскивая слова, прежде чем продолжить. — Я… был здесь, внизу. Случайно увидел. Ее — и женщину в черной вуали. Они пошли в эту, как его… в усыпальницу. Последнее слово он произносит едва ли не по слогам, будто для него это нечто чужеродное. Так иностранец пытается вспомнить сложный для него язык. В иной ситуации Александра посмеялась бы над этой заминкой, чудесной в своей детской непосредственности. Но сейчас она чувствует лишь нарастающую тревогу, потому что женщиной в черной вуали может быть всего одна обитательница этого мира — та, которая вселяет ужас одним своим появлением. — Герцогиня Кавьяр, — шепчет Александра в пустоту нижних коридоров. Резко опустившись перед Джеком на корточки, она сжимает его плечи и заглядывает в слишком взрослые глаза. — Слушай меня. Элион грозит серьезная опасность. Ты должен как можно быстрее бежать к Седрику. Расскажешь ему все то же, что и мне. Понял? Мальчик кивает. Провожая его встревоженным взглядом, Александра заклинает высшие силы: только бы с ее маленькой подопечной все было хорошо. У дверей королевской усыпальницы пусто, хотя кажется — Александра в этом почти уверена, словно видела своими глазами — что здесь должна быть охрана. Та, что не пропустит внутрь никого, кроме членов королевской семьи. Хмурится недоверчиво. Чувство такое, словно она уже бывала здесь. Но в таком случае, она бы помнила об этом, правда ведь? За дверью клубится, подобно едкому дыму, непроглядная чернота. Александра снимает со стены фонарь, заглядывает внутрь, силясь разглядеть хотя бы что-то, но мрак обступает со всех сторон, душит и давит. Если Элион с герцогиней здесь, то явно слишком далеко от входа. «Разумеется. Склеп Вейры ведь в самом конце». Откуда она это знает? Торопливые шаги за спиной. Александра почти вздрагивает и почти вскрикивает, но зажимает ладонью рот и оборачивается. Это Джек. Он один. — Где Седрик? — Спрашивает его грозным шепотом. Мальчик отводит глаза. — Его… нет в замке. — Как его может не быть в замке? У Седрика крупная рана, он в седле-то едва сидит. Джек лжет. Александра понимает это слишком быстро, как и то, что ни к кому он вообще не ходил и на помощь не звал. Он может сколько угодно пожимать плечами, играть невинность — но она видит его насквозь, потому что за годы в школе научилась читать нагловатых мальчишек вроде него. Они никогда не умеют врать. — Идем. — Хватает Джека за руку и выдыхает резко, как когда-то перед входом в портал. — Значит справимся вдвоем. «Сможешь ли ты справиться с герцогиней? Сможешь ли — возможно — убить?» Александра не знает ответа на свой же вопрос. Герцогиня виновата в смерти ее отца, но в то же время — она еще помнит желтые глаза убитого повстанца и кошмары, настигающие долгими ночами. Мертвецы глядят на нее из темноты, они неотступно следуют, куда бы она не пошла. Ее раскаяние. Еще одна битва. Господи, как же устала она бороться! Да видимо, на Меридиане иначе нельзя. — Элион! — С тяжелым сердцем зовет она, завидев неясный огонек масляной лампы. Бежит и едва не спотыкается, когда хватает девочку за плечи и оттаскивает как можно дальше от неподвижной фигуры в черном. — Элион, ты в порядке? Не пострадала? — С принцессой все хорошо, — шелестящим голосом отвечает Пайдейя. Александра чувствует, как сжался от страха Джек. Она и сама боится. Боится вообще всего — герцогини, принца, темниц, трупов, темноты, потери близких. Жалкая трусиха. Крепче сжимает плечи Элион и притягивает ее к себе. — Все хорошо, — отвечает девочка. — Что Вы здесь делаете? — Тебе не стоит оставаться с этой женщиной наедине. Она опасна. Она хочет убить тебя. — Как и наш луноликий принц. — В голосе герцогини слышится насмешка. — Не так ли, Элион? Девочка поднимает на нее глаза, не разрывая трепетных объятий. Она