Останови меня

Власть. Сласть. Страсть. Красть. Такое схожее сочетание звуков. Так прекрасно лежит на языке, оставляя приятное послевкусие. И во всех случаях злоупотребление губительно. В магловском мире преемник значил многое — это была высшая благодать, высочайший показатель доверия и большая ответственность обеих сторон. Но в магическом обществе преемник значил ещё больше, насколько это вообще было возможно. Из истории было прекрасно известно, что великие могущественные волшебники, которые были разочарованны в своих детях, либо вовсе их не имели — искали тех, кому могли бы доверить свои знания и силу. Тех, кто стал бы едва ли не родным ребёнком. Гермиона прикрыла глаза, поднимая голову к потолку и плотно поджимая губы. Она знала, что это было бы правильно. Лучший выход из всех возможных. Особенно для Тома. Конечно, это не совсем то, чего он желал, но тоже прекрасно. Гермиона была благодарна за такую возможность. Возможность обойтись малой кровью. Она открыла глаза и посмотрела на Тома. Он напряжённо смотрел в серьезные глаза Грин-де-вальда, нахмурив брови и с силой сжав подлокотник стула. Различные мнения внутри разрывали его, мешая сделать выбор. Это было слишком сложно. Принятое решение решило бы его судьбу. Преемник Грин-де-вальда. Весомые слова, которые навсегда сделают его кем-то. Лучшая награда за все его труды. Не зря было проделано столько работы, не зря столько сил потрачено на создание определенного авторитета в Хогвартсе. Всё это было не впустую, раз его заметил могущественный волшебник. Реддл всё ещё прокручивал в голове слова волшебника напротив и нашёл то, в чём они прекрасно сходились — сила. Реддл так же ценил силу, отбирая себе последователей. Значит, они исходили из одних принципов, собирая свой круг. Теплая ладошка Гермионы накрыла его, всё ещё сжимающую подлокотник. Том перевёл на неё хмурый взгляд своих голубых глаз, и между ними словно завязался безмолвный разговор. Его лицо то разглаживалось в спокойствии, то снова становилось напряжённым, то смотрел в некоторой растерянности. Однако выражение Гермионы оставалось неизменным. Поддерживающий, неуверенный, но мягкий взгляд теплых карих глаз. Геллерт даже задумался о легилименции между ними, но быстро отбросил такую мысль, продолжая внимательно следить за учениками Хогвартса. Его не могло не поразить выстроенное полное взаимопонимание. Словно единый работающий механизм. В конце концов, именно так о них отозвался Мариус, когда они встретились по завершении миссии. А сейчас Геллерт и сам мог в этом убедиться. Том и Гермиона одновременно повернулись в его сторону, с отстраненным выражением лица. — Нам необходимо подумать, мистер Грин-де-вальд. — Конечно, мисс Грейнджер. Это важное решение, которое нельзя принимать на горячую голову, — он был несомненно доволен ответом. Пусть не согласие, но и не отказ. Да и то, что они сначала привыкли думать, а потом делать, подтверждало правильность его предложения. — Через неделю. — волшебник достал галлеон из кармана и отправил катиться по столу в сторону молодых людей. Реддл поймал монету и передал Гермионе. — Это порт-ключ. Откроется в следующую субботу в час по полудню. Придёте, значит согласны. Если ни один из вас не появится в стенах моего дома, то я приму это за отказ от моего предложения. Они дружно кивнули, понимая, что недели им более, чем достаточно на размышления. Двери снова открылись и в залу зашли Винда с Мариусом и неизвестным им волшебником. Розье положила рядом с Гермионой её собственную палочку и села рядом с Грин-де-вальдом. Остальные двое остались стоять, лишь Мариус им подмигнул, будто между ними был какой-то общий секрет. — Вам нужно вернуться, но будет слишком подозрительно, что вы двое так просто смогли освободиться от «плена», — Геллерт криво усмехнулся, оглядывая внешний вид гостей, — нельзя, чтобы Дамблдор что-либо заподозрил. Маг кивнул Розье, которая сразу же принялась добавлять убедительности внешнему виду слизеринцев. Ещё больше взлохматила волосы Грейнджер, добавила ей пару царапин, некоторые были достаточно глубокими и неприятными. Реддлу значительно испортила рубашку, добавляя в неё дыр и кровавых, грязных пятен. — Вы должны будете быть убедительными. Скажите, я отправил вас передать «привет» Альбусу Дамблдору. — О, судя по рассказам моей любимой племянницы, вы двое прекрасно справитесь с этой задачей. — мужчина