Дело дрянь

С течением времени, все постепенно начали кое-что понимать. Ли Минхо есть человек правды, прямолинейный, саркастичный и, как вам может показаться сначала, холодный и равнодушный по отношению к происходящему. Однако, это не так. Заинтересованность он и правда открыто не проявляет, но скрытые действия: взгляды пристальные, будто в душу заглядывает, касания случайные (разве?), забота – если хоть один пункт совпал, знай, что для Ли Минхо ты стал кем-то ближе, чем просто знакомый. Касаемо выражения глубокой заинтересованности можно лишь сказать, что ухаживания напоказ – точно не его прерогатива. Поправить выбившуюся челку, пока никто не видит, накрыть теплым одеялом, если вдруг ты уснешь не в собственной постели, готовый ужин для двоих, даже если "Это моя еда, Хван Хенджин, а тебя ждут салфетки" и в руках вдруг оказывается набитая салфетница. — Ну ты же любишь меня, хен, – губу нижнюю выпячивает, подбородок на руках в замочке складывает и смотрит так, будто заплачет сейчас. Минхо в рот вилку с лапшой отправляет. Пусть на часах два ночи, все, кроме них двоих спят, а диету никто не отменял, но никто же не видит, значит ничего не нарушено. — С чего ты взял? Намек на улыбку с пухлых губ пропал, стало понятно, что Хван погрустнел. Минхо обещал себе быть более мягким с младшим, осторожным в словах, и он почти справляется (!), но иногда происходит подобное. — Когда ты перестанешь быть таким жестоким, хен? Он встает со стула, вздохнув. Стакан пустой отправив сушиться, собирается выйти из кухни. — Джин-а, – старший тянет его за ночную футболку к себе, обнимает поперек груди и мурлычет в шею, – Я забочусь о твоей фигуре. Ты сам говорил, что ночные перекусы пора прекратить, не припоминаешь? Хенджин молчит. Его губы обиженно надуты, глаза отводит в сторону от взгляда хена. — Не припоминаю. Ли посмеивается тихо, хлопает несильно по крепкому прессу блондина и к столешнице отходит, прежде усадив того за стол. Горячий сырный рамен оказывается перед носом Хвана буквально через две минуты, напротив – хен, заботливо дующий на нити лапши на палочках. Да, Хенджин бесит иногда. Доводит до чертиков своим поведением, дразнится, будто проверяет, на сколько Минхо еще хватит: то ногу на кого-то из парней закинет, то прилипнет, словно осьминог, щупальцами обхватит и не отлипнет, пока своё "попо"* не получит. Игру на самом важнейшем моменте прервет звонком, а потом с наигранно невинными, хитрыми глазами отговариваться будет "Хен, я же не самоубийца". Да, бесячий порой, но, черт, нереальный. Талантливый во всем: от танцев до плетения браслетиков. В танцах особенно. Каждое движение завораживает своей изящностью, отточенностью. Красивый, великолепный, волшебный, грациозный настолько, что от одного его взгляда с блеском миллиардов звезд и тихого "Иди ко мне, хен" один Ли Минхо чувствует себя жалким, но, о боги, каким же счастливым, влюбленным. Конечно же, внешность у младшего – подарок свыше, не иначе, но Ли не тот, кто поведется только лишь на обертку. Несомненно, блондин был умен и мудр не по годам. Он тихой ночью, когда звездный небосвод на плечи давит, подставит свое плечо; "Расскажи мне, хен" нежно в глаза заглядывает, пальцами волосы перебирает и слушает. Час, два, три... Утром, когда солнце только-только робко выглядывает из-за горизонта, Минхо натягивает на плечи своего спящего принца Хван Хенджина теплое покрывало, обнимает покрепче и наконец-то засыпает. Хван же в Минхо то, без чего до этого, оказывается, жить не мог, глоток воздуха чистейшего после дождя. Свой солнечный день, когда благоухают цветы и жизнь бьет ключом, и тёмную ночь, когда все замирает и слышно лишь теплое дыхание дорогого сердцу человека, безграничную любовь и вселенский страх потерять того, кто стал дождем оживляющим в летнюю