Крик

В комнате повисла тишина лёгкого напряжения. Мальчик сидел, опустив голову и никак не мог понять, что чувствует. По Биллу видно, что он хочет что-то спросить. Но что именно? Диппер быстро перебирал в голове все возможные вопросы, ответы на них и отговорки. И уже даже начал думать, что готов, пока Сайфер все-таки не решился задать тот желанный вопрос. — Ну, и зачем ты это делаешь? — спустя пару минут отозвался Билл, который неотрывно смотрел в ровную гладь окрашенной воды чая. — Да я просто сел, — объяснился Диппер, — Я могу вст… — Я не об этом, — опять перебил демон, почуяв на себе вопросительный взгляд, — К чему вся эта забота? В комнате на секунду повисла тишина, и Диппер слышал, как отчётливо бьётся его маленькое сердечко. — Это… — наконец протянул он, — Это не совсем забота… — Да? А что же это? — с лёгкой агрессией спросил Сайфер. — Это обычный уход. Как сын ухаживает за матерью при болезни. — Сын ухаживает за матерью при болезни только из-за того, что любит ее, — Билл сам удивился от вопроса, который тут же всплыл в его мыслях, однако задать его не побоялся. — Ты любишь меня, сосна? — в такие моменты даже в этом холодном, суровом и грубом голосе слышались нотки лёгкого напряжения и серьезной заинтересованности в ответе. Но, к счастью, не вникая в собственный интерес, у Билла почти полностью получалось крыть это и, должна признать, у него это выходило почти идеально. А Диппер… — Нет! А Диппера в такое время узнать было крайне тяжело. Он, не думая, выкрикнул отрицательный ответ и как сумасшедший замотал головой. Пайнс просто не мог держать себя в руках. — Тогда для чего весь этот цирк, ёлка? — продолжил допрос Сайфер. К его голосу снова вернулось абсолютное спокойствие, хотя изредка, но все же слышалось несильное раздражение. — Ты думаешь, тебе за это что-то будет? — не отставал он, — Считаешь, что из-за твоей насильной и тщательной заботы что-то изменится? Нет! Все останется, как прежде! Я не собираюсь менять совершенно ничего! — Я знаю, — кивнул мальчик. — Знаешь, но делаешь? Ты специально меня бесишь?! — Нет, в мои цели вообще не входит бесить тебя. Потому что, как ты говоришь, «это не выгодно мне». — Не уходи от вопроса, Пайнс. Диппер хоть и максимально спокойно старался вести себя, но в душе ощущал настоящую панику. Он слышал, как Билл называет его фамилию. А такое может произойти только в одном случае — он вне себя от ярости. От этого становилось ещё хуже. Мальчик чувствовал, как по коже пробегают мурашки волна за волной. А от молчания, которое опять наполнило стены комнаты, напряжение ничуть не убывало, а только росло. — Дай ответ на чертов вопрос! — агрессивно рявкнул Сайфер, — Не смей мне врать и игнорировать мои слова, сукин ты сын! Для чего ты делаешь это?! У тебя есть какой-то план или ты что-то натворил?! ЧТО ТЕБЕ НАДО ОТ МЕНЯ?! Билл сам не понимал, от чего теряет контроль. Его костлявые руки уже дрожали, тряслись так сильно, будто кто-то толкал его сзади. Спина горела, и демон чувствовал, как огонь в буквальном смысле бегал то сюда, то обратно по твердой коже. — Мне ничего не нужно, — дрожащим от ужаса голосом ответил Диппер. Но хоть голос и дрожал, внутри разливалось какое-то странное, очень непривычное, но приятное спокойствие. Как будто так все и должно быть. Пайнс сидел молча, сдерживал лёгкую улыбку от необычных чувств и слушал, как продолжал кричать его владелец. — Ты врешь… — прошипел Сайфер, — Ты лжешь мне, Диппер. Из этих уст мальчик слышал свое имя настолько редко, что с каждым его повтором только вздрагивал. По телу разбегались мурашки страха неизведанного, но точно настроенного против. Пайнс сглотнул и провел пальцами по неровной коже руки. Однажды он уже довел хозяина до такого… Шрам, который он получил в тот день, болит до сих пор и вряд ли уже когда-нибудь