Ведьмы Алистера

      Мегги не позволяла себе заснуть. Она щипала себя за бока каждый раз, когда ощущала, что глаза начинают слипаться, не понимая, почему её тело так нуждается во сне, когда сама она, поглощённая тяжёлыми мыслями, находится в бездне отчаяния и содрогается от страха.       Энергия закончилась сутки назад: тогда она ещё могла передвигать ноги, бредя за Джоном и ведьмой по коридорам красивой церкви. Но то было сутки назад, а не спала она уже двое, держась на чистом упрямстве.       — Ты как, девочка? — донёсся слабый голос из соседней камеры.       — Закрой свою пасть, ведьма, — последовал незамедлительный ответ стражника.       На это ведьма в деталях рассказала мужчине, куда ему пойти и чем воспользоваться для облегчения пути, и у Мегги опять заалели щёки. Сколько раз это повторялось? Та странная ведьма из соседней клетки уже не первый раз спрашивала, как она, но у Мегги не было сил ответить.       — Девочка, просто скажи, что ты жива! — взмолилась ведьма, и Мегги вновь услышала лязг цепей: он слышался каждый раз, когда ведьма начинала ходить по своей темнице. Одного взгляда на кандалы, так же вмонтированные в стену её камеры, девочке было достаточно, чтобы наглядно представить картину и мысленно содрогнуться.       Когда Мегги втолкнули сюда, она сразу же заметила эти цепи и забилась в дальний угол, молясь про себя, чтобы её не коснулись ржавые, испачканные чем-то сомнительным ножные колодки. И молитвы были услышаны: ведьма, пришедшая вместе с Джоном, лишь захлопнула тяжёлую металлическую решетчатую дверь и, снова разбередив рану на ладони, накапала крови в замочную скважину.       Женщина-гиена не впервые ковырялась в своей ране. Ещё дома, пока Джон накладывал жгут на ногу бабушки, она окунула в неё кисть, словно в баночку красной краски. Тогда, резко дёрнув на себя заливающуюся слезами Мегги, она нарисовала на её запястьях какие-то знаки и отчеканила:       — Попытаешься бежать — они начнут разъедать твою плоть. И чем дальше ты будешь бежать, тем больнее будет. Попытаешься стереть — произойдёт то же самое, — маниакальный огонёк в глазах женщины заставил Мегги понять, что та только на это и надеется. Чужая боль доставляла женщине-гиене наслаждение.       По спине у Мегги пробежал холодок, когда она поняла, что сделать подобное могла только ведьма. Бабушка застонала в бреду, и женщина, посмотрев на неё, довольно улыбнулась.       — Ты поняла меня, девочка? Ты будешь послушной? — И эта улыбка, похожая на звериный оскал, заставляла бежать холодок по спине.       Мегги кивнула, и ведьма потрепала её по волосам, словно послушную собаку. Девочке стало противно; в душе из золы ужаса поднималась злость, и в этот момент ей показалось, что над кровавыми знаками на своих запястьях она увидела красноватое марево, как в жаркий день, когда от асфальта будто бы поднимается пар. Но стоило моргнуть — и всё исчезло.       Джон, как и обещал, наложил жгут на бабушкину ногу, и Мегги так и не поняла, почему он выполнил своё обещание, ведь мог просто забрать девочку силой, не помогая старой женщине, которую сам же ранил. Когда Мегги одевалась, стоя в коридоре и смотря на распростёртую на полу бабушку, она мысленно молилась, чтобы кто-нибудь пришёл, забрал её отсюда и не дал умереть.       Она согласилась уйти — прекрасно понимая, что спрашивали её чисто символически — только ради крохотного шанса, что бабушке смогут помочь. Хоть кто-то… Соседи, которые заметят, как девочку выводят из дома. Или отец… Если он вернётся. Если ему никто не навредил. Мегги надеялась, что хотя бы с ним всё хорошо.       Девочка цеплялась за единственное, что у неё осталось — за надежду. Надежду по имени Марта. Как только сестра узнает, она наверняка отправится за Мегги, куда бы её ни отвезли. Но для этого Марта должна знать, кто её увёз. А кто сможет рассказать об этом, если не бабушка? Бабушка, которая видела Джона.       Мегги пыталась себя убедить в этом и когда смотрела на пустынную улицу, на которой не было видно соседей, и когда сидела на заднем сиденье машины с затонированными стёклами, и когда её везли по городу в неизвестном направлении. Даже когда Рупи остался далеко позади, она продолжала внушать себе, что Марта придёт, что Марта уничтожит Джона, ведь Мегги знала, что следующая встреча Джона с его сестрой закончится чем-то ужасным. Оставалось только надеяться, что нечто ужасное случится с Джоном, а не с её сестрой. Ох, как же она надеялась…       Вот только Мегги никогда не считала себя глупой и прекрасно понимала, что реальность куда сложнее: одна ведьма, какой бы сильной она ни была, не справится с целой сектой — тем более с сектой ведьм.       