Невозможно сиять, когда разбито сердце. Нил Гейман «Звездная пыль»
Человеческий организм привыкает абсолютно ко всему. Это общеизвестный факт, который Гермионе пришлось познать на собственном опыте. За эти месяцы она смогла идеально приспособиться к совмещению учебы у Грин-де-Вальда, посещения занятий профессора Маккарти, уроков в Хогвартсе, оставаясь всё ещё лучшей ученицей, и при этом уделяла время друзьям. Абраксас однажды справедливо подметил, что у них с Томом либо имеется нелегальный маховик, либо они не люди, у которых нет необходимости в таких человеческих потребностях, как сон и отдых. И тогда ей действительно стало немного жаль, что у них нет маховика. Это немного упростило бы их жизнь. Порой, когда сил практически не оставалось, ей хотелось бросить всё это, и пусть горит белым пламенем. Но каждый раз напоминала себе, что у них с Томом есть цель, которую они должны достичь. Обязанности, возложенные на их плечи, нельзя просто скинуть, тем самым подвести всех близких. Они достигнут величия и изменят этот мир к лучшему, докажут абсолютно всем, что они чего-то стоят в этой жизни. Утро воскресенья Гермиона решила провести в постели ровно до тех пор, пока по её душу кто-нибудь не явится. А уж в том, что ей не посмеют дать долго валяться в кровати, сомневаться не приходилось. Дверь в любом случае вынуждена будет пострадать от чьих-то решительных намерений. А уж тут вариантов, кто это будет, предостаточно. Иногда Грейнджер себя развлекала небольшим тотализатором, делая ставки, кто придет по её душу первым. Вот и сейчас она расслабленно лежала на кровати, рассеянным взглядом блуждая по потолку. Лукреция и Друэлла уже ушли, а она всё продолжила лежать. Ей думалось о том, что будет в конце этого года. Уже наступил февраль. До конца пятого курса осталось всего ничего. А следующий год станет последним для Вальбурги. Гермиона даже представить себе не может, как будет весь седьмой курс без той, что давно стала частью её самой. В моменты, когда Грейнджер слишком сильно начинала уходить в себя, её одолевали необъяснимые страхи перед будущим. Они закончат Хогвартс, создадут свои собственные семьи, станут совершенно взрослыми. Смогут ли они пронести свою дружбу через года? Не запутаются ли нити их связи среди рутины? Мысли о том, что кто-то из них может не пережить предстоящую войну, она не допускала и вовсе. Её боевая подруга и невероятные мальчишки ещё всем зададут жару. Мариноваться в собственных мыслях было самом отвратительным занятием. — Ну и чего мы всё ещё нежимся в кровати? — дверь с грохотом отворилась, врезаясь в стену. Гермиона поморщилась от резкого звука и глубже зарылась в одеяло, полностью превращаясь в огромный кокон. Зато сегодня её ставка сыграла. На пороге её комнаты стоял Абраксас Малфой, одетый с иголочки, с идеально уложенными волосами. В несколько широких шагов преодолел расстояние до кровати и приступил к откапыванию подруги. — Ты же не думаешь, что раз спряталась под горой одеял, то я тебя не замечу? К твоему сведению, принцесса, это так не работает. Её недовольное лицо показалось из-под одеяла, даже не хотелось представлять, какой буйство представляют собой её волосы. Малфой раздражал своей жизнерадостной улыбкой, он бесцеремонно откинул одеяло в сторону, из-за чего Гермиона сжалась в комок от резкого ощущения холода. Разумеется, безжалостный слизеринец даже не обратил никакого внимания на это. — Может, мне наконец избавиться от двери вовсе, а вместо неё повесить занавеску? Тогда вы наконец прекратите зверствовать над несчастной деревяшкой. — Гениальная идея, тебе давно пора было понять, что она совершенно бесполезна. На это Гермиона лишь закатила глаза и раздражённо поднялась с кровати. Стоило поторопиться одеться, ведь терпением любимый друг не отличался. Ей хватает и того, что Блэк постоянно совершает набеги на её шкаф, ещё и критику Малфоя она просто не вынесет. Выбрав повседневную блузку без вычурных элементов и юбку простого кроя, Гермиона лишь повыше закрепила волосы заколкой, оставляя несколько прядей у лица. Сегодня не было учебной части, поэтому мантию можно было оставить. Лишь надела серебряный кулон с эмблемой Слизерина, что так мило когда-то преподнёс ей Лестрейндж. Он всегда дарил ей исключительно книги, это был единственный драгоценный подарок с его стороны. — Вот за что я тебя люблю всем своим большим сердцем, так это за умение собираться за считанные минуты, — одним движением слизеринец поднялся с кровати, педантично расправляя на себе рубашку, а после приподнял локоть. Гермиона фыркнула, но приняла этот жест и обвила его руку своей. — Вы прекрасны в это чудесное утро, моя принцесса. Девушка рассмеялась, не спеша спускаясь по лестнице. — Вот умеешь же ты загладить свою вину, чертов засранец. — Что за выражения я слышу от такой невероятной девушки. В гостиной было многолюдно, отовсюду слышались веселые разговоры и смех. Грейнджер осмотрела пространство в поисках знакомых лиц, приметила Вальбургу в компании однокурсниц, Сигнуса Блэка, что ошивался вокруг Лукреции, Альфарда в помятой рубашке в окружении свитков. Глубоко вздохнув, она повернулась к другу, поджимая