***
Если к нам в полицейский участок привозили только потенциальных преступников, то в Тринити-Холле содержались уже те, что находился под стражей суда за особо опасные деяния. Меня провели в комнату для переговоров номер 431 — ту, где за столом, в обычной своей одежде, сидел Ричард Тозиер, которого собирались судить за жестокие убийства шести человек. Мои каблуки гулко стучали по коридору, пока я шла мимо ряда таких комнат, где сидели преступники. Десятки, сотни преступников. И все они имели свою историю, свои мотивы. Даже самые простые. Но я собиралась поговорить только с одним, чей мотив был самым страшным, пожалуй, лично для меня. Любовь. — У вас ровно тридцать минут. И то, только из солидарности с тем, что Вы — коллега, — низким голосом сказал толстый охранник, впуская меня в комнату. Я вежливо поблагодарила. Еще перед тем как приехать сюда, я позвонила в управление Тринити-Холла и попросила назначить мне встречу с Ричардом — задать несколько уточняющих вопросов по делу. И хотя он не отпирался, и не отрицал свою вину, официально он не был еще осужден, и мне разрешили с ним встретиться, хотя и задали рой провокационных вопросов, зачем, для чего, почему мне надо с ним встретиться, и будет ли кто-то меня сопровождать. Нет, не будет. — Он сейчас относительно спокойный. Даже с утра ему лишние таблетки не давали, чтобы он разговаривать мог. Выглядит, как обычный парень, а на деле-то… — охранник потряс большой связкой ключей, — ладно, если что, на столе есть тревожная кнопка — жмите сразу, его повяжут. А так, он на привязи. Бояться нечего. Я поежилась от этой фразы, по спине пробежал холодок. — Эй, веди себя нормально! — я только переступила порог маленькой, полуподвальной комнаты, когда охранник громко крикнул из-за моей спины, обращаясь к Ричарду, — или получишь. Ладно, мисс, всего доброго. Я дождалась, когда за охранником захлопнется дверь, и только тогда сделала пару шагов вглубь комнаты. По центру — большой дубовый стол, за спиной Ричарда — маленькое, мутное окно. Под потолком — одна яркая лампочка. Стены голые, выщербленные, какие-то мятые. — Привет, — сказала я, подходя чуть ближе. Ричард сидел за столом, левая рука его была зажата в тиски наручников, которые так же крепко крепились к глади стола. Он сидел, чуть сгорбившись, и пальцами свободной руки «перебегал» по столу, будто бы это были не пальцы, а живой человечек. Я осторожно присела на краешек стула, он заунывно скрипнул. — Здравствуйте, — он даже не поднял на меня глаз. Он был почти моим ровесником, но обращался ко мне «на вы». Меня это удивило и слегка смутило. Я поставила сумку на колени, положила руку на молнию. — Я капитан Марш. Веду твое дело. — Ага, — он равнодушно кивнул. Делаю пальцами «шпагат», но он не поднимал по-прежнему на меня глаз. Длинные черные волосы вились мелкими кудрями, падали до самых плеч. Одна тонкая прядка с правой стороны лица была выкрашена в белый цвет. Огромные очки с толстыми стеклами скрывали острые, точеные черты лица. Присмотревшись, можно было бы сказать, что он красив — красив какой-то нетипичной, наверное, даже модельной, немного неправильной красотой. Чуть большеватый нос, острые скулы, большие, не карие, а действительно черные глаза. Худощавая фигура не скрывается под большой, размашистой футболкой оранжевого цвета, что придает его облику схожести с преступником. Он выглядит спокойным, можно даже сказать, равнодушным. Не поднимает на меня головы. Линия челюсти, зубы плотно сжаты, губы напряжены. Он водит пальцами по столу, и кажется, совсем не намерен разговаривать со мной. — Мне передали одну твою вещь, — я тихонько открыла молнию на сумке и достала из нее дневник, — это твое? Ричи поднял на меня голову, на всего буквально на пару сантиметров; пальцы застыли в воздухе. Он явно узнал свой блокнот, но тут же равнодушно