Но девочка едва ли не впервые в жизни гнала от себя рациональные мысли и хваталась за надежду.       Похитители молчали всё время, пока Мегги смотрела на них, утирая слёзы и размазывая сопли по лицу. В какой-то момент девочка даже решила прикинуться спящей, чтобы получить шанс узнать, куда и зачем её везут. Она ещё с самых малых лет поняла, что взрослые не считают детей ни умными, ни опасными, и Мегги надеялась, что похитители ничем не лучше большинства людей. Ей хотелось верить, что они совершат хоть какую-нибудь ошибку, которая приведёт к их краху. К её спасению.       Других способов, как маленький ребёнок может сбежать от взрослых с пистолетами, Мегги не знала. Да ещё и эти кровавые метки на руках. Девочка не знала, действительно ли они начнут прожигать её кожу или же ведьма её просто обманула, стремясь напугать. Однако Мегги не испытывала ни малейшего желания проверять такую догадку: шрамы ещё ничего, но что, если эти метки прожгут её кожу и плоть до костей? Или, что ещё хуже, расплавят даже кости? В таком случае она может остаться без рук или умереть от воспаления и заражения крови. Ничего из этого Мегги не хотела.       Она лежала с закрытыми глазами и даже всхлипывала время от времени, словно ей снился страшный сон, но её похитители продолжали молчать. Либо понимали, что она притворяется, либо не испытывали ни малейшего желания разговаривать друг с другом. Мегги надеялась на второй вариант.       Когда она уже отчаялась, устав ломать комедию, в которую, похоже, никто не поверил, похитители заговорили.       — Мне нужен кофе, — поставила в известность Джона ведьма, но прозвучало это так, словно она требовала кофе у своего секретаря.       Но Джон не был её секретарём, о чём немедленно и оповестил женщину.       — Не разговаривай со мной… ведьма…       Последнее слово он выплюнул словно ругательство, и Мегги испытала сильное желание открыть глаза и убедиться, что в этот момент на его лице не цвела лживая улыбка, от которой по спине побежал бы холодок, но она сдержалась.       — Что-то с мелкой… — последовало слово, которое Мегги не осмелилась бы произнести, и девочке стало противно от того, что ей дали такую характеристику, — ты был куда дружелюбней. О, милая Мегги, пойдём со мной, я дам тебе конфетку. Большой вытянутый леденец. Скажи, охотников давно на детей тянет?       Жуткий смех гиены наполнил салон машины.       — Заткнись, — процедил Джон.       — Произнеси моё имя, охотничек, и я, быть может, послушаюсь. Давай же! Оно не сожжёт тебе язык, ну правда. Просто скажи: «Вивьена». Не имя, а сказка, ну! Мне даже в детстве всегда говорили, что оно у меня красивое и что о женщинах с такими именами слагают песни, так что тут стесняться нечего. Давай же, охотник! Ви-вье-на!       В ответ Джон лишь включил музыку в машине на полную громкость. От резкого звука Мегги вздрогнула и принялась потирать глаза, словно только что проснулась и не понимала, что вокруг происходит. Женщина-гиена смеялась, довольно поглядывая на пленницу через плечо.       Мегги до боли закусила щёку изнутри и попыталась выдержать её взгляд. Но проиграла.       Ведьма с охотником и дальше молчали, правда Вивьена время от времени подтрунивала над мужчиной, если всю ту грязь и желчь, которая изливалась из её рта, можно было назвать таким простым словом, как «подтрунивать». Мегги даже не хотела вспоминать, о чём говорила ведьма — все её слова не несли никакой смысловой нагрузки. Мегги не узнала ни куда её везут, ни зачем. Зато солидно расширила свой запас бранных слов и поняла, что ненавидит Вивьену сильнее, чем могла даже предположить. Сильнее, чем кого бы то ни было.       Каждый раз, когда ведьма смеялась, Мегги пробивал озноб хотелось заткнуть уши и не слушать. Вытравить из воспоминаний. Забыть, как страшный сон. Но этот смех каждый раз будто проникал прямо в голову, игнорируя всё на своём пути.       Мегги постоянно следила за временем на приборной панели. Они проехали часа четыре, прежде чем Джон решил остановиться на заправке. К немалому изумлению девочки, Вивьена пошла вместе с ними, а не стала сторожить пленницу, как это сделал бы любой похититель в фильме.       