***
Коля спешил к чёрному автомобилю, стоявшему около забора. Новая машина директора была слегка припорошена лёгкими перьями снега. — Николай, давай назад, — захлопнув дверь, Замятин завёл двигатель, пока Николай усаживался на заднее сидение. — Пристёгивайся, — мальчик кивнул, пристегнулся и уставился в окно. На небе — ни облачка. Снег шёл всю ночь и успел покрыть всю землю. Солнце светило высоко над горизонтом, его лучи превращали заснеженную дорогу в яркое, до боли в глазах белое месиво. «Четыре года назад Фёдора нашли в петле…» Эта мысль вновь дала Николаю толчок для размышлений. Вчера, смотря на Достоевского, он не допускал и мысли о подобном развитии событий. Давно ещё подруга мамы сказала, что в детских домах нет счастливых и «нормальных» детей. Кажется, она пыталась взять ребёнка из одного из них, но вскоре вернула. Тогда это выглядело дикостью, но сейчас, оказавшись в этой обстановке, он понимал её. Всего за несколько недель пребывания здесь мальчик окончательно убедился в правоте её слов. Дети в детских домах ненормальные, почти карикатурно жестокие, нетерпимые и до ужаса одинокие. Машина остановилась. Николай уже не думал ни о чём, он просто смотрел в одну точку, не сразу осознав, что они прибыли. — Коля, мы приехали. Тревожась неизвестно о чём, мальчик всё-таки вылез из машины. Небольшое белое здание не сильно выделялось на общем фоне. Долго любоваться фасадами не пришлось. Замятин сразу же вошёл внутрь, прихватив с собой и Колю. На стойке регистрации они пробыли не долго. Но за это время мальчик всё же успел обменяться парой приветливых взглядов с маленькой девочкой на костылях. Она показалась ему глубоко несчастной, но, увидев взгляд Коли, улыбнулась и поковыляла в один из светлых коридоров, где и скрылась в палате. — Спасибо вам. Коля, нам с тобой в тридцать первую палату, — он повёл своего маленького спутника к лифту. — Хорошо, — стоя у дверей лифта, Гоголь рассматривал свои светло-серые ботиночки. Вокруг было очень тихо. Это напрягало, тишина была и будет для Коли чем-то страшным, загадочным и тёмным. Он мог даже начать говорить сам с собой, лишь бы не оставаться один на один с этим непонятным чувством неизбежной катастрофы, что точно не заставит себя долго ждать. — Не бойся, когда ты один. Бойся, когда ты два, — вдруг выдал Коля. Замятин странно посмотрел на воспитанника. Он хотел что-то сказать, но дверь лифта открылась. В лифт вместе с директором и его воспитанником вошла медсестра и въехал мужчина на коляске. Женщина всё время бубнила себе под нос и искала что-то в правом кармане. — Пфу, Фёдор, Фёдор, с вами проблем не оберешься. — Эта фраза очень позабавила Колю, особенно лицо Евгения Ивановича, с которым он ее произнёс. Мальчик отметил для себя, что так Замятин даже стал выглядеть ещё моложе, хотя ему едва можно было дать сорок. Загорелся нужный этаж, лифт ещё полсекунды простоял и открыл свои двери, выпуская пассажиров. Оказавшись в коридоре, они вошли в дверь с нужным номером. Это была одиночная палата. Коля во все глаза смотрел на приятеля, который, заметив посетителей, приподнялся и облокотился на спинку кровати. — Как ты себя чувствуешь, Фёдор? — директор принёс два стула. — Директор… Что здесь делает Коля? — Присев, Евгений Иванович расстегнул пуговицы своего пиджака, а потом взглянул на вышеназванного Николая так, словно он появился здесь только что. — О, Николай встал на твою защиту и хотел бы узнать, что именно произошло ночью, верно? — Закивав, Коля вновь уставился на подростка. Трепетное чувство надежды в какой-то момент перехватило дыхание, но взгляда он не отвёл. — Опять за своё… Нет, не пытался я повеситься, если вы об этом, Евгений Иванович. Меня душили. Кто именно — я не могу сказать, сам не понимаю. Но факт остаётся фактом — это не самоубийство, и я хочу, чтобы