дрожит. Внизу холодно, а на принцессе отчего-то нет плаща. — Я не понимаю кому верить. — И в этом надломленном шепоте столько растерянности и тоски, что жалость захлестывает с головой. — Она всего лишь ребенок, — умоляюще произносит Александра, обращаясь к герцогине. — Она принцесса, — отвечает та. Прямо как Фобос когда-то. Даже интонация почти та же. Элион крепче жмется к плечу своей наставницы, за спиной шумно дышит Джек, где-то выше сопит Лео и все замковые дети — ее дети — живут и дышат. Все, до самой последней прачки, до тихого сына кормилицы. Александра ошибалась множество раз. Пытаясь жить для себя, она испортила жизнь родителям. И даже здесь, на Меридиане — сколько пострадало вследствие ее необдуманных поступков? Пришла пора поступать правильно. Даже ценой собственной жизни. — Бегите. — Она отталкивает Элион за спину и вытягивает из ножен подаренный Фобосом кинжал. Кровь шумит в ушах, пальцы леденеют. Дрожащими губами Александра произносит: — Не трогай моих детей. — Сколько ненужного пафоса, — смеется Пайдейя. — Зачем тебе это? Мне нет нужды убивать никого из вас — вопреки расхожему суждению бессмысленная жестокость мне чужда. — Ты убила моего отца. — Разве? Ты сама убила его, девочка. Собственными руками. Из нас двоих ты — чудовище. Я лишь играю по заранее известным правилам. Злоба с кровью течет по венам, потому что герцогиня права, и все это о себе Александра и так знает. В слепой ярости она бросается вперед, занося кинжал. Она убьет ее, убьет — на виске пульсирует жилка. Но Пайдейя легко уворачивается, будто танцуя. Об этом когда-то ее предупреждала Миранда: — Не иди напролом. Ты не умеешь сражаться — прямая атака станет твоим поражением. — Так научи. Разве я не для этого здесь? Миранда только цокала языком и вопрошала своего далекого Бога: — Зрячий, да за что мне это? Ты слишком нетерпеливая. Еще стоять толком не умеешь, а уже собираешься бегать. «Черт, Миранда! На кой ты учила меня этим дурацким стойкам? Что прикажешь делать теперь?» — Мисс Фостер! — Госпожа Александра! Она оборачивается на два детских голоса и видит бегущих обратно Джека и Элион, освещенных неровным светом почти прогоревшего факела. — Что вы здесь делаете? Я приказала вам убираться! — Дверь заперта! — Элион вторит говорливое эхо. Джек потирает плечо, как если бы эту самую дверь собирался выбить. — Отпусти их, — просит Александра у черной вуали. — Принцесса сама не хотела возвращаться к брату. — Я не знаю! Я ничего больше не знаю, я не хочу выбирать! — Девичий голос срывается на тонкий захлебывающийся плач. — Как я устала от ее бесконечного нытья! — Александре чудится, что на этих словах герцогиня закатывает глаза. — И как только твой брат это терпит? Уверена, он ненавидит тебя куда сильнее, чем я. Ладно, хватит. Этот балаган пора кончать. Низкий гул сотрясает стены, и несколько каменных плит отодвигаются в сторону, повинуясь воле герцогини и движениям полуистлевших рук тех, кто многие годы спал в королевской усыпальнице. Они сохранились даже слишком хорошо — холод и камень сделали свое дело. Из темноты выступают, едва передвигая одеревеневшие конечности, почерневшие живые трупы в полуистлевших дорогих одеяниях. Александра видит и волосы, и мутные рыбьи глаза, и провалы в гниющей плоти. Света мало, но она видит — с первобытным ужасом перед неизведанным, с осознанием, что ночные кошмары стали реальностью. Элион кричит. Она напугана не меньше. До сегодняшнего дня в ее мире не существовало последствий смерти. Жутких, ссохшихся до состояний мумий последствий. «Да уж, встречу с семьей она себе явно не так представляла», — с мрачным сарказмом думает Александра и задвигает детей за спину. У ближайшего к ним гроба стоит та, что сохранилась лучше остальных. Россыпь темно-рыжих волос