Дело дрянь

Джисон поправляет рубашку возле большого настенного зеркала, когда его тело невольно прибивается к стене напротив, а руки застывают в воздухе. — И тебе привет, Минхо. Дверь распахивается, и в комнату ураганом врывается Ли. Он останавливается напротив Джисона и щурит свои прелестные кошачьи глаза. — Ты залез ко мне в голову, и доложил о нарушениях Высшим первее, чем я. Это не по правилам. Ты обещал, Хан Джисон. — А когда это я по правилам играл, а? Джисон тело расслабляет и ухмылку демоническую губами тянет, на злящегося Минхо с наслаждением смотрит. Ли глазами по лицу его бегает, к шее опускается. А Джисон в тот момент нехватку воздуха резкую ощущает. – Я предупреждал тебя о последствиях. Видит, как Хан воздуха глотнуть побольше пытается, на губы обветренные залипает. Тот взгляд хищный замечает и языком по сухой коже проходится. — Хэй, Ли. В столовой Академии как всегда шумно, но этот голос, эту насмешливую интонацию Минхо различит хоть среди семи миллиардов. Ли глаза закатывает к потолку и терпения у Повелителя просит. — Чего тебе, несносный? Спрашивает, когда Хан на лавочку напротив него задницу тощую свою приземляет. — Потрахаемся? Ли соком гранатовым давится, и умер бы, наверное, но он демон, а эти существа бессмертны. "К сожалению", думается ему, когда Джисон очередную дрянь проворачивает. — Клянусь, я убью тебя быстрее, чем ты своим крошечным мозгом успеешь понять, за что. Хан ухмылку белозубую тянет и продолжает: — Мне нравится, когда ты злишься, Ли Минхо, но сейчас я лишь озвучил твои мысли. Надумаешь – я у себя. Ухмыляется загадочно и из-за стола встает. Минхо вздыхает тяжело. Мог бы молиться - делал бы это каждый час, лишь бы надоедливый Хан Джисон угомонился, иначе Ли за себя не ручается. Со времен Академии несколько лет прошло, но Хан Джисон все еще не угомонился. Наглее стал, проворливее. "Сексуальнее, чего уж таить" – мелькает в подсознании, когда кошачий взгляд на фарфоровую кожу в разрезе рубашки натыкается. — Ну же, Ли. Ты ведь хочешь этого не меньше, чем я. С перерывами между слов хрипит, но с напряженного Хо глаз хитрых не сводит. У того руки на груди властно сложены, глаза адским пламенем горят, но Хана не обманешь, он чертей в голове старшего как открытую книгу читает. — Ты идиот, Джисон. У Хана глаза закрываются, а грудная клетка ходуном ходит, поглощая редкие капли воздуха. Демоны бессмертны ("К счастью"), поэтому играть в эту игру можно бесконечно, но Минхо хватку на горле ослабляет. — Ты от меня зависим, Минхо. Каждый день приходишь, внимание мое привлекаешь, играешься, - Джи вдыхает медленнее, получив доступ к кислороду, — все доказать пытаешься, что ненавидишь меня, но мы оба знаем правду. Минхо брови хмурит и ближе подходит, в раскосые глаза всматривается и тонет, будто плавать не умеет совсем, но в кругосветку вплавь через все океаны собрался. Ударить этого Джисона хочется невыносимо просто, но зацеловать до потери сознания хочется еще сильнее. В руках сжимать тонкую талию, всегда ремнями кожаными оплетенную, до синяков темных, власть над этим неугомонным иметь, только себе присвоить, чтобы не смотрел никто, не упоминал в разговоре даже. "Своим" называть хочется. — Я не вещь, Ли Минхо, но под ремнями талия еще тоньше. Минхо к губам сухим прижимается, руками к кожаным кольцам тянется, пальцами подцепляет и тело Джисона к себе ближе притягивает. Тот стонет тихо, на грубый поцелуй с охотой отвечая. Язык Минхо по губам Хана проходится, внутрь просится, а когда младший зубы размыкает наконец-то, небо щекотит. Губы у Ли мягкие, нежные, будто зефир ванильный. Джисон понимает, что этого момента он ждал с самой первой встречи с демоном. Хо ремни старательно расстегнуть пытается, портить не хочет - эту красоту он на голой коже Хана увидеть хочет. Но потом, все эксперементы потом, сейчас на первом месте – горячий, словно тысячекратно раскаленное солнце, податлиливый, словно под наркотиками, нуждающийся Хан Джисон. Портупеи на пол кучкой опадают, а рубашку Минхо не жалеет – за полы дергает, отчего пуговицы по полу рассыпаются. Джисон на это недовольно стонет и от губ Минхо отстраняется. — Сладкий мой, эта рубашка дороже тебя стоит. Голову к плечу наклоняет, когда Ли губами шеи касается, влажные поцелуи на теплой коже оставляет. "Мне похуй" думает, на что Джи усмехается и стонет несдержано, когда Ли кожу прикусывает и всасывает, ярко-красную метку оставляя. — Возможно, ты прав, Хан Джисон, и я действительно зависим от тебя, – от манящей кожи отрывается нехотя, в глаза туманные заглядывает: те блестят, будто в них сама Ночь покой нашла, а губы манят, будто запрещённый плод. Между телами и сантиметра свободного пространства нет, но старший все же умудряется прижать Хана к себе еще ближе, так, словно в себе растворить хочет. Губ алых касается своими, но не целует, – зависим также, как и ты от меня.