засуху. Возможно, он станет для Хвана спасением, не даст испепелиться в огне собственных чувств. Порой он сомневается в правдивости чувств старшего: тот бывает холоден, малословен, незаинтересован в происходящем, но это же не касается Хенджина, да? Просто Ли Минхо такой человек. У каждого свои тараканы. Он готов поклясться, если потребуется, что, даже если хен не любит его, то чувств хвановских на двоих сполна хватит: поделится. Он старшего потерять больше жизни боится. Минхо же, хоть и терпением особым не обладает, но Хвана любит и отпустить ни за что не посмеет до тех пор, пока тот сам этого не пожелает. — Хенджин-а, сколько градусов? Внутренности сжимаются от этого взгляда Ли. Тот стоит в проходе, отделяющем кухню и столовую, сжимая в руке стаканчик с темным напитком, отчего тот почти пролился. Страшно, но Хван грехом считает не поиздеваться над старшим: в заказанный "Айс американо, Хван Хенджин, иначе я тебя в духовке приготовлю" он ненавистный карамельный сироп доливает, предвкушая вкус от "ста пяти:ста четырёх" в свою пользу. — Двадцать минут при температуре сто восемьдесят градусов, хен. Хван отлипает от спины Сынмина и глазами такими хитрющими на Ли смотрит, что Чонин бы позавидовал, не будь так занят. Облакачивается на столешницу позади и ухмылку пухлых губ не скрывает. Ян, сидящий за компьютером, сейчас бы даже поставил игру на паузу и заинтересованно повернул голову, если бы это было в первый раз. Ну, максимум в третий. Теперь же, когда Лино спрашивает такое у блондина в тысячапятисотый раз, все знают исход – наступает время мук Хвана, пусть и не вечных. Пока макне причитает на тему взаимоотношений хенов, те переглядываются подозрительно. Сынмин оставил попытки приготовления панкейков и решил дождаться прихода Феликса, забрал планшет и скрылся за дверью гостиной. Минхо выливает кофе в раковину, мысленно извиняясь перед кофейным богом (такой есть? Наверняка есть, иначе откуда появился айс американо), и, не найдя иного варианта, заваривает крепкий чай, стоя у плиты. Хван же, стрельнув взглядом на Яна в наушниках, подошёл сбоку. — Но знаешь, отчего я сгораю прямо сейчас? ** – тихо так, мурлычаще в самое ухо, отчего мурашки по спине бегут. Мокрый язык мягко касается мочки, губами ее же обхватывает, оттягивает сережку. Минхо шевелиться боится: парень тактильный, несомненно, но действия интимного характера редко совершал первым. Ли опирается ладонями на столешницу, краем глаза следит за вовлеченным в игру макнэ, пока медленно поворачивает голову в сторону блондина, наконец оставляя между губами жалкие миллиметры. — Удиви, – шепчет с хитринкой. Хван приоткрывает рот для ответа, но быстро отстраняется от Ли. Голос лидера звучит как гром среди ясного неба. — Кто-нибудь видел Ликса? Йен-а, ты давно за компьютером? – стягивает с младшего наушники, на что тот недовольно стонет. — Когда я уходил из компании около часа назад, он все еще тренировался. Чанбин-и, кажется, тоже там. – Отвечает Минхо. Вот, в чем проблема (по мнению Хвана): если двое каких-то мемберов часто остаются наедине, то они просто проводят время друг с другом и в этом нет ничего страшного, но, если, не дай бог, кто-то увидит, что Ли и Хенджин внезапно станут ближе, чем раньше, все сразу все поймут. Настоящая проблема (по мнению Ли): Джин чертов параноик. Да, их мемберы открыто о своих предпочтениях не высказывались, но, если вдруг кто-то все же признается, что состоит в однополых отношениях, катастрофы не случится, планета не взорвется, их не выгонят из компании. Тем более, если рассказать об этом не кому-то постороннему, а родным людям, с которыми прошли огонь и воду, продолжаете идти вместе на протяжении трех лет и расходиться точно не в ваших планах. — Надо позвонить им, уже слишком поздно, но для начала – еда. В комнате