насмешливо улыбнулся, глядя на слизеринцев. — Я столько слышал о невероятной Гермионе Грейнджер, за которой Вальбурга готова чуть ли не в огонь броситься, и очень рад наконец познакомиться. Пусть и в таких обстоятельствах. Гермиона сдержалась от разочарованного вздоха. Значит, он действительно был Блэк. Мариус Блэк. Что ж, если до этого её огорчала такая возможность, то теперь они могли легко оказаться по одну сторону. Выходит, что это неплохо. — Я тоже рада знакомству, мистер Блэк, — она сдержанно кивнула, и волшебник улыбнулся ей. Да, теперь она точно видела сходство между лучшей подругой и этим мужчиной. Насыщенный черный цвет волос, прямой нос и схожая линия губ. Грин-де-вальд встал со своего места и обратился к третьему, неизвестному до этого момента волшебнику. Гермиона бы сказала, что у него отталкивающая внешность: он не был уродом и не имел никаких явных дефектов, но почему-то вызывал отвращение. Его волосы были грязного соломенного цвета, слишком худощав, от чего мантия на нём висела немного мешковато. Безэмоциональный взгляд темных, практически черных глаз. Грейнджер бы никогда не стала осквернять его портретом свой альбом. И это при всём том, что она считала всех людей в определенной степени красивыми. — Джеккаби, ты вернёшь их обратно в Хогсмид. И сразу возвращайся. Мужчина кивнул. Ученики Слизерина встали со своих мест, уже готовые уходить. Грин-де-вальд оглядел их задумчивым взглядом, желая разглядеть что-то только ему понятное. Будто искал в них отблески своего прошлого, искренне надеясь, что эти двое закончат совершенно иначе. Том и Гермиона поклонились ему головой и удалились вслед за волшебником. Было всё ещё неприятное чувство, словно они что-то упустили из виду. Гермиона задумчиво смотрела в спину неприятному магу, прокручивая в своей голове различные моменты. Нечто однозначно настораживало, но никак не могла ухватиться за эту мысль. Невольно вздрогнула, желая подтянуться за палочкой, когда Джеккаби взял её за локоть, но сразу же взяла себя в руки. За этот день слишком много произошло. Их вновь закрутил водоворот трансгрессии, от которой Грейнджер бы с удовольствием отказалась до конца дней. «Интересно, — пронеслось в голове Гермионы, когда ноги вновь коснулись земли, — если из-за них я получу нервный срыв, то можно ли будет просить моральную компенсацию?» — Отсюда доберётесь сами. — Мистер..? — Том сохранил подчеркнутую вежливость, желая узнать фамилию этого человека. — Джеккаби Крафт. — неохотно отозвался спутник, немного брезгливо смотря на вверенных ему детей. — Мы благодарны, что Вы нас сюда доставили. Всего доброго, мистер Крафт. Мужчина предпочел проигнорировать, вновь исчезая. Они находились на окраине Хогсмида, что было весьма неприятным фактом. Оба были невероятно уставшие, желающие быстрее вернуться в родные стены гостиной, принять душ и лечь спать. Гермиона не думала, что когда-нибудь в жизни будет настолько сильно мечтать о самом обычном душе. Ещё предстояла встреча с Дамблдором, поэтому идти пешком до самого Хогвартса было тем ещё испытанием на выдержку. Спустя некоторое время, Гермиону наконец осенило. Она взяла Тома за руку чуть ниже локтя, заставляя того к ней повернуться. — Джеккаби Крафт. Это ведь он тогда был замечен с Дамблдором, не так ли? — Да. Гермиона осознала, что он уже давно об этом догадался. Они вновь двинулись по тропе. Поскольку здесь совершенно никого не было, Том позволил себе некоторую вольность: немного осунулся, практически нездоровая бледность и заметно уставший вид. Как бы он себя не вёл у Грин-де-вальда, его не на секунду не покидало чувство опасности — в любой момент их обоих могли убить. Жестоко и долго пытать. Всё, что только придет им в голову. Было неприятно видеть Гермиону в крови и грязи, смотреть на искусанные до крови губы. Ему приходилось постоянно напоминать себе, что по большей части — это лишь образ, созданный Розье. Что на самом деле, она осталась невредима и цела. — Как давно ты узнал его? — Сразу же. Блэк показывал мне колдографию Крафта в газете. Они с удовольствием заметили, что преодолели уже половину пути. Ещё совсем немного, и они наконец-то будут дома. В спокойной тишине подземелий. — Мы не должны были рассказать об этом Грин-де-вальду? — Гермиона вновь поджала губы, как делала каждый раз, когда была в чем-то не уверена. Однако Том был совершенно