по плечам, зеленовато-бледная кожа. Ее красоту — холодную, жестокую — не портят ни черные пятна на лице, ни ввалившийся нос. Даже мертвая, гнившая здесь тринадцать лет, она не растеряла схожести с сыном, но совсем перестала походить на прижизненные портреты. Наделены ли ожившие мертвецы сознанием? Понимает ли Вейра, что в склепе присутствует и ее дочь? Несколько черных пальцев отвалились, но это не мешает покойной королеве сжимать тяжелый меч. Она вскидывает его с — слишком — живой легкостью, и Александра испуганно отпрыгивает в сторону. — Научись уклоняться, и тогда никто не сможет тебя достать. — Миранда чесала бровь и болтала ногами, сидя на заколоченной бочке. — Ты же этого хотела? — Защищаться, — повторяла Александра. — Не уклоняться. Это разные вещи. — Тебе обязательно всегда спорить? Тогда девочка выводила ее в большой двор и заставляла смотреть на обитателей замка. На то, как они двигаются. — Смотри. У посыльных ноги всегда впереди тела. Дамы же двигаются неспешно, как… — Она щелкала пальцами, когда искала слова. Наверняка нахваталась у Седрика. — Ивовые ветки на ветру. Или рогоз. Колышутся из стороны в сторону. Им привычно танцевать, а не бегать. Если бы ты двигалась также, я бы учила тебя уклоняться совершенно иначе. Но ты двигаешься вот так. Миранда показывала. Сутулила плечи, опускала лицо и шла вперед широким, почти бегущим шагом. Кусала губы, иногда бормотала что-то под нос, вскидывала голову хлестким, каким-то беличьим движением. Александра тогда думала, что девочке удается копировать ее даже слишком хорошо. И что она была бы отличным игроком в шарады. — Ты двигаешься резко. Очень… нетерпеливо. Значит и уходить от атак тебе следует так же. Не танцуй — скачи. Переноси вес с одной ноги на другую, но главное — никогда не стой на месте. С твоим нетерпением это будет нетрудно. «Просто представь, что никаких мертвых тут нет. Есть только Миранда и ее тренировочная палка». Наверное, закрой она глаза — и принять желаемое за действительное стало бы куда проще. Но Александра не может сделать этого. Не может позволить в который раз ошибиться. Она уклоняется от мечей и когтистых рук, тянущихся к ней в бессильной ярости. Понимает, что надо добраться до Пайдейи, потому как без нее весь этот кошмар закончится, но не знает, как пробиться через безмолвную ораву оживших трупов с мутными глазами. — Элион, тут нужен огонь! — Кричит она в темноту, где Джек закрывает собой дрожащую принцессу. — Сожги их! — Я… я не умею вызывать огонь. Александра уворачивается от секущих воздух когтей и наугад взмахивает кинжалом. Он задевает плоть, но зуб за зуб — и над локтем наливаются болью глубокие, кровоточащие царапины. — Плевать! Сделай хоть что-нибудь, я одна не справлюсь! — Не просьба и не крик. Вопль, полный ужаса и отчаяния. Голос срывается на визг. Александра не знает, чего хочет больше — ругаться или рыдать. — Я ранила Ирму, я не могу. Что, если я подвергну Вас опасности? — А будет лучше, если я сдохну от рук какой-нибудь из твоих поехавших прабабок? — Ногой она отпинывает мертвяка, что пытался зажать ее в углу. Рядом вырастает невысокая тень. В массиве тел до Александры не сразу доходит, что это Джек. — Я помогу. — У него в руках обыкновенный нож, наверняка «позаимствованный» с кухни. Иссохшую плоть он режет столь же легко, как и мясо для королевского стола. — И давно ты воруешь? — Будто бы ни в чем не бывало интересуется Александра, отскакивая в сторону и утягивая за собой мальчика. Следующим движением она сбивает мертвяка с ног подсечкой, и Джек добивает его, проворно отсекая голову на тонкой шее. «Он ведь жил в деревне. Наверняка доводилось помогать свежевать туши — вот и научился. Научился убивать. Бедный ребенок». — Я не ворую. Нож мне нужен для защиты. — В