Тогда-то Мегги впервые всерьёз подумала о побеге и распрощалась с этой мыслью в тот же момент. Стоило ей потянуться к дверной ручке, как знаки на её запястьях начали постепенно нагреваться. Ощущение было такое, словно заносишь руку над свечой: сначала чувствуешь лишь приятное тепло, но чем ближе рука к пламени — тем сильнее жар. Мегги не осмелилась открыть дверь и даже не позвала на помощь заправщика, хотя тот, наверное, и не видел её — настолько тёмными были стекла.       Мегги закусила губу, чтобы вновь не разрыдаться. Не такой она представляла магию, совершенно не такой. Ведьма не обманула, и, кажется, девочку начало затапливать отчаянием. Оно нахлынуло волной, готовой утащить в свои глубины, не оставляя ни шанса всплыть на поверхность.       И ведьма явно догадывалась о неудачной попытке побега: настолько довольной показалась её улыбка, которой она наградила девочку, возвращаясь к машине со стаканчиком кофе. Вивьена сильно хромала, буквально волоча за собой увечную ногу, но даже не морщилась, словно не испытывала даже банального дискомфорта. Разве что иногда в её глазах мелькало нечто похожее на боль — резкую и мучительную, которую сдерживают и не показывают другим.       И Мегги было противно от самой себя, но такие моменты доставляли ей удовольствие. Девочке хотелось, чтобы Вивьене было больно, мучительно больно. Как и Джону. Перед глазами то и дело появлялся образ распростёртой на полу бабушки и красного цветка, распускающегося на махровом халате.       Мысли бились в голове Мегги, как птицы о прутья клетки. Они слишком доверяли магии, считая барьер над домом непогрешимым. И вот чем всё обернулось. Если бы бабушка не приехала к ним, с ней бы ничего не случилось!       Джон тоже вскоре вернулся и принёс еду, если так можно назвать пачку чипсов и банку колы. Наверное, он считал, что именно так и питаются дети и подростки.       — Ой, а одеялко ты ей поправить не хочешь? — насмешливо спросила Вивьена, повернувшись в пол оборота, чтобы видеть и Джона, и Мегги. — Или, может, купишь игрушку?       — Прекрати.       — О, а, может, почитаешь сказку, чтобы она крепче спала? — просияла женщина, а Мегги мысленно содрогнулась от отвращения. Почему она такая мерзкая?       — В чём твоя проблема? — развернувшись к Вивьене, спросил Джон. — Хочешь, чтобы мы привезли её в церковь полумёртвой от голода? Думаешь, за такое нас по головке погладят? Она всего лишь ребёнок. Ребёнок, который нам нужен.       — Она всего лишь ведьма, — ответила Вивьена, растянув губы в противной улыбке, больше похожей на оскал.       — Ты сама сказала, что в ней нет магии! — воскликнул Джон, чересчур резко вдавив педаль газа, отчего Мегги вжало в заднее сиденье.       — Не вижу. Ни капельки, — подтвердила Вивьена.       От её слов на душе Мегги стало муторно. Она и сама знала, что не способна колдовать. Но одно дело — знать самой, и совершенно другое — когда твои похитители говорят, что ты не можешь им ничего противопоставить.       Мегги постаралась отделаться от ненужных чувств и зацепиться за слова Джона. Она им нужна. Вот только для чего?       — Тогда почему ты называешь её ведьмой? — в голосе Джона звучало искреннее недоумение.       — Меня удивляют твои двойные стандарты. Меня ты считаешь ведьминым отродьем, опасной тварью, которой не место в этом мире, а её — нет. Хотя она такая же дочь ведьмы, как и я. Ну, охотник, объясни мне, что с тобой не так?       Джон промолчал, лишь наградив ведьму доброжелательной улыбкой. Точно так же он когда-то улыбался в коридорах больницы — не зря Мегги не верила его добродушию. Вот только ведьму это бесило, и девочке даже показалось, что она услышала, как Вивьена проскрежетала зубами в ответ на эту улыбочку.       Мегги могла бы отказаться от еды, но не стала. Она съела несчастную пачку чипсов, даже не ощутив вкуса, механически пережёвывая содержимое, думая о похитителях, их целях и о магии.       Мысли вертелись в голове, перескакивая с одной на другую. Она нужна им, но зачем, если Вивьена не увидела в ней магии? «Ни капельки», — сказала она, и почему-то Мегги была уверена, что та не соврала.       Вот только девочка помнила и слова Кеторин. А ещё знала, что ей не почудился магический след — то марево не могло быть ничем другим; знаки на её руках светились, когда Вивьена их рисовала. Но сейчас, сколько бы девочка ни напрягала зрение, на своих запястьях она видела лишь чужую запёкшуюся кровь. Кровь, которая держала её на месте не хуже цепей.