погашен свет, потому что Ким Сынмин лег спать, привычно побурчав на смятое покрывало ("Не пускайте больше Джисона в комнату"), яркую лампочку ("Нужно заменить ее на энергосберегающую"), и затерявшиеся под кроватью беруши ("НЕ ПУСКАЙТЕ БОЛЬШЕ ДЖИСОНА В КОМНАТУ!"). Где-то в гостиной Феликс и Чонин играют в приставку, порой выкрикивая, что победили. Хенджин включает на телефоне фонарик и, перегнувшись через ограждение, ещё раз проверяет, точно ли Ким спит. "Как младенец, ей богу", – думает, увидев сложенные лодочкой ладони под щекой младшего. Ли на отдельной кровати напротив их двухъярусной тоже все еще не спит: кажется, он пересматривает запись с какого-то недавнего шоу. Этот вывод напрашивается, стоит увидеть нахмуренные брови и поджатые губы, так хен выглядит только в моменты, когда оценивает себя. "Горячо", – крутится в голове Джина. И с этим ничего не поделать, потому что да, Ли Минхо чертовски горяч, особенно во время выступлений. Ну, знаете, пот по вискам, язык, смачивающий губы, взгляд сумасшедший... Или, когда Хо сосредоточен на работе: оттачивании хореографии, написании музыки. Вены на его руках призывно вздуваются, будто так и просят облизать их, а артерия на шее вдруг становится такой привлекательной для поцелуев и ярких засосов, которые, к сожалению, парни позволить себе не могут. Святая Дева Мария, кажется, у Хвана сперматоксикоз. Хенджин откидывает одеяло и спускается на пол, стукнув ступнями о пол. Сынмин во сне что-то бормочет и отворачивается к стене. — Джин-ни? Почему не спишь? Уже так поздно, – Ли откладывает телефон и садится, подложив подушку под спину. Хван отмирает, крестится и крадется к постели хена. — Я не могу спать, когда ты такой горячий, хен, это противозаконно. – Откидывает одеяло, отмечает, что все-таки круто, что Ли не любит спать в шортах как минимум потому, что это дополнительные муки во время раздевания. Он садится на бедра старшего, тот несмело оплетает руками его талию, стреляя глазами от спины Сынмина к двери. — Ты уверен, что это- — Уверен, хен, – обнимает его лицо ладонями, заставляя смотреть только на себя, – мы же будем тихими, да? Я с ума сойду, если еще несколько дней терпеть буду. Пожалуйста? Ладони с щек на шею спускает, лбом в лоб упирается. Хо колеблется в нерешимости: совесть – штука ужасная, страх быть застуканным – еще хуже. Конечно, он хочет осветить свои с Джином отношения, но не в три ночи с членами наружу. Давайте рассмотрим плюсы: у них будет секс, пусть неполноценный, но долгожданный, так как за последние пару недель они редко оставались наедине, а если и да, то сил на половую жизнь не оставалось. Ванная комната прямо рядом с их, проскользнуть вдвоем туда будет не так сложно, учитывая высокий уровень занятости младших. На плюсах, наверное, все. Из минусов пожалуй, то, что они заляпают постельное бельё, которое позже придётся в полной темноте менять, и разбудят Сынмина. Черт, как вообще можно сомневаться, когда сам Хван чертов Хенджин хочет тебя. Хван нетерпеливо рычит на слишком долгие мыслительные процессы Ли и решает их ускорить, двинув вперед бедрами. Лино сдается – ближе к себе подтягивает и точеную линию челюсти губами обводит, к уху подбираясь. Они будут осторожны. — Веди себя очень тихо, Джинни. – Лино накидывает на них одеяло, оставляя их наруже только по пояс. Джин ахает, когда Ли пальцы на талии сжимает и в губы хвановские впивается жарким поцелуем. Парень отвечает охотно, посасывает его нижнюю губу, зубами цепляя жадно. Слюна, смешавшись, меж губ просачивается, Лино ее с подбородка парня слизывает по-кошачьи, а тот податливо назад голову откидывает, в волосы темные пальцами впивается и к шее притягивает. Минхо не против, он узоры странные языком вырисовывает на коже теплой, пульсирующий сосуд зажимает зубами, ладонями