губы. Абраксас уловил перемену настроения и быстро осознал причину. Его выражение лица приобрело оттенок печали. — Скажи, что Реддл сейчас в комнате, погребенный под горой свитков и книг, — на молчание с его стороны она лишь кивнула, заглушая в себе отголоски обиды. В последнее время он куда больше ушёл в себя, и дело тут было далеко не в нагрузке. Что-то стало заботить его куда как больше, чем следовало. И всё её нутро ощущало, что надвигается что-то плохое, что-то, что следовало бы предотвратить. — Не переживай, принцесса, ты же знаешь, что наш малыш Томми не может и секунды просидеть без великих свершений. Не сдержавшись, Гермиона хихикнула, её всегда забавляло то, с какой забавной интонацией он произносит «малыш Томми». Они называли его так только между собой, иначе Том давно бы убил их за такое. Но уж больно понравилось им придуманное Лукрецией имечко. — Естественно. Всё, что делает Том, он делает ради создания лучшей жизни для нас всех, — она искренне верила в свои слова. Они с Томом часто обсуждали поставленные цели и способы их реализации. И главным приоритетом было именно создание лучшей реальности. Такой, в которой им обоим было бы комфортно, и в которой волшебники вновь поднялись бы с колен, а не прогинались ещё ниже под магловскими отродьями. Но это всё ещё не оправдывает отшельническое поведение Реддла. Он даже с ней практически не видится. Расположившись удобно в гостиной, они постепенно притягивали к себе всех своих друзей. Гермионе не приходилось скучать, но всё равно было непривычно сидеть без Реддла. Ещё и Лестрейндж куда-то запропастился. — А вы знаете, что вытворил неотесанный полувеликан? — Абраксас хитро ухмыльнулся, с прищуром глядя на свою лучшую подругу. — Это ты про того, что с Гриффиндора? — Вальбурга скучающе перебирала пальцами, не особо горя желанием слушать очередные сплетни Хогвартса. — Да, да, тот который Хагрид, как же это там… — он щелкнул в воздухе пальцами, пытаясь вспомнить имя. Гермиона закатила глаза, прекрасно понимая про кого речь. — Рубеус Хагрид. — Именно! — И что же он? — Альфард заинтересованно подался вперёд, ожидая, когда Малфой наконец закончит, но тот решил выдержать драматическую паузу. — Вы себе даже представить не можете, что этот идиот пронёс в школу. — Неужто похабные журналы прячет под подушкой, как ты в свои двенадцать? — Вальбурга насмешливо вздернула бровь, наблюдая, как Абраксас посылает ей точно такой же взгляд. — Лучше журналы в двенадцать, чем фригидность в семнадцать, моя милая Вальбурга. — Мерлин, не заставляйте меня слушать ваши разборки разведенных супругов, — Альфард поднял руки в знак протеста. Она всё ещё была его сестрой, и уж слушать подобное ему мало доставляло удовольствия. — Ты прав, мне стоило пощадить твои нежные детские чувства. Гермиона покачала головой, тихо посмеиваясь над друзьями. Такие моменты были бесценными и занимали отдельную секцию в её библиотеки памяти. Казалось, что они такие же беззаботные дети, как и на далёком первом курсе. Ничто не страшно, всё по силам, а из трудностей — лишь эссе по трансфигурации. — Так что там с Хагридом? — пришлось вернуть их к изначальной теме разговора. Абраксас приосанился, возвращая себе заговорческий вид. — Этот недоумок припёр малыша Акромантула и теперь прячет его в коробочке в одной из пустующих подсобок. Все молча в неверии смотрели на Малфоя, ожидая, что тот сейчас же признается в неудачной шутке. Но всё указывало, что тот говорил вполне серьезно. — Да не мог же этот недочеловек действительно протащить в школу этого монстра? — в неверии прошипела Блэк, наклоняясь всем корпусом вперед. — Именно так, милашка Блэкки. — Откуда такая информация, Бракс? — Грейнджер не верила собственным ушам. Мало того, что этот недотёпа отыскал где-то отпрыска огромного паука-монстра, так ещё и в школу пронёс! Куда вообще смотрит охрана школы? Как их могут уверять в надёжной защите, если даже самый никчемный волшебник может без труда пронести монстра. — О, я не верю, что ты можешь сомневаться во мне! Я знаю абсолютно всё, что происходит в стенах этой школы. Слухи моя стихия. Никто не мог с этим поспорить. Казалось, что сами стены докладывают ему о любом шаге студентов. Между ними завелась дискуссия на тему того, что всем гриффиндорцам при распределении мозги превращают в хорошую отбивную и отключают инстинкт самосохранения. Иначе нельзя объяснить большинство поступков ребят в красных галстуках. В это утро Том Реддл так и не появился в гостиной Слизерина. *** Обед проходил в неестественной атмосфере. Никто за столом Слизерина не произносил слов громче шёпота, а вокруг Гермионы и вовсе образовался круг тишины. Лишь скрежет столовых приборов о тарелки нарушал её. Грейнджер с хирургической точностью нарезала отбивную, разрез был настолько идеальным, что даже Малфой с его врождённым этикетом не смог бы такое повторить. Место рядом с девушкой пустовало, никто не решался поднять вопрос о причине отсутствия Тома с самого утра. Аппетита совершенно не было, кусочек мяса так и остался на вилке нетронутым. Гермиона скучающим взглядом начала разглядывать людей, пока не наткнулась на Септимуса Уизли. Рыжий