меня выпустили, — нахмурившись, Достоевский с какой-то глубокой неприязнью взглянул на директора. — Вы хотели меня закрыть в лечебнице? — Губы Замятина дрогнули в подобии доброй улыбки, но он передумал. — Да, но лишь потому, что боялся за тебя! Ты же мог навредить себе, Фёдор. Ну, я думал, что мог. — Достоевский фыркнул в ответ и отвернулся, тем самым прервал диалог. Сложно сказать, что именно сейчас тревожило Колю больше: с одной стороны Фёдор выглядел не очень хорошо, а с другой — он злился на директора, который не сделал ничего плохого и который действительно хотел помочь ему. Гоголь был в смятении. — Получается, Федя вернётся? — наконец, озвучил Николай. Ему казалось, что он одержал долгожданную победу. — Да, Фёдор вернётся, как только поправится, — кивнул директор. Дверь приоткрылась. В палату вошла медсестра лет сорока, встав рядом с Фёдором она поприветствовала директора. — Что же у вас там происходит? У ребёнка на шее следы от детских рук, вам стоит лучше следить за дисциплиной. — Протянув Фёдору таблетки со стаканом воды, женщина спросила его о самочувствии и предупредила о скором обходе. Встав рядом с Федей, Гоголь уставился на чужую шею. Действительно, на ней красовались не такие яркие, чтобы их можно было увидеть издалека, отметины. Поговорив ещё немного о случившемся, очень скоро Замятин объявил, что они уходят. Больницу Коля покинул с облегчением. Всё это угнетало, а от обилия белого цвета уже болели глаза. Правда, в этом плане на улице лучше не стало. Впечатлительный Коля долго не мог унять головокружение. — Я же говорил, — на полпути подал голос Николай, смотря в окно. — Да, но всё же нужно быть осторожнее и узнать, кто это сделал. Ты молодец, Коля. Настоящий друг, кто знает, что было бы с Фёдором, — взглянув в зеркало, директор подмигнул мальчику, из-за чего тот издал тихий, смущённый смешок. Кажется, что проблемы были решены, и сейчас можно расслабиться, даже дышать стало легче. Откинувшись на спинку кресла, Коля посмотрел на свои ноги, действительно чувствуя себя каким-то героев типичных скучных сказок. Вернувшись в детский дом, он поблагодарил директора, но Евгений Иванович не зашёл в здание. — А, вы не пойдёте? — Замятин обернулся и помотал головой. — Нет, мне нужно съездить по делам. Я через пару часов вернусь, а ты не мёрзни, беги внутрь. — Решив прислушаться к совету директора, Николай проводил взглядом его машину и зашёл в здание. В зелёном зале было очень шумно, похоже, все делали уроки. Громкие детские голоса разносились по всему учреждению. Ничего кроме этого и не было слышно. «Там Саша и Миша с Левой, наверное», — рассуждал Гоголь, пока снимал сапоги, меняя их на лёгкие кроссовки. Убрав куртку с шапкой, Николай заглянул в зелёный зал. Оказалось, никто не сидел за уроками, как предполагал Коля, — они толпились вокруг Олега, слушая его речь. — Да, я уверен, что это Лис! Кому, если не ей? — Эту, казалось бы, абсурдную идею воспринимали как истину в последней инстанции. — А где Лис сейчас? Она единственная не пришла сюда, — дети дружно огляделись и, словно болванчики, закивали. — Вот видите, она поэтому и не пришла. Это всё моя способность. Я, конечно, не хотел говорить, но моя способность позволяет видеть будущее, — локтем толкнув какой-то ребёнка, Коля рвался в центр этого бедлама. Горечь от глупости и невежественности этих детей плотным комом застряла где-то в грудной клетке, пока там же зрела и обида. — Заткнись! — Кажется Коля прошёлся по всем ногам в зале. С негодованием он смотрел на горе оратора, пока тело уже медленно подрагивало. — Ты! — Олег улыбнулся. Коле даже показалось, что он ждал его и специально затеял этот переполох. С полминуты Гоголь сверлил взглядом парня перед собой. Никаких слов не находилось, чтобы описать всю грязь и подлость его поступка. — Твоя