***

      В «церковь», как это место назвал Джон, её привезли в серых предрассветных сумерках, и у Мегги язык не повернулся бы окрестить грязное белое здание «церковью». Оно больше походило на исследовательский центр, военную базу или даже лечебницу для душевнобольных, но никак не на церковь. В представлении Мегги у церкви обязательно должен был быть купол, башенки и колокольни. У квадратного здания не было ничего, кроме плоской крыши и окон, вырезанных так симметрично, словно их выводили по линеечке: одно над одним, идеально ровно. А решётки, мелькающие то тут, то там, лишь ещё больше подчёркивали всю симметричность здания.       Однако Мегги всё же удивилась, когда воздух пронзил перезвон колоколов. Жуткий перезвон, не имеющий ничего общего с тем, что звенел в Рупи. От этого гула мороз бежал по спине.       «Церковь» располагалась в обычном тихом городе, название которого Мегги так и не разглядела. К её удивлению, тут не было привычных огромных приветственных вывесок. По пути мелькали старые домики из камня и черепицы, каких и в Рупи было полным-полно, но чем ближе они приближались к «церкви», тем больше становилось многоэтажек. Как и любой обычный город в такое время суток, этот населённый пункт был будто мёртв. Хотя Мегги всё же разглядела свет от ламп в паре домов — интересно, знали ли их жильцы, что происходит в здании неподалёку? Мегги казалось, что нет.       Джон въехал на подземную парковку. Там их встретили бетонные стены и вооружённые люди. Много вооружённых людей: в основном мужчины, но Мегги заметила и парочку короткостриженых женщин, в которых лишь отдалённо угадывалось сходство со слабым полом, настолько большими и мускулистыми они казались. Такая вполне могла сломать Мегги руку, просто пожав её.       Вот только вряд ли кто-то из них захотел бы обменяться рукопожатиями с девочкой. Охотники смотрели на них с Вивьеной со смесью страха и отвращения, хотя отвращения было куда больше. И Мегги поняла бы, если бы так смотрели на неё, но на Вивьену… Разве они не были союзниками?       Или враг моего врага — мой друг, но это не значит, что я ему доверяю?       Джон передал их паре вооружённых охранников и ушёл в неизвестном направлении, а Мегги в сопровождении ведьмы повели по коридорам куда-то вниз. Девочка мысленно считала повороты и лестничные пролёты, не задумываясь, зачем ей могла бы понадобиться подобная информация: стоило подумать о цели — и кровь начинала нагреваться.       — Была бы моя воля, я бы вырезала их на твоей коже маленьким ножом, глупая ты девчонка, — тут же отозвалась Вивьена. — Но у тебя сильный покровитель, девочка, и пока что ты нужна им живой и невредимой.       Стражников от слов ведьмы передёрнуло так же сильно, как и Мегги. Они держались от ведьмы на расстоянии, вот только рука каждого охранника покоилась на рукояти пистолета. Мегги гадала: если Вивьена попытается их убить, успеют ли они воспользоваться своим оружием. Как покалеченная хромая женщина, волочащая за собой повреждённую ногу, внушала ужас здоровым вооружённым мужчинам, которые в ширине плеч были в два раза больше неё — этого Мегги никак не могла понять.       Её привели в узкий, тускло освещённый коридор, по одну стену которого тянулись решётчатые двери, за которыми открывались маленькие темницы, клетки или камеры — Мегги не знала, как их правильнее назвать. Для неё это были клетушки с тюфяками на полу, цепями на стенах и странного вида унитазами со шторкой, которой можно было прикрыться. Толика уединённости в своеобразной тюрьме. Разве это не то пресловутое милосердие, о котором так распинались люди, и которого заслуживает каждый?       Мегги сначала даже обрадовалась, когда, проходя мимо клеток, обнаружила, что они пусты. У них нет пленников, — вот, о чём она думала, — никто больше не разделит её тяжёлую судьбу.       — Ребёнок? — послышался каркающий, болезненный голос.       Мегги вздрогнула, увидев кучу тряпья на тюфяке в клетке, мимо которой её провели. Раздался лязг цепей, и куча зашевелилась. Мегги не успела увидеть лица другой пленницы, как её уже втолкнули в соседнюю клетку и закрыли решётку.       — Вивьена, ты чудовище! — возглас, полный ненависти, и лязг цепей, сопровождающий каждый шаг женщины. — Ребёнка! Ты продала им ребёнка! Ни в чём не повинную девочку! В тебе нет ничего человеческого, падаль!       