гриффиндорец без стеснений смеялся в окружении своих друзей. Он всё ещё был таким солнечным и тёплым. Если бы на первом курсе она выбрала бы Гриффиндор, а не Слизерин? Смогла бы она стать его близким другом? Начала бы ненавидеть Тома, Вальбургу, Абраксаса и остальных? Её бы презирали слизеринцы и любили бы гриффиндорцы? Какой бы Гермионой она выросла среди львов? Эти и ещё тысячи вопросов буквально затопили сознание девушки. Она не знала причину такого поворота мыслей, но любые другие темы приносили смятение и боль. Септимус поймал её взгляд, улыбнувшись ещё шире, после чего подмигнул и вернулся к друзьям. — Гермиона, милая, ты уже долгое время гипнотизируешь взглядом одну точку, — Вальбурга ласково накрыла её ладонь своей, возвращая к реальности. — То есть пялишься на рыжего недоумка, который к тому же смеет тебе подмигивать, словно вы старые знакомые, — Лестрейндж решил не сдерживаться в выражениях, показывая на Уизли остриём ножа. — Будет слишком просто выжечь ему глазные яблоки. Люди так удивительно хрупки. Гермиона в улыбке приподняла уголок губ. Если что-то и оставалось неизменным в этом мире, так это холодная кровожадность Алектуса с его постоянной прямолинейностью. Сегодняшнюю почту Гермиона получала с волнующим трепетом. Она пролистывала заголовки, ища что-то связанное с самыми опасными волшебниками магического мира. Грин-де-Вальд предупредил их, что собирается устроить несколько рейдов на министерских клерков США, которые вывели бы его на министра, а также проведет агитацию среди них, чтобы они осознали все выгоды от союза с ним. Ничего. Что ж. Это было даже ожидаемо. Так скоро он не стал бы выступать. Вероятно, в течение недели Геллерт уже предупредил, что в следующую субботу они не встретятся. — У тебя проблемы со зрением, мой добродушный друг, — Малфой лениво улыбнулся, размазывая ножом джем по тосту. — Гермиона не могла смотреть на подобный суповой набор. Взгляд девушки скользнул дальше по столу львов и легко выловил полувеликана. Конечно, данное происхождение не выставлялось на всеобщее обозрение, но в умении разнюхивать и добывать информацию Малфою нет равных. Даже будучи третьекурсником Рубеус был весьма рослым. Что уж тут говорить о том, каким тот сможет вырасти. Хагрид явно был чем-то взволнован и не мог унять собственного беспокойства. — Гермиона, нам пора, — Вальбурга несильно сжала её ладошку и встала со своего места. Грейнджер лишь последний раз бросила взгляд на пустующее место и забрала с собой пирог и несколько яблок. Поразмыслив, забрала со стола апельсины, которые неизменно лежали здесь исключительно для неё. *** Закрывая за собой Тайную Комнату, Том Реддл задумчиво листал свой дневник, пытаясь понять, в чем его главная проблема. Строки с описанием создания крестража уже въелись в мозг основательно. Но воспользоваться этим не мог. Не тогда, когда дал обещание Грейнджер. Всё, что ему требовалось, так это придумать, как заполучить бессмертие без разделения души. Возможно, если создать что-то, из чего можно было бы "выжать" бессмертие, как это сделал Фламель с философским камнем. Вот если бы добыть наработки ученого, понять, как создать эликсир жизни, то необходимость в крестражах отпадет сама собой. Том вертел в руке маггловскую ручку, что была намного удобней пера, раздумывая над всей ситуацией. - Здравствуй, Том. Реддл вздрогнул, поднимая голову на сидящую на подоконнике Гермиону. Он нахмурился, не припоминая, что говорил ей о своем месте нахождения. Девушка никак не изменилась в лице, качая ногой из стороны в сторону. - Я всегда найду тебя, Реддл, ты это прекрасно знаешь. - конечно, ей пришлось припугнуть девчонку с Когтеврана курсом старше, чтобы та покинула туалет немедленно, иначе та могла стать ненужным свидетелем. В руках она крутила зеленое яблоко, после чего кинула его Тому. Слизеринец ловко подхватил фрукт в воздухе, рассматривая его на свету. Гермиона хмыкнула, но подавила свои слова о том, что захоти отравить его, он бы об этом даже не узнал. - Ты пропустил обед. И завтрак, полагаю, тоже. Тебя вообще не было сегодня большую часть дня. - её тон был ровным, она не высказывала обиду или претензию, просто констатировала факт. Вероятно, Реддл даже не осознал, что его не было так долго. - Вот как? - совсем незаинтересованно произнес юноша. Они вышли в коридор, Гермиона заметила, что он всё также был где-то в своих мыслях. И это ей совершенно не нравилось. - Я взяла тебе с обеда пирог. - короткий кивок с его стороны. - А ещё узнала, что полувеликан протащил в школу детеныша Акромантула. - и снова лишь кивок. Казалось, он даже не слышал, что она говорит. - Септимус сегодня был особенно очарователен. Думаю согласиться на приглашение в Хогсмид. Реддл и в этот раз кивнул, не одаривая её даже мимолетным взглядом. - Конечно. Соглашайся, раз ты такая любительница свиданий на кладбище. Его бесстрастный тон стал последней каплей. Гермиона остановилась, недовольно скрещивая руки на груди. Как же он раздражал всё её естество своим поведением. Он остановился лишь спустя несколько метров, нахмуренно оглядываясь через плечо. - В чем дело, Грейнджер? - О, ты заметил меня? Они прожигали