пожал плечами. — Да, это мой дневник. Но он мне больше не нужен. Можете оставить его себе. Я все теперь храню здесь, — он дотронулся указательным пальцем до виска, а потом снова вернулся к своей игре — стал заламывать пальцы, один на другой, цепляя их, переплетая. — Ричард, послушай… — Ричи, — поправил меня он, сморщив нос, чтобы очки поплотнее сели, — Ричард я только по документам. — Хорошо, Ричи. Я просто… Просто хотела спросить у тебя. Зачем? Между нами повисла пауза. Я почувствовала, как офицерская голубая рубашка противно прилипла к спине от страха, а под мышками стала слегка влажной. Я откинула прядь волос со лба, по-прежнему сжимая в пальцах дневник. — Зачем? — он будто насмешливо поднял тонкие, прямые, лишенные какого-либо изгиба брови, — но ведь вы читали там все. Все записи. Разве непонятно? — Ты производишь впечатление умного и… Адекватного человека, — Ричи хмыкнул, — ты правда думал, что сможешь оживить Эдди так? — Не называйте его имени, — резко оборвал меня Ричи, и тут же сжал пальцы в кулаки. Наручник на левом запястье ударился о стол; я вздрогнула, — не ваше дело, зачем я сделал это. — Но погибли другие люди. Шесть человек, Ричи, — твердо сказала я, и уловила мельчайшее движение в облике Ричи — он явно захотел снова завладеть своим дневником — слегка двинулся ко мне, грудью касаясь стола, быстро облизал верхнюю губу, — ни в чем не повинные люди. — Черта с два, — Ричи попытался сложить руки на груди, но не смог из-за наручника, — таких людей не бывает. — Допустим, даже если они сделали что-то плохое, — я тоже придвинулась еще ближе, — они разве заслужили смерти? — Все мы умираем, — Ричи дернул плечом. — И… — вспомнив указание не называть Эдди по имени, я быстро исправилась, — и твой молодой человек тоже. — Он не они. Он не должен был! — Ричи ударил кулаком по столу. Я даже не моргнула. — А те, другие? Которых ты убил. Они должны были? Ричи что-то промычал, не разжимая губ. — В чем они были виноваты, Ричи? Скажи мне. Ричи снова высунул кончик языка, провел им по верхним зубам, потом по губе. У меня мурашки пошли от этого движения. — Они были живы. Вот и все. А он нет. В том, как он пожал плечами, а потом резко сгорбился, словно на спину ему взвалили непосильный груз, читалась плохо прикрытая боль. Худенькие руки тонули в больших рукавах футболки, были напряженными; на них ярко выступали синеватые вены. — Ты любил его? — А разве я бы тогда сидел здесь? 1:1. Я слегка улыбнулась. — А он тебя? Ричи вскинул на меня голову. Черные глаза за толстыми стеклами очков смотрели прямо, цепко, колко. Но я выдержала его взгляд, и посему — была за это вознаграждена. — А Вы хотите узнать что-то про Эдди? Хотела ли я? Еще бы. То, что я уже узнала о нем, исходя из записей Ричи, сложилось в моей голове в довольно интересную и — немного — опасную картину. — Думаю, ты знал его, как никто другой. Губы Ричи тронула едва заметная улыбка. Он снова вернулся к своей игре пальцами на столе, начал ими водить, — Я тоже так думал. Раньше, — это слово Ричи выделил голосом, снова быстро кидая в меня пристальный взгляд. — А что произошло потом? — А потом мы начали встречаться все чаще, и я начал понимать, что на самом деле, я на хрен ему не нужен. Так всегда было, — Ричи передернул плечами, слегка морщась, — ему никто не был нужен, кроме него самого. — Ричи, ты можешь мне рассказать, — мягко сказала я. Чего я добивалась этим? Не знаю. Конечно, я прекрасно понимала, что за то, что он сделал с теми парнями — ему могло светить и пожизненное, какую бы он историю ни рассказал сейчас мне. Но сейчас я делала это не для полиции. Я делала это для себя. — Зачем Вам это? — Не знаю, — честно ответила я, кладя между нами дневник на стол, — но раз уж я хоть что-то узнала из твоей истории, — указательным пальцем я постучала по обложке блокнота, — не