«Без тебя сегодняшние чувства были бы лишь обрывками вчерашних.»
Чанбину казалось, что жизнь она такая сука, что сначала будет заворачивать в теплый шарф по самые уши, а потом резко распахнет все окна и выкинет в сугроб. Такие качели происходили постоянно, и казалось, что с ними ничего не поделаешь. Глаза все больше уставали от свечения монитора, кофе становился все более безвкусным, а мир вокруг — серым. Его семья предпочитала игнорировать существование такого как он. Мать уже давно лежала в больнице под присмотром врачей и услужливой сестры, которая готова была целовать ноги родителям за наследство. Бину же было абсолютно похуй на деньги родителей, на их угрозы и манипуляции. Главное, что он от них съехал, что смог сделать что-то сам, хоть и пришлось воспользоваться деньгами с карты, которую приходилось прятать долго и упорно всеми возможными способами. Было абсолютно все равно что за окном — зима или лето, из дома выходить не хотелось. Но сейчас жизнь кажется решила, что разбитые об асфальт колени можно заклеить пластырем с диснеевскими принцессами, поэтому откуда-то появился аромат вишневой карамели, которую он терпеть не может. Привычный уклад вещей с такими черно-белыми периодами был настолько крепко к нему пришит, что малейшие изменения казались маленькой иголочкой, которая была мостом над жерлом вулкана. Мозг их обрабатывать не хотел. Только вот сейчас он молча смотрел в глаза напротив, в которых сияли и пресловутые звезды и даже сама жизнь, переливаясь какими-то неизвестными ему оттенками цветов. У Феликса глаза были какие-то странные, самые обычные кажется, но было что-то, что заставляло Чанбина все же перестать ковырять свои засохшие корочки на ранках и все же принять этот пластырь от судьбы. Нехотя, но все же пришлось. И сейчас кажется весь мир глухо взорвался на фоне, пока младший делал небольшие шаги к нему, пока протягивал руку, приглашая к себе.С феями танцевать опасно, однажды начав ты уже никогда не остановишься.
Чанбин никогда в сказки не верил, разве что года в четыре и то, что ведьма хотела обезопасить Русалочку от глупости, и сейчас хотел не верить дальше. Только чужая ладошка была так близко, что можно было рассмотреть. Они все так же не разрывали свой зрительный контакт и, наверное, со стороны это выглядело абсолютно нелепо, как в каком-то сопливом ситкоме, но сейчас было что-то важнее всего, важнее вселенной, важнее всех чудес света. Важнее Жизни и Смерти, которые стояли и смотрели друг на друга как два потерянных путника. Феликс потянул к себе первым, затаскивая в свое уютное тепло, может быть только из-за того, что устал ждать с протянутой рукой, а может из-за того, что так было нужно. Его телефон снова играл какую-то мелодию, но словно это происходило в другой комнате. Неумело, неловко, как будто им по пять лет, они совместили ладони. Маленькие ладошки Ли так сильно контрастировали с казавшимися огромными ладонями Бина цветом, что было странно воспринять то, как гармонично это было одновременно. Со пришлось поднять голову, чтобы было комфортно смотреть на чужое лицо, пока Феликс притягивает его к себе, приглашая танцевать без слов. Сердце кажется замирает где-то в своем месте под ребрами и не дает ответа, прям как инет, оказывающий в помощи на контрольной работе.Чанбин танцевать не умеет абсолютно, но Феликсу пофиг. Феликс целоваться абсолютно не умеет, но Чанбину не важно. Важно то, что у австралийца губы с привкусом вишни.