друг друга взглядами, не собираясь уступать друг другу. Напряженная тишина так и не исчезла бы, не сделай Том первый шаг. Он приблизился к девушке, не сильно сжимая за предплечья, словно бы ему это было необходимо настолько же сильно, как и ей самой. - Гермиона, ты же знаешь, что сейчас не самое простое время. - Для нас никогда не существовало "простого" времени. - губы дернулись в кривой усмешке. - Просто не забывай, что мы всегда проходили это вместе. Не закрывайся от меня, Том. - его пальцы сильнее вцепились в её кожу, после чего соскользнули ниже, сплетаясь с её собственными. - Значит, пирог? - Никаких тыкв, только ягоды. - Её губы тронула легкая улыбка, она навсегда запомнила, как он высказывал своё мнение о отвратительности тыквенных пирогов. Они неспешно двинулись дальше по коридору, Том уже не молчал, поддерживал с ней разговор, будто бы всё совершенно нормально. *** Непроницаемая гладь Черного озера была совершенно спокойна, принося такое же успокоение и в душу двум слизеринцам. Конечно, погода ещё не позволяла вдоволь насладиться времяпровождением на берегу, но для чего быть волшебником, если нельзя создать комфортные условия в любом понравившемся месте? Том блаженно прикрыл веки, перебирая волосы девушки. В первые за долгое время позволил себе отпустить мысли и не думать ни о чем насущном. Сейчас были только он и Гермиона, которая так доверчиво прижалась к его боку, делая карандашный набросок открывшегося пейзажа. В её альбоме были десятки картин Черного Озера, но каждый последующий ей удавалось сделать совершенно особенным, таким не похожим на все предыдущие. - Смотри, что я тебе сейчас покажу. - Грейнджер начала перелистывать страницы, пока не остановилась на одном. Множество оттенков зеленого и черного складывались в человеческий череп, из которого выползала внушительных размеров змея, раскрывая свою ядовитую пасть. - Это можно было бы сделать символикой Вальпургиевых рыцарей. Череп как олицетворение перерождения. Каждый, кто вступает в твое подчинение, начинает совершенно новый путь, новую жизнь, уничтожая все мосты позади себя. Умирает и рождается заново, с новой целью и новыми силами. И Василиск, разумеется, как обозначение того, что каждый из них идёт за наследником Салазара Слизерина. Реддл оставил поцелуй на её макушке и потянулся за рисунком, желая рассмотреть его поближе. Да, работа, как и все остальные, была выполнена безукоризненно. Символ идеально подходил для них, и Гермиона смогла с точностью изобразить то, что ему хотелось бы видеть. - Прекрасная работа. - улыбка тронула девичьи губы. Она задрала голову, чтобы видеть его лицо и заметила, как потемнел взгляд юноши, когда он посмотрел на неё. Том едва не слетал с тормозов, когда она подобным действом создавала совершенно невинный ангельский вид. Её большие карие глаза, что были распахнуты, напоминая загнанного в угол олененка, вздернутые брови и приоткрытые алые губы, местами искусанные до кровавых ранок. Каждый раз ему казалось, что он заставлял ангела пасть с небес, совращая своей манящей тьмой. И каждый раз утопал, растворялся в девушке. - Этот знак можно было бы использовать в качестве...ммм...скажем, метки. - И вот он опять вступал на тонкий лед. Взгляд Гермионы приобрел ледяные нотки. - Мы это много раз обсуждали. Ты не станешь клеймить их, подобно скоту. - Ты не можешь отрицать того, что это было бы крайне удобно. Создать такое заклинание, при котором можно было их мгновенно созывать с любых концов света. Сделать так, чтобы они не могли меня предать, а так же, возможно, метка могла бы дарить им какие-нибудь отличительные навыки. Но Гермиона лишь упрямо отвернулась, забирая свой альбом. Реддл лишь вздохнул, уверенный, что однажды сможет всё же убедить её в своей правоте. Иногда она была совершенно невыносима, её вечная непробиваемость просто выводили из себя. - Я слишком хорошо тебя знаю. Это не те причины, по которым ты действительно хочешь создать метку. Ему ничего не оставалось, кроме молчания. Гермиона Грейнджер действительно слишком хорошо его знала. *** Утро выдалось странным. Гермиона могла поклясться, что чувство, сжимающее до боли грудную клетку, — чувство тревоги и предвестник беды. Не ощущая ровным счетом ничего, находясь в непонятной прострации, она умылась, оделась и спустилась вниз. Ничего нового. Ничего странного. Ровно ничего. Казалось, что нужно было бы успокоиться. Но Вальбурга отсутствовала, погружённая в свои дела старосты. Абраксас и Альфард сидели в окружении остальной команды Слизерина, в сотый раз прорабатывая тактику игры. Алектус не выходил из комнаты и ей совершенно не хотелось его беспокоить. А Том вновь пропал в недрах Тайной комнаты. Собственно, Гермиона осталась совершенно одна. Пришлось блуждать неприкаянной по школе. Она успела переделать абсолютно всё, что могла. Выполнила необходимую практику в совершенствовании невербальной магии, повторила домашний материал, сходила на обед и даже побеседовала с Септимусом. У него выдался свободный день, который он готов был бескорыстно посвятить Гермионе. Но она вежливо отказалась, ссылаясь на необходимость помочь Слизнорту. На улице