замке безопасно. — Ржавый меч пролетает в какой-то паре сантиметров от уха. — Да, я заметил. Визг Элион заставляет испуганно обернуться. Александра видит ее, загнанную в угол — видит и герцогиню, сливающуюся с полумраком крипты. Нельзя отпустить ее просто так — но и рисковать жизнью девочки ее наставница не имеет право. — Я помогу принцессе. — Джек словно читает мысли. — Элион, пожалуйста! — Срывающимся голосом кричит Александра. — Я прошу тебя о помощи! — Я пытаюсь! Не выходит! Магия меня не слушается! — Твою мать, должен же был Фобос тебя хоть чему-то научить? Фобос. Его имя, отраженное от стен, испуганной птицей поднимается под высокие своды. Он мог бы помочь, но в темноте усыпальницы нет его верных роз, а стража у дверей — почему-то Александра в этом уверена — убита герцогиней. Они слишком глубоко под замком. Никто не придет сюда. Никто даже не узнает. Чей-то меч все же достигает цели. Вряд ли эта сталь успела познать вкус сражений при жизни владельца — идеально заточенный клинок рассекает платье и пронзает икру точно подтаявшее масло. Потеряв равновесие, Александра в панике оборачивается. Из темноты глядят знакомые глаза цвета хвои. Вейра надвигается на нее с непроницаемым выражением лица. Церемониальный меч, украшенный драгоценными камнями, отливает серебром — на миг в нем отражается вусмерть перепуганная женщина, загнанная к подножию чьей-то статуи, словно жалкое насекомое. Кто-то бросается на нее сбоку, валит на пол. Раненое плечо пульсирует болью, и к этой боли добавляются новые зубы и когти. Мерзко пахнет разложением. Александра отбивается, наугад размахивая кинжалом, но их слишком много — а она сражается совсем скверно. Потому что она не воин. Она кто угодно — чертова физичка, мать, любовница принца, наставница принцессы — но только не воин. И она одна. А потом яркая вспышка на миг освещает зал. Становится светло, точно днем. Александра находит взглядом колонны и статуи, раненного Джека в окружении мертвяков, и Элион, которая прячется за гробом родителей, живую и шепчущую заклинание. Свет гаснет. Дышать становится значительно легче — это ударная волна раскидала монстров точно кегли. Но не убила, мрачно констатирует Александра, когда слышит их совсем рядом. Они снова встают. Бессмертная армия, которую невозможно победить обычным способом. «Однако головы обратно не прирастают». Игнорируя звон в ушах и боль по всему телу, Александра с трудом поднимается на ноги и хватает за волосы Вейру: бывшая королева ползет к своему мечу, алое платье волочится по полу, точно кровавый след. — Хрен тебе. — Александра запрокидывает ей голову и приставляет кинжал к сухому горлу. — Не скажу, что была рада знакомству, но Фобосу привет, так и быть, передам. Обезглавливать мумии оказывается довольно просто — как раздавить жука на дороге, разделать купленную в супермаркете рыбу. Все человеческое давно сгнило в них, зачахло и скукожилось, точно потемневшая от времени плоть. И хотя Вейра еще хранила в себе последние, ускользающие черты прежней жизни, она не была живой в полном смысле этого слова, и на ее убийство сознание не среагировало так остро, как было после смерти мальчишки-повстанца. Но мертвяков все еще слишком много — некоторые уже выпрямились в полный рост и понемногу стекались ближе. Их непрямые, резкие движения кукол со сломанными механизмами едва различимы в темноте, а оттого более пугающие. Не сводя с них глаз, пытаясь уследить сразу за всеми, Александра перекатывает кинжал между влажных пальцев и готовится к следующей волне атаки. — Элион! — Зовет она через плечо. — Бахни-ка еще раз этим заклинанием. — Оно получилось случайно! Я пыталась создать щит, как учил Фобос, но сила отказывается слушаться! — Тонкий голос дрожит. Слышится приглушенный смех