Вивьена лишь рассмеялась, и её смех срезонировал от бетонных стен, разносясь жутким эхом по коридорам.       — Падаль? — Мегги увидела, как кровоточащей рукой Вивьена утирает слёзы, выступившие в уголках глаз. — Мне уже говорили нечто подобное. Вот только я здесь, а ты — там. И скоро я вернусь в свой мир, а ты сгниёшь здесь заживо. Боюсь, от тебя не останется ничего человеческого. Только па-да-ль.       Мегги увидела безумную улыбку на губах ведьмы и сжалась в комок.       Лязг цепей. Шаркающие шаги.       — Сумасшедшая! Я тебя своими руками придушу!       — Боюсь, поводок коротковат, — хмыкнула Вивьена и накапала крови в замок. — Сиди здесь, малышка, — сказала она Мегги. — Скоро за тобой придут.       Широко улыбаясь, Вивьена ушла, а вот охранники остались. И это было почти сутки назад, если Мегги правильно считала время. Ей дважды приносили еду; ей и пленнице из соседней камеры. Мегги съедала безвкусную кашу, женщина же предлагала затолкать её охранникам в задний проход, а затем слышался очередной скрежет и звук удара.       Мегги подумала о сестре и судорожно втянула воздух, стараясь не разрыдаться. Знала ли Марта, где сейчас её младшая сестрёнка и как ей плохо? Скорее всего, та ещё даже не вернулась в Рупи, но Мегги не могла отказать себе в удовольствии представлять, как сестра врывается в этот тусклый коридор и раскидывает охотников по сторонам. Представлять, как пистолеты взрываются в их руках. В своих мечтах Мегги наделяла сестру всеми допустимыми способностями и даже больше.       Она настолько погрузилась в свои воспоминания и мечты, что не сразу услышала шаркающие шаги и перешёптывания охранников. А когда начала напрягать слух, чтобы расслышать их, те уже перестали разговаривать.       Послышался звук поворачивающегося в замке ключа, и дверь соседней клетки открылась.       — Не приближайся! — гневный крик пленницы резанул по ушам, затем раздался звук удара и болезненный стон, от которого у Мегги свело живот. Они били ведьму. Сколько пройдёт времени, прежде чем начнут бить и её?       Лязг цепей, шарканье ног. Очередной удар.       — Бешеная, — раздался брезгливый голос охранника, который сторожил их. — Да откуда в ней столько силы-то? Она ведь уже третий день ничего не ест.       — Жри сам свою отраву, — прохрипела ведьма. — Предпочитаю быть голодной, но в своём уме.       Мегги вздрогнула. Они что-то подмешивали в еду. Теперь она понимала, почему ведьма отказывалась есть.       Ведьму выволокли из клетки, и Мегги увидела засаленные лохмотья чего-то, что когда-то могло быть красивой мантией или плащом. Сопротивляющуюся пленницу уволокли по коридору, а Мегги так и не увидела её лица. Возможно, никогда и не увидит. Мегги с ужасом подумала, что ведьму увели на казнь. На эту мысль её натолкнул охранник, который вошёл в клетку и, судя по звукам, принялся в ней убираться, напевая какую-то фальшивую мелодию.       Тогда-то Мегги и заснула, не в силах больше сражаться со своим измождённым телом. Она смирилась. Будет она спать или нет, всё равно ничего не может сделать. Она была вымотана до предела и нуждалась в передышке.       Мегги не знала, сколько прошло времени, прежде чем она проснулась. Бодрее она себя точно не почувствовала. Сейчас она казалась себя очень старой, просто вселенски старой. Такой же старой, как бабушка, а может ещё старее. Тронь — и песок посыплется.       Она нащупала в кармане своего джинсового комбинезона кристаллы соли и сжала их в руках. Те всё так же излучали тепло, которое она ощущала рядом с родителями. Мегги так и не смогла понять, почему её не стали осматривать.       Хотя, если подумать, даже если бы они и нашли в её карманах кристаллы соли, что изменилось бы? Она всё равно никак не могла ими воспользоваться. А если бы и воспользовалась, то единственное, что сделала бы, так это показала бы воспоминания родителей охранникам.       Конечно, будь Мегги персонажем детского мультика, охранники прониклись бы симпатией к её семье и помогли бы ей сбежать. Вот только подобное вряд ли случится — столько ненависти было в их взглядах.       Запёкшаяся кровь снова начала нагреваться, а Мегги истерично рассмеялась. Она ведь не о побеге думала, и тем не менее… Вскоре безумный смех перешёл в отчаянный вой. Мегги рыдала, захлёбываясь воздухом и слезами, пока не поняла, что её никто не окликает и не требует «заткнуться».       