исчезнет. — Билл, — прошептал Диппер, — Когда-то давным-давно, на одной лесной полянке, между высокими стройными берёзками, цвела молодая роза. Лепестки ее пышными крупными перьями разворачивались на показ всему миру, а необычный темно-красный цвет блестел в свежих капельках утренней росы и с золотоватым оттенком отражал в них лучики раннего солнца. Этот цветок был настолько необычен и прекрасен, что даже редкие путники, заблудившиеся в гуще леса, останавливались и с восхищением дарили розе свои уставшие почтенные взгляды. И смотрелась она невообразимо красиво, выделяясь на фоне обычных голубоватых васильков. При виде ее простые цветы, что населяли оставшуюся часть лужайки, казались серой тусклой массой, не стоящей и капли людского внимания. И розе нравилось, как отбрасывают в сторону их бледные стебли, топчут их только для того, чтобы подойти поближе к ней. Она наслаждалась чужим чрезмерным вниманием, любопытством и восхищением. Но больше всего ей нравилось смотреть, как очередной гость тянет к ней руку, дабы коснуться, сорвать и сохранить на память и тут же, словно от горящего огня, отдергивает кисть и с тихим «ай» отходит. Длинный ровный стебель ее был покрыт беспросветным множеством острых, будто наточенных, шипов. Одного касания их хватало, чтобы на светлой живой коже выступила капелька теплой крови… Но и у такой красавицы, как эта роза, был маленький секретик. Эта поражающая красота, эти пушистые лепестки, этот незабываемый цвет… Искусственность скрывала в себе роза. Ведь не могла она понять совсем ничего кроме лицемерия и тщеславия. И, словно живой, пластиковый стебель было и не отличить от настоящего. Потому то роза и не боялась долгих засух или ливней. Она переживала мощные грозы и страшные ураганы, потрескавшуюся от недостатка влаги землю и грязные лужи, что заливали до самых лепестков. Многое смог пережить этот цветок. Но как только земля высыхала или снова наполнялась водой, красота тут же возвращалась. Будто ничего и не было. Первое время роза не могла найти себе места от безумного счастья в осознании истинного бессмертия, но медленно эта радость испарялась вместе с каплями росы на зелёных листьях, ведь понимала роза, что жизнь стала слишком скучной и однотипной. Рутина перестала доставлять удовольствие. Люди, смотрящие на нее, раздражали. Зимний холод и летний зной стали невыносимыми. И понимала роза, что вечная жизнь, подаренная ей при рождении мастером, не так уж и прекрасна. Она видела, как умирают ее друзья-васильки. Видела, как клонятся к земле их стебли, как грустно опадают их маленькие тусклые лепесточки… Роза переставала чувствовать. И только грусть стала подвластна ее мыслям. А когда даже к ней пришла кончина, самая последняя ее эмоция медленно перетекла в ненависть. В ту самую ярую ненависть к этому миру и зависть. Почему василькам позволено умирать, а ей нет? Ведь это несправедливо! Но никогда и никого это не заинтересует, и люди продолжают любоваться той самой розе, которая плачет по ночам и мечтает о смерти, но ее мечтам, увы, никогда не суждено сбыться… Диппер наконец замолчал. — Эта история кончается на минорной ноте, — тихо продолжил он, — Роза всегда будет живой, но… Если бы ты знал, что она чувствует… Что бы почувствовал ты? Билл задумчиво опустил голову и пару минут молчал, как будто раздумывая над повестью Пайнса. — Я бы никогда в жизни не полез бы к ней, — не поднимая головы, ответил Сайфер, — Если она так ревнива и довольна собой… Любая помощь в ее адрес стала бы настоящим оскорблением чести. — Я понимаю, что ты чувствуешь, Билл, — и хоть Диппер ожидал в корне другой ответ, продолжать тему все же оставалось нужным. — Нет, сосна… Не понимаешь. Я уже догадался, что под образом розы ты видишь меня. Так вот не надо мне помогать. Потому что ты прав. Для меня оскорбительна