герцогини — проследовав за звуком, Александра находит и ее, сокрытую за спинами трупов. — Постарайся взять себя в руки! — Пятясь спиной вперед бросает Александра. Она надеется вернуть голосу спокойствие: в стрессовой ситуации учитель не должен поддаваться панике. Но чертовы курсы повышения квалификации ничего не говорили про некромантию! — Фобос ведь рассказывал о самоконтроле. Магия не слушается тебя, потому что ты слишком напугана. Оказавшись подле Джека, Александра с трудом опускается на корточки. Многочисленные раны отзываются пронзающей болью, но она только крепче сжимает оружие. Глаза обращены в темноту, высматривая малейший намек на движение. — Ты как? Мальчик зажимает ладонью разорванную когтями щеку, но глядит перед собой все так же упрямо. — Порядок. — Голос его не дрожит. — Сможешь ее защитить? — Короткий кивок в сторону Элион. — Без помощи магии мы не выстоим. — А Вы? — Попробую добраться до герцогини. — Но Вы ведь не воин! И Вы ранены! — Да, ты прав. Но и вами я рисковать не могу. Учитель должен в первую очередь заботиться о безопасности детей — и прочая фигня из методички. Так что, справишься? Джек соглашается. В глазах у него тоска. Глядя на него, Александра вновь вспоминает, как они разбирали книги, и как по-отечески привязался к нему Седрик. — Береги себя, — ласково успевает шепнуть она, прежде чем со сдавленным шипением нырнуть в густую тень за саркофагами. Втягивает носом пыльный воздух, на миг опускает веки. Проклятая боль, волнами растекающаяся по телу, никак не утихнет. Руки изорваны в мясо, ноги кровоточат, и шерстяная юбка тяжелеет, напитываясь влагой. Нужно только немного отдохнуть, твердит себе Александра. Собраться с силами и станет легче. Она крепче жмурится и задерживает дыхание. — Ты делаешь все неправильно! Слишком импульсивно! — Миранда била ее палкой всякий раз, стоило только ошибиться. После этих ударов на коже незадачливой ученицы пышным цветом расцветали лиловые синяки. — А по-моему, это просто ты не умеешь объяснять как следует. — Я сотню раз повторила — нельзя бросаться на врага сразу. Выжидай правильного момента. Неужели это непонятно? — И как я пойму, какой момент правильный? Миранда снова закатывала глаза, а потом они начинали спарринг по новой. Так продолжалось до тех пор, пока Александре не удалось сначала отразить удар, а потом, несколько уроков спустя — нанести свой. Она поднимает веки и выдыхает. Отталкивается ладонями от пола, напряженно сжимает кинжал и ступает как можно тише: приходится ставить ногу мягко, чтобы небольшой каблук сапога лишний раз не стукнул по камню. Герцогини не видно. Привыкшие к темноте глаза — и те не могут выцепить ее черный силуэт. Александра терпеливо ждет, пока Элион не сотворит новое заклинание, способное отвлечь мертвецов, бесцельно вращающих слепыми глазами. Тогда они с Пайдейей останутся один на один. Спустя еще десяток бесконечных мгновений тусклый свет озаряет крипту. Купол щита, похожий на линзу от микроскопа, слабо светится у противоположной стены. Получилось! Облегченная радость на миг усмиряет боль и придает сил броситься вперед, не заботясь ни о кровоточащих ранах, ни об отсутствии шума. Гнев Александры настолько велик, что отзывается резью в пальцах — она со всей силы сжимает кинжал, словно только от этой силы зависит, сумеет ли нанести удар. И она уже близко — пусть станут свидетелями равнодушные лица статуй, она почти добралась до спины герцогини, затянутой в черный бархат, почти пронзила ее своим ничтожным оружием. Почти отомстила за папину смерть. Почти смогла. Почти — потому что Пайдейя оборачивается и небрежным движением ладони отбрасывает ее на ближайший саркофаг. От неожиданного столкновения спину пронзает мучительной, нечеловеческой болью. Она-то наивно