Тогда-то она и осознала, что что-то не так. Утерев слёзы подкладкой куртки, она поднялась на ноги и побрела к металлической решётке. Прорези у той оказались квадратными и достаточно большими: девочка могла свободно просунуть в них голову, но никак не тело.       Что она и сделала, высунувшись по самые плечи в коридор, чтобы рассмотреть его. Решётка соседней камеры всё ещё оставалась распахнута, а тянувшийся в обе стороны тусклый коридор — пуст.       Мегги нахмурилась, не зная, радоваться ей подобному пренебрежению к её персоне или же бояться. Она им не важна, как та пленница? Или они думают, что она не может… Мегги вовремя одёрнула себя, решив, что больше даже мысленно не будет произносить слово на букву «п» и все его синонимы. Хотя и понимала, что в какой-то момент точно провалится — свои мысли контролировать сложно, практически невозможно.       В этот момент на лестнице, по которой её сюда привели, послышались шаги. Несколько пар ног торопливо спускались, и каждый их шаг сопровождался глухим ударом. Мегги сначала испугалась и спряталась в камере, но потом, поддавшись любопытству, пристроилась на полу так, чтобы видеть лестницу. Ей оставалось только надеяться, что её не заметят, а если и заметят, то ничего не предпримут, продолжая относиться к ней, как к безобидному ребёнку.       На полу было прямо-таки фантастически «удобно», но зато вид открывался сказочный. Хотя сказка сомнительная, а персонажи препротивные. И эти самые персонажи тащили обратно кучу тряпья, которая была женщиной-пленницей-ведьмой. Она повисла на руках двух охранников и едва переставляла ноги, если переставляла их вовсе: Мегги отчётливо видела, как её голые грязные ступни бились о ступени, пока охранники волокли её. Опущенная голова и спутанные тёмные волосы по-прежнему не давали девочке разглядеть её лица.       Ведьма что-то невнятно бормотала, а охранники кривились и громко пыхтели, словно волоча за собой не женщину, а куль с навозом. Подобного пренебрежения Мегги не могла понять — для неё человек всегда оставался человеком. В её представлении магические способности, как соль или сахар, делали лучше, но не портили.       Хотя в отношении Вивьены правило не работало. Её сколько не сахари — лучше не станет, только хуже.       Мегги отмахнулась от мыслей о злобной ведьме и сосредоточила всё своё внимание на подруге по несчастью. Та вряд ли смогла бы ей чем-нибудь помочь: эта женщина сама нуждалась в помощи. Мегги заметила чистые повязки на её запястьях, выделявшиеся на фоне остальной грязи. Девочка не знала, были они раньше или нет, но эта маленькая деталь насторожила Мегги: в голове тут же появились сотни идей о том, что могли делать с ведьмой и почему та сейчас была так слаба и не сопротивлялась.       Голова женщины мотнулась в сторону, и Мегги в изумлении разинула рот. Теперь она видела лицо. Сломанный нос, рассечённая бровь, припухшие губы, заплывший глаз — всё это мешало сложить полную картину, однако Мегги её узнала.       «Кеторин, — подумала она, изучая лицо пленницы, — эта ведьма очень похожа на Кеторин».       Вот только женщина точно не была Кеторин и не была её сестрой-близнецом. Она выглядела старше, гораздо старше.       Их объединяло точно такое же семейное сходство, как и Марту с Мегги. По этому сходству люди, впервые встречавшие их, сразу же понимали, что они члены одной семьи. Лицо этой женщины было странной мешаниной из черт Кеторин и шрамов. Вроде очень похожий рот, но какой-то не такой: слишком широкий, словно растянутый. Вроде те же очерченные скулы, но лицу ведьмы они не придавали шарма, а скорее подчёркивали болезненную худобу. Синюшный кривой нос и вовсе не имел ничего общего с красивым вздёрнутым носиком Кеторин.       Мегги никак не могла отделаться от словосочетания «грустное подобие», которое пришло ей на ум при взгляде на женщину — настолько невзрачной она казалась. Хотя куда лучше её описывало другое слово — «жертва».       Ведьму втащили в её клетку, и вновь послышался лязг цепей. Охранники заперли женщину и, к удивлению Мегги, ушли. Наверное, подумали, что в таком состоянии никто из пленниц не представляет для них опасности.       Когда их шаги на лестнице стихли, Мегги услышала слабый голос:       — Девочка, ты спишь? — надсадный кашель превратил последнее слово в едва различимый набор звуков.       