So if you're lonely Darling you're glowing If you're lonely come be lonely with me.
Кленовые листья все больше теряют свою зелень, переходя в золотой окрас. Скоро будет ярко — очень ярко — и будет много сырого запаха дождя, вымокший насквозь, почти до черноты, асфальт городского шоссе и одинаковые для него лица прохожих. Они все сольются в одну безликую маску уныния городской суеты и смоляно-черные волосы намокнут под тяжёлыми каплями ледяного дождя — зонт он не возьмёт, никогда ведь не брал. И ничего не изменилось и сейчас. Только осень в этом году была другая, не такая, как раньше. Оттенок печали стал ярче, ровно на ⅝ градуса, но к ней добавилась соленая, пропитанная отчаянием и болью, слезами и кровью, надежда. На что? Да черт его знает, но точно не он. Это чувство было удивительно, неизвестно. А может просто забыто под слоем льда, в который он сам себя загнал. Друзья? Близкие? Вроде есть, вроде смотрят так радостно при встрече, но он чувствует их фальшь, как и свою. Это как играть партию на пианино — промахнешься мимо клавиши, запнешься, но если успеешь, то никто ничего не заметит. Разве что какой-то особо придирчивый эксперт прищурится, рассматривая сквозь пелену ресниц. Но вздохнув, оставит все как есть — за его плечами таких — сотни. И он знает, что его жизнь как одна мелодия этих безразличных чёрно-белых клавиш. Безумная, странная, непериодическая, но с лёгким привкусом гари на кончике языка. Черного, как ночь, цвета, свитер едва ли греет от продувающего ветра. Он весь похож на небольшую черную тучу в своей темной одежде. Кажется, его всегда преследует этот сквозняк, промораживая до ребер, до самого сердца и «дэрк» души, которую он уже давно похоронил вместе с надеждой на любовь, на свое будущее, да вообще на что-то хотя бы на ⅝ градуса светлее черного. Светлее чем его собственная скверна, обернувшаяся вокруг души, сжимающей свои кольца все туже. Кофейни вдруг стали неуютными — казалось, что люди косятся, зло сверкая глазами. Ведь он не утруждал себя этой серой морокой — деньги были, жилье и еда тоже, он мог записывать треки сколько душе угодно и любоваться огромной люстрой в коридоре. Более чем достаточно для удовлетворения своих потребностей, которые заложила природа. Да, появились походы по клубам, да, появилось подобие живого блеска в глазах, но стоило ли оно того? Стоило ли это несколькочасовое веселье в компании посторонних постоянной головной боли и сорванного на репетициях с Чаном и Джисоном голоса. Люди переставали тянуться к нему так же, как он переставал тянуться к ним. Смысла не было, да и серое покрывало странного чувства… пожалуй, одиночества, плотно обернулось вокруг хрупких плеч. Чанбин никогда не выделялся гигантским ростом или параметрами, но сейчас он словно съёживался все больше. Нет, слабым он никогда не был. И никогда не станет, не склонит голову перед судьбой. Просто сейчас он устал, он хочет найти место, где ему будет уютно. Место, где он сможет найти дом. Есть ли разница с кем и как? Да, пожалуй, нет. И это не вызывает отвращения — принял себя таким, каким есть. Порочным, грязным, лживым. И не винил в этом судьбу, не винил в этом себя — тоже нет смысла — только остался неприятный осадок, словно от паршивого кофе из ларька за углом многоэтажки, где вороватого вида мужчина готовил неясную бурду с гордым названием «кофе» и невнятного вкуса пирожки то ли с черникой, то ли с губкой для мытья посуды — он так до сих пор и не понял. — Бин! — слишком радостный голос врывается в его зону, делая очередную попытку вырвать из спячки. Выйдет? Нет. Он уже так привык, а отвыкать слишком сложно. Да и не видит смысла. В принципе, ничего нового, только вдоль позвоночника пробежались мурашки, а по глазам резанула яркая плазма очередной вывески магазина. — Надо же, сегодня даже не на шлюху похож. — он смотрит на её лицо — улыбчивое, с бронзовой кожей. Смотрит в большие, чистые, как два озера, глаза, такого цвета, как у него, но живые, не смотря на то, что черные. Смотрит на прямой нос, на небольшие бровки, сведённые в «домик». Смотрит… — Привет, Лиа. Да, решил вот… — пожимает плечами и отводит взгляд. Сестра лишь взглянет недовольно, сморщив носик, но промолчит, лишь пожаловавшись на то, что не нужно сокращать ее имя до Лиа, и начнет рассказывать про своих детей. Про мужа, про то, что сложно платить кредит и оплачивать лечение матери в дорогостоящей клинике — он помогает чем может, но в ответ лишь иллюзорная благодарность, лишь нелюбовь и зависть. Когда он стал ненавидеть свою жизнь? Явно не первый год. И вряд ли последний. —… Ты меня вообще слушаешь? — вопрос бьёт по ушам, и он задумчиво смотрит на нее. «Нет» отвечает в мыслях. — Да… Конечно, ты говорила о.