И чтобы сплошные прочерки, а не жизнь

      Дан никогда бы не поверил, что ему посчастливится отмечать Новый год с ней. Не просто потому, что его отталкивали полтора сезона, в любом предложении искали подтекст; но и объективно, они оба были заняты, концерты, корпоративы. Даже с семьёй некогда встретиться, а тут — та самая ночь в компании той самой Королевы. Которая чуть ли не впервые прибыла в одиночку, без советчиков, стилистов, Паши.       Ворвалась в двери его дома и с самого порога начала рассказывать про проекты, про альбом, который пишет, про штаты — Дан не вслушивался. Просто помогал ей разматывать шарф, снимать курточку, варежки, придерживал локоть, когда она расстёгивала сапожки. Внимательно смотрел на неё, если бы взглядом можно было есть — ох, что бы тогда с ней было...       Тина автоматически хлопнула Дана по предплечью, когда он попытался расстегнуть ей молнию сзади на платье (подумал, что она потеряла бдительность).       Дурбецало. Размечтался. Но поцеловать ладони позволила.       Тина не чувствовала себя готовой ничего отмечать ещё утром — ни Новый Год, ни Дана. По-хорошему она собиралась отключить телефон и заснуть сразу после полуночи. Может быть, съесть кусочек торта с огромным слоем крема.       Но раздался звонок последнего романтика Кишинёва — первый за две недели, — который приглашал её так искренно, а вместе с его голосом в её голову врывался такой поток света, морозного воздуха и радостного ожидания, что Тине пришлось зажмурить глаза. Она так и сидела, слушая уговоры, прижав телефон к уху и опустив веки. Раздумывала, когда кто-то последний раз настолько горел желанием её видеть.       ... Согласилась, конечно, только потому, что Веня был не против остаться у бабушки. Вовсе не потому, что хотела.       — Неожиданно, — сказал он с задержкой, когда Тина сразу же заявила, что голодна.       — Сурово и прозаично! — Рассмеялась она в ответ, проходя глубже в квартиру. — Сегодня Новый Год, сегодня можно даже вино. Но, пожалуйста, не молдавское.       Когда Балан вошёл в комнату с бутылкой брюта, Тина уже села на диван в центре комнаты, зарыв маленькие босые ступни в густой ворс ковра. Она в своем белом пушистом платье, с серебряными серёжками-сосульками, кольцами, светлыми волосами, походила на маленькое белое привидение в тёмном пространстве его гостиной. И только брусничная помада, которая в полутьме напольного освещения казалась почти коричневой, вписывалась в интерьер. Была такой же порочной как квартира, как и сам Дан. Обещающей невыполнимое.       Заметив его в дверях, Тина наколола кусочек ананаса со стола на шпажку, сощурилась, воскликнула:       — Дан, виски с колой? Тебе что, шестнадцать? — Показала пальцем на напиток на столике у окна. Рассмеялась волшебно настолько — если бы они были в Хогвартсе, этот смех стал бы его Патронусом.       — Да нет, — неопределённо махнул головой, мол, понимай как хочешь, — просто ждал тебя. — Ей он, конечно, как взрослой женщине, налил вина, в первую очередь потому, что предлагать виски было бы уже как-то неуместно.       — Ждал меня? — переспрашивает рассеянно, отпивая глоток, смотря, как Дан досыпает себе льда в коктейль и садится в кресло напротив. — Ах эти твои манеры.       — Ти-на, — Дан болтает стаканом так, что льдинки ударяются о края, — давай серьёзно. То, что ты пришла ко мне ночью в Новый Год отмечать его вдвоём, я могу расценивать как согласие быть вместе?       — Пошляк! — Она швырнула в него подушкой с дивана и расхохоталась. — То, что я пришла к другу вечером, — тут Балан выразительно вскинул бровь, — ты можешь расценивать как желание пообщаться. И как то, что больше меня на праздник никто не приглашал. Что у тебя с "Голосом"?       Рассказывая про участников своей команды пятью минутами позже, Дан всё ещё не мог поверить, что Тину никто не захотел видеть на праздновании.       