невозмутимым. — Нет. Если примем его предложение, то расскажем. В противном случае это может сыграть нам на руку. — Или ещё больше осложнит нашу ситуацию. — она обняла себя за плечи, отворачиваясь от Тома. Ей всё это не нравилось. Раньше война казалась чем-то таким далёким, практически несуществующим. Но теперь, когда за один день она успела успела побывать и в сражении, и в плену, и лично убедиться в который раз, что мир не делится на чёрное и белое — Гермиона была в растерянности. Но у неё всё ещё были её друзья: верные, любящие — самые невероятные слизеринцы. Она не одна. На её плечо опустилась ладонь, и Гермиона обернулась, чтобы поймать уверенный, твердый взгляд Тома. — Пора начинать, душа моя. Это не самое страшное, что с нами происходило. — он позволил себе усмешку, притягивая девушку к себе ближе. — Самое страшное начнется, когда мы переступим порог гостиной. Гермиона вздрогнула и хотела уже предложить развернуться и пойти обратно. — Да, Бог при твоём создании наградил тебя многим, но поддержку явно забыл. Лучше бы молчал. Том улыбнулся одним уголком губ и оставил на её лбу теплый поцелуй. Быстрее начнут, скорее закончат. В любом случае это будет то, что они запомнят надолго. *** — Я бы сказала, что ты стареешь, Геллерт. — Винда встала со своего места, останавливаясь за собственным стулом и грациозно складывая руки на его спинке. Она внимательным взглядом изучала мужчину, который смотрел ровно перед собой. — Что с тобой происходит? С чего вдруг мысли о преемниках? — женщина начинала закипать, наблюдая за полным безразличием Грин-де-вальда. Она стойко держалась на протяжении последних нескольких месяцев, но у всего есть предел. И у её терпения тоже. Ведьма ударила по столу, при этом сохраняя ледяное выражение лица, произнося каждое слово четко, ничем не выдавая гнева. — Прекрати вести себя, как тупоголовый тролль. — Винда, возьми себя в руки. — Мариус попытался ухватить женщину за руку, но она вырвала её, всё также глядя на Геллерта. — Если поляжет он, то мы все поляжем вместе с ним. Грин-де-вальд поднял на неё свой взгляд, слегка насмехаясь, как над маленьким глупеньким ребенком. Блэк тяжело вздохнул, не понимая, что нашло на его соратницу. Винда не была тем человеком, который бы так просто срывался на людей. Тем более на Грин-де-вальда — человека, для которого она готова сделать всё. — А разве не вы давали мне клятвы, милая Винда? — он встал со своего места, теперь возвышаясь над женщиной. — Разве не вы согласились идти со мной до конца, даже если придется умереть? — Именно. Умереть за тебя. Сражаясь за правое дело бок о бок. Защищая свои семьи, желая построить лучший для них мир. Умереть за тебя. А не из-за того, что умер ты! Было бы приятно наконец взять и ударить его. Но даже в таком состоянии Розье всё ещё себя контролировала и не собиралась совершать подобное. Не стоило переходить дозволенную черту. Однако и успокоиться до конца не могла. Она видела, что с их предводителем что-то не так. С каждой неделей его состояние менялось. И если с ним действительно что-то произойдет, то они все пойдут ко дну без его сильной руки. Это как потерять голову и продолжать сражаться. Глупо и не долго. — Не о чём переживать. У меня нет своих детей, но я нашёл тех, кто мог бы идеально подойти на роль моих наследников. — Геллерт, почему двое? – Мариус, казалось, хотел просто увести разговор в другое русло. Подальше от разъяренной Розье, которая готова уже силой требовать полную диагностику здоровья Грин-де-вальда. — Разве не лучше было бы выбрать одного? Там где двое, там и конкуренция. Желание заполучить больше другого. — Ох, друг мой, — Геллерт вновь смотрел своим насмешливо-высокомерным взглядом. Но высокомерие было не раздражающее, а скорее естественное. Как у человека, который знает больше других. — Вы смотрели, но совершенно не видели. Два тела, да душа одна. Один сплочённый разум. Они полностью дополняют друг друга: один закрывает изъяны другого, отчего создаётся ощущение, что у них вовсе их не существует — такие никогда не будут делить лакомый кусок пирога, желая забрать себе большую часть. До прихода в зал и знакомства с юными слизеринцами Геллерт просмотрел воспоминания Блэка из Хогсмида, успел оценить своих вероятных будущих преемников в действии. Каждое движение четкое, продуманное, один другому не мешает, прекрасно зная что, когда и как сделать. Их