полагала, что до этого было больно — но прежнюю боль можно было хотя бы терпеть. Что-то хрустит внутри, и оружие выпадает из рук. Наверное было бы лучше, заведи герцогиня пафосную речь. Если бы она сейчас поведала поверженной противнице о своих планах, затянула грустный рассказ о жизни — в кино злодеи именно так и поступают. Александра оседает на пол и вслепую шарит вокруг себя в поисках кинжала. Герцогиня молчит, и в этом молчании чувствуется угроза. Несколько мертвяков обернулось на всхлипы. Они не дышат, не кричат — в них просто не осталось ничего для подобных умений. Александра слышит только шарканье ног, скрежет костей, шорох полусгнивших одеяний, да звон волочимого по полу оружия. Пайдейя смотрит на нее с расстояния десятка шагов. Мерный свет магического щита освещает плотную черную вуаль, пока не начинает мигать. Кажется, словно дети зовут Александру, кричат что-то — она пытается ответить, заверить их, что все хорошо, но получается только выхрипеть нечто бессвязное и, без сомнения, жалкое. Всего две мысли прорываются сквозь пелену головной боли. Первая — она все же рада, что Фобос не видит этого. Вторая — папа. Одно слово, один образ и смеющиеся морщинки у глаз. Кабинет, пахнущий деревом. Широкое кожаное кресло. Их совместные поездки за город в перерывах между его бесконечными конференциями. И — наверное, даже жаль, что она не успела сказать ему, как сильно любит. Почему-то ни разу за всю жизнь так и не сказала. «Как же больно, как же, мать твою, нестерпимо, отвратительно больно. Просто добейте уже». Мысленно она посылает эту мольбу герцогине. Добей. Ну же. Добей меня, как своего брата. Вуаль едва заметно качается. Александре кажется, что Пайдейя услышала немую просьбу — потому что она делает крошечный, почти незаметный шаг вперед. Над ухом шуршит и шаркает, хочется заткнуть уши, не слышать их, не ощущать запахи — и их, и собственной крови — не видеть всего того, что будет дальше. Но в первую очередь хочется не чувствовать, как нестерпимо колет и щелкает при каждом рваном вдохе. Потерять даже малейшую способность к восприятию мира. А потом череду однообразных звуков прерывает жадное чавканье, с которым нож входит в мясо, и в один быстрый миг шею герцогини плашмя пронзает широкий клинок. Прежде чем закрыть глаза, Александра видит большие синие глаза Танатоса в неровном магическом свете щита Элион и тело Пайдейи, оседающее к его ногам. «Вот так просто?». Свет мигает — и мир окончательно гаснет, точно выключенный телевизор.***
Она не знает, чего хочет больше — проснуться или умереть. И тот, и другой вариант видятся ей кошмарными в своей неправильности, потому что оба они слишком тяжелы, чтобы сказать однозначно. И все же Александра просыпается. В своей постели, разбуженная криком Лео из-за двери и приглушенными голосами лекарей, она чувствует себя так, словно по ней переехал грузовик — переехал, сдал назад и проехался еще пару раз для верности. — Лежите и не двигайтесь, госпожа, — замечает ее пробуждение старый замковый лекарь. — Мы почти закончили. Она опускает глаза на плотную перевязь от груди и почти до пупка. На истерзанные до мяса руки, которые штопают умелые пальцы. Вдыхает, пытаясь подавить отвращение, и тут же морщится, когда под лопаткой колет. — Что со мной? Двигает ногами на пробу — под голыми пятками шуршит простынь. — Сломано несколько ребер, сильный ушиб спины. — Не отвлекаясь от обработки ран, лекарь обращается к ней спокойным, монотонно-гнусавым голосом. — Перелома позвоночника вроде нет. — «Вроде»? — Переспрашивает Александра и вопросительно приподнимает бровь. Старик хмурится. — Мы сделали все, что смогли. Подвижность конечностей не пропала, ходить Вы, скорее всего, будете. Остальное нестрашно. — «Скорее всего»? — Кажется в голосе