Ведьмы Алистера

      Шестерёнки в мозгу Кеторин работали с бешеной скоростью в попытках сложить картину происходящего.       От барьера, защищавшего дом Рудбригов, не осталось и следа — его будто развеяли по ветру. Вывод напрашивался неутешительный: охотники связались с кровавой ведьмой. Причём не обычной, так как рядовая ведьма не сумела бы быстро уничтожить барьер подобного уровня даже с кровью активатора. А в том, что действовали быстро, Кеторин нисколько не сомневалась, как и в том, что у ведьмы была кровь кого-то из Рудбригов в достаточном для разрушения защиты количестве, потому как на снятие подобного барьера без крови ушло бы несколько дней даже у сильнейших ведьм.       От мысли, что охотникам помогал кто-то из Старейшин города Кровавых Вод, Кеторин бросило в жар.       И зачем вообще понадобилось снимать барьер, если у похитителей была кровь для беспрепятственного проникновения? Возможно, подобные действия были скрытой угрозой и демонстрацией силы противников, вот только Кеторин чудились лишь расточительство и бахвальство.       «Глупое хвастовство, — подумала она, сжимая в руках руль. — Жаль, что к подобному склонны все Старейшины — как тут определить самую паршивую овцу в стаде, когда они все, мягко говоря, не очень?       И уж каким дураком или слепцом должен быть Алистер Рудбриг, чтобы не заметить, как вокруг его дома кругами ходят одна или несколько странных женщин, прикладывая руки к забору?       Вот только костерить отца девочек у Кеторин времени не было точно — ещё одна проблема в этот момент буквально дышала ей в затылок. Она обернулась через плечо и посмотрела на Марту, которая таким же неверящим взглядом изучала дом и разрушенный барьер.       «А ведь девчонка считала его неприступным, — с грустью подумала Кеторин. — Как самонадеянно с нашей стороны!»       Теперь Кеторин корила себя, что не додумалась установить на дом дополнительный барьер. А ведь она всегда считала, что умеет перестраховываться! Накинула же на Мегги покров на случай, если кто-то будет её искать. Даже вплела в него защиту, чтобы никто не смог разглядеть магические дарования девочки. На первый взгляд — умно. И тогда Кеторин действительно казалось, что она поступила правильно.       Вот только ошибка колола глаза: она не подумала, что девочку не нужно искать — её уже нашли. В глубине души Кеторин верила, что в большей степени избавилась от проблемы, отправив Малика на тот свет, но увы... Самонадеянно — ничего не скажешь. Как показала суровая жизнь, самонадеянность — худший из её пороков, всегда выходящий боком.       Свою вину Кеторин осознавала так же точно, как и то, что барьер перед ними больше не мог защитить жителей дома; его даже не получилось бы восстановить.       Женщина всё ждала, что вот сейчас Марта тоже это поймёт и начнёт упрекать ведьму, но девушка впала в апатию и за всю дорогу ни слова не проронила. Кеторин то и дело ловила в зеркале заднего вида лишь отражение растоптанной девочки, смотрящей в телефон.       «Надо было и Мегги забирать с собой», — запоздало пришла в голову Кеторин гениальная в своей простоте идея.       — Идите в дом, — обратилась она к Марте с Коулом. — Вам нужно отдохнуть.       Девушка медленно перевела взгляд на ведьму и удивлённо вскинула брови.       — Зачем? Нам нужно ехать к Джослин и…       — Я разберусь с этим сама, — перебила Кеторин. — А тебе нужно поговорить с отцом и навестить бабушку. И, наверное, поговорить с полицейскими — возможно, похитители попали на какие-нибудь камеры. Это значительно упростило бы нам работу. К тому же посмотри на Коула — он всё ещё похож на тухлый лист салата. Да и ты выглядишь не лучше.       Коул только хмыкнул, а Марта начала отчаянно протестовать, мол, надо действовать немедленно, но Кеторин умело свернула её препирательства, высадив их после довольно долгих словесных баталий. На самом деле она хотела сбагрить девушку хоть на время, чтобы самой составить план действий, а Марта — триггер для чувства вины — не лучший помощник в этом случае.       Кеторин петляла по заснеженным улочкам Рупи, ощущая на себе хмурый взгляд Роя. Племянник буквально сверлил её взглядом, очень похожим на отцовский, и это злило. Малышка Джуди хоть и была близняшкой Роя, но с отцом имела довольно отдалённое сходство и потому не так сильно влияла на Кеторин.       — Что? — всё-таки не выдержала и спросила ведьма, косо поглядывая на Роя и пытаясь уследить за дорогой. Она старалась не пускать недовольства в свой голос, что получалось не очень хорошо.       Но племянник молчал, продолжая буравить Кеторин своим взглядом.       — Рой, если ты хочешь что-то сказать, то говори. Я не понимаю языка взглядов, — едко ответила Кеторин. Она понимала, что временами ведёт себя, как полная сука, перенося свою агрессию с Люциана на его сына. Умом понимала, но где-то между умом и языком связь терялась, и она вываливала на мальчика тонны грязи.        — Если тебе хочется на что-то смотреть, смотри на дорогу. Рупи — довольно симпатичный городок.       Надувшись, Рой отвернулся и принялся изучать местность. Для Кеторин же такие утопающие в снегу поселения все на одно лицо. Женщина проехала мимо академии «Мария-Роза», чуть не врезавшись в огромный ярко-красный автодом, едва не задев его зеркалом. Машину припарковали так убого, что вся её задняя часть буквально занимала половину полосы. Кеторин тихо выругалась сквозь зубы. Было бы у неё время, она бы непременно вышла из машины и повздорила с нерадивым парковщиком — сейчас у неё было как раз такое настроение. Склочное. Такое, когда хочется пойти и кого-нибудь треснуть. Желательно посильней. Но скатываться до подобного в присутствии племянника Кеторин не собиралась.       Вырулив на узкую улочку и петляя между домами, она направилась прямиком к «Ведьминой Обители». Кеторин припарковалась на общественной парковке и, всучив Рою вещи, поспешила к своему дому-бару. Возле главного входа была навалена огромная куча снега — такая, что видна была лишь верхняя часть двери, — и Кеторин даже не стала пытаться пробраться через неё. Обогнув обитель, она поспешила к чёрному входу. Тут снега оказалось значительно меньше, хотя и дураку было бы понятно, что «Ведьмину обитель» не посещали и не покидали несколько дней.       