под футболку залезает. Блондин спину выгибает, когда Ли, по позвоночнику пробежавшись кончиками пальцев, ребра пересчитывает, и выдыхает резко. Хо, проигнорировав попытку нарушить относительную тишину, продолжил поднимать ткань футболки вверх, скользя пальцами по груди Джина. Наконец дотянувшись до сосков большими пальцами, потирает их и поднимает голову, чтобы посмотреть на реакцию младшего. Тот, прикрыв глаза, терзает свои губы зубами, но замечает пристальный взгляд на себе, наклоняется вперед и касается губ Ли своими. Нет, не целует, дразнится, прихватывая поочередно каждую, пока ладонями по груди хена вниз ведёт, в конце концов на возбужденном члене акцентируя внимание. — Уже? – усмехается, как будто не знает, что Минхо довольно быстро заводится. — Попробуй не, когда ты такой... – наконец стягивает верх пижамы с блондина и прижимается языком к чувствительным соскам. Хван скулит, тут же закрывая ладонью рот, но это мало, чем помогает, когда руки старшего пробираются в штаны и сжимают упругие половинки его задницы. Хенджин становится очень чувствительным и невероятно отзывчивым, стоит лишь потрогать в нужных местах, правильно поцеловать. Решив оставить покрасневшие ореолы сосков, Ли ведёт влажную полоску слюны к подбородку танцора. — Невероятный. Хенджин, ты с ума меня сведёшь... – шепчет, на что тот пахом трется о его живот, требует к себе внимания, – такой нуждающийся и чувствительный, да, малыш? Джин скулит, за ткань безрукавки тянет, снять ненужную тряпку просит. Хо не против, поэтому в следующий миг кофта оказывается где-то на полу. Следующей вещью, отправленной туда же, становятся хвановские шорты и трусы. Теперь парень оказывается перед Хо совсем обнаженным, и тот с уверенностью в пять миллионов из возможных ста процентов может сказать, что перед ним – сам Апполон. Хван Хенджин прекрасен в любое время суток, в любом настроении, в любой одежде, "но без нее куда лучше", думает Минхо. Его руки вновь опускаются по ровной спине на мягкие ягодицы, сжимают их и в сторону разводят, а Джин проявляет повышенный интерес к члену Ли: вытаскивает его из трусов, головку отнюдь не нежно обводит, размазывая образовавшийся предэкулят. Стонет в губы Ли, когда тот пальцем дырочку дразнит, потирает и кончиком внутрь насухую проникает. Решив, что плохая это затея, ладонью изнывающий от нехватки внимания орган хвановский обхватывает, собирая предсемя. Блондин ерзает на коленях Минхо, то за прикосновениями тянется доверчиво, словно котенок, то назад отпрянет, потому что кончить так скоро от еще не готов. — Пожалуйста... Минхо это "пожалуйста" классифицировать не может, поэтому переспрашивает в перерывах между поцелуями, что он оставляет на подбородке и щеке младшего. Но тот ничего вразумительного не отвечает "Пожалуйста, я так хочу, хен, я...". Ли младшего понимает, его самого по-тихоньку от прикосновений танцора, его тихих, тяжелых вздохов и коротких ноготков, в кожу на плече вцепившихся, кроет не по-детски. Он ладонь липкую за спину его вновь заводит и, второй отодвинув ягодицу, палец медленно внутрь вводит. Со смазкой было бы гораздо лучше, но искать ее в закромах тумбочки сейчас вообще некогда, поэтому туго, но пальцем двигает, через некоторое время второй добавив. Хван глаза прикрывает и навстречу пальцам поддается, отчего член трется о пресс Минхо. "И какого черта он его ото всех скрывает?" думает блондин мимолетно, а потом заключает, что лучше пусть совсем не светит твердыми кубиками, на них только Хенджин слюни пускать может. Он себя извращенцем чувствует, когда прижимает свой член к хеновскому животу, энергичнее на пальцах скользя. Ли стонет, не сдержавшись, потому что его плоть теперь оказалось зажатой меж их животами, о который активно трется Хван. — Мне- Мне тише говорил быть, а сам... На