драгоценная Лис пыталась убить Зубоскала. Как, нравится? — Гоголь в конец потерял самообладание. Сжав руки в кулаки, мальчик рванул вперёд и со всей силы ударил оратора в нос. Отчего-то смотреть, как Олег скулил от боли было приятно, злость постепенно отступала, становилась чем-то забытым и уже не столь важным. Коля рассмеялся. — Знаешь, моя способность даёт мне возможность избивать склеротиков, что много болтают. Чтобы ты… нет. Чтобы вы всё знали, в тот вечер Лис была со мной, и не она пыталась задушить Достоевского, — развернувшись, Гоголь зло глянул на Олега и покинул помещение. Поднявшись на второй этаж, он посмотрел в сторону женского крыла с опасением. «Вряд-ли туда входить можно». Встав у порога двери в комнату своей подруги, мальчик громко позвал своего боевого товарища. Из комнат вышло несколько девочек его возраста и помладше. Все с интересом смотрели на незваного гостя, но никто не подошёл. — Лис сейчас должна быть в медпункте. Кажется, он после завтрака случайно упала с лестницы, — неуверенно произнесла маленькая девочка и, будто бы испуганный зверёк, юркнула обратно в спальню. — Коля, куда ты исчез? —По лестнице поднимался его немного нервный сосед, словно вот-вот должна произойти какая-то катастрофа или ещё чего хуже. В любом случае, взгляд его метался, а сам он быстро преодолел лестничный пролёт. — Миша! — подбежав, Коля заключил приятеля в крепкие объятия, чувствуя какое-никакое успокоение. — А что с Лис? — придерживая собеседника за плечи, Гоголь обеспокоенно глядел на него. Ему не верилось, что кто-то действительно мог поверить в рассказ этого придурка Олега, а тем более обидеть Лис. — Она вышла из медпункта сейчас… И-и-и, о да, вот она идёт, — повернув голову, Миша скинул руки Гоголя. Оба смотрели, как девочка медленно шла по лестнице, пряча глаза за пышными, медными кудрями. — Света! — выпалил на автомате Николай. — Коля… — неуверенно проговорила Лис, подняв голову и сведя тонкие бровки к переносице. Несколько секунд она смотрела на парней, а потом её лицо, снова приняло, привычный туманный вид. Поднявшись к ребятам, девочка смерила обоих долгим и пронзительным взглядом, после сделала шаг к Гоголю и, кажется, хотела обнять, но вместо этого пожала руку, а второй погладила по светлым, ещё немного холодным волосам. — Спасибо тебе, ты не должен был всего этого делать, но всё равно спасибо. Ты лучше всех их. — Кроткая, но такая красивая улыбка мелькнула на тонких губах девочки. Коля невольно замер, глядя на Лис. — И да, я Лис. Светой меня не зови. — Отпустив Николая, Лис испуганно посмотрела на Мишу и ушла в женское крыло. Вскоре и Миша попрощался и убежал за тетрадью. Стоя посреди лестничной площадки, Гоголь снова задумался о Фёдоре. «Надеюсь, с ним всё хорошо. А если они его увезут всё-таки? Я всё равно что-нибудь придумаю!» — бродил по какому-то пустому коридору и размышлял Коля. Затем он поднялся по лестнице за третий этаж и продолжил там блуждать среди длинных стен, хоть мыслями и находился в больнице рядом с Фёдором. Было интересно, чем занят Достоевский, хотелось скорее увидеть его в спальне, чтобы рядом шутил Ваня, а Сигма улыбался, смотря на всех, пока Агния отпускала острые комментарии. Посильнее толкнув дверь чердака, Коля осмотрелся: сквозняк гуляет по комнате, за окном темнеет, везде лежит много пыльных досок. Впрочем, пыль была везде. Ощущение, что в комнате никогда не было уборки, не покидало его. «Для Фёдора это место важное, кажется». Сев в центре чердака, Гоголь снял повязку с глаза и вздохнул полной грудью, но уже через секунду пожалел об этом, и тишину в комнате разрушил громкий кашель. Вернув нормальное дыхание, Коля вытер слезы, выступившие в уголках глаз. «Может… Если я помолюсь, Федя быстрее вернётся». — Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Пожалуйста, пусть