Кеторин пришлось приложить немало усилий, чтобы сначала пробраться по снегу к двери, а потом ещё столько же, чтобы открыть её. И почему она не перевесила дверь, чтобы та открывалась во внутрь? Тогда проблем было бы значительно меньше.       Порядком взмокнув в зимней одежде, Кеторин наконец забралась в свою маленькую тёмную кладовку, невольно притащив с собой такое количество снега, что хватило бы на небольшого снеговика. Рой вместе с вещами последовал за ней, добавив снега на порог.       «Теперь сможем слепить ещё и подружку для снеговика, — усмехнулась про себя Кеторин, осматривая стремительно превращающийся в лужи снег, — или не сможем».       Она показала Рою, куда скинуть вещи и, найдя лопату, больше похожую на совок для детей великанов, протянула её Рою.       Парень непонимающе нахмурился, переводя взгляд с лопаты на Кеторин и обратно.       — Зачем?.. — начал было он, но Кеторин не дала ему договорить и мило улыбнулась.       — В моём доме никто не останется без дела. Так что, мой маленький волшебник, бери свою лопату и иди творить магию. Чёрный вход, главный вход, а ещё весь снег с дорожек. Раз уж твоя сестрёнка не смогла справиться с такой простой задачей, ты должен ей помочь.       — Я должен поговорить с Джуди, — покачал головой Рой.       — Поговоришь, когда закончишь чистить снег.       — Но…       — Никаких «но», Рой. Снег — твой лучший друг и товарищ на ближайший час. Или часы.       — Вы с мамой так похожи, что аж зубы сводит, — буркнул Рой, выхватив лопату.       Ноздри Кеторин раздулись от возмущения.       — Ещё раз услышу нечто подобное — отправлю в Шарпу пешим драпом без монетки в кармане. Ясно?       Рой нервно сглотнул и кивнул. На его щеках проступили красные пятна. Кеторин не стала гадать, от смущения они или от гнева. Плевать.       Развернувшись на каблуках, она вошла в главный зал «Ведьминой обители». В том, что за время её отсутствия в баре ни разу не убирались, Кеторин не сомневалась, но всё-таки с толикой надежды провела пальцем по ближайшему столу и брезгливо поморщилась, встретившись с пылью.       — Когда-нибудь кто-то непременно сравнит тебя с ведром гербицидов — и будет прав! — пожурила себя Кеторин.       В главном зале Джуди не оказалось, и Кеторин, начиная опасаться, отправилась на поиски племянницы в жилые помещения «Ведьминой обители». Минуя бар, она проскользнула в прятавшийся за ним коридор: узкий и тускло освещённый, с одной единственной дверью, ведущей на кухню, и лестницей, поднявшись по которой, можно было попасть в своеобразную квартиру Кеторин.       — Свет горит, значит, дома кто-то есть, — фальшиво пропела себе под нос Кеторин и принялась подниматься по лестнице.       Изначально в планах церкви никакой квартиры не было. На втором этаже располагались только кабинет пастора и несколько складских помещений, в которых хранилась всякая рухлядь. Но умелые рабочие и кувалды создали большое свободное пространство, которое Кеторин превратила в свою квартиру-студию. Небольшая, конечно, но для женщины, которая до недавних пор жила одна, студии было вполне достаточно.       Кеторин открыла тяжёлую дверь в конце лестницы и вошла в свою квартиру. Полы здесь, как и везде в «Ведьминой обители», остались со времён церковного прошлого — в общем, деревянные. А стены… Что ж, их можно описать выражением «взрыв на фабрике красок». Деревянные панели, которыми изначально были обшиты стены, Кеторин самолично зачистила и раскрасила в соответствии со своим тогдашним настроением. Что было на её душе в тот момент, она уже не помнила. Наверное, ей было очень паршиво, раз она решилась на подобный эксперимент — сейчас Кеторин ни за что не стала бы делать ничего подобного.       Возможно, потом, когда всё это закончится, она сделает ремонт и превратит свою маленькую студию в нечто менее кричащее и более подходящее женщине её возраста. Кеторин мысленно содрогнулась, припомнив несчастную дату, и постаралась её поскорее забыть. Приятно, когда снаружи ты выглядишь хорошо, в то время как внутри уже давно песок пересыпается.       Джуди она нашла сразу же. Сложно было её не найти, когда в комнате не было ни одного места, где можно было бы спрятаться: под кровать не залезешь, в шкафу тесно от одежды Кеторин — не протолкнуться. Так что Джуди заняла единственную оставшуюся позицию, притаившись за спинкой дивана.       — Выходи, — приказала Кеторин, буравя взглядом макушку племянницы, которая торчала над невысокой грядушкой. — Это всего лишь я.       Джуди вскочила на ноги. Лицо у неё было бледное, осунувшееся. А глаза, как у оленя: такие же большие и перепуганные. Сейчас она была куда больше похожа на маленького ребёнка, чем обычно. И Кеторин даже порадовалась, что взяла Роя с собой. Теперь нужно решить, как отправить их обоих в Шарпу и не нарваться на вековую обиду.       — Я услышала шорохи внизу и испугалась, — выдохнула Джуди и, перебравшись через спинку, села на диван.       — И не нашла ничего лучше, чем спрятаться за диваном, — хмыкнула Кеторин и прошла вглубь комнаты, направляясь в ванную. Ей очень хотелось искупаться после долгой дороги и, возможно, вздремнуть пару часов, а потом уже со свежей головой взяться за поиски Мегги.       — У меня не было времени, — надулась Джуди.       Кеторин устало вздохнула. И в кого её племянники такие глупые? Вот вроде бы Люциан всегда был умным и даже хитрым, да и Клем… Кеторин отмахнулась от сестры, как от злобной гадюки, и, повернувшись к Джуди, принялась разъяснять той простые истины:       — У тебя было предостаточно времени на то, чтобы активировать на двери защитный барьер. А пока охотники бились бы в неё, ты могла бы забаррикадировать окна и закрыться в этой комнате на ближайшее десятилетие, — подумав о том, что охотники вполне могли бы поджечь обитель, Кеторин исправилась, — или выбраться через них. Вокруг церкви столько снега, что ты не разбилась бы, спрыгнув со второго этажа. Но нет — ты спряталась за диваном. Мои овации, Джуди! Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я всё время говорю, что тебе лучше вернуться домой?       Джуди поджала губы и надулась пуще прежнего. На её глаза навернулись слёзы.       