вечерело, завывания холодных порывов ветра особенно устрашающе слышались в сумраке коридоров. Гермиона не боялась, что её поймают в столь позднее время. В конце концов, у неё была верная защита в лице Кровавого Барона. Этот старый призрак по необъяснимым причинам проникся душой к ней — если так вообще можно было выразиться. Он всегда предупреждал, если была угроза нарваться на кого-то из преподавателей или старост других факультетов. Поэтому она спокойно шла, напевая тихую мелодию колыбельной. Ноги сами принесли её к тому самому туалету, где скрывался вход в Тайную комнату. Вероятно, она прошла бы даже мимо, если бы не странные звуки доносившиеся оттуда. Рука нависла над ручкой, едва подрагивая. Выдохнув вдруг ставший таким тяжелым воздух, раскрыла дверь и замерла, в неверии уставившись перед собой. Профессор прорицаний могла смело ставить ей Тролль по предмету. — Что ты наделал, Том… *** Огромная голова Василиска неподвижно лежала на каменном полу, его глаза были закрыты. Мальчишка позволял выбираться за пределы школы, но запретил нападать на студентов. Он долгое время не появлялся, зато теперь здесь постоянно. Василиск откровенно скучал. Иногда наведывалась девчонка. И ему становилось менее скучно. Она ему нравилась. Вкусно пахла. Силой. Умом. И что-то такое, что ему никогда не доводилось встречать. Пахла оранжевым плодом, что порой приносила с собой. Василиск ждал, когда юный Слизерин закончит свои дела. Сегодня ему обещали прогулку по замку. Том устало потёр глаза и посмотрел на время. Стоило сворачиваться, иначе он не отделается простыми извинениями перед Гермионой. Он быстро собрал свои вещи и жестом позвал за собой змею. Реддл прекрасно понимал, что Василиску нужен простор. Сегодня он разрешил прогуляться по замку, вспомнить это место спустя столько веков. Обычно, выходя из Комнаты, всегда проверял наличие посторонних, но в такое время здесь явно никого не должно быть. Выбравшись, неприязненно отряхнулся, скривившись от запаха. Казалось, что невозможно привыкнуть к отвратительным зловониям. Василиск показался следом за ним. Том успел лишь услышать скрип дверцы и увидеть силуэт. А после был короткий вскрик. И звук падающего тела. Он неподвижно смотрел на лежащее тело девушки. Плаксивая когтевранка. Миртл Уоррен. Лишь побелевшие пальцы, что крепко сжали кожаный дневник, выдавали болезненное напряжение внутри. Колючая паника все быстрее подползала к голове, затуманивая разум. Взгляд лихорадочно метнулся к дневнику и обратно к мёртвому телу. Не было уверенности, что ритуал получится, но ведь фактически это — убийство. Времени оставалось всё меньше. Действовать необходимо было срочно. Липкий пот неприятно ощущался на лице, Реддл попытался убрать волосы со лба, но особо не улучшило ситуацию. Василиск притаился, не смея действовать без указаний хозяина. Слизеринец вытряхнул все вещи из своей сумки, выискивая среди всего небольшой кусочек мела. Упав на колени перед мертвой когтевранкой, начал рисовать круг. Тремор рук мешал сделать это ровно, но в итоге ему удалось обрисовать остывающий труп. В голове гудело, мешая сосредоточиться, взгляд то и дело метался от тела к собственной руке, которая практически на автомате вырисовывала необходимые руны. Нужно было встать, чтобы взять остатки свечей, но ноги едва ли слушались его. Пришлось проползти, раскидывая собственные вещи в разные стороны. Почти всё было готово. Нужен был предмет, в котором можно было бы заключить часть души. Ничего подходящего не было поблизости. Ничего, кроме дневника. Ему хватило лишь секунды, чтобы принять решение. Это самая дорогая вещь в его жизни. В нём едва ли не вся его жизнь. Стоило только положить дневник в отведённое место, как сознание выкрикнуло единственное слово.Гермиона.
Это должно было отрезвить. Погасить энтузиазм. Но ритуал уже начался, и нельзя было бросать, когда так близок конец. Миртл всё равно мертва. Лучше пусть её смерть послужит делу. А Гермиона поймёт. Она всегда его понимала. Палочкой разрезал собственную ладонь, окропив ею руны. Хорошо заученные слова нараспев произносились Томом. Голос временами срывался, никак не получалось усмирить треклятую дрожь. Сначала начали покалывать конечности, а после это быстро стало меняться на острую боль. Жар охватил всё тело, воздуха стало категорически не хватать. Ему стало казаться, что он находится в горящей комнате, а полыхающий огонь всё ближе и ближе к нему. Стоило последним словам слететь с языка, как он скрючился от боли, заскулив от невозможности закричать. Его начало трясти, его разрывало на части. Ничего, казалось, не могло остановить охватившую тело агонию. А потом всё закончилось. Темнота в глазах медленно рассеивалась, боль медленно притуплялась, а чувства постепенно возвращались в норму. — Что ты наделал, Том… — родной голос острым лезвием врезался в голову, заполненную тупой пульсацией. Ему стоило усилий повернуть голову настолько, чтобы увидеть её лицо. Гермиона смотрела прямо на него, не скрывая внутреннего смятения. Её рука крепко сжимала палочку. Девушка бездействовала некоторое время, после чего выглянула в коридор и закрыла за собой дверь. Реддл даже не