Мегги поднялась с пола и подошла к смежной стенке между их темницами, чтобы лучше слышать ведьму. Теперь женщина вызывала у Мегги куда больше интереса, чем раньше.       — Не сплю, — ответила она, и то были её первые слова, произнесённые за прошедшие сутки. Голос её звучал так же слабо, как и голос ведьмы.       — Как тебя зовут, девочка?       — Мегги… Мегги Рудбриг.       — А я — Клементина, — Мегги показалось, что в голосе женщины послышалась улыбка. — Я бы сказала, что рада нашему знакомству, если бы обстоятельства были иными, — Клементина вновь закашлялась. — Из какого ты ковена, Мегги?       Мегги села на холодный пол, подтянув куртку под попу, чтобы было чуточку помягче.       — Не из какого. Я не принадлежу ковену. Да я и не ведьма… вроде бы…       — Не ведьма? — удивлённо переспросила Клементина. — А они об этом знают?       Мегги кивнула и лишь потом ответила:       — Да.       — Да уж, — с нескрываемой злостью выдала ведьма, — связались с кровавыми, так теперь и обычных детей воруют. Интересно, как это они так ловко выворачивают наизнанку свои убеждения.       Женщина горько рассмеялась. Смех снова перешёл в кашель.       — Вы больны?       Клементина долго молчала, и Мегги уже начала думать, что та уснула или…       — Да. Тяжело больна, но сомневаюсь, что ты вкладываешь в это слово тот же смысл, что и я. Понимаешь, ведьмы не болеют в том смысле, в котором болеют все остальные люди.       — Но моя мама была ведьмой, и она болела, тяжело болела. Я как-то подслушала их с папой разговор: мама тогда говорила, что ей не сможет помочь ни один врач. Они не хотели, чтобы я знала…       — Значит, ты не так проста, — перебила её Клементина. — Твоя мать была ведьмой-одиночкой? Она использовала кровь, когда колдовала?       — Я не знаю, — робко ответила Мегги, удивившись властности и требовательности, прозвучавшей в голосе ведьмы. — О том, что мама — ведьма, я узнала недавно, когда на нас с сестрой напали. Марта тогда взмахом руки разбила арбалет. И я заставила её рассказать мне всё. Хоть Марта и говорит, что мама не ведьма, я ей не верю.       — Взмахом руки? — недоверчиво переспросила Клементина. — Ты уверена?       — Абсолютно! — громко воскликнула Мегги, уязвлённая тем, что её слова поставили под сомнение.       — Не кипятись, девочка, — одёрнула её ведьма. — Я просто уточняю. А в тебе магических способностей нет или они не пробудились ещё?       Мегги начинала «кипятиться». Она чувствовала себя человеком на допросе — не хватало только яркого света, направленного в лицо, и доброго полицейского, который допрашивал бы её вместе с Клементиной.       — Не уверена, — нехотя ответила Мегги.       — Не уверена в чём? — напирала женщина.       — Не уверена, что во мне их нет, — процедила сквозь стиснутые зубы Мегги.       Повисло молчание, долгое молчание. Однако по тому, как сопела и кряхтела Клементина, было понятно, что она не спит. Думает, скорее всего. Мегги привалилась затылком к бетонной стене и прикрыла глаза. Девочка тоже думала. Правильно ли она поступила, рассказав обо всём совершенно постороннему человеку, или нет, она не знала, но всё-таки нуждалась в ком-то взрослом — в том, кто подскажет и поможет если не действием, то хотя бы советом.       — Что ж… — хриплый голос вырвал Мегги из полудрёмы, в которую она начала соскальзывать. — Послушай меня, Мегги, когда Вивьена придёт сюда, хотя не факт, что это будет именно она, ты должна быть уверена в одном: в тебе нет магии, и никогда не было. И даже если ты что-то чувствуешь или думаешь, что можешь что-то сделать, не пытайся. Не здесь, — женщина вновь закашлялась. — Ты меня поняла?       — Да.       — Умница, — похвалила её Клементина, и в голосе той Мегги услышала сострадание и поддержку, отчего вновь захотелось разрыдаться. Она так хотела домой. — А сейчас я посплю. В этом месте сон — единственное, что ещё может скрасить будни.       Раздался лязг цепей, и Мегги поняла, что ведьма поудобнее устроилась на своём тюфяке.       — Как же я хочу, чтобы Марта пришла и забрала меня отсюда, — в сердцах воскликнула девочка, смаргивая набежавшие слёзы.       Ведьма рассмеялась. Горько, надломлено, и смех её перерос в кашель.       — Хорошо, когда есть человек, которому можно всучить роль доблестного героя в доспехах. Надеюсь, когда твоя сестрёнка придёт, ты и за меня попросишь. Моя-то скорее от облегчения выдохнет, чем пойдёт меня спасать.       — Вы о Кеторин? — произнесла Мегги прежде, чем успела подумать. — Не думаю, что она бросила бы вас в темнице.       Воздух буквально зазвенел от повисшей тишины. И Мегги начала гадать о том, насколько большую оплошность она совершила. Ведь Клементина вполне могла и не знать никакой Кеторин — мало ли в мире похожих людей. Она как-то читала теорию восьми двойников, мол, у каждого человека есть восемь людей, которые очень похожи на него внешне. Причём это не должно быть именно стопроцентное сходство — они могут даже быть разных национальностей, но при этом быть похожи.       Однако следующие слова Клементины разрушили все сомнения на корню.       — Девочка, кто ты такая, чёрт тебя дери? — цедя каждое слово, спросила пленница, и в голосе её было так много угрозы, что Мегги вздрогнула. — И откуда ты знаешь имя моей младшей сестры?       Мегги потупилась, прежде чем ответить:       — Я Мегги… Магдалина Рудбриг. А Кеторин… её можно назвать кем-то вроде подруги моей сестры.       Ещё немного тишины. А затем смех Клементины, похожий на карканье ворон, пронёсся эхом по коридорам.       — Подругой? Серьёзно? Сомнительная, конечно, честь — быть подружкой такого человека, как Кетти, — усмешка отчётливо слышалась в голосе женщины. — Если бы я верила в тесность мира, то спросила бы, не знакома ли ты случаем с кем-то из моих детей!       Казалось, женщину забавляло такое соседство.       — Джуди? — предположила Мегги, и смех тут же стих.       — Девочка, — проскрежетала Клементина, — если вдруг ты окажешься подсадной уткой, я нашпигую тебя яблоками и зажарю на вертеле. Всё поняла? Советую выбирать слова и подумать над моим следующим вопросом, прежде чем ответить. Где Джуди? Немедленно отвечай!       Послышался лязг цепей и заковыристые проклятья. Мегги отчего-то подумала, что, не разделяй их стены и решётки, ведьма набросилась бы на неё и, возможно, даже ударила бы. Для Мегги, которую никогда в жизни не били, сама мысль о том, что кто-то может поднять на неё руку, была пугающей.       — Где моя дочь? Если ты сейчас же не ответишь, я!..       — В Рупи, — не дав той договорить, перебила Мегги. От открытой угрозы, исходящей от слов Клементины, у неё по спине побежали мурашки. — Меня одну похитили. Они стреляли в мою бабушку. Джуди… она не должна была приходить заниматься со мной в тот день.       Глаза обожгло слезами, а в носу защипало. Мегги выпаливала всё на одном дыхании, мешая слова со всхлипами, пока в какой-то момент Клементина не остановила её, громко гаркнув и потребовав прекратить.       — Я тебя не совсем поняла. Поэтому, пожалуйста, намотай сопли на кулак и говори по-человечески. Своим воем ты привлечёшь сюда охранников и, поверь мне, нам не понравится, если они придут.       Мегги немалых сил стоило совладать с собой и рассказать всё как есть с самого начала. О папе и аварии, о Джоне и Марте, о Кеторин и Джуди. Слёзы так и катились из глаз, но она собрала их в кучку и затолкала в самые глубины своей души. Она будет плакать потом, когда окажется дома, и ей ничего не будет угрожать. Ведь Клементина не плакала, а ей было в разы хуже. Значит, и Мегги не будет плакать.       — Да уж, девочка, ну и задачку ты мне, конечно, удружила, — как-то отстранённо произнесла Клементина, словно разговаривая сама с собой.       После этого Клементина молчала довольно долго, и Мегги начала думать, что та уснула. Девочка поднялась на ноги и побрела к своему тюфяку. Заняться было практически нечем, а Мегги терпеть не могла бесцельное времяпрепровождение. Она всегда что-то делала. Читала, рисовала, лепила, смотрела документалки и мультики.       Так что нахождение в клетке, где единственным развлечением было ходить кругами или квадратами в зависимости от угла поворота или разговаривать с Клементиной, которую Мегги никак не могла причислить к доброжелательным и приятным людям, стало для девочки сущей пыткой.       Мегги рухнула на свой тюфяк, сжимая в руках кристаллы соли. Она решила хотя бы попытаться уснуть, надеясь скоротать время, которое от неё никак не зависело. И уже уплывала в сон, когда услышала тихие слова Клементины:       — Не называй им никаких имён. В этом месте никогда не знаешь, что может быть использовано против тебя.       Женщина зашлась в страшном сиплом кашле, а Мегги забылась тяжёлым сном без сновидений.