Федя вернётся здоровым. Через несколько минут детское личико склонилось, перед неизвестным, но кажется всемогущим. Несколько раз Николай шептал молитву, прося лишь об одном. Кто знает, может ему удастся уговорить Бога и тот вернёт Фёдора в эти стены. В это так хотелось верить. Лишь только когда руки начали мёрзнуть, Николай понял, что провёл здесь уже много времени. Однако в этот же момент дверь открылась, заставив мальчика не на шутку перепутаться. — Да, я всё-таки оказался прав. Поздравь меня, теперь Агния должна мне, — ступив на порог чердачного помещения, Иван улыбнулся, в полутьме рассматривая оробевшее лицо Гоголя. — Я присяду? Неопределённо махнув головой, Коля вернул повязку на глаз и подвинулся, уступая место и парню. Присев рядом, Гончаров пристально вгляделся в ночной сумрак. — Он показал тебе это место? — Коля кивает. Говорить — сердце не лежит, а вот послушать — совсем другое дело. — Фёдор правда повесился? — Ненужный вопрос сам слетел с языка, он был там целый день, вертелся, не давал покоя, а вот сейчас вырвался, показав все тревоги Коли. — Это тебе он сказал? Коля отрицательно вертит головой, готовый в любой момент закрыть рот руками, лишь бы не выпустить всех своих тараканов на общее обозрение. — Значит, сам его и спросишь. Он, кстати, звонил, говорит, зачем Николая привезли. Достоевский вернётся скорее, чем ты думаешь, — от Вани веет каким-то необычным спокойствием, он словно знает, что будет и давно был выше всего этого. Словно давно забытое божество, мудрое и старое. — Чёрт, как ты тут сидишь, у тебя уже и ноги холодные. Чердак пришлось покинуть очень спешно. Гончаров, как самый заботливый родитель, отвёл Гоголя в его комнату, где был только Саша, в тихую трескающий кукурузные палочки из школьной столовой. — Фо, Фоля. Фде фы быф? Вскочив с кровати, Саша рукавом сметает крошки на пол и, стоя перед Гоголем, дожёвывает свой индивидуальный полдник. — Саша, не говори с набитым ртом, всё равно ничего не понимаю. Да и ты подавишься, а оказывать первую помощь я умею плохо, поэтому ты умрёшь, — после этих слов глаза Пушкина превратились в две чёрные точки, а сам он побледнел и стал гораздо медленнее двигать челюстью. — Да, вот так! — улыбнувшись, Гоголь стянул с себя кофту, оставаясь в одной белой нательной майке. За окном по-прежнему была метель. Она только усилилась — несколько раз тонкие стекла жалобно дрожали под натиском непогоды, и казалось будто они вот-вот вылетят. Саша закончил жевать, поэтому на Гоголя посыпалось огромное количество вопросов.***
— Ты думаешь, что Достоевского пытались задушить, и это была не Лис? — Саша вплотную наклоняется к Коле. Его брови сильно подняты вверх, а лицо выглядит испуганным, словно ему назвали имя убийцы и сказали, что следующая жертва он сам. — Да, у него на шее следы от крохотных рук. А у Лис стопроцентное алиби: она была со мной, — Коля воровато смотрит за закрытую дверь, дёргая край своей белой водолазки. Им бы найти более уединённое место, но, к сожалению, возможности не представлялось. Действительно, среди детей — тот, кто душил Фёдора и, возможно, он уже в поисках новой жертвы. — И не я! — опомнившись, Саша отодвинулся от Коли, подозрительно рассматривая его. — У тебя маленькие руки, и ты единственный из детей, кто мог попасть в комнату старших без препятствий. А к Фёдору ты поехал, чтобы на тебя никто не подумал. Он же тебя избил, вот и решил отомстить, — кажется, Пушкин и сам ужаснулся своим словам, пока Колин мозг кричал о том, что Саша был последним, с кем можно это обсудить. — Я был с Лис, моё алиби подтвердит она. Во-первых, Фёдор меня не избивал, во-вторых, это всё равно не имеет никакой логической связи. Зачем мне уговаривать директора, если мне нужно избавиться от него? Сложив руки на груди, Гоголь недовольно