Ноты

Ты ходишь по помещению, медленно освобождаешь кабинет от своих вещей. На сердце тоска, все значимые предметы в коробке на столе, а пальцы заламываются сами собой. Юнги не писал и не звонил уже неделю, все что было начинает казаться несмешной шуткой, издевательством над твоим сердцем, потому что впервые за долгое время в нем зародилось что-то теплое. Ну и черт с ним. До дома ты доходишь словно в прострации, ставишь коробку с вещами прямо около входной двери, спускаешься по стенке. Впервые чувствуешь себя пустой. Сколько себя помнишь, всегда работала, бегала, как белка в колесе, времени на себя просто не хватало, а теперь его завались. Только чем ты хочешь заниматься? Ноги сами несут на кухню прямо в обуви, достаешь единственную бутылку из заначки и спокойно открываешь нарзанником. Настроение нажраться. Ты делаешь первый глоток прямо из горла, проходишь в комнату, снимая обувь за пятки, и скидываешь с себя всю одежду, оставаясь в белье. Накидываешь халат, грузно плюхаешься задом на кухонный стул и откидываешься на спинку, делая очередной глоток. Грустно и тоскливо. Ты хватаешь телефон в руки, ищешь в контактах любимый номер и надеешься, что на том конце провода возьмут. Стучишь ступней по полу в нервозности, кусаешь губу, стараясь не заплакать, но прорываешься все равно, когда слышишь взволнованный голос. — Т/И, дорогая, что случилось? — Мам, — всхлипываешь громко. — Кажется, я проебалась. Ты рассказываешь ей все, что накопилось, все, что никогда бы не рассказала, будь более сильной. Женщина слушает тебя внимательно, скорее всего прижимает кулак к сердцу в волнении и даже не одергивает тебя, когда слышит брань. Ты всхлипываешь некрасиво, слезы вместе с макияжем по лицу растираешь еще страшнее, благо никто не видит, а под конец своего монолога вообще хрипишь от усталости и нервного срыва. — Дорогая, не переживай так, прошу тебя, — в голосе матери беспокойство, зло, что знай она язык, разъебала бы всех к чертовой бабушке. — Ты молода, красива и умна, все прибудет, если не опускать руки. Господи, я так хотела бы тебя обнять сейчас. — Мам, а папа когда-нибудь был козлом? — Дорогая, твой отец и сейчас козел редкостный, но свою семью он любит, а значит, остальное не имеет никакого значения. — Спасибо, — ты вдыхаешь полной грудью немного с вибрацией. — Извини, что отвлекла от дел, но мне так плохо сейчас. — Т/И, не глупи, это твоя Корея плохо на тебя влияет. Отдохни сегодня, хорошо? Я люблю тебя, дорогая. — И я люблю тебя, мам. Ты отключаешься, смотришь на мобильник еще с минуту и находишь какой-то фильм, практически выпивая бутылку. В голове словно белый шум, и весь смысл фильма проходит мимо тебя, когда в дверь раздается навязчивая трель звонка. Ты подходишь к ней вяло, по-другому просто не можешь, и открываешь, так и застывая в непонимании. — Подрабатываешь курьером? — Ты что, плакала? — Мин брови в непонимании выгибает, бегает глазами по размытому макияжу, про который ты уже забыла, и держит в руках коробки со всякой фигней, что забрал у доставщика. — Ты что-то хотел, Юнги? Делаешь шаг назад, чтобы быть не так близко к нему, но он сам подходит ближе, переступая твой порог. Между вами только коробки с едой и некоторое недопонимание. — Я приехал в академию, чтобы забрать документы принцессы, потому что она больше не хочет учиться игре на скрипке, — он хмурится, когда твои глаза становятся практически безжизненными, и дает себе волю заправить прядь волос тебе за ухо. — Лиён не хочет больше заниматься, но она была готова посещать академию только потому, что ты была там. А теперь я прихожу и узнаю, что ты внезапно уволена. Что случилось? — Ничего, издержки взрослой жизни. Ты пожимаешь плечами буднично, пытаешься улыбнуться, но грустные глаза выдают с потрохами. Юнги