Это как-то быстро случается, ведь только что Ли шипел от боли в отдавленной ноге, Со растерянно старался извиниться на корейском и напряжение от недопонимания нарастало, но потом Феликс оступается и старается ухватиться за самую близкую опору, которой является старший. Действие настолько отчаянное, словно он сейчас утонет и, возможно, где-то в его голове так и было — если уже речь на английском понимать не удавалось, то куда уж понять чужие мысли. Но что-то внутри замерло, кувыркнулось и разлетелось на миллионы кусочков, как чосонская фарфоровая ваза. Чанбин его поймал на последних секундах невозврата, притягивая к себе. Его внутренний голос почему-то молчал и мозг активно игнорировал факт того, что нужно подать признаки жизни. Наверное, поэтому он так быстро сократил расстояние до неприлично близкого для людей, которые знакомы три дня. Наверное, у Феликса тоже мозг отказал в стабильной работе, поэтому младший ткнулся своими губами о чужие. И внутренние предохранители с грустным кряхтением перегорели, снимая последние тормоза здравого смысла. Был ли этот смысл вообще, думать не хотелось. У Чанбина весь мир сократился ровно до одного человека, который сжимал его водолазку своими ладошками и нелепо пытался отвечать на близость. Привкус вишни был все таким же сладким, как и раньше, только сейчас от него не тошнило. Было тепло и хотелось так остаться насовсем, желательно с этим самым Ли Феликсом рядом. Лучше бы время замерло. Но часы все так же сменяли свои неоновые цифры, и они неловко отстранились друг от друга. Ли склонил голову, пряча покрасневшие веснушчатые щеки — сейчас Бин мог поклясться полярным сиянием что у него было настоящее звездное небо на коже — и это вызывало улыбку и несвойственный прилив тепла куда-то в область сердца. Со, конечно же, окончательно в форму булыжника за двадцать лет перетечь так и не смог, но влюблялся от силы пару раз, и это этот процесс происходил долго, однажды даже целый год. Подобные чувства почему-то предполагалось сразу глушить, так как они представляли опасность его психике. Сейчас только хотелось, чтобы Ликс поднял голову и сказал хоть что-то. Только ощущение, что слова здесь абсолютно лишние не проходило. Вообще, влюбляться в человека, которого встретил три дня назад, это некультурно и невоспитанно. Но быть позором семьи ему не привыкать, а чувствовать что-то новое было удивительно. Феликс задвигался, аккуратно выскальзывая из чужих рук. Его плечи были опущены и растерянно осмотрев комнату, он нашел свой телефон со все еще игравшей музыкой, выключая ее. И без того огромная худи на нем сейчас стала казаться еще больше, будто он не мог понять произошедшее. Где-то внутри черепной коробки появился страх, что младший на самом деле натурал и он сейчас хочет его ударить, но сдерживается только потому что воспитанный. Но тот лишь посмотрел на время, а затем подошел обратно к Со, хватая за руку и утягивая в коридор. Они все так же не произнесли ни слова, но Бин понял, что нужно одеваться. Его ведут на улицы ночного Сеула, который раньше казался каменной коробкой. Сейчас была уверенность в том, что что-то изменилось. Феликсова рука замерла над висящей на крючке ярко-желтой курткой, но откуда-то он достал длинный плащ приятного бежевого цвета. Чанбин молча ждал пока тот накинет верхнюю одежду и зашнурует неожиданно черные массивные ботинки — странно, что он раньше их не замечал. Почему-то у него складывалось впечатление, что они сбегают от матери на свидание. Чан, конечно, спал, но ночные прогулки бы не одобрил. Особенно когда на улице почти рассвет. Выходя на улицу, Бин почувствовал чужое прикосновение теплой ладони. Он сжал ее в своей, будто это заставило бы иностранца остаться в Корее насовсем. Будто это значило немного больше, чем просто желание не потеряться на улицах. Дома вокруг казались действительно серыми, но будто на один тон светлее чем обычно. Наконец-то не шел дождь, хотя чувствовалась влага в воздухе и асфальт был все таким же темным. Они просто шли рядом, все еще не произнося ни слова. Электронное табло на остановке показало четыре часа и редкие прохожие косились на двух парней, держащихся за руки. Но им сейчас было абсолютно все равно, ведь гораздо важнее было тепло где-то в грудной клетке. Чанбин вспомнил, что Крис как-то говорил, что недалеко находилась река Хан и даже пояснял как до нее дойти. Надеясь, что повезет, Со взял на себя ответственность провести австралийца до места и через полчаса ходьбы они были уже на месте. Плюхнувшись на лавочку, Бин похлопал рядом с собой, приглашая присесть, и Феликс послушно устроился рядом, прижимаясь, кажется, ближе, чем это было позволено. Город все так же шумел и чем дальше шло время, тем больше людей было на улице. Солнце лениво поднималось над горизонтом, и они просто сидели рядом, не нарушая спокойствия. Почему-то впервые Чанбин подумал о том, что рядом с Ли комфортно даже молчать. И, наверное, очень глупо это все