Рабочее название: Kubana 2013

Дарон посмотрел на длинные ноги стюардессы, слегка прикрытые короткой юбочкой, и мельком оглядел девушку полностью. “- Крашеная кукла” - подумал он, но сам в глубине души устыдился своих мыслей. Дарон покрутил в пальцах пустой стакан из-под коньяка и, слегка скривившись, поставил его на столик перед собой. Затем он уставился в окно иллюминатора и, казалось, смотрел туда почти весь полет, лишь раз подсев к Шаво, чтобы взбодрить его. Дарон удивлялся, почему испытывал такую пустоту и злость, когда видел красивых девушек. Свое замешательство он всегда маскировал под раздраженность или безразличие. С самой юности у него не задавались отношения с противоположным полом. Он хорошо представлял себе свой идеал и даже готов был идти на какие-то уступки, но ничего похожего еще не встречал. Иногда у него случались романы, но они приносили больше боли, чем радости. Хотя в этих негативных последствиях отношений виноваты были оба. А скорее всего, только Дарон. Он это понимал, но не хотел признаваться себе. В итоге он привык жить один, так, как надо и удобно только ему. Но однажды в его жизнь ворвалась Джессика. Что это было, Дарон не понимал до сих пор. Будь это какая-то другая девушка, отношения не были бы преданы огласке, но Джессика хотела шоу. Сначала Дарону это нравилось, но вскоре начало утомлять. Она завладела им полностью. И он не устоял под напором, впустив в свой мир. Но Дарон не оправдал надежд и оказался для нее слишком инфантильным. И Джессика упорхнула дальше, к еще более талантливому, по ее мнению, мужчине, который был гораздо старше бывшего избранника и, как следствие, меньше ребячился. А Дарон еще раз убедился, что ему лучше оставаться одному. Дарон облокотился на локоть и прикусил кулак. Внизу мирно спал океан, а над ним проплывали кучерявые облака. “- Почему-то все считают, что история про Babylon – это про очередную любовницу” - Дарон усмехнулся, - “ну и что, что моя страсть сложилась в собирательном образе девушки? А почему тогда никто не удивляется, что я ее приглашаю в рухнувший город? Город, который всегда обречен быть уничтоженным? Нет, все гораздо более прозаично. Часто какие-то поступки совершаются интуитивно, ты не задумываешься о них, не обращаешь внимания, а потом понимаешь, что все было неспроста. Жизнью руководит последовательность, закономерность и обоснованность. Но осознаешь это по истечении значительного периода времени. Я знал, что единственным моим укрытием, единственным спасением является творчество. Живительная музыка, которую я боготворил, которая одна могла заставить меня жить. Но по ощущениям это было дорогой в Вавилон. Каждый день я боялся, что стены моего города рухнут, и я больше никогда не смогу вернуться к музыке. Сначала я упивался своими мечтами , мне нравилось играть, учиться играть, потом совершенствоваться, потом придумывать самому. Это дарило несравнимый кайф, но в один прекрасный момент я понял, что это никому, кроме меня, не нужно. И тут я впервые испугался. Я смотрел на свои любимые группы, на их выступления, на толпы вдохновленных фанатов, и боялся, понимал, но боялся себе сказать, что так у меня никогда не будет. Я никогда не смогу заводить стадионы с первой секунды выступления…” Дарон опустил голову в ладони, у него перехватило дыхание. Он помассировал виски. “- В те месяцы я почти не выходил из дома и играл, играл, играл. Пальцы бегали по грифу виртуозно, я осознавал это и верил, что Вавилон не рухнет, но потом пришло время забвения. Моя игра никому не была нужна, я выкладывался, но это не приносило результатов, я писал стихи и музыку в стол. Я сходил с ума… Я заболел и не прикасался к музыкальным инструментам более двух месяцев. Это не было слишком тяжело, потому что я осознал, а существование мне доказало, что мое призвание не в музыке, стоит попытаться найти себя в чем-нибудь другом. Спиться, например. Даже сейчас я понимаю, как мало людей на Земле, за все время существования человечества чувствовали настоящий восторг от того, что делали, испытывали кайф от процесса... Тогда же, лежа на крыше дома и смотря в кипельно-синее небо, я вдруг понял, что стоит дать себе еще один шанс. Пальцы зудели невероятно, да и думал я начал исключительно рифмованными строчками. Но заставить себя взять гитару в руки оказалось слишком тяжело. Но я взял и принялся тренироваться с новой силой. «Беги, не останавливайся, беги вперед» – подгонял я себя, - «не жди поощрения, Вавилон обречен рухнуть, а ты беги все равно…»”. Дарон обернулся на задний ряд. Серж оторвал взгляд от фотоаппарата и посмотрел на него. Дарон отвел глаза, будто его целью было проконтролировать проход между креслами, потом развернулся обратно и снова уставился в окошко. Он не видел, как Серж, положив голову на руку и придерживая ее пальцами, смотрел на его кресло и улыбался. “- Через полтора года мы впервые пересеклись с этой неутомимой бестией в студии. Он был старше, а мы, мальчики, слушали его, как брата. Я успел уже разочароваться в своей группе и своих организаторских способностях, поэтому старший наставник мне был просто необходим. В прокуренных комнатах, в самодельных студиях в гаражах на заднем дворе, на полулегальных концертах в местных подвальных барах – так рождалась наша Система. И это было прекрасное время... Да, мой Вавилон рухнул, к черту Вавилон! Ведь возникла Система. Лучшее, что я мог представить…” Дарон закрыл глаза. Голова от недосыпа раскалывалась. Вот уже почти неделю он не мог отойти от событий, случившихся на концерте в Лос-Анджелесе. Чтобы как-то стряхнуть с себя эти мысли и те воспоминания юношества, которые на него нахлынули, он посмотрел по сторонам, куда угодно, но не на Сержа. - О, нет, - одними губами произнес Дарон, взглянув на Шаво, - и его одолевают дурные мысли. Он отстегнул ремень и направился приободрить друга.