обводит тебя взглядом, зацепляет коробку с личными вещами и пихает тебе в руки заказ. Он сам поднимает эту коробку на твой комод, отряхивает невидимый мусор со слегка мятого делового костюма и выходит из квартиры. — Я сейчас вернусь, ладно? Дай мне возможность побыть с тобой. — Как хочешь. Ты уходишь на кухню, ставишь коробки на стол и с невообразимым аппетитом откусываешь большой кусок пиццы. Желудок неожиданно урчит, напоминая о себе, пока ты даже не заботишь о том, захлопнута ли дверь. Юнги возвращается минут через пятнадцать, пыхтит, как паровоз, и громко ставит перед тобой виски с колой. — Будем залечивать раны более действенным способом. Он находит совершенно обычные бокалы, наливает тебе добротное соотношение и тыкает прямо под нос. Мин сам себе втихаря только газировку наливает, садится напротив и не понимает, почему ты так на него смотришь. — Расскажешь, что произошло? — Ты не объявлялся неделю, — ты пальчиком водишь по краю бокала, обхватываешь его пальцами и делаешь добротный глоток, морщась. — Не писал, не звонил, а сейчас объявляешься во всей красе. — Я эту неделю просто жил на работе, исправлял ошибки компании. Извини, у меня не было времени даже написать. — Как и ответить на мои сообщения, я так понимаю. Юнги, мы взрослые люди, знаю, ничем друг другу не обязаны, но я, видимо, настроила себе воздушных замков. Не подпускай меня близко, пожалуйста. — А что если я хочу подпустить тебя близко? — он твое внимание на свои глаза переманивает, сверкает глубоким карим в желтом свете комнаты и затягивает в них. — Я не дурак, Т/И, просто столько всего навалилось, но я пришел, как только нашел время. Не думаю, что будь у меня все ровно, я бы сорвался к тебе из-за какого-то увольнения. Я скучал. — Как работа? — делаешь еще один глоток, уже не хмуришься так, как раньше, и позволяешь себе немного расслабиться. — Прекрасно. Я сдал все отчеты, закрыл ква́ртал и ушел в трехнедельный отпуск. А как твоя? Ты все рассказываешь не сразу, делаешь большие паузы, пытаясь подобрать слова, и даже не замечаешь, как за окном становится совсем темно, а третий стакан опустошается. Голова хмельная еще с вина, а сейчас вообще буйство красок в калейдоскопе, и думать совершенно не хочется. Ты, видимо, и не думаешь, лишь поднимаешься медленно с места, подходишь вплотную к мужчине и, перекинув ногу через него, садишься на крепкие бедра. Юнги замирает статуей, водит по тебе взглядом, но руки на талию кладет, поднимая лицо вверх. Он видит твои туманные глаза с какой-то поволокой, прикрывает глаза ненадолго, когда твои пальчики касаются шеи и хрипит безнадежно. — Ты же пожалеешь об этом завтра. — Тогда поцелуй меня сегодня. И он целует. Опускает тебя ниже к себе, ведет ладонями по талии и напирает, стоит тебе скользнуть чуть ближе. Мин целует чувственно, сминает губы и делится сладостью после лимонада, что впору скулам сводиться. Он угловатый слегка, но удобный до безобразия, на его бедрах вечность хочется сидеть или пока позволяют, но Юнги сам встает со стула, поднимает тебя с собой и на руки подхватывает, удерживая за задницу. Мужчина твоей квартиры не знает, но сложно потеряться в двух дверях однокомнатной квартиры. Он уносит тебя в комнату, кладет аккуратно на кровать и старается не смотреть на оголенные участки кожи из-под короткого халата, потому что сейчас дальше заходить не собирается. У тебя глаза сами собой слипаются, когда голова касается мягкой подушки, а чужая тяжелая ладонь на лбу успокаивает лучше колыбельной, так что через пару минут ты уже спишь. Мин хмыкает добро, когда ты губами причмокиваешь, облизывает собственные и ложится рядом прямо в костюме, потому что мягкость кровати слишком уж соблазнительна. Честно признаться, не так он представлял себе этот вечер.