сдвинулся с места. Каждое новое движение причиняло боль. Лишь с особым усилием смог немного выровняться, сидя на коленях и опираясь на руки. Гермиона опустилась перед Миртл, желая лично убедиться в смерти девушки. Никаких признаков жизни. Сразу вспомнилась испуганная маленькая первокурсница с Когтеврана, что плакала из-за собственной «грязной» крови. Девочка, которой она сама когда-то дала надежду на лучшее будущее. Грейнджер выпрямилась, возвышаясь над Томом. Ей хотелось понять его. Но в душе плескались лишь обида и страх. Она часто заморгала, понимая, что слёзы всё же не остановить. Губы задрожали, нужно было бы быть тверже в такой ситуации, но слишком тяжело смотреть на такого Тома. Её Тома. — Почему, Том?.. — тихий шёпот, наполненный обидой, был громче крика. — Я не планировал, — он протянул к ней руку, но, заметив дрожь, тут же опустил, чтобы не выглядеть более жалко. — Поверь, Гермиона… — Не планировал? Она мертва! — непроизвольно Грейнджер вскинула руку с палочкой, направляя кончик точно на него. — Ты перешёл черту, Том! — Гермиона… — Нет! Не смей произносить моё имя! Я столько… — солёные слёзы попадали в рот, ей даже не хотелось скрывать их. — Я столько раз говорила о недопустимом. Черте, которую никому нельзя переступать. Но ты! Убила бы своими руками… Том давно не видел её слез. Столько раз он сам готов был убить тех, кто служил причиной боли девушки. И никогда не допускал, чтобы она плакала из-за него. Всего единичные случаи, о которых он потом сожалел. И вот сейчас собственная физическая боль меркла на фоне того, что испытывал при виде её внутренней боли. Реддл раскинул руки в стороны, желая увидеть в её взгляде ненависть, злость, отвращение — что угодно, но не эту всеобъемлющую боль. — Давай! — крик Тома заставил её содрогнуться, она старалась успокоить дрожащие губы. — Убей меня. Ну же, убей! — Том… — Сделай это, — его лицо вдруг стало жёстким, с холодным оскалом. — Не будь тряпкой и сделай то, чего так желаешь. Гермиона резким движением вытерла рукавом слёзы, искривляя губы в подобии улыбки. — Я ненавижу тебя, Том Марволо Реддл. Слышишь? Ненавижу! — на последнем слове она повысила голос до крика и влепила звонкую пощёчину. На бледном, обескровленном лице отчётливо проявился яркий след девичьей ладони. Хотелось верить в собственные слова. На деле почувствовать то, о чём говорит. А потом пришло осознание. Это всё она уже видела. Давно. То, что посылала ей Вселенная. Один в один увидела то, что происходит сейчас и не смогла предотвратить. В этот момент она начала ненавидеть себя и свой проклятый дар. Всё было в её руках, а она это успешно испортила. И исправлять больше нечего. Во всем происходящем была и её вина. Рука с палочкой опустилась, она упала перед ним на колени, не пряча глаз. — Хотелось бы сказать, что мои слова — правда. Хотелось бы ненавидеть тебя. Куда проще считать тебя монстром и убийцей, чем всё ещё продолжать оправдывать твои поступки в своей голове, — Гермиона протянула к нему руки, ласково обхватывая его лицо ладонями. — Я люблю тебя, Том Реддл. И в этом вся проблема. Мне легче принять в тебе тьму, чем возненавидеть, — он накрыл её ладонями своими, боясь сделать лишний вдох. Её признание было для него слишком неожиданным, выбивающим остатки пола под собой. Девушка прижалась губами к его, даря соленый поцелуй сожаления и скорби. — Я тебя поддерживала всегда и во всём. Даже если была против. И лишь единожды попросила отречься от безумной идеи. Всего одна просьба. Одна вещь, что была мне противна. И ты обещал. Поклялся, но не сдержал своей клятвы. — Я действительно не планировал это, Гермиона. Поверь мне, — ему стало противно от самого себя. Было невыносимо смотреть на сожаление в её глазах. Совсем рядом мелькнула гигантская голова Василиска, о котором они успели уже забыть. Шершавый язык разумного существа прошёлся по лицу девушки, вызывая тусклую улыбку. — Милый мой, всё так же прекрасен, — Гермиона оглянулась на уже остывший труп и решительно встала. Остатки слёз были вытерты мантией, теперь лишь покрасневшие глаза указывали на проявленную слабость. — Надо всё срочно убрать и придумать, как обставить убийство, чтобы не подумали на тебя. Том приказал Василиску возвращаться и закрыл Тайную Комнату. Ему ещё сложно было двигаться, все мышцы болели, но всё же помог Гермионе собрать свои вещи. Пока слизеринка стирала мел с пола и очищала помещение от следов магии, Реддл держал в руках свой дневник. Он ощущал, как частица души вибрирует в предмете, тянется к нему. Тогда выбрал единственное правильное решение. Дождался, пока Грейнджер вновь подойдет к нему, и протянул ей дневник. — Возьми его, Гермиона, — видел, как она хотела отказаться, и понимал причины. — Только тебе я могу доверить кусочек своей души и быть уверенным, что он сохранится в целостности. Я доверяю его тебе. Совершенно нечитаемое выражение лица не давало никаких сведений. Мог лишь предположить, что внутри она борется сама с собой. Однако Гермиона аккуратно взяла дневник, попытавшись криво улыбнуться. — Когда я тебе его дарила, то не думала, что получу обратно, — внимательный взгляд прошёлся по помещению, ещё раз