… — он замолкает — сестра вытаскивает свой мобильник и отвечает на звонок. Снова хмурит брови, сжимает лямку сумки и сбрасывает. — Прости, у меня на работе проблема возникла. — пытается посмотреть виновато, но в ее глазах видно «Скорее… Уйти… Туда…» — Хорошо. — кивнув, он разворачивается и направляется к торговому центру. Там было небольшое литературное кафе, где ему были рады и, кажется, искренне. Никогда там не было видно хмурых лиц, никогда никто не сидел, скрючившись над отчётом для босса. Все были добры и улыбчивы, читали книги, разговаривали и даже порой устраивая целые представления. Он работает там, но сегодня выходной. Сегодня нужно было встретиться с сестрой и помочь ей с организацией дня рождения ее старшего сына — пять лет, юбилей, как никак. Йося кажется был единственным, кто радовался его приходу — хватался маленькими ручками за край ч е р н о г о плаща и тащил рисовать, петь, смотреть мультики — и все только с Чанбином, других не надо. «Интересно, надолго ли это останется?» мысленно спрашивал он сам у себя, но знать ответ…не хотел. Оправдываясь, что не видит смысла. — Ох, СоБи, привет. Какими судьбами, да ещё и в таком виде, что я тебя едва признала? — к его столику подошла пухлая девушка. На бейджике было имя — Рюша, но на самом деле самая обычная фея по имени Дженни. Рюшей она стала из-за обилия кружев и оборочек. А ещё из-за того, что была «мамочкой всея коллектива», да и вообще доброй души человеком — таким, каким умеют быть только полноватые люди с доброй улыбкой и светящимися любовью, казалось бы, ко всему и вся, глазами. — Сестра по работе убежала. Давай как обычно? — он улыбнулся. Слабо, едва приподняв уголки губ и посмотрел на книжный шкаф рядом со своим пуфиком мятно-зеленого цвета. — Хорошо. У меня сейчас как раз смена заканчивается, я твой заказ принесу, и ты мне все расскажешь. Особенно почему ты сегодня…эээ…странный какой-то. — Рюша унеслась с грацией картошки, но между тем насколько элегантно, что никто даже не заметил. Оставалось ждать и думать. Думать и ждать. Пока приятный голос девушки не вырвет из мыслей, заставив открыть глаза. Она сядет рядом и развернет свою обычную булочку с абрикосами — ее любимую. Парень же молча улыбнется все так же слабо и возьмёт в озябшие руки, в свои тонкие, почти как у девушек, пальцы, стеклянный бокал с горячим шоколадом, сверху которого плавают, заботливо выложенные в сердечко, зефирки. Это всегда греет душу и теплый аромат корицы наполняет лёгкие вместе с ванильным. Он любит ходить сюда, он любит работать здесь и на этот раз — без всяких отговорок и поисков смысла.***
Выходя через час на улицу и ёжась от ветра и холода, Со поднимает глаза к небу, плотно набитому тучами. Идет дождь Забив на то, что сейчас вымокнет до нитки, он шагает вперед. И чувствует, что на него не попадает ни капли. Оборачиваясь, Чанбин хмурится, но натыкается взглядом на небольшую ладонь, крепко держащую ручку зонта. Проводя взгляд дальше, постепенно в поле зрения попадает яркая желтая курточка и само лицо незнакомца, частично закрытое растрепавшимися рыжими волосами. «о черт, я получил солнечный удар? осенью?» думает мозг Со, не привыкший к такому изобилию цветов. — Do you speak English? — едва понятно произносит парень, и его рука немного вздрагивает. Бин понимает, что работать козырьком тому не особо хочется, поэтому делает шаг обратно и смотрит как пацан опускает бесстыдно-яркий, радужный зонт, складывая его. — Спасибо. Ты что-то хотел? — не задумываясь, он отвечает на своем родном корейском, только потом понимая суть заданного ему вопроса. Где-то в мыслях Бин дает себе оплеуху и хочет вспоминать экспресс-курс английского от Чана, как его прерывают прежде чем он откроет рот и, вероятно, опозорится. — Я. Вы знать английский, да? Я потерял свой группа, туристы — кое-как прижав зонт подмышкой, парень жестикулирует для лучшего понимания. Его корейский конечно ужасен, но он старается, поэтому Чанбин пытается не смеяться. — Позвони куратору? — медленно, чтобы новый знакомый мог воспринять на слух, произносит он. — Телефон…умер. — глагол не тот, но суть понятно, поэтому «дэрк лорд» достает свой телефон и протягивает незнакомцу. Тот ослепительно улыбается и берет телефон двумя руками, немного кланяясь. Пока солнечный иностранец пытается дозвониться, Бин старается незаметно его рассмотреть. И чем дальше, тем больше чувствует себя геем, словно на лоб наклеили неоновую табличку в кружащимися вокруг феями и блесточками. Прям от макушки до пят, потому что парень красивый до чертиков. Если он не сам черт. Но тот протягивает телефон, хлопая глазамиСледующий час совместной дороги с Феликсом становится пожалуй лучшими за все двадцать с лишним лет его жизни, несмотря на то, что иногда понять друг друга не получается.