Кеторин щёлкнула языком и, распахнув двери шкафа, принялась искать, во что переодеться.       — Не пытайся меня разжалобить. Я не Люциан и на твои слёзы не куплюсь. Ты — будущая глава ковена. Научись думать головой до того, как тебе её отрежут, — Кеторин достала вещи и захлопнула дверцу шкафа. — Кстати, где ты была, когда девочку похитили? Разве я не просила за ней присматривать?       Джуди потупила взгляд, не торопясь отвечать. Она скрестила руки на груди, словно готовясь защищаться или обороняться.       — Джуди, я жду ответа, — спокойно произнесла Кеторин, привалившись плечом к дверце шкафа. — Ты проглотила язык? Или разучилась разговаривать с людьми, как Рой?       — Рой умеет разговаривать! — тут же вспылила девушка и обожгла Кеторин злым взглядом.       — Как и ты, поэтому отвечай.       — На свидании! — скорее выплюнула, чем произнесла Джуди.       Глаза Кеторин округлились.       — Серьёзно?       Джуди кивнула.       — Что ж… теперь я понимаю, почему Брунгильда хотела тебя высечь, и даже поддерживаю её. Давно мы с ней во взглядах не сходились.       — Брунгильда — злобная тиранша! — воскликнула Джуди, вскочив на ноги.       — Отчасти ты права, её методы довольно радикальны, но не тебе её осуждать. Переживёшь хотя бы половину из того, что выпало на её долю, и тогда я посмотрю, что ты скажешь, — хмыкнула Кеторин. — А пока что ты ведёшь себя, как глупая девчонка, которая наплевала на поставленную задачу из-за какого-то мало-мальски симпатичного парня. Ты хочешь, чтобы с твоим мнением считались. Хочешь, чтобы тебе доверяли и к тебе прислушивались! Вот только как доверить тебе целый ковен, когда ты не смогла защитить одну маленькую девочку?!       Под конец Кеторин чуть ли не кричала, а Джуди сжалась и снова села на диван. Женщина буквально хлестала девочку словами не хуже, чем розгами. И в каждом её слове была правда. Вот только эта правда относилась и к Кеторин. Ведь это она доверилась племяннице и не уберегла маленькую ведьмочку. А ещё женщина поймала себя на мысли, что практически слово в слово цитирует Брунгильду, а ведь именно та однажды уговорила её поступиться собственной гордостью ради великих целей.       На душе стало совсем погано.       — Я в душ, — буркнула Кеторин и скрылась в ванной, громко хлопнув дверью.       Из-за стены до неё донеслись громкие рыдания племянницы.       — Молодец, — зло похвалила себя Кеторин, крутанув вентиль горячей воды, — довела подростка. Что дальше? Пойдёшь пугать грудничков? Вот поэтому тебя и не благословили детьми — потому что ты злобная химера, которая не вырастит ребёнка, а лишь поломает ему всю психику!

***

      Коул последовал за Мартой в дом. Он был даже рад оказаться за пределами машины: всю дорогу Кеторин гнала, как умалишённая. Малость ослабевший Коул и его бунтующий желудок не оценили подобных гонок и каждый раз, когда женщина шла на обгон, он начинал молиться — чаще про себя, но иногда даже шёпотом. Так что теперь, ощущая твёрдую почву под ногами, Коул чувствовал себя даже более живым, чем раньше. Его всё ещё немного шатало, но в целом чувствовал он себя неплохо для человека, отходящего от тяжёлой болезни.       Марта шла впереди и тяжело пыхтела, как закипающий чайник, нервно теребя молнию на куртке. Стоило им войти в дом, как она сорвала с себя верхнюю одежду и бросила ту на пол.       Ей явно не нравилось, что Кеторин отправила её домой, и девушка выплёскивала своё недовольство незначительной и бессмысленной агрессией по отношению к предметам: хлопнула дверью, запулила обувь в сторону кухни. Коулу даже начало казаться, что, будь у неё под рукой что-нибудь тяжёлое — скажем, бита, — и она пошла бы громить собственный дом.       И причиной была никто иная как Кеторин. Та ведь её даже слушать не стала. Коулу со стороны и вовсе показалось, что эти двое похожи на мать и дочь. То, как Кеторин отмахнулась от Марты и её чувств, напомнило ему, как в детстве от него точно так же отмахивались родители, когда он вёл себя чересчур эмоционально и необоснованно. Сейчас-то он понимал, что и правда тогда вёл себя, как человек, которому самое место в лечебнице для душевнобольных, но тогда ему казалось, что родители не считаются с ним и это им давно пора в лечебницу. Вот и Марта, похоже, считала, что Кеторин смахнула её с доски, как ненужную фигуру.       Вот только наблюдать со стороны за тем, как Марта бесится, было нисколько не забавно. Скорее страшно. Ведь Марте, чтобы выместить на ком-то свою злость, не нужна бита — у неё есть магия. Если девушка не совладает с собой и своими чувствами… Коул боялся даже представить последствия.       Продолжая пыхтеть, как паровоз, и то и дело сжимая и разжимая кулаки, обтянутые кожаными перчатками, Марта прошла в гостиную и плюхнулась на диван, недовольно сложив руки на груди. Коул, ведомый браслетом, последовал за ней. В гостиной никто не прибрался, и Коул прекрасно увидел огромное кровавое пятно на светлом ковре, разбросанные по полу подушки и плед, дырку от пули на каминной кладке. Гостиная выглядела так, словно по ней прошёлся маленький ураган.       Марта всё это тоже видела. Девушка переводила взгляд с ковра на сколотую кирпичную кладку — туда и обратно, — и с каждым кругом недовольство медленно сползало с её лица, сменяясь ужасом. Она стала белее мела и, в сочетании с короткими светлыми волосами, казалась призраком.       Коул занял кресло напротив и спокойно произнёс:       — Послушай. Я думаю, тебе стоит успокоиться. Не стоит ничего предпринимать сгоряча. Можешь представить, как мне это не нравится, но сейчас я полностью согласен с Кеторин.       — Успокоиться? — Марта оторвала взгляд от засохшей на ковре крови и посмотрела на Коула. — Я абсолютно спокойна.       Голос Марты казался холодным и каким-то неживым. Да и нервно дёргающийся уголок глаза не был признаком спокойствия. Коулу были знакомы и этот пустой взгляд, и этот мёртвый голос — он чувствовал себя так же после смерти Ады. И ещё он знал, что за апатией, смешанной с ужасом, когда ещё толком не понимаешь, что и как произошло, последует гнев. Гнев и необдуманные поступки.       — Охотники не убивают детей, — попытался успокоить её Коул, и в награду за свою попытку получил гневный испепеляющий взгляд. Будь у неё сейчас под рукой нечто посущественнее подушки, она непременно запулила бы ему в голову, а так лишь сжала край той в кулаке.       — С чего ты решил, что это должно меня успокоить? Не убивают детей? Серьёзно? Те люди, которые требовали от тебя голову ведьмы, как членский взнос?! Те, кто ранили пожилую женщину?! Они стреляли в неё! — Марта махнула рукой в сторону кровавого пятна, переходя на крик. — Те, кто подсунули тебя яд, внушая, что это ради благой цели?!       Марта вскочила на ноги. Она тяжело дышала и буравила Коула взглядом. Её зелёные глаза буквально светились изнутри праведным гневом. Гневом, который Коул полностью понимал.       — Сядь, пожалуйста, — спокойно попросил Коул, краем сознания ловя себя на том, что копирует манеру, в которой с ним разговаривал учитель, когда Коул был не в себе от горя и гнева.       Марта нахмурилась.       — Не строй из себя праведника. Это ты виноват!       В её словах отчасти была правда. Конечно, на пороге Рудбригов мог появиться и любой другой охотник. Да и не он похитил девочку. Вот только в Шарпу Марта отправилась именно из-за Коула. А не будь его — была бы здесь в момент нападения. И ей хватило бы сил на то, чтобы защитить свою сестру. В этом парень не сомневался.       — Ты же знаешь, куда её могли отвезти? — не вопрос, скорее утверждение.       Коул устало покачал головой.       — У охотников много баз. Я не посвящённый, Марта, я не знаю их все. А те, в которых мы бывали с учителем, можно по пальцам одной руки пересчитать…       Марта рассмеялась надорванным истеричным смехом, швырнув подушку на пол. В уголках её глаз блеснули слёзы.       — Я согласилась связать с тобой свою жизнь, чтобы ты не умер, — она шмыгнула носом. — А ты отказываешься мне помочь найти пропавшую сестру. Я много прошу?! Жизнь маленькой девочки для тебя ничего не значит?! Коул, чёрт возьми, она относилась к тебе по-доброму, когда я тебя презирала!       — Марта, я же объясняю…       — Катись ко всем чертям, Коул Томсон! — крикнула она и, расстегнув браслет на своём запястье, запулила им в Коула. Движения были резкими, дёргаными. Она даже не заметила, как порвала перчатку.       — Марта! Да послушай же ты! — Коул тоже вскочил на ноги.       — Уходи! — прошипела она сквозь зубы.       — О! Ты приказываешь мне уйти? — спросил он, скрестив руки на груди, потихоньку тоже начиная закипать. — Что ещё пожелаешь, моя госпожа?       Марта утёрла рукой в порванной перчатке слёзы с щёк и зло улыбнулась. От такой улыбки Коулу стало не по себе.       — Я не приказываю. Мне плевать на тебя, — она взмахнула рукой, и Коул увидел маленькое чёрное пятнышко, проступившее на открывшейся коже запястья. Похожая темнота разлилась и на её шее, рваными краями заползая на лицо. — Можешь идти, куда хочешь. Возвращаться к своим охотникам и таскай им головы ведьм, словно собака косточку! Только передай им, что я стану их ночным кошмаром. Найду их и не оставлю ни камня на камне от их грязных баз!       Девушка развернулась и вылетела из гостиной. Она взбежала вверх по лестнице, и Коул по привычке последовал за ней, ещё не осознав, что браслет их больше не связывает. Подъём по лестнице дался ему тяжело; внутри у него всё словно шумело. Когда он достиг верхних ступеней, Марта уже была у подножья лестницы, ведущей на чердак. Борясь с дурнотой, Коул поспешил за ней.       — Марта, да подожди же ты! Давай поговорим по-человечески! Ты ведёшь себя неразумно!       Но Марта наградила парня ещё одним испепеляющим взглядом и захлопнула дверь перед его носом. Коул попытался до неё достучаться, но Марта включила воду и продолжила его игнорировать.       — Ну и дура! — в конце концов крикнул он и пошёл вниз.       Уходить он никуда не собирался. Не после того, как на него вылили ушат грязи и даже не дали оправдаться. Коул спустился вниз и принялся ходить вдоль книжных полок в гостиной, хотя книжными их можно было назвать лишь отчасти: помимо книг на них пылились альбомы, диски и кассеты в бумажных коробочках, фотографии в рамках и всякие сувенирные мелочи.       Мысленно обдумывая речь, которой он поставит Марту на место, Коул рассеянно изучал содержимое полок. Фотографий оказалось много. Невысокая светловолосая женщина в цветастом платье до колен и соломенной шляпке, смотрящая в объектив, трогательно улыбаясь, была никем иным, как Террой Грабс, матерью Марты. Отринув своё предвзятое мнение, Коулу пришлось признать, что она производила тёплое впечатление. Удивительно даже, как женщина с такой доброй улыбкой могла воспитать такую вредную колючку, как Марта.       На следующем снимке, попавшемся Коулу на глаза, была запечатлена уже Марта. Он узнал её по вечно недовольному выражению лица. Этот взгляд смотрелся довольно комично на пухленьком личике маленькой девочки, да и пышное розовое платье казалось неуместным. Были там и фотографии Мегги, сделанные в разные временные промежутки. И даже Алистер Рудбриг, суровый и немного безэмоциональный; на всех фотографиях он походил больше на статую, чем на человека.       Фотографии маленькой леди всколыхнули в Коуле чувство вины, напрочь разрушив весь уничтожительный монолог, который он успел составить для Марты. Он взял в руки фотографию, сделанную относительно недавно. Пышная коса-корона, уложенная вокруг головы, открытый серьёзный взгляд и такая же добрая, как у её матери, улыбка.       Маленькая леди не заслуживала ничего из того, что могло бы с ней произойти в плену у охотников. И Коул никак не мог понять, с какой целью её похитили.       Входная дверь хлопнула, и Коул поспешил проверить, кто пришёл. В не зашторенное окошко на входной двери Коул увидел, как Марта садится в жёлтое такси и уезжает, даже не обернувшись.       Коул громко и смачно выругался: за своими сожалениями и планами он упустил возможность вразумить взбаламутившуюся ведьму, и ему оставалось только гадать, куда она отправилась и вернётся ли.       Без малейшего зазрения совести он пошёл на кухню и совершил набег на холодильник, мысленно высказывая Марте всё, что о ней думает. В выражениях он не стеснялся, как и не стеснялся поедать копчёные колбаски и запивать их горячим чаем. Коул даже думал о том, чтобы осквернить их кухню ещё больше, сварив супчик, но, не найдя в холодильнике ничего, кроме яиц, молока и колбасы, вернулся в гостиную с чашечкой чая.       