поморщился. Совершенно не обязательно было оправдываться, но Саша… — О… Да, ты прав. Это не я, не ты и не Лис. Коля вновь задумчиво поглядел на дверь, а после — выглянул в окно: погода быстро прояснилась. Теперь был, вполне себе, яркий солнечный день. Солнце всё ещё не греет, но белый снег невероятно красиво сверкает и переливается сотнями разных бликов от его лучей. — Нужно смотреть на тех, у кого очень маленькие руки. — Ты собираешься найти убийцу? — кивнув в ответ, Гоголь встаёт с кровати и через плечо смотрит на встающего друга. — Если Фёдор вернётся, убийца точно повторит свою попытку. Мы должны составить список подозреваемых, ты сможешь назвать имена? — Да, смогу, — энергично кивнув, Пушкин подходит к Коле, смотря на того с волнением, но верой, что их дело правое. Остаток дня Коля проводит с Сашей. На обеде он то и дело ловил злые взгляды Олега, но успешно их игнорировал. Вечером Коля сыграл несколько партий в карты с соседями по комнате. Каждый из них жульничал, из-за чего Гоголь проиграл абсолютно все партии, но спать юноша ложится спокойным. В комнате скоро становится темно, и только огни с улицы изредка проскакивали по стенам комнаты. Закрыв глаза, Гоголь без тени сомнения погружается в объятия сна.***
Сидя на полу, Коля методично собирает пазл, ища подходящую деталь. — Коля, уже поздно, не хочешь спать? — Подняв глаза, он мотает головой, поднимается с пола и смешно плюхается рядом с женщиной, крепко обнимая её. Особа перед ним аккуратно убирает светлые волосы сына за ухо. — Мамочка, я не хочу спать, честно-честно. С тобой хочу сидеть! — Коля широко улыбается, а глаза так и слипаются, но так не хочется идти в кровать. Коля заинтересованно смотрит, как мама откладывает спицы и свою работу в сторону, а после обнимает сына в ответ. Так тепло и приятно. У неё очень мягкие волосы и такие красивые глаза. Глаза цвета полевых васильков под ярким летним солнцем. Несколько минут они сидят в тишине. Коля снова любуется матерью, и она, кажется, тоже не может смотреть на сына со спокойным сердцем. — Мама, а почему папы никогда нет дома? — Николай поднимаем глаза и пугается. Лицо его матери больше не было спокойным и добрым. Оно сильно изменилось от одного лишь вопроса: тяжёлые тени залегли под глазами, мама выглядела печальной, очень взрослой, все морщины стали заметнее. — Коленька, папа не сможет прийти, — она аккуратно гладит мальчика по спине, смотря перед собой. Гоголь долго не отводит глаза. Решается, снова трусит, рот несколько раз бессильно открывается и закрывается, а Коля всё ещё не знает, что говорить. Все мысли превратились в сумбурные, покрытые туманом обрывки. Прежде, чем подумать и попытаться прикинуть, что может случиться он произносит: — А почему он не придёт? Мария сводит брови, виновато опускает глаза. Коля ничего не понимает, он всегда был уверен, что всё у них хорошо, но мама сидела очень печальная, вся в смятении. Она не хотела рассказывать. Коля чувствовал всегда, с самых ранних лет. Даже будучи в таком состоянии, он мог вполне ясно ощутить — от него что-то скрывают. — Знаешь, ты так похож на него. Такой же добрый и умный. Твой папа… он был прекрасным человеком, всегда помогающих другим. Может, и твоя способность будет столь же хорошей, вот твой папа… — речь его матери теряет всякий смысл, а после и вовсе пропадает. Их гостиная быстро исчезает, тает, словно пламя догоревшей свечи. Вместо тёплых объятий Коля чувствует, как чья-то холодная рука трясёт его за плечо, а свет от ламп сменяет утренний, зимний сумрак. — Николай, ты с нами? — Уставившись на человека перед собой, Коля хотел вскрикнуть, но вместо этого почувствовал, как чужая ладонь быстро закрывает его рот. Поняв, что стоит помолчать, Николай всё ещё не мог поверить в существующую ныне действительность. Сколько он