соседней кровати вдруг произошло копошение. Парни застыли: Хенджин с волосами выбеленными на губах, ладонями на плечах Минхо и задницей, на хеновские недлинные пальцы насаженной. Мин не лучше выглядел: у него на голове попытки Хвана волосы выдернуть, губы тем же самым в кровь искусанные, рука, в сочное бедро младшего вцепившаяся. Одеяло давно соскользнуло на пол, поэтому оба молятся, чтобы Ким не проснулся. Когда Сынмин сонно причмокивает губами и переворачивается на спину, двое выдыхают. Хенджин мутный взгляд на хена переводит, в волосы вновь цепляется, его голову назад запрокидывая. Тот извиняюще улыбается и к губам джиновым тянется. — Будь тише, хен, не тебя же трахают- Ах-м, черт, – Хван волосы тут же отпускает, шипит и закусывает ребро ладони, чтобы не застонать в голос, ведь Ли тремя пальцами на манер ножниц внутри двигает и простату задевает. Младший еще более активно двигается вверх-вниз, ухватив в ладонь теперь два члена. Хо к его плечу лбом прислоняется, пытаясь заглушить вздохи свои тяжёлые и стоны, жалеет, что обогреватель оставил включенным, ведь Хенджин в его руках такой горячий, словно золото расплавленное, податливый, ему любую форму придать можно. Он навстречу отзывчиво выгибается, тихо не останавливаться просит, целует смазанно в висок и по щеке вниз к губам, за волосы все также удерживая. Ему нравится контраст: контролировать старшего, удерживать в кулаке его сердце волосы, доминируя, при этом умолять, чтобы тот ни за что не останавливался, скулить сквозь сжатые зубы, как же хорошо. Хван кончил первым, когда настырными движениями Минхо терроризировал его простату, а следом и Ли, когда младший после оргазма все еще терся ненасытно о его член своим. Оба восстанавливают дыхание, спрятавшись в шее друг-друга. — Я знаю, что ты сейчас будешь возмущаться, но ты идешь в душ первым, пока я поменяю белье. Без пререканий, Джинни, будь хорошим мальчиком, – мурлачет Ли ему на ухо, перебирая нежно влажные локоны. Блондин хныкает, за шею цепляется сильнее, протест выражая, – ц, Джин-а, давай-давай, пока я тебя тут не оставил пододеяльник менять. Парень, возмущенно бурча шепотом, ждет, пока Лино вытрет их животы простынью, скомкает ее и пододеяльник и отдаст Хвану. На цыпочках Хенджин добирается до шкафа и хватает с дверцы полотенце, обматывает им бедра. Отправив старшему воздушный поцелуй, выглядывает за дверь, и, видимо, не заметя никого из парней, ныряет в ванную комнату. — Хван Хенджин, что ты натворил... — Ли наигранно возмущается спустя некоторое время, поглаживая того по спине медленными движениями вдоль позвоночника. Они лежат в чистой постели: блондин щекой на груди Ли, а тот приобнимает его за плечи. Минхо носом в пушистые волосы зарывается и вдыхает аромат шампуня. Мягкий поцелуй в макушку детский, оттого и выражающий навысшую степень откровенности, невинности и чувств. Наверное, это и есть настоящая, думает Ли, ведь от чмока простого на душе так тепло. — Что же? – бормочит в ответ сонно. — Ты украл мое сердце. Я не подвластен себе, не могу сопротивляться тебе. Как мне жить теперь? – Надувает губы розовые. Хван на это подбородком в грудь ему упирается и смотрит из-под ресниц сонно, но с улыбкой. — Никак. Я не верну его тебе, смирись. Может, в повседневности, они снаружи выглядят холодно, но внутри каждого пожар, уничтожающий всякие страхи, срывающий все запреты. Имя этому пожару давно дали, но признавать за правду то, что стихийное бедствие носит одиннадцатибалльный характер никто пока не готов. Но обязательно признают, по крайней мере Хван, когда, наконец, тихим вечером, досматривая дораму, поймет, что тихо сопящий на его коленях Ли Минхо – единственное, что помогает ему не сгореть в этом пожаре до тла. Спасение он нашел в том, кого изначально считал источником беды.