проскакивает нечто, похожее на скорую истерику. — Госпожа наставница, Вам требуется отдых. — Ее собеседник едва скрывает раздражение. — Покой и укрепляющие отвары сделают свое дело. — Скорее всего сделают, не так ли? Александра полагает, что еще немного — и он сорвется. Вылетит из ее апартаментов, хлопнув дверью, или наорет. Но черт возьми, она имеет право злится! В который уже раз на Меридиане она оказывается под присмотром лекарей? Да и после всего, что случилось в крипте, кто угодно будет на грани истерики. Лекарь только возводит очи горе. Его помощница — кажется, Александра помогала ей латать раненых после налета мятежников — передает ему длинный лоскут ткани, пахнущий травами. — Ваши руки пострадали сильнее всего. — Старик вздыхает и приступает к перевязке. — Колотую рану на ноге залечить будет куда проще. А здесь… останутся шрамы. Пока лекари неторопливо и основательно делают свою работу, Александра держит голову опущенной, точно в трансе наблюдая за израненными конечностями. «Останутся шрамы» — вот как он сказал. Верно. Когда-то Александра думала, что самым неприятным шрамом в ее жизни будет кривой и тонкий шрам от кровопускания, оставленный здесь же, на Меридиане. А теперь у нее появятся новые. Вечные напоминания о том, как она изо всех сил старалась прикрыться руками и не дать мертвякам добраться до лица или шеи. Остается надеяться, что помимо изувеченных рук у нее не появится еще один привет из прошлого в виде заражения крови. — Как Элион? — Гулко спрашивает она. — С принцессой все в порядке. Она не пострадала, только немного напугана. Я уже осмотрел ее. — А Джек? — Кто? — Лекарь поднимает голову, сталкиваясь с Александрой взглядом. — Мальчик, протеже лорда Седрика. Он тоже ранен. — Не знаю ни про какого мальчика, — он пожимает плечами. — Мне велели позаботиться только о Вас с принцессой. За стеной надрывается Лео, наверняка снова мучимый коликами. Александра прикрывает глаза. Как бы хотелось сейчас подбежать к нему, поднять на руки, ощутить младенческое тепло после всего замогильного холода, что ей чудом удалось пережить. На пробу она чуть елозит на подушках — острая боль накатывает с такой силой, что Александра давится вдохом и закусывает губу. Когда она распахивает веки — в испуганном, почти зверином порыве, потому что почувствовала чужое присутствие — лекарей в спальне нет. В соседней комнате все также плачет Лео, в камине мерно потрескивает огонь. Почти ничего не изменилось за исключением одного. Над изголовьем кровати черной тенью возвышается Фобос. Александра подавляет вскрик. В глазах его — черт возьми, почему они так похожи с матерью — плещется ни с чем не сравнимая ярость. И наверняка сюда он даже не вошел, а буквально ворвался. Наверняка дернул дверь, смерил лекарей этим своим убийственным взглядом. Александра не знала, что взглядом можно убивать, пока не встретила Фобоса. Она вжимает голову в плечи. — У тебя есть ровно три секунды на то, чтобы объясниться. — Извини. Смотреть на принца страшно, поэтому она отворачивается к окну, морщась от тихой боли. — Это не объяснение. — Голос Фобоса холоден. Убийственно холоден. — Я должна была спасти Элион! — Ты должна была предупредить! — Вот тут-то он и срывается. Орет так, что Александре хочется заткнуть уши. — Меня, Седрика, начальника стражи — кого, блять, угодно! Позвать на помощь, а не в одиночку лезть на рожон! — Я была не одна. — Заткнись! Не одна она была. Ну конечно же это все меняет! Ты была не одна, тебе помогали мятежник и моя никчемная сестренка. Отличный, просто невероятный отряд для того, чтобы выступить против некромантки с армией живых трупов! — Она слышит, как Фобос резко выдыхает и проходится по комнате. Александра терпеливо ждет, не отвлекаясь от созерцания вида за