грациозность, плавность и синхронность создавала впечатления полного взаимопонимания. И при этом заставляли восхищаться своей силой. Двое пятикурсников, впервые участвующие в настоящей дуэли, хорошо вымотали трёх взрослых, закалённых в боях волшебников. Они проиграли, но проиграли победителями. Даже стоя на коленях, связанные и прекрасно понимающие свою участь, были подобны монархам, чьи головы скоро полетят с эшафота, но гордость останется незыблемой. Грин-де-вальд видел, что вдвоём, стоит ему взяться за их обучение, они станут воистину непобедимыми. Но хотелось увидеть действия по одиночке. Их слабые и сильные стороны, чтобы знать, где исправлять и улучшать. — Неужели они вам совершенно не понравились? — Меня едва не одолели двое сопливых школьников. — ухмыляясь, присел за стол Блэк. — Это уязвляет моё самомнение, разумеется они мне не нравятся. — О, тебя разве что сквиб не уложит на лопатки. — Винда невозмутимо стряхнула с плеча несуществующую пыль. — Не дурно, но с ними предстоит ещё слишком много работы. Спустя ещё несколько минут обсуждения рабочих вопросов Грин-де-вальд отпустил двоих волшебников, оставаясь в комнате совершенно один. Он неспешным шагом дошёл до камина, беря в руки малахитовую шкатулку с полочки. Невероятно тонкая работа, выгравированный знак Даров Смерти и витиеватая надпись немного ниже: «Abyssus abyssum invocat». Бездна взывает к бездне. Волшебник открыл её и взял в руку флакончик с темной жидкостью внутри. Это было психологически болезненно. Было бы лучше навсегда избавиться от своего прошлого, чтобы без проблем идти к своей цели. Но если без прошлого ты никто, то как в будущем ты можешь стать кем-то? Он порой напоминал себе мазохиста, которому доставляет удовольствие причинять боль самому себе. Вновь вскрывать затянувшиеся рубцы на душе, чтобы ощущать, как они кровоточат, мешая дышать. Мужчина подошёл к окну, всё ещё сжимая в руке флакончик. Думал ли он, что всё обернется именно этим? Предателем всегда оказывается близкий человек. Враги не предают. Грин-де-вальд смотрел на своё отражение в стекле, замечая, как сильно постарел. Время беспощадно. Оно уносит всё дальше от болезненных моментов жизни только для того, чтобы периодически о них напоминать. Время не лечит. И не помогает забыть. Оно заставляет смириться и привыкнуть к ноющей внутренней боли. Всё шло просто идеально. Они сами виноваты, выбирая слабого никчёмного министра. Такой никогда их не сможет защитить, а раздавить его как вонючего таракана, будет слишком легко. Конечно, хотелось задачи посложнее, чтобы насытиться триумфом победы, но грех жаловаться. Ещё несколько лет, и они будут у цели. Никто не сможет встать у них на пути. Юноша, облаченный в черную мантию, забежал в дом, закрывая за собой дверь и скидывая капюшон. На его лице играла счастливая улыбка, а глаза азартно блестели. Такая лёгкость во всём теле. Даже разум не мешал радоваться тому, что всё так удачно складывается. Уже многие люди на их стороне. Он обвёл взглядом комнату, бегло осматривая висящие на стенах травы, несколько картин и длинный обеденный стол. Это была самая светлая комната во всём доме. — Эй, задница гиппогрифа, где тебя носит? — бархатный голос волшебника пронесся по всему дому. Совсем рядом кто-то зашевелился, и он сразу повернулся на звук. Молодая девушка смотрела на него своим лёгким рассеянным взглядом и улыбалась своей блуждающей улыбкой. Её русые прямые волосы были завязаны сзади шелковой зелёной лентой, которую он сам ей дарил в прошлом году. Мягкое округлое личико выражало безмятежность и полное спокойствие. Она всегда создавала ощущение, что знает намного больше, чем все остальные могут подозревать. — Здравствуй, Ариана. — Доброго утра, Геллерт. — и голос у неё был соответствующий. Ласковый, тихий как ветерок. Ариана прошла мимо него и начала перебирать разложенные на подоконниках травы. Она была удивительна в этой области. Словно умела общаться с травами, никогда не ошибалась, могла с точностью узнать лежащий перед ней цветок за несколько мгновений. — Братик сейчас спустится. Геллерт кивнул ей, в нетерпении ожидая доброго друга. Ариана никогда не была многословной. Практически все её считают сумасшедшей, слабой на ум волшебницей. Да и волшебницей её не считают. Практически сквиб, но она и не жалуется. В травологии магия не нужна. А ей и не нужно ничего, кроме её любимых