Заняться Коулу было нечем, поэтому, выбрав на полке диск, подписанный от руки как «Третье Рождество», он включил видеопроигрыватель и вместе с чаем и пультом вальяжно развалился на диване.       «Третье Рождество» оказалось ничем иным, как семейной хроникой. Он понял это по чёрному экрану и женскому голосу, доносившемуся через динамики.       — Я не понимаю! Показывает, что съёмка идёт, но экранчик тёмный…       Раздался смех, всколыхнувший детские воспоминания Коула и заставивший его подавиться чаем.       — Да уж, Терра, ты совсем далека от техники. Снимите крышечку с объектива, госпожа ведьма.       Послышалось шуршание и мелодичный напев «так-так-так-ага-сюда-вот-и-получилось». В кадре появился деревянный пол.       — Терра, у тебя потрясающий голос. Скажи, ты его заманивала в свою постель, как сирена? Ой, да не смотри ты на меня так — взглядом дырку просверлишь! Марта, твоя мать когда-нибудь меня проклянёт!       Детский заливистый смех — и вот картинка резко меняется. Коул во все глаза уставился на брата, появившегося на экране. Чарли задорно улыбался в камеру и щекотал светловолосую малышку в зелёном костюмчике эльфа. Та крутилась у него на руках и смеялась.       — Осторожнее, ты её уронишь! — воскликнула Терра из-за кадра.       Чарли тут же прекратил щекотать Марту и взял малышку устойчивее, перехватив обеими руками и прижав спиной к груди.       — Ни за что на свете! — серьёзно произнёс он, а затем вновь рассмеялся.       — Чарли, ты невыносим! — воскликнула женщина. Камера в её руках дрожала, и картинка постоянно плыла.       Марта тоже перестала смеяться и серьёзно посмотрела в камеру — точнее, на мать за камерой, — а потом перевела взгляд на Чарли. Ей пришлось сильно запрокинуть голову, чтобы заглянуть в лицо державшего её мужчины, и зелёный колпак слетел с её головы.       — Чарли вы-но-сим? Куда вы-но-сим? Зачем?       Нахмуренные брови делали выражение лица девочки даже комичным, но это Коул заметил лишь краем сознания. Всё его внимание сосредоточилось на Чарли. Коул помнил брата взрослым и статным — ещё бы! — ведь, когда Коул с Адой родились, брат уже давно вырос, — но с экрана на него смотрел молодой мужчина, чем-то отдалённо похожий на самого Коула. Весёлый и счастливый парень, который действительно был другом этой семьи.       Коула прошиб озноб.       — Никуда-никуда, я всегда буду здесь ради тебя, моя принцесса, — ответил девочке Чарли и вновь принялся щекотать Марту, и та снова рассмеялась.       — Сомневаюсь, что Сьюз это одобрит, — хмыкнула Терра и положила камеру на стол. Лицо Чарли пропало из кадра, и теперь там появились крохотные подрагивающую ножки Марты в полосатых рождественских носках и живот брата.       — Думаю, однажды она смирится и перестанет дуться. Тем более что повод глупый. Да она и сама понимает, что нелепо обижаться на подружку невесты, которая необдуманно решила родить раньше срока, — в голосе Чарли слышалась такая знакомая Коулу усмешка.       — Мне жаль… — с тоской в голосе произнесла Терра.       — Не забивай себе голову, ведьмочка. Если бы я накручивал себя каждый раз, когда Сьюзи ведёт себя не совсем адекватно, то мы никогда бы не поженились.       — И где она проводит Рождество?       — С моими родителями. Рассказывает им, какой у них неблагодарный сын…       — Это неправильно! — возмутилась девушка. — Ты же сказал, что она отпустила тебя.       — Ну да, сказала «скатертью дорожка, любимый! К твоему возвращению я поменяю замки!» — такая умница! А то их давно уже нужно было поменять. Она прошлым летом поругалась с соседкой, и та набила спичек в нашу замочную скважину. Замок, конечно, почистили, но он постоянно заедает.       — Я думаю, она имела в виду не это…       — Не переживай, Терра, я знаю, что творится в голове моей жены. Кстати, что с камерой? Она работает?       Чарли нагнулся и вновь появился в кадре вместе с маленькой Мартой. Коулу было немного странно смотреть на такую Марту: словно видишь другого человека. Чарли взял камеру в руки, последовала смазанная карусель, и на экране предстала Терра Грабс, очень похожая на Марту, если ту хорошенько откормить. Она была маленькая и округлая, совершенно не похожая на снимок на книжной полке. Эта Терра с грустью смотрела на брата Коула.       — Чарли, может, тебе стоит вернуться и встретить Рождество со Сьюз? Я думаю, тогда вы помиритесь и…       — Поверь мне на слово, если я приеду, то только испорчу праздник нам обоим. Мы поругаемся ещё больше, а поутру вместо рождественского подарка я найду свои любимые туфли, залитые мёдом, — Чарли рассмеялся, наверное, от того, насколько кислым в этот момент стало выражение лица Терры.       — Почему я не удивлена? — спросила Терра и сокрушённо покачала головой.       — Потому что это Сьюзи, и мы все знаем, какие методы она использует.       Камера в руках Чарли задрожала, и он воскликнул:       — Не трогай её, Марта! Пошли лучше снимем, как твой папа украшает ёлку.       — Папа! — восторженно и очень громко крикнула Марта, и Коул посочувствовал ушным перепонкам брата.       А дальше Чарли поставил камеру на паузу, потому что уже в следующем кадре молодой Алистер Рудбриг сидел на полу возле огромной ёлки и раскручивал длинную гирлянду, а маленькая Марта ходила вокруг него кругами, то и дело плюхаясь на пухлую попку, которая явно перевешивала её. Коул отстранённо отметил, что всё происходило на том же самом ковре, который сейчас, словно укор ему, был заляпан засохшей кровью.       — Скажи-ка, Али, мой добрый друг, по каким критериям ты будешь выбирать мужа для своей дочери? — полный смеха голос Чарли донёсся из-за кадра.       — Прекрати вести себя, как дурак, — ответил Алистер, не отрываясь от своего занятия. В это время Марта взяла ёлочную игрушку — Коулу показалось, оленёнка — и повесила на нижнюю ветку — ту, до которой могла дотянуться.       — Дурак? Дурак?! О, дружище, ты ранишь меня в самое сердце… Терра, ты его слышала? Наш праведник произнёс самое близкое к матерной брани слово. Терра, ты плохо на него влияешь! — заливался Чарли, и Коул даже мог представить, каким было выражение лица брата в тот момент. — О, Алистер, тебе нужно помыть язык с мылом!       