вышло, ведь они ничего друг о друге не знают, даже общаться нормально не могут, только это казалось таким неважным, что нашлись силы просто закинуть руку на чужое плечо и прижать к себе, чувствуя щекотку от чужих волос в области шеи. Именно сейчас он наконец смог почувствовать, как пахнет младший — это было что-то сладковатое, знакомое, но он не мог вспомнить что. Звучит и выглядит странно, но ему было важно, какой аромат у собеседника. Время затерлось как подошва его любимых кед, которые он носил в школе. Просто сидя рядом друг с другом, парни наблюдали как просыпается, кажется, весь мир. Как у них внутри тоже что-то странное просыпается, поэтому младший встает, нехотя выбираясь от чужого тепла и встает напротив, сгибаясь пополам. Чанбин ловит чужой взгляд и только хочет открыть рот, чтобы наконец задать мучающие его вопросы, как чужие ладошки ложатся на его щеки, и Феликс подается вперед, мягко касаясь кончика чужого носа своими губами. В его глазах читалось явное желание спать и будто бы что-то большее, что искрилось среди его маленьких вселенных на дне зрачков, но Со был сейчас уверен — он чувствовал легкое счастье, покалывающее в кончиках пальцев. — Пойдем домой. Спать. — прошептал Феликс на английском, но старший понял его и тут же поднялся, снова беря чужую руку в свою, но будто он уже делал это всю жизнь. Теперь куда-то делась и его паника из-за того, что происходило раньше, и он просто шел рядом с тем человеком, который странным образом сбивал его жизненные ритмы и заставлял что-то разлетаться на маленькие нежные лепестки. Заходя домой на цыпочках, как настоящие грабители, парни скидывают верхнюю одежду и падают на диван, незаметно засыпая. *** — То есть как это — пропал? — спросонья соображать сложно, но голос срывается посередине, заставляя мозг очнуться от остатков сна. Чанбин подрывается с дивана, как только доходит смысл фразы Чана. Он тупо смотрит на друга заспанными глазами. Взгляд нашаривает часы — десять утра, но он помнит, что, когда вернулся с Феликсом в квартиру друга было шесть. — То и значит, что пропал. Я не знаю где он, Чанбин. Лучше бы телефон был недоступен, чем просто вот, — Крис лезет в карман домашних штанов и достает знакомый потрепанный телефон. На нем неправильное время, видимо, австралийское и значок отсутствия сим-карты. Проценты заряда ехидно мигают двадцаткой. — Ты, когда его последний раз видел? В Чанбине что-то крошится и разлетается на маленькие финтифлюшки, как карточный домик. Он берет чужой смартфон, крутит в руках, нажимая на кнопку разблокировки и рассматривает засветившийся экран. Не зная зачем, проводит по нему и видит рабочий стол и одним-единственным ярлыком посередине. Заметки. Диван рядом проминается под тяжестью чужого тела — Чан устроился рядом, явно желая проверить, что это может быть. Неуверенно тыкая на значок, Бин уже успевает придумать самые худшие варианты развития событий, вплоть до того, что младший оставил прощальную записку и ушел из жизни. От этого появилось противное чувство могильного холода где-то под лопатками, но на экране появились наконец-то предложения. Проморгавшись, Со уставился на английский текст, тупо проматывая его вниз. Беспомощно посмотрев на старшего, он протянул тому смартфон. Крис откинулся на спинку кресла, вчитываясь в написанное. Он закусил губу, явно над чем-то задумавшись, но ближе к концу тревожная морщинка на его лбу разгладилась и даже появилось подобие улыбки. Чанбин в нетерпении ткнул в него пальцем, заставляя вздрогнуть. Чан обреченно вздохнул и начинает пересказывать прочитанное. — Привет. Я надеюсь, ты сможешь это прочитать. Ну, в крайнем случае, попроси Чан-хёна перевести. — на последних словах Крис сделал вид, будто он сейчас будет читать указ президента на главной площади, за что получил ощутимый толчок под ребра и злобное пыхтение. И абсолютно не вовремя, в дверь позвонили. Кристофер поднялся на ноги, и гордо сказав «ну раз дерешься, то не буду переводить», пошел открывать дверь. Через пару минут со стороны коридора раздались радостные крики Джисона, который залетел в квартиру хёна на всех возможных скоростях. Со Чанбина это сейчас не волновало, потому что заряд стремился к нулю, а прочитать все же хотелось. Пришлось пользоваться помощью фото-переводчика. Он, конечно, был не идеальным, но Бин надеялся, что повезет. «Привет. Я надеюсь, ты сможешь это прочитать. Ну, в крайнем случае, попроси Чан-хёна перевести. Это Ликси :) Прости, что исчез так внезапно. Просто мое время пришло. Все будто хорошо, я обещаю, Чанбинни. Ты подарил мне огромное тепло и небольшое счастье, я обязательно его тебе верну. Ты только подожди немного и не грусти. Ты красивый. Ты мило улыбаешься. И плохо танцуешь. И ты мне нравишься. Хотелось бы много сказать, но я боюсь, что ты не поймешь. Ты мне нравишься ♥ Это, наверное, странно и неправильно. Но это правда. Пожалуйста, сохрани мой зонт. Надеюсь, ты будешь рад меня снова встретить когда-нибудь.