растений. Геллерт по-своему ценил эту девушку. У неё была невероятная способность всегда находить нужные слова. Кратко и точно попадать в цель. На лестнице послышались шаги, а потом появился и сам Альбус Дамблдор. Вид у него был мрачный, но это было именно то, чего отнять было невозможно. Когда Геллерт упивался пусть маленькой, но победой, радуясь даже этому, Альбус стоял хмурый, находя различные недочёты и изъяны. Всё чаще Геллерт замечает, что его друг словно не уверен в их общем деле. — Я не ожидал тебя так скоро. — Так ты встречаешь своего старого друга? — юноша широко улыбнулся, разводя руки для объятий. — Давай, иди сюда, мы слишком долго не виделись. Но Альбус даже не пошевелился, всё так же стоя в стороне. Геллерт закатил глаза и облокотился спиной на стол, скрещивая руки. С минуту они оба молчали, лишь шелест сухих трав, с которыми возилась Ариана, прерывал тишину. — Что снова не так? — слегка раздражённо поинтересовался пришедший. Он был с дороги, устал и желал поделиться хорошими новостями с другом, а ещё отдохнуть, после долгой работы. — Ты не читал моё последнее письмо? — Нет. Не видел в нём смысла, я как раз уже возвращался. — как же он терпеть не мог манеру Альбуса отвечать вопросом на вопрос. Дамблдор отвернулся, разглядывая пейзаж за окном. Сейчас он понимал, что письмо было глупостью. Геллерт всё равно бы пришёл к нему домой, чтобы выяснить всё лично. Всё это Грин-де-вальд расценил по-своему и устало прикрыл глаза ладонью. — Слушай, если это по поводу того, что я сказал тебе про Ариану, то глупо на меня держать обиду. Ты и сам должен понимать, что её нужно отправить куда-нибудь в безопасное место. — Альбус даже не посмотрел на него, словно даже не замечая присутствие кого-либо. — Когда мы наконец выступим, то твоя сестра будет лёгкой добычей. Ты же не глупец, что я тебе всё это объясняю? — Я не буду участвовать в твоём плане. — всё так же не глядя на собеседника, произнес Альбус безразличным, будничным тоном, отчего слова отзывались ещё неприятней. Геллерт опешил, в растерянности смотря на друга, пытаясь понять, правда ли ему послышалось или это было сказано наяву. — Что это значит? — он совершенно растерялся, не понимая, как реагировать. — Кем мы будем, если открыто пойдем против власти, желая занять верхушку? Злодеями, от которых нужно будет избавиться. Шансы на успех слишком малы. — Дамблдор соизволил повернуться и посмотреть в глаза Грин-де-вальду, выражение которого сменилось от растерянного до болезненного. — Ты был прав, министр достаточно глуп и наивен. Мы сможем остаться за кулисами, взваливая всю ответственность на этого идиота, фактически управляя самостоятельно. Понимаешь? — Мы? — Геллерт оскалился, отходя на несколько шагов назад. — А ты уверен, что в твоей задумке есть место двоим? Мы так долго шли к тому, чтобы разработать идеальную программу, расчистить место для нас двоих. А ты предлагаешь всё бросить? — Ты преувеличиваешь. Я всегда думаю о нас двоих. Мы ведь семья, Геллерт. И я всё ещё обязан заботиться об Ариане. Я не могу её бросить. Грин-де-вальд дернулся, его губы исказила нервная улыбка, а потом и вовсе раздался слегка истеричный смех. О, он видел этот взгляд Альбуса, означающий, что он не отступит. И сейчас винил себя за безмозглую слепоту. Он слишком хорошо знал своего друга, чтобы увидеть и осознать, как давно было принято это решение. Дамблдор уже давно не на его стороне. И давно в его голове был план, как взять власть в свои единственные руки. Там нет места для него. Как и для кого бы то ни было другого. Ариана бросила на него сочувствующий взгляд, будто извиняясь за слова брата. Геллерт посмотрел на свою раскрытую ладонь, глядя на бледный старый рубец, оставшийся после разреза. Когда-то давно они поклялись быть друг другу братьями. У Альбуса тоже был такой шрам на ладони. Неужели он успел когда-то заставить сомневаться в себе? Когда успел обесценить себя в глазах названного брата? — Семья. — глухо прошептал Грин-де-вальд. — А давно ли ты о ней вспомнил? Как давно ты стал таким заботливым братом для своей сестры? Я бросил всё! — гнев было больше невозможно сдерживать. Его так разозлили слова Альбуса, что сохранять спокойствие было трудно. — Я оставил свою семью, любимую девушку, бросил всё, ради нашего дела. Потому что ты первый сказал, что так будет правильно. Но выходит, что ты не готов принести такую