Алистер обжёг друга гневным взглядом, продолжая раскручивать неподдающуюся гирлянду.       — Знаешь, что?       — Что? — Коул вспомнил, как брат умел вскидывать лишь одну правую бровь, и это придавало его лицу игриво-выжидающее выражение, словно он уже обдумывал свой следующий комментарий в абсолютной уверенности от его остроумности.       — Я решил, что отдам её любому, кто не будет тобой и не будет иметь к тебе никакого отношения, — Коулу показалось, что, несмотря на серьёзное выражение лица Алистера, в глазах его мелькнули смешинки.       — О нет! — театрально воскликнул Чарли, и камера в его руках задрожала. — Что же мне делать? Как я скажу Сьюзи, что ей придётся искать для нашего сына новую невесту? Она же меня со свету сживёт.       — У Чарли есть сын? — спросила Марта, которая уже успела повесить на ёлку с десяток игрушек — все на одну ветку. — У меня есть братик?       — Нет, Тучка, — ответил Алистер и потрепал дочку по волосам. — У Чарли нет детей.       — Но когда-нибудь будут, — запротестовал Чарли. — Марта, ты же выйдешь замуж за моего сына?       Девочка хмуро посмотрела в камеру и серьёзно ответила:       — Нет.       — Ну что за семейка? — воскликнул Чарли и перевёл камеру на себя. Лицо его оказалось слишком близко и появилось на экране телевизора не полностью. Чарли погрозил пальцем. — Марта, записываю это послание для взрослой тебя. Ты жестокая женщина! Как ты могла разбить сердце моему нерождённому сыну. Одумайся, женщина! Ты упускаешь лучшую партию!       Глаза Коула защипало, а в носу защекотало. Он нажал на паузу. Смотреть дальше было выше его сил. Дышать стало тяжело. Казалось, воздух застревает в лёгких, а сердце тяжёлым камнем бьётся о рёбра изнутри, готовясь проломить их.       «Чарли».       Коул помнил «Весельчака Чарли». Он помнил старшего брата, которого любил, но который был далёк от него. Он помнил даже Сьюзи — женщину, которая ему никогда не нравилась, но женщину, которую его брат любил, несмотря ни на что.       А вот того Чарли, который был другом Алистера Рудбрига, Коул не знал. Как не знал и Чарли, мечтающего о сыне.       Но именно этот Чарли сейчас с укором смотрел с экрана телевизора. Коул посмотрел на фотографии Марты на полках, девочка с которых не вышла ни за кого замуж и не одумалась, потому что менять своё мнение было попросту не о чем. Никакого мальчика, сына Чарли Томсона, не существовало. Потому что Коул знал: пройдёт ещё каких-то пару лет, и Сьюзи, которая могла бы родить этого мальчика, как и Чарли, без которого зачатие было бы невозможно, — не станет.       Во взгляде, с которым Чарли смотрел с экрана, Коулу виделся укор, вот только бывшему охотнику чудилось, что укор был направлен на него, а не на Марту. Ему даже казалось, что он слышит слова брата: «О, Коул! Братец, ну как так можно? Ты разбиваешь мне сердце! Одумайся, пока не поздно!»       Входная дверь хлопнула, и Коул вскочил на ноги, а затем пошёл в коридор, несмотря на накатившую тошноту. Он поговорит с Мартой и вразумит её. Подберёт правильные слова…       Вот только в коридоре его ждала не Марта.       Алистер Рудбриг сидел на мягкой скамейке у входа и невидящим взглядом смотрел перед собой, закинув ногу на ногу, так и застыв с не до конца расшнурованным ботинком. И это был не тот мужчина, за которым Коул следил месяц назад — уже не молодой, но сильный и уверенный в себе и в завтрашнем дне. И уж тем более не тот серьёзный парень со смешинкой во взгляде, которого он узнал недавно.       Алистер Рудбриг, которого сейчас видел Коул, был смертельно больным стариком, который утратил надежду на выздоровление. И Коулу казалось, что эту надежду у него украл он, своими собственными руками.       — Мистер Рудбриг, — тихо позвал он, и Алистер вздрогнул.       Он перевёл взгляд со стены на Коула и вымученно улыбнулся.       — Так и думал, что ты здесь.       — Почему?       — Марта написала, — пожал плечами Алистер и наконец расшнуровал ботинок до конца. — Она, конечно, тебя не упомянула, но я давно уже научился из коротких сообщений по типу «у бабушки» выжимать максимум информации.       — Как вы? — неуверенно спросил Коул, осознавая, каким будет ответ.       — Паршиво. Никогда не думал, что мне придётся пройти через подобное снова. Коул, не хочешь выпить? Выглядишь ты тоже не очень хорошо.       Коул кивнул. Его уже давно посещали мысли о том, чтобы напиться вдрызг. Однако он сомневался, что его представление о «выпить» и представление Алистера Рудбрига сходились хоть немного. Его сомнения подтвердились в тот момент, когда мистер Рудбриг достал бутылку игристого вина из шкафчика на кухне.       На немой полный удивления вопрос Коула Алистер лишь пожал плечами:       — Обычно я не пью. Да и вкус алкоголя не особо люблю. Что до этой бутылки — её я купил на Рождество, чисто символически. Марта тоже не часто пьёт. Если бы всё было, как обычно, то вино выпила бы мама. Но сомневаюсь, что в ближайшее время ей светит хоть что-то кроме питательных капельниц и света с того света, — Алистер словно пытался поддержать себя чёрным юмором и нелепым, но жизненным каламбуром.       У Коула чуть не сорвался с языка вопрос о состоянии мисс Рудбриг, но он вовремя одёрнул себя — пятно крови в гостиной было довольно красноречивым.       — Я как-то больше по пиву, — попытался выкрутиться парень, но, только произнеся слова вслух, понял, насколько неправильными они были.       «Молодец, Коул, — мысленно похвалил себя он. — Утешать, так под похоронный марш. Тактичность — твоё всё!»       — Тогда оставим алкоголь до лучших времён, — ответил мистер Рудбриг и убрал бутылку в шкаф.       Коул почувствовал себя максимально некомфортно. Хотелось либо ударить кулаком по столу, либо удариться лбом об этот же стол. Либо и то, и то.       — Может, чаю? — с сомнением в голосе произнёс охотник, боясь ляпнуть чего похуже. — Или кофе?       — Почему бы и нет. Только сомневаюсь, что у меня есть молоко…       — Я не пью кофе с молоком, — тут же вступился Коул, благодарный своим вкусовым предпочтениям. Хотя помнил, что молоко-то как раз было, но говорить о том, что он уже обследовал их холодильник, парень не собирался. — Да и я не привередливый.       — Понятно, — ответил мистер Рудбриг и, найдя турку, поставил её на плиту.       Повисла долгая тишина, во время которой Коул искал нужные слова. Ему хотелось поговорить о Чарли. Ему хотелось узнать о Марте. Ему хотелось понять, каким в действительности был Алистер Рудбриг. В его голове роились сотни вопросов, но он всё никак не мог подобрать нужные слова.       А мистер Рудбриг, казалось, и вовсе не замечал сложившейся гнетущей тишины. Он занимался своими делами — монотонно мыл чашки, помешивал кофе в турке, разливал его, даже нашёл не начатую коробку конфет — и всё это, не обращая никакого внимания на Коула. Если у Алистера и были вопросы, он не испытывал нужды их задавать.       Мужчина поставил перед Коулом исходящую паром чашку, и бывший охотник испытал до странности знакомое чувство дежавю. Месяц назад они так же сидели на этой кухне, правда, пили они тогда чай, а не кофе, да и Коул расспрашивал мистера Рудбрига о его семье, при этом, как ему тогда казалось, умудряясь искусно врать. Как нелепо, он ведь в тот момент буквально искрился самодовольством: обвёл вокруг пальца отца ведьмы, врал как дышал! Оказалось, врал он посредственно, раз мистер Рудбриг с такой лёгкостью его раскусил, да ещё и пленил.       — Тебя вылечили? — нарушая затянувшееся молчание, спросил Алистер.       — Что-то вроде того, — уклончиво ответил Коул, сомневаясь, что стоит рассказывать отцу Марты, что парень, сидящий напротив него, недавно заделался каннибалом.       Да, именно этим словом Коул охарактеризовал связь, возникшую между ним и Мартой. Он питался ей. Её магией, если быть точным. Ещё сидя в машине по пути в Рупи, он впервые ощутил, как от Марты к нему переходит поток энергии. Тогда он прикоснулся к её коже чисто случайно, потянувшись к бутылке с водой. Как назло, Марта сделала то же самое, так ещё и перчатки сняла. Руки у неё были все в шрамах — где кругами, а где и полукружиями. Вместе они создавали удивительный рисунок — именно к одному из таких шрамов он и прикоснулся.       Блаженство, чистое и глубокое, словно пьёшь нечто одновременно сладкое и терпкое, нечто, от чего сразу же срывает крышу. Об этом-то его и предупреждала госпожа Ева, не забыв упомянуть, что во время соития Коул будет перекачивать в себя эту силу в большем объёме.       При одном лишь воспоминании о сексуальном просвещении и методах контрацепции, полученном от женщины, которая ему не то что в бабушки годится, а в пра-пра-прабабушки, Коула проняла дрожь, и он постарался отмахнуться от этих воспоминаний и переключиться на что-то ещё.       — Вы сказали «вновь», — произнёс Коул, перед глазами которого всё ещё стояла госпожа Ева, объясняющая, к каким точкам прикасаться можно, не опасаясь перекачать слишком много силы, а к каким не стоит и вовсе.       — О чём ты?       — Ну, там, в коридоре, вы сказали: «Не думал, что придётся пройти через подобное вновь» или что-то в этом духе.       По тому, как мистер Рудбриг побледнел, Коул понял, что неосознанно зашёл за черту, которую пересекать не стоило.       — Забейте. Я спросил глупость.       Мистер Рудбриг судорожно вздохнул.       — Марте было примерно четыре года, когда её похитили. И то были худшие три дня в моей жизни. Точнее, так я думал когда-то. Теперь-то я знаю, что худшее меня ждёт впереди.       Коул непонимающе моргнул. Раз. Затем ещё раз. Госпожу Еву в мыслях как ветром сдуло.       — Марту похищали?! Она не говорила об этом! — воскликнул Коул, и лишь потом его накрыло осознание, что Марта не обязана была ничего ему рассказывать.       — Она не помнит. Терра… — Алистер поморщился словно от боли, произнеся имя жены. — Она забрала воспоминания Марты. Понимаешь, сложно расти психически здоровым человеком, пройдя через то, что пришлось пережить моей дочери.       — Похищение? — как дурак переспросил Коул.       — Убийство, — поправил Алистер и горько улыбнулся. — Ты, наверное, пытаешься её осудить, но прими к сведению, что сделала она это из-за Чарли.       — Ничего не понимаю, — произнёс Коул. От шока у него буквально глаза на лоб полезли.       — Это довольно долгая история…       — Сомневаюсь, что мы куда-то спешим.       — И то верно, — неохотно кивнул мистер Рудбриг. — Не знаю, в курсе ты или нет, но лет тридцать назад в Рупи объявился маньяк. В местных газетах его называли Потрошителем Рыб, потому что первой его жертвой был мальчишка Фишер, имя я уже не помню. Его нашли в озере со вспоротым брюхом. Тогда мало кто верил, что это действительно серийный убийца. В Рупи все буквально с ума посходили. Пару месяцев новость была во всех местных газетах, но после того, как его нашли, больше года убийств не было, и всё поутихло.       — Я читал об этом, когда наводил справки. Тогда я думал, что причина в вашей жене. Фишер был её одноклассником.       — Был, — подтвердил Алистер.       — И период затишья выпал на вашу свадьбу и беременность Терры. Второй труп нашли по весне, уже после рождения Марты. Тогда-то я и решил, что Потрошителем Рыб была ваша жена. Его или её так и не нашли, и…       Алистер покачал головой.       — Терра и мухи бы не обидела, а твоя теория притянута за уши. Она даже не интересовалась происходящим, пока беда не пришла на порог нашего дома. Тогда всё её внимание было поглощено магией — она пыталась понять, достанется ли её дочери магия Грабсов. Даже заставила меня вложить свои воспоминания о семейной легенде в кристаллы соли. — Коул не понял, что имел в виду Алистер, но вопросов задавать не стал. — Как только Терра узнала о беременности, весь остальной мир перестал для неё существовать; всё свободное время она проводила с Джослин. Они искали ответ на вопрос Терры. Ответ, который нашёл нас сам, но многим позже.       Алистер одним глотком выпил свой уже порядком остывший кофе и встал из-за стола. Коул безотрывно следил за ним.       — Ладно, это всё лирика, не имеющая никакого отношения к фактам. Ты прав, вторую жертву нашли по весне, ближе к лету, если я не ошибаюсь. Жертвой оказался мальчишка из соседнего городка. Если Фишер пропал, и о нём ничего не было известно несколько месяцев, то этот паренёк всплыл буквально через пару дней после пропажи с таким же разорванным и выпотрошенных брюхом и практически на том же месте. Тогда-то в Рупи и начали трубить о серийном убийце. Организовали патрули из добровольцев. Наша полиция, сам понимаешь, не особо многочисленна, тогда всё было ещё хуже, чем сейчас: три калеки, двое из которых спились на старости лет. До сих пор помню, проезжал я мимо, когда паренька вылавливали, а наш констебль стоит, еле на ногах держится, так ещё и икает. Только благодаря местному клубу рыболовов паренька удалось вытащить из воды на моторных лодках.       Коул хмыкнул, отчётливо представив пьяного констебля, едва держащегося на ногах, но пытающегося раздавать приказы. Видел его фотографию в газете и заголовок «Мы под надёжной защитой, а наши винные погреба — нет!». Это было бы даже смешно, если бы не обстоятельства, не располагающие к смеху.       Коул знал сухие факты, почерпнутые из газетных хроник. Но не знал того, как происходящее затронуло семейство Рудбригов, и каким образом в этом оказался замешан его брат. В газетах никаких Чарльзов Томсонов не упоминалось.       — Терра тогда так взбеленилась, что они с Джослин установили какой-то защитный барьер вокруг дома. Как оказалось, штука абсолютно бесполезная: не помог тогда, не помог и сейчас, — в голосе Алистера слышалась злость, и Коул не мог понять, злился мужчина на Терру, на Джослин или на барьер, который не мог уберечь его дочерей. — Я так понимаю, ты в курсе, что потом всплывало ещё несколько жертв?       Коул кивнул. Жертвами становились мужчины в возрасте от пятнадцати до тридцати лет. Выбирались они случайным образом — ну, или никто так и не смог вычислить закономерность. Последнего выловили по лету, и, если Коул правильно подсчитал, Марте тогда было около четырёх, а осенью того же года Чарли разбился на машине вместе со своей женой Сьюз.       — Тогда, с твоего позволения, я опущу ненужные подробности, — Алистер собрал со стола опустевшие чашки и принялся их мыть; движения его были дёргаными. Стоял он спиной к Коулу и, казалось, не решался начать говорить.       Некоторое время они молчали, слышался лишь шум бессмысленно льющейся воды, потому что Алистер покончил с кружками, но продолжал стоять спиной к Коулу.       — Собственно, начать всё равно придётся издалека. Я должен был быть шафером на свадьбе Чарли, но Марта внесла коррективы. Она решила родиться преждевременно, поэтому мы не поехали. Сьюзи очень обиделась, а когда Сьюз обижалась, что-то в её голове начинало работать иначе. Её мозг переставал правильно обрабатывать информацию и делать нужные выводы. Обижалась она на нас года четыре, а той осенью решила выписать нам индульгенцию, — Алистер не смог сдержать смешка. — Если что, это были её слова, ну, или Чарли выдал их за её. Но не суть… Чарли взял отпуск, и они приехали к нам погостить на недельку.       Алистер глубоко вздохнул и повернулся к Коулу. В глазах его плескались такие боль и тоска, что Коул уже начал жалеть, что затеял этот разговор.       — На этом история, которую можно подпитать фактами, заканчивается, и начинается… да уж… — Алистер не находил в себе сил, чтобы окончательно погрузиться в прошлое, поднять весь пласт тяжёлых воспоминаний, и Коулу это чувство было очень хорошо знакомо. — Я знаю две вещи, в которых я уверен: Чарли и мою дочь похитили, а спустя три дня он принёс её обратно. Крохотную девочку, покрытую чёрными пятнами. Всё остальное мне рассказал Чарли, и история эта довольно обрывочная, потому как в тот момент, когда он пытался мне всё рассказать, Сьюзи орала на весь дом и кидалась вещами. Чарли пришлось в итоге выволочь её на улицу и уехать. А через несколько часов мы узнали о том, что они разбились. Так что я так и не узнал всей картины.       — Но вы же сказали, что Марта кого-то убила.       — Я знаю об этом со слов Чарли. Потрошитель Рыб оказался Потрошительницей, — Алистер сложил руки на груди. — Скорее всего, ведьмой, но какой — я без понятия. Чарли сказал, что в том месте, где их держали, было много банок с человеческими органами. Собственно, она хотела выпотрошить Чарли, а Марта, которую она похитила, как выяснилось, случайно, внесла коррективы.       — Да, Марта любит вносить коррективы, — совсем неуместно усмехнулся Коул.       Алистер встретился с ним взглядом и тоже усмехнулся.       — Действительно. Собственно, — Алистер потёр переносицу, — в ней пробудилась сила, и она каким-то образом убила ведьму.       Коулу вспомнилось ощущение чужих огромных рук на его горле. Они сжимались, не давая ему сделать ни вдоха.       — Наверное, задушила, — рассеянно произнёс он.       — Не знаю, — ответил Алистер. — Терра извлекала воспоминания Марты об этом событии и знала чуточку больше. Но я… можешь считать меня малодушным, но мне хотелось похоронить эту историю и никогда о ней не вспоминать. Забыть точно так же, как обо всём забыла моя дочь.       Закончив рассказ, Алистер словно бы выдохнул, сбросил с себя груз ответственности, поделившись тайной и перестав быть её единоличным хранителем.       Алистер сварил ещё кофе. Они долго сидели в полной тишине. Коул обдумывал услышанное, а мистер Рудбриг думал о чём-то своем. И никто из них не испытывал ни малейшего желания говорить ни о чём, словно они, мысленно посовещавшись, пришли к единому решению.       Так бы продолжалось довольно долго, если бы не сообщение, пришедшее на телефон Алистера. Мистер Рудбриг достал телефон из кармана и некоторое время смотрел на экран. Выражение его лица было странным — восторженно-удивлённым — не свойственным ему.       — Мы нужны Марте, — произнёс он и протянул телефон Коулу.       Абонент — «Тучка». Короткое сообщение — по сравнению с другими односложными — казалось даже длинным.       «Нужна помощь в Ведьминой обители. Срочно».       — Почему «Тучка»? — спросил Коул, всё ещё держа телефон в руках и не двигаясь с места, в то время как Алистер уже скрылся в коридоре с какой-то невероятной прытью, которой раньше в нём не наблюдалось.       — Она же всё время хмурится, — донёсся ответ из коридора.       Парень усмехнулся. «Это точно. Самая настоящая тучка. Хорошо хоть не грозовая», — подумал он и встал из-за стола.