думаешь ли ты, что было бы несправедливо умолчать об остальном? Ричи задумчиво низко наклонил голову, почти полностью упираясь подбородком в грудь. — Я очень его любил. Безумно. И сейчас тоже, — тихо ответил он, — все думают, что я псих. Наверное, так оно и было, в первые дни… Просто, — он вдруг резко поднял голову, уставляясь невидящими глазами в потолок, и я поняла, что так он хочет сдержать слезы, — просто я не знал, как жить без него. Без него вообще. Без его любви я знал, как жить, а без него самого, — Ричи пожал плечами, — не знаю. Меня тронули его слова, хотя я и не совсем понимала его. В моей жизни ни разу не было такой сильной любви, что хотелось умереть самой или убить за кого-то. Да, были влюбленности, симпатии, серьезные отношения. Все это было, но все — не то. Ричи шмыгнул носом, я порылась в сумке и достала упаковку бумажных салфеток. Если он сейчас не искренен — ему надо давать Оскар, а не пожизненное заключение. — Ты действительно хотел оживить его? — тихо спросила я, протягивая ему салфетку. Ричи пожал плечами, кусая уголок губ. — Не знаю. Поначалу да. А потом… А потом я понял, что мне легче, когда он мертв. Так… Так он причиняет мне меньше боли. Я замерла. Нога под столом даже немного задёргалась, я слегка качнула ей и почти невесомо задела Ричи. Он даже не шелохнулся. — Что ты имеешь в виду? — спросила я, чувствуя, как сзади на шее волосы будто наэлектризованы. Потому что я не была готова к тому, что услышала. Ричи слегка придвинулся ко мне за столом, и я неосознанно сделала то же. Сердце замерло. — Наверное, я действительно хотел оживить его. Чтобы потом убить самому. Что бы я ни говорил о своей любви к нему — а это правда — он заслужил смерти за то, что со мной сделал. Просто кому-то повезло больше, чем мне. 4. Разговор
23 октября 2020 г. в 18:40
Майк до последнего отговаривал меня от встречи с Ричардом, даже когда мы уже подъехали к другому полицейскому участку. Суд над ним еще не прошел, поэтому он содержался в специальной одиночной камере в Тринити-Холл, как особо опасный преступник. Конечно, не за решеткой, как Ганнибал Лектор — но он был прикован одной рукой наручниками к столу, и такая же цепь тянулась к его правой лодыжке.
— Бев, это плохая, очень плохая идея, — повторял Майк, паркуясь на стоянке, — он психопат. Маньяк.
— Он ничего мне там не сделает, — я накинула на плечо сумку, в которой лежал и жег меня дневник, — я просто хочу поговорить с ним.
— Но ради чего?!
— Не знаю, — честно ответила я, открывая дверцу машины, — просто чувствую, что мне это необходимо.
Майк продолжал еще что-то кричать мне вслед, пока я двигалась в сторону входа, а он еще ставил машину на сигнализацию.
— Бев, да подожди!
Я обернулась. Майк бежал, прижимая к боку пистолет в кобуре, оглядываясь по сторонам.
— Майк, все будет нормаль…
— Я переживаю за тебя. Можно, я пойду с тобой? — большая рука Майка легла мне на плечо, и я слегка повела им, сбрасывая прикосновение. Майк все понял, отступил на шаг. У него на правом ботинке было маленькое пятнышко, кажется, капнул кетчупом за обедом. Я не сказала ни слова.
— Ладно, я подожду тебя здесь, в машине. Будь осторожна.
Я кивнула, слегка закусив губу. Хотелось сказать Майку сразу все и сразу, чтобы он не наседал на меня со своей заботой и вниманием. В прошлых отношениях у меня такого не было — да, судя по всему, мне это было и не нужно — я привыкла решать все свои проблема сама, и все было нормально. До поры до времени. Порой мне казалось, что строить карьеру проще, чем любые отношения.
И мне не хотелось давать Майку ложных надежд. Он хороший, очень, но не горит, не екает. А значит, надо повременить.
— Я ненадолго. Мне просто нужно задать ему пару вопросов. Для дела, — я кивнула Майку, и он отзеркалил мой жест.
— Понимаю. Работа превыше всего.
Именно. Работа превыше всего.