же жертву. Геллерт не собирался нападать, но достал палочку, направляя на Альбуса. Его просто трясло от злости и негодования. Как этот человек, называющий себя его братом, мог так поступить? Оставить его одного. Дамблдор тоже уже вооружился палочкой, однако ничего не торопился предпринять. — Это был твой выбор бросить всё. Я лишь сказал, что так будет правильно, но не заставлял. Грин-де-вальд бросил обыкновенное Силенцио, не желая слышать Дамблдора. Но Альбус отразил, попытавшись попасть в него Инкарцио. С каждым разом заклинания становились всё серьезнее, а оппоненты не собирались уступать друг другу. Заклинания отлетали в разные стороны, бесповоротно уничтожая мебель. Они были равны друг другу по силе, горды до невозможности, но кто-то должен был это остановить. И Грин-де-вальд решил, что с них хватит. — Остановись. — Геллерт с ненавистью отбросил собственную палочку, с вызовом глядя в глаза Альбусу. — Я не собираюсь больше с тобой драться, брат. Хочешь убить меня? Пожалуйста. Я не боюсь смерти. — его пробрали ненависть и отвращение. — Ты уже убил меня, когда отверг. Альбус молчал и не шевелился. Но палочки не убирал, всё так же нацеливая её на Геллерта. Он сожалел, что всё так вышло. Но, видно, не было другого пути. Они так и стояли, если бы входная дверь не отворилась, и на пороге не появился Аберфорт. — Что здесь происходит? — а потом волшебник с ужасом уставился в одну точку, кидаясь в ту сторону. Оба юноши посмотрели, что же такого увидел пришедший, и сами замерли, не веря своим глазам. На полу, возле окна, лежала Ариана, совершенно бледная, всё так же сжимая в руках несколько стебельков ярко-голубых васильков. Аберфорт тряс сестру, пытаясь привести в чувство, пока нежно не прижал к себе, тихо поскуливая как побитая собака. Ариана Дамблдор была мертва. Геллерт поджал губы, тяжело вздыхая. — Ты должен был защищать её. — тихий голос Аберфорта был хлеще плети. Он с нежностью поцеловал сестру в лоб, крепко сжимая в объятьях. — И всё равно ты потерял сегодня всю свою семью. — Геллерт невербально призвал к себе палочку, вновь кутаясь в плащ. — Так же, как и я когда-то, ты остался совершенно один, Альбус. Дамблдору лишь оставалось наблюдать, как Геллерт Грин-де-вальд скрылся за дверью, навсегда покидая его дом. Прошло так много лет. Они были юнцами, способными подвинуть горы и осушить океаны. Так глупо потерять в один момент всё то, что так долго держало тебя на плаву. В тот момент он упивался тем, что они с Альбусом остались в равном положении. Оба без семьи, одинокие и разбитые. Но потом каждый день был подобен долгой мучительной смерти. Что было бы, не вспыли он тогда и не поддайся эмоциям? Он мог выслушать его, вместе могли бы найти компромисс и ничего бы этого могло и не быть. Геллерт до сих пор не простил Альбуса. Как и себя самого. Этот флакончик с кровью двух глупых амбициозных юнцов, что поклялись быть рядом до конца жизни. Брат за брата. *** — Дерьмо. — Малфой думал, что хуже эта ситуация уже был не может. Но когда они с Лестрейнджем остались вдвоём, стал думать иначе. Он внимательно следил за каждым шагом и движением двоих взрослых волшебников, но со стороны он всё ещё выглядел вполне расслабленно. На лице блуждала высокомерная ухмылка. — Не так я представлял себе семейное сборище. Забежали поинтересоваться моим самочувствием, дядюшки? Фабиус и Маркус Малфой носили в себе все истинные черты своего рода. Разве что у Фабиуса, старшего брата, волосы не идеального платинового цвета, а отдают русым оттенком. Они оба смотрели на наследника с лёгким пренебрежением. — С удовольствием научил бы тебя манерам. Твой отец совершенно избаловал тебя, паршивец. От режущего заклятия Абраксаса спасла его реакция и во время выставленный щит Алектуса. Однако Фабиус не собирался останавливаться, нанося всё новые и новые удары. Маркус предпочитал оставаться в стороне, вступая в дуэль с одним храбрым волшебником, решившим вновь попытаться защищать деревню. — Теплый прием. Согревает лучше любых объятий. — слизеринец почувствовал, как по щеке стекает горячая кровь, но времени убрать не было. — Безумно скучал по Вам, Фабиус. Малфой-старший решил убрать сначала дружка своего племянника, а потом уже разобраться с ним. Выгадав момент, он впечатал Алектуса в стену здания, отчего тот обессиленно осел на землю, хватаясь за голову. Абраксас точно в цель попал