твоя забота и помощь. И что бы ты не делал, это навсегда останется так. — Но почему? — все ещё не понимал Диппер. — Я не обязан отвечать, — отрезал хозяин и поднес к губам чашку. Он слегка наклонил ее и сделал небольшой глоток. Но, по-видимому, этого хватило. Его лицо на секунду скривилось в неприятной гримасе, после чего демон поспешно и похоже даже непроизвольно, выплюнул чай обратно в кружку и тут же прикрыл ладонью губы, тесно зажмурив глаза. — Что с тобой? — обеспокоенно спросил Пайнс в тот же момент и подсел ближе. Зря… Билл резко поднял горящие злобой глаза и с тихим хлопком поставил кружку на край подноса. Веки приподнялись, оголяя зрачки. И эта улыбка, что тронула его уста… Диппер никогда раньше не видел такой. Какая-то странная, безумная, очень редкая улыбка, которая немного открывала белый ряд верхних зубов. Сайфер выдавил лёгкий смешок, похожий на что-то истерическое и даже сколько-то напуганное, однако это нисколько не отнимало его злобы. — Я понял, сосна, — прошипел он, — Я теперь все отчётливо понял… — О чем ты? Что ты понял? — Пайнс правда не понимал, что происходит с этим демоном. Либо к нему вернулась температура, либо он просто сошел с ума. Мальчик ведь ничего не сделал! — А ты знаешь… Твоя забота выглядела весьма правдоподобно… — Так ведь она и… — Заткнись! — закричал Билл, не обращая внимания на больное горло, которое уже казалось сорванным. — Как же я ненавижу вас, Пайнсов… — тихо прохрипел он через несколько секунд полной тишины и недоумения со стороны Диппера. — А знаешь, в последний момент, я даже начал верить, что тебе по-настоящему не все равно, — продолжал Сайфер, — Как будто ты серьезно хочешь сделать мне лучше… Нет, куда уж там. Скажи честно, ты ведь пользуешься моей уязвимостью, да? Смотришь на меня и думаешь: «Он же заболел. Если я захочу отомстить ему — он даже с кровати встать не сможет.» Ведь твои мысли подобны моим словам? — Нет, я… — Подсыпать в чай соли было отличной идей, чтобы посмеяться надо мной, ёлка, но, поверь, тебе это сочтется. Считаешь, что я забуду это? Никогда… — Стой, подожди! — робко перебил Пайнс, — Ты сказал, «подсыпать в чай соли»? — Не прикидывайся, соврать больше не получится. — Билл, я правда не делал этого! — с досадой возразил Диппер. Он четко помнил, как пробовал тот самый сахар. И также ясно он помнил, как насыпал его в кружку. Там просто не могла быть соль! Он же все перепроверил! — Соль сама попала в воду? — равнодушно спросил демон. — Да! То есть, нет! Вернее… — Иди вон, — тихо, с некой обидой ответил Билл. — Послушай, я правда… — Да гори ты уже в аду, чертов мудак! Ненавижу тебя и всю твою семейку! Я клянусь, что сожгу вас всех! И тебя в том числе, когда твои крики наскучат мне! А… Хотя подожди… — крик плавно перешел в спокойной тон, — Так, я уже… — Чего? — а вот сейчас мальчик почувствовал настоящее беспокойство. Нет, далеко не за себя. Ему стало страшно за свою семью, которая из обычной опасности уже оказалась в самом эпицентре. — Я помню, как громко вопила твоя подружка. Помню, как испуганно смотрел на меня твой дядюшка… Я помню, как жалобно их языки молили меня… — Но ведь… — Не нокай, Дип, — спокойно сказал Билл, — Выход там. Диппер ничего не ответил. Он молча встал с кровати, забрал поднос с разлитым и недопитым чаем и вышел, не сказав ни слова. Пайнс шел по лестнице на кухню, возвращал все вещи на места, а после устало упал на свою маленькую скрипучую койку. Нет, он не хотел плакать. Не хотел кричать или впадать в депрессию. Нет. Он молчаливым пустым взглядом смотрел в потолок и чувствовал что-то странное. Будто из его и так крохотного сердечка вырвали огромный кровавый кусок, растоптали и, раздавив, окончательно втоптали в землю, рядом с которой лежали самые маленькие осколки его мечт и чувств. — Так, значит… Я не успел?..