пролежал так, смотря Достоевскому глаза в глаза. Когда же рука Феди неторопливо была убрана, Гоголь вмиг подскочил. — Федя, ты вернулся? — Перед ним воистину стоял Фёдор Достоевский в белой футболке, светло-коричневом кардигане и серых штанах. Он выглядел привычно, разве что за исключением белых бинтов на шее. — Можешь ещё громче. Сейчас только полседьмого, у тебя ещё полчаса, чтобы поспать, — Не успев вставить и слово, Коля только смотрел на закрытую дверь комнаты. Он ушёл, но сердце Коли было спокойно. Сам факт возвращения Достоевского был чудом для него, а в голове снова встал образ — Фёдор над его кроватью. Снова накрывшись одеялом, Николай закрыл глаза, но вместо спокойного сна стал крутиться на постели. Сменив несколько десятков поз, он раздражённо откинул одеяло и поднялся с кровати. Комната была окутана мирно тишиной, однако сейчас тут был какой-то иной запах похожий на лёгкий одеколон, вероятно, он остался после прихода неожиданного гостя. Протопав босыми ногами к другому концу комнаты и протянув руку к скрипучей двери шкафа, Коля хотел её открыть, но замер услышав на спиной сонный голос. — Ты знаешь, у тебя над кроватью сегодня Фёдор стоял минут десять. Что-то бормотал себе под нос. Он точно тебя проклял, — конечно голос принадлежал Саше. Только он мог с утра пораньше заявить, что Гоголя прокляли, да ещё и не кто-то, а сама гроза этого детского дома. Закатив глаза, Николай кивнул и без промедлений достал свои вещи. — Ты его видел? — на секунду остановившись рядом с кроватью Пушкина, Коля с любопытством взглянул на мятую физиономию друга. — Нет, я его слышал. Мне было ужасно лень открывать глаза, но я уверен, что он был здесь по твою душу. С нами он даже не общался. «По твою душу». Эта фраза прозвучала крайне забавно, но, оставив Пушкина наслаждаться последними минутами сна, Коля ушёл в ванную.***
Сидя за столом, Коля посматривал на Лис, что сидела рядом с ним по его просьбе. Николай по-прежнему не мог быть уверен в безопасности девочки, а он уже был жертвой, поэтому старался не упускать её из виду. Завтрак прошёл спокойно и без приключений. Фёдор и его команда не объявились в столовой, зато Марта была довольной и всякий раз старалась помочь или как-то контактировать с детьми. Коля даже подозревал, что это она из-за возвращения Достоевского. Раньше всех столовую покинула Лис, впрочем скоро и другие отправились одеваться в школу. Гоголь ушёл вместе с Сашей. Пушкин быстро убежал в раздевалку, а Николай увидел, как Ваня с Федей беседовали в стороне. Они казались крайне увлечёнными, поэтому мальчик позволил себе встать рядом и подслушать. Может, Фёдору грозила опасность? Именно такое оправдание придумал себе мальчик. — Ну, значит вообще не пойдем, нужно же отпраздновать твоё возвращение… — Ваня почему-то замолчал, и стоило светлой макушке выглянуть, как его схватили за руку и вытянули из «убежища» — Федя, ты можешь научить своего щенка не следить за нами. Достоевский нахмурился и потёр переносицу. — Он не мой, да и не щенок. — Коля с вызовом посмотрел на Ваню приподняв уголки губ. Гончаров, кажется, этого и не заметил, лишь удивлённо уставился на Фёдора. — Уверен? — Да. Взглянув на Николая, Иван чуть опустился. —Щеночек Феди, хочешь жить с нами и охранять Федю от потенциального убийцы? Ну ещё и есть его сладости по ночам. Не волнуйся, я ему не скажу, — со стороны Достоевского послышалось тактичное покашливание. Глаза Коли метнулись к Фёдору и обратно. Это предложение показалось очень интересным, ведь тогда ему действительно будет легче поймать убийцу. Пропустив неприятное обращение, Гоголь закивал. — Он другого мнения. Пожалуй, теперь у нас новый сосед. Кстати, о чем я, Коля хочешь прогулять школу и пойти гулять с нами? Всё же ты сильнее всех хотел вернуть это недоразумение обратно. — Гончаров!