Диффиндо, заставляя родственника пошатнуться и упасть на землю от появившейся глубокой раны на ноге. — Смотрите, дядюшка, а не от Вас ли это песок летит? — даже в этой ситуации Абраксас сохранял веселое расположени духа. — Я, может, и не самый примерный аристократ, но мои суставы пока не хрустят. С каждым словом Фабиус всё больше наполнялся злобой и ненавистью к назойливому мальчишке. Из-за этого он даже не услышал произнесённое Виндой Розье. Мужчина встал, собираясь показать место выскочке, но его схватил Маркус. — Не забывайся, Фэб, он твой племянник. — Маркус с долей уважения посмотрел на Абраксаса и встряхнул своего брата. — Нам пора, Розье нашла их. И они исчезли, оставляя Абраксаса одного. Он позволил себе минуту отдышаться, а потом кинулся к Алектусу. Друг пришёл в себя, но вставать не торопился. Малфой наспех осмотрел его голову, пытаясь залечить открытую рану. Но ему всегда сложно давались целебные заклинания в отличие от Вальбурги. — Почему из нас двоих всегда страдаю я, Малфой? — Алектус поморщился, когда Абраксас помог ему подняться и перекинул его руку через плечо. — Ну это же логично. Я более красивый, а тебе уже хуже ничего не сделает. — Не язык, а метёлка. — юноша всматривался в окрестности, пытаясь высмотреть нужных людей. Урон, нанесенный Хогсмиду, был серьезный. На восстановление уйдет не меньше недели. Он уже хотел задать вопрос, как это же самое спросил Малфой. — Где Гермиона и Том? Ты видишь их? — Были бы мертвы — лежали бы здесь. — язык еле ворочался, говорить было трудно, а мысли путались. Но он почувствовал, как Малфой напрягся и нахмурился, недовольно смотря на него. — Не советовал бы даже думать об этом, Лестрейндж. У тебя есть перспектива ползти до Хогвартса в одиночку. Они вдвоем убедились, что ни Гермионы, ни Тома здесь действительно не было. Нужно было торопиться в замок, рассказать об этом, чтобы хоть что-нибудь сделали. Нотт и Блэк должны были уже давно сообщить о нападении, но опять же никого не было. Нести на себе Алектуса было тем ещё испытанием. До этого момента Абраксас никогда не жаловался на физическую силу, но сейчас он считал каждый совершенный шаг, лишь бы не думать о друзьях, которые сейчас могли быть где угодно. А потом впереди показались учителя. Большинство сразу разбрелось по деревне, предлагая свою помощь, а к ним двоим подошли Слизнорт и Дамблдор. — Что здесь произошло? — Интересно, а на свою собственную смерть вы тоже придёте с опозданием? — Малфой чувствовал, как злость и раздражение застилают глаза. — Зайдите на досуге в библиотеку и почитайте что-нибудь о пунктуальности. Невероятно хороший навык. — Мистер Малфой! — Слизнорт одернул своего ученика, тут же помогая ему с Алектусом. Декан ловко залечил его рану на голове и вручил зелье, которое было необходимо выпить сейчас же. — Где мисс Грейнджер и мистер Реддл? Они уже ушли? — Их нигде не было, профессор. Мы подозреваем, что их обоих забрали с собой. Нужно что-то делать. — С чего такие выводы? — Альбус вглядывался в округу, будто ожидал, что двое пропавших учеников сейчас выйдут из поворота, и вся паника была напрасной. Малфой вздернул голову, даже не поворачиваясь к Дамблдору. — Профессор Слизнорт, надо сейчас же... — Мистер Малфой, мне жаль, но я ничего не могу сейчас предпринять. Скоро здесь должны быть Авроры, мы сообщим об этом. Слизнорт действительно выглядел расстроенным собственной беспомощностью. Малфой молча потянул за собой Лестрейнджа к замку, проклиная каждого, кто встречался на пути. Бездействие убивало. Но Алектус сейчас хотя бы мог идти сам, что значительно ускорило их путь. Абраксас шёл весь на нервах, и его бесило то, что Алектус такой спокойный. Ведёт себя так, будто ничего не произошло. Там где-то сейчас Том и Гермиона остались совсем одни. А Грейнджер ещё и языка зубами не всегда может удержать, что явно шло ей не в плюс. Он практически перешёл на бег, готовый отправить письмо своему отцу, лишь бы не находиться в неведении. Больше всего его волновала Гермиона. Ему было прекрасно известно, что она являлась магглорожденной волшебницей. Пусть девушка сама до сих пор и не призналась в этом, но он не мог её винить. В конце концов, Малфой наблюдателен и умеет незаметно появляться незаметно там, где нужно в самое подходящее место. Это не меняло его отношения к ней, она была всё той же маленькой сестричкой, пусть и на деле старше его. Но этот факт её биографии негативно сказывается на её положении. Уже на входе в школу на него налетел кто-то, хватая за воротник и тряся изо всех сил. — Почему вы вдвоем? Где они? Что с Гермионой? Почему ты молчишь, Малфой! Абраксас узнал Вальбургу по голосу. Он постарался осторожно взять её за руки, пытаясь не обращать внимания на жгучую боль по всему телу. Блэк сама сделала шаг назад, вставая холодной статуей перед ним. Всё, что происходило мгновением раньше было подобно секундному порыву, словно за это время девушка успела выплеснуть все свои эмоции и остаться совершенно опустошенной. Абраксас понимал, что она не позволит себе находиться в истерике прилюдно даже в такой ситуации. Он видел по её стеклянным глазам и плотно сжатым кулакам, что ей тяжело сохранять равнодушие. — Я не отвечаю, потому что не успеваю и слова вставить между потоком вопросов. — он старался говорить мягко, успокаивающе, как это всегда делала Гермиона, но было видно, что ему это удавалось не очень хорошо. — Пошли, тебе нужно успокоиться, слышишь? Твое бессвязное бормотание себе под нос всё больше напоминает латынь. Ещё немного и поднимешь кого-нибудь из мертвых. — Они живы. Вальбурга оценивающе посмотрела на Алектуса, раздумывая, правду он сказал или соврал, чтобы успокоить её. Она не проронила ни одной слезинки, но Малфой видел, что она на грани. Казалось, что хватит всего одного неправильного слова и слизеринка, наплевав на всё, просто разревется, выплескивая страх и переживания. — С чего ты решил, что они живы? Ты можешь гарантировать, что они не истекают кровью где-нибудь на окраине леса? Или что они всё ещё в здравом рассудке после многочисленных пыток? Можешь мне с уверенностью сказать, что они вернутся обратно? Алектус стойко выдержал её гневный взгляд — единственное, что выдавало её состояние. Но Абраксас опустил глаза, желая провалиться ещё глубже подземелий. Чувствовал на себе тяжесть вины, будто самолично связал друзей и подал к обеду чудовищам. Слизеринцы решили остаться у входа, чтобы точно не пропустить вероятное возвращение друзей. Но пока что они встретили только вернувшихся учителей. Самыми последними зашел Дамблдор в компании всё того же Горация Слизнорта. — Почему вы не отправились в больничное крыло? — Дамблдор выглядел спокойным, демонстрируя свою добродушную улыбку. Слизеринцы вынуждены были отвести взгляд от прохода, чтобы посмотреть на профессора трансфигурации. — Вы нашли следы Тома и Гермионы? — Нет, мистер Малфой, — Слизнорт положил руку ему на плечо, немного сжимая, пытаясь хотя бы так показать свою поддержку. — Но вам обоим действительно стоило бы отправиться в больничное крыло. Малфой упрямо покачал головой, а потом уставился за спину преподавателя. Там ко входу шли двое слизеринцев нетвердой, быстрой походкой. Он услышал, как его собственное сердце упало куда-то вниз, когда смог хорошо рассмотреть собственных друзей. Почему-то на него вдруг накатило оцепенение, не верил собственным глазам, что они здесь — оба живы. Их внешний вид был вряд ли хуже, чем у него самого, но главное, что они действительно живы. Профессора поспешили навстречу к шедшим, а слизеринцы сразу за ними, стоило только окончательно убедиться в правоте зрения. Гермиона плакала, из-за чего всё лицо было в разводах грязи и крови, её трясло как осенний лист; было чудом, что она вообще шла сама. А потом, когда расстояния между ней и Дамблдором практически не осталось, девушка вдруг вцепилась в его мантию, заглядывая в его глаза. — Он просил... передать Вам... «привет». — её тихий хриплый, прерывающийся голос услышали абсолютно все. Грейнджер отшатнулась, практически врезаясь в Тома, но он поддержал её за талию, сам едва стоя на ногах. Слизнорт, оправившись от удивления, подошёл к подопечным. — Ох, милые мои, скорее в замок, нужно вас быстрее доставить в Больничное крыло. — Мы проводим. — отозвался Малфой, сразу поддерживая Реддла с одной стороны. Алектус помог Грейнджер с другой. Вальбурга шла за ними, боясь произнести хоть слова. Однако за первым поворотом, когда они остались совершенно одни, Том и Гермиона неожиданно самостоятельно встали ровно, а на их лицах больше не было ни капли страха. — Сейчас же в гостиную. — негромким твердым голосом сказал Реддл, и никто слова против не сказал. Лишь Гермиона раздражённо сдула прядь волос, мечтая скорее оказаться под струями горячей воды.