Они говорили про команды и проекты, видимо, так долго и нудно, что Тина, которая выпила почти всю бутылку вина, начала засыпать, её голова сползала по кожаной спинке дивана всё ниже и ниже, бокал в расслабленной руке опасно наклонился.       Дан даже дышать старался тише, радуясь, что в его компании артистка чувствует себя настолько безопасно, что может задремать. И наверное, Тина и правда бы заснула прямо у него в гостиной на Новый Год, если бы не щёлкнул, включаясь, телевизор.       Первый бой курантов разлился по комнате. Кароль рывком выпрямилась на диване:       — Дан, что случи...       — С Новым Годом, малышка.       — С Новым Годом, Дан, — спохватилась Тина, поднимая бокал и вставая на ноги. Она со сна выглядела так, будто по ней потоптались как минимум три Потапа, а до этого она пережила скандал с Завадюком. — Счастья тебе.       Дан напомнил себе, что они не идиоты и должны чокнуться. Звук вышел глухим.       — Моё счастье уже привалило, — В ответ до зуда хотелось съязвить, но Балан целый вечер говорил настолько непривычно мягко, что она постоянно краснела и благодарила Бога за полутьму.       Она и сама не поняла, как умудрилась уснуть и надеялась только, что не храпела. Хороша гостья: пришла, чтобы вырубиться. Скорее всего, она уснула от скуки — убеждала себя — ведь она приехала только из-за Вени, а не собственного желания.       Дан снова сел напротив, вытянул ноги под стол. Отставил стакан, из которого за весь вечер выпил максимум половину.       — Ну-с, Тина-а-а, а что ты мне подаришь? — спросил он почти капризно.       Тина смутилась. Про подарок она действительно забыла. А Дан ещё в дверях подарил ей наверняка очень дорогую антикварную музыкальную шкатулку. Совершенно фантастическую. Стало неловко настолько, что Тина почувствовала пульс в пальцах ног. Говорить про то, что подарок не готов или что думала, что они не будут друг другу ничего дарить, было как минимум глупо.       Впоследствии Тина сама себе пыталась объяснить, что было причиной дальнейших действий и несвойственной ей решительности: вечер, праздничное настроение, сонливость или почти целая бутылка алкоголя.       Но девушка резко встала на ноги, звучно поцеловала себя в центр правой ладони, оставляя на руке отпечаток помады, и обняла пальцами себя за шею, таким образом перенося помаду себе и пониже кадыка тоже. Оторвала ладонь от кожи. Указательными пальцами двух рук коснулась губ, снова набирая пигмент, и провела две линии на шее к ключицам, пониже того оттиска, что появился там ранее. Получился импровизированный бантик.       Дан сглотнул так громко, что должны были услышать соседи.       Покачнувшись, Тина сделала три шага до кресла шокированного Балана, упёрлась руками в спинку кресла по обе стороны от его головы. Посмотрела прямо ему в глаза и — взавправду или просто показалось — увидела в зрачках отражение собственных, расширенных, почти перекрывших светлую радужку. Возбуждённых. С плеча сама собой соскользнула тонкая лямочка платья.       Поцеловала его по-взрослому, по-французски (впервые — сама), чувствуя, что пол уходит из-под пьяных ног. Ей подумалось, что вот это и есть — поцелуи вразлёт. За секунду до того, как оторваться, пробормотала куда-то ему в губы:       — Ну и поганый твой виски. На вкус как клопы. — Распрямилась, передвинула руки с кресла ему на плечи. Объятия на талии стали крепче.       Заявила, пьяно (от вина или поцелуя со вкусом виски) глотая половину согласных:       — Лучший твой подарочек — это я!       — Ты же понимаешь, что его нужно распаковать? — Уточнил Дан скорее профилактически, сбрасывая вторую лямку платья.       Что делать с этим подарочком, он хорошо знал.       Утром Тина нашла причину своего поведения: уж это она сделала, потому что хотела.