проверяя на наличие оставленных улик. А потом вновь посмотрела на тома. — Это знаю я, это знаешь ты… — …А остальным это знать необязательно, — закончил их фразу слизеринец, поднимаясь с пола. Это оказалось намного сложнее, поэтому Гермиона убрала в свою сумку крестраж и придержала Тома, помогая идти. Никто не должен был узнать обо всём произошедшем, и они сделают всё, чтобы тайна осталась тайной. Передвигаться по коридору было сложно, а преодолевать лестницы ещё сложнее. Они оба молчали, обдумывая произошедшее. Том не осмеливался первым нарушить молчание, ему и без того было паршиво. В один момент действительно показалось, что она всё же закончит начатое, и он умрет от её руки. Возможно, это было бы даже лучше, чем видеть в её глазах разочарование. Они дошли до Выручай-комнаты, в которой их точно никто не потревожит. Гермиона уложила Тома на мягкую кровать, не особо церемонясь. Её даже не уколола совесть, когда Реддл прохрипел, скривившись от боли. В молчании Гермиона протёрла его лицо влажной тканью и помогла снять мантию и галстук. Том больше не мог выдержать эту давящую атмосферу. Гермиона уже собиралась уйти, когда Том схватил её за руку. Она никак не изменилась в лице, даже предприняла попытку выдернуть руку, но он ощущал насколько девушка была обессилена. — Прости меня, Гермиона, — тихий хриплый шёпот никак не повлиял на девушку. — Я знаю, что нарушил обещание, но прости, если сможешь. В любой другой ситуации Гермиона бы съязвила и улыбнулась. Извинения от самого Тома Реддла были роскошью. Но сейчас это не нашло никакого отклика в её душе. Не в силах стоять на ногах, она присела на самый край, не скрывая во взгляде всех истинных чувств. — Я постоянно прощала тебя, Том, — бесцветный голос совсем отдалённо напоминал привычный тон Грейнджер. — Каждый грёбаный раз я прощала тебе абсолютно всё. Но сейчас… — она заставила себя подавить всхлип и вздернула подбородок. — Сейчас я говорю нет. Я никогда не прощу тебе того, что ты сделал. — Её пронзительный взгляд становилось всё сложнее выдержать на себе. — Ты моя единственная семья, Том. И всю мою жизнь ты был для меня на первом месте, что бы ни происходило. И сейчас именно ты растоптал меня. Гермиона выдернула свою руку и вышла из комнаты, ни разу не обернувшись. Как только дверь закрылась, Том бросил в стену попавшуюся под руку статуэтку, разбивая вдребезги. Его крик эхом отразился от каменных стен. Сейчас хотелось избавиться от остатков души, вернуть время вспять или заставить Гермиону обо всём забыть. Всё, что угодно, лишь бы она вновь смотрела на него, как раньше. Но он никогда не сможет поднять на неё палочку и ещё раз предать, изменяя воспоминания об этом дне. Оставалось лишь надеяться, что она сможет простить и понять. Они всегда всё преодолевали вместе. Их слишком многое связывает, чтобы всё закончилось именно так. *** Первые несколько коридоров Гермионе удалось преодолеть весьма твердой походкой, потом из-за дрожи в ногах едва не упала на каменный пол. Она облокотилась на стену и медленно скатилась вниз, дав волю слезам. Задушенный хрип вырвался из горла, ей нельзя было кричать, чтобы не привлекать внимания. Её ногти впились в кожу предплечья другой руки, принося небольшое удовлетворение от физической боли. Гермиона всегда верила, что значит для Тома ровно столько же, сколько и он — для неё. Верила, что сможет контролировать его жажду тёмной магии. Она верила ему. И сейчас не осталось ничего. Ни веры, ни надежды — лишь разбитое сердце и растерзанная душа. Он растоптал её, разорвал на кусочки. Девушка не контролировала собственное тело, расцарапывая кожу до крови. Вид алой жидкости вновь возвращал её в тот самый туалет, где до сих пор лежит мёртвое тело Миртл. Завтра утром её найдут. Гермиона посмотрела на истерзанные руки и подумала, что её бездыханное тело могли бы точно так же обнаружить по утру. Ничего не стоило лишить себя как боли, так и жизни. Но ей было ради кого бороться с собственными демонами. Вальбурга, Абраксас, Алектус… её милые друзья, что давно стали семьёй. Ну почему она не могла влюбиться в кого бы то ни было другого? Тот же самый Малфой! Почему судьба решила так жестоко поступить с ней? Тихий скулёж, как у побитой собаки, нарушал ночную тишину коридора. Как же больно… Чьи-то тёплые руки приподняли Гермиону над полом, она с трудом раскрыла глаза, смотря на пришедшего. Она видела, как его губы шевелятся, но не могла никак разобрать слов. — Гермиона? Годрик, что с тобой произошло? Тшш, аккуратней, я рядом, всё хорошо. Ей впервой удалось увидеть побледневшего Септимуса. От этого его веснушки ещё ярче проступали на коже. Гриффиндорец помог ей принять сидячее положение, сам сел рядом и крепко прижал к себе. Гермиона слышала, как быстро стучало его сердце, и чувствовала, насколько тёплым было тело. Тонкие пальчики вцепились в вязаный свитер с эмблемой Гриффиндора. Даже не хотела представлять насколько жалкой выглядит в данный момент, слёзы с новой силой брызнули из глаз. Уизли поглаживал её по спине, желая сделать всё, лишь бы успокоить ту. Было невыносимо смотреть, как её разрывает внутренняя боль. — Ты можешь сказать, что