окном. Никогда еще укрытый сумерками сад не интересовал ее настолько сильно. — Ты вообще меня слышишь? Ответь, почему тебе всегда надо найти самую глубокую яму с дерьмом и залезть в нее по уши? — По другому не умею видимо. — Слабо пожимает плечами. — Мозгов нет. — Хоть в чем-то мы сошлись во мнениях. Она чувствует, как подбородка касаются холодные пальцы. Фобос поворачивает ее голову, заставляя смотреть на него — сурово сдвинутые брови, строгий взгляд. — Как… — В горле встает тугой ком. Александра с трудом заставляет себя держать взгляд принца и продолжать говорить. — Как вообще узнали, где мы? Там ведь был Танатос — или мне показалось? Фобос едва заметно ведет головой, соглашаясь. — Смена караула. У дверей усыпальницы есть стража. — Но там никого не было, когда мы пришли. — Верно. Стража доложила капитану гвардии, он — Седрику. — Седрик ранен, он бы не смог сражаться. — Она уже понимает, к чему он ведет. — Поэтому он отправил отряд под предводительством Танатоса. — Почему его? — У них с Пайдейей личные счеты. Как видишь, с ней справились бы и без этого. — На этих словах он осторожно приподнимает ее руку, придерживая за локоть. Александра морщится, ничем кроме не выдавая, как адски болит все тело. — Элион могла пострадать. — Да. Но в итоге пострадала ты. — Фобос произносит это тоном «какая-же-ты-дура» и снова хмурится. — Ну я же не наследная принцесса. — Она как можно более равнодушно пожимает плечами, не понимая, что между ними происходит. Пару дней назад этот человек чуть сам не придушил ее, а теперь вдруг волновался, что это почти сделал кто-то другой. Прежде чем становится неловко, Александра прячет глаза, разрывая зрительный контакт. Ладонь Фобоса выпускает ее подбородок. — Послушай, я знаю, что из меня такой себе рыцарь в сияющих доспехах. — Она пытается подобрать правильные слова, чувствуя, что вот-вот разревется. — И я совершенно не понимаю, что вообще за херня творится в вашем мире. Но ты правда думаешь, что я могла позволить Элион пострадать? Или Джеку? Они ни в чем не виноваты. А для меня все это — эти раны, шрамы, вся эта боль — что-то вроде искупления грехов. Должна же я была сделать хоть что-то хорошее в своей жизни? — Постараться умереть — это не «что-то хорошее», — ядовито сообщает ей принц. — Ну тут как посмотреть. Уверена, в замке найдутся люди, которые были бы рады такому исходу событий. — И пока он не зацепился за эти слова Александра продолжает, слепляя речь в кучу: — Но я понимаю, что виновата, так что прости меня. За всю эту ситуацию и за… Запинается. Она серьезно собирается сказать что-то вроде: «эй, принц, кстати — я обезглавила твою мать, но у вас вроде и так были не самые теплые отношения, так что давай просто забудем об этом?». Фобос выжидающе смотрит на нее, и Александра видит его сцепленные ладони и несмытые пятна каких-то реагентов. Наверняка он был в лаборатории, когда ему доложили о произошедшем. — Мне даже интересно, за что еще ты собираешься попросить прощение. У меня есть целых девять вариантов и… — Я отрезала голову Вейре. Не специально. Извини. — … и ни один из них даже близко не был похож на этот, — выдыхает он в замешательстве. — Извини, — повторяет Александра, осторожно поднимая глаза на лицо принца. — Еще скажи, что она первая начала. — К ее удивлению уголки его губ дрожат, готовые вот-вот растянуться в улыбке. — Ну вообще-то… И он не выдерживает. Запрокидывает голову и смеется, не прикрывая рта, пока на глазах не наворачиваются слезы. Александра пораженно моргает. — Это точно не проблема? Ты ведь видишь ее и все такое… — О, Оракул, дай мне сил! — Фобос смотрит на нее с затаенным весельем во взгляде, которое прогоняет остатки злости и слишком уж явное беспокойство за жизнь одной непутевой земной учительницы.