произошло? Я сделаю всё, только скажи. Грейнджер, приложив усилия, помотала головой, сильнее вжимаясь, ища облегчения в тёплых объятьях. Горло саднило, всё пересохло, ей необходимо было успокоить собственную истерику. — Нет, пожалуйста, не задавай мне никаких вопросов. Он принял её просьбу с пониманием. — Конечно, если тебе не хочется говорить не говори, — он ощущал, что её стало меньше лихорадить, и решил отвлечь от болезненного. Насколько он смог понять, никаких физических травм нет, а значит — её гложет моральная боль. — Знаешь, ты куда как прекрасней, когда не укладываешь свои необъёмные волосы. Он произнёс это с тихим смешком, выводя Гермиону из транса. Она нахмурилась и немного отодвинулась, чтобы заглянуть в его глаза, наполненные озорными искрами. Казалось, что он прочитал по лицу невысказанные слова, отчего мило улыбнулся и пожал плечами. — Ну знаешь, сейчас ты напоминаешь мне мою кошку, у неё шерсть просто невероятных объёмов… и как это бывает, — он демонстративно убрал со своего лица её кудрявые волосы, — она просто повсюду. Но, кажется, что именно за это я её и безмерно люблю. Гермиона заметила даже в темноте, как он покраснел. Она приподняла уголки губ в подобии улыбки и прижалась лбом к его плечу.«Может, это всё мираж и я в бреду. Вот-вот сейчас проснусь и оживу».
Слова Септимуса звучали практически как признание. И она понимала, видела, что нравится ему. Его любовь к ней была такой тихой и незаметной, но столь чистой и искренней, что ей становилось его жаль. Ничего не стоило бросить всё и выбрать его. От Септимуса Уизли веяло домашним уютом и спокойствием. Он говорил о каких-то маловажных мелочах, рассказывал весёлые истории из собственной жизни, периодически ему даже удавалось вызвать у неё улыбку. Гермиона уже окончательно успокоилась, вернув контроль над собой. Ей нравились его рыжие волосы, она не удержалась и прикоснулась к ним. Септимус задержал дыхание, неотрывно глядя на её лицо. Опухшее и покрасневшее от слез, для него оно было всё столь же прекрасным. Ему так много хотелось ей сказать. Другого шанса может и не представиться. В конце концов, гриффиндорцы не знают жизни без риска. — Гермиона, я должен тебе сказать, — он взял её за руки, нежно проводя по коже. Она догадалась, видела по глазам, что он собирается сказать ей. И всё равно не остановила. Ей стало любопытно узнать, что сможет почувствовать в ответ на слова. — Я не прошу у тебя ничего взамен, уж тем более не рассчитываю на… что-то… — ему нелегко давались слова, однако нашёл в себе смелость не опускать взгляда. — Я слишком давно молчал, пытался подавить это. И сейчас я не надеюсь на взаимность, прекрасно понимаю, что ты и Реддл вместе, — она сглотнула тяжёлый ком в горле при упоминании Тома. — Просто хочу, чтобы ты знала. Всё, что я делаю для тебя и готов сделать, — не из корыстных побуждений. Я давно люблю тебя настолько, что не могу держать себя в руках. Ты лучшее, что есть в моей жизни, Гермиона. Слизеринка тоскливо усмехнулась, забавляясь с ситуации. Сегодня она сама впервые призналась в чувствах одному. А в ответ услышала те же слова от совершенно другого. Судьба имеет весьма специфичное чувство юмора. Настолько, что она готова была вновь дать волю слезам. Они ничего не ответила ему, как ничего и не сделала, когда его лицо приблизилось к её собственному. Он нежно обхватил ладонями девичье лицо и целомудренно прикоснулся губами к её. Гермиона не почувствовала трепета внутри, её дыхание осталось таким же размеренным. Было лишь тепло его губ и мягкость рук. Не смогла ощутить и десятой доли того, что испытывает даже от простых прикосновений Тома. И именно от этого стало ещё больней. Она поступила ужасно с Септимусом и быстро это осознала. Отстранившись, виновато приподняла уголки губ, обхватив пальцами его предплечья. — Прости, Септимус… Он лишь покачал головой, посылая ей одну из своих самых светлых улыбок. — Я всё прекрасно понимаю. Поверь, это того стоило. — Он начал вставать, поднимая за собой и её. — Гермиона Грейнджер, официально заявляю, что ты сделала меня самым счастливым человеком на этом свете! А теперь давай вернём слизеринскую принцессу обратно в её покои, а то потом меня обвинят в хищении главной драгоценности всея Хогвартса. Он поддерживал её, когда у неё подкашивались ноги и всю дорогу вновь рассказывал смешные истории. С ним было так просто и легко в общении, что Гермиона пожалела о внутренней пустоте. — Какого черта здесь происходит? — внезапный голос остановил студентов, Гермиона безошибочно узнала Малфоя. — А ну отойди от неё, гриффиндорское отребье. — Вот и благодарность подоспела. — улыбнулся девушке Уизли. Гермиона лишь закатила глаза на это. — Тихо, он помог мне дойти, поэтому умерь свой пыл. Казалось, Абраксас не нашёл, чем возразить, поэтому просто забрал Грейнджер в свои руки, провожая уничтожающим взглядом рыжего недруга. Малфоя крайне обеспокоился состоянием подруги, но Гермиона лишь отрицательно покачала головой, пресекая любые расспросы. Теперь ей нужно было просто забыться сном